Она сидит на третьем ряду прямо возле окна. Его личный кошмар. И когда он успел выжить из ума?
«Очнись, мужик, ей только исполнилось восемнадцать! Она на десять лет тебя младше! Вы не можете быть вместе! Она твоя ученица!» Но эти мысли не отрезвляли, а заставляли его еще больше желать её. Запретный плод.
«Помоги мне, Господи, пережить этот учебный год!» — мысленно взмолился Дейв, продолжая объяснять тему урока.
Она неотрывно смотрит на него, даже не делая записи в этой своей фиолетовой тетрадке со стразами. Маленькая негодница, специально ждет, чтобы он сделал ей замечание, это как всегда выльется в словесную перепалку, и ему придется оставить её после уроков. Опять. Проводить с ней несколько часов наедине в пустом классе, зная, что в школе почти никого не осталось, и он может делать с ней все что захочет, было настоящим испытанием. И каждый раз он выдерживал его, как настоящий мужик. Или как настоящий придурок. Потому что буквально, как только она выходила из класса, посылая ему многозначительный взгляд, говорящий: «Чувак, ты сам не знаешь, от чего отказываешься», он пулей летел в мужской туалет и дрочил, вспоминая её приоткрытые губки и дерзкий язычок, посасывающий ручку, и очертания неприлично цветного лифчика, что проступал через белую блузку, расстегнутую на две пуговицы глубже дозволенного. Их взгляды встречаются, и она слегка приподнимает бровь, как бы говоря: «Прошло двадцать минут урока, а ты мне до сих пор не сделал замечание, что я не записываю?» Но он отводит взгляд, продолжая как ни в чем не бывало вести урок. Не сегодня, юная леди.
Как только он поворачивается к доске, чтобы начать решать пример, Кира украдкой смотрит на часы. Прошло больше половины урока, а он ей до сих пор ничего не сказал. Девушка переводит взгляд обратно на мужчину, поедая глазами его широкую спину. И эти руки. Белые и рельефные, с длинными пальцами. Кира закусила губу, представляя его аристократические пальцы внутри себя, чувствуя, как внизу живота знакомо потянуло. Прошло два с половиной месяца, с тех пор как она впервые увидела его. Дэвид Коулман был их новым преподавателем математического анализа, заменяющим вышедшую в декрет миссис Гудман. Высокий — шесть футов и два с половиной дюйма, стройный, черноволосый красавец. С тех пор ей не было покоя.
Конечно же, она была далеко не последняя, кто положил на него глаз. Это было какое-то сексуальное помешательство, буквально все её одноклассницы поставили себе цель соблазнить молодого преподавателя. А он был молод, всего на десять лет старше их всех. Первые пару недель, она слышала буквально от каждой, что та уже переспала с ним. Но какими бы они не были настойчивыми, Коулман оставался неприступен, как скала. Стали ходить слухи, будто он гей. Это сдуло примерно половину претенденток на его член. Кира же делала вид, что учитель её совсем не интересует, и, как только речь заходила о нём, а это было всегда, как только они собиралась с подружками после уроков, она демонстративно морщилась и издавала неприличные звуки, адресованные той, которая с энтузиазмом говорила о нём или его теле. Оставаясь же наедине с собой, Кира прокручивала в голове моменты предыдущего дня и всевозможные жизненные сценарии с интересным для нее сюжетом, который всегда кончался бурным сексом в разных местах.
Она была не дура и понимала, что он не станет рисковать карьерой и свободой за пару сладких сисек, поэтому не строила ему глазки и не одевалась еще более вызывающе, чем обычно. Урок калькулуса* стал самым желанным в её расписании, потому что только на уроке она могла смотреть на него, не отрываясь и не вызывая подозрений. До того памятного дня.
