Беременна от мажора

Глава 1

— Поверить не могу, что мы на свадьбе Кирилла.

— И женится он не на нашей Иванке.

Сжимая букет белоснежных лилий, стараюсь не слушать девчонок, что стоят со мной в одном ряду подружек невесты. Но мои чувства спрятать всё сложнее. Думала, что справлюсь, но внутри вою от боли. Подружки рядом: Катя справа, Маша слева. Слёзы снова накатывают, но я держусь.

— Всё потому, что Иванка слишком долго тянула с любовью и нежностью, — добивает меня Машка, напоминая о том, что, несмотря на наши полтора года с Кириллом, я всё ещё невинна.

— Мужчинам только одно и нужно, — вторит ей Машка, шелестя точно таким же, как у меня, белым букетом.

— Неправда, он любил её, но парням подавай доказательства преданности, иначе они начинают искать его на стороне, — фыркает Катя.

Мне казалось, я смирилась за эти несколько месяцев, но нет — увидела их вместе и вдруг такая острая боль от разлуки с ним, что на ногах еле держусь.

— Зачем мы вообще сюда пришли?

— Потому что нас пригласил Кирилл. Он наш одногрупник, и мы не можем пропустить его свадьбу, — отвечаю сдержанным сухим тоном.

— Это извращение какое-то, Иванка,  — обращается ко мне подруга, — он твой бывший парень и женится на другой, а мы улыбаемся и делаем вид, будто счастливы.

Над нашими головами, источая свежий аромат цветов, переливается праздничная арка. Ведущая зачитывает поздравительную речь:

— В день рождения вашей семьи хочу пожелать вам быть всегда такими счастливыми, любимыми, радостными! Держаться друг за друга на протяжении всей вашей жизни так же крепко, как сегодня! Желаю вам достатка, исполнения желаний, берегите свою любовь!

Подруга, легонько тронув меня за руку, вынуждает обратить на неё внимание.

— Ага, любовь, как же, — смеётся Машка, — у Маринки папа половиной побережья владеет. Вот Петров в неё и вцепился. Очевидно же.

— А любит он по-прежнему нашу Иванку, — вторит ей Катя, — вон у алтаря своего из-за розочек в нашу сторону косился.

— Мне вообще кажется, что это у него такой своеобразный бунт за то, что Иванка так и не была с ним близка.

— Девочки, хватит, вы портите им свадьбу, — умоляю подружек замолчать и, выдохнув, с силой сжимаю хрустящую фольгу букета.

Мне очень обидно, но я держусь.

Я давно решила не показывать ему свою боль. То, что он сделал, как поступил со мной — это только моё личное горе. Никогда ему этого не прощу. Но не прийти сюда означало бы подтвердить, что я раздавлена. Кирилл Петров позвал всю группу «англичан», и я не должна быть исключением. Раз он выбрал дочку богатых родителей, так тому и быть.

— А мне не нравится её платье, слишком простое, — шепчет Машка.

— Обычное свадебное платье, папка мог бы купить и подороже, — соглашается Катька.

Сердце сжимается, в груди всё ещё стоит ощущение заливающей её горечи. В душе болит осознание разлуки, такое сильное, точно я опять слышу его слова о том, что нам надо расстаться. Мы не подходим друг другу. В тот день я простилась со своей первой любовью, разошлась с живым и близким мне человеком.

— Красивое платье, — спорю с подругами.

Я не согласна с девчонками, я видела, как Кирилл впервые увидел свою невесту в свадебном наряде сегодня утром. Постановочного в этом не было ни грамма. Он просто медленно шёл по коридору, завернул за угол и обнаружил её у окна. Как же это было волнительно! Перед ним предстала Марина, одетая в совершенно идеальное платье, нежное-нежное, как она сама. Легкое, пушистое, элегантное, вроде бы и классическое, но при этом совсем не стандартное. А какой цвет! Не традиционный белый, а спокойный, кремовый, идеально завершающий образ невесты и подходящей ей просто безупречно. На самом деле Марина милая, и это не её вина, что для Кирилла она оказалась лучше меня. Просто так сошлись звезды. И вот утром он на минутку остановился. Невеста была необыкновенной, и он любовался ею. А я не могла произнести ни слова. Что-то дико кололо в груди.

— Мужчину нужно холить и лелеять, нежить и любить, — вздыхает Машка, хлопая в ладоши, когда ведущая просит жениха поцеловать невесту. — А ты даже не попыталась его удержать.

— Девушка не должна бегать за парнем, — отвечаю спокойным тихим голосом.

Следуя заранее продуманной программе свадебной церемонии, движемся след в след за женихом и невестой.

— Иногда надо плюнуть на гордость, — бурчит Катя. — Или хотя бы попытаться объясниться.

— Все равно наша Иванка гораздо красивее этой Мариночки. Ну её к чёрту.

Смеёмся.

— Нельзя посылать невесту на её же свадьбе.

— Если невеста отбила у подруги парня, то вполне себе можно. К тому же она жадная: Ирка с третьего с ней учится и говорит, что она вечно не дает списывать.

Мы дружно хихикаем, а ведущий громогласно объявляет в микрофон:

— Дорогие гости, а теперь позвольте пригласить вас всех к столу!

Девчонки берут меня за руки, и мы усаживаемся с правой стороны, у самого края. На жениха и невесту я по-прежнему не смотрю, отвлекаюсь на горящие под потолком стильные лампочки и гирлянды, развешенные по периметру. Немного погодя передо мной ставят запечённую с овощами форель. Рыба выглядит аппетитно. Ее аромат на долю секунды отвлекает от грустных мыслей. В желудке пусто, но на еду сил всё равно нет. Июль — время счастья, свиданий, любви. А я на свадьбе бывшего парня. Пришла сюда понять для себя, что между нами точно всё кончено.

