- Бар-рышня, бар-рышня, - раздавалось над ухом Кати.
"Телевизор, что ли, работает? - подумала она. - И что за голос такой странный — мурчащий, пушистый какой-то голос? Пушистый? Голос? Бред!"
- Да, бар-рышня же! Вс-ставай!
"Если уж барышня, то почему на "ты"? - мелькнуло в голове.
- Ес-сли ты не вс-станешь сейчас-с же... Он уведет Гриш-шку в своё цар-рство.
Почему-то последняя фраза испугала Катю до такой степени, что она мгновенно распахнула глаза и подхватилась на постели...
Я - Катя Семëнова. Мне тридцать семь лет. Где этот... мурчащий? По инерции осматриваю комнату — привычную, обычную, до боли знакомую. В ней нет никого и ничего, что могло бы издавать хоть какие-либо звуки. Даже телефон по случаю выходного оставлен в кухне — там он лучше заряжается. Здесь, в моей спальне, розетка совсем расшаталась. Точно сон приснился. Странный какой-то сон... За закрытой дверью, в коридоре, нетерпеливо пляшет Джонни - я проспала дольше, чем обычно, и ему не терпится на улицу по своим собачьим делам.
- Эй, дружочек, ты совсем измаялся тут? Потерпи, малыш, сейчас твоя мамочка умоется, оденется и пойдем!
... Во дворе полно людей. И это плохо. Мне неуютно. Так и кажется, что во-он тот дедуля незнакомый с подозрением смотрит на меня.
В соседнем подъезде снова жильцы сменились. Две квартиры в нём сдаются — раз в год переезд случается обязательно. Сейчас новые жильцы въезжают - у подъезда разгружается грузовик. Я стараюсь не пялиться на новоиспеченных соседей. Тем более, что один из грузчиков почему-то навязчиво посматривает в мою сторону. Или мне это только кажется...
Но любопытство никто не отменял — взгляд то и дело отрывается от резвящегося вокруг куста на небольшой площадке перед входом в парк, Джонни и возвращается к ним, к новой семье, которая будет жить в соседнем со мной подъезде.
Мужчину, главу семьи, помогающего грузчикам, одетым в специальные комбинезоны с логотипом фирмы "Март. Погрузки и перевозки", я по своему обыкновению не рассматриваю. Мужчина пугает меня самим фактом своего наличия поблизости.
А вот женщина привлекает мой взгляд. Высокая, очень стройная, с длинными пепельными локонами, она одета так, словно не в новый дом переезжает, а, как минимум, на прием к английской королеве отправляется.
- Максим! Максим! Скажи им, чтобы поосторожнее были с этими коробками — там хрусталь! - нервничает она, сжимая в руках маленькую жемчужно-серую в тон костюму сумочку.
- Мам, а можно я к собачке подойду, - слышу я фразу, обычную для детей, впервые увидевших Джонни, и перевожу свой взгляд на мальчика лет шести, сидящего возле женщины на одной из коробок.
- Только не близко — иначе укусит! - командует его мать, даже не взглянув на ребенка. Конечно, у неё есть дело поважнее — за хрусталем следить нужно! У меня, как бы, тоже спросить можно было бы — кусается пес или нет! Но до меня ей дела нет. Меня для нее не существует... Мальчик уверенно шагает к Джонни, без опаски — чего бояться-то, если пёсик такой милаха и малыш? А то, что у Джонни — отвратительный характер, знают немногие...
- Стой, где стоишь! - говорю ему, как можно менее дружелюбно. Я умею так! Я недобрая тетенька! Он останавливается, не дойдя до нас с Джонни метров пять. И это меня устраивает. И меня и собаку. Дистанция — наше всё.
- Он, наверное, кусается? - спрашивает мальчик с милой улыбочкой. У них, у будущих мужиков, в детстве всегда такие милые улыбочки — ангелочек, милаха прямо! И не скажешь, что из него потом очередной монстр вырастет...
- Он отгрызает руки и иногда даже головы, - заговорщицким тоном без тени улыбки говорю в ответ и добавляю. - Напрочь.
Глупого пацана эта новость не пугает. Попробуй шокируй подобными словами современного ребенка, который играет в "Call of Duty" или подобные шутеры какие-нибудь! А они все играют... Он делает ещё один шаг в нашу сторону.
- Да у него же зубы, как зубочистки, тонкие — что он там отгрызть может? - поражается он. - Давай проверим? - говорю ему и протягиваю свою руку, выразительно глядя на его ладонь — мол, давай скормим псу твою конечность! Но мальчик решает продолжить наш увлекательный разговор, предусмотрительно спрятав ладошки в карманы штанишек.
- А скажите, как вашу собаку зовут?
- Джонни, - отвечаю я.
- Привет, Джонни, - очень вежливо говорит собаке мальчик. - А меня зовут Гришей...
Так, стоп! Где-то я недавно слышала это имя...
День проходит как обычно в выходной - ненавистное посещение пары магазинов, чтобы пополнить запасы продуктов и кое-каких вещей, приготовление обеда и ужина для себя, мамы и Джонни, вечерняя прогулка с последним, звонок Алёны с тысячей обязательных вопросов, будто она не в курсе скудных событий нашей жизни, вязание, сидя у телевизора, сон...
"- А ты-то кто такой? - спросила Катя, садясь на постели и обводя взглядом комнату.
"Нет-нет, не комнату, светёлку! Что за слово такое "комната"? Ладно бы уж горница, что ли!" - подумалось с радостью. Вспомнилось с восторгом, что так, светёлкой, ее светлый девичий уголок называла Дусенька - кормилица, любимица всей семьи, с детства опекавшая и обожавшая самую младшую из детей Малейкиных - Катеньку.
Девушке чудилось, что она проснулась после долгой болезни, после недельного, а может быть, и более долгого по сроку, забытья. Она хорошо помнила, что она - Катенька Малейкина, младшая дочь Фёдора Игнатьича Малейкина, члена городского собрания, важного и уважаемого всеми человека в городе. Помнила, что ей вот-вот исполнится восемнадцать лет и совсем скоро, вот совершенно на днях (спросонья только в памяти все не появлялась точная дата!) ее ждет бал, на котором будет и Мишенька Васнецов, молодой поручик, возвращающийся с Кавказа! Красавец Мишель с кудрявыми кудрями солнечным видением ворвался в ее утро! Катя помнила и знакомство их тогда, давно, почти два года назад, на катке! Он ведь всего на три года старше, а ей, гимназистке, казалось, что на целую жизнь - так был серьезен, так гордо и с воодушевлением рассуждал он о необходимости служить на благо Отечества! Помнилось с восторгом, как размахивая коньками, они шли по улице, вдыхая морозный воздух и считая ранние зимние звезды! С легким смущением вспоминалось, как ругалась маменька, что Катюша припозднилась и домой возвращалась по темноте! И еще более ругалась, когда узнала, что возвращалась она не с сестренками Шаинскими, подружками-соседками, а с Мишелем!
И хоть встреча эта запала в самую душу девушки, была она единственной. Потому что спустя ровно сутки после встречи Михаил Васнецов был отправлен к месту службы - на Кавказ, а она - обратно, в Мариинскую гимназию... И мимолетная встреча эта, казалось, должна была забыться, стереться из памяти, растаять зимним снегом, что мгновенно исчезает, ручьями разбегается по мостовым, стоит только пригреть весеннему солнышку! А нет... Не исчезла и не растаяла! Вылилась Мишенькиными письмами, полными обожания и надежды на будущую встречу. А сколько прекрасных слов писал Мишель о ней самой, о ее красоте - и что лучше нее не встречал девушки, и что покорен, влюблен до искр из глаз, что во снах ее видит... А на балу он будет - записку прислал с оказией, что к ее именинам, к 17 февраля, вернется!
Взгляд девушки, до того мечтательно скользивший по стенам девичьей светелки, медленно прошелся по столику у стены, тронул лежащие на нем любимые мелочи, подаренные маменькой к Рождеству: новое зеркальце на длинной ручке, гребень из слоновой кости - резной, камешками украшенный, бусы жемчужные белые, так красиво смотрящиеся в вырезе нового белоснежного платья, сшитого специально к балу! Катенька улыбнулась и только потом, заметив легкое движение на полу, вдруг увидела его - того самого, мурчащего, помешавшего ее сну!
- Жанни, проказник! - погрозила пальчиком рыжему коту-увальню, легко вспрыгнувшему на постель и тут же по-хозяйски развалившемуся на кровати у неё в ногах. - Ты чего мне спать не дал?
Приснится же такое - Жанни с нею во сне разговаривал!"...
- Эт-то что за зоопарк? Милочка, иди сюда, доченька! Посмотри, сколько твоя тетушка сделала для тебя игрушек! - прокричала Алена в приоткрытую дверь моей спальни и тут же передумала. - Хотя нет… Ванечка, придержи ее там, в кухне, я сейчас!
Усевшись на любимый широкий подоконник в своей комнате, я наблюдала, как Алёна, бормоча себе что-то под нос, быстро сгребала моих вязаных "детишек" и бросала их на кровать, совершенно не переживая, что у некоторых одежка отваливается, у кого-то (у кого есть) выбиваются из прически волосы, а кто-то теряет яблоки, сумочки, очки и другие запчасти. Потом сестра завернула всю игрушечную братию в покрывало и отодвинула этот сверток к спинке кровати.
- Лучше бы Милка зашла, чем ты! – проворчала я. – От нее меньше ущерба… Зачем ты их вообще трогала?
- Она ж, когда увидит, половину домой загребет! – возразила сестра. - Я их спрятала от ребенка!
- Ну и пусть бы забрала. Мне-то их куда девать?
И правда, куда мне девать их? Я вязала вечерами уже несколько лет. Носки, шапочки, шарфы, свитера себе, маме и семье Алёны. Но недавно увлеклась именно изготовлением игрушек – так увлеклась, что за три летних месяца, которые сестра с мужем и дочкой отдыхали на даче у Ваниных родителей, сотворила ровно двадцать вязаных животных и кукол. Последнюю неделю тоже вязала куколку, но эта работа пока была незакончена.
- Нет, жалко – красивые они у тебя получились! А что Милка? Растреплет всех, замусолит! Мала она ещё для такой красоты! Да и на нитках ведь волосинки там, ворсинки всякие. Выложи их фотографии в интернете! В «Одноклассниках» или «ВК»! Нет, лучше в «Одноклассниках» - я там часто подобное вижу! Хочешь, я Ванечку попрошу, он тебе прямо сейчас сделает страничку и нафоткает твоих зверушек? Между прочим, сейчас очень модно покупать деткам именно такие игрушки – ручного производства!
- Не надо Ванечку, - я даже подумать не могла о том, что муж Алёны зайдет в мою комнату, в мое убежище, куда только маме и сестре, ну еще Милке, можно! – Если мне будет нужно, я сама всё сделаю.
Работая в полиции, я, наверное, так никогда не уставал - ноги гудели, подошвы стоп буквально горели огнём. От голода буквально потряхивало - утром, кажется, была чашка кофе с сухарем. Или это было вчерашним утром?
Хотелось пожрать... Не поесть, а именно пожрать - горячего борща со сметаной, например! Стоило представить себе бордово-красный наваристый бульон с обязательным ломтем свинины на косточке, как рот наполнился слюной - сто лет не ел такой роскоши!
И сегодня не съем. Потому что у меня дома снова гости.
- Папочка! Наконец-то! Я так тебя ждала!
Дочка бросилась на шею и повисла, как обезьянка, покрывая поцелуями щеки. Только ради нее я каждый день приходил в этот дом, чувствуя себя в собственной квартире гостем, чужим, ненужным, инородным элементом. Моя соседка "по общежитию", а по-совместительству, юридически жена, но фактически - жена бывшая, Инна, жила жизнью особенной, как принято было говорить в ее компании - богемной. Она была поэтессой и, соответственно, вращалась в околохудожественных кругах. В нашей квартире вечно отирались бородатые художники, всклокоченные писатели, пьяные поэты и бесконечные ценители талантов этих "великих", но пока недооцененных обществом гениев.
Выставить их за дверь было делом простым. И я выставлял. Не раз. Только Инна уходила в подобные нашей квартире "заведения", а иногда гораздо более запущенные, заполненные всяческим сбродом, вместе с Маринкой. Разве мог я позволить, чтобы ребенок, которого растил почти с пеленок, жил по чужим углам рядом с вечно пьяными, часто склонными к агрессии и самоуничижению, людьми?
Если бы хватило ума в те годы, когда все у нас с Инной было хорошо, настоять на удочерении Маринки, сейчас бы просто отобрал ее и всё! Но по документам и по крови, она была не моей дочерью. А значит, чтобы отобрать ее у родной матери, нужны очень веские причины. А вечеринки и друзья Инны таковыми вовсе не являются. Поэтому я терпел. Пока терпел. Но собирал улики. Постепенно готовился к тому, что рано или поздно должно было случиться. Инна ошибется, а я это зафиксирую. Возможности и средства для этого у меня есть...
- Что там у нас сегодня? - я кивнул в сторону гостиной, где за закрытой дверью слышались приглушенные голоса.
- Сегодня по-минимуму, только Черкашка, Любонька и Хомячок.
- А что так? И даже Смирновского нет? - надо же, заявились только самые близкие друзья Незабудки, так в их кругах называли мою формально все еще жену.
- У них там горе какое-то. Вроде бы, помнишь, такой дяденька, в берете черном, что в прошлом году у нас неделю жил, умер. Смирновский ушел разузнавать. У них - траур.
- Пьют?
- Пьют, - с тяжелым вздохом ответила Марина.
"Пьют" - это плохо. Это, к счастью, не часто бывает. Иногда обходится без алкоголя - соберутся, стихи почитают, повосхищаются и расходятся. Или, что тоже случается, моя благоверная отчалит куда-нибудь и до полуночи мы с Маринкой предоставлены сами себе и наслаждаемся одиночеством.
А ведь сам виноват! Ведь видел, какая она! И, что скрывать, десять лет назад восхищался ее необычностью, ее возвышенностью, ее талантом! Это потом оказалось, что гораздо приятнее, когда жена встречает тебя с борщом на кухне и одна, чем с вечными стихами, тебе посвященными, но и с публикой!
На кухне был извечный бардак - посуда, окурки в пепельнице, крошки хлеба на изрезанной, местами прожженной клеенке, служащей нам скатертью. И ведь чего, казалось бы, такого трудного - пойти и купить нормальную посуду, продукты, мебель, в конце концов? Да только мне вечно было некогда, а ей, видимо, не нужно...
- Ты ела сегодня? - Маринка из-под моей руки, открывшей холодильник, с интересом заглядывала вслед за мной внутрь агрегата, имевшего внутри все, что угодно, даже почему-то черные чернила в пластмассовом тюбике, только не имевшего еды...
- Ага. Она мне сварила два яйца и отдала последний кусочек хлеба. Но это было, когда я из школы пришла, - и как бы извиняясь передо мной, девятилетняя девчонка добавила. - Есть очень хотелось... Ничего не оставила. А денег, чтобы в магазин сходить за пельменями, она мне не дала. Сказала, чтобы ты сам о еде для себя позаботился.
И я бы, конечно, никуда сейчас не пошел. Мне бы в душ и завалиться спать. Но голодные глаза дочки, которую Инна, утонченная, всегда болезненно худая, считала толстой и кормила очень скудно, заснуть все равно не дали бы! Задушив, вспыхнувшую было адским пламенем в мозгу, ярость сильнейшим усилием воли, я накинул куртку и зашагал в круглосуточный продуктовый, расположенный на соседней улице.
Уже потом, наминая вместе с Маринкой вечные пельмени, с тоской следил за ее жадными взглядами, бросаемыми в сторону пакета конфет, приобретенных "на десерт". Сука! Как я докатился до такого? Как дожился до того, что стал тряпкой в собственном доме? Почему, в конце концов, не устрою слежку за этой тварью, почему не отберу у нее ребенка?
Голос разума тут же возражал: "Вспомни, дорогой, что вышло из этого в последний раз! Вспомни, как она обвиняла тебя в педофилии! Вспомни, как рыдала в отделении участковой полиции, утверждая, что ты "не так" смотришь на Маринку, "не так" держишь ее за руку, "не так" укладываешь спать! И особенно упор делала, тварь неблагодарная, на то, что "девочка ему неродная"! И ей, конечно, никто не поверил. И доказательств у нее никаких не было и быть не могло. И подобные вещи можно было легко опровергнуть, проведя экспертизу с участием детского психолога и гинеколога на крайний случай. Но разве я мог подвергнуть свою девочку такому позору? Да и старые друзья в полиции не давали никаких гарантий, что я через суд смогу забрать девочку у родной матери, не лишенной прав, не имевшей приводов, не замеченной ни в чем предосудительном (о чем несколько лет назад, когда все у нас было хорошо, ещё работая в полиции, кстати, я позаботился сам!).
