Амнезия, или стерва на договоре

Глава первая

Когда я открыла глаза, то… ничего не увидела. Точнее, обнаружила себя в абсолютно белом пространстве, которое было сверху, со всех сторон и, кажется, даже снизу. Тупо болела голова, а тела я просто не чувствовала. Похоже, умерла, причем окончательно и бесповоротно. Оставалось надеяться, что угодила прямиком в рай, а это ослепительно-белое нечто — не приемная перед чистилищем или чем-нибудь похуже.

Вспомнила! Накануне меня скрутило так, что ни охнуть, ни вздохнуть. Курт вызвал «скорую», и меня быстренько доставили в клинику с диагнозом «острый аппендицит». Ну, вот, значит, аппендицит удалили, я очнулась после наркоза, нужно только позвать медсестру или сиделку. Где тут кнопка вызова?

Нет, я решительно не могла даже шевельнуть рукой. Скосила глаза и увидела, что слева поблескивает стеклом капельница, от которой ко мне тянется тоненькая трубочка. Неужели были осложнения после операции? Похоже на то. Что ж, значит скоро кто-нибудь обязательно зайдет посмотреть, как я тут. Увидят, что пришла в себя, сообщат Курту…

Я закрыла глаза и, кажется, заснула, потому что снова очнулась, когда свет вокруг меня стал менее ярким. Похоже на сумерки. На сей раз мне безумно хотелось пить, и в поисках кнопки вызова я даже смогла пошевелить правой рукой. Голова болела меньше — уже хорошо! Но тишина вокруг по-прежнему была какой-то неестественной, даже в больницах такой не бывает.

Внезапно передо мной материализовалось лицо: женское, темноглазое, обрамленное белоснежной косынкой. Слава Богу, появилась! Я сделала над собой определенное усилие и прошептала по-немецки:

— Пить!

То есть хотела прошептать, губы шевелились, но звука не было. Нравилась мне эта ситуация все меньше и меньше. Аппендицит, пусть даже и острый, — это же сущие пустяки, в самых запущенных случаях пациент уже через три дня встает на ноги. А я себя чувствую так, как если бы мне пересадили почку. Хотя в принципе я не знаю, как себя чувствуют люди после подобной операции, но предположить могла.

Лицо исчезло, а через какое-то время появилось другое, уже явно мужское, в усах, бородке и при очках. Врач, надо полагать. Я повторила попытку вступить в контакт, потерпела такое же фиаско, как и при первой, и почувствовала невероятную усталость. Последним более или менее четким ощущением было прикосновение острого металла к сгибу локтя правой руки. После чего я снова провалилась в темноту.

И снова открыла глаза. На сей раз мне уже не показалось, что я нахожусь между небом и землей. Наоборот, я очень четко поняла, что лежу на довольно удобной, но явно не домашней постели, что от капельницы меня отключили и что между операцией по удалению аппендикса и данным моментом прошло время, причем довольно значительное. И, главное, не было неестественной тишины: я слышала отдаленные голоса, какое-то позвякивание и даже различила шум проезжавшей машины.

Мне удалось повернуть голову, а потом поднести к ней руку, потому что возникло ощущение чего-то инородного. Так и есть, на голове была повязка. Что же произошло? Я не могла вспомнить практически ничего, сознание отказывалось выдавать четкие картинки и подсовывало какие-то фрагменты, точно крутился огромный, бессмысленный и не слишком яркий калейдоскоп. Возможно, я попала в аварию? Кажется, я куда-то ехала, причем на заднем сиденье в качестве пассажира… Куда?

— Очнулись? — неожиданно прозвучал рядом со мной приятный мужской голос.

По-видимому, это был врач. Довольно молодой, но уже представительный, смуглый, как говорится, «восточного типа». Он взял меня за запястье и начал считать пульс. По-видимому, итог его удовлетворил.

— И как вы себя чувствуете, уважаемая фрау?

— Пить очень хочется, — прошептала я.

Слава Богу, голос вернулся одновременно со слухом! Ладно, пусть не голос, а просто способность говорить, все равно хорошо. И руки-ноги, кажется, двигаются, значит, жизнь налаживается. Придет Курт, разъяснит ситуацию окончательно.

В поильнике было прохладное, чуть кисловатое питье, показавшееся мне настоящей живой водой. С каждым глотком я чувствовала себя все лучше, но это наслаждение слишком быстро закончилось.