Молодые решили не портить прекрасный праздник ЗАГСовой бюрократией и формальностями — поэтому заказали выездную церемонию и организовали банкет на свежем воздухе.  На длинном деревянном помосте расставили столы и плетёные стулья. Площадка, навесы, арки — всё утопает в цветах. Красиво, но я чужая на этом празднике жизни. Свадьба длится бесконечно долго. Хочется пойти домой, но девочкам здесь весело, и я держусь ради них.

Часа через два, когда тосты молодым сказаны и подарки подарены, подружки весело танцуют, отрываясь, а я чувствую на себе чей-то внимательный взгляд. Медленно поднимаю голову и натыкаюсь на сидящего чуть вдалеке привлекательного крупного мужчину возраста моего отца. Его волосы тёмные, густые, слегка подернутые серебром. Он улыбается мне и салютует бокалом. Киваю в ответ — я не настолько смелая, чтобы поднять бокал.

Глава 2

— Дима! — слышится женский голос за моей спиной.

— Ну Димооочка! — вторит ещё один, более визгливый.

Сколько же у него фанаток? Не успели выйти из леса на поляну, как мажора облепили со всех сторон. Под навесом звучит тихая медленная мелодия, парочки разных возрастов покачиваются в танце. Похоже, официальная программа закончилась. Обстановка на празднике стала более спокойной и интимной. Половины гостей уже нет, оставшиеся развлекаются в более камерной атмосфере. Свет приглушён.

Эти девушки, которых я даже не вижу, потому как считаю, что выискивать Диму глазами будет уж слишком навязчиво, так сладко произносят его имя. Они явно жаждут его внимания. Непривычно, когда такая конкуренция. Мне кажется, я даже немножечко ревную.

— Дима, мы тебя потеряли?! Ты только пришел на пати и сразу же куда-то исчез. Твой папа уже уехал. Мы спрашивали у Егора Валентиновича о тебе, но он не ответил. Мы же скучаем. Дима, ну нельзя же так с нами!?

Егор Валентинович, значит. Вот как зовут этого ужасного, злобного, озабоченного придурка. Интересно, а к этим, щебечущим вокруг его сына, наверняка, богатым и славным девчонкам, он не приставал? Не гонял их по лесу с охранниками? Или он нарочно выбирает бедненьких, одетых с рынка? От мажорок малосемейкой на окраине города не откупишься. В принципе, правильное решение. Дима кричал ему о своём дедушке. Думаю, если покопаться в его родословной, окажется, что именно дед у них на крутой должности, может быть, в правительстве, раз уже Валентинович так быстро собрался из лесу, испугавшись этой угрозы и собственного сына. Он, скорее всего, женился на матери Димы и получил возможность раскручиваться. Вот бы рассказать этому деду, чем зятëк промышляет.

Нет, не буду об этом думать, все психологи мира сходятся на том, что неприятные события надо выкидывать из памяти прочь, заменяя хорошими и добрыми.

А девочки продолжают щебетать вокруг мажора. Я прям вижу, как они сладко дуют губы, произнося его имя. Как хорошо, что я держусь из последних сил и не смотрю в их сторону. Представляю, какие там сплошь стильные и модные чики. Современные красавицы, старающиеся выбирать косметические средства с натуральными компонентами и с удовольствием пополняющие гардероб нарядами, расшитыми разноцветными камнями и бусинами. Это другой мир, мне в нём не место.

— Дима, нам без тебя тут никак!

— Я даже ещё не ел, девочки, дайте хоть за столом посидеть, — слышу знакомый приятный смех. — Дико проголодался.

Этот потрясающий звук — его глубокий баритон — удаляется. Как и женские голоса. Печально усмехаюсь. Породистые псы не должны таскаться с дворовыми собачками, иначе получатся не идеальные щенки с родословной, годные для выставок и турниров, а нечто непонятное с отвисшими ушами и длинным кривым хвостом на три четверти длиннее положенного регламентом.

Становится грустно. Наше знакомство закончилось так быстро. Но мы из разных социальных слоёв. Такие, как я, не едят на днях рождения эксклюзивный шоколад «Виспа Голд» в упаковке из сусального золота стоимостью тысяча шестьсот баксов за плитку. У нас всё проще: наш «Альпен Голд» куплен в «Пятёрочке». 

Очень хочу вернуться домой, в безопасное место, туда, где меня не достанет Димин отец. На людях он нападать не станет, побоится за свою репутацию. Его вроде бы здесь уже нет, но… Но мне хочется обернуться и посмотреть на своего спасителя ещё раз. Но Диме уже не до меня, и я не даю себе даже шанса.

Сердце стучит очень быстро и резво, будто кузнечик по залитым росой травинкам. Внутри странное возбуждение. Невероятная смесь чувств: от страха до восторга, от испуга до волнения, а следом сильного притяжения.

— Машка, Катька поехали домой, — выдыхаю, приближаясь к столу, где прямо возле меня стоят куриные рулетики с сыром, картошка по-деревенски, мудрëные салаты, закусочные шарики и помидоры дольками с итальянским акцентом. — Возьмём одно такси на всех?

— Еще немного потусим и поедем, — бубнит Катя и запихивает в рот бутерброд, щедро намазанный икрой.

Поправив пышное декольте и убирав с лица свои рыжие волосы, тянется к тарталеткам с авокадо, сыром и красной рыбой.

— Сколько жратвы осталось, уму непостижимо. Собрать бы в пакеты.

— Господи, Кать, не вздумай, у этой Мариночки полно влиятельных друзей, мы будем выглядеть как идиоты.

