Ангел во тьме

Глава 1

   Небо было хмурым и пасмурным. Холодные серые тучи казалось, вобрали все то мрачное, темное, что творилось сейчас на земле. Шел 1943 г., кровь лилась реками, раздираемый войной мир вновь повторял ошибки истории, и казалось, не будет конца этой вакханалии смерти.
      Вильхельм смахнул несколько упавших снежинок с рукава своего черного плаща и посмотрел в это серое неприветливое ноябрьское небо. Быть может на его родине так же идет снег, укрывая дорожки старинного викторианского сада. Он закрыл глаза пытаясь представить эту спокойную мирную жизнь, но не смог. Вот уже семь лет Уильям Лэм — агент британской разведки скрывался под личиной Вильхельма Мельбурга — обергруппенфюрера СС. За эти годы он создал репутацию безупречного немецкого офицера, сведя к минимуму все возможные риски. Никто не мог бы заподозрить в этом живом воплощении истинного арийца и верного служителя идеям фюрера, шпиона, которой много лет передает информацию вражеской стороне. Но обстановка на фронте была все хуже, спецслужбы стали все более изобретательны и педантичны в своих проверках. Все труднее становилось выполнять задания Штаба. Его жизнь напоминала смертельную игру, в которой каждый, пусть мизерный, но неверный шаг означал гибель.
      Он, казалось, изучил все правила этой хитроумной игры, просчитывал все на несколько ходов вперед, это даже вошло у него в привычку, но иногда лишь чудо спасало его от неминуемой жестокой развязки.    Каждый раз, выполняя распоряжения своего командования в СС он заставлял себя забыть кто он на самом деле. Уильям Мельбурн — интеллигентный аристократ уступал место непреклонному офицеру СС Вильхельму Мельбургу. Так было нужно. Его семья столетиями служила британской короне, это жестокое время не было исключением.       И он старался быть тем, под чьим именем он мог добывать бесценные сведения, тем самым приближая конец рейха. Только эта мысль спасала в самые тяжелые моменты, когда приходилось наступить на горло своей совести и жалости, своим принципам и убеждениям, выполняя жестокие и бесчеловечные приказы, которых ему не удавалось избежать. Иногда он был в шаге от сумасшествия, проклиная свою жизнь и этот чудовищный жребий, который выпал на его долю. Но каждый раз, когда очередные разведданные были успешно переданы, к нему возвращалось прежнее равновесие и решимость.
      Сегодня была задержана еще одна группа диверсантов, которые пытались заложить взрывчатку под зданием нацистской администрации. Совсем дети, судя по рапорту. Хуже всего, что среди них была девушка. Их требовалось допросить, а затем уничтожить. На его письменном столе уже лежал соответствующий приказ, нужно было только отдать необходимые указания. Уильяму вдруг стало не хватать воздуха. Он немного ослабил галстук, лента с черным крестом, казалось, сдавила горло удавкой. Он сделает все возможное, чтобы они не страдали, но спасти их уже не в его власти. Нужно держать свои эмоции под контролем и делать то, что приказано. Когда — нибудь все это останется лишь кошмарным сном.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------
      Не ныть и не сдаваться! Не ныть и не сдаваться! Не ныть и не сдаваться! — она повторяла это как молитву, когда очередной острый камень вдруг впивался в ее нежную кожу. Было страшно, больно, темно и холодно ползти по узкому подземному лазу, словно спускаешься в могилу, из которой тебя уже никто не вызволит. Иногда к ней подступали мерзкие липкие щупальца панического ужаса перед этим сырым подземельем, его неизвестностью и кромешной темнотой. К горлу подступал приступ тошноты, сердце стучало, словно часовой механизм, готовый разорвать ее грудную клетку. Но она вновь вызывала в памяти тот день, когда в их дом пришли люди в черной униформе с уродливой свастикой на рукавах, крики ее матери и брата, которые она никогда не забудет, даже если ей придется спуститься в самое жерло ада. Ненависть скручивала страх и панику в один тугой узел и оставляла позади, как ненужный мусор.
      Еще пара метров и она была на месте. В небольшом подземном зале, освещенном керосиновой лампой ее уже ждали.
      Марк и Адам были ее друзьями еще в школе. Они вместе порой убегали с уроков, воровали груши в соседских садах. Мама всегда беспомощно разводила руками, когда Виктория приходила домой вся чумазая, в синяках и с разбитыми коленками, после этих веселых выходок. Словно маленький сорванец она носилась со своими неизменными спутниками по окрестным лесам, выискивая тайные укрытия в старинных катакомбах. Но сейчас приходилось скрываться еще тщательнее, поэтому они выбрали одну из пещер, где лабиринт узких лазов не давал шансов быстро добраться до шайки заговорщиков.
      Все что им было нужно, это хороший план. У них был шанс отомстить за своих родных, и они собирались им воспользоваться. Адам заметил, что один из лазов пещеры выходит прямиком около здания городской мэрии, где сейчас обосновались нацисты, оккупировавшие их небольшой городишко и сделавшие здание своей администрацией. Видимо когда-то давно, хозяин большого старинного особняка позаботился о своей безопасности в случае нападения и проделал ход в одну из пещер, умело спрятав его в декоративном каменном колодце.
— Мы установим взрывчатку вот здесь, — Марк отметил карандашом какую-то точку на самодельном плане здания. — Вики будет следить за входом и часовыми, пока мы работаем. Как только все будет готово, мы должны очень быстро вернуться в лаз и успеть уйти через него подальше в пещеры, чтобы нас не задело.
— Я хотел бы посмотреть, как эти фашистские ублюдки взлетят на воздух — проговорил взволнованный Адам.
— Зато ты хорошо все услышишь, уж поверь, — горько усмехнулся Марк.
---
      Все произошло слишком быстро, так не должно было случиться. Им казалось, что их наивный план сработает, что он идеален, что они почти близки к цели. Но, увы, три подростка ослепленные жаждой мести, не могли знать, что тайный лаз уже был обнаружен при захвате здания, и теперь недалеко от него выставляли патруль.
— Не ныть и не сдаваться! Только не ныть! — вновь повторяла Виктория, глотая предательские слезы. Но плакала она не от боли, которая разливалась во всем ее теле, от нескольких сильных ударов, которые достались ей при задержании, а от глубокого и беспросветного отчаяния, которое затопило сейчас ее душу.
      Забившись в угол камеры, она долго не хотела открывать глаза, представляя, что все это ужасный сон, и он скоро закончится. Прижимаясь лбом к холодной каменной стенке, она шептала слова молитвы и старалась собрать всю свою волю.
Внезапно в железный замок с шумом открылся. Сейчас ее отведут на допрос.
---
      В пустой серой комнате для допроса был только один стул, придвинутый к простому письменному столу. Окна были зарешечены, с потолка свисала одинокая лампа. Сегодня для Вильхельма — Уильяма был тяжелый день. С самого утра он думал, что делать с незадачливыми диверсантами, которых поймали накануне вечером. При себе у них, конечно же, не оказалось документов, поэтому все решалось на допросе. Хорошо, что самый старший из них быстро понял, что нельзя недооценивать СС и сознался во всем, назвав имена сообщников. Теперь на столе Мельбурга лежали три личных дела. Он сам решил провести допросы, т.к. очень хорошо знал методы своих подручных и не хотел лишней жестокости.- Боже, ну зачем, зачем они затеяли эту глупую авантюру, почему он опять должен был рисковать, пытаясь облегчить их участь! Хотя почему же глупую, если бы тайный лаз не обнаружили вовремя, несколько десятков офицеров вермахта взлетели бы на воздух. — думал Уильям, выкуривая очередную сигарету. Он сам когда-то не остановился бы ни перед чем, чтобы справедливость восторжествовала. К сожалению, только с годами приходит понимание того, что добро не всегда может победить зло в открытом бою. От этих мыслей легче не становилось.
