Аффект Дьявола

Пролог

– Отпусти… ну же!

Безуспешно пытаюсь выдернуть руку из пальцев Давида, который тащит меня куда-то. Мелькают стены коридора в отеле, в моих ушах шумит кровь. От быстрого бега, волнения и железной хватки мужчины, которого я дико ненавижу. И с такой же силой люблю.

Он толкает перед собой дверь в свой номер, затаскивает меня внутрь, прижимает к стене, тут же наваливается сверху и целует. В касании его жадного рта нет ни нежности, ни медлительности. Торопливо, остро, до потребности сделать вдох, один на двоих.

– Немедля верни меня мужу.

– И не подумаю.

Пытается порвать шнуровку белого платья, понуждая меня вцепиться ногтями в его запястья. Приглушённо рычит, но продолжает уничтожать мой свадебный наряд. Кажется, я разодрала ему руку, и теперь на кипенной ткани – алые следы.

– Давид, прекрати.

Между нами завязывается едва ли не борьба. Перемежаемая поцелуями-укусами, попытками вернуть себе свободу и приглушёнными стонами, когда Дав всё же пробирается пальцами под нижнее бельё.

– Я тебя хочу.

– А я тебя – нет.

– Врёшь.

Скользит по внутренней поверхности бедра, начинает ласкать прямо через тонкое кружево. Боже… Я буду трахаться со своим любовником прямо на своей свадьбе. С любовником, которого уже готова убить. И который прав на все сто – я вру ему, потому что хочу. До одурения, до пляшущих белых точек перед глазами. И всё, что могу – сделать рваный вдох, когда Давид подхватывает меня под попу, сажает на себя, одновременно врываясь на полную глубину, и шепчет со слепой яростью:

– Клянусь, если ты не разведёшься с этим дерьмом завтра же, я его убью.

Четыре месяца назад

Выпускной – он почти всегда одинаковый. Из детского сада или из школы. Или из ВУЗа. Только напитки и ожидания от жизни становятся совершенно иными, а в целом… В целом это тот праздник, который запоминается навсегда.

– Он тебя хочет. Я давно это заметила, – шепчет мне на ухо Оксана, приземляясь рядом с бокалом мартини. – Только не смотри, а то поймёт, что мы о нём.

Она кивает в ту сторону, куда мне сразу хочется устремить свой взгляд, но я держусь, беспечно улыбаясь. Меня пьянит ощущение свободы, выпитый алкоголь и мысли о том, что теперь всё в жизни будет иначе. Всё же перевожу глаза туда, куда указала Оксана, и натыкаюсь на Давида.

На первом курсе он получил кличку Дьявол. Банальную, но она чертовски ему шла. Сейчас, когда не сразу отвожу взгляд, понимаю, что его улыбка, которая в этот момент принадлежит только мне, не от мира сего. Демоническая. С такой заманивают в ад, где бросают на самые острые скалы. А рядом с ним… Славик. Едва не морщусь, когда понимаю, что он и есть тот, кто «меня хочет». Об этом разве что ленивый не знает.

– Да ну тебя.

– Что? В последнее время в наших разговорах ты фигурируешь регулярно. Аля, Аля, Аля…

Оксана отставляет пустой бокал на низкий столик и тащит меня за руку с дивана, и я иду, покачиваясь на высоченных каблуках. Редко ношу их, но сегодня поняла, что зря. Кажется, парни готовы себе шеи посворачивать, когда девушка со стройными длинными ногами ещё и туфли на каблуках надевает. На танцполе уже настоящая вакханалия – Костюков Паша скачет козлом, изображая рок-музыканта под кайфом. Остальные парни ржут. И мне хочется влиться в это безумие, пропитанное ощущением бесконечного счастья.

Я двигаюсь плавно, в противовес мелодии, что взрывает барабанные перепонки. Прикрываю глаза, и мне кажется, что все взгляды прикованы ко мне.

Вместо быстрых битов вдруг начинают звучать ноты медленной мелодии, и я чувствую себя не в своей тарелке. Даже Оксану подхватывает в танце Ярик Мельников, а я стою и покачиваюсь из стороны в сторону, как дура.

– Ты не против?

Этот низкий, чуть хрипловатый голос, который пробирает до самого нутра и посылает по телу табун мурашек, просто не может принадлежать Давиду. Он прижимает меня к себе – с силой, властно, будто ему совсем не нужен ответ. И наверное, так и есть.

– Не против.

Бросаю быстрый взгляд на Оксану, но она не обращает на нас внимания. Кружится с Яром, запрокидывает голову, смеётся над его шуткой.

– Хотела взять благословение у подруги? – наклонившись к моему уху шепчет Дав. Притягивает к себе ближе, так что между нами не остаётся места даже для короткого вдоха. Я начинаю паниковать, но это ощущение тесно сплетено с едва заметным возбуждением. Это всё вина алкоголя – не иначе. По крайней мере, мне почти удаётся убедить себя в этом, когда мы продолжаем танцевать.

– С чего ты взял, что мне нужно чьё-то благословение?

И это тоже говорит спиртное, не я. Давид улыбается краешком губ, снова напоминая мне о том, что кличка Дьявол дана ему неспроста.

– Это хорошо, что не нужно.

Дальше танцуем молча. Мои руки – на его плечах, и так хочется пробежаться пальцами по волосам на затылке Давида. Глупое желание, которое не приведёт ни к чему хорошему. Встречаюсь взглядом с Оксаной, и та подмигивает, окончательно возвращая мне ощущение, что я всё делаю правильно. Странно, но сейчас в руках Дьявола я чувствую себя так, будто наконец достигла того, к чему шла долгие годы.

– Какие планы дальше?

– Не поняла.

– Ну, чем планируешь заняться по жизни?

Мы часто обсуждали с ним и Оксаной, что станем делать после того, как окончим ВУЗ, но это всё было мечтами – не более того. А сейчас, когда Давид задаёт мне этот вопрос, я не знаю, что на него ответить.

– Пока не думала. Работать буду, наверное. А ты?

– А я пару месяцев буду кайфовать. Потом вряд ли удастся. Ты любишь кайфовать?

Снова вопрос сбивает с толку. Передо мной вроде бы тот же Давид Невский, что и всегда, но одновременно и не он. Под воздействием мартини и тесных объятий, которые оправдывает медленный танец, он кажется мне сверхсуществом из другого мира. Он не красавец в общепринятном значении этого слова, но обаятелен до чёртиков. Смотрю на него открыто, скольжу взглядом по чётко очерченным губам, будто мне шестнадцать и я впервые увидела воочию кумира, в которого влюблена последние лет пять. И мучительно подбираю слова, чтобы ответить на вызов Невского. А он смотрит на меня со своей ухмылкой, от которой по телу пробегает дрожь, и это сбивает с толку окончательно.

– Эй, голубки, ну-ка хватит тут обжиматься, – беззлобно одёргивает нас Оксанка, и вклинивается между нами. И Давид подхватывает её, теперь прижимая к себе вместо меня.

Мне нужно на воздух. Нельзя ревновать к лучшей подруге того, кто принадлежит совсем не мне.

Нельзя!

Почему же чувствую ревность? Острую, скоротечно кольнувшую прямо в сердце. Но ревность.

– Слушайте, а давайте на дачу сбежим, м? – предлагает Давид, останавливаясь, хотя мелодия ещё звучит. Его рука – на плечах Оксаны, и это тоже отмечаю с нотками чувства, царапающего нутро.

– Да ну. Там же холодно, – морщит носик подруга.

– Мерзлячка. Я вот очень хочу на свежий воздух.

Он что, читает мысли? Мне тоже нужен кислород, только не рядом с Невским и Оксаной, которые обязательно запрутся в комнате и я буду полночи слушать как они трахаются. Почему же вопреки здравому рассудку так хочется поехать с ними?

– Хорошо. Едем. Только прихватим с собой алкоголя.

Оксана деловито начинает класть в сумку вино – пару бутылок. Подумав, добавляет третью и когда возвращается обратно к Давиду, тот протягивает мне руку в жесте, который в любой другой момент показался бы обыденным.

– Поехали.

Смотрю на длинные пальцы словно кролик на удава. И киваю, скользнув по ним ладонью. Давид тут же сжимает её и ведёт нас с Оксаной на улицу. Только оказавшись вне клуба, могу вдохнуть полной грудью. Прикосновение руки Невского обжигает. Меня начинает колотить озноб. Да что вообще происходит? Я же знаю, что так быть не должно – он принадлежит другой. Он не мой и моим никогда не будет. И всё, что творится сейчас, – это обычные вещи, которые происходили между нами и раньше. Поболтать, потанцевать, перекинуться парой двусмысленных шуточек. Всё это мы проворачивали десятки раз. Так почему именно сейчас это настолько остро на меня воздействует?

Дав ловит такси. Вскидывает руку и почти сразу возле нас тормозит тачка. Нет, он точно не от мира сего – у нормального парня бы так просто всё никогда не получилось. Невский садится рядом с водителем, мы с Оксаной – сзади. Подруга тут же кладёт голову мне на плечо и бурчит что-то нечленораздельное. И проваливается в сон. Всегда удивлялась этой её способности отключаться мгновенно, будто кто-то нажал у неё кнопку.

– Уснула? – уточняет Давид, повернувшись к нам.

– Да. Теперь проспит до самой дачи.

– Ты не замёрзла? Давай вам пиджак свой отдам.

Не дождавшись ответа, начинает стаскивать его с себя, после чего протягивает мне. Накидываю пиджак сверху на себя и Оксану, и не удержавшись, втягиваю аромат парфюма Невского. Боже, это что-то совершенно крышесносное, что пьянит ещё сильнее.

