Бездарный волшебник

Пролог

Был прекрасный цветочный сад. И была железная клетка в том саду. И жила в той клетке сойка. Сойка любила свой сад, он один радовал ее взор. Она любовалась сочными бутонами роз и пионов, напевала ласковые песенки подрастающим колокольчикам и ландышам, по птичьи смеялась макам и тюльпанам, танцевала и трепетала крылышками для нарциссов и гортензий. Она оживляла свой сад, даря ему чудесные мелодии. Но как бы она не любила свой сад, было одиноко на душе у сойки. Иногда ей удавалось пощебетать с птичками пролетавшими мимо. Птички услышавшие ее зов прерывали свое странствие и посещали сад, чтобы поболтать с ней. Сойка радовалась птичкам и мечтала с ними подружиться. Но птички не задерживались надолго, их тянуло в небо, на луга и в лесной простор и они улетали оставляя сойку в одиночестве. А сойку тянуло вслед за ними, ей очень хотелось покинуть клетку, очень хотелось расправить крылья и лететь туда куда укажет ветер.

Но клетка была крепка и выхода из нее не было. Самым частым гостем сойки, как не странно, оказывался ястреб, который своим появлением раз за разом заставлял трепетать ее сердце. Сойка восхищалась ястребом, восхищалась его силой и смелостью, что он раз за разом прилетал к ней, не боясь садовника. Восхищалась она тем, как он раз за разом он хватался когтями за прутья клетки и силился их разорвать. Она завидовала его силе и свободе. «Выходи, я унесу тебя» – по птичьи говорил он ей, и она бы согласилась, даже зная, что это принесет ей погибель. Но клетка была крепка и выхода из нее не было.

Часто сойку посещал садовник. Он давал ей еду и питье, заботился о ней и оберегал ее. Временами он открывал клетку, брал сойку в руки и гладил, и играл с ней. И однажды он вынул ее из клетки, но почему-то в этот раз он был пьян и неосторожен и навредил несчастной, сделал ей очень больно. С тех пор она опасалась садовника и все мечтала сбежать от него. Но клетка была крепка а садовник ловок и хитер.

Однажды сойку посетил незнакомец. Он вынул ее из клетки, как некогда это делал садовник. Но незнакомец был аккуратен и ласков, он лишь немного поладил сойку, дал ей водицы и вкусных зернышек и вернул в клетку. А уходя он забыл закрыть дверцу клетки, а может быть намеренно оставил ее открытой.

Сойка не знала большей радости. Она выпорхнула из своей темницы и взмыла в воздух. Пролетела по округе и осознала свою свободу. Но не смотря на нахлынувшее счастье, ей было горько покидать свой дорогой сад. Сойка плавно приземлилась на каменную изгородь и запела прощальную песню своим дорогим и любимым цветам. Тогда то ее и постигло несчастье. Белый, желтоглазый кот выскочил из ниоткуда и поймал несчастную сойку за крылышко. Он побежал по изгороди, неся трепыхающуюся пташку в свое логово.

А сойка щебетала, звала на помощь. Она увидела в небе могучего орла и взмолилась – «О царь небес, прояви милость, силы твоих крыльев хватит, чтобы одолеть зверя, что поймал меня. Молю помоги! Схвати его когтями и унеси в небо. Избавь меня от напасти. Молю тебя о небесный царь! Спаси мою душу». «Несчастное создание. Как был бы я рад выручить тебя из беды» – ответил могучий орел – «Но прости я не в силах. Ведь вовсе не орел я. Я человек. А ты лишь мой сон». Тогда заплакала сойка. И подумала: «Ведь нынче ночью меня посетил противоположный сон. Сон, в котором я была человеком». Она рассказала об этом орлу, и орел ответил – «Значит все здесь лишь наши грезы…»

Первая глава. Мораль и мираж

Полуденное солнце властвовало на вершине небосвода. Оно нещадно припекало все к чему прикасалось, но его лучи не могли пробиться сквозь густую хвойную поросль, а потому в лесу было скорее душно, чем жарко. Пахло сухой древесиной.

Могучую лесную изгородь рассекала неказистая и ухабистая сельская дорога достаточно широкая, чтобы по ней могла проехать телега, но недостаточно, чтобы смогли разъехаться две.