И хоть еще вчера о том, чтобы выложить фотографии своих работ в интернет, я совершенно не думала, после ухода Алёны с семейством, неожиданно для себя уселась за компьютер.
Создавать группу в "Одноклассниках" оказалось делом увлекательным - выискивать подходящие картинки в интернете, придумывать надписи, загружать фотографии моих игрушек и эти фотографии делать, возясь с фонами и даже подсветкой. Долго думала, как назвать себя, кем представиться. О том, чтобы настоящее имя и фото показать всему миру, не шло и речи.
Нашла картинки девушек для аватарки. Долго разглядывала и выбрала - красавицу в платье с кринолином. Ну, а что, можно же помечтать? Легкомысленная шляпка на голове, завитки волос у лица, открытая улыбка - воздушное, милое создание, располагающее к себе, счастливое, такое, каким я никогда не стану...
Имя придумалось в то мгновение когда картинка заняла своё место в окошечке в левом верхнем углу экрана. Барышня! А саму группу назову: "Барышня со спицами"! Здорово как!
...Два дня после создания группы я ждала реакции, надеялась на возможные заказы. И не-то, чтобы я очень нуждалась в деньгах, просто хотелось, чтобы дело моих рук кому-то понравилось, чтобы оценили, увидели, может быть, совсем немного, восхитились даже! К концу первой недели после создания пылу поубавилось. А через месяц он исчез совсем.
Сегодня вечером, скорее по привычке, чем в надежде увидеть сообщение от возможного заказчика, я включила компьютер. И увидела!
Марк Изотов:
-Здравствуйте, Барышня! Скажите, ваши игрушки продаются?
Ух, ты! Не может быть! Здорово! Какой-то мужчина хочет купить... Хотя, если подумать, зачем мужику игрушки? Эти подлые существа могут использовать мои поделки, как предлог, чтобы подкатить. Это женщина могла бы игрушку вязаную искать для своего ребенка. А мужики, они, детям разве игрушки покупают? И если вдруг покупают, разве они заказывают их по интернету?
Конечно, самый простой способ что-то узнать об этом человеке и из полученной информации выудить понимание того, есть ли у него вообще дети или их нет, это залезть на его страничку. Что может быть проще? Только не для меня. Я не могу. Это тоже самое, что зайти в дом к незнакомым людям, это то же самое, что приблизиться к человеку, рассмотреть его вблизи, а мне такое не нужно! Я не хочу и не могу! Я боюсь, что могу увидеть знакомое лицо и вдруг понять, что ОН написал именно МНЕ, а не просто вязальщице игрушек!
Я долго сомневалась, но не смогла удержаться - всё-таки набрала ответ, успокаивая себя тем, что ОН в любом случае находится сейчас далеко от меня. Он был в сети.
Барышня:
- А вы с какой целью интересуетесь?
Буквально через несколько секунд пришёл ответ - он что, сидит и гипнотизирует мою страничку?
Марк Изотов:
- У меня дочке скоро исполнится 10 лет, и она хочет вязаную игрушку. Точнее, она хочет куклу. Говорит, что сейчас в моде какие-то куклы из ниток, у которых есть только глаза, а носа и рта нет. Вы такую смогли бы связать?
Именно такую Я и вяжу сейчас! Почему-то стало радостно - надо же, кому-то ещё, кроме меня, такая прелесть нравится! Тем более, что четыре красавицы во всевозможных одежках уже готовы!
Барышня:
- Да, Я вам сейчас фотографии пришлю. У меня есть похожие на ту, которую вы описываете.
Пока он рассматривал фотографии, я перечитывала переписку, цепляясь взглядом за имя мужчины - надо же, а я своего бычка-громовержца назвала Марком! Почему-то вдруг стало смешно! Вчера только пришивала бирочку с именем бычку. Имя придумала неспроста - вычитала на каком-то сайте, что "Марк" переводится с греческого, как "молот". Ну вот и назвала, ведь тридцатисантиметровый бычок был связан в образе бога-громовержца, типа героев " Марвел" - с плащем героя, кувалдой в копытах и знаком супергероя на груди.
Что меня заставило сделать то, что я вдруг, неожиданно для себя сделала, я объяснить бы, наверное, никогда не смогла, только почему-то взяла и отправила ему фотку быка, именно ту, где хорошо видна была бирочка с именем. Потом опомнилась, удалила, но было уже поздно... Тут же пришло сообщение.
Марк Изотов:
- Две беру - Марка и куклу в розовой юбке. Сколько они стоят, как перевести деньги и как нам встретиться, чтобы я смог их забрать?
Два первых вопроса были просты. Цену я давно подсчитала, как советовала одна знакомая девушка-вязальщица, давно продававшая свои игрушки, потом урезала её до минимума, а деньги решила переводить на с трудом созданный недавно Яндекс.Кошелек и написала сразу же:
Барышня:
- По 900 рублей каждая.
На самом деле, за эти деньги едва-едва окупится материал, ушедший на изготовление игрушек - нитки, глазки, ткани, волосы для куколки, ботиночки из кожи для бычка... Но сам факт того, что кому-то мои игрушки понравились настолько, что их готовы были купить, стоил гораздо больше денег!
Марк Изотов:
- Как забрать?
И ни слова о том, что дорого! Ура! Я даже подхватилась со стула и заплясала вокруг него от избытка чувств. Потом села, вспомнив, что совсем не продумала момент доставки. Как же их ему передать? Личная встреча совершенно исключена...
В соседней комнате надрывным, слезливо-пьяным голосом моей жены вещалось:
...Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись! (1)
Мне не спалось. И дело было вовсе не в том, что в комнате Инны набирали обороты поминки или что там на этот раз происходило... Шуметь, драться и делать что-то подобное после моего возвращения домой эти долбанные интеллигенты не посмели бы, потому как бывали мною не единожды биты, выбрасывались неоднократно на улицу, сдавались в полицию. Меня боялись. Но все равно ходили в мой дом! И, сука! Я ничего с этим не мог поделать! Развестись с Инной, означало потерять Марину, оставить ее одну с "этими". А кто знает, на что способны они в пьяном угаре на своей, не на моей, территории? А Инне я бы даже котенка не доверил, не говоря уж о девочке, которую считал своей дочерью!
Может, я не понимаю чего-то? Может, сам виноват - не оценил метаний творческой души бывшей жены? И как же это всё достало! Как же достало-то! С легкой завистью вспомнился друг и напарник Олег Якунин, с которым вместе пять лет назад ушли из полиции, сменив серые будни оперов на веселую жизнь детективов собственного агентства, специализирующегося на розыске людей. Он и его жена Светлана - образец любящей семьи, где заботятся друг о друге, где ждут по вечерам домой...
Усилием воли заставил себя думать о работе, о деле, которое знал и любил. Розыск людей - не единственное, чем мы занимались. За последние годы чего только не делали! Собирали доказательства измены жены для важного дипломата, параллельно уголовному отделу расследовали дело о хищении крупной партии бриллиантов, поступивших на склад фабрики ювелирных изделий "Аметист", кучу всего еще... и даже разыскивали породистого кота старой генеральши, загулявшего по случаю весны. Наши услуги стоили дорого, работа выполнялась качественно... и всегда выполнялась, чего не скажешь о полиции. Поэтому клиентов было предостаточно.
И завтра, как обычно, будет нелегкий день! И завтра снова в конце него возникнет соблазнительная мысль остаться на работе или, наконец, ответить взаимностью на влюбленные взгляды нашего нового администратора, милой девушки Альбины, дипломированного юриста, между прочим, и отправиться не домой, а куда угодно, только подальше отсюда! И завтра я снова приду сюда, проклиная Инну, обстоятельства, нехватку времени и усталость...
Единственное, что радовало - это воспоминания о том, как сегодня в кафе принес для Маруськи из машины большую коробку, перевязанную алыми лентами. Закрывал глаза и видел восторженное, восхищенное, изумленное дочкино лицо. Помнил, как, уронив стул, она бросилась навстречу, как дрожащими руками развязывала ленты. Как кривились ее губы, не от недовольства, нет! От явно сдерживаемых слез радости! От счастья!
...И с благодарностью вспоминал незнакомую женщину, называвшую себя в сети Барышней, которая зачем-то собрала в подарочную коробку помимо заказанных мною вязаных игрушек, море всяких милых мелочей - энциклопедию для девочек, заколочки для волос, детский лак для ногтей, наушники, сладости! Все это было красиво переложено стильной упаковочной бумагой, украшено какими-то бусиками, цветочками, открыточками. И вдруг меня осенило - да она ж затратила больше, чем я ей заплатил!
Сон пропал окончательно. Глухо загудел включенный компьютер. В двенадцать ночи она была в сети. Не зная, с каких слов начинать благодарить ее, я просто сбросил с телефона несколько фотографий, где Маринка с подругами разбирает коробку, где прижимает к себе игрушки, где счастливо хохочет, размахивая игрушечным быком.
Барышня:
- Спасибо вам огромное! Вы очень-очень порадовали меня!
Э-э... хм... Это ж должны были быть мои слова? Или я что-то не так понял? Несколько раз перечитал, пытаясь вникнуть в смысл фразы. ОНА МЕНЯ благодарит! ОНА!
Марк Изотов:
- А как вы порадовали меня! И меня, и мою дочку! И, по-моему, всех посетителей кафе, не говоря уж о подружках моего ребенка! Она сейчас обложилась вашими игрушками и спит... Это вам спасибо! А мне совершенно не за что!
Барышня:
- Здорово, когда отец так любит свою дочь, так заботится о ней!
Марк Изотов:
- Я думаю, это естественно.
Барышня:
- Да, вы правы... Наверное. Просто я не помню своего отца. Он давно умер, еще когда мы с сестрой были маленькими. Я очень рада, что сделанные моими руками вещи кому-то так понравились! Не думала, что испытаю такие чувства приятные!
Марк Изотов:
- Я бы хотел заплатить за всё остальное, что было в коробке. И за саму коробку тоже. Я знаю, что все эти "мелочи" стоят немало и как бы не больше того, что я перевел вам за игрушки.
Барышня:
- Я не возьму ваших денег. Это от чистого сердца.
Марк Изотов:
- Я обижусь на вас!
Барышня:
- Мы с вами совершенно незнакомы. И никогда не увидимся! Обижайтесь на здоровье!
Улыбающиеся смайлы говорили мне о том, что девушка шутит. И ничего такого особенно веселого написано не было. Но я ловил себя на том, что губы невольно растягиваются в улыбке. Почему-то хотелось поговорить с ней. И это совершенно не важно, что мы абсолютно не знакомы. Даже, наверное, это хорошо - не нужно обрисовывать весь бред, в который превратилась моя жизнь!
Зачем отвечала ему вчера? Зачем переписывалась? Может быть потому, что это был в тот момент для меня не мужчина, не представитель ненавистного мне противоположного пола, а просто человек, выражающий свои мысли, задающий свои вопросы? Я ж не видела его! А на аватарке изображено что-то настолько мелкое, что разобрать черты лица было попросту невозможно.
Укладываясь спать, я почему-то то и дело подходила к компьютеру, словно ждала еще одного сообщения от него. И уже потянувшись рукой к мышке, чтобы выключить, внезапно сделала совсем другое - несколькими щелчками открыла его профиль...
Глаза уставились на фотографию мужчины. Сердце на мгновение замерло, а потом понеслось вскачь, как мячик с горы. Мне казалось, что чужие мужские глаза на фотографии видят меня насквозь, видят все мои страхи, всю мою поднаготную! И меня на части разрывали два противоположных ощущения - страх и желание рассмотреть, увидеть... запомнить. И, наверное, впервые в моей жизни второе пересилило первое.
Из скромных пяти фотографий выбираю портрет. Смуглая или загорелая кожа, чёрные брови вразлет. Глаза карие, яркие, смеющиеся. Аккуратный нос, легкая улыбка, приподнимающая один уголок губ чуть выше другого, короткая стрижка, темные волосы, но не чёрные, скорее коричневые, насыщенного медового оттенка, совсем немного вьющиеся, небрежно откинутые назад. Интересное лицо. Запоминающееся. А самое главное... Самое главное, что лицо это было не страшным! Не отталкивающим, не пугающим, а наоборот, притягательным, таким странно-привлекательным, что я долго не могла оторвать от него взгляд.
"Мне не страшно, потому что он далеко," - убеждала себя. Этот человек находится где-то там, в самом дальнем от меня конце города! Мне ничего не угрожает! Я никогда не встречусь с ним. И совершенно нет причины его бояться! Этот мужчина вчера всего лишь спросил мое мнение, как... человека, как... женщины?
Я понять не могла, зачем уселась снова за компьютер! Зачем, вместо того, чтобы отправиться спать, вдруг залезла в чат с Марком Изотовым и начала печатать. Просто его не было онлайн... А когда он там появился, я, увлеченная своими мыслями, быстро формирующимися в текст, не заметила...
- Счастье - это когда соседи и знакомые смотрят на тебя с любопытством потому, что ты - интересный, красивый человек, а не потому, что знают о тебе что-то такое, что тебе самой забыть хочется, то, что они до конца своих дней помнить будут и говорить новым своим знакомым: "Это та, помнишь, о которой я тебе рассказывала вчера! Да-да, бедная..." Счастье - это когда ты не лишний, не за чертой, не за гранью общих интересов, общества всего... Это когда ты вместе с людьми. Это отсутствие одиночества в общем... Наверное...
И вдруг, перебивая мою следующую мысль, еще не успевшую сформироваться, на экране появилось:
Марк Изотов:
- Это когда тебя понимают, да? Помните, как в фильме "Доживем до понедельника"? Старый такой был когда-то, чёрно-белый ещё...
Барышня:
- И это тоже. Понимают, принимают, без жалости, без подозрения, как равного, как обычного человека.
Марк Изотов:
- А каким по вашему должен быть мужчина в семье?
Хороший вопрос. А главное, задан он человеку, который абсолютно, совершенно ничего в этом не смыслит - ни в мужчинах, ни в семейных отношениях!
Барышня:
- Не знаю. Я никогда не была замужем.
Марк Изотов:
- Правда? Извините за вопрос, но вы, наверное, молоды? Я не хотел бы показаться вам дяденькой, который в сети пристает к девочкам. Просто нужен был совет. Очень нужен. И именно женский совет. И, желательно, человека, который ничего о моей семье не знает. Чтобы объективно...
Все можно было прекратить - и общение это непонятное, и странное желание мое читать сообщения от него. Можно было просто написать сейчас, что так, мол, и так - да, я - молодая девушка, и мне неинтересно переписываться с вами.
Барышня:
- Мне тридцать семь. Просто моя жизнь не сложилась. Совсем. Поэтому мои советы - курам на смех...
И вдруг неожиданное.
Марк Изотов:
- Вы любите читать?
Барышня:
- Обожаю.
Марк Изотов:
- Что именно?
Барышня:
- Все - от любовных романов до фантастики, даже Зигмунда Фрейда на досуге...
Марк Изотов:
- Серьезно? Фрейд... это интересно?
Барышня:
- Хм... Ну, не так, как можно подумать... И ответов на свои вопросы пока не нашла.
Марк Изотов:
- А какие вопросы тебя мучают?
Я долго не могла решиться написать правду. Но он сейчас казался мне не совсем реальным человеком - так, картинка на экране, буквы, складывающиеся в слова. И почему-то захотелось поделиться... Почему-то хотелось рассказать ему... Пусть не все, пусть не самое главное, но выплеснуть, выдавить из себя, описать что-то из бед, отравляющих мою жизнь. Я даже не заметила, что мы уже перешли на ты...
Не могу заснуть. Знаю, что нужно расслабиться... Не только тело расслабить, но и мозг тоже - выбросить из головы все мысли, все тревоги, думать только о том, о чем думается, что само, без напряжения, без усилий формируется в голове... А думается о переписке с Марком Изотовым. Я расслабляюсь, выбрасываю из головы все лишние мысли и... ловлю себя на том, что продолжаю "беседовать" с ним! И даже представляю себе его ответы!
"- Зачем нам встречаться?
- Поговорим. Пообщаемся. Как все. Ты же хотела вернуться в социум - вот и будет такая возможность!