— А чё?! — вторит Машка. — У меня есть, специально купила фасовочные для завтрака. — Раскрывает сумочку, демонстрируя новый рулон.

— Вон те роллы из блинов с икрой, бабоньки, вообще никто не трогал, — смеётся Катя и снова тянется через стол к тарелке.

— Вы как моя бабуля с крестной, но тем хоть по семьдесят. Они как на поминки сходят, так два мешка тащат. Вы что, еды никогда не видели?

— Такой — нет, — хохочет Машка. — Поживëшь с моё в общаге, научишься ценить каждый кусочек хлеба.

— А мой Генка опять с работы вылетел, у них на заводе какая-то пертурбация произошла, и теперь нам сложнее в магазин без денег ходить. У нас теперь главное блюдо дня — роллтон с грибами, роллтон с чесночным соусом, роллтон с креветками. Я ему уже  жареные куриные крылышки в соево-пивной глазури набрала, осталось шашлычка из лосося натырить, и пару дней будем пировать.

Вроде бы верно девчонки говорят: по большей части всю эту еду либо официанты растащат, либо выкинут. И всё равно как-то стыдно. Даже представить страшно, что я почувствую, если такой парень, как Дима, увидит меня, собирающей еду в пакетик для завтрака за шестьдесят копеек.

— Ну как вам праздник? Всего хватает?

А вот этот молодой мужской голос как будто режет слух, заставляя неприятно поëжится. У меня такое ощущение, словно кто-то царапает вилкой ученическую доску, настолько мне невыносимо его слышать. Я надеялась, что ему хватит совести игнорировать моё присутствие.

К нам подходит счастливый молодожён. Кирилл собственной персоной. Я про него вообще забыла. Ещё час назад плакала, что он женится не на мне, а теперь столько всего произошло, что его голос скорее раздражает, чем вызывает тоску. Сейчас я смотрю на это иначе.

Глава 3

— Я покажу тебе одну крутую гостиницу, там с крыши виден практически весь город. С ума сойдешь от впечатлений.

На этот раз он не просто держит за руку — Дима переплетает наши пальцы, второй рукой управляя машиной. И на минуту мне вдруг кажется, что мы вместе, настоящая пара. Что я его девушка.

Меня распирает от эмоций, я чувствую себя словно в сказке. Это волшебно, неповторимо, обалденно. Я как будто лечу и никогда в жизни не была так счастлива. Это всё он. Это из-за него. Скорость, гонка, ночной город, немного игристых пузырьков и Дима. Когда мой мажор рядом, меня словно подбрасывает вверх. Как на батуте. Не замечаю, как быстро мы оказываемся на парковке, возле пафосной неоновой вывески. Как оставляем машину и идём к зданию.

Я дышу, будто запыхалась, и, взявшись за руки, мы действительно бежим по холлу какой-то шикарной и очень дорогой гостиницы. Здесь светло, высокие потолки и помещения просто огромные. В блестящем мраморном полу с шахматной плиткой отражаются наши фигуры.

Администратор улыбается Диме, встречая его как давнего друга или старого знакомого. Но я не обращаю на это внимания, лечу как бабочка на свет, испытывая наслаждение. Мне так нравится, что все девушки оглядываются на Диму, завидуя мне. Да, он великолепен, и он мой. Сегодня точно мой!

Мы целуемся в лифте и не можем остановиться, от нашей срасти буквально разлетаются искры. Со мной такое впервые. Уверена, Дима не может быть таким со всеми. Грудь распирает от эмоций, ожидания и восторга.

Опьянëнная сегодняшним вечером, я оглядываюсь по сторонам. Номер, куда привел меня Дима, просто огромный. Здесь легко поместится вся наша трëхкомнатная квартира. Я подхожу к окну в пол и с замиранием сердца рассматриваю ночной город.

— Кажется, ты хотел отвести меня на крышу? — улыбаюсь, понимая, что ни на какую крышу мы уже не пойдём.

— Потом, — выдыхает. — Ты такая красивая. Какая же ты горячая и красивая. Маринка тебе в подмëтки не годится. Твой Кирилл — дурак.

Он говорит то, что нужно: правильные вещи. И медленно подходит ко мне, слышу его шаги и очень-очень волнуюсь. Я так сильно доверяю ему сегодня. Свою жизнь, своё сердце и своё… тело. Впервые, щедро, открыто и искренне. Таких парней я не встречала и ещё никогда не была на седьмом небе от ощущений. Если не он, то кто? Сколько эмоций, радости, волнения. Я бурлящий вулкан, я хочу всё и сразу. А Дима, он – фейрверк, и когда я смотрю на него, задрав голову, хочется визжать и прыгать.

Моей маме это не понравится. Ведь я знакома с Димой всего несколько часов, но не могу объяснить, просто знаю, что не смогу ему отказать, остановиться, уйти и разочаровать. Это моя жизнь, и я хочу прожить её, как решу сама. Я уже ждала одного парня, и вот что из этого вышло. Да и не могу сейчас сделать и шагу, когда запах Диминого парфюма окутывает меня, лаская. Он прижимается широкой, мощной твердой грудью к моей спине, кладет руки на живот, гладит. Он такой невероятный и сильный. Он настоящий мужчина, он моя ожившая фантазия.

Он откидывает мои волосы и целует шею. Нужно ли говорить, что никакого Кирилла больше не существует? Он не давал мне и половины того, что я сейчас ощущаю. Придумала себе историю любви, и сама же в неё поверила. Кирилл обыкновенный, среднестатистический парень. Как хорошо, что я не поддалась его уговорам и сохранила себя для этой неповторимой, яркой, особенной минуты.

Даже объятия мажора похожи на сказку. Сердце ускоряется, я дрожу от предвкушения. В этом мужчине так много загадочного. Язык не поворачивается назвать его парнем. Он станет моим первым мужчиной, потому что я так решила, потому что лучше я никогда не найду.

