Арестант особых кровей

Глава 1

Тана

— Как же так, гражданочка? — спросил заместитель начальника трудовой колонии планеты Хесс, некто «Д. Дадено», и посмотрел на меня с укоризной. — Как вы оказались здесь?

— Как и все: была доставлена на аэробусе.

— Я не о том. За что вы получили срок?

— За принципы.

— Нет, вы получили срок за превышение полномочий, порчу чужого имущества и оскорбление начальства, — перечислил Дадено и вздохнул горестно, словно его искренне интересует моя судьба и мой срок. — Неприятно, гражданочка. Я привык к самым разным арестантам – кого только не отправляют на Хесс! – но полицейских здесь еще не бывало. Вы первая.

«Хоть в чем-то я первая», — поздравила я себя и потерла место на плече, куда меня сегодня ужалила игла. Сразу по прибытии на Хесс мне, как и остальным в партии новеньких, ввели блокатор эо, психической энергии.

— Укол будут делать раз в неделю, — пояснил Дадено, заметив, как я морщусь, трогая плечо. — Вы быстро привыкнете.

— Вряд ли…

— Привыкнете-привыкнете... Для психокинетика потеря эо поначалу кажется инвалидностью, но скоро вы поймете, как прекрасна и удивительна жизнь без психических способностей.

Я недоверчиво посмотрела на мужчину. Он искренен или нарочно меня дразнит? Увы, без эо я не могу этого понять – привыкла полагаться на энергетику и узоры ауры. А по одной только внешности решать, что он за фрукт – дело гиблое; я всегда проваливала тесты по физиогномике.

— Я выпускник той же академии, где учились вы, — все тем же голосом сочувствующего доброго дядюшки сказал Дадено. — Тот же факультет, та же специальность. Нас с вами учили одному и тому же. Так скажите, — мужчина склонился ко мне, и под весом его тела панель замигала, — как вы могли нарушить главное правило психокинетиков и злоупотребить силой? Что заставило вас поступить так?

Этот вопрос мне часто задают в последнее время, но правда никому не интересна. Больше я ничего доказывать не буду – все уже решили за меня.

— Меня довели, — равнодушно ответила я и стала изучать ноготь, который прищемила сегодня в аэробусе.

Дадено цокнул языком и вернул своему грузному телу нормальное положение; кресло под ним жалобно застонало. Сложив руки на груди, он протянул:

— Вы не на курорте оказались, да и сумма, которую вам надо отработать, весьма и весьма велика. Вы надолго здесь, гражданочка. Надеюсь, долгий срок поможет вам сделать правильные выводы.

— Не беспокойтесь, — отозвалась я, — выводы уже сделаны.

— Спишу вашу самоуверенность на юный возраст. Мы с вами еще поговорим, когда освоитесь. А сейчас идите и открывайте для себя волшебный мир физического труда и дисциплины. Добро пожаловать на Хесс!

Из кабинета замначальника колонии меня вывели двое широкоплечих молодцев с ничего не выражающими лицами; один шел впереди, другой сзади, я смотрела по сторонам. «Стороны» взгляд не радовали. В поле моего зрения вдруг появилось яркое пятно, оказавшееся женщиной в желтом костюме; женщина заполняла уборочных роботов чистящим порошком. Такой яркий цвет костюма нужен, чтобы издалека видно было?

Один из молодцев подтолкнул меня вперед и сделал это довольно грубо, хотя толкать меня причины не было. Меня провели в душное помещение с влажным воздухом; у правой стены стояли высокие кабины – гигиенизаторы.

К нам подошел хозяин этих гигиенических владений, круглоглазый апранец. Для своей расы он, впрочем, недостаточно круглоглаз, да и типичной для апранцев рыжести шевелюры я не заметила. Отметив что-то в служебном планшете, он окинул меня взглядом, объяснил, что нужно делать в гигиенизаторе, и велел зайти в третью кабинку.

