Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

Пролог

иная временная нить - пять сотен гердрат от трубящего рога

Узкий бревенчатый мост покачивался над глубокой пропастью. Ходили легенды, что в той пропасти с самых ранних времен проживали лесные тролли. Одни из первых уродливых существ, созданных богиней Дану. Острые камни, вырастающие из потрескавшейся земли на дне ущелья, оживали, чувствуя приближение теплой крови и сырого мяса. Дану наделила их острым обонянием и ужасной неповоротливостью, чтобы наблюдать за тем, как тролли, не способные развернуться на узком мосту, пытаются схватить маленьких юрких людей.

Леса Приморского королевства таили в себе множество опасностей, и потому не многие могли себе позволить бесстрашно разгуливать среди высоких коренастых деревьев.

Вдруг чернеющие тени поползли по скалам, незаметно приближаясь к мосту. Вслед за ними шла босая женская фигура. Изгибы ее тела были спрятаны под темно-зеленой накидкой, ткань покрывала опущенную голову. В руках она держала два копья, кованых лапами нечисти. Тени зашипели у ее ног, извиваясь, точно клубок скользких змей. Мост беспокойно качался, когда женщина ступала по бревнам. Остановилась она, лишь достигнув середины.

— Звала? — ее голос был подобен шелесту созревающей листвы.

Она возвышалась в гордом одиночестве посреди лесной чащи на хлипком мосту, но стоило ее голосу разнестись негромким шепотом по округе, как рядом возникла старуха. В ее седых волосах, спускающихся к земле, запутались алые бусины. Платье созданное из тончайших нитей шелкопряда, развевалось по ветру, а морщинистое лицо по-доброму насмехалось.

— Звала, — проскрипела старушка.

— Что с тобой стало? — покачала головой женщина. — Кто бы мог подумать… богиню погубила любовь.

— Осуждаешь? — в ее голосе затеплилась улыбка.

— Как я могу осудить богиню? — спросила она в ответ.

— Век мой недолог. Ареморика больше не хочет видеть во мне богиню. Мне нужна твоя помощь, Моргана.

— Не зови меня так, — крепче сжала копья женщина. — Это имя наполнено ненавистью и людской злобой.

— Как знаешь, — равнодушно бросила старушка.

— Чем же фея может помочь богине? Не в моих силах исправить допущенные тобой ошибки.

— За все свое существование я ни разу не ошибалась. Я создала в этом мире веселье.

— Ты поселила в нем смерть.

— Невелика разница, — она махнула рукой в сторону пропасти. Послышалось негромкое завывание. Богиня улыбнулась. — Но я не хочу покидать этот мир, зная, что все, над чем я трудилась, будет разрушено. Загляни в будущее, Морриган. Исполни последнюю волю своей богини.

Тени взвились. Им не нравилось такое обращение к их хозяйке.

— У меня есть ответ на твой вопрос, — прошелестела Морриган. Поднялся сильный ветер, раскачивая мост сильнее. На небе заклубились серые тучи, а первые капли холодного дождя полетели на землю. — Грядет мрачное время, недолго нам осталось. Покуда престол принадлежит королю, ввергающему свой народ в жестокость, ни сын его, ни дочь, не знающие доблесть, не взойдут на трон. Жнец добродетели вернется, и когда с головой окунется в дурман апельсинового вереска, распахнуться пред истинным правителем Примории двери. Ценность, что дороже злата, найдет путь домой. Алчность погрязнет в топи и в расщелине бесстрастного суда вынесется громкий приговор: “Не бывать правлению династии Арагда”.

Пророчество, произнесенное на одном дыхании, удовлетворило богиню. Она улыбнулась, заполняя оставшееся пространство на лице морщинами. Резким движением руки она поймала упавшую с небес каплю в ладонь. Перекатывая ее меж пальцев, старушка задумчиво произнесла:

— Люди… Для чего они нам? Они глупы, тоскливы и оставляют после себя только скуку. Зачем даровать власть смертным?

— В них есть сострадание. То, чего лишены все созданные тобой твари.

— Сострадание, говоришь, — капля в ладони высохла. Богиня взглянула на небо, застыв в ожидании, — ты слишком молода, Моргана, и не понимаешь, что власть лишает людей сострадания. Впрочем, когда-нибудь ты узнаешь. А теперь… — с ее лица напрочь стерлась блуждающая улыбка, а в глазах взметнулась решительность. Тени у ног Морганы закричали, ослепленные светом, исходящим от богини, — ты найдешь того, в чьих силах свергнуть Арагда. Я не вмешиваюсь в дела смертных, да и доживаю свой последний век, зато ты, фея Морриган, прозванная в народе злой чародейкой Морганой, поможешь восстановить в Ареморике равновесие.

Морриган пораженно отшатнулась.

— Я не могу повлиять на исполнение собственного пророчества! — ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.

— Используй волшебство, дарованное тебе Ареморикой.

— Это невозможно…

— Если ты до сих пор так думаешь, то ты так ничего и не поняла, Моргана...

Этери

ЧАСТЬ I

Незнакомец

“Понадобиться очень много пастилы” - подумала Этери Фэрнсби, поправляя сползающие на кончик носа затемненные очки-прямоугольники. Небрежно придерживая одной рукой руль автомобиля, она прижимала плечом смартфон к уху, откуда, периодически с помехами, доносился голос Лилит Фэрнсби. Заснеженные вечнозеленые деревья вдоль трассы, сливались в один размытый белоснежный пейзаж, а обильный снегопад засыпал лобовое стекло. Стеклоочиститель работал, но все равно не поспевал за жуткими погодными условиями. Окно автомобиля было немного опущено из-за чего в салоне пахло морозным декабрьским утром.

— Ты приедешь? — спросила Лилит на другом конце провода.

— Я постараюсь, мама.

Этери взяла бумажный стаканчик с изображением белой сеточки гирлянды и сделала глоток кофе. Разум начал проясняться, кофеин забурлил в жилах. Лилит настаивала на ее присутствии на семейном рождественском ужине. С индейкой, высокой елью и пудингом с изюмом. Этери не любила семейные праздники. Как правило, в особняк ее родителей, единственное здание в городке Хоу-Хэль имеющее более двух этажей, съезжалось огромное количество людей. И все они до единого смотрели на девушку с любопытством и осторожным подозрением. Мать запрещала ей на таких мероприятиях снимать очки, но Этери наслаждалась испуганными совершенно нормальными глазами родственников, а потому просто не могла себе позволить пропустить такое веселье.

