7 причин сожалеть

Эпиграфом. Выбирать обувь в расчете на целую жизнь?

Приходилось ли Вам сожалеть?

Когда эмоциональный порыв становится настоящей давящей болью, когда нельзя вернуть прошлое: всё давно забыто или даже не начато...

Я испытываю этот приступ, случайно встречаясь взглядом с единственным любимым человеком, что так никогда и не узнал об этом...

И имя моё — Свет.

Откладывала этот разговор на протяжении многих лет. Всё боялась сделать больно, сказав, что чувствую на самом деле.

Боялась быть виноватой, гораздо проще же делать вид, что все хорошо, симулировать счастье. Так легче, и это казалось мне правильным, но...

Я ошиблась.

Поэтому лучше дать ему шанс встретить ту, кто будет его хотя бы любить, пока ещё не слишком поздно.

— Свет, ты сейчас серьёзно?

Выставляю ладонь, прося на миг замолчать, вслушиваясь в стрекочущую трель продолжающихся вибраций на столе.

Нужно ответить, телефон настойчиво прерывает одним и тем же неизвестным уже третий раз. Вдруг что-то случилось...

— Да.

— Светлана, здравствуйте. — В ответ загорается бархатистый голосочек. — Я секретарь в "Aro-indust".

Ненадолго замирает, давая возможность сообразить, что за компания. Кажется, Нели о ней что-то говорила.

— Слушаю.

— Дело в том, что наш генеральный хотел бы встретиться с Вами по поводу Вашей сестры, это возможно?

Переспрашиваю..

— Со мной? Вы не ошиблись?

Девушка нисколько не теряется.

— Да-да, всё верно, когда Вам будет удобно? У него свободен обед, что Вы на это скажете?

Посматриваю на замершую большую стрелку на почти одиннадцати, и я в принципе все равно свободна...

— Да, хорошо.

Девушка, что так и не назвала своё имя, слишком бурно воодушевляется.

— Отлично, я пришлю Вам адрес.

Убираю смартфон, переводя взгляд на мужа. Что мы там... Он что-то спрашивал и теперь ждёт ответа.

— Да, Тим, серьёзно.

Немного морщится, склонившись над кофе.

— Почему? Всё так же? Ничего не изменилось?

Кивнула, едва прошептав "Извини". Только извинения ему не нужны, как и моё растекающееся тягучим оловом чувство вины.

Поэтому он нарочито медленно встаёт, убирает кружку в раковину, чего отродясь не делал, и уходит, оставляя меня одну. Разве не этого я хотела?

Тогда почему в груди что-то саднит, словно сама лично вырвала на корню нечто ценное и забыла залить всё зеленкой... Что это?

Чувство стабильности, безопасности, но не больше.

Мне жаль... и судя по адресу из пришедшего наконец СМС, пора уже собираться.

Встаю, расплетая косу медного оттенка.

Наверное, нужно выбрать что-то стильное, не встречаться же с Нелиным боссом в этом спортивном костюме, верно?

Где-то в шкафу пылилось одно нежно-фиолетовое платье. Думаю, за неимением иных вариантов, будет не так уж и плохо.

Теперь главное — не жалеть хотя бы саму себя и не пытаться что-то остановить.

***

Сопротивляюсь порыву ветра, поправляя подол, стремящийся повторить фокус Мерлин Монро. Аккуратно ступаю на не высоких шпильках к белоснежной каменной ограде.

Прохожу на территорию ресторанного комплекса с бессмысленным названием, чем-то схожим на "Дежа Вю". Где-то здесь...

Старый особняк кладкой белого кирпича создаёт тень для небольшой террасы впереди. Судя по всему, мне всё же туда.

Поднимаюсь по деревянным ступеням, сдвигая пепельно-розовую тюль в сторону.

Тут же откликается администратор.

— Добрый день. — Располагающе улыбается. — Вас ждут?

— Да... — Исправляюсь. — Скорее всего, да.

— Не могли бы Вы назвать фамилию?

Ох, если бы я знала... Оборачиваюсь, оглядывая полупустой зал: каждый занят сам собой и до меня нет никому дела. Я точно не ошиблась адресом? Может, что-то напутали? Что могла натворить Нели, что сейчас мне приходится..

Только позади смутно знакомый раскатистый тембр ударяет громом..

— Рашевский.

Быстрее, чем успеваю среагировать.

— Девушка со мной.

Легко касается локтя, от чего хочется провалиться сквозь землю и задавить отдающий в голову пульс.

Неужели...

— Рад тебя видеть. — Подталкивает в сторону первого попавшегося столика.

Сглатываю.

— И я тебя.

— По тебе и не скажешь, до сих пор любишь фиалки? — Почти шепчет, ссылаясь на платье.

Наконец отдаляется, давая шанс медленно обернуться..

На один раз и Запахом родом из детства

И имя моё — Свет.

За семь лет брака я никогда не хотела детей. Всё казалось, что сейчас не время, что, может быть, позже... но не "сейчас". Так и протянулись года.

Это было весьма удобно, не нужно уходить в декрет, не нужно менять свою жизнь, можно спокойно выслужиться до завуча, что я и сделала, а Тим... Его всё устраивало. Он в принципе искал жену под ключ, не беспокоясь о чем-то большем.

И сегодня утром я разорвала наш "контракт", совершенно не думая, что уже в обед на меня свалится чужой ребенок... с дурным характером, как и у его отца.

Этот шкед упал на стул, где только что сидел Артём, с таким чувством собственного достоинства, что мне и не снилось.

Оценил моё ошарашенное лицо отцовской улыбкой и принялся изучать меню.

Нет, Рашевский... свихнулся.

— Никита Артёмович? — Решаю заговорить.

Кивает, уже подзывая официанта.

— Мне мороженое с шоколадной посыпкой и фруктовый салат. Ей... — Косится на меня. — Не знаю, сок какой-нибудь.

— А... Апельсиновый.

Опять кивнул.

— Он сказал что на час?

Кивнула.

— Не верь, до вечера — минимум. Далеко живёшь?

Моргнула. Со мной ни-ког-да дети не говорили так фамильярно. Ходили по струночке — да. В рот заглядывали — тоже да... но "эй, далеко живёшь?". Серьезно?

— Не очень.

— Одна? — Уже ковыряется в салате.

— Ну, уже... нет. С черепахой.

— О, круто, болотная?

— Нет, среднеазиатская.

— Тож сойдёт.

И всё... погрузился в поедание фруктов, оставляя меня переваривать информацию.

Что я знаю о Рашевском? Ему тридцать один, как и мне, у него тяжёлый не изменившийся характер, он Нелькин начальник и похоже... отец, что даже в голове не укладывается. Нерадивый и никудышный, судя по тому, что готов оставить собственного... ребенка с человеком, которого не видел десять лет.

Ненормальный.

— Ты готова?

Залпом выпиваю сок, кивнув.

***

Никита морщится, топая ногой и показывая пальцем на маршрутку.

— Я там не поеду, ясно!?

Устала спрашивать причину, убеждать и вообще что-то делать. Просто упала на скамейку позади него и... и всё. Не поедет, так не поедет. Это уже третья, в конце концов.

— Никит... Папа точно не вернётся быстро?

Оборачивается, вложив во взгляд откуда-то взявшееся презрение.

— Уже надоел? Я могу и уйти, не переживай.

— Ага, размечтался. — Ловлю рукав белой футболки, разворачивая обратно. — Ладно... Он точно не будет ругаться, что мы уехали?

Мальчик меняется в лице, улыбнувшись.

— Не. Ему всё равно, где мы будем.

Отличный... Отец года просто.

— Такси?

Кивнул — могла и раньше догадаться.

Вообще меня можно привлечь за кражу несовершеннолетнего, и потом фиг я докажу, что этот самый убедил меня своим красноречивым отцовским взглядом, что он в общем-то самостоятельный парень.