— Ты просто богиня, лапочка. — Ласково касается меня Дима. — Нежная, вкусная, сладкая.

Я всё ещё стою к нему спиной, лишь поворачиваю голову, запрокидывая, и мы целуемся.

Хотя нет, просто поцелуй — это другое, Дима впивается в мои губы. Это ни с чем не сравнимый кайф.

Спиной чувствую твердость мощной мужской груди. Когда он успел снять рубашку?

Его загорелые мускулистые руки сводят меня с ума, я трогаю его бицепсы. Он рассказывал, что много занимается спортом, сейчас я вижу это. Выглядит просто обалденно. Моё платье открыто со спины, и, прижимаясь друг к другу, мы ощущаем прикосновения кожа к коже. Непривычно, но тягуче приятно и сладко.

Чувствуется, что он опытный, пальцы длинные, сильные и уверенные. Дима такой страстный, ему мало.

Столько эмоций, запретных желаний. Нет, я не передумаю, я не дам заднюю. Его запах, его сила, его огонь — другого я не хочу.

А я испытываю восторг оттого, что мы заходим так далеко, оттого, что его руки делают со мной невиданное ранее. От его похвалы. Этот риск заводит меня. Ведь это впервые. Всё только с ним. С Кириллом у нас никогда ничего толком не было, кроме поцелуев, сейчас я понимаю, что не хотела его. Вообще никого не хотела, потому что с Димой я просто ничего уже не соображаю.

И пока я отвлекаюсь на поцелуй, всё ещё прижимает мою спину к своей груди и развязывает лямки на платье.

Оно падает вниз, к моим ногам.

Я ничего не вижу, в глазах мутно из-за желания. Дима как будто заколдовал меня, и я делаю всё, как он хочет. Он идет дальше…

— Ай, стой!

— Ты ещё никогда, верно?

Мажор останавливается.

— Хочешь, чтобы я прекратил? — звучит отчаянно и глухо.

— Нет, — неуверенно, но жадно и смело, — хочу, чтобы продолжал.

— Ты такая обалденная, я сейчас взорвусь. Иванка, меня так сто лет не штормило.

Всё происходит так быстро. Он стягивает с меня нижнее белье, а с себя брюки и снова кидается ко мне.

— Сюда идём. — Подталкивает к кровати, целует в губы.

Между нами разгорается пламя. Уверена, мы созданы друг для друга. Вся жизнь сейчас играет музыку нашего влечения. Всё идеально.

Боюсь, переживаю. Хочу и не хочу одновременно.

— Расслабься, у всех бывает первый раз.

Дима роется в карманах брюк, валяющихся на полу. Я ценю, что он использует защиту.

Глава 4

Дима просто закрыл дверь, и всё.

А у меня от звука хлопка сердце почти остановилось. До сих пор бьётся странно, как будто с неохотой, чересчур медленно. Я ведь взрослый человек, несмотря на то, что живу с родителями, мне не стоило слушать их, не стоило думать о том, как это выглядит со стороны. Как для Димы, привыкшего к свободе и весёлой жизни, наверное, дико и нелепо видеть подобный тоталитарный контроль.

Не нужно было стыдиться их, не нужно было уводить прочь, пусть бы орали, его семья тоже неидеальна. Просто остаться с ним и поговорить. Но я слишком слабохарактерный человек, чтобы справиться с такой ситуацией. И сбежать от этого всего показалось мне лучшим выходом.

Хорошо было бы встретиться с Машкой и Катькой, поговорить: они-то точно знают, что мне теперь делать.

Наверное, на месте Димы, я бы тоже хлопнула дверью, вернувшись в номер, если бы ненормальные, старомодные мужик с бабой орали на меня, обзывая насильником. Хотела бы только одного: чтобы они замолчали.

Он звал меня. Но я не смогла. С одной стороны, привыкла слушаться родителей, с другой — хотела скорее увести их от номера подальше. Потому что то, как они контролируют всю мою жизнь, вплоть до половых отношений — это позор. Я ведь уже не ребенок.

Все мои знакомые девочки занимаются этим! Все! Плачу, не в силах сдержать слёз. В этом нет ничего сверхъестественного. Это нормальная потребность организма в двадцать лет. И выходят они потом замуж, и никто не кричит, что они «порченые», и всё у них отлично.

Но мои родители… Они даже не дали мне шанса что-то объяснить, просто стали истошно орать.

Не хочу больше жить.

Дима не виноват, это всё мои больные на голову родители. Как можно было устроить всё то, что они устроили? Они ведь даже не звонили, неотвеченных нет, сразу же начали облаву, будто я какая-то третьесортная гулящая девка.

Представляю, что Дима подумал обо мне. Не ожидал, наверное, что ему достанется такая. Он в Лондоне жил, ему любая с радостью улыбнётся, а мне теперь родители жизни не дадут.

Захлопнув дверь нашего землистого «Опель-Зафира» двухтысячного года выпуска, я устраиваюсь на заднем сиденье и продолжаю плакать. Он не захочет связываться с такой. Зачем ему эти проблемы, когда у него полно нормальных девочек, покрасивее и побогаче? Ну и на кой ему моя невинность, к нему очередь таких стоит. А я забыть его не смогу, никогда, я ведь себя знаю.

— Я с ней даже разговаривать не хочу, — бурчит мать с переднего, дëргая ремень безопасности.

— Успокойся, Мила. Это наша дочь. Она такая! — комментирует отец, будто я последняя потаскуха.

— Моя дочь не могла оказаться гулящей курвой, — дрожащим голосом, — я не могла такую воспитать.

