Бес с тобой

Глава 1

Бес с тобой

ГЛАВА 1

Бес

— До меня постоянно доходят слухи, что Пастор сурово решает вопросы, — Всеволод Петрович Игужин неторопливо отрезает кусочек отбивной. Кладёт в рот и пристально глядит на меня.

— Слухами земля... – отзываюсь сухо, прокручивая по столу бокал с водой. Кушать не хочу. Компания не самая приятная, да и волнует причина нашей встречи. Было строго велено явиться, и добавлено «одному» в контексте «важную тему перетереть».

— В каждом слухе есть доля правды, — перефразирует известное выражение босс боссов, прожевав кусочек мяса и отрезая новый. По Всеволоду Петровичу не скажешь, что мужик держит в стальном кулаке несколько районов, каждым из которых заведует его ставленник. Мой непосредственный босс – как раз один из них. Пастор.

Игужин – семидесятилетний, невысокий, поджарый бизнесмен и политик. Давно в структурах власти и законодательства, к рукам прибрал многие сегменты управления, и естественно с его связями бояться чего-либо кроме скоропостижной смерти ему не стоит. Легко урегулирует щекотливые вопросы, заминает громкие, устраняет назойливые и опасные. Примерный семьянин: муж, отец, дед... Несколько постоянных любовниц, двое внебрачных отпрысков, о которых известно, счета в банках по всему миру, доли в сильнейших компаниях, корпорациях и неуёмное желание оставаться на плаву и при власти... жить вечно.

И он мне сейчас говорит о каких-то наговорах на моего босса?

Пастор, Набогий Нестор Львович, конечно, не святой, несмотря на благочестивое имя в бандитских кругах. Жесткий, беспринципный, сплотивший возле себя многочисленную группировку и держащий в страхе южный Район Новосибирска. Управляет, побуждает, обучает... устраняет.

Но он скорее умеет словом наставить на путь истинный и объединить народ, призывая к одному великому делу.

Так к нему и я попал.

По малолетке... Уже полгода с ребятами промышлял на улице. Грабили в основном. А что ещё беспризорникам делать? Как выживать?

Нас спасали не столько талант и ловкость, как везучесть и быстрота. Но рано или поздно и то и другое проходит. Вот тогда меня и подельников выловили, проучили по-мужски, а потом к Пастору притащили.

Он долго нас рассматривал, но обратился ко мне. Медленно, с расстановкой объяснил, что красть – нехорошо, это карается законом. Но есть у воров закон – красть у вора – позволительно и даже достойно уважения, только... смертельно опасно.

Оказывается, мы грабанули одного из его парней. Ночью... пьяный был, напали со спины, завалили, отпинали, наличку и ценное забрали. У него свёрток был. Нож, точнее кинжал. Я не разбирался в ценовой стоимости, но выглядело оружие внушительно и дорого. По-старинному, музейно. Потому я его припрятал в укромном месте.

Пастору было плевать, что его парня обчистили – сам виноват, он не имел права расслабляться, но клинок попросил вернуть. Настоятельно, при этом одному из наших сломали кисть – Набогий демонстрировал, что будет с каждым. Но он не зверь. Не убьёт – на улицу выкинет.

Тонкий изощрённый ум... Пастор хуже зверя, ведь нет для вора худшей участи, чем остаться без возможности себя прокормить.

Я бы мог заартачиться, мол, не было свёртка, но это были мои парни, я с ними многое прошёл и многое пережил, потому взял на себя ответственность. А потом вернул кинжал.

Не знаю, что во мне увидел Набогий, но предложил быть с ним. Кров, еда... Ремеслу обучит, да и ребятам будет, чем заняться – школа молодого бойца. Вот так мы с парнями и остались у него.

Не скажу, что легко было. В мире волков не признают слабых. Захочешь выжить – дерись, хочешь уважения – добивайся. Но школа, крыша над головой и люди, которые не пытаются строить из себя милых и очень за твою судьбу волнующихся. Они дают шанс, а воспользуешься им или нет – тут от тебя зависит.

И я воспользовался. Прижился. Они – семья, от которой знаю, что ожидать. Либо полягут рядом, прикрывая спину – если я с ними, либо без раздумий убьют – если предам.

— Завистники, враги, вы же знаете, — продолжаю безлико.

