А что, так можно было? (СИ)

Глава 30

— Мам, не приезжай, пожалуйста. Давай я послезавтра сама приеду, тортик привезу. — Юля устало откинулась на спинку стула и свободной рукой покрутила чашку с чаем на столе. — Я сегодня безумно устала.

— Вот ещё, — Надежда Константиновна включила «Крупскую» и принялась командовать пролетариатом. — Я уже еду. Привезу немного фруктов, грушки, яблочки — сейчас самый сезон. В конце концов, у тебя же выходной! Что тебе ещё делать?

«Запереться и рыдать». — Мысленно огрызнулась Юля, так и не научившаяся вслух давать отпор маме. А в трубку телефона ответила:

— Да, мам, я дома.

Нажав на сброс звонка, Юля уронила голову на руки и для надёжности ещё лбом об них побилась. «Мне сорок с лишним лет, когда же я вырасту» — тоскливо подумала она, а потом с обречённым вздохом встала и пошла наводить порядок в квартире, потому что неугомонная Надежда-свет-Константиновна проверит каждый уголок и по пунктам распишет дочери, где у неё пыль, где хлам, где неправильно висят полотенца и неконцептуально заложены складки на шторах, и вообще неудивительно, что сначала бедный хороший Костик не выдержал, а теперь и Илюша сбежал из дома. Юля только что вернулась с вокзала, где абсолютно счастливый и совершенно не думающий о складках на шторах Илюха впорхнул в электричку, откуда тут же вывалился назад, чтобы подбежать и неловко клюнуть Юлю в макушку. И снова умчался с воплями «пацаны, забейте место». Вот уж у кого не было проблем с общением и новыми знакомствами. Ещё несколько дней назад Илья выяснил, что у лагеря, в котором ему предстоит провести следующие три недели, есть сайт, а на сайте — форум, где он успел заочно познакомиться с ребятами из этой же смены. И они уже даже успели повидаться, посидеть на фудкорте и остаться вполне довольными друг другом. Так что на аккуратно высказанные сомнения мамы, как же он останется где-то в незнакомом лагере, и может всё же лучше поехать с ней в Черногорию, предвкушающий приключение сын только отмахнулся. Какая там скучная Европа с мамой, если его впервые отпускают куда-то одного, да ещё и с новыми друзьями!

И да, Юля всё же дала Мирославу согласие на поездку. Конечно, после ещё многих метаний и сомнений, аргументов и контраргументов. Точнее, их и аргументами-то сложно назвать. Мирослав не уговаривал, не убеждал. Он, как и сказал раньше, просто решал озвученные проблемы. Так же просто, как достал путёвку в лагерь и сделал паспорта, хотя Юля и не представляла, как это получилось без её участия. Ей только оставалось хлопать глазами на стоящую на пороге серьёзную и неприветливую женщину с документами, в которых нужно было расписаться, причём как можно быстрее — и так заняли кучу её времени. Точно так же на юлины опасения о том, что она не знает языка, Мирослав без комментариев прислал ей ссылку на уже оплаченный двухнедельный курс по изучению основных разговорных фраз на черногорском, сербском и хорватском. И потом Юля, усилив позиции Леркой и двумя бутылками вина, хохотала над собственными попытками серьёзно повторить вслед за диктором «добар дан*, опроститэ**, добродошли***». Да и вообще оказалось, что многие жители Черногории сносно говорят по-русски и по-английски, а в Будве так вообще русский чуть ли не основной язык, так как много туристов именно из России, и весь персонал должен с ними общаться.

Даже когда Юля просто сказала, без намёка и подтекста, что надо ещё будет договориться с кем-то, кто во время её отсутствия будет поливать все подаренные Мирославом цветы в горшках, вопрос снова решился как по волшебству. Буквально через час ей перезвонили из цветочного салона и сообщили, что в любое указанное ею время к ней приедет добрый человек, который увезёт все цветы в надёжное место, где их будут холить и лелеять, поливать, проветривать и даже развлекать вплоть до её возвращения. А потом вернут каждый горшочек на место, вместе с похорошевшим, в прямом смысле расцветшим, жителем. Всё-таки города России и портреты президентов США — это очень мощные заклинания, решающие практически любую проблему!