Теперь и мама начинает рыдать. И мне становится её жалко. Ведь несмотря на все эти старомодные загоны, она моя родная мать, и я её очень люблю.

— Я её ведь не этому учила! — кричит, оборачиваясь, взывая к моей совести. — Кто её теперь замуж возьмёт? Кто? Дядя Федор с третьего подъезда, который пять лет как в разводе с третьей женой? — стонет, качая головой. — Хорошему, умному целеустремленному парню, мечтающему иметь семью, вот это не нужно! Он на неё не позарится, — тянет, хлюпая носом. — Я её от этой грязи оберегала. По выставкам водила. Книжки приучала читать. Кирилла того на пушечный выстрел не подпускала. И вот как так? Говорила же: «Не ходи на эту чёртову свадьбу!» Когда она успела только?

— Это всё интернет! — перебивает отец. — Я сколько раз говорил тебе, Мила, надо строже контролировать, что и где она там посещает!

— Ну, Игорь, ну нельзя же всё запретить!? Мне казалось, мы с ней нашли общий язык, что мы с ней понимаем друг друга.

В этот момент на мой мобильный приходит сообщение. И мой телефон пиликает. Родители раздражаются ещё сильнее.

— И телефоны все эти надо повыбрасывать! — Тянется мой крупный отец через кресло, вырывая у меня аппарат из рук, и, вернувшись к вождению, выколупывает сим-карту и выкидывает в окно.

— Отец! — пытаюсь спорить, от ужаса происходящего за голову хватаюсь, сегодня они просто превзошли сами себя.

— Номер тебе новый заведëм, чтобы этот никогда не смог дозвониться.

— Отец! — кричу, тянусь, забирая сотовый.

Не хочу даже думать о том, что на самом деле Дима и так не знает моего номера и никогда его не знал.

— Что-то, мне кажется, не то мы, Игорь, делаем, — резко вытирает мать слёзы, трëт щёки кулаком.

— Это ещё почему?

— Кобель гостиничный теперь должен жениться на нашей девочке, раз испортил. Надо к родителям его идти.

Оборачивается ко мне.

— Этот, — мама делает паузу, — мальчик с вами учится?

— Мила, блин, — разразившись громким злым смехом, — приди в себя! Не женится он ни на ней, ни на любой другой девочке, которую испортил. Ты видела, как он перед нами выперся в чём мать родила? Он даже срам свой не прикрыл. А номера в этой гостинице — вся моя месячная зарплата на заводе! Это чей-то богатенький сынок, он удовольствие получил и забыл, как её звали!

— И что теперь делать?! — заходится в новой истерике мать.

Отца я таким ещё не видела никогда. Он зол настолько, что едва сдерживается. Мне кажется, если бы он не вёл машину, то сейчас с размаху врезал бы мне по лицу. Его глаза налились кровью, а дыхание похоже на выход пара проходящего мимо паровоза.

— Что-что?! Смириться, что дочь твою тупорылую мажор какой-то ради своего развлечения использовал. А раз она такая ограниченная, что сама с ним пошла, то и переживать нечего! — орёт отец, не в силах принять произошедшее. — Дома её запрем, в университет как маленькую водить будем, раз взрослая выросла и не знает, что хорошо, а что плохо. Научим её дисциплине и, самое главное, думать, прежде чем делать. Пусть ей будет стыдно, что батя встречает с пар и провожает на пары!

Дальше я уже не слышу, зажимаю уши, свернувшись в комочек и сотрясаясь от рыданий.

Глава 5

Я не нахожу Диму в социальных сетях. Пересмотрела всех Марининых друзей и никого даже близко напоминающего моего мажора среди них не оказалось. Наверное, он там есть, но под каким-нибудь странным ником и непонятной картинкой. Ещё и сны эти про нас двоих, которые каждый день гложут душу и как будто сушат грудь. Он ведь сын богатых родителей, привыкший играть и глазами своими, и ласковыми поцелуями, я должна его всем сердцем презирать, а я как будто бы люблю, волнуясь и сильно тоскуя.

Стараюсь отвлечься. Начала читать список литературы, заданный нам на лето, подробно изучила его, составила планы и таблицы. И всё, о чём я пытаюсь думать — это летняя практика.

— А папа твой где? — усмехается Машка, встречая нас с Катей на крыльце универа — старинного здания, памятника архитектуры, если я не ошибаюсь.

Мне неловко, знаю, что она не со зла, но всё равно неприятна подобная подколка.

— Вызвали на завод вместо кого-то, сегодня впахивает за двоих, не до меня.

— Вот и правильно, — закатывает глаза подруга, — ему надо чем-то заняться.

— Я его уже как предмет интерьера воспринимаю. Вот кресло, вот стол, а вот Иванкин батя с биноклем, — вторит ей Маша.

— Всё равно это ненормально, — вздыхает Катя. — Хотя, вот моему папане вообще по фиг, что и как я делаю.

— Может, у нас в общаге поживешь? — предлагает Вальцева.

— Здравствуйте, ей не положено, она, во-первых, местная, во-вторых, квартира четырёхкомнатная у них на троих. Кто ей даст общагу при таком раскладе?

Вздохнув, сжимаю ремешки рюкзачка на плечах, пытаясь встать ровнее и не думать о том, что после универа снова надо идти домой и видеть родительские физиономии. Ребята шумят, обсуждая будущую практику. Летом студенты факультета иностранных языков, обучающиеся по профилю «Перевод и переводоведение», проходят практику в международных компаниях, бюро переводов, издательствах и других организациях, ведущих международную деятельность. С рядом предприятий заключены договоры о последующем трудоустройстве студентов нашего факультета. Сегодня как раз проходит распределение.

На крыльцо поднимается наш куратор, начиная перечислять, кто и куда сегодня направится.