— Твоя преданность похвальна, но любой власти рано или поздно на смену приходит молодое поколение, — выжидательно смотрит, но я эмоции давно научился прятать и даже под острым взглядом не стушуюсь. Не идиот, мне известно, что Игужин спит и видит меня на месте моего босса. Не потому, что я глупее и ему удобнее мной управлять, а потому, что я хоть и считаюсь одним из самых способных парней Пастора, но в отличие от него пытаюсь решать дела более гладко и дипломатично. Жестокостью отличаюсь особой, но только в тех случаях, когда доводы и аргументы не приносят нужного результата, а оппонент не желает прислушаться к разумному и мягкому. Не думаю, что кровью заливать улицы – верный выход из проблем, но если шакалы понимают только такой язык – буду мочить и крушить.

Правда жизни – сила, брат... Вот в чём, сила.

Силу слушают, даже если не хочется. Силу принимают, даже если отрицают. И чем меньше в тебе слабости, тем ты сильнее. А её уважают...

— Пастору ещё есть, что сказать.

— Его слова перестают отличаться рассудительностью – они категоричны и однобоки, а в наше время необходимо перестраиваться и находить новые способы ведения дел.

Глава 2

ГЛАВА 2

Бес

Разными машинами едем к Пастору – отчёт – дело святое. Особенно такому человеку, как Нестору Львовичу. Пока еду, набираю Агапыча – он умеет в кратчайшие сроки справки навести на любую душу, когда-либо появляющуюся на свет божий, по крайне мере тех времён, которые интересуют меня.

— Коган Исмаил Иосифович, 78 лет. Ювелирная лавка на...

— Как обычно?

— Можно чуть глубже: Древо и т.д: когда родился, где жил, куда переезжал, где учился, на кого, дальнейшее образование, женитьба, дети, что да как.

— Как скоро?

— Вчера...

Вместо ответа звучат быстрее гудки.

Агапыч странный персонаж.

Для него нормально так закончить разговор. Узнал – астрал...

Я не из обидчивых. Сам с придурью, поэтому мы с ним быстро нашли общий язык, несмотря на то, что совершенно разные. И видение мира у нас под иными углами. И тем более, я никогда его в глаза-то не видел.

Меняя номера телефонов, не раз усмехался умению мужика мне дозвониться. Никогда не сообщая ников, паролей – получать нужные сведения по почте. Не озвучивая места своего проживания – находить запрашиваемое в конвертах.

Человек-призрак, но мать его – настолько «тень» я никогда не встречал.

И восхищает, и пугает.

***

— Почему восемь? – Парни уже донесли о моём самоуправстве Пастору. Нестор Львович не орёт, но колючий взгляд холодных глаз на морщинистом лице адресован мне. Босс недоволен, но доверяет и потому ждёт разумного ответа.

— Она ближе к рыночной, — сижу напротив Пастора. В его доме, в его рабочем кабинете. Мрачном, небольшом, с давящими стенами и громоздкими картинками, потолком с тяжёлой люстрой. Не спасает положения и единственное окно – оно всё время занавешено тёмными, плотными шторами. На полу вычурный ковёр, на который нельзя в обуви ступать, потому он ютится у порога.

Массивная мебель, высокие шкафы с книгами. Только сейчас понимаю, что его мебель и обстановку тоже можно назвать – антикварная. Да и если вспомнить о его любви ко всему древнему, сорение деньгами на аукционах...

При этом Пастор – редкий человек старой закалки, верящий в силу знаний и почитающий бумажные издания. Сотни томов, от научных трудов до обычных романов, поэм и сборников стихов призванных классиков жанра. Стол тоже порядком завален бумагами, папками и прочими канцелярскими вещицами.

Даже странно, что такой персонаж, как Нестор Львович не понимает мотивов Когана. Они примерно одной эпохи. Пережили многое. На ноги вставали сами. Да и увлечение у них схожее – коллекционирование древнего и редкого.

Хотя, возможно, из-за своей недалёкости я упускаю нечто важное.

— Коган – едва ли не последний из района, кто отстаивает своё право на участок. Там его жизнь... – не пресмыкаюсь, за что и заслужил уважение Пастора.

— Когда бы тебя это волновало? – босс откидывается на спинку кожаного высокого кресла. Локти на подлокотники, старческие ладони с длинными пальцами, на одном из которых массивный перстень, складывает домиком.

— Он не изменит своего решения, — решаюсь на признание.