Врачи назвали эту особенность врожденной патологией. Депигментация радужки в молодом возрасте. Этери перечитала множество медицинских книг, чтобы смело заявлять - ее всю жизнь окружают шарлатаны. Депигментация редко проявляется частично, да и отклонение от нормы никак не может объяснить почему Этери видит то, что другие люди не замечают.

Ей было восемь когда она впервые увидела черные широкие ленты плотно прилипшие к коже ее одноклассника. Они опутывали его с ног до головы, особенно сильно обвивая шею. Этери, как и положено порядочному ребенку, сообщила Нэлу Трэнсту о том, что ему стоит чаще пользоваться щеткой. Девочка решила что это грязь. Нэл назвал ее чокнутой. В школе ее побаивались, все же мутная радужка глаз не имеющая цвета и неестественно широкий зрачок отпугивали потенциальных друзей, а после этого случая, ее еще чаще стали обходить стороной.

Нэл умер через месяц. Утонул в реке. Причем воды Нарва не были глубоки, в них спокойно можно было зайти по пояс и почувствовать ногами дно. Местный дознаватель Уолтер решил, что Нэл поскользнулся на гладких булыжниках и неудачно упал в реку. Конечно, мистера и миссис Трэнст эта новость не порадовала.

Лилит, узнав о смерти мальчика, выразила соболезнования миссис Трэнст. Немного нервно и дергано, но выразила. Возможно дело в том, что ни одну фигуру так не окружало туманом неизвестности, как Лилит Фэрнсби.

Много лет назад, аквалангисты нашли Лилит на дне Туманного озера. Ее грудь тяжело вздымалась, когда она пыталась вдохнуть. Женщине помогли выбраться на берег, довезли до ближайшего города, расспросили. Вот только Лилит не смогла ничего рассказать. Она помнила лишь свое имя.

Простоватое платье и летние босоножки тоже не могли дать ответов на вопросы, в отличие от кольца на безымянном пальце и его отсутствующая фаланга. То колечко странным образом притягивало к себе взгляд. Камень чем-то отдаленно походил на изумруд с вкраплениями кварца. Ободок был вытесан из какого-то минерала неизвестной породы. Лилит никогда не снимала это кольцо.

Этери узнала эту историю не от матери, а из вырезок старых газет. Лилит отказывалась отвечать на ее вопросы, да и не знала, как объяснить дочери то, чего не понимала сама. Поэтому когда маленькая Этери рассказала Лилит о лентах и странной смерти Нэла, она выронила из рук маленькую фарфоровую чашечку. Та разбилась вдребезги, украшая паркет из ясеня некрасивым кофейным пятном.

— Не придумывай, — сказала она тогда, присаживаясь, чтобы собрать осколки.

— Но…

— Тебе показалось, — Лилит резко вскинула голову, окидывая дочь высокомерным взглядом. Взрослые часто так смотрят на детей. — Нэл просто неудачно упал в воду. А то что ты увидела, всего лишь тень.

Этери точно знала, что видела. Ленты передвигались по телу Нэла, выплясывая смертельный танец. После того случая девушка часто замечала их, но больше никому не рассказывала.

Автомобиль одиноко пересек границы города и вскоре мчался по свободной дороге в сторону магазинчика “Книжное сознание”. Невысокие домики теснили друг друга, намереваясь заползти на территорию не принадлежащую им, автомобиль миновал галантерейную лавку старушки Хопкинс, и несколько излюбленных Этери кафетериев. Наконец, затормозив около дома выстроенного из красного кирпича, Этери припарковалась и вышла из машины, забыв замотать шею шерстяным шарфом. Утренний снег приятно хрустел под ее ногами, а снежинки путались в темных волосах.

Девушка приветливо улыбнулась невысокой ели украшенной гирлянадами и алыми лентами. По пути выхватив одну из них, поднялась на крыльцо, и толкнула дверь, стараясь не задеть хлипкий венок из елочных ветвей, висевший на старом гвозде.

В магазинчике пахло жжеными яблоками, книжной пылью и корицей.

— Доброе утро, — из-за длинной торговой стойки появился низенький старичок в смешном красном колпаке и с длинной седой бородой. Мистер Ли помахал Этери и выставил перед собой бумажный пакет с яблоками в карамеле, усыпанными разноцветной крошкой.

Авалона

иная временная нить - шесть сотен гердрат от трубящего рога

(примечание автора: дьерд - военный, командующий собственным отрядом всадников;

хьенд - всадник высшего звена, направляет войска во время военных действий, командир первой армии;

хэлл - обращение к мужчине в империи;

хэлла - обращение к женщине)

Бесчеловечность.

Авалона, женщина по прозвищу Чернеющая сталь, сидела в огромном шарообразном помещение и слушала крики боли. В чертоге Алой Инквизиции раздавалось эхо голоса Святого Деррака. Мужчина, облаченный в доспехи и алый плащ по которому змеилась эмблема Алой Инквизиции, склонился над маленьким зеленым существом и через каждые несколько слов вонзал в его кожу острозаточенные железные иглы. Феи жили несколько сотен гердрат, и чтобы убить их, следовало сначала обескрылить. Нет ничего более ужасного для фейри, чем потерять крылья. И Алая Инквизиция это знала. Она знала, что фейри боятся железа, и потому святые никогда не снимали железные доспехи. Авалона считала инквизиторов трусами, не способными сразиться с врагами в честном поединке. Им не был известен кодекс чести, да и ей, по-хорошему, он должен быть неизвестен.

Показательные казни. Авалона их не любила. Все всадники культа Морриган должны присутствовать в зале. Видеть пытки тех, кого они самолично сдали на руки Алым. Как же это мерзко. Их учили ненавидеть, взращивали в этой ненависти, чтобы сделать из них оружие. Омерзительная политика империи Сион.

Но были и те, кому доставляло удовольствие видеть корчащийся от боли маленький народец. Авалона кинула взгляд в сторону парня, сидевшего рядом с ней. Фонзи Баррад, чье имя мечника Воитель Пламени, улыбался, наслаждаясь каждой секундой мучений феи. В его глазах горел искрящийся огонь ненависти. Он распалялся с каждым мгновением, с каждым криком феи. Фонзи улыбнется еще шире, когда сердце феи перестанет биться. Он служил империи верой и правдой, никогда не щадя своих врагов. Но смертоноснее его ненависти было лишь равнодушие другого всадника.

