Анна Савански
Английский сад.
Книга вторая. Тернистая дорога. 1929 – 1955.
Это происходит всегда, когда рушится цивилизация. Люди, обладающие умом и мужеством, выплывают, а те, кто не обладает этими качествами – идут ко дну
М. Митчелл «Унесенные ветром»
Ветер изменяет форму песчаных барханов, но пустыня остается прежней.
П. Коэльо «Алхимик»
Глава первая.
Сумерки.
Февраль 1929.
Осталось только уповать на чудо. Он давно знал, что она, возможно, не выживет. Он пытался заставить ее жить, а она упорно, что-то доказывала ему. Словно хотела ему, показать, что мучая себя, причиняет боль ему. Возможно, она умрет. Он думал когда-то, что упрямство это черта его семьи, но как оказалось, его жена обладала не меньшей настойчивостью. Но, как же она не понимала, своим поведением, безразличием она причиняет боль другим. Вероятно, все скоро будет кончено…
Он помнил, как холодным январским днем увозил ее домой. В душе была какая-то странная пустота, та что, съедает все, не оставляя при этом ничего. Он корил себя, не ожидая ее прощения. Только ее безразличие помогло ему сломить ее сопротивление. Только, поэтому она уехала с ним тогда. Они ни о чем не говорили, он, лишь только молча, помогал ей собираться, видя, как ей нелегко многое дается. Он смотрел на прозрачную холодную гладь воды, в ней он увидел скорбь и одиночество. Он подошел к Глории, стараясь, как можно мягче задать свой вопрос, что постоянно крутился у него в голове, с того самого момента, как узнал, что станет отцом. Глория с опаской взглянула на хозяина, боясь его праведного гнева, но не посмела уйти, ее хозяйка явно бы не одобрила такого.
- Почему мне никто не сказал? – тихо спросил Виктор, боковым зрением следя за служанкой, - я хочу знать.
- Мисс Диана запретила, - пролепетала Глория, стараясь скрыть дрожь в голосе.
- Вот оно что, - пробормотал он, и ушел.
У него больше не было сил бороться с ней, он устал от непонятной нелепой борьбы с Дианой. Джордж, их темноволосый зеленоглазый мальчуган, радостно встречал их, побежав с раскрытыми объятьями, но Диана не могла больше дарить ему ту ласку и заботу, словно в нем она видела образ мужчины, что нанес ей такие сильные душевные раны. Он страдал, не понимая за что, его наказывает мать. Никто за это короткое время не смог привести в чувства Диану, будто бы она решила провести в жизнь еще одну жизнь и уйти в безвестность. Почему она решила так? Он не мог ее понять, для него ее разум оказался не постижимым.
Сейчас стоя у окна в кабинете Артура и Джейсона Виктор осознавал, что все закончилось весьма трагично. Как же будет смеяться его отец, как же он будет радоваться этому. Еще вчера он с отчаянием пришел в церковь Св. Августа, где когда-то они венчались с Дианой и крестили их сына. Отец Питер с испугом посмотрел на него, сейчас этот сильный несгибаемый человек был похож на раба, готового смерено принять свою страшную ношу. Он давно знал Виктора и его супругу, и все, что отец Питер мог посоветовать ему, так это молиться за судьбу Дианы, а сына крестить. В этой весь суматохе и мрачности он даже забыл, что у него появился сын. Этот крошечный ребенок совсем был не похож на здорового крепыша, их первенца. Виктору было трудно принять, то, что этот ребенок будет больным, неполноценным человеком, еще один лорд Хомс. Он медленно погружался в темные воды, истории своей семьи. Мало кто знал, как в таких же муках рожала его прабабка Селия. Никто даже она сама не предполагала этой беременности, она имела сына Дезмонда и дочь Фиону. О любви между Андрианом и Селией ходили легенды. Они поженились, ненавидя друг друга. Он считал ее глупой гусыней, а она его напыщенным индюком. Через годы у них появилось чувство, да, все было так, как диктовала мораль викторианской эпохи, любовь возникает в браке, только с прожитыми годами. Селия берегла все семейные традиции, когда она забеременела, она вместе с мужем была во Франции. Все ждали появления девочки, почему-то Селия ощущала, что это будет сын. Она истязала себя, как будто наказывая себя за свою опрометчивость. Мальчик, которого нарекли Адамом, прожил всего лишь три года и умер от крупозного воспаления легких. Это была горькая потеря, но зато земли Хомсов, как и род не разделись.
Неужели такая же участь ждет его сына? Выбрав крестных родителей Урсулу и Джейсона, Виктор решил назвать мальчика Робертом Томасом Маршалом, в честь первого сэра Хомса, его отца мануфактурщика и первого лорда Хомса. Скоропостижное крещение все приняли, ибо ребенок мог умереть в любую минуту. Все начало меняться после того, как ребенку дали имя, словно бы его стали оберегать его великие предки. С каждым днем ему становилось все лучше, и теперь оставалось только молиться о здоровье жены. Диана должна была выжить, его раненое сердце безумно жаждало этого. Кажется, он был готов к тому, чтобы ползать в ногах у Дианы. Если она его не простит, то вся его жизнь превратится в бессмысленное представление.
₪
От того что шторы были плотно в палате стало душно. Диана открыла глаза, когда рядом с ней никто не находился. Вся палата была завалена ее любимыми георгинами, откуда их столько в феврале. Она вдохнула их слабый аромат, вспоминая, как ей стало плохо дома, как Джордж звал на помощь, как кричал младенец. Что же произошло? Куда-то пропала слабость, а в теле появилась какая-то необъяснимая легкость. Диана оглянулась, ребенка нигде не было, и она уже стала беспокоиться, боясь, что он и не прожил и часа на этой земле. Кто-то тихо вошел к ней, это была миловидная молоденькая медсестра, она улыбнулась ей, выбегая из палаты. Через полчаса пришел Джейсон, на его светлом лице сияла улыбка, чувствовалось, как он изможден, наверняка после сложней операции. Он присел к ней на кровать, по-прежнему ничего не говоря, нежно прикоснулся к ее лицу.
- Теперь-то все хорошо, - прошептал он после долго молчания, - ничего не говори, мне нужно сообщить Виктору. Этот бедняга совсем без сна, скоро будет валиться от усталости.
- Где мой ребенок? – почти беззвучно спросила она.
- Все хорошо, поверь. Он выжил, неделю назад мы его крестили. Виктор назвал его Робертом Томасом Маршалом, и мы с Урсулой стали крестными, - Диана ощущала волнение Джейсона, она отвернула от него голову, избегая его испытывающего взгляда, - Прости его уже на конец.
После того, как Джейсон ушел, она ощутила внутреннею опустошенность. Она не хотела прощать Виктора, не хотела, чтобы ему стало легче, она понимала, что он страдает, что он мучается, но ее сердце жаждало мести. Ему должно быть также больно, как и было ей все эти месяцы. Сын… Мальчик, которого не должно было быть. Чтобы Виктор не говорил, чтобы он не думал, но в его разуме глубоко засела эта традиция. Роберт, зачем он ему? Он любил Джорджа, считал его своим наследником, но этот мальчик, что он с ним будет делать. Конечно, он врет ей, когда говорит, что неважно, сколько у них будет сыновей. Для него это было важно. О, мужчины! О, великие глупцы! О, гнусные вруны!
Он пришел на следующий день, заметно похудевший, с темными кругами под глазами, с проваленными щеками и со спутанными, давно не стрижеными волосами. Для храбрости он явно выпил пару рюмок коньяка, чтобы ее взгляд не казался давящим и испытывающим. Ей было противно и в тоже время жалко на него глядеть. Он явно терзается чувством вины. Ты добилась своего Диана, что же тебе еще надо? Может, тебе надо, чтобы он разорился из-за тебя или нашел себе другую более сговорчивую? Нет, но любовь… она почему-то стала стираться из ее памяти. Ее сердце уже не так гулко билось, сладко стуча при этом в ребра. Она не могла его больше любить, как прежде, не могла и не хотела. Все прошло, как легкий летний день, чью тишину нарушил дождь. Он сказал ей что-то, и покинул, она даже не посчитала нужным ответить ему хоть что-то.
Через неделю она уже находилась дома. Гарден-Дейлиас некогда ее любимый особняк ее не радовал. Ей было все равно, что многие вещи стоят не на своих местах, нет должной уборки или что готовить на ужин. Ей было наплевать, как будет выглядеть Виктор в глазах других, когда будет принимать своих гостей, они никогда уже не увидят тот блистательный дом. Чтобы не порождать слухи в обществе Диана осталась в доме, она собрала все свои вещи из хозяйской спальни, уходя в смежную с детской. Она не могла спать рядом с ним, уже не испытывала к нему никого желания. Все умерло в ее сердце, там ничего не осталось кроме горького раскаяния. Она сожалела, что много лет назад приехала из Парижа в Лондон, что поехала в тот вечер с ним к нему домой и стала его женой.
Он осознавал, ничего уже не вернуть обратно, все потеряно навсегда. Он написал короткое письмо отцу, сообщая о рождение сына, даже не думая о своем триумфе. Виктор стал запускать дела на фирме, и если бы не Артур, то возможно потерял бы все. Он совсем не замечал, как медленно, будто бы опасный зверь подбиралась беда, что изменит все навсегда. На этом его неудачи пока не заканчивались, они только начинались.
₪
Май 1929.
Это был не запасной вариант, а предчувствие, как будто Каролина предугадала, что через много лет она совсем не пожалеет о содеянном. Она снова нарушала вековые устои своей семьи, и, наверное, это было самое правильное ее решение за всю ее долгую жизнь, полную жаждой мести. Ее второй внук, которого нарекли Адамом Андрианом Эдмондом, родился ранним майским утром, когда легкий ветерок разносил весенний аромат только что расцветших цветов. В этот раз Аделаида легко разрешилась от бремени, подарив семье здорового мальчика. Еще никто не знал, что все сложится совсем по-другому, внук у нее останется один, и Хомсы боясь угасания своего рода и пришествия англичан-родственников, будут рожать по двое сыновей. Если бы не слабое здоровье Фрэнка, то Каролина никогда бы не заставила пойти на такую авантюру невестку. Аделаида являлась послушной, но ее слабость и хрупкость передалась внуку.
Конечно, Руфус сокрушался, как и Эдвард, но другого выхода не было. Была вероятность рождение девочки, но Каролина с самого начала беременности Аделаиды была уверена – у той будет сын. Руфус не понимал, иногда он осуждал свою мать за то, что она подарила жизнь двум сыновьям и поселила вражду между ними. В глубине души он завидовал успешному брату. Брату, уехавшему с несколькими монетами в кармане, и ставшему сейчас самым успешным человеком Лондона. У него была красивая пылкая жена, ни чета его серой холодной супруге. У него два сына, у него есть почти все. Отношения между Аделаидой и Руфусом были натянутыми, она казалась ему тихой скромницей, не способной на страсть. Теперь вместе с отцом они вспоминали его бурную молодость, посещая бордели, которые мало, что могло вытравить из городов. Куртизанки показали ему мир полный страсти и наслаждений, давая то, чего он не находил в постели жены. Он с вздрагиванием вспоминал, как она просила его ради сохранения его рода сделать ей ребенка, и он не отказал. Каролина всегда могла с легкостью надавить на него, и она получала свое. Руфус не любил жену, он согласился на ней жениться, зная о ее безупречной репутации. Она привыкла во всем соглашаться с ним, терпеть его бесконечные измены и его внебрачных детей, в этом он даже переплюнул своего отца, у которого детей от его шлюх никогда не было. Хомсы потеряли секрет того, как избежать этого всего. Вместе с Виктором исчезло все. Как ни пытались они воссоздать рецепт знаменитого пойла, ничего не получалось. Аделаида в этом видела злой рок. Удача отвернулась от Хомсов. Благословенная земля Ирландии больше не одаривала их своей благосклонностью. Все рушилось под натиском времени, самым лучшим другом и самым худшим врагом жизни.
Их ирландская семья тоже переживала трудные времена. Лен продавался хорошо, но два последних года неурожай, который и раньше в давние времена имел место, так не подкашивал их дела. Льняные полотна все также покупали, а фарфор - творение Дезмонда перестал так волновать искушенные умы. Пришло время массового искусства, когда фаянсовая простая чашка победила изящную в ручную расписную фарфоровую чашечку. Война изменила все, и Хомсы в Ирландии испытывали свои трудности. Иногда Эдварду, казалось, что когда-то сын был прав, нужно было меняться вместе со временем, нужно было впитывать в себя все новые веяния современного общества. Денег на это уже не находилось, а былое величие стало меркнуть, гаснуть как золотые времена любой империи. Эпоха Хомсов закатывалась в Ирландии, а звезда Хомсов в Англии восходила. На каждом шагу едва лишь и говорили о фирме сына, и это начинало уже порядком раздражать. Признать себя не правым Эдвард не мог.
В тот день, когда Эдвард получил короткое сухое письмо от сына, на короткое мгновенье он задумался, почему Виктор сбежал. Безусловно, он знал о его успехах, знал, что Виктор богат и готов достичь еще высот. Сын давно стал ему чужим, как и его дочь. Да, слухи доходили до Антрима, и Эдвард, как и многие другие, гадали, кто же на самом деле отец Роберта. О том, что Виктор поссорился с Дианой, стало известно не сразу, и это посмешило Эдварда. Но это необычное письмо повергло его в глубокие раздумья. Виктор уже не тот юнец, он уже совсем другой, и его благородное сердце могло простить свою не путевую жену, да, еще и признал этого ребенка. Он сам бы никогда не смог этого сделать, неужели, Виктор так чист? У него родился еще один сын… Еще один лорд Хомс из английской ветки. После того, как Артур продал свой дом, куда он решил отправить жить сына с невесткой, стало понятно, Виктор никогда не вернется. Даже если мир вокруг него будет рушиться, то все равно он останется в Англии.
Теперь Каролина могла вздохнуть спокойно. Все ее мечты отчасти ожили…
₪
- Как тебе Грин-Хилл[1]? – Урсула поправила шляпку, вдыхая сладкий аромат цветов. Ее сад просто утопал в зелени, легкая воздушная белая и нежно-розовая пена окружала большой дом. Косые лучи пытались заглянуть в каждый уголок цветущего сада, одарить теплом недавно завязавшиеся крохотные плоды яблок и вишен, вдохнуть во все живое и прекрасное в этом саду. Ветер слегка шевелил ровно подстриженные самшитовые кусты, приглаживая изумрудную траву. Грин-Хилл, недавно приобретенное поместье Йорков влюблял в себя всех, кто оказывался здесь.