- С тобой пообщаемся?
- Ну, а с кем? Со мной, конечно.
- С тобой я не могу.
- Почему это?
- Потому что ты мужчина!"...
... - Потому что ты - мужчина! - с нажимом, как само собой разумеющееся, сказала Катенька Грише, прижимая к кровоточащей ссадине на щеке мальчика белоснежный носовой платок. - А ревущих мужчин мне в своей долгой жизни видеть пока не приходилось!
- Какая же она долгая-то у тебя, барышня? Вот у деда Мирона - долгая, а у тебя - так... У тебя и коса ещё белой не стала!
Катенька отвлекала мальчика разговором, а сама осторожно уводила его к своему дому. На вид ребенку было лет пять-шесть, а может, и того меньше - грязный, с давно нечесанными вихрами, торчащими в разные стороны из-под старой, рваной шапки, он встретился девушке, когда та возвращалась с учёбы. Мальчик воровал на торгу, куда Катенька с подружкой Варварой по пути из гимназии зашла за петушками.
И ведь понятно, что воровал не от хорошей жизни - вон какой худющий, одна кожа да кости! Тулупчик не по размеру, в заплатках, этого скрыть не мог! Но ведь нехорошо это...
Толстая торговка пирогами и булками грозилась в другой раз, как увидит его, сразу жандармов позвать! А он так быстро убегал, так ловко уворачивался от множества ловящих рук, так петлял по торговым рядам, что напомнил Катеньке зайца, из последних сил удирающего от гончих! И смешно было - не поймали ведь, и горько - если поймали бы, никто бы не посмотрел, что он совсем ещё малыш, наказали бы жестоко.
А нашла она мальчика случайно. Расставшись с Варенькой у её дома, пошла дальше вдоль по мостовой, скрипя подошвами новеньких сапожек по слепящему глаза, искрящемуся в лучах солнца, снегу. Он выскочил из подворотни и врезался в неё сбоку. Оба упали в сугроб.
Со двора с палкой наперевес бежал старичок, махал своим оружием и ругался. Катенька быстро догадалась, что, видимо, и здесь мальчишка успел набедокурить! Споро подхватилась с земли и, запихнув его к себе за спину, собралась давать отпор обидчику, да только делать этого не пришлось - старичок то ли плохо видел и попросту не заметил мальчика, то ли решил не связываться с приличной барышней - выкрикнув напоследок: "Ну, я тебе покажу!", махнул ещё раз палкой и повернул обратно.
Катенька не стала сразу расспрашивать, что еще успел натворить мальчик, и даже не подала вида, что видела его недавно на торгу.
- Как тебя зовут? - спросила, как можно ласковее.
- Гринька! - ответил мальчик, настороженно поглядывая на неё.
- Пойдешь ко мне в гости? Я тебя петушком угощу!
Он боялся. И в гости точно не хотел. Но петушок, вытащенный из кармана и показанный мальчику, легко сумел перебороть страх. Растирая кровь по щеке Катенькиным платочком, Гриша ответил:
- А батька твой меня не поколотит?
- А у меня дома только старенькая нянечка да кухарка. Они добрые. А больше никого. Маменька с папенькой к брату в гости уехали в Борщень. Знаешь, где это?
- Где? - любопытные глазенки уставились на девушку.
- Ну, деревня далеко от города! Теперь хоть бы к балу успели вернуться. У моего старшего брата, он там, в Борщени, с семьей в имении живет, вчера сын родился - вот родители на крестины-то и отправились!
Так за разговорами, отвечая, почему её не взяли в Борщень, на каких конях поскакали, да чем угощают на крестинах, они пришли к дому...
...Вечером после работы, наскоро поужинав и погладив выстиранную вчера куртку, я вместе с Джонни сходила в продуктовый за молоком и яблоками, а потом, занеся продукты домой, решила отправиться в парк - собаке прогулки в магазин было явно недостаточно. Раньше, когда Джонни был помоложе, такой тяги к пешим прогулкам за ним не наблюдалось, а пару лет назад вдруг взял, да и полюбил! И я привыкла каждый вечер подолгу ходить, благодаря чему, наверное, сильно похудела в последнее время.
Мы уже возвращались домой - лето заканчивалось, и в девять вечера начинало темнеть. Чуть в стороне от сидящих на скамейках пенсионеров снова в одиночестве гулял мой новый друг - Гриша Мерцалов.
- Привет, Джонни! Привет, Катя! - мальчик радостно бросился навстречу. Нет, ну, это, на самом деле, странно - ребенок который вечер сам по себе, одинокий! За ним никто не присматривает, никто не покрикивает с балкона, проверяя, на месте ли он, не пропал, не исчез ли, - так делала в нашем с Аленкой детстве мама.
- Привет, Гриша! - улыбнулась я.
- Лёнька, что там у нас? Чего подняли ни свет ни заря?
Звонок помощника, хорошего исполнительного парня, специализирующегося в нашей команде на слежке и всевозможном техническом оснащении, Леонида Трофимова, в шесть утра был неожиданным - обычно все наши дела могли подождать хотя бы до восьми. Частная детективная контора - дело такое, это вам не государственная круглосуточная служба - можно не бояться опоздать на работу. Правда, и окончания смен на было - порой без сна, без еды, в постоянных разъездах проходили не дни - недели!
- Товарищ майор, - по уставному, как пять лет назад, отчеканил Трофимов. - У нас ЧП. Пропал ребенок.
Сон исчез моментально - в такой ситуации порой счёт идет на минуты. А тот факт, что обратились именно к нам, означать мог следующее - либо полиция ничего сделать уже не может, либо имеются какие-то подозрения на тот счёт, куда делся пропавший, и тогда полиция может не то, что не помочь, а даже спугнуть возможного похитителя!
Я заметался по комнате, вытаскивая из шкафа смену чистого, правда, неглаженного белья - жена уже давно подобными проявлениями заботы себя не утруждала.
- Через полчаса буду. Собирай всех. Позвони в отдел, если родственники туда уже обращались. Если нет, все равно звони, обрисуй ситуацию... Впрочем, сам знаешь...
Отключился, вспомнив что мы не на службе и вовсе не обязательно, как старшему по званию, раздавать приказания сейчас. В нашей команде все всё знают и без слов.
...- Привет, дорогой! - Ольга с улыбкой шагнула навстречу, поцеловала в небритую щеку, прижалась на секунду сбоку, окутав, как в кокон, в аромат своих духов. - Рубаха мятая, небритый... Не завтракал, наверное? Сейчас кофейку сделаю с блинчиками - вчера своим пекла! И рубаху сними - поглажу! Нехорошо руководителю, и та-акому мужику красивому вот так ходить...
- Не успел с утра... А с вечера не подумал... Олька, уходи от своего Димки ко мне! На руках носить буду!
Потянувшись к пуговицам, начал быстро расстегивать - знал, что к месту сможем выехать только через полчаса, Олег с Тимуром опаздывали. Они жили дальше всех, на окраине.
- Ох, не соблазняй! Куда ты от своей грымзы? А я от своего выводка? Слу-ушай, как Маринкин день рождения прошёл? Я тут ей футболочку купила, сейчас принесу, - взяв рубаху, наш собственный эксперт-криминалист, Ольга Иванова, ушла в свой кабинет, перед дверью почему-то остановилась, словно что-то добавить хотела, но потом передумала и, качнув головой, скрылась из комнаты.
Та-ак, что тут у нас по мальчику? На столе лежало заявление от матери, набранное на компьютере - Ленька уже успел, молодец, фотография ребенка и набросанное от руки описание - возраст, рост, имя, некоторые данные о родственниках. Вгляделся в лицо, запоминая, фиксируя в памяти детские черты, пробежал глазами скупые строчки - первый класс закончил, семь лет, бабушка в другом городе, здесь родственников нет, отчим, родной отец... сидит? Та-ак, за что сидит? Не указано? Эх, Лёнька-Лёнька, ты ж не пацан какой-нибудь, не первый год в нашем деле!
- Трофимов! - прокричал, не вставая из-за стола - знал, услышит или он или Альбина, молоденькая девчонка-администратор, закончившая недавно юридический.
По опущенным в пол глазам Леонида было понятно сразу, что о своем проколе он уже знает.
- Извини, товарищ майор, так получилось...
Ну, если уж "товарищ майор", а не просто Марк, как было принято у нас, то дело совсем плохо.
- В полицию..., - начал я.
- Да, запрос сделал на его отца. В течение часа Перекальский обещал прислать.
- Почему не узнал у матери, за что он сидит? - я искренне этого не понимал - забыть Трофимов не мог однозначно.
- Марк, сейчас увидишь ее и поймешь сам...
- Да что там с мамашей-то не так?
- Там такая сука, что забываешь, как дышать, от страха.
Через час мы с Олегом сидели в просторной квартире с окнами, выходящими на городской парк, свежеотремонтированной, обставленной новенькой недешевой мебелью. Олег допрашивал, я внимательно осматривался, то и дело с интересом перебегая глазами с хозяйки на ее мужа. Вот именно так хотелось их называть. Она - "хозяйка", а он - всего лишь "муж"! Причем без права голоса и возможности самостоятельно принимать решения. Отвечает на вопросы Якунина только с ее разрешающего кивка, смотрит глазами, полными обожания.
Объективно сказать, причина тому есть. Мерцалова Анна Сергеевна - женщина потрясающей красоты, утонченная, ухоженная, одетая так, словно собралась на парад, с макияжем... в такой-то ситуации, кажущемся просто абсурдным, неуместным, вызывающим даже, хотя мейк-ап аккуратен и в меру! Он - полная противоположность, серенький, невзрачный, щупленький, с лысиной в полголовы. Странная пара. Ну, не пара совершенно!
- Давайте уточним еще раз, - напирал Олег. - Когда в последний раз вы видели сына?
- Сколько можно задавать один и тот же вопрос? - возмущалась она, гневно сверкая яркими синими глазами. - Я уже и вам, и вашему... этому, как там его, говорила. Вчера я забирала его из школы.
- Нашему сотруднику, Леониду Трофимову, вы говорили, что видели в последний раз сына вечером, когда укладывали спать, - спокойно уточнил Якунин.
Утром смутно помнилось что-то невероятно сказочное, необычное... Медового цвета петушок на гладко струганной длинной палочке, детский смех, запах безумно вкусных щей, которыми, вроде бы, я сама кого-то угощала, да еще, пожалуй, желание вернуться туда, в зимний вечер, где я была кому-то нужна... Только кому? И зачем?
Ночной сон быстро забылся, рассеялся с темнотой вместе. Зато оставил после себя какое-то волнение, предчувствие необычное, странное.
В это утро мальчика на площадке не было. Три дня подряд до этого был. А теперь вот не было. Странно! Очень странно, ведь именно на сегодня мы с ним договаривались вместе выгулять в парке Джонни. Вчера я его с собой не взяла - Гришина мама без спросу не разрешала уходить далеко от дома, а спроситься у неё было почему-то никак нельзя.
Выгуляв Джонни, я спешила домой - нужно было собираться на работу в последний перед отпуском день. Возле столика со скамейками, где вечерами любили сидеть пожилые жители нашего дома, со стариками Голубевыми разговаривали двое чужих мужчин. Стараясь остаться незамеченной, я ускорила шаг. Но, когда проходила мимо, один из них вдруг позвал:
- Девушка!
От страха я даже не поняла, что он от меня хочет, дернулась в сторону. Джонни разразился оглушительным лаем. А я, с трудом выдавив из себя что-то вроде: "Простите, я очень спешу", скрылась в подъезде.
Быстро собравшись на работу, выглянула в окно, чтобы убедиться в том, что эти мужчины ушли со двора. Поняла, что уже можно - путь свободен, двор абсолютно чист. Обулась, взяла сумочку и... успела только шагнуть в сторону входной двери - раздался звонок.
В спальне заворчала мама:
- Катя, кого там принесло в такую рань?
Мама знала, что чужому человеку я ни за что не открою дверь - просто не смогу. Поэтому начала одеваться. С её радикулитом сделать это быстро было невозможно. Кто-то за дверью позвонил снова. На цыпочках, словно мои шаги можно было расслышать снаружи, я прокралась к двери и заглянула в глазок.
Я сразу узнала. Неважно, что маленькая линза глазка искажала. Это был Марк Изотов! За моей дверью... В моем доме! Зачем? Для чего? Он меня искал? Он же предлагал встретиться! Он меня нашел?
Самый страшный кошмар, который только мог мне присниться, сейчас воплотился в жизнь - я понадобилась мужчине! Что он хочет от меня?
Ни за что бы не открыла. Но мама... Она-то не знала! А я дар речи потеряла - сказать ей что-либо просто не смогла.
Дверь распахнулась. И я, как в замедленной съёмке, наблюдала за тем, как Марк Изотов улыбается, как говорит что-то, чего я, оглушенная шквалом эмоций, просто не слышу! И смотрит на маму... потом на меня... С интересом, но явно без узнавания! Он меня не узнает? Или... Что это значит? Я изо всех сил постаралась взять себя в руки, заглушить чувство страха и паники, охватившее меня, и вслушаться в диалог, который у мамы и Марка уже завязался.
- Да что вы говорите? Да как же так! - удрученно качала головой мама. - Да он же совсем ещё малыш... Был!
- Почему вы решили, что именно "был"? - тут же спросил Марк. - Мы уверены, мальчик найдется! Раз вы его знали, то помогите нам, расскажите обо всем, что помните!
Мальчик... Чужие люди во дворе... Расспрашивают... Гриша не пришёл сегодня... У Гриши явные проблемы в семье... Мама странная... Паззл в моей голове сложился и, запихнув свои страхи поглубже, я заговорила с мужчиной. Сама!
- Я общалась с мальчиком вчера вечером.
Мне хотелось спрятаться за дверь, закрыть лицо руками, сбежать или хотя бы сделать пару шагов назад, увеличивая расстояние между нами. Но я стояла рядом с ним и даже... Даже медленно, но уверенно смогла поднять взгляд вверх и посмотреть в его глаза!
Я давно не смотрела людям в глаза. Да. Не могла. Понимала, что из-за этого некоторые, особенно редкие новые знакомые могут плохо думать обо мне. И тот факт, что я не находила в себе сил выдержать чужой взгляд, был неприятен самой, словно преграда какая-то существовала между мною и остальными, словно я недостойна... но не могла. Просто не находила в себе сил.
А тут вдруг смотрю в глаза! Да еще мужчине. Но просто Гриша пропал... Просто это был знакомый-незнакомый человек, который очень любит свою дочь и считает красивыми мои игрушки. Просто помимо обычной неприязни и страха, именно к Марку Изотову я испытывала еще и нечто похожее на расположение.
И какие же у него были глаза! К своему стыду я забыла о Грише. Я потерялась. Я выпала из действительности. Утонула, забылась... Даже комнату, привычные предметы и мамино удивленное лицо, перестала замечать, словно размылось все вокруг, словно отошло на второй план. Ни страха, ни боли, ни прошлого - все исчезло, растаяло, растворилось... в темно-карем, почти черном, омуте его глаз.
И мыслей в голове никаких, только сердце от страха барабанную дробь в груди выстукивает, да ногти до боли впиваются в ладони.
- Мы можем с вами поговорить? - спрашивает он мягко, словно с ребенком разговаривает, и взгляд не отводит, только ресницами на секунду глаза прикрывает. И мне бы, воспользовавшись секундной передышкой, оторваться от его взгляда, спрятаться в свою раковинку, а лучше всего, сбежать в свою комнату и запереть дверь, но я вдруг замечаю, какие у него ресницы - чёрные, длинные, изогнутые... И искренне удивляюсь - разве такие бывают у мужчины? И разглядываю его дальше. И отвечаю, не задумываясь над тем, что говорю. Отвечаю одновременно с мамой.
Десять минут я общаюсь в маленькой, напоминающей оранжерею или джунгли тропические, кухоньке с Натальей Аркадьевной и понимаю уже, что эта женщина толком ничего о мальчике и его семье не знает. А то, что знает, уже нам с Олегом известно. А вот Катя (я услышал и запомнил, как её зовут) помочь могла бы. И я почти готов был спросить у её матери, чем напугал, почему она так неожиданно скрылась в своей комнате. Но не успел.
Она пришла сама. Нерешительно, словно была гостьей, а не хозяйкой, в этом доме, замерла в дверном проеме. Несмело, будто ища поддержки, посмотрела на свою мать. Наталья Аркадьевна снова казалась мне удивленной, будто впервые видит свою дочь! Странные какие-то женщины. Загадочные. Непонятные.