Визг тоненького голоса феи стал громче. Она размахивала маленькими ручками, и каждый раз, когда она обжигалась о спинку железного стула, к которому была привязана цепями, раздавался нечеловеческий вой.

Авалона отвернулась, но жесткая хватка пальцев вернула ее подбородок к отвратительному зрелищу пыток.

— Смотри, — не разжимая бескровных губ, произнес мужчина, восседающий с прямой, как палка спиной по другое ее плечо. — Нам нельзя проявлять слабость при них.

— Убери руку. — Авалона дернула головой. Густые волосы цвета сухой коры кедра разметались по плечам. Несколько красных бусин, вплетенных в мелкие косички выпали и прокатились по паркету. Хватка ледяных пальцев не пришлась ей по душе. — Непозволительное поведение в отношении дьёрда.

— Меня всегда поражала твоя целеустремленность, — спокойно заметил он. — До церемонии ты никто, хэлла. Такой же обычный солдат, как и мы все.

Авалона криво усмехнулась.

— Пожиратель душ мнит себя обычным солдатом. Ты слишком хорошего мнения о себе.

Он ничего не ответил, просто смотрел на Святого Деррака, не моргая. Под куполом чертога порхали маленькие синеглазые птички. Их верхнее оперение обладало красивым насыщено-голубым отливом, а расположенные под хохолком перья казались чернее ночи. Голубые сойки никогда не покидали это место, из-за чего чертог Алой Инквизиции прозвали Гнездовьем. Одна из птичек, самая маленькая и юркая, отделилась от стаи и стремительно подлетела к Авалоне. Птичка парила в воздухе прямо перед ее лицом. Авалона поморщилась, отмахиваясь от нее рукой. Сойка отлетела к противоположной стене.

Пытки феи утомили девушку. Взгляд вновь заскользил по залу. В первых рядах она заметила девчушку, что была одета в точно такие же зеркальные доспехи, как и у всех всадников культа, но на ней блестящая кираса смотрелась донельзя нелепо. В карих больших глазах застыли слезы. Авалона нахмурилась. Хэлла помнила это маленькое и слабое существо, чудом прошедшее все этапы подготовки в Часовых Городках. Старшие по званию всадники страдали дурной привычкой делать ставки на выбывание новичков. Как правило, из сотни детей под конец обучения оставалось не более двух десятков. На Фейт поставили почти все, и только хьенд Хагалаз, всадник высшего звена, задумчиво проговорил:

— Ее сердце бьется в ритме храбрых.

Авалона никогда не слышала от него более лестных слов. Хагалаз Кадоган обучил их многому. Его методы могли показаться местами жестокими, но если бы не он, они все погибли бы на первом этапе обучения. Авалона покачала головой. Эта девочка не должна находиться в Гнездовье. Здесь сидят люди с черствыми сердцами. Их чувства заморожены многолетней ненавистью. Все это показалось хэлле неправильным.

В другой части чертога находился еще один человек, не знающий пощады. Западные корни вкупе с жесткими взглядами империи выковали из него идеальное смертоносное оружие. Кевин - единственный мужчина из всадников культа Морриган, который не отращивал волосы, а наоборот, намеренно сбривал их. Его загорелая кожа с бронзовым отливом стала в диковинку коренным сионийцам. В часовых городках на мальчика смотрели, как на заморский фрукт. У него был приятный голос с журчащими акцентными нотками и обаятельная улыбка.

Этери

Олень постучался в панорамное окно. Желто-коричневые глаза не сводили бездумного взгляда с Этери. Она стояла в нескольких шагах от окна, находясь по другую сторону стекла, держала в руках глиняную кружку с ароматным кофе, а с ее плеч свисал флисовый плед. Темные очки-прямоугольники съехали с переносицы. Этери поправила их нервным движением. Олень начал бить копытом по веранде, отошел назад и снова стукнулся лбом о стекло. Его рога были обрубленными, а серая шерсть казалась припорошенной пеплом.

За всю свою жизнь в доме в лесу девушка не раз встречала лесных обитателей. Охота - одна из ее слабостей. Лицензированное охотничье ружье всегда находилось под рукой, но в этот раз Этери даже и не подумала о том, чтобы пристрелить пытающегося вломиться к ней в дом оленя. Странное поведение зверя ее насторожило.

Этери стянула очки и хмуро взглянула на него. Олень замер, прислушиваясь к крику пролетающего мимо косяка птиц и неотрывно рассматривая затуманенные глаза девушки, а затем стремительно бросился бежать в чащу. Тяжелый вздох был единственным шумным звуком в доме.

Так происходило всегда. Ее бояться. Животные чувствуют исходящую от нее энергетику смерти, а люди страшатся ее взгляда. И пока люди боятся Этери, она боится их.

Этери потерла уставшие глаза, сложила очки, убирая их в чехол, и одним глотком осушила кофе. Все, на сегодня достаточно странностей. Пора ложиться спать, хотя она так не любила это делать.

Прежде чем забыться беспокойным сном, девушка долго ворочалась. Она никак не могла забыть таинственного незнакомца из книжной лавки. Казалось, даже сейчас каждый миллиметр ее тела будто бы сканируется его тяжелым взглядом. За ней наблюдают? Ощущения слежки и тревоги не покидало ее с того самого момента. Этери поплотнее укуталась в теплый плед, свернулась комочком и уснула.

Каждые три дня она видела одно и то же сновидение, которое, словно заезженная пластинка, повторялось снова и снова. Это длилось на протяжении многих лет, и при желании Этери могла бы пересказать его наизусть.
Сначала она появлялась на лесной опушке. Высокие деревья-гиганты шелестели яркой зеленой листвой, а неподалеку тишину леса нарушало журчание ручейка. В воздухе искрила мощная энергия. Будто бы сотни электрических зарядов пронзали ее кожу.

Этери никогда не принимала участия во сне и даже не хотела в нем появляться, но какая-то непреодолимая сила заставляла ее раз за разом окунаться в одни и те же события.

Вот из маленького, сложенного из кирпича домика выходит молодая девушка, немного моложе самой Этери. Ее распущенные волосы цвета вороньего крыла блестят в лучах далекого солнца. На ее простом хлопковом платье искусно вышиты цветы сирени. Девушка улыбается и протягивает руки к проплывающим мимо облакам, не замечая позади чей-то пристальный взгляд, от которого даже Этери становиться жутко.

