Академия Анкара: Мой второй шанс на жизнь

Пролог

Тяжелое дыхание вырывается из легких, разгоряченная кожа пульсирует в такт с бешено бьющимся пульсом, она бежит на пределе своих сил, но не может оторваться от преследователей. Позади слышен треск веток под их ногами. Лера поскользнулась, но сумела сохранить равновесие схватившись за ветку. Отчаяние прорывается тихим всхлипом.

— Стоять, сука!

«Ни за что!» — мысленно прокричала Лера, уворачиваясь от хлесткой ветки. Сглотнув горькую слюну и сцепив зубы, Лера продолжила бежать панически задаваясь вопросом: на долго ли её хватит? В крови шипит адреналин, но Лера знала, что стоит остановиться и она живой труп.

Скрыться негде: ни пещер, ни нор поблизости! Попробовать забраться на дерево? Нет, слишком рискованно. Что делать? Куда бежать? Вокруг никого живого, одни деревья и кусты. Паника просачивается сквозь надежду. Спасения не будет!

В сантиметре от головы пролетел комок земли. Лера вскрикнула. Два раза они попали в поясницу, один удар пришелся в плечо. За все свои девятнадцать лет она никого так не ненавидела, как этих преследователей. Если бы ненависть обжигала физически, они бы стали головешками! Как же сильно она ненавидела своего отчима и его дружка, ненавидела и боялась до дрожи, до болезненной пульсации в висках, до потных рук! Как же умудрилась её такая тихая и спокойная мама выйти замуж за этого мудака, который последние три года не давал жить спокойно? Он снова подсел на наркоту, Лера собственными глазами видела, как он кололся. Она ненавидела вечера, когда к ним в гости приходил его тюремный друг и облизывался на неё. Лера бы съехала из дома сразу же, как закончила школу, но мама сильно заболела, и пришлось остаться и ухаживать за ней; отчим бы этого делать не стал. О, как же сильно Лера мечтала уехать в большой город и затеряться там! Но не могла бросить мать. Чертовы воспоминания, именно из-за них она осталась! Мама, конечно, сильно изменилась после смерти отца, но та спокойная, добрая женщина с мягкой улыбкой всегда оставалась в её сердце. Как бы сильно мать ни постарела за последние три года жизни с отчимом, как бы сильно ни обижала Леру, её синие глаза оставались теми же, умеющими пробраться прямо в душу. Они-то и заставляли её оставаться и терпеть.

Лера прокляла поход в фитнесс-центр с Маринкой, тренер сегодня была хуже зверя и вымотала их до предела. Когда они едва переставляя ноги вышли из здания, то сразу наткнулись на Лериного отчима. Он равнодушно сообщил, что мать при смерти и что доктор послала за ней. Не раздумывая, она села к нему в машину, чего в ином случае не сделала бы. Леру тут же схватил Александр, приятель отчима, зажал рот и всю дорогу до леса (жили они на окраине) лапал грудь. Она совершила глупость, поверив отчиму, и теперь её ждала расплата. Чудом удалось убежать. Вот теперь-то Лера и бегала от них по лесу. Она не знала, сколько прошло времени: час, два…

По взглядам отчима, Лера понимала к чему может привести житье с ним в одном доме. Каждую ночь она блокировала дверь в свою спальню шкафом и с дрожью ждала утра, спала урывками и тревожно. Ни один раз он пытался прийти к ней ночью, Лера всегда была на чеку, а сегодня удача изменила ей. Когда мама чувствовала себя лучше, Лера всегда убегала ночевать к Маринке и там могла нормально выспаться. Столько бессонных ночей, дрожания под кроватью и вот настал тот день, которого она так боялась.

Что-то дернуло за волосы. Лера в страхе обернулась: локон обвился вокруг низко растущей ветки. Лера напряглась и обломала её, и тут плечо сдавили железной хваткой.

— Попалась недотрога! — Александр оскалил желтые зубы.

— Пусти! — прохрипела Лера пытаясь вырваться.

Мужчина тяжело дышал, капли пота скатывались по лицу, убегая под широкую футболку.

Лера извернулась и ткнула двумя пальцами ему в глаза. Он взревел и схватился за лицо. И тут же живот Леры пронзила тошнотворная боль! Она упала на спину и откатилась. Тело этого мудака упало на то самое место, где секунду назад лежала она.

— Вставай! Вставай же! — умоляет она себя. Боль просто адская. Лера стоит на четвереньках. Её тошнит. Вытерев ладонью рот, кое-как поднимается и бежит, но снова падает. Тело слабое, непослушное. Снова встает и бежит. Ноги подкашиваются, но она заставляет себя бежать. Страх прибавляет сил, но бег уже не такой быстрый.