***
Калькулус стоял первым в тот день, а за день до этого ей исполнилось восемнадцать лет, которые она отметила у своего парня Фрэнка. Они так знатно напились у того дома, что на следующее утро она встала с жутким похмельем. Она даже подумывала прогулять уроки, но у неё и так было много проблем с предками, и она не хотела подливать масла в огонь. Пришлось идти. На уроке она пыталась не сойти с ума, потому что каждое слово мистера Коулмана кололо острой иглой ей в висок. В тот день он как с цепи сорвался: раздал всем контрольные работы и орал о том, как он чуть не умер, глядя на их решения. Затем он стал рандомно вызывать к доске и заставлял решать супертяжелый пример, который могли решить, возможно, только ребята, что ходили к нему на дополнительные занятия повышенного уровня, которые тот организовывал после уроков за свой счет. Кира туда не ходила; во-первых, там были одни задроты, во-вторых, у нее были дела поважнее, и в-третьих, Кира не хотела палиться.
Это был определенно не её день. Следующей и последней, кого он вызвал тогда, была именно она. Голова раскалывалась, а во рту был неприятный привкус. Ей хотелось, чтобы этот урок поскорее закончился, и она могла пойти и умыть лицо.
— Я не знаю, как это решать, мистер Коулман, — соврала она, болезненно трогая висок, молясь чтобы он просто влепил ей кол и оставил в покое.
— А ваши результаты теста говорят об обратном, — начал он, глядя прямо на неё. — Проверяя вашу работу, я увидел потенциал и подумал: мисс Джонсон определенно должна ходить на дополнительные уроки, чтобы раскрыть его в полной мере.
Кира посмотрела на учителя исподлобья, прищуриваясь. Лампы дневного света резали глаза, а издаваемый ими звук просто выводил из себя. Ничего себе, он считает, что у неё есть потенциал, который он хочет раскрыть. В любой другой день её нимфоманское воображение уже бы вовсю вырисовывало картины, как именно он раскрывает потенциал, но не сегодня. Сегодня ей хотелось, чтобы от нее уже отъебались и оставили в покое.
Тем же вечером, сидя у себя дома и заполняя бумажки, Дэвид Коулман поймал себя на мысли, что думает о ней. О её больших ореховых глазах и каштановых волосах. Как он зарывается рукой в эти волосы и тянет на себя, нагибая её над собственным столом.
В домашних штанах вдруг стало тесно.
«О, черт», — подумал Дейв, нахмурившись.
— Прекрати! — сказал он вслух сам себе, сжимая ручку. — Между вами ничего не может быть! Совсем головой двинулся?
Мужчина тряхнул вышеупомянутой головой и попытался сосредоточиться на том, что делал. Но проклятое воображение разыгралось не на шутку. В голову лезло, как она вступает с ним в дискуссию в классе, и он оставляет её после уроков, чтобы найти достойное применение её языку.
Он никогда не думал, что может желать молоденькую девушку, еще и собственную ученицу. Да он совсем с катушек съехал! Нет, он тоже был не святой. Старшеклассницы всегда одевались откровенно, тем более в его время, и, естественно, он смотрит, как любой нормальный, взрослый и здоровый мужчина. На работе он избегал этого делать, но кто не без греха, главное — не пялиться откровенно, как его ученики мужского пола. Но тем-то дозволено, в отличие от него. Да, Кира права. Видимо, долгое отсутствие секса делает из него полного кретина, думающего лишь членом. Раньше он никогда не замечал за собой физического влечения к ученицам. Но это и был только второй год, когда он преподавал в старших классах. С того момента, как он стал работать в старшей школе, он стал объектом соблазнения, и этот класс не был исключением. Его последняя девушка оставила его именно по этой причине.