Секундочку... ему восемь. Когда у нас там самостоятельность включается? До десяти лет в суде мнение не учитывают? Ну, может, это... пойдем обратно?

Только парень уже спрашивает адрес, не дождавшись, когда сама вызову машину с шашечками.

— Ломоносова, 18.

— Да это ж на отшибе... — Замечает, поправляя джинсы, продолжая оформлять заявку в каком-то приложении.

— Ближе.

Улыбнулся.

— Ну, круто. Меня в тот район никогда не пускали.

Цепляюсь надеждой...

— Никит, а у тебя есть мама?

Фыркает, словно сейчас спросила какую-то глупость.

— Есть, конечно.

Лихо оборачивается к дороге, провожая взглядом мчащиеся навстречу.

Нет, всё же где-то в моей голове треснула последняя тростинка, что Артём — несчастный одинокий вдовец...

Понятно, крыть его безалаберность мне больше нечем. Жалеть его не получается, а вот стукнуть линейкой ух как хочется.

— Может, к маме?

Замечаю, как морщит нос.

— Не, лучше с папой.

Прекрасно. Точнее на данный момент — со мной...

Нели на это подняла бы руки кверху и побежала спасать мир. А я? А я вздыхаю, тем самым соглашаясь с ситуацией, встаю и направляюсь к подъехавшей машине.

Что делать? Что ещё остаётся? Не оставлять же ребенка в ближайшей "Пятерочке" или вон в том отделении "Сбера" через дорогу... Хоть сколько сотрудничай они с Лиза Алерт, но как-то это бесчеловечно.

Ну что ты как маленькая? Затвором старого фотоаппарата

Светуля-красотуля.

Мама покидать квартиру после услышанного отказались, Никита облюбовал зал, рассматривая Эльку и спрашивая всё, что придет в голову.

В открытое окно задувал успокоившийся ветерок, слегка колыша тюль, беспокоя денежное дерево, и день в принципе радовал солнышком.

— А они правда такие тихие?

— Нет, бывает по-разному. Иногда за ней не уследишь.

— Прико-о-ольно. — Что похоже является высшей степенью восхищения. — А это мальчик или девочка?

— Девочка. — Села на диван, рядом с задумавшейся мамой.

— А как...

— Маленькие когти, клюв и хвостик.

— Прико-о-ольно. А... — Но замер, вслушиваясь во что-то.

Тут же загалдел телефон. Принимаю вызов.

— Подъезд какой?

— Третий.

— Паучонка оставь с кем-нибудь, одна выйди, поговорим.

"Паучонка"? Вот ещё...

И стоило только отключиться, как я поняла, во что вслушивался Никита... в нарастающий грохот колонок.

Ребенок довольно обернулся.

— Эт папа!

Мама сглотнула, я закатила глаза. Куплет о том, что люди не перестали убивать друг друга в войнах сменился нарастающим припевом, вошедшим в пик прямо у нас под окнами и проехавшим дальше. О, резкий визг тормозов и обратное приближение...

"What’s in yo-o-our he-e-ead,"

Я тоже хотела бы спросить, что там в его голове, не одноименные названию песни "Zombie" ли часом, но...

"in your he-e-ead?"

Умеет он выбирать музыку, конечно. Это же не ирландские "The Cranberries", которых гоняли в универе, а какой-то кавер... при том хороший. Надо будет найти потом.

— Никит, побудь с тетей Юлей немного?

Кивнул, словно всё это для него привычнее некуда и продолжил подпевать ору, рвущемуся в окно.

Не, пора это прекращать.

Читаю СМС, стаптывая кроссовки: "Я жду."

Набираю "Иду", подцепляя ключи от квартиры. Быстро спускаюсь вниз, открываю дверь и закрываю демонстративно уши подходя к бордовому кроссоверу с кольцованным шилдиком на задней части.

Подхожу к пассажирской, заглядываю в открытое окно. Нет, ему нормально, сидит такой... отбивает пальцами ритм по рулю.

— Сделай потише. — Голос растворяется в песне. Повторяю громче. — Тише!

Снова не обращает внимания.

— Тиш... — И тут он нажимает "Stop" на руле и мой ор становится... Ну, ладно, слышен.

Довольно поворачивается.

— Хорошо орёшь.

— Тут вообще-то дети новорожденные есть..

Улыбнулся, обнажив белоснежные... а взгляд— то... Вот в лицо об опеке я бы не рискнула.

— Сядь уже.

— Там — Показываю назад. — твой сын ждёт.

— Све-е-ет, пятно на платье.

Открываю дверцу, сажусь внутрь. Тут же сворачивает на парковку.

— Ну, слушаю, какие претензии?

Поворачиваюсь.

— Ты оставил ребенка!

Передразнивает тон:

— Это возмутительно, и я уже слышал. Дальше?

— И... Ты ничего не скажешь на это?

— А надо?

— Да!

Усмехнулся, оголив ямочку.

— А я думал, ты там уже всё сама за меня решила. — Сощурился. — Смотри, есть термин "ленивая мать", слышала такой?

— Ну...

Отмахнулся.

— Загугли. Так вот, я "ленивый" отец. И поскольку, как ты скорее всего узнала, мама его им не занимается...

Почти съязвила, но сразу пресек.

— И он в принципе на моем обеспечении, а у меня работа, бизнес, филиалы-шмилиалы, поездки, банкеты, да и я ещё, как видишь, не стар, — Это, как понимаю, о блондинке, Окей. — То Никитос представлен сам себе большую часть времени.

И снова перебил.

— Но это не значит, что я не контролирую, не знаю, где он, и пускаю всё на самотёк. Просто у него всегда есть выбор...

Красиво стелет.

— Еще скажи, что он сам выбрал остаться со мной.

Улыбнулся.

— Именно.

— В смысле!?

— Нина ему надоела ещё утром.

Уточняю.

— А Нина у нас..

— Сама сообрази. И когда он в машине это высказал, я дал ему возможность решить самому.

Нет, он... Серьезно?

— Либо остаётся со мной и идёт после обеда на открытие Нининого салончика, либо выбирает тебя, доверяя моему описанию.

Ветром и ночной грозой. Соседскими пересудами

Ланочка-Светланочка.

Когда я случилась в его жизни, Тим уже был состоявшимся мужчиной, твердо стоящим на ногах. И он брал своё именно этим. Это его козырь, до сих пор подкупающий всех, кто его окружает. А я... а я — девчонка, не умеющая ничего.

У него за плечами неудачная любовь, от которой и появился запрос на "нормальную, тихую", у меня — и так все ясно.

Он из тех, кто не говорит "люблю" — не то из отсутствия любви, не то из уверенности, что это и так понятно.

Наверное, от этого в первые года я и соревновалась с незримым силуэтом его бывшей девушки, пытаясь по наивности заслужить, если не три слова, которые в общем-то не нужны, то хоть похвалу.

Только потом я поняла, что клянись он мне — было бы ещё тяжелее.

Хотя вру! "Незримым" тот силуэт стал только после её исчезновения из его жизни. Сколько раз она стучала своим каблуком в дверь, когда мы уже были женаты — даже не перечесть. Сколько раз это вызывало уколы собственничества, ибо Тим же был по праву "моим".

Тимофей тогда еще старался быть ласковым, пытался заверить, что у него ничего не болит внутри, убедить, что я его полностью устраиваю. Ну да, врал сам себе...

Его рассказы били по самолюбию, а оброненное "её я по-настоящему любил" заставляло быть... такой, как ему надо.

— Зато какая у тебя тёща. — В шутку цежу, на что он соглашается, отпивая чай и пытаясь достучаться до моего мозга, мол "Так нельзя, Света!"

Нет, серьезно... за семь лет я слышала "люблю тебя" лишь раз, и да, в постели вовремя момента, когда ему было особенно кайфово. Какая я мерзкая, Боже!