Но тем меня и зацепившие... Ну, конечно, если по-честному, то зацепила только Катя. Вблизи она была ещё привлекательнее, чем из окна квартиры Мерцаловых. Волосы оказались рыжими - яркого, насыщенного цвета. "Сколько ей лет?" - думалось отчего-то. - "Ну, не двадцать пять уже, но и точно не сорок". Я так навскидку определить не мог - ни седины, ни морщин заметно не было. Светлая кожа, как у всех рыжих, зелёные глаза - пугливые, нерешительные... Только взгляд странный - словно боится меня, словно пересиливает себя, чтобы смотреть. Но всё-таки смотрит. И странно так смотрит - с неподдельным интересом, изучающе, словно и хочет смотреть, и не хочет одновременно...
- Я думаю, вдруг поможет в поисках то, что Гриша мне рассказывал, - робко произносит она, не сходя с места и опустив глаза в пол.
- Нам сейчас каждая мелочь важна, - говорю несомненное, обычное в таких случаях, а сам почему-то взгляд от неё оторвать не могу. И думаю о том, как в одном человеке сочетаться может такая яркая, такая вызывающе красивая внешность и робость, неуверенность в себе? Современные женщины, хоть мою Инну взять, цену себе знают и умеют пользоваться своими плюсами. Нет, Изотов, не зависай на ней снова! Ты что, бабы не видел? Как дикарь в самом деле!
Но уговоры не помогали - я снова смотрел, снова любовался изгибом губ, тем, как соблазнительно они двигаются, когда она говорит, как в глубине её рта виднеется кончик розового язычка...
- ... тоже рассказывать? - вопросительные нотки в её голосе привели в чувство. И я, словно вынырнул из толщи воды - очнулся, вдохнул глубоко, вдруг поняв, что, оказывается, не дыша смотрел в её рот! Сука! Что со мной? Ну это же обычная женщина! А я ни слова не слышал! Только голос ее отпечатался в сознании, а что она там говорила...
- Вы меня извините, я задумался, - с ужасом подумал, что и дальше сосредоточиться не смогу, а ведь, вполне возможно, Катя была последней, кто видел мальчика, значит, допросить её нужно как можно внимательнее. - Разрешите, я позову сюда своего помощника?
- Нет! - категорично и в один голос выкрикнули они обе. Я удивился, но расспрашивать, почему нельзя, конечно не стал.
- Хорошо. Ладно. Тогда давайте по порядку, - сказал и достал из кармана блокнот и ручку, указал Кате на стул возле Натальи Аркадьевны, справедливо полагая, что рядом со мною она ни за что не сядет.
- Дня два назад он рассказывал, что убежит из дома, потому что мама его не любит. Он говорил, что поедет искать отца. Но мне тогда казалось, что Гриша просто поругался с матерью, поэтому и сказал так. Я пыталась объяснить мальчику, что ссоры у всех бывают, что в детстве я тоже с мамой часто ругалась. В общем, старалась успокоить его. И мне показалось, что он согласился с моими доводами.
- Что он рассказывал об отце? - быстрый взгляд на меня и она вновь пряталась за веером из темных ресниц, отгораживалась и отвечала так, словно сама с собой беседу вела.
- Отец его родной где-то далеко живет. Вроде бы в Сибири...
- Отец его сидит в тюрьме. Срок немаленький. Мерцалов Святослав Игоревич, - Ленька уже успел получить инфу от Перекальского до выезда сюда, поэтому о родном отце мальчишки я был хорошо осведомлен. - Уехать к нему мальчик никак не мог бы. Мать Мерцалова живет в Краснодаре с семьёй младшего сына, Гришиного дяди. Как думаете, Гриша мог бы в такую даль один отправиться? Вообще, раз вы с ним общались, как считаете, мальчик был склонен к побегу из дома? Для нас сейчас очень важно понять, он сам ушел или его кто-то увел, выкрал?
В поднятых на меня зеленых глазах плескался такой ужас, что мне казалось, Катя сейчас просто упадет в обморок или начнет биться в истерике. Глаза стали огромными, зрачки расширились, заполняя радужку. Руки, сложенные на коленях, сжались в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. В моей голове промелькнула странная мысль - взять за руку, успокоить, сказать, что, вполне возможно, последнее мое предположение не соответствует действительности.
Но версии нужно было отработать все. Да и, собственно говоря, когда было такое, чтобы мы успокаивали свидетелей? Бред же? Бред! И с чего бы я должен брать за руку чужого, малознакомого человека?
Сосредоточился. Заговорил максимально спокойно, максимально доверительно и тщательно подбирая слова:
- Вполне вероятно, мальчик находится у кого-то из друзей. И вернется сам. Но, раз уж его мать обратилась к нам, мы обязаны отработать все версии...
Я хотела рассказать ему о том, что Барышня и Катя Семенова одно и то же лицо. И должна была. И так было бы возможно что-то узнать о ходе поисков Гриши - уже под своим настоящим именем просто написать Марку Изотову в соцсетях. И если бы я призналась сразу, то можно было бы запросто объяснить и себе, и ему, зачем я ему написала! Но я не призналась. И поэтому совершенно не понимала, что заставило меня это сделать.
Однако, когда в полдвенадцатого ночи Марк появился в интернете, я, до этого честно искавшая в сети образец юбочки для новой куклы, и только иногда украдкой проверявшая страничку, тут же написала:
- Доброй ночи, Марк! - и отправила, не сумев придумать, что же такого спросить у него, о чем рассказать.
Да и вообще не понимала, зачем пишу! Хотя нет, понимала. Он же не знает, что я - это я? Точнее, он не знает, что Барышня - это я, Катя Семёнова! А значит, я могу притвориться обычным человеком! Могу обмануть... обмануться! И пообщаться с мужчиной.
Столько лет я жила и не хотела иметь ничего общего ни с одним представителем противоположного пола. Столько лет искренне верила в то, что среди них нет хороших людей, что в глубине души даже самого распрекрасного семьянина живёт похотливый монстр, способный изнасиловать, унизить только потому, что сильнее, только потому, что так хочет.
Что заставило меня передумать? Ничего. Я продолжала так считать. Но... Он понравился мне. Да, я больна. Да, я психически не совсем нормальна. Но я вовсе не дура. И нет никакого смысла врать себе самой.
Закрой глаза Катя... Закрой. Что ты видишь? Что видишь ты спустя целый день? Прожив целый день с того момента, когда Марк Изотов вошёл в твой дом и ты разговаривала с ним? Ты видишь красивое лицо, умный, проницательный взгляд. Глаза его видишь?
- Вижу.
В такие глаза можно смотреть вечно. Кроме мамы, кроме Алены, кроме пары коллег по работе и давней подружки - старенькой Евдокии Петровны, которая когда-то была начальницей в архиве, а потом, выйдя на пенсию, частенько приглашала тебя на чай, в чьи глаза ты, Катя, могла смотреть? До сегодняшнего дня ни в чьи. Но ни у мамы, ни у Алены, ни у, тем более, Евдокии Петровны, не было таких потрясающих глаз, как у Марка Изотова...
Марк Изотов:
- Милая Барышня, добрый вечер! Я очень рад, что ты мне написала. Пообщаемся? Ответишь на один вопрос?
Барышня:
- Да. Да.
Марк Изотов:
- Ты безумно красноречива!
Сделав над собой усилие, я тоже перешла на ты. А что, он же далеко? Он же меня не видит! Он даже не знает, кто я!
Барышня:
- Даже не представляешь, насколько... Шучу. На самом деле, я нелюдима, молчалива сверх меры и жуткая злюка.
Марк Изотов:
- А еще ты здорово умеешь врать. Игрушки для детей описанный тобою монстр вязать просто не смог бы! Ты - милая барышня, скромная, добрая, красивая... Расскажи мне, какая ты, только честно!
Барышня: - Я никакая. Меня нет. Марк Изотов: - А я тебя вижу! Ответить я не смогла - меня охватила паника! ОН МЕНЯ ВИДИТ! Он подглядывает за мной! Следит! Я заметалась по комнате, судорожно ища место, куда бы было можно забиться, подобно раненому зверю - спрятаться, укрыться от его глаз! Звук входящего сообщения заставил чуть ли не ползком добраться до экрана компьютера и прочесть:
Марк Изотов: - Вижу в том смысле, что очень хорошо себе представляю!
Больная, ненормальная дура! Ну, конечно, он не может видеть тебя сейчас! Хотя бы потому, что он за компьютером сидит у себя дома. Продышавшись и успокоив сошедшее с ума сердце, я написала ответ.
Барышня:
- И какой же ты меня представляешь?
Ответ пришёл очень быстро. И снова чуть не довел меня до инфаркта.
Марк Изотов:
- Невысокая. Стройная. Волосы длинные рыжие. Глаза зелёные. Веснушки на носу....
Он догадался, кто я? Как? Я ведь не могла выдать себя! Но, кроме длины волос, все подходит! Придумать, что написать в ответ, я не смогла. Он успел первым.
Марк Изотов:
- Не угадал, наверное. Смешно, но с сегодняшнего дня мой идеал женщины выглядит именно так!
Я была сбита с толку. Что все это значит? Как это понять? Он сейчас говорит, то есть пишет о том, что я, Катя Семёнова, ему... понравилась?
Барышня:
- Странный какой-то у тебя идеал получился! А где же в списке длинные ноги, большая грудь, белоснежная кожа?
Я написала, отправила, ужаснулась тому, ЧТО именно написала, но, гипнотизируя экран, с нетерпением ждала ответа.
Марк Изотов:
- Барышня! - тоненький голосок под Катиным окошком послышался в тот момент, когда, разбуженная стуком в стекло, она приоткрыла форточку, забравшись коленями на узкий подоконник.
- Чего тебе, Гринька? - сегодня ей было не до мальчика. Сегодня вечером Катя ехала на бал! И мысли о Мишеньке Васнецове, о танцах, о приближающемся счастье, всю ночь мучили бессонницей...
...Я никогда не спала днем, а уж вечером так тем более. Проснулась и резко села на диванчике у телевизора. Я помнила! Помнила сон! И Гриньку! И Катю... то есть себя в образе молодой девушки! И то, как кормила мальчишку в темном чулане большого дома со старинной мебелью и скрипящими половицами - моего дома, богатого, красивого; дома, в который нельзя было открыто привести мальчика-оборвыша с улицы.
И его рассказ. О том, что это - последняя наша встреча, что отец отдал его в услужение к помещику Радулову, которого мальчик страшно боится, и о котором ходят страшные слухи, якобы он в полнолуние пьет кровь маленьких детей. И его, Гринькину, кровь скоро выпьет!
Я проснулась и села, ошарашенная мыслью. Гринька-Гриша - это же как будто о соседском мальчике сон! И фамилия Радулов в памяти отложилась, засела крепко, словно я твердо знала, что она обязательно пригодится.
Третий день в отпуске тянулся долго. Я вязала, готовила, снова вязала. Я обходила стороной компьютер, к которому тянуло словно магнитом. Мысли крутились возле одной фразы: "Вдруг ОН что-то написал мне?"
И да, конечно, я пыталась себя убедить в том, что общаюсь с Марком Изотовым исключительно с целью иметь возможность узнать от него, как идут поиски Гриши. Но... решиться и написать ему что Барышня-вящальщица и Катя Семенова - одно лицо, никак не могла, а значит, спросить его о Грише - тоже.
Уже который вечер ровно в половину двенадцатого он появлялся в сети. И я, конечно, больше первой не писала ему! Он писал сам. Рассказывал истории, когда-то происходившие на работе, шутил, задавал вопросы, иногда казавшиеся мне странными, отвечал на мои, присылал смешные картинки... Мне казалось, я знаю Марка Изотова всю жизнь, и вместе с тем ощущение чего-то нового, чего-то будоражещего мысли и душу, не покидало, заставляло жить в предчувствии, в волнении. Я не могла понять, нравится ли мне это состояние или оно меня пугает, но оно делало мою жизнь другой, оно заставляло меня ощущать себя живой! И, как я ни уговаривала себя прекратить это общение, решиться на это никак не могла.
Он был умен, грамотен, интересно строил предложения - я читала сообщения Марка, словно небольшие отдельные истории, наполненные важным скрытым смыслом. Я пыталась разгадать этот смысл. И казалось мне, в каждом слове так и сквозит, так и сочится: "Я хороший! Поверь мне!"
Сегодня вместо обычного "Привет!", он прислал мне цветы. Картинка с ромашковым полем вызвала улыбку и, ответив стандартное "Спасибо!", я задумалась, что бы мне отправить в ответ.
Марк Изотов:
- Я бы мог подарить тебе настоящие. Не так... Я бы хотел подарить тебе настоящие!
Барышня:
- Вспомни мой портрет, который присылала тебе несколько дней назад и сразу передумаешь!
Марк Изотов:
- Барышня, я завтра уезжаю.
Он - мужчина. Он уезжает. Месяц назад я даже представить себе не могла, что буду переписываться с мужчиной! А сегодня стало грустно от того, что больше этих переписок не будет! Я не знала, что ему ответить. Просто смотрела в экран, пока не появилось ещё одно сообщение.
Марк Изотов:
- Давай попрощаемся?
Барышня:
- Давай!
Марк Изотов:
- Ну, тогда выходи!
Барышня:
- В каком смысле?
Но я уже поняла. Но сердце мое уже колотилось о грудную клетку со скоростью света. Неужели...
Марк Изотов:
- Я, кажется, не скрывал, что работаю в детективном агентстве. Хочешь знать, как я догадался, выходи!
Трясущимися руками я уперлась в стол. Медленно встала из-за компьютерного стола. На дрожащих ногах подошла к окну, чуть отодвинула штору и выглянула во двор, ещё надеясь, что это - шутка! Но в темном дворе в ту же секунду чья-то машина мигнула фарами! Это не могло быть совпадением! Таких совпадений просто не бывает!
Звук входящего сообщения на компьютере заставил вздрогнуть. Я не могу! Я не пойду ни за что! Там темно, и ночь, и мужчина в машине! Я не могу-у-у!
- Я не могу-у-у! - сжала в кулаки руки, стиснула зубы, чтобы не выбивали противную дробь. - Уезжай!
Проскулила жалобно, наполняя звенящую тишину комнаты звуками собственного голоса и очень надеясь, что вот сейчас окажется, что все происходящее - просто сон, просто почудилось мне! Стоило только порадоваться, поверить, что можно вот так, запросто, общаться с мужчиной, стоило только найти себе друга, человека, с которым можно было безопасно переписываться, стоило поверить, что можно считать мужчину человеком и даже хорошим человеком, как он тут же все испортил!
Сообщения на компе щелкали, не переставая. Сквозь слезы я все-таки начала их читать:
Марк Изотов:
- Про Гришу хочешь знать?
- И цветы завянут!
- Я клянусь, руки распускать не буду!
- Катя, пожалуйста!
И нет, страх никуда не делся. И желания встретиться со страхом своим лицом к лицу не появилось. Просто мне вдруг показалось, что Я могу притвориться! Я ведь могу смело и открыто выйти, взять цветы, узнать про Гришу и, пожелав Марку счастливого пути, уйти к себе? Как сделала бы обычная, нормальная женщина? Я ведь могу попробовать хотя бы? Леночка из соседнего подъезда каждые выходные уходит в ночь с очередным кавалером! И, главное, возвращается утром, когда я уже выгуливаю Джонни. Счастливая возвращается... А мне нужно выйти всего на несколько минут. Пересилить себя, пережить свой ужас, доказать себе... Что именно доказать, я не успела придумать. Решительно шагнула к двери.
Он стоял у скамейки. В круге света далекого фонаря, установленного у входа в парк. Наш, тот, что возле подъезда, уже месяц как сломался. Его лицо было едва различимо. Но не узнать было невозможно.
Он курил. Но тут же затушил сигарету, как только, повернувшись на звук открываемой двери, увидел меня. Я застыла, не решаясь шагнуть из подъезда, из своего укрытия, рассматривая и отмечая для себя то, отрицательное, что было в нем - высокий рост, широкие плечи, обтянутые короткой кожаной курткой, длинные ноги - легко догонит, легко схватит, и я не смогу ТАКОМУ дать отпор! Не смогу, наверное! Но я буду кричать! Обязательно заору так, чтобы весь дом проснулся! И кусаться буду, и...
- Здравствуй, Барышня! Я понимаю... нужно было приехать к тебе днем, когда люди вокруг, когда светло. И я собирался сделать именно так - через пару дней, когда ты привыкнешь получше. Но так получилось, что завтра утром я уезжаю. И не знаю, как долго меня не будет. Я хотел тебя увидеть.