- Грандиозно, - прошептала Диана, снова оглядывая дом, построенный в викторианском стиле.
- Что с тобой? Ты как-то невесела? – Урсула, взяв мягко под руку сестру, повела сестру в дом, чтобы напоить ее чаем с мятой.
- Моя жизнь в последнее время такая, - ответила Диана. В ее душе давно не было покоя с тех пор, как ее покинула любовь, она не знала, чем бы ей заполнить эту душевную пустоту. Уже не было сил искать новое чувство, да и порой думалось, что после объятий Виктора, другие покажутся не такими сладостными.
- Тебе пора простить его. Он сам винит себя больше, чем ты его, - Урсула мягко сжала руку Дианы, словно показывая ей ее неправоту.
- Я не могу, Урсула. Я не люблю его больше, - баронесса вздрогнула, от этого признанья у нее забегали мурашки по коже.
- Неужели? – в ее голосе скользило легкое презрение, которое она уже не могла скрыть.
- Можешь осуждать меня сколько угодно, - процедила сквозь зубы Диана.
Диана уехала домой, когда золотистый закат стал напоминать о времени. Огненный шар медленно падал за горизонт, напоследок одаривая своим светом вершины вековых деревьев. Легкая позолота трогала пушистые верхушки сосен, будто бы они касались неба, такого чистого, такого безгрешного. Ни единого облака сегодня не появилось на небосклоне, тень младых весело шелестящих дубков стала спасительной. Воздух наполнился вечерней прохладой, принесенной ветрами, где-то далеко шли дожди, но достанутся ли они Лондону? Жара опять надолго поселилась в городе, все опять мечтали о ливнях, после которых Лондон зазеленяет еще больше, миллионы цветов окружат старые дома, скрыв все несовершенства столицы. Урсула, накинув шаль на плечи, вышла на террасу, так почти каждый вечер она встречала Артура. Он приехал, как всегда поздно. Ночное покрывало уже опустилось на город, раскинув свой пестрый орнамент, звезды сияли так ярко, что это блеск казался каким-то зловещим, а может их магия просто пугала, ибо они знают то, что простым смертным многое неведомо.
- Дорогая, - Артур заключил ее в объятья, нежно целуя в изгиб шеи.
- Как твой день? – как обычно задала она свой вопрос заранее, зная на него ответ.
- Как всегда. Ты поговорила с сестрой? – они находились уже в доме, Беси, вешала в шкаф его плащ и цилиндр, а другая служанка - Морион подала ему чай. Дом был огромным, и поэтому его предстояло еще довести до конца. Величественный холл еще ремонтировался, а проходы в другие части дома закрыты. Планировка дома отдалено напоминала Гарден-Дейлиас, те же плавные переходы между комнатами, то же легкое сочетание классики и современности.
- Да, все безнадежно, - проронила она.
- Это как так? – Артур вздернул бровь, не понимая такого уклончивого ответа жены.
- Она больше не любит его, - он закрыл лицо рукой, словно пытаясь этим жестом полным отчаянием помочь своему другу.
- О, боже. Все рухнуло…
- Да… - ей было самой страшно от этой мысли, - все рухнуло, - повторила минорно Урсула.
- Неужели ни чем не помочь? – в его голосе звучали страх и надежда одновременно, - может еще есть шанс?
- Думаю, что нет, - она опустилась перед ним на колени, ласково, как котенок, кладя ему голову на колени, - если я бы сказала такое, ты бы простил меня?
- Да, ибо я не мыслю себя без тебя, - Артур посмотрел в ее зеленые глаза полные слез. Он видел все слезинки на ее ресничках. А может еще есть шанс? Ведь Диана и Виктор любят друг друга. Неужели, любовь не может стать сильнее гордости и обиды. Ведь умение прощать, это и есть умение любить. А разве есть мир без любви и прощения? Все мы смертны, и все мы свершаем ошибки.
₪
Октябрь 1929
Этот день навсегда останется в памяти людей, ибо этот день разделил мир до и после. Все началось 24 октября 1929 года, день, что назовут потом «черным четвергом», на одной из бирж произошел обвал акций, и мало кто придал этому значение, если бы события не привели к мировой трагедии, принявшей катастрофические масштабы в «Черный понедельник» (28 октября) и «Черный вторник» (29 октября). 29 октября 1929 года - день биржевого краха , дата, что переменила все, началась точка отчета к следующей катастрофе.
В то время были привязаны к золотому запасу, золото имело огромную ценность, оно значило все, без него ты никто. В то же время производство росло, ничто не стояло на месте, количество товаров увеличилось многократно, производитель давал, то, что хотело население. Но, когда денег стало меньше, чем товаров, вызвав финансовую нестабильность, банкротство многих предприятий, не возврат кредитов, стоило на миг задуматься.
После Великой войны США не знали не бед, не голода, страна процветала, цвела в отличие от искореженной войной Европы, которая медленно выползала из военного кризиса. Понемногу Европа приходила в себя, кто-то уже крепко встал на ноги, но кризис все погубил. Об этих темных годах будут вспоминать годами, и еще долго Европа будет приходить в себя, словно после долгого тяжелого сна. Мир изменился…
В тот октябрь Европа жила беззаботно, она считала, что ее не затронут проблемы Америки, что все это временные явления. Люди будто бы не могли поверить в то, что скоро их жизнь превратится в кошмар. Обвал маленькой биржи, одной из многих, где и надували финансовые пузыри, для многих казался ничтожной крупицей в финансовом мире, но это было заблужденьем.
Ах, если бы все знали, к чему это приведет. Если бы, люди не были так глупы и беспечны, случилось бы все это? История, как и жизнь не знает сослагательных наклонений. Она не прощает ошибок, она наказывает не сразу, а спустя десятилетия или даже века. В любом событии можно найти великий замысел судьбы. Но разве не мы сами творим свою жизнь? Разве не мы обречены, блуждать по кругу, когда не знаем своего прошлого? В такие минуты мы совсем не думаем о будущем, люди мелочны они живут своими желаниями и порывами, они живут здесь и сейчас, руководясь правилом, сказанной маркизой де Помпадур – после нас, хоть потоп.
А что же было с нашими героями? В тот октябрь все было безоблачно, они совсем не понимали, куда ведет эта дорога. Путь к краху, если они не смогут, удержаться в этом новом рушимся мире, вот, что их ждало. Крах их надежд, крах того прежнего мира, мира, что принял их.
Все менялось, только пустыня оставалась все той же…
₪
Лето 1930.
Растянувшись на белых батистовых простынях, вдохнув тонкий аромат апельсина, исходивший от подушек, проведя по линии позвоночника любовницы, Виктор погрузился в глубокие мысли. Его брак рухнул, бизнес испытывал трудности, с друзьями и сестрой он постоянно ссорился, и вдобавок к этому в его жизни появилась Ева Ранке. Эта милая, тоненькая девушка с хитрыми лисьими глазами поначалу совсем не привлекла его внимание. Раньше он бы совсем не заметил бы ее, на фоне Дианы эта блондинка просто меркла. Теперь они оба нуждались в утешение. Ее муж не знал чувства меры и постоянно изменял ей. Она терпела его пренебрежение, его необузданные желания целых три года. Находясь на грани, она решилась на измену. В ее прелестной головке рождалась одна за другой пагубные мысли, она строила планы, и неожиданно встретила Виктора.
Мистер Ранке содержал не большую юридическую кантору, занимаясь в основном гражданскими делами. Его жена была младше его на двенадцать лет, детей он успел прижить от первого брака, поэтому Ева нужна ему была только для статуса. Он влюбил в себя много лет назад эту наивную девочку, спасая ее семью от нищеты. А она из благодарности к нему, не разобравшись толком, что он за человек, поспешила выйти за него замуж. Первые месяцы Ева совсем не замечала его безразличия, но когда у нее открылись глаза, она сознала, что за чудовище ее муж.
Она познакомилась с Виктором в цветочном магазинчике в январские рождественские каникулы, он выбирал пышный букет белых георгин для своей супруги, а Ева покупала цветы для свекрови. После этого дня они часто встречались в этом же цветочном магазине. Она сразу поняла, что Виктор хочет легкой романтики, мечтая заваливать свою возлюбленную подарками и признаниями. Он жил слишком долго без любви и женской ласки. С того времени, как Диана покинула его он спал с другими женщинами всего пару раз, кровоточащее сердце медленно убивало его душу, а эти прекрасные создания не могли заглушить боль. Диана вернулась, и почти на год Виктор стал отшельником, не позволяя себя никаких плотских удовольствий. Тогда-то в его жизни и появилась Ева.
- Ты уходишь? – спросила Ева, сладко потягиваясь в его крепких объятьях. Он снимал для них маленькую квартирку, где они проводили дни и ночи.
- Никто не заметит моего отсутствия в доме, - проговорил он, продолжая ласкать любовницу.
- Неужели все равно? – Ева приподнялась на локте, соблазнительно выпячивая губы для поцелуя.
- Да, все равно. Женушка даже не будет меня искать, даже если я пропаду на месяц, и не будет переживать, если напишут в некрологе, что я умер от сексуального истощения, - Виктор тихо нервно рассмеялся, Ева поцеловала его в грудь, ладошкой прикрывая его рот. Стенки в доме тонкие, и она боялась, что кто-нибудь узнает об их романе.
- У меня все также, - ответила она.
- Поэтому я и выбрал тебя, - они страстно занялись любовью.
Дома Виктор уже не появлялся два дня. Конечно, Диана уже догадывалась, что у него есть любовница, но она сама виновата. Он пытался, видит Бог, пытался наладить их отношения. Он был согласен ползать у нее в ногах, столько, сколько она пожелала бы, готов был принести ей на блюде свою гордость и задаривать ее, но только самой Диане он был не нужен. Он боялся порой самого себя, иногда лежа в своей огромной пустой кровати, он чувствовал себя своим отцом. Он поступал, как Эдвард, он делал, как отец, и от этого осознания Виктор впадал в еще большее отчаяние. Он был на краю, и все это знали. Друзья давно привыкли к его странному характеру и уже не реагировали на его крики души. Он до сих пор приходил в ужас от того дня, когда его обожаемая жена заявила, что больше не любит его. Виктор с таким трудом вывел ее на откровенный разговор, заставил разобраться во всем, залезть друг другу в душу, а вместо понимания получил плевок в душу.
- Скажи мне правду, скажи, - почти рыдая, кричал он. Он стоял перед ней на коленях, ползая как червяк, умаляя свое достоинство, сам мешал себя с грязью, лишь бы она только простила его.
- Я не люблю тебя, - дала ответ она, - не могу, и не хочу.
Он встал с колен, мечась по кабинету, как зверь перед закаливанием, еще не готовый расстаться со своей жизнью. Без дополнительных фраз, он взял и ушел. Несколько дней Виктор жил у друзей, постоянно меняя адрес. Все эти дни он переживал свою трагедию. Он ощущал себя раздавленным и подавленным, он не хотел даже думать о том, что она сказала ему, сама мысль об этом причиняла ему нестерпимую боль. Он умирал от любви, ради которой не было смысла жить.
- Все бессмысленно, - часто отвечал он на упреки друзей, - ибо, я сам больше не нужен. Я ничтожен.
Он боялся признаться окружающим, что впервые в жизни потерпел крупное фиаско. И он получил его не от гиганта-предприятия, а от женщины, когда-то, которая украла его сердце за одну ночь. Виктор откинулся на подушки, нежно целуя Еву в изгиб шеи. Все было неверно, начиная от его вторичных ухаживаний за женой, заканчивая этим романом. Жизнь вообще странная вещь. Он уже поступил так, как считал нужным, и что получил? После Дианы его жизнь стала выжженным полем, она не оставила ему ничего, лишь жалкое существование. Виктор не хотел, чтобы такое поведение Дианы сошло ей с рук, она должна была понять, что даже в мысли он не позволит ей изменять ему. А она восприняла это, как покушение на убийство ее гордости и чувств. Что же за ненормальные существа эти женщины?
- Мне пора в офис, - услышала Ева, она вышла из сладостной дремы, наконец-то реальность дала о себе знать.
- Ты приедешь завтра?
- Конечно, - прошептал он, целуя ее в полные губы.
- Тогда до скорого, - он уже стоял на пороге полностью одетый.
- Да, - снова сказал он, в тот день она его больше не видела, но зато на следующий они удалил свою жажду, выпив полный кубок страсти на двоих.
₪
Расхаживая взад вперед по простой гостиной, где только недавно успели сделать ремонт, Мария постоянно смотрела в окно. Кэтлин уехала уже более пяти часов назад. Обычно ее свекровь не покидала на такой длительный срок дом. Она стала казаться Марии другой, в ней появилась какая-то мечтательность и веселость, те черты характера, что невестка не подмечала до этого. Сама Мария снова стала той безмятежной наивной девочкой, которая целыми днями напролет бегала босиком по просторным полям. Вильям перестал изводить ее своей ревностью и подозрительностью, зная, что она тоже способна на месть. В свои годы она давно перестала строить иллюзии, что все браки свершаются на небесах. Обыденность всегда была врагом любой любви, даже самой сказочной. Мария спустя столько осознала все свои ошибки. Мужчины не бывают безгрешными, ни в одном из них нельзя быть уверенной, но нужно просто иногда слепо верить. Многое забывается в работе, многое сглаживается необычностью складываемых обстоятельств. Трудности можно легко преодолевать, но есть вещи, которые нельзя простить. Мария не могла до сих пор простить Вильяму измену, наверное, как и он ей. Нужно время, нужно пережить что-то страшное вместе, в такие минуты люди либо становятся еще ближе, либо навсегда – чужими.
- О, Кэтлин, - воскликнула Мария, когда пришла свекровь.
- В чем дело Мария? С каких пор ты стала цербером? – Мария удивлено вздернула бровь, не понимая, почему в голосе Кэтлин скользит не довольство, словно она, как маленький ребенок, задает глупый вопрос с очевидным ответом.
- Я… - она закрыла рот, решив, что не стоит что-то вообще говорить. Мария села за рояль, став наигрывать по немного из Дебюсси. Прошло очень много времени, когда пришел муж, и они все вместе сели ужинать. Мария делала вид, что не замечает косых взглядов Кэтлин, продолжая вести расспрос о делах экономики.