По этой дороге шел путник, на первый взгляд совершенно не примечательный, как ни посмотри на него: одет в шаровары заправленные в запыленные сапоги, пара дорожных сумок, большая и малая, висят на плече и несколько подсумков на нескольких поясах, как обожают обвешиваться небогатые бродячие торговцы, к одному из поясов был прицеплен кинжал. Белая рубаха путника вымокла от пота и прилипала к спине, а опирался он на слегка погнутый дорожный посох.

Но стоит приглядеться к путнику поближе, как в глаза бросаются некоторые странности, совершенно не типичные для простого путника. То, что воротник у его рубахи украшен богатой вышивкой, шаровары из дорогой ткани, а сапоги высочайшего качества – не так уж и удивительно. Сложно встретить менестреля или барда, которые не любят пощеголять в дорогущих нарядах. Вот только не встретишь такого барда, что заматывает руки, от локтя до запястья, лоскутами ткани, на которых вышиты руны. Не у каждого торговца вместо малой сумки висит многотомная книга. И далеко не каждый путник украшает дорожный посох детальной и многогранной резьбой, узоры, символы, руны и тексты которой перетекают из одного в другое и смешиваются в смыслы понятные лишь знающим.

Мужчина статный и высокий, в летах, когда почтенный возраст уже не за горами, но силы еще достаточно, чтобы соперничать с молодежью. Каштановые волосы стянуты в хвост, а борода коротка. Его глаза, светло-карие почти золотистые, уверенно смотрят вперед.

Он идет не торопясь, словно на прогулке, а для него по сути это и есть прогулка – идти не ведая куда, не ведая как долго продлится путь, и даже не ведая цель своего странствия, а лишь смутно представляя ее очертания.

И как это часто случается во время странствий, на дороге возникают препятствия. Вот и сейчас из-за деревьев вышли два мужика и вынудили путника остановиться. С виду мужики сельские – простые, да только лица у них уж больно наглые и в руках у одного дубина, а у другого – топор.

– Здрав мил человек, кто таков и куда путь держишь? – спросил один из них.

– Я лишь странник, иду туда, куда дорога меня поведет – спокойно ответил мужчина.

Мужик глянул на сумку и подсумки и гадко усмехнулся.

– Я вижу, путник, ты торговлей живешь, покажи-ка нам свой товар.

Путник лишь покачал головой.

– Нет мужики, я не торгую.

– То не важно, ты сумки выверни и показывай, мы сами решим, что сторгуется, а что нет.

Путник оставался безразличным в лице, он уже решил прекратить этот разговор, просто развернулся и сделал шаг в обратном направлении, а со второго шага уже рванул вперед попытавшись бежать, но тут же затормозил, потому что путь ему преградили еще два мужика – один с ножом, другой с вилами.

– Так уж нынче повелося – заговорил один из тех, что зашли сзади – что на этой дороге мы хозяева и проход по ней позволен только тем, кто нам мзду платит.

– Ну, не тушуйся ты дядя – продолжил за товарища уже другой – Отдавай все ценное и ступай себе с миром, а будешь сопротивляться – прибьем али прирежем и все равно добро твое нашим станет. Решай сам, да побыстрее.

Разбойники окружили путника, но подходить слишком близко не торопились. Путник перехватил посох, встал в защитную стойку – Только попробуйте! – яростно выкрикнул он и стал медленно кружить на месте и активно вертеть головой, стараясь не упускать из виду никого из четверых и оценивая, кто нападет первым.

– Ну вот все и решилось! Левапко, вали его! – выкрикнул мужик с ножом и махнул рукой. В то же мгновение рядом с путником просвистела стрела и воткнулась в землю, еще через мгновенье со стороны леса прилетела еще одна – тоже мимо. Путник сумел мельком разглядеть таившегося на дереве стрелка. А мужики негодовали:

– Левап! Криворукий… – бандит не успел закончить жалобу, так как путник решил не дожидаться следующей стрелы и атаковал первым.

Он совершил рывок в сторону разбойника с вилами, вместе с этим схватив посох в одну руку на манер меча и молниеносным ударом сверху поразил мужика в лоб самым кончиком посоха. Тут же путник взмахнул рукой по воздуху, словно отталкивая кого-то, и бандита вооруженного ножом отбросило назад, тот жестко повалился на спину, едва не сделав кувырок.