– Поспи тоже, я разбужу, – произносит Дав, и я киваю.

Нет, я совсем не сплю. Просто зарываюсь носом в тёмную ткань и кайфую.

«А ты любишь кайфовать?»

Когда вот так – определённо люблю, хотя и хочется обругать себя всеми возможными словами. Мне просто нужно себя остановить. Не думать больше о Давиде. Раз за разом продолжать напоминать себе, что он мой друг и это неизменно.

Я смотрю за окно, где пробегает однообразный пейзаж. Позолоченные вечерним солнцем верхушки деревьев, дома за высокими заборами. Значит, скоро доберёмся.

Мне нужно было отказаться и никуда не ехать. Не в этот раз. Раньше всё было просто – ребята позвали, и я помчалась, не чувствуя себя третьей лишней. Сейчас же всё иначе. Сбежать будет самым верным. Дождаться, когда Давид и Оксана отправятся спать и уехать. А утром объяснить это какой-нибудь несущественной выдуманной ерундой.

Вздрагиваю и смотрю на Невского. Мне виден только его чётко очерченный профиль, такой знакомый, почти родной. Но сейчас в полумраке он словно принадлежит другому мужчине. Задерживаюсь взглядом на губах. Только сегодня поняла, насколько они привлекательны – пухлые, но это ничуть не портит лицо Давида.

Он ловит меня с поличным. Просто поворачивает голову и встречается со мной глазами, и я поспешно прячусь за ткань пиджака, вновь зарываясь в него лицом.

Нет, я определённо сбегу. Мне нужно просто оказаться вне Давида и Оксаны, привести мысли в порядок и вернуться к ним той самой подругой, которую они знали несколько последних лет. И которую, прежде всего, знала я сама.

На даче действительно холодно, несмотря на начало июня. Оксана болтает без умолку, сокрушается, что сирень уже отцвела. Расставляет на столе бокалы и открывает упаковку со слайсами сыра. А Невский молчит, занимаясь своими мужскими делами – обеспечить «его девочкам» комфорт. Растапливает камин, закатав рукава рубашки по локоть.

Он так и сказал про нас – мои девочки – когда открывал перед нами дверцу такси. Интересно, он и до этого момента так к нам обращался? То ли я раньше просто не придавала этому значения, то ли Давид решил добить меня сегодня окончательно. Его пиджак – на моих плечах. Оксана заявила, что ей тепло и так, а я как последняя дурочка не могла взять и просто отдать его Невскому. Потому что мне казалось, что это порвёт ту связь, что была между нами. Глупо, правда?

– Ну, давайте выпьем, теперь уже нашей тесной компанией. А то у меня от тостов в клубе уже голова кругом пошла. И не запомнить было, кто кому и чего желал.

Оксана поднимает бокал вина и смотрит на Давида. Я знаю её этот взгляд, в нём столько всего – обещание, немое восхищение, безграничная любовь. Она влюбилась в него сразу, как только мы познакомились в баре, когда к нам подсел Невский и спросил, не хотим ли мы разнообразить вечер. В тот момент мне пришлось поспешно проглотить готовое сорваться с губ пожелание, чтобы он шёл на все четыре стороны, потому что подруга согласилась мгновенно.

Тогда Давид мне не понравился от слова «совсем». Показался слишком наглым, самоуверенным и малопривлекательным. А сейчас невольно задумалась, не сложилось ли бы всё иначе, если бы я тогда тоже проявила к нему интерес. И это тоже глупые мысли, не имеющие ни малейшего права на существование.

– Давайте. – Невский тоже поднимает бокал, не сводя с меня взгляда, под которым моё лицо начинает «гореть». – За вас, мои девочки.

Нет, он это определённо специально. Я залпом выпиваю бокал вина и хватаю бутылку, чтобы наполнить его снова, но Невский делает какое-то молниеносное движение, и его пальцы ложатся поверх моих.

– Первое – наливает всегда мужчина, если он имеется за столом. Второе – руку разливающего не меняют.

Оксана смотрит за этим с интересом и улыбкой, и я тоже растягиваю губы в кривоватой усмешке. Выпитое вино ударяет в голову, и мне всё это начинает казаться забавным. Хотя, смеяться стоит в последнюю очередь, ибо в том, что я, кажется, влюбляюсь в парня своей лучшей подруги, нет ни капли юмора. Разве что он походит на извращённую шутку, одну из тех, которые иногда любит подкидывать людям судьба.

– Ребят, я вам не мешаю? – хихикает Оксана, и только тогда Невский убирает свою руку с моей ладони.

– Кхм, – я откашливаюсь, чтобы скрыть смущение. Оглядываюсь, судорожно соображая, на что перевести тему. Не обсуждать же обстановку кухни?

– А я вот думаю, может, пока мы отдыхаем, ещё вечеринку замутить? Только не всей этой компанией, а наших позвать. Человек десять-пятнадцать. Как думаете? – предлагает Окс.

Мне, по правде, наплевать. Это ребята – тусовщики, каких поискать. Я же вполне спокойно отношусь к таким мероприятиям.

– Да не знаю, – пожимаю плечами, снова отпивая вина.

– Что ты не знаешь? Видела, как тебя парни сегодня взглядом пожирали? Тебе надо чаще себя вот так преподносить. Вон какая ты у нас красавица.

Окончательно смущаюсь, не помогает даже алкоголь, который уничтожаю жадными глотками.

– Перестань, Окс. Мне сейчас совсем не до парней. Впереди поиски себя, ну и места работы.

– Одно другому не мешает. Хороший трах – в первую очередь.

– Скажешь тоже.

– Скажу. Но ладно, давайте чем-нибудь займёмся, а то меня вырубит раньше времени. – Она встаёт из-за стола и выходит из кухни, напевая: – А у нас сегодня така-а-ая но-о-очь.

Мы остаёмся с Невским наедине. Он не сводит с меня взгляда, под которым становится окончательно не по себе. Надо было отказываться от дачи и оставаться в клубе. А утром проснуться в постели Славика и забыть про недостойные мысли, что так быстро меня охватили.

– Ты напряжена.

Давид не спрашивает – произносит эти два слова уверенным тоном, а мне ничего не остаётся, как снова растянуть губы в кривой улыбке.

– Для этого нет причин, – пожимаю плечами, пытаясь убедить в этом то ли его, то ли себя. Впрочем, выходит плохо – не верю себе самой ни на грамм.

– Совсем нет. А то у меня ощущение, что ты боишься.

– Кого?

– Подумай.

– Тут я только тебя могу бояться, но это абсурд.

– Неа. Я не о себе. Ты же знаешь, что я кусаюсь только если меня попросить.

– Дав…

– Что? Люблю, когда ты смущаешься. Такая клёвая.

– Ну хватит. А то я буду клёвой бесперебойно. Так кого я боюсь?

– Значит, не поняла?

– Нет. Слушай, у тебя нет ощущения, что что-то не так?

Иду ва-банк, говоря о том, что меня сейчас волнует больше всего остального. Я очень дорожу дружбой с Оксаной и Давидом, чтобы вот так из-за своих уродливых и неправильных сиюминутных желаний, не подпитанных ничем извне, ею рисковать. Да и, ко всему, всё это только у меня в голове, и уже завтра утром я сочту подобные мысли абсурдом.

– А что не так, Аль? По-моему, напротив, всё очень даже так.

– И ты сам напряжения не чувствуешь?

– Только твоё.

– Ясно.

Допиваю остатки вина. Нужно пойти и найти Оксану, но я сижу, как приклеенная к стулу, и отмахиваюсь от настойчивых картинок, лезущих в голову. Если бы я была с Давидом, а не Окс, мы бы сейчас вот так сидели с ним вдвоём на этой кухне, слушали треск горящих дров в камине, болтали бы ни о чём. А потом пошли бы в его спальню и занимались бы любовью, покуда на это хватило бы сил.

У нас были бы планы на совместную жизнь, на путешествия, свадьбу, детей. И уже бы я, а не Оксана, была уверена в этом потрясающем мужчине, я бы мечтала вместе с ним, а не она.

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт! Хватит даже думать об этом, потому что хочется тут же себя возненавидеть.

– Ладно, я пойду Окс поищу, пока она не нашла себе приключений, – выдыхаю едва слышно, и когда устремляюсь в сторону выхода из кухни, слышу низкий голос Давида позади:

– Я так и думал. Себя боишься.

Но не оборачиваюсь – просто покидаю его общество, твёрдо решив, что уеду сразу же, как только они заснут. Потому что Невский прав на все сто.

Лежу без сна, глядя в потолок. Чутко прислушиваюсь к каждому звуку и шороху, доносящимся из спальни по соседству. Кажется, если услышу хоть один приглушённый стон, сорвусь и помчусь прочь от этого дома. И плевать на те вопросы, что непременно возникнут у Оксаны. А может – и у Дава, хотя, я прекрасно понимаю, что ему стали каким-то непостижимым образом доступны все мои мысли, даже те, что я усиленно скрываю от самой себя.

Мне просто нужно перестать думать о Невском, но именно сейчас, когда раз за разом слышу его голос за стенкой и когда представляю себе, что в эту секунду он крепко прижимает к себе Оксану, меня затапливает чёрная слепящая ревность. Даже воздуха в лёгких не хватает, отчего делаю короткие рваные вдохи, ни черта не отрезвляющие.

Наконец, Давид и Оксана затихают, и я расслабленно выдыхаю – трахаться сегодня они точно не станут. А если всё же решат заняться сексом, я в этот момент буду уже далеко. Считаю до десяти, мысленно прикидывая, не стоит ли остаться хотя бы до шести утра, когда начнут ходить автобусы. И всё же решаю – нет. Это слишком большой риск. И хоть существует вероятность, что утром все мои ощущения покажутся мне выдуманными, она очень и очень невелика.