- У меня есть новость, - неожиданно произнесла Кэтлин, - я выхожу замуж…
- Ты?! – выражение лица у Вильяма было такое, будто бы он только что-то увидел приведение.
- А почему не я? – Кэтлин поджала губы. В свои годы она была прекрасна, воздушные легкие темные локоны, почти не тронутые сединой, мягкий узор морщин на лице, которого обычно многие женщины бояться и скрывают его, как могут. Голубые, с годами выцветшие глаза радостно сияли. Да, посему не она, подумала Мария. Да, у нее были все данные для этого, - Я не могу быть всю жизнь одна. После смерти твоего отца прошлого уже много лет, я достаточно долго носила траур по нему. Я посвятила тебе и твоим сестрам всю свою жизнь, почему сейчас я не могу быть свободной?
- Мам, наверняка, это какой-нибудь альфонс, - высказал Вильям, прекращая есть овощное рагу.
- Это герцог Леннокс, - Мария вздрогнула, даже Кевин с Джастином напряглись. Они все очень хорошо знали Рамсея и совсем не предполагали, что он и Кэтлин, давние знакомые, решатся пожениться. Тем более что, похоже, Рамсей собирался хранить верность только одной женщине, своей покойной жене, безупречной Джорджине.
- Скажи, что это шутка? – просил подтвердить свое предположение лорд Трейндж.
- Нет, это правда. Мы с Рамсеем знаем друг друга вечность. Я не хочу доживать свои дни одна. И нам все равно, что вы все думаете, - Мария легко улыбнулась, поступок настоящей сильной женщины. Конечно, их будут осуждать в обществе, не понимать, как можно сходиться в таком возрасте. Они оба уже не молоды, давно есть внуки, дети самостоятельны, поэтому пора думать о покое, а не о браке.
- Хорошо, - проговорил Вильям и вышел из-за стола.
- Я так рада, - пролепетала Мария Кэтлин, и тоже ушла.
Мария убедила мужа, что в этом нет ничего чудного и страшного, что его мать обязана быть счастливой хоть капельку. Она много лет одна, одна с того дня, как умер ее муж-дипломат. Кэтлин только и могла думать о воспитание детей, навсегда забывая о том, что она женщина. Женщина не может без любви, она начинает медленно увядать без мужской ласки и заботы. Она и так долгие годы умирала без любви. Рамсей тот мужчина, который будет носить ее на руках, любить и боготворить. Может, и вправду, они что-то получится?
Это был последний день солнечного лета, что несла им золотая багровая бронзовая осень? Счастье или новую боль? Безразличие или радость? Осень уже витала в воздухе, предвещая об умирание всего живого. Скоро все станет другим, ведь каждая осень это встреча с царством мертвых, ибо молодая дева наслаждается любовью со своим темным богом, а ее мать, хранительница всего живого ждет ее, только с ее приходом придет жизнь. Она сейчас осталось впитывать в себя тепло лета, наполнить себя его свежим дыханием, наслаждаясь его последними сладостными мгновениями.
₪
Осень 1930 – зима 1931
Было больно вспоминать этот вечер, внутри все клокотало от гнева, сердце ныло от разочарования. В то, что верил всегда, те в кого он всегда веровал, расстроили его несколькими фразами. Он не ожидал того от своей дочерей, он вложил в них всю душу, а они – эгоистки, не могли принять его решение, посчитав его выжившим из ума стариком, предателем, что предал идеальный образ их матери. Джорджины никто не мог заменить, да и никто на это не был способен. Он устал от одиночества, устал делиться своими познаниями, достижениями, горестями и радостями со своими учениками – бывшими или нынешними. Он прибывал в этом состояние уже восемнадцать лет, за это время столько воды утекло, все изменилось. Поменялись ценности, мораль, прошла мировая война, девочки одна за другой повыходили замуж, родили ему внуков. Ничто не стояло на месте, он слишком долго пребывал в состояние скорби. А Кэтлин смогла воскресить в его душе все старые чувства, с Кэтлин он почувствовал себя снова тем молодым Рамсеем, готовым на все лишь бы его вторая половина была бы счастлива. Столько лет, столько годов потраченных просто так, он только что и смог подарить достоянное будущее дочерям, а они отплатили ему сегодня непониманием.
В этот вечер он собрал своих дочерей в своем доме на Логан-Плейс, они приехали вместе со своими мужьями и детьми. Учитывая, что в стране начал на простых смертных проявляться кризис, ужин был скромным. Подали простое горячее – форель с овощами, пирог с курицей и лимонную коврижку к чаю. Рамсей долго ждал подходящего момента, чтобы сообщить эту волнующую новость.
- Я женюсь, - вдруг прозвучало в гостиной, когда все пили чай.
- Что? – непонимающе произнесла Аманда, - папа, как это понимать?
- А что тут понимать, я устал жить один, - Рамсей старался отвечать мягко, чтобы не обидеть дочерей.
- Но, папа, наверняка, она захотела твоего титула и этот дом, - вкрадчиво сказала Аманда.
- Сама подумай, что у меня брать, кроме меня самого, - Рамсей пытался объяснить, что кроме работы у него ничего толком нет.
- А вдруг ей и этого хватит, - подала голос Диана.
- Это глупая затея, - подхватила снова Аманда, только Урсула молчала, она загадочно улыбнулась, в ее зленных глазах плясали дьяволята, но это был добрый знак, - почему ты мочишь?
- Потому что, я не считаю это плохой затеей. Кто она? – Рамсей почувствовал, что его любимая дочка не подвела его.
- Кэтлин Трейндж.
- Час от часу не легче, - прошипела Диана.
- Может вам хватит?! – воскликнула баронесса, - Чего вы завелись?! Никто не претендует на ваше. Тем более Вильям не беден!
- Да причем здесь это! – Диана перешла на повышенный тон, - а как же мама?
- Ты, что предлагаешь папе вечно хранить верность маме?! – Урсула вскочила с софы, смотря с вызовом на сестер, - прошло столько лет!
- Кэтлин не идеальна, как она! – вставила Аманда.
- Я столько лет один, а у вас нет ни капли жалости. Ничего вы не знаете! Не знаете, какой она была на самом деле! Она принесла на алтарь своей гордости вас, меня, нашу семью! – это был крик души, он уже не мог себя сдерживать, ему было просто не обходимо избавиться от груза, накопленного за годы, - Она подозревала меня в измене со своей подругой, а у меня и мыслях не было такого. Я просто хотел помочь женщине, которая только что потеряла мужа. Но ваша мать вбила себе в голову, что я последняя сволочь. Поспешила мне изменить с этим ублюдком Хомсом, - он знал, что его зятья все слышат, но и знал, что Виктор просвещен в этом вопросе, - да, и еще забеременела от него! Сделала грязный аборт, толком не зная, кто его отец. И умерла через два месяца после этого! И это идеал?!
- Мы знали, - прошептала Урсула, - я нашла у тебя ее последние дневники. Я рада за тебя…
- Ты всегда была папиной любимой дочкой! – прошипела Аманда, - тебе во всем везло. Конечно, папа легко согласился на твой брак, он же оказался сказочно богат, да и еще барон!
- Я не был против Саймана, я никогда не считал его не достойным тебя, - спокойно ответил Рамсей.
- Аманда права, это слишком Урсула… - Диана пылко поддерживала старшую сестрицу.
- Что? Ты бы лучше помолчала, - грубо отрезал отец, - Ты, у которой бардак в жизни. Я простил ее, поскольку она, прейдя от него, сразу во всем созналась. Я простил ее на ее смертном одре, я не переставал ее любить. Но ты, ты не можешь просить Виктора, даже тогда, когда он ползал у тебя в ногах, когда он унижался перед тобой. Ты не хочешь этого делать, считая себя жертвой. Да, будет тебе известно, дочь, но именно так распалась наша семья! Может он скоро совсем уйдет от тебя! Все об этом знают, только ты делаешь вид, что все нормально!
- Папа, тебя это не касается! – влезла Аманда.
- Вот именно, что вас это не касается! – крикнул Рамсей, - я хочу жить своей жизнью, а не вашей! Я устал один! Вы эгоистки! Место вашей матери никто не займет, но хотя бы позвольте мне приходить не в пустой дом, наслаждаться уютом и лаской! Неужели, так сложно принять мои маленькие желания?!
- Папочка, - Урсула обняла отца, гладя его седую голову. Она уже давно выросла, и сегодня, он понял, что самой стойкой, самой сердечной их них троих была не Аманда, ни Диана, ей оказалась Урсула.
- Я горжусь тобой, - Рамсей зажал ее лицо между ладоней, смотря в ее глаза, видя в них Джорджину.
- Что ж, всего хорошего, Урсула, - Диана и Аманда вместе покинули дом Рамсея, только средняя дочь поддержала отца, не дав ему окончательно разочароваться в своих детях.
На короткое время в их семье наступили сумерки, отец не общался с детьми, Урсула с сестрами. Диана не хотела слушать доводы отца, боясь, что он снова упрекнет ее в жестоком отношении к мужу. Аманда же беспокоилась, что Рамсей укажет на ее недостатки, назовет ее наседкой, так как кроме своей семьи она ничего более не видела. Но война не могла продолжаться бесконечно, их мужья совсем не пытались померить сестре, считая, что во всем они обязаны разобраться сами. Два месяца пролетели, как один миг. Только потом они поняли, какими же они были эгоистками, какими же они были глупыми. Иногда стоит идти на некоторые уступки, чтобы наступил мир. В день росписи Кэтлин и Рамсея его дочери пришли в дом регистрации, попросить прощение у отца. Он простил им это минутное помутнение, разве так должно быть, что дети враждуют с отцами?
₪
Дела действительно шли плохо. У Фредерика все меньше становилось работы в лаборатории, все ожидали, что новый год принесет хоть немного облегчения, но становилось только хуже. Часть сотрудников приходилось увольнять, а он воспринимал это, как потерю части себя. Когда-то еще в той жизни, не обезображенной кризисом, он был начальником, под его чутким руководством трудилось более десяти фармацевтов, сейчас их осталось всего лишь пять. Каждый раз становилось больно, когда кто-то уходил. Они больше не испытывали ничего нового, стараясь следить хотя бы за старым, а аптека на Тюдор-стрит превратилась, словно в выжженное поле: полки не ломились от препаратов, а заказы медленно уменьшались. За эти полтора года много что изменилось для него. Фредерик не принялся уподобляться своему начальнику, пускаясь во все тяжки. Виктор пил, тратил деньги на любовницу, содержа для них квартиру, дарил Еве не скромные украшения, совсем не считаясь с мнением других. В трудности же они с Верой, будто заново влюбились друг в друга. У нее на работе тоже не все шло гладко, поэтому она все меньше пропадала в музее, и больше находилась с Еленой. Они были счастливы в своем маленьком мирке, пока большой мир не начал давать о себе.
Зимой Виктор совсем перестал выплачивать заработную плату, ее еще получали простые работяги, а начальников и технологов он попросил пока подождать. Цены на продукты питания резко поднялись вверх, Сваны стали испытывать нехватку денег. Первое время Фредерик старался не говорить жене о положение вещей, он считал, что Вере не нужно забивать голову лишними проблемами, ей и так хватало забот, особенно в конце каждого месяца, когда она составляла смету на будущий месяц, так было легче жить, и знать на что рассчитывать в дальнейшем. Тогда-то Фредерик и решил обратиться за помощью в некую маленькую фирму, которая давала многим денег взаймы. У друзей становилось все постыднее занимать, да и сам Фредерик, полагал, что забирает деньги нужные его друзьям.
Вера ощущала, как с каждым днем им делалось тяжелее. Он превратился в нервного неуравновешенного человека, чтобы не раздувать угли, она молчала, обиды копились в ней, и Вера боялась, что однажды ее терпение лопнет, и тогда она устроит настоящую бурю. Она догадывалась, ее муж обманывал ее, в этом просто не было сомнений. Фредерик что-то старательно скрывал от нее, она порой не понимала, откуда берутся новые хрустящие купюры, на что он покупает дорогую вырезку или целую утку. Каждая попытка вывести его на откроенный разговор заканчивалась фиаско, Фредерик упорно продолжал все также отпираться, скрывая от нее истинное положение вещей.
В этот холодный промозглый зимний день Вера, как всегда шла с работы. Она уже не сидела допоздна, как это было раньше, и теперь старалась прийти домой, пока сумерки не опустятся на город, нежно укутав его звездным кубовым покрывалом. Вера стала искать в маленькой черной сумочке ключи от калитки:
- Только тихо, - услышала она, что-то холодное стальное уперлось ей в бок, открытый благодаря распахнутому серенькому полушубку. Вера вздрогнула, пытаясь оглянуться, но кто-то другой не дал ей этого сделать.
- Доставай ключи, - приказал ей второй голос, - и пошли в дом. Нам нужно, перекинутся парой фраз, - она стала судорожно искать связку ключей, открыла дверь, кто-то толкнул ее в дом. Она упала, ощущая, как скрипит пол от незваных гостей.
- Что вам нужно? – тихо спросила она, стараясь придать своему голосу уверенности. Один из мужчин, гладко выбритый с темными, как ночь глазами поднял ее на ноги, усаживая в кресло. Елена играла где-то наверху с престарелой миссис Максвелл, которая работала ради девочки, не беря совсем жалование с ее родителей.
- Твой муженек задолжал нам деньжат, - произнес второй со шрамом на щеке, - уже приличную сумму.
- И не хочет отдавать, - добавил темноглазый.
- Он ничего вам не должен, - почти крикнула Вера.
- Еще, как должен, милашка, - со шрамом больно схватил ее за подбородок, дерзко заглядывая ей в глаза, от этого взгляда ей становилось не по себе.
- Я тебе не милашка, - отрезала Вера, упираясь ему в грудь руками, - ничего он не должен!
- Должен! Тысячу! – второй подошел к ней сзади, прижимаясь всем телом. В ее памяти, зараженной страхом, всплыл тот случай, когда Фредерик спас ее от рук бандита, но сегодня его не было рядом с ним. Похоже, они знали, когда нужно приходит к ней со своими угрозами.
- Нет! Вы лжете!