Во мне тогда это ничего не кольнуло, не встрепехнуло, я не ответила даже из приличия... лишь усилила презрение к себе.

Я же сама откровенно предлагала ему быт, рутинную заботу, секс и себя в придачу, он платил штампом в паспорте, стабильностью, своей самоуверенностью и вылазками на море или в горы.

С ним не может быть скучно... это мужчина не из той лиги. Он не сноб, не заядлый эгоист, даже не нарцисс. Но почему я не могу любить его?

Разве это дурацкое чувство, заставляющее переживать ночами, так важно? Без него легче... Только чувствуешь себя подстилкой, но что уж тут - издержки профессии. Сама знала, в чью постель падала.

И сейчас он верно говорит, что я всегда была какой-то замороженной, не пытающейся открыться.

— Слушай, может, это просто трудный период? Давай поживем раздельно, соскучимся друг по другу. Говорят, все пары через это проходят.

Поправка, проходят, если любят друг друга. Если нет — только тянут с неизбежным.

Отпиваю чай, изучая его торт. Терпеть не могу этот вкус — фисташковый. А он ему, правда, нравится. Почему я думала, что смогу приучить себя к этому? Привыкнуть и полюбить...

Ему 34. Он по праву гордится должностью зав.кафедрой, которую занимает уже 5 лет. Что для городского вуза — небывалое достижение, ибо завами там обычно бывают дедушки под шестьдесят, а то и старше.

Муж старается держать себя в форме, пропадает в спортзале до ночи, не торопясь домой, и раз в год сгребает свою непутевую жену куда-нибудь. Зачем я ему? За ним же вьётся толпа от первокурсниц до ему равных. Это бессмысленно.

— Я не хочу, правда.

Он клонит голову на бок, вцепляясь в меня взглядом, и выдает ожидаемое тоном взрослого и умного.

— Свет, а я не хочу этого. Ты меня полностью устраиваешь, зачем нам разводиться?

Как мало ему надо... Или наоборот? Я удобна. Не закатываю скандалов, так как не жду ничего и, следовательно, не могу разочароваться, не пытаюсь его контролировать. Меня самой словно и нет, зато есть ужин, уют, собеседник и неплохое тридцатилетнее тело. А, да, ещё есть тёща, что души в нем не чает.

Господи, как же хочется утонуть, чтобы эти слои невысказанной боли наконец начали отходить.

Я прячусь за собственными руками, натягивая панцирь. Не могу... Не могу... Не могу.

— Я переночую здесь.

— Только... прошу тебя, на диване.

Поднимаю взгляд, сдерживающий слезы, встречаясь с его непониманием. Он, кажется, обескуражен этим. Кивает, закидывая торт в холодильник и снова убирает кружку в раковину.

Зачем!? Это ему несвойственно. Зачем пытаться заставить меня передумать? Я не могла решиться все эти годы... зачем делать ещё больнее?

Зачем...

Он уже спит за стенкой, а я до сих пор не могу даже закрыть глаза. На что я надеюсь?

Я же не питаю надежды на счастье, просто хочу прекратить этот маленький ад. Я не думаю кого-то встретить, кому я нужна такая? Меньше всего на свете мне хочется вновь оказаться в чьих-то руках.

Я хочу остаться одна. И не делать вид, что люблю то, от чего хочется сдохнуть.

Дотрагиваюсь до смартфона, нахожу профиль сестры.

Я: "Где ты хоть?"

Нели: "В Ирландии, тут нереально!"

Улыбаюсь её непосредственности...

Я: "Поддержи меня, Нель, ладно?"

Фисташковым тортом. Первая Причина

Светочка-конфеточка.

А я ещё корила себя, что так много приготовила...

И если голодный ребенок, уплетающий всё подряд с фразой:

— Я там овощи видел, нарежь салат, пожалуйста.

Меня не так уж и сильно удивил, то поддакивающая его сыну Нина до сих пор не даёт прийти в себя.

И стою я, значит, режу помидорки, вспоминая, а не старая ли сметана или лучше заправить салат маслом...

— Оливковым? — Уточняет девушка.

— Подсолнечным. — Опускаю с небес на землю.

Та отмахивается, ещё раз смотрит на пустеющую добавку, косится на довольного Никиту, и кивает в знак одобрения.

Интересная девушка, ничего не скажешь...

Интересно, я в двадцать так же расслабленно сидела на табуретке? Откинув одну ногу и сгорбившись...

И она такая тонюсенькая, куда там уходит вторая тарелка? Эй, я тоже так хочу. Аж завидно!

— Он... вас... не кормил?

— Тёмчик? — Облизнула ложку, указав на меня ею. — Не, у него сегодня очень важная встреча, он с утра дождаться не мог...

Понятно, предупредить — сложно. Сбагрить — легко.

— Слушай, а ты почему тут?

Ни сколько не смущается.

— Да он там со стариком каким-то сорокалетним встречается, я по фэшену вообще не прохожу, а делать мне всё равно нечего.

Сползла на стул рядом.

— А салон?

— А что там делать каждый день? — Осматривает кухню. — А тут прикольно, олдскульно. Ой, там часы были, да?

Указала на стену.

— След остался такой... — Оценила взглядом заядлого критика. — прикольный. Можно сфоткать?

Понятно, они с Никитой говорят на одном "прикольном" диалекте. Ладно, мне не жалко локации для инстаграмчика.

Вздыхаю, наблюдая за тем, как быстро пустеет салат.

— Нин, а тебе сколько?

— Двадцать один.

Да ёшкин, Артём! Она университет-то хоть закончила? О чем он думает вообще...

— А он для тебя... не староват?

Девушка перестает жевать, замирая с ложкой в руке и обдавая презрительным прищуром.

— Ты из этих что ли!?

Отрицаю, боясь предположить из каких. Выдыхает.

— Да не, с ним...

Медлит, пока мысленно молюсь, чтобы там за этим многозначительным молчанием было хотя бы не "прикольно".

— Он удивительный, знаешь...

Её голубые глаза вдруг загораются огоньком воспоминаний, а лицо озаряет искренняя невинная улыбка... Она явно влюблена так сильно, что от единственного вопроса начинает смущаться.

Он удивительный? Да, я верю... Только уши бы ему оторвать!

Никита встаёт, довольно напевая себе под нос, убирает тарелку в раковину, кидает Нине:

— Посуда на тебе.

И скрывается за дверью... та кивает, продолжая улыбаться.

Я смотрю на эту девочку и не могу поверить... Интересно, как я выгляжу рядом с ней?

Наверное, в лучшем случае напоминаю очень старшую сестру, ну, или молодую мамашу.

Забавно, Артём даже спустя столько времени поражает своим вкусом.

— Он такой противоречивый! — И с её губ это звучит комплиментом, а с моих было бы обвинением.

Вздыхаю, убирая за ней посуду. Та тут же, и правда, встаёт и собирается все перемыть. А смысл отказывать гостье, верно?

Её телефон вдруг пищит от тысячи СМС-ок, и я даже отсюда понимаю причину её новой улыбки, пока разжигаю комфорку под чайником.

Это не мои туфли... Этой девочке они больше подходят.

— Ой, а есть чай зелёный?

— Да, там ещё торт с фисташками в холодильнике.

— Прико-о-ольно... — Тянет Нина, вытирая свой перформанс-маникюр.

И я почему-то уверена, что Артём в неё тоже влюблен. Хотя... Не моё дело, верно?

Только, Рашевский, почему даже спустя десять лет я должна сидеть и слушать твоих девушек? Где справедливость, эй?

Достаю тортик, окрикнув его сына. Разливаю им чай, слушая сотню новых вопросов о черепахах.

Нина все не вылазит из телефона, а я не вижу смысла оттуда её выдергивать.

— А что ты делаешь завтра вечером? — Вдруг спрашивает девушка, поднимая ко мне свои наращенные реснички.

