Большая рождественская книга романов о любви для девочек

Глава 1Приглашенная звезда

Я стояла на кухне и собирала пакет:

– Паровые котлеты.

Мама протянула пластиковый контейнер и удивилась:

– А что, Петру Семеновичу уже можно котлеты? Ты говорила, что в первую неделю после операции нельзя сильной нагрузки на желудок. Прошло только дня четыре.

– Его уже выписали на прошлой неделе… Это не ему, а Владимиру Олеговичу.

– Ой, точно, ты же говорила! Так на работе замоталась, забыла. Что там дальше? Вот, держи, творог.

– Уже не знаю, что делать! Пашка творог не любит, но его обязательно нужно есть, у него же рука сломана. А в твороге кальций, который нужен костям! Врач заставляет, а мальчик не хочет! Вот как?

Мама задумалась.

– А сколько ему лет?

– Девять.

– Девять?.. Ну, если не любит обычный творог, то творожную массу полюбит точно, – пообещала она и, открыв холодильник и взяв изюм, высыпала его в творог, добавила сахара и тщательно перемешала. – Вот, держи. Дети любят. По крайней мере, наш Максим. Да и витаминов теперь больше.

– Ух ты! Здорово придумала, – я радостно поцеловала ее в щеку.

Она рассмеялась и протянула бутылку с вишневым компотом:

– А это Антонине Ивановне. Ты говорила, она любит.

– Не то слово! Без вишни жить не может. Говорит, что когда была ребенком, целый год с нетерпением ждала лета, чтобы поспели вишни. И вот ей уже семьдесят, а она до сих пор любит все вишневое, – я поставила в пакет бутылку с компотом и задумалась, перебирая в голове продукты, которые должна сегодня принести в больницу. – Вроде все собрали. Мам, ты самая лучшая! Спасибо! Ну все, побежала, а то пациенты меня ждут.

– Только долго не задерживайся, тебе еще уроки учить.

– Мам, тридцатое декабря! Сегодня был последний день. У меня каникулы. В школу теперь десятого января.

– Эх, совсем ничего не помню…

Я взяла пакет и направилась в коридор. Надела сапоги, куртку, шапку песочного цвета, которая шла к моим бирюзовым глазам и светлым волосам, и открыла дверь. Но не успела переступить порог, как из комнаты выбежал младший брат Максим и, еле поспевая за ним и хромая, вышла бабушка с палочкой.

– Катя! Катя! Ты куда? Не уходи, поиграй! – запрыгал он вокруг, как голодный птенец при виде мамы-птицы с букашками в клюве.

– Она весь день с тобой играла! – воскликнула бабушка. – Димку позовем, с ним поиграешь, на санках покатаетесь, а ей в больницу надо. Вот станет врачом, будет нас лечить! Катя, закрой дверь, дует! Максим, иди в комнату, на холоде не стой!

Мы живем в частном доме и поэтому, когда открывается дверь, выходим сразу во двор.

– А возьми меня с собой, – не унимался он.

– Подрастешь, обязательно, – пообещала я и, закрыв дверь, помчалась по сугробам к остановке.

Вот такая у меня семья. Мама, бабушка и брат. Мне пятнадцать лет, я учусь в десятом классе, а Максиму семь – он учится в первом в той же школе, что и я.

Очень радостно, что близкие одобряют мои походы в больницу, и не просто одобряют, но и всячески помогают. Мама – повар высшего разряда, с утра до ночи работает в кафе, и мои пациенты просто в восторге от еды, которую она готовит.

«Пациенты», конечно, в кавычках, потому что я еще не врач, но, тем не менее, за каждого подопечного чувствую большую ответственность.

Вот уже год я почти каждый день прихожу в больницу и навещаю людей, у которых нет ни родственников, ни знакомых, или тех, у кого они есть, но к ним все равно никто не приходит. Зато прихожу я. Если бы вы знали, какое это счастье – видеть, как загораются глаза больного при твоем появлении! Когда человек попадает в больницу, ему особенно важно ощущать внимание и заботу, потому что там начинаешь наиболее остро все воспринимать и хочется чувствовать, что ты не один, хочется видеть рядом близких и друзей. Но что делать, если к некоторым никто не приходит? В таком случае нужно приходить самому.

На сегодняшний день я стараюсь скрашивать грусть трех пациентов. Девятилетнего Пашки – мальчика из семьи алкоголиков, который лежит в больнице и безразличен своим родственникам. У него перелом руки, который он заработал, когда собутыльник отца толкнул его об стену, потому что ребенок отказался идти в магазин за водкой. Второй – Владимир Олегович – одинокий ветеран Великой Отечественной войны, который не обзавелся детьми и у которого умерла жена. Третья – Антонина Ивановна – пожилая женщина без определенного места жительства, которая десять лет назад оказалась на улице из-за того, что при продаже квартиры ее обманули мошенники и выставили за порог родного дома.

Вот этих людей я навещаю и всеми силами пытаюсь разбавлять их одиночество – хотя бы на короткое время. Впрочем, после выписки наше общение все равно продолжается – мы созваниваемся, а иногда даже видимся.

Больница, куда я хожу, общая – в ней лежат и взрослые и дети, но размещаются они на разных этажах.

Заведение было переполнено, и некоторых размещали даже на кушетках в коридоре. Пашка, например, лежал именно там.

Я подошла к остановке и села в полупустой автобус. Ехать предстояло долго, больница находилась в другой части города, поэтому можно присесть. Я устроилась на свободном сиденье и поставила на колени пакет.

Надо же… Никогда не думала, что жизнь даст такой неожиданный поворот. Даже представить не могла, что когда-то мне станет интересно все, что связано с больницей, – врачи, палаты, пациенты…

Из окна автобуса смотрела на улицы, засыпанные снегом, на людей, одетых в куртки и шубы, на елочные рынки, на витрины магазинов, оформленные разноцветными гирляндами и изображениями Деда Мороза с красным мешком подарков… А в памяти всплывали картины знойного, изнуряющего лета, когда из-за засухи покрывалась широкими трещинами земля и гибли пшеничные поля.

Все началось именно тогда, позапрошлым летом.

Июль выдался таким палящим, что весь город просто изнывал. Из-за жары плавился асфальт, и над ним волнами колыхалось марево. Пляж был переполнен людьми, которые пытались хоть как-то охладиться. Впрочем, горожане оккупировали не только водоемы, но и фонтаны.

Если одна часть населения старалась найти спасение в воде, то другая предпочитала охлаждаться дома. В каждом, пыхтя, на пределе возможностей, мужественно крутили лопасти вентиляторы; кондиционеры из последних сил пытались охлаждать палящий воздух, а уставшие холодильники храбро трудились над остужением напитков.