Откидываю одеяло и осторожно поднимаюсь с постели. Почти два часа ночи, а значит, вот-вот окончательно рассветёт. Пока же за окном – серо-унылые сумерки, чуть подёрнутые пеленой тумана, стелющегося по полю возле леса. Идеально, чтобы сбежать…

Туфли беру в руки, опасаясь разбудить Давида и Оксану стуком каблуков. Какая же я глупая. Как же хочется ругаться на саму себя, за то, что позволила всему этому случиться. Никогда не влюблялась за какие-то несколько часов, тем более не делала этого, если речь шла о парнях подруг. А теперь…

– Сбегаешь?

Хрипловатый голос Невского выбивает почву из-под ног, стоит только мне распахнуть дверь. Давид стоит за прямо за ней, босой, в одних спортивных штанах. Руки сложены на груди, а на губах – улыбка, полная понимания. Он идеально сложен – подтянутое тело скорее худощавое, чем мускулистое. Но мне отчётливо виден каждый рельеф, выступающий под кожей.

– Так будет лучше.

Он просто мотает головой и делает шаг в мою сторону, понуждая меня инстинктивно отступить. Закрывает за нами дверь, когда мы оба оказываемся во мраке спальни. Забирает туфли из моих рук и осторожно кладёт их на пол. Во рту мгновенно пересыхает – миллион вопросов, уже готовых сорваться с губ, исчезают. По-моему, всё яснее ясного, и то, что я приняла за свою симпатию, теперь поделено между нами двоими.

– Так не будет лучше ни для кого.

Невский просто прижимает меня к себе, почти как тогда, когда танцевали в клубе, только теперь в этом жесте столько неприкрытой властности. Он делает то, что решил, – за нас обоих. Сначала проводит губами по поим губам, словно пробует их на вкус. Меня будто пронзает разрядом в триста восемьдесят. Машинально хватаюсь за его плечи, пытаюсь отстраниться, но ничего не выходит – Давид держит крепко, позволяя делать только то, чего хочет он.

– Аль… я хочу тебя, безумно.

Хриплый шёпот не может принадлежать Даву… Это не тот Невский, которого я знала все эти годы. К нему у меня просто не может быть таких чувств. И он не может говорить мне таких слов.

– Давид, не надо, прошу…

Он не внимает жалким мольбам, просто накрывает мои губы своими, врывается языком в рот и шагает в сторону постели, понуждая сделать шаг и меня. Это безумие, настоящее, с контрастом таких ощущений, от которых окончательно схожу с ума. Наслаждение от того, что меня целует Невский, и что он хочет меня, перемежается инстинктивными желаниями оттолкнуть, сбежать, спрятаться и больше никогда его не видеть.

Что мы творим? Сейчас ещё можно остановиться и сделать вид, что ничего не произошло, но потом будет слишком поздно. Потом уже ничего нельзя будет изменить.

– Дав, хватит! – громко шепчу, успевая только охнуть, когда Невский укладывает меня спиной на кровать и нависает сверху на вытянутых руках.

Он – везде, от него не спрятаться. Не даёт мне приподняться, прижимая своим весом к постели.

– Аль, ты себе-то врать перестань. Ты же хочешь меня не меньше.

– Это не так. Ты всё неправильно понял.

Снова голос звучит жалко, да и Невскому плевать – он берёт то, что хочет. Закрывает мне рот новым поцелуем, задирает подол платья, устраиваясь между моих ног. Я хочу его, он прав, но всё это неправильно. Так не должно быть.

Давид двигает бёдрами, будто занимается со мной любовью. Мы с ним оба в одежде – моё платье задралось едва не до груди, но бельё с меня он так и не снял. И этого так мало – по ощущениям, и чрезмерно много того, что уже себе позволили.

Всё это время целуемся, жадно, глубоко, словно оба – кислород друг для друга.

– Если ты мне не позволишь большего, я встану и уйду, – шепчет Невский, разрывая поцелуй.

В моих ушах стучит кровь. Она проносится по телу со скоростью горной реки. Сердце заходится в бешеном темпе, и голос Дава слышу словно бы издалека. Не хватает возможности сделать полноценный вдох.

Я же этого желала, об этом думала, когда сидела напротив Давида в кухне. А сейчас он говорит, что выбирать именно мне.

– Нам ничего нельзя вообще.

В этих словах уверенности ни на грамм. Всматриваюсь в глаза Невского, пытаясь прочесть по ним каждый оттенок мелькнувших эмоций. Он тяжело дышит и возбуждён до сих пор – отчётливо чувствую это. И всё… это то, на чём всё и завершится. Мы оба перешли границу, но вернуться назад ещё можно, пока не натворили глупостей.

– Хорошо, – выдыхает наконец. Опускает голову и упирается лбом в матрас возле моего плеча.

Чувствую себя отвратительно, прежде всего потому, что до сих пор хочется удержать. Прижать к себе, умолять поцеловать снова. Знаю, что совсем скоро перестану чувствовать на себе тяжесть его тела, и от этого снова возникает ощущение, что мне перекрывают кислород.

– Аль, ещё кое-что, – приглушённо произносит Давид. – Если ты сегодня сбежишь, клянусь, я сделаю всё, чтобы мы больше с тобой не встречались.

– Дав…

– Ты меня услышала.

Поднимается одним рваным движением и выходит из комнаты, оставив меня одну. Хочется реветь. Сесть, обхватить колени руками и реветь. Слышу, как Невский выходит на улицу чтобы покурить. Наверное, мне нужно выйти следом за ним, попытаться поговорить, но я просто остаюсь лежать и смотреть в потолок. Никак не могу привести мысли в порядок – они кружатся в голове беспрерывным хаотичным калейдоскопом. Да и незачем опять впадать в бесконечные размышления о том, что может быть, а чего быть не может.

Всё уже свершилось. Теперь нам просто нужно продолжать жить дальше и делать вид, что ничего не произошло. И вот это сделать будет очень сложно, если не невозможно.

Давид и Оксана ещё спят, когда я всё же решаюсь встать, выпить кофе и предупредить их, что уезжаю. Эту ночь я не спала – не удалось даже сомкнуть глаз. Слёз не было, я просто лежала, повернув голову к окну, и смотрела на светлеющее небо.

Мыслей не было тоже, кроме одной – хотелось высказать Невскому всё, что я о нём думала. Чёртов шантажист… Знал ведь, что они с Окс для меня значат.

Что он значит.

Наскоро делаю кофе и залпом выпиваю, не чувствуя вкуса. Войти сейчас в их спальню, увидеть, как спят в обнимку… встретиться взглядом с Давидом – невыносимо. Но мне придётся это сделать, потому что я уже решила – всё, что случилось ночью, нужно оставить позади и забыть.

– Ребят… можно? – осторожно приоткрываю дверь после тихого стука.

Тут же натыкаюсь глазами на стройную ногу Оксаны, которую она закинула на Невского. Он не спит – лежит и смотрит в потолок, закинув руки за голову. Переводит взгляд на меня – медленно, словно не знает, не показалось ли ему, что я стою в дверях.

– Окс спит ещё. Заходи.

– Нет. Я уезжаю. У меня… дела образовались.

Нагло вру, и Давид это знает. Прищуривается и молчит. Опять по телу дрожь, но сейчас я упрямо поджимаю губы и уговариваю себя не обращать на неё внимания. Пока смотрим друг на друга, просыпается Оксана, рывком садится на постели и растирает лицо ладонями. Она спит обнажённой, простыня соскальзывает, открывая моему взгляду небольшую грудь идеальной формы. Окс не стесняется – этого чувства между нами нет уже давно.

– О. Аль, а ты чего при параде?

– Я уезжаю, мама позвонила, нужно домой.

– Да?

Она падает обратно на подушки, раскинув руки, закрывает глаза, и я сосредотачиваю всё своё внимание на ней. Потому что нутром чувствую пристальный взгляд Невского, который буквально испепеляет меня на месте.

– Слушай, если мы с Давом не поедем, ты же не против?

О, я только за. Целиком и полностью. Мне бы вообще пока лучше с Невским не встречаться, но не скажешь же об этом подруге прямо?

Вижу, что Давид как раз совсем не рад этой перспективе. Откидывает простыню и поднимается с постели. Слава богу, хоть одетый, уже хорошо.

– Я провожу, – бросает короткое Оксане, и та кивает сквозь сон.

Мы молча выходим из дома, я – на низком старте, чтобы наконец уже избавиться от общества Невского, он – закуривая на ходу. Бросаю на него взгляд искоса, потому что прямо смотреть не могу. Только не после того, что между нами произошло.

– Всё же убегаешь, Аля, – качает он головой, и тут меня накрывает волной такой ярости, что сдержать её внутри невозможно.

– Чёрт бы тебя побрал, Дав! – шиплю ему в лицо, подлетев к Невскому. – Ты всё испортил. И сейчас снова начнёшь меня шантажировать? Знаешь, кто ты? Эгоистичный с…

– Сукин сын, – кивает он, выбрасывая сигарету. Молниеносно обхватывает меня за затылок и наклоняется так, что мы соприкасаемся лбами.

Я вцепляюсь ногтями в его запястье, знаю, что останутся следы, но сейчас плевать. Я зла, обижена и имею на это полное право, а он… Он прекрасно понимает, что именно чувствую, и согласен с эпитетами, которые были готовы сорваться с моих губ.

– Я хочу тебя. Дико хочу. Всегда хотел, а сейчас всё, пи*дец. Сдерживаться больше не могу.

Кусает мои губы до боли, проталкивает в рот язык. Резко отстраняется и делает глубокий вдох.