— Девочки, — добавляю шепотом, — я не спорю, просто моим отцу с матерью никак не удаëтся смириться с тем, что я уже не маленькая и могу сама решить идти мне в кафе или провести ночь с парнем.

— Им просто нужны грядки и помидоры.

— И кабачки, — добавляет Катя, строя глазки нашему новенькому.

Она молодец. Всегда весёлая, жизнерадостная и шутливая, живёт с парнем, а флиртует с другими, свободная и независимая от родителей. В ней нет тех загонов, что прививались мне с детства.  Вот я, например, поддалась порыву и страсти, пошла против родителей и в глубине души чувствую, что грязная, хотя на самом деле ничего ужасного не совершила. Уж слишком долго они мне это втирали. Боже упаси меня заикнуться о гражданском браке с каким-нибудь парнем, да моя мать во сне отрежет мне волосы за такое.

Поэтому мне так нравятся мои девчонки. Машка, как и Катька, довольно свободная в своих желаниях. В общаге у них даже конкурс был, кто больше перецелует парней на вечеринке по случаю открытия новых душевых. Я бы так не смогла. А Машка танцевала на столе, размахивая лифчиком и ловко лавируя между стаканами с напитками. Она смешная, иногда как отмочит анекдот, у меня даже уши краснеют. Я целовалась только с Кириллом и вот ещё с Димой… Какая ж я всё-таки глупая и наивная дурочка, он наверняка уже и имени моего не помнит.

Хмурюсь, возвращая всё внимание преподавателю, потому что куратор, перечисляя фамилии, направляет нас с Машей на практику не туда, куда планировалось изначально.

— Так Александрова и Вальцева поедут в международную компанию «Астрикс» вместо экстерном прошедших практику Марины и Кирилла Петровых, а в бюро переводов…

— Это как так?! — смеётся Машка, некультурно перебивая преподавателя.

Моя мама убила бы меня за такой хамский выпад.

— Я понятия не имею, — улыбается совсем ещё юная преподша. — В деканате мне сказали, что новоиспеченная семья Петровых практику уже прошла, сейчас им нужно лететь…

— На Мальдивы! — кричит Машка, вызывая общий смех одногруппников.

— Это мне неизвестно. — Начинает нервно перебирать документы кураторша.

Дальше нам называют адреса, раздают все необходимые бумажки и отправляют с миром, напоминая, что мы должны вести дневники практики, всё записывать, привлекая к этому руководителя. Мы расходимся в разные стороны.

— Я думала, уж сегодня-то не надо будет пахать по учёбе. — Чуть позже бьётся лбом о впередистоящее сиденье в троллейбусе Вальцева.

— Не думаю, что мы будем так уж пахать, Маш.

— Всё равно! Должен быть день для того, чтобы собраться с мыслями. Вот как первое сентября: пришёл нарядный, вручил цветы училкам, «Урок мира» и домой, то есть гулять на улице и пачкать белые гольфы. А тут сразу на работу.

— Во взрослой жизни на работу ходят каждый день.

— Да знаю, я знаю, Иванка. Кстати, наш Дима так и не объявился? — резко переводит она тему.

— Нет. — Тут же поворачиваюсь к окну, изучая пролетающий мимо универмаг.

Болючая тема, неприятная.

— Не буду тешить тебя напрасными надеждами, большинство парней не парятся насчет ночей со случайными девчонками на свадьбе, тем более после того концерта, что устроили твои родаки.

— Понимаю. — Опускаю взгляд на свои пальцы, начиная их выкручивать. — Сглупила я с Димой. У нас было хорошее общение, как будто близкое. С Кириллом у нас связи такой никогда не было. Он скрывал от меня свои эмоции и чувства, будто был не до конца откровенен. Немудрено, что в итоге он женился на другой.

Конечно, я не рассказала об отце Димы, не смогла. Я видела боль в его глазах. Даже если мы никогда больше не встретимся, я не могу предать его.

— Слушай, Иванка, мой тебе совет: забудь его. Найдём другого. Может, не такого богатого, но нормального парня. Ну было и было, с кем не бывает.

Глава 6

После сообщения, присланного Димой, я машинально перекладываю бумаги. Работа действует успокаивающе. Стопки вокруг меня растут, а Машка лентяйничает, смотрит на часы и снова рассказывает мне о том, как  в прошлом октябре в их общежитии случился пожар. Машка очень любит эту историю, потому что именно она в тот день позвонила в службу спасения.

К моменту прибытия спасателей к месту вызова из окна комнаты второго этажа вовсю валил дым. И если бы не Машкина сообразительность, то им бы не удалось спасти шестидесятилетнего вахтера. Его госпитализировали с термическим ожогом второй степени. После чего эвакуировали тридцать человек, а Машке выдали грамоту.

— Я чувствую свою значимость, Иванка, понимаешь? Я прям как Бэтмен или Супермен. Вот от меня реально зависели тридцать человек и Семён Палыч.

— Слава богу, что ты успела вовремя, — я говорю это на автомате и в тысячный раз, поддерживаю подругу, впрочем, не особо вникая в суть разговора.

Моё сердце не на месте. Аж гудит внутри. Блин, а если Диме не понравится, что я так долго обдумываю его предложение? Вдруг он решит, что я не заинтересована? А как я могу ответить, если я хочу пойти, но точно знаю, что отец с матерью не пустят меня? Папа соберётся со мной в коттедж. Я его знаю и даже представить боюсь величину позора — это безумие какое-то. Дима привык, что девочки сами плывут к нему в руки, а тут какая-то великовозрастная простушка с батей за спиной выкаблучивается. Ещё полчаса тишины, и он плюнет и забудет.