Каждый хотел защититься от жары, и поэтому на магазины бытовой техники обрушился огромный поток покупателей, желающих приобрести кондиционер или сплит-систему. Но они устанавливаются не сами по себе, их устанавливают специальные работники – промышленные альпинисты, которые тоже работали в усиленном режиме. Именно им и был мой папа. В то жаркое лето мы практически не виделись, потому что он круглосуточно пропадал на работе, а дома его ждала семья – жена, мать, то есть моя бабушка, а также мы с Максимом. Мне было тринадцать, а брату – пять.

Как-то перед очередным вызовом на работу он попросил нас с мамой:

– Девчата, окрошечки нарежете? Очень хочется! Холодненькой!

Папа любил окрошку.

– Конечно, – улыбнулась мама. – Кать, принеси из сарая картошки.

– Я буквально на часик, кондиционер на третьем этаже с Игорем установим, и сразу вернусь, – ответил он.

Игорь был напарником отца.

– Давай, а мы пока все приготовим, – пообещала мама.

Папа уехал.

Прошел час.

Мама сварила картошку и уже заканчивала ее чистить. Я порезала редиску, зелень, колбасу и достала из холодильника квас с кефиром. Мама взяла кастрюлю, высыпала ингредиенты, взяла в руки кефир, и в этот момент зазвонил телефон.

– Игорь, – удивленно прочитала мама на дисплее. – Алло, – ответила она и параллельно начала выливать кефир в кастрюлю. И вдруг изменилась в лице. – Как – упал?..

Пакет с кефиром выпал из рук. Хлюпнув, он упал на стол, полился густой рекой и начал капать на пол.

– Катя! Папа с высоты сорвался! – истошно закричала она.

Наспех переодевшись, мы помчались в больницу, оставив дома бабушку с Максимом.

Уже через двадцать минут влетели в отделение.

Папа без сознания лежал в реанимации с травмами внутренних органов и переломами. К нему подключили аппараты искусственного жизнеобеспечения.

Мы, одетые в белые халаты, стояли возле папиной кровати и во все глаза смотрели на приборы, которые помогали ему дышать и следили за работой сердца.

Потом, потрясенные, вышли в коридор и сели на лавочку.

Это было таким ударом, и я не могла понять, что со всеми нами происходит. Казалось, это какой-то сон, бредовый сон. Как такое может быть? Мы же только что вместе стояли на кухне, папа пообещал, что вернется через час, и попросил холодную окрошку… Но сейчас почему-то находимся не на кухне, а в больнице; сидим не за столом, а на стерильной лавочке из бежевого кожзаменителя: и папа лежит не на диване, а в реанимации без сознания.

Я посмотрела на маму. У нее в волосах застрял кусочек укропа, который должен был быть в окрошке. Очень медленно я его сняла, по-прежнему не осознавая, почему мы здесь.

«Что теперь будет?.. – звучал в голове вопрос. – Что?..»

Не верилось, что вот так, за одну секунду, может измениться все.

Наступил вечер. Мы по-прежнему сидели на скамейке. Пациенты перестали бродить по коридору и разошлись по палатам.

– Я буду ночевать здесь. Не могу оставить папу, – сказала мама. Она мгновенно, за несколько часов, постарела. Под глазами темные круги, лицо бледное и словно каменное, без единой эмоции. Она была погружена в себя и как-то заторможенно воспринимала действительность. – Максима спать уложите, пусть не сидит долго перед телевизором. Кошку покормите. Мы купили корм? У кошки корм есть? Ты не помнишь, кефир со стола вытерли?

Из-за сильного стресса у мамы путалась речь, кажется, она сама не понимала, что говорит, слова вырывались автоматически.

Я взяла ее за руку.

– Я тоже буду здесь.

– Лучше домой иди, побудь с бабушкой.

– С бабушкой Максим. А я буду с тобой.

Медсестра дала нам простыни. Мы легли на скамейки и укрылись ими. На часах было десять вчера, но спать не хотелось. Просто молча смотрели в белый потолок и вдыхали запах стерильных бинтов и лекарств, которым насквозь была пропитана больница.

Наступила ночь. В коридоре погас яркий свет. Было тихо и тревожно.

Запаха я уже не ощущала. Привыкла.

И сама не заметила, как уснула.

А глубокой ночью нас кто-то разбудил.

– Просыпайтесь!

Я открыла глаза и сначала не могла понять, где нахожусь. Какой-то коридор. Тусклый свет. Женщина в белом халате.

«Больница», – вспомнила я.

– Что случилось? – мама вскочила с лавочки и испуганно посмотрела на медсестру.

Мы чувствовали ответ, но не хотели верить.

Медсестра опустила глаза и тихо вздохнула.

– Мне очень жаль… Ваш родственник умер.

Прошло несколько месяцев. Наша семья находилась в страшном ударе. Мы не могли прийти в себя, не хотелось верить, что папы больше нет. Это просто в голове не укладывалось – как так может быть?! Но это правда… Его с нами нет…

В первое время постоянно казалось, что сейчас откроется дверь, мы услышим его добрый голос: «Дети, я дома!», помчимся навстречу, повиснем на его шее и поцелуем в колючую щеку. Но этого не случалось… Папа не приходил.

Когда сидели дома и слышали, что к воротам подъезжала чья-то машина, сердце радостно стучало, и казалось, что это папа приехал с работы. Но потом вспоминали: «Папы больше нет», и выходили на улицу встречать приехавших в гости родственников, друзей – это был кто угодно, но только не он…

Если раньше я была обычным тринадцатилетним подростком, то после смерти отца мгновенно повзрослела. На меня легла большая ответственность – нужно помогать маме и с Максимом, и по дому, и, самое главное, поддерживать ее морально. Было страшно больно, хотелось постоянно плакать, но я этого не делала, потому что на меня смотрела мама – и если бы увидела слезы, то расстроилась бы еще больше. Внутри себя, в душе, я рыдала, а внешне пыталась выглядеть стойкой, потому что от моего настроения зависело настроение мамы. Это было тяжело, но я старалась.

Раньше у нее было плечо, на которое можно было опереться, второе крыло, благодаря которому она летела по жизни. Теперь это плечо из-под нее выбили и крыло отрезали.

Фирма, в которой работал папа, выплатила нам компенсацию, так как произошедшее считалось травмой на производстве. Кроме того, социальная защита платит нам пособие по потере кормильца, у которого осталось двое несовершеннолетних детей. Но несмотря на это, мама стала усиленно работать, потому что понимала – на ней теперь большая ответственность – она стала одновременно и матерью и отцом.