Дейв искренне не понимал этих юных женщин. Вокруг полно привлекательных парней их возраста, жаждущих с ними близости. Нет, это, конечно, ему льстило, ведь он никогда не был объектом повышенного внимания у женщин. В школе его дразнили за большие уши. Да и внешность у него была своеобразная. Женщины точно не встречались с ним из-за красоты. Одна его девушка, с которой он встречался в колледже, как-то сказала ему, что она вместе с ним потому, что ей нравятся высокие парни, вот и всё. Но как только он стал учителем, женского внимания стало хоть отбавляй. То были другие учительницы или матери учеников. С парочкой у него даже были интрижки, но ничего серьезного. А потом, когда он стал преподавать для старших классов, девушки не давали ему проходу. Ученицы просто атаковали его профиль в Фейсбуке, как сообщениями так и комментариями, и заявками в друзья. Дейву даже пришлось его заблокировать, чтобы никто не мог добавлять его в друзья и комментировать страницу, а уж тем более — видеть какую-либо информацию о нём. Ему оставляли записки, подкарауливали возле школы, иногда даже возле дома. Господь милостивый, эти современные школьницы были готовы пойти на всё, не боясь ни Бога, ни чёрта, ни общественного мнения. Куда только их родители смотрят?! Он впервые в жизни стал бояться обвинения в сексуальном домогательстве. Сколько до него доходило слухов об очередном скандале, разгорающемся на ложных обвинениях. На свой страх и риск он купил несколько скрытых камер и расставил их по всем комнатам, где преподавал, на случай, чтобы иметь доказательство своей невиновности. На страже учеников стоял закон, а кто убережет учителей от особо настойчивых учеников?!
Но первая волна преследования спала так же быстро, как поднялась. Он был довольно строгим преподавателем и требовал от всех учеников повышенного внимания на уроке, не принимая никаких отговорок о том, что они гуманитарии, и математика для них, что-то вроде китайского. Чушь собачья! Мозг может подстраиваться, а математика пригодится везде, недаром она царица наук. Половина его поклонниц возненавидела его, и даже самые шлюховатые ученицы в итоге перестали строить ему глазки и стали заниматься. А затем работы прибавилось: с нового учебного года его попросили взять классы миссис Гудман, преподающей введение в анализ и математический анализ в выпускных классах старшей школы, и он также продолжал вести алгебру и геометрию в начальных*. Припахали, аж не продохнуть. Единственное, что его утешало, что это лишь на три месяца, пока новоиспечённая мать не выйдет из декрета.
Потом Дэвид встретил её. Среди множества других учениц он почему-то обратил внимание на эту девчонку с ореховыми глазами и появляющимися вместе с улыбкой ямочками на щеках. Естественно, новый класс — старые проблемы: еще не знакомые с его нравом девушки стали искать его внимания. Из всего класса она была единственной, кто этого не делал. Конечно, она смотрела на него во время лекций, но не более. Она была далеко не глупой, справлялась со всеми решениями у доски, её тесты не отпускались ниже отметки B*; конечно, она иногда отвлекалась на всякую болтовню и копание в телефоне, но ничего особенного. Обычная девушка, как большинство других его учениц. Но почему-то именно она стала для него наваждением. Куда бы он ни шел, то всегда видел её. Со стороны могло показаться, что она ищет с ним встречи, но нет: то она была в компании друзей, то со своим парнем-афроамериканцем, с которым она откровенно целовалась прямо посреди школы. Почему-то созерцание их целующихся вызывало у него неприятные ощущения, хотя ему должно было быть все равно. А однажды она ему приснилась. Даже подростком он не видел таких ярких эротических снов. Будто он трахает её в пустом школьном коридоре, прижав к шкафчикам, слушая как она выстанывает: «Да, мистер Коулман! Еще, мистер Коулман!». Где-то он читал, что сны являются мостом, связывающим подсознание с сознанием, выводящим из тени тайные страхи и желания.