— Думаю, мне обязательно это зачтëтся, вот увидишь. — Машка поднимает палец к потолку, указывая вверх. — Там всё видят и записывают. Вот сделал ты хорошее дело, а тебе десять наград за это. Я поэтому всегда помогаю старушкам на переходе, отвожу свою старую одежду в детский дом. Так мне обязательно вернётся всё вдвойне.

Машка достает пилочку и начинает пилить ногти. Надеюсь, здесь нет камеры, а то вместо «вернётся вдвойне» будет ей незачëт по практике. Дело близится к обеду, а я никак не могу придумать, что мне ответить Диме. Если отказаться, он больше не попросит. Это не тот парень, которого можно мурыжить. Я видела, как на него смотрят другие девочки, а он выбрал меня.

Тело наполняется непонятным теплом, от волнения и страсти кожа покрывается мурашками. Не могу пропустить совместный вечер с ним, просто не могу и всё. Время летит и, перебрав приличную кучу бумаг, я смотрю на часы. Нам разрешили поставить перекусы в холодильник и, высунув голову в коридор, я нерешительно проверяю, есть ли кто снаружи.

— Ой, да ладно! — Толкает меня Машка, выпихивая из комнаты. — Мы же не в тюрьме, пойдём, у них там кофемашины есть и комната приема пищи. Сейчас пообедаем и назад в свою коробку поползём.

Взявшись за руки, мы на носочках пробираемся через коридор, минуя помещения, набитые офисным планктоном. Несмотря на то, что начался обед, большинство сидит и работает. Добравшись до холодильника, мы усаживаемся за стол.

— Сейчас кофейку намутим. Тебе капучино или латте?

— А может, нам этим пользоваться нельзя?

— Вот в этом твоя проблема, Иванка. Ты всегда думаешь, прежде чем делать. И потом половину веселья пропускаешь.

— Да уж. Точно, я так и делаю, особенно в последнее время, постоянно думаю головой, поэтому теперь столько проблем. — Опускаю голову, пробираясь за обеденный стол.

— Ой, да какие у тя проблемы, Вань? Ну родаки лютуют, так перебесятся. Смотри, там печеньки есть, может, по штучке, а?

— Не вздумай! — Бью подругу по рукам. — Мы и так чужой кофе хлещем, люди, может, на него скидывались, и на молоко тоже.

— Это тебе не «Облстройгражданпроект», чтобы на каждую писюльку скидываться, тут наверняка бизнес-ланч из ресторана за счёт фирмы. Иначе бы новоиспеченная семья Петровых, — кривляется Машка, — не пошла сюда на практику с заделом на будущее трудоустройство. Зачем Кирюхе вообще работать?

— Тише ты. — Дëргаю подругу, и мы сдвигаемся в самый уголок, под пальму.

Так нас меньше видно. В комнату заходит наш руководитель практики и ещё две женщины, все они одеты строго, в чёрно-белое, согласно дресс-коду. Кажется, даже ногти у них сделаны у одного и того же мастера, настолько они идеально и одинаково выглядят. Но девушка помоложе со светлыми волосами и бледной кожей отчего-то плачет.

— Тише, Вика, успокойся. — Наливает ей воды наш руководитель практики.

— Он меня убьёт.

— Красинский не убивает, а просто лишает средств к существованию.

— Сколько осталось до внеплановой конференции?

— Полчаса.

— Ну вот, у нас полчаса, чтобы что-то придумать.

Наша руководительница присаживается на стол и хмурится, а мы с Машкой одновременно пригибаемся, вдавливая головы в плечи.

— Ты всем позвонила?

— Да.

— Почему нет своего переводчика?

— У неё инфаркт.

— Да ну? — округляет глаза.

— Полчаса назад случился. Красинский приказал Голиковой переводить, потому что американцы уже в здании и сейчас будут в конференц-зале.

— Хорошо. Голикова, так Голикова. Она неопытная, но…

Девушка плачет громче.

— Так Голикову по скорой забрали.

— Почему? — Брови нашей руководительницы взлетают вверх.

— У неё по-женски что-то, и она сознание потеряла. Я вообще в шоке. Никогда не видела такого: давление упало и боли, укол сделали — не помогло, короче: капельница и в больницу.

— А лет ей сколько, что ей хреново так?

— Да молодая совсем.

— Понятно. Хорошо, а где эта с тринадцатого этажа — Лика Викторовна — ну, рыжая такая, с опытом?

— На пенсию проводили, — завывает та, которую назвали Викой, — я поднимала трубку, я ответила на его звонок, меня он и расчленит.

— Так зовите наёмного! Из соседнего здания, из подвала, с крыши! Здесь столько этажей, найдите хоть кого-нибудь! Красинский нас на фиг всех поувольняет! — резко взрывается серьёзная тетка.

— В пробке! Там авария на улице, стоит весь проспект. Не успеем, американцы, блин, не застряли, проскочили, а три наших переводчика там!

Глава 7

Я прижимаюсь к Машке как маленький ребенок, потерявший маму в супермаркете.

— Нормуль, Вань, — шепчет подруга, поддерживая. Она, видно, решила, что я из-за перевода так разнервничалась. — Тётки, что там присутствовали, говорят — ты отлично справилась. А эти слёзы, они от перенапряжения. Всё уже позади. Сейчас до двух досидим и пойдём домой, а завтра... — Вытирает она мои щёки, поправляет волосы. — Завтра вернутся их инфарктно-застрявшие в пробках переводчики, и мы засядем в свою коробку с документами. Ну их в трынду с этими деловыми офисными буднями. Я так за тебя переживала, что аж нажралась чужого печенья.

Смеюсь. Вот за это я и люблю свою Машку, она всегда умеет правильно подбирать слова и поддерживать в трудную минуту. Я улыбаюсь сквозь слёзы и киваю, быстро соглашаясь.

