Надо мною кроме твоего взгляда
Не властно лезвие ни одного ножа (с)
Я не помнил, когда точно захотел её в первый раз. Не мог воспроизвести до доли секунды этот момент. Просто почувствовал вдруг острую потребность разложить где и как угодно и оттрахать. Чтобы орала подо мной от боли и удовольствия. Это было настолько нетипично для меня, что я охренел, но жажда поиметь подругу моей жены от этого не уменьшилась.
Я и приехал сюда совершенно с иной целью. Напугать, показать, что я думаю о её последней выходке. И она поняла всё, мне даже не нужно было произносить ни слова. Вскочила со своего места, попятилась назад. В глазах – такой страх, будто перед ней разверзлась земля и появился сам дьявол.
И именно в тот момент я почувствовал, как меня прошила, будто электрическим разрядом в триста восемьдесят, такая похоть, что член мгновенно встал, и стояк стал причинять физическую боль. Двинувшись в её сторону, я наслаждался каждым мановением. Тем, как она пятилась назад, тем как бурно вздымалась её грудь под безразмерным пиджаком. Последний, кстати, выбешивал меня настолько, что приходилось удерживать контроль на тоненькой ниточке. Хотелось порвать эту нелепую ткань ко всем чертям, увидеть, что она скрывает. После впиться в пересохшие от страха губы, причинить боль, кусать их до крови.
Я никогда не был зверем в постели. Напротив, старался быть нежным, даже с теми, кого не хотел настолько сильно. А может, причина и была именно в этом? Может, мне нужно было хотеть кого-то до сносящей тормоза потребности, чтобы представлять такие картины, которых не ожидал даже от самого себя?
Я постоял так несколько минут, развернулся и ушел. Она не произнесла ни слова, просто смотрела на меня, а в потемневших зрачках плескался такой ужас, что любой другой ситуации мне наверное стало бы стыдно. Но не сейчас.
Выходя из небольшого салона красоты, где работала подруга Лены, я лишний раз напомнил себе, что должен ненавидеть эту суку. Что должен был разорвать её на месте голыми руками, заставить пожалеть о том, что она вмешивается в нашу с Леной жизнь. И ненависть действительно появилась, только совсем не та, которой ожидал. Она была смешана со все той же похотью, и совсем не давала мне удовлетворения, на которое я рассчитывал.
Сев за руль, я жадно, с хрипом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Мою голову разрывало на части. Сука! Я не ожидал, что со мной произойдёт такое. Как в нелепых смешных женских романах, которые иногда мне читала вслух жена, хохоча на всю квартиру. Здоровые мужики вдруг ни с того ни с сего начинали желать бабу настолько, что превращались в коврики под их ногами. Я же всегда умел держать под контролем эмоции. И теперь не узнавал сам себя.
Сорвав машину с места, рванул в сторону дома, чтобы только не передумать и не вернуться обратно. Ибо чем это могло закончиться в итоге, не мог предугадать даже я. Хотя, нет… Мог. Просто бы изнасиловал эту суку во все места, и может, тогда бы на смену похоти пришло удовлетворение. Впрочем, я очень сильно в этом сомневался.
Антонина. Бесцветная, как моль. Тихая, как мышь. Именно такой я знал её последние два года, с тех пор, как моя жена выбрала её своим мастером маникюра. Антонина не вызывала у меня интереса, я даже мог пересчитать по пальцам одной руки те взгляды, которыми её удостоил. Не вызывала интереса ровно до тех пор, пока я не вернулся с работы чуть раньше обычного и невольно не стал свидетелем разговора, который происходил у неё с Леной. Это был даже не разговор. Тоня, вещающая с таким пылом, что ей бы позавидовал даже Ленин на броневике, пыталась убедить мою жену, что если ей достался такой муж, как я, самое меньшее, что она может сделать, - бежать без оглядки. Во мне вскипела настолько чёрная злоба, что она едва не разворотила нутро. Я мог бы сказать этой суке всё, что думаю, но я сдержался. У меня в голове возникли мысли о том, что я хочу морально раздавить эту тварь. Заставить её мучиться, пожалеть о сказанном.
Наши отношения с Леной нельзя было назвать идеальными. Она была для меня скорее хорошим другом, чем женой, и я искренне считал, что это гораздо больше, чем я мог бы дать любой другой женщине. Потому что не верил ни в какую одну-единственную, в которую бы влюбился раз и навсегда.
Я менял женщин как перчатки до того как мы с Леной поженились, не оставил своих привычек и после свадьбы. И вот теперь узнал, что какая-то бесцветная моль поучает мою жену тому, за что ей захотелось сразу же открутить бошку.
А теперь выходило, что она меня уделала, не приложив к этому усилий. Уделала одним взглядом, одним своим беззащитным видом.
Я усмехнулся, растирая шею ладонью. Стащил в прихожей обувь, прошёл в кухню, где плеснул себе вискаря.
- Кирилл, это ты? - послышалось приглушённое из душа.
А кто это ещё, б*я, может быть? Любовник, которому выдали ключи?
- Я, - ответил кратко, залпом закидывая в рот порцию алкоголя. Хотелось, чтобы этот ужасный привкус, который появился во рту, когда вышел от Тони, наконец исчез.
Я был зол ещё и на Ленку. Не понимал, какого хрена она позволяла этому недо-психологу лезть туда, где можно отхватить порцию дерьма. Я не был белым и пушистым и Лена, чёрт бы её подрал, это знала. Знала и жила со мной, не устраивала истерик, не била посуду, наверняка находила следы моих приключений, но всегда молчала. Такая честность имени Кирилла Горского, и я не просил верности взамен. Зато просил честности, и Лена прекрасно об этом знала.
- Мур-мур.
Она вышла, завёрнутая в полотенце, которое открывало почти всю задницу. Шагнула ко мне, обняла и принялась тереться всем телом.
- Лен, я не в духе, - отодвинул от себя жену и, отвернувшись, налил себе ещё виски.
- Случилось что?
Дважды намекать ей было не нужно, она послушно отошла, уселась на стул, вытянула из пачки сигарету и прикурила. За это я её всегда ценил - всё понимает, никуда не лезет, чувствует, когда нужно стать незаметной.
Никогда не думал, что буду испытывать подобное. Когда каждая секунда прожитого времени - это мысли. Разные. Какие-то крышу сносят, какие-то успокаивают, когда вынужден напоминать себе, что ничего не добьюсь этим хождением по кругу. Столько всего в башке - хоть стреляйся. И неизменно в ней она, Тоня.
- Кирилл… Кир! - зовёт меня Ленка, и я понимаю, что завис посреди хоккейного матча, который мы смотрим. Я - потому что мне реально интересно, жена - потому что ей интересно то, что нравится мне.
- А?
- Скучно?
- Что скучно?
- Ну игра. Скучная?
- Нет.
Смотрю на экран, но ни черта не вижу. Просто неинтересно.
- Что с тобой?
Вот только сеанса психотерапии мне и не хватало. Перевожу взгляд на Лену, пытаюсь донести, что сейчас лезть ко мне не стоит, но она, такая понятливая обычно, начинает давить.
- Я же вижу, что-то неладно.
- Да у кого, б*я?
- Кир…
- Что - Кир? Сколько раз мне нужно тебе повторить, что у меня всё нормально? У меня всё нормально! Ох*енно! Зашибись! Довольна?
- Всё, я молчу.
Отворачивается, вперивается взглядом в экран, делает вид, что ей интересно. Хотя знаю, она буллит от проброса не отличит никогда, но ей же, мля, нужно «болеть за тех, за кого болеет Кир». Почему вдруг это стало меня настолько раздражать?
- Лен, давай так. Всё ведь просто. Если меня что-то колышет, я тебе говорю. Если нет, если считаю, что тебе нечего знать и не о чем беспокоиться - молчу.
- Я поняла, поняла! Говорю же, умолкаю.
- Только не надо из меня чудовище делать.
- А я и не смогла бы. Сам справляешься.
Она поднимается и выходит. Начинает возиться на кухне, и может, я снова испытал бы грёбаный стыд, но не испытываю. Не хочу сейчас думать о Лене. И о Тоне тоже, но последняя настойчиво лезет туда, куда не звали. И это отравляет меня, заставляет срываться, хотя я этого совсем не желаю.
Второй период досматриваю через силу. Нужно что-то делать с тем, что сводит меня с ума, иначе это плохо кончится.
На следующий день снова делаю то, чего совершенно не было в планах - приезжаю в салон в разгар рабочего дня. Приходится ждать в очереди, и это неимоверно злит. Никогда не любил быть вторым, тем более - десятым, но сейчас просто сижу на обтянутом дерматином диване и пялюсь в телефон.
Знаю, что Тоня рядом. Знаю, как она отреагирует на мой приезд, и предвкушение момента нивелирует все неудобства. Когда наконец вхожу в крохотный кабинет, успеваю довести себя ожиданием почти до предела.
Антонина застывает на месте, но быстро берёт себя в руки. Надо отдать ей должное, справляться с эмоциями она научилась гораздо лучше, чем это делаю я.
- Снова вы? - уточняет она, и на лице её появляется насмешливое выражение. Стереть бы его прямо сейчас, но мне приходится сдерживаться.
- Снова я. Успела соскучиться?
Я сажусь в кресло, протягиваю ей руку. Никогда не увлекался этими пидорскими примочками типа маникюра и выбритых до гладкости яиц, но сейчас готов идти на жертвы, по крайней мере в том, что касается отполированных ногтей.
Она берёт мою руку, обхватывает прохладными тонкими пальцами, и меня снова прошивает электрическим разрядом.
- Надеялась вас больше не увидеть.
Начинает свою работу. Осторожно, будто боится, что мне что-то может не понравиться.
- Зря. Я вот наоборот, хотел тебя увидеть и приехал.
- Зачем?
- Потому что я тебя хочу.
Эти слова вырываются помимо воли, заставляют Тоню вздрогнуть - рядом с ногтем проступает капелька крови от ножниц, которыми она орудует. А мне это даже нравится. Хочется, чтобы она обхватила палец ртом и слизала алую влагу.
- Я сделаю вид, что этого не слышала.
- Почему?
- Потому что вы мне не интересны.
- Совсем?
- Да.
Она продолжает свои манипуляции, а внутри меня начинает туго сжиматься невидимая пружина, и что будет, когда она дойдёт до предела и распрямится, я боюсь даже предположить.
- Ты лжёшь мне. Если бы я был тебе неинтересен, ты бы не трахала мозг моей жене.
- Я сказала, почему это делала.
- Меня не удовлетворил твой ответ.
Цепко слежу за её лицом, чтобы не упустить ни единой смены эмоций. Она действительно научилась справляться с ними и теперь умеет взять себя в руки. Только в памяти так и всплывают черты, искажённые страхом, и это снова и снова как катализатор заставляет меня желать увидеть Тоню под собой.
- Я ничем не могу вам помочь.
- А я думаю, что помощь нужна совсем не мне.
Убрав руку, я оставляю Тоню сидеть, а сам поднимаюсь, нависаю сверху, обхватываю подбородок пальцами. Каждое прикосновение к ней - разряд по телу, почти что шоковая терапия. Глаза серые становятся темнее, когда зрачки расширяются. Ну же… кричи, если тебе снова страшно. А я вижу, что страшно.
Впиваюсь в её губы - жадно, тут же проталкивая язык ей в рот. Это не поцелуй даже, губы кусаю, жёстко, едва ли не до крови, и упиваюсь привкусом адреналина.
- Не надо, - шепчет хрипло, когда отпускаю.