Карусель самобичевания не помогла, и никакая профессиональная этика тоже. С каждым днем он все больше думал о ней в таком ключе, теряя контроль. Да, он хотел её! Хотел во всех возможных и невозможных позах. Хотел трахнуть её на своём учительском столе, в туалете, в коридоре у шкафчиков, как во сне, в актовом зале, в душевой. А тот факт, что это запрещено, лишь усиливал желание. Ведь мы всегда хотим то, что нам не доступно. Каждый раз, когда Дейв видел Киру в объятиях ее парня, перед его глазами вставала багровая муть. Тогда он понял, насколько влип. Потому что одно дело — хотеть кого-то, руководствуясь лишь влечением, а другое дело — чтобы этот кто-то принадлежал лишь тебе. Он стал с нетерпением ждать возвращения миссис Гудман из декрета, прося у мощи чистого разума освободить его от этого искушения. Но у судьбы были свои планы, потому что миссис Гудман решила посвятить себя воспитанию ребенка и уволилась. А это означало, что он должен будет продолжать работать как вол, с восьми утра до трёх, и еще оставаться на дополнительные занятия или сидеть с наказанными после уроков. Но самое страшное было то, что он должен будет видеть её до конца учебного года. Его негодованию не было предела, и как назло, в тот день первым уроком у него был именно её класс. Это был тот самый день, когда он впервые оставил её после уроков и вызвал родителей, после её сцены в классе. Ох, как он был зол на неё! Весь день не мог успокоиться, прокручивая в голове всё, что она ему сказала, срываясь на других учеников и огрызаясь в учительской. Но, когда в назначенный час он увидел её одну в классе, его больное воображение тут же нарисовало ему, как он сдирает с себя ремень и шлепает её по упругому заду, а затем трахает до исступления, чтобы никогда не смела так с ним разговаривать.
С момента возвращения на учёбу прошло десять дней*. За окном уже вовсю разгулялась зима, укутав город белоснежным покрывалом. За это время кое-что произошло. Кира ничем не могла это назвать, кроме как «полным пиздецом».
Началось с того, что отец выпил лишнего за праздничным столом в День Благодарения, и его прорвало. Он принялся ругать правительство (хотя сам лично голосовал за Трампа), евреев, чернокожих, сваливая на них вину за его неудачи. Мать пыталась успокоить его и просила перестать сквернословить хотя бы в этот праздник. Но когда он стал поминать чернокожих плохим словом, тут уж Кира не сдержалась. Жаркий спор перерос в ругань.
— Кира, оказывается, у нас любительница черномазых! — крикнул отец так, что его наверно слышали на соседней улице. — Пока ты живешь под моей крышей, я не желаю слышать подобных речей! Демократка чертова! Хватило нам одного черномазого президента!
— Деспот! — огрызнулась Кира со слезами на глазах. — Нацист!
Её трясло от гнева и обиды. Как можно быть таким квадратным в наше время?! Нет, она и раньше замечала за отцом признаки расизма, но это были лишь шутки, и то в кругу семьи, да и мать всегда старалась его заткнуть, но в последнее время становилось лишь хуже. Мать попыталась вмешаться, прежде чем Кира или отец потеряют контроль. Но тот в грубой форме попросил её не лезть в разговор и не мешать ему воспитывать дочь. Это стало последней каплей. В таком гневе Кира никогда её не видела. Кира боялась вымолвить и слово, в ужасе следя за развитием событий. Она боялась, что в итоге это выльется в драку. Ругань родителей переросла в переходы на личности. Кончилось тем, что отец швырнул блюдо в стену, а затем, надев куртку, ушел из дома. Они еще некоторое время сидели молча; Кира глотала горькие слезы.
— Ты не могла промолчать? — проговорила мама запинающимся голосом.
Кира неверяще уставилась на неё. Глаза женщины были полны слез, она смотрела лишь перед собой сжимая в кулаке скатерть.
— Кто тебя за язык тянул вступить с ним в перепалку, а?
То есть, это она виновата, что отец такой мудак?
— Ну, поворчал бы он немного, мы бы закончили ужин, а он бы потом уснул напротив телека. Надо было тебе раскрыть свой рот?
От такого расклада Кира решилась дара речи. Её переполняла горькая обида. Он только что обозвал мать всякими словами, от которых уши вяли, обругал еду, что она приготовила, а затем — верх мудозвонства — швырнул блюдо о стену и свалил в закат, а она обвиняет в этом её? На секунду Кира засомневалась в адекватности своей матери. Ну конечно, она не могла смолчать.
— Ты это серьёзно сейчас?
Она всё говорила, срываясь на крик и давясь слезами. Но мать ничего не отвечала, лишь потягивала вино из своего пластикового бокала. Казалось, у той кончились силы.