Юля и сама ловила себя на мысли, что в её голове всё новые придуманные ею проблемы уже похожи не на отговорки и причины остаться дома, какими они были сначала, а на список вопросов, которые надо решить и организовать до отъезда. С работы Юлю отпустили без проблем — оказалось, что у Белкиной накопилось огромное количество неиспользованных дней отпуска, что является нарушением трудового законодательства, и девчонки из отдела кадров со своей стороны уже прожужжали руководству все уши, что скоро придётся выгонять сотрудников на принудительный отдых. Юля со своим «серьёзным разговором» оказалась как раз вовремя. А ведь она так долго настраивалась на беседу, придумывала аргументы и готовилась к отказу. А всего-то надо было подойти к начальнице, и вопрос решился буквально за три дня, необходимые бухгалтерии для выплаты отпускных. И теперь Белку ждали целых тридцать пять дней отпуска — как раз столько она заслужила, долгое время упахиваясь на работе «за себя и того парня». Так что она может легко лететь в Черногорию на две недели, о которых они договорились с Мирославом, а потом отдыхать дома, помогая сыну нагонять пропущенную учёбу. Да и просто. Просто побыть дома, побренчать на гитаре, а может даже придумать что-то новенькое — ведь когда-то она писала песни! А ещё — зализать раны на нервной системе, которые наверняка останутся после времени, проведённого рядом с Мирославом. Если после четырёх дней в Питере она никак не может прийти в себя, то после двух недель на берегу Адриатического моря, среди старинных улочек и живописных гор собрать свою душу из разорванных кусочков будет ещё сложнее. Но впервые в жизни Юле не хотелось прятаться. Её тянуло броситься в это приключение, отбросив сомнения и страхи. Даже если потом будет больно… Точнее не «если», а «когда» — это будет потом.

А вот здесь и сейчас её боль приобрела очертания четырёх ведёр с яблоками и двух — с грушами. Они выгрузились из такси вместе с Надеждой Константиновной, и наотрез отказывались сами подниматься по лестнице в юлину квартиру. Главнокомандующая фруктовым парадом на весь подъезд к радости любопытных соседей жаловалась на жару, от которой ей наверняка станет плохо с сердцем, и причитала, какая Юлька ужасная мать — выгнала кровиночку из дома, в какой-то ужасный лагерь, где Илья конечно же научится «всякому». Юля молча таскала вёдра, даже не вслушиваясь в ворчание матери. И только когда на последнем ведре от наверняка уже начавшего учиться «всякому» Ильи ей вдруг пришло сообщение «мам, я тебя люб-люб, не кисни там, среди скучных капиталистов», Юля заулыбалась и поняла, что так душило её последние два часа. Илюшка так радостно ускакал в электричку, что они и не попрощались толком, и глубоко в душе Юлька вдруг почувствовала себя ужасно одинокой — сын вырос и умчался в свою интересную жизнь, оставив свою мать одну на опустевшем перроне. И вот — это сообщение, всего несколько слов. Как мало нужно для счастья!

— Яяяаааблоки наааа снегу, яблоки наааа снегу!**** — пропела Юлька, ставя ведро в шеренгу к его однополчанам и вдруг обнимая свою маму со спины и прижимаясь щекой к её затылку. — Мам, а я тебя люб-люб.

Надежда Константиновна, которая совсем не Крупская, а в этот момент — обмякшая в руках дочери обычная мама, замерла на несколько мгновений, а потом, неловко потрепав Юльку по руке, забормотала что-то про глупые нежности, но не успела спрятать промелькнувшую улыбку и на миг заблестевшие влагой глаза. А потом два бойца яблочного фронта сидели на кухне, мыли, перебирали, чистили, резали, раскладывали, замораживали, варили, давили… А ещё громко хрустели, брызгая сладким соком на руки. И много смеялись, убирая со стола последствия фруктового побоища, а потом пили чай со свежей «быстрой», как называли в их семье этот рецепт, шарлоткой. И вспоминали «дядь витин» сад, куда он звал всех друзей и соседей собирать огромные ярко-красные яблоки с выгнувшихся до самой земли веток. И лето на даче, которую хоть и пришлось продать после смерти папы, но которая осталась в памяти густым запахом полыни и солнца, соловьиным пением в ночи и мягкими облачками тумана в низинах на рассвете.