      Вдруг дверь в комнату для допросов открылась, и охранник грубо втолкнул внутрь маленькую хрупкую девушку. — Зачем она здесь? Почему? — промелькнула в голове дикая мысль.
Из-за небольшого роста и коротко стриженных волос она казалась совсем подростком. Девушка гордо подняла голову, их взгляды пересеклись. Он никогда раньше не видел такого необычайно светлого и одухотворенного лица, запекшаяся на щеке кровь казалась грубой насмешкой над этим чистым образом. — Ангел во тьме, — подумалось ему, потому что в больших голубых глазах он прочитал прожигающую насквозь ненависть.
      Он встал, чтобы предложить ей единственный стул, но она отшатнулась к стене, показав, что ей противна его неожиданная галантность.
— Вы ведь знаете Виктория, зачем вас привели? Вы уже не ребенок и должны понимать последствия своих действий. Вы со своими друзьями совершили диверсию — преступление против власти, и будете наказаны, — он откашлялся и продолжил.- Но вы можете облегчить свою участь, сообщив нам, кто передал вам взрывчатку. Мы не верим, что вы смогли ее украсть или изготовить сами, как говорит ваш друг Марк.
      Виктория казалось, на минуту потеряла свое самообладание, потому что ее ноги вдруг подкосились, и она медленно начала сползать по стенке, которая должна была быть ей опорой. Он едва успел поймать ее и усадить на свой стул.
— Воды! Быстро! — зло крикнул он охраннику, который дежурил у двери.
Когда Виктория сделала несколько глотков, ей стало немного лучше, дурнота, вызванная сильным нервным потрясением, отступила. Она открыла глаза и увидела перед собой неожиданно испуганное лицо немецкого офицера.

Глава 2

  Когда Уильям убедился, что с девушкой все в порядке, и она открыла глаза, он осторожно отступил от нее, боясь снова увидеть презрение и брезгливость в ее взгляде.
      Всегда собранный и жесткий обергруппенфюрер на минуту выпустил из своей власти Уильяма Лэма, и сейчас пытался снова вернуть себя в нужное русло. Но это было не просто, вернее, почти не возможно. К горлу подкатывал комок, при мысли, что бы могло случиться, если бы на его месте был кто-нибудь из рядовых.
      Это почти детское лицо, и совсем не по детски серьезный взгляд ангельских голубых глаз, не давали ему шанса сосредоточиться на допросе.
— Я понимаю вашу реакцию, — собравшись сказал он — Нелегко принимать тот факт, что ваш друг оказался совсем не героем, как вы себе представляли, а обычным испуганным мальчишкой. Но он поступил мудро, мы бы все равно все узнали после нескольких допросов с пристрастием. И кому бы стало легче? Вы даже не представляете, во что ввязались!
— Он наверняка блефует — подумала она, — Марк не мог так просто рассказать им все. Разве что…- у нее вдруг снова застучало в висках, — Разве что они пытали его. Но от нее пусть не ждут признаний. Она ничего не расскажет, даже если сейчас произойдет что-то страшное. — Я все выдержу, я сильная — настраивала себя Виктория, но ужас перед этими мрачными застенками уже проник в ее сознание и захватывал его медленно, как паук, оплетающий добычу тонкими нитями.
      Она не отвечала, уставившись мимо него на стену. Только побелевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в стул, выдавали ее волнение.
      Вильхельм уже все понял, — Она не станет говорить с ним. Разыгрывает Жанну д, Арк. Святая наивность! Понимает ли она вообще, где находится?! Понимает ли, что с ней могут сделать? Ей крупно повезло, что это дело попало на стол Мельбурга, а не к его коллегам, которые бы уже давно… О нет, не стоит вспоминать об этих изуверах, с которыми он вынужден был каждый день здороваться за руку, смеяться их шуткам и выслушивать убогие рассуждения о великой миссии Рейха. Только не сейчас.
      Выждав некоторое время, в течение которого в воздухе повисла мертвая тишина, он продолжил:
— Ну что же, надеюсь, вы поняли, что мы хотим услышать от вас. Подумайте до завтра, готовы ли вы к мученичеству в таком юном возрасте, и зачем вам это надо. Просто назовите имена тех, кто подпольно изготавливает или прячет взрывчатку, и того кто спровоцировал трех отчаянных подростков на опасную авантюру.
Он старался сделать свой голос как можно строже, но уже не мог без жалости смотреть на ее хрупкую фигурку среди этих безжизненных стен, представлять ее в холодной камере, куда ему снова придется ее отправить.
      Спустя несколько минут пустого ожидания, собравшись, наконец, с духом, он открыл дверь и коротко скомандовал дежурному:
— Уведите!
После того, как комната снова приняла прежний пустынный вид, Мельбург, нервно закурив, еще раз вернулся к своим расстроенным мыслям. Он вдруг инстинктивно почувствовал, что эта встреча станет его погибелью, словно кто-то подписал ему приговор, который он сам должен был привести в исполнение.
---
      Как только железная дверь снова захлопнулась за ее спиной, Виктория дала волю слезам, которые старалась подавить все это время. Оказалось, что не настолько уж она и смелая. От одного вида этого высокого немецкого офицера, закованного в черную униформу, у нее все похолодело внутри.
 — Размазня, глупая никчемная размазня! — ругала она себя, стирая с лица обжигающие слезы.
      И все же, во всем этом темном и страшном, что происходило с ней, был момент, который она не могла понять и принять до конца — то неподдельное участие, что она увидела в глубине зеленых глаз, которые должна была ненавидеть.
      Дикая усталость вдруг навалилась на нее, и она устроилась на небольшой грубо сколоченной полке, которая служила здесь кроватью. Виктория не знала, сколько часов проспала, погрузившись в глубокий и тяжелый сон. Проснувшись от холода, который заставил ее свернуться в клубок, она с удивлением обнаружила около двери какой-то сверток. Это было плотное шерстяное одеяло.
---
      Утром следующего дня в кабинете Мельбурга зазвонил телефон. Взяв трубку, обергруппенфюрер услышал знакомый голос. Ему сообщили, что в городе прогремел очередной взрыв, и что на этот раз не обошлось без жертв, среди солдат и офицеров. Требовалось немедленно выяснить, кто исправно снабжает мятежников взрывчаткой.
      У него не было никакого выбора. Юные диверсанты должны были сообщить необходимую информацию, и этого нужно добиться как можно скорее. Тот парень, Марк был очень не прост, как ему показалось вначале. Сообщив им сведения о себе и двух своих сообщниках, он клялся, что план был придуман им лично, а взрывчатку они изготовили сами из найденных материалов. Но это была неумелая ложь, бомба, которую они хотели заложить под здание, была сделана профессионалом.
      Вильхельм еще раз внимательно просматривал материалы личных дел. Фамилии заговорщиков не оставили сомнений. Мальчишки точно были из числа тех, кому удалось сбежать при ликвидации гетто, два месяца назад. Что же касается девушки, то ее семья, по какому-то роковому стечению обстоятельств, оставшаяся жить в том же квартале, оказала активное сопротивление при аресте. Глупая смерть, учитывая, что они были бы освобождены после разбирательства. Расправа грозила только их ближайшим друзьям и соседям. И лишь потому, что чья-то больная философия объявила их «недочеловеками».