— Ну...

Мальчик тут же подхватывает:

— Точно-точно, у нас же вечеринка! Приезжай к нам домой, ладно!?

Отстраняюсь, собираясь отказаться.

— Да и Тёмчик сам написал... — Показывает айфон. — Он вроде хочет с тобой о чем-то поговорить.

Искрами иронии

Между светом и тьмой.

До сих пор смеюсь, вспоминая оклик Тима, когда он увидел Нину, доедающую его торт.

— Васнецо-о-ова!

Взвился в дверном проёме, не давая шанса девочке ускользнуть из кухни.

— У тебя диплом на носу, а ты тут чай пьёшь с моим тортом!? Да я тебе вчера отправил тысячу правок, где вообще исправления!?

Нина пыталась оправдаться, не скрывая паники в глазах. Никита откровенно смеялся, фотографируя студентку, а я не могла поверить, что так тесен мир. Серьезно? Тимофей Котов — её преподаватель?

Потом все же цыкнула на мужа, за что Нина оказалась очень признательна.

Починил он, понимаете ли, полку у бабушки.

И пришел хвастаться достижением, а тут торт его прохудился до двух кусочков.

И под конец вечера, я даже не удивилась, когда оба гостя нашли меня в соц.сетях, а Нина ещё и обняла напоследок.

Она интересная... И хотя бы искренняя, от неё едва ли стоит ждать какой-то подковырки. Чиста, как профиль в Инстаграме...

Вот сейчас подумала об этом, и поняла, что не всё там так просто... либо неудачная аллегория, либо — не так проста эта девочка с розовыми прядями.

Субботнее утро в принципе не задалось. Сначала сломался кран в ванной, от чего воду пришлось отключить, потом тосты подгорели, и на работе компьютер все не хотел сохранять файл.

И все это исключительно потому, что я волновалась... Только стоило ли?

Ровно в 6-ь вызвала такси до "Малиновой дуги" — нового коттеджного поселка, продиктовав адрес из сообщения от Васнецовой Н., и уже через полчаса оплачивала пятисотой купюрой моё согласие посетить это место.

Что здесь интересного? Я в школе не насмотрелись на бегающих повсюду тинейджеров? По крайней мере, фасад деревянного двухэтажного дома мне представился именно таким.

Как их тут много... Какие они все деловые... и как странно смотрят на мою персону. Что это за вечеринка такая?

— Как я рада, что ты приехала!

Рядом вдруг оказывается Нина с двумя култышками на голове, в синем топе и ультра коротких джинсовых шортах, ну, и стаканом чего-то странного в руке.

— Привет! — Улыбаюсь, тут же оказываюсь в её объятиях.

— Блин, если б не ты вчера! Всё, ты мне как сестра, really!

Она смеётся, колышась на ветру, утаскивая меня внутрь.

Как же здесь... шумно... и многолюдно. Повсюду.

Подростки на диване, подростки на столе, на лестнице, в туалете, у дверей, у стены... да кто-то даже посматривает на огромную шарообразную лампу!

А эти биты... Кто слушает такую музыку? Он?

Ну, да, всем им... большинству точно больше восемнадцати... По крайней мере, я надеюсь на это.

Нина ведёт меня дальше, на второй этаж, и я боюсь спросить, а можно ли вообще. Вдруг открывает дверь и выводит на веранду, тут же кинувшись к перилам, поглядывая вниз и оборачиваясь...

Здесь на удивление спокойно. И в принципе красиво — вид на весь город впереди мерцает переливами.

— А где Никита?

Отмахивается.

— Он в комнате рубится в джойстик с Лео. Это... ну, друг в общем.

Киваю, вставая с ней рядом.

Она почему-то отводит взгляд, потягивая алкоголь, улыбнувшись дрогнувшей улыбкой.

— Всё в порядке?

Поворачивает голову, растекая губы.

— Да, все хорошо.

— А где..

— Тёмочка? — Киваю. — А ходит где-то, весь день бесил — по телефону трещал. Дела у него, прикинь?

Не нахожу ответ, поэтому просто изучаю её пустеющий стакан. Она вдруг встаёт в позу поудачнее, выпрямив плечи, втянув живот и приподняв одно бедро, быстро достает смартфон из заднего кармана шорт, и просит сделать селфи.

— Знаешь, я не люблю...

— Фу, какая ты скучная!

Смеется, фотографируясь сама. На минуту зависает над экраном, рассматривая получившуюся картинку, накладывает фильтры, показывает финал и под моё нерадивое одобрение загружает в ленту, а потом выдает:

— Смотри, это вчерашний вид здесь. Круто, правда?

А я почему-то киваю, всматриваясь в её последний пост, вчитываясь в текст...

— Быков?

— Кто? Из интернов что ли..

Смеюсь, ох, уж это поколение Z.

— Ну, стихи...

— Ааа... Ну, не знаю, это Тёмчик вчера рассказал.

Её взгляд на мгновение перегорает, но тут же возрождается пролистыванием других фото.

— Свет, будем подругами, ладно? Мне кажется, ты прикольная.

— Хорошо, почему бы и нет.

Она кидается мне на шею, взвизгнув, а я вдыхаю её духи и почему-то думаю, что дружба с его девушкой — это же мы уже проходили, ну...

Сказками и глупой ошибкой

Между светом и тьмой.

— Что это значит?

Нина пожимает плечами и шепчет почти на ухо:

— Как подружке скажу... Маленькая месть.

Её пряди касаются лица, а я не успеваю переспросить, как по венам проходит страх от жуткого... детского... крика.

Молниеносно отстраняюсь, замечая как она невинно пожимает плечами, вздохнув.

Вбегаю в дом под продолжающийся до сих пор плач схожий на истерику, рвусь к лестнице, отталкивая скопившихся зевак и замираю на ступени от увиденного.

Мне нужно сделать шаг, но то, что я вижу хрустит похлеще любых осколков.

Маленький мальчик посреди комнаты закрывает уши ладонями, едва согнувшись в бессилии, и продолжает кричать.

Только сейчас я понимаю, что всё это одно протяжное "Не трогай. Не трогай. Не трогай".

Рядом стоит какой-то малолетний ублюдок и ухмыляется, раз от разу дотрагиваясь до плеча...

Отмираю, пропуская удар, слетаю с лестницы, но влетаю в слишком знакомую спину.

Толпа отступает при его появлении, виновато впечатываясь в стены.

Он заносит кулак, молниеносно сбивая спесь с паренька, что уже хотел скрыться.

Берет под колени вырывающегося истерящего ребенка, запрокидывая того на плечо, от чего тот вцепляется в его спину новой волной крика...

Оборачивается, встречаясь со мной разъярённым взглядом и произносит под всхлипы Никиты, смотря прямиком на меня, заставляя всех содрогнуться.

— Чтобы через минуту здесь никого не было.

И уходит куда-то вглубь под тихие перешептывания с характерным "Какого хрена ты вообще к нему полез?"

Только... Я оборачиваюсь, встречая невинный обеспокоенный взгляд Нины, замершей на лестнице.

Она что-то шепчет мне... что-то похожее на "Какая досада!" и спускается вниз, убегая в их направлении.

"Маленькая месть."

Маленькая дрянь.

Иду на плач, замечая, как стремительно редеет толпа, раз от разу задевающая меня рукой или плечом, унося отсюда всё спиртное, съестное, и, надеюсь, ничего ценного.

Замираю возле двери, касаясь ручки, как оттуда вылетает Нина, чуть не врезавшись в меня.

— Тебе тоже лучше домой, это надолго. — Закрывает за собой дверь. — Или хочешь, можем киношку глянуть?

Ошарашенно впиваюсь в неё глазами, на что она пожимает плечами и говорит.

— Он не простой мальчик, все уже к этому привыкли.

— Но зачем ты...

Невинно хлопает глазками.