- Зачем?
У меня и вправду не было предположений. Хотя... может быть, он хочет что-то уточнить о Грише? Ах, Гриша! И не давая ему ответить, я затараторила:
- Ты сказал, что знаешь что-то новое о Грише! Ты его нашел? Он жив?
Наверное, мне показалось - в полутьме не разберешь, но я видела, как Марк чуть приподнял, а потом опустил плечи, словно вздохнул с облегчением. А почему... почему он говорит, что хотел приехать днем? И как он узнал, кто я? И зачем ему делать так, чтобы я привыкла...
Забыв о своих страхах, я шагнула к нему ближе и всмотрелась в лицо. Он улыбался.
- Он скорее всего жив. Вчера похожего мальчика видели на железнодорожном вокзале. Кассирша запомнила его потому, что билет не продала. А не продала она его потому, что при покупке билетов для детей на поезда дальнего следования нужно свидетельство о рождении. И оно у мальчика было. Но... судя по свидетельству и паспорту сопровождавшего ребенка мужчины, они - не родственники. Женщина насторожилась и решила вызвать дежурного полицейского. И тут мужчина рассказал душещипательную историю об умершей матери мальчика, о том, что единственный оставшийся в живых родственник - бабушка, которая живёт в Подмосковье, что он всего лишь сопровождает ребенка.
Гриша жив! Но что это за мужчина такой с ним? Кто он? Зачем ему мальчик? В памяти вдруг всплыла фамилия, услышанная мною во сне. Не боясь показаться странной - я знала, чувствовала, что и без того странной выгляжу - я сказала:
- Его фамилия, случайно, не Радулов?
Руки Марка, положение которых я внимательно отслеживала, неожиданно взметнулись вверх. Я отшатнулась в ужасе. Но он всего лишь запустил пальцы в собственную шевелюру, ероша волосы. И рассмеялся:
- Радулов? Не зря меня к тебе так тянуло! Чуйка! Откуда знаешь эту фамилию? Гриша тебе о нём рассказывал?
Хм, я скептически вгляделась в повернутое к свету лицо Изотова - он медленно обводил меня взглядом с ног до головы. И мне так сильно захотелось сжаться, слиться с асфальтом под ногами, туманом рассеяться, исчезнуть куда угодно, только бы не быть объектом такого пристального внимания. Я попятилась назад. Он было пошатнулся, чтобы шагнуть следом, но, к моему счастью, не сделал этого, а наоборот, перестал рассматривать, перевел взгляд на окна Гришиной квартиры. Только поэтому я смогла не сбежать. И мне уже было безразлично, что этот человек обо мне подумает - мне было физически тяжело находиться с ним рядом, мне уже было нужно уйти. Я четко ощущала, как последние крохи выдержки тают. Так долго с мужчиной я не разговаривала со времён учёбы в институте... Поэтому и сказала правду:
- Нет, он мне не рассказывал. Фамилия эта мне приснилась.
- Чего? Серьезно?
Он не засмеялся надо мною. Но удивлен был сильно.
- Да.
- А что еще тебе приснилось? Ты не подумай, что я не верю... В моей практике всякое бывало. Например, парень один в отделе дежурным работал... Так вот он, заступая на смену, заранее следака предупреждал - будет в этот раз выезд на труп или нет. И никогда не ошибался. То есть существует некоторая вероятность, что ты права. А это - уже зацепка и неплохая. Можно базу данных по фамилии поднять... Так, что тебе ещё приснилось?
- Ну... Даже не знаю, как это все рассказать. Мне снилось, что я - молодая девушка по имени Катя Малейкина, что мой отец - член дворянского собрания города, что я живу в старинном таком особняке, мне 18 лет и я собираюсь на бал...
У Марка зазвонил телефон. Вытащив его из кармана, он сбросил звонок.
- Рассказывай-рассказывай! - скомандовал мне, запихивая мобильный обратно.
Но он зазвонил снова.
- Ответь, - теперь уже скомандовала я, удивляясь, что набралась смелости достаточно для того, чтобы раздавать команды мужчине!
- Да, Тимур! Точно все готово? Машину проверил? Документы? Нет, ты, я и Ленька... Кто? Альбина хочет? Ну, не знаю... Хотя, может, и правда ее пора к расследованию привлечь - сколько можно юристу дипломированному на телефоне сидеть? Нет, домой тебе пока нельзя. Найди мне инфу о человеке по фамилии Радулов из окружения Григория Мерцалова. Очень срочно! Нет, имени не знаю, - он вопросительно посмотрел на меня, и я покачала головой, мол, нет, имя мне не приснилось. - Попробуй так, может, что-то вылезет. И пусть Ленька запрос Перекальскому делает о нем... Кто это? Это, дорогой мой, возможный похититель мальчика!.. Как нашел? Я, в отличие от вас, бездельников, работаю даже по ночам... Все, не ной! Делай, что сказано...
Когда он не обращал на меня внимания, мне было проще. И даже как-то дышалось легче. И я могла рассматривать... И рассматривала! Он ходил взад-вперед на расстоянии метра, и от такого движения до меня долетал аромат его туалетной воды. И это был такой приятный запах, что мне хотелось закрыть глаза и втягивать воздух носом, поворачивая голову вслед за Марком! Мне даже... захотелось шагнуть ближе, чтобы получше почувствовать.
И я, почему-то решившая, что он увлечен разговором и поэтому на меня внимания не обращает, со странной смесью ужаса и восхищения рассматривала его. Марк Изотов был, без сомнения, самым красивым мужчиной, которого я видела в своей жизни. Красивее всех актеров вместе взятых, красивее самых обаятельных телеведущих, красивее Кирилла Шепелева, моего одногруппника, в которого я была влюблена когда-то... И который, узнав о произошедшем со мною, бросил, ни разу не прийдя в больницу. Он, правда, позвонил... Позвонил и сказал, что ему, конечно, очень жаль, но встречаться со мной он не может больше... Ну, это как-то по-другому, естественно, звучало, но мне запомнилось именно так. Впрочем, тогда этот удар был одним из многих и, совершенно точно, не самым болезненным.
Но даже не внешняя красота, не идеально правильные черты лица, не совершенные пропорции фигуры, которые легко угадывались под одеждой, заставляли меня смотреть, не отрывая глаз. Что-то другое... Какое-то немыслимое притяжение, словно нитями призрачными, глазу невидимыми, удерживало мой взгляд на нем. Каждое его движение казалось совершенным, грациозным, как у хищника... А я, как жертва, как тот кролик, застыла и глаз от "удава" отвести была не в силах...
Не прерывая разговора по телефону, он отошел к дороге а потом, открыв дверцу машины, наклонился и вытащил из салона букет цветов.
А мне никогда никто не дарил цветов. Нет, не так. Мне никогда не дарил цветов мужчина... На работе на каждый день рождения девчонки вручали мои любимые орхидеи в горшочках. Но до этого момента я и не задумывалась о том, что цветы без повода от малознакомого человека... это приятно. Интересно, сколько там, в букете, их? Судя по тому, как Марк с трудом обхватывает рукой перевязанные лентой стебли, много. В темноте не разобрать.
- Всё, Тимур! В пять утра чтобы были возле моего дома, я собирать вас по городу не буду. Что? Решите это с Олегом! Нет. Мне не звони сегодня...
Его разговор подходил к концу, и я напряглась снова, подобралась, словно теперь, когда внимание мужчины было нацелено исключительно на меня, мне угрожала какая-то опасность.
- Катя, я могу подойти ближе? - спросил он, остановившись на том же расстоянии от меня, в рамках которого разговаривал со мною до телефонного звонка.
Колени подкосились. И чтобы не расплакаться от унижения и боли, я крепко зажмурила глаза. ОН ВСЁ ЗНАЕТ! Он знает мою страшную грязную тайну! И вчера, наверное, знал... Когда читал мои шутки в сообщениях. Он читал и думал, и представлял, как я... как меня... Не сдержавшись, я всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
Мне убежать было нужно! Мне было нужно опрометью нестись в свой домик-раковину, чтобы, сжавшись под одеялом в холодной постели, пережить, перетерпеть эту боль. А я стояла перед ним - раздавленная - и не могла сдвинуться с места! Меньше всего на свете я бы хотела, чтобы ОН знал!
А ведь лицо закрывать было нельзя. Только не при нем. Не при мужчине. Не при чужом. Его на виду держать было нужно! Следить за каждым движением! А я, дурочка, потеряла контроль. И когда очнулась, когда убрала руки, почувствов, что он стоит ближе, чем было нужно... чем было можно, то поразилась тому, что вижу!
Он был так близко, что руку протяни - дотронешься, упрешься в мощную грудную клетку, туго обтянутую светлой тканью футболки. И мне казалось, что я не просто его запах ощущаю, я чувствую жар его тела, от которого, как от печки, идет тепло ко мне. Я вижу его руки, открытыми ладонями выставленные передо мной - мол, смотри, я без каких-либо скрытых намерений! А... цветы где? Пока я в испуге взглядом ищу цветы - ну, не могли же они мне привидеться - он говорит:
- Катя, я не обижу, я не трону, ничего не сделаю. Клянусь тебе. Обещаю, слышишь?
- Зачем тебе всё это? - выдавливаю из себя, не смея поднять взгляд в его лицо, желая, но не решаясь шагнуть, убраться подальше от него. - Что ты от меня хочешь?
Еще утром я и предположить не мог, что ночью буду стоять перед Катей, перед моей Барышней, странной, загадочной женщиной, из-за которой не мог спать ночами, из-за которой поставил на уши весь город. Но узнал, нашел, понял, кто она!
А ведь искал я зря. Понять, что Барышня - это Катя Семёнова, соседка Гриши Мерцалова, оказалось проще простого! Всего-то нужно было внимательно рассмотреть фотографии с ее игрушками, те самые, которые Барышня присылала мне в первый день нашего виртуального знакомства! Кукла, например, была сфотографирована на подоконнике в ее кухне, ровно в том ракурсе, с какого видел помещение я, когда разговаривал с Натальей Аркадьевной, матерью Кати, а потом и с ней самой. А бык - в прихожей, на комоде, ровно в центре его поверхности, сидящим на белой кружевной салфеточке. Когда я снимал обувь, взглядом упирался именно в нее, в салфетку эту!
У меня была хорошая память. Профессиональная. Особенно четко откладывались в голове мелочи. Если бы сразу же после посещения их квартиры я додумался посмотреть фотографии, понял бы еще быстрее. А так почти неделю, урывками, отрывая такое необходимое, такое быстротечное сейчас время от поисков ребенка, я искал Катю или, точнее, искал я, кто такая Барышня, напрягая одного своего хорошо знакомого хакера. А параллельно (нет, ну бывают же такие совпадения!) наводил справки о Екатерине Семёновой! И каково же было мое удивление, когда ровно за полчаса до звонка того самого программиста, который пробивал месторасположение компьютера Барышни, я додумался посмотреть фотографии и по задним планам на них понял, кто она такая!
... - Зачем тебе всё это? Что ты от меня хочешь? - спрашивает она отрывисто, и даже в полутьме, даже в неярком свете далекого фонаря, я вижу слезы, еще не пролитые, но вот-вот готовые побежать по щекам.
Я знаю о ней все. И это знание такую бурю подняло в моей душе, что впору заорать сейчас, или, что еще лучше было бы, разогнаться на машине так, чтобы спидометр зашкаливал, чтобы от адреналина, от эмоций этих сгорело, вытеснилось из сердца странное чувство... Дикое желание найти и голыми руками разорвать тех уродов, которые морально и физически когда-то уничтожили эту женщину. И, сука, за столько лет не нашлось никого - ни среди ее близких, ни среди наших доблестных правоохранительных органов, кто наказал бы обидчиков, кто просто дал бы им по заслугам! Я уже знал их имена... Из троих мудаков, которые фигурировали в уголовном деле об изнасиловании, давно сданном в архив, только один отсидел в тюрьме. Да и то за преступление, не связанное с Катей. Дело было развалено, причем достаточно грубо - при желании, можно было и сейчас попытаться...
Из троих мразей, по сути, наказан был только один, Стас Морозов, по кличке Лоцман, причем наказан, так сказать, высшими силами - он умер около шести лет назад от рака желудка. Остальные до сих пор топчут землю... нашего города! Они, бл..ь, ходят где-то здесь, вполне возможно, иногда встречают Катю...
Я стоял рядом с ней и не мог выдавить из себя ни звука, но мысленно разговаривал с нею:
"Что я хочу от тебя? Если бы я знал, Катя, если бы я только знал! Просто еще до того, как в моей голове соединились два твоих образа - виденный мною здесь в день пропажи Гриши Мерцалова и тот, виртуальный, который сложился во время нашей переписки, уже тогда, испытывая странное чувство раздвоения сознания, я... хотел вас обеих. И эта тяга, она ведь не только в физиологической потребности заключается... Не столько в ней..."
Иррациональное, малообъяснимое чувство заставляло меня, как маньяка какого-то, всматриваться в Катины фотографии, сделанные Тимуром по моей просьбе...
Такая удивительная, такая особенная женщина. Необычная, странная, пугливая и, одновременно с этим, гордая, с глазами, наполненными болью, хрупкая и сильная, ни от кого не зависящая и безумно одинокая, очень красивая - яркая с этими волосами рыжими и в то же время неприступная, совершенно точно не понимающая, какой она видится окружающим... Женщина, обладающая удивительным качеством - она умела слушать, умела сочувствовать, умела понимать! И я ведь не был большим любителем рассказывать подробности из собственной личной жизни, а выложил ей все о себе! Она была принцессой, заточенной в башне. Барышней, которую мысленно вот уже который день я называл своей. Моя Барышня...
- Я, пожалуй, пойду уже, - так и не дождавшись от меня ответа, говорит она и разворачивается к подъезду.
И я понимаю, что вот сейчас упущу свой единственный шанс! Я не для того столько искал! Интуитивно запрещаю себе говорить ей о том, что она мне нравится и, тем более, о том, что я хочу добиться ее расположения. Нельзя. Это - табу... пока это табу. Но говорить что-то нужно и прямо сейчас.
- Барышня, - окликаю ее, подошедшую к самому подъезду, и она останавливается, но ко мне лицом не решается повернуться. - Я скажу, зачем мне все это! Но ты мне ответь первая! Только честно! Скажи, какое-такое колдовство знаешь, чем приворожила меня? Почему к тебе тянет так? Я ж тебя не знаю почти! Что мне от тебя надо? Да я сам не понимаю! Ты иди-иди, только учти, у меня сердце не каменное, завянет, как вот эти несчастные розы, для которых ты воды пожалела!
И мне кажется, что на мгновение, на секунду только, когда Катя поворачивается, на ее губах появляется улыбка. Но могло и привидеться просто - все-таки темно под козырьком подъездной двери. Брошенные мною, розы сиротливо лежат на скамейке. Беру их, шагаю к ней, протягиваю, вглядываюсь в красивое лицо, пытаюсь прочесть эмоции, понять, как с нею себя вести, что делать, что говорить, как не оттолкнуть от себя, а наоборот, приблизить. И продолжаю:
Ненормальная дура! Сумасшедшая идиотка! Ни о чем толком не расспросила его! Ничего не узнала! Даже... Даже забыла спросить то, зачем вышла - куда он едет и как связана поездка с Гришей! А теперь вот стой и думай! И переживай! Ведь сумела перебороть себя! Ведь вышла - разговаривала, сдерживалась, не истерила, не убежала, хоть и пыталась! А могла спрашивать обо всем! О том, откуда он все обо мне знает, какие предположения о пропаже Гриши у него есть... да мало ли о чем еще - столько всего сейчас нахлынуло, столько мыслей закрутилось в голове, стоило мне только спрятаться в спасительную темноту родного подъезда.
Я знала, что нужно идти в квартиру. Не столько для себя самой даже, сколько для того, чтобы Марк смог уехать. Он сказал, что поедет только после того, как я выгляну в окно. Я не спрашивала, почему он так решил. Не задумалась сначала об этом даже. А сейчас замерла, прижавшись спиной к входной двери, уткнувшись лицом в сладко пахнущие нежные лепестки.
А потом, медленно топая вверх по ступенькам, я вдруг на половине дороги остановилась... Мысли буквально взорвались пониманием - не так уж и страшно мне было рядом с ним! Я минут сорок стояла буквально в метре и только один раз попыталась сбежать! Уму непостижимо!