— Тогда смысл было перебивать цену? – не даёт спуску Пастор.

— Притупить бдительность и дать время подумать... – вальяжно растекаюсь по стулу, ноги чуть шире вытянув по ковру.

— Но ты же сказал, что он не передумает, — напирает босс.

— Подумать мне... Порешить всегда успеем, а я бы хотел уладить вопрос полюбовно. Так что прошу дать мне время. Я придумаю, как его обработать.

— Не припомню за тобой такого рвения.

— Избавлять мир от пустоты и гнили – одно, а от подобных Когану – другое.

— Еврей, как еврей...

— Я не нацист, мне нет дела до его родовой принадлежности, я говорю про другое.

Пастор озадаченно прищуривается. Губы сильно поджимает и несколько минут просто молчим, изучая друг друга на расстоянии.

— Неделя, — озвучивает вердикт. Бурной радости не выдаю. Благодарно киваю:

— Постараюсь управиться, — поднимаюсь, но уже у дверей меня нагоняет:

— Не уладишь миром – устранишь!

— Не вопрос.

***

Не знаю почему, но еду не домой – обратно к лавке Когана. Торможу напротив и наблюдаю. Редкие посетители – добродушные и учтивые. Один – явно воришка, но только заглядывает, тотчас выходит, пряча голову под капюшон толстовки, руки в карманах грязных джинсов, потрёпанные кроссы. Видать, наркоман.

Исмаил Иосифович неторопливо перебирает товары, прохаживается по магазину, поправляет антикварную продукцию. Табличку «закрыто» устанавливает с пунктуальностью, которая добавляет плюса в моих глазах – скрупулёзность и педантичность – достойные качества для любого бизнесмена, да и просто воспитанного человека.

Глава 3

ГЛАВА 3

Бес

На третий день, подгадав уход Арины, наведываюсь в лавку.

Исмаил ничуть не удивлён моему приходу. Конечно, я ведь давал срок. Смотрит спокойно и ровно, ни жеста страха или волнения. Он принимает происходящее, как есть, и просто ждёт.

А я ищу первые слова, потому медленно иду между рядов стоек, мебельных композиций. Мажу глазами, цепляясь всё больше за разные детали, которых по невежеству не заметил в первый раз. Тонкая организация рабочего пространства, чёткие и вместе с тем продуманные сегменты товаров, цветовые семьи, орнаментические.

Торможу возле витрины с диковинными пепельницами, мундштуками и портсигарами. 

Беру один, под серебро, но это не оно. Рисунок тонкий и резной.

— Вам это не подходит.

— Почему?

— Он был сделан для человека, крайне редко прикладывающегося к сигарете. Молодого, утончённого, обедневшего аристократа. Для вас подойдёт другой, — Исмаил не выходит в зал, чуть склоняется за своей витриной, недолго копается и кладёт на стеклянную поверхность ещё один портсигар. И, судя по отделке – как раз серебро, и рисунок оттенён даже.

Беру. Он и правда в руку удобнее ложится, несмотря на металл, быстро набирает тепло. На крышке пламя... и две капли, чёрные гладкие камни, напоминающие глаза. Глаза в пламени... Ад? Бес?..

— Вы знаете, кто я? – пристальный взгляд на Исмаила.

— Вашу суть я понял ещё в прошлый раз.

— Сколько?

— У него нет цены.

— Но я хочу купить, — не понимаю, зачем цирк и зачем показывать то, что не продаётся.

— Она ваша по праву.

— Это лишнее. Так сколько?

Мужчина молчит, и у меня разыгрывается жуткое желание ему в морду вбить его высокомерие.

— У каждой вещи есть цена! – чеканю ровно. – Серебро, работа, — перечисляю, что вижу и как понимаю, — чеканка, камни, оригинальность. Штук десять? – навскидку.

Коган молчит. И его взгляд меня бесит ещё сильнее. Снисходительный, даже насмешливый. Ему везёт, что губы не улыбаются, а так бы я сорвался.

И тут озаряет – я портсигар уже себе присвоил! Меня не волнует остальное. Он мой, потому что органично вписывается в моё понимание «годится», «удобно», «глаз не раздражает». Портсигар словно был создан под меня.

Право!

— Бес для Беса... — пальцами оглаживаю глаза-камушки, скольжу по языкам племени.