– А сейчас беги, Аленькая, пока я тебя не оттрахал прямо здесь.

И мне ничего другого не остаётся. Всхлипнув и проклиная этого засранца и высокие каблуки, я сбегаю по ступеням крыльца и устремляюсь прочь от дома. Перед глазами пелена – от ярости, от слёз, от того, что всё переменилось на сто восемьдесят градусов.

Как будто тот мир, что являлся для меня привычным, поломался, рухнул, а я сама была в этом виновата.

– Чёрт бы всё побрал… – выдыхаю, вызывая такси и сажусь на скамейку остановки. – Чёрт бы всё побрал…

В моей жизни было только две лучших подруги – Оксана и мама. И если первую я сегодня, кажется, потеряла, то с мамой, слава богу, делить одного мужчину на двоих мне не приходилось и, как я смела надеяться, не придётся.

Она понимает, что со мной что-то не так сразу, стоит мне выйти из душа и пройти в небольшую кухню, где мама готовит оладьи.

– Как погуляли? – уточняет, переворачивая на сковороде очередную порцию. – Выглядишь ты как-то не так.

И мне совсем не хочется скрывать от неё то, что гложет изнутри. Я теперь напрочь не знаю, что именно стану делать после. Раньше и не задумывалась, как часто мы с Окс созванивались в течение дня. Три раза? Пять? Десять? Ведь она обязательно позвонит мне уже через пару часов, когда они с Невским неспешно позавтракают вдвоём и соберутся уезжать с дачи. И что мне ей сказать? Сделать вид, что всё по-старому? Для неё – да, а вот для меня – далеко нет.

– Не так, – киваю, когда мама ставит передо мной чашку зелёного чая. – Погуляли мы хорошо, а потом поехали к Давиду на дачу.

– Ну понятно, – вздыхает она, и я отчётливо осознаю, что упускала всё это время что-то очень важное.

– Мам?

– Что?

Она выключает плиту и садится напротив. Улыбается, как улыбаются матери своим несмышлёнышам-детям, и с моих губ срывается горестный всхлип, который даже не пытаюсь сдерживать.

– Это же Давид всё, да?

– Да…

– Ну, рано или поздно это должно было случиться.

Мама пожимает плечами, пододвигает ко мне чашку ближе и командует:

– Пей.

И я послушно делаю глоток.

Наверное, она права. Это действительно должно было рано или поздно случиться. «Я всегда тебя хотел». Мы были знакомы шесть лет. Шесть чертовски долгих лет! Мы были лучшими друзьями – я, Давид и Оксана. Они – всегда рядом, вместе. Такие счастливые и влюблённые. А я – с ними. И ни разу за это время у меня не возникло ощущения, что я третья лишняя.

Я влюблялась, рыдала то на плече Оксаны, то Давида, когда у меня чего-то не получалось в отношениях. Я делилась с ними тем, чем не готова была поделиться ни с кем. Они были моими друзьями, а всё это время Невский меня хотел. Трахал Окс, а хотел ещё и меня. И похоже, это было заметно со стороны, раз мама так уверенно заявляет сейчас, что рано или поздно всё должно было случиться.

– Ну? Расскажешь, что стряслось? Или мне на кофейной гуще погадать? – продолжает улыбаться мама, отпивая капучино. И меня прорывает. Я начинаю делиться тем, что меня пожирает изнутри. Сначала неспешно, а после – всё больше распаляясь. О том, как вчера вдруг посмотрела на Давида другими глазами, как всё завертелось со скоростью света. И как позволила себе – и ему – то, что сейчас неподъёмным грузом лежит на душе.

– В то, что ты именно вчера на него посмотрела другими глазами, я никогда не поверю, – качает головой мама, когда я замолкаю. – Можешь протестовать и сказать мне, что я ошибаюсь, но… мне кажется, между вами всегда было нечто большее, чем бывает, когда девочка и мальчик дружат. Ты могла этого и не осознавать, а вот Давид…

– Что – Давид? – подгоняю маму, когда на её лице появляется странно-мечтательное выражение.

– А Давид всегда на тебя смотрел совсем не дружески.

– Глупости! – протестую я мгновенно.

– Ну, тебе виднее, – снова пожимает плечами мама, но по её виду ясно: она не согласна с моим суждением от слова «совсем».

– Мам, я так запуталась… Уже ничего не понимаю.

– А что тут понимать? Важно, что ты сама к нему чувствуешь. Если ничего нет, то и путаться не в чем.

– Ты говоришь так, будто я должна забыть про нашу дружбу, если вдруг окажется, что у меня есть чувства к Давиду.

– Нет, избави боже! Я совсем о другом.

– О чём?

– Если ты любишь Дава, тебе нужно будет очень крепко подумать о том, что станешь делать дальше. Сама посуди, что выйдет, если ты продолжишь с ними дружить? Что у тебя на душе будет?

Будет погано, и я это понимаю. Так погано, что даже сейчас, когда представляю то, чему не раз становилась свидетельницей раньше, меня выворачивает наизнанку от ревности. Но и потерять их обоих я не готова. Уж лучше наступить на горло собственной песне.

– Я не смогу без них, понимаешь? – шепчу едва слышно, уткнувшись в чашку с чаем. – Это как отрезать половину себя.

– Понимаю. Но и с ними рядом будешь страдать. Ну и стоит подумать ещё и о том, как в глаза Оксане смотреть теперь.

Она озвучивает мои мысли. Сделать вид, что ничего не случилось, не получится. Я знаю себя – просто не выдержу однажды и выдам всю неприглядную правду. Вопрос только в том, как её воспримет сама Окс. Не решит ли, что я так пытаюсь разругать её с Невским? Нет, я определённо чертовски запуталась.

– Всё это я знаю, только не легче мне совсем.

– Понимаю, милая, всё понимаю.

Мама поднимается и подходит ко мне. Прижимает мою голову к себе, и я обхватываю её в ответ руками. Почти как в детстве, когда приходила со своими бедами и бедками. Только тогда они не были настолько всеобъемлющими и фатальными.

– Всё хорошо будет, – шепчет мама, когда я начинаю всхлипывать и уже не сдерживаю слёз. – Всё будет хорошо.

Вот только мне в это совсем не верится. Напротив, внутри ощущение, будто стою перед внезапно разверзшейся под ногами пропастью, и мне некуда делать новый шаг. Решусь на что-то и стану падать вниз, пока не разобьюсь об острые камни.

Наверное, это называется неизбежностью.

Оксана набирает мой номер только ближе к вечеру. Когда вижу на экране сотового имя подруги, мне становится нехорошо. Если Невский за это время успел поведать ей обо всём в подробностях, нас сейчас ждёт не самый приятный разговор.

С опаской отвечаю «алло», и тут же слышу довольный голос по ту сторону, от чего хочется рвано выдохнуть с таким облегчением, что даже начинает подташнивать. От самой себя – в первую очередь.

– У тебя всё в порядке? – уточняет Оксана, когда я слишком долго молчу в ответ на её излияния по поводу предстоящей вечеринки.

– Д-да… да, просто тут небольшие трудности бытовые.

– Давай Давида пришлю?

– Нет!

Чёрт, если так и дальше пойдёт, Окс по одной моей реакции на Невского догадается обо всём и ещё получит основания пририсовать мысленно то, чего не было и быть не могло.

– Ну, как знаешь. Так что ты думаешь о Славике?

А что я могу думать о Славике? Я о нём не думаю вообще, если уж быть откровенной.

– Да, конечно, приглашай.

– Он тебе хоть немного нравится?

– Конечно. Окс, слушай, мне вправду сейчас пока не до этого. Если чем помочь нужно, говори.

– Да нет. Мы сами справимся. А ты готовь свой лучший наряд!

Она отключает связь без лишних слов, и я опускаюсь в кресло, с которого вскочила парой минут раньше, услышав звонок подруги.

Пытаюсь мыслить относительно трезво, но ничего не выходит. Нужно было отказаться от вечеринки. Чтобы только не видеть снова Невского, их объятий, поцелуев и того, от чего нервы будут сворачиваться в жгуты. Но как раз это и могло навести Оксану на подозрения. Не стану же я просто так без объяснений избегать их компании.

А может, стоит встретиться с ней до запланированного мероприятия? Рассказать всё, и пусть горит оно синим пламенем? И дружба наша, вероятнее всего, тоже, потому что на месте Оксаны я бы себя отправила куда подальше трижды. И заклеймила позором на веки вечные.

Эти мысли не дают мне покоя. Хожу по квартире, делая какие-то монотонные дела, а сама вся погружена в себя, и чувствую, будто всё глубже погружаюсь в вязкую трясину. Ещё немного и окажусь в ней с головой.

Ближе к вечеру приходит смс от Невского. Всего два слова:

«Ты как?»

Нет, он определённо издевается. Или знает наперёд, что у меня от одного имени абонента на экране мобильника сердце заходится в бешеном темпе.

«Отлично».

Вот и всё, что могу ответить. Лаконично, дёшево и сердито. И в ответ молчание, на что я рассчитывала мысленно, а вот сердцем… сердце уже подговаривает написать Невскому что-нибудь ещё. Похоже, оно в этом вопросе у меня совершенно немудрое.

«Ты на вечеринке точно будешь?»

Нельзя испытывать такую неуёмную уродливо-неправильную радость от того, что Давид написал мне снова. Это всего лишь переписка – одна из тех, что у нас уже были миллион раз. Болтовня, шутки, невинный флирт, который таковым был раньше. А сейчас уже смотрю на него совсем другими глазами.

«Буду. Я Оксане же сказала».

«Ты на меня злишься?»

«На себя злюсь».