— Хватит пока, — мягко, но решительно произнес врач. — Итак, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — искренне отозвалась я. — Что со мной было?

— Не было, а есть. По-видимому, сотрясение мозга. Вы очень легко отделались, уважаемая фрау. Шофер затормозил весьма оперативно.

— В нас кто-то врезался?

Картинка моей поездки стала более четкой. Шофер, с которым я говорила по-немецки… Сумерки… Яркие огни ночного города…

— Вы ничего не помните?

— Почему же? — неуверенно отозвалась я. — Мы ехали… Машина с кондиционером.

Врач покачал головой:

— Вы бежали, уважаемая фрау. И чуть было не попали под машину. Теперь вспоминаете?

Вот теперь я, похоже, окончательно запуталась.

— Но ведь я в Мюнхене, правда?

Помимо моей воли, голос прозвучал жалобным писком.

Врач покачал головой:

— Вы в Турции. В городе Кемер. И доставили вас в нашу больницу с улицы, без каких-либо документов. Теперь хотелось бы выяснить, кто вы.

Еще пару минут тому назад я была уверена в том, что я — Стелла Шмидт, супруга Курта Шмидта, человека в Мюнхене вполне уважаемого и известного. А теперь я уже не знала, что и думать. Судя по всему, из памяти выпал приличный кусок жизни, и, как его туда вернуть, я понятия не имела. Про амнезию — полную или частичную — я, конечно, знала. Но одно дело — знать, и совсем другое — испытывать это чувство. Врагу такого ощущения не пожелаю.

— Меня зовут Стелла Шмидт, — со вздохом сказала я. — И я совершенно не помню, как и почему оказалась в Турции. Если бы мы приехали сюда отдыхать с мужем, он уже был бы в этой палате. Наверное, я приехала одна.

— И в каком отеле вы остановились, тоже не помните?

— Увы!

— Ну, это можно достаточно быстро проверить, — обнадежил меня врач. — Кемер — город маленький. Пошлем запрос вашему мужу. Адрес в Мюнхене вы помните?

Это я помнила. Я помнила даже номер нашего домашнего телефона. Оставалось надеяться, что ситуация все-таки не безнадежная.

С этой надеждой я заснула и проспала, судя по всему, достаточно долго. Во всяком случае, когда я открыла глаза, то почувствовала себя практически здоровым человеком, который к тому же отчаянно хочет есть. Другими словами, я была относительно бодрой, безусловно голодной и… по-прежнему ничего не могла вспомнить о своем недавнем прошлом.

Визит врача после того, как меня накормили, напоили и помогли совершить необходимый туалет, поверг меня в полное смятение. Они, оказывается, связались с Куртом, который мою личность подтвердил, но не более того. Он заявил, что давно со мной развелся, после чего я уехала в Россию, и больше он ничего обо мне не знает. Вот это была новость так новость!

Собственно говоря, о том, что я русская, я, естественно, помнила. Но вряд ли это могло как-то облегчить мое нынешнее положение. А уж появление в палате полицейского и вовсе повергло меня в смятение: неужели я сотворила нечто такое, что связано с нарушением закона?

К счастью, мои подозрения не подтвердились. Зато выяснилось, что два дня назад я прошла через таможню аэропорта в Анталии, причем прилетела туда из России. А потом исчезла, чтобы вновь возникнуть на больничной койке с начисто отшибленной памятью. Милое дело!

Полицейский говорил со мной через переводчика, на сей раз по-русски. Язык я не забыла, но вот свои координаты в России назвала с некоторой заминкой. То есть адрес и телефон я, конечно, помнила, но четко знала и то, что квартиру в данный момент снимают не слишком близкие мне люди, которые вряд ли чем-нибудь смогут помочь: связь между нами поддерживалась чисто формально.

— Мы, конечно, связались с российским консульством в Анталии, — вздохнул обескураженный полицейский. — Если в ближайшие сутки ничего не прояснится…

— То что будет? — с умеренным любопытством спросила я.

— Передадим вас консульству. Кто-то ведь должен оплатить ваше пребывание в больнице. А у полиции к вам претензий нет.

И на том, как говорится, спасибо. Могу себе представить, как счастливы будут в консульстве, когда я свалюсь им на голову со своими проблемами. Но тут уже мне в голову пришла первая за довольно длительный период здравая мысль, и я спросила, какое сегодня число.