И вот ведь удивительно - мне чудилось, что розы пахли вовсе не розами! Мне чудилось, что они пахли Марком... Точнее, той самой туалетной водой, запах которой я так явно чувствовала, когда он ходил возле меня. И, шагая наверх по ступенькам, не могла оторваться от цветов, то и дело прислоняла букет к лицу и дышала их ароматом.
... Не спится. Знаю, стоит только провалиться в спасительную пучину, начнется тот же сон - необычный, яркий, словно о другом человеке рассказывающий. А мне столько обдумать нужно. Входящее сообщение на watsap телефона становится неожиданностью.
Незнакомый номер:
- Проверка связи. Надеюсь, не разбудил? Барышня, ответь, чтобы я знал, что номер твой...
Я волнуюсь так, словно вновь стою перед Марком у двери подъеда. Я волнуюсь и не могу сразу придумать ответ - мысли разбегаются в разные стороны и никак не ухватить ни одну из них за хвост. Я волнуюсь, но не боюсь! А руки уже сами набирают:
- Я в отпуске, поэтому подолгу не ложусь спать.
Марк:
- Отпуск - это здорово! Значит, тебе нечем заняться и скучно?
Я хочу написать, что привыкла к одиночеству и умею занять себя и не страдать от скуки. Но это кажется мне немного унизительным - признаться ему в том, что живу вот так - одиноко и однообразно. Поэтому пишу только часть своей мысли:
- Ну-у, мне редко бывает скучно.
Марк:
- Хочешь мне помочь в поисках Гриши?
- Конечно. Что нужно сделать?
Я была бы рада быть полезной. Тем более в таком важном деле. Около десяти минут я жду и вот:
Марк:
1. Понаблюдать за матерью Гриши. Не специально. Но обрати на неё внимание - гуляешь со своим монстром, посматривай по сторонам.
2. В сети нужно собрать информацию о Мерцалове Александре. Он - известная личность в Краснодаре, должно быть много всего. Я скину адрес электронной почты - ты мне файл на нее.
- Монстр, стесняюсь спросить, это кто? И кто этот человек?
Марк:
- Он - дядя Гриши по отцу. А монстр - это псина твоя. Я понаблюдал немного за ним - премерзкое создание.
- Ты наблюдал за мною???
Марк:
- Нет, что ты! Только за твоим псом. Вчера вечером, когда вы гуляли. Ты - милая. Он - мерзкий. Вы не пара.
- Кто тогда пара?
Марк:
- Ему - псина какая-нибудь, конечно. А тебе - Я! И не спорь, сама скоро это поймешь.
Я смеюсь - он ведь шутит! И, не думая ни о чем, не переживая из-за своих проблем и заморочек, быстро печатаю в ответ:
- Он - мой друг! А ты мне зачем?
Марк:
- Я могу все, что может он. И даже больше. Выгуливать меня можно? Можно! Кормить можно? Даже нужно! Лаять я умею. Только хвоста нет...
- Это - существенный недостаток! Без хвоста ты мне не подходишь!
Марк:
- Я буду спать на коврике возле двери! Я буду кусать мужиков, бросающих тебе вслед взгляды! Я буду тапочки приносить!
- Джонни не носит тапочки - он слишком старый для этого.
Марк:
- Во-от! А я еще совсем молод. И полон сил! Слушай, а пойдешь со мной на свидание? В кино или ресторан?
И хоть я даже представить себе не могу, как иду с Марком в кино и уж тем более в ресторан, мне почему-то приятен тот факт, что он пригласил! Мне приятно, что он ясно даёт понять, что я ему интересна! А ведь совсем недавно чужое внимание ко мне вызывало ужас!
И я с каким-то странным восторгом набираю его имя - четыре буквы, но они звучат так необычно, так странно и так подходят ему... Пишу и вдруг ловлю себя на том, что произношу себе под нос это имя!
...- Папа! - Катя ворвалась в отцовский кабинет без стука, чего обычно не позволял себе никто из членов семьи. Да и Катя делала это очень редко и только в детстве. Но вопрос был слишком серьезен, чтобы ждать - нужно было спасать Гришу! - Папа! Мне нужно с тобой погово...
- Катюша, - неожиданно радостно откликнулся отец и даже, встав из-за стола, шагнул навстречу дочери. - Ты очень вовремя, дочка. Я как раз собирался за тобой послать.
И хоть Фёдор Игнатьевич обращался к Кате, с каким-то странным, не присущим ему выражением лица, он смотрел на человека, сидящего спиной к застывшей в дверях девушке.
У Малейкиных в доме часто бывали чужие люди - положение отца обязывало "приносить работу домой", как глава семьи любил повторять. И обычно на детей эти чужие люди внимания практически не обращали, как, впрочем, и дети на них. Отец четко разделял работу и семью, поэтому одно с другим почти никогда не смешивалось. Вопросы решались в кабинете, люди уходили, попутно поздоровавшись с теми, кто встречался на пути, и на подобные визиты никто не обращал особого внимания.
Но сейчас мужчина, вальяжно развалившийся в кресле, повел себя иначе, чем и заставил Катю приглядеться к себе. Он неспеша повернул голову в сторону девушки. Прищуренные, словно у близорукого человека, глаза пристально уставились в Катино лицо. И Катя смутилась. Во взгляде этого человека она каким-то непостижимым образом почувствовала жгучий интерес к себе самой, который был непонятен и необъясним, потому хотя бы, что мужчина казался Кате незнакомым. И это ведь было даже неприлично так рассматривать! И папа должен был обязательно сделать замечание! Но не сделал... И Кате стало неприятно настолько, что она неожиданно для себя тоже смерила взглядом незнакомца, гордо выпрямив спину.
- Познакомься, Катенька, это Радулов Виктор Антонович, промышленник, владелец мебельных фабрик, сталилейного завода, ювелирных... - наконец, очнулся Федор Игнатьевич.
- Друг мой, ни к чему перечислять девушке все источники моего дохода, - неожиданно низким и неприятным голосом перебил Малейкина посетитель.
Он всё также не сводил глаз с Кати. И ей почему-то подумалось, что примерно так он выбирает товар на рынке... приценивается к ней, как будто она - это не она вовсе, а... самовар с медалями! Это тот самый Радулов-кровопийца? Или другой? Но разве такие совпадения бывают?
- Катерина, - между тем продолжал Радулов. - Я бы хотел сопровождать вас и вашу семью на бал!
- Это вам, наверное, с папенькой решать нужно, - не понимая, куда он клонит, неуверенно ответила девушка.
- Что же ты, Фёдор, дочери не объяснил, не рассказал, зачем я приду? - мерзкий взгляд, наконец, переполз на отца, и Катя с облегчением выдохнула, желая сейчас только одного - побыстрее убежать из отцовского кабинета.
- Катя, - смущенно, неуверенно как-то, словно сомневаясь в собственных словах, проговорил отец. - Виктор Антонович оказал нам великую честь - он хочет просить твоей руки, дочка!..
... - Барышня... Нет, Катюша мне всё-таки нравится больше, скажи, только честно, думала обо мне сегодня?
Глубокий, мягкий голос, словно бархатом касается моей кожи. Хотя, как он касаться может - Марк ведь находится в нескольких сотнях километров от нашего города. Но у меня ощущение именно прикосновения! И мурашки бегут по телу - от страха... и совсем немного от странного необъяснимого удовольствия. Хотя почему необъяснимого - его голос ведь не зря напомнил мне бархат, он прекрасен...
И мне совсем не страшно с ним разговаривать! И пусть целый вечер накручивала себя и была уверена, что не возьму трубку! Пусть взяла только на третьем звонке! Сейчас-то мне страшно не было совершенно! Он ведь далеко? Так чего бояться?
- Катя, ты меня слышишь? - тревожно спросил он. - Это ты вообще? Или у тебя телефон сперли?
- Я. Это всего лишь я. Слышу. Молчу потому, что твой голос непривычно звучит в трубке телефона - не сразу узнала, - безбожно вру, но сказать правду о том, что мне хотелось его просто послушать, даже в слова не вникая, конечно, не могу.
- Ты вяжешь? - спрашивает он.
- Нет. Выполняю твое задание - ищу информацию по Мерцалову.
- Много удалось нарыть? - в вопросе мне явно слышится улыбка.
- Ну, кое-что нарыла, - не могу скрыть нотки довольства в голосе, ведь, порывшись в сети, я узнала практически всю биографию этого мужчины, а также - историю жизни его брата, Святослава Мерцалова, отца Гриши. - Как тебе это передать?
- Я пришлю тебе сообщением адрес электронной почты - скинешь на неё все.
- Мать Гришину я сегодня не видела...
- Катя-я, - как-то странно, протяжно вдруг говорит он.
- Да?
- Давай перейдем в Ватсап и включим видео-режим?
Нет-нет, Я так не могу! И не хочу так! Мне и без всяких видео трудно!
- Зачем?
- Видеть тебя хочу, - хрипло выдыхает он. - Ты знаешь, что у тебя безумно красивый голос? И он очень действует на меня. Прямо-таки все инстинкты пробуждает к жизни!
И ведь понимаю, что не нужно ничего спрашивать! Понимаю! Но губы сами выталкивают изо рта слова:
- Какие-такие инстинкты?
- Обычные мужские, - бархатно смеется мне в ухо он. - Завоевать, поцеловать, обнять... И дальше по списку.
Меня передергивает от ужаса! Рука сама, я вроде бы даже не думала о таком, отбрасывает в сторону телефон. Он скользит по покрывалу на кровати и утыкается в подушку.
- Катя? - доносится чуть слышно из трубки. - Что случилось? Ты упала? Я что-то не то сказал?
И тут вместо страха меня охватывает ярость! Да что же это такое! Чего он хочет от меня? Зачем мучает своими намеками? Я дотягиваюсь до трубки и громко говорю в неё:
- Слушай, Марк! Мне все это не нужно! Я всего этого не хочу! И не могу! Оставь меня в покое! Зачем тебе такая, как Я? Найди себе нормальную девушку, если уж с женой не сложилось... Такому красивому мужчине это просто сделать! Только от меня отстань!
- Ты считаешь меня красивым? - из всей моей пламенной речи он почему-то выхватывает только эту фразу! И я в запале иду у него на поводу:
- Ты - потрясающе красивый мужчина! И не говори, что не знаешь об этом!
- Я-то знаю, - самодовольно произносит он. - А вот то, что и ты это заметила, меня очень радует! Ты мне нравишься. Врать и говорить, что нравишься исключительно, как человек, не буду. Как женщина нравишься. Кроме того, что красивый, я еще настойчивый и терпеливый. Я добьюсь...
Ярость переполняет, клокочет внутри меня. Мне хочется... зубами вцепиться в телефонную трубку, из которой потрясающий мужской голос продолжает спокойно вещать:
- Мой номер в гостинице на десятом этаже находится, представляешь? Окна огромные. А внизу - насколько глаз хватает - огни большого города! Слева колесо обозрения ещё работает, и кто-то очень смелый и такой же глупый сейчас умирает от страха в кабинке, чтобы увидеть то же самое, что вижу в безопасности я...
Это сбивает меня с толку! Только что об одном говорил, а теперь вдруг - раз, и о другом совершенно! Я ловлю себя на том, что, склоняюсь к телефону и слушаю, едва сдерживая нервный смех. Вот такой перепад эмоций, он несвойственен для меня! Я всегда другая! Безразлично-спокойная или испуганно-дерганная, но в одном режиме, в одном ритме! А чтобы вот так переключаться и не иметь сил при этом избавиться от раздражителя!!! Этого не было со мной никогда!
Я - в раздрае! Я не понимаю, чего мне хочется больше - отключить телефон и не слышать больше ничего, или приложить трубку к уху и слушать, слушать бархатный, глубокий голос! А он, чтобы добить меня, не иначе, вдруг говорит:
- Ты боишься высоты?
И я явно слышу в его голосе нотки ужаса! Не могу пересилить свое любопытство и все-таки снова подношу телефон к уху.
- Нет, вроде бы, - хриплю в трубку.
- А я, оказывается, боюсь! Только ты смотри, никому об этом не говори! Пожалуйста!
И, забыв о недавней злости, я шучу над ним!
- Это ты просто из окна смотришь? А что было бы, если бы с колеса обозрения?
- Остановка сердца, вот что! И тебе пришлось бы делать мне искусственное дыхание!
- Меня там нет! - расслабляюсь и смеюсь я!
- Пока нет! Но когда-нибудь мы поедем с тобой... Куда бы ты хотела поехать? - сбивает с толку окончательно.
И я понимаю, что он меня переиграл, но все равно говорю:
- В... Сочи? Или нет! В Крым!
И он хохочет - заразительно, с оханьем, так понятно, так по-доброму, что и я не могу удержаться - смеюсь вместе с ним. Ведь только что почти ненавидела! А теперь сама согласилась... И при этом почему-то не испытываю ни ужаса, ни обиды!
- Тимур, давай я за руль? - то, что парень измотан, я заметил километров через сто от города. Прошлую ночь мы перекантовались в гостинице, сегодня целый день мотались по городу, а к вечеру рванули домой.
И ведь все указывало на то, что родственники Гришиного отца могли выкрасть мальчика у матери! Даже тот факт, что его дядя, Александр Мерцалов, несколько дней назад был в нашем городе. Это подтвердила Анна Мерцалова, Гришина мать. Женщина даже встречалась с ним. Правда, дать нам информацию о том, что хотел от неё Александр, она наотрез отказалась.
Кроме того, сама мать Гриши, похоже, думала так же, как и мы, - говорила, как родственники бывшего мужа её ненавидят, как угрожали из-за того, что она развелась со Святославом, когда тот сел в тюрьму. Мы выяснили, что братья Мерцаловы были очень близки, с детства горой стояли друг за друга. И старший, рано лишившись отца, помогал матери учить младшего - Александр закончил МГУ по какой-то привилегированной специальности.
Самого Александра дома мы не застали. Жена утверждала, что он был в командировке в Крыму. Причем, поехал туда на своём автомобиле... Либо врала, либо, на самом деле, не была осведомлена. А мать, бабушка Гриши, вообще, лежала в больнице с воспалением поджелудочной железы. То есть ребенок точно был не у неё. Толком ничего не выяснив, мы решили уезжать, оставив Леньку с Альбиной временно в Краснодаре, следить за домом Мерцаловых и ждать возвращения Александра.
- Ещё часок порулю и тебе отдам, поспи пока, - Тимур потер указательным пальцем правый глаз и продолжил вглядываться в темноту. Разделительная полоса раздражала взгляд - то рябила прерывистыми линиями, то белела длинной сплошной. На трассе знаков было меньше, чем в населённых пунктах и вблизи от них, но те, редкие, которые все-таки встречались, выхватывались из кромешной тьмы фарами и отблеском на мгновение слепили глаза. Если я себя так чувствую, то Тимуру, третий час сидящему за рулем, наверное, ещё хуже.
Настоять надо было! Прогнать мальчишку на заднее - дать перекемарить пару-тройку часов! Но мне в голову пришла мысль, что он ещё потерпит, а я сейчас наконец-то могу с Катей попереписываться!
Вчера вечером мы так здорово поговорили!
Доставая телефон, брошенный куда-то на заднее сиденье, я ловил себя на мысли, что улыбаюсь! О Кате было приятно думать. Она оказалась девушкой с юмором и при этом так искренне всему верила, так неподдельно удивлялась и так явно стремилась ко всему новому, что хотелось показать, дать попробовать, научить, увезти туда, где она ещё не была! И смотреть, смотреть со стороны, как восхищенно горят её глаза, как, склонив на бок рыжеволосую голову, Катя рассматривает... море... горы... лавандовые поля в Крыму... в котором она, оказывается, никогда не была!
Да и вообще нигде на была! Дальше своего города никуда не ездила. Ничего не видела. И она бы, конечно, обиделась, но я жалел её. Очень жалел. Никогда бы не сказал этого ей вслух, но помимо всевозможных других эмоций, которые появлялись в моем сердце при воспоминании об этой женщине, была в нём и жалость тоже... Такая странная жалость... Когда хочется спрятать себе за спину и сказать: "Здесь не страшно. Не опасно. Я защищу тебя от всего на свете. Тебе больше нечего бояться!" И потом всегда держать свое слово...
Ни сети, ни, тем более интернета, к сожалению, не было. Покрутив в руках бесполезный телефон, я бросил его обратно на заднее сиденье.
Поспать что ли часок перед тем, как сменить Тимура?
- Тим, разбудишь ровно через час. И попробуй только не сделать этого - выговор получишь... с занесением...