— Я же обещал, что найду тебя, любовь моя. — Низкий властный голос заставляет ее вздрогнуть.

Она тревожно оборачивается, замечая мужчину, скрытого в тени вечнозеленого дуба. Мужчина отталкивается от ствола дерева и медленно бредет к замершей девушке. Он высок, крепко сложен. Короткие золотые пряди волос убраны назад. У него острый подбородок и резкие черты лица, о которые можно порезаться. Глаза словно теплое летнее небо, но в них не чувствуется глубины, только застывший голод и алчный блеск.

— Элена, — произносит он мягко, подбираясь все ближе.

— Елена, — машинально поправляет она, все еще не сходя с места. — Что вам от меня нужно?

Этери чувствует ее растерянность и замешательство, но не страх. Она не боится этого мужчину. Просто опасается.

— Я пришел задать вопрос.

— Мой ответ “нет”, — отвечает она, не раздумывая.

— Ты не услышала сам вопрос, — тихо смеется он. Этот смех пробирает до самых костей.

— Полагаю, он не изменился с нашей последней встречи, — она делает шаг назад, но мужчина ловит ее руку, не желая отпускать, — пока существуют все звезды, от Мориона до Небесной Дивы, я никогда не стану вашей женой.

— Почему? — вкрадчиво спрашивает он, сжимая руку девушки чуть сильнее. Высвободиться у нее не получается. — Кого ты пустила в свое сердце, Элена?

— Я предана только самой себе, — с вызовом отвечает она, — но замуж за вас не пойду.

— Причина в любви? Ты ведь не любишь меня так, как люблю тебя я?

— Верно. Но причина не в этом, — она подошла ближе и положила руку на его шелковую рубашку. Туда, где должно биться сердце. Любого, кто посмел бы провернуть подобное, сразу ждала расплата. Этот человек слишком высоко ценил свою жизнь. Но от ее рук он готов погибнуть, — вы мните себя героем, но ваше сердце черно. Я вижу в нем только смерть и мглу.

Она брезгливо отдергивает руку, отряхивая ее, будто испачкавшись. И мужчину это задевает. На его лице написана ярость, а голубые глаза темнеют от неконтролируемых эмоций. Он хватает Елену за волосы, силком притягивая к себе, и шепчет в губы, обжигая жарким дыханием:

— Ты принадлежишь мне по праву.

По губам девушки алым, словно спелая вишня, проскальзывает мимолетная улыбка, но тут же исчезает. Она знает, что он имеет в виду, и если следовать условностям – он прав. Но она никогда им не следовала.

— Вам принадлежит все, но не моя воля, — отвечает она, и не думая вырываться. — Вы самонадеянный и жалкий. Вы трус, заполучивший власть. Но власть не есть любовь. Вспомните об этом в следующий раз, когда будете звать меня замуж.

— Следующего раза не будет! — рычит он и, не обращая внимания на сопротивление, целует Елену. Возможности отстраниться нет. Одна его рука крепко прижимает ее к себе, а другая болезненно удерживает волосы. Собственнический поцелуй наполнен ядом, он словно оставляет на ее губах несмываемую метку «мое».

Холодные губы мужчины грубы, как и он, они не хотят слышать чужую волю. А Елена, осознав свое бессилие, пытается вложить всю свою ненависть, скрытую в душе. И он чувствует ее презрение, которое только распаляет его чувства сильнее. Он хочет обладать этой женщиной, а значит, получит ее.

Хагалаз

иная временная нить - шесть сотен гердрат от трубящего рога

По-военному, быстро и бесшумно хьенд шагал по коридорам дворца правящей семьи императора. Он ступал по короткому ворсу красного ковра, вдоль стен тянулись картины, портреты династии Вардан. Сводчатые потолки уходили вверх, выделяясь рельефными выступами. Хагалаз отлично ориентировался во дворце, хотя бывал тут не часто. Большую часть времени хэлл проводил в Часовых Городках - небольших поселениях, предназначенных для обучения юных всадников. В Часовых Городках дети познавали искусство войны и получали бесценные знания о бесконечном течении времени. Их обучали не только бесцельно махать мечом, но и иноземным языкам, культуре, ориентировании на местности. К тому же юные всадники насыщались духовно. Они ежедневно медитировали и изучали священные труды Морриган.

Невольно Хагалаз вспомнил Авалону Кэрролл. Маленькую и юркую девчонку с острым языком и со своей неизменной непокорностью. Из нее вышел отличный воин, как хэлл и предполагал. На самом деле Хагалаз солгал всего раз в жизни, когда впервые повстречал ее. Ему было любопытно, как девчонка отреагирует на его выпад. Она отличалась от других. Дети боялись всадников высшего звена и только в глазах Авалоны не было страха, лишь какая-то нелепая решимость. Он сказал, что ее ждет смерть, а она пообещала доказать обратное. Вспомнив лицо Авалоны, Хагалаз позволил себе легкую улыбку. Она еще покажет себя, но некое предчувствие опасности не оставляло мужчину. Возможно, из-за скорого политического приема делегации Дэхарт иль Зоро. Император принял решение вступить в коалицию с иноземцами, объединиться против Приморского королевства.

Хагалаз не одобрял скорое начало боевых действий, тем не менее, понимал необходимость данного решения. Не так давно их информаторы сообщили, что Примория начала ослабевать. Несмотря на то, что король Артур окружил себя проклятыми созданиями Дану, ему на войне не поможет даже волшебство. Империя припрятала несколько тузов в рукаве, и Артуру они ой как не понравятся.

Коридор заканчивался тупиком. Мраморные пилястры поддерживали уходящую вверх арку, а впереди к стене было приставлено зеркало. По краям оно было обработано фацетом, свет мягко струился сквозь стекло. Хагалаз остановился, рассматривая свое отражение.

“Надо бы побриться”, — подумал он, проводя большим пальцем по отросшей щетине.

— Мы кого-то ждем? — пропел женский голосок у него над ухом.

Хагалаз вздохнул и повернулся к Аврелии. Женщина стояла у него за спиной.

— Давно ты за мной идешь?

— Достаточно, чтобы понять, что ты вновь увяз в своих размышлениях, — ядовито улыбнулась она, — Ты бы не заметил меня даже приставь я копье к твоему горлу.

— Не будь столь уверена в себе.