- Ох, нет малышка, - они чувствовали, как от страха она стала обмякать в их руках, как их жертва дрожит, как он почти готова согласиться на все. Это заводило, это будило все скрытые потаенные, не осознанные желания.
- Слушай внимательно! – прохрипел тот, что лапал ее сзади, - если он не вернет все до пенни через две недели, то ты будешь первая, кого коснется наша месть.
- Мы весело позабавимся, - прошептал ей второй, его губы были в опасной близости, его горячие дыхание опаляло ее.
- Нет, нет, нет… - шептала отчаянно она.
- Да, да, да… - отзывались они в унисон.
- Вы не посмеете…
- Еще, как, - темноглазый прижался губами к ее обнаженной шее.
- Он все вернет или, мы сделаем все сейчас, - ладонь другого скользнула ей под юбку, гладя край чулок.
- Нет, - она еще могла слабо отпираться от них, но силы постепенно уходили из нее, это пугало, и это манило. Они умело будили какие-то скрытые непонятные эмоции в ней. Что начинало бурлить в ней от туманного разлившегося по жилам чувства. Она часто дышала темноглазому в губы, ресницы ложились на скулы, она стала безвольной куклой, готовой на все, - нет, - прошептала она, но это было просто слово, ничего не значившее для всех.
Пальцы сероглазого продолжали блуждать по бедрам, лишая ее окончательно разума. Другой нашел самую чувственную точку на ее теле, впадину между шеей и плечом. Они уже были в боковой маленькой комнате, предназначенной для хранения велосипедов и прочих вещей. Она не помнила, как они утащили ее туда, Вера была настолько безвольна, что она думала только о двух пар рук, прикасавшихся к ней. Легкая дрожь пробежалась по ее лицу, внутри что-то мучительно сжалось, она знала, что это такое. Тот, что находился по-прежнему сзади, продолжал ее трогать, там, где прикосновения должны быть противны. Вера еще раз попыталась оттолкнуть их от себя, но они были сильнее ее. Она не о чем не думала, лишь о том, что происходило, лишь об этом. Она обмякла, как мешок, опускаясь на пол. Разум затуманен, а мозг просто-напросто не мог работать.
- Как ты думаешь, отдачу продлим? – она подняла глаза на темноглазого.
- Да, - довольно хмыкнул второй, - отправим Свану записочку. Но он все равно вернет все до последнего пенни.
- Будь благоразумна, милашка, об этом никто не узнает, - по ее телу прошлась нервная дрожь, от опасения за свою честь и верность к Фредерику она стиснула зубы, чтобы не показать им, какие на самом деле чувства обуревают ею.
Они ушли также тихо, как пришли. Вера поднялась на ноги, они подкашивались, казалось, вот-вот она упадет в обморок. Она добрела до спальни, скидывая с себя всю одежду. Вера мылась кипятком, долго тря себя мочалкой, словно так смывая с себя их прикосновения. Только с пройденными минутами пришло мерзкое ощущение, то, что уже не смоет вода, то, что будет еще долго преследовать ее. Вера постирала чулки, и только тогда почувствовала некое облегчение.
В какие еще долги влез Фредерик? Какое он имел на это право? Как мог, думать только о себе, и не подумал о них с Леной? Когда он сумел скопить такую сумму? Но чем больше она себе задавала вопросов, тем больше находила ответов. Вот оно объяснение всем дорогим покупкам! Вот она причина такого странного поведения ее мужа. Но где, где ей найти такую сумму? Все, что ей пришло на ум, так это взять денег у Каталины. Вера знала, что Кат недавно продала одну из своих картин, и наверняка, не успела эти деньги куда-нибудь вложить. Она наспех оделась, надеясь, что застанет подругу дома. Каталина отворила дверь не сразу. В тот же вечер на указанный номер Вера прислала деньги. Она не стала пытать мужа, как и он, гадать, кто погасил его долг. Все достаточно счастливо разрешилось, им не предстояли глупые объяснения, бурные ссоры. Но иногда сильная пощечина, лучше молчания. Кто знает, как живут все высказанные слова? Сейчас им удалось отвести от себя бурю, но все равно они осязали нехватку денег. Вера боялась, что муж влезет в новые долги, совсем не подумав об остальных.
Время наступили тяжелые, порой приходила черная мысль, что опустившись на дно, страна никогда уже не станет прежней. Темная пелена плотно опутала мир, почти не оставляя белых пятен, осталось только одно место на земле, куда тьма еще не успела проникнуть. Порой Вера жалела, что много лет назад они оставили Россию, ведь там, как сообщали газеты, все было благополучно. СССР казался раем, где у всех была работа, где не знали голода и высоких цен, но это было только с виду. Каждую ночь кто-то исчезал, каждую ночь пополнялась армия тех, кто строил эту империю. Свобода осталась лишь словом, остался только тотальный контроль. Здесь им не осталось ничего, только воздух пропитанный свободой, только он мог насытить их души, но разве только он нужен человеку? Разве ему не нужны блага, что помогают жизнь, без которых жизнь просто не мыслима? Все что осталось, это только ждать. Ведь после черной полосы всегда наступает белая, это закон природы. Время меняет все, меняет нас, время самый лучший друг и самый худший враг, но именно оно обрамляет нашу жизнь.
₪
Обмакнув кисти в воде, и бросив их на стол, захотелось подойти к окну, чтобы напитаться природой, а там может и муза прилетит. Вдохновенье это вещь приходящая и уходящая, капризная служительница Аполлона всегда сама решает, кого коснутся рукой, кому подарить упоительное чувство радости. Ее картины стали отражением ее внутреннего мира, она рисовала миры, которые видела во снах, переносила образы из своего далекого прошлого, посвящая полотна далекому Мадриду. В памяти были еще живы его улочки и ароматы базаров, памятники, что оставили мавры, напоминавшие о самой лучшей и самой неприятной истории родины. Чем дольше она жила в этом туманном городе, тем больше осознавала, как же отдаленно, то время, когда она росла, как сеньора, учась всему понемногу и страшно завидуя тем не отразимым женщинам, что поспешили изменить свою природу ради новых идеалов. Теперь она превратилась в одну из них, в одну из тех, что много лет назад назвали бы взбесившимися бабенками.
Каталина помнила свой первый рисунок, ей тогда было всего лишь шесть. Она впервые взяла кисти и акварель и решила нарисовать герберы в вазе, что стояли в гостиной их мадридского особняка. Высушив картинку, она принесла ее отцу и матери, которые сидели на террасе. Мама пила кофе, а молоденькая служанка обмахивала ее веером, а отец читал свои любимые газеты, с которыми, как иногда казалось, он почти не расставался. Тогда они просто умилялись дочерью, вздумавшей рисовать, но когда она стала постоянно ходить с мольбертом в руках, Ленора отчитала ее, чтобы она оставила эту мазню и больше этим не занималась. Слова очень больно ударили по ней, и Кат на долгие годы забросила это пристрастие. Она начала рисовать вновь, когда стала женой Джейсона, когда свобода проникла в каждую частицу ее сознания, пустив там крепкие корни.
Муж стал настоящей ее опорой, она уже не помнила, почему они не понимали друг друга когда-то, потому что сегодня у него не было от нее тайн, а он по-прежнему пытался разгадать тайну мироздания ее души. Но в один день судьба наслала на них испытанье.
- Что случилось? – спросила Каталина, уже с порога видя состояние мужа. Его лицо выражало безразличие, глаза были просто пустыми, а губы изогнулись в печальную улыбку. Он сел в кресло, закрывая лицо ладонями, - что произошло? – задала она еще раз свой вопрос.
- Перси погиб сегодня ночью, - прошептал он.
- Что? Но, как? – Каталина метнулась к нему, нежно беря его ладони мокрые от слез в свои руки.
- Его сбила ночью машина, - ответил Джейсон, не смотря на жену.
- О, Боже! – тихо воскликнула она, - как Маргарет?
- Она подавлена, - хрипло сказал он.
- Как ты узнал? – Каталина заботливо стирала слезы с его скул.
- Ночью его привезли к нам, в крайне тяжелом состояние, мы даже ничего толком не успели сделать, - она знала о том, как же ему было больно на самом деле.
- Мне жаль, дорогой, - он рывком притянул ее к себе.
- Только ты меня понимаешь, - Джейсон прижался губами к темным локонам, ощущая, как боль пытается, подступает к сердцу.
Но, как оказалось этого понимания, было мало. Джейсон замкнулся в себе, Маргарет, вдова его брата, оказалась сильной женщиной, она не побоялась возглавить типографию, и пыталась совместить работу и воспитание единственной дочери – пятилетней Ариадны. Джейсон обвинил Маргарет черствой и бессердечной, но кто на самом деле знает, что на самом деле скрывается за маской железной леди? Джейсон же предпочел просто уйти в себя. Мужчины не привыкли показывать свои эмоции, высказывать свои мысли, тем более обсуждать свои душевные переживания со своими женами. Каталина думала, что этот этап отношений они оставили в далеком прошлом. В одно из зимних утр она осознала, что все вернулось. Она так старалась запереть на семь замков это мерзкое ощущение, это грубое отношение мужа. Все эти годы она делала все, лишь бы только он считал ее равной себе, и теперь он вновь считался только со своими мнением. Каталина ушла на второй план, она знала, что больше не сможет шантажировать его отъездом к Рамону в Мадрид, не скажет, что ненавидит его, все это было уже бесполезно. Кат устала стучаться в его закрытые двери, обычно сложности сближают, но как оказалось сложности отдаляли их друг от друга, стирая все взаимопонимание между ними, превращая в холодное безразличие. У нее опускались руки, но меланхолия Джейсона не вечна, и когда-нибудь они снова, как прежде, будут счастливы. Ему нужно время, ему нужно переболеть. Она мечтала, совсем еще не зная, что у этой истории будет самый печальный конец.
₪
Лето 1931
В Гарден-Дейлиас сегодня был праздник, дом и сад были наполнены гостями, в основном это были деловые партнеры Виктора, этот вечер он и устроил для них. Аренда в любимом ресторане Воксхолла «Валентайм» стала роскошью, зато на его роль подходил лондонский особняк. За три года в семье Хомсов мало, что изменилось. Диана знала, что у Виктора есть любовница, а он уже не пытался наладить их брак. Поначалу ей было неимоверно боль узнать, что мужчина, некогда клявшийся ей в любви, так жестко предал ее, но потом она смерилась. И каждый вечер, как он покидал ее на целую ночь, Диана знала, куда и к кому он шел. После того как, отец женился на Кэтлин Трейндж у нее возникло слабое желание поговорить с Виктором по душам так, как они это делали раньше. Но наткнувшись на его жесткий взгляд, у нее пропало желание это делать. С того дня она даже не пыталась поговорить с ним.
Джордж понимал, не смотря на свой юный возраст, что происходит между родителями, но никак никому не показывал этого. Виктор был с сыновьями заботлив, часто всюду таскал их с собой, приучая к другой жизни, к жизни вдали от юбки матери. Роберт в свои два года оказался очень смышленым, и уже тогда Виктор подмечал, сын займется тем, что и он. Большего Виктору и не надо было. Все его вполне устраивало. Сыновья его любили, жене было, в общем, все равно, а любовница просто боготворила его. Конечно, в прежней жизни он владел всеми тайнами сердца этой зеленоглазой девчонки, а теперь она закрылась от него навсегда. И уже ничто не могло растопить ее сердце, а его покрылось черствой коркой.
После того, как гости разъехались по домам, Виктор и Диана остались вдвоем. Он налил им еще вина, не смотря на то, что они были слегка пьяны. Виктор поднял супругу с белоснежной софы, он обнял ее за талию, танцуя под импровизированную музыку. Ресницы, как бабочки взметнулись вверх, смотря на Виктора, он отводил взгляд, старательно избегая ее. Диана вздохнула, Виктор отпустил ее, усаживая на диван. Он залпом выпил виски из почти опорожненного графина, потом закурил, мрачно следя за кружками выпускаемого дыма папиросы. Диана набрала в легкие едкий воздух, решительно взглянув на супруга, алкоголь разбудил то, что давно поселилось в ее душе – отчаяние. Зачем он делал это? Чтобы ей стало еще сквернее? Зачем он ее искушал? Хотел разбудить ее совесть? Чтобы она поняла от кого отказалась? Неужели, он надеялся, что сможет, разбудит в ней все постыдные чувства? На что он рассчитывал, или ему все на самом деле безразлично?
- Виктор, - начала она, он обернулся к ней, - мы можем начать все с чистого листа? – голос у нее дрожал от боязни быть отвергнутой им.
- Нет, - услышала она.
- Но… - он встал, нависая над ней, он угрожающе глядел на нее, тяжело дыша, готовый, словно дракон извергнуть пламя.
- Нет, - снова сказал он, - было время, когда я хотел этого! Но ты растоптала все мои чувства! Я ползал у тебя в ногах, я молил тебя о прощение, но ты не хотела даже слушать меня. И теперь ты чего-то хочешь от меня?! Но так даже радостнее у меня на душе, теперь ты захотела мира, и теперь я не хочу его!
- Виктор, но мы… когда-то…
- Страшно ошиблись, дорогая, - продолжил он за нее, - я бы женился на Мелани, и также бы ей изменял, а она бы занималась детьми. И я меньше бы испытывал чувства вины за свои измены. Но я, дурак, возомнил, что я не буду повторять ошибок своего отца, я, идиот, поверил женщине, что она может сделать меня счастливой! – Диана вжалась в диван, боясь, что Виктор подымет на нее руку в порыве гнева.
- Виктор, но наш брак, мы же… - она постоянно сбивалась, а он совершенно не давал ей закончить свою мысль.
- Любовь это иллюзия, я понял это слишком поздно, - Диана вздрогнула от этого признанья.
- Я любила тебя, - по ее щекам бежали слезы, оставляя на щеках черные следы от туши.
- Я тоже. Но все слишком быстро прошло! – крикнул он, Диана тяжело сглотнула слюну, - Мы, все такие Хомсы, не способные на любовь! С холодным сердцем! Ты должна была это знать, милая моя!
- Мне казалось, ради меня ты был готов на все, - Виктор обернулся к ней, в его глазах пылала ярость.
- Не жди меня, - он взял зонт, надел серое пальто, поскольку то лето было очень скверное, и ни день не обходился без дождей.
- Ты ведь к ней, - она приложила пальцы к дрожащим от слез губам.