«Зря. Давай встретимся вдвоём и поговорим? Обещаю не распускать руки :)»

«Нет! Это отвратительная идея, Невский».

«А мне кажется, самая верная из всех возможных».

«Я сказала – нет. И мне пора идти. У меня дела».

«Трусиха».

На это мне совершенно нечего ответить. По крайней мере, печатных слов не имеется. Он действительно считает, что я трушу, и именно это чувство становится причиной для отказа встретиться? И больше оснований для милых свиданий с парнем подруги у меня нет?

Пф…

– Аль, ты так дырку в полке протрёшь, – улыбается мама, которая застала меня за тем, что я по сотому разу провожу тряпкой по книжной полке. А сама думаю о том, что моё желание встретиться не с Невским, а с Оксаной и всё ей рассказать – самое верное в сложившейся ситуации.

– Я чего-то погрузилась в себя.

– Вижу. Поговорить не хочешь?

– Нет. В смысле, о Давиде точно нет. А так давай поболтаем.

Мы идём в гостиную, где садимся перед телевизором и обсуждаем какую-то несущественную ерунду, а я ловлю себя на том, что не могу усидеть на диване ровно. Хочется вскочить и бежать к телефону. Позвонить Оксане и договориться о встрече.

– Мам… я хочу рассказать всё Окс, – выдаю я в ответ на комментарий о наряде Киркорова, пляшущего на экране.

– Ну, я честно говоря, удивлена, что ты так долго держалась. Это же не в твоём стиле – умалчивать о том, что для вас всех важно.

– Думаешь, поступлю правильно?

– А сама ты как считаешь?

– Мне кажется, это вообще первое, что мне мне нужно было сделать прямо сегодня утром.

– Значит, ты права на все сто в этом своём желании.

– Пойду позвоню ей и попрошу встретиться наедине.

Вскакиваю с дивана и понимаю, что наконец-то могу сделать полноценный вдох, будто то, что тисками сдавливало грудь всё это время, наконец исчезло.

– Аль… только ко всему будь готова, – доносится мне в спину предостерегающий мамин голос.

– Знаю, мам. Готова… кажется.

И когда выхожу из гостиной, почти убеждаю себя, что действительно готова.

Меня ощутимо трясёт. Зря считала, что полегчало окончательно, когда почувствовала, что всё делаю верно. Сейчас, стоя возле входа в кафе и обнимая себя руками, я вообще ни в чём не уверена.

А что если Оксана решит взять с собой Давида? Или он, узнав, куда именно едет Окс, соберётся вместе с ней? Как я буду выкручиваться? Что стану врать подруге в этом случае? Сочиню какую-нибудь несущественную ерунду, которая оправдает то, что я выдернула её на эту встречу.

Она приезжает почти вовремя – опаздывает всего на пару минут, что весьма странно, ибо Оксана не всегда следит за временем. Подходит ко мне, крепко обнимает и выдаёт то, что сбивает весь мой настрой:

– Я так соскучилась.

– Мы же виделись утром, – говорю вяло, заходя в суши-бар и придерживая дверь для подруги.

– Ой, что мы там виделись-то?

Окс выглядит довольной, что порождает во мне волну вопросов, которые я не должна себе задавать. Может, у них с Невским что-то случилось? То, что сделало подругу счастливой. И вроде я должна радоваться, но совсем не могу.

– Так. Что будем есть-пить? – спрашивает словно бы в никуда Оксана, листая ламинированные страницы меню. – О! Смотри, тут новые запечённые наборы. Давай возьмём один на двоих?

Один на двоих… Чёрт! Почему я думаю совсем о другом, когда слышу этот вопрос?

– Я Филу хочу, – вру Оксане, откладывая меню.

Есть совсем не хочется, но и показывать состояние, в котором нахожусь, нельзя. Я же уже решила, что буду изо всех сил пытаться сделать вид, что всё несущественно. Ни наши поцелуи с Давидом, ни то, что он мне сказал.

– Фила – тоже гуд!

Окс диктует заказ подоспевшему официанту, заодно озвучив и мои «пожелания». И прибавляет:

– И бутылку мартини. Просекко, пожалуй.

– Я не хочу пить, – морщусь я.

– А мы и не будем пить. Немного пригубим и хватит.

Когда официант удаляется, Окс достаёт из сумочки ярко-алую помаду, быстро наносит на губы, а я любуюсь ей. Она идеальная – брюнетка с каре, огромными карими глазами, фантастической фигурой и длиннющими ногами. Стройная и роскошная. Постоянно следит за собой, чего не скажешь обо мне. И хоть Окс заверяет меня, что естественность – моё всё, я понимаю, что проигрываю в этом плане подруге по всем фронтам. Вот только задумываться начала об этом лишь сейчас.

– Ну? – бросив помаду в клатч, обращается ко мне Оксана, подпирая подбородок рукой. – Ты сказала, что у тебя есть ко мне разговор. Я слушаю.

Наверное, это всё моя мнительность, которая сейчас буквально вопит о том, что в тоне и словах подруги есть двойной смысл.

– Он не совсем обычный. Разговор, я имею ввиду, – начинаю издалека, чувствуя себя не в своей тарелке.

В голове настойчивое – «Куда ты лезешь?!».

У Оксаны и Давида всё серьёзно. Он принадлежит ей, не тебе. Если он решит обзавестись семьёй, сделает предложение Окс, а совсем не тебе. Точка. Баста. Забудь о том, что было, и не рискуй тем немногим, что у тебя есть – дружбой. Немногим ли?

Но я с отчаянием отбойного молотка продолжаю говорить о том, за чем позвала Оксану.

– Будет касаться Давида.

– Вот как?

Она вскидывает бровь и улыбается, и у меня возникает совершенно нехорошее ощущение, только сформулировать его не могу. Может, Невский и впрямь поделился всем с Оксаной? В любом случае всё станет ясно уже сейчас, осталось только переговорить об этом.

– Да. Я… Я поступила нехорошо сегодня ночью.

Окс слушает внимательно. Покачивает бокалом только что принесённого Просекко и молчит. Наверное, мне было бы проще, если бы она вела себя как обычно– пошутила бы или сделала пару предположений на тему того, что именно я могла натворить. Но она просто молчит и всё.

– Мы с Давидом. В общем… целовались.

Выдыхаю последнее слово и меня накрывает волной, больше похожей на вакуум. Как будто пространство кругом сжимается, не давая мне ни единого шанса втянуть в лёгкие хоть порцию кислорода.

Оксана откидывается на спинку стула и так и продолжает молчать. Смотрит на меня внимательно, но на лице – ни капли удивления. Всё же знала?

– Я в курсе, Аль, – наконец отвечает с полуулыбкой на губах, допивает вино и снова подаёт знак официанту.

И мне снова становится нехорошо. То, как ей мог преподнести это Невский, вполне в силах разрушить нашу дружбу. Что он ей сказал? Что я сама на него накинулась? А если даже так – я ведь потеряю всё. Потеряю тех, с кем вместе четверть своей жизни.

– В курсе? – тупо переспрашиваю и тоже осушаю бокал. Если так пойдёт дальше, я просто сопьюсь к чёрту и даже не удивлюсь данному обстоятельству.

– Да. Я же ещё в клубе говорила, что он тебя хочет.

– Кто – он?

Мои брови помимо воли ползут вверх. Мы говорили о Кагарлицком Славе, но никак не о Невском.

– Давид, конечно. Он тебя хочет и сегодня за завтраком признался в этом.

Голова кружится, и я никак не могу понять, виной тому выпитое игристое или то, о чём так спокойно говорит Оксана. Будто бы мы с ней обсуждаем меню на предстоящую вечеринку или совместный поход по магазинам на днях.

– И? Что сказал?

– То, что я знала и без него. – Окс пожимает плечами и с аппетитом принимается за принесённые суши. Мою порцию тоже поставили передо мной, только не могу заставить себя притронуться к еде. – Слушай! Вкусно безумно! Попробуй – советую.

Подруга уплетает деликатесы, а я пытаюсь проглотить комок в горле, появившийся внезапно, но мешающий вздохнуть. Нет, я отказываюсь обо всём этом думать. И воспринимать так, как это воспринимает Окс, отказываюсь тоже.

Она знала про то, о чём говорил Давид? Что он хотел меня с самого начала? Я бы на её месте все волосы сопернице повыдирала и отбила бы парню причинное место, а Оксана так спокойно говорит, что была в курсе, будто это ничего не значит.

– Слушай, ты меня в ступор сейчас ввела, – тихо признаюсь ей, передвигая палочками кусочек ролла.

– Вижу.

Она откладывает приборы и вытирает рот салфеткой. Отодвигает от себя тарелку с едой и опирается локтями на стол, подаваясь ко мне. Никогда не видела её настолько серьёзной. Обычно кажется, что из уст Оксаны и сообщение о грядущей войне будет звучать легко и приятно.

– И ты меня слушай. Я не то чтобы рада этому, но воспринимаю довольно спокойно. Ты же всегда нравилась парням. Не буду нас сравнивать – это путь в никуда. Но видела, что если на тебя обращают внимание, то гораздо чаще чем на меня.

– Но это бред. Ты красивее меня и знаешь это!

– Мы не станем обсуждать внешность – ни твою, ни мою. Красота понятие весьма условное. На тебя западают парни. Точка. Давид не исключение.

Ничего не понимаю. Как можно оставаться такой спокойной если речь о том, о чём мы с ней говорим?

– Окс… я не хотела, правда. Так просто получилось.

– Я знаю, Аленькая. Знаю. Мы же с тобой дружим давно, я тебя неплохо изучила. У вас всё вышло вот так. Надо думать, что с этим делать.

Беру паузу, чтобы осмыслить сказанное Оксаной. Она не злится, выглядит совершенно спокойной. И это сбивает с толку.