— Я? Ты чего, Свет!? Как ты могла такое подумать!? Мы же подруги, надеюсь... — Акцент. — ты никому ничего не скажешь?

Не могу поверить..

— Вот, круть, ну, если что я с кинохой на втором, приходи. А тут — показывает на дверь. — делать нечего: наорется и заснёт.

— Зачем ты так?

— Бэйб, я не при чем! — Поднимает руки. — Но, кстати, если что я очень ревнива и обижена на него, сорян.

Уходит, довольно потянувшись.

Поздравляю, Артём, ты выбрал ещё одну расчетливую... Нет, Алинка по сравнению с Ниной — цветочки... Вот тебе и профиль в Инстаграме.

Или как это ещё объяснить? Ребячество? Глупость?

Черт с ней...

Дотрагиваюсь до ручки, выдыхая.

Рвусь, делая шаг к нему... маленький, оглушающе рвущийся, но замерший на одном месте. Он продолжает выкрикивать одно и то же в этой полутьме закрытых плотных штор позади него.

Не решаюсь двинуться, обернувшись на свою собственную дрожь.

Артем сидит в кресле, навалившись локтями в колени, раз от разу выдыхая в сжатые вместе ладони, словно не замечая ничего вокруг, смотря на своего сына.

— Что...

Оба вздрагивают от моего голоса. Никита на миг сжимает кулаки, но так же кричит.

— Уйди. — Тихо шепчет его отец, вцепляясь в собственные волосы.

Перехожу на шёпот.

— Как помочь?

— Уйди.

Только я так не могу... Но что я знаю? Ничего, совсем ничего!

Его похоже даже не обнять, не утешить. Каак ему... Как его... успокоить?

Но слушать плач, истерику ребенка до его бессилия — это жутко... Неужели больше никак? Может... Может, как с Нели?

— Жила на свете... — Надо унять дрожь и говорить спокойнее. — Жила на свете одна маленькая черепашка.

Он снова сжал пальцы. Артём резко вскочил, но тут же замер, не понимая, что делать.

— Она была очень смелой малышкой, и хотела перейти за линию горизонта, куда никому-никому было не под силу...

Голос иногда тонет в истерике, но он всё чаще всхлипывает.

Четырехстопным ямбом

Но ты же непростая

И в чём-то сумасшедшая.

Но я с тобой летаю,

По новой узнаю себя."

(М.Барских — "По секрету")

Лан-Лан-Светлан.

Шикает, уходя к сыну, оставляя меня за дверью одним словом:

— Жди.

Только я не нанималась ждать его у двери, этот период мы уже давно прошли, хотя он и не знает об этом... Ну, да, не о том сейчас.

Судя по тишине, он удачно переложил сына в кроватку.

Поэтому закрываю глаза, глубже вдохнув, наконец решившись, и спешу к лестнице.

Второй этаж, значит!?

Сейчас я этой девочке с розовыми прядями устрою такой ликбез с завучем, которого этой дурынде так не хватало.

Влетаю по лестнице, на миг замираю наверху, думая, куда теперь идти. На помощь приходит слабый, еле слышный шум.

Она, серьезно, киношку смотрит!?

Закрываю за собой дверь, мимоходом всматриваясь в её убранство.

Розовая! Абсолютно розовая комната с розовыми подушками, плакатами каких-то сопливых современных мальчиков, мишек и всего эдакого, только розового пони не хватает...

А не, есть. Пижама на ней — как раз именно пони... судя по рогу, розовый единорог.

Фыркаю, встречаюсь с ней взглядом.

Боится или просто нервничает?

Лежит с ноутбуком в руках, скрестив ноги. Подхожу ближе, отказываясь от предложения лечь рядом.

— Сама начнёшь?

А хотя почему отказываюсь? Что мне стоять-то? Огибаю кровать, ложась рядом.

Повторяю, всматриваясь в потолок с розовым отливом.

— Сама начнёшь, или сразу к Артёму пойдем?

Да, я знаю-знаю, ничто так не развязывает язык, как страх быть отчитанной любимым человеком.

— Блин, пожалуйста!

Встречаю её взгляд.

— Я слушаю. Ты такая дрянь, или есть смягчающие обстоятельства?

Прикусывает губу.

— Реветь не думай. Не поможет.

— Блин, да я не хотела.

Вскакивает, убирая ноутбук. Жмурится, вцепляясь в волосы.

— Я жду, Нина.

Падает на розовый пуфик возле двери, поджав к себе ноги, обхватив колени руками, пытаясь спрятаться в воображаемый домик, и от этой позы я начинаю понимать, складывая воедино эту комнату и её саму... Но сначала дослушаю.

— Да бли-и-ин... — Тянет. — Ну... Эта пати — она..

— Что?

— Ну, она для Никитоса, понимаешь!?

Поджала губы. Очень "подходящий" контингент для 8-илетнего ребенка.

— Блин, короче, мы с ним поспорили, что нынче на моей тусе он не струхнет...

Слушаю.

— И, ну, как бы... Я договорилась с Гошаном, он просто должен был..

У меня один мат сейчас на уме... на Артёма.

— На что спорили?

Кивнула в сторону стола.

— На мой ноут и его наушники.

Вздыхаю.

— Дальше.

— А вчера... ну, Тёмыч меня отшил вечером. И я ходила сегодня весь день не в себе, как убитая, а ему хоть бы хны, понимаешь?

Киваю.

— Я... блин... честно. — Тут вскакивает, подходя к окну. Всхлипнула. — Блин, мне так паршиво было.

О, эти любовные страдания в пятнадцать, поправочка — двадцать... один.

— И... ну... я не хотела... Я не знаю, правда.

Вслушиваясь во всхлипы.

— Я... Он мне как младший брат, понимаешь? Я не знаю, что на меня нашло... Он струсил тогда... Ну, когда тебя позвать хотел. Увидел ребят и забоялся, а я сказала ему выходить... и что он девчонка, если не выйдет. Он, короче, пошел... а я увидела и убежала к вам, а Гошан решил, что всё в силе. А потом всё вот так.

Не договаривает немного. "Гошан" явно знал, что делает, и первый крик мальчика его не остановил. На лицо сговор.

— Ты же всё понимала?

— Я не знаю, почему ничего не сделала... Я хотела... мне почему-то было приятно сначала... я хотела...

Её словами:

— Отомстить?

— Да.

— Идиотка.

Разревелась, глотая слова.

— Понимаешь, Темычу...

— Хотела сделать больно?

Кивнула.

— За счёт его сына?

Кивнула, всхлипнув.

— Дура?

— Полнейшая. Куда у тебя родители в детстве смотрели, Нина!?

Не страхом единым

Между светом и тьмой.

Входит в кабинет (судя по обширной библиотеке за столом). Кивает на маленький диванчик возле двери, сам проходя к огромному окну.

Хочется после пережитого наконец-то заснуть, свернувшись в клубочек, поэтому не вижу смысла тянуть и строить метафоры.

— Что с Никитой?

Только он моё рвение быть откровенной похоже не разделяет.

— Свет включить?

Присаживаюсь на диван, перекидывая ногу на ногу. Он почему-то замирает, прокашлявшись.

— Что?

— Ничего.

Замечаю, как почти угасший закат играет блеклыми красками на паркете, столике с какой-то гравировкой, поднимаясь по моим ногам... Стоп, да ну нет.

Резко посмотрела на него...

Да ну нет! Как-то сразу захотелось натянуть рубашку до пят.

— Тебя подвезти?

Мать моя... Я чуть не подскочила тут же, это что за тембр с переливом!? Жуть, Рашевский... Да нее... Нее... Быть того не может! Он во мне девушку никогда не видел.

Показалось.

— Свет?

О, отстраненно. Это, видимо, уже воображение барахлит.

— Что с его мамой?

Пожал плечами.

— Жива-здорова.