- Только не строй из себя оскорбленную жену, ты ведь давно об этом знаешь, весь Лондон гудит, - в его голосе скользила усталость, он явно был не намерен продолжать этот пустой разговор.
После того, как за ним захлопнулась дверь, Диана ощутила внутреннюю боль. Конечно, знала, а кто не знал? Об этом судачил весь Лондон, а она, как всегда, как и любая жена, узнала об этой интрижке последней. Все можно было списать на его одиночество, отсутствия понимания и ласки с ее стороны. Вот он и нашел себе даму, которая ему ни в чем не откажет. Мужа ей уже никогда не вернуть. И зачем его привязывать к себе, в то время как их все устраивает и ему и так хорошо. Больше она не будет так много пить, чтобы никому не сказать ничего лишнего.
₪
Декабрь 1931
Страх медленно подступал к горлу, проникая во все. Он всегда этого боялся, и всегда думал, что его и его семью это все обойдет. Но реальность заявила раньше, чем он этого ждал. Долгие годы он бережно хранил в своем сознание эту тайну, боясь, что все вырвется наружу, что это окажется семейной болью. Он знал, что все это значит, как врач, знал, что ничего хорошего не сулит. За что эта беда настигла их? Почему не обошло стороной?
Урсула в тот день ездила кататься на лошадях, Артур купил их по дешевке, хозяин уже не мог содержать их, а Йорки вполне могли себе позволить их содержать, не смотря на кризис и некоторые финансовые трудности. Урсула вместе с детьми порой часами каталась по длинным рощицам, и порой ни сильный дождь, ни тяжелый снег не останавливал ее. Порой она напоминала ему упертого ребенка, который считается только со своими желаниями, но никак не думают, что есть и другие. Его жена после того, как поселилась загородом, стала больше времени проводить в делах, она все реже посещала лондонских дам, и все меньше ее интересовала жизнь в столице. С одной стороны Артур был очень рад этому, но с другой стороны ему хотелось вновь видеть светскую красавицу, о которой мечтали все мужчины. Но кроме стремления Урсулы к дому, была и еще одна причина, что все сильнее привязывала ее к дому. Она была уже на восьмом месяце беременности, конечно, он всячески отговаривал ее от этих поездок в плохую погоду, уговаривал оставаться дома, в тоже время не боясь, что дети заболеют. Урсула, словно откинув свои годы, так и осталась все той же упрямой девчонкой.
В этот день ничто с утра не предвещало беды, она выклянчила у него разрешение на прогулку, и он легко ее отпустил, не опасаясь о том, какие беды может натворить упрямая Урсула. Артур остался дома, заполняя тетради, это уже вошло в привычку записывать все происходящие на операциях, так было проще исправить свою последующую ошибку, а вернее ее не допустить вновь. Все только и твердили: он хирург он Бога, у него было все, и неудивительно, что с годами он превратился из забитого юноши в сильного волевого мужчину. Он снова посмотрел в окно, снег с дождем шли плотной стеной. И какой черт, дернул Урсулу ехать кататься в такую ненастную погоду, дети промокнут до костей, а ей вообще в ее состояние нельзя болеть. Ах, Урсула беспечность твой враг, к несчастью.
- Милорд! – в полумрак вбежал Бруно, их молодой конюший, - милорд, - он тяжело дышал, грудная клетка вздымалась, как кузнецкие меха.
- Что случилось? - его тетрадь в кожаном переплете со стуком упала на пол.
- Миледи, она упала с лошади, - Артур ощутил какую-то внутреннею пустоту, и в голове звучал такой далекий голос отца, после которого ему пришлось морально стать взрослее.
- Как она?
- Она у себя, мы послали за хирургом в город, - ответил Бруно, Артур достиг его одним прыжком, хватая за рубашку, глядя в его серые глаза, отчасти спрятанные русыми волосами.
- А я кто, по-вашему? А? – он тряс его, с каждой минутой его все больше захлестывала волна гнева, он почувствовал, как ему не хватает воздуха, и отпустил юношу.
Белый как мел, но с глазами налитыми кровью, пнув ногой дверь спальни, Артур зашел к жене, вокруг нее суетилось множество людей. Он быстро отправил Чарльза в свою спальню, десятилетнему мальчику незачем смотреть на это. Артур посмотрел на дочь, та протягивала ему вымытые с мылом руки.
- Энди, ты должна выйти, - ласково он попросил дочь.
- Нет, папочка, - вдруг сказала она.
- Это зрелище не для девочки, - настаивал он.
- Папа, - он заглянул ей в глаза, - я знаю, как называются все твои инструменты, - это признание потрясло его. Чарльза никогда не интересовало, что он делает, что такое медицина, но Энди вечно его донимала расспросами, как ему казалось неподходящими для девочки. Урсула постоянно ругалась за сломанные куклы, в последствие оказалось, дочь их пыталась лечить.
- Хорошо, мне нужен ассистент, доктор из Лондона будет не скоро, - он не понимал сам себя, как мог пойти на поводу девчонки, которой еще и не исполнилось семи лет.
- Мой братик мертв, а мама без сознания, - и откуда в ней столько зрелости?
- А ты как определила?
- Слушала животик мамы твоим стетоскопом, - да она еще холоднокровнее его, в такой ситуации и смогла взять себя в руки не то, что он размазня.
- Энди, кости вроде целы, что ж будем извлекать плод. Ты справишься? – с опаской задал он вопрос.
- Да, - это короткое слово прозвучало так твердо, что у него не осталось сомнений, у него росла достойная смена.
Когда они извлекали мертвый плод, они не смогли сдержать слез. Энди плакала беззвучно, ей не хотелось, чтобы отец считал ее маленькой девочкой, малышкой. Она боялась, что отец выгонит ее, она опасалась оставить его одного. А вдруг у него дрогнет рука, и он не сможет зашить шов аккуратно? Покинув Урсулу, отец и дочь вышли из комнаты, он отвел ее в свой кабинет. Артур налил ей немного вишневой настойки, чтобы успокоить нервы. Они долго молчали, Артур собирался с силами, чтобы кое-что рассказать ей. Его мать прекрасная англичанка Венеция тоже имела столь скверный характер, она с детства имела привычку совершать сумасбродные поступки, и Тревор надеялся, что увезя ее в Антрим, избавит ее от тлетворного влияния Лондона. Но и это не смогло изменить ее, она бросалась во все авантюры в омут с головой, не думая о последствиях. Так она убила себя, подарив ему жизнь. И сейчас он боялся, что все повториться вновь, что Урсула оставит его одного с детьми, и когда с годами память об этой любви изрядно потускнеет, он найдет себя спутницу, и дай Бог, верную и честную, а не такую, как его мачеху.
Урсула осталась жить, но ее внутренний мир пошатнулся. Он знал, нужно много времени, чтобы все, это пережить, и он приложит все усилия для этого.
₪
Весна 1932
Пришла новая весна, с каждым годом все сильнее становилось предчувствие приближающейся беды. Ее будто приносил ветер из каких-то далеких миров, или сама искала себе новое пристанище, она мечтала принести всем хлопот. Маховик был запущен, его привели в действие много лет назад. Но что значат беды целой страны, по сравнению с несчастьем одной семьи. События эпохи лишь фон, на котором разворачиваются мелкие ничего не значившие драмы людей, они стираются, когда вперед выступает словосочетание – целый мир.
После происшествия с Урсулой, их семью настигла новая беда. Эта весна казалась, вдохнула новое дыхание, словно отвела от них все ненастья. В апреле пышным цветом цвели сады во всем Лондоне, нежная пелена напоминала белые облака, плывущие по чистому весеннему небу. Только недавно родилась изумрудная трава, и распустились тугие почки. Весна была, как всегда восхитительна и благоуханна. Только в это время приходило какое-то необъяснимое состояние души, когда тело и разум совсем не понимают друг друга. Когда душа просит покоя, а тело – бунта. Ветер приносит будоражащие нотки, чувственные звуки, опаляя своим еще не жарким дыханием, но уже обещающий многое. Уже почти не текут ручейки, от земли идет теплая волна, она жадно поглощает в себя тепло, а крестьяне спешат быстро засеять поля, чтобы получит от нее все, на что она способна. Стволы и ветки такие гибкие, будто готовы выдержат самую тяжелую ношу для них. Ночью еще отдает прохладцей в распахнутые окно, и слышно как поутру, купаясь в легких солнечных лучах, щебечут птицы о любви. Ах, весна…
- Бежим к нашему дереву? – крикнула на ходу Теа, поднимая выше колена саржевую пышную крестьянскую юбку.
- Быстрей, - смеясь, ответила Кесси.
Теа уже была взрослой, она давно выросла из детских платьиц. В свои шестнадцать Теа по-своему была восхитительна, не смотря на некоторую моральную несостоятельность, как казалось ее родителям. Им нравился ее артистизм, ее скромный талант актрисы, ангельский голос, но никто из них даже и не хотел, чтобы Теа занялась столь не серьезным ремеслом. С появлением Голливуда многое изменилось по отношению к актрисам, еще недавнем прошлом их считали ветряными и непостоянными, изменяющими и продажными, но эти ангелы, а иногда и демоны, с экрана, изменили представление о себе. Но все же профессия актрисы не для их дочери, и вряд ли оно станет таковым. Теа мечтала, она знала о своей обаятельности и привлекательности. Она часами перед занятиями в школе для девушек укладывала непослушные темно-русые локоны, подражая знаменитой Грете Гарбо, может из-за такой прически так маняще блестели ее стальные глаза. Ей вообще порой казалось, что на нее из зеркала смотрит настоящая кинозвезда, или, по крайней мере, восходящая звездочка Венди Барри, блиставшая в спектакле «Нити»[2]. Одни мечты, и станут ли они явью? Теа постоянно предавалась им, она садилась под их любимое дерево и пока Кесси лазила по ним, она живо представляла себя в роли похожей на Лолу[3] или похожую на Мэри Колверер[4]. Внешностью ей больше нравилась, Грета Гарбо, манерой поведения Марлен Дитрих. Она часто видела во снах, как стоит рядом с ними, как кто-то из них вручает ей Оскар, и она счастливая улыбается репортером.
- Теа, - позвала ее Кесси. Теа очнулась от своих мыслей и образов, поднимаясь на ноги, - смотри, что я умею!
Она, как обезьянка лазила по могучей раскидистой липе, залазив все выше и выше. Она легла на одну из широких веток, потом стала раскачиваться как на брусьях, Теа засмотрелась на золотистый закат, считая предполагаемые мили до встречи земли и неба. С одной стороны виднелся город тронутый легкой позолотой, с другой живописные рощицы опаленные, словно в пожаре. Теа залюбовалась, она уже представляла себя бегущей на встречу к закату, словно юному возлюбленному, уже воображала свои реплики, играя глазами и телом, и овации восторженной публики. Теа услышала какой-то странный вскрик, она не сразу ничего не поняла, в глубине сознания забилась паническая мысль. Она обернулась, и, подбежав к сестре, ее маленькое хрупкое тельце лежало на земле. Теа со страхом смотрела сквозь пальцы, даже боясь подумать о том, что только что произошло. «Нужно бежать за помощью», - решила она, судорожно вздохнув, она бросилась к дому. У дома был дядя Виктор и дядя Артур, в эту минуты в ней все смешалось от волнения, она даже не знала, как сказать.
- Дядя Артур, - еле шевеля губами, произнесла Теа.
- Что случилось? – спросил Виктор, они всегда были близки с ней, но сейчас она стала взрослее, и порой Виктор не знал, как с ней общаться.
- Там Кесси упала с дерева…
- Что? – Артур бросился к Теа, - Что? А ты куда смотрела?
- Оставь ее, - отрезал Виктор, - пошли.
Они быстро добежали к дереву, Кесси так и лежала все в том же положение. Теа закрыла глаза, слыша лишь шаги и фразы дядей. Артур взял на руки девочку, тело ее было, как тряпичная кукла. Теа стояла, как вкопанная, очнулась, лишь услышав голос Виктора, ощутив его руки у себя на талии. Лицо у него было печальное, она итак не видела радости в последние годы, но от этого взгляда ей стало еще больнее.
- Дядя Виктор, - прошептала она, он уже прижимал ее к себе, что-то ласково шепча.
- Ш-ш-ш, - он убрал с ее лба волосы, - сейчас тебя во всем объявят, но знай, от случайностей никто не застрахован.
- Она умерла, да? – она подняла на него свои глаза.
- Да, - прошептала он.
- О, Боже…
- Крепись, девочка, - он повел ее в дом, где ей предстояло вынести ад.
Мать накинулась на нее, отец, что всегда во всем ее поддерживал, тоже был против нее. Тетки предпочли оказаться на стороне родителей, а другие друзья родителей просто не лезли в их семейные отношения. Они утешали Портси и в тоже время подбадривали Теа. Дед занял такую же позицию, только один человек поддержал ее. Виктор, после похорон он провел с ней всю ночь, она плакала на его плече долго и горько. Он что-то рассказывал из своего детства, прося ее не чувствовать вину. Жизнь превратилась в ад. Аманда кидала на дочь взгляды полные призрения, Сайман молчал, словно она была пустым местом. Их можно было понять, они так долго ждали этого ребенка, столько лет думали об этом, и все разрушилось в один день. Мать не находила себе места, отец с головой ушел в свою работу, а она тихо страдала. Как-то она шла по коридору, стараясь не попасться на глаза Аманде, щеки до сих пор горели, как у нее горели глаза, когда они с Виктором пришли вместе после несчастного случая. В кабинете отца кто-то говорил, она прислушалась к разговору.
- Я хочу сослать ее подальше отсюда, - услышала она голос матери.
- Это не выход, - ответил Виктор.
- Что, не выход? – воскликнула Диана, - это верно, пусть поймет, что в жизни не все так красиво, как на экране.
- Я перестаю тебя узнавать, моя дорогая! – Виктор слегка повысил голос, - где же твое доброе сердце, где же та сердечность, что я полюбил в тебе.
- Ее больше нет, - прошипела тетя, - Аманда права.
- Вы хотите, чтобы ее это мерзкое чувство преследовало всю жизнь! Я не хочу, чтобы Теа пережила то, что пережил я когда-то. Не хочу, чтобы каждый день ее награждали ненавистью, а потом она бежала отсюда навсегда, не послав даже открытки на день рожденье!
- Виктор, ты вообще здесь не причем, - возразил Сайман.