– А что с этим можно сделать? – уточняю осторожно, когда пауза между нами слишком затягивается.

– А ты как думаешь?

– Я… Я просто тебе не могла не рассказать. Но ты не думай, у меня нет никаких планов на Давида.

Окс усмехается, но в этой усмешке нет ни горечи, ни веселья. Как будто всё уже решено – ею и Невским, а мне нужно только это понять и принять.

– Достаточно того, что у него есть на тебя планы и я не против них.

– В смысле?

– В прямом. Он хочет тебя – я не против.

Нет, это что-то невероятное. Такого просто не может и не должно быть. Просто не бывает так, чтобы то, от чего корёжило одного человека, в другом вызывало совершенно полярные эмоции.

– А меня вы спросить не забыли? – уточняю с неожиданно появившейся внутри злостью.

– А о чём тут говорить, Аль. Я же сказала… Я неплохо тебя изучила. Тебе реально нравится Дав. Не нравился бы – ты бы сейчас не пришла мне с повинной в этом признаваться. Просто бы посмеялась над тем, что вы разок пососались, пока я спала.

– Я бы сказала тебе в любом случае.

– Да, знаю. Но если бы за этим ничего не стояло, мы бы с тобой уже это не обсуждали. Согласись.

А ведь она права. Если даже предположить, что я выпила чрезмерно и, как изволила выразиться Оксана, «пососалась» бы с Невским, но за этим ничего бы не стояло, вряд ли бы всё приобрело именно такой размах.

– Всё равно. Этого не должно повториться. Он твой и это неизменно.

– А никто иного и не говорит. Но если тебе хочется быть с ним – будь.

Я не верю в то, что она говорит. И в тон её не верю тоже. Нельзя вот так, своими руками, отдавать того, кого так любишь, другой. Пусть эта самая «другая» тысячу раз – твоя лучшая подруга. Ведь это же её Давид, она любит его больше жизни, и я знаю это как никто другой.

Сколько раз я слушала как она восхищается им, когда оставались вдвоём на девчачью ночёвку. В голосе Оксаны в тот момент все чувства были настолько восторженными, что их невозможно было бы подделать, как ни старайся.

– Окс… Это всё ужасно. Я не хочу быть с ним.

– Хочешь. Ну хочешь ведь?

– Только не когда он принадлежит тебе. Только не в этом случае, понимаешь?

Эти слова почти что выкрикиваю, и на нас уже начинают оборачиваться остальные посетители. Но иначе просто не могу, у меня просто всё не укладывается в голове. Окс говорит о Давиде как о том, кто вообще ничего не решает в сложившейся ситуации. И от этого во рту появляется противная горечь.

– Мась, слушай. Давай не будем делать из всего этого драму. Или катастрофу. Так случается, когда двое начинают друг другу нравиться. Но при этом у одного из них есть отношения. Я верю, что если мы дадим себе чуть больше свободы, всё будет отлично. А если нет – то всё может рухнуть. Развалится, как карточный домик. А я этого не хочу. Потому и говорю сейчас совершенно искренне как твоя подруга, которую ты знаешь несколько лет – не парься. Если вы будете встречаться с Давом и трахаться – я нормально к этому отнесусь. У меня только одно условие.

– Какое?

Это спрашиваю на автомате, потому что сказанное Оксаной в голове не укладывается. Её слова обжигают своей откровенностью и тем, что я совершенно не готова с ними примиряться.

– Первое – вы мне не лжёте. Я не потерплю, если Дав вдруг станет «ездить на рыбалку», а ты – «устроишься на курсы ночного макраме». Второе – замуж за него всё же выхожу я.

Она смеётся – негромко, будто бы даже зло. Или это только так кажется мне – я не успеваю сориентироваться в ощущениях, когда Окс вскидывает руку и подзывает официанта. Заказывает ещё бутылку Просекко с самым безмятежным видом, а у меня в этот момент кошки на душе скребут.

Задумываюсь о том, смогла бы я так или нет? Если бы Давид принадлежал мне, какова была бы вероятность, что я бы просто отдала его Оксане, если бы между ними вспыхнули чувства, и понимаю, что этого бы не случилось ни при каких обстоятельствах. Я бы просто отошла в сторону, когда поняла бы, что они друг друга желают. Неважно как – надолго ли или просто получить в постель на пару-тройку ночей. Я бы просто не смогла оставаться с Давом в этом случае. Остальное даже обдумывать не могу, настолько всё «из другого мира».

– Вообще не понимаю, что дальше будет, – говорю растерянно, имея ввиду не только свои отношения с Невским, но и нашу дружбу в целом.

– Будем жить дальше, мась. Будем жить, – шепчет Окс, и я машинально киваю, ещё не зная, что именно скрывается за этими словами.

У меня есть пара дней передышки перед тем, как буду вынуждена столкнуться лицом к лицу с Невским и Оксаной на вечеринке. Всё это время мы с ними не видимся, только изредка созваниваемся. От Давида тоже больше не приходит смс, и я пока не знаю, огорчает меня это или радует.

Я занимаюсь тем, что просматриваю варианты возможного трудоустройства. И бесконечно гоняю в голове мысли по кругу. Они – в основном о нашем разговоре с Окс. Повторяю как на репите все её слова и прихожу к неутешительному выводу. Я никогда не пойду на то, что она предложила. Потому что это бессмысленно. Стоит мне погрузиться в отношения с Невским с головой, я вряд ли смогу выйти из них безболезненно. Оксана же дала понять – она его не отдаст. У них самые серьёзные намерения по отношению друг к другу, и как раз в этих намерениях нет места третьему лишнему. А я – всего лишь развлечение, ничего кроме. Пикантная приправа в их устоявшемся союзе. Вот только именно я пострадаю, если соглашусь на то, что обрисовала Оксана.

Есть и ещё кое-что, о чём думаю часто, но гоню от себя эти мысли. Я так и не поговорила с Невским после того, как мы расстались на крыльце его дачи. Возможно, у него на этот счёт свои мысли, вот только я совсем не знаю их, и это напрягает.

Меня вырывает из задумчивости входящее сообщение. Беру телефон, одновременно откладывая планшет, в котором копалась в поисках трудоустройства. Мои щёки начинают гореть, когда понимаю, что Его Величество Невский наконец соизволил мне написать.

«Завтра вечеринка, не опаздывай. Все съедутся к 17:00».

И вроде бы ответа от меня не требуется, особенно если учесть тот факт, что Давид со мной официален, но я всё равно набиваю короткое:

«Окей. Бука».

«С чего взяла? Я нормальный»

«Я знаю тебя нормального».

«Шесть лет «дружбы» не пропьёшь, хотя попытки были?»

Меня напрягает тот факт, что он берёт паузу прежде чем написать мне. И то, что берёт слово «дружба» в кавычки, заставляет задуматься тоже.

«Говори только за себя. Шесть лет дружбы – это шесть лет дружбы».

«Ага».

Так заканчивается наша беседа, не принесшая мне ничего кроме очередной порции вопросов и тревог. Невский зол, это даже через экран чувствуется, когда перечитываю те несколько фраз, что он мне написал. Только для того, чтобы понять, на что именно он злится, нужно покопаться в его мыслях, а этого я делать категорически не желаю.

Впереди вечеринка, на которой будет и Славик, об этом мы с Оксаной договорились несколько дней назад. И мне стоит обратить внимание на другого и вычеркнуть все мысли о Давиде, когда они начинают переходить границы. Да, стоит, ведь перспектив у меня с ним никаких. Не представляю, насколько сложно это будет сделать, но попробовать готова.

Теперь бы только сдержаться, если Дав будет выдавать что-то из ряда вон выходящее, а с остальным я как-нибудь справлюсь.

До дачи Невского добираюсь с запасом во времени, но когда такси тормозит возле приоткрытых ворот, понимаю, что праздник уже в разгаре. Раньше я была бы в авангарде – помогала бы Оксане накрывать на стол, встречала бы приранившихся гостей и чувствовала бы себя частью этого развесёлого действа. Но сегодня всё иначе.

Выхожу из машины, держа в руках пакет с пятью бутылками вина, которые Окс попросила прихватить из магазина по пути. И тут же натыкаюсь взглядом на Давида. Он стоит на тропинке, выложенной серым камнем, и курит. Не возле крыльца дома, но и не у ворот – где-то посередине. То ли ждёт кого-то, то ли решил покурить чуть дальше от террасы – привычного места, где это делает всегда.

– Привет, – тихо здоровается и забирает у меня пакет без лишних слов. – Круто выглядишь.

– Спасибо, ты тоже.

Не вру ни капли. Невский в джинсах и рубашке с закатанными рукавами, небрежно расстёгнутой на пару верхних пуговиц. Останавливаюсь взглядом на волосках, растущих на его груди, но тут же отвожу взгляд.

– Оксана здесь уже?

– Ага. Веселится. Иди, я догоню.

Поднимаюсь по ступеням и пятой точкой чувствую взгляд Невского. Всё прошло не так уж и плохо. Думала, что меня перетряхнёт, когда только встречусь с Давидом, но нет. Он ни словом, ни жестом не дал мне знать, что что-то не так.

– Алька! – кричит Окс, бросаясь мне на шею, стоит только зайти в гостиную. Здесь уже человек десять. Кто-то танцует, кто-то сидит за столом и потягивает спиртное. Славика взглядом нахожу сразу, он приветствует меня в молчаливом тосте и я растягиваю губы в лживой ответной улыбке.

– Ну, как вы тут? – спрашиваю невпопад, и Алька прижимает меня к себе ещё крепче.

– Скучно жутко. Было, – шепчет на ухо. – Но теперь повеселимся.