Полицейский мое любопытство удовлетворил. Но названная им дата, особенно год, повергла меня в состояние паники. Мои воспоминания заканчивались событиями одиннадцатилетней давности! А что произошло за эти одиннадцать лет, каким образом я снова оказалась в России, из которой благополучно уехала замуж в Германию, как, наконец, попала в Турцию — все это оставалось за непроницаемой стеной амнезии. Весело, что и говорить!

Некоторое успокоение принес звонок Курта. Собственно, я не сомневалась в том, что это произойдет, то есть не сомневалась до тех пор, пока не выяснила, что он давно мне уже не муж, а я вообще неизвестно кто. Но, похоже, Курт мало изменился: он всегда был высокопорядочным человеком, хотя и скучноватым. Интересно, из-за чего наш брак накрылся? Скорее всего я что-то такое сотворила по своей природной стервозности и в силу непредсказуемости славянской души.

— Что с тобой случилось? — спросил Курт.

Слышно было отлично, точно он находился в соседней комнате.

— Понятия не имею, — честно ответила я. — Совершенно не помню последние одиннадцать лет жизни, можешь себе представить?

— Вполне, — невозмутимо отозвался Курт.

Будучи высококлассным нейрохирургом, он и не такое мог себе представить. Собственно, и представлять было нечего: в своей практике он сталкивался и с более замысловатыми случаями.

Довольно быстро он рассказал, что произошло со мной за отчетный, так сказать, период. Мы развелись, я вернулась на родину и устроилась работать в какое-то туристическое агентство. Замуж больше пока не выходила, детьми не обзавелась, а насчет личной жизни ему, Курту, ничего неизвестно. Наверное, кто-то был. Молодая, красивая женщина…

— Спасибо на добром слове, — пробормотала я. — А почему мы с тобой развелись? Я что-нибудь… ну, ты понимаешь…

— Просто не сошлись характерами, — крайне миролюбиво отозвался Курт. — Расстались очень мирно и цивилизованно, я лично не в претензии, бывает. Кстати, я снова женат, старшему сыну шесть, дочери два года.

— Поздравляю! — машинально отозвалась я.

— Ты меня поздравляла и со свадьбой, и с рождением детей, — уведомил Курт. — Я же говорю, мы расстались тихо и интеллигентно. На свою жизнь ты не жаловалась.

— Что мне теперь делать? — без особой надежды спросила я.

— Ждать. Состояние амнезии, особенно такой долгосрочной, обязательно пройдет. Постарайся взять себя в руки, не обращай внимания на то, что многое для тебя станет открытием, и когда-нибудь стена рухнет…

— И погребет меня под своими обломками.

— Не утрируй, Стелла. Лучше всего тебе вернуться в Москву. Дома и стены помогают.

— Я даже не знаю, где мой паспорт.

— Ну, это проблемы консульства. Ты же не преступница, а потерпевшая. Кстати, нашли шофера той машины, которая тебя чуть не сбила?

— Понятия не имею!

— Ты всегда была непрактичной! — мягко пожурил меня Курт. — Наведи справки в полиции. Возможно, водитель сможет что-то прояснить. С тем же паспортом, кстати. Разве при тебе не было сумочки?

— Даже если и была, то паспорта обычно оставляют в отеле на регистрации. А ни в одном отеле Кемера меня не регистрировали, полиция проверяла.

— Хорошо, только не нервничай. И не волнуйся из-за оплаты больницы, я это уже урегулировал. А завтра тебя посмотрит врач, который проходил у меня стажировку. Вот увидишь, все наладится.

— Спасибо! — искренне отозвалась я. — Ты всегда был отличным мужиком. И почему я от тебя отказалась?

— Когда-нибудь вспомнишь, — утешил меня Курт. — Ну, пока. Я тебе еще позвоню.

«Когда-нибудь стена рухнет…» Хочется верить, что не придется ждать слишком долго, пока это знаменательное событие произойдет. Работаю я в «каком-то» туристическом агентстве — волшебно! С каких пор я начала разбираться в этом бизнесе, если по образованию — обыкновенный филолог? Впрочем, надо радоваться тому, что не забылись языки, иначе неизвестно когда и как эти знания восстановились бы.

Уже начало смеркаться, когда в палату заглянула медсестра.

— К вам пришли, — объявила она, тщательно подбирая немецкие слова.

— Опять полиция? — обреченно вздохнула я.