      Так и получилось, что Виктория, потеряв своих родных, примкнула к горстке загнанных людей, которые наверняка вынуждены были скрываться в лесах и заброшенных древних катакомбах. Вот почему ее волосы пахли дымом от костра и нехожеными лесными тропами.
      Он закрыл глаза, пытаясь снова восстановить в памяти ее образ. Сейчас он четко осознавал, что испытывает острую потребность видеть и чувствовать это хрупкое, почти неземное создание, которое казалось, было неуместным среди кровоточащих ужасов войны. — Почему сейчас? Почему именно сейчас? — стучало у него в мозгу, словно он ждал ответа от высших сил. Какая жестокая насмешка судьбы. Ведь он — ее тюремщик и палач.
      Всю свою жизнь Уильям Лэм старался быть лучше других, покорять невозможные высоты, без страха согласился работать под носом у врага. Но только в одном он не достиг желаемого, ему ни разу не удалось любить по настоящему. В его жизни было немало женщин, красивых, умных и талантливых, любой был бы счастлив, если б заполучил, хотя бы одну из них. Но никто не занял места в его сердце. А потому, Уильяму нечего было терять, когда ему предложили ступить на этот скользкий путь, который мог оборваться в любую минуту.
      Балансируя на тонкой нити правды и лжи, все эти годы он пытался ответить на вопрос — жив ли он настоящий? Есть ли у него шанс на что-то простое, близкое, человеческое. И вот сейчас в пламени лихолетья он ощутил то, что много лет казалось недоступным. В его душе смешались боль и чувство долга, сострадание и сомнение, безысходность и надежда. И все это новое, волнующее и устрашающее одновременно, переполняло его до краев, как сладкое, гибельное зелье, от которого он уже не мог отказаться.

---
      Виктория с наслаждением закуталась в теплое одеяло, которое казалось, было подарком небес в этой холодной и сырой камере. Как мало оказывается нужно человеку, чтобы почувствовать себя живым — подумала она, вновь забываясь сном.
На этот раз не холод, а резкий скрежет железного замка разбудил ее, вернув к жестокой действительности.
      Она осталась лежать, с головой укрытая одеялом, которое сейчас было ее убежищем. Кто-то подошел к ней и потянул за край спасительной ткани. Сначала она увидела грубые армейские ботинки, а потом к ней склонилось ухмыляющееся лицо молодого охранника, который вчера сопровождал ее на допрос. Виктория вдруг поняла, что на этот раз он пришел совсем по другой причине. Леденящий страх сковал ее тело. Она попробовала что-то спросить, но широкая сильная ладонь вдруг зажала ее рот мертвой хваткой.
— Не вздумай орать! Тебе же будет лучше! — прошипел он ей в ухо, принявшись стягивать с нее одеяло.
      Внезапно оцепенение, вызванное шоком, сменилось приступом дикой ненависти, которое придало ей сил. Притворившись на секунду, что она все поняла и не сопротивляется. Виктория сделала резкий рывок, попытавшись высвободиться из-под навалившегося на нее мужчины. Ему пришлось отнять свою ладонь от ее лица, чтобы перехватить руки. Но этого было достаточно, чтобы девушка громко и отчаянно закричала. Этот крик, казалось, утонул в лабиринте серых коридоров, которые были безмолвными свидетелями тех ужасов, которые каждый день творились здесь.
---
      Вильхельм Мельбург медленно шел по длинному мрачному коридору, вдоль которого располагался ряд камер, где содержали заключенных. Словно попав в чистилище, он слышал тихие стоны, хрипы агонии, чье-то невнятное бормотание. Никогда раньше он не подставлял себя так. Если его увидят здесь одного, будет много вопросов. Но все же, он продолжал идти и надеялся, что охранники не будут болтать о его неожиданном визите. В конце концов, у обергруппенфюрера были широкие полномочия.
      Вдруг резкий сдавленный крик раздался где-то в конце коридора, и тут же умолк.
      Мельбург резко сорвался с места и в считанные секунды преодолел несколько метров, отделявшие его от камеры, где теперь слышалась какая-то возня. Дверь оказалось не запертой. Не трудно было догадаться, что сейчас происходило за ней. Сквозь пелену багрового гнева, который тут же накрыл его с головой, он увидел ее на полу, вырывающуюся из последних сил, почти раздавленную тяжелой тушей охранника. Отшвырнув его со звериной силой, нанося удар за ударом, Вильхельм с трудом остановил себя, увидев, как лицо под его кулаками превращается в кровавую маску.
      Потом, тяжело дыша, все еще сдерживая порыв дикой ярости, он дал охраннику возможность подняться на руки и выползти из камеры. Подняв глаза, увидел ее, забившуюся в угол, вздрагивающую от шока и пережитого ужаса.
      Подойдя ближе, опустившись на колени рядом с ней, он спросил охрипшим от волнения голосом. — Вы не пострадали, Виктория? Все в порядке?
       И услышал спасительное — Да, Все в порядке. Он не успел…не успел ничего мне сделать.Последние слова застряли у нее в горле, прерванные потоком рыданий.
      Уильям вдруг почувствовал желание обнять эти хрупкие вздрагивающие плечи, спрятать ее всю у себя на груди, как священную ладанку, согреть своим теплом, чтобы больше никто не мог к ней прикоснуться.
      Но он не смел даже протянуть руку, чтобы помочь девушке подняться, боясь, что в таком состоянии она может неправильно все понять.
— Я обещаю, что вас больше никто не побеспокоит, вы можете быть уверены в этом. Но Виктория, я надеюсь, теперь-то вы понимаете, где находитесь, и что может случиться в этих застенках? Если бы я не решил сделать контрольный обход, кто знает, чем бы все закончилось… После небольшой паузы, наблюдая ее смятение, он добавил:
— Сейчас вам нужно успокоиться и отдохнуть. Вы сильная девушка и сможете снова собраться. Мы продолжим наш разговор завтра. Я прослежу, чтобы вам больше никто не причинил вреда. До свидания.
      С отчаянно бьющимся сердцем и плохо скрываемыми эмоциями, Вильхельм переступил порог камеры и захлопнул железную дверь.
      На полу он увидел кровавый след, который вел за угол. Дойдя до этого места, обергруппенфюрер увидел охранника, который сидел спиной к стене и сейчас с ужасом уставился на Мельбурга.
— Встать! — резко и презрительно скомандовал он. Когда тот, пошатываясь, поднялся, Вильхельм пристально глядя ему в глаза, произнес:
— Я сейчас же могу отдать тебя под трибунал, но учитывая, что ты попался мне под горячую руку, можешь считать, что легко отделался. Если ты, или кто-нибудь другой попробует еще раз заняться чем-то подобным, я не дам второго шанса. — Нужно делать внеплановые проверки почаще, чтобы навести порядок в этом вертепе, — как бы для себя добавил Мельбург, объясняя свое внезапное появление.
----
      Сегодня Вильхельм не спешил в свою одинокую квартиру, в его кабинете допоздна горел свет. Он сидел за своим столом, выкуривая одну сигарету за другой, пытаясь разобраться в том, что произошло в его жизни за эти два дня. Спасти ее было почти невозможно, без риска быть раскрытым, но это «почти» было надеждой, которая не давала ему покоя.
      После мучительной и безуспешной борьбы со своими мыслями и чувствами, Уильям понял, что любые доводы рассудка уже не остановят его, на этот раз он не останется в стороне, наблюдая как вершиться нацистское правосудие, пусть даже ставки будут слишком высоки. В голове сложился вполне приемлемый план, руки, как всегда машинально прошлись по отвороту кителя, в котором была вшита ампула с быстродействующим ядом, на случай провала.