Случившееся ошарашило остальных разбойников, они не ожидали такого агрессивного сопротивления, поддавшись панике закричали и бросились в лобовую атаку. Путник снова взялся за посох двумя руками и, оттолкнув одного ногой в живот, принял посохом удар дубины от второго, тут же отклоняя эту атаку в сторону, жестко ударил бандита краем посоха по лицу. Совершив удар мужчина шагнул в сторону, рядом с ним снова просвистела стрела.

Бандит, тот что с ножом, поднялся на ноги, как и вооруженный топором, которого путник ранее оттолкнул ногой, они снова бросились в атаку. Мужчина одной рукой взял посох за кончик и мощно крутанул им над головой несколько раз, при это сам совершая шаги вперед и кружась словно в танце. Крутящийся посох свистел разрывая воздух, разбойникам приходилось отскакивать назад, чтобы не угодить под удар.

Бандит с топором, решив, что выгадал подходящий момент рванул вперед намереваясь зарубить жертву. Но путник, словно этого и ожидая, крутанулся в сторону с криком – «Каль-эс!» – делая более быстрый взмах чем раньше. Бандит попытался блокировать удар и изловчился принять посох лезвием топора, но как только посох коснулся металла, тот лопнул, как лопнуло и топорище. Куски расколотого железа разлетелись в стороны, древко топора взорвалось опилками, расцарапавшими лицо бандита. Посох прочесал ему по волосам, но голову не зацепил, мужик мучительно закричал и упал на колени хватаясь за обмякшую руку. Посох путника остался невредим.

Бандит с ножом пытавшийся подобраться сзади медлил и потому избежал чудовищного удара. А теперь и вовсе замер в нерешительности. Воспользовавшись растерянностью бандита путник подобрал с земли камешек, поднеся его к устам что-то прошептал, и метнул туда, где должен был сидеть разбойник с луком. Где-то среди веток раздалось удивленное «Ой!», а затем испуганный крик и хруст веток ломающихся под весом падающего тела. Мужчина вскинул кулак, как жест победителя, и воскликнул «Да!». Затем он перевел взгляд на бандита с ножом, который краснея от злости пытался высказать что-то мерзкое, но криком оборвав невнятную фразу рванул в атаку яростно размахивая своим оружием.

Путник увернулся от первой атаки и играючи отбил вторую, держа посох в одной руке. А свободной рукой он ударил бандита в плечо, но не кулаком и не ладонью, а совершив щелчок пальцами, произнес «Ку-элог!». Мелькнула синяя вспышка, раздался жуткий треск, а разбойник вздрогнув лишился сознания и упал.1

Путник взглянул на прочих своих обидчиков: первый, получивший удар в лоб – валялся без сознания, орудовавший топором – на коленях убаюкивал сломанную руку, в кустах стонал неудачно приземлившийся лучник, и наконец бандит получивший удар посохом по лицу – был оглушен, но оставался в сознании и только сейча с трудом сумел подняться на ноги, у него из носа ручьем текла кровь.

Мужчина, глядя прямо в глаза поднявшемуся на ноги мужику, осторожно подошел к бандиту с поломанной рукой. Щелчок, фраза, вспышка и треск – разбойник без сознания. Страх поселился в глазах говорливого бандита, он попятился назад, промямлил:

– Колдун вшивый, будь ты проклят! – развернулся и дал деру, спотыкаясь и пошатываясь из стороны в сторону – Всетворец сбереги мою душу!

Путник недолго смотрел на убегающего, устало вздохнул, взмахнул рукой, словно стряхнув пыль со стола, а бандит свалился, будто бы ему подсекли ноги, и как не пытался, подняться снова у него не получалось. А путник не торопясь подошел к нему – щелчок, фраза, вспышка и треск…

* * *

Полдень миновал. На сельской дороге, меж хвойных лесов кучка бандитов приводили в чувство своего товарища. Разбойники тесной группой стояли на середине дороги, в центре вычерченного прямо на земле круга. По его краям были записаны символы, которые если уж и не пугали бандитов, то серьезно настораживали. Хотя значение символов не было известно ни одному из них. В стороне от круга, тоже на середине дороги, расслабленный путник сидел на непонятно откуда взявшемся пне. Он ждал, когда очнется последний бандит. И когда это наконец случилось, мужчина заговорил:

– Теперь мужики, мы с вами можем поговорить. Видите ли, перед вами теперь стоит задача. Она не простая, но очень важная… – мужчина сделал паузу и обвел их всех взглядом – важная в первую очередь для Вас – снова демонстративная пауза – вы должны найти для меня причину, чтобы не убивать вас.