И на этой пропахшей яблоками кухне Юля рассказала маме о поездке, об удивительном, сказочном, абсолютно нереально-восхитительном гостиничном комплексе, который появляется в руках настоящих волшебников, в том числе и благодаря её усилиям. О том, что пусть её вклад совсем маленький, но ей так нравится его вносить. И о том, как вообще она рада прикоснуться к этому большому и творческому процессу. И как в неё там верят. И конечно, немного о Мирославе Медведеве. Самую малость. О том, какой это умный и сильный медведь. Умолчав о зонтике и разбуженном посреди ночи генерале, о балалайке и поцелуе в макушку, об обещании позвонить и об её, юлькином, ожидании. Только о добром и гостеприимном брате Данелии («ты же помнишь Данелию?») и его предложении поработать. Рассказала и замерла, желая разделить с самым близким человеком радость и азарт, раскрывая свою душу как руки для объятий… И со всего размаха налетела на морозную стену, выросшую прямо посреди жаркого яблочного августа. С бойницами заледеневших глаз и сжатых губ.

— Растила тебя, растила, а ты осталась всё той же бестолочью! — Слова тяжёлыми бусинами рассыпались по кухне, нарушая тишину металлическим стуком, разбивая лёгкость и надежду.

— Ну, какую вырастила, — тихо прокомментировала Юля и горько усмехнулась, сворачивая невидимые крылья и убирая их обратно под привычный панцирь. С кухни в это время стремительно улепётывали призрачные соловьи и кузнечики, а запах полыни и свежего сена вытеснялся приближающимся смерчем с ароматом корвалола. И ведь уже даже не больно. Так, кольнуло что-то, похожее на привычное чувство вины — довела маму, неблагодарная дочь.

— Что? Бормочешь чего? — Даже странно, что Надежда Константиновна услышала и отреагировала на юлькин шёпот, обычно и более громкие попытки диалога оставались проигнорированы. — Вот в кого ты такая? А я тебе скажу! Вылитый отец! Тоже тот ещё мечтатель! Всё в облаках витал! Ты-то куда лезешь? И чего здесь не сидится? Работа хорошая, муж, сын. Чего тебе ещё надо?

— Мам, муж бывший, работа тоже далеко не предел мечтаний…

— Бывший! — Взвилась мама, переходя на свой фирменный, одновременно командирский и умирающий, тон. Голова повязана, кровь на рукаве*****, но шашкой над головой ещё есть силы махать. — То-то и оно, что бывший! А кто в этом виноват? Жила бы и горя не знала. А тебе подавай… Ох, голова твоя бедовая! А-а. Так может, ты к своему полюбовничку едешь? Воооот оно что! Бедный Костик. Узнал, какую змею пригревал всё это время, вот и не выдержал! Ах, вон как! Меня берёг, не говорил, какая ты! А родная дочь, родная дочь! Аптечку мне неси и воды дай…

Шумно вдохнув и выдохнув, Юля направилась за аптечкой, но через несколько шагов решительно свернула к шкафу. И уже через пару минут, в джинсах и майке, сжимая в руках сумочку и телефон, появилась перед мамой.

— Поехали, мамуль. Такси сейчас подъедет.

— Что? Куда? Какое такси!!! — Мама красивым жестом сложила ладошки у груди. — Доченька, ты же знаешь, у меня сердце слабое, а ты…

— А у меня дома нет корвалола, — прервала поток недовольства Юля спокойным голосом. — Мам, скорую, ты же знаешь, не дождаться. Быстро съездим, и тебе сразу станет лучше, вот увидишь.