— Давай продолжай, — произнесла она, когда Кира умолкла, чтобы восстановить дыхание. — Чё ты. Мать же плохая.
— Да кто сказал, что ты плохая? — Ей хотелось биться головой об стену.
— Ну, а чё. Вон какую дочку воспитала, маленькую неблагодарную тварь. — Мать посмотрела ей прямо в глаза. В её взгляде было столько боли и ненависти, что Кире стало по-настоящему страшно.
— Которая только и умеет, что танцевать пьяной на камеру, позоря нас с отцом! Я горбачусь на двух работах, чтобы у тебя были все эти шмотки и навороченный телефон, да элементарное будущее! И вот твоя благодарность? Шатаешься неизвестно где и с кем! Думала, я совсем тупая?! Я несколько раз слышала от тебя запах травки, про спиртное я и не говорю! Хочешь закончить свои дни на панели?
Тут Кира не выдержала и выскочила из-за стола. Она уже не слышала, что мать кричала ей вслед. В уши словно ваты натолкали. Сердце бешено стучало, её всю трясло. Мать как с цепи сорвалась; еще некоторое время долбилась в дверь, угрожая, что больше ничего ей не купит, и о карманных деньгах Кира может забыть, как и о еде.
— Сама будешь себе готовить жрать! А то для того, чтобы ноги раздвигать, ты доросла, а чтоб самой готовить себе — нет!
В итоге мать оставила дверь в покое и спустилась обратно в гостиную. А Кира ревела в углу своей комнаты, свернувшись калачиком. Она чувствовала себя полным дерьмом. Ей не хотелось и секунды оставаться в этом доме. Отец нашелся только на следующее утро. Его приняли копы. По возвращении домой мать выдала ему подушку с одеялом и его вещи, и тот перебрался в подвал. Никто не разговаривал друг с другом. Все каникулы девушка проводила то у Фрэнка, то у Ким или Кортни. Ночевать она могла только у Фрэнка, потому что его родители знали об их отношениях и ничего не имели против. Правда, его мама догадалась, что у Киры проблемы дома, раз она буквально живет у них, и даже пыталась с ней поговорить на эту тему. В детстве они были соседями, пока семья Киры не переехала.
После возвращения на учёбу Кире снова пришлось ночевать дома. Она не могла пользоваться гостеприимством семьи Вашингтон вечно, да и Фрэнк достал уже домогаться её каждую ночь, когда ей просто хотелось, чтобы её выслушали и пожалели. Ей хотелось к мистеру Коулману. Всё это время она прокручивала себе разного рода сценарии, что он пришел к ним на обед, и отец не говорит этих отвратительных вещей, а она гладит его ногу под столом своей. Потом, когда ужин кончается, она ведет Дэвида на экскурсию по дому, в частности, в свою комнату, чтобы показать коллекцию Funko Pop фигурок Марвел и Мстителей. Там он зажимает её в углу и страстно целует, и потом они возвращаются в гостиную, как ни в чем не бывало. В другом сценарии отец начинает дебоширить, и мистер Коулман утихомиривает его при помощи захвата. Или всё произошло как было, и тогда, вместо того, чтобы убежать к себе в комнату, она выбегает из дома в чём была. За углом она встречает мистера Коулмана, что едет как раз к ним в гости, так как передумал. Он видит её зареванную, тормозит машину и догоняет её, снимая своё пальто и укрывая её им. Затем он усаживает её в машину, и они едут к нему домой. Там он спрашивает, что произошло, отпаивая её горячим шоколадом, а сам потягивает виски. Во время сильнейшей волны истерики он её обнимает, прижимая к себе, пока она не успокаивается. Она слегка отстраняется, и их взгляды встречаются. Их лица так близко, и он целует её. Так нежно и в то же время так волнующе. Затем его большие сильные руки принимаются ласкать её сквозь одежду. Она забирается к нему на колени, его губы исследуют её шею. Потом он уносит её к себе в спальню. Там он освобождает их обоих от одежды, а затем нежно целует каждый дюйм её кожи, пока она не чувствует, что больше не может терпеть. Он разводит её бедра в стороны и ложится на неё, входя одним движением, а затем начинает нежно трахать. Это был любимейший сценарий, который она благополучно поставила на луп. Но, увидев его в первый день после каникул, Кира сразу поняла, что Дейву перепал хороший трах. Он ходил довольный, в её сторону почти не смотрел и даже сам отменил одно допзанятие. Точно на свиданку намылился. Её съедала жгучая ревность. Она поругалась с Фрэнком, поэтому после школы была вынуждена проводить время у друзей, стремясь как можно меньше бывать дома. Скрипя зубами, она слушала восторг Кортни по поводу того, как похорошел мистер Коулман.