Иногда бывало, что мама работала в кафе в две смены и домой приходила далеко за двенадцать, а с утра уходила на работу раньше, чем мы просыпались. И целый день готовила, готовила, готовила посетителям кафе. А когда приходила домой, падала на кровать и отключалась. Проснувшись утром, мы видели на плите свежую горячую еду и записку «Я вас люблю». Вот такие они, мамы – позже всех ложатся и раньше всех встают.

Когда у нее было на работе посвободнее, она уделяла нам много внимания – учила с Максимом уроки, разговаривала со мной о жизни, водила на прогулки. Но все равно ей было тяжело. Поэтому, чтобы хоть как-то помочь, я взяла на себя всю домашнюю работу – стирку, уборку, глажку, и бабушка мне помогала.

Каждый мой день был расписан: как только звенел звонок с уроков, я сразу же выбегала из класса и летела на второй этаж, где учились первоклашки, забирала Максима, по пути домой заходила в магазин за продуктами, приходила домой, помогала бабушке готовить еду, после делала с Максимом уроки, затем выкраивала время для пациентов в больнице, вечером неслась домой делать свои уроки, а там уже и спать пора. Брат купался, после этого ложился в кровать, и я обязательно рассказывала ему сказку, потому что без этого заснуть он не мог (если собрать сказки, придуманные мной за всю его жизнь, я могла бы уже выпустить трехтомник). Со слипающимися глазами рассказав сказку, я возвращалась в комнату, падала на кровать и мгновенно засыпала, слыша в полусне, как ближе к полуночи приходит с работы мама. Иногда просыпалась утром в той же позе, в которой засыпала.

Моя жизнь была насыщенной, но я была очень этому рада, потому что чем больше сделаю для мамы, бабушки и брата, тем легче им будет.

Максим тоже помогал. Хоть ему и было пять лет, он всегда был не по годам смышленым и серьезным мальчиком, а после случившегося стал еще серьезнее. Своим детским умом брат понимал, что он в семье единственный мужчина, и всеми силами старался вести себя по-мужски, соответственно своему возрасту – расставлял на столе тарелки, помогал убирать, что-то подносил и часто повторял, что, когда вырастет, будет нас защищать. Я всегда смотрела на него и улыбалась – сам маленький, но мысли мужские.

В общем, было нелегко, но мы сплотились и вместе переживали все трудности.

Раньше я жила, как живет большинство подростков, – играла с друзьями, учила уроки, а иногда и просто бездельничала. Но после того как в нашей семье произошла беда, у меня словно раскрылись глаза на окружающий мир, и я поняла, что в жизни главное. Это любить своих близких и во всем им помогать.

После того как я пришла к осознанию этого факта, то уже не смогла жить, как раньше, и стала ценить каждую минуту. Если раньше бывало, что я целый день сидела за компьютером у себя в комнате, а потом выходила и недовольно удивлялась, почему у нас еще не наготовлено и не постирана моя юбка, то теперь совесть не позволяла так себя вести и тратить драгоценное время впустую. Как можно убивать часы в Интернете и за компьютерными играми, если вместо этого можно взять и что-то сделать по дому и тем самым хоть как-то облегчить маме и бабушке жизнь?

Но как же я стала ухаживать за больными, спросите вы.

А вот как.

Бабушка очень переживала, что не стало ее сына. Однажды, спустя полгода после произошедшего, она плакала особенно сильно и вдруг потеряла сознание.

У нее случился микроинсульт, в результате которого отнялась левая нога. Она не действовала, но врачи всеми силами старались восстановить ее функции.

Мы снова оказались в той же больнице: те же стены, тот же запах и много, много больных людей…

Мама просто разрывалась на работе и не могла постоянно находиться при бабушке.

– Ты работай, а я буду ухаживать за бабушкой, – сказала я. – Буду приходить в больницу после уроков, а вечером уходить домой.

– Придется, – согласилась мама. – Когда будет возможность, я буду забегать с работы, сменять тебя.

– Не переживай, мы обязательно справимся, – твердо пообещала я.

Бабушке предстояло провести в больнице три недели. Утром мы с Максимом шли в школу, я отводила его на первый этаж, где проходила подготовка детей перед учебой в школе (тогда он был еще дошкольником), во время перемен его навещала, после уроков забирала, возвращались домой, ели, брали бабушке еду, шли в больницу, а вечером приходили домой. Максим страшно уставал от такой нагрузки и поэтому днем в больнице ложился на бабушкину кровать и часик отдыхал.

Люди часто бывают недовольны врачами, говорят, что они уделяют пациентам мало времени. Но когда я оказалась в больнице и своими глазами увидела, в каком темпе работают врачи, медсестры и санитарки, мне стало очень их жаль. Больницы переполнены, в них лежат десятки и сотни больных, и каждому нужно уделить внимание. К концу смены сотрудники уже еле стоят на ногах. Бедные санитарки – а это в основном бабульки, такие же, как и моя, – носят тяжеленные ведра с водой и к концу дня просто падают на стул, держась за поясницу.

За бабушкой ухаживала старшая медсестра Полина, женщина лет тридцати. Она дежурила в коридоре за столом.

Тетушка была настолько уставшей, что у нее на ходу закрывались глаза, однако, несмотря на усталость, чувствовалось желанием помогать больным.

Но однажды она была настолько загружена, что просто разрывалась на части – без остановки бегала по больнице, чтобы успеть ко всем пациентам.

– Полина, может, вам чем-то помочь? – наконец не выдержала я.

– Помоги! – честно попросила она. – Пожалуйста, поменяй у бабушки простыню! Это уже будет огромная помощь!

И я поменяла.

Медсестра продолжала бегать. Вскоре вошла в нашу палату и начала ставить бабушке капельницу. Она была замотанная, уставшая, а нужно обойти еще многих.

– Может, еще чем-то помочь? – поинтересовалась я.

– Если нетрудно! – снова согласилась она. – Сходи в десятую и двенадцатую палату, посмотри, капельницы у людей скоро закончатся?

Сходила. У мужчины из десятой было еще полкапельницы, а у женщины из двенадцатой жидкость подходила к концу.

Я сообщила об этом Полине.

Она поблагодарила.

Но на этом моя помощь не закончилась. Я стала помогать и другим медсестрам, и санитаркам каждый день и вскоре уже с легкостью меняла больным постели, проверяла капельницы и носила ведра. Словом, помогала всем, кому нужна была какая-то помощь. А Максим бегал за мной и тоже старался чем-то помочь.