Хагалаз отвернулся и подошел ближе к зеркалу, затем он надавил на скошенные углы, и зеркало медленно отъехало вперед и в сторону. Перед ними предстал еще один коридор, который заканчивался гигантским помещением.

Зал Совещаний.

С потолка на полупрозрачных нитях спускался десяток железных рунических колец абсолютно разных размеров. От рун исходило яркое сияние, затапливая помещение белоснежным светом. Вдоль зала вверх уходила круговая лестница, а на стенах размещались стеллажи с книгами. Их было так много, что понадобилось бы несколько гердрат только чтобы сосчитать их. Пол, состоящий из каменной плитки, также был испещрен рунами. А в сердце зала, прямо под самым большим руническим кольцом, находился обитый металлом стол, заваленный картами и бумагами. Во главе стола Хагалаз приметил Филберта и направился к нему.

Как и все хьенды Филберт почти никогда не снимал свои черные доспехи. На его оплечье, царапая доспех острыми когтями, сидел белый ворон. Птица сильно контрастировала с цветом доспеха. Йера, а именно так величали ворона, встрепенулся, громогласно каркнул и взлетев, стал кружить над столом.

— Гадкая пташка, — скривилась Аврелия. Она бросила копье на стол, опустилась рядом с Филбертом и, откинувшись на спинку стула, закинула ноги на стол. — Что думаешь? — спросила она, разглядывая карту Приморского королевства.

Хагалаз присел на краешек стола и, запрокинув голову, взглянул на кружащего под потолком Йеру. Ворон несколько раз каркнул, продолжая беспокойно летать.

— Я спрашивала про посвящение, — женщина закатила глаза, — а не про то, что ты думаешь обо мне.

Аврелия уставилась на Филберта. Тот лишь пожал плечами. Когда-то давно, когда Фил был простым всадником, что-то такое произошло в его жизни, что заставило его принять обет молчания. Хагалаз ничего не знает о тех событиях. Они никогда не были друзьями. Более того в часовых городках они постоянно соперничали между собой. Но то дела минувших дней. Сейчас же Филберт сильно изменился. Теперь его голос зовут Йера.

— Она ведь твоя ученица, Хагалаз? — беспечно продолжала хэлла, — Я видела твой взгляд. Милая девочка. Любопытно, как долго ты будешь оплакивать ее труп?

— Мы не настолько близки, — холодно проговорил он.

— А что насчет твоего сына? Если девчонка не справится, он умрет на войне. Тебе стало страшно, когда она назвала его имя?

Аврелия Лангс, она же Аврелия Непобедимая - это волк в овечьей шкуре. Хэлла обожала играть с людьми, выводить их из себя, впитывать их негативные эмоции. Ее внешность совершенно не подходила ее дурному характеру. Она забавлялась, и только Хагалаза и Филберта резкие слова никогда не задевали.

Этери

“Что я здесь делаю?”, — задавала себе один и тот же вопрос мисс Фэрнсби. Девушка, укутавшись в пальто, сидела в машине. Печку пришлось выключить, чтобы не расходовать бензин. Разумеется, Этери уже знала ответ на свой вопрос, но никак не хотела озвучивать его. Она убеждала себя, что всего лишь волнуется о матери, а не о ее прошлом.

Еще Этери никогда бы не призналась, что, не смотря на весь тот первобытный ужас, который вселял в нее Элфи де Флуа, она все еще продолжает искать ответы на свои вопросы. Он почти в открытую угрожал ей, но когда ее это останавливало?

И теперь она здесь, у подножия заснеженного холма. Вблизи Хоу-Хэля множество возвышенностей, но только одно из них прозвали Сидом. По городу сновала глупая легенда, что любой, кто поднимется на вершину Сида в полночь, обречен попасть в преисподнюю. Этери не верила в глупые сказки, но она видела явление смерти и сама не понимала, почему все еще продолжала ставить под сомнение существование всего мистического.

Она сделала глоток кофе из бумажного стаканчика, купленного по дороге, и довольно зажмурилась. Горячий напиток согревал ее, пока за окном завывала вьюга. В последние несколько дней сильно распогодилось. Этери кинула взгляд на часы. Ровно полдень. Не пора ли ей совершить вылазку на вершину Сида? Лилит и мистер де Флуа уже должны были встретиться. Если она пришла, конечно. Если же нет, Этери сама вытрясет из парня правду. Она чувствовала, что за ней стоит нечто важное. Как минимум объяснение, почему она такая? Почему видит ленты? Почему может предсказывать смерть? Почему ее глаза бледны и… почему ее боятся?

Девушка так желала получить ответ, что ее не остановила даже отвратительная погода. Она просто застегнула пальто на все пуговицы, вышла из машины и начала подъем на вершину по узкой дорожке. Чем выше она взбиралась, тем отчетливее становились слышны голоса. Значит, Лилит все же пришла. Этери удивилась. Обычно ее сложно заинтересовать чем-то настолько, чтобы она поступилась со своими принципами и вышла из дома во время вьюги.

Этери остановилась, не дойдя несколько метров до вершины. Она привстала на цыпочки, дабы взглянуть на них так, чтобы ее не заметили. Элфи де Флуа бросился ей в глаза сразу. Парень был одет в тот нефритовый костюм, в котором он был в первый день их знакомства, и кашемировый шарф. Верхней одежды на нем не было. И как ему не холодно? Должно быть, его греет яркий свет, что неизменно сопровождал его.

Лилит Фэрнсби была одета соответствующе погоде - в теплую шубку и джинсы. Они стояли друг напротив друга словно дуэлянты.

— Я рад, что вы доверились мне, — произнес Элфи. От одного взгляда на него Этери стало холодно.

— Сложно назвать доверием банальное любопытство, — Лилит, как и всегда, сдержана, но правдива.

— Вы пришли, большего желать я не могу, — его глаза опасно блеснули.

— Давайте перейдем ближе к делу. Надо сказать, место для встречи вы выбрали неудачное.

Мистер де Флуа усмехнулся.

— Поверьте, лучшего места не найти, — он подошел к Лилит, снег захрустел под его ногами. — Давайте договоримся: я начну рассказывать, а вы не будете меня перебивать, даже если то, что я скажу…покажется вам необычным.

Мама патетично кивнула.