Она словно попала в жерло вулкана. Кожа горела, а между ног требовательно пульсировало; она отчаянно желала почувствовать его там. Но он не торопился, продолжая свою сладкую пытку. Мужчина сидел между её раздвинутых ног, полностью одетый, как и она. Кире страшно хотелось содрать всю одежду, чтобы уже почувствовать его кожу. Но она не намерена сдаваться, он должен сорваться первым. Рот мистера Коулмана ласкал её сосок, а его волосы приятно щекотали шею и подбородок. Опущенный красный лифчик больно давил под грудью, но она не обращала внимания на эту мелочь, чувствуя его горячий язык на нежной коже. Блузка была расстёгнута не более, чем нужно было ему для этой ласки. Одной рукой он дразнящее гладил через колготки внутреннюю сторону её бедра, не поднимаясь выше, туда, где ей больше всего хотелось.
Кира закусила губу, подавляя стон. Она сидела, упершись руками в матрац огромной кровати мотеля, комкая покрывало. Несмотря на эту медленную пытку, она была на седьмом небе от счастья. Всю неделю она ждала этого момента.
Вернувшись домой в тот день, когда они впервые поцеловались, она увидела, что на её страничку в Инстаграме подписался некто псевдонимом Coal Dude и лайкнул практически все фотки, где она была одна. В Фейсбуке к ней добавился пользователь с тем же именем, что в Инсте. Им оказался мистер Коулман. В доказательство он прислал ей селфи в Messenger, сделав при этом очень строгое лицо. И тогда она решила немного с ним поиграть. Кира прислала ему селфи в одной из своих самых прозрачных маек без лифчика, надеясь, что он тоже пришлет ей что-нибудь подобное, но нет. Вместо этого между ними завязалась переписка, которая прекратилась лишь во втором часу ночи. На следующий день, в пятницу, одним из уроков был его предмет, и, несмотря на то, что ей очень хотелось спать, она всё равно вступила с ним в словесную перепалку, и он оставил её после уроков, предупреждающе сверкнув взглядом. Она надеялась перейти ко второй фазе в этот день и надела своё самое красивое бельё, но как только они остались одни, она попыталась поцеловать его, но он отстранился и отрицательно покачал головой.
— Приступайте к своим урокам, — сказал он ей и указал на парту.
Разочарованная и злая, Кира приступила к выполнению домашнего задания. Плакать хотелось невероятно. Еще вчера он сам целовал её в этом же классе, наплевав на предосторожности, переписывался о всякой ерунде, а теперь ведет себя, как будто между ними ничего не было. Она сосредоточилась на тексте, по которому ей задали написать сочинение по литературе, не замечая, как он подошел к ней и встал за спиной. Его огромная рука легла ей на плечо, от чего она вздрогнула и резко повернула голову, встречаясь с его томным взглядом.
— Не отвлекайтесь, мисс Джонсон, — приказал мистер Коулман, отчего по её телу прошлась стая мурашек. Кира кивнула и вернулась к чтению. Но так и не прочитала ни одной строчки.
Он ласкал пальцами её шею, а затем опустился к предплечью, наклоняясь над ней. Так что, если бы кто зашел сейчас в класс, то он бы решил, что мистер Коулман помогает ей решать какой-нибудь пример. Его дыхание опалило её ушную раковину, и она закрыла глаза в ожидании. Его губы были так близко, а он бездействовал, лишь изредка касался кончиком своего длинного носа её шеи, в то время как его рука гладила её предплечье. Девушка чуть сдвинулась, пытаясь ощутить его губы на своей нежной коже, но он быстро отстранился, цокнув языком.