Дышит так надсадно, каждый глоток кислорода - будто последний.
- Что не надо, Тоня? Я сказал, что тебя хочу. Вопрос времени теперь, как быстро ты окажешься передо мной с раздвинутыми ногами.
- Кирилл, пожалуйста…
Ведь я же хотел, чтобы она снова и снова это слово повторяла. Хотел, б*я… Почему же теперь так мерзко от самого себя становится?
- Это вопрос времени. Я всегда беру то, что хочу.
Теперь на воздух, туда, где не будет этой отравы, которая вокруг разлита. Где член не будет вставать как каменный и едва штаны не разрывать. Это уже даже не интерес - какая-то навязчивая потребность. Одержимость. И остаётся только надеяться, что когда я получу Тоню в свою постель, эта потребность исчезнет.
Это были стандартные посиделки, одни из череды тех, что уже проходили в нашем доме. Самые близкие друзья - Самойленко, Вихровы, отец Лены, мы с ней и вот теперь ещё и Тоня. Которая удивительно просто и легко влилась в коллектив, будто всю жизнь не ногти подпиливала, а ходила на подобные сборища.
Мы оба делали вид, что всё случившееся между нами - привиделось. Или мне, или ей - неважно. Она почти не смотрела в мою сторону, я же, напротив, почти не сводил с неё глаз. И не только я.
Отец Лены, то ли желая вспомнить молодость, то ли имея свои планы на Тоню, не отлипал от неё весь вечер. Я не ревновал, нет. Напротив, меня это подстёгивало, а предвкушение дошло до критических отметок.
- Горский… Горский! Ты вообще с нами? - окликнула меня жена, и я инстинктивно надел на лицо одну из своих дежурных улыбок. Протянул руку, положил на колено Лены и чуть сжал.
- Что случилось?
- Это я у тебя должна спросить, что случилось. Пойдём танцевать!
Она схватила меня за руку и потащила с дивана. Пришлось повиноваться под взглядом её отца.
Наш брак никогда не пах любовью или романтикой. Мы поженились только потому, что это хотела Лена. Говорила, что влюбилась в меня едва ли не с первого взгляда. Она же и вытащила меня из дерьма, когда я прогорел со своей первой фирмой. Её отец, Борис Анатольевич Ларин, выдал мне тогда большую сумму для того, чтобы я мог разгрестись с долгами. И как-то само собой разумеющимся стал тот факт, что я за это должен был жениться на его дочери.
Нет, продажной сукой я не чувствовал себя даже тогда. Лена была из тех женщин, которые с готовностью закрывали глаза на похождения мужа, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что те никуда не денутся, надёжно взятые хрупкой рукой на железный поводок. И я даже считал себя долбаным счастливчиком, потому что мне реально повезло. Я был женат на женщине, отец которой обладал властью в определённых, очень влиятельных кругах, от меня ничего не требовали, даже поставили во главе одной из фирм тестя.
Я трахал баб налево и направо, потому что Лена была не против, ничего не желал от неё взамен. Знал только, что никогда не преступлю в том, что касается необозначенных границ, когда доставил бы жене неприятности.
Так было до сегодняшнего вечера. В воздухе словно что-то изменилось, не нужно было обладать экстрасенсорными способностями, чтобы почувствовать это. Я ощущал напряжение со стороны Лены, неприкрытую похоть Бориса Анатольевича по отношению к Тоне, и свои собственные эмоции, когда в водовороте всего не ясно, что именно испытываю в первую очередь.
- Горский, хватит на неё пялиться, - шепчет мне на ухо Лена, когда мы двигаемся невпопад в центре огромной гостиной.
Кто-то режется в бильярд, кто-то болтает и пьёт шампанское. Тоня сидит чуть в стороне. Напротив неё - мой тесть, рассказывает что-то, от чего на лице Антонины появляется заинтересованное выражение.
- На кого? - делаю вид, что я идиот, который не сразу соображает чего от него хотят.
- На маникюршу мою. Понравилась, что ли?
Это первый раз, когда Лена даёт понять, что заметила мои поползновения в сторону другой женщины. Впрочем и заметила она только потому, что я по неосторожности проявил их на её глазах.
- Нет. Просто она странная какая-то.
Плотнее прижимаю жену к себе, сосредотачивая внимание на ней, хотя так и хочется понять, что происходит у Тони с Борисом Анатольевичем.
- Почему странная? - удивлённо уточняет Лена.
- Как будто не от мира сего.
- А! Так это потому, что у неё проблемы какие-то.
Она обнимает меня за шею, целует, откровенно, с языком. В такие моменты особенно остро понимаю, что жена намеренно пользуется ситуацией. Чувствует, что я прогибаюсь, чтобы не отхватить чего-нибудь дерьмового, и берёт с лихвой всё.
- Какие проблемы? - уточняю, разрывая поцелуй.
- Ты серьёзно? Думаешь, я спрашивала?
Лена запрокидывает голову и смеётся. Совершенно искренне и весело. И я тоже растягиваю губы в фальшивой улыбке.
В этом вся она, всё же я неплохо изучил Лену, если сразу понял, что все эти дружеские чувства Тони ей на хер не сдались. Вопрос только в том, почему она не рассказала мне о сути бесед со своей маникюршей. Или я чего-то не знаю о собственной жене?
- Кажется, папик на неё подсел, - говорит Лена, отсмеявшись. Слова сопровождает тяжёлым вздохом, впрочем, в нём нет ни капли искренности.
- Ты о чём?
- Ну вон как прилип. Точно трахнуть хочет.
Эти слова посылают по телу такой бешеный импульс, что я инстинктивно сжимаю руки на талии жены, что она интерпретирует по-своему.
- Хочешь, уйдём наверх? - шепчет жарко и льнёт ко мне всем телом.
- Нет. Неудобно.
Идти сейчас куда-то, чтобы трахнуть Лену нет никакого желания. Да и терять Тоню из поля зрения не хочется.
- Да ладно тебе, Горский. Когда это тебя волновало?
Её руки заползают под пиджак, едва не вытягивают рубашку из-за пояса брюк.
- Помнишь, как мы из постели почти не вылезали в медовый месяц? - продолжает Лена, оставив рубашку в покое. Не раздела прилюдно и на том спасибо.
- Помню. Но давай не сейчас, идёт?
Коротко поцеловав жену, веду её за руку обратно к столу, где она садится не рядом со мной, а мне на колени, всем своим поведением показывая, что к чему.
- Ладно, друзья мои, мы с Антониной в бильярд пойдём поиграем, - говорит Ларин, поднимаясь с дивана. Эти нотки, что сквозят в его голосе, слишком хорошо мне знакомы. Даже если Тоня не хочет идти играть в бильярд, ей придётся это сделать.
Она вскидывает на него удивлённые глаза, но послушно поднимается и направляется к обитому зелёным сукном столу, откуда ретируются остальные гости, чтобы не мешать.
Вечер заканчивается без происшествий. Ларин вызывается добросить до дома Тоню, Лена преувеличенно наигранно зевает, делая вид, что устала и мечтает о моменте, когда гости покинут наш дом. После того, как все разъезжаются и прислуга быстро прибирает со стола, жена недвусмысленно даёт мне понять, что ждёт продолжения вечера в спальне, и сегодня мне придётся отрабатывать повинность.
Пока Лена в душе, я пью виски, глядя с балкона на подсвеченный фонарями сад. Размышляю о том, что же всё-таки кажется мне чертовски неправильным. Моя неуместная ревность? Возможно, я принял за неё уродливое собственническое чувство, когда решил, что касаться Тони и желать её могу только я.
Недвусмысленное отношение ко всему со стороны Лены? Вероятнее всего именно это меня и глодало. Значит, просто нужно было впредь быть осторожнее. Ну а интерес Ларина был весьма объясним - тесть частенько волочился за подругами дочери, только его потребность уложить их в постель сексом и заканчивалась.
- Прикинь, Тоня у меня в долг попросила. Много.
Лена подошла сзади бесшумно, заставляя меня вздрогнуть, выходя из задумчивости. Горячее и влажное, распаренное после душа тело прильнуло сзади, тонкие руки принялись вытаскивать рубашку из брюк.
- Мда? А ты что?
- А я ничего. Мне кажется, она думает, что за мой счёт может решить свои проблемы. Я же не похожа на благотворительную организацию?
- Не похожа.
Развернувшись к жене лицом, я залпом допил виски и отбросил пустой стакан, который с весёлым звоном разбился, что вызвало у Лены сначала смех, а следом - болезненно-сладкий стон от моего жёсткого поцелуя.
- Горский, иногда ты просто животное, - шепнула она, заползая под рубашку ладонями и начиная царапать мне спину.
Именно так. Сегодня я собирался трахать жену зверски, сбрасывая напряжение прожитого дня.
- Но тебе же это нравится.
- Чтобы до синяков и завтра сесть не смогла?
- Да.
- Нравится.
- Окей. Тогда идём.
Уже через пару дней понимаю, что беспрестанно прокручиваю в голове разговор с Леной. Если Тоня нуждалась в деньгах, я вполне мог ей помочь. Но, разумеется, не за просто так. И чем больше я об этом размышлял, тем больше приходил к выводу, что эта затея кажется мне вполне перспективной.
Всё в жизни продавалось и покупалось, и я знал - Тоня не исключение. Даже стало интересно, как быстро она превратится из неприступной крепости в готовую на всё девку, которую я смогу иметь во все места в любое время дня и ночи.
Я уже собрался набрать её номер телефона, когда в кабинет после стука заглянула секретарша.
- Кирилл Дмитриевич, к вам посетительница. Сказала, что ей не назначено.
Она скорчила гримаску вроде «и ходят тут всякие» и уточнила:
- Примете?
- По какому вопросу?
- Сказала, по личному. Антонина Вересова.
Б*я…
Одно только имя Тони, произнесённое секретаршей, послало по моему телу волну возбуждения. На ловца и зверь бежит. Причин, по которым Антонина пришла ко мне, было не так уж и много. Хотя, о чём это я? Самой вероятной была нужда в деньгах.
- Попроси минуты через три, - кивнул я секретарше и когда та закрыла за собой дверь, откинулся на спинку стула, вытягивая ноги.
Увидеть Тоню в своём кабинете, где я обязательно отымею её если не сейчас, то через время, - это едва ли не самая желанная вещь на данный момент. Итак, она сама явилась ко мне, и я собирался сыграть в свою игру.
Тоня входит ко мне минут через пять, после осторожного стука. Киваю ей, и на этом наш обмен приветствиями оканчивается.
- У меня…
Она запинается, в глаза не смотрит. Взглядом обводит кабинет, будто ищет пути отступления помимо двери за её спиной. Наконец выдыхает:
- У меня дело к вам.
Нет, это совсем не беседа о моей жене. Тоня кто угодно, но только не дура, и знает, чем именно закончится разговор на эту тему, если она всё же будет иметь глупость его завести.
Я намеренно выдерживаю паузу, а сам жадно осматриваю её - опять эта чёртова безразмерная одежда, которая портит всё. Ничего. Если Тоня задержится в моей жизни дольше чем на пару перепихов, куплю ей что-нибудь более достойное.
- Садись на диван.
Даже не спрашивает зачем, выполняет мои указания и присаживается на самый краешек. Руки на коленях лежат, сжимает пальцы в кулаки. Хрупкие такие.
Хрупкие кулаки…
Она вся состоит из противоположностей, даже в этом её страхе, и от этого тоже сносит крышу.