- Спи уже, командир. Разбужу! Я своему здоровью не враг!
Что она там рассказывала о своих снах удивительных - она была в них Катенькой Малейкиной, дочерью дворянина какого-то? Интересно, как бы она выглядела в старинном платье с кринолином... Совсем уж глупые мысли лезли в голову. И я посмеивался сам над собой в глубине души, но продолжал представлять себе это все...
А нужно было думать о мальчике. Это было сейчас самым важным. И хоть Олег прорабатывал версию похищения ребенка маньяком, кем-то, не имеющим отношения к отцу мальчика, она пока не подтвердилась. Ребенок словно сквозь землю провалился!
Если выкрал Мерцалов-младший, то есть дядя, то зачем он приводил ребенка на вокзал - Александр ведь на машине уехал из дому?
Если с целью выкупа украли - почему до сих пор требований никаких не выдвинули?
Если кто-то по просьбе отца, то смысл в этом какой? Святослав Мерцалов сам недавно поселение получил, ему проблемы сейчас ни к чему. Но, с другой стороны, ему теперь встречи с родственниками разрешены в неограниченном количестве и даже совместное проживание не запрещается... Но если Анна Сергеевна в полицию обратится и мальчика найдут у отца, залет ему обеспечен и отмена смягчения приговора тоже. А не поэтому ли она в полицию и не пошла? Мужу бывшему навредить боится? Хм, нужно поговорить с ней после возвращения...
Проснулся я вовсе не от того, что машину резко повело в сторону, и даже не от того, что яростный визг тормозов, казалось, взорвал салон, а от испуганно выкрикнутого Тимуром мата.
Сориентироваться быстро не получилось. Единственное, что успел понять и запомнить - яркий свет фар встречной машины, идущей в лобовое с нами...
Как объяснить себе самой тот факт, что я третий день только и делаю, что думаю о мужчине? Ругаюсь с ним мысленно! Рассказываю недовольно и зло о том, что не желаю больше знать такого человека, как Марк Изотов! Я ведь относительно спокойно жила столько лет! И во мне не клокотали, не обжигали, не взвивались яростно, смущая и волнуя, пугая и радуя, выводя из себя и успокаивая, вот эти все странные чувства! И понять не могу, что больше меня расстраивает - что он так меня донимал... Или что позавчера предупредил, что, возможно, позвонить в ближайшие дни не сможет... И не звонит больше!
- Сегодня сразу после прогулки лягу спать! - уверенно говорила я себе и...
После вечерней прогулки с Джонни заснуть не могла! Попробуй засни, если в свете вечно зажженного ночника я гипнотизирую экран телефона!
Зачем мне это? Зачем? Общения не хватает? Так ведь можно выходить по вечерам на посиделки с соседками, а там за пару часов наобщаешься на две жизни вперёд! Я привыкла к такой жизни, какая есть, не страдала от нехватки новых впечатлений и событий в моем окружении! Меня устраивало так... Так тогда зачем?
Телефон вдруг зазвонил! И я, даже не сделав вид, что сплю, выдавая себя, открывая свое нетерпение, ожидание, волнение... тут же ухватила трубку!
- Екатерина Семёнова? - женский голос испугал и удивил, но не настолько, чтобы я не нашла в себе сил ответить.
- Да, я. А... вы кто? - ведь она же с телефона Марка звонит! Мне звонит зачем-то! А вдруг... Ну, нет! Но всё же... Вдруг с ним что-то случилось? И еще до того, как позвонившая женщина ответила, я ужаснулась этой возможности! Он ведь мне чужой человек! А страшно за него стало так, будто бы свой, родной, близкий...
- Я - сестра Марка, Нина Изотова. Он, когда в себя приходил, очень просил вам позвонить.
- Что случилось? - в ужасе выдохнула я.
- Они с Тимуром возвращались из Краснодара и попали в аварию. Тимура уже прооперировали... А Марк... в общем, довезли его в нашу хирургию. Сейчас ему тоже операцию делают. Перелом. Черепно-мозговая у него...
И нет-нет, мне совершенно не нужно туда было! Это меня почти не касалось! Но уже сердце забилось чаще, уже стало жутко от понимания, что Марка Изотова в моей жизни больше может не быть! И от меня ведь ничегошеньки не зависело! Но я зачем-то спросила:
- В нашей областной?
- Да, в нашей.
... Остаток ночи я практически не спала. Пару раз порывалась вызвать такси и поехать в больницу. Обрывала себя - к кому поехать? К чужому человеку? Да меня ночью и не пустят туда! И зачем? Что скажу я его родственникам? Как представлюсь - знакомой? Я же ему никто! Мы всего лишь дважды виделись!
И даже если приеду, даже если пустят (хотя, разве не родственников, разве чужих людей пускают?), что скажу ему? Как это выглядеть в его глазах будет? И в глазах его родственников? А вдруг там жена? Да я же со стыда сгорю!
Хотя... О чем это я? Я ведь ничего предосудительного не делала! Не делала? А переписываться в соцсетях с чужими мужьями можно? Как это в обществе расценивается вообще? И цветы от него брать...
Взгляд невольно скользнул на букет, стоящий в вазе на столе.
Мама была в шоке, когда его увидела! Даже пришлось ей валерьяночки накапать... Увидела, и ноги подкосились - я тащила ее к кровати, взглядом ища телефон и собираясь вызывать скорую, а она шептала что-то странное, что-то про свои молитвы и Его долгожданный ответ на них.
Я смотрела на цветы и думала, что это благодаря Марку, впервые за столько лет мне интересно жить! Впервые я жду чего-то. Впервые вижу радость и надежду в маминых глазах. И я себе не прощу никогда, если не приду к нему в больницу. Да и просто навестить можно даже малознакомого человека. Тем более что он сам просил свою сестру мне позвонить. Наверное, для него важно, чтобы я знала...
...Безумно волнуясь, сходя с ума от тысячи разнообразных эмоций, устроивших настоящий торнадо в моем сердце, я уже в десять утра стояла перед дверью, ведущей в его палату. Гипнотизировала ручку и все никак не могла решиться и войти.
Да только, видимо, кто-то свыше решил всё-таки дать мне знак, помочь принять решение. Я уже протянула руку, когда дверь распахнулась сама...
- Нет, Марк, я так не могу! Мать узнает, она меня убьет просто! Ты ж знаешь, какая она - рано или поздно выпытает, кто-нибудь проболтается. Да она же может без предупреждения примчаться сюда! Мы тогда пропали! Я пропала... Тебе-то что!
Нина металась по палате, заламывая руки. Да, мамочка у нас была женщиной строгой и характерной. Узнай она, что я попал в больницу, а ей ничего не сообщили сразу же, обида на полжизни обеспечена! А она и без того со мной в натянутых отношениях - из-за Инны, конечно! Будь мамина воля, она бы Инну давно выставила за двери моей квартиры, причем с треском и скандалом! Мама требовала от меня действий, требовала разобраться с тем бредом, в который бывшая превратила мою жизнь. И, кстати, да! Нужно было что-то решать уже...
Голова болела - об дверь в машине все-таки треснулся хорошо. Но легкое сотрясение, конечно, на черепно-мозговую тяжелую, не тянуло. Так, лоб справа был свезен и заклеен пластырем. И, собственно говоря, если бы не комбинация, созревшая в моей, пусть пострадавшей, но работавшей как надо, голове, я бы уже домой собирался, наплевав на требования доктора отлежаться в палате под присмотром три дня.
Отделался я достаточно легко - вывих руки, сотрясение это, ну, царапины там, да синячище на пол-лица. Рука была вправлена и временно зафиксирована в лангет, остальное обработано и заклеено там, где это было нужно.
Тимур пострадал намного сильнее. Нам вообще очень повезло, что он успел вывернуть руль в сторону от встречки. Задело только боком с его, водительской, стороны. Но покидало машину по обочине знатно! Сработавшие подушки безопасности, при этом меня защитили, а Тиму, наоборот, сломали ключицу, слишком резко и сильно зажав в момент своего открытия. Но жизни его ничего не угрожало.
- Марк! - Нина резко остановилась, приложив ладони к пылающим щекам. - Мне так стыдно! Я же ее обманула! Разве можно так знакомство начинать? Вдруг родственниками станем? Как я ей в глаза посмотрю?
- Скажешь, что я тебя заставил, если вдруг претензии со стороны Кати будут. Но поверь мне, она поведет себя совершенно не так, как сделали бы все, кого ты знаешь! - я говорил уверенно, хотя совершенно не понимал, придет ли Катя ко мне в больницу. И даже наоборот, больше склонялся к тому, что все-таки не придет...
- Ага, заставил! С рукой твоей... - она прислушалась, кивнув на дверь. - Кто-то идет, кажется.
И я, конечно, не был уверен в том, что это - Катя, но, откинувшись на подушки, принял самый страдальческий вид, на какой был способен. А потом решил, что лучше всего сейчас "сознание потерять", тем более с Ниной договорились уже, что она найдет предлог и уйдет, если Катя всё-таки решится.
Нина пару раз глубоко вздохнула, прежде чем открыть дверь. А потом, изобразив на лице милую улыбку, потянула ее на себя. Усилием воли я заставил себя не смотреть, лежать с закрытыми глазами, притворяясь чуть ли не умирающим.
- Здравствуйте, мне администратор сказал, что в этой палате лежит Марк Изотов...
А-а! Пришла все-таки! Так, Марк, спокойно! Только не выдай себя! И, главное, не радоваться слишком явно. Блин, Нинке не сказал, чтобы сразу же уезжала! А она из любопытства может сейчас начать приставать к Кате! Прийти в себя уже, что ли?
- Да-да, он здесь лежит, - шепотом начала сестра, потом, видимо, посмотрев на меня, добавила. - Он заснул недавно. Вы проходите-проходите! Слушайте... А вы не могли бы побыть с ним немного? Очень прошу! Дело в том, что доктор просил не оставлять пока одного - вдруг ему плохо станет! А мне очень срочно отлучиться нужно... Я сестра его, это я вам звонила.
По тому, как Катя долго не отвечала, я понял, насколько ей трудно решиться, но Нинка, она любого уболтать может! Видя растерянность Кати, сестренка поднажала:
- Дело в том, что Тимур... я говорила вам, это тот парень, что за рулем был, он еще сильнее, чем Марк пострадал. А у него никого совершенно нет - родители на Севере живут. Ему лекарства нужны такие, каких в больнице не найти. Я в интернете поискала, где их можно купить. Но это аж в другом городе! И попросить сейчас некого - Марку коллеги звонили, сказали, там ребенка какого-то ищут... Все заняты очень.
- Конечно, Нина, я побуду с ним, сколько нужно. Вы не торопитесь, - решилась Катя.
Блин, как же не улыбаться-то? Так и хотелось открыть глаза и увидеть ее! Нина, не прекращая болтать, заметалась по палате, собирая свои вещи. А я, даже с закрытыми глазами, каким-то странным образом мог отслеживать местонахождение Кати. Что, собственно говоря, и делал.
Вот постояла немного у входной двери. Вот шагнула, пропуская Нину. Вот прошла к окну, не решаясь, видимо, сразу подойти ко мне. Но масштабы моих повреждений ей все-таки оценить было нужно (я бы поступил именно так), поэтому на полпути к первоначальной цели, она передумала и робко направилась ко мне.
Я, бессовестная, радовалась, что Марк был без сознания! Корила себя за это мысленно, но радовалась! Потому что у меня было время взять себя в руки и успокоиться! И да, конечно, посмотреть на него... Исключительно с целью понимания - сильны ли повреждения, выживет ли, все ли будет хорошо!
Он лежал на спине, укрытый по самую грудь одеялом в застиранном, но чистом больничном пододеяльнике. Руки - сверху. Одна - вдоль тела, вторая согнута в локте и размещена на груди. Эта, левая, была упакована в подобие желобка с открытым верхом... Что это, кстати, такое? На гипс не похоже...
Марк был в футболке. И, не решаясь перевести взгляд на его лицо, очень боясь увидеть страшные раны, разбитую голову, я упрямо смотрела на мужские плечи, обтянутые плотной серой тканью. И, наверное, еще долго не смогла бы решиться и поднять взгляд выше. Но показалось вдруг, что он пошевелился! Глаза тут же в лицо уставились! Сердце подпрыгнуло в груди, с силой ударившись о грудную клетку, словно желало сбежать из моего тела и искало для этого выход! Нет, спит вроде бы!
Слева у него на лбу пластырем был зеклеен достаточно большой участок кожи, а от него вниз по виску шли две царапины, варварски смазанные зеленкой. Левый глаз был отекшим и внизу, под ним, на пол-щеки расползался багрово-красный синяк. Да, удар был, наверное, сильным! Больно ему, конечно! Бедный... Спит? Или без сознания? И есть ли еще какие-то повреждения на теле? Нина же говорила, что операцию ему делали вчера! Но под одеялом разглядеть что-то было невозможно.
Взгляд скользнул на прикроватную тумбочку, где были разложены лекарства - ужас, сколько всего! Ноги сами несли меня ближе. И я, подумав, что человек, находящийся без сознания, да еще и после операции, совершенно точно никакого вреда мне причинить не сможет, уселась на стул, стоящий у кровати. И замерла, пытаясь привыкнуть к этой жуткой близости! Руку протянешь - и легко дотронуться можно! Кисть его здоровой руки лежала прямо возле моих колен!
Все звуки - шум за окном от парковки, где машины то и дело сигналили друг другу, требуя уступить дорогу, уезжали, взвизгивая тормозами или, наоборот, приезжали, стараясь приткнуться поближе ко входу в здание больницы; постоянное хождение больных и медперсонала за дверью, чьи-то окрики вдали, не иначе, как у стойки регистратуры... все это ушло далеко на задворки моего сознания. Я сидела и смотрела на эту мужскую руку, на длинные пальцы, на светлые волоски, покрывающие тыльную сторону ладони, на жилистое запястье... Он, наверное, очень сильный...
Так задумалась, что громом среди ясного неба стали его слова:
- Катя-я, - низкий голос и испугал до дрожи и, одновременно, заворожил, пригвоздил к стулу, напрочь лишив сил. - Скажи... только честно, ты согласна с утверждением, что шрамы украшают мужчину?
Он умел сбить с толку! У Марка Изотова был удивительный дар все мои, с огромным трудом выстроенные в четкий строй, мысли, переворачивать с ног на голову! Вот и сейчас...
- Не знаю. Смотря какие шрамы... - сказала откровенную глупость, учитывая, что передо мною лежал человек, пострадавший в автомобильной аварии, которому, конечно же, нужны были слова поддержки.
- Вот представь себе мое красивое лицо. Ну, такое, каким оно было в нашу последнюю встречу. Представила? Та-ак! А теперь посмотри на этот огромный синяк и... Ну как?
- Тебя не портит совершенно...
- Подлецу все к лицу, да? - Марк попытался улыбнуться, но было видно, как ему больно это делать. - Пить хочется...
- Тебе подать? - засуетилась я.
- Да, если не трудно. Там, на тумбочке бутылка с водой и трубочка - щеку изнутри прикусил во время удара... Болит, зараза!
Желая только одного - помочь, быть полезной, как-то облегчить страдания человека, я схватила бутылку, открутила крышку, вставила трубочку и подала Марку. Я в тот момент совершенно не подумала, что, передавая бутылку Марку, буду вынуждена коснуться его здоровой руки! Меня будто огнём обожгло или ударило током, даже в висках противно застучало, когда чуть коснувшись своими пальцами его ладони, я ткнула бутылку и тут же одернула руку!
Мне показалось даже, что он понял, как меня от страха приложило - тоже дернулся на кровати, да так, что часть воды выплеснулась на грудь.
Не совсем отдавая себе отчет, что делаю, я вдруг поняла, что уже стою посреди комнаты и смотрю в сторону спасительного выхода, при этом руками вцепившись в свою сумочку, которую повесила на спинку стула, когда присаживалась к кровати Марка! Я даже не помнила, как ухватила её!
Хотелось просто уйти. Больше всего хотелось сбежать домой. Но Нина же сказала, что ему может стать плохо, и нужно быть рядом, пока она не вернется... Стоп! Что-то на умирающего он с шутками своими не очень-то похож!
Прищурившись, я обернулась, внимательно вглядываясь в карие глаза... а, если точнее, в один глаз - второй был едва виден в узкую щель, оставшуюся между опухшими веками. И, конечно, по лицу его, изуродованному аварией, я могла не правильно понять, но мне показалось, что он... на секунду только... улыбнулся!