- Причем! Значит, вы все плохо меня знаете! Мне было четыре, когда по нашей с Марией вине умер мой дядя. Мать ненавидела нас, и я понял, что никто меня не любит, и все что осталось делать бежать из дому, - Теа закрыла рот рукой, вот почему они с ним были такими родными душами, - я забираю ее к себе.
- Я не разрешу! – закричала Диана, - не в нашу семью!
- Ее нет! Я буду делать то, что считаю нужным!
- Ты не можешь! – Диана стала кричать еще громче. Виктор подошел к двери, распахивая их, Теа не успела отойти.
- Теа, собирайся мы едем в Гарден-Дейлиас, папа и мама не против, - он прошел мимо девушки, спускаясь вниз, в сад.
По дороге к особняку, Диана старалась не смотреть на племянницу, Теа ощущала ее нервное напряжение, ее злость и гнев. Виктор вел машину, в зеркало следя, за женщинами. Он устроил Теа в комнате для гостей, стараясь уделять много внимания девушке. Теа понимала, она в этом доме была чужой, но и любви здесь тоже не было. После смерти Кесси Хомсы стали еще дальше друг от друга, Урсула и Артур снова сблизились, это было видно по их глазам. Урсула нашла нужные слово для Теа, в первые дни после трагедии ей было просто необходимо поддержать сестру, а Артур не хотел перечить жене. Но с каждым днем Теа ощущала, как летит в пропасть. Она влюблялась в своего дядю. Этой любви не было совсем места. Ей всего лишь пятнадцать, а ему уже тридцать шесть лет, она не может любить его, он муж ее тети, он стар для нее, он катал ее когда-то на своей шее, разве он посмеет прикоснуться к ней? Каждую ночь она плакала в подушку, исписав свой дневник до конца, ее любовь была безответна и безнадежна. Виктор никого не любил, не было той женщины рядом с ним, ради которой он был готов на все. Диана мало, что значила для него, а Ева была просто любовницей. Но от этого Теа не становилось лучше, она была готова разбиться, растворится в бездне, ибо сердцу не прикажешь не любить.
₪
Напряжение росло, после того случая стало как-то страшно от осознания, что во всем в этом мире основа деньги. Но кто мы без них, кто мы без этих шуршащих бумажек, пытающихся заменить в этом мире все, что можно. Иногда это фальшиво выглядит, но глаза выдают фальшь, они показывают все скрытое нами. С того дня, как неизвестные, двое прикасались к ней в каморке, прошло много времени, но иногда этот кошмар преследовал ее. Ночами она не могла спать, ночами ей становилось тяжело дышать. У нее появилась паранойя, никогда до этого Вера не позволяла себе следить за мужем, но теперь подозрительность проникла в ее голову, размножаясь быстро, как раковые клетки. Это вело к беде, это вело к грандиозной буре. Ночью Вера встала тихо с постели, бесшумно проходя в кабинет Фредерика, она подолгу искала долговые расписки, лишние деньги, о существование которых она не знала. А может он берет в долг, не только, чтобы содержать семью, а может у Фредерика появилась любовница. Ведь у Виктора Хомса она давно есть. Неужели, он исправился? Как она могла доверять ему, если он постоянно что-то скрывал от нее, если он не мог просто прийти и рассказать ей все, зачем ему лгать ей? Что он скрывает?
Уложив, Леночку спать, Вера поднялась снова в кабинет мужа. Он не пришел на ужин, прислав короткую записку о том, что ему нужно довести один опыт до ума. Его крысы дороже ему, чем она! А возможно эти крысы – шлюхи! Да, природа мужчин такова. Вера рыла бумаги, она изрядно выпила вина, и ее было уже не оставить. Ее возбуждала эта возможность – быть занятой за этим делом. Вся ревность, все накопленная обида под действием алкоголя стали громче кричать, закрывая рот гордости и сердцу. Пусть Федор знает, что она не простая серая мышка, какой он привык ее видеть теперь. Вера нашла у него в шкафу бутылку виски, откупорив пробку, налив полный бокал, она залпом выпила напиток, карамельная жидкость приятно обожгла горло, а по членам разлилось тепло. Она ощутила, как в ней проснулась ведьма, голубые глаза дьявольски вспыхнули, бесы вырвались наружу, она разбрасывала бумаги, при этом громко смеясь, она крушила все, что попадалось на нее пути, нисколько не заботясь, своими действиями навредить мужу. Эта бестия сейчас была готова на все. Она услышала скрип в коридоре, радостно хихикнула, опрокинув в рот еще один бокал виски.
- Вера, что ты здесь делаешь? – Фредерик удивленно смотрел, как его жена в свете луны, без включенного света, беснуется.
- Ищу твою шлюху, - тихо ответила она.
- Сколько ты выпила? – спросил он, заметив бокал на столе, потом его взгляд упал на пол, заметив полупустую бутылку виски, которую он припас на Рождество, не смотря на то, что до него было еще далеко.
- Тебе какое дело! – прорычала она. Вера подняла на него глаза, этот дьявольский отблеск пугал его. Раньше она пыталась казаться бесенком, но при этом всегда оставалась земным существом. Какие бы маски он не надевал на нее, это всегда были его заблуждения, это всегда были его ложные мысли о ней, но сейчас он видел то, что спало в ней все эти годы.
- Вера, ты пьяна, - он взял подмышки, рывком ставя на ноги, - пошли, тебе нужно проспаться!
- Никуда я не пойду! – крикнула она, - чертов изменник, - она плюнула ему в лицо.
- Вера, ты пьяна, - повторил он, стирая с лица ее плевок.
- Иди к черту! – она снова пыталась плюнуть ему в лицо. Терпение Фредерика лопнуло, она ощутила, как его тяжелая рука хлопнулась по ее щеке, - не прикасайся ко мне!
- Пошли, - он потянул ее за собой, - спуская вниз по лестнице, эта фурия сопротивлялась изо всех сил ему, но он оказался ее сильнее. Фредерик втолкнул ее в ванную комнату, ставя под холодный душ, - ничего, я выветрю из тебя эту дурь.
- Не смей, не смей! – он силком вытащил ее из ледяной воды, бросая на кровать. Ему ничего не оставалось делать, как показать ей грубую мужскую силу. Куда-то исчезла его прежняя нежность, сейчас ему хотелось наказать ее, как тогда, много лет назад. Фредерик стянул с себя галстук, привязывая руки Веры к кованому изголовью. Он стал быстро раздевать, совсем не замечая ее отчаянное сопротивление. Она осыпала его оскорблениями то на русском, то английском языке. Гнев закипал внутри него, уже не мог контролировать себя. Неужели, она не доверяла ему, неужели, она не хотела понять его. Что еще она там надумала? Какие шлюхи? Да, когда-то в начале брака он изменял ей, считая, она насильно женила его на себе, но уже много лет он не думал об этом. Он осуждал Виктора, и не хотел быть таким же.
- Ты пьяна, - разъяренно прошептал он ей на ухо, - ну, ничего ты получишь то, что заслуживаешь!
- Нет, - она укусила его за губу, но он дал ей пощечину.
- Нет, ничего омерзительней, чем спать с пьяной женщиной, - он встал с постели, собираясь уйти, - что ж, я пойду, а ты подумай о жизни и прочих вещах!
- Иди к черту! – он засмеялся.
- Я уже у него! – он хлопнул дверью и ушел.
Утром Вера проснулась, ощущая сухость во рту, яркий утренний свет бил в глаза, отдавая в голову неописуемой болью. Она не могла раскрыть глаз, а запястья, стянутые шелковым мужским галстуком, ныли, а порой чувствовала, что они стали ватными. Вера неловко пошевелилась, в комнате еще кто-то был, она ощущала – в комнате их было двое.
- Что успокоилась? – от резко тона Фредерика ей стало не по себе. Он стоял у окна, муж, облаченный в накрахмаленную белоснежную рубашку, светло-серый жилет и брюки, показался ей уж очень спокойным, но это не сулило ей ничего хорошо. Он подошел к ней, развязывая онемевшие руки. - Что, черт возьми, происходит? – его янтарные глаза стали непроницаемыми, полные бешенства, - я хочу знать, почему моя супруга напилась и устроила беспорядок в моем кабинете, а еще обвинила меня в блуде. Что, черт возьми, происходит?
- Это ты объясни мне! – облизнув пересохшие губы, ответила она, - Твои долговые расписки, ты влез в долги и даже не счел нужным сказать это мне!
- Я думаю о тебе и Леночке, и не все тебе следует знать! – отрезал он.
- Они приходили ко мне за деньгами! Они трогали меня, они угрожали мне! Они чуть не изнасиловали меня в моем же доме! И ты думаешь о нас!? Если бы не Каталина, то нас пустили бы по миру из-за тебя! – он больно схватил ее за плечи, нервно тряся ее.
- Хватит, хватит! Ты все равно не доверяешь мне! – его пальцы впились в ее кожу, оставляя на ней красные пятна.
- Я тебя ненавижу! – громко прошептала Вера.
- Это мы уже проходили! – его ладони легли на ее лицо, сжимая его, как чашу. Его губы впились в ее губы, Вера стало не хватать воздуха, она хотела его оттолкнуть, чтобы хоть как-то сохранить остатки своего достоинства, но Фредерик, как всегда заглушал ее разум, - что и требовалось доказать, - она ощутила себя разбитой и брошенной.
- Почему ты такой жестокий?! – бросила она ему в лицо то ли обвиненье, то ли вопрос.
- Я люблю тебя, - он встал с постели, и покинул ее. Мир так и не наступил в ее семье.
Когда же все-таки выйдет солнце и растворятся сумерки?
₪
Осень 1932
- Расскажи мне, что тебя тревожит, сердечко мое, - Урсула прижимала к груди голову Теа, нежно гладя ее шелковые кудри, - мне ты можешь рассказать все.
- Тетя Урсула… - Теа тяжело вздохнула.
Она была крайне рада, что Урсула приехала в Гарден-Дейлиас, чтобы навестить ее. С приходом осенних туманов, Теа подхватила простуду. Плотная вуаль каждое утро не спешила стянуть себя с проснувшегося города. Ветра только к обеду немного разгоняли плотные, похожие на сахарную вату, сгустки, но сырость оставалась в воздухе, о чем свидетельствовал запах верхней одежды. Дом хорошо топился, и по утрам иногда стало тяжело вылизать из-под теплого одеяла, и расставаться с мягким еловым ароматом прогоравших в каминах поленьев. Теа стало ближе добираться до лицея, и каждое утро она собиралась под топот и смех. Джордж и Роберт были ранними пташками, им нужно было обязательно проводить отца, помочь матери и Глории накрыть стол, и конечно, они ждали, что и их попросят поехать с ними. То что, Джордж далек от медицины Теа быстро поняла, он не тянулся к этому, в свои семь лет он был смышленым мальчиком, а учителя в лицеи хвалили его постоянно. А вот Роберт тянулся к отцу, в три года его интересовало то, чем не интересуется многие молодые люди. Тетя говорила, что это пройдет. За почти полгода Теа поняла, насколько атмосфера в ее новом доме изменилась. В первые дни она слышала, как Диана с Виктором постоянно ругались, не было ни одного спокойного вечера, чтобы она не упрекнула его хоть в какой-нибудь мелочи. Но позже Теа сама удивилась, когда увидела Диану и Виктору в саду, как они мирно что-то обсуждали, при этом смеясь. А Виктор нашел немного смелости держать свою руку на ее руке.
- Дядя, почему вы в ссоре? – как-то спросила она утром, когда они ехали по дороге устланной сизым туманом.
- Это сложно, - Виктор как-то тяжко вздохнул.
- Но почему бы вам не сделать первым шаг к ней, - она посмотрела на него, но где-то в глубине души Теа совсем этого не хотела.
- Да, возможно ты права, время пришло – мириться, или иначе мы все пойдем к чертям, - она умокла, сникнув под его тяжелым взглядом, гадая, то ли на нем маска безразличия, то ли он о чем-то напряженно думает.
Диана остыла по отношению к ней, и уже не испытывала его тяжелым невидящим взглядом. Теа заметила некоторые перемены в браке Хомсов, а ведь именно из-за нее они стали немного ближе друг другу. Она заболела совсем неожиданно для всех, в тот вечер они с Дианой готовили варенье из роз, Теа ощутила некоторую сладость в мышцах, поняв, что ноги ее совсем не держат. Диана, испугавшись, успела подхватить ее на руки, не позволив ей еще и себе сломать что-то. Слабость была очевидной, Диана с Глорией быстро отнесли ее в свою комнату. Но не только погода стала причиной ее болезни, но и случай, что произошел с ней накануне.
Теа читала книгу в огромной библиотеке Хомсов, она сидела на подоконнике, и все входящие совсем не могли ее видеть, ее скрывала тяжелая бархатная изумрудная портьера. Дома Аманда ограничивала ее чтение, считая, что не все можно читать молодой девушке, но здесь Виктор позволял все. Кто-то пришел в библиотеку, судя по шагам это Виктор, Теа затаилась, стараясь никак не выдать своего присутствия.
- Теа, я знаю, что ты здесь, - она расслышала смех в голосе Виктора.
- Черт, - выругалась она тихо.
- Я все слышу, - Виктор отдернул штору, пристально смотря на нее, окно в комнате было высокое, и поэтому Виктор, схватив ее за талию, стащил с него, ставя на лесенку для книг. Она смотрела в его глаза бесконечно долго, ее губы приоткрылись, как писали во всех любовных романах, в безмолвной просьбе о поцелуи. Теа обвила руками его шею, слушая удары своего сердца. Господи, помоги, подумала она. Еще никогда он не находился так рядом с ней, в такой опасной близости.
- Я… - она растерялась, ее губы были так близко к его губам, она все ждала, когда же он, наконец, поцелует ее. О, как она, вообще, смеет думать об этом! Он муж ее тети, но не кровный родственник, он старше ее, но в далекие времена случалось и не такое. Она не поняла, что сделала. Она сама его поцеловала. Виктор, ошарашено смотря на нее, оторвал ее от себя, отходя от нее на приличное расстояние.
- Теа, что это значит? – в его взгляде не было гнева, он говорил спокойно и нежно, зная, что она и так напугана.
- Я…
- Все понятно, - прошептал он, - Теа, как давно это длится?
- Что? – спросила она, невинно хлопая ресницами.