Глава 3

Виктория медленно приходила в себя после пережитого ужаса. Перед глазами снова мелькало мерзкое ухмыляющееся лицо напавшего на нее охранника, тот самый немецкий офицер, проводивший допрос и неизвестно откуда вдруг появившийся на ее крики, резкие звуки непродолжительной борьбы, капли крови на его высоких скулах, которые она разглядела, когда он наклонился к ней чтобы узнать, все ли в порядке. В его глазах — тигриная зелень, и сам он, как хищник, после схватки. Такое же напряженное, как струна, тело, сбивчивое дыхание, скрытая сила, исходившая от каждого его движения.
— Если бы он появился несколькими минутами позже, или вообще не пришел….- на нее снова нападал нервный озноб, который не давал сосредоточиться. Она должна была испытывать к этому человеку ненависть, но теперь чувствовала благодарность, смятение и неосознанное желание увидеть вновь. — Может быть, он и не лишен понятия о чести, но в остальном, такой же палач, как все они, — убеждала она себя.
      В ту ночь ей приснился осенний лес, приятно пахнущий опавшей листвой, дождем, свежим утренним туманом. Мягкие размытые краски природы вокруг, похожи на полотно, созданное рукой неизвестного мастера. Носками ботинок она поднимает шелестящие листья, и беспечно подкидывает их на ходу, словно нет войны, нет горя и слез, нет боли и ненависти. Можно просто гулять, дышать, смотреть в чистое синее небо, не боясь, не прячась от патрулей и не вздрагивая от выстрелов. Ей ужасно хочется остаться там, но вдруг все меняется, словно нерадивый школьник проливает чернила на свою тетрадь. Тьма окутывает ее со всех сторон, накатывая густыми волнами, в которых исчезает прекрасный осенний лес. Она оказывается в кромешной непроглядной мгле, начиная погружаться в нее и тонуть как в трясине. Она кричит от ужаса и подступающего безумия, на последней грани, отделяющей ее от бездны. Ей кажется, что никто не слышит ее, и это длится целую вечность. Она изо всех сил старается высвободиться из затягивающего ее омута, но не может. Внезапно, чьи — то сильные руки поднимают ее и отрывают от земли, она слышит рядом живое биение сердца, чувствует тепло окутывающее ее словно спасительный плащ. Слышит мягкий хрипловатый голос, в котором читается тревога. Она, обнимает его за шею, осторожно притрагиваясь к его коже, чувствуя страх и трепет, но одновременно желая раствориться в его объятьях, уже где-то высоко: над временем, над тьмой, над бездной и над самой смертью. 

      Проснувшись, она почему-то еще чувствует его присутствие. Ей стыдно, она противна сама себе, потому что понимает, кого только что видела в своих снах. Она пытается избавиться от навязчивых воспоминаний: — Так не должно быть. Это не правильно. — уговаривает она себя.
      Ее размышления прерывает скрежет ненавистного замка. Она невольно вздрагивает, когда дверь открывается, и на пороге появляется дежурный офицер, чтобы отвести ее на очередной допрос.---

---
      Идя по коридору, который кажется бесконечной серой шахтой, она чувствует тяжелые шаги позади себя, холод стали на своих запястьях и все еще не понимает, что все это происходит с ней. Отогнав непрошенные мысли, она призывает все свои силы, чтобы выдержать то, что ей, предназначено.
      Внутренний борец, который жил в ней, никогда не позволял поддаться страхам и сомнениям. Она вспоминает, как вместе с Марком и Адамом восторженно читала призыв сторонников Сопротивления, напечатанный в подпольной газете, которую они старательно прятали в одном из своих подземных убежищ: «Действуйте, действуйте, действуйте! Отвечайте силой на репрессии вишистской полиции и гестапо. Взрывайте железнодорожные пути, мосты, шлюзы, поджигайте заводы. Пусть каждый патриот считает своим священным долгом вооруженную борьбу против слабеющего врага, вынужденного распылять свои силы. Действуйте, действуйте, действуйте! Только так мы можем подготовить национальное восстание, ускорить открытие второго фронта в Европе и приблизить час нашего освобождения»
      Тогда они еще не знали, что все закончится для них так быстро, так глупо и безрезультатно. Неужели нет выхода? Неужели она так и не сможет отомстить за своих родных? Справится ли она с тем, что выпадет на ее долю, устоит ли под пыткой и страхом смерти, сможет ли не выдать тех людей, которые стали ей второй семьей?
---
      Эта осень казалась бесконечной. Каждый день теперь поступали сводки о новых саботажах, взрывах, забастовках, партизанских вылазках. Мельбург с удовлетворением отмечал, что все это признаки приближающейся агонии Рейха. Жизни трех молодых людей сами по себе ничего не значили для его командования, но благодаря им, можно было выйти на более крупную рыбу, и никто не собирался этот шанс упускать. Двое юношей и маленькая девушка, ставшая уже невыносимой болью для него, знали, где франтиреры и партизаны и скрывают свои подпольные склады. Если он будет тянуть время и в ближайшее время не получит никакой информации, его в чем-нибудь заподозрят.
      Мельбург вдруг обернулся, пробуждаясь от тяжелых мыслей, услышав, как открылась дверь.
      Сегодня она показалась ему еще бледнее, но на ее осунувшемся лице пронзительно ярко сияли глаза, полные упрямой решимости. Королевская осанка, гордо поднятая голова не могли породниться с ее потертым платьем и короткими волосами, которые открывали трогательно тонкую шею. Сердце Уильяма Лэма сжалось. Он содрогнулся при мысли, что никакие угрозы не сломят эту гордую девочку. Но все же, чтобы успеть спасти ее, он должен был получить хоть какие-то сведения. Поэтому Вильхельм Мельбург выглядел собранным и суровым как обычно.
      Неожиданно, она сама начала разговор: — Я так и не сказала вам спасибо. Вы хорошо заботитесь о своих узниках.
— Благодарность или ирония? Скорее всего, она не может преодолеть чувство отвращения, — подумал он, мысленно окидывая взглядом свою черную форму, красную повязку с черным крестом на рукаве, нацистский орден на шее. Как может она быть благодарной ему, ведь в ее глазах, он был одним из тех палачей, что расправились с ее семьей и близкими друзьями, лишив дома, заставив скитаться в темных лесных дебрях, среди таких же отверженных душ.
— Я рад, что оказался там вовремя. Мы не должны допускать такое поведение в своих рядах. Надеюсь, вы оправились от потрясения, и мы можем продолжить нашу беседу, — спокойно сказал Вильхельм, показывая ей на стул, который распорядился принести сюда заранее.
      На этот раз она села, хладнокровно и торжественно объявив:
— Можете звать сюда своих подручных, я все равно ничего не скажу. Я готова умереть.
      От досады Мельбург почти сломал карандаш в своей руке: — Упрямая девчонка! Вчерашнее происшествие ничему ее не научило! Как она себе представляет допрос с пристрастием?! Как очередное приключение?! Приносит себя в жертву?! — думал он в смятении.
      Он вдруг осознал, что сам он поступил бы так же. И теперь, с каждой минутой понимая сходство их характеров, увидел, на каких ее слабостях может сыграть.
— Виктория, вы не оставляете мне выбора. Я понимаю ваше упорство, но оно все равно никого не спасет. Днем позже или днем раньше мы все узнаем. Не от вас, так от ваших друзей. Если вы все не расскажете, нам придется пытать их сегодня. Их смерть будет долгой и мучительной. И виновницей этого станете вы.
      В этот момент он ненавидел Вильхельма Мельбурга сильнее, чем обычно, однако шантаж сработал. Виктория побледнела еще больше, ее напускная храбрость куда-то исчезла и она вдруг посмотрела на него растерянно, непонимающе, сглотнув подступивший к горлу ком. Он понял, что выигрывает и перешел к следующему пункту своего плана.