– Не понимаю, как мы раньше без тебя жили! – говорила санитарка баба Люба, намывая шваброй полы. – Слушай, Кать! Можешь дезраствор развести? А то мне еще целый этаж мыть.

– Но я ж никогда этого не делала! – заволновалась я. Так переживала, будто мне доверили вести космический корабль.

– Ну и что? – пожала плечами баба Люба. – В туалете на стене табличка висит, там все пропорции написаны. Ведро вон там возьми. Пожалуйста, – добавила она и разогнула затекшую поясницу.

Я отправилась в туалет с таким волнением, словно шла на экзамен.

Но у меня получилось, и санитарка осталась довольна.

Вот так все и началось.

Но однажды добавилась и помощь другого рода.

Как я уже говорила, больница была переполненной, кушетки стояли даже в коридоре. В больницу поступил какой-то старик, и его разместили за пределами палаты. Навещая каждый день бабушку, я заметила, что к нему никто не приходит. Напротив бабушкиной двери стояла скамейка, и когда я приходила, он всегда вставал с кушетки, садился на эту скамейку, брал газету и делал вид, что ее читает. Но я стала замечать, что старик на самом деле не читает, а с какой-то тоской смотрит поверх газеты в нашу сторону и грустно вздыхает, когда видит, как мы с бабушкой весело о чем-то болтаем.

Такое чувство, что он наблюдал за чужим счастьем и печалился, что ему не с кем вот так посидеть и поговорить.

Как-то раз, когда Полина давала бабушке лекарства, она понизила голос и сказала:

– Кать, Иван Иванович – ну, из коридора, сегодня такой грустный… Не пойму, в чем дело. Может, поболтаешь с ним? Родственников у него нет, никто не приходит… Ему так скучно.

– Конечно, – растерялась я. – А о чем?

– Да о чем угодно. Когда человеку уделяют внимание, то он выздоравливает гораздо быстрее.

Я выглянула в коридор. Иван Иванович лежал ко мне спиной и соответственно лицом к зеленой больничной стене. В некотором замешательстве я взяла в нашей тумбочке сладкие пирожки и подошла к старику.

– Иван Иванович, пирожков не хотите? Мама испекла. Они такие вкусные!

Он повернулся. В грустных глазах зажглась радость и удивление, что к нему кто-то подошел.

– Хочу, – честно ответил старик.

Я приготовила чаю, и мы вместе начали его пить.

– И правда, вкусные, – похвалил Иван Иванович. – Как будто торт! На день рождения.

Я замерла.

– На день рождения?..

– Мне сегодня восемьдесят три года, – улыбнулся он.

Так вот почему он такой грустный! День рождения, а про это никто не помнит! Ему никто не позвонил, не пришел…

И я стала его навещать. Когда навещала бабушку, обязательно подходила к нему. И разговаривала, и меняла простыни, и ходила в ларек за газетами – делала все, что он просил.

Спустя три недели бабушку выписали. Состояние улучшилось, уже получалось передвигаться, но осталась легкая хромота, и теперь она стала ходить с палочкой.

«А что же делать с Иваном Ивановичем? Ведь он уже привык ко мне. Да и я к нему», – растерялась я и спросила у Полины:

– Можно я все равно буду к нему приходить? Его же еще не выписали.

– Было бы прекрасно! – обрадовалась она.

Бабушка уже была дома, но я продолжила ходить в больницу.

Вскоре выписали и Ивана Ивановича. Но прежде чем это случилось, в больницу поступила одинокая женщина Елизавета Павловна. Я стала приходить к ней… А когда выписали ее, начала навещать сироту Машу из детского дома…

Вот так получилось, что я стала часто приходить в больницу и поддерживать одиноких людей, которых по каким-то причинам никто не навещает. Это были и старики, и дети, и молодые люди. У каждого была своя история, своя жизнь, мне очень нравилось с ними общаться, а им нравилось, что к ним кто-то приходит. Но вместе с этим я обнаружила, что мне приятны не только люди, но и сама больница, и все, что в ней происходит. Операции, перевязки, люди в белых халатах, запах лекарств, бинтов… Наблюдая, как лечат людей, я захотела в будущем тоже стать врачом.

Раньше я никогда не вдумывалась в работу врачей, но когда сложились подобные ситуации, я успела присмотреться к медицине и поняла, что мне нравится эта профессиональная сфера.

Совершенно неожиданно в моей жизни появилась новая ниша – больница. Я познакомилась уже с десятками одиноких людей и таким образом приобрела много друзей.

Еще узнала, что время от времени врачи нашей и других больниц участвуют в благотворительных мероприятиях – автобус, оборудованный медицинскими приборами, приезжает в какое-то определенное место скопления бездомных людей, и проводится бесплатный медицинский осмотр, оказывают необходимую помощь. Обычно это делается совместно с обществом волонтеров, которые устраивают благотворительный обед и раздают одежду.

Я несколько раз участвовала в таких выездах, помогала врачам и волонтерам, и каждый раз мое сердце наполнялось жалостью. Как много в мире страданий! И как много людей нуждается в помощи!

И вот сегодня снова еду в больницу с пакетом еды, которую приготовила мама.

Я вышла из автобуса, и, стараясь не поскользнуться на льду и не уронить пакет, направилась к лечебному заведению. Меня ждали трое – девятилетний Пашка в детском отделении травматологии на втором этаже, Владимир Олегович во взрослом отделении кардиологии на третьем и Антонина Ивановна в отделении хирургии на пятом.

Навестив ее и поболтав о вишнях, которые она любит с самого детства, я спустилась к Владимиру Олеговичу. Он часто рассказывал истории про Великую Отечественную войну. Всегда, когда слушала его, то с грустью думала: «Со времен войны прошло почти семьдесят лет, но люди, которые воевали, словно до сих пор живут в том страшном времени, у них до сих пор стоит все перед глазами…» Обняв его, направилась на второй этаж к Пашке.

Я шла по коридору и неожиданно увидела бегущую Полину. Она сильно волновалась, была прямо сама не своя.

– С минуты на минуту к нам должна прийти проверка! – эмоционально сказала санитарка. – В принципе у нас все нормально, но едет не просто проверка, а Ефремова! Она такая жесткая! Цепляется ко всему подряд! Лишь бы поругать! Она все видит, все слышит и все знает!

– Не переживайте, все будет хорошо, – я постаралась успокоить ее.

– Надеюсь… Кстати, ты не забыла, что завтра, тридцать первого, выезд с волонтерами на площадь? Приходи! Там очень нужны помощники. И если можешь, постарайся найти еще людей. Нужно будет и врачам помогать, и волонтерам – столы расставлять, стулья, еду накладывать, убирать, в общем, работы предстоит много, но она приятная.