— О, нет! Один господин…

И в палату действительно вошел господин, абсолютно мне незнакомый, но с такой радостной улыбкой на лице, будто искал меня всю жизнь и вот наконец-то нашел. Высокого роста, волосы пышные, темные, с легкой проседью, правильные черты лица… Повеяло ароматом хорошего лосьона, и я тут же застеснялась своей неприбранности и непрезентабельности.

— Эллочка! Слава Богу, ты в порядке!

Посетитель говорил на чистом русском языке.

Но — Эллочка… Никто меня так сроду не называл.

Я выдавила из себя нечто по идее изображавшее улыбку.

— Ты мне не рада? Как ты себя чувствуешь?

— Сносно, — ответила я на последний вопрос. — Жить буду.

Медсестра внесла красивый букет, уже поставленный в вазу, и блюдо с фруктами. Ничего себе! Кем мне приходится этот незнакомец, хотела бы я знать?

Мужчина наклонился ко мне и нежно поцеловал. Слишком нежно, с моей точки зрения. Но на какое-то мгновенье мне показалось, что после этого поцелуя чары спадут… то есть, тьфу, амнезия исчезнет и все встанет на свои места. Увы.

— Значит, это правда, — уже без улыбки констатировал мужчина. — Ты все забыла.

Я только вздохнула. А что, собственно, я могла сказать?

— Ну, главное, что ты жива, и никаких серьезных повреждений организм не получил. Эту ночь еще проведешь здесь, а завтра с утра я забираю тебя домой…

— В Москву? — уточнила я.

— Нет, родная, в Москву пока рано. Значит, ты вспомнила, где ты?

— Мне сказали. Вы…

Лицо мужчины стало еще грустнее.

— Действительно, все забыла, — прошептал он. — Меня на «вы» называет… Эллочка, вспомни, я же Саша! Саша!

Сказать мне было нечего. Никакого Саши я точно не помнила, хотя, если честно, ничего против такого знакомства не имела. Если судить по цветам, фруктам, поцелую и слову «домой», у нас весьма близкие отношения. И что мне теперь со всем этим делать?

— А мой паспорт… он дома? — на всякий случай спросила я.

— С твоим паспортом вышла целая история, — оживившись, начал Саша.

Он присел на край кровати, я невольно попыталась отодвинуться… В общем, вышла очередная неловкость. Будь она проклята, эта амнезия!

— Какая история?

— Когда мы регистрировались в отеле, портье случайно смахнул твой паспорт в ящик. И ничего не записал в книгу, представляешь себе?

— В каком отеле?

— В том, куда ты приехала заключать договор. О сотрудничестве.

— Саша, — с некоторым трудом произнесла я новое для меня имя, — прости, пожалуйста, но я действительно…

— Ничего не помнишь! — со вздохом закончил Саша. — Значит, будем вспоминать вместе. Завтра все равно воскресенье, никаких дел не будет.

— Как я буду заниматься делами, о которых не имею представления? — поинтересовалась я. — Туристический бизнес! Переговоры! Почему бы мне не заняться расщеплением атомного ядра?

— Хорошая мысль, — примирительно улыбнулся Саша. — Не нужно раздражаться. К счастью, я знаком не только с твоим бизнесом, но и с твоим непосредственным начальником. Он вполне адекватный человек, мы все урегулируем.

— Начальник-то адекватный, а я…

— Утро вечера мудренее, — подвел итог беседы Саша. — Отдыхай, Эллочка. Завтра с утра я тебя заберу.

Кое в чем Саша действительно оказался прав: я проспала ночь достаточно спокойно, и утром действительность уже не представлялась мне такой пугающей, как накануне. Если мой начальник — адекватный человек, то наверняка поймет, что травмированная сотрудница не сможет провести переговоры на должном уровне. Форсмажорные обстоятельства, ничего не попишешь. А туристический бизнес — это все-таки не ядерная энергетика и не высшая математика: научусь всему заново. Голову мне не оторвало — это главное, а ее содержание в принципе неплохо и обновить. Так сказать, кардинально.

Ноги меня слушались — это было приятно. Конечно, на пешие прогулки я пока еще была не способна, но спуститься вниз, к машине — вполне. На улице меня чуть не ослепило солнце и вполне основательно закружилась голова, настолько густо был настоян воздух на запахах хвои, моря и каких-то цветов. Контраст с больничной палатой был разительным, хотя провела я там, как выяснилось, сутки с небольшим.