- Катя? Между прочим, перед тобою сейчас находится практически беспомощный человек. Как, по-твоему, я пить буду? - словно не заметив разлитой воды, говорил он. - Голову мне приподнять нужно!
Ну, нет! Голову приподнять? Со смесью ужаса и удивления я во все глаза уставилась на Марка! Приподнять? Да как же... Да я же не смогу! Это что же... за голову нужно руками взять? За волосы...
Смешно, конечно. Смешно себя со стороны представлять! Лежу такой на больничной койке, чуть поцарапанный... В годы моей бурной молодости бывало в сто раз хуже... Но это неважно. Лежу, страдаю изо всех сил и понимаю, что в данной случае, с этой конкретной женщиной притвориться больным и слабым - лучший способ расположить к себе! Первый раз в моей жизни такое. Обычно женщины без ума от сильных мужиков... Но Катя не обычная, Катя особенная, а я... Я - просто гений! Догадался, что с Катей играть мускулами не нужно... пока не нужно, потом, конечно, я ей все о себе расскажу и покажу, какой я замечательный, обязательно!
Несмешно стало, когда она ткнула мне в руки бутылку. И дело даже не в том, что меня шарахнуло от легкого прикосновения её руки так, что бутылку эту еле в руках удержал - и ни хрена ведь не разряд статического электричества! Просто стало полнейшей неожиданностью это касание и моя странная на него реакция, хотя ведь и знал, что вот сейчас оно случится! А ещё поразил тот ужас, который в ее глазах отразился! И что-то подсказывало мне, что не меня конкретно Катя боится, точнее, не только меня одного. Что же такого эти твари сделали с ней, что от касания одного, от легкого прикосновения к другому человеку, эта женщина готова бежать на край света?
Я видел ее страх, понимал, что она очень хочет сейчас уйти, укрыться ото всех, остаться в одиночестве - эти все чувства Катины легко угадывались по лицу. Но при этом она все-таки вернулась. Неловко повесила свою сумочку обратно на спинку стула, чуть отодвинула его в сторону от моей кровати и села, сложив подрагивающие руки на коленях.
Я рассказывал об аварии, отвечая на ее вопрос о том, что случилось и как, а сам рассматривал Катю. Длинная юбка в складочку полностью скрывала ноги, футболка с закрытыми плечами, тонкая золотая цепочка, уходящая под нее... Никаких других украшений - ни колец, ни сережек, ни браслетов там - ничего такого, что могло бы привлечь взгляд. Юбка голубая, футболка белая - ни единого яркого пятнышка... Разве что волосы. Глупая-глупая Катя! Не получается у тебя быть незаметной! И не получится никогда! Ну, невозможно это совершенно! Странно, что до сих пор не нашлось никого, кто бы понял, насколько ты красива, кто бы захотел спасти барышню из лап злых монстров прошлого! Но, с другой стороны, и замечательно, что никого не нашлось... до меня!
Рыжие волосы, хотя... не рыжие они совершенно! И слова такого нет, не придумано, чтобы их цвет описать! Пышной волной легко перекинуты на одно плечо - судя по всему, Катя всегда так ходит. На лице - ни грамма косметики, ни туши там, ни помады. Веснушки на носу... Точно! В первую встречу нашу, там, в ее квартире, я как-то их не разглядел, что очень странно... Светлая кожа, глаза зеленые, брови - обычные, не нарисованные, не выгнутые дугой на пол-лба, а самые простые, человеческие брови, одна из которых почему-то упрямо поднимается домиком, делая удивленным ее лицо...
Чему удивляется?
- Ну...и дальше что? - вдруг говорит она, и я понимаю, что настолько увлекся разглядыванием, что нить рассказа потерял и молчу, прервавшись, скорее всего, на полуслове. Идиот! Так, о чем там? В голове было совершенно, стерильно пусто...
- Ка-атя, - я постарался произнести ее имя с таким ужасом, на какой только был способен. - Катя, у меня походу последствия удара головой... Вообще не помню, о чем говорил! Совершенно! Кошмар какой-то...
Ее бровки сошлись к переносице, выдавая беспокойство своей хозяйки за меня, обманщика. На секунду стало стыдно. Но только на секунду - я ж во благо! Если правду скажу, что засмотрелся на нее, залюбовался ею, сбежит же!
- Ну, про аварию ты рассказал. Про то, что Гриши в Краснодаре нет тоже. И где он, как думаешь? - робкий взгляд скользил по моему лицу, по плечам, по рукам, только иногда, как бы украдкой, ненадолго поднимался к моим глазам. А я вспоминал, как в первые две наши встречи, она смотрела практически все время в пол и не смела поднять глаз! Самодовольно подумалось вдруг, что я - просто молодец, что правильно все делаю, что прогресс на лицо! Но тут же обожгло пониманием - одно мое неверное движение, неосторожное слово и... будет еще хуже, чем было! Психологу бы ее показать... Или даже лучше психотерапевту! Но ведь не пойдет! откажется, скорее всего! Стало страшно - как понять, что делать и что говорить ей? Я ж в этих всех тонких психологических делах абсолютно ничего не понимаю!
И вот ведь беда - когда не задумывался об этом, когда действовал, подчиняясь интуиции, получалось нормально, а теперь вдруг оказался в ступоре! Та-ак, спокойно! Выбрасываем из головы все лишние мысли и просто наслаждаемся процессом - кайфуем от разговора! Вот же она - рядом! Как ты, мой дорогой, и хотел! И это тебе не одна из девиц, которыми ты довольствовался в последние годы - пальцем помани, сами на шее повиснут! Это женщина, за которую побороться придется! Впрочем, тем и интереснее, тем желаннее будет награда...
- Есть у меня пара мыслишек... Сейчас расскажу. Слу-ушай, ты ж в отпуске сейчас, правильно? - мысль, пришедшая в голову, была ещё более гениальной, чем всё, что я придумал до этого! Она кивнула, и я продолжил. - У меня в агентстве рук не хватает! Я сам завтра хоть ползком, хоть... как угодно, пойду туда! Девчонку-администратора нашего пришлось в Краснодаре оставить - следить за домом Александра Мерцалова. Может быть, поработаешь у меня хоть пару дней, а? Зарплата у нас хорошая. И в поисках Гриши поможешь!
Мысленно добавил: "Работы у тебя, правда, будет выше крыши, но, с другой стороны, поближе ко мне... Блин, да это же будет просто здорово!"
Если до этой его фразы мне было моментами страшно, а потом немного отпускало, то сейчас накатила волна самой настоящей паники! Не то, что руки, ноги задрожали от ужаса! И, не подумав, что немного приукрасить свои слова нужно, прикрыться, переформулировать то, что сказать хотела, я выдала так, как есть, впервые вслух назвав его по имени:
- Марк, я ж социопат! Мне с людьми нельзя! Я по телефону говорить не умею! И общаться не могу! Я новых людей, как огня, боюсь! Я в своем архиве первые полгода из отведенной мне каморки не выходила вообще!
- А потом? - снова сбил меня с толку он.
- Что "потом"?
- Полгода прошли, и что дальше случилось?
- Выходить потихоньку стала. То девчонки зайдут, спросят что-нибудь, то посетитель дверью ошибется... Мне повезло просто - там все нормальными людьми оказались, не давили на меня, не пытались вытянуть из моего болота сразу. Привыкла. Если можно так сказать, сейчас мы дружим, обедаем даже вместе, - я понимала, что последняя фраза звучит совсем уж абсурдно, но для меня есть за одним столом с чужими людьми, было чем-то совершенно неприемлимым! У меня просто кусок бы в горло не полез! И я по пальцам одной руки могла пересчитать тех, с кем могла это делать.
- У меня на тебя никто давить не будет. Каморку я найду. Обедать будешь в одиночестве. По телефону разговаривать будет тот, кто в агентстве на тот момент окажется - тебе только позвать к нему нужно будет. Ты будешь информацию в интернете искать, документы печатать, цветы поливать, квитанции всякие подшивать, расходы на поездку подсчитывать. Там просто все, разберешься по ходу! Я помогу, если что! Зато смотри, Гришу найти поможешь - мы же четверых человек лишились! Четверых, представляешь? Олег, мой напарник, привлек паренька одного, своего племянника, но это - капля в море! Нам руки нужны! Двое - в Краснодаре, Тим - в больнице! Остались я, Олег да Ольга! Кто пацана искать будет?
- Да как ты-то сможешь? Чем ты им поможешь теперь? Тебе отлежаться нужно! И не выпустят из больницы тебя! - неужели он, на самом деле, собирается в таком состоянии идти на работу? Да это же невозможно! Как?
Марк тяжело вздохнул, взмахнул пальцами здоровой руки и сказал:
- Выбора нет! Придется. Статистика, моя дорогая, гласит, что пропавших детей нужно искать в первые три дня после исчезновения. Потом следов становится все меньше, а вероятность, что поиски закончатся удачно - все призрачнее! У нас уже неделя прошла! Впору в розыск мальчишку объявлять! Но мать не позволяет! Не знаю, что в голове у этой ненормальной, но, если бы мы с Олегом позавчера вечером не обнаружили зацепку одну, я бы уже в органы опеки обратился и в полицию заодно!
- А что за зацепка? - невольно подалась в сторону Марка, чтобы ни слова не пропустить, чтобы следить за его мимикой и иметь возможность по ней делать выводы, как он оценивает Гришины шансы. Что-то похожее на улыбку мелькнуло на разбитом лице Марка. Да ну, какие ж тут улыбки - показалось, наверное!
- Мы выяснили, что его отец, родной, настоящий, получил смягчение приговора - живет в поселке, рядом с той зоной, где пять лет сидел. За примерное поведение поселение получил. Представь, человек живет рядом с зоной, еженедельно, а то и чаще, отмечается, работает. Но при этом может относительно свободно передвигаться в рамках населенного пункта, общаться с вольными людьми и даже разрешено к таким поселенцам семьям перебираться. Не все, правда, на такое решаются... Но вдруг по просьбе Мерцалова к нему сына какой-нибудь хороший товарищ везет? Это предположение, конечно, оно зыбко и тут все проверить нужно, но все-таки... вероятность такая быть может.
- Но ведь если отец Гриши сидит в тюрьме уже пять лет, то получается, мальчик его помнить ну никак не может! Через пол-страны ехать с чужим дядькой к совершенно незнакомому отцу! Неужели он мог на такое решиться... - я даже представить не сумела подобное.
- Дети - они бесшабашные, бесстрашные... А если предположить, что ему с матерью плохо жилось, то... сама подумай! Ты, как раз, и можешь подсказать нам, какие отношения у пацана с матерью были!
- Да-а, отношения были не очень. Он ее, как огня, боялся. Она совершенно мальчику внимания не уделяла. Он - сам по себе, она личную жизнь устраивает... Ой, конечно, я не знаю, так ли на самом деле, - мне вдруг стало стыдно - какое право я имела судить эту женщину! Разве я знаю то, о чем говорю, наверняка? Это - предположения всего лишь! Догадки! А сплетни разводить, по меньшей мере, некрасиво! Но ведь с другой стороны, Анна Мерцалова не позволяет, как положено, Гришу искать! А вдруг его украл какой-нибудь маньяк? Вдруг ребенка мучают в подвале каком-нибудь? Вдруг... его насилуют сейчас?
- Кать, ты чего? Что с тобой?
Словно издалека до меня донесся голос Марка. Я видела, как он садится на кровати, видела обеспокоенное лицо и слышала какие-то успокаивающие фразы, обращенные ко мне, но перед глазами мелькали картинки моего прошлого, того самого, о котором я столько лет пыталась забыть! И я не понимала, то ли мальчика представляю в роли главной жертвы, то ли снова вижу себя саму со стороны - униженную, избитую, превращенную в куклу, в игрушку для удовлетворения чьей-то похоти, чьих-то извращенных сексуальных фантазий!
И я уже не слышала, как из моего горла рвался полустон-полукрик - дикое, страшное: "А-а-а!" Я не видела, как подкосились ноги, когда попыталась подняться со стула и бежать, бежать, куда глаза глядят - не от кого-то, не от чего-то - от себя, от кошмаров, живущих в моей голове! И не смогла - перед глазами потемнело и я бы, обязательно, рухнула на пол, если бы не Марк...
- Сделайте хоть что-нибудь! Вот эта ватка - всё, на что вы способны?
- Что вы предлагаете?
- Укол там, капельницу какую-нибудь... таблетку, в конце-то концов!
- Ну, какой укол, Марк Анатольевич, какой? Не нужно так паниковать! У девушки просто обморок... Сейчас нашатырь понюхает и очнется!
- Ты, Машенька, позвала бы дядю-доктора сюда! Сама-то, наверное, вчера только школу закончила?
Органы чувств начинали работать как-то неравномерно. И сначала, почему-то включился именно слух - я начала понимать слова и различать голоса. Марк разговаривал с молоденькой девушкой, наверное, медсестрой. Которая при этом отвечала ему ласково и даже, кажется, немного кокетничала.
Потом вернулось осязание. И я поняла, что не просто лежу на какой-то горизонтальной поверхности, а меня еще и держит кто-то, гладит по волосам, а иногда даже трогает подушечками пальцев лицо! От осознания этого я вполне могла бы снова упасть в обморок, но именно в этот момент девушка поднесла к моему носу ватку с нашатырем и обоняние в ту же секунду тоже вернулось!
Стараясь увернуться от жуткого запаха, я распахнула глаза.
Я лежала на больничной койке Марка, тесно прижатая... к его груди. Здоровая рука его приобнимала меня за плечи, перебирала волосы... Под моим ухом гулко билось его сердце.
Я что... на него упала? Я ему, наверное, повредила все!
- Марк, - хрипло прошептала, пытаясь встать, отстраниться, оттолкнуться от него. - Я тебе больно сделала...
Рука прижала меня крепче. И некоторое время я так и лежала нам нём, пытаясь понять, что не так... Что именно так сильно волнует и пугает меня! Сначала дошло, что медсестры в палате уже нет и мы снова вдвоем. И только потом я поняла, что потеряла сознание ДО того, как меня потрогал мужчина, а не ПОСЛЕ! А вот сейчас лежу рядом с ним и...
Я даже прекратила все попытки подняться. Сосредоточилась на своих ощущениях. Замерла. Дышать перестала. Я знала, что последует дальше. Волнение должно очень быстро вырасти до состояния паники. Потом меня обязательно затрясет, как паралитика какого-нибудь. Потом... два варианта. Первый: я убегу и где-нибудь подальше отсюда успокоюсь, забившись в безлюдный уголок. Второй: меня ждет ещё один обморок, если убежать не получится!
Волнение было... Только какое-то странное волнение. Необычное. Совершенно непохожее на то, которое я испытывала, например, в маршрутке, если вдруг приходилось ехать на ней (что бывало о-очень редко - я передвигалась по городу только пешком или на такси).
Это волнение мое похоже... похоже не собиралось сегодня перерастать в панику!
Я приподнялась на локте и с удивлением, прямо-таки чувствуя, как округляются мои глаза, уставилась Марку в лицо! Он лежал на спине... Я на боку на самом краю больничной койки.
Я прикасалась к нему всем телом. Ноги вдоль его ног вытянуты. Туловище возле его туловища лежит. Рука! Рука на животе! На его животе! На футболке, конечно! Но все равно на животе у мужика!
И я почти спокойна! Ну, как спокойна... Не спокойна, конечно! Но до обморока далеко!
Когда он рассмеялся, я все еще круглыми от удивления глазами, осматривающими положение дел (тел), тут же перескочила выше и вгляделась в его глаза.
- Вот как только на меня не смотрели женщины! Но так, словно целовали мужика, а он вдруг превратился в жабу - никогда.
- Ты меня целовал? - уровень моего удивления зашкалил до отвисшей челюсти, и разум, наконец, вернулся - я достаточно медленно села на кровати, отдаляясь от Марка, а потом, сильно ускорившись, буквально перепрыгнула на стул, стоявший теперь практически в центре палаты.
- Хм... Нет, ну таких вопросов...
- Женщины тебе еще не задавали, - неожиданно для себя самой продолжила его фразу я.
Он рассмеялся... и я, явно теряя остатки разума, неожиданно для себя рассмеялась вместе с ним! И только потом мозг пронзила мысль, что лежа рядом с Марком на кровати, я ни на секунду не вспомнила ТО, что вспоминала всегда в те мгновения, когда ЛЮБОЙ человек оказывался слишком близко ко мне! Я совершенно не вспомнила то, что было со мною когда-то!