Такси уже ждало у подъезда, когда Юля спустилась, придерживая одной рукой мамин локоть, а другой — пакет яблок. Маму торжественно разместили на заднем сидении, после чего Юля с доброжелательной улыбкой попросила водителя включить кондиционер и одновременно приоткрыть задние окна, пока мама не начала убеждать, что ей слишком жарко и в то же время — воняет «этим ужасным химическим ветродуем». Таксист хотел заворчать, но с такой же милой улыбкой Юля вручила ему пакет с ароматными фруктами и поблагодарила за доброту и неравнодушие. Откуда в ней отыскались такие дипломатические таланты, Юля не знала, да и не хотела задумываться. Слушая причитания с заднего сидения о неблагодарности и легкомысленности современной «молодёжи», она с улыбкой переглядывалась с таксистом. И виновато пожимала плечами, когда в ход шла тяжёлая артиллерия на тему излишней лёгкости поведения безответственной и безнравственной дочери. Когда такси остановилось, Юля всё с той же улыбкой повернулась к молчаливому мужчине за рулём и шепнула:

— Подождите, пожалуйста. Уверена, мы недолго.

— Но… — Водитель бросил удивлённый взгляд в сторону здания, у въезда к которому они остановились. Мало кто из посетителей мог пробыть здесь «недолго».

— Не волнуйтесь. Мы точно сейчас вернёмся, я вам лично оплачу ожидание и дорогу обратно по полному тарифу оператора, — подтвердила Юля и, выбравшись из машины, открыла дверь перед настороженной Надеждой Константиновной. Та из машины выходить не торопилась, с опаской и недоверчивостью рассматривая вывеску.

— Что это?

— Это кардиоцентр, мама. Ты и сама уже всё прочитала. Твоё слабое сердце давно меня беспокоит. Нельзя так относиться к своему здоровью. — Юля протянула к маме руку, нетерпеливо помахивая пальцами. — Выходи, мамуль. Ты же знаешь, что корвалол не лечит, а лишь снимает симптомы. К тому же у него куча побочек. От него снижается давление, болит голова, появляется слабость и дрожь конечностей. А ещё содержащийся в его составе фенобарбитал приводит к развитию наркотической зависимости, человек становится рассеянным и быстро утомляется. Длительное применение корвалола вызывает усталость, ухудшение памяти и внимания, депрессию, мигрени и обмороки. А передозировка может стать причиной комы и смерти. Я этого не хочу. Поэтому сейчас мы идём на приём к кардиологу, проходим все необходимые процедуры и обследования и, если надо, лечим тебя в стационаре. Обещаю, что никуда не уеду, пока врачи не подтвердят, что твоё сердечко вылечили и твоей жизни и здоровью ничего не угрожает.

Юля ласково перехватила руку мамы и потянула из машины. Она говорила спокойно, обиды на мать не было, как уже и боли от её обвинений. Была просто бесконечная усталость и полное равнодушие к той игре, в которую они с мамой играли уже несколько десятков лет. А ещё — шальная лёгкость от внезапной свободы, когда скидываешь с себя этот кокон корвалольного шантажа. Да, Юля любила маму. И будет любить всегда. И если у неё есть проблемы с сердцем, она действительно готова отменить любые поездки и водить её по врачам, сидеть у постели и дежурить в коридорах больниц, если это потребуется. Если для того будут основания и реальный повод беспокоиться о здоровье родительницы. Но играть в театре одного «самого больного в мире» актёра она просто устала. Надежда Константиновна, выслушав медицинскую лекцию дочери, выдернула из её хватки вполне себе крепкую руку без признаков тремора или приближающегося обморока и покачала головой.

— Садись в машину, дочь. И прекрати паясничать.

Юля вернулась на переднее сиденье и улыбнулась таксисту, с любопытством глазеющему на разворачивающуюся в его «карете» постановку.

— Я же говорила, что мы недолго.

Назвав водителю адрес маминой квартиры, Белка услышала тихий голос из-за спины:

— Ты стала злая.

— Нет, мам. Я перестала быть удобной.

* — «Добрый день» с черногорского, ** — «извините», *** — «добро пожаловать».

**** — песня Михаила Муромова «Яблоки на снегу» (1987 год), стихи — Андрей Дементьев, музыка и исполнитель — Михаил Муромов.

***** — «Песня о Щорсе» — песня, посвящённая начальнику дивизии Красной армии времён Гражданской войны в России Николаю Щорсу. 1936 год. Композитор — Матвей Блантер, автор слов — Михаил Голодный.