— Я хочу к морю, — сказала я Саше, который уверенно вел машину по узеньким, чистым улочкам. — Мне кажется, если окунусь…

— Обязательно, Эллочка. Но сначала давай поедем в отель. Примешь душ, переоденешься, позавтракаем в номере. Нельзя с больничной койки — да в синее море.

— Почему? — довольно глупо спросила я.

— А вдруг еще что-нибудь забудешь от слишком резкой смены ощущений? Шутка. Ну, ты же большая девочка, сама все понимаешь.

Конечно большая — тридцать пять лет недавно стукнуло. А я помню, как отмечали мои двадцать четыре года, дальше, как говорится, тишина. Но отметили хорошо, в маленьком ресторанчике недалеко от нашего с Куртом дома в Мюнхене, были мои родители и несколько близких друзей… Родители! Они переехали в Германию следом за мной, неплохо там устроились, неужели после моего развода тоже вернулись в Москву? Вот это уже было бы неправильно…

— Саша, а в Москве я с кем живу? — поинтересовалась я.

— Со мной, — усмехнулся он.

— То есть как? В одной квартире?! А мои родители?

— Твои родители, насколько мне известно, в Германии. Я живу в собственной квартире, не волнуйся. И ты — в собственной. Адрес напомнить?

— Сделай одолжение.

Саша сделал, и мне немного полегчало. Значит, родителям я жизнь не испортила, с Сашей у нас нормальные современные отношения, встречаемся по мере желания и возможности. Это, по крайней мере, в моем стиле и характере.

— А где мы познакомились?

— На переговорах. Эллочка, родная, не спеши так. Сейчас ты в Турции, сегодня, между прочим, не только воскресенье, но еще и Пасха, так что Христос воскрес, а целоваться будем в отеле… если ты не возражаешь. Будет не так жарко — пойдем к морю. Договорились?

Можно подумать, у меня был выбор!

Отель, к которому мы подъехали, вверг меня в состояние оцепенения. Такой роскоши я в жизни не видела. Или я очень и очень неплохо зарабатываю в своей, увы, неизвестной мне жизни, или работаю в очень крупной компании, которая может позволить оплатить такой отель. Пять звезд, не меньше. И все соответствующие прибамбасы: два швейцара в ливреях, фонтан в необъятном холле, тихая фортепьянная музыка откуда-то из-за колонн.

Портье кинулся к нам, будто встречал особ королевской крови. К моему изумлению, Саша заговорил с ним на неизвестном мне языке, надо думать, по-турецки, после чего мне вручили ключ и… дорогую, но не новую сумочку, на которую я уставилась уже в совершенном недоумении.

— Это твоя, — объяснил мне Саша. — Кто-то нашел, а в ней — записная книжка и фирменная упаковка салфеток из этого отеля. Принесли сюда, а я узнал, все-таки вместе покупали.

Записную книжку я только открыла — и тут же захлопнула. Первые три фамилии на самой первой странице мне ровным счетом ничего не говорили, и я просто испугалась, что вообще не найду там ничего знакомого. Успею еще попереживать по этому поводу.

Двухкомнатный «люкс» окончательно потряс мою и без того расшатанную нервную систему. Там было все, что только можно себе вообразить, и еще немного больше. Круглая кровать в спальне, ковер сантиметров в пять толщиной в гостиной, огромная терраса, выходящая на море… Тысяча и одна ночь, короче говоря!

— Прими душ, Эллочка, или ванну, — ласково сказал Саша, обняв меня за плечи, — а я пока закажу завтрак. Хорошо? Твой халатик там висит…

«Там» — это было помещение, размером, наверное, с самолетный ангар, в середине которого красовалась обалденная мраморная ванна изумрудно-зеленого цвета с бронзовыми кранами и какими-то хитрыми ручками. Возможно, впрочем, краны и ручки были золотыми, меня это ни капельки бы не удивило. Такую ванну я видела в Мюнхене на выставке новомодных сантехнических устройств, называлась она «джакузи». Вот только пользоваться ею я, к сожалению, не умела, поэтому решила обойтись обычным душем.