— Перенесемся на двадцать пять лет назад, в тот день, когда вас вытащили из озера и доставили в ближайшую больницу. Когда вы очнулись, Лилит, то первое, что вспомнили - это свое имя, а все остальное оказалось сокрыто пеленой забвения. Что примечательно, вы не испугались этого. Должно быть, — он сделал паузу, — раньше вам доводилось принимать участие в более непонятных событиях. Затем вы посмотрели на свои руки, красивые и аккуратные, и обнаружили, что чего-то нехватает, будто бы часть вашего существования оказалась похищена.

Лилит вздрогнула, но не от холода. Она подняла полный непонимания взгляд на Элфи. Торжествующая улыбка плясала на его губах. В газетах писали о женщине, потерявшей память, женщине, застрявшей на дне озера, и женщине, носящей под сердцем дитя. Но ни одним предложением репортеры не обмолвились об отсутствии фаланги на безымянном пальце. Даже родственники Джона не знали об этом. Мама всегда ходила в перчатках и так же, как Этери не снимала очки, Лилит не снимала перчатки.

— Вы чувствовали себя неполноценной, правда? — продолжал Элфи. — Будто бы кто-то очень опасный похитил ваше прошлое, — он наклонился вперед, его голос стал тише, — когда вы смотрите на этот мир, не возникает ли у вас ощущения сюрреалистичности происходящего? Вы думаете: “Что я здесь делаю?”, и этот вопрос сводит вас с ума.

Этери смотрела на мать и не узнавала. Выражение ее лица стало таким печальным, что казалось, она вот-вот заплачет.

— Кто вы такой, дьявол вас дери? — спросила она дрожащим голосом.

— Я уже назывался. Мое имя Элфи, и я не из этого мира.

“Сумасшедший”, — подумала Этери, набирая в телефоне единый номер органов правопорядка. Но прежде чем нажать на клавишу “вызов”, она снова посмотрела на мать. Лилит не высказала ни малейшего удивления. Она не боялась, напротив, поддалась вперед.

— Вы верите мне?

— Я не знаю, — полушепотом сказала Лилит. Резкий порыв ветра уносил ее голос вдаль.

— Хорошо, — он улыбнулся самой светлой своей улыбкой, — вы тоже Лилит. Вам здесь не место. Этот мир не ваш дом. Меня послали только для того, чтобы вернуть вас домой, в родные края.

Авалона

ЧАСТЬ II

Предатель

иная временная нить - шесть сотен гердрат от трубящего рога

Авалона прищурилась, стараясь рассмотреть темный Зал Совещаний. Слабый свет, источаемый рунами, не помогал ей. Постояв на месте и привыкнув к темноте, она заметила огонек и женскую тонкую фигурку во главе стола. Аврелия увлеченно рассматривала карту Империи Сион. В ее руках находился подсвечник, восковая свеча почти догорела. Авалона приблизилась к ней, склонив голову в почтительном поклоне.

— Вы звали меня?

Аврелия взглянула на дьерда, тепло улыбнувшись. На ней не было привычных доспехов, что редкость для хьендов. Женщина красовалась в полупрозрачном светлом платье с открытыми плечами и легкой длинной накидкой с капюшоном, по периметру которой змеилась черная блестящая вышивка. Светло-русые пряди у лица были забраны назад острой заколкой.

— Да, — она кивнула, — присядешь?

Хэлла удивилась, но опустилась на стул, стоящий рядом.

— Авалона, хочу поздравить тебя с новым званием. Я много слышала о тебе от Хагалаза.

— Он рассказывал обо мне? — нахмурилась она.

— Разумеется, ты его лучшая ученица. Талантливая всадница, обладающая… интересными способностями.

— Вы о том, что произошло в Часовом Архиве? — сразу поняла Авалона. — Я не сделала ничего предосудительного.

Авалона уже приготовилась отбиваться от обвинений, как вдруг Аврелия наклонилась, накрыла ее ладонь, покоящуюся на столе, своею и послала ей добрую улыбку. Прикосновение обожгло раскаленным металлом и Авалона выдернула ладонь.

— Я верю тебе и не разделяю подозрения Хагалаза. Все мы поклоняемся Пресвятой Морриган, и кто, как не она, могла спасти свое дитя. Мне очень жаль, что тебя не понимают.

Хэлла растерянно взглянула на хьенда. Когда последний раз с ней были так добры? Она уже много лет не слышала ни единого слова поддержки. Слова просто были ей не нужны. Хагалаз учил быть стойкой, закалял характер дисциплиной до тех пор, пока вместо сердца у нее не образовался кусок железа. Но даже тогда она не получила его одобрения. Он посчитал ее слабой, предложил струсить, сбежать, и как оказалось, никогда не верил в нее. Авалона относилась к хэллу с опаской, но от слов Аврелии сердце неприятно царапнуло. Маленький ребенок внутри нее смотрел на учителя широко распахнутыми глазами, восхищаясь его силой. Она не имела права восхищаться им, но не могла заставить себя возненавидеть. Зато теперь она нашла хорошую причину для этого.

Внешне Авалона не выдала своих эмоций, зато внутри они кипели.

— А вы? — вдруг спросила она. — Вы меня понимаете?

— Я очень стараюсь. Ты напоминаешь мне одного человека, и я не хочу, чтобы ты совершила те же ошибки, что и он.

— Поверьте, я никогда не ошибаюсь, — Авалона напряженно улыбнулась. Рука Аврелии, лежащая на столе, дрогнула.

— А ты уверенная девочка, — хоть она и не переставала улыбаться, но доброта исчезла из ее голоса.

На секунду показалось, что Аврелия пытается подавить ее. Сила хьендов воистину ужасала. Не каждый мог находиться в одном помещении с ними. Хьенды не совсем обычные люди, от них исходила мощная энергия, и Авалона напряглась, чувствуя, как эта сила давит на нее.

Хэлла поднялась со стула, не сводя пристального взгляда с Аврелии. Может быть, Авалона и не такая сильная, как хьенды, но она не даст им себя подавить.

— Ты поймешь скоро, — сказала женщина, наблюдая за каждым ее действием. — А теперь поговорим о насущном. Вчера на территорию империи прибыла делегация западного государства Дэхарт иль Зоро, чтобы обсудить последние детали и подписать конвенцию. Мы объединим силы с иноземцами и используем их, чтобы войти на территорию в Приморского королевства.

Авалона подозревала, что империя собирает силы, чтобы начать военные действия, но не думала, что это произойдет так скоро. Все гораздо хуже, чем она могла себе представить.