— Серебро – магический металл. Как и гематит – непростой камень. Неброские, но защитные. Очищающие, вбирающие... Они как фильтр. Будут вбирать плохую энергию.

— Хотите сказать, он волшебный?

— Не совсем, но силу имеет. Он вам подскажет зло, болезнь, плохая аура.

— Светиться будет? – сарказм.

— Цвет. Серебро потемнеет... – не ведётся на яд.

— Я хотел бы услышать положительный ответ, но думаю, он остаётся тем же, — задумчиво кручу портсигар, все же переходя к важному.

— Ваше предложение было щедрым. Даже более, чем, если учесть те копейки, за которые другим приходилось продавать свои участки, но...

— Но вам придётся съехать.

Мужчина становится мрачнее, брови чуть вздрагивают, губы поджимаются в узкую полосу.

— От себя добавлю полтора, но съехать нужно в течение недели.

— Я не сог...

— Иначе я не буду Бесом в огне. Я выйду из него, — кладу портсигар на стеклянную поверхность, чуть порывистей, и мерзкий скрип наполняет лавку. – Вы не в том положении, чтобы воевать. У вас есть, что терять, Исмаил Иосифович. И я сейчас не об этом, — обвожу глазами магазин с антиквариатом. — Внучка у вас ангел. Уже почти школу окончила. Вот-вот новая жизнь начнётся. Подумайте, какой участи вы ей желаете?

Впервые вижу мелькнувший страх на лице Когана. Стальной нерв, и тот дрогнул. Это хорошо, значит я не ошибся.

— Вам ли не знать, как Бесы падки на всё ангельское, — вероятно зря добавляю, но Внучка для него всё. А то, с какой нежностью и любовью они общаются, меня навело на прозрачную мысль – дед поартачится, но рискни я на более наглый шаг – отпишет всё и за так.

— Вы не посмеет... – роняет Коган, но в его взгляде уже зародилось опасение.

— Исмаил Иосифович, неужели вы думали, что мы настолько порядочны, чтобы не воспользоваться столь очевидным козырем? – ровно и по делу. Старик должен уяснить, я не шучу. Не играю и не пытаюсь вывести на глупые эмоции. Я БЕС, и если говорю – меня стоит бояться – лучше прислушаться. Я не кидаюсь пустыми угрозами, для этого слишком ценю своё и чужое время. И тем более – верю в силу и важность каждого произнесённого звука. Я много творил в жизни, и прерывал чужие на раз. Но сейчас тормозит от быстрого решения проблемы то, что в мире есть более достойные смерти люди. Я не соврал Пастору. Мне понравился Исмаил, и я бы не хотел бестолково лишить его возможности и дальше растить внучку.

Глава 4

ГЛАВА 4

Бес

Веду Арю с больницы, поэтому точно знаю, когда выйдет, единственное, разделяю парней на две группы. Одни стоят на главной дороге, но в первом проулке, а другим велю её ждать между домов – если надумает идти сокращённым путём.

Вот же дура маленькая! Совсем нет страха. Прёт именно в темноту. Непуганая лань, что б её!!!

Была бы моей – выпорол. А потом ещё раз. Чтобы сидеть не смогла и запомнила раз и навсегда – НЕЛЬЗЯ одной ходить такими дорогами!!!

От злости аж руки чешутся, да в ногах огонь. Пойти и самому проучить девчонку. Дед всеми силами её пытается уберечь от грязи, а она...

Дождь неприятно косо моросит. Хре*во! Придётся помокнуть!

Выкидываю окурок в открытое окно и покидаю машину, аккурат с девичьим истошным визгом.

Игра началась! Только крик неприятно душу шкрябает. Размашисто шагаю в проулок, где слышатся мужские смешки, девичий плач, сдавленные, хриплые повизгивания.

— Помогите! — обречённым шипением.

Бл?!. Что муд* делают?

Злость застилает взор, бешенство затапливает рассудок. Даже плевать на сырость – плохо соображаю, как оказываюсь в темноте проулка, где мелькают силуэты.

— Маленькая, да ты не бойся, мы быстро, — глумливо ржёт кто-то.

— Э-э-э, — окрикиваю парней, привлекая внимание, а сам прищуриваюсь, пытаясь сообразить, мои ребята или нет. Когда вижу – свои – меня обуревает слепая ярость.

Были даны строгие указания, что можно, а чего нельзя, а парни решили проявить инициативу!

Что ж!