- Твоя пламенная привязанность ко мне? – пояснил он, прекрасно осознавая, она поняла, о чем он ее спросил.
- Но, я…
- Ты, как и твоя тетя, совсем не умеешь врать, - сухо заметил он.
- Простите меня, - у нее почти бежали слезы по щекам от чувства стыда.
- Все пройдет, милая, помни это. Мы все проходим через детские наваждения, - на следующий день она заболела.
Урсула прижимала к себе ее голову, что-то шепча. Артур и Урсула приехали на следующий день, дядя недолго пробыл с ней, он сказал, что ее отец давно все понял, и принял то, что произошло в их семье. Но он решил, что ее отсутствие в их доме поможет Аманде справиться со своей болью. Артур так и не стал ей близким человеком, Теа не знала, как поведать ему о своих душевных невзгодах, как рассказать ему о том – сокровенным, занимающие ее ум. Да, и с тетками ее взаимоотношения были далеки от идеала. Диана была слишком молода, и разница-то между ними всего лишь десять лет, а с Урсулой у них мало было общих точек соприкосновенья, поэтому их общение ограничивалось простыми вопросами, с малосодержательными ответами, но сегодня Теа безумно захотелось хоть кому-то раскрыться.
- Расскажи мне, что тебя тревожит, сердечко мое, - Урсула прижимала к груди голову Теа, нежно гладя ее шелковые, потемневшие с годами, кудри, - мне ты можешь рассказать все.
- Я влюбилась, - прошептала она, боясь, что Диана их сможет услышать.
- Это же прекрасно, - на лице Урсулу появилась добрая улыбка, и ее зеленые глаза выражали огромную радость.
- Нет, - снова шепотом ответила она.
- Почему?! – Урсула была и удивлена и сбита с толка, - ведь все девочки мечтают о любви, или это безответно?
- Безответно, - выделив каждый слог, сказала девушка.
- Интересно кто? – глаза Урсулы хитро улыбались, но Теа почему-то ощутила, как внутри нее что-то разрывается, как что-то давит ей на грудь.
- Виктор, - оборонила она.
- Что? – брови Урсулы поползли вверх, - но Теа, он твой дядя!
- Знаю, - Теа тяжело вздохнула, Урсула встала с кровати.
- Вот, что кончай с этим. Как выздоровеешь, мы с Артуром заберем тебе к себе, - Урсула оправила слегка помятую юбку, - так будет всем лучше. У Дианы с Виктором только все начало налаживаться, им не нужны потрясения.
- Да, хорошо.
Урсула привезла девушку в Грин-Хилл через две недели после этого признанья. Она не хотела ссориться с сестрами, но очень хотела, чтобы Аманда и Теа помирились, потому что уже было тяжело смотреть на душевные терзания сестры. Аманда всегда ей казалась сильной и независимой, но сейчас ее, словно подменили. В ее темных волосах появились седые волосы, под глазами пролегли тени, и почти ничего не выражали. Где же прежняя Аманда? Многие просили понять старшую дочь, но Аманда решила, что Теа не должна жить рядом с ними, поэтому у Теа появился снова новый дом. Вдали от Виктора стало жить намного проще, с каждым днем все реже он посещал ее в своих мыслях, но видеть его по выходным стало настоящей пыткой для нее. Он вел себя по отношению к ней, как прежде, сохраняя свою не принужденную манеру. Теа страдала, но именно переборов свое пристрастие она смогла бы стать сильной.
- Теа меланхолична, - заметил Артур. Он прижал к себе голову Урсулы, целую в макушку, другой рукой умиротворяющее глядя обнаженную спину.
- Теа находится в том возрасте, когда ожидаешь ответа на чувство, - Урсула приподнялась на локте, заглядывая в лицо мужа, глаза у него были закрыты, дыхание спокойное и ровное, но он не дремал.
- Интересно кто он? – тихо спросил Артур.
- Виктор, - Урсула замолчала, это молчание было красноречивей, чем слова.
- Теперь я понимаю, почему она здесь, - заметил Артур, он тяжело вздохнул, - это пройдет.
- Будем надеяться, - прошептала Урсула, заметив, как его ласковые руки отвлекают ее разговора.
Урсула тяжело задышала, пытаясь отвести его руки, но чем настойчивей она это делала, тем сильнее она его распаляла. Артур быстро включил жену в задуманную им игру. Она теряла контроль над собой, перестав владеть разумом. Был только зов плоти, только руки, творящие волшебство, только в эти мгновенья Урсула по-настоящему понимала, как глубока ее любовь к Артуру. Они были вмести почти двенадцать лет, за это время они много вместе прожили. Но сейчас они притерлись как две детальки сложного паззла, совпадая с точностью невидимой человеческому глазу. После потери ребенка, Урсула закрылась от него, она держала в себе все эмоции, стараясь не показывать ему своей боли, но он знал, как же ей было больно. Только вместе они смогли пережить эту трагедию, он сумел залечить все ее душевные раны, остановить кровоточину в сердце, снова поверить в красоту восходов и закатов, и восторг любви. Она тяжело задышала, его нежные мягкие сильные руки хирурга всегда творили волшебство с ней. Сколько жизней он спас этими руками, сколько раз он дарил ей незабываемые минуты счастья. На выдохе она назвала его по имени, вонзив коготки в стальные плечи. В тридцать шесть лет он еще был полон сил, всю ночь напролет он мог неистово безудержно любить ее, а она поутру даже не могла сосчитать сколько раз, она побывала на небесах. У Артура она недавно нашла несколько седых волос, и то полученных в тот день, когда он вместе с дочерью спасал ей жизнь. По его ровному носу скатилась капля пота, опаляя ее тяжелым дыханием, он дрожал от страсти, как и она, ожидая общей минуты блаженства.
- Милый мой, - прошептала она, касаясь губами его груди, - как же хорошо…
- Солнце мое, - сказал после долго молчания Артур, - я люблю тебя.
- Я тоже очень люблю тебя, - ее глаза закрылись, она умиротворенной заснула.
Утром Артур нашел Теа в столовой, она пила чай с булочками и розовым вареньем. Урсула еще спала, он ухмыльнулся, вспомнив, как разбудил жену посреди ночи своим нежным натиском, и как она проснулась от его разгоряченных ласк. Сегодня была суббота, у него тоже был выходной, когда-то в той жизни в выходные они все ездили к Портси, только теперь их обветшалый дом стал пустым, и все устремились попасть в Грин-Хилл. К обеду Йорки ждали гостей, поэтому на кухне было шумно, и запах, словно хулиган, будто специально дразнил. Он сел напротив нее, Теа кинула короткий взгляд на него, но кроме приветствия он ничего от нее не услышал.
- Мне тоже следует бояться, что ты влюбишься в меня? – от этого колкого вопроса ей стало не по себе.
- Что?
- Ты меня поняла, - ответил Артур.
- Я…
- Теа, милая, ты не знаешь настоящего Виктора. Он скользкий тип, поверь мне, - все равно он не отговорит ее, подумала она.
- Но… я… но…
- Теа, выброси все из головы, - посоветовал Артур, он замолчал, и они больше ничего друг другу не говорили, пока ему не надоело это гнетущая обстановка, - Он не Ричард III влюбленный в свою племянницу, а ты не Элеонора Аквитанская, готовая согрешит со своим дядей.
«Время все лечит, - подумала она, - да, время все лечит. Нужно ждать, нужно просто жить и ждать. Так, нужно, Теа. Нужно, сделай это ради себя, сделай это ради его семьи. Любовь и есть жертва, я хочу, чтобы все в его жизни было хорошо». Она закрыла глаза, решив, что осуществит свою мечту наперекор всем. В их семье появилась еще одна Невеста Ветра, пускай о ней никто не знает, но в ее душе живет именно она – богиня свободы.
₪
После смерти Перси, Джейсон решил закрыться от нее. Он больше не был для нее тем близким и родным человеком, ради которого она могла не дышать. Она дала ему свободу, чтобы он сам справился со всеми своими душевными переживаниями. Но время шло, а покоя в их семье все не было. Они меньше стали разговаривать по душам, механически занимаясь любовью. Каталина понимала, что порой именно она нужна ему. Он мог прийти после долго рабочего дня, смять ее в своих теплых объятьях, пахнущих медикаментами, и со всей силой страсти любить ее до утра. Она проплакала однажды в подушку всю ночь, когда набравшись храбрости, спросила о помощи, и, отвергнув ее, ушел ночевать в другую комнату. Обида душила ее, и, не выдержав, отбросив в сторону всякие предрассудки о том, что женщина не должна первой делать шаг, Каталина пришла к мужу. Джейсон дремал, заметив, как она села на край узкой кровати, он оттолкнул ее. Каталина еле сдерживая слезы, предпочла уйти, пока она совсем не унизила себе таким поведением. Утром он даже не попытался извиниться, а ночью он был неукротимым зверем. Все в общем было не плохо, но той сказки, того взаимопонимания и ощущение вечного полета больше не посещало ее.
Каталина начала неистово рисовать и фотографировать, она спасалась в творчестве, там она искала ответы на многие свои вопросы. Ее сердце уже слышало чьи-то шаги, где-то отдаленно звучал голос, знамение которое она не могла расталкивать. Она все больше вспоминала об Испании, грезя наяву. Каталина не была на родине десять лет, столько воды уже утекло. Наверное, на улицах росли другие цветы, а ароматы наполнявшие город не напоминали о позорной истории[5] и героических событиях[6], а мощеные тротуары по-прежнему бережно хранили следы всех, кто ступал на испанскую землю. Военные взяли власть в стране, этот выскочка, пускай и генерал, Примо де Риверо решил навести порядок раз монарх не в состояние это сделать. Из Испании приходили письма преисполненные оптимизма и радости, для Кат не было секретом, что вся ее семья полностью поддерживает политический режим в Италии, считая, что Англии и Испании нужен непременно такой лидер. Каталине стало тревожно за Испанию.
А еще она страстно мечтала о ребенке, прошло уже достаточно лет, они с Джейсоном давно морально готовы к этому, Каталина устала каждый месяц видеть разочарованные взгляды мужа. Он утешал ее в те минуты, когда он не отталкивал от себя, в такие мгновения у нее внутри билась слабая надежда о маленьком земном счастье. Она гналась за жизнью, стараясь взять у нее все самое лучшее, будто бы жить ей осталось совсем немного и ей еще столько нужно успеть. Она жила на надломе, горела, как самая яркая звезда в своей предсмертной агонии, что же все это могло, значит? Но отклика так и не было…
- Мама, - Каталина посмотрела на дочь, ей уже недавно исполнилось семь, и она все сильнее напоминала ей себя в детстве, - о чем ты думаешь?
- Об Испании, - прошептала она.
- Ты ее любишь? – Джулия склонила голову над шитьем, проверяя гладкость стежков.
- Да, - и это было чистой правдой, - когда-нибудь я ее увижу. Я умру и увижу ее с небес, - Джулия странно взглянула на Каталину, пытаясь найти скрытый смысл в ее словах.
В последний день осени к ним снова пришла Афродита, подарив еще раз восторг любви. Похоже, сумерки рассевались, но надвигалась настоящая буря, буря, сокрушившая все на своем пути.
₪
Февраль – апрель 1933
Берлине они уже жили полтора месяца, за эти дни, проведенные в Берлине, Мария не ощущала себя свободной. Ей все время казалось, что кто-то наблюдает за ней, неустанно следит за ними. Через неделю после назначения Гитлера рейхсканцлером Вильям пришел домой в мрачном настроении. Весь Лондон обсуждал это назначение, большинство потирали руки, ожидая, что для красных[7] наступит возмездие, и только меньшинство понимало, чем все это может обернуться в будущем. О том, что богачи привели к власти Гитлера, не стало секретом ни для кого, о том, что, вдохновленные его идеями некоторые англичане воспаряли, было воспринято тепло. Вильям, который вначале карьере всегда держался стороны либералов, впоследствии перешел на сторону консерваторов, наблюдая за тем, как они проигрывают новой силе – лейбористам. Отчасти ему нравился Рамсей МакДональд, но эти вечные метания и в партии, и между двумя сторонами одного маятника, заставляли его задуматься – принимать сторону нужно только смотря на свои взгляды, а не на преданность. И сейчас Вильям осознал, что лейбористы, приведут страну, когда-нибудь в пропасть. Да, и консерваторам никогда не добиться успеха, если они не прекратят «схватку бульдогов под ковром»[8]. Был только один человек, которого никто не ждал у власти, и которого позовут, когда Англии будет на пороге бездны.
- Что случилось, Вильям? – Мария испуганно взглянула на него, видя его мрачное обеспокоенное лицо.
- Мы едим в Берлин, - упавшим голосом ответил он.
- Как? Берлин? – она часто заморгал, они бывали только в Париже, но Берлин… Зачем им ехать в Берлин?
- Так решило наше правительство. Я нужен в консульстве, дорогая. Я буду руководить нашими разведчиками, - Мария тяжело втянула в себя воздух.
- Но, ты никогда этим не занимался раньше! – возразила она.
- Ошибаешься, моя милая, - на его лице засияла хитрая улыбка, - как раз тогда, когда мы с тобой встретились я этим и занимался, и в Париже тоже. Я только для виду помогал нашим консулам.
- Ты столько лет скрывал это от меня? – в ее голосе Вильям совсем не слышал раздражение.
- Да, пришлось, а теперь я говорю. Если там, в Берлине, со мной что-то произойдет, я хочу, чтобы ты сожгла все мои документы, - Мария опустила глаза, поджав губы, - ты поняла меня?
- Но я же поеду с тобой? – в это мгновенье она была похожа на маленького обиженного ребенка.
- Конечно, но мало ли что, то, что я тебе сказал это не для берлинских ушей, - он мрачно улыбнулся ей, Мария метнулась к нему, опускаясь на колени перед ним, - возможно, и ты станешь политической пешкой, - он ласково провел по ее подбородку, - и я готов буду простить многие вещи.
- Вильям…
- Я спал тогда с той француженкой, потому что не видел никого другого способа следить за ее мужем. Он являлся не просто социалистом, но и, как я выяснил потом итальянским шпионом. Для социалистов это несмываемое пятно, - Мария вспомнила, как застала его в постели с другой женщиной, от этих тревожных воспоминаний у нее сжалось сердце.
- А я, я тоже была твоим планом? – она услышала, как он тяжело вздохнул.