Разбойники замерли. Они не решались говорить, побаивались шевелиться и даже дышать. Мужчина продолжил:

– Начнем с тебя – он указал на крайнего слева, тот вздрогнул – Назови свое имя.

Бандит весь сжался, озираясь на товарищей испуганно захлопал глазами, но ничего не сказал.

– Не заставляй меня ждать. Если мне это надоест, то я оставлю вас здесь. Выйти из круга вы не сможете, а волки смогут и войти, и выйти, они сегодня уж очень голодны и ночью с удовольствием вами полакомятся.

Разбойники всполошились. Криками и толчками они заставили товарища начать.

– О…О…Орб! Орб – мое имя.

– Ну вот, молодец Орб, откуда ты?

– Й… я… я из Яхово, деревни Яхово, это в той стороне, мимо речки и…

– Не важно, названия мне достаточно. Расскажи почему же друг мой Орб, ты решил жить грабежом и душегубством?

– Ну так… эм, это нужда заставила. Мы обычные крестьяне. Голодный год и в…

– Нужда? Голодной смерти испугался, и потому других убивать стал, меня убить хотел! Чем же друг мой Орб твоя жизнь ценнее других, почему она ценнее моей?

– Я… ну…

– А год этот разве же голодный? Я пять деревень в вашем краю обошел и все здравствуют, все в достатке и как местные говорили, голодать приходилось года три назад. Тогда то ты душегубство распробовал, чужого добра нагреб, так и по сей день себе жизнь облегчаешь за чужое добро. Чужие жизни и судьбы поганишь! Так! Скольких ты убил? Отвечай!

– Я? Убил? Нет-нет, я не… мы только грабим… и… и только пришлых. О…о…очень редко. Торговцев и бродяг… они обычно пугаются нас и сами все отдают. Всетворцом клянусь!

– Значит от Всетворца тебе воздастся, он клятвопреступников не прощает, и я прощать не намерен, ведь знаю я, что врешь ты. Нагло врешь и лживые клятвы даешь! Лгать не получится, я уже все про вас знаю или вы глупцы не поняли кто Я!

Мужчина резко встал и стукнул посохом о землю, выбив сноп искр. От искр вспыхнуло пламя оно окружило разбойников, вздыбилось до высоты древесных крон и тут же погасло. Трое из пятерки бандитов упали на колени и принялись молиться.

– Скольких убил? Говори.

Орб был из тех, что молились. Он дважды протараторил «Защити всесильный от злых сил» и тогда сказал.

– Молю о прощении вас господин и молю о прощении Всетворца, я солгал, на моих руках кровь. Я убил одного.

– Кого ты убил?

– Я не ведаю его имени, какой-то странный беловолосый бродяга, он что-то прятал в своей сумке, и не хотел показывать а я…

– А ты решил что это было что-то ценное и насадил его на вилы. И что же было у него в сумке?

– Т…т…три медяка.

– И ради этого ты убил? Ради трех медяков? Что ты на них купил? Сивуху или три куриных яйца? – мужчина стал расхаживать из стороны в сторону рассуждая – человек… живой человек, что он может сделать? Может построить… скажем дом, создать инструмент, возделать поле, накормить семью. Что еще? Помочь родичу может? Может. Или помочь соседу, незнакомцу, в конце концов спасти чью-то жизнь может, или даже несколько жизней. Или с человеком можно хотя бы просто поговорить, узнать какую-нибудь историю, научить чему-то новому. Да хоть в карты поиграть! Спеть или даже сочинить песню он мог бы. Столько всего может совершить человек, неужели его жизнь стоит дешевле трех медяков. А ведь он может сделать десяток благих вещей или сотню, или даже тысячу. Тебе дурному душегубу вообще известно насколько это много – тысяча? Насколько это по-твоему ценно? Фух!

Мужчина громко выдохнул, остановился и указал на следующего бандита.

– Теперь ты, назовись!

Однако заговорил не тот бандит, на которого указали, а другой, из тех, что не падал на колени. Все это время он вел себя смелее других. Как и все он старался лишний раз помалкивать, вот только корчил наглую и надменную рожу, всем своим естеством показывая «Меня этим не проймешь, не на того напали». Долго терпеть нравоучения он не смог:

– Угомонись колдун – сказал и плюнул, выказывая брезгливость к произнесенному слову – Ты дядя горазд языком чесать, уж уши вянут твою муть слушать. Лучше сразу убивай. Ты мне не мать и не батька, чтобы жизни учить. Я уж свой жребий душегубский сам выбрал и сам за себя перед Всетворцом отвечать буду.