— Отличная нынче подготовка у студентов третьего курса, — слышится за нашими спинами.

Мы оборачиваемся, отдельными громкими хлопками мне аплодирует руководитель нашей практики. Надо хоть имя её узнать, а то неудобно как-то. Она улыбается, чего за время нашего с ней короткого знакомства я ещё не замечала.

— Не нужно плакать, ты была очень хороша, несмотря на некоторые моменты. И вообще смотрелась неплохо, по крайней мере, генеральный не вызвал нас, чтобы отругать, а это значит, что всё отлично.

— Можно мы домой пойдем? А то Иванка такой стресс получила.

— И я бы с удовольствием пошла домой, но дела сами себя не сделают.

Руководительница идёт к своему кабинету. А мы, застыв, так и стоим в коридоре в обнимку.

— Красинский желает видеть тебя на ланче. Чёрт, вечно этот замок заедает, — скривившись, дёргает она ручку.

— А разве ваш переводчик, застрявший в пробке, не приехал уже? — спрашивает за меня Маша.

— Приехал, да только генеральный хочет Иванку. Во! — Толкает она открывшуюся дверь. — Наконец-то. Спускайся вниз, девочка, нас ждут великие дела.

В ресторан я захожу с таким лицом, будто кто-то из моих близких знакомых вот прямо только что умер. Весёлый американец машет мне как старой знакомой, а генеральный директор вертепа, в котором я имею честь проходить практику, любезно и очень показательно отодвигает для меня свободный стульчик. Возле себя, естественно.

Я набираю в грудь побольше воздуха и просто абстрагируюсь от всего происходящего. Довольную физиономию Красинского-старшего при моём приближении можно хоть сейчас вешать на рекламный баннер. Ну вот что он ко мне прицепился? Димы, слава богу, за большим круглым столом нет. А то его мнение о том, что я «папина девочка» укрепилось бы ещё сильнее. Тоскливо и пусто на душе.

Официантка навязчиво пытается впарить мне суп и жаркое, а я хочу как можно скорее убраться отсюда. Я зла на Диму и его выводы, а ещё на саму себя — ведь несмотря на то, что он наговорил, я всё равно оглядываюсь и ищу его глазами. На душе неспокойно, он для меня какой-то особенный.

Переводить за столом в принципе нечего, думаю, «как это вкусно» и «можно ли мне воды» они сказали бы друг другу и без моего участия. Но Красинский-старший доволен как кот, нажравшийся сметаны. Часто смотрит на меня, придвигается ближе.

Но вдруг американцу приходит в голову рассказать анекдот, я его перевожу и, скорее ради любезности, чем от накатившей на меня радости, громко и раскатисто смеюсь.

Мой наигранный хохот разрывает тишину пустого вип-зала и, поддерживая мою весëлость, Красинский-старший тоже смеётся, затем кладёт руку на спинку моего стула и, наклонившись к уху, шепчет:

— Отлично, милая, просто чудесно.

Какая я ему милая?! Неужели он не чувствует мою отстраненность? Ведь он же богатый и успешный, должно же у него быть какое-то бизнес-чутьë? Или это потому, что Дима ему постоянно вставляет палки в колеса? И ему просто нравится злить сына?

От его комплимента мне становится дурно. Я устала и просто хочу домой. А ещё за спиной слышно, что Дима таки появился в ресторане. Ну почему он пришёл именно сейчас? Ну какого чёрта не явился чуть раньше, когда рука его бати ещё не лежала на спинке моего стула? Я выпрямляюсь, сажусь на самый край, дышу быстро и глубоко, всем видом показываю, что я не хотела этой близости с его отцом.

— Дмитрий! — машет руками американец, подзывая сына генерального на ломаном русском.

Я не в силах обернуться, будто меня облили клеем и оставили сидеть в таком положении. А его отец, заприметив сына и довольно ухмыльнувшись, раскладывает салфетку на столе, потом снова наклоняется ко мне.

— Налить тебе водички?

— Спасибо, но нет.

— Ну же, Иванка, не будь такой букой, и не стоит стесняться, у них тут вкусная — артезианская.

Я киваю, только чтобы он отстал, и верчу головой в поисках его сына. Последний быстро и решительно пересекает помещение ресторана, успевая поболтать со всем обсуживающим персоналом. Похоже, его здесь тоже любят. Красивый, молодой, богатый и не женатый — немудрено, что официантки буквально из кожи вон лезут, чтобы он остановился и поговорил с ними. Все верят в сказку про Золушку.

Очень сильно нервничаю, потому как прекрасно понимаю, что папаша и я, сидящая рядом с ним, ещё больше усугубляем ситуацию. Теперь у Димы сомнений не останется. Сдалось мне так сильно ржать над анекдотами американца?  Печаль.

Дмитрий к нам за стол идти не спешит, он застрял на полпути и теперь стоит прямо перед нами, через несколько столов, увлеченно беседуя с рыжей пышногрудой официанткой. По мне, так она страшная и вульгарная, хотя сейчас я понимаю: любая женщина возле него мне будет казаться некрасивой. Ну почему я такая упрямая? Надо было оправдываться, доказывать ему, что между мной и его отцом ничего нет. Может, тогда бы он поверил. Но нет, я оскорбилась и теперь пожинаю плоды своего выбора. Иногда Дима оборачивается и смотрит прямо на нас, затем снова смеётся, спрашивая что-то у рыжей. О чём можно так долго беседовать с официанткой? Назначать ей встречу? Спрашивать, понравилось ли ей в прошлый раз? Если я не уйду домой прямо сейчас, я просто сойду с ума от переизбытка чувств и эмоций.