— Твоя задача проста, — она встала и, обогнув стол, оказалась напротив, — несмотря на пакт о ненападении между нашими странами, империя не может доверять всем. Даже своим союзникам, — Аврелия указала на карту, — я поручаю вашему отряду патрулировать северную границу, где протекает река Никс. О любых несанкционированных действиях ты сразу должна сообщить мне.

Пока Аврелия посвящала юного дьерда в нынешние дела империи, Авалона заметила, как рядом что-то блеснуло. На карте стояла стеклянная фигура коня. Эта вещица показалась ей смутно знакомой. Она манила, притягивала к себе взгляд. Где же она могла видеть ее раньше?

— Все понятно? — голос Аврелии прозвучал слишком близко. Авалона оторвалась от созерцания фигуры и увидела лицо хэллы совсем рядом с собой. Когда она успела подойти?

— Да.

Девушка поклонилась, выражая почтение, и развернулась, чтобы покинуть Зал Совещаний, но не смогла ступить и шагу. Вопрос сам сорвался с ее языка.

— Что это? — она кивнула на фигуру.

Аврелия взглянула на фигурку коня. На ее лице расцвела улыбка, но глаза… глаза не улыбались.

Этери

“Навсегда”, — набатом прозвучало у нее в голове.

— Вы вернете меня домой немедленно! — прошипела Этери и для достоверности даже топнула ногой.

Элфи де Флуа скрестил руки на груди и гадко улыбнулся. Ну конечно, он не собирался ее никуда возвращать. Она помешала его очень важным планам и теперь вынуждена терпеть этого нахала. А ведь Этери всего лишь испугалась за маму. Разве это плохо - защищать своих родных?

Не дождавшись ответа, Этери развернулась и побрела в сторону леса. Правда, далеко уйти не успела. Элфи стремительно перегородил ей дорогу. Это произошло так быстро, что казалось, не прошло и секунды. Вот она идет по мягкой, чуть влажной траве, а в следующее мгновение утыкается носом в плечо Элфи.

— Как вы это сделали? — сердце Этери замерло и снова забилось в удвоенном темпе. Она даже потрогала его плечо, чтобы убедиться, что он настоящий.

— Сделал что?

— Секунду назад вы находились около реки, а теперь стоите передо мной.

— О, все очень просто. Я умею ходить.

Щеки Этери заалели. Рядом с Элфи ее всегда переполняли эмоции, и почему-то исключительно негативные. Она никак не могла объяснить самой себе, как оказалась здесь. Не могла объяснить быстрые перемещения Элфи. И не понимала, почему ее так… тянет к нему? Непреодолимая сила заставила ее сделать шаг, сокращая расстояние. Его черные глаза удивленно распахнулись. Он не ожидал от нее никаких действий, но девушка не могла остановиться. Он казался идеальным, а Этери в идеалы не верила.

— Вы лжете, нет такого места, из которого нельзя выбраться, — произнесла она,пронзая его пристальным взглядом.

— К сожалению, дорогуша, — он отстранился, но остался стоять рядом, — даже если бы я хотел тебе солгать, то не смог бы. Тебе придется свыкнуться с тем, что ты застряла в Ареморике на целую вечность. Лилит же как-то приспособилась к вашему миру. Возьми пример с мамочки.

— Я ничего не понимаю… — с отчаянием прошептала Этери.

— Разумеется, не понимаешь, — поджал губы Элфи, — ведь ты обычный человек, — фраза из его уст прозвучала подобно оскорблению. — Хорошо, — он смягчил тон и даже улыбнулся, — я расскажу тебе, а вот верить или нет, уже будешь решать сама. Хотя я и считаю, что твой человеческий мозг будет не в силах принять мои слова за правду, будет интересно дать тебе шанс. Двадцать пять лет назад Лилит появилась на дне озера так, словно ее не существовало раньше. Я ведь прав?

Этери молчала.

— Прав, — подтвердил он свои же слова усмешкой, — все потому что, Лилит и не существовало. Никогда. В вашем мире нет. Но в нашем… — Элфи замолчал, о чем-то размышляя, и только потом продолжил, — Что ты вообще знаешь о других мирах?

Он застыл в ожидании ответа. На секунду Этери почудилось, что она вновь оказалась на школьном экзамене, к которому не подготовилась.

— Колонизация планет?

— Нет, — раздраженно закатил глаза парень и проворчал, — чему вас только учат на той стороне? Забудь. То место, где ты сейчас стоишь, зовется Ареморикой, а то, где ты родилась - другой стороной. Они находятся в одном пространстве, но разном времени, поэтому никогда не пересекаются. С другой стороны очень легко найти путь в Ареморику. Заблудшие души здесь не редкость. А вот из Ареморики выбраться почти невозможно.

— Как такое может быть?

— Это очень легко, если твой мир разумен. Ареморика просто не пускает никого обратно. Как только твоя нога ступила на ее территорию, на тебе образовывается клеймо, не дающее покинуть ее.

Этери оглядела себя на наличее всякой дряни, чем вызвала приступ истерического смеха у Элфи.

— Клеймо невидимо, — сказал он, отсмеявшись.

— Вы сказали “почти”, — поморщилась Этери, — значит, выбраться все же можно.

— Можно, — его улыбка стала коварнее, а голос более завораживающим, — нужно заплатить цену. Плоть и кровь. Ареморика не отпустит тебя просто так, ты должна будешь оставить здесь частичку себя. Думаешь, почему у Лилит нет половины пальца?

Этери прерывисто выдохнула. К горлу подкатила дурнота, стало холодно, словно она вновь вернулась в зимний Хоу-Хэль. Слова Элфи безумны, но они могут служить разумным обоснованием, почему вокруг матери столько странностей. Если за переход на другую сторону нужно заплатить цену, то Лилит заплатила сполна.

— А память? — слабым голосом произнесла Этери. Она не смотрела перед собой, разглядывала траву под ногами. — Почему она ничего не помнит?

— Прощальный подарок от Ареморики. Если помнить о двух настолько разных мирах, то рано или поздно можно сойти с ума. Лилит оказалась слишком привязана к дому. Возможно, потому что появилась ты, ее персональное напоминание о прошлом. Поэтому она не находила себе места, и ее вечно преследовали навязчивые мысли.

Элфи не был знаком с Лилит, но то, как он описывал ее… Выходит, незнакомый Этери человек знал о ее матери гораздо больше, чем она сама. И на Сиде он говорил правду, ему было известно то, о чем Лилит могла только догадываться.

— Почему она бежала?

В ответ Элфи лишь усмехнулся.