— Вы должны рассказать, где находится подпольный склад с оружием и взрывчаткой. В свою очередь, я гарантирую, что Марка и Адама не тронут. Если вы окажете нам содействие, вам всем сохранят жизнь. Нам нужно лишь предотвратить очередные диверсии. Преследовать беглецов, скрывающихся в лесах, мы не станем. Решайте, что для вас важнее: бесполезное мученичество или спасение своих друзей?
      Ее уверенность, ее решимость, ее воля рушились как карточный домик после такого ультиматума. Виктория вдруг вспомнила веселого кареглазого Марка, с густой лохматой шевелюрой и слегка стеснительного, худощавого Адама, которые были ей как братья с той поры, когда их счастливое детство еще не было отравлено войной. На миг она зажмурила глаза, пытаясь отогнать страшные видения увиденных однажды средневековых гравюр с изображением всевозможных пыток, которым когда-то подвергала людей инквизиция. Нет, этого не случиться, она не должна допустить.
      Увидев ее смятение, обергруппенфюрер понял, что его уловка сработала, и резюмировал их разговор:
— Я знал, что вы умная девушка и примите верное решение, от которого напрямую будет зависеть участь ваших друзей. Подробно опишите место, где спрятаны боеприпасы. Это все что я хочу знать.
      Глядя на нее, он мысленно просил: — Ну, пожалуйста, отбрось свою отчаянную храбрость, помоги мне спасти тебя. Но после длительного молчания, в течение которого она, казалось, впала в оцепенение, ее руки вдруг резко отодвинули от себя чистый лист, на котором она должна была написать свои показания.
      Когда ее вывели из допросной, Вильхельм нервно закурил и прошелся по комнате, чувствуя, что теперь ее ненависть к нему стала еще сильнее. Мельбург все сделал для этого. Раньше он и подумать не мог, как больно чувствовать себя врагом для той, ради которой он сам готов был принять все муки ада.
      Ловушка, приготовленная для него судьбой, захлопнулась, вынесенный ею приговор подлежал исполнению.
-----
— Вам точно не понадобиться конвой? С удивлением переспросил дежурный офицер.
— Думаете, я не справлюсь с тщедушной девчонкой? Лучше перестаньте задавать глупые вопросы и отведите ее в мою машину. Мельбург сделал каменное лицо и уверенной, годами отрепетированной походкой зашагал к черному автомобилю. Через несколько минут он нажал на педаль газа и подъехал к пропускному пункту.

Часть 4

     В зеркало заднего вида он наблюдает за тем, как она старается подавить свой страх, закрывает глаза, чтобы сдержать волнение. Но это плохо ей удается. И его сердце наполняется уже знакомой болью, которая железной хваткой держит за душу, не позволяя мыслить рационально.
      За все время, пока он работал в СС, он не позволял себе и малой толики того, что натворил в последние дни. Особенно сейчас, за рулем машины, на заднем сидении которой сидела виновница его безрассудства, он ощущал тяжелое дыхание неотступного рока. Мальчишки так и не сознались, упирались как черти. Значит, осталась только она. Скоро у него поинтересуются, почему так долго он не может расколоть какую-то девчонку, почему лично занимается этим вопросом, когда на его плечах командование всем гарнизоном города.
      На пропускном пункте быстро посмотрели его документы и внимательно уставились на заднее сидение, где в наручниках сидела худенькая девушка, с большими испуганными глазами. Предупредив их вопрос, обергруппенфюрер кратко объяснил.
— Эту заключенную приказано доставить для разбирательства по делу о взрывах. Я не могу задерживаться.
      Отдав честь, постовые пропустили машину Мельбурга.
      Когда пропускной пункт был пройден, он обреченно вздохнул, подумав, что сейчас совершает самую большую глупость в своей жизни, рискуя всем, чего удалось достичь за долгие годы.
      Отъехав подальше, за город, он остановился. Вокруг них умирала осень, На деревьях уже не осталось и следа от роскошного наряда, только мокрый ковер из опавших листьев под ногами был напоминанием об ускользающей красоте.
      Выйдя из машины, он открыл заднюю дверь и помог ей выбраться. Достав из кармана ключи, Уильям снял с Виктории наручники, с досадой отметив, что железо оставило красный след на ее нежной коже.
      Она дико смотрела на него, не понимая, зачем он привез ее сюда. Что собирается делать? Но она была давно ко всему готова. — Все равно лучше умереть здесь, в лесу, чем в мрачных сырых застенках. Даже если она попробует убежать, он догонит ее в считанные минуты. Только бы все это продолжалось не долго. Виктория зажмурила глаза. Он, наверное, прикажет ей повернуться спиной, чтобы легче было стрелять. Нет! Это не возможно! Почему-то она была уверена, что он не сможет так поступить.
И, словно прочитав ее мысли, он сказал:
— Вам не нужно бояться, я не собираюсь причинить вам вред. Сейчас вы должны внимательно меня выслушать. Я не мог быть откровенен при допросах, ведь нас могли прослушивать, поэтому мне нужно поговорить с вами на нейтральной территории. Может быть, в это трудно поверить, но я искренне хочу вам помочь.
Он увидел в ее глазах недоверие и страх.
— Помочь?! Ей?! Почему?! Это очередная игра? — в смятении думала девушка, не зная, что отвечать.
— Я, к сожалению, не могу рассказать вам большего, но знайте, что мне не безразлична ваша судьба. Вы должны довериться мне, иначе вам и вашим товарищам грозит верная смерть. Если вы не расскажете мне, где они прячут оружие, завтра отряды СС начнут прочесывать лес вдоль и поперек, пока не перебьют всех, кто в нем укрывается и не найдут то, что ищут.
— Это очередная уловка? Вы думаете что я так наивна и глупа для того чтобы поверить вашим словам? Вы же наверняка отправили за собой машину с картельным отрядом, в надежде, что я поддамся и все вам расскажу, — произнесла Виктория, стараясь выйти из оцепенения, вызванного его словами.
— Понимаю, вам трудно поверить, но это единственный шанс, который у вас есть. Если сегодня я доложу своему руководству, что расследование закончено, и подпольный склад с оружием найден, они перестанут вами интересоваться. Тогда я напишу рапорт о том, что вы казнены. Никто не станет проверять. Ежедневно, подобным образом расправляются с сотнями людей. Я хочу, чтобы вы жили Виктория.
— Почему именно я? А как же Марк и Адам? Что будет с ними? — почти выкрикнула она в звенящую осеннюю тишину леса.
— К сожалению, я не смогу их освободить. Но им сохранят жизнь. В числе группы рабочих они будут отправлены в Германию. Сейчас там не хватает людей и поэтому Рейх направляет туда жителей оккупированных территорий, в качестве бесплатной рабочей силы. Это незавидная участь, но она лучше, чем верная смерть.
Он ненавидел себя за эту ложь, ведь спасти ее друзей было невозможно, но как еще он мог убедить ее принять помощь.
— К тому же, — сделав паузу, неожиданно, добавил он, — я уверен, что силы вермахта на исходе. Скоро настанет их последний час. И я один из тех, кто будет рад этому.
      В глазах Виктории застыло недоумение — Такое не может говорить обергруппенфюрер СС! Это просто невозможно! — стучало в воспаленном мозгу, между ее бровями появилась тревожная складка.
— Кто вы? Я должна знать…чтобы поверить! — вдруг напрямую спросила Виктория.
Два ледяных аметиста смотрели на него в упор, не давая шанса уйти от ответа.