- Ты сказала, у тебя ко мне дело, - уже зная, за чем именно здесь Тоня, уточняю я. Не спрашиваю, скорее констатирую факт.
- Дело, - кивает она, глядя прямо перед собой.
- Говори, какое.
- Мне нужны деньги.
- И?
- И я подумала, может, вы сможете мне их дать? Одолжить. На время.
Она облизывает пересохшие губы, а я как маньяк смотрю за розовым языком и представляю, что именно она сможет сделать им, когда мы обсудим все детали, которые обязательно будет нужно обговорить.
- Почему именно я?
- Мне больше не у кого попросить.
Откинувшись на спинку кресла, я смотрю на Тоню, дожидаясь, когда она поднимет взгляд, перестав рассматривать лежащие на коленях руки, и переведёт его на меня. Всё это игра с моей стороны, я уже знаю, какой именно ответ готов ей дать, но не могу удержаться от искушения сделать так, чтобы Тоня действовала по моим правилам.
Поднимает глаза и смотрит на меня, когда пауза слишком затягивается. Чёрт… я просто извращенец, если бессилие и безысходность вызывают во мне именно такую реакцию. Мне нужно просто трахнуть Тоню. Назвать сумму, которую готов выложить за то, что она раздвинет передо мной ноги, а когда она всё же согласится, взять её, чтобы после отправить на все четыре стороны. Только знаю: мне будет мало одного раза.
В тот день, когда я сорвался впервые, мы праздновали день рождения Бориса Анатольевича в огромном спортивном баре, куда Ларин, пользуясь своими связями, которых у него было с лихвой, пригласил даже пару звёзд хоккея.
Стремительно «поднявшийся» в лихие девяностые, Борис Анатольевич никогда не гнушался методов, которые были в чести в то время. И хоть сейчас его знали как акулу бизнеса, я не сомневался, что это лишь прикрытие, хотя и старался никуда и ни во что не лезть. Какие схемы отрабатывал Ларин, меня не касалось. Я довольствовался местом генерального директора одной из его фирм, самой крупной, и постом мужа его дочери.
- Кирилл, с тебя тост, - безапелляционно произносит виновник торжества, небрежно положив руку на спинку диванчика. Возле него сидит Тоня. Да, она снова с нами, и стоило мне узнать, что она приглашена лично Лариным, как меня начало это заедать.
Я слежу за тем, как рука Бориса Анатольевича сначала прикасается к плечу Тони, как пальцы убирают выбившуюся из причёски прядь. Как будто передо мной не едва знакомые друг другу люди, а как минимум семейная пара.
Сука… это начинает злить.
Поднявшись, отвожу глаза от лица Тони, на щеках которой играет румянец. Интересно, какого чёрта она приходит на эти сборища? Может, причина в том, что успела понять выгоду, какая ждёт её, если она будет трахаться не только со мной, отрабатывая долг, но ещё и залезет в постель Ларина?
- Борис Анатольевич, сегодня у нас большой праздник. Ваш день рождения.
Ларин улыбается, продолжая поглаживать плечо Тони. Зря я тянул эти несколько дней, стоило трахнуть Тоню ещё в тот день, когда она приехала ко мне в офис за баблом.
- Я не знаю, что можно пожелать человеку, у которого всё есть.
- Ну, не так уж и всё, - со всё той же насквозь фальшивой улыбкой тихо отвечает Ларин.
- Тогда теперь знаю. Желаю вам того, чего пока у вас по какой-то причине нет.
- И это украдём, если не купим, - с ленцой шутит тесть.
- За вас!
Мои слова подхватывают все гости, над столами разносится звон бокалов. Ловлю взгляд Тони и надеюсь, что в ответном она прочтёт всё, что я сейчас испытываю. А если не прочтёт - ей же хуже. Она быстро отводит глаза, с силой сжимает тонкие пальцы на хрустале бокала.
Внутри меня поднимается несвойственная мне звериная жажда. Когда хочется обладать, и по херу, где и когда это произойдёт. Потому что дошёл до предела, потому что испытываю то, чего не испытывал никогда. Только раньше эти нотки мне предвкушение приносили, а сейчас - дискомфорт. Будто кто-то слишком много в лёгкие кислорода вогнал, и сейчас их распирает от саднящей боли.
Когда вижу, как Ларин ведёт Тоню танцевать, как прижимает к себе в этом чёртовом спортбаре, который не предназначен для такого, усмехаюсь. Сука… Он ведь точно вознамерился её трахнуть, но только сейчас мне до этого есть дело. Мне до этого, б*я, есть дело!
Вскоре получаю возможность сделать то, что потребностью вскипает в венах. Едва Тоня направляется в сторону туалета, встаю и иду за ней. И по херу, что кто-то может заподозрить неладное.
Она не успевает закрыть за собой дверь, я толкаю ту под испуганный вскрик и, оказавшись в сортире вместе с Тоней, запираю задвижку. Готов расцеловать проектировщика бара - потому что это помещение больше похоже на отдельную комнату - тут даже телевизор есть, видимо, чтобы можно было просраться не отвлекаясь от матча.
- Кирилл…
А мне нравится, с какими разными оттенками эмоций она произносит моё имя. Сейчас - это испуг, почти как тогда, в первый раз, когда приехал к ней. Член мгновенно затвердел, когда я увидел это выражение на её лице.
- Скажи мне, почему ты пришла именно ко мне, а не к Ларину? - задал я вопрос, складывая руки на груди.
- Кирилл Дмитриевич, это не то место, где нам стоит…
- Почему, б*я, ты не пришла к нему? Он же тебя едва при всех не трахает взглядом. Он бы тебе дал хоть три миллиона, хоть тридцать.
Она молчит, а я бешусь. Поджимает губы, опускает голову. Дышит надсадно, и это злит ещё сильнее.
- Я хочу получить первый обратный транш по моему вкладу, - выдыхаю и, с шумом захлопнув крышку чёртова унитаза, сажусь сверху.
- Что?
Она или не понимает или просто делает вид. Или забыла, что бабло я ей передал за определённые услуги?
- Я хочу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас. Как у тебя по части минета? Умеешь?
Тоня отшатывается, лицо идёт пятнами. Хватается за раковину и жадно вдыхает.
- Кирилл, пожалуйста… Давайте позже.
- Нет. Я хочу, чтобы ты вышла из этого толчка, а я знал, что ты только что мне отсосала, перед тем, как вернёшься к Ларину. Ну, я жду.
Взявшись за ремень брюк, расстёгиваю его, следом ширинку. Тоня начинает дышать ещё прерывистее.
- Если ты не умеешь, будет повод поучиться.
Кажется, на её глазах появляются слёзы. Только мне снова насрать. Если она сейчас выйдет из этого туалета, я за себя не ручаюсь, и Тоня это если не чувствует, то прекрасно понимает.
- Умею, - шепчет едва слышно и, оттолкнувшись от раковины, подходит ко мне.
Теперь бы главное не кончить раньше времени, потому что член едва не взрывается.
Тоня мешкает, как будто рассчитывает, что я передумаю. Наивная.
- Давай, - мягко говорю ей, потянув за запястье. - Быстро всё сделаем и на сегодня разойдёмся.
Она опускается на колени, в глаза не смотрит. Щёки пламенеют ярким румянцем. Обхватываю её за лицо, провожу большим пальцем по губам, чуть надавливая, пока не принимает его во влажную глубину.
- Пососи, - шепчу хрипло, и едва не взвываю. Тоня обводит палец языком, и от этого слетают все тормоза.
За столом веселье полным ходом. Кажется, нашего отсутствия даже не заметили, только Лена смотрит пристально, но быстро отводит взгляд. Салютую ей бокалом, первым попавшимся под руку, и залпом опрокидываю спиртное в себя, не чувствуя вкуса.
У Тони хватает мозгов задержаться чуть дольше и не являться следом за мной. Сейчас, когда первая потребность в ней удовлетворена, думаю о том, что впредь мне действительно стоит вести себя осторожнее. Ещё никогда я не делил женщину с Лариным, и никогда его дочь не давала понять, что не в восторге от моих похождений.
Впрочем, в любом другом случае я бы с лёгкостью отказался от своих намерений, но только не сейчас. Она проникла в меня, как отрава. Постепенно, шаг за шагом, впрыскивая яд в нутро. Что в ней было такого? Я не мог понять, чем именно Тоня меня зацепила. И видимо, не только меня.
Она появляется в баре минуты через три, идёт к Ларину будто королева, гордо вскинув подбородок. И это, чёрт бы всё побрал, злит и возбуждает ещё сильнее.
Что-то говорит Борису Анатольевичу, склонившись к его уху, тот слушает, нахмурившись, после чего кивает и, извинившись перед присутствующими, говорит, что отойдёт на пару минут. Тоня уезжает, коротко кивнув всем. На меня так ни разу и не смотрит. Вечер без её присутствия становится тусклым, одним из тех, которые уже набили мне оскомину.
Я о чём-то переговариваюсь с партнёрами Ларина, с Леной, вокруг которой беспрестанно кто-то вьётся, а когда уезжаем из бара, жена выдаёт неожиданное:
- Ну и сука же ты, Горский.
И усмехается. Зло, с болезненными нотками на красиво очерченных губах.
Я не отвечаю, знаю, что она права. Но это всё… Морщусь, отвернувшись к окну. Всё слишком запутанное, чтобы я желал в этом копаться. И стало таким хоть и не без моей помощи, но и не только при моём содействии. То, что Лена всё поняла, не вызывает почти никаких чувств. Вопрос только в том, почему впервые реагирует настолько остро?
Она знала, за кого выходит замуж. Знала, что я её не люблю и вряд ли когда-нибудь полюблю. И до последнего момента нас обоих всё устраивало. Так что же изменилось сейчас? Я уверен, жена понимала, что если бы начала выкатывать мне претензии сразу же, мы с ней не дошли бы до свадьбы. Да, мне нравилось то положение, которое я занимал сейчас, но нравилось на моих условиях, принятых Леной.
В этот вечер она больше не произносит ни слова. Просто идёт в спальню, а я остаюсь ночевать в одной из гостевых комнат. Не потому, что жена не хочет меня видеть, скорее наоборот.
Утром за завтраком каждый усиленно делает вид, что всё в порядке. Это впервые за нашу совместную жизнь. Что бы ни происходило, мы не приносили ничего в нашу семью, если конечно, её можно так назвать. Оставляли всё за стенами общего дома, и я собирался следовать этому принципу и впредь.
- Почему она? - наконец не выдерживает Лена, откладывая вилку, которой до этого ковырялась в салате с рукколой.
- Кто - она?
- Горский, давай без этого.
Я тоже откладываю вилку, вытираю губы салфеткой. Она хочет поговорить об этом. Окей. Значит, будем говорить.
- Я просто не пойму, почему именно Тоня?
- Потому что я её хочу.
- И что? Чем она отличается от тех, кого хотел до неё?
Лена очень старается говорить спокойно, но я слышу нотки истерики, сквозящие в её голосе.
- Ничем. Хотя, нет…
Делаю вид, что задумался, сам же подбираю слова. Осторожность во всём.
- Ну… Говори, - снова не выдерживает Лена.
- Тебя же моя связь с ней цепляет? Значит, она отличается от тех, кто был до.
- Значит, связь…
Жена выдыхает рвано, барабанит пальцами по столу. Я мог бы соврать ей, что всё не так, как она себе напридумывала, но не хочу этого делать. Единственное, что в моих силах и что я просто обязан предпринять - успокоить Лену. Но едва собираюсь найти слова, чтобы это сделать, жена спрашивает дрожащим голосом:
- Это единственное, что её отличает от остальных?