Веселье набирает обороты. Алкоголь льётся рекой, смех и шутки становятся всё громче и похабнее. Невский присоединился к нам с полчаса назад и всё это время усиленно делает вид, что меня не замечает. Я вижу это, когда скольжу по нему взглядом, который мне самой кажется равнодушным. Хотя именно в этом обстоятельстве я совсем не уверена.

Он делает это специально, мне даже сомневаться в этом не приходится. Показывает что я для него никто, и меня это задевает. Так сильно, что сама себя не узнаю. Ведь должно быть плевать на него. Он мой друг – этого никто не отменял. Но на друзей не глазеют каждые три минуты, чтобы поймать ответный взгляд.

– Аль! Ты слушаешь меня вообще? – пытается достучаться до меня Славик, сидящий рядом у барной стойки. – Какая-то отвлечённая.

– Повтори ещё раз, что сказал, пожалуйста.

– Ты летом куда-нибудь планируешь?

– А! Пока не знаю, а что?

– Мы с ребятами в поход собираемся. Как ты смотришь на то, чтобы с нами поехать?

Этот вопрос застаёт врасплох. Нет, это вполне себе обычное приглашение, когда можно позволить себе сказать «да» и отправиться с малознакомым парнем в лазание по горам и долам. Мне всего двадцать четыре, я никому и ничего не должна. Почему же сейчас кажется, что если соглашусь, стану предательницей? Не только своих реальных желаний, но и того, кому эта поездка встанет поперёк горла?

Машинально перевожу взгляд на Невского, и встречаюсь с ним глазами. Ох ты! Его Величество соизволило обратить на меня внимание? Не прошло и года после того, как я села общаться с другим парнем.

– М, а это неплохая мысль, – улыбаюсь Славику, и тот буквально на глазах расцветает.

– Правда?

– Конечно. Куда вы обычно ездите?

– По Карельскому перешейку. Я на машине. Мы в леса скатаемся. Или на озеро какое-нибудь.

– Отлично. Обязательно обсудим это позже. А сейчас давай танцевать.

На импровизированном танцполе уже обжимаются две парочки, и я тащу Славика за руку прямо к ним. Он двигается странно и даже нелепо, но сейчас мне плевать. Пусть Давид смотрит на нас и понимает, что я могу себе позволить с другим всё, что захочу.

Мы кружимся в танце, я смеюсь, запрокидывая голову. И всё это время ощущаю на себе пристальный взгляд, но мне на него плевать. По крайней мере, умудряюсь убедить себя в этом. Так будет правильнее. Я с другим. Остальное – ерунда.

– Слава мне о тебе уже все уши прожужжал, – притворно жалуется мне на ухо Оксана, когда я приземляюсь на диван рядом с ней и пью жадными глотками слабоалкогольный коктейль. И будто не было между нами того разговора, при воспоминаниях о котором у меня до сих пор волосы на затылке шевелятся.

А может всё это мне приснилось? И поцелуи с Давом, и то, что он мне говорил. И признания его, и то, что Окс была в курсе относительно нашей взаимной симпатии?

– Да, явно на меня запал, – блаженно улыбаюсь, не особо понимая, о чём мы болтаем. Да мне как-то плевать. Главное, что почти убедила себя в том, что всё как раньше.

– Ещё как. Хороший мальчик. У отца его фирма своя, вроде Слава пока там будет работать, а дальше уже думаю выйдет на хороший уровень и откроет своё дело.

– Угу.

– Что – угу? Я тут тебе такие перспективы рисую, а ты угу!

Окс притворно возмущается, но быстро отходит. Кладёт голову мне на плечо и шепчет:

– Соскучилась по тебе, Аль.

И действительно возникает ощущение, что мы вернулись на пару недель назад, когда у меня не было в жизни такой задницы в отношениях с лучшими друзьями.

Мы сидим так несколько минут. Вокруг танцуют и веселятся друзья. Невский пропал из виду минут десять назад, но это даже хорошо – не нервирует меня своим присутствием, и слава богу. И окружающие тусуются сами по себе, не понуждая нас с Окс вырваться из того состояния в котором так хорошо нам обеим.

– А! Ребята! Забыла! – всё же вскакивает с дивана подруга, подставляя бокал Димке Пименову. – У нас же фейерверк закуплен! Айда бабахать в сад! Аленький, за мной!

Она идёт к выходу, пританцовывая и вертя попой, поднимает бокал вверх, кружится и выглядит чертовски привлекательной. Если бы была парнем, попробовала бы отбить Оксану у Давида. Странные мысли приходят в голову, но не пугают. Им улыбаюсь беспечно и поднимаюсь с дивана, отправляясь следом. И тут же на моём предплечье смыкается стальная хватка Дьявола.

– Чёрт, Невский, ты охренел? – возмущаюсь шёпотом, будто кто-то может поймать нас на месте преступления.

– Охренел здесь кое-кто другой. Поехали, поговорим.

В каком таком смысле «поехали» хочется задать мне вопрос, но я лишь семеню за Давидом, который волоком тащит меня в сторону выхода в сад. Остальные ребята отправились на лужайку за домом, а это значит, вряд ли кто-то из них хватится нас в ближайшее время. И вряд ли кто-то станет свидетелем того, что вытворяет Дав.

– Хватит! Немедля отпусти меня! – шиплю с бесплодной попыткой выпростать руку из крепких пальцев.

– Мы поедем и поговорим, – отрезает Невский.

– Ты же пил.

– Мы недалеко.

Силком запихивает меня в машину, и я остаюсь внутри и не пытаюсь сбежать, когда захлопывает дверцу, только потому что знаю – он всё равно добьётся своего. Я снова на взводе, дико зла, но похоже, это волнует только меня.

Давид устраивается за рулём, заводит движок и с проворотами колёс отъезжает от ворот. Шансов на то, что наш отъезд не заметят, равны нулю. Но раз на это плевать Невскому, значит, будет плевать и мне.

Он мчится по дороге, которая петляет между домами за высокими заборами. Знаю, что находится на пределе. Таким видела его только раз, когда он примчался к Оксане посреди нашей девичьей ночёвки и сбивчиво рассказал, что поссорился с отцом в пух и прах.

– Давид… – тихо зову его, и он поворачивает голову в мою сторону. Всего на долю секунды, после возвращая всё своё внимание дороге, но мне хватает этого времени, чтобы понять по потемневшим зрачкам, что Невский действительно на грани.

Сворачивает в сторону заброшенной железнодорожной станции и резко тормозит у тёмной громады полуразрушенного здания вокзала. Выходит из машины, и мне ничего не остаётся, как последовать его примеру.

– Что ты творишь? – задаю вопрос ему в спину, снова начиная заводиться от злости.

Притащил меня сюда, будто я его игрушка, и чем это может обернуться для нас обоих, его, видимо, совсем не волнует. Только это имеет значение для меня, и я собираюсь донести это до Невского.

– У меня к тебе те же самые вопросы, Аля, – чеканит он, оборачиваясь. Мне даже знать его не нужно как свои пять пальцев, чтобы понять по выражению лица – Давид дошёл до предела.

– О чём ты?

– О Славе и твоём с ним «милом» общении.

– А что с ним не так?

– А ты не догадываешься?

– Нет.

– И то, в чём я тебе признался, не имеет для тебя никакого значения?

В тоне Невского звучит неприкрытая горечь. И мне бы, возможно, стало стыдно, однако есть одно очень значимое «но». Давид несвободен, а я – напротив. И имею полное право делать всё, что захочу, и с кем захочу.

– Дав, это всё совсем не стоит того, чтобы рушить нашу дружбу. Вот это вот всё.

– Не прикрывай своего желания раздвинуть перед Славиком ноги нежеланием рушить нашу дружбу, – морщится он. И меня опять накрывает волной злости.

– Ты вообще себя слышишь? Ты не мой парень и никогда им не будешь! У тебя другая – Оксана, моя лучшая подруга. Ты забыл?

– Я с ней поговорил об этом.

– Ну надо же! И я с ней поговорила тоже.

– Я в курсе.

– Тогда может ты в курсе ещё и того, что это всё невозможно? Эти «прекрасные» отношения на троих, когда она с тобой и собирается за тебя замуж, а ты и я трахаемся время от времени.

– Она так сказала тебе?

– О чём?

– Что мы собираемся пожениться?

– Она сказала, что мы можем с тобой быть вместе, когда это будет удобно всем троим, но замуж за тебя пойдёт именно она.

Устало обхватываю себя за плечи и приземляюсь на металлический низкий заборчик, опоясывающий крохотный газон перед зданием вокзала. Вызывать на разговор мне нужно было не только Оксану, а их обоих с Давидом, чтобы расставить все точки над «ё». Но уже поздно что-либо исправлять в прошлом, зато можно попробовать сделать это в настоящем.

Невский садится рядом со мной, прикасаясь бедром к моему бедру. И мне совсем не хочется отстраняться. Пусть это невинное касание станет тем, что оба будем готовы себе сегодня позволить.

– Ты же мне сразу понравилась. Безумно, – начинает говорить Дав, вытягивая перед собой длинные ноги и скрещивая их в лодыжках. – Я и подошёл к вам только из-за тебя. Наблюдал за вами обеими, любовался тобой издалека. А потом решился.

У меня перед глазами – тот вечер, когда мы познакомились с Невским. Помню до чёрточки всё, что тогда испытала в его сторону. Раздражение – красной нитью по всем чувствам, потому как не понравился мне вообще. И глаза Оксанки, полные неподдельного восхищения. Она тогда только-только с парнем рассталась, мы и отправились-то в этот бар потому, что ей срочно требовалось развеяться. И встретили там Давида. Давида, который стал встречаться с Окс уже на следующем свидании.