— Вали отсюда!!! — хмельной голос одного из... но эффекта не производит. Дождь лупит по лицу, а я целенаправленно иду в толпу. Она сгущается – парни на меня реагируют, но по звукам, у стены копошится ещё кто-то, а девчонка, давясь слезами, отбивается.

Треск ткани, панический визг, шлепки, рычание, гогот.

И Бес вырывается.

Лишь лава вместо крови, безумство в глазах и радость в теле от того, что позволяю расслабиться. Хруст ломаемых костей, вой падающих, негодование остальных, оскаленные морды незнакомых, но которых Костыль притащил. И сам Костыль... он знает, что парни маху дали, потому не защищает, но и свою роль обязан отстоять. То, что он заплатит позже – уже догадывается, на морде его читаю вину и обречённость. Но как истинный воин – готов принять, а сейчас... позволяю перу скользнуть по боку. Только в последний миг осознав, что если бы я не был более ловким – у меня было бы куда опаснее ранение. То ли Костыль так в меня верит, то ли...

Об этом сейчас лучше не думать.

Боль обжигает тело, но мне всё равно – пропускаю Костыля мимо, и с разворота бью локтем в затылок. Знакомый глухо врезается в стену. Разворачивается, прокручивая нож. Метает испуганные взгляды то на меня, то на парней и благоразумно даёт команду:

— Быстро, валим!!! – припускает так, что из-под подошв шлепками разлетаются брызги.

— Нах* отсюда, — харкая кровью, стенает тощий, едва на ноги поднимаясь чуть в стороне. Ему помогает крупный.

Ещё слышны голоса и топот удирающих, а я уже к Арине спешу.

— Ты как? – склоняюсь над девчонкой. В скудном свете она кажется смертельно напуганной. Мокрые, слипшиеся волосы. Огромные глаза, подрагивающий рот, даже зубами от страха клацает. Бледность, дрожь тела. Её лихорадит.

И от страха накатывает ступор.

Бл*, этого не ожидал.

В душе злоба опять прокатывает, и уже красочно вижу, как расправлюсь с убл*. И Костыль ответит!

Неописуемо страшно убедиться в допущенном мною промахе, но глазами по телу девчонки прогуливаюсь, выискивая хоть намёк, что изнасилование было. Пальто нараспашку. Мокрое платье разорвано, видны царапины, но... трусики на месте, крови лишней нет.

Значит, попугали. Чуть переборщили, но попугали. Ничего, Аря запомнит урок на будущее. Переживёт. Ей ещё жить и жить!

Снимаю с себя куртку и накидываю на девчонку.

Она вздрагивает, словно током её шарахает.

— Всё уже, — злюсь непонятной реакции. Тянусь к мелкой, она начинает взбрыкивать. — Тихо ты! – глухо рычу, рывком на руки поднимая. Надоело изображать героя. Да и девчонка до сих пор невменяемая. А она рьяно извивается, царапается, кусается и вместо истошного крика «Пустите!!!» – как змея шипит.

Твою мать! Она голос сорвала. Потому и не голосит.

Крепко к груди прижимаю, пока она не перестаёт дико биться в моих тисках. И только успокаивается, покачиваю, как ребёнка, удушливо осознавая, что боль топит и моё сердце. Сентиментальность мне чужда, но боль мелкой и её ужас, словно яд, передаётся мне. Травит, травит, травит...

А если учесть, кто виновник... Так я медленно, но верно, дохну.

А я не привык дохнуть по пустякам. А это пустяк. По-любому пустяк!

Глава 5

ГЛАВА 5

Бес

— Боже мой! Ошарашенно охает, когда кое-как стягиваю с себя футболку. Если бы Арина могла заголосить, это был бы точно визг! Самый натуральный, девичий визг!

Даже морщусь. Странно как-то. Впервые возглас – это шипение. Не восторженный или удивлённый, а испуганный. Да и приурочен отнюдь не множественным татуировкам на моём теле, а кровоточащей ране!

– Это не царапина!!! — вскидывает на меня полные ужаса глаза. Подпираю задом стол, чтобы позорно не завалиться на пол перед девушкой. Думаю, это бы произвело ещё большее впечатление. И не в сторону счастья.

— И что? – прижимаю смятую футболку к порезу, а свободной рукой вцепляюсь в стол – так вернее и надежней, а то ноги вот-вот подогнутся.