— Вы наказаны, мисс Джонсон, — прошептал он ей на ухо. — Будьте добры вынести наказание.
— Я сделала это, так как хотела остаться с вами наедине, мистер Коулман.
— Это за ваше откровенное фото в майке, — пояснил он, и Кира вздрогнула, почувствовав кончик его языка на своей мочке.
Он принялся еле ощутимо касаться шеи губами, заставляя её млеть. Но он не забывал и об осторожности: как только он слышал шаги в коридоре, тут же отстранялся. А когда они утихали, возвращался к своей пытке. С каждым разом прикосновения становились все более откровенными, он уже вовсю гладил её грудь обеими руками, отчего у неё стало мокро в промежности. Она слышала его тяжелое дыхание, но как только она издавала неосторожный стон, он прекращал своё занятие. Кире отчаянно хотелось коснуться его тоже, но он запретил ей двигаться с места. Под конец он взял её за горло и откинул голову, заставляя смотреть на себя, и еле ощутимо поцеловал, а затем вышел из класса. Возбужденная, Кира выскочила из помещения в сторону женского туалета и, заперевшись в кабинке, сунула руку в джинсы и принялась себя быстро ласкать. Она была чертовски зла на него за эту выходку и, преисполненная жаждой мести, пошла домой. Тем же вечером она послала ему еще одно свое фото летней пижаме. А на следующий день — только в нижнем белье. И все дальше и дальше, снимая себя поочередно «лишнюю» вещь. Она перестала задирать его на уроках и выходила из класса одной из самых первых, а по вечерам переписывалась с ним, и с каждым днем их переписка становилась всё горячее.
И вот три дня назад он сломался, написав под её очередным фото: «Ты не представляешь, как я хочу тебя»
Ммм. Наверное, так же, как я тебя в прошлую пятницу.
Ты что-то планировала, маленькая негодница?
Ах так. Ну вот тебе:
Ну, скажем, если бы ты не вел себя как мудак, то у тебя был бы невъебенный секс.
Он не отвечал часа два, хотя она видела — прочитал сообщение.
У меня еще есть шанс всё исправить?
Кира красила ресницы в своей ванной под рок-музыку, без конца краснея и улыбаясь. Мысли то и дело возвращали её к событиям прошедшей субботы, заставляя её соски твердеть, а бельё намокать. Даже в самых своих горячих фантазиях она не могла представить себе такого наслаждения. И несмотря на то, что прошло уже несколько дней, между ног всё равно побаливало. Но то была сладкая боль. Кира была уверена, что самое сильное удовольствие испытала с мистером Коулманом. По сравнению с ним все её предыдущие связи рассыпались в прах.
Но дело было не только в отменном сексе. Переписываясь с ним, да и просто находясь рядом во время уроков, она забывала о том, в каком пиздеце живет. Она практически не видела отца, а если и встречала его в гостиной или на кухне, то почти всегда слышала от него запах перегара. И, по правде сказать, выглядел он ужасно. Ничего общего с тем человеком, кто когда-то учил её кататься на велосипеде, с кем она смотрела старые боевики по пятницам, когда была совсем маленькой. Мать ходила мрачнее тучи и практически не разговаривала с ней. Да и Кира не стремилась; возвращаясь домой, она обычно сразу поднималась к себе, стараясь как можно меньше контактировать с ней, чтобы не вызвать очередного скандала, так как видела, что мать так и хочет сорваться на ней. Девушка совершенно не представляла, как они будут справлять Рождество в такой обстановке. Но больше всего Киру огорчал тот факт, что скоро она уедет отсюда. От этой мысли каждый раз хотелось плакать. Да вот и сейчас, от одного воспоминания об этом её глаза застелила пелена слез, грозящаяся смыть тушь и испортить такой шикарный макияж. Девушка задрала голову и часто заморгала, выдыхая. Вдруг её телефон издал звук, оповещающий о новом сообщении. Кира тут же схватила его и улыбнулась, это был Дэвид.