— Поверь, если бы Лилит была самым обычным человеком, я бы и пальцем ради нее не пошевелил.

Фонзи

Ласковые предрассветные лучи заиграли бликами на лице молодого парня. Он поморщился и сонно перевернулся на другой бок, утыкаясь носом в спину лежащей рядом девушки.

“М-м, девушки?”

Он распахнул глаза, несколько раз моргнул, с интересом разглядывая спящее рядом тело. Точеная фигурка, изящные изгибы обнаженной талии и каштановые волосы, неидеальные, а чуть тронутые волной. Вкус у него всегда был превосходный. Эта мысль повеселила, заставляя ухмыльнуться. В каком-то необъяснимом порыве Фонзи зарылся носом в ее волосы, глубоко вдыхая их аромат. Они пахли ванилью и черникой. Слишком приторно, слишком сладко. Парень облизнулся. Казалось, на губах до сих пор ощущается ее сладость.

Но все же она не его мышка.

Что ж, как бы им ни было хорошо вместе, но пора отправляться на границу. Парень откинул одеяло и тихо, так, чтобы не разбудить даму, спустил ноги на пол. На осмотр комнатушки времени не осталось, поэтому он по-военному быстро оделся, стараясь не греметь стальными доспехами, затянул все ремешки, проверил меч в ножнах и, взяв посеребренный шлем, направился к окну.

Второй этаж, какая удача. Доспехи хоть и выглядели тяжелыми, но весили до преступного мало, а спуститься с такой высоты особого труда не составит. Одно движение и его ноги коснулись тротуарной плитки.

Утренняя Коэтра, столица Континентальной империи Сион, может показаться недружелюбной. Высокая часовня, выстроенная из мелкозернистого белого мрамора, отбрасывает на большую часть города мрачную тень. “Преподобная Мориган видит все”, - так говорят часовые, покидая часовню через центральный вход. Впрочем, часовые много чего говорят, но сомневаться в их словах никогда не приходилось.

Главным достоянием Коэтры являлись Отмеряющие Время, высеченные на внешней стороне часовни. Своего рода шаровидный калейдоскоп, состоящий из тринадцати стрелок и шестидесяти восьми символов. Именно туда направил свой взгляд парень, и то, что он увидел, ему не понравилось.

— Опоздал, — вздохнул он и тут же услышал едва различимый свист. Рядом с его ухом пролетел стилет, вонзаясь в кирпичную стену дома. Он задел мочку, и крупная капля крови упала на новенький чистый доспех. — Авалона, мышка моя, это было грубо.

Перед ним возникла девушка. Она была безупречна. Волосы собраны в две толстые косы, в прядях которых то и дело мелькали круглые алые бусины. Две ленты змеились по волосам, точь в точь как кровь врагов, стекающая по зеркальному доспеху всадницы. Ее выражение лица не предвещало ничего хорошего, но Фонзи улыбнулся, а его взгляд смягчился при виде нее. Любой другой побоялся бы перечить дьерду Всадников культа Мориган, но не он.

Авалона приблизилась, вытаскивая стилет, вонзившийся в стену, и будто бы случайно еще раз задела раненую мочку. Как воинственно. Фонзи даже не шелохнулся. Он не мог наглядеться. Это было какое-то сумасшествие, начавшееся еще в Часовых Городках.

Фонзи Баррад был шумным и озорным ребенком. Его постоянно наказывали часовые и старшие по званию всадники, но он всегда умудрялся избегать наказания. Авалона же, напротив, никогда не проказничала вместе с остальными детьми, она ночами на пролет тренировалась, зачитывалась книгами в Часовом Архиве и медитировала на жерде в озере Сожаления, повторяя, как заведенная, текст Священного писания. И когда настало время прохождения первого этапа обучения “Смирения”, Кэрролл проявила себя лучше всех. Эта девчонка казалась Фонзи скучной. Она не реагировала на его подначки и почти никогда не улыбалась.

Но в один из дней, когда им было по шестнадцать лет и Авалона сидела за столиком в Часовом Архиве, парень забавы ради выхватил у нее из рук книгу. И тогда девушка впервые подняла на него взгляд своих ярких, словно два изумруда, глаз. Постепенно улыбка начала пропадать с лица Фонзи, ведь то, с какой ненавистью она на него смотрела, заставило его сердце испуганно сжаться.

— Отдай мне мою книгу, иначе я сверну тебе шею прямо здесь.

Сомнений не оставалось, она обязательно выполнит данное обещание. Авалона Кэрролл всегда держала слово. Все это знали. Если она пообещала убить, то ее рука не дрогнет. Фонзи перевел взгляд на книгу. На обложке переливалась название: “Сказки древней Ареморики”.

— Сказки? — вздернул он бровь.

Авалона ничего не ответила, только протянула руку, застыв в ожидании. Фонзи досадливо поморщился, но книгу вернул. Девушка почти выдернула ее у него из рук, крепко прижимая к груди.

— Ты что, ребенок, сказочки читать? — буркнул он.

— Много ты понимаешь, — огрызнулась Авалона, — Эти сказки читают родители своим детям перед сном. Я прочитала книгу вдоль и поперек, но ничего не почувствовала. Ничего из того, что чувствуют дети, — она говорила быстро и сухо, подавляя в себе малейшие эмоции, но Фонзи все же ощутил нотки грусти в ее голосе, — у которых есть родители.

— У меня тоже нет родителей, — вдруг сказал он. Фонзи не любил говорить на эту тему и не афишировал ее перед другими. Но Авалона впервые раскрылась перед ним, и он решил довериться ей в ответ. — Их убили фейри.

Проклятые и мерзкие отродья Дану использовали волшебство, заставляя родителей Фонзи раз за разом наносить друг другу раны. С каждой минутой порезы становились все больше, пока на их телах не осталось ни одного живого места. Они умерли от потери крови в смертельных объятьях друг друга. Фонзи всем сердцем ненавидел фейри и поклялся уничтожить каждое крылатое отродье, которое ему попадется на пути. Но он не хотел убивать их так просто. Фонзи решил поступить изощреннее. Он будет срезать им крылья. Фейри не способны прожить без своих крыльев и волшебства, что таится в них. Они начинают чахнуть, иссушаться, терять свой прежний, до отвратительного идеальный облик, пока не исчезнут совсем. Умереть бескрылыми для них самое большое наказание, которое Фонзи Баррад будет нести вместе с собой.