Позади орет Александр. Леру трясет. Из горла рвутся рыдания. Она зло смахивает слезы.

«Беги, Лера. Беги!» — кричит она мысленно, но силы почти закончились.

— Помогите! — шепчут губы. Не заметив торчащего корня, она спотыкается и скатывается на дно оврага, обдирая кожу в кустах ежевики.

Лера слышит свой крик. Колючки раздирают одежду вместе с кожей. Из глаз льют слезы, смешиваясь с кровью и потом. Она свернулась калачиком, постанывая от боли. Не хочется двигаться. Пусть мир замрет хотя бы на минутку!

— Ну что, получила, дрянь? — ржет сверху отчим.

Корчась и подвывая, Лера поднялась на ноги. Лучше сдохнуть, чем позволить этим уродам добраться до неё!

Посмотрев наверх, она застонала от отчаяния: они собирались спуститься. Раздирая пальцы о сухую землю, я карабкаюсь наверх с противоположной стороны. Ногтями впивалась в землю и пыталась унять поток слез. Колючки, застрявшие в теле и одежде, больно царапались, пот жжёг ранки.

Неожиданно Лера вспомнила папу. Слезы ещё сильнее побежали по лицу. Будь папа жив, её жизнь была бы совсем другой. Хорошей. Счастливой.

Встряхнувшись, Лера снова побежала. Сил так мало. Преследователи догоняют.

Она бы убила себя, если б могла. Порезала бы вены или ещё чего, но слишком был силён инстинкт самосохранения. Лера даже палец не могла себе надрезать, что уж говорить о большем. Да и не было у неё с собой ничего острого.

Ублюдки нагоняли, чтобы изнасиловать, а, возможно, и убить потом. Зачем вообще ей дали жизнь: чтобы вот так умереть? Она проклинала себя за доверчивость. Мама действительно была плоха и в последнее время часто говорила о смерти.

Лера захныкала: сил больше не было, осталось только лечь и умереть. Она то бежала, то едва шла.

Внезапно перед глазами всплыла картина из прошлого. Каменные развалины. Глыбы, в беспорядке вросшие в землю. Здесь её спасение! Здесь можно спрятаться. Лера вспомнила, как пару раз приходила сюда с отцом на пикники когда ей было девять лет, и точно знала, что здесь есть глубокие пещеры и лазы. Сердце радостно заколотилось. Словно папа привел её сюда, чтобы выручить! Лера бежала, спотыкалась на острых камнях и снова бежала. Спасение так близко!

Голову пронзила боль, её схватили за волосы и сильно дернули.

— Попалась, сука!

— Отпусти! — прохрипела Лера. От страха все внутренности обдало ледяным холодом.

— Тварь! Ты заплатишь нам сполна. Знаешь, как я тебя отделаю? Давно мечтал тебя раздеть.

Тяжело дыша, отчим отпустил волосы и отвесил звонкую пощечину. Лера вскрикнула: щёку будто огнём обожгло.

— Вот ты, сука, и попалась! — Хрипя, к нbм подбежал тучный Александр.

Он ударил Леру в живот, она заорала и согнулась, хватая ртом воздух.

— Это за побег, а это, мразь, за глаза!

Нога его впечаталась в её лицо. Лера захрипела и упала на острые камни. Голову пронзила острая боль, клацнули зубы, в голове вспыхнуло. Потекло что-то горячее. Кровь? Кончики пальцев быстро немели. Тело больше не подчинялось командам мозга.

Мужчины что-то орали, но слов было не разобрать. Перед глазами замелькали картинки из жизни.

Детский плач и детский заливистый хохот.

Красивое лицо светловолосой девчушки превращается в то, что Лера ежедневно видела в зеркале.

Любимое и такое родное лицо папы. На губах его играет её любимая кривоватая полуулыбка, в глазах сверкают смешинки.

Школьная линейка, первый раз в первый класс, белые гольфики, пышные банты.

Выпускной. Она в окружении веселых одноклассников. Со лживой улыбкой принимает розы от отчима и мамы. С тех пор она ненавидела розы.

Больница. Лера лежит под капельницей. Отчим напился и избил.

Ночь. Снег сверкает под фонарями, а она в футболке и босиком. Идет к Маринке — сбежала из дома!

Тело девушки неподвижно лежит на острых камнях. Светлые волосы разметались в беспорядке. Кровавая лужа сверкает на солнце. Синие глаза холодно смотрят в небо, в уголках глаз блестят капельки горьких слез.