– Хорошо, – пообещала я, соображая, кого можно было бы позвать? Может, лучшую подругу Риту?

Зазвонил телефон Полины. Она взяла трубку и, слушая собеседника, заволновалась:

– Что? Пришла? Все, бегу! Катя, проверка пришла! – воскликнула она и умчалась на другой этаж, а я зашла к Пашке.

– Привет. Как дела? Я принесла творог!

– У-у, – расстроился он. – Я понимаю, что полезно, но не могу много его есть. Врач говорит, надо… Рука быстрее срастется…

– А у нас сегодня не простой творог, а особенный. Тебе понравится, – загадочно пообещала я и, выложив сладкую творожную массу в тарелку, протянула Пашке.

Он взял ее левой рукой, правая была в гипсе.

– Изюм?.. – разглядывая, удивился он.

– Так точно.

Мальчик взял ложку в здоровую руку, но держать ее было неудобно, так как он был правша, отломил кусочек, нерешительно попробовал, прислушался к ощущениям, и лицо просветлело.

– Ммм! Да это же настоящая вкуснятина! – и принялся энергично орудовать ложкой.

– Вот видишь! А говоришь – «не люблю», – усмехнулась я и, оставив его уплетать творог, выложила на тумбочку остальную еду и подошла к окну.

Над городом кружил снег. Люди украшали магазины разноцветными гирляндами и наряжали елки. Как же я счастлива! Впереди десять дней новогодних каникул! А еще поведу Максима на новогоднее представление!

Мне стало радостно, я улыбнулась своим мыслям.

Но в следующую секунду загрустила.

Как плохо, что рядом нет папы… В мире вроде бы все как раньше – и праздники, и гирлянды, но после того, как его не стало, все изменилось. Мы вроде бы знаем, что на праздниках надо веселиться, но нам уже не так весело, как раньше. Когда-то веселье было искренним, беззаботным, но теперь оно какое-то не такое. Да и как может быть таким, как раньше, если все уже не так? В прежние годы за столом сидели мама с папой, бабушка, мы с братом, а теперь на всех застольях мама грустная, и я прекрасно понимаю, почему. Она думает: «Я сижу одна. Раньше рядом сидел любимый муж, а теперь его нет».

Поэтому если говорить о праздниках, мы продолжали их отмечать, но они уже не были наполнены той радостью, как раньше. Но мы все равно старались ее хоть как-то создавать, потому что Максим еще маленький, ему интересно получать подарки, интересно чего-то ждать, и мы всеми силами пытались как-то себя подбадривать.

Вот и сейчас я стояла у окна, смотрела на снег, но в душе была радость, перемешанная с грустью.

Зима – очень красивое время года, но когда оказываешься в больничной среде, то понимаешь, что еще и самое травмоопасное – люди часто поскальзываются и ломают руки, ноги. А еще и переохлаждение организма.

Внезапно вокруг все ожило: врачи бегали туда-сюда – видимо, готовились к встрече с великой и ужасной Ефремовой, которую все боялись.

Вскоре мальчишка поел, мы немного поболтали, и я стала собираться домой.

– Поправляйся! Я, может быть, завтра приду. Что тебе принести?

– Творожную массу, – с горящими глазами попросил он.

– Хорошо, – улыбнулась я.

Отойдя от его кушетки и сделав шаг по коридору, я неожиданно увидела вдалеке знакомое лицо. Это был мой одноклассник Стас Полянский.

– Стас, привет! – окликнула я его.

Он растерянно посмотрел по сторонам и заметил меня.

– Привет, – ответил он и ослепительно улыбнулся.

Стас был самым привлекательным парнем не только нашего десятого «В» класса, но и всей школы – высокий, красивый, мускулистый блондин с серыми глазами и шикарной белозубой улыбкой. Раньше он был самым низким и даже невзрачным мальчиком в классе, но где-то в седьмом начал активно заниматься в тренажерном зале. После этого он сильно вытянулся, одновременно приобрел рельефную мускулистую фигуру, которая сделала его еще внушительнее. Вот так из невзрачного невысокого мальчика он превратился в самого высокого и симпатичного парня. Теперь все свободное время он проводит в тренажерном зале и занимается не просто так, а профессионально. Когда мышцы были накачаны, он начал участвовать в конкурсах бодибилдеров и частенько занимал призовые места. Иногда его фотографии с соревнований можно увидеть в газетах и журналах, и такое повышенное внимание к своей персоне очень ему нравилось.

Стас был из очень богатой семьи. Его отец Роман Сергеевич Полянский – владелец сети магазинов сотовой связи в нашем городе и области. Наверное, в какой-то степени это распустило сына, потому что об учебе он думает редко и, едва звенит звонок, бежит не домой за уроки, а в тренажерный зал к любимой штанге.

Хоть мы и были одноклассниками, но особо не общались. И неизвестно, нужно ли ему мое общение, ведь вокруг него постоянно толпится народ. Со Стасом хотели дружить все. Об этом можно было судить даже по социальным сетям. В ленте активности друзей я каждый день вижу уведомления о том, что Стас Полянский добавил в друзья то пять, то десять человек, и, кроме того, у его страницы было несколько сотен подписчиков. Девушки заваливали восторженными комментариями к фотографиям, на которых он во всех ракурсах демонстрировал свои мышцы, а парни хотели с ним дружить, чтобы выглядеть круче в глазах других. Теперь считается очень крутым, когда ты невзначай бросаешь фразу: «Мы со Стасом Полянским ходили в качалку» или: «Мой друг Стас сказал мне то-то и то-то». В ответ все изумленно спрашивают: «Ты что, общаешься с Полянским?!» Такой человек сразу же приобретает дополнительные баллы в глазах окружающих.

Наши с ним интересы никак между собой не пересекались. Мне было совершенно неинтересно обсуждать очередное выступление Полянского и восхищаться его мышцами.

Но многие одноклассники не пропускали ни одного соревнования по бодибилдингу, в которых он участвовал, и на следующий день на переменах толпой стояли вокруг Стаса и восхищались:

– У тебя такие классные дельтовидные мышцы! Плечи огромные!

– Спасибо, я очень много работал над ними, – сиял он от счастья.

– А трицепсы еще круче! Говорят, их трудно качать!

– Кому как, – с легкой надменностью отвечал Стас. – У меня с трицепсами все в порядке. Мне нравится французский жим – хорошо прокачивает. А как вам мои бицепсы?