— Но?

— Лишена родительских...

— За что?

Морщится, отводя взгляд.

— Я так захотел.

— Не ври, у тебя вроде нет таких связей...

Обрывает.

— Слушай... Тебе какое дело, Светик!? Училку включила?

— Выключить — мне не идёт?

Слегка оскалился. Раздражаю его, да.

— Был один случай, подходящий под лишение.

Замираю, только он не торопится говорить. Правильно — я ему никто, зачем мне открываться?

— В пять я сдался и отдал на два месяца Никиту ей.

— Она просила?

— Периодами.

Замер, падая в воспоминания, вцепляясь в рисунок на паркете, напрягая мышцы до моей боли.

Тихо шепчу.

— Что это значит?

— Когда он ей был "нужен", просила. Не хочешь знать, как с ней познакомились?

Отрицательно мотаю головой, открещиваясь. Мне с головой хватило 2 "подруг", спасибо. Только он понимает иначе, конечно же.

— Брезгуешь? Ты же правильная, верно? Один муж — одна любовь?

Киваю, чтоб не повадно было... Самой себе... Мечтать.

Снова замолкает на миг.

— В общем, Никита мотался со мной повсюду, был таким очаровательным пухляшом, смышлёным, забавным. А потом я...

С трудом достает это всё. И мне хочется кинуться, накрыть шею руками, всматриваясь в глубину глаз и обещая понять. Только нельзя...

Перекидываю ноги, а он считает это нетерпением...

— Не суть. В общем, он оказался у неё, а я решил на время уйти в отцовский отпуск.

Загулять — поправочка. Тихо шепчет, почти лично:

— Не смотри так.

Мой ответ дрогнет дождем обречённости.

— Тебе не все равно, как я смотрю?

Пожимает плечами.

— Дальше, Тём?

Закрывает глаза под последние лучи солнца, превращаясь в тьму. Моё воображение затаивает дыхание, запуская в волосы пальцы.

— Кто же знал, что мой мальчик не выдержит метод кнута и пряника?

Руки дрогнули. Я начинаю понимать, холодея.

— Ты...

Он отдал ребенка неподготовленному человеку, использующего маленькое существо в своих целях, а когда...

— Не слушался...

Воспитание было лишь доступными методами — агрессией. Это же так просто... По самому слабому звену — ребенку — проходиться розгами моральной и, похоже, физической боли.

В голове мелькает 25 кадр, и от этого становится до жути тошно.

Когда понял, увидел...

— Было уже поздно, да. Это с нами с 5 лет.

Я пытаюсь успокоить пульс, глушащий всё.

— Что... Ты три... три года позволяешь ему жить с этим!? Ты... Ненормальный!?

Закатывает глаза, слушая дальше.

— Артём, ты не пробовал к детскому психологу, психотерапевту, ну? Пройти курс?

— Дохрена умная? Красный диплом?

— Не скалься, дурак.

Цедит, вставая.

— Были и есть. И будь добра, перестань судить, не зная ничего. Твой эпистолярный взгляд бесил ещё тогда.

Его безответственностью

Светлана, ну, ё-моё.

Не знаю лучшего способа привести нервы в порядок кроме того, чтобы начать драить пол. Серьезно.

Я не педант, не помешана на чистоте, в моём доме скорее лёгкий хаос, чем порядок, но когда становится совсем паршиво (Это слово после Нины кажется каким-то... Не таким), я беру ведро, швабру и начинаю процесс, стирая всё к чертовой матери.

Как-то, после жуткой проверки на работе, под швабру попал Тим... У него до сих пор шрам на ноге от острого уголка.

Да почему... Вот, почему!? Почему этому дурацкому сознанию не надобно мужа, ну!?

Он же нормальный мужик. Симпатичный. Умный. Ну!?

И я понимаю, что у меня бы могли играть гормоны и просто хотелось бы чего-то "новенького", но... Но я вообще не реагировала, Боже, все эти 7 лет.

Всё, не могу! Где там швабра?

Как он сказал? Эпистолярный взгляд!? Смотрела я на него как-то не так раньше? На лице было написано всё? Ну, печально. Я всегда думала, что умею сдерживать эмоции.

Единственное, чего хочу по жизни, это остаться одной! Точнее — не в плане отсутствия кого-то рядом, а именно в отношении морального спокойствия... Всё же не зря я Весы, мне важно хоть иногда быть в уравновешенном состоянии, когда душа не колеблется из стороны в сторону.

Всё! Где там моя плоская лучшая подружка!?

Иду в ванную, скидываю джинсы, сбрасываю рубашку в стирку, тут же набираю ведро из огромного заранее приготовленного корыта, что досталось ещё от бабушки. Подхватываю швабру, в коридоре забрав смартфон и оставляя домашние шлепки, шлепая дальше босиком.

Так, начнем с зала. Элька всё равно не проснется от света, а мне вот точно полегчает.

И уже первая песня, включенная случайным воспроизведением в моём же атасном плейлисте, заставляет смеяться, поражаясь отличному чувству юмора Вселенной (Больнючему, конечно, но отличному), подчиняя голос и тело вилять в пируэтах со шваброй, покоряясь этим аккордам.

— Я нена-ви-и-ижу... За то, что рядом нет тебя. Ненави-ижу-у. Иди ко мне-е!

Интересно, сколько раз Миша Марвин пел эту строчку? Она же прямо-таки попадает в самое сердце любого или любой с безответной.

Чем-то напоминает Дорна, под которого танцевала на чужой свадьбе в 15-ом, но тут композиция более нежная.

В общем, надеюсь, бабушке на первом не слышны мои песнопения, да и танцы не осыпят штукатурку, а то и её придётся обновлять.

А ещё после "Иди ко мне" так хочется добавить "Хой", что я включаю эту песенку на повтор.

О да, Свете пошёл четвертый десяток, Света хорошая тихая девочка.

Девочка в нижнем белье, танцующая по сырому полу, путающая микрофон со шваброй.

— Иди ко мне-е-е...

И я уже вхожу в раж, оценив могущество современных поэтов: "Я сдался без боя, отравлен тобою..." и "Своими губами ты хочешь добить, и я не сопротивляюсь."

— Е-е-е...

Только швабра вдруг дрогнула от сильного каменного окрика в балконное окно.

— Све-ет.

Мне кажется, не поскользнись я сейчас, у меня обязательно бы что-нибудь рухнуло. Например, сердце, ну, или стекло. Что угодно.

Больше всего сейчас боюсь, что крик повторится. Приходится вставать, отмечая, что на копчике обязательно останется синяк, выключать Марвина, что вдруг заставил белеть.

Корчась и проклиная, подхватываю старую рубашку мужа, которую мечтала пустить на тряпки, накидываю, утонув в ней.

Кряхчу, выбираясь на балкон... встаю на цыпочки и... нет, я правда верила где-то очень глубоко, что мне показалось.

Уже чувствую, как завтра будут переглядываться старушки, называя меня за глаза падшей женщиной.

От него одни проблемы, Вселенная! Забери обратно, мне хватило пробника! Хватит!

Улыбается, скот.

— Ты не проверила, уехал ли я. Ну, пустишь? Договорим?

Это всё равно, что дать мне на выбор флакончик с ядом в лице завтрашних вопросов соседей (мол, "что за мужик в полночь, Свет?"), и пистолета с 5-ью заряженными и 1 холостым, выражаясь текстом из "Сердцеедки" Крида.

И откуда в моей голове всё это? Снова кошусь на него.

Что делать-то теперь!?

***

Между светом и тьмой.

Пока ищу джинсы, думаю, как поступить дальше.

Хочется, чтобы просто ушёл и не собирал посторонние взгляды, что потом мне обязательно обернутся боком.

Пустить его в квартиру — не разумно. Не пустить — не разумнее вдвойне. Выйти самой — болезненно и просто опасно.