И я откликаюсь эхом:
- Да.
Сейчас ещё кое-что происходит впервые. Я - всего на секунду - чувствую себя му*аком. Всё ведь было просто. Лена принимала меня таким, какой я был, да мне было это удобно, но и ей я представлял полную свободу действий. Выходит, ошибался, и эта самая свобода ей была не нужна?
- Я трахалась с Кравцовым, - неожиданно переводит она тему, заставляя меня приподнять брови. Не потому, что я удивлён - знал и так. Просто как-то внезапно вдруг её прорывает на откровенность.
- И? - уточняю на всякий случай.
Лена считала Кравцова моим другом, я - считал его падлой. Не потому, что он пару раз разложил мою жену, просто был гонд*ном по жизни.
- И он предложил втроём переспать.
Следующие слова застревают в горле. С кем интересно? Я, он и Лена? От этой картины меня начинает подташнивать.
- Мне не понравилось, - продолжает Лена, и до меня доходит, что видимо, Кравцовская жена была тоже весьма свободных нравов. - Но если ты захочешь…
Не совсем понимаю, к чему она ведёт. Намекает на секс втроём, чтобы в нём поучаствовали я, Тоня и Лена? Я даже не подозревал, что до этого когда-нибудь может дойти.
- Лен… - усмехаюсь, растирая лицо ладонью. - Ты гипертрофируешь. У нас с тобой всегда были свободные отношения, так?
- Так.
- Нас обоих это устраивало. Так?
- Так.
- Сейчас тебя перестало устраивать, я прав?
Она задумывается. Вижу, как на лице эмоции сменяют одна другую. Как закусывает губу, видимо, подбирая ответ. И тяжело вздыхает.
- Ты прав. Но не в этом. Я действительно всё усложняю.
Лена поднимается из-за стола, подходит ко мне и обнимает за шею. Наклоняется и шепчет на ухо:
История оказывается незамысловатой и в некотором роде банальной. После смерти Тониной матери её отец начал пить. Потерял работу, а на водку хватало не всегда. Сначала ему из жалости и страха давала Тоня, но когда поняла, сколько бабла на это уходит, прекратила финансировать алкоголизм бати. Он сначала поугрожал, а потом нашёл выход - займы в микрокредитных или бог весть каких организациях. Везде давали охотно и максимальные суммы, на которые потом капали огромные проценты.
Потом у отца и вовсе созрел «гениальный» план. Взять в долг в одном месте, чтобы частично перекрыть в другом. И это всё копилось, как снежный ком, пока не достигло огромных размеров.
- Три ляма - это всё долг в эти конторы? - уточнил я, садясь напротив Тони и протягивая ей стакан воды. Она пару раз всхлипнула, пока рассказывала всё это, но в целом держалась неплохо.
- Да. И я надеюсь, что это действительно весь долг.
- То есть, ты хочешь отдать туда деньги и… всё?
- А что я ещё могу сделать? Они угрожают. Звонят, приезжают. Пишут такое, что у меня волосы дыбом.
- Ты сейчас заплатишь, а через пару месяцев твой отец снова наберёт у них в долг. И что будет? Станешь снова искать деньги? Без проблем, я дам тебе их снова.
Я усмехнулся, когда Тоня поджала губы. Мне нравилось её задевать и видеть реакцию такого плана. Когда глаза опускала и на щеках едва заметный румянец появлялся. И хоть сейчас это было совсем неуместным, не смог себе отказать в такой мелочи.
- Кстати, что с баблом? - Я кивнул в сторону прихожей. - Оно больше не понадобится?
Она опустила голову ниже, вцепилась в стакан воды, будто это была единственная вещь на свете, способная удержать её на месте. И если бы не этот хрупкий хрусталь, Тоня бы уже сорвалась с места и сбежала бы куда глаза глядят.
- Понадобится, - выдавила из себя и тут же вскинула подбородок: - Вы не передумали насчёт…
- Секса?
- Да.
- Неа. И не передумаю. Я, девочка моя, буду трахать тебя часто, долго и с фантазией. И уверяю - тебе понравится. Но если ещё раз увижу такую выходку, за себя не ручаюсь. А теперь давай в койку.
- В смысле? Вы же сказали…
- Спать будем. Ты в гостевой, я у себя. Кстати… откуда ты узнала, что Ленки нет дома?
- Она сама мне позвонила. И я решилась.
Решилась она. Я вздыхаю и растираю лицо снова, как будто нужно наваждение стряхнуть. Видеть Тоню здесь, такую домашнюю, естественную, в моей рубашке… это соблазн, от которого очень сложно отказаться. Перед глазами так и встают картинки того, как усаживаю её на обеденный стол, устраиваюсь между ног и трахаю.
Интересно, какая она на вкус? Везде.
- Окей. Давай спать, пока я не передумал.
Поднимаюсь с постели и киваю в сторону коридора.
- Вторая дверь справа, найдёшь там всё, что тебе нужно.
И ухожу к себе.
В эту ночь долго не могу уснуть. От осознания, что рядом в одной из комнат - спит Тоня, член мгновенно каменеет. Приходится даже подрочить, будто я подросток, который впервые посмотрел порнушку. Но и это не избавляет от настойчивых фантазий, когда представляю, что сделал бы с Тоней, если бы не это моё сраное правило, заложником которого и стал.
Казалось бы, какая, к херам, разница? Лена наверняка поймёт, что в нашем доме была чужая женщина - у баб на это особенный нюх. Так какого чёрта я тут изображаю из себя супергероя? Просто ли Тоня спала у нас или стонала подо мной до утра… Но мне почему-то не насрать.
Засыпаю только под утро, надеясь, что Тоня не свалит, когда проснётся по трезвяку и вспомнит, где именно оказалась в ночи.
Меня будит какой-то шкварчащий звук и аппетитный запах. Не сразу соображаю, что ночевал не один, а когда всё же понимаю, глаза удивлённо распахиваются. Значит, не только не смоталась, но ко всему ещё и решила приготовить мне завтрак. Если это, конечно, не Лена, вернувшаяся раньше и решившая поиграть в примерную жену, что само по себе звучит абсурдно.
Когда вхожу в кухню, Тоня обнаруживается возле плиты, на которой что-то сосредоточенно готовит. Судя по запаху - оладьи. Не могу отказать себе в том, чтобы не понаблюдать за ней, прислонившись плечом к дверному косяку.
На ней всё ещё надета моя рубашка. Когда нагибается, осторожно приоткрывая дверцы шкафчиков в поисках бог знает чего, ткань приподнимается, едва не обнажая округлую попку.
- Это самое сексуальное, что я видел за последнее время, - хриплым ото сна и возбуждения голосом говорю я, и Тоня испуганно ойкает и роняет сашет с ягодным джемом.
- Извините… я тут похозяйничала немного. У вас еды никакой в холодильнике.
Она права. Мы с Леной питаемся вне дома, потому что жена предпочитает «не быть кухаркой», а из жранья - только несколько упаковок сраного салата, от которого меня уже давно тошнит.
- Молодец, - пожимаю плечами, как бы говоря, что ничего необычного в этом не вижу. - Я в душ, и когда выйду, давай уже на «ты». Я со всеми женщинами, которые мне минет делали, стараюсь не фамильярничать.
Когда возвращаюсь на кухню, Тоня уже переоделась в своё, царское, и наверняка собирается уйти.
- Сядь, позавтракаем вместе, - киваю на стол, где на тарелке горкой лежат румяные оладьи. От одного их вида в желудке всё сворачивается спазмом и жрать хочется невыносимо. Вот именно их хочется, Тоней приготовленные.
Она сомневается. Долго. Это так по-женски - не сразу на хер отправить, а паузу взять. После чего отрицательно мотает головой.
- Это не просьба была. Сядь.
Устраиваюсь за столом, наливаю себе кофе. Пока кладу в него сахар, Тоня всё же решается. Присаживается напротив, несмело берёт с тарелки оладушек.
Этот день какой-то странный. Бесит так, что к обеду начинаю срываться на подчинённых. Всему виной - ожидание вечера и неуверенность, что Тоня будет на месте, когда приеду за ней. Она вообще для меня как другая вселенная. Будто всё, что я знал о женщинах, становится иным, когда я с ней. Дело даже не в её реакции, вернее, не только в ней. Дело в том, как я сам на Тоню реагирую.
Даже когда подростком был, не пережил вот этой острой первой влюблённости, страданий или чего-то ещё. Просто разложил девственницу и распечатал на каком-то общем сборище, заперевшись с ней в одной из комнат хаты, на которой зависали. Даже не помню, что чувствовал в тот момент. А после иметь стал баб без разбору. Брюнетки, блондинки, рыжие. Молоденькие или даже в возрасте. В моей постели их перебывало столько, что мне бы звание могли присвоить «почётный трахаль».
И только с Тоней всё было иначе. Даже тот минет в туалете не был похож на другие, которые мне делали в менее «грязных» местах.
От собственных фантазий, как именно Тоня может мне отсосать, когда останемся наедине в более комфортных условиях, крышу срывать начинает.
Когда стрелки приближаются к восьми вечера, едва не рою копытом землю. Главное, чтобы Тоня не решила сбежать, потому что понимает, чем именно закончится этот день. Но даже если сбежит - из-под земли достану и своё возьму.
Когда паркуюсь возле салона, где она работает, чувствую себя юнцом. Даже потряхивает как-то так, будто секс у меня впервые будет. И от страха, что Тоня уже уехала - в первую очередь. В салоне в одном-единственном окне горит свет. Значит, кто-то здесь есть.
Вхожу внутрь, сразу нахожу глазами Тоню - сидит и ждёт меня на краю диванчика. И руки перед собой - снова в кулаки их сжимает.
- Привет, - говорю просто, будто поболтать заехал после тяжёлого рабочего дня.
Она отводит глаза, а на щеках снова румянец. Молчит, и мне совсем это не нравится. Хочется, чтобы подо мной удовольствие получала, а не шла в постель против воли. Когда только ей условия сделки озвучивал, даже не задумывался об этом. Я хотел получить Тоню - я её получил. А сейчас…
- Здравствуйте, - выдавливает из себя, резко поднимаясь с дивана. Пальто накидывает на себя, а сама всё ещё смотреть на меня не хочет.
- Тонь, нормально всё?
Это самый идиотский вопрос из всех, которые я мог задать. Ну да, нормально. Я везу понравившуюся мне женщину трахаться, но она это делает только потому, что мне должна денег. Я - мудак? Определённо себя им чувствую. Что именно она должна ощущать сейчас? И почему, чёрт бы всё побрал, меня это волнует?
- Нормально, - отвечает едва слышно. Вижу, что лжёт. Даже не вижу - чувствую где-то на уровне инстинктов. И челюсти у меня сами собой сжимаются.
Ничего, я умею сделать так, чтобы женщине всё понравилось, и после чтобы сама в постель мою прийти захотела.
- Тогда поехали.
Как-то зло эти слова выходит произнести, хотя вроде не на Тоню злюсь, а на себя. Толкаю перед ней дверь, и когда выходим на улицу, распахиваю дверцу автомобиля.
Сажусь за руль и без разрешения закуриваю. Хочется с такой силой в себя дым втягивать, чтобы эту горечь внутри убрать. Даже не могу слов найти, чтобы охарактеризовать ту хрень, которую ощущаю, но она определённо мне не нравится.