Я пошла к кабинке, радуясь про себя, что меня определили в трудовую колонию, а не в тюрьму. В тюрьмах, особенно в тех, куда попадают не богатые, не знаменитые и не политические, с заключенными обходятся куда жестче, и об отдельной кабинке гигиенизатора и обращении на «вы» можно только мечтать. Я зашла в кабинку, разделась, с тоской посмотрела на свои вещи, убрала их в красный ящик и нажала красную кнопку.

Пережив трехминутную экзекуцию под названием «гигиеническо-профилактические процедуры», я нажала на желтую кнопку. Теплые потоки воздуха бережно высушили мое раскрасневшееся тело – полагаю, это будет единственное приятное ощущение за день. В желтом ящике нашлось бесшовное белье телесного цвета, яркий красный костюм, почти такой же яркий, как мои волосы, и длинные носки. Обуви не было.

Я вышла из кабинки. Если после душа чувствуешь себя обновленным, то после гигиенизатора радуешься тому, что выжил. Кожа горела, волосы свесились жалкими полусухими висюльками, щипало глаза, жгло в месте укола – зато я теперь чистая-чистая. Апранец бегло осмотрел меня и вручил пару ботинок; убедившись, что они мне впору, он махнул рукой моим «телохранителям» и отошел.

Сопровождающие отметили что-то в планшете и повели меня дальше по лабиринту коридоров и переходов. Следующей остановкой на этом коридорном пути стал кабинет врача…

«О, Звезды, дайте мне сил», — взмолилась я про себя и постаралась справиться с трипанофобией[1]. То, что меня сюда привели, еще не значит, что мне сделают еще один укол; меня могут просто осмотреть, проверить показатели здоровья и все такое… так ведь? Пожалуйста, пусть будет так!

Глава 2

Тана

В первый вечер нас, новеньких, привели в просторное помещение и велели рассаживаться. Я обратила внимание на спинку ближайшего стула: на ней были вырезаны животные.

— Мебель сделана арестантами, — сказал кто-то; обернувшись, я увидела черноволосую молодую женщину, предположительно землянку. — Все стулья и табуретки разные. Эту комнату мы украшаем сами; здесь нам дана свобода действий. Я Марла. С прибытием.

— Тана, — представилась я.

— Выбирай место и присаживайся, мы обо всем расскажем, — сказала женщина и, подмигнув мне, пошла дальше, других новичков встречать.

Когда все расселись, Марла и коренастый мужчина, назвавшийся Куридом, встали перед «залом» и начали рассказывать, как здесь живется.

— Блага, товарищи! — поприветствовал нас Курид. — Надзиратели уже ввели вас в курс дела и объяснили, какой режим в этом поселении. Настала наша очередь объяснять. Первое, что вы должны уяснить: это не тюрьма, а трудовое поселение. Второе: здесь не принято говорить о своем преступлении, смаковать вину или жаловаться на несправедливость. Ясно, что все мы здесь оказались по десятой статье, но выпытывать, какое именно преступление было совершено, запрещено, как и рассказывать об этом. Мы не делимся своими «подвигами» и не гордимся ими. Советую хорошенько запомнить это. Третье: мы уважаем друг друга и избегаем конфликтов. Нарушители спокойствия сначала будут иметь дело со мной, а потом – с охраной. Не думайте, что вам удастся филонить или строить козни. Любой ваш проступок будет замечен и занесен в личное дело. В ваших же интересах жить по правилам. Раз в год каждый арестант может подать заявку на пересмотр срока пребывания на Хессе. Начальник колонии и его зам обязательно рассмотрят ваше личное дело, итоги вашей работы в поселении, отчеты охраны и результаты тестов, а также могут расспросить других арестантов о вас и если сочтут, что вы этого достойны, добьются пересмотра вашего дела.

— Да ладно? — спросил худой мужчина, сидящий на табурете в самом центре помещения. — Подотрутся они нашими личными делами, начальники эти, посмеются, вот и вся история.

Несколько человек поддержали его одобрительными возгласами.

— Спокойно, товарищи, — призвала Марла. — Возмущения и желчные слова ни к чему не приведут. Чем цивилизованнее вы будете себя вести, тем лучше к вам будут относиться надзиратели, от чьих отчетов в первую очередь зависит срок вашего пребывания здесь. Проступки наказываются увеличением срока пребывания.

— А ты красотка, — бесстыдно оглядев женщину, заметил худой тип. — Я бы вдул.

— Спасибо, — нисколько не смутившись, отозвалась Марла.

— Ну, идем тогда, зачем время терять?

— Обсудим это позже, — загадочно улыбнулась женщина. — Кстати о «вдувании». Здесь нет запретов на связи между арестантами, если они происходят не в рабочее время, не при народе и по согласию. Все мы психокинетики с высоким или средним уровнем эо, а это означает, что наши репродуктивные способности сильно снижены. Беременность вряд ли наступит, но если она случится, имейте в виду, что с вероятностью девяносто девять процентов она будет прервана.

— И еще, — добавил Курид, — чем лучше вы будете скрывать свои любовные интересы, тем больше вероятность, что вас с вашим партнером не разлучат. Надзиратели не любят, когда арестанты заводят отношения, они считают, что это снижает продуктивность и расшатывает дисциплину. Мой вам совет: не заводите здесь никаких отношений. Воспринимайте пребывание на Хессе как командировку.

— Э-э-э, — подал голос все тот же нахал, — в командировках-то обычно и случаются интрижки!

Арестанты рассмеялись; осмелевшие новички стали поддразнивать Курида. И Курид, и Марла под обстрелом пошлостей и насмешек держались с похвальной невозмутимостью: они продолжили объяснять, как вести себя, как держаться с надзирателями, как важно быть внимательными на ежемесячных тестах и что от качества работы будет зависеть очень многое.

Некоторые новенькие совсем распоясались и развеселились, но большинство сидели тихо и были погружены в собственные мысли. Женщины – кроме меня прибыли сегодня еще две – настороженно косились по сторонам.

Выделялись среди арестантов двое центавриан. С «центами», так их называют в Союзе, я раньше дела не имела, но знаю, что их раса славится циничным прагматизмом и неистребимой жаждой власти. Но стоит отдать им должное: именно центавриане двигают технический прогресс. Все расы людей, включая лирианцев, следуют за центами.

— Завтра, — объявила Марла, перекрикивая гомон, — начнется ваша новая жизнь и откроется ваш личный счет, ведь каждый из нас должен отдать долги обществу. Чем продуктивнее вы будете работать, тем быстрее покинете Хесс!

— Ты закончила? — выкрикнул нахал, назвавший Марлу красоткой. — Давай уже развлечемся!

Свои слова он сопроводил откровенной жестикуляцией. Я была уверена, что кто-то из мужчин в зале отреагирует на оскорбление женщины, но я ошиблась: половина из них были отрешены от происходящего, а другая половина не видели в поведении похабника ничего предосудительного.

— Спокойнее, товарищи, спокойнее, — проговорил Курид миролюбиво.

— Успокоимся, когда упокоимся! — ответили ему.

Марла прошла к выходу и, к моему удивлению, сделала похабнику знак рукой: идем. Под улюлюканье новых приятелей он встал со своего места и, гордясь собой, пошел с ней.

Глава 3

Найте

Мне снилась Лария; одетая лишь в полупрозрачную сорочку, она тянула ко мне руки и съедала взглядом, а ее полные губы влажно поблескивали. Меня передернуло; на ум пришло сравнение с хищницей, у которой выделяется слюна при виде добычи.

Я вышел из комнаты, обозначенной неясными границами и заполненной тенями, и оказался в коридоре, таком же темном и неясном. Лария каким-то образом очутилась впереди.

Как она успела?

— Найте, — умоляюще прошептала она, — иди ко мне, Найте...

Ее руки стали удлиняться, превратились в две белые змеи, и умоляющий шепот сменился шипением. Я побежал от змей-рук, не разбирая пути; тени танцевали вокруг, мешая найти выход, а пол становился то скользким, то мягким настолько, что я увязал в нем. Наконец, мне удалось добежать до следующей двери; я взялся за ручку двери и потянул на себя.

Она поддалась и открылась.

— Иди ко мне, Найте… — сказала Лария, встретив меня, и схватила за плечи.

— 7-2-з! Подъем!

Я открыл глаза.

Мне не хватало воздуха, струйки пота текли по вискам, сердце бешено колотилось. Не осознавая, где явь, а где сон, я смотрел на темное пятно перед собой; пятно обрело очертания: лысина, брюшко, мощные руки и ухмылка. Надо мной склонился кто-то из охраны.

— Как я рад тебя видеть, — выдохнул я.

— То-то же, — хмыкнул лысый. — Неделя в изоляторе и не таких борзых ломает. Одевайся и на выход, звездун.

Я поднялся, протер глаза, зевнул и, натянув костюм, сказал:

— Я тебя раньше не видел, но судя по твоей лысине и манере выражаться, мы поладим.

— Обувайся и выходи, — бросил лысый, встав в проеме. — Воняешь, дышать нечем.

— Ты бы и не так благоухал, посидев в этой коробке неделю.

Я надел ботинки и вышел из изолятора в коридор. Дышать сразу стало легче, и я с наслаждением сделал вдох. Следующее, что я сделал, это выпрямился – в изоляторе у меня такой возможности не было, да и на койке приходилось спать, поджав ноги.

Крошечная комнатушка, одна порция концентрата в день, плохо действующее на нервы освещение – вот что такое изолятор. Неделя в полумраке без нормальной еды, без общения, без возможности сменить белье и одежду и встать в полный рост никому не пойдет на пользу.

— Не вздумай падать, — предупредил лысый, внимательно глядя на меня. — Шагай вперед.

— Если умру по пути, тебя лишат премии? — спросил я, начиная идти.

— Зато я смогу дать интервью журналюгам, которые явятся сюда после твоей смерти и начнут расспрашивать, какими были последние минуты твоей жизни, — мечтательно проговорил лысый.

— Мечты – это прекрасно, — кивнул я и уперся рукой в стену; мне стало хуже.

Лысый тут же подхватил меня за ворот костюма и, придержав, сказал:

— Если соберешься умирать, сделай это необычно, чтобы мне было что рассказать. Договорились?

— А ты парень практичный, — усмехнулся я.

Лысый мечтатель ухмыльнулся и, все так же придерживая меня за ворот во избежание неэффектной смерти, повел по коридору.

Меня проверил врач и, замерив уровень эо, по передатчику сообщил старшему надзирателю о своих опасениях. Минут через пятнадцать надзиратель зашел в кабинет и, увидев меня, улыбнулся.

— Неплохо выглядишь, 7-2-з. Как тебе изолятор?

— Отличный способ спрятаться от надоевшего мира.

— Мы на Хессе делаем все, чтобы вы, арестанты, отдохнули от мира – и чтобы мир отдохнул от вас. — Повернувшись к врачу, мужчина спросил: — Что с уровнем эо?

— Потоки стабилизируются, но уровень не определяется.

— Укол делать можно?

— Не уверен, — нервно ответил врач, глядя то на меня, то на старшего надзирателя. — Пока нельзя. Организм ослаблен, реакция может быть непредсказуемой. Нужно подождать несколько дней или даже неделю.

Надзиратель усмехнулся; он весьма доволен, что в его руки попал не кто-то там, а звезда реалити-шоу, публичная личность, и что он вправе обращаться с этой личностью как хочет.

— Укол блокатора тебе сделают позже, 7-2-з, — произнес он. — Но штраф ты начнешь отрабатывать сегодня же.

— Я бы посоветовал не нагружать его сегодня, — робко вставил врач.

— Кто сказал, что мы будем нагружать слабого арестанта и рисковать его жизнью? — с деланным удивлением спросил старший надзиратель и снова посмотрел на меня. — Не волнуйся, 7-2-з. Мы дадим тебе работу по силам, на свежем воздухе.

И его лицо осветилось улыбкой, не предвещающей для меня ничего хорошего.

Мне даже не позволили умыться перед работой – дали концентрат в тюбике и увезли на мусорку. Мусорка находится на достаточном удалении от поселения, около леса. Собранные в поселении отходы привозят сюда в специальных емкостях и высыпают кучами. Арестантам, которым «повезло» оказаться на такой работе, выдают защитные костюмы, перчатки и маски, но вонь пробивается все равно.

Глава 4

Тана

Когда утром я подошла с подносом к столу, где обычно завтракала, арестанты посмотрели на меня враждебно, а мужчина, сидящий рядом со свободным стулом, задрал на него ногу. Я посмотрела на Птичку – она демонстративно отвернулась и стала щебетать обо всем подряд.

Осознав, что меня больше не хотят видеть за этим столом, я развернулась и стала выглядывать другой. Не найдя свободный стол, я села к центаврианам; они не стали меня прогонять, но свое неудовольствие выразили явно – обморозив меня взглядами, перестали есть, словно соседство со мной лишает аппетита, и вышли из-за стола.

Аппетит и у меня испортился, но я съела весь завтрак до последней крошки и только потом вышла из столовой. Арестанты, встречающиеся по пути, делали вид, что меня не существует, но при этом я ощущала всеобщее внимание, тягостное, как ярмо. Как ни старалась я убедить себя, что легко переживу этот бойкот, ничего у меня не вышло: чувствовала я себя паршиво. И с чего вообще такие перемены?

Дойдя до гаража, где уже собрались у кара «мусорщики», я подошла к О-Тайле. Она живет в другом корпусе, столовая и зона отдыха у них своя, поэтому мы можем видеться только во время работы. Нас посчитали и приказали рассаживаться. Когда кар поехал, О-Тайла спросила:

— Вчера ты была повеселее. Что-то случилось?

— Кажется, я теперь тоже пария.

— Понятно… это из-за того, что ты за меня вступилась. Жалеешь?

— Наоборот. Я бы корила себя, если бы не вступилась.

— Вас в полиции учат быть такими правильными, или это у тебя врожденное?

— Увы, это врожденное. А ты бы разве не помогла незнакомой девушке, на которую напали?

— Помогла бы. Но я бы кричать стала, звать на помощь, а не давать под зад.

Действительно, надо было охрану на уши поднять, а не лезть самой в кусты. Вечная моя проблема: вместо того чтобы поступить цивилизованно, по-умному, я совершаю сгоряча какую-нибудь глупость. Не зря Яри говорит, что мои красно-рыжие волосы как сигнал опасности, знак – держитесь от этой гражданки подальше.

После обеда на мусорку привезли еще одного проштрафившегося арестанта. Поначалу я не обратила на него внимания, но после того как О-Тайла стала делать мне знаки, указывая на него, пригляделась получше. Защитный костюм и маска скрывали его фигуру и лицо, так что я пожала плечами, и О-Тайла раздраженно махнула на меня рукой.

Но не только моя новая подруга таращилась на этого субъекта, многие арестанты не сводили с него глаз и активно перешептывались. Да что с ними всеми? Я в очередной раз посмотрела на мужчину, и на этот раз отметила, что выглядит он плохо, и с координацией у него беда.

Надзиратель ослеп? Человеку плохо! Я хотела подойти и сказать, что новенький вот-вот упадет, но заметила, что в охране тоже появился новый человек, толстый и лысый, и что этот человек не сводит глаз с новенького. Это удержало меня от активных действий, но я все равно посматривала на болезного – мало ли!

Когда объявили перерыв, и я с наслаждением стянула с лица маску, О-Тайла подбежала ко мне и возбужденно сказала:

— Это он!

— Кто? — не поняла я.

— Бог!

Я посмотрела на О-Тайлу внимательнее и тронула ее лоб рукой: не повысилась ли у нее температура? Девушка качнула головой, сбрасывая мою руку и, повернувшись лицом к новенькому, сказала:

— Это Найте из «Новых богов»! Он попал на Хесс около месяца назад, но его держали в других условиях, облегченных или что-то вроде того, не с нами, в общем. А сейчас он на мусорке, на штрафных работах, со всеми! Ты можешь это представить? Звезда Союза копается в мусоре!

«Бог» тем временем снял маску и перчатки и пошел к столу, опасно пошатываясь. Увидев его профиль, я судорожно вдохнула и, обездвиженная шоком, провалилась в прошлое.

…Арена, гул толпы, юноша в обгорелой одежде. Не победитель, но финалист, которому безоговорочно отдан приз зрительских симпатий. Шальная улыбка. Слова: «Чего только не сделаешь на спор».

— …Узнала? — радостный голос О-Тайлы вернул меня в настоящее. — Это он! Бессмертный Найте!

— Только выглядит этот бессмертный так, словно сейчас умрет, — выговорила я, заставляя себя не волноваться.

Но как не волноваться, если это Найте, кумир моей юности; человек, который был моим вдохновителем, которому я по-детски подражала, когда училась психокинезу? Правда, не очень-то он похож на себя, да и выглядит скверно… И вообще, это не может быть он!

— Это не он, — убежденно сказала я. — Такие как Найте не попадают в трудовые колонии, тем более на общих условиях. Скорее всего, этот человек просто похож на Найте.

— Да, в это сложно поверить, но это он, — возразила О-Тайла. — Все об этом только и судачили, когда его привезли. Как бы я хотела залезть в Сеть и узнать, за что его упекли!

— А я тебе говорю, что это не он, — отрезала я. — У Найте столько денег, что, даже если бы он убил человека в прямом эфире, то смог бы отмазаться.

— Не веришь? Давай подойдем к нему и спросим, — предложила О-Тайла и, воодушевившись, взяла меня за руку. — Идем-идем. Он такой же арестант, как и мы, бояться нечего.

Глава 5

Тана

Мы договорились, что если в течение трех дней звезда Союза Найте Малейв устроит драку или еще как-то нарушит порядок, то я получу свободу не позже чем через две недели. Доброжелатель десять раз повторил, что устроить освобождение в такие короткие сроки невозможно, но я двадцать раз упомянула, что иначе и пальцем не пошевелю.

Выйдя из комнаты для посещений, я почувствовала отвращение к самой себе, но отвращение к таким, как Хальд и Марла, было больше. Никто меня не принуждает, и на совершение злодейства мне дано три дня. Найте, судя по всему, весьма далек от идеала моей юности, да и семья его настолько влиятельна, что серьезные неприятности ему вряд ли грозят. Так, подержат здесь, на Хессе, немного, заставят поковыряться в мусорке и сочтут, что воспитательный момент закончен. А вот у меня нет влиятельных родственников…

— Эй, рьяная мусорщица! — окликнула меня О-Тайла. — Перерыв объявили, а ты все копаешься. Думаешь, накинут баллов за такую самоотверженность?

Я обернулась и, посмотрев на апранку, вернулась в реальный мир.

— Блага, — ответила я и сняла маску. — В моей голове слишком много мыслей.

— Да, здесь есть, о чем подумать… Снимай перчатки и костюм, давай прогуляемся, глотнем сравнительно чистого воздуха.

Я не имела ничего против этого предложения; сняв защитные средства, я пошла за девушкой. Арестанты расселись на лавках и пили воду, заглушая голод: до обеда полтора часа. Но Найте среди них нет.

Может, его уже перевели в другое место, или он притворился больным? Тогда у меня просто не будет возможности навредить ему. Я снова окунулась в мысли; О-Тайла тактично не беспокоила меня разговорами. Мы дошли до кустов, где состоялось наше знакомство и, развернувшись, неторопливо побрели обратно.

Навстречу шел Найте.

Выглядел он лучше, чем вчера, но все равно сложно узнать в нем звезду. Он еще не потерял мышечную массу, но худоба уже была отчетливой. Скулы, и без того выделяющиеся на лице, обострились, губы превратились в бледную полоску, под глазами залегли тени. Разве что русые волосы, золотящиеся на свету, лежат хорошо – спасибо правильной стрижке. Впрочем, и они вскоре тоже потеряют вид.

Я разглядывала мужчину недолго, но и этого мне хватило, чтобы почувствовать себя нахальной фанаткой, да и глупое сердце, никак не желающее понять, что этот Найте – совсем не тот, каким я его себе когда-то представляла, билось неравнодушно быстро. О-Тайла же одним разглядыванием не ограничилась; улыбнувшись, она сказала ему:

— Блага. Хорошая сегодня погода, правда?

Я напряглась, ожидая грубого ответа, но Найте лишь кивнул и вполне благожелательно произнес:

— Да, неплохая.

— Неплохая – не то слово. Хорошая погода, — настояла на своем девушка, и под ее взглядом Найте оттаял. Улыбнувшись, он сказал ей:

— Ты очень красива.

— Знаю, — чуть покраснев, ответила О-Тайла.

— Берегите себя, девчонки, — сказал Найте, удостоив и меня взглядом, но не удостоив отдельным комплиментом.

— Моя подруга мастерски дает под зад, так что бояться нечего, — выдала апранка, и мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Очень полезное умение, — ответил Найте и прошел мимо нас.

О-Тайла склонилась ко мне и шепнула:

— Он прелесть, правда?

— А вчера был не-прелестью.

— Ему просто плохо вчера было, вот и огрызнулся. А сегодня смотри, какой милашка! Не зря я за него болела! Ты, кстати, смотрела то шоу?

— Смотрела. Мне он показался заносчивым позером.

— Ну тебя, — нахмурилась О-Тайла, но только на секундочку; в следующее мгновение ее лицо снова осветилось. — Он совсем другим стал, ты заметила? Уже не мальчишка, а мужчина. Такой красавец!

— Красавец? Вот уж нет: нос острый, губы кривые, скулы выдаются, — перечислила я, хотя именно эти черты делают Найте особенным и выделяют из плеяды знаменитостей.

— Какие мы, оказывается, придирчивые!

— Не надо им восхищаться. Раз он здесь, значит, нарушил закон.

— Ах да, — протянула О-Тайла, — я и забыла уже, что ты полицейский. Но ведь и ты закон нарушила, так что нечего задирать нос и морализаторствовать.

— Ладно, не буду. Кстати, он прав, ты действительно очень красива: на тебя залипаешь, как на произведение искусства.

— Ах, сколько комплиментов, — грустно вздохнула О-Тайла. — Был бы еще от них прок…

— Моя мать считает, что красавицы могут получить от жизни все. Достаточно взмаха ресниц или улыбки, чтобы решить проблемы.

— Ну-ну. Что-то никто из всех этих зверенышей, — девушка указала на арестантов, сидящих на лавках, — не спешит мной очаровываться. Ни один за меня не заступился, когда началась травля. Я для них объект для издевательств и приставаний, кукла, на которую приятно поглазеть и с которой хочется поиграть. Будь я богатой и знаменитой, стала бы для них богиней, а так…

— Думаю, желания поиграть с тобой у них поубавилось, — протянула я, разминая руки.

— Защитница, — улыбнулась О-Тайла и потрепала меня за щеку.