— Вам в больницу нужно! – категорично и с подступающей истерикой.

— Нет! – сглатываю пересохшим горлом.

— Срочно!!! – настаивает девушка, будто не она, а я моложе и глупее.

— Нет, — упрямо мотаю головой, как выходит, и тут меня ведёт сильнее.

— Нет-нет-нет, — в панике мечется ко мне Аря и подставляет плечо, хотя выглядит нелепо. Миниатюрная, жалкая, напуганная девушка, поддерживающая взрослого не худенького мужика, едва стоящего на ногах. Скорее я её завалю, чем она меня удержит, но пусть потешит себя очаровательной надеждой в благом порыве.

— Я не медик! – шипит змеёй Арина. – Ваша рана – не шутка! А я вообще не умею оказывать помощь! – огромные глаза наполняются слезами.

— Никогда не поздно! – отрезаю ровно. – Вода, полотенца или тряпки чистые, нитка, иголка...

— Нет, нет, нет, — шуршит с нарастающим ужасом Аря, мотая безотчётно головой.

— Спирт или другой алкоголь, которым можно рану обеззаразить и боль слегка притупить, — игнорю её панику и настаиваю холодно.

Девушка всхлипывает ещё раз, а потом обречённо кивает.

— Поклянитесь, что не умрёте, пока я буду... – поджимает упрямо губы.

— Не дождёшься, мелкая, — выдавливаю хмык. – Ты мне ещё свидание должна...

Страх на бледном лице сменяется недоумением, потом черты смягчаются, и даже улыбка проскальзывает.

— Договорились, — а вот теперь и румянец на щеках алеет.

Конечно, пошутил! Какое свидание с жертвой? Но это ведь сработало! Девушка перестала биться в истерике. Успокоилась и занялась делом!

— И ручку с клочком бумаги! – это уже в спину Арины, собирающейся покинуть кухню.

Пока бегает по дому, кое-как чиркаю на листке, который принесла Арина, номер телефона моей любовницы. Юльки.

Нет желания их знакомить, но на тот случай, если... Пожарный в общем. Чтобы девчонка знала, к кому может обратиться. Кому сообщить. Лист откладываю на разделочный столик, а сам забираюсь на обеденный, посреди кухни.

Закрываю глаза, прислушиваясь к звукам: топоту, причитаниям, грохоту, шуршанию, звону... и меня медленно утягивает в сон.

Выныриваю резко, но нехотя:

— Э-э-э, — настойчиво трясут, — не смейте меня пугать! – рядом ощущаю жар. – Вы же спите? – с новой истерикой. – А разве можно спать? – теперь с буйством меня тормошит Аря, уже захлёбываясь слезами.

— Т-ш-ш, — через силу открываю глаза. Лишние звуки, а причитания девчонки точно лишние, неприятно режут по ушам. Мне и без того тошно. – Чуть вздремнул. Не реви!

— Скорую нужно! – отдаётся во власть паники Арина. Опять испуг. Опять глазищи лезут из орбит, губы дрожат. — В больницу...

Бл*, она слабее, чем думал!

Хватаю за руку и к себе дёргаю, как получается:

— Тебе очень хочется, чтобы тут менты и медики бегали? – зло цежу сквозь зубы.

— Нет! – вздрагивает Арина, но в вытаращенных глазах испуг усиливается.

— Вот и мне! А теперь, мелкая, — чуть встряхиваю. Не сильно – а чтобы мозги на место встали, — ты меня заштопаешь! – не спрашиваю, утверждаю.

— Не умею...

— Это несложно!  — успокаиваю, а у самого перед взором мухи чёрные назойливо летают. – Иголку и нитку в руках держала, — ничуть не сомневаюсь в умениях Арины, ну или по крайне мере надеюсь на школьный предмет домоводство или труд, где девочек учат всякой херне, но девичьей херне.

По вытаращенным глазищам, в которых испуг сменяется смущением и виной, догоняю, что она ни хрена не швея и даже не подмастерье.

Теперь на меня стопор нападает.

— Держать держала, — всхлипывает Аря, решая озвучить то, что и без того немой сценой меня оглушило, — но шитье не моё. – Заминка. – Совсем не моё! – категорично головой «неа».

— Так мне и не нужно крестиком или узором, — объясняю примитивность необходимого, — несколько стежков. Кривых, косых... Плевать, главное рану открытой не оставить!