Мы доезжаем до моего дома в полном молчании. Так же молча выходим из машины, поднимаемся в мою квартиру, которую купил пару лет назад. Тогда у меня идея фикс была себя обеспечить на всякий случай подушкой безопасности, если из семьи и фирмы Ларина турнут. Вот и вкладывался в недвижимость. Оформлял через левых людей, через дарственные, чтобы в итоге моим так и осталось. И нормальным это считал.
Мерзость.
Едва за нами закрывается дверь, чувствую, каким тугим коконом напряжения, смешанного с вожделением, меня окутывает. Мышцы инстинктивно напрягаются, сжимаю руки в кулаки, чтобы на месте удержаться и на Тоню не накинуться прямо здесь. Сейчас она вся в моей власти, и этим я упиваюсь. Всё остальное отходит на задний план.
- Проходи, - включив свет, киваю в сторону кухни. - Выпьем немного, сегодня день был адский.
Он и вправду таким был. Когда до чёрных точек перед глазами представлял себе эту ночь. И когда на часы смотрел, будто мальчишка, опаздывающий на первое свидание.
- Кирилл Дмит… Кирилл, я в душ могу сходить? - спрашивает Тоня, сжимая в руках ремешок сумки с такой силой, что белеют костяшки пальцев.
Опять мерзкое ощущение внутри появляется. Будто проститутку домой привёл, и сейчас всё будет показательно отточено до автоматизма. А я так не хочу.
- Тонь…
Подхожу к ней и забираю у неё треклятую сумку, бросаю на банкетку, а сам помогаю пальто снять. Она дрожать начинает в моих руках, только потряхивает её совсем не от того же, от чего меня.
- Я понимаю, вряд ли ты в такой ситуации была, но просто расслабься. Мы двое взрослых людей, которые вместе проведут время, получая удовольствие. Я не сделаю ничего, что тебе бы не понравилось. Поэтому идём в кухню и можешь потом сходить в душ, принять ванну, выпить чашечку кофе, - усмехаюсь, пытаясь разрядить обстановку.
И мне это удаётся. Хоть Тоня до сих пор напряжена, но согласно кивает и идёт следом за мной. Открываю бутылку красного сухого вина, из закуски к нему - только плитка шоколада.
- Ты голодная, наверное. Я - идиот, не подумал об этом.
Наполняю бокал Тони вином и судорожно размышляю, где заказать еды.
- Нет, спасибо. Есть не хочу.
Она отпивает залпом почти половину содержимого. Быстро отправляет в рот дольку шоколада. К чёрту душ. Я хочу её так сильно, что готов послать ко всем чертям всё и начать прямо здесь и сейчас. Самоконтроль на тоненькой ниточке держится, и от этого страшно. Никогда и никто на меня не действовал вот так.
Она вышла через несколько минут. Не торопилась возвращаться - я слышал это из спальни. Как замерла, покинув ванную. Не знаю, что делала, но я просто ждал, понимая, что она рано или поздно снова окажется в одной комнате со мной.
Когда вошла, я не спешил оборачиваться. Так и стоял, глядя в окно, заложив руки в карманы брюк, будто мне нужно было на месте оставаться. Слышал шаги лёгкие, а у самого зубы сводило от потребности Тоню увидеть и понять, что она никуда не делась. И когда развернулся, даже выдохнул, стиснув челюсти.
Она такой беззащитной показалась - без капли косметики, со влажными волосами. Глаза опустила, ждёт, что буду дальше делать, а я подходить не торопился, просто стоял и смотрел.
- Ты… в душ не пойдёшь? - спросила едва слышно, и я шаг к ней сделал, вставая прямо перед Тоней.
- Нет.
За полы халата взялся и развёл их в стороны, а у самого в горле глоток кислорода застрял. Вся Тоня передо мной - моя. И делать с ней могу всё, что захочу. А я многого хочу, показать ей всё, что может происходить между мужчиной и женщиной. Чтобы со мной это попробовала и обо мне же вспоминала, когда другой мужик её так трахать будет.
Ткань с плеч приспустил, ключицы показались. И так хочется наклониться, аромат вдохнуть кожи шелковистой, и губами провести сначала нежно, а после - следы оставляя.
Следом обнажил грудь, она идеальная - небольшая, но стоит высоко. Рот слюной наполнился от жажды губами сосок обхватить и втянуть. Прикусить, чтобы покрасневшие и раздражённые стали, на любое прикосновение бы моё реагировали.
Дальше халат вниз рывком, пока Тоня передо мной голая не осталась. И в губы её впился, язык в рот проталкивая. Она охнула от неожиданности, в мои плечи вцепилась, чтобы не упасть. А я уже чувствую, что всё - никакой выдержки мне не хватает. В себя вжимаю, до боли, едва не до хруста костей, хочу не через одежду Тоню чувствовать, а кожу к коже. Но медлю, сам не знаю, почему.
Сначала она почти не отвечает на мою жадность, пока я её рот языком трахаю, упиваясь вкусом. Только стоит, но рук не убирает.
- На постель ляг, - с трудом оторвавшись, подтолкнул её к кровати, а сам одежду с себя стаскиваю. Быстро, едва пуговицы на рубашке не обрывая. И чувствую, что злиться начинаю, потому что мне важно, чтобы Тоня меня хотела.
Женщины до неё сами подмахивали, сами раздевали, стонали, кричали, но не она. И это выбешивало. Какую-то алую пелену перед глазами порождало.
- Ноги раздвинь.
Голос хрипло звучит, даже грубо, но мне уже насрать. Тоня всё исполняет, как мне того хочется. Ложится на спину, глаза закрывает, и ноги разводит, открываясь мне. Нет, всё же пошлю всё к херам и буду просто трахать её безо всяких закатов и морей.
Она сухая совсем - когда пальцами по расщелине провожу, чувствую это. Тоня вздрагивает, инстинктивно ноги пытается свести, но я раскрываю её для себя ещё полнее. Наклонившись, медленно снизу-вверх языком веду, увлажняя лоно. Раз, другой, третий. Пока не слышу первый вздох.
- Ноги чтобы не сводила больше, поняла?
- Да.
Начинаю ласкать её языком. Неспешно, посасывая клитор, который под моими губами становится набухшим и твёрдым, чувствую вкус смазки, и едва не усмехаюсь от удовлетворения. Мало же ей нужно было, чтобы течь для меня начать. Намеренно медлю, один чёрт знает, чего мне это стоит.
Я могу взять её прямо сейчас, просто ворваться в узкое лоно, начать вбиваться яростно и быстро, получить разрядку, передохнуть и после продолжить пользовать Тоню снова и снова, но я этого не делаю. Ввожу пальцы, сразу два, и она снова охает, только к сладостному стону примешиваются нотки боли. Хочу растянуть её, подготовить. Хочу, чтобы кончала подо мной раз за разом.
Двигаюсь в шелковистой глубине, чувствуя, какая она тугая и влажная. И когда ощущаю её пальцы в своих волосах, которые невесомо проходятся лаской, будто Тоня стесняется прижать мою голову плотнее, снова усмехаюсь.
Всё у нас будет. После. Обязательно будет так, как я хочу. Приучу её показывать всё, чего желает. Раскрепощённой со мной быть, готовой на то, чего бы никогда и ни с кем не решилась попробовать.
Она уже стонет, сама разводит ноги шире, приподнимает бёдра, когда к двум пальцам добавляю третий. Влаги очень много - течёт для меня, что говорит красноречивее всех слов. Тоня хочет меня точно так же, как и я её.
И я чувствую - судорогой по телу удовольствие прокатывается. Кончить готов, кажется, от одного прикосновения. Только не хочу давать Тоне получить оргазм без меня. В ней должен быть, глубоко, когда она член мышцами сожмёт, от кайфа срываясь за грань.
Когда отстранился, всхлипнула. Глаза затуманенные открыла и ноги снова свести попыталась.
- Я же сказал - разведи и лежи. И на меня смотри, когда тебя трахать буду.
Достал резинку из ящика стола, быстро по стволу раскатал, на Тоню стараясь не смотреть. От вида того, как она передо мной с раздвинутыми ногами лежит вся мокрая, крышу сносило. К себе за бёдра подтащил, удобнее устраиваясь. Она в простыню пальцами впилась и скомкала, будто ждала чего-то, что боль принесёт. Ворвался сразу на полную - едва не рыча от удовольствия. Тоня тугая такая, узкая. Как будто не трахалась никогда и ни с кем.
Всё исполняет, что приказал - смотрит на меня, а у самой зрачки расширяются, и глаза тёмные стали, как будто чернотой их изнутри затопило. Губы приоткрыты, и она по ним языком розовым провела. И я сорвался. Это даже не секс был, трах бешеный, до белых мух перед глазами. Глубоко, так глубоко, будто до самого нутра хочу достать. Ноги её на плечи себе, и иметь жадно, быстро, пока кричать не начинает. Спазмы чувствую, но продолжаю вдалбливаться.
Тоня кончает бурно, долго, с криками громкими, от которых по позвоночнику дрожь растекается. Тогда впервые мысль закрадывается, что всё. Не будет больше у неё никого, кто то же самое с ней сделать сможет. Никому больше брать её не дам. Только моя она. МОЯ!
Её жизнь всегда была обычной и неинтересной. К восемнадцати годам Тоня столкнулась с первыми «взрослыми» проблемами - серьёзно заболела мама, а отец, вместо того, чтобы стать её поддержкой, начал пить. Как будто мало ей было ужаса, который переживала изо дня в день, понимая, что скоро матери может не стать. Приходила домой ближе к ночи, падала без сил. Тогда ей пришлось бросить учёбу - ушла с первого курса, устроилась на работу. Платили мало, а работа была тяжёлой - весь день на ногах. Но это был единственный заработок, которого едва хватало на продукты и коммунальные платежи. И на водку отцу.
Она пыталась говорить с ним, но неизменно всё заканчивалось одинаково. Сначала отец просил прощения и клялся, что бросит, но так и продолжал пить.
А потом мамы не стало. И сил у Тони не стало тоже. Ни бороться с безнадёжностью и нищетой, ни с отцом, на спиртное которому уходила львиная доля её заработка. Каким-то чудом окончила курсы маникюра, устроилась по знакомству в салон, и это стало приносить хоть какой-то доход. Правда, приходилось скрывать всё от отца, но это было лучше, чем жить впроголодь.
Пару лет она даже существовала в относительном неведении, удавалось откладывать на обновление гардероба и на новые курсы, пока не оказалось, что всё это время отец жил в долг. Она до сих пор помнила свой ужас, когда во время очередного скандала после звонков с угрозами коллекторов, отец, по её требованию, положил перед Тоней на стол список своих долгов перед разными микрозаймовыми организациями. Помнила, как волосы на затылке зашевелились, но не только от указанной в них суммы. А от того, что сам отец считал это совершенно нормальным. Тогда не помогли ни слёзы, ни угрозы, ни мольбы. То, что выкрикивал отец, било по нервам острее самого наточенного кинжала.
Впервые закралась мысль уйти из дома. Оставить отца, собрать свои нехитрые пожитки и найти себе комнату. Но в этой квартире всё дышало прошлым. Здесь были мамины вещи - недорогие, их отец не мог бы пропить даже при очень большом желании. Здесь она провела годы своего детства. Даже книжный шкаф, доверху набитый томами в ярких обложках, всегда будет напоминать о том, что уже не вернуть.
