А что, так можно было? (СИ)

Глава 2

— Мам, не приезжай, пожалуйста. Давай я послезавтра сама приеду, тортик привезу. — Юля устало откинулась на спинку стула и свободной рукой покрутила чашку с чаем на столе. — Я сегодня безумно устала.

— Вот ещё, — Надежда Константиновна включила «Крупскую» и принялась командовать пролетариатом. — Я уже еду. Привезу немного фруктов, ягодок. В конце концов, у тебя же выходной! Что тебе ещё делать?

«Запереться и рыдать» — мысленно огрызнулась Юля, так и не научившаяся вслух давать отпор маме. А в трубку телефона ответила:

— Да, мам, я дома.

Нажав на сброс звонка, Юля уронила голову на руки и для надёжности ещё лбом об них побилась. «Мне сорок с лишним лет, когда же я вырасту» — тоскливо подумала она, а потом с обречённым вздохом встала и пошла наводить порядок в квартире, потому что неугомонная Надежда-свет-Константиновна проверит каждый уголок и по пунктам распишет дочери, где у неё пыль, где хлам, где неправильно висят полотенца и неконцептуально заложены складки на шторах, и вообще неудивительно, что бедный хороший Костик не выдержал.

Мама приехала через час с небольшим, и Юлька, конечно, не успела довести квартиру до музейного совершенства. Но оказалось, что маме и не до этого. Когда она позвонила и сказала спуститься, чтобы помочь ей выйти из такси, Юля сначала испугалась, что маме стала плохо в дороге. Но выйдя к подъезду и увидев открытый багажник машины, Белка совершенно неприлично, хоть и мысленно, выматерилась. Мама привезла ягод, как и обещала. Она всего лишь не уточнила, что это будет шесть ведёр клубники. Клубники, Карл! Которую Юлька не особо любила, так как от этой хоть и вкусной, но коварной ягоды весь подбородок и губы у неё покрывались мелкой противной сыпью. Сын и муж («бывший, Юля, бывший муж») любили клубнику в свежем виде, но много же всё равно не съешь, а она быстро портилась, поэтому такими объёмами покупать не было смысла. Мама же считала иначе и тут же развернула настоящий боевой штаб по борьбе с клубникой.

— Так, доча, давай. Вёдра сюда, — командовала Надежда Константиновна клубничным парадом. — Вот в эту кастрюльку — самые красивые ягодки, Илюша поест, Костеньке отвезём, он страсть как клубничку любит. Вот такие покрупнее — сюда, сейчас компота на зиму закатаем, он такой красивый получается, когда крупные ягоды в нём плавают. Ну, чего стоишь, неси банки, я в прошлый раз в кладовке оставляла. Вот эти ягоды — те, которые помельче — перебери, хвостики отдели и в морозилку, мелкие хорошо размораживаются, потом поедите. У всех клубника уже отойдёт, а у тебя будет свежая. А всё, что примялось — на варенье. Ну давай, давай, выходной у тебя один, с твоей работой дурацкой. Нет бы жить с мужем, Костик у тебя такой хозяин, ты с ним как за стеной бы была, времени на дом хватало. А ты… Вот придётся всё сегодня успевать. На что ещё выходные…

Юлька со вздохом развернулась и пошла за банками. В своём монологе Надежда Константиновна в собеседнике не нуждалась. Она всё равно всегда знала, что лучше не только для Юльки, но и для всех окружающих. Противиться дочь и не пыталась. Ну, в самом деле, не будете же вы спорить с рекой, куда ей течь. Хотя на ум приходили и гидроэлектростанции, и водохранилища, и даже изменённые русла рек. Но в своём случае Юля иллюзий не строила — не такой уж она покоритель стихии, чтобы разворачивать этот поток своими силами. Лицо чесалось от одной мысли о том количестве клубники, которую надо перебрать, промыть, рассортировать, а потом уже заморозить и сварить. А ведь ещё пару часов назад, выйдя из здания суда и бросив уже бывшему мужу неловкое «Нуууу, пока, звони, как с Ильёй решите встретиться», Юля думала, что сегодня у неё есть целый день, чтобы просто осмыслить сам факт развода, а может и напиться по его случаю. А вот теперь покорно тащит банки на кухню, ищет крышки, кастрюли, ложки, щипцы и ключ-закрутку для банок. Один плюс в творящимся вокруг клубничном безумии был — некогда было жалеть себя, предаваться воспоминаниям или пытаться продумать хоть какой-то план дальнейшей жизни.

Руки машинально сортировали ягоды, слух на периферии улавливал мамин бубнёж, в котором команды, куда что класть и как нагревать, перемежались с восторгами про любимого Костеньку и разбавлялись житейской мудростью «в кого ты у меня такая неустроенная, всему тебя учить надо». Юлька молчала и сортировала, давила, варила, разливала, дважды сбегала ещё за сахаром, один раз чуть не ошпарила руку, но при этом — не думала. В голове образовался тянущий вакуум, как будто из куклы вынули эту коробочку, на которой были записаны автоматические фразы, и оставили только пустую оболочку со стеклянными глазами.