Ночь. Две глубокие полосы тянутся по снегу вслед за большими резными санями, которыми управляет нечто, с ног до головы закутанное в теплые меха. Сквозь пургу прорываются то отборные ругательства, то ядреные песнопения вперемешку с жалобами на несправедливость всевышних. Все это сдобрено серебряной флягой, которая частенько поднимается ко рту и снова исчезает в мехах.

— Любовь у него, видите ли, несчастная! — бормотал мужчина, укрываясь от пронизывающего ветра. — Я, значит, тут страдать должен, пока он в санях мохнатый зад греет!

Бросив на сани ещё один испепеляющий взгляд, Яток обреченно вздохнул и пожелал поскорее добраться до замка. Он поудобнее устроился на здоровенном сиденье извозчика, который нализался и дрых теперь в санях, и снова глотнул из фляги.

— Эх! — Мужчина покачал головой.

День с самого утра не заладился. Как сглазил кто! Да кому оно нужно! Он хмыкнул. Печь на рассвете задымилась, да так смачно, что потолок в хибаре почернел. Пока он чистил трубу, лестница-дурында повалилась, и он два часа проторчал на крыше, пока проходящий мимо профессор Телин лестницу на место не поставил. Замерз жутко. Самое паршивое, что его любимица, раха Липочка, с утра лапку сломала, чертовка этакая. Как умудрилась?! Он еще с вечера самолично её в сарае под замок посадил. Да и за компонентами к зельям позже положенного выехал, а ведь профессор Кулик их ещё полгода назад заказал: они аж с Северных Равнин прибыть должны были. Вчера профессор вызывал его к себе в кабинет и заумную лекцию прочел. О том, как ингредиенты важны и нужны. Правда, половину Яток не понял. Зато кивал усердно.

Северги, как оказалось, народец нетерпеливый. И как их мать-земля терпит? Из-за часового опоздания пришлось брань слушать и извиняться ежечасно. Нервишки этот северг ему знатно потрепал, пришлось уговорами уговаривать отдать привезенное. Мерзкий народец эти северги, хоть и полезный, конечно. Ко всему прочему этот мохнатый увалень Олеф надрался огненной водки, пока Яток все по свитку проверял да просчитывал. Закончили поздно, уже смеркалось.

Ветер донес завывания даракса. Яток вздрогнул, нахмурился и снова за флягой потянулся. Вокруг столько всякого зверья бродит, а дараксы — те вообще безбашенные. Вспомнилось вдруг: свежая тушка оленя им по дороге попалась. Ещё не сильно стемнело, и он углядел полуметровые отпечатки лап даракса на снегу, а над тушкой-то ещё парок вился. Сердце вскачь пустилось, настойка, родимая, успокоиться помогла. С Олефом ездить было не страшно, он и сам кого хочешь напугает своей мордой, но сейчас он дрых в санях и в случае чего прийти на помощь может не успеть. Яток поежился и приложился к фляге с согревающей внутренности настойкой. Убрав флягу за пазуху, Яток встал, поднатужился и поднял кнут с острыми шипами на конце, замахнулся и с силой обрушил на круп дисараби. Семикилограммовый кнут соскользнул и ушел вниз под сани, мужчину рвануло вперед. Яток разжал руки и содрогнулся, он был у края помоста, а мог оказаться там же, где и кнут. Трясущимися руками он снова полез за флягой, сделал глоток и с облегчением выдохнул.

Руки его устали за все время, что он поднимал этот тяжелый кнут, но дисараби даже не ощущали ударов на себе. Кожа у дисараби толстая, да и мех был очень густым, так что шипы на конце кнута для них — как касание перышка.

За кнут с него, конечно, спросят. Но не нырять же ему за ним в снег!

— Ну и гхар с этим кнутом, — решил мужчина. — Не единственный же он у извозчиков!

Мужчину повело, и он с размаху сел на лавку, вытянул ноги и прикрыл их шкурой рогра. Управлять дисараби без Олефа было невозможно, Яток мог на них лишь орать, но не задавать темп и направление. Он решил положиться на нюх лошадей-переростков и прикрыл глаза. В мечтах он уже заходил в лазарет к очаровательной мадам Нерти. Там весело пылал камин, а пышногрудая целительница заботливо вливала ему в рот свою знаменитую настойку из ста семи трав. Интересно, признайся он ей в своих чувствах, ответит она взаимностью?