Она пыталась найти в сети что-то о своей проблеме, и то, что видела и читала, вводило её в ещё большее уныние. Всё кончилось тем, что она отчаялась. Начала тратить деньги, отложенные на себя, чтобы погасить долги отца. И снова поняла, что ничего этим решить нельзя - папа воспринимал её поступки как должное. Как будто загубленное будущее дочери - это равноценная плата за то, что он делал раз за разом. И она жила в этом всём год за годом. Восемь страшных лет. Правда, тогда она ещё не знала, что это было только начало.
А потом начались угрозы. Ужасные смс, страх идти домой после работы, снова крики и слёзы, скандалы и ощущение липкого кошмара. И никого рядом, кто мог бы помочь. Бесконечная череда, которую принято называть чёрной полосой - вот, во что превратилась жизнь Тони с уходом матери. Ей казалось, что нет всему конца и края. Мужчины, с которыми встречалась, довольно быстро исчезали из её жизни, особенно когда сталкивались с проблемами Тони. И она дошла до того, за что после себя возненавидела - подспудно начала желать отцу смерти.
Кажется, она делала ошибку за ошибкой, иначе бы в её жизни не появился Кирилл. Дёрнул же Тоню чёрт так бурно отреагировать на излияния Лены, которую отчего-то стала безосновательно считать своей подругой. Увязшая по уши в дерьме, она решила посоветовать то, в чём ни капли не разбиралась, за что и поплатилась. Но, доведённая до отчаяния, была готова на всё, и в тот момент, когда Кирилл озвучил ей свои условия, они показались ей если не нормальными, то весьма к этому близкими.
Тоня продаст своё тело, а взамен получит то, что ей жизненно необходимо - деньги. Лишь на краткие мгновения в голове мелькнули сомнения. Стало стыдно даже не перед собой - перед мамой, которая уже не могла увидеть, до чего докатилась её дочь. Но матери не было, а Тоня… Тоня столкнулась с той стороной жизни, которая диктовала свои правила.
Всё изменилось, когда они были на дне рождения Ларина. То, что сотворил тогда Кирилл, родило внутри неё не только отвращение, но и возбуждение. Никогда ни с одним мужчиной она не чувствовала себя такой… откровенной. Когда брали, не спрашивая, и ей это нравилось. Где-то в глубине души, но нравилось.
Это после она множество раз обдумает случившееся, будет уговаривать себя, что это было мерзко, но в тот момент, когда Кирилл сделал с ней всё, чего хотел, Тоня поняла, что завелась.
И после та ночь в его квартире. Такого наслаждения, которое он ей дарил, она не испытывала ни с кем. Граничащее с болью, порождающее желание закрыться, спрятаться, но одновременно просить о большем, оно сводило с ума. Какой неправильной она сама себе казалась в эти моменты. Кирилл был женат. Да, в его семье, если верить рассказам Лены, такое было нормой, но существовало одно «но». Для самой Тони это нормальным не было. До сих пор.
- Тонь! Ты чего зависла? Чаю, говорю, не подлить?
Пышнотелая и никогда не унывающая Надя, давняя подруга Тони, зависла рядом с ней с заварником.
- Нет, спасибо, этот ещё не допила.
- А. Ладно. А я, пожалуй, портвишка.
Они сидели в Надиной крошечной кухне, куда Тоня часто забегала вечерами после особенно тяжёлых дней, и как обычно болтали обо всём. Точнее, в этот раз болтала Надя, а Тоня делала вид, что слушает про очередных ухажёров и поднятие аренды на рынке, кивала и думала о своём.
- Слушай, я тут отца твоего встретила, - издалека начала Надя, опрокинув в рот спиртное и закусив чёрным хлебом. - Совсем плох стал. Может, в клинику его какую?
Тоня вскинула на подругу взгляд, вздрогнула, как будто по кухне порыв ледяного ветра пронёсся, и быстро отвела глаза. Сама не раз думала об этом, но, начитавшись в сети всякого, поняла, что это не выход.
Последующие дни больше похожи на добровольную пытку, когда нутро разрывает от самых противоречивых чувств, а ты делаешь какие-то обыденные дела, повторяя как мантру, что так нужно. Хотя, один чёрт знает, кто действительно в этом нуждается.
Меня атакуют сотни мыслей и желаний поговорить с Леной, сказать, что хочу свободы. Они смешаны с моментами, когда до хруста сжимаю руки в кулаки. Потому что перед глазами алой пеленой видение - Тоня стонет под Лариным, торопит его и бурно кончает, когда этот старый хер таранит её своим членом. От этого к горлу подступает мерзкое чувство тошноты. После успокаиваюсь, но знаю, что это ненадолго. Пройдёт время и меня снова накроет по полной.
Утром Лена впервые за нашу совместную жизнь готовит мне завтрак, шутливо жалуясь, что после проведённой вместе ночи у неё ноги теперь нескоро сойдутся. Наблюдая за тем, как она суетливо крутится возле плиты, вспоминаю, как так же готовила еду Тоня. Странно, что после той ночи жена ни слова не сказала, что знает обо всём. Я был уверен, что знала, иного и быть не могло.
Сегодня ночью пришлось даже не трахнуть Лену - отодрать её во все места. Бесплодная попытка вылить хотя бы порцию своей злости - одна из многих, которые мне ещё предстоят. Но жена была счастлива, даже захотела поиграть в крепкую семью, а я, в противовес своим недавним желаниям, решил пока дать ей такую возможность.
- Я по магазинам сейчас. Ты на работу? - спрашивает с довольной улыбкой, ставя передо мной тарелку, доверху наполненную омлетом.
Естественно я на работу, кому-то же, б*я, нужно позаботиться о том, чтобы ей было, что тратить в своих бутиках. Жрать не хочется, но беру вилку и начинаю ковыряться в тарелке.
- Да. Чёртов форум.
- Да уж… А я белья хочу купить нового. Шёлк или кружево?
- Что?
- Ну, тебе больше нравится шёлковое или кружевное?
Никогда подобного не обсуждали. Лена сама занималась тем, что упаковывала себя во всякое барахло, я же предпочитал в это не вмешиваться.
- Кружевное.
- Ты не голоден?
- Голоден, всё очень вкусно.
Лгу ей, запихивая в себя омлет, не чувствуя даже досолен он или нет. Со мной такого никогда не было, чтобы вот так - ни аппетита, ни желания куда-то и к чему-то двигаться. И прострация, когда даже не пойму, что предпринять дальше.
- Ладно.
Жена смотрит на меня с сомнением, всего секунду, после чего на лице её вновь появляется выражение, которое обозвать можно только одним словом - «самообман». Мы заканчиваем завтрак через пару минут. Лена, убрав со стола, уходит переодеваться, я допив кофе, отправляюсь на работу. Это первый день в череде тех, когда я уже начал погружаться в вязкое болото, дна в котором нет.
Тогда ещё я не знал, что таких дней будет много.
Истекает третий день после ужина Тони с Лариным, когда я решаю вечером всё же прокатиться до её чёртова салона. Что собираюсь ей сказать - не знаю, да это и неважно. Важно, что моя потребность увидеть её снова будет удовлетворена.
Злость немного поутихла, на смену ей пришла странная растерянность, с которой даже не знаю как бороться. У меня нет для этого оружия, разве что равнодушие. Но его могу испытывать рядом с Тоней в последнюю очередь.
Когда стрелки показывают, что до конца рабочего дня ещё пара часов, меня ожидает сюрприз. Секретарь сообщает, что ко мне снова пришла Тоня. Усмехаюсь, чувствуя, как по телу табуном пробегают мурашки, будто всё это впервые со мной, когда вот так остро, что от ощущений будто холодным лезвием по коже кто-то проводит.
- Пусть зайдёт, - хрипло говорю в селектор и делаю вид, что увлечён просмотром документов.
Она заходит почти неслышно - моего обоняния касается шлейф духов Тони, ненавязчивый, мягкий. Как же я соскучился по этому аромату, от которого башка кружится, будто на голодный желудок выпил бокал вискаря.
- Привет, - произносит тихо, так и не дойдя до моего стола. Словно вот так, оставшись на полпути, может выторговать себе шанс на побег.
- Привет.
Я откладываю документы, откидываюсь на спинку кресла. Сегодня на Тоне джинсы и светлый джемпер. Волосы убраны в хвост, отчего она так трогательно-невинно выглядит, что хочется послать всё к херам и взять её прямо здесь и сейчас. Даже если это будет грозить мне слухами.
- Что-то случилось? - спрашиваю, когда пауза затягивается. - Может, чай, кофе?
- Нет.
Она всё же делает шаг, приближаясь ко мне, а я слежу за каждым её движением, будто она - моя добыча, которую не хочу спугнуть.
- Окей. Тогда зачем ты пришла?
- Я… нашла способ, как сделать так, чтобы отец больше не брал кредитов.
- Поздравляю.
Действительно, не знаю, что ещё сказать. Тоня приехала ко мне в офис, чтобы поделиться новостями?
- Но мне нужно ещё денег.
Прикрываю глаза, едва удержавшись от того, чтобы не заржать на весь кабинет. Ну как же я сразу не догадался? Причина прозаичнее некуда - Тоня просто пришла ко мне за баблом, потому что я для неё - источник дохода, который она всегда сможет отработать, раздвинув передо мной ноги.
- Ставки растут? - уточняю, поднимаясь из-за стола. - Дай подумаю, как и в какой позе я буду получать компенсацию за свою щедрость.
Подойдя к Тоне, понуждаю её отступить к столу. Снова чёртов румянец на её щеках - и я уже теряю контроль, который держится на тоненькой ниточке. Она отходит, пока не упирается в край, инстинктивно хватается за него и сжимает тонкими пальцами.
- Кирилл…
- Что?
Держа руки в карманах, втискиваю бедро между ног Тони, заставляя её сесть на стол, за который она так и продолжает цепляться. Как же я сейчас зол. На себя, в первую очередь. Метать хочется, потому что соскучился до пятен перед глазами, до вдохов жадных, когда ароматом её живу. Это даже не похоть - одержимость необъяснимая на уровне инстинктов, которые разум отключают.
- Что - Кирилл? Я повторюсь, но ты почему у Ларина бабла не просишь? Это же он тебя ужинать возит, он тебя трахнуть хочет. Или уже трахнул?
И снова с трудом досиживаю до конца рабочего дня. Когда Тоня уходит, всё становится иным - словно раскраска была чёрно-белой, а сейчас кто-то фломастерами цвета ей вернул. И злости больше нет. Верю Тоне, что она не спала с Лариным. Только знаю, что это пока, а как оно дальше будет - вопрос. Может, и раздвинет ноги перед ним, потому что я ей ничего кроме траха предложить не могу. А отец Лены… Хочется думать, что и он тоже. Что нет у него планов надеть на палец кому бы то ни было кольцо. Тоне - в первую очередь.
Едва стрелки показывают семь вечера, покидаю душную клетку офиса, и жадно вдыхаю прохладный воздух прежде чем устроиться за рулём. Не знаю, что это, может сам факт, что Тоня пришла ко мне сама, но чувствую, как грудь больше не сжимает ощущение, что её сдавило со всех сторон.
В салоне машины прохладно. Это тоже рождает внутри чувство трезвости, в которой, в то же время, есть нотки дурмана. Вот так всё полярно, но с Тоней иначе быть не может.
Включаю музыку на полную громкость. У меня есть ровно десять минут на нереальный кайф и предвкушение этой ночи. А дальше… Дальше наберу Лену и пойму, что именно она испытывает, но уже знаю - что бы она ни сказала, я всё равно поеду к Тоне.
- Кир? - выдыхает она в трубку, когда всё же звоню ей, чтобы сказать, что приеду только завтра вечером.