Не знаю, чего от него ждать, и именно это настораживает. Его действия подчиняются только одному — собственной прихоти. Либо я не вижу какой-то план, смысл, сюжет, сценарий, да что угодно.

Творит исключительно то, что хочет. Хочет — клевещет, хочет — скидывает на меня обязанности, хочет — рушит мою жизнь, домогается без причины, недоговаривает, выворачивает все на изнанку.

Лучшее, что я могу сделать, — избавиться и замуровать его существование ещё лет на десять, а лучше и навсегда.

Вторая причина

Артём, ну!?

— Так ты завуч? И нужны тебе эти проблемы за три копейки?

Что там? Призвание? Какое призвание? Слушать чужие обвинения? Быть материально ответственной?

Не нравится ей разговор, вижу. Поэтому переводит на сына.

— Всегда так реагирует? До него совсем нельзя дотрагиваться?

А я не уверен, что готов раскрывать свои тайны перед ней. Но паучок похоже и правда что-то в ней там нашёл. Потому я оцениваю её взглядом с головы до ног, немного прикусывая язык у щеки. Но всё-таки задаю вопрос:

— Заметила периодичность сегодня?

Вроде кивнула, не суть. Раз решился, начинаю объяснять то, во что не вникала Нина. Той было всё равно. Почему эта слушает и ловит каждое слово?

— При случайном - замирает. При втором - пытается отдалиться. При третьем - вырваться. Дальше - неконтролируемая истерика. И поверь мне, это у нас ещё огромный прогресс.

Задумалась, продолжая разглядывать ночь в окнах.

— Сказкотерапию мы тоже проходили. Так что Америку ты не открыла, но... спасибо, они раньше его не успокаивали.

— А как... Улучшения?

Сел на диван, осматриваясь. Ведро с цветочком всё же забавное...

— Ну, бывают откаты, как сегодня, но он в принципе стабилен, поэтому с Мартой перешли к более сложному, типа прогулок одному.

Обернулась, и в глазах её проскользнуло волнение с беспокойством да материнской нежностью. Только зачем это мне?

— А Марта кто?

— Не суть... Так что там, Светик? Муж же меня не одобрит?

Забавно морщится.

— Ладно, понял, молчу, почти осознал. Хочешь стишок?

Отвернулась обратно, словно я стене вопрос задал.

Поэтому дерзко ложусь на диван, всматриваясь в старенькую плитку на потолке. Всё равно услышит.

Она не мой типаж, всегда казалась высокомерной и дотошно правильной, вот как сейчас, словно знающей всё наперед.

Один её взгляд, и хотелось сорваться куда-нибудь подальше.

— "Ты такая ж простая, как все, как сто тысяч других в России.

А плечи-то напряглись...

Всегда интересовался иными, более лёгкими, более улыбчивыми. Сколько раз я видел её улыбку? А взгляд, не пойми что выражающий? Один к тысяче?

— Знаешь ты одинокий рассвет, знаешь холод осени синий.

Поэтому, да, я игнорировал и не воспринимал как правильный компонент.

А сейчас? Даже не обернется. Ледышка.

— По-смешному я сердцем влип, да по-глупому мысли занял.

Мне же просто захотелось узнать, что она из себя представляет не на словах Алины.

— Твой иконный и строгий лик по часовням висел в рязанях.

И что? Зачем эта важная дама мне?

Ладно, сыну понравилась, Нина в восторге — мамочку в конце концов распознали. Ладно, брат с ней похоже породнится.

А я?

— Я на эти иконы плевал, чтил грубость и крик в повесе,

До сих пор в шоке, что моя никудышная шутка (просто на зло Алинке) тогда вызвала далеко не страх.

Стыдно, что прижал к стене при всей аудитории, ну... Помню, как вырвалась и с пар сбежала, больше в тот день не появившись.

— А теперь вдруг растут слова самых нежных и кротких песен.

Она трепыхала? Вот эта тогда ещё не повзрослевшая Мэри Поппинс, серьёзно!?

— Не хочу я лететь в зенит, слишком многое телу надо... Что ж так имя твоё звенит, словно августовская прохлада?

Права. Я считал её абсолютно, нет, совершенно иной. Не такой, хотя, может, это просто прошедшие года. Я же тоже изменился, наверное? Верно.

— Я не нищий, ни жалок, ни мал и умею расслышать за пылом: с детства нравиться я желал кобелям да степным кобылам.

Эта повзрослевшая пай-девочка куда интереснее той зажатой правильной дикарки.

— Потому и себя не сберег для тебя, для нее и для этой. Невеселого счастья залог —сумасшедшее сердце поэта.

Так сложно тогда было быть самой собой при мне?

Что мешало? Мне похоже чуточку жаль узнавать её только сейчас.

— Потому и грущу, осев, словно в листья в глаза косые…

Что мешает сейчас обернуться? Гордячка? Кому нужна эта гордость? Ей самой? Не уверен.

— Ты такая простая, как все, как сто тысяч других в России."*

Оборачивается, едва присев на подоконник.

— Ну, пятерку заслужил?

— Ты, как и раньше, неплохо читаешь, но неумело интерпретируешь. И, думаю, тебе пора, верно?

Верно. Хорошо держится, я бы поверил, если бы один раз уже на это показное безразличие не наступил. Встаю с дивана, направляюсь к обуви.

Будущим разговором

Свет мой зеркальце, скажи...

Не могу понять своё волнение с самого утра, но ещё больше не понимаю своё желание оттянуть поездку туда.

В конце концов, чего бояться? Ничего особенного не произошло и не произойдет.

Но меньше всего на свете мне хочется допустить Никитину мысль о том, что сейчас я откладываю встречу из-за произошедшего с ним вчера. Меньше всего на свете мне хочется, чтобы Никита подумал, что он в чем-то виновен.

Это не так...

Поэтому я все же сажусь в такси, заодно захватив пирожные из любимого магазинчика неподалеку. Подключаю наушники, погружаясь с головой в сильные иностранные голоса и безумно красивые проигрыши, заодно думая, как не проиграть самой, случайно не положив сердце к его ногам.

Глупо ругать и бичевать себя за содрогание и ноющую боль, что растекается внутри каждый раз, как я его вижу.

Я давно к ней привыкла, за десять лет мы прилипли друг к другу, прижились, боясь и одновременно желая увидеть его на углу какого-либо популярного места.

Моё одиночество никогда не следовало за мной по пятам, оно не досаждало и не осаждало. Я жила так, как было бы правильнее, легче.

Оно лишь являлось ко мне темной ночью или случайным прохожим, удивительно похожим на того мальчика, что единственный заставлял сердце биться и трепетать одним лишь своим существованием.

Этот мальчик давно вырос, в нём уйма недостатков, он накопил кучу проблем, хоть сам считает иначе, и я ему никто, чтобы вникать в его жизни, но всё так же глубоко-глубоко я ловлю себя на запрятанной запретной мысли, что он мой человек.

Как моя музыка. Как мой взгляд на эту жизнь.

Он — то, что цепляет один раз и навсегда, и это не объяснить ничем.

Мне бы хотелось, чтобы все было иначе, но...

Моё одиночество — отличный напарник и едва ли покинет меня, от того и эта боль растеклась внутри о потерянном, а точнее даже не приобретённом.

Выключила музыку, только подъезжая к дому, тут же замерев и вслушиваясь, не сразу осознав то, что раздавалось из дома.

Похоже, не я одна так помешана на музыке, верно?

"Thought I couldn't breathe without you, I'm inhaling"

[Ты думал, что я не смогла бы дышать без тебя, но я делаю вдох.]

Одинокий нарастающий вокал девушки восходит каждой строчкой вверх, переплетающий едва слышимый бэк, заставляющий содрогаться ритмом, что сейчас отбивпется в что-то схожее на электро и барабаны. А потом припев, и я начинаю понимать.