— Я тот, кто давно не слышал своего настоящего имени, — после мучительной паузы произнес он на одном дыхании, сам удивившись, как это легко получилось.
Он почти видел, как его фигуры слетают с шахматной доски.
      Ей не потребовалось больше ничего объяснять, она сразу поняла, о чем идет речь и пораженная застыла на месте, не зная, что сказать в ответ. Теперь все части головоломки сложились. Только сейчас она поняла, чем рисковал этот человек, помогая ей. Оказалось, что монстр, которого она видела в черной эсэсовской форме , существует лишь для прикрытия кого-то другого, того кто смотрел на нее из глубины печальных нефритовых глаз.
      Он сам был шокирован своей откровенностью. То, что он сделал, было недопустимо и смертельно опасно. Но каким-то непостижимым образом он полостью доверился этой девочке, которая сейчас изучала его своим проницательным удивленным взглядом, стараясь осмыслить открывшуюся перед ней правду.
      Виктория молчала, по-прежнему во все глаза, глядя на него, пытаясь осознать то, что услышала. Он предлагал ей жизнь и свободу. У нее все равно нет выбора. Или она доверится ему или умрет, так и не отомстив за своих родных. Голос разума кричал ей, что, быть может, это ловушка, в которую ее умело заманили, что она, возможно, предаст своих друзей. Но сердце призывало верить, а еще где-то в глубине души уже ясно и отчетливо проступало сильное и опасное чувство, которое уже нельзя было уничтожить.
      Как должно быть странно и подозрительно они выглядели сейчас — маленькая хрупкая девушка и высокий офицер СС в черном кожаном пальто, возвышающийся над ней словно каменный утес. Ей нужно было решить, кто он — демон, который толкает на малодушное предательство, или ангел, явившийся среди этой тьмы, чтобы подарить ей жизнь.
      Мама говорила, что у каждого человека есть ангел хранитель, он наблюдает за тобой с небес и в самый трудный момент всегда приходит на помощь, нужно только верить. Виктория перестала верить в тот страшный день, когда бежала, как загнанный зверь, по темным непроходимым дебрям, потеряв семью, друзей и родной дом.
— Это место не далеко отсюда, в старых римских катакомбах, — вдруг решительно произнесла она, глядя ему в глаза, но уже без презрительного вызова.
      Святые небеса! Она, наконец, доверилась ему! Мельбурн не мог скрыть своего ликования, которое наполнило и излечило его измотанную душу за считанные секунды. Больше он не ощущал себя ее надсмотрщиком и врагом. Но плата за эти мгновения была баснословной.
      Он подошел к машине, сняв пальто и китель, надел простую куртку и кепку, быстро справившись со своим перевоплощением. Теперь Мельбург больше походил на обычного жителя этих мест, который вышел проверить свои капканы. Уильям отметил, что у нее была прекрасная возможность сбежать, но она ею не воспользовалась.
      Виктория показала ему нужное направление, и они окунулись в лесную чащу. Она все вела его по каким-то, ведомым только ей, лесным тропам, прислушиваясь и осматриваясь, словно маленький юркий зверек. Было очень странно и непривычно идти за ней в шелесте опавших листьев, смотреть на ее сосредоточенное лицо, наблюдать за ее движениями, когда она отодвигала руками преграждавшие путь ветви деревьев. Это было сплошное безумие, которому он поддавался с легкостью мотылька летящего на огонь. Они поменялись местами. Теперь уже его жизнь была в ее руках. Сейчас она запросто могла сдать его партизанам, которые бы не стали разбираться кто он на самом деле.
      Наконец, перед ними оказался небольшой скальный выступ, внутри которого хорошо угадывался вход в затерянные римские катакомбы. Виктория оглядела все вокруг, прислушалась к шорохам леса.
      Предупредив его вопрос, девушка сказала:
— Они приходят сюда только ночью, мы долго следили за этим местом, прежде чем взять, что нужно.
Он достал карманный фонарь, чтобы осветить им путь в подземелье. Полностью доверившись ей, он шел по узкому лабиринту, словно зачарованный лесной феей странник. Но все сомнения остались позади, и он теперь просто повиновался своему бесстрашному проводнику. Внезапно, луч света выхватил из кромешной темноты просторное помещение, в котором плотными рядами лежали ящики и мешки. Уильям сразу понял — они на месте.
— Вы клянетесь, что не допустите расправы с беглецами из гетто? — ее голос был полон тревоги и страха. Она сама не понимала до конца, как смогла довериться Мельбургу. Что в нем так располагало, не давая усомниться в том, что он говорит правду? Ей казалось, что она уже видела когда-то его глаза, может быть в том запретном сне, а может быть еще раньше, на полотнах старинных мастеров, которые еще до войны рассматривала в иллюстрированных энциклопедиях местной библиотеки. Так или иначе, она доверила ему жизнь нескольких десятков людей, среди которых были дети и старики.
— Здесь полно боеприпасов! Хватит, чтобы расправиться с несколькими сотнями оккупантов. Но я думаю, что этот склад не единственный. Сопротивление не пострадает от того, что он будет уничтожен. Его уже не остановить. Европа поднимается, чтобы сбросить с себя чумное бремя. Я клянусь, что ваши друзья, скрывающиеся в лесу, останутся в живых. — Уильям внимательно смотрел на сосредоточенное лицо Виктории, в котором все еще читалось недоверие и страх.
— После своей операции, мы хотели добраться до ближайшего партизанского отряда и помогать им. Но все пошло не так, как мы планировали… — тяжело выдохнула она.
— К сожалению, у жизни на все свои планы, Виктория. Иногда нам приходится это осознавать, но только порой бывает слишком поздно. — он посмотрел куда-то вдаль, обратившись к каким-то, известным только ему воспоминаниям. Очнувшись от своего секундного раздумья, он произнес — Лучше поскорее уйти отсюда, чтобы не столкнуться с теми, кому принадлежит склад. Если вам это не удалось, то совсем не означает, что сейчас будет то же самое.
Снова лабиринт узких лазов и коридоров, снова тьма и вот они на поверхности.
Виктория с беспокойством смотрела на Мельбурга. Сейчас она узнает, не напрасно ли поставила на карту свою жизнь и жизни других людей. Сердце бешено забилось в груди, ожидая, что будет дальше.
      Увидев ее волнение, то, как она сжала кулаки, до такой степени, что побелели костяшки, как тревожно закусила губу, стараясь сдержать эмоции, Уильям произнес:
 — Что же, наша сделка состоялась, Виктория. Вы свободны. Теперь вам нужно поскорее добраться до своих. Через несколько часов я приеду сюда с отрядом солдат, чтобы ликвидировать склад. А ваша жизнь уже никого не будет интересовать. Официально вы будете уничтожены.
      Она смотрела на него, не в силах поверить в только что сказанное им. Но ведь это, черт возьми, очень опасно. Он увез заключенную, диверсантку, а обратно вернется без нее. По правде говоря, ей незачем было тревожиться за него, ведь она была свободна и могла сообщить своим товарищам об опасности, увести их подальше от этого места. Однако вопрос сорвался у нее с языка, словно сам собой:
— Как же вы объясните мое исчезновение?
— В рапорте будет указано, что вы сообщили нужную информацию, указав место, где спрятаны боеприпасы, а затем попытались бежать. Я застрелил вас на месте и оставил в лесу.
Виктория почувствовала, как холодеют ее руки, в горле пересохло. Она едва услышала себя:
— А мое тело…
— Рейх захлебывается в крови. Вы наверно знаете о тех эшелонах, в которых тысячи людей отправляют как скот на бойню — он на секунду потерял самообладание, сейчас было видно, что он не сдерживает эмоции, как обычно, надев маску обергруппенфюрера. Теперь она видела другого человека, которому пришлось многое пережить. — Это мелочи для них, в такое время, к тому же у меня хорошая репутация.
