7 футов под Килем

Глава 25

Лу

Ник все испортил! Конечно, я прекрасно видела, что его тянет ко мне. Да и про свои чувства врать тоже не имело смысла – я таяла рядом с ним и жаждала его прикосновений. Но все было так сложно!

Черт!

Почти все воскресенье я просидела в нашем саду на скамейке, а не на яхте, потому что папа в последний момент опять сообщил, что застрял в командировке на другом конце Германии. Но в этот раз я даже не расстроилась. Эту скамейку папа сам сколотил, когда мне исполнилось семь лет, покрасил белой краской и поставил под вишней. В конце марта не было более прекрасного места, потому что после бесконечной зимы единственное дерево нашего сада зацветало нежно-розовым цветом.

Закутавшись в теплый плед, я пила горячее какао и думала о том, что уже сутки не знаю, что ответить Нику. Если бы Эмма была жива, все было бы проще. Мы сидели бы сейчас вместе с ней, спрятав ноги под плед, и я пересказывала в деталях, что Ник сделал, как посмотрел, что я почувствовала, как отреагировала, строили бы теории относительно возможного будущего и гадали, пригласит ли он меня пойти вместе на выпускной. Вот такие самые обычные девчачьи разговоры о мальчиках.

Ноги окончательно задеревенели, молоко на поверхности какао застыло тонкой пленкой. Я посмотрела на сереющее небо сквозь розовые лепестки вишни, которые опадут быстрее, чем через две недели, и вполголоса, будто это было огромным секретом, будто если скажу это вслух, моя жизнь навсегда изменится, проговорила:

– Эмма, мне кажется, что я влюбилась в Ника.

Легкий ветерок запутался в ветвях, встряхнул листья, и пара лепестков упала мне на колени. Конечно, это было мое воображение, но я как будто услышала нетерпеливый голос Эммы: «Тогда чего ты ждешь?»

Я вытащила телефон из объемного кармана на животе моей толстовки, нашла наш с Ником чат и написала сообщение.

ЛУ: Ты можешь еще раз спросить меня, хочу ли я пойти с тобой на свидание?

В следующую секунду рядом с именем Ника появился зеленый кружочек и две галочки отметили мой вопрос. На экране появилась надпись: «Ник печатает…» Сердце затрепетало от радостного предвкушения. Я кусала губы, пока он набирал сообщение. В воображении уже мелькали картинки, что я надену в кино, как он закинет руку на спинку моего кресла и я прижмусь к нему в надежде на поцелуй. И вдруг надпись пропала, а вслед за ней и Ник. Я растерянно моргала, глядя на пустой чат. Проверила связь, закрыла приложение и вновь запустила. Ничего.

И вдруг на экране отразилось новое сообщение.

НИК: Привет. Извини, я немного занят. Зоннеборн гоняет меня на тренировках и в хвост и в гриву, но дал мне одиночную лодку.

ЛУ: О, Ник! Это прекрасные новости! Я очень рада за тебя!

НИК: Спасибо. Да. Мне надо показать себя, чтобы Зоннеборн отправил меня на Любекские соревнования. Туда придет начальник полицейского участка.

ЛУ: Уверена, что ты утрешь всем нос!

НИК: Спасибо. У меня всего один шанс. Нельзя его упустить.

ЛУ: Конечно, я понимаю. Я не хотела тебя отвлекать. Мы поговорим потом!

НИК: Нет. Луиза, я пытаюсь сказать тебе, что спорт для меня сейчас важнее всего остального. Мне нельзя отвлекаться, если я хочу попасть в полицейскую академию. Поэтому я больше не собираюсь приглашать тебя на свидание.

Щеки стали горячими. Стыд и злость слезами выступили на глазах. Быть отшитой парнем оказалось ужасно неприятно. Я уже хотела отключить телефон, как поступило еще одно сообщение.

НИК: Но если тебе еще будет нужна помощь с выпускным, я постараюсь выкроить время между тренировками.