– Шикарные! Такие большие! – восторгались девчонки, и парень с удовольствием напрягал их и наслаждался общим любованием.

Стас просто купался во всеобщем восхищении и жаждал, чтобы этого восхищения было как можно больше. Я же не любила такие компании и не могла себе позволить ходить на соревнования. Мой день был до того забит делами, что времени на восхищение мышцами Полянского совершенно не оставалось.

Если он имел в школе статус звезды среди парней, то среди девчонок такой являлась, несомненно, Яна Клочкова – девушка, которая всем видом показывала, что она в школе главная. И была во всех отношениях выдающейся – и внешне – высокой, ростом почти, как Стас, с кудрявыми темными волосами; мощной, как здоровая молодая лошадь, но самое главное, мощной внутренне – люди за ней тянулись как за вожаком, и ее мнение считалось самым авторитетным. Кроме всего прочего, она была просто помешана на одежде леопардового цвета, и это стало неким ее брендом. Куртка, свитера, кофты, джинсы, сумки – все! – и эта изюминка тоже добавляла ей уникальности.

Если видишь вдалеке что-то высокое и леопардовое – это идет Яна.

Но главной в школе она была не только внешне и внутренне, но даже и документально, так как Клочкова являлась президентом школы и занимала свой пост в течение последних двух лет. Через полтора месяца, в феврале, должны состояться выборы, и никто не сомневается, что она победит и в третий раз. Трудно было представить какого-то другого школьника в этой роли. Впрочем, кроме Клочковой, на этом месте мог быть и Стас, но ему это было неинтересно. Ведь ему нравилось только посещать тренажерный зал, каждое утро становиться на весы, приходить в школу и всем объявлять: «Пацаны! Я набрал еще пятьдесят граммов мышечной массы!»

Честно говоря, хоть Яна и была президентом школы, иногда она вела себя так, словно является президентом планеты: когда к ней пытался кто-то подойти и о чем-то спросить, девушка выслушивала человека с высокомерным видом; чуть ли не ногой открывала дверь в кабинет директора нашей школы Золотарева Алексея Ивановича; когда школьники обсуждали какие-то вопросы, ее мнение было не просто твердым, а чересчур твердым – она не давала никому нормально высказаться: перебивала, обрывала людей на полуслове и считала, что ее мнение самое лучшее, самое оригинальное и самое правильное. Ей искренне казалось – разве может в чьей-то голове, кроме ее, возникнуть какая-то умная мысль? В общем, была не мягким руководителем, прислушивающимся к «народу», а, скорее, жестким диктатором с чувством неограниченной власти, который к тому же задирал нос и упивался своим положением. А ведь президент школы должен быть мостом между учителями и учениками. Но Яна частенько об этом забывала, и ей казалось, что нужно просто ходить по коридорам и высокомерно на всех смотреть.

Вот с такими двумя звездами мне посчастливилось учиться в одном классе.

С первого взгляда может показаться, что Стас с Яной совершенно одинаковые, но это только видимость. На самом деле разница между ними есть, и причем очень существенная – он наслаждался своей внешностью, а она – общественным положением.

Но о леопардовой девушке речь пойдет позже, а сейчас я встретилась в больничном коридоре с сероглазым красавцем Стасом Полянским.

Парень был одет в темно-синие джинсы и тонкий черный свитер.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась я, подходя к нему. Стас был огромным, а я маленькой и худенькой, он возвышался надо мной, как гора.

– Да вот, к папиному знакомому врачу ходил. Лекарства мне выписали. Кашляю что-то. А ты что тут забыла? – со скучающим видом глядя на меня, спросил он.

Хотела ответить: «Пришла проведать друзей», но вдруг меня озарило: «Полина сказала, что на завтра нужно много помощников. А Стас такой крепкий! Он там очень пригодится!»

– Ты завтра свободен? – едва ли не приплясывая от радости, спросила я.

– Ну, не знаю… Завтра тридцать первое… Новогодняя суматоха… А что?

– Как тебе объяснить… Я часто прихожу в эту больницу, помогаю ухаживать за одинокими людьми, ну, с врачами начала общаться. Завтра они вместе с волонтерами устраивают благотворительный выезд – обед и медосмотр бездомных людей. Нужно много помощников – столы перенести, тарелки расставить, помочь кому-то забраться в автобус, еще что-нибудь. Я обязательно пойду. Может, тоже придешь?

– Ну а что, прикольно, – задумчиво ответил он и вдруг выдал то, от чего я чуть в аптеку на первом этаже не провалилась: – А какая там у вас оплата? Почасовая?

– В смысле? – не поняла я.

– Ну сколько стоит мое участие? – прямым текстом спросил Стас и, скрестив руки на груди, словно невзначай заиграл бицепсами под тонким свитером. – Какой мне заплатят гонорар? Я правильно тебя понял, ты хочешь, чтобы на этом мероприятии я был приглашенной звездой? А там будут газеты? Телевидение? В какой передаче меня покажут?

– Это добровольное участие… – ошарашенно пробормотала я. – Все это бесплатно…

– Бесплатно?! – изумился Стас. – Фадеева, ты издеваешься? Я не просто человек! Я Стас Полянский! И я не могу тратить свое время бесплатно! Так сколько мне заплатят?

– Нисколько! Забудь! Не нужно никуда приходить! – возмутилась я. – У тебя только слава и деньги на уме! Без тебя как-нибудь обойдемся!

– Что?! – обомлел он. – Что ты сказала?!

В это мгновение я заметила Полину и какую-то женщину. И сразу поняла, что это знаменитая Ефремова, которую с трепетом ожидала вся больница.

И почему-то эта грозная дама прямой наводкой шла к нам. А следом семенила Полина.

– Это Катя Фадеева. Я вам рассказывала, она присматривает за пациентами. Добровольный помощник.

– А о каких это деньгах тут говорили? – словно не слыша ее, спросила Ефремова и строго посмотрела на нас со Стасом.

– О тех, которые ей платят за то, чтобы смотреть за людьми, – нагло ответил он.

– Что?! – опешила я. – Да что ты врешь!

– Это я вру? Ты только что мне сказала, что имеешь хорошие деньги на этих пациентах, и предложила мне подзаработать, – не моргнув глазом, соврал Стас.

Я просто остолбенела.

– Полина Георгиевна, и это, по-вашему, добровольная помощь? – сурово спросила Ефремова. – По-моему, она не добровольная, а оплачиваемая. И работать в больнице имеют право только совершеннолетние. Я не понимаю, на каком тогда основании эта девушка работает здесь сиделкой? Официально она не трудоустроена, профессионального образования, насколько я понимаю, тоже не имеет, но почему-то берет деньги с пациентов! Нонсенс какой-то!