      В прозрачном осеннем воздухе повисло молчание. Тяжело вздохнув, собравшись с мыслями, он сказал, посмотрев ей в глаза, с грустной полуулыбкой:
—  Возможно, мы с вами никогда больше не увидимся, Виктория… Но я надеюсь, что когда эта война закончится, вы обязательно будете счастливы. Пообещайте мне это.
      В его голосе была нескрываемая, пронзительная боль, прозрачная зелень в глазах стала холодной, как осенняя ночь. Ей вдруг захотелось подойти к нему ближе, дотронуться до этих высоких точеных скул, тонкой линии губ. Она смотрела на него так, как будто старалась забрать с собой этот миг полного и неожиданного доверия между ними. Тихо, почти шепотом она попросила:
— Знаю, что это неуместно, …но я хочу знать… хочу помнить ваше имя.
Он вздрогнул от этой внезапной просьбы и, после непродолжительного молчания, неожиданно севшим голосом, впервые за много лет, произнес:
— Уильям…
— Я никогда не забуду… Уильям, — также тихо повторила она. И звук его имени, произнесенный ею, показался ему совершенной мелодией, за которую он мог бы тысячи раз отдать свою жизнь.
      Через минуту, ее хрупкая фигурка скрылась, как лесной эльф в чащобе спасительного леса.
      Он еще немного постоял на месте, вглядываясь в лесную глушь, прислушиваясь к мягкому хрусту веток под ее ногами. Когда все затихло, он поспешил к своей машине, Сегодня все вернется на свои места. Требовалось только написать рапорт о казни диверсантки при неожиданной попытке к бегству. Вильхельм Мельбург переоделся в свою форму. Грязную, от лазания по пещерам, одежду, пришлось спрятать здесь же.
      Внезапно, звенящую тишину леса пронзил выстрел. Уильям почувствовал, как обжигающая боль разливается где-то между ребер, парализуя его движения. Он хотел обернуться, чтобы посмотреть, откуда стреляли, но уже не мог. Его накрыла густая багряная тьма.

Глава 5

    Она услышала глухой звук выстрела, который раскатистым эхом прошелся по настороженной лесной тишине. За то короткое время, после их прощания на краю лесной чащи, она не успела уйти далеко. Это было полным безумием, но какое-то шестое чувство подсказывало ей, что нужно повернуть назад.
      Ветви деревьев скрывали ее, смотревшую сквозь них на черную машину, около которой, раскинув руки, навзничь лежал Вильхельм Мельбург, его грудь тяжело вздымалась, но он еще был жив. А рядом стояли двое, похожие с виду на партизан или франтиреров. Они уже обыскали немецкого офицера и теперь оживленно переговаривались о чем-то. Очевидно, они сами не верили своей удаче.       Подстрелить обергруппенфюрера было сказочным совпадением.
Виктория подавила, чуть было не вырвавшийся крик. Она почти уже сделала шаг, чтобы подойти к ним и объяснить все, но вдруг до нее долетел обрывок разговора:
— … Не могла уйти далеко. …. сдала нас, паршивка. …. ее найти поскорее.
—. С ним…. что будем?
— …. Все равно скоро сдохнет, жалко тратить лишний патрон. … уводить всех в другое место, …. не добрались эсесовцы.
Виктория смотрела, как они забросали его листьями, оттащив в кусты. Она сидела тихо, спрятавшись как лесной зверек, почти не дыша. До нее медленно доходил смысл только что подслушанного разговора: теперь ее считают предательницей, которая встречалась с немецким офицером, чтобы передать какую-то информацию. Они, очевидно, видели их вместе.
      Это было слишком жестоко, чтобы быть правдой. Но, тем не менее, спасший ее человек, сейчас лежал без сознания, умирая от потери крови под кучей листьев и веток, а она стала врагом для своих же соратников, которые собирались выследить ее и убить.
— Не ныть! — скомандовала себе она, чуть не прокусив ладонь, которой прикрыла рот, чтобы не закричать.
      Дождавшись, пока мужчины отправятся на ее поиски, думая, что она ушла вглубь леса, Виктория выбралась из своего укрытия. Ее сердце сжималось от периодических приступов леденящего животного страха. А что, если они сейчас вернуться и обнаружат ее? Но времени на посторонние мысли не было. Она быстро подбежала к кустам и принялась судорожно разгребать руками ворох листвы и веток, под которыми лежал бледный, как смерть, Уильям. Она с облегчением увидела, что он дышит. Но его одежда была пропитана кровью. Девушка уже не в первый раз видела раны. Поэтому сейчас она расстегнула его китель и рубашку, чтобы осмотреть. Пуля, скорее всего, прошла навылет, потому, что немного повернув его набок, она увидела точно такое же отверстие. Нужно было поскорее соорудить какое-то подобие повязки. Приложив немалые усилия, ей удалось оторвать кусок своей сорочки и туго перевязать ею рану, чтобы остановить кровотечение. Он вдруг застонал и открыл глаза. Взгляд был блуждающим и размытым, пока не нашел ее лицо. Виктория попыталась поговорить с ним:
— Уильям! Нам нужно скорее уходить! Ты можешь встать? Надо выбираться отсюда! , — но он снова потерял сознание.
      Она застонала от отчаяния, теперь она должна была, как-то дотащить его до спасительного укрытия. Это казалось почти невыполнимой задачей, потому что требовалось преодолеть не один километр пути. Попробовав сдвинуть его с места, она тут же почувствовала, что ее усилий будет недостаточно. Но, все-таки решительно ухватилась за его плечи, потянув на себя. Преодолев несколько метров, она сделала небольшой перерыв и вновь осмотрела повязку. Кажется, кровь немного приостановилась. Это придало ей сил, и она принялась тащить его дальше, делая краткие остановки для отдыха. Временами ей казалось, что она не выдержит, чувствуя, что тело уже не слушается, а мышцы отказываются выполнять свою работу. По спине струился липкий пот, сердце разрывалось от напряжения.       Метр за метром, метр за метром. Она уже не знала, сколько прошло времени. Часы и минуты превратились в один растянутый от напряжения канат. При каждом взгляде на его мертвенно бледное лицо, Виктория понимала, что может не успеть. Однако, вопреки всему здравому смыслу, что был у нее, хрупкая девушка продолжала тащить его по промозглому лесу, молясь о том, чтобы ее сил хватило на этот бесконечно тяжелый и опасный путь. Небо же очевидно не собиралось сочувствовать им, через некоторое время повалил мокрый снег, добавляя сырости и холода. Ее руки уже совершенно не чувствовали боли и колючего дыхания ветра, только одна мысль билась как птица в клетке ее воспаленного мозга — она все выдержит и она успеет.
      Когда, наконец, завеса густых зарослей поредела, ей стал виден маленький, поросший мхом, полуразвалившийся охотничий домик. Он казался ей почти миражом, к которому она шла целую вечность.
Виктория оставила свою ношу в кустах, немного прикрыв ветками, сама же осторожно пробралась к двери и открыла ее. Внутри было тепло от небольшого очага, как всегда сильно и удушливо пахло пряными травами. Своим неожиданным приходом, она страшно испугала хозяйку этого убогого жилища. Спутанные волосы, тяжелое дыхание, содранные в кровь руки, грязная одежда. Но увидев бледное лицо и горящие глаза цвета апрельского неба, та узнала свою давнюю знакомую.