– Ох! Неужто атаман свое слово сказал – издевательски ответил путник – И как же звать тебя атаман?

– На кой тебе имя мертвеца дядь. Али мнишь, шо праведник великий, так пускай с миром. Али уж раз ты такой добренький, такой правильный, ты может уж на ножик мой сам наткнешься. А добро твое уж нам то не в тягость придется – отшутился и сам же посмеялся атаман.

– Ты тут не ставишь условий! Назовись, или я придумаю для тебя нечто похуже смерти.

– Ух как страшен ты, колдун бл… бееее!

Путник щелкнул пальцами, и вместо слов изо рта атамана полилось козлиное блеянье. Разбойники всполошились, а атаман взявшись за горло умолк. Путник щелкнул еще раз – у атамана выросли рога и хвост. Почувствовав лишнюю часть тела, тот заблеял как ошпаренный и закружился на месте, ловя себя за хвост. Путник невольно усмехнулся, щелкнул третий раз – на месте рук и ступней оказались копыта, сам атаман согнувшись встал на четвереньки и панически блея, стал скакать вдоль круга, лягая копытами товарищей. Тут уже путник всерьез засмеялся, а вместе с ним и еще пара бандитов. Мужчина в приступе хохота встретился взглядом с одним из хохотавших бандитов и резко стал серьезным:

– А ты чего смеёшься?

Щелчок – бандитский смех сменился хрюканьем, еще щелчок – другой бандит заржал, но уже буквально по лошадиному. Еще несколько щелчков и вся банда превратилась в месиво полулюдей-полуживотных, а колдун истерически хохотал и выкрикивал колкости.

Через некоторое время, насмеявшись вдоволь, путник решил прекратить бардак. Он в очередной раз щелкнул пальцами и все бандиты снова обратились в людей. Разбойники замерли – кто-то на четвереньках, кто-то лежа, а кто-то сидя по-звериному. Несколько мгновений они осознавали, что их нормальный облик возвращен. А мужчина снова заговорил с атаманом:

– Я не расслышал твоего имени, уверен ты и сам своего блеяния не разобрал.

– Нефрап – атаман исподлобья смотрел на путника и тяжело дышал. Он был уж очень зол, но в то же время действительно напуган и спорить больше не смел.

– Откуда ты Нефрап?

– Хата моя в лесу, меж деревнями Яхово и Торкой. Я лесом живу – охотой, грибами, ягодами, а иногда и…

– Иногда и разбоем, ясно. А родом ты откуда?

– Хм! Ты названия уж услышал, остальное же ж тебе без надобности, сам говорил.

– Для тебя надобность есть. Ну… говори.

– Деревня Вахтарка, она…

– Вот теперь хватит. Скольких ты убил?

– Ха! Думаешь, как признаюсь во всем, разжалоблюсь и так уж на колени паду, как эти вот! Нет, я своего жребия не стыжусь. Семерых! Семерых я уж лично прирезал. За монету, за сапоги, за жрачку! И что! И что ты мне на это скажешь?

– А кого ты убил первым?

Атаман плюнул в путника, но плевок завис в воздухе прямо над линией круга и мгновением позже просто упал.

– Тварь ты колдун! Редкостная тварь! Знавал я уж таковых, все за благим словом прячетесь и благими делами бахвалитесь, да только трусы вы! И тоже за душегубство принимаетесь, да только уж не по своей охоте или нужде, а со страху. Я уж тебе подыгрывать не буду, хоть в осла превращай, хоть в жабу. Мне плевать! – он демонстративно отворачивается и присаживается на голую землю.

– Тогда лучше поведай нам Нефрап, насколько она была красива, насколько она была хороша.

Только что присевший атаман вскакивает, пришедший в ярость и злобно глядя на путника, разражается истерическим криком:

– Все то тебе уж известно! Не твое то дело! Думаешь уж пристыдить меня! А вот шиш! Укорять себя вшивому колдуну я не позволю! Сейчас я тебе расскажу, все уж расскажу, но вот ни капли, ни крохотной росинки раскаяния ты во мне не увидишь! Потому что… Любил я ее! Вот уж те клятва! Любил! Понимаешь? Делал для нее все! Дарил все, что она хотела и даже то, чего не хотела! А она со мной игр…