– Елизавета Максимовна, я все объясню, – пролепетала санитарка.

– Мне и так уже все ясно! – категорично отрезала женщина. – Бардак развели! А это, между прочим, лечебное заведение, а не какой-то проходной двор! – она хлыстнула меня взглядом и возмущенно пошла дальше. Полина растерянно развела руками и побежала за ней.

Одноклассник смотрел им вслед и довольно улыбался.

– Что ты сделал?! – возмутилась я. – Да это же проверяющая, а ты наврал! Догони их, пока не ушли!

– Ты же сказала, что без меня как-нибудь обойдетесь, – ехидно напомнил он. – Вот и обходись. В следующий раз будешь знать, как разговаривать со Стасом Полянским, – и, гордо развернувшись, вразвалочку направился к лифту.

Как раз подоспела кабина. Парень спокойно погрузился в нее и уехал.

Я была в таком шоке, что просто онемела. Лишь неосознанно трогала пылающие щеки, лоб и не могла прийти в себя.

Через десять минут зазвонил телефон. Полина.

– Катя, можешь ко мне подойти?

– Иду! – и побежала в конец этажа, где за поворотом располагался ее стол.

«Наверное, Полина все объяснила», – облегченно подумала я.

Санитарка сидела за столом.

Я устроилась напротив и начала первой:

– Это был мой одноклассник! Никогда не думала, что он на такое способен! Ефремова ушла? Ты с ней поговорила?

– Кать… – Полина прятала глаза.

Я насторожилась.

– Что случилось?

– Ефремова сделала строгий выговор.

– То есть? Какой выговор?

– Насчет тебя.

Повисла тяжелая пауза.

– Она высказала пожелание, чтобы… – начала женщина и запнулась, подбирая слова. – Чтобы… В общем, чтобы тебя в больнице не было… Я пыталась объяснить… но она слышит только себя. Вот поэтому мы Ефремову и боялись… Ей лишь бы к чему-нибудь придраться… Когда шли по коридору, она что-то услышала про деньги и сразу же помчалась к вам. Я же говорила, что она все видит и все слышит…

Меня словно оглушили.

– А завтра?.. Во сколько приходить на площадь?..

– Кать, мне страшно неудобно тебе говорить, но… Мы сами, наверное, справимся… Сейчас такой острый момент, тебе лучше переждать… Извини… – Полина с болью смотрела на меня.

А я, не мигая, на нее. Затем медленно встала со стула и так же медленно, будто во сне, направилась к лифтам.

Я шла по заснеженным улицам. Под ногами скрипел снег. На витринах магазинов горели яркие разноцветные гирлянды. Но все это было как-то далеко, словно за стеной.

«Ефремова высказала пожелание, чтобы тебя в больнице не было… Мы справимся сами. Сами…» – звучало в ушах.

Грудь как будто сжимал железный обруч. Мне хотелось вздохнуть, заплакать, но не получалось. Внутри образовалась пустота.

Еще час назад я угощала Пашку творожной массой, стояла у больничного окна, смотрела на витрины, мимо которых сейчас иду, и мечтала завтра поехать с врачами на площадь, но теперь все изменилось.

Полянский нагло меня подставил и даже не понял, что разрушил мою жизнь!

Глава 2Новый год в коридоре

Мне казалось, что я плыла на корабле по морю, стояла на палубе у ограждения и, расслабившись, наслаждалась синими далями. И вдруг сзади кто-то незаметно подошел, резко толкнул в спину, и я упала за борт.

Именно в таком состоянии я и пришла домой. Остаток дня пролежала в кровати, глядя в одну точку.

На следующий день наступило тридцать первое число. Сегодня ночью придет Новый год! В атмосфере, словно разноцветные мыльные пузыри, витало праздничное настроение.

Но кроме этого, с самого утра витал снег. Сначала падали редкие крупные хлопья, а затем снегопад разгулялся, завалил все вокруг. Снеговые тучи опустели только к обеду.

Мы с Максимом вышли на улицу, чтобы расчистить сугробы во дворе и за двором.

Чтобы не портить хорошие вещи, я надела домашнюю одежду – мамину старую куртку ярко-малинового цвета, которая кое-где была порвана и из нее торчал синтепон. Ее носили по двору все женщины нашей семьи – и мама, и бабушка, и я (правда, мне она была на три размера больше, чем надо). На ноги надела литые пластмассовые галоши с утеплителем, они были веселого фиолетового цвета. На фоне белого снега малиновая куртка и фиолетовые галоши становились еще веселее. Мой вид был, мягко говоря, интересный, но перед кем красоваться-то во дворе? У каждого есть одежда, которую он носит дома, чтобы было удобно работать, не думая каждую секунду – не испортил ли хорошую вещь.

Итак, мы оделись и вышли чистить снег.

Со всех сторон слышался шорох лопат. Летом с соседями видишься часто, потому что все на улице, а вот зимой все разбегаются по домам. Но снегопад – это время, когда снова встречаешься с ними: соседи высыпают с лопатами во двор, прочищают свою часть тротуара и заодно обмениваются новостями.

Наш участок выглядел так: в начале двора был дом, возле него располагалась асфальтированная площадка, после шел огород, и в самом конце размещался сарай. Чистили мы только асфальтированную площадку и прилегающую территорию за двором. Огород, естественно, не чистили, и поэтому там были навалены сугробы с человеческий рост.

Снеговые лопаты стояли возле двери в дом, под рукой, – ведь если за ночь навалит полметра снега, будет сложно пробраться к сараю за инструментом. Папа всегда так делал.

Мы взяли лопаты, но, несмотря на то что нас было двое, по большому счету снег чистила только я. Максим старался усердно поднимать тяжелые лопаты, но в этой неравной схватке выигрывали лопаты. Поэтому брат, быстро утратив энтузиазм, отбросил лопату, позвал лучшего друга – соседа Димку, с которым вместе учились в классе, и начал играть с ним в снежки, оставив меня сражаться с сугробами.

Со стороны снег и кажется легким, но на самом деле он довольно-таки тяжелый. Мне нелегко поднимать лопату, особенно когда на улице не сильно холодно – тогда снег становится мокрым и весит как свинец. Но что делать? Должен же кто-то его чистить. У меня даже бицепсы накачались – как у Полянского.

При мысли о нем праздничное настроение мгновенно испортилось, как мгновенно чернеет яблоко, когда оставляешь его надкушенным на столе.