Утром в понедельник мне даже не пришлось притворяться больной, чтобы избежать уроков, на которых мы сидели бы вместе с Ником. После бессонной ночи, проведенной в тщетных попытках прекратить думать о нем, у меня поднялась температура. А к вечеру к ней добавился кашель. Всю неделю я провалялась в кровати с градусником под мышкой и холодным полотенцем на лбу.

И все это время… я думала о Нике. Может, он отверг меня не из-за спорта, а потому что обиделся? Он пригласил меня на свидание, а я молчала целых два дня. Или из-за того и другого? Голова шла кругом. Мой опыт общения с парнями ограничивался Патриком, так что я просто не могла понять, что на самом деле произошло. Ловить Ника в школе и выяснять отношения на глазах у одноклассников совсем не хотелось. Можно было попробовать поймать его после уроков, но обычно он сразу уматывал на тренировки, а в спортивном зале был риск столкнуться с Патриком. Выяснять отношения на глазах у бывшего парня – так себе затея. Нет, нам нужно было поговорить с Ником наедине.

В пятницу утром, когда температура наконец спала, в документах о взносах на выпускной я разузнала его домашний адрес, после чего мне потребовалось еще шесть часов, чтобы набраться смелости и отправиться в Бунтеку. Я там еще ни разу не бывала. Самый злачный район на окраине Любека славился высокой преступностью.

Я надела зимние сапоги, термобелье под штаны, пальто и вязаную шапку, хотя на градуснике было плюс десять градусов. Мало ли сколько придется ждать!

Двадцатиминутная поездка на такси показалась мне путешествием в другой мир. Знакомые мне аккуратные домики с ухоженными палисадниками и цветами на окнах сменились безликими бетонными многоэтажками. Одну не отличить одну от другой, вдоль дороги – пакеты, пустые банки, прямо на асфальте сидели пьяницы. У велосипедов, пристегнутых рамами к фонарям с разбитыми плафонами, отсутствовали колеса. Часть меня хотела попросить водителя развернуться и поехать обратно.

Синие всполохи мигалок машины скорой помощи я заметила еще до того, как мы подъехали к дому Ника – четырехэтажному зданию, выкрашенному в мерзкий желто-серый цвет. Скорая стояла у единственного подъезда. Ее двери были распахнуты, но санитаров поблизости не было. Рядом находилась полицейская машина. Огромный черноволосый полицейский с пышными усами прижимал брыкающегося мужчину животом к бамперу, заломив ему руки за спину. Я не могла толком разглядеть лицо арестованного. Мог ли это быть Ник? Паника поднялась со дна желудка. Второй полицейский стоял и записывал что-то в блокнот.

Я схватилась за ручку двери, впилась ногтями в черный пластик. Не дождавшись, пока такси полностью остановится, я кинула двадцатку водителю и выскочила на ходу. Что мог натворить Ник? Насколько все плохо? У моего отца, кажется, были знакомые адвокаты. Если папу попросить, он не откажется помочь.

Сердце билось так сильно, словно могло выпрыгнуть изо рта. Осторожно шагая, я обошла полицейских стороной. Вблизи разглядела, что опухшее лицо арестованного было разбито, а нос кровоточил и был свернул на бок. Но это был не Ник. Я с облегчением выдохнула и приложила руку к груди. Господи, как же я перепугалась…

Когда я оказалась около входа в подъезд, дверь резко распахнулась наружу, и мне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы она не сбила меня с ног. Показался санитар, облаченный в красные штаны и белую рубашку. Он шел спиной вперед и тянул за собой каталку. На тележке лежала женщина. Она была без сознания, лицо и свалявшиеся в колтуны волосы покрывала подсохшая и потрескавшаяся кровь. В следующую секунду день превратился в ночь. Я не могла отвести взгляда, хотя перед глазами все прыгало и кружилось, как в замедленной съемке, и лицо Эммы освещали яркие блики фар. Из подъезда вышел второй санитар, придерживающий каталку, а сразу за ним – Ник. Его волосы были взлохмачены, нижняя губа разбита, а правая щека покраснела.

Ник остановился и уставился на меня.

– Лу? Что ты здесь делаешь?