Coal Dude: Почему ты пропустила допзанятие?
На её лице заиграла довольная усмешка - он скучает.
Kira Johnson: Иду на вечеринку к подруге.
Отправив сообщение, она вытянула руку и сфотографировала себя. Пусть полюбуется. Она уже давно так красиво не одевалась. Кортни Паркер — одна из её подруг — устраивала тусовку в честь отъезда родителей. У них была куча денег, и они жили в богатом районе, в огромном доме с бассейном. Кира должна была идти туда с Фрэнком. При мысли о нем девушка закатила глаза и тяжело вздохнула. Официально они всё еще были вместе и Кира чувствовала себя паршиво, обманывая его. Признаться, она охладела к нему, с того момента, как мистер Коулман окончательно поселился в её голове, расставив там мебель — в тот самый день когда он впервые оставил её после уроков и прикрыл её перед предками. Но Фрэнк не заслужил лжи, особенно после того, как она буквально поселилась у него после того грандиозного скандала. Но и бросать его в канун Рождества не хотела. Во всяком случае, не хотела быть инициатором этого разрыва. Она игнорировала его сообщения, по большей части из-за переписки с Дейвом. А в понедельник устроила ему сцену на глазах у доброй половины школы, в надежде, что Фрэнк сорвется и сам бросит её. Но тот, видимо, решил нести бремя их отношений на своих плечах.
С Дэвидом они практически не говорили об этом. Вслух она не решилась озвучить эту тему, а по переписке получила лишь нейтральное: «это твое дело», что заставило её просто кипеть. Какого хера он ведет себя так, будто ему все равно, что она трахается с ним, а встречается с другим? На какой-то момент она уверовала в то, что ему и правда плевать, пока не увидела его полный ревности взгляд, когда тот проходил мимо по коридору вчера, где она стояла рядом с Фрэнком, облокотившись на него. С тех пор Дейв ничего ей не написал и не отвечал на её сообщения, хотя она видела его онлайн. Обиделся, значит. Ну, нехер было разыгрывать из себя равнодушного мудака.
«Опять будешь там пить, а завтра придешь в школу, будто тебя катком переехали? Твоя успеваемость снизилась по нескольким предметам. Останься лучше дома и поучись», — написал он проигнорировав её селфи.
Не поняла.
Kira Johnson: WTF?
Coal Dude: Ты красивая умная девушка с огромным потенциалом. Но предпочитаешь вести себя, как дрянная девчонка.
Кира нахмурилась и крепко сжала телефон.
Coal Dude: Я понимаю, что ты пытаешься доказать всем вокруг, что никто тебе не указ, особенно своим родителям. Но поверь мне, этим самым ты себе только вредишь. Ты выше всего этого.
Пальцы Киры быстро запорхали по клавишам. Её всю трясло от негодования. Кто он такой, чтобы указывать ей, что делать?! При этом еще что-то лечит. Психолог чертов.
Kira Johnson: Я иду оторваться с друзьями, с которыми я скоро расстанусь. И это не твое дело, что я буду там делать!
Она секунду подумала, а затем напечатала новое сообщение: И вообще, я не обязана оправдываться перед тобой! Думаешь, трахнул меня один раз, и теперь имеешь право мной командовать?!
Kira Johnson: Даже Фрэнк никогда не требует от меня доклада, где я что делаю, и он уж точно меня не осуждает, хотя я его девушка.
Если она видела, что до этого сообщения он что-то ей печатал, то после перестал.
«Так тебе, — подумала Кира, продолжая печатать, — пусть потом попробует нотации читать».
Kira Johnson: И, кстати, на эту вечеринку я иду с ним! И мы оторвемся по полной, не сомневайся!
Руки тряслись. Она прерывисто дышала, не сводя глаз с экрана, ожидая его сообщения. Но он ничего не ответил. Кира простояла так несколько минут, пока не увидела: «был в сети минуту назад».