Погода выдалась на диво отвратная: мороз пробирал до костей, а теплая шуба из борка спасала не шибко. Ветер метался, как раненый зверь, кусаясь и подвывая, снег, летящий из-под копыт дисараби, не добавлял Ятоку комфорта. Отбрасываемый сферами приглушенный свет высвечивал скрюченные ветви деревьев, больше похожих на пальцы мертвецов. За всей этой канителью Ятоку пару раз чудились темные тени, но, всмотревшись, он выдыхал с облегчением.

Снова послышался вой даракса. Яток вздрогнул, опустил ноги с лавки и потянулся за настойкой. Приложился к фляге и тут же выругался, и в сердцах кинул флягу в снег, о чем немедленно пожалел. Она была сделана из дорогого серебра с вкраплениями из драгоценного черного япара, это был подарок его близкого друга из Дакары. Онис преподнес её ему в их последнюю встречу пять лет назад. Яток берег эту ценность как зеницу ока, в этой фляге никакой напиток не замерзал безо всякого заговора и колдовства. Остановить дисараби ему было не под силу. Яток сердито ударил кулаком по лавке и тут же взвыл от боли.

Он бросил взгляд на крытые сани.

— Рахсар бешеный тебе в попутчики!

Внезапно лицо его просветлело, губы растянулись в кровожадную ухмылку. На днях он подглядел, где йети Роха прятал свой табак. Яток не сомневался, что Олеф тоже прячет его под сиденьем извозчика. Мужчина решил, что имеет право взять себе горсть дорогущего горного табака. Он встал, поднатужился и потянул сиденье, но тут же крякнул от натуги.

— Тяжелая, зараза!

А хочется-то как! Яток уже представлял, как вдыхает лучший горьковатый табак гор. Йети сами выращивали табак и ни с кем не делились, продавали редко да по такой цене, что Яток мог о нем только грезить. Мужчина намеревался во что бы то ни стало добыть горсть табака. Он снова схватился за сиденье, как вдруг дисараби громко заржали, сани резко дернулись и помчались с такой бешеной скоростью, что стало больно дышать. Яток едва успел вцепиться в сиденье. Судорожно вдыхая холод, Яток задрожал от страха. Чего так сильно испугались дисараби?!

С большим трудом Яток развернулся в сторону лошадей и вскрикнул. На мчавшихся дисараби напали черные тени с его рост. Они кидались дисараби под копыта, толкали в бока, прыгали на круп и двигались так быстро, что глазам стало больно. Они напирали на дисараби до тех пор, пока лошади не затормозили, взвившись на дыбы. От панического ржания закладывало уши, холодок пробегал по коже. Яток не удержался и кубарем скатился под лошадей. Снег смягчил падение. Рядом с его головой опустилось копыто с острыми шипами.

Никогда до сего дня Яток не видел ничего подобного и не слыхивал о таких тенях. Все чувства Ятока вопили об опасности. От них исходил пронзительный холод, не имевший никаких сравнений с погодой.

Замерший от ужаса Яток не двигался, надеясь, что его не заметят или сочтут мертвым. Он лежал с закрытыми глазами и читал молитву. Правда, как назло, кроме слов «Я свет, я верую, спаси мою душу, храни мою чистоту», ничего в голову не приходило.

(Это была строчка из молитвы девственниц к их покровительнице Теоре, которую он слышал из уст племянницы.)

Шипение возле уха заставило Ятока распахнуть глаза и уставиться на черную тень, похожую на тень человека с помесью животного.

— Наарта! — Тень скривилась и рывком приблизилась к его лицу, вдыхая с наслаждением. — Люблю острый запах страха! — коверкая слова сказала она.

— К… к… кт… кто? — Яток так заикался, что не смог ничего из себя выдавить.

Внезапно там, где должны быть глаза, у тени появились две черные дыры и принялись вращаться с такой бешеной скоростью, что Яток понял, что они всасывают его внутрь тьмы. Чернота была настолько яркой, что не шла ни в какое сравнение с цветом самих теней. В беспроглядной бездне не было ни начала, ни конца. Яток понял, что она подчиняет его себе: он хотел закрыть глаза, но они не закрывались. Возникшая мысль о побеге растаяла, как дым на ветру. Он ничего уже больше не видел, кроме черноты. Она переливалась всеми оттенками черного, заманивая к себе.

Тень зашипела и погрузилась в него, тело дернулось в мимолетном сопротивлении, потом замерло, дыхание сбилось. Неожиданно тело село и сделало очень долгий глоток воздуха с присвистом, будто не дышало вечность. Затем оно выползло из-под копыт лошадей, встряхнулось и, криво подергивая губами, направилось к саням.