Быстро заморгав, я тряхнула головой, чтобы прийти в себя, сфокусировала зрение на Нике и через силу выговорила:

– Я хотела узнать, почему ты на самом деле не хочешь пойти со мной на свидание.

Я совсем не так представляла нашу встречу, а мой ответ, наверное, прозвучал ужасно глупо, но я сказала правду. Глаза Ника округлились, но только на секунду. Потом он недовольно свел брови у переносицы.

– Я тебе уже все сказал. На первом месте для меня гребля, – сказал он и продолжил путь, оставляя меня позади.

Я догнала его у машины скорой помощи, забежала вперед и вновь увидела залитое кровью лицо пострадавшей.

– Ник, что произошло? Кто это?

– Иди сюда, сосунок! Помахаемся! – проорал арестованный, которого полицейские как раз стали усаживать на заднее сиденье полицейской машины.

Ник отвернулся, посмотрел на раненную женщину и потер кровоточащие костяшки. Выходит, это Ник разбил лицо мужчине. При всем моем отвращении к пьяницам, я не могла вообразить, что могло заставить Ника так поступить.

– Эта моя мать, Лилли Райнхард, – холодно сказал Ник. – Извини, что не могу представить вас по всем правилам этикета, но она без сознания.

Я снова перевела взгляд на женщину, пока санитары поднимали каталку в машину скорой помощи. Бедный Ник. Его мать выглядела ужасно – порванная одежда, повсюду кровь, обломанные ногти. Я повернулась к нему и заглянула снизу вверх в темные, полные боли и разочарования глаза.

– Что с ней?

Ник мотнул головой.

– Какая разница, ты все равно ничего не можешь сделать.

Черноволосый полицейский с пышными усами подошел к Нику и по-дружески похлопал по плечу. На синей форме чуть выше нагрудного кармана белыми нитками было вышито: «Майк Циммерман». Я вспомнила, как Ник рассказывал про полицейского, который учил его водить машину, и немного расслабилась.

– Как ты? – спросил он Ника.

– Хреново.

– Зубы?

– Целы.

Они обменивались настолько короткими репликами, что, наверное, могли бы обойтись и вовсе без слов. Полицейский говорил строго, но благодушно.

– А ты кто? – спросил меня Майк.

– Луиза Штарк, – представилась я, чувствуя необходимость соответствовать его строгому тону.

Один из санитаров занял место водителя, другой спрыгнул на асфальт из кабины.

– Мы готовы. Можем выдвигаться. Кто-то будет сопровождать пострадавшую?

– Я! – отозвался Ник.

– Никлас, надо составить акт, чтобы потом не было вопросов, – пробурчал Майк в темные усы.

– Но мама… – начал он, беспомощно указывая рукой на машину скорой помощи.

– Я поеду, – вызвалась я.

– Нет, – сразу же ощетинился Ник.

– Я просто дождусь, пока ты приедешь.

– Вот это правильно, – сказал Майк.

– Ей не место рядом с моей матерью!

– Но почему? – взвилась я.

Ник засунул руки в карманы и угрожающие навис надо мной, но я не сдвинулась с места и перевела взгляд на Майка. Тот коротко кивнул мне и обратился к Нику:

– Парень, пусть она едет. Мы решим все вопросы, а потом я тебя подброшу до больницы.

Ник хотел что-то сказать, но в итоге беззвучно выругался. Я догадывалась, как сложно ему было выбрать между необходимостью остаться с Майком и желанием проследить за матерью.

– Я буду держать тебя в курсе, – сказала я, запрыгнула в кабину и нашла откидное кресло.

Санитар снаружи захлопнул двустворчатые двери. Внутри пахло спиртом и какими-то лекарствами. Я осталась один на один с матерью Ника. Она все еще была без сознания. Машина двинулась с места, и меня накрыла волна паники. Я смотрела на залитое кровью лицо этой незнакомой женщины, на покрасневшие бинты надо лбом и ужасно боялась, что она придет в себя. Что я ей скажу? Волоски на руках встали дыбом. Еще сильнее захотелось домой.