Ближе к вечеру, когда осталось всего каких-то два ведра, Надежда Константиновна наконец-то хлопнула покрасневшими от ягодного сока руками по столешнице и торжественно объявила:

— Всё, дальше сама, мне Рыську кормить пора, а тут ерунда осталась, — и уехала кормить кошку, которая давно гуляла сама по себе и прекрасно кормилась воробьями и соседской добротой.

Юлька посмотрела на ерунду. Ерунда двумя эмалированными двадцатилитровыми глазами смотрела на Юльку. Стало страшно, а ещё очень и очень грустно.

В этот момент в двери щёлкнул замок, и в квартиру шагнула бодрость и яркость, которую принёс собой Илюшка.

— Мааам? Ты дома? — Юля даже вздрогнула. До сих пор не привыкла слышать в квартире мужской хрипловатый басок и осознавать, что это голос её милого маленького мальчика. — Чего так жарко-то? У тебя баня прям! А пахнет чем?

Голос приблизился, и в дверном проёме появилась илюхина голова с торчащими во все стороны непослушными волосами.

— О! Ты клубнику затеяла! — довольно улыбнулся парень, но потом вдруг нахмурился. — У тебя ж… У вас с папой сегодня ж… Развод.

Последнее слово Илья почти выплюнул, невольно выдавая, что не так-то легко он переживал всю ситуацию с родителями, как старался показать. Но даже с такой хмурой физиономией Илья распространял вокруг себя столько света и молодецкой энергии, что Юля даже спину распрямила и почувствовала, как усталость стекает с неё, как густое варенье по стенкам кастрюльки.

— Да, был, сынок. Я уже была в суде. — Юлька постаралась придать голосу максимум беспечности и равнодушия, но по тому, как сын покачал головой, поняла, что и из неё так себе актриса. Оба старались поддержать друг друга своей бодростью, и оба понимали, что она показная. — Потом вот бабушка приехала, развлекла меня.

— Да уж, леди, вы знаете толк в… Развлечениях! — Хохотнул сын, обводя взглядом кухню, похожую в данный момент на поле боя. — Так, давай-ка знаешь что…

Юлька с удивлением наблюдала, как сын, отодвинув её от плиты, погасил газ на всех четырёх конфорках, а потом начал сгружать в раковину всю грязную посуду.

— Так, это сюда, вёдра свои… А на балкон их. Тааак. Банки куда? Ладно, остынут, я их в кладовку переставлю. Посуду помою. А ты… — Он неожиданно развернулся и внимательно посмотрел маме в глаза, а потом покачал головой. — А ты сейчас звонишь своей крашеной козе и валишь с ней пить на все четыре стороны. Жду тебя после полуночи в состоянии тыквы. Ко мне сейчас Света в гости придёт, попрошу её в аптеку зайти. Не подумай ничего такого. Купит аспиринчика, анальгинчика тебе на утро. А мы просто киношки посмотрим, мы ещё маленькие. Так что выдыхай и сдуй глаза, мистер Краббс.

Юлька поражённо уставилась на сына, на ощупь опускаясь на табуретку. Ну вот, дожила — сын из дома выгоняет, потому что к нему придёт девочка. А она молчит и опять ни слова сказать не может. На глаза навернулись слёзы от понимания, как сын незаметно и быстро вырос и стал таким разумным. Конечно, он ничего не сказал и вообще как-то быстро превратил своё появление в шутку и фейерверк, но он с одного взгляда почувствовал, что мамина бодрость держится на каком-то упрямстве и что ей жизненно необходимо просто и банально напиться. Весь день она гнала от себя унылые мысли и тянущее ощущение разрастающейся пустоты в сердце, машинально выполняя какие-то действия, как робот заложенную программу, а вот сейчас поняла, что заполнять эту пустоту надо не вареньем, а чем-то покрепче.

А с кем это делать лучше всего? Правильно, с Леркой — Валерией Новорядской, которую в их маленьком эльфийском государстве все звали Новодворской, хотя сходства там не было от слова совсем. Высокая, тонкая Лерка любила громкий смех, музыку, суету, шум и жизнь, причём самую вредную её часть. Много курила, много пила, красила волосы чуть ли ни каждую неделю в какие-то невообразимые цвета, и также регулярно появлялась с новым мужчиной, никогда не повторяясь в своих предпочтениях. Лерке было тридцать пять или тридцать шесть, а диапазон её мужчин ширился от накачанных мальчиков, которым от силы было двадцать два — двадцать четыре года, до брутальных модных «дедушек» за пятьдесят. Каждым своим приключением Лерка в красках делилась с коллективом, правда, не называя имён, но все подозревали, что она их просто не запоминает. При этом никто её не осуждал, и это даже не удивляло, потому что Валерия была настолько искренна в своих эмоциях, настолько бесхитростна. Её не интересовали деньги или статус своих поклонников, она не искала богатого покровителя. Ей просто нравилось нравиться им, нравился секс, нравились эмоции, которыми она щедро делилась со всеми, кто её окружает. И складывалось впечатление, что она совершенно искренне влюблялась, хоть и на пару часов или месяцев. С алкоголем у Лерки отношения были такие же лёгкие, как и с мужчинами. Она не была алкоголиком, просто любила вкусные напитки и частенько врывалась в студию, выкрикивая вместо приветствия «народ, я такой коктейль попробовала, вы бы умерли».