- А кто это ещё может быть с моего номера? - уточняю, ухмыльнувшись, и тут же прибавляю: - Я предупредить, что буду только завтра, окей?
Она молчит. Долго, только слышу на заднем фоне какую-то ненавязчивую восточную мелодию. Наверняка в очередном своём СПА или бог весть где.
- Окей, - выдавливает из себя тихо, и мне хочется чертыхнуться. Пока не пойму, что с этим всем делать - с реакцией её, например - но придётся крепко об этом поразмыслить в ближайшее время.
- До встречи, развлекайся, - и вешаю трубку.
Дальнейший путь проделываю в попытках прогнать мысли о жене. Наверное, не миновать серьёзного разговора, и предположить, чем именно он закончится, сейчас невозможно. Надеюсь только, что Ленка не станет приплетать ко всему своего отца, а если это всё же случится, последствия могут быть самыми плачевными, и не только для меня.
В квартире до сих пор пахнет духами Тони - чувствую это, когда вхожу в безмолвный холл. Совсем недавно мы трахались здесь, но мне кажется, прошло нещадно много времени. Разувшись, бросаю взгляд на часы - времени хватит быстро принять душ и заказать еду. Раньше меня не волновали такие мелочи, но сейчас становлюсь чёртовым заботливым любовником, которому важно, чтобы та, кого он хочет, ни в чём не нуждалась. Продиктовав заказ оператору, стаскиваю одежду и иду ополоснуться. О Тоне стараюсь не думать, знаю, что иначе мысли сожгут меня дотла.
Она приезжает вовремя. Заходит в квартиру, когда я открываю ей дверь, не говорит ни слова, а я делаю то, чего хочу до дрожи - прижимаю Тоню спиной к стене и целую. Так жадно, будто в ней одной - глоток кислорода, один на двоих.
Она отвечает сразу, приглушённо стонет мне в рот, осторожно прикасается языком к моим губам, и меня затапливает волной сумасшествия.
- Идём, - хрипло шепчу, с трудом разрывая поцелуй. - Сейчас поесть привезут.
Тоня садится на диван, поджав под себя ноги. Теребит край блузки, на меня не смотрит, и у меня вспышкой рождается мысль, что мы обязательно все вместе вляпаемся в какое-нибудь дерьмо. Неизбежны разговоры о нас, особенно теперь, когда секс - это уже не основное, что нас связывает. Когда понимаю, что начинают примешиваться чувства. И самым верным будет прямо сейчас разорвать всё, вернуться к своей привычной жизни, к которой Лена не будет ревновать.
Но я не могу.
- Как день прошёл? - спрашиваю, садясь за стол и закуривая.
- Нормально. А у тебя?
- И у меня хорошо. - Делаю паузу, намеренно долгую, будто шанс услышать от Тони ответ на ещё не заданный вопрос. И когда молчание слишком затягивается, выдыхаю вместе с дымом: - Скажи, если бы тебе бабло было не нужно снова, ты бы не пришла ко мне?
Какая, к херам, разница, что стало причиной, если я получил то, чего желал? Но мне важно знать ответ на заданный вопрос, потому что хочу, чтобы Тоня приходила по собственной воле.
- Пришла бы.
- Отрабатывать деньги?
- Нет… Не только.
- Хорошо.
Снова замолкаю раньше, чем не сдержусь и не продолжу допрос.
Не только. Что кроется за этим её «не только» - чёрт его знает, вот только эйфории внутри от простых двух слов становится так много, что улыбаюсь снова как идиот.
- А для тебя?
Она вскидывает на меня свои огромные глаза, и снова чувствую, как по телу пробегает волна дрожи.
- Что для меня?
- Для тебя ведь это не просто отрабатывание мной денег?
Она или притворяется или слишком слепа в том, что очевидно. Долго смотрю на неё, щурясь от дыма, пока пальцы не обжигает спалённым до фильтра окурком. А она глаз не отводит, ждёт, и нет сейчас ни страха, ни кокетства, которое часто у баб бывает.
- Ты же знаешь, что нет.
- А что дальше будет?
- А что должно быть дальше? Сейчас потрахаемся и разбежимся. Потом… не знаю, что потом. Ленка начинает мне руки выкручивать.
Опускает лицо и продолжает теребить край блузки. Как будто скрывает что-то, что знать мне не положено, и мне это чертовски не нравится. Может, Лена к ней наведалась? И если да, то о чём беседы вела?
- Тонь…
- Что?
- Есть что-то, что мне нужно знать?
Она мотает головой, снова заливается своим чёртовым румянцем, от которого у меня крышу сносило и будет сносить впредь. И произносит скороговоркой:
- Я не потому спросила, что случилось что-то. Просто не знаю, что будет у нас с тобой, и это…
Весь следующий день гоняю по кругу одни и те же мысли. О том, что сказала мне Тоня. О том, что ей было важно.
«А что будет дальше?».
Ещё вчера я смог отмахнуться от них, как от назойливой мухи, хотя чуял даже тогда - они засели у меня на подкорке, внедрились в клетки мозга, которые люди называют памятью. И непременно должны были снова появиться в сознании, чтобы я мог посмаковать их. Прежде всего потому, что я жаждал считать, что Тоня спросила меня о наших планах не просто так. Ей было важно не просто получить того, кто будет потрахивать её время от времени. Она хотела меня в другой ипостаси - не любовника, не малознакомого мужа подруги, а того, кто будет с ней рядом на серьёзных основаниях. Или я лгал себе, а на деле ни черта она не желала?
- Кирилл Дмитриевич…
- М?
- Я вас зову-зову…
Секретарь кивает на бумаги, которые положила передо мной минут пять назад. Даже думать не могу о делах, хотя стоило бы. Спускать на тормозах то, что доверил мне Ларин, нельзя. Морщусь, когда в памяти всплывает лицо старого хрыча-тестя. В гробу я его видел, присыпанного землёй моей заботливой рукой. Потому что ни черта он не старый, ещё фору даст молодым во всём, что касается обольщения баб. Растерев лицо ладонью, впериваюсь невидящим взглядом в бумаги.
- Только подписать?
- Да. И совещание вы просили на завтра назначить. Форум же.
Секретарь удивлена, хотя и тщательно это скрывает. Это раньше я не позволял себе относиться к делам спустя рукава, сейчас же мне по больше части насрать на форумы, совещания, подписи и планёрки.
- Ага, помню, - вру ей, ставя на документах размашистую подпись. - На сегодня всё? А то у меня дела вне офиса.
- Всё. Золотов переназначил встречу, как я и говорила. В остальном… да.
- Отлично.
Смотрю за тем, как она выходит из кабинета, потираю подбородок, думая о своём. Возникает совершенно неуместное желание поехать к Тоне - не в салон, нет. Туда, где она живёт. Сам не знаю, зачем и что хочу там увидеть.
Где её квартира, о которой она с таким теплом отзывалась, когда делилась наболевшим? Лифт, в котором изо дня в день вниз спускается или на свой этаж поднимается? Или что? Что вообще мне там может быть нужно? Кажется, становлюсь грёбаным романтиком - вот и всё объяснение этой потребности.
Из офиса выхожу через полчаса, предварительно разузнав адрес Тони. Несколько минут просто стою возле офиса и вдыхаю прохладный вечерний воздух, после чего, словно разом решившись, иду к машине и через несколько минут сворачиваю на проспект в противоположной стороне от улицы, на которой живу.
На девятый этаж поднимаюсь на лифте. Старая, гремящая и трясущаяся кабина, пропахшая мочой и старьём. На коричневых стенах - маркер. Неприличные слова, изображения пенисов в разных вариациях. Кажется, достаточно проехать в таком несколько этажей - и уже обеспечена депрессия.
Выхожу, едва удержавшись, чтобы не помочь дверям разъехаться в стороны, и тут же натыкаюсь на мужика. Он стоит в лифтовом холле, цепко смотрит на меня, но быстро теряет интерес. Одет в тёмное. Капюшон надвинут на глаза так низко, что лицо видно лишь наполовину. Окидываю его взглядом, но, не задерживаясь, иду в сторону двери в квартиру Тони.
Какая-то мрачная безысходность окутывает с ног до головы, когда оказываюсь в общем коридоре. Узком и мрачно освещённом одной-единственной лампой в цоколе. Невооружённым взглядом вижу надписи на стенах, которые не в силах стереть ни время, ни ацетон:
«Ты сдохнешь, сука, если не вернёшь долг».
«Вы*бу во все места, если бабла не будет».
И много всякой разной «красоты», от которой сами собой руки в кулаки сжимаются. Потому что это писали ей. В том числе. А на отца Тони мне насрать.
С силой вжимаю кнопку звонка, слыша отголоски трели с той стороны двери в потрёпанной дерматиновой обёртке. Вероятность того, что Тоня дома, нулевая. Но сейчас, когда внутри поднимается волна злости на её отца, хочу увидеть эту тварь и поговорить с ним с глазу на глаз. Потому что втянул свою дочь в это дерьмо. Потому что от этих надписей в груди зарождается чувство, схожее с чёрной ненавистью, какой не ощущал никогда и ни к кому.
Мне не открывают, хотя, я, пожалуй, и не удивлён. Если отец Тони дома, затихарился, как последняя крыса. А что если хер у лифтов - это один из коллекторов, которые тут «прописались»? И как давно они здесь ошиваются? Что делает Тоня, когда приезжает с работы? Чёрт… это всё слишком, потому что ни хера не пойму, что должен делать.
Мужика в чёрном больше нет - по крайней мере, никого не обнаруживаю, когда покидаю коридор, чтобы спуститься вниз и просто перекурить на улице, ожидая Тоню. Решение забрать её отсюда кажется мне сейчас единственно верным. И по х*й, чем именно оно может обернуться в итоге. Я просто отвезу её к себе, в ту квартиру, где трахал, чтобы она чувствовала себя там в безопасности.
Когда оказываюсь во дворе, первое, что делаю - глубокий жадный вдох. Снова возникает чувство, будто до этого момента был перекрыт кислород, только теперь - по иной причине.
Затягиваюсь сигаретой, пока лёгкие не начинает печь. В груди царапается противное ощущение. Мерзости, что ли. Ко всему тому, что видел. И потребность жгучая увидеть Тоню и сказать, что теперь всё будет иначе, потому что я так решил.
Опустившись на старенькую лавку, растираю лицо рукой, пытаясь прийти в себя. Вроде много всего в жизни перевидал, но перед глазами до сих пор эти следы надписей стоят. И ладони сами по себе в кулаки сжимаются. Особенно от этого «вы*бу во все места». Сколько так сижу - не знаю, просто зависаю в своих мыслях, а они все об одном. Вернее, об одной. Только теперь окрашены не только потребностью брать, но и отдавать. Сделать для неё что-то настоящее. Бабло - это так, херня. Мне реально чего-то хочется, чтобы поняла, насколько мне небезразлична.
Дверь в квартиру Тони приоткрыта. И это порождает ощущение ледяного озноба, пробегающего по позвоночнику. Толкаю рукой кажущуюся хлипкой преграду, и она распахивается, являя моему взору сидящую на полу Тоню. Прижимает колени к груди, дрожит всем телом, но глаза сухие. Наверное, это даже плохо - когда баба рыдает, значит, можно справиться с её истерикой.
Взгляд на меня переводит, когда в квартиру вхожу. Всё тот же - испуганный, когда глазами своими огромными на меня смотрит. Только теперь это ни черта не заводит, а злостью по нутру разливается.
- Ты почему не заперлась?