Таксист тоже, кажется, ошарашен, начиная искать в поиске это нечто.

Все, кажется, просто. Это изменённая "Непобежденная" в оригинале "Survivor" знаменитых Destiny’s Child, которую по праву знает, наверное, каждая или каждый, кто хоть как-то сталкивался с музыкой нулевых, а точнее 2002.

— Ищите по припеву, он почти идентичен.

"I'm a survivor [Я — борец,]

I'm not gon' give up [Я не собираюсь сдаваться,]

I'm not gon' stop [Я не собираюсь останавливаться.]

I'm gon' work harder" [Я приложу ещё больше сил]

Но это лучшее звучание, без шуток. Поэтому я следую примеру таксиста и открываю поиск, хоть мы и стоим уже с минуту на месте, не замечая, что Таксометр ещё не закрыт.

Я не знаю, что сказать Артёму при встрече, но вкус у него неподражаемый, и хотя бы за включенный повтор, доставляющий эстетический восторг, стоит прошептать мерси. Не в глаза, конечно...

Замечаю, как из дома выбегает Никита, останавливаясь на ступенях. Приходится довольствоваться тем, что таксист песню все же нашёл, как и протянутую купюру.

Мне хочется обнять этого мальчишку, но вовремя одергиваю себя, радуясь собственной улыбке и его нетерпению, сквозь который все же замечаю некую настороженность. Ожидание осуждения? Нет уж, не от меня.

Следом за 2wei идёт "I'm only human" 16-ого года, и я понимаю, что с музыкальным вкусом у Артёма с годами случилось тоже самое, что было у меня с самого начала.

Кто-то вышел из рамок одного стиля, и это вызывает моё лёгкое уважение.

Если бы не эти одинокие его глаза напротив, конечно, что принадлежат маленькой израненной душе...

— Ох, и вкус у твоего папы.

Мальчик смеётся.

— Прикольный?

— Не то слово, Никит. И знаешь, что самое прикольное? — Подражаю его интонации.

Он заглядывает в мои глаза, будто не замечая пакет с вкусняшками.

— Что я слушаю тоже самое...

И, кажется, я сказанула сейчас что-то лишнее, ибо этот зажегшийся огонек в темноте бездонных омутов, от которых сводит каждую клетку, не обещает ничего хорошего.

— Ну, пойдем, мой хороший?

Кивает, убегая вперёд в своих забавных шортах. Я отгоняю от себя мысль схожую на "Как я могла не заметить?", разве я мать, разве я разбираюсь, разве...

Но... как я могла не заметить, что ни разу за наше знакомство к нему никто не прикоснулся помимо вчерашнего случая.

Первым пока не вытащенным осколком

Лан-Лан-Светлан.

И лучше бы я держала мысли при себе и сама все сделала, ибо у меня душа сейчас оборвется.

— Ты потоньше можешь? — Стараюсь без обвинений, честно. Это просто вопрос, да.

— Я могу понежнее, хочешь?

Ясно, спасибо, молчу, терплю, жду, размораживая кусок говядины. О, мультиварка, о, морковь, о...

— Как спалось, солнышко?

Тихо. Мы не материмся больше, Света.

— Прекрати.

— Ты ж рыжая, ну... — Показал остриём ножа, обернувшись. — И конопатая немного. Убил дедушку лопатой, и вот это всё.

Цежу:

— Спасибо, так приятно, ты бы знал.

— Поэтому лучше быть солнышком, да, Светик?

— Лучше быть просто Светланой.

— Хорошо. Просто Светлана, я достаточно тонко чищу сейчас?

Побуждает вновь подойти и заглянуть через плечо. И пока я теряю контроль, оценивая достаточно ли тонко он чистит для моей душеньки, резко разворачивается, вжимая меня в холодильник позади, тут же наклонившись куда-то в сторону моей шеи и, пока я борюсь с картошкой и острым ножом в его руках, целует... Да... шею. Да, одним смакующим касанием.

Тут же отскочил, облизнув губы.

Грудная клетка пробита насквозь, не иначе.

— Не удержался: с ночи этого безумно хотел, извини. Ты, знаешь, надевай что-нибудь с воротом, ладно? А то дособлазняешь, искусаю, всю пометив.

— Я вообще не...

— Да-да, бла-бла, ты замужем и поди счастлива. Ну, я дальше к картошке, или признаешь, что тоже хочешь продолжить?

Где-то рядом что-то звонко падает. И нет, это не только моё никудышное, глупейшее сердце. Оборачиваюсь к двери, заметив слёзы на Её щеках, что через миг ускользнули.

Выплевываю.

— Какая же ты скотина...

Рвусь за ней, стараясь не слышать ухмылку. Он снова... Он же знал, что она придёт, да?

Как тогда, десять, мать его, лет назад. "На глазах у Алины" перетекло в "на глазах у Нины". Меня так здорово использовать, серьёзно? Я так очевидна!?

Девочка выбегает из дома, хлопнув дверь так, что окна задребезжали.

Выбегаю следом в одних носках, пытаясь догнать эту резвую козу по кочкам преддомовой территории.

— Нина! Твою ж... Нина!

Нет, всё же годы берут своё... Да, ага, сейчас, ага, что я её не догоню что ли? Ага, размечталась.

Ускоряюсь, слыша "Иди к чёрту" и прочие посылы в весёлом направлении.

— Стой, Нин, в последний раз...

Слышать не хочет, от чего ускоряюсь, сразу бросаясь и заваливая её на землю. Пытаюсь отдышаться, схватив её руки и придавив к земле, сажусь на нее, заглядывая в глаза со стоящим потоком слёз.

— Даже не пытайся, я натренирована на мелкой сестре, поверь.

Нина сплевывает лезущую в рот травинку.

— Фу, как тут грязно..

— Потерпишь.

Снова слышу порцию посылов.

— Нин, успокойся.

— Что!? Что!? Что ты можешь сказать, ну!? Что все не так!? Что я ошиблась!? Я всё видела, ясно!? Я тебя ещё и подругой считала, блин, а ты...

А вот поток и рухнул по скулам.

— Тише, Нин.

— Ты же знаешь... — Захлёбывается, все меньше пытаясь вырваться. — Ты же знаешь, что я его люблю, тогда почему...

Мне хочется оправдаться. Правда. Безумно. Хочется сказать, что я не при чём, что это всё он, но... Это заранее бесполезно.

— Извини, Нин.

Да, это не лучше. Из дома позади раздается какая-то строчка из незнакомой песни вторящая: "Lovin me". И я не понимаю его, совершенно. Чего он добивается? Хочет за мой счёт расстаться с ней, или что?

Это подло в отношении всех.

Ещё хуже, что чёртово "Lovin me" вдруг сменяется предыханным "Кислородом" Артёма Пивоварова. И это просто... Песня цепляющая, не спорю. Но сейчас:

"Ты кусаешь свои губы, ты любишь, когда грубый" и "Ты меня найди, я здесь один. Ты мой кислород. Я твой кислород".

Будь сейчас рядом с ним, я бы убила, честно, и была бы оправдана.

Смотрю на Нину, кусающую губу, но не с тем посылом.

— Что ты с ним сделала!? Это всё из-за тебя, ясно? Что он, сука, в тебе вообще нашел!? Ещё тогда в ресторане, блин! Я же все видела из машины, как он подошёл на этой веранде, твою мать, к тебе со спины! Ясно!? Он тебя мысленно раздел тогда... Блин, да как...

Матерится, вцепляясь наращенными ногтями в запястья, пытаясь лягнуть и вырваться.

Закрываю глаза, сдерживая ярость, злость и сожаление одновременно. Так, надо прекращать.

— Замри. Поговорим. Не сбегай.

В её порыве отпускаю руки, перебираюсь на землю рядом, отметив, что она не знает, что делать дальше, просто откидываясь на землю и закрывая лицо локтем.