Лерка была такая во всём — порывистая, энергичная, фонтанирующая светом и силой, что вокруг неё всегда были люди, желающие хоть немного отогреть свои замороженные правилами души. Вот и Юлька грелась. Они с Лерой были такими разными, что вообще было непонятно, как из всего коллектива именно их пара стала настоящей боевой единицей, которой не страшны никакие передряги. Лерка не слышала слова «нет», Юля его почти никогда не произносила. Лерка не признавала правил, Юля ими разлиновала всю свою жизнь. Лерка никогда не была замужем, при этом не имела проблем в личной жизни и самооценке. Юля несколько лет не могла «разрушить семью», даже уже не живя вместе с мужем. Лерка купалась в мужском внимании и одно за другим отклоняла предложения выйти замуж, порой поступавшие после недельного знакомства. Юля смущалась от дежурных комплиментов от таксистов. Лерка курила тонкие длинные сигареты с разными вкусами, не признавая модных электронных нагревателей. Юля не выносила запаха табака даже рядом. У Лерки на всю спину был наколот потрясающе детализированный цветной ловец снов. Юля боялась боли и вообще не понимала, зачем люди делают татуировку и как быть, когда она надоест.

В Эльфийской студии Валерия отвечала за костюмы, и умела находить такие нереально крутые мастерские или магазины, откуда выбирала самые невообразимые наряды, как будто прямиком высланные из голливудских костюмерных. Ещё она пела хрипловатым низким голосом и единственная знала, что тексты многих песен, которые они исполняют на мероприятиях, писала Юля Суворова. А ещё… Ещё она сразу увидела, что у Юльки лучше всех получается рисовать на лицах актёров и ведущих, и уговорила её пойти на курсы визажистов, где Юлька освоила и вечерний, и свадебный, и деловой, и повседневный макияж. А потом Новорядская ещё и подгоняла подруге клиенток. И Юльке, как ни странно, это тоже нравилось — создавать новые образы, видеть, как расцветает улыбка на лице девушки, считавшей себя обычной, невзрачной или даже некрасивой, и вдруг увидевшей в зеркале отражение того, что это не так. Одно время Юлька думала бросить работу в банке и полностью посвятить себя визажу и Эльфийской студии. Но теперь, конечно, эти планы пришлось забыть. Несмотря на алименты, которые Костик обязан будет платить ещё три года, и его обещание помогать финансово помимо обязательных выплат, надеяться Юле надо было только на себя, а значит не распыляться на нерегулярные и неофициальные доходы.

На звонок Лерка ответила сразу, как будто держала телефон в руке, и сразу закричала в ухо своим хрипловатым голосом, вызывавшим стойкое ощущение, что девушка только проснулась, хотя на часах был уже седьмой час вечера. Хотя в случае с Валерией Новорядской ни в чём нельзя было быть уверенной.

— О, ну как ты, свободная женщина Востока? — Вместо приветствия услышала Юлька. — Надеюсь, ты уже олицетворяешь собой круговорот воды в природе и чудодейственные превращения вина в слёзы?

— Привет, Лер. — Юля замялась, подбирая слова, чтобы ответить Лерке в такой же шутливо-каламбурной манере. — Пока что я олицетворяю подготовку к голодной зиме и превращение клубники в варенье и компот.

— Ооооо, мать! К тебе, твою ж мать, приезжала мать? — Подруга юлькину маму заочно недолюбливала и постоянно предлагала поменять замки, сменить номер и спрятаться от «корвалольного диктатора». — И теперь ты звонишь мне, потому что после такой нервной атаки твою кукушку надо ловить и возвращать на место. Ты мне скажи, мы сейчас идём с тобой бухать как две свободные женщины? Или ты опять решила дать себе шанс продолжить красиво страдать и в последний момент не пошла в суд?

— Леееераааа, я развелась. — Выдохнула Юлька, а в следующий миг её оглушил такой визг, что даже Илюха из кухни услышал и отреагировал конским ржанием и криком «тёть Лере привет».

— Уииииии! Поздравляю, мать!!! Так, наводи марафет, я сейчас, — в трубке послышалась возня, шорохи, чей-то недовольный шепот и явно мужское ворчание, — так вот, я сейчас найду, куда улетели мои трусы и примчусь к тебе. Готовь печень и удобную обувь, мы идём оповещать о твоём статусе весь город!

— Новодворская, мне на работу завтра, — слабая попытка унять надвигающийся на город ураган «Валерия» результата не принесла, потому что Лерка уже просто бросила трубку. В дверях снова возникла лохматая голова.

— Зная тёть Леру, у тебя минут 10, мам. Цигель, цигель, айлюлю.

— А айлюлю потом, — как на пароль отозвалась Юлька и распахнула шкаф.