Всегда была неравнодушна к воде и водным процедурам, поэтому провозилась долго. К тому же выбор всевозможных гелей, лосьонов, шампуней и прочих мелких женских радостей был столь обширен, что любая на моем месте застряла бы в изумрудно-золотом великолепии туалетной комнаты. А я еще привыкала к совершенно новому для меня собственному облику: вместо короткой стрижки были длинные волосы, требовавшие особого ухода. Глаза, правда, остались почти прежние, разве что «украсились» чуть заметными морщинками в уголках. Ну и Бог с ними!

Когда я вышла, наконец, к терпеливо ожидавшему меня Саше, жизнь приобрела несколько более отчетливые очертания. Радовало еще и то, что с годами вкус у меня не только не испортился, но, кажется, даже улучшился, поскольку бойфренд мне очень нравился и был много лучше всех тех мужчин, которых я имела честь знать до сих пор. Впрочем, возможно, среди прочно забытых персонажей были и не хуже, но тут уж оставалось только вздохнуть.

— Ну, наконец-то все неприятности позади! — с неподдельным облегчением провозгласил Саша, когда я вышла на балкон к красиво накрытому для завтрака столу. — Можно расслабиться и постараться получить удовольствие. Тебе кофе с молоком?

— Пожалуйста, — машинально кивнула я.

Аппетит у меня с утра всегда неважный. Но тут все выглядело так заманчиво: и румяные булочки, и сыр, и джем. Привычно вздохнув об оставшемся в Москве ржаном хлебе, я принялась за завтрак.

— Послушай, что тут произошло, — услышала я голос Саши. — Я ведь тебя не сразу нашел — почему?

— Почему?

— Потому что эти мудрецы из отеля даже не nотрудились сообразить, что ты приехала вместо Ксении, и зарегистрировали не тебя, а ее.

— Какой Ксении?

— Ах, да! Твоей коллеги, точнее, подчиненной. Она отказалась лететь в Турцию на Пасху.

— А я согласилась?

— Как видишь, согласилась. Мы же ничего особенного не планировали на эти выходные. Ты улетела в пятницу, а я — сюрпризом — следом за тобой.

— Сюрприз, полагаю, удался, — хмыкнула я.

— На двести процентов. Приезжаю в этот отель, тебя тут как бы и не было. В номере якобы Ксении никого нет. Ну, вечером я особо не волновался, а к ночи задумался. Не твой стиль.

— Что именно?

— Гулять по ночам одной в восточных городах. В западных, впрочем, тоже. Во всяком случае, я такого за тобой не замечал.

— А мы что… везде вместе ездим? — опасливо осведомилась я.

Саша весело расхохотался:

— Элка, ты прелесть! Нет, конечно. Но ты же не станешь, имея любимого мужчину, шастать по ночам в поисках приключений?

— Не стану.

Любимый, значит, мужчина. Надо полагать, объяснение у нас давно состоялось, если позволяет себе такие высказывания. Ладно, могло быть много хуже…

— И что было, когда я как бы и под утро не объявилась? — сменила я тему.

— Пошел в полицию, что же еще.

— И…?

— И днем мы тебя нашли в больнице. Ну, мои связи, конечно, помогли. Я же по медицинскому страхованию… Ох, Элка, я никак не приноровлюсь, что ты… ну, не помнишь меня, что ли… Мы и по бизнесу связаны. Косвенно конечно.

Я вдруг захотела курить. Просто нестерпимо. В больнице меня как-то не тянуло к сигаретам, да мне бы там и не дали, наверное. Похоже, курить я за отчетный период не бросила. Значит, в дорожной сумке должен быть блок сигарет, до последней пачки я никогда не довожу, всегда есть запас.

— Саша, а где мои вещи?

— Переодеться хочешь?

— Нет. Курить. Если мир не перевернулся, в сумке должны быть сигареты.

— Ты их все-таки взяла?

— Что значит «все-таки»?

— Ты собиралась в этой поездке бросить.

Я? Бросить?? Курить??? Да скорее волк в лесу сдохнет. Кажется, мой условно любимый мужчина решил использовать ситуацию в каких-то своих интересах. И это мне как-то не понравилось.

Сигареты конечно же были в боковом кармане дорожной сумки. Целый блок, как я и предполагала. За десять лет я в этом плане мало изменилась.

— Эллочка, я безумно соскучился, — услышала я негромкий голос Саши.

Почему-то у меня не возникло желания ему отказать, хотя терпеть не могу заниматься с утра тем, для чего предназначено другое время суток. Впрочем, возможно, теперь я совсем другая: голова — это одно, а тело…

У тела скорее всего своя память.