Давида, которому на самом деле понравилась я.

– И перевёлся к вам в академию только для того, чтобы с тобой чаще бывать. Мне мало тебя всё это время было. Ты не представляешь, насколько чертовски мало.

Он поворачивается ко мне, и на губах снова – горечь улыбки. А я не знаю, что ему ответить. Потому что всё это время воспринимала только как друга и была уверена, что он относится ко мне точно так же. А теперь выходит, что мама была права.

– А зачем же с Оксаной начал встречаться?

– Потому что тебе на меня плевать было. Сколько раз мысленно представлял в картинках, как тебя трахаю. Сколько раз готов был твоим «ухажёрам» морды поразбивать. Останавливало только то, что тогда бы точно ты меня к чёрту послала. А в клубе когда гуляли, вдруг понял, что у тебя тоже ко мне что-то есть.

– К тому, что происходит сейчас, это не имеет никакого отношения, – выдыхаю я, глядя в глаза Невского долгих несколько секунд и всё же находя в себе силы, чтобы отвести взгляд. – Я не смогу делать то, что предлагает Оксана. Не смогу быть с тобой и знать, что ты будешь принадлежать другой.

– А если не буду? Я готов порвать с ней отношения, лишь бы быть с тобой.

– А я – не готова потерять подругу.

Поднимаюсь с заборчика, давая понять, что на этом наш разговор окончен. Чувствую себя так дерьмово, как никогда до этого. Невский буквально признался мне в любви, но я не могу ответить ему тем же. Потому что сожру себя сама. Мыслями, пониманием, что разрушила многолетнюю дружбу и чужие отношения. И только осознание, что всё сделала правильно, придаёт мне сил.

– Аль, – доносится в спину, когда кладу пальцы на ручку дверцы машины.

– Что?

Обернувшись, вижу застывшего в метре от меня Давида. Сейчас он кажется мне тем самым сверхсуществом, который был изгнан из ада на Землю, чтобы собирать грешные души. Дьяволом, принадлежащим другой, но по ошибке оказавшимся рядом со мной.

– Я хочу тебя поцеловать.

– Нет…

– Пожалуйста. В последний раз.

Это звучит слишком ужасно, и обойтись без подобной близости будет самым верным. Но рука Невского – уже ложится на моё лицо, приподнимает подбородок. Давид наклоняется к моим губам, которые я приоткрываю помимо воли, чтобы сделать жадный глоток воздуха. А выходит так, что дышу вместе с Давом.

Прикосновение его рта ощущается остро, посылает по телу волну запредельных ощущений. Он мягко и нежно проводит языком по моим губам, надавливает, понуждая меня приоткрыть их и впустить его внутрь. Я сама уже держусь за Давида. Сминаю в пальцах ткань его футболки, приподнимаюсь на носочках, чтобы быть как можно ближе.

Мне так хорошо… Только чувство скорой утраты не даёт насладиться поцелуем полноценно. Не знаю, что будет после, какими станут наши отношения, когда вернёмся на эту чёртову вечеринку, где мне совсем не хочется находиться ни сейчас, ни потом. Но сейчас, когда Невский целует меня вот так, я таю в его руках и верю, что всё у нас может сложиться совсем иначе.

– Всё, – выдыхаю рвано, стоит только пальцам Давида начать приподнимать подол моего платья. – Всё, хватит.

– Аля…

И голос Дава ещё долго звучит эхом внутри меня. Он прислоняется лбом к моему лбу, дышит надсадно и тяжело, в такт тому, как я пытаюсь втянуть в себя хотя бы порцию кислорода. Всё произошедшее воспринимается слишком остро, но нужно найти в себе силы, чтобы разорвать этот порочный круг.

– Поехали, пожалуйста. Нам нужно вернуться обратно.

– Ты этого хочешь?

– Да.

Я вру и знаю, что Невский это понимает. Отстраняется, заглядывает мне в глаза и в этот момент так хочется сказать: «Увези меня отсюда и люби столько, сколько нам отмеряно». Но вместо этого повторяю увереннее:

– Да, я хочу обратно.

Дав ничего не отвечает, просто делает шаг назад, обходит машину и садится за руль. Я занимаю место возле него, украдкой слизывая с губ вкус нашего поцелуя.

Это было в первый и последний раз вот так – нежно, осторожно, по-настоящему. Я сама захотела, чтобы всё завершилось одним-единственным разом. Почему же сейчас так больно осознавать, что больше никогда не смогу познать на вкус губы этого невыносимого и самого желанного мужчины?

Несколько последующих дней я провожу в благословенной тишине. Занимаюсь своими делами, а с Оксаной и Давидом общаюсь посредством смс и редких звонков. И вроде бы всё то же и так же, но меня не перестают атаковать сотни мыслей.

Мне вообще начинает казаться, что я только и делаю, что размышляю. О словах, сказанных мне Невским наедине – беспрестанно. И понимаю, что загнана в ловушку, из которой выхода нет. Вытравить чувства к Давиду невозможно, их становится всё больше, они затапливают с головой. Не раз задаюсь вопросом, не самовнушение ли это, и понимаю, что нет… Как бы мне того ни хотелось.

Но есть ещё то, что важнее всего остального – дружба. Теперь она приобрела какие-то уродливые черты, а я всё равно боюсь потерять отношения, длиною в шесть лет, если вдруг мы перейдём грань.

Я запуталась, мне плохо, я задыхаюсь. И сделать с этим хоть что-то невозможно.

– Аль, ты собралась? Мы уже опаздываем.

В комнату, где я сижу над планшетом, заходит мама, удивлённо приподнимающая брови. Чёрт! Напрочь забыла, что она попросила меня сходить с ней к её подруге. Подозреваю, что только для того, чтобы вытащить из дома, где я забаррикадировалась.

– Мам, прости. Я сейчас. Быстро в душ и через десять минут выходим.

Нет, мне определённо нужно брать себя в руки. Слава звонил и предлагал встретиться, чтобы обсудить перспективу работы в фирме его отца. И это – то, чем мне нужно заняться в первую очередь, а не сидеть и не гонять по кругу одни и те же мысли. Давид и Окс полны планов на жизнь после пары месяцев «кайфа», и за меня тоже никто не подумает ни о работе, ни о будущем.

Пока стою под душем, представляю себя рядом со Славой, от чего хочется поморщиться. Нет, он хорош собой, умён и ответственен. На него засматриваются девушки. И только один недостаток не даёт мне взглянуть на него как на мужчину – он не Давид Невский.

У тёти Наташи как всегда громко от работающего телевизора, на экране которого – очередная порция политиков, обсуждающих то, о чём они говорят годы напролёт. И это помогает мне хоть ненадолго отвлечься от собственных мыслей, ибо совершенно невозможно в принципе думать, когда горланят, перебивая друг друга те, о ком я узнала из передачи, идущей, как ни странно, в прайм-тайм.

– Ну, красавица! Ну, куда же ты всё хорошеешь? – восхищается тётя Наташа, как делает это в принципе всегда. – Совсем взрослая, замуж скоро.

Выдаёт замуж она меня тоже часто, сейчас немного с мамой посидят под рюмку чая и начнутся разговоры о том, что самая пора мне деток рожать. И до сегодняшнего дня эти беседы меня умиляли, а теперь… Теперь так явственно представляю себя в белом свадебном платье рядом с Давидом, а после – носящей его ребёнка. И от несбыточности мечтаний становится совсем горько.

– Работать-то ещё не пошла? – интересуется между делом тётя Наташа, расставляя на столе тарелки и приборы. В небольшой кухне пахнет жареной картошкой, от чего мой желудок делает кульбит. Начинает подташнивать, хотя в последний раз ела рано утром.

– Нет пока, на собеседование только-только собираюсь сходить.

– А, ну хорошо. Теперь-то маме твоей попроще будет.

Мы сидим так пару часов. Я – вяло ковыряюсь в картошке и рыбе, мама и тётя Наташа болтают обо всякой несущественной ерунде. Наконец от меня отстали по части разговоров о детях и муже и я могу сделать вид, что увлечена чтением юридических статей в телефоне. На деле же, листаю фотографии, сделанные в прошлом году.

Мы – на озере небольшой компанией. Я – со своим последним парнем Женей, после которого так и не завела себе никого, целиком сосредоточившись на учёбе. А Невский – почти всё время с Оксаной. Только на одном фото он выходит из воды, держа меня на руках. Я смеюсь, он – тоже. До сих пор помню, как дурачились в тот момент. Окс осталась спать в палатке, а мы поспорили с Давидом, кто первый доплывёт до дальних камышей. Там он схватил меня за ногу и попытался жульничать, после чего начался настоящий водный бой. А потом… потом он просто прижал меня к себе так крепко, что не смогла пошевелиться. До сих пор его лицо, всё в капельках воды, стояло перед мысленным взором. И сумасшедшая улыбка. И мои мысли о том, что с ним так надёжно и спокойно находиться рядом.

«Ты дома?»

Сообщение от Дава всплывает на экране так внезапно, что я вздрагиваю, будто кто-то только что поймал меня на месте с поличным. Машинально вскидываю глаза на маму, но она так увлечена разговором, что ничего кругом не замечает.

«Нет. Я у маминой подруги».

«Жаль. А я к тебе приехал».

Сердце застывает на бесконечных несколько секунд после чего пускается в галоп. Глупое моё сердце.

«Я буду дома не раньше, чем через пару часов».

«А сбежать не можешь?»

«Ты один?»

«Да».

«Тогда – нет».

«Тогда поеду нажираться дальше :)»

«Ты выпил?!»

«Сколько экспрессии! Да, выпил. Ху*во мне, Аль».