— Магда! О, Магда! — Виктория бросилась на шею маленькой суховатой женщины, разрыдавшись как ребенок. Нервные спазмы душили ее, не давая ничего сказать или объяснить. Она покорно позволила усадить себя на стул и напоить каким-то горьковатым отваром.
— Во имя всего святого! Где ты была? Мы все думали, что вы вместе с Марком и Адамом наткнулись на полицейский патруль и погибли, — женщина смотрела на свою гостью как на призрака, явившегося ей, чтобы напомнить о той которую она уже почти оплакала.
— Я все расскажу потом. А сейчас мне нужна твоя помощь! Пожалуйста, Магда! Он умрет, если ничего не сделать сейчас! — исступленно произнесла девушка.
— Кто умрет? Виктория что за загадки? Ты же знаешь, я их не люблю! — в глазах пожилой женщины забилась тревога, когда ответа не последовало, но потом, увидев на лице девушки дикое отчаяние, она поняла, что спорить и выяснять что-либо не имеет смысла и, после секундного колебания, решила: — Хорошо, кем бы он ни был, это живой человек и мы должны ему помочь.
      Когда они подошли к месту, где лежал Мельбург, Виктория вдруг страхом подумала, что опоздала и сейчас найдет его мертвым. Но когда Магда откинула ветки, стало видно — он все еще дышит. Однако, на его красивом точеном лице проступили капли холодного пота. Губы были плотно сомкнуты, словно в предсмертной маске.
Женщина с ужасом отпрянула, когда увидела знаки отличия немецкого офицера высшего ранга, ее губы затряслись от негодования. Она непонимающе посмотрела в глаза Виктории, однако не успела ничего сказать. Виктория уже перехватила ее дрожащие руки своими, и с мольбой в голосе, но твердо и уверенно сказала:
— Я знаю, это невероятно. Но он только что освободил меня, он на нашей стороне. Магда, поверь! Помоги ему, я прошу тебя!
— Ты хочешь, чтобы я спасала одного из этих нелюдей, которые перебили моих близких? Ты хочешь сказать, он носит эту форму просто так? Виктория, да ты сошла с ума! Как можно доверять им?!
      Она чуть опустила голову, собравшись с мыслями, перед тем как сказать самое страшное: — Если ты не укроешь нас Магда, скоро я тоже буду мертва. Двое партизан видели, как я разговаривала с ним. Они подстрелили его, а потом отправились на мои поиски.
      Пожилая женщина не могла сдержать сдавленный вскрик, Виктория была ей вместо дочери, с тех пор, как она потеряла всех своих детей. Девушка всегда говорила правду и Магда понимала, что сейчас она тоже не лжет. Но эта правда была жестокой и неумолимой. Действовать нужно было немедленно.
      Решение было принято. Вдвоем они гораздо быстрее справились и осторожно перенесли Уильяма в дом.
— Пуля прошла навылет. Это хорошо, — осмотрев раны, сказала Магда. — Если он еще жив, значит, серьезных внутренних повреждений нет. Но он потерял много крови, я сомневаюсь, что ему удастся пережить эту ночь, — она увидела, как девушка переменилась в лице, — Виктория, почему тебя так заботит его участь? Может быть, он и пожалел тебя, в конце концов, они тоже люди. Но почему ты решила, что он на нашей стороне? Откуда такая уверенность? Из-за него ты подвергаешь и себя и меня смертельной опасности. Если сейчас сюда придут партизаны, как мы объясним его появление?
— Мы же уже спрятали его форму. Скажем, что он один из франтиреров, которого подстрелил патруль, — не раздумывая, парировала девушка.
Магда бессильно развела руками, опустившись рядом с ней на стул. Это дитя было невозможно упрямым, но все-таки она должна попытаться убедить ее поступить разумно.
— Как ты оправдаешься Виктория, когда тебя спросят, о чем ты говорила в лесу с офицером вермахта? Я думаю, никто не поверит тебе, как поверила я. — женщина сделала паузу и, увидев замешательство в глазах, которые минуту назад смотрели с такой отчаянной смелостью, продолжила, — Тебе нужно уходить, и поскорее. Пристанешь к какому-нибудь лесному отряду, где тебя не знают. Даст бог, все обойдется. Можешь остаться до утра. Но потом, девочка моя, ты должна бежать, — в голосе женщины звучали металлические нотки, но она знала, что с Викторией иногда нельзя по-другому.
      Магда промыла раны Уильяма и наложила повязки с травяной мазью. Это все что она могла для него сделать. Временами он приходил в себя, стонал громко и протяжно. Виктория вытирала его мокрый лоб, смоченной в холодной воде тканью. Когда его удалось напоить целебным отваром, он ненадолго заснул.
      Измученная всеми испытаниями прошедшего дня, девушка, наконец, тоже поддалась чудовищной усталости, опрокинувшись в тяжелый сон.
Ночью она неожиданно проснулась от очередного слабого стона. Открыв глаза, она увидела, как его тело сотрясают конвульсии лихорадки. В домике уже было холодно. Ей не потребовалось времени на размышления. Она знала, что должна сделать. Быстро стянув свою одежду, Виктория легла рядом с ним, вплотную прижавшись к его коже, совсем обнаженная и уязвимая, впервые в своей жизни оказавшись так близко к мужчине. В тот момент ей не показалось это стыдным или противоестественным, только учащенный пульс выдавал ее скрытое волнение. Она обняла руками его сильное тело, попробовала обхватить широкие плечи, постепенно чувствуя, как ее живое тепло успокаивает и согревает его. — Только не умирай, Уильям, — вновь произнесла она его имя. И вдруг услышала хрипловатый, едва различимый шепот около своего уха: — Ты.. мой ангел.. во тьме…- слова были ломанные, несвязные, он бредил. Виктория незаметно расслабилась в окутавшем их обоих тепле и крепко уснула, обвившись своим маленьким телом вокруг него, словно пытаясь превратиться в спасительный щит, который должен был отогнать от него дыхание смерти.
      Еще до рассвета Магда нашла их в одной постели, прижавшимися друг к другу, словно в последний час. Женщина была шокирована смелостью Виктории, но понимала, что девушка сделала это, чтобы не позволить ему умереть этой ночью. Разбудив, она дала ей понять, что нужно поторопиться, и уйти незамеченной.
— Я кое-что приготовила тебе в дорогу. Постарайся быстрее добраться до соседней деревни, там меньше патрулей, а в лесу ты найдешь сторонников Сопротивления. Я буду молиться за тебя, — глаза женщины блестели от слез, она вновь провожала свое дитя в неизвестность.
— Он выживет Магда? — спросила вдруг Виктория, с надеждой посмотрев на нее.
— Я думаю, что теперь да. Как только он сможет встать, я постараюсь помочь ему выбраться. — Магда произнесла это как можно уверенней, чтобы не дать сомнению изменить планы Виктории.
Та уже не могла сдержать слез, в последний раз обнимая Магду.
— Спасибо за все. Я не заслуживаю этого. Теперь я поставила под удар и тебя. Все произошло из-за моей глупости. СС будет разыскивать наш склад с оружием. Скоро они начнут прочесывать лес, уничтожая всех на своем пути. Ты тоже не должна задерживаться здесь долго. Простишь ли ты меня когда-нибудь?
— Мне не за что прощать тебя, моя отважная девочка. Ты заслуживаешь помощи больше, чем другие, — тонкие сухие руки плотнее завязали на ней толстый вязаный шарф, последний раз сомкнулись вокруг ее плеч, прижав к преданному и любящему сердцу.
Собравшись с духом, смахивая слезы, Виктория взяла из рук женщины небольшой узелок и поспешно скрылась в дикой спасительной чаще.