Выходит тихо и угрожающе. Дёргаю её на себя, поднимая с пола, обхватываю за плечи и встряхиваю.
- Ты какого хера не заперлась?
Она вцепляется в мою одежду, всхлипывает - судорожно, рвано, будто кислорода глотнуть не может.
- Я… я… тебя ждала…
Ждала она меня, б*дь. От слов этих злость испаряется, замещаясь какой-то уродливой эйфорией. Вроде мою женщину только что едва не насиловала какая-то коллекторская сука, а я рад по уши, что Тоня меня так рада видеть, что держится за меня, будто за спасательный круг.
- Со мной нормально всё, - заверяю её, хотя морщиться хочется от того, как костяшки саднит. Впрочем, это всё ерунда. Отстраняю от себя Тоню, поворачиваю её лицо к свету.
- Ударил?
- Несильно.
Сука. Надо было ему нос в затылок воткнуть, чтобы не то, что трогать Тоню, рядом с ней дышать бы не смел.
- Иди в ванную, я сейчас.
Она слушается беспрекословно, направляется по коридору влево, где расположены две двери, а я иду осмотреть квартиру. Не то что страдаю излишним любопытством, просто важно вдруг становится всё - понять, как живёт здесь Тоня, какие вещи её окружают, даже вид из окна интересен. Что это? И сам не знаю.
В крохотной, - метров шесть, не больше - кухне обнаруживается початая бутылка дешёвого коньяка, которую прихватываю с собой. Всюду бедненько, но чистенько, хотя порой и проглядывают следы присутствия неряшливого мужика, который наверняка срёт сразу, стоит только его дочери прибраться. На одном из стульев - грязный носок, в раковине - пара окурков.
Сам источник дерьма в жизни Тони обнаруживается в одной из комнат. Спит так, что от храпа едва стены не дрожат, а выхлоп изо рта почти что с ног сшибает. Нехорошее чувство внутри рождается - желание убить. Просто выдернуть подушку из-под головы Тониного отца и накрыть морду эту ненавистную. Подержать минуту, чтобы больше в такую хрень дочь свою не втягивал.
- Кир! - будто прочитав мои мысли, зовёт меня Тоня, и я поспешно выхожу из комнаты. В ней как раз такой беспорядок, который наверняка был бы везде в квартире, если бы этот хрен жил один. Впрочем, ему и предстоит остаться одному.
- Я здесь, - вхожу в ванную и киваю на бортик. - Садись.
Она уже успела стереть с губы кровь - в раковине лежит испачканное красным полотенце. Интересно, сможет кто-нибудь выяснить, из какой именно конторы приходил сегодня этот коллектор? Наведаться бы туда и спалить там всё ко всем чертям.
- Пей.
Протягиваю Тоне бутылку коньяка, которую она забирает дрожащими руками. Её колотить начинает - я знаю это состояние, когда напряжение отпускает, и невозможно справиться с крупной дрожью. Сомневается, но я настойчиво подталкиваю к ней бутылку:
- Пей!
Жадно глотает коньяк, но тут же начинает кашлять и задыхаться. На глазах слёзы выступают, но почти сразу дрожь стихает.
- Он тебя не тронул? Ну, в другом смысле…
Сам не знаю, как мне удаётся задать этот вопрос спокойным тоном. Наверное, потому что отгоняю от себя картинки, что перед глазами мелькают.
- Не успел.
- Хорошо.
Тоня голову опускает, и я сажусь перед ней на корточки. Ноги обхватываю ладонями, чуть сжимаю - потребность вот так трогать её, знать, что она реальная - зашкаливает.
- Я тебя забираю сегодня.
- Куда?
Снова на меня смотрит… на меня так никто и никогда не смотрел. Это даже словами не описать - просто прочувствовать нужно, также остро, как и я чувствую. Только тогда понять можно, что именно во взгляде этом кроется.
Как будто я для неё - это всё. И мне даже сомневаться не нужно, что она искренна, в каждом движении ресниц, в каждом выдохе своём.
- К себе.
- Куда - к себе? Втроём жить будем?
Она усмехается, болезненно, будто горечь на губах у неё, а Тоня изо всех сил делает вид, что не ощущает этого вкуса.
- Я помню про то, что женат, если ты об этом. И нет. Жить втроём мы не будем. Пакуй барахло, а лучше - бросай всё здесь. Завтра купим тебе, что нужно. И отпуск возьмёшь, пока передохнёшь, потом подумаем, что со всем этим делать.
Молчит, а я себя неуютно под взглядом изучающим чувствую. Что она увидеть хочет? Прочесть по моему лицу? Что это всё, что я пока могу ей предложить? Или обещания какие-то нужны, которые дать не готов, потому что не уверен в том, насколько быстро смогу их выполнить?
- Я… Я не могу уехать отсюда.
- Почему?
- Здесь же отец. И это дом мой.
- Отец твой довёл до того, что тебя мужики ждут возле квартиры твоей, чтобы трахнуть во все щели. Это тебе нравится? Так хочешь дальше жить?
- Нет! - выкрикивает это слово, а сама пятнами вся идёт. - Нет… я же почти всё решила.
Решила она, ну-ну. Так «решила», что губа вон опухать начинает на глазах изумлённой публики.
- Тонь… Я тебе честно скажу - то, что я так спокоен… ты не представляешь, чего мне это стоит. За шкирку тебя готов отсюда выволочь и увезти. Но мне не хочется завтра сидеть в офисе и гадать, осталась ты дома у меня или помчалась к отцу. Поняла?
Весь следующий день смотрю на стрелки часов. Бесконечно. Пока это не становится настойчивой идеей. Минута, минута, минута… ещё одна… пока не превращается в час, пока не понимаю, что близится конец рабочего дня.
- Кирилл Дмитриевич, я могу сегодня уйти раньше?
В кабинет заходит секретарша. Или у меня со зрением пи*дец, или на ней и впрямь юбка, которая едва прикрывает задницу. И вихляет она пятой точкой так самозабвенно, что сомнений в том, на что направлены эти телодвижения, не остаётся.
- Ты можешь уйти хоть раньше, хоть позже, - лениво откидываюсь в кресле, вертя в пальцах карандаш. - Или теперь на это нужно моё разрешение?
- Всегда было нужно.
Секретарь присаживается на край моего стола, юбка-карандаш сползает наверх, обнажая бедро. В любой другой ситуации я бы повёлся, но не сейчас. В данный момент отчётливо понимаю, что именно - вернее, кто - за этим стоит.
- Уходи. Раньше, позже - мне насрать, - подаюсь к ней, произнося эти слова заговорщицким тоном. Даже улыбка на губах играет, хотя знаю - она искусственная напрочь.
Секретарша сомневается от силы пару секунд, после чего поднимается с края стола и выходит из кабинета.
Б*я… это что - такая проверка имени Елены Горской? На тему - поведусь я или нет? Кстати, это вполне в стиле моей бесценной жёнушки. Вот только не могу понять, чего именно она ждала от меня. Что брошусь на свежее мясо и забуду о той, кто кажется ей реальной угрозой?
Всё ху*ня. Такая нелепица, что даже думать об этом стрёмно. И в то же время понимаю - за этим поведением Лены стоит отчаяние. Такое острое, что она готова пойти на всё на его поводу.
С трудом досиживаю до конца рабочего дня, беспрестанно смотря на часы. Кажется, стрелки замедлили свой ход - как бы ни старался подогнать их, ни черта не получается. А в голове снова мысли. О ней. О Тоне. Дома ли она? Если да - чем занимается? Отдыхает, вышла в магазин, смотрит телевизор? Мне по херу, что именно узнаю, если наберу её номер, но жажда услышать голос Тони, понять, что она всё ещё со мной и в моей квартире - острая, почти на грани попытки сделать новый вдох.
А я ведь держусь. Потому что не хочу тревожить - это первое. И не хочу прогибаться - это второе. И думать хочется, что она и вправду в моей квартире - убирается, готовит, в общем, делает что угодно, лишь бы не сбежала в этот её клоповник, один на двоих с отцом.
Когда подходит время ехать домой, понимаю, что придётся снова звонить Лене. И снова врать. Хотя чувствую - она всё знает и без того, и все объяснения будут больше похожи на театр одного актёра. Но мне сейчас снова насрать - пусть думает что хочет, я всё равно вернусь к Тоне и буду ночевать в нашей с ней квартире.
Нашей с ней. Как это странно - думать о безликом жилище именно так. Ведь и квартира эта с обоями, которые клеили по указке дизайнера, и мебель, в которую не вложил ни капли души, - всё связано с нами. Уже сейчас. Со мной и Тоней.
- Кирилл Дмитриевич, к вам посетитель, - доносится из селектора голос секретаря. Собрана и спокойна. Отлично. Не придётся искать на её место кого-то другого, по крайней мере, сейчас.
Хотя, не помешает поговорить с Леной о том, что не стоит лезть в то, что её совершенно не касается.
- Проси…
Я едва успеваю произнести это слово, когда дверь в кабинет распахивается. Наверное, это инстинкты были - когда отвечал на слова секретарши, будто чувствовал, что не просто так рядом со мной нарисуется посетитель. Ларин собственной персоной.
Всё внутри сжимается, когда наблюдаю за тем, как он подходит к моему столу. Как на край его присаживается, и улыбка на его лице появляется. Нехорошая такая, с оттенком угрозы.
- Борис Анатольевич, - киваю я ему, пытаясь понять, зачем он здесь. Вроде бы необходимости никакой не было, чтобы вот так лицезреть собственного тестя. И дела все в порядке - комар носа не подточит - и фирма его под контролем.
- Не удивлён вижу, - ухмыляется он в ответ.
Бабло из барсетки достаёт - несколько пачек пятитысячных купюр. И на стол передо мной кидает. Дурное предчувствие меня охватывает - дерьмовое такое, с которым не знаю, что делать. Вроде понимаю, к чему Ларин ведёт, а поделать ничего не могу. Прежде всего потому, что на дочери его женат, и это вроде клейма.
- Не удивлён, - соглашаюсь, судорожно прикидывая в уме возможные причины этого визита помимо самой очевидной. - Вы фирму свою навестить можете в любой момент.
Беру паузу будто передышку, перевожу взгляд с Ларина на бабло и обратно. А он, сука, выжидает. Как зверь, который за жертвой наблюдает и ждёт, когда та неверный шаг сделает. Только х*й я ему такую возможность дам.
- Здесь три с половиной ляма, - наконец не выдерживает Ларин. - То, что Антонина у тебя заняла для решения своих проблем.
Эти слова - как удар поддых, мне даже супергероя из себя строить не стоит - состояние, в котором пребываю, на поверхности.
- С чего вы взяли, сколько и куда взяла Тоня? - выдавливаю я из себя.
- Потому что я, сука, знаю всё. Всё, Кир.
Он придвигается ко мне молниеносно - вроде только сидел в полуметре от меня, как уже нависает сверху. Обхватывает ладонью шею, пригибает мою голову вниз. И я помимо воли морщусь, потому что пальцы впиваются в затылок.
- Ты думал, сучонок, что меня можно на х*ю вертеть? Что можно меня посмешищем считать? Так вот знай - это я вас всех верчу как мне надо.
Он схаркивает на пол - смачно так, не заботясь о том, что на напольном ковре появится мерзкое пятно. Меня мордой едва ли не в бабло вжимает, что на столе рабочем пачками лежит. И в этот момент впервые чувствую себя так - зависимым от того, что Ларин сделает в следующий момент.
- Тоню я у тебя покупаю. С долгами её всеми. С баблом, которое тебе задолжала. Понял?