- Нет, Мария, я просто решил спасти тебя, не на что, не рассчитывая особенно. Я приехал, поскольку у меня были сведения о восстание, я должен был достать сведение от наших парней, поскольку те бумаге совсем не могли быть доставлены по почте, - Мария положила голову к нему на колени, ощущая его близкое дыхание.
За эти месяцы она выучила немецкий язык, завела немало знакомств, она должна была чувствовать свободу, вместо этого ощущала страх. Порой она боялась выйти на улицу, зная, что кто-то не гласно за ней следит. Мария почти ничего не писала в Лондон, чтобы никак не выдать своих опасений. Берлин тепло ее принял, но Берлин не был Парижем, где она себя считала главным украшением столицы, затмевая главных парижских красавиц. Берлинские женщины не очень-то тепло принимали. Они косо на нее смотрели, внимательно изучая молочную кожу, фыркая при виде рыжих волос, уложенных в элегантные прически, считая, даже с ее голубыми глазами она никак не могла быть своей в их обществе. Мария это понимала. Вильям редко бывал дома, а те минуты, что он бывал дома, то их дом был полон гостей, а вернее его врагов. Они мило ей улыбались, а она делала вид, будто бы ничего не понимает. Вильям часто уходил посреди ночи, и она знала, у него очередная встреча с кем-нибудь из своих протеже. Когда он вернулся один раз под утро, от него пахло женскими духами, в ее душу закралось сомненье, а вдруг он снова ей изменяет? Но потом, успокоившись, Мария решила, что и женщины собирают информацию, стоит вспомнить Мату Харри. Вильям не рассказывал ей о том, как эти женщины добиваются своего, Мария догадывалась, они раздвигали свои ножки для нацистов, зная, как с помощью секса из мужчины можно вытянуть все, что душе угодно.
Мария боялась, страх сейчас не самый лучший их союзник, но как его побороть в себе, в то время как она ощущала рядом дыхание врага. Отто Шмитц был совсем не тем за кого он себя выдавал. Он хотел казаться другим, выдавал себя за простого чиновника, занимающегося евреями, живших в Берлине. Но Мария все поняла, поняла, когда он впервые заговорил с ней, поняла, когда издалека их взгляды встретились. «Возможно, и ты станешь политической пешкой», - сказал ей Вильям в Лондоне, и она, тяжело сглотнув, кинула короткий взгляд на этого светловолосого бледнолицего немца, который просто пожирал ее глазами. Они встретились на одной из вечеринок, устраиваемой немецкой элитой. Как она выяснила позже, Отто происходил отнюдь не из бедной семьи, и политикой занимался ради своего самоудовлетворения. Так думали многие, но только не Мария Трейндж. Отто подошел к ней, когда она стояла одна, нервно теребя шелковую шаль на плечах.
- Евреек не любят здесь, - начал он беседу, Мария обернулась, она застыла от его наглости, но тут же нашла, что ему сказать.
- Я ирландка, дочь ирландского лорда, лордов, что двести лет женились на рыжих девушках, - в каждом ее слове скользило высокомерия, словно только так она могла доказать свое превосходство.
- Что ж, рад этому, - он мягко улыбнулся, от этой улыбки пролегли глубокие морщины на губах.
- А я рада увидеть настоящего немца, - Мария отпила шампанского, ища взглядом мужа.
Отто, словно преследовал ее, как охотник, ищущий свою добычу. Они часто, как бы случайно встречались, Марии только приходилось шутить, что судьбе угодно их видеть вместе, зная насколько суеверны немцы. Он что-то выведывал, но она крепко держала в себе все секреты Вильяма. Она боялась, что все закончиться ужасно, что финал окажется кровей бойней. Она боялась терять, но осторожность не всегда лучший советник. Все может быть…
₪
Часы на камине пробили полночь, после они стали тихо тикать, новый день начался. Золотые и красные отблески ложились на стены, догоравшие поленья потрескивали в камине, отдавая свое последние тепло. В кабинете Виктора было только двое. Двое, что любили друг друга когда-то, двое, ставшие в один совсем чужими. Диана сидела на софе, Виктор на белой волчьей шкуре перед камином. Он пил виски, она, ежившись, читала, поскольку тепло почти до нее не доходило, а за новыми поленьями нужно было идти в кладовую, но ей не хотелось уходить. Ей так нравилось наблюдать за ним, он сейчас был похож на мятежного темного ангела, он сидел к ней спиной, но она чувствовала, он думал напряженно о чем-то. Она съежилась на диване, захлопывая книгу Теодора Драйзера.
- Иди сюда, - услышала она, - а, то совсем одна замерзла, - Диана с легким вздохом опустилась на мех, - тепло? – она кивнула, стараясь не касаться его ногами.
Они давно уже не ругались, давно не спорили, но держались на почтительном расстоянии. Она знала, что у него нет на стороне, больше полугола назад Виктор расстался с Евой, и не завел новую любовницу. Диану почувствовала укол ревности, но она сама была виновата, виновата в том, что подвела его к этому. Больше не вернуть прежнего чувства. Диана подставила лицо теплым потокам.
- Так ты никогда не согреешься, - Виктор схватил ее за руку, притягивая к себе, - иди сюда, - она оказалась в его крепких объятьях, ощущая аромат виски, - Хорошо?
- Да, - протянула она. Диана не видела его лица, но слышала его учащенное, хорошо знакомое, дыхание, свидетельствующие о том – она его волнует. Диана нашла его ладонь, покоящуюся у себя на талии, вложив в нее свою. Виктор шелохнулся, поглаживая ее ладонь пальцем, в этом жесте было столько интимности и эротизма, - Виктор…
- Да, - отозвался он.
Она обернулась к нему, он поднял пальцами ее за подбородок, смотря прямо в ее глаза. Он утонул, увяз в этих глазах цвета весенней травы после дождя. Он потянулся к ней, касаясь нежно ее губ своими, это был поцелуй не мужа, а умудренного пылкого любовника. Диану объял огонь, она положила ладошки к нему на грудь, пытаясь найти мелкие пуговки. Она хотела ощущать его кожу на своей, чувствовать его дыханье на своей щеке. Диана, обнажив его грудь, прильнула ухом к месту, где билось его сердце. Он расстегнул молнию бархатного бежевого платья, ложась на пол, увлекая за собой Диану. Она лежала на нем, чувствуя, как он поднимает вверх ее платье, как гладит подвязки чулок. Диана поднялась на локтях, неуклюже заглядывая в его глаза. Виктор отвел пряди волос, открывая овал лица, женщины, которую он когда-то любил. Диана пошевелилась, она уже не могла терпеть, если они не сделают это сейчас, то она просто сгорит. Ведь за последние четыре года она забыла, что такое быть настоящей женщиной – желанной и любимой.
- Не торопись, у нас все еще впереди, - услышала над ухом, он уложил ее на спину, стаскивая платье через голову, а следом и кружевную комбинацию. Ей хотелось с яростью раздеть его, чтобы он касался своей кожей ее. Диана облегченно вздохнула, его губы путешествовали по ее телу, его губы касались самого сокровенного, - милая моя, я помню, как ты дрожишь в моих объятьях.
Резкий толчок, и она уже летела, тяжесть его тела, словно говорила, он сильнее ее. По жилам растеклось тепло, охватывая ее радостной волной. Диана шумно втянула в себя воздух, теснее прижимая к себе Виктора, целуя его в губы. Все затихло, он лег на бок, гладя ее спину. Они ничего не говорили друг другу, словно боясь разрушить ту магию, что произошла между ними. Диану сморил сон.
Она проснулась через пару часов. Она по-прежнему лежала на шкуре перед камином, Виктор завернул ее в плед, а сам он сидел в своем огромном кожаном кресле. Неужели, он сожалеет? Или просто не знает, что ей сказать? Как начать разговор? Диана свернулась калачиком. С той ночи, когда был зачат Роберт, прошло четыре года, именно столько они отвергали друг друга. Она ненавидела себя за то, что позволила ему ползать у себя в ногах, и при этом даже не захотела его простить. А потом он решил отомстить ей, когда она спросила его, нельзя ли им начать сначала. Диана утерла слезы, пряча лицо под покрывалом.
- Как ты? – спросил Виктор.
- Хорошо, - пролепетала она, выглядывая из-под покрывала.
- Я рад, - он сел рядом с ней, проводя нежно по ее каштановым волосам.
- Я не хотела… - начала оправдываться Диана.
- Что не хотела? – Виктор ласково посмотрел на нее, - этого? Мне кажется, мы оба этого хотели, - в его голосе не скользила неприязнь, наоборот он говорил о большем, - Диана, все изменилось. Сегодня все изменилось.
- Что изменилось? Ты все также будешь искать других, - с упреком сказала она.
- Нет, не буду. Я расстался с Евой уже давно. Я не могу так больше, Диана. Я устал мучить себя чувством вины, я виноват перед тобой. Очень сильно виноват…
- Виктор… - она коснулась его щеки.
- Диана, я любил тебя, я люблю тебя и буду любить, а они, они ничего не значат для меня, - он говорил так искренне, что Диана не смогла сдержать слез, - Что я сказал плохого?
- Нет, ничего, просто я была большой дурой. Я поставила свою гордость выше наших чувств. Ты простишь меня когда-нибудь? – он улыбнулся ей.
- Я уже простил, милая моя, - прошептал он, прикасаясь к ее губам пальцами, - прости и ты меня.
- Я давно поняла, как сильно я заблуждалась в тебе, - она села, обняв колени руками.
- Иди сюда, - она кинулась в его объятья, забывая обо всем на свете рядом с ним, - я люблю тебя.
- Я тоже, - услышал он ответ.
- Пора нам в нашу королевскую спальню, - он тихо засмеялся, - я устал там жить один, мне все напоминает о той жизни, о той жизни до той глупости, что мы с тобой сделали.
- Обещай, что больше ничего такого не повториться, - он ничего не мог прочитать в ее удивительных глазах.
- Клянусь самым дорогим, что у меня есть, - он подхватил ее на руки, гордо неся в их спальню, - я буду с тобой до самого своего последнего вздоха.
- Нет, Виктор, это я буду до самого своего последнего вздоха, - это прозвучало очень горько, но Диана чувствовала это, как и чувствовала, что вскоре все изменится.
₪
Октябрь 1933
Сердце до сих пор ныло, оно так и не перестало болеть. Ее давно все просили простить дочь, но сил на прощение у нее не было. После похорон она приказала спилить то дерево, с которого упала Кесси, чтобы оно не напоминало ей каждый день об этом. В ее душе поселилась меланхолия, она часами лежала на кушетке в гостиной, а ведь раньше она совсем не могла себе этого позволить, их дом всегда был полон гостей. Теперь все в гости приезжали в Грин-Хилл, не смотря на то, что все их дома были под Гилфордом. Иногда Аманда ненавидела Урсулу, у той благополучно все складывалось. Огромный дом, двое детей, муж, чего еще нужно Урсуле? Что еще в состояние утолить ее алчную душу? Артур сдувал с нее пылинки, исполняя ее капризы, а Энди, как собачонка бегала за ним, и как Урсула может терпеть это? Зачем она позволяет девчонке интересоваться такими не позволительными вещами, как медицина. И для чего она поощряет романтическую меланхоличную натура Чарльза? Теа и так не была покорной, а теперь они с младшей сестрой сделали из нее вторую Диану, личность склонную к глупостям. Самодовольное счастливое лицо выводило ее из себя. Но больше всего Аманда возненавидела сестру, когда та сказала, что ждет ребенка.
Вот плодовитая, как кошка! Только полгода назад они с Виктором вели друг с другом, как незнакомцы, а теперь она заявляет, что беременна. Ее младшая сестрица подарит мужу ребенка, а она больше не могла этого сделать, да еще и потеряла любимую дочь! Она все отдала этим двум неблагодарным девицам, а они не могут ее элементарно понять, думая только о себе. Они еще умоляют ее простить Теа, эту глупую невежественную девчонку! Аманда бросила взгляд на Теа, безусловно ее гардеробом, как и образованием занимался Виктор, совсем не жалея денег и времени на поиск учителей. Артур же тратил средства на ее развлечения: лошадей, книги, музеи и прочие малозначительные вещи. Абсолютно чужие люди взялись за воспитание Теа. Аманда была прекрасно осведомлена насчет влюбленности дочери, и старалась открыть глаза Диане. Муж-то ее неверен и рано или поздно сделает ее своей любовницей, невзирая на столь внушительную разницу и родство. Но Диана только тихо улыбалась, не давая ни положительных, ни отрицательных ответов.
Теа стояла рядом с Джорджем Хомсом, он что-то оживлено ей рассказывал. Теперь все их друзья стали гостить в Грин-Хилл, совсем позабыл об их обветшалом доме. У Йорков теперь всегда было много гостей, часто устраивали конные скачки, где иногда выигрывала Урсула, зимой катались на лыжах, и если образовывалась ледяная гладь, то непременно все подолгу резвились на льду. Портси все забыли, наступило время Йорков. Аманда еще раз взглянула на Теа, чтобы там не говорил Сайман, но ей уже никогда не простить ее. Поэтому-то она и отдалилась от мужа. Исчезла былая страсть, любовь померкла, осталась только обида. Она обвенчалась с горем, отрешившись от некогда любимого мужа, подарившего ей годы страсти и любви.
Теа засмеялась, Аманда отвернулась от всех, и решила уйти в дом, в доме она наткнулась на Веру, обнимающуюся в углу с мужем. Даже эта двуличная девчонка быстро померилась с мужем, а ее жизнь без Кесси пуста. Пуста и никогда не наполниться смыслом жизни. Если Каталина отчаянно искала жизнь, стараясь, как можно сильнее насытить себя ею, то Аманда, словно противилась ей, болезненно воспринимая ее счастливее знаки, порой она не хотела этой жизни. После таких мыслей она исступленно молилась, прося Господа о прощение. Она не знала, что могло бы вернуть ее на истинный путь, как и не знал Сайман. Он врач-психиатр не мог ей помочь, во-первых, она не хотела этого, а, во-вторых, ее ненависть к Теа убила любовь в нем к ней. Он не любил ее больше, а другая любовь еще не пришла. И прейдет ли она когда-нибудь? А может Теа смысл его жизни? Он решил помочь Теа осуществить все ее мечты, она достойна лучше. Осталась боль от того что умерла любовь. Какая же все-таки жестокая жизнь…
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги