Аритмия

Глава 1. Академия мечты

ДАРИНА АРСЕНЬЕВА

Наши дни

Москва, октябрь

Монотонная речь многоуважаемого профессора Преображенского обманчивой, убаюкивающей рапсодией разносится по аудитории. Пожилой седовласый мужчина восседает за кафедрой и ведёт неспешный диалог с самим собой. Именно так может показаться на первый взгляд… Потому что на большинство его вопросов в ответ звучит лишь постыдная тишина.

Если честно, большая часть студентов откровенно спит. Оно и понятно. Пятница, последняя пара, которая, к слову, заканчивается довольно поздно. Ещё и погода как нельзя лучше располагает ко сну – дождь, ритмично барабанящий по крышам, заливает улицы весь день напролёт...

Поворачиваю голову влево и не могу сдержать лёгкую улыбку. Картина маслом: в то время как преподаватель толкует о грамматике, Бобылёва и Вершинина возлежат друг на друге и бессовестно предаются сладостному дрёму.

Михаил Валерьевич прерывает лекцию и после затянувшейся паузы вымученно-горестно вздыхает.

С запоздалым ужасом понимаю, что он в этот самый момент тоже поймал девочек с поличным. Пристальный, хмурый взгляд из-под очков с широкой оправой и плотно сжатые губы – прямое тому подтверждение.

Аккуратно толкаю Ингу локтем в бок. Притом дважды. Девушка, однако, никак не реагирует и по-прежнему продолжает пребывать в царстве Морфея. Ощутимо наступаю ей на ногу, и только тогда она, часто моргая, распахивает подведённые стрелками глаза.

– Спятила, Арсеньева?! – грозно шипит, не сразу сфокусировавшись на моём лице.

– Вершинина, – глубокий голос профессора тут же проясняет ситуацию, – будьте так любезны, напомните нам, пожалуйста, сколько спряжений имеет латинский глагол?

Инга расправляет спину, изящным жестом перекидывает волосы через плечо и лишь после всех этих манипуляций, с присущей ей невозмутимостью, смотрит на Преображенского.

– Четыре, – прикрывая рот учебником по латыни, шепчу я.

– Четыре, – повторяет она, обольстительно при этом улыбаясь.

– Верно, – глядя на меня, кивает профессор.

– Я всегда вас слушаю, Валерий Михалыч, – зачем-то добавляет Вершинина.

Валерий Михалыч! Стыд какой…

Бью себя по лбу тем самым учебником. Надо сказать, в повисшей тишине выходит чересчур громко.

– Вы бы лучше соседку свою в чувство привели, – недовольно комментирует мой казус преподаватель. – Зарубите себе на носу, в школу идут для того, чтобы научили, а в высшее учебное заведение приходят за тем, чтобы учиться! Улавливаете разницу?

– Я ж вроде правильно ответила на ваш вопрос, – искренне недоумевает Инга, закидывая в рот две плоские таблетки рондо.

Преображенский припечатывает её гневным взором.

– Хотите? – девчонка вскидывает вверх руку. – Ничего запрещённого, просто мятные конфетки.

Посылаю ей выразительный взгляд.

Подарить бы этому человеку тормоза... Иногда она серьёзно перегибает.

– Неслыханная дерзость! – возмущенно кричит профессор, брызжа слюной. – Некоторые из вас… даже до первой сессии не дотянут!

На этих словах голову с парты поднимает и встрепенувшаяся Бобылёва.

– Звучит как угроза, – никак не угомонится Вершинина.

– Вместо того, чтобы занимать чужое место, шли бы вы… на завод пахать!

– На завод? Пфф… Не для того меня мать растила, – насупившись, язвит Инга.

– Не надо, – тихо прошу я, под столом накрывая её ладонь своей.

– И место моё, кстати, оплачено! – угрюмо взирает на него она.

Боже, ну зачем дерзит, провоцируя конфликт?

– Деньги – не гарантия того, что вы останетесь в академии, – опасно прищуривается Преображенский. – Здесь расслабляться нельзя, это вам не шарага какая-нибудь! В любой момент можете вылететь отсюда как пробка!

– И снова угрожаете… – устало вздыхает она, поднимаясь со своего места.

– Я вас ещё не отпускал! – пуще прежнего гневается Михаил Валерьевич.

– Мне тошнит. Надо бы разобраться в чём дело, – сообщает Инга, закидывая вещи в сумку. – Так что шалом.

Шалом! Господи…

Стук её каблуков эхом отзывается от стен.

Мы с Бобылёвой переглядываемся. У Инги итак отношения с Преображенским весьма натянутые, а теперь серьёзных проблем точно не избежать.

– И откуда вы только такие борзые берётесь! – профессор швыряет на стол старенькие очки. – Понаедут из этих своих мухосрансков, а гонору…

Здесь я с ним в корне не согласна. Можно подумать только приезжие так себя ведут. Вон местные москвичи и не то себе позволяют.

– Дальше материал записываем, горе-лингвисты…

– Извините, но лекция, как бы, подошла к концу, – очень вовремя вмешивается Яковлев.

– Лекция, Яковлев, закончится тогда, когда я решу! – громогласно ревёт преподаватель.

Глава 2. Украденный борщ

Жизнь в общежитии кипит круглосуточно. Вот и вчера шумные соседи из двести двенадцатой практически всю ночь активно мешали нам спать. Громко и с размахом праздновали день рождения грозной старшекурсницы Екатерины Кулаковой (имеющей весьма говорящее прозвище Катя-кулак).

Гудёж, громкий смех за стеной и постоянное хлопанье дверьми – это далеко не полная картина того, что там происходило. Но настоящая пытка для всех нас началась чуть позже, когда Герман Левицкий принялся мучить струны несчастной гитары, исполняя популярные шлягеры восьмидесятых.

Вот где мрак-то... Там не то, что медведь на ухо наступил, там вообще кошмар полный: ни слуха, ни голоса. Эдакая гремучая смесь Джигурды и Витаса в одном флаконе. Даже не знаю, как нам удалось пережить это издевательство над инструментом…

Субботнее утро тоже начинается далеко не с приятной ноты. Сперва, зарёванная и расстроенная Ксюша Иванова будит нас новостью о том, что её подопечный, хомяк по кличке Боцман, совершил побег.

Вообще в нашем общежитии строго-настрого запрещено держать любых животных. За подобную шалость светит выселение. Но я уже поняла, что любые правила воспринимаются подавляющим большинством студентов не иначе как вызов.

Так вот вернёмся к нашим баранам, а точнее хомякам. Подавленная грустным событием Ксюша горько оплакивает свою потерю, выпивает залпом стакан воды и отправляется на поиски грызуна. А мы, прибитые и осоловевшие, дружно зевая, идём в общую душевую. Однако и там удача, увы, оказывается не на нашей стороне. Уж очень много в выходные желающих почистить пёрышки…

Пока ждём своей очереди в списке, затеваем с Риткой уборку, поровну распределив обязанности. После ритуала наведения порядка, принимаемся за приготовление обеда. И даже Ингу, частенько отлынивавшую от подобных бытовых забот, удаётся привлечь ко всеобщему делу. То ли настроение у нашей белоручки хорошее, оттого, что родители перевели ей приличную сумму денег, то ли совесть проснулась. (Но скорее всё же первое.)

*********

Кто не успел, тот не успел... Ближе к одиннадцати в общежитии внезапно отключают горячую воду. Об этом нас оповещает в край возмущённая Инга, появившаяся на кухне.

– Не ну это просто трэш! Мало того, что очередь размером с анаконду, так ещё и приколы какие! – кричит она, скручивая на голове замысловатый тюрбан из полотенца. – Только пеной намылилась и на тебе! Я буду жаловаться! Двадцать первый век на дворе! Столица! – всплёскивает руками. – А если я заболею от этой ледяной воды и слягу с воспалением лёгких?

Инга едва не плачет. Наша тепличная ростовская принцесса не привыкла к таким экстремальным условиям. В первую неделю заселения у неё вообще случилась депрессия. Всё её удручало: недостаточно мягкая кровать, унылые обои, отсутствие штор, общий шкаф и холодильник. Держалась она с нами холодно и напряжённо, но потом волею обстоятельств мы всё-таки сдружились.

Жаловаться Вершинина, конечно, не пойдёт, это просто игра на публику. Ингу итак по понятным причинам в это общежитие заселили с большой неохотой. И, естественно, не за бесплатно.

– А чё вы такие потерянные? – наконец замечает печать озадаченности на наших лицах.

– Кастрюлю угнали, – загробным голосом сообщает Ритка, почёсывая левую бровь.

– Борщ? Наш борщ? – вопит Вершинина. – Ну, знаете ли... Они тут вообще все дикие, что ли?!

Вздыхаю, хмуро глядя на плиту. Мне на работу скоро, а обед, похоже, отменяется. Впрочем, как и душ, наверное.

– Я за солью в комнату ходила, – рассказывает Бобылёва, всё ещё пребывая в состоянии шока. – Сюда возвращаюсь, а кастрюли нет...

– Надо было лучше за ней следить!

– Да кто ж знал-то! Я на пару минут её оставила! – огорчённо причитает Ритка.

– И кто по вашему стащил наш борщ? – задумчиво склоняю голову.

– Левицкий, сто процентов! – зло прищуриваясь, выдаёт свою версию Инга. – На прошлой неделе Фёдорова чехвостила его за съеденную картошку. Ох, я те щас устрою, чертило питерское!

Угрожающе скрипнув зубами, Инга хватает из моих рук половник, разворачивается и с немыслимой скоростью устремляется в коридор с громким воплем «Левицкий, тебе хана»!

Мы с Бобылёвой несёмся следом, нагоняя её лишь у комнаты Германа.

– Открывай, скотина! – брюнетка остервенело дубасит кулаком по двери, но отзываться никто не спешит.

Может, Герман и не слышит. По ту сторону стены громко играет песня «Белая ночь», в исполнении Виктора Салтыкова.

– Зараза! – Вершинина снова раздосадовано лупит ладонями по гладкой поверхности. – Есть идеи как его вытравить оттуда?

– Пожар! – кричу я во всё горло.

– Горим, Герман! – подхватывает Ритка, переходя на неистовый ор.

Клянусь, я аж вздрагиваю от неожиданности. Но самое главное, что уже через несколько секунд дверь резко распахивается, саданув при этом Вершинину прямо по лбу.

Она роняет половник, а Ритка хватается за сердце. Потому что перед нами стоит Левицкий, облачённый в противогаз.

– Ты, придурок! Кто ж так делает? – Инга растирает ушибленный лоб.

– Я вас спасу.

Кажется, он говорит именно это. Толком и не разберёшь.

Глава 3. В кругу друзей

Зонт мешает грациозно и быстро запрыгнуть в автобус. Он всё никак не желает закрываться, и я всерьёз рискую остаться на остановке.

Думаю, именно это и произошло бы, если бы не помог паренёк, стоящий позади меня.

– Спасибо, – с благодарностью смотрю на своего спасителя.

– Это тебе спасибо за то, что задержала автобус, – смеётся он, подмигивая.

Рассеянно улыбаюсь и прохожу дальше по салону. Сегодня здесь нет привычной будничной сутолоки. Народ в субботу предпочитает оставаться дома. Я имею ввиду тех счастливчиков, у которых человеческий выходной.

Сажусь у окна и достаю вибрирующий в кармане телефон.

– Алло.

– Здравствуй, дочка.

– Привет, мам, – закрываю левое ухо ладонью, чтобы отгородиться от постороннего шума.

– Ты как там? – сухо и уже по обыкновению прохладно интересуется она.

– Еду на работу. У меня тут три смены подряд вырисовываются. Наташа приболела. Екатерина Георгиевна попросила её подменить.

– Ясно, – какое-то время она молчит. – Сама-то не болеешь? У вас погода испортилась вроде, если прогноз не лжёт.

– Дожди. Сыро…

Выдыхаю на окошко пар изо рта.

– Одевайся тепло.

Грустная улыбка трогает мои губы.

– С учёбой всё в порядке? Занимаешься?

– Конечно. Всё хорошо, – уверяю я.

На самом деле мне столько всего хочется ей рассказать! Поделиться впечатлениями. Поговорить о непростой, но весёлой жизни в общежитии. О замечательных ребятах, с которыми удалось познакомиться и подружиться.

Мне не хватает нашего с ней тёплого общения, но, к сожалению, как прежде уже не будет никогда…

– Как папа? – осторожно ступаю на зыбкую почву.

– Нормально. Работает... Штат сокращают, как бы не уволили, – тревожно добавляет она.

– То есть? Они ведь сами просили его вернуться, – нахмурившись, вывожу незамысловатые узоры на стекле.

– Да кто их разберёт! – тяжело вздыхает. – Вадима Евгеньевича уволили, несмотря на то, что он отдал заводу тридцать лет своей жизни.

– Печально. Но надо ведь во всём видеть плюсы. Может и к лучшему, он, как никто другой, заслужил этот отдых.

Поднимаюсь со своего места, предлагая вошедшей старушке присесть.

– Спасибо, детонька.

– К лучшему? Боже упаси, Дарин. А жить его семье теперь на что?

Она опять неверно истолковала мою мысль.

– Мам, здоровье не беспокоит? Сердце? – виновато опускаю взгляд. Стыдно…

– Пока терпимо.

– А бабушка как себя чувствует?

– Нормально.

Ох уже эти её односложные ответы! Блеклое и ничего не значащее «нормально» я начинаю ненавидеть всей душой.

– Что говорят врачи?

– Да что они могут сказать… – её голос пропитан безысходностью. – Бабушке семьдесят девять, и у неё перелом шейки бедра. На благоприятный исход рассчитывать не приходится.

– Кто ж так делает! – возмущается проходящая мимо женщина, когда автобус резко тормозит.

Чуть не упала бедная.

– Погоди секундочку, мам, моя остановка.

– Всё, Дарин, иди спокойно, я и сама в магазин собралась, взмокла уже.

– Пока. Папе и бабушке передавай… привет.

Но она не слышит мою просьбу. Разъединила вызов первой. Как всегда…

Ещё пару секунд расстроенно смотрю на потухший экран, а затем, встрепенувшись, пробираюсь к дверям. Пять минут пешком – и я буду на месте.

Выхожу навстречу проливному дождю, с завидным упорством заливающему Москву вторые сутки подряд. Вставляю наушники и раскрываю старенький, убитый временем зонт. Плетусь неспешным шагом по аллее и прокручиваю в голове разговор с матерью.

Мои приветы она вряд ли передаст… Я же, считай, что изгой. Позор семьи. Только она со мной связь и поддерживает…

Вообще мы переехали в Москву два года назад. Как-то так удачно совпало. Тренер по волейболу порекомендовал мою кандидатуру одной московской гимназии со спортивным уклоном, а отцу предложили хорошую должность на основном заводе. С окладом, втрое больше того, что был в Новосибирске. Так что и речи не шло о том, чтобы упустить такую шикарную возможность. Возможность перебраться в далёкую столицу.

Собрались всем семейством по-быстрому и купили билеты на поезд. Так и началась наша новая жизнь. Совершенно внезапно…

Брата родители определили в обычную среднюю школу, а меня устроили в ту самую гимназию. Весьма непростую, учитывая контингент учащихся, но мне там нравилось. До тех пор, пока я не умудрилась заработать печать позора…

Всё рухнуло в одночасье. Маме пришлось срочно забрать мои документы и экстренно перевести к Лёше. Другого варианта просто не было. Скандал разгорелся страшный... Меня бы заклевали насмерть. Да и сама я не выдержала бы. Не после того, что случилось.

Глава 4. Призрак из прошлого

Выходные проходят мимо. Не успеваю опомниться, а на дворе уже понедельник. Казалось бы, начало новой недели, но силы уже на исходе…

Сегодня войти в колею особенно тяжко, потому что вчера пришлось отработать своё ночное дежурство. А у нас там в центре всё серьёзно, прикорнуть на диванчике не выйдет. Да я, наверное, и не смогла бы.

– Жуть, и чё, она прям в столовой на пол рухнула? – морщится Инга, когда я рассказываю девчонкам о приступе эпилепсии, случившемся у одной пожилой женщины накануне.

– Это произошло в столовой во время ужина. Она сперва ложку бросила, а потом струной на мгновение вытянулась и упала. Как затряслась в конвульсиях, мы даже не сразу поняли, что к чему...

До сих пор от этой картины неприятные мурашки бегут по шее.

– Кошмар, Дарин, – Ритка изумлённо распахивает рот. – И что ты сделала?

– Пыталась оказать первую помощь, пока мы ждали скорую. Ослабила ворот, подложила под голову принесённую кем-то подушку. Перевернула женщину на бок.

– Зачем?

– Чтобы не захлебнулась рвотными массами. Такое… случается.

– Фу… – Вершинина брезгливо морщит нос.

– Не растерялась, молодец, – Ритка поглаживает моё плечо.

– Я так боялась, что она умрёт, – смотрю на свои вспотевшие ладони.

Всё утро сегодня как на иголках. Видимо, виной тому тот факт, что я серьёзно перенервничала.

– Не понимаю, на фига тебе это надо, Арсеньева? – искренне недоумевает Инга. – Вон лучше официанткой пойти работать, чем наблюдать за тем, как эти стариканы отходят в мир иной!

– Что ты такое говоришь? – в ужасе смотрю на брюнетку.

– Ну а чё? Было ж уже такое. И не раз, – заботливо напоминает она.

– Ладно, давайте не будем обсуждать мою работу, – прошу, доставая из сумки канцелярские принадлежности.

Хочется уже свернуть этот разговор. Итак не по себе…

– Давайте вы уже перестанете болтать, барышни, – произносит прямо над ухом грозный преподаватель по теоретической фонетике.

Мы послушно закрываем рты и открываем тетради. Это не тот предмет, на котором можно считать ворон. Отличное произношение само собой не появится. К тому же, практически вся лекция от и до идёт на английском.

– English vowels are classified according to the following principles: position of the lips, position of the tongue, length, degree of tenses, the character of the end, stability of articulation…

Вершинина протяжно вздыхает.

Я изо всех сил пытаюсь не задремать и вникнуть в тему, но глаза, которые будто щедро песком присыпали, закрываются помимо воли. Всё-таки работать в ночь с воскресенья на понедельник – так себе затея. Ощущаешь себя разбитой. Внимания и концентрации вообще ноль. По крайней мере сейчас, на первой паре.

Извилины на автомате переводят то, что говорит Борис Алексеевич.

– Древнеанглийский язык отличался своеобразной системой ударения — жители Британских островов использовали акустическое выделение для того, чтобы подчеркнуть первый гласный звук в корне лексемы. Молодой человек, занятие началось пять минут назад. Вы опоздали.

– Некритично. Спасибо тому гению, кто продумал расположение аудиторий… – доносится на идеальном английском в ответ.

Я широко распахиваю глаза.

По спине ползёт неприятный холодок.

Словно колючего льда за шиворот кинули.

Мне ведь это померещилось, верно? Этот голос и…

– Фамилия, умник.

– Абрамов.

Нет.

Кровь начинает набатом стучать в висках. Уши на какой-то момент закладывает. Аудитория мутной рябью плывёт перед глазами.

Дурной сон?

Но всё моё существо это отрицает. Оно кричит об опасности, посылая мне знаки…

Ощущаю острый болезненный укол в груди, после чего сердце начинает биться о рёбра с такой силой и частотой, что дыхание сбивается. Оно становится рваным и поверхностным. Как если бы меня резко и неожиданно ударили с ноги в солнечное сплетение.

– Ясно. Меня предупреждали о том, что вы появитесь. Занимайте свободное место, и впредь, прошу быть расторопнее.

– Это как получится… – бросает студент. – Чрезмерно спешащий так же опаздывает, как и чрезмерно медлящий.

Шекспир.

Сглатываю, но в горле будто застряла стекловата. И она режет меня изнутри...

Приближающиеся шаги вынуждают напрячься всем телом. Замереть. Пожелать исчезнуть. Раствориться. Рассыпаться в пыль. Лишь бы не дышать с ним одним воздухом.

– Чё он там про гениев прошелестел, я не понял? – спрашивает на русском Саша Хармац.

– Огорчает, что вы не поняли, – отзывается на его реплику Борис Алексеевич.

Вцепившись онемевшими пальцами в угол парты, блуждаю затуманенным взором по строчкам тетради.

То, что происходит, просто не укладывается в моей голове. Середина октября. ПМГА. И… он?

Глава 5. Танцы на стёклах

– Его зовут Ян, – во все тридцать два улыбается Инга, убирая карманное зеркальце в косметичку, расшитую пайетками.

Мы сидим в студенческой столовой, Ритка уплетает любимую булочку с вишней, я – уныло ковыряю вилкой дорогущее пюре, а Вершинина делится своими восторгами. Еле дотерпела до обеда, бедная.

– Его профиль – международные отношения и управление.

Мой факультет, но не моя группа. А это значит, что видеться мы будем только на совместных парах. Уже хорошо, но, честно говоря, дышится от этого как-то не легче…

– Не болтливый от слова совсем, но кое-что я всё-таки выяснила, – самодовольно ухмыляется она, доставая модную расчёску с ионизацией. – Поступал сюда, как все, летом. И зачислили его сразу. А до сегодняшнего дня отсутствовал на занятиях по каким-то личным причинам. Сказал, что был за границей.

Там бы и оставался.

– Блин, какой парень! – вздыхает она томно. – Умён, явно силён характером, да к тому же, чертовски хорош собой!

– А эта его жутко-мрачная энергетика тебя не смущает? – интересуется Бобылёва, поглаживая себя по животу.

– Вытри рот, Бобылыч. Ты вся в присыпке, – морщится Инга. – Опять рискуешь стать мишенью скабрезных шуточек.

Ритка спешно хватает со стола бумажную салфетку и принимается с нездоровым усердием оттирать губы от сахарной пудры.

– Подавляющая аура новенького меня не смущает. Скорее, наоборот, притягивает. Видели, как лихо он опустил при всех Каримова?

– Руслана в травматологию отправили, чем ты так восхищаешься? – недоумеваю я.

Парень так и не вернулся на занятия, и я очень надеюсь, что Абрамова за эту выходку исключат.

– Сам виноват, нечего было понты кидать. Я считаю, что в данной ситуации Ян поступил правильно и очень по-мужски.

– Ты на него запала, что ль? – хохотнув, предполагает Ритка.

– Я как чувствовала, что меня ждёт нечто особенное, – охотно подтверждает теорию одногруппницы. – Яковлеву и Хармацу можно смело давать отбой!

Вскидываю на неё тревожный взгляд, оторвавшись от изучения консистенции картофеля.

– Инга, пожалуйста, не связывайся с ним…

– Это ещё почему? – вопросительно изгибает графичную бровь.

– Мне кажется… не стоит, – рассеянно бормочу, глядя на подругу.

– Вот ещё! Определённо стоит! – фыркает она, пододвигая к себе тарелку с салатом.

Вспомнила о нём наконец-то, небось уже заветрился.

– Мне тоже этот тип не нравится, – подключается Ритка.

– Ой, Бобылыч, пойди ещё одну булку купи себе, а? – недовольно отзывается Вершинина.

– Инга, ты ведь его совсем не знаешь, – качаю головой.

– Боже, Дарин, ну что за бред? – закатывает глаза. – Нам же учиться вместе. Узнаю. Такой улов упускать нельзя, иначе быстро кто-нибудь к рукам приберёт.

Улов. Дурочка... Даже не понимает, что сама может стать этим самым уловом.

– А если у него уже есть девушка? – Ритка отставляет пустой стакан и довольно причмокивает губами.

– Да мне фиолетово. Подвинем! – самоуверенно заявляет та в ответ. – Всё. Отрываем от стульев свои пятые точки, нам пора к Укупнику, иначе разорётся как в прошлый раз.

Они поднимаются из-за стола, а я всё ещё продолжаю сидеть как прибитая. Инга, судя по боевому настрою, всерьёз заинтересовалась Яном, а это – точно грозит большими неприятностями. Мне следовало бы предупредить её об этом прямо сейчас, но я… даже не представляю, как это сделать. Положа руку на сердце, не уверена в том, что готова поделиться своей историей с девочками. Уж слишком она неприглядная и постыдная...

Столовая стремительно пустеет, и я, встрепенувшись, вскакиваю со стула. Забираю свой поднос, ставлю туда тарелку, брошенную Ингой, и устремляюсь к выходу. От Укупника получу теперь уж точно, потому что к началу пары точно не успею.

Перебегаю из одного корпуса в другой. Шумно дыша, перепрыгиваю ступеньки. Хорошо хоть в кроссовках сегодня на занятия пошла. Умная Маша.

Заворачиваю за угол и на всех парах несусь в сторону нужной аудитории, на ходу придумывая вескую причину своего опоздания.

********

Понедельник – день тяжёлый. Вот уж воистину! А ещё изматывающий и бесконечный. Все соки из меня выжал…

На ходу заматываю шею вязаным шарфом и вместе с толпой радостных студентов покидаю здание академии. Уже собираюсь осторожно спуститься по лестнице, когда до меня доносится свист. Громкий такой, вызывающий.

На автомате поворачиваю голову влево, хотя сто раз говорила себе, что на подобные методы привлечения внимания реагировать не нужно.

Замираю. И сердце, ухнув куда-то вниз, пропускает удар.

Ян.

Оттолкнувшись от перил, не спеша движется в мою сторону. Неумолимо сокращает спасительную дистанцию, а я всё ещё не знаю, что мне предпринять...

Первый порыв – бежать отсюда без оглядки, но я вовремя понимаю, как нелепо и трусливо это будет выглядеть. Мы ведь взрослые люди, и однажды наша встреча состоялась бы. Не здесь, так где-то ещё.

Глава 6. В стиле ретро

В одну из последующих суббот мне всё-таки удаётся осуществить задуманное. Екатерина Георгиевна даёт ключи от старого, импровизированного кинозала, и мы с ребятами приступаем к делу.

– Левицкий, положи-ка дискошар на место, от греха подальше, – громко кричит ему Ритка.

– Не отвлекай, Бобылёва! Я ищу центральную точку, – отзывается тот, предельно внимательно изучая потолок.

– Лучше бы ты помог убрать стулья, – резонно замечает она, чихая от пыли, покрывшей толстым слоем всё вокруг.

– У меня слабая спина. С детства имею травму позвоночника: протрузию межпозвоночного диска. Так что в применении физической силы я вам не помощник, – сообщает тоном медика Герман.

– Ну-ну… – она цокает языком. – Что-то травма позвоночника не помешала тебе утащить с кухни здоровенную кастрюлю.

– Это я на всплеске адреналина, – поясняет Левицкий, делая ещё два шага сторону. – Потом неделю занимался реабилитацией.

– Стырил наш борщ, Серёга, прикинь? – рассказывает Ритка Матвееву.

– И чем кончилось? – он хохочет, проверяя вольтметром ток в розетке.

– Да чем… Вершинина быстро его в чувство привела.

– А почему Инга не с нами? – интересуется Герман, снимая с плеч рюкзак.

– Оно ей надо? – фыркает Бобылёва, вытирая лоб от проступивших капель пота. – У неё другие планы. Чё у тебя там в портфеле?

– Реквизит. А что за планы? – Левицкий поправляет очки и уверенной походкой по диагонали направляется к Серёже. Что задумал: мешать или помогать – непонятно. Одно из двух.

– Однокурсник позвал её в клуб.

Расправляю занавески и слезаю со стула. Мы с Ингой немного повздорили на эту тему. Я пыталась отговорить её от похода в этот самый клуб, а она только взъерепенилась, не желая ничего слышать. Как-будто помешалась на Абрамове, честное слово! Только о нём с утра до вечера и болтает. Таскается за ним, без конца улыбается и активно проявляет знаки внимания.

– Это что же, парень у неё появился? – насупившись, возмущённо вопрошает Гера.

– Ага, типа того, – с готовностью подтверждает Ритка. – Пока ты томно вздыхаешь по углам, Инга вовсю устраивает свою личную жизнь.

– Рит, – шикаю на неё.

– А чего я не так сказала? – она невозмутимо пялится на Левицкого, смутившегося до алых пятен на скулах. – Герман, тебе разве не нравится Вершинина? Тайные послания на стенах это ж от тебя, я права? Почерк узнаваемый. Все эти закорючки замысловатые… Я ж видела твои конспекты.

Гера бледнеет. Начинает часто-часто дышать. Резко оседает на пол, хватая ртом воздух, и прижимает дискошар к себе.

– Бобылыч, ну ты в своём уме?

Бегу к ребятам. Вот же Ритка!

– Что это с ним? – Серёжа присаживается и обеспокоенно осматривает Левицкого.

– Астматик. Перенервничал, видимо, – поясняю я, помогая задыхающемуся Герману достать ингалятор.

Чего только у него в карманах нет! Ириски «золотой ключик», булавки, наушники, читательский билет, пионерский галстук, маленькая раскладная схема метро, зубная нить…

Как в том мультике про крокодила, помните? Когда маленькая птичка чистила ему зубы и доставала из пасти всякую всячину.

– Блин-блинский, Левицкий, прости меня, дуру, – виновато бормочет подруга, падая рядом с ним на колени. – Я ж не специально. Извини, ради бога!

– Не упоминай… имя Господа… всуе.

– Дыши, Гер, дыши! Вот так…

Молча наблюдаем за тем, как парень, воспользовавшись ингалятором, постепенно приходит в себя.

– Ты как? Нормально, надеюсь? – взволнованно пищит Ритка.

– Ты… не надо… никому… про Ингу, – качает он головой, снова заливаясь краской смущения.

– Да не скажу, не скажу. Зуб даю! – обещает она. – И секрет твой не выдам. Только не пугай нас так больше, ладно?

Он кивает и подтягивает к себе худые ноги.

– Посиди немного, я тебе воды принесу, – поднимаюсь с пола.

– Так, ну если состояние Германа стабилизировалось, то я иду дальше чинить розетку, время-то уже шесть, – глядя на часы, сообщает Серёжа.

*********

Осматриваю помещение. А вышло ничего так, здорово. Стена, стилизованная Германом пластинками, старыми газетами и чёрно-белыми фотографиями; крутящийся зеркальный дискошар и небольшие стационарные световые прожекторы задают нужную атмосферу.

Малежик, Ободзинский, Боярский, «Самоцветы», «Земляне», «Весёлые ребята». Звуки известных ретро-шлягеров разносятся по залу, вызывая искренние улыбки на лицах стариков.

Всё-таки пожилые люди – это те же дети. Они ворчат, возмущаются, капризничают, но, несомненно, умеют радоваться мелочам. Казалось бы, всего-навсего вечер танцев, организованный студентами-энтузиастами, а сколько эмоций…

Угрюмый Константин Львович, вдохновлённый ритмами небезызвестного коллектива Modern Talking, неожиданно для всех пускается в отчаянный пляс, мотивируя собравшихся расслабиться и тоже выйти потанцевать (насколько кому позволяет здоровье). Даже меня и то вынуждает составить им компанию, в какой-то момент затащив в центр круга.

Глава 7. Винни-Пух и все-все-все

2 года назад

Москва, сентябрь

Придирчиво осматриваю своё отражение в зеркале. Оттуда на меня взирает юная, раскрасневшаяся девушка. Она слегка напугана и взволнована. Виной тому вполне объяснимый стресс. Новый город, новая школа, новая жизнь… Столько всего ждёт впереди, что от волнения аж дух захватывает!

Поправляю блузку и пиджак, приглаживаю торчащие волосы-антеннки, выбивающиеся из замысловато сплетённых косичек.

– Всё будет хорошо, Дарина! – успокаиваю себя вслух.

Делаю пару глубоких вдохов и нервно улыбаюсь. Забираю рюкзак с подоконника и под аккомпанемент мелодии звонка шустро переставляю ноги, движущиеся по направлению к нужному кабинету.

На самом деле, самое страшное позади, знакомство с классом произошло вчера на седьмом уроке. Так что этот (не самый приятный) момент я уже пережила. Так сказать, впитала в себя порцию негатива, доставшегося мне от десятого «а». Ну, знаете, стандартный набор: волна шепотков, смешки, плоские шутки мальчиков и оценивающе-презрительные взгляды девочек.

Это, в общем-то, не смертельно, но осадочек остался. Хоть я и не ждала того, что воспитанники гимназии Попова примут меня в свой устоявшийся коллектив с распростёртыми объятиями. Оно и понятно, столица, престижная школа. У нас в Новосибирске ребята как-то попроще, а здесь меня встретили как в американском кино для подростков. Прямо скажем, не особо дружелюбно.

Всё в наших руках! Главное добрый и позитивный настрой! Уверена, со временем мне обязательно удастся расположить ребят к себе и завоевать их доверие. Сейчас необходимо трезво оценивать ситуацию: я для них – совершенно чужой человек, так что обижаться и строить ненужные домыслы не стоит. Всё сложится, но со временем…

Вдохнув в грудь побольше воздуха, решительно стучу в дверь кабинета алгебры и геометрии. Дёргаю за ручку и захожу внутрь, приготовившись извиняться. Я ведь опоздала из-за того, что отправилась прихорашиваться.

Открываю рот, но тут же его закрываю. В кабинете пусто. Ни нашего классного руководителя, Пельш Элеоноры Андреевны, ни моих одноклассников.

Растерянно хлопаю ресницами в течение нескольких секунд, а потом выхожу в холл. Достаю из кармана свой телефон, ищу фотографию с расписанием и проверяю, не ошиблась ли.

Четверг. Геометрия. Всё верно.

Пытаюсь вспомнить, где находится кабинет методиста школы. Бреду по пустынному коридору и внимательно читаю таблички. Первый урок уже начался, а я даже не понимаю, куда мне идти. Школа большая, и как в ней ориентироваться пока не очень понятно.

– Новенькая, заблудилась? – слышу хрипловатый голос за спиной.

Поворачиваюсь. На меня смотрит седовласая, пожилая женщина. Уборщица, судя по тому, что в руках у неё ведро и швабра.

– Не могу найти свой класс, – беспомощно пожимаю плечами.

– А ты будильник себе настрой на час раньше, чтоб не опаздывать, – ворчит она, разглядывая меня от ушей до пят. – Юбка коротковата, тебе не кажется?

Мои щёки тут же заливаются жгучим румянцем. Сказать по правде, я тоже это подметила, уже когда оделась... За последний год рост увеличился ещё на несколько сантиметров, и мои без того длинные ноги в некоторых вещах стали смотреться иначе.

– Не подскажете, где мне найти десятый «а»? – стараюсь быть максимально вежливой.

Мне бы уже отыскать класс, а я по-прежнему топчусь на втором этаже.

– Андреевна увела своих охламонов на диспансеризацию, – сообщает она, отставляя ведро в сторону. – Иди во двор. Малая площадка. Там найдёшь немногочисленные остатки своего серпентария.

– Спасибо! А это вам к чаю, – достаю из сумки шоколадку, которую успела подсунуть мама, и отдаю ей в знак благодарности.

– Без этих ваших приколов? – женщина хмурится, осматривая упаковку. – Один мне вот так уже предложил жвачку, так оттуда жучище вылез. Чудь не померла от разрыва сердца.

– Не переживайте, это просто шоколад, – кричу я ей, уже устремляясь в заданном направлении.

Диспансеризация. Надо же! Почему никто не предупредил?

Спускаюсь на первый, бегу мимо столовой и гардероба.

– Куда? – у турникетов меня тормозит охранник.

– Десятый «а», на площадку, – поясняю я, доставая карточку.

Можно подумать, я могла бы сбежать. Это невозможно, даже если бы у меня возникла такая идея. У них же тут всё по периметру обнесено ограждением, а у ворот – контрольно-пропускной пункт. Выйти незамеченным из гимназии точно ни при каком раскладе не получится.

«Как в тюрьме, только пафоса больше» – отшутился папа, когда мы всей семьёй пришли подавать сюда мои документы.

Выхожу на улицу, сбегаю по ступенькам и сворачиваю налево. Малая площадка находится за школой, неподалёку от огромного стадиона. Её я заприметила из окна библиотеки ещё вчера.

Прижимаю ребро ладони ко лбу и вздыхаю с облегчением, когда замечаю там учащихся гимназии. Нашла. Ура…

Быстрыми шагами топаю туда. Над головой простирается безоблачное голубое небо, а солнце, разбросавшее повсюду свои утренние лучи, припекает совсем по-летнему. Даже приходится снять пиджак. Настолько жарко и душно…

Глава 8. Беркут

Мне нравится гимназия имени Попова. Потому что здесь созданы абсолютно все условия для качественного обучения. Сверхновое оборудование: интерактивные панели и доски со множеством функций, кабинеты инженеринга, медицины. Интересные факультативы и курсы на выбор. Сильные, высококвалифицированные педагоги.

Жаль, что не все обучающиеся этой замечательной школы могут по достоинству её оценить. Я вот, например, использую открывшиеся возможности по полной. Потому что, в отличие от них, мне есть с чем сравнить.

С первых дней я погружаюсь в учёбу. Что до остального… то я, честно говоря, не особо продвинулась в вопросе приобретения друзей. Влиться в подростковый коллектив непросто, а когда ты не желаешь отсиживаться на скамейке запасных, так тем более. И это я не только волейбол имею ввиду. За то недолгое время, что я провела здесь, мне удалось понять одну простую истину: если ты хочешь быть первым, будь готов к тому, что многим это не понравится. Вот прямо как моя игра…

Вообще, центральный блокирующий, или как его ещё называют, нападающий первого темпа, – один из тех, на ком держится команда. Своевременный защитный блок, молниеносная атака, быстрая реакция, грамотное исполнение отвлекающего манёвра – всё это про меня. И моей новой команде по волейболу однозначно придётся смириться с тем, что я сильный и нужный игрок. Особенно после сегодняшнего товарищеского матча против сборной параллели одиннадцатых, в котором мне удалось продемонстрировать все свои сильные стороны.

– Блестяще, Арсеньева! – восторженно комментирует увиденное тренер, и это опять же вызывает новую волну цунами в моём классе.

Не то, чтобы они открыто агрессируют или устраивают травлю. Нет. Пока лишь присматриваются, обсуждают за спиной и делают вид, что не замечают. Да и пусть... Если это и расстраивает меня, то совсем чуть-чуть.

Останавливаюсь напротив кабинета географии. До звонка ещё целых семь минут, а в класс без учителя входить не разрешается.

Ладно… поколдую над своей контурной картой. Учитель у нас строгий и дотошный. Излишне внимательный к мелочам.

Сворачиваю за угол. Хотелось бы провести оставшееся время в тишине, но уютное местечко уже занято. Мрачный Ян устроился на подоконнике с книгой в руках. Сидит себе, читает, в то время как его одноклассники набивают желудки в столовой…

Я вообще стала замечать, что для него вот такое времяпровождение в одиночестве – норма, и что его недалёких друзей это не удивляет. Меня вот удивило… В наши дни редко встретишь молодёжь, предпочитающую держать в руках чудо печати, а не электронный гаджет.

Но его увлечение книгами было не единственной причиной удивляться. Приятным открытием стал и тот факт, что парень обладает не только острым умом, но и нестандартным, творческим мышлением. Его ответы на уроках (в случае если он снизойдёт до этого) очень «режут слух» в хорошем смысле. Они глубокие и интересные. Почему-то думается, что и сам он такой… несмотря на то, что дурная репутация и манера поведения изрядно портят картину.

Зачастую Ян груб и довольно неприветлив. Со всеми. Но если честно… странное желание узнать его получше так никуда и не делось. Обида на ту его выходку с номером телефона как-то поутихла, но не думать о нём у меня никак не получается… Может ещё и потому, что иногда я ловлю на себе его редкие взгляды: долгие, тяжёлые и пристальные. Сегодня в спортзале он точно наблюдал за мной. Я видела. И, как ни странно, практически физически это чувствовала…

Набравшись смелости, иду в его сторону. Не терпится узнать, что он читает. Снова моё любопытство подстрекает меня на авантюру. И, надо признать, по мере приближения глаза мои становятся шире.

– Великий Гэтсби… Самый известный роман Фицджеральда, а я всё оставляю его на потом, – прислоняясь к стене, сообщаю ему зачем-то.

Подмечаю одну важную деталь. Вроде открыта последняя страница.

– Ты дочитал её? – киваю на книгу, которую Ян держит в руках.

– А ты в этом сомневаешься? – дерзит в ответ.

– Нет конечно, – я улыбаюсь. Потому что ничего такого не имела ввиду. И потому что моя улыбка всегда вынуждает его нахмуриться.

– Хотела попросить её у тебя. Недели мне хватит, – сразу предупреждаю. – И ты не переживай, я вижу, что издание коллекционное. Буду предельно осторожна. Не потеряю и не испорчу.

Как-то не особо ему нравится эта идея.

– Могу предложить кое-что взамен.

– Да неужели… И что же? – Ян откидывает голову назад и вопросительно приподнимает бровь, наблюдая за мной.

– Это, – лезу в портфель и достаю всё того же Фицджеральда.

Если он и удивился, то вида не подал. Эмоции, а в особенности положительные – это не про него…

– Держи. Прочла на одном дыхании. Его четвёртый и последний завершённый роман. Если не читал, то правда стоит. По признанию самого автора, это лучшее, из того, что ему удалось написать...

Парень по-прежнему молчит, и я начинаю думать о том, что выгляжу нелепо.

– Я в курсе, но не думаю, что меня заинтересует эта история, – наконец произносит он, внимательно всматриваясь в моё лицо.

– Начни читать, а там решишь, – нервно пожимаю плечом и нагло забираю «Гэтсби» себе, ловко заменив одну книгу на другую.

Глава 9. Незваный гость

Все любят получать подарки, а я вот… обожаю их дарить. С самого детства.

Помню, насобираю немножко денег втихаря и иду закупаться. В преддверии Нового года, например. Да, понятно, всегда какую-нибудь ерунду недорогую дарила, но зато никто не оставался без внимания.

Не жалея, разбиваю пятнистую корову-копилку и забираю оттуда бумажные деньги. Бросаю у подоконника рюкзак, даже не удосужившись его разобрать, и снова возвращаюсь в прихожую.

– Дарина, ты куда? – выглядывает из кухни мама.

– Мне нужно в торговый центр. Тот, который рядом, через три остановки, – застёгиваю куртку доверху и снимаю с крючка свою связку ключей.

– Зачем? – она бросает котлеты, которые шкварчат на сковороде, и, ожидаемо, торопится перехватить меня до того, как я сбегу.

– Подарок хочу купить, – затягиваю шнурок.

– Копилку разбила, что ли? – хмурится она. Услышала, значит… – Ты же на новый телефон собирала.

– Я немного оттуда возьму, – целую её в румяную щёчку.

– Пообедай сначала, только пришла ведь!

– Я потом поем, пока не хочу.

– А кому подарок-то? – заботливо поправляет на мне шапку.

– Однокласснику. Ну я пошла…

Врать не умею и не хочу, но подвергаться допросу желания нет, поэтому вариант один – надо быстрее делать ноги.

– Дарин…

– Я скоро вернусь, мам, не переживай!

Пулей вылетаю из квартиры, достаю из кармана наушники и начинаю активно перебирать в уме варианты подарка…

**********

Поиски затягиваются. Потому что я уже второй час блуждаю среди стеллажей, изучая ассортимент магазина для творчества. Честно говоря, я в растерянности, у меня просто разбегаются глаза. Столько здесь всего интересного…

Этюдники, планшеты, мольберты, папки, скетчбуки. Профессиональные наборы карандашей, красок, пастель. Выбор действительно на любой вкус и цвет. Только вот беда… в искусстве существует множество художественных направлений, а я не имею ни малейшего понятия о том, какую технику любит использовать художник, которого я собираюсь поздравить. Согласитесь, глупо было бы подарить набор красок или кистей тому, кто предпочитает графические иллюстрации...

Впечатлённая разнообразием товаров всё никак не могу определиться с тем, что мне нужно. Хочется много чего, но я всё-таки ограничена в средствах.

Ищу взглядом продавца-консультанта, однако девушка очень занята болтовнёй по телефону. Так что и на её помощь рассчитывать не приходится...

Уныло плетусь к центральному стенду и вдруг моё внимание привлекает кое-что необычное. Останавливаюсь, чтобы посмотреть поближе и повертеть в руках. И тогда-то понимаю: вот оно! То особенное, что я искала!

Уже по пути на кассу прихватываю книгу «Загадки старых картин», на которую изначально положила глаз. Тоже возьму. И ещё вот это…

Из магазина выхожу вполне довольная собой. А то совсем отчаялась. Думала, что так и не смогу подобрать нечто по-настоящему стоящее.

Спускаюсь на эскалаторе и тут же натыкаюсь на островок «всё для праздника».

Точно. То, что нужно моему Мрачному Яну. Цветная клякса для настроения. Как это я раньше об этом не подумала!

– Добрый день, чем я могу вам помочь? – любезно интересуется худощавая женщина в очках.

– У вас здесь так красиво, – улыбаюсь, разглядывая плюшевых медведей разного роста.

– Ищете что-то определённое?

– Мне нужна красивая подарочная коробка. Только строгая и сдержанная, – торопливо добавляю я.

– Размер?

– Эмм, запаковать вот это, – достаю из крафтового пакета то, что приготовила для Яна.

– Цвет? – проводит рукой вдоль среднего ряда.

Вот же… Не люблю выбирать, у меня с этим всегда проблемы. Долго не могу определиться.

– Они все выглядят стильно.

– Может, тёмно-синюю? – в задумчивости закусываю губу. – Или нет, лучше тёмно-зелёную.

– И бант? – она достаёт из контейнера ленту в тон.

– Давайте.

– Упакуем сразу? – кивает на подарок, который я прижимаю к груди.

– Да, спасибо. А ещё мне нужны гелиевые шары, – задираю голову.

– Выбирайте, – усаживая бант на коробку, говорит она. – Восемьдесят рублей за штуку.

– Вот эти, мерцающий изумруд.

– Разбавьте золотым, – советует она.

– Хорошо.

– Будет отлично, – уверяет продавец, улыбаясь.

Из торгового центра я выпархиваю в приподнятом настроении. Да, потратила почти все деньги, зато сколько радости от предвкушения его реакции!

На душе светло, несмотря на то, что на улице накрапывает дождик, и я, воодушевленная и окрылённая, мчусь к остановке.

Надо же, стемнело...

Достаю телефон и с ужасом обнаруживаю тот факт, что уже восьмой час. А ещё спешно перезваниваю маме, от которой у меня больше пяти пропущенных звонков.

Глава 10. С Днём Рождения, Ян

ЯН АБРАМОВ

Закидываю коробку на верхнюю полку шкафа. Хлопаю дверью, и лай в квартире тут же стихает.

Бараны знают, что не стоит громко блеять, когда на горизонте появляется пастух.

– Быстро ты. А зайчишка где? – интересуется Мирзоев.

– В лес со страху ускакал, – гогочет Дикий.

Всё понятно с ними…

– Не самая лучшая идея, – ухмыляется Глеб. – В лесу бывает довольно опасно, правда Ян?

Игнорирую его недвусмысленный намёк.

– Не понял, Абрамыч… – Рома с третьей попытки принимает сидячее положение. – А ты чё без шариков?

– Ян и шарики – это полный кабздец, – хохочет Сидор. – Мне кажется, у него их и в детстве не было.

Натыкается на мой взгляд, и его смех прекращается так же резко, как начался.

– В том смысле, что… ну... они тебе не идут как бы. Ты ж весь такой суровый и… Ну ты понял короче, что я хотел сказать.

Его жалкие потуги объясниться вызывают у меня рвотный рефлекс. Дубиноголовый, что с него взять. Там природа капитально отдохнула по всем пунктам.

– Какого дьявола, Беркутов?

– Чё?

– Адрес. Мой. У неё. Откуда? – зло спрашиваю, усаживаясь в кресло напротив.

– Ну я дал и чё...

– Чёкало картонное, на кой икс ты это сделал? – прищуриваюсь.

– Девчонка возжелала лицезреть твою мрачную морду именно сегодня, – поясняет он, потирая красные глаза. – Потому что я проболтался про твою днюху.

– Длинный язык укорачивает жизнь, ты в курсе?

Иногда Рома как несмышленое дитя, и от этого бывают лишние проблемы. Вроде той, что нарисовалась передо мной сегодня.

– Ой да расслабься, чё такого? Ну пришла и пришла. Я вообще думал, что Арсеньева струсит и соскочет с этой темы.

Сомневаюсь, что он в принципе думал в тот момент.

– Уже даже забыл про нашу с ней договорённость и тут с пацанами поднимаемся по ступенькам, а она на лестничной клетке стоит.

– Беркут хотел синичку сюда притащить, но птичка расчирикалась. Очканула, – продолжает повествование Мирзоев.

– Реакция нормального человека, – подаёт голос Камиль. – Вы себя иной раз как животные ведёте.

Сидор снова ржёт, имитируя дикую лошадь. Собственно, подтверждая его слова. А я тем временем внимательно смотрю на поехавшего головой Рому.

«Беркут хотел синичку сюда притащить…»

– Зачем пришли? – осведомляюсь сухо. – Я не праздную, и вам это прекрасно известно.

– Не ну а чё тухнуть одному в такой день? – не одупляет Сидоров. – Ромыч предложил собраться и поздравить тебя. Типа сюрприз сделать. Мы и согласились.

– Я смотрю, Рома у нас чересчур инициативный сегодня. И явно не в себе. Чем вы его накачали?

– Он же не пьёт, – они, посмеиваясь, переглядываются.

Кретины.

– Мы тут затарились по мелочи, ща ещё десерт тебе подгонят, – сообщает Пашу, поигрывая бровями.

– Неоднократно повторял. Не привозить всякую шваль ко мне в квартиру, – недовольно напоминаю я.

– Так это подарок от нас. Там такой улёт… – он пытается изобразить в воздухе изгибы женского тела. – Мы долго выбирали. Тебе понравится.

– Мне понравится, если все вы свалите отсюда.

– Ян, ну какого лешего! Давай немного потусим, – ноет поплывший Рома.

– Не сегодня.

– Чё зазря ехали? Кидалово жёсткое…

– Я никого не приглашал, так что катитесь к дьяволу.

– Его сын итак здесь, может, останемся? – хохочет Беркут, и к нему присоединяются все остальные.

Читай по губам.

– А чё, жрачку и «подзарядку», тогда можно забрать с собой? – пожёвывая нарезку из вскрытой упаковки, спрашивает Сидор.

Закатываю глаза.

– Всё забирайте и на выход. Я не в настроении.

– Ща, перетереть кое-чё надо.

– А я предупреждал вас, – поднимаясь с дивана, говорит Камиль. – Егор, дай ключи, мы вас в машине подождём.

– Кэмэл, по-братски, подгони тачку поближе. А то не прёт так далеко возвращаться.

Юнусов кивает и, проходя мимо, хлопает меня по плечу. Единственный адекват в нашей стрёмной компании...

Сидор поднимает пакеты с пола и молча семенит за ним следом.

– Слышь, Ян, а эта блаженная из коридора, – Мирзоев кивает головой в сторону захлопнувшейся двери, – течёт по тебе, что ли?

С какой целью интересуется догадаться нетрудно. Школьницы для двадцатитрёхлетнего Глеба – особый фетиш. Он уже был в одном шаге от того, чтобы загреметь за решётку, но выводов не сделал.

– Арсений на него жёстко запала, – усмехается Беркутов.

Рот-помело. Заткнись.

Глава 11. Свидетель

ДАРИНА

конец октября

Жизнь в гимназии идёт своим чередом. Уроки, консультации, подготовка к ЕГЭ, тренировки. Каждый день забит до отказа, но мне по-прежнему всё нравится. Я даже записалась в бассейн. Плаваю трижды в неделю после занятий по волейболу. Красота.

– Дарина, почему ты стала хуже учиться? – отчитывает меня папа в один из вечеров.

– Здесь, в Москве, программа сложнее. Требования выше.

Кажется, что я просто оправдываюсь, но это совсем не так. Я ведь и правда делаю всё возможное. И мне непросто.

– Ты же у меня отличницей была! – расстроенно хмурится он, пододвигая к себе блюдце с чашкой. – Три четвёрки намечается: биология, химия, физика.

– Бать, хватит уже песочить Дашку, она итак носа от учебников не поднимает, – вмешивается в наш диалог младший брат.

– И тебе стоило бы, – грозно глянув на Лёшку, отвечает отец. – Оболтус! Одни тройки…

– Да кому нужны эти ваши оценки! В жизни они никак мне не пригодятся, – фыркает он.

– Оценки, Лёш, – отражение ваших знаний, – обращается к нему мама.

– Чушь, – спорит он, закидывая в рот пряник.

– Чушь – то, чем ты занимаешься днями напролёт.

Это родители так про Лёшино увлечение отзываются. Они далеки от того, что связано с интернетом, и совсем не поддерживают его желание развивать свой канал на ютуб-платформе.

– Мужчина обязан освоить достойную профессию.

– Ага, и получать за неё копейки, – брат закатывает глаза. – Вот ты, бать, работаешь на заводе, а толку? Всю жизнь живём от получки до получки.

– Алексей! – брат получает строгий взгляд от матери.

– Ну а чё, не так? – невозмутимо пожимает плечами – И пока, тут в Москве, не особо наше положение улучшилось.

– Не гневи бога! Мы живём неплохо.

– Ага. Неплохо, Дарин. Ты в одних и тех же вещах годами ходишь. Про твой убитый телефон вообще молчу. Тебя там не травят, случаем, в этой твоей пафосной гимназии?

– Не травят. И не в новом телефоне счастье, Лёш…

– Зачем ты так, сынок? Мы ведь не нищие, – расстраивается мама.

– Почти нищие, – усмехается он. – Перебрались в Москву. Столько надежд было! А что в итоге? Ну кредиты платите, свои и бабкины. Ну за съёмную квартиру отдаёте. За продукты. И больше ни на что не хватает.

– Мы переехали совсем недавно. Скоро станет гораздо легче.

– Скоро станет легче? Да я всё время это слышу, ма. Новый компьютер обещаете с прошлого года.

– Остановись уже, нельзя так, – смотрю на него осуждающе.

Младший сегодня прямо в ударе. И причём не в хорошем смысле этого слова.

– Я для себя такой судьбы не хочу. Копейки сидеть считать. Вот вы говорите чушь, а между прочим, блогеры столько денег поднимают, что вам и не снилось!

– Иди к себе, Алексей. Позже поговорим.

Папино лицо багровеет от злости. Желваки ходят туда-сюда, над бровью проступает пульсирующая венка.

Провожает сына рассерженным взглядом, а потом его внимание снова возвращается ко мне.

– Пап, вы на него не обижайтесь. Это возраст такой... сложный.

– Сколько тебе нужно добавить денег на телефон? – вдруг интересуется он.

– Ничего мне не надо! – отказываюсь я поспешно. – И со старым неплохо.

– Я знаю, что ты собирала на него. Давай купим.

Бледнею. Краснею. Начинаю разглядывать поверхность кухонного стола. Выходит, мама ему тогда не сказала…

– Я потратила деньги, пап, – решаю признаться честно.

– На что? – кустистые брови сходятся на переносице.

– Подарок купила. Ещё тогда, давно, когда вы меня наказали.

– И кому же?

Прямо настоящий допрос с пристрастием устроил.

– Однокласснику.

– Однокласснику, – повторяет он следом, постукивая пальцами по столу.

– Да.

– Тому, кто провожал тебя в субботу? – уточняя, прищуривается отец.

Вот же блин… Неужели из окна нас заметил?

– Нет. Это Рома, мой друг.

Друг, который в последнее время активизировался не на шутку. Пытается за мной ухаживать, но я об этом, естественно, молчу.

– Ох, Дарина… Гуляешь с одним, поздравляешь другого! Не тем ты занята, дочка, – качает головой. – Отсюда и проблемы с учёбой.

Мои щёки вновь становятся пунцовыми.

– Дорогой, они просто дружат, – робко встаёт на мою защиту мама.

– А ты будто не знаешь, что парням её возраста от девочек нужно только одно.

Боже.

Не знаю, куда себя деть. Как стыдно…

К счастью, нашу неловкую беседу прерывает телефонный звонок. Но радоваться, оказывается, рано. Мама уходит в комнату, и мы с отцом остаёмся наедине.

Глава 12. Пленница в шкафу

ЯН

– Стой! – доносится до меня звонкий голос Арсеньевой в тот момент, когда я уже собираюсь уходить из раздевалки. – Смысл держать меня здесь до утра? Я всё равно сдам вас директору!

Угрожает. Забавно…

– Ты избил несчастного парня до полусмерти!

Останавливаюсь.

До полусмерти.

Куда там... Князев, можно сказать, отделался лёгким испугом. Ему повезло, что он пропустил начало учебного года. В тот период я был очень зол.

– Вы не имеете права вот так обращаться с людьми! Отморозки! Что ты, что Рома! Не удивлюсь, если вы действительно кого-то убили. Колония по вам плачет.

– Всё сказала? – делаю пару шагов в сторону «говорящего шкафа».

– Выпусти меня! – требует она, барабаня по металлической стенке. – Слышишь, Ян? Немедленно выпусти!

– А ты попроси как следует, и я, возможно, подумаю, – ухмыляюсь, опираясь плечом о дверцу.

Слышу, как тягостно она вздыхает.

– Мне нужно домой, – начинает давить на жалость.

Что ж. Ожидаемо...

– Родители будут переживать, если я не вернусь.

Родители будут переживать.

– Мне плевать, – отзываюсь равнодушно.

– Тебе, наверное, не понять, – тихо мямлит девчонка, но я всё слышу. – Ты живёшь один. Почему?

И всё-таки Беркут – то ещё трепло. Эту информацию она могла получить только от него.

– Почему, Ян? Один, отдельно от семьи. Разве это нормально?

Слово «нормально» и я – априори антонимы.

– Не твоего ума дело.

– Не моего конечно. Просто это так… странно. У вас в семье какие-то проблемы?

Всерьёз решила, что я стану отвечать на её вопросы? Просто смешно.

– На данный момент проблемы у тебя, – напоминаю я ей.

Замолкает, правда ненадолго.

– Из-за тебя меня снова накажут. Я только-только отсидела три недели домашнего ареста.

– Тебе полезно, – потираю висок.

Опускаюсь на пол. Прислоняюсь спиной и затылком к дверце шкафа. Меня снова донимает головная боль. Пока ещё умеренная, но уверен, по традиции, к ночи она перерастёт в мигрень.

– Что значит полезно?! – возмущается, дважды чихнув. – Кстати, здесь ужасно воняет хлоркой. Ты в курсе?

В курсе. Оно и к лучшему. Перебьёт твой навязчивый запах...

– И ещё мне холодно. Очень холодно.

А в этом сама виновата. Явилась спасать Князева фактически в чём мать родила, но жаловаться не буду, Арсеньева без одежды выглядит весьма недурно.

– Ян… Выпусти, пожалуйста.

Уже «пожалуйста». Все становятся сговорчивее, стоит лишь немного припугнуть.

– Если не вернусь до утра, меня не отпустят в Питер, – сокрушается она.

То, что надо. Ещё там мне тебя не хватало. Итак достала уже перед носом маячить. На пару с Беркутовым.

– Привезу тебе магнит на холодильник, – обещаю я.

С досады опять лупит по стенке шкафа.

– Ладно, путеводитель, Арсеньева. С фотографиями, – улыбаюсь.

– Лучше выпусти. Хочу своими глазами увидеть этот город.

– Увидишь. Когда-нибудь. Если переживёшь эту ночь, – добавляю я.

– Ты не оставишь меня здесь.

– Да ну…

– Ты… не станешь поступать так со мной!

– Как самонадеянно с твоей стороны. С чего бы?

– Не станешь, – повторяет упрямо.

– Ты в этом так уверена? – уточняю насмешливо.

Да, знала бы ты, с кем имеешь дело. В своей жизни я сделал столько дерьма, что тебе и не снилось…

– Дочитал книгу? – неожиданно переводит тему. – «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи – очень странный выбор, не находишь? И как тебе?

Молчу.

– А я сейчас читаю Рэя Брэдберри.

Закатываю глаза. Трещит как сорока. Ей и собеседник ни к чему.

– Что именно?

Зачем спрашиваю и поддерживаю этот нелепый диалог – не имею ни малейшего понятия.

– «451 градус по Фаренгейту»...

Не менее странный выбор, чем мой.

– Мне нужно поговорить, а слушать меня некому. Я не могу говорить со стенами, они кричат на меня. Я не могу говорить с женой, она слушает только стены, – цитирую я.

– Очень злободневно. Но сперва мне казалось, что я зашла в тёмный лес без фонаря, – делится впечатлениями девчонка.

Нашла тоже время…

– Пожарные, которые не тушат, а поджигают. Мир, в котором нет места чести и любви. Думать запрещено. Представляешь, уже тогда Брэдберри фактически предсказал наше будущее. Я про общество потребителей и массовую деградацию.

Глава 13. Да придёт спаситель

ДАРИНА

Странное дело. Вот он оставил меня одну в кромешной темноте, бросив напоследок несколько ядовитых фраз, а я вместо того, чтобы обидеться и начать тихо ненавидеть, чувствую нечто совсем иное. Сочувствие. Искреннее и неподдельное. Потому что по ощущениям ситуация куда печальнее, чем кажется на первый взгляд...

Встаю и выпрямляюсь во весь рост. (Насколько это позволяет верхняя полка). Ощупываю все углы и думаю о том, что предпринять. Мне надо выбраться из этого шкафа, чтобы попасть домой.

Вот интересно, а где, собственно, Рома? Сам же меня здесь закрыл! Да ещё и по указке Яна. А это, между прочим, совсем не красит его в моих глазах…

– Эй!

Что есть сил стучу по железной махине.

– Я здесь! Выпустите меня!

Пытаюсь навалиться на дверцу тяжестью своего тела, но это, увы, ровным счётом ничего не даёт.

Несколько раз, изловчившись, пробую ударить по ней ногами.

Тщетно… Такое ощущение, что я непросто заперта на ключ. Кажется, будто снаружи ещё что-то мешает…

– Выпустите меня! Ау!

Мой крик эхом отскакивает от стен.

Ну и где охранник?

– Помогииите! Кто-нибудь! Я здесь! Выпустите!

Активно надрываю связки ещё минут пятнадцать-двадцать, а затем, тяжело дыша, опускаюсь вниз и стискиваю от досады зубы. Надо бы кричать без устали и перерыва, но я больше не могу. Выдохлась.

Чёрт... До последнего думала, что он не уйдёт. Однако прогадала.

Немного отдохнув, снова принимаюсь шуметь. В школе сейчас идеальная тишина, и меня по-любому должны услышать, даже учитывая тот факт, что я нахожусь в дальнем крыле и на цокольном этаже.

Или не должны?

По спине ползёт мерзкий холодок. Только сейчас до меня доходит тот факт, что ночной сторож сидит там, при въезде, в помещении КПП, а не в самой школе.

Нет. Нет. Нет.

Прислоняюсь лбом к холодной, гладкой поверхности.

Получается, что охранник может меня услышать только при условии, что начнёт совершать обход.

«Супер».

Но ведь начнёт же? Рано или поздно…

В общем, только этой мыслью я себя и успокаиваю. Потерявшись во времени, по очереди впадаю то в стадию злости, то в стадию отчаяния.

Я охрипла от крика. Глаза устали от темноты. Тело ноет и ломит из-за неудобной позы. И, честно говоря, надежда на то, что я выберусь отсюда до утра, тает подобно пломбиру на солнце.

Смирившись, устраиваюсь поудобнее и роняю голову на колени. Не замечаю, как засыпаю, а в какой-то момент у меня явно начинаются галлюцинации.

Спросонья мне кажется, что я кого-то слышу, да и дышать вдруг становится значительно легче.

– Даша! Дарин!

И голос этот совсем близко-близко…

– Даш! Тебе плохо?

Разомкнув веки, с удивлением обнаруживаю, что дверцы шкафа открыты.

Чудеса!

– Даш. Ты в порядке?

Щурюсь от яркого света. Растерянно моргаю и лишь спустя несколько долгих секунд фокусирую взгляд на однокласснике.

– Хочешь воды? – протягивает мне маленькую пластиковую бутылку.

– Да пошли вы к чёрту! – выбиваю её из его рук и предпринимаю попытку подняться.

Сделать это удаётся не сразу. Ноги затекли и гудят, а голова как-то странно кружится.

– И всё-таки я тебе помогу. Иди сюда.

Отказываться от предложенной помощи глупо, потому и не возражаю, когда меня, словно тряпичную куклу, достают из шкафа и усаживают на скамейку.

– Сколько…

– Что?

– Времени сколько? – хватаю парня за руку и устремляю встревоженный взгляд на циферблат.

Двенадцатый час. Мне конец.

– Даш… С тобой всё нормально? – Камиль приседает напротив и внимательно всматривается в моё лицо.

– Нормально. Только голова болит, – потираю переносицу.

Снова предлагает мне бутылку, и на этот раз я решаю глотнуть воды. Так кричала весь вечер из места своего заточения, что в горле пересохло просто ужасно.

Закручиваю крышку. Жадно вдыхаю прохладный воздух и пододвигаю к себе кроссовки. Они с меня попадали, когда я боролась с Беркутовым.

Обуваюсь, смущённо поправляю узел на полотенце. Встаю с лавки и, минуя коридор, плетусь в сторону раздевалки для девочек.

Мой спаситель идёт следом, но предусмотрительно останавливается за дверью.

– Как ты здесь оказался? – спрашиваю, первым делом проверяя свой телефон.

Сел, конечно. Заряда оставалось совсем мало, уже тогда, когда я уходила в душ...

– Вернулся, как только узнал, что ты ещё в школе.

– И как же ты об этом узнал? Уж не от Абрамова ли? – хмыкаю, перекладывая свои вещи.

Глава 14. Запрещённый приём

Ночь выдаётся та ещё… От родителей получаю, что называется, по полной программе. Выслушиваю полуторачасовую лекцию на тему своего девиантного поведения, а также… Во-первых, лишаюсь телефона и своего старенького ноутбука. Во-вторых, литературы, взятой из библиотеки, и в-третьих, разумеется, билета в Санкт-Петербург.

Эту несостоявшуюся поездку я горько оплакиваю до самого рассвета. Знала, конечно, что так будет, но, как говорится, надежда умирает последней. Что в итоге и случилось…

Расстроенная, разбитая и совершенно не выспавшаяся отказываюсь от завтрака и собираюсь в гимназию. Форма, портфель, сменка, быстрый равнодушный взгляд в зеркало.

– Время, Дарина, – отец недовольно показывает на часы.

– Иду уже.

Надеваю куртку, обуваюсь и снимаю с крючка связку своих ключей. Выхожу из квартиры вслед за отцом. С тоской замечаю, что мама не идёт провожать нас и не желает мне хорошего дня, как бывало обычно.

После вчерашнего она со мной не разговаривает. Объявила самый настоящий бойкот, упрекнув в том, что я, цитирую: «капитально подорвала её доверие».

Ох, и видели бы вы её взгляд! Внимательный, острый, выражающий недоумение и вместе с тем самое настоящее осуждение. Сколько нового я о себе узнала! Мама в этот раз не поскупилась на обидные слова, задержавшись в моей комнате ещё на добрых полчаса.

Я смиренно слушала, а она роняла слёзы, сетуя и на новый город, и на новую школу, и на мальчика, с которым я (якобы) имела неосторожность связаться.

«Дожили! Шляешься по чужим квартирам! Без белья домой приходишь в ночь! Я не узнаю тебя!»

И всё в таком духе.

Обидно. Но заслужила. Я прекрасно понимаю её реакцию, ведь со стороны моё поведение и правда выглядит отвратительно.

– Давай чуть быстрее, – торопит меня папа, пока я уныло спускаюсь по ступенькам.

– Успею, ещё целый час до начала занятий, – бормочу себе под нос.

– Я не успею, – недовольно бросает через плечо.

– Не поняла… – гипнотизирую взглядом его спину.

– Прибавь шагу, Дарина!

Всё становится ясно уже совсем скоро, а если точнее, к тому моменту, как мы оказываемся на одной остановке и в одном автобусе. Это притом, что отцу на работу надо бы в другую сторону. Понимаете, да?

– Ты меня до школы провожать собираешься? – всё-таки имею наглость спросить.

– Теперь туда и обратно либо со мной, либо с матерью. Это ясно? – отвечает, не отрывая хмурого взгляда от газеты, купленной в киоске.

– Ясно.

Да уж… В десятом классе приходить под родительским конвоем в школу – это самый настоящий позор.

Сникаю ещё больше и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу.

А может надо было рассказать родителям правду? О том, что один садист закрыл меня в шкафу, а второй – решил не выпускать оттуда до утра?

Вот только вряд ли родители поверили бы. Особенно если взять во внимание постыдную историю, которую поведал отец. Про телефонный звонок, нетрудно догадаться, кем совершённый…

И снова злость накатывает со страшной силой. Мне, вообще-то, не свойственны приступы гнева и ярости, но, клянусь, за вот эти грязные небылицы хочется выдрать Яну язык. Он ведь намеренно сделал это, в очередной раз продемонстрировав гнилую сторону своей души.

Ну что за человек такой!

Вспоминаю наш диалог и раздражаюсь лишь сильнее. Потому что понимаю: мои попытки раскопать в нём что-то хорошее и стоящее лишь усложняют мне жизнь. Честно, за тот месяц, что мы игнорировали друг друга, можно было бы, наверное, справиться с собой и своими неоднозначными чувствами, но… К несчастью, за этот период я обнаружила ряд веских и неопровержимых доказательств. Доказательств того, что мрачный Ян не честен со мной. И с собой, похоже, тоже…

– Идём, – голос отца выдёргивает меня из плена неспокойных мыслей.

Поднимаюсь со своего места и тяжко вздыхаю. Надеюсь, он не собирается провожать меня прямо до КПП.

– Сколько у тебя сегодня уроков? – холодно интересуется, пока мы идём по аллее, усыпанной мокрыми листьями.

– Восемь, если считать с факультативом по английскому. В четыре тридцать волейбол.

– В шесть за тобой придёт мать, – сообщает, бросив очередной взгляд на часы.

– Пап… пожалуйста, давайте без этого. Обещаю, я буду приходить вовремя, – предпринимаю попытку смягчить наказание.

– Это не обсуждается, – бескомпромиссно отрезает он. – Доверия к тебе больше нет.

До пункта КПП доходим в полном молчании. Уже собираюсь в очередной раз извиниться и попрощаться, но, к моему ужасу, отец отдаёт охраннику в окошко свой паспорт, а это может означать только одно – он идёт в школу со мной.

– Ты к Элеоноре Андреевне? – догадываюсь я.

Игнорирует мой вопрос. Забирает документ и проходит через турникет.

Думаю, хочет сообщить моему классному руководителю весть о том, что я не еду в Питер.

Двор пересекаем быстро, но меня не покидает ощущение того, что всё происходит очень медленно.

Глава 15. Володенька

Конец четверти выдаётся непростым. И это несмотря на то, что гранит науки я грызу с нездоровым энтузиазмом. Настолько нездоровым что, к собственному изумлению, я становлюсь-таки отличницей, исправив все свои четвёрки. Вот где неожиданность! Хотя подозреваю, что Элеонора Андреевна тоже приложила к этому руку. Недаром учитель химии в последний учебный день муштровал меня до самого вечера. Клянусь, весь учебник пересказала… А какое количество задач решила – не сосчитать.

– Дочка, ты как, всё успела?

Мама ставит на стул тяжёлый пакет с продуктами и стягивает с шеи толстый, вязаный шарф.

– Салаты готовы, курица с картофелем в духовке, нарезка под плёнкой, – отчитываюсь я, вытаскивая наушники.

– Хорошо. Щас я разденусь и займусь горячим, а ты накрывать на стол пойдёшь.

– Я уже накрыла.

Мама внимательно на меня смотрит и в нерешительности тянется, чтобы поцеловать холодными губами в щёку.

– Умница моя.

Неужели оттаяла и наконец теперь всё будет по-прежнему?

Если откровенно, её игнор дался мне тяжело. Между нами ведь раньше всегда была гармония и взаимопонимание. И да, доверие тоже было...

– Мамочка, – обнимаю её, едва сдерживая слёзы. – Прости меня.

– Ну всё. Не плачь, Дарин, – поглаживает ладонью по спине. – Что я в твоём возрасте не была, что ли? Понимаю. Пубертат, мальчики…

– Я уже говорила вам, что не была у Романа дома, – оправдываюсь в очередной раз. – Глупая шутка моих одноклассников, только и всего…

Да. Пришлось рассказать родителям частичную правду. А всё потому что пару дней назад к нам домой заявился Беркутов. Представьте себе, фактически с повинной. Спасать меня пришёл. Устал каждое утро наблюдать моё кислое выражение лица. Меня ж ведь, как и было обещано, в школу и из школы провожали...

Когда я увидела Рому на пороге, подумала, что отец незамедлительно спустит его с лестницы, но нет, папа, пребывая в хорошем расположении духа, делать этого не стал. (Подозреваю только потому, что с Ромой пришла Пельш).

Он великодушно дал Роману две минуты на объяснение причины его появления в нашей квартире, и тот на радостях поведал моим родителям какую-то глупую небылицу про посвящение. Мол каждый новичок нашей школы должен его пройти, и именно поэтому они с ребятами закрыли меня в шкафу. В связи с чем я в тот вечер вынужденно задержалась.

Ух, видели бы вы лицо моего папы… Мне кажется, эта версия разозлила его даже больше предыдущей. Впрочем, как и Элеонору Андреевну, пришедшую от рассказа своего воспитанника в полнейший ужас.

Однако она, молодец, не растерялась… Быстро совладав с эмоциями, отчитала Рому по полной программе и пообещала во всём разобраться, дабы не допустить повтора подобного инцидента.

Папа хотел идти к директору, но каким-то чудом моему классному руководителю удалось отговорить его этой идеи.

Вообще, она долго разговаривала с родителями после того как Рому (с которым мне всё ещё было запрещено общаться) отправили восвояси. Не знаю, о чём они беседовали, но с того вечера мама и папа по отношению ко мне немного смягчились. Отругали за то, что не сказала правду, но, как мне кажется, вздохнули с некоторым облегчением. Потому что в своём воображении они зашли уж очень далеко.

– Бокалы проверь ещё раз, на всякий случай! – просит мама, бросая взволнованный взгляд на часы.

Знаю, что с посудой, как и с остальным, всё в порядке, но для её успокоения проверяю.

– Ой!

Вздрагивает, когда слышит, как открывается входная дверь.

– Дарин, картошку сними с плиты! Я сейчас вернусь, только гостей встречу и за стол посажу, – спешно снимает фартук и взбивает пальцами волосы.

Сегодня мама позволила себе укладку в парикмахерской. В честь праздника и приезда гостей.

В квартире становится довольно шумно. Друзья отца прикатили из Новосибирска, чтобы поздравить его с днём рождения.

Мама появляется в кухне минут через десять. Я к тому времени уже успеваю справиться с пюре. Оно, кстати, получается воздушным как никогда.

– Всё, беги переодевайся и за стол. Мясо я сама дожарю, – улыбается она. – И Дарин, давай понаряднее как-нибудь. Платьице может, волосы распусти.

Вскидываю бровь.

Чего это с ней?

– Ма, – внезапная догадка бухает по голове будто кирпичом. – Только не говори мне, что Мышинский-младший тоже там!

– Конечно Володенька там, а что с лицом? – интересуется, принимаясь хлопотать у плиты.

– Я не выношу его, ты же знаешь.

– Перестань, Дарина! Так нельзя! – ругается, помешивая мясо на сковороде. – Иди, переоденься. Тебя все ждут.

*********

Не люблю я посиделки с Мышинскими, но приходится терпеть. Отец дружит с дядей Геной уже лет пятнадцать. Вместе на одном заводе работали, до тех пор пока мы не переехали в Москву.

Жена дяди Гены, тётя Галя, шеф-повар по профессии. И каждый раз, когда эта тучная женщина с каре, занимая два стула, восседает за нашим столом, начинается примерно одно и то же. Она принимается давать матери свои бесценные кулинарные советы, всячески намекая на то, что готовим мы «не ахти».

Глава 16. Здравствуй, город на Неве

– Дарин, тёплого бери побольше, – советует мама, хмуро осматривая небольшую спортивную сумку, в которую я складываю вещи.

– Плюс семь. Не так уж холодно.

Но я всё же кладу туда пару тёплых зимних свитеров. Её спокойствия ради.

– Шапку, перчатки, шарф наденешь при мне.

– Хорошо, – смеюсь я. – Как с маленькой, честное слово. А мне, между прочим, семнадцать вот-вот исполнится.

– От учителя и группы не отходи. Потеряешься! – принимается складывать свитера по-своему. – И всегда будь на связи. Поняла меня?

– Поняла, – послушно киваю. – Буду, обещаю.

Она протяжно охает и присаживается на кровать. Переживает страшно...

– На Володеньку не злись, – опять начинает защищать Мышинского.

– Не напоминай мне о нём, пожалуйста! – раздражённо качаю головой.

– Ну нравишься ты ему очень, вот и не удержался. Поцеловать решил. Дело-то молодое.

Хорошо, что я стою к ней спиной. Иначе она бы увидела, как сильно меня перекосило от воспоминаний.

– Надо же, как красиво!

– М?

Оборачиваюсь и тут же прикусываю губу.

Блин…

Мама держит в руках рисунок Яна.

Как я забыла убрать его в тумбочку?

– Кто автор? – отрывает взгляд от листка и пытливо на меня смотрит.

– Так… парень. Парень, которому я покупала подарок, – честно признаюсь, продолжая заниматься сборами.

– Не Роман. Другой мальчик, верно? – догадывается она.

– Верно.

– Ты мне о нём совсем ничего не рассказывала, – насупившись, произносит с неким укором.

– Да особо нечего рассказывать, мам.

Ощущаю, как предательски горят щёки.

– Скрытные стали до ужаса. Что ты, что Лёшка! – обиженно хмурится.

– Возраст такой, – неловко оправдываюсь.

– Рисует тебя, значит, Да Винчи твой…

– Рисует, – лёгкая улыбка трогает мои губы. – Но он не мой.

– Нравится тебе. Вижу-вижу. Потому и на Володеньку такая реакция.

– Мам, при всём уважении, но Мышинский – вообще не то пальто.

Застёгиваю молнию на сумке и тоже плюхаюсь на кровать.

– Расскажи тогда про своего художника, – игриво толкает меня плечом и хитро прищуривается.

Не угомонится, пока что-нибудь не выведает.

– Ну… – в моей голове сразу всплывает яркий образ Абрамова. – Он высокий, отлично сложен, благодаря тому, что вместе с Ромкой занимается в секции по рукопашному бою. У него тёмные, кудрявые волосы, которые до ломоты в пальцах хочется потрогать. А ещё, безумно притягательные глаза. Глубокого зелёного оттенка...

– Красивый, значит, – настороженно подытоживает родительница.

– Очень, – заливаюсь краской смущения и стыда. – Но главное ведь, что у него внутри.

– И что же? – мама внимательно изучает моё вспыхнувшее лицо.

– Ян – очень умный, а ещё невероятно талантливый. Он интересно и творчески мыслит. Как и я, много читает... На всё имеет своё мнение. Поэтому разговаривать с ним – одно удовольствие.

– И в чём же тогда подвох? – недоумённо вскидывает бровь.

– Эм... Даже не знаю, что сказать, – стискиваю плюшевого медведя, которого непроизвольно крутила в руках всё это время.

Даже не заметила, как взяла его.

– У него… довольно сложный характер. Порой этот парень ведёт себя, мягко говоря, недружелюбно. Причём делает это намеренно.

– И тебя это напрямую коснулось, так ведь?

– Так, – не пытаюсь обмануть.

– Хм…

– Понимаешь, мам, он сам по себе. Закрытый, холодный и крайне скупой на эмоции. Тяжело сходится с людьми и никого к себе близко не подпускает.

Разочарованно вздыхаю.

– Наверное, на то есть веские причины, – предполагает она.

– Вот и я так думаю, – соглашаюсь с ней. – А может, всё гораздо проще.

– Что ты имеешь ввиду?

– Может, он просто не хочет открываться именно мне.

– Сомневаешься в том, что симпатична ему?

– Да. Знаешь, сперва мне показалось, что я ему нравлюсь. Но потом… Что если я ошиблась, мам? И придумала то, чего нет.

– Одно я вижу точно. Кое-кто влюблён по самые уши, – обеспокоенно на меня поглядывает.

– Папе не рассказывай, ладно? – прошу я тихо, уже сожалея о том, что была с ней чересчур откровенна.

Что это на меня нашло…

– Не буду. Ты только слово дай, дочка. Голову совсем уж не терять, – улыбается.

– На этот счёт можешь не волноваться. Я на него серьёзно обижена и уж точно не планирую больше навязываться.

Глава 17. Триггер

ЯН

Поднимаюсь по ступенькам вверх, игнорируя вопли людей, столпившихся у подъезда.

Стадо баранье. Орут как долбанутые, а толку ноль.

На лестничной клетке третьего этажа суета нереальная. Шумно. Мужик орудует топором.

Зашибись. Неужели ребёнок один дома?

– Отойди, Федь! – кричит высокий бугай, широко распахивая дверь.

Пламя в квартире стоит до потолка. Люди, живущие по соседству, выносят вёдра с водой, но всё это бесполезно. Здание старое, да и пожар достиг таких масштабов, при которых своими силами ни за что его не потушить. А время-то идёт…

– Дайте это сюда, – выдёргиваю из рук женщины одеяло и накидываю его на себя. Не особо поможет, но есть ведь ещё куртка, так что несколько секунд вполне можно выиграть…

– Эээ, парень, ты куда собрался?! – орёт кто-то в спину, когда я делаю шаг вперёд.

– Стой! Сгоришь!

Глупцы. Мне терять нечего... Предки вздохнут свободно. Отец перекрестится, мать поплачет и успокоится. Да и друзья забудут уже через неделю-другую.

Застываю в ступоре. Войти в горящую квартиру – пол беды. Мой самый злейший враг – это воспоминания. Болезненные. Мучительно-яркие. Выворачивающие наизнанку...

Страшные картинки из моего детства беспощадно атакуют воспалённый мозг.

Дача. Из деревянного сруба.

Новый год. Сверкающие огнями гирлянды. Сосна до самого потолка…

Пожар.

Я внизу, сестра на втором этаже. Спит в своей комнате. Родителей дома нет.

Гоню мысли о том роковом дне прочь, но они вновь и вновь меня терзают. Душат. Ломают.

Сбить морок помогает всё тот же огонь. Невыносимо жарко. Нечем дышать, он повсюду. Распространяется с неумолимой скоростью. Стремится поглотить всё вокруг.

Ненавижу его. До противной тошноты и мерзкой дрожи, сковавшей тело в самый неподходящий момент.

Иди! Оглох? Слышишь, кто-то кричит. Плачет. Зовёт на помощь.

Языки пламени обжигают кожу рук, пожирают одеяло. Скидываю его и пробираюсь тупо на звук детского голоса. Только это позволяет отвлечься и понять, в какую сторону нужно двигаться. Ведь разобрать, где находится балкон вообще нереально.

Не дышу, закрыв рот и нос ладонью. Уже в близи замечаю балконную дверь, вслепую нащупываю ручку и дёргаю на себя.

– Мама… – истошно вопит мальчишка, забившийся в угол.

– Не совсем.

Кашляю так, что того и гляди все свои внутренности выплюну наружу. Но меня немного отпускает.

Сопляк живой. В сознании. И это радует.

– Один дома?

– Да. Ты горишь! – тычет в меня пальцем.

Дьявол…

Стаскиваю с себя полыхающую куртку. Тяжёлой подошвой тушу зашедшееся пламя.

В квартире что-то трещит. И это дерьмовый знак.

– Сюда иди.

– Я тууууда… не пойду!

Истерит, с ужасом глядя на то, что происходит позади меня.

– Поднимайся, сказал! – ору на него.

– Нет. Боюююсь!

– Твою мать. Издеваешься?

Слышу пожарную сирену.

– Уходить надо, – пытаюсь открыть грёбаное окно, но, как назло, работает только режим проветривания. Сломано, видимо.

– Как тебя зовут?

– Роммма, – пискляво отзывается тот.

– Прямо как моего другана Беркута, – хмыкаю я.

Ну что за херня с окном?

Осматриваю балкон метр на метр. Ищу хоть что-нибудь, но здесь вообще голяк полный.

– Рома, лицо закрой.

– А?

– Делай то, что я тебе сказал!

– Зачем это? – спрашивает, икая.

Терпеть не могу лишние вопросы.

– Так надо, ясно? – повышаю голос.

Послушно прижимает маленькие ладошки к лицу.

Сразу бы так…

Закрываю руку поднятой с пола курткой и со всей дури бью по стеклу. Звуки улицы сразу становятся громче. Ромка визжит как ненормальный.

– Очкун, уймись, всё нормально.

Выбиваю остатки стекла и швыряю многострадальную горнолыжку в сторону.

– Пошли.

– Куддда? – прилетает испуганное в ответ.

Высовываюсь из окна. Оцениваю и прикидываю.

Внизу толпа людей. Я так понимаю всем интересно посмотреть шоу. Орут, толкаются. Как животные.

– Сюда иди, нытик.

Дыма всё больше, огонь уже рядом. Надо валить.

– Я не… я не нытик.

– Докажи, что пацан, – с вызовом бросаю через плечо, а сам вылезаю по пояс, чтобы посмотреть, есть ли возможность добраться до балкона второго этажа.

Глава 18. На шаг ближе к тебе

ДАРИНА

Честно говоря, состояние одноклассника меня очень тревожит. Он пугающе спокоен и по-прежнему молчит, абсолютно не реагируя на моё присутствие.

– Ян…

Мои дрожащие пальцы оглаживают скулу парня, но его остекленевший взгляд фокусируется на мне далеко не сразу.

– Скажи хоть что-нибудь, пожалуйста, – прошу отчаянно. – Я так за тебя испугалась...

Меня душат горячие слёзы. Они бегут по щекам, и я ощущаю их привкус на искусанных от волнения губах.

– Ты такой молодец, – искренне восхищаюсь его поступком. – Я так горжусь тобой…

Поддавшись порыву, крепко обнимаю и какое-то время висну у него на шее, пытаясь успокоиться и хоть немного его согреть. Совсем ведь замёрз. На улице градусов шесть, а он без куртки.

– Арсеньева, это лишнее, – отодвигает меня от себя.

Снова дистанцируется.

– У тебя наверняка есть ожоги, надо к врачу.

– Нормально всё со мной. Уйди.

– Никуда я не пойду. Одного не оставлю, – цепляюсь за рукав его тонкого свитера.

После Сашиных слов про его сестру у меня душа не на месте, но задавать какие-либо вопросы на такую личную тему неуместно, поэтому я просто буду рядом.

Раздражённо вздыхает. Ему явно не нравится эта идея.

– Вода есть?

– Есть.

Как же я сама не додумалась предложить! Он ведь надышался дымом и, вероятно, его мучает жажда.

Достаю из сумки маленькую бутылку, которую купила ещё утром, и отдаю ему.

– Подожди меня минутку.

Замечаю за его спиной аптеку и спешу туда. Вхожу. Растерянно осматриваю многочисленные полки. Понимаю, что сама ничего не найду, поэтому объясняю ситуацию фармацевту. Быстренько изучаю предложенный ассортимент и расплачиваюсь за выбранный товар. Хорошо хоть из налички что-то осталось. Почти все деньги я умудрилась растранжирить на подарки и сувениры.

– Спасибо!

Абрамова нахожу там же, где оставила. Не ушёл… Стоит на мосту, наблюдает за тем, как к маленькой пристани пришвартовывается катер.

– Я тут!

Так торопилась, что теперь не могу отдышаться.

– Рад безумно, – отзывается он, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе.

– Ну-ка давай кое-что сделаем.

Вскрываю защитный блистер и подхожу к нему.

– Арсеньева, что это? Тебе заняться нечем? – интересуется недовольно.

Молча беру его за руку. Наклоняюсь ближе. Осторожно осматриваю обширный ожог, который тянется от пальцев вверх, вдоль всей тыльной стороны ладони.

Кошмар, но могло быть и хуже.

– Это специальная стерильная ожоговая повязка с гидроколлоидным покрытием, – рассказываю, аккуратно заматывая пострадавшую поверхность.

Почти наверняка делаю ему больно, но он вообще не подаёт вида. Только смотрит на меня излишне внимательным, тяжёлым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Взглядом, от которого невыносимо печёт щёки.

– Обеззараживает, снимает боль и… способствует заживлению, – продолжаю я, пытаясь сохранять невозмутимое выражение лица. – Дай вторую руку посмотреть.

– Уймись, Арсеньева.

– Видишь?

С сожалением замечаю ожог и там.

– Надо и здесь так сделать.

У меня вдруг звонит телефон. Достаю его из кармана, а Ян в этот момент выдёргивает из моих пальцев новый блистер.

– Алло. Да, мам.

– Дариночка, у тебя всё в порядке? Время позднее, а ты не позвонила! – принимается отчитывать меня родительница.

– Всё хорошо.

– Ты в гостинице? – спрашивает настороженно.

– Нет. Мы… гуляем по Невскому.

– Все вместе? – зачем-то уточняет.

Вот как чувствует! Ну и что говорить?

– Да, – смотрю на то, как ловко Ян справляется с повязкой. – Я напишу тебе попозже, ладно?

– Что, совсем нет времени поговорить с матерью? – отвечает она обиженно.

– Есть конечно. Извини, – тут же исправляюсь я.

– Хоть расскажи мне, как дела… Я же скучаю по тебе.

Улыбаюсь. В последнее время мама редко говорит что-то подобное.

– Нормально. Я тоже соскучилась. Завтра уже увидимся.

– Что там у вас с тем мальчиком? – переходит на шёпот.

– Мам, – смущаюсь. Вдруг услышит.

А «тот самый мальчик» тем временем разворачивает меня и подталкивает вперёд.

– Он рядом, что ли?

– Угу, – бормочу себе под нос.

Иду, куда указали. Переходим дорогу, и тут до меня доходит. Одноклассник направляется к магазину мужской одежды.