Неожиданно я вспомнила, что именно сегодня, именно сейчас, врачи и волонтеры находятся на площади и помогают людям. Как же я хотела туда попасть и быть с ними! Но Стас все цинично и с легкостью сломал… Сейчас мои друзья там, на площади, а я здесь, дома, чищу снег.

Конечно, можно пойти и без разрешения Полины, помогать имеют право все желающие, но если мы пересечемся, нам обеим будет неловко, поэтому лучше остаться дома.

А еще я обещала Пашке принести творожную массу. Но в больницу мне приходить нельзя… Вдруг там окажется Ефремова и заметит меня?.. Тогда Полине достанется…

В подавленном настроении я продолжила работу. Было минус двенадцать. Перчатки не согревали. Когда пальцы так замерзали, что я их не чувствовала, то отставляла лопату и грела руки в карманах. А потом снова бралась за дело. Потом снова грелась. И так до тех пор, пока не почистила весь снег. На это вместе с передышками ушло полтора часа.

Вскоре из дома повеяло чем-то вкусным. Мама с бабушкой готовили праздничный ужин. Мама нарезала овощи для салата, а бабушка мыла посуду.

Поставив лопаты, мы вернулись домой.

Снимая с себя куртку, я заметила что-то странное. Максим почему-то не раздевался. Он стоял в углу прихожей, виновато опустив голову.

– Максим, разувайся и ставь ботинки к батарее, – сказала мама. Из кухни была видна прихожая.

Он не шелохнулся.

– Ты слышишь меня?

Бабушка прекратила мыть посуду и заинтересованно взглянула на Максима.

– Что случилось? – спросила я.

– У меня катастрофа… – пробормотал он.

– Какая? – настороженно спросила мама и вышла из кухни.

Вместо ответа брат поднял правую ногу, и мы увидели, что от ботинка оторвалось полподошвы.

– Они сами… Я играл, а они порвались… Мне было холодно… Даже нога замерзла…

– Новые надо купить, – вздохнула мама. – Эти бесполезно чинить, мы их уже отдавали в ремонт. Зарплату получу, купим.

– Надо качественные взять, – сказала я. – Фирма «Сезон» крепкие шьет, к тому же это местная фабрика.

– Ура! У меня будут новые ботинки! – обрадовался он, скинул обувь, куртку, теплые штаны, бросил все это в прихожей и помчался в комнату. Через секунду послышался звук работающей машины на радиоуправлении – это была его любимая игрушка.

– А кто будет это убирать? – строго прикрикнула бабушка. – Максим! Сюда! Быстро! Это что такое?

Брат понуро вернулся из комнаты – ну еще бы, оторвали от машинки! – взял мокрую от растаявшего снега одежду, повесил на батарею куртку и поставил возле отопительного котла порванные ботинки.

– Молодец. Вот теперь можешь играть, – похвалила бабушка, и он вернулся в комнату. А я присоединилась к готовке.

– Как хорошо, что я сегодня дома, – радостно сказала мама, ставя в духовку противень с булочками. – Руслан и меня просил поработать, но я отказалась. Хочу хоть сегодня с вами побыть.

Руслан – это хозяин кафе.

– Наконец-то все вместе посидим! А то, как праздник, мы одни, а ты на работе! – добавила бабушка.

Действительно, на праздниках мы редко видели маму. В кафе, где она работает, проводят торжества и банкеты – как индивидуальные праздники – свадьбы, юбилеи, так и общие – Новый год, Восьмое марта, День Победы и многие другие. Еду для всех этих банкетов готовит мама с другими поварами. И получается, что во время праздников посетители кафе отдыхают, а мама работает, и, соответственно, дома ее нет. Так что мы отмечаем втроем: я, бабушка и Максим. В такие моменты особенно грустно.

Кроме торжеств на территории заведения, часто бывает, что Руслан организовывает банкеты у заказчиков и отправляет поваров к ним домой. Но на этот Новый год маму никуда не вызвали, так что хоть какой-то праздник проведем вместе!

Раньше она никогда не работала на выездах, но после того как в нашей семье все изменилось, пришлось браться за любую возможность заработать.

Вкусно запахло булочками.

Часов в восемь полностью стемнело. По городу потекли желтые дорожки фонарей.

В духовке подходило новое блюдо, на сковородке что-то жарилось, Максим прыгал вокруг елки, бабушка смотрела телевизор. Дом был наполнен шумом и подготовкой к Новому году.

Вдруг звук телевизора исчез.

– Катя! Снова не работает! – крикнула бабушка из комнаты.

Я зашла – бабушка сидела в кресле перед погасшим экраном.

Старенький телевизор работал с перебоями – иногда выключался, и нужно было легонько стукнуть его по корпусу. Не знаю, почему он начинал из-за этого работать, но это всегда помогало. Правда, почему-то в семье только у меня получалось стучать удачно. Но в последнее время он ломался все чаще, и приходилось стучать все дольше.

Сейчас я сделала это раз пять, прежде чем он заработал.

– Новый надо покупать, – сказала бабушка, глядя в экран. Шла «Ирония судьбы, или С легким паром!» – Ладно, это потом. Сначала ботинки Максиму.

Я вернулась на кухню.

Честно говоря, даже не знала, как высижу ночь, так сильно устала. Днем чистила снег, потом помогала готовить, целый день следила за братом… И вот к восьми уже зеваю.

– Давайте, наверное, накрывать, – около девяти сказала мама. – Необязательно же садиться за стол ровно в двенадцать?

Она с улыбкой оглядела блюда, которые наготовила. Это была улыбка радости за нас, что мама сделала праздник, но чувствовалась и печаль… Я понимаю, какие у нее были мысли. Мы все об этом думали. Второй Новый год без папы.

В комнате разложили стол и накрыли красивой скатертью – белой с красной вышивкой по краям. Пока я расставляла тарелки, мама отправилась на кухню, чтобы вытащить из духовки овощное рагу. Неожиданно зазвонил ее телефон.

Правой рукой она вынимала из духовки противень, а левым плечом прижимала к уху телефон.

– Привет, Руслан, – поздоровалась мама, и, выслушав ответ, замерла: – Что?! Когда?

Не отрываясь от разговора, поставила противень на деревянную доску.

Я настороженно посмотрела на ее озадаченное лицо.

– Руслан, но мы же договаривались! Я никуда уже не собиралась! – воскликнула мама и помолчала, слушая начальника. – Я подумаю, ладно? Перезвоню.

И отключила телефон.

– Что случилось? – тревожно спросила я.

– На сегодня был заказ для нашего повара – готовить у какого-то человека. Должен был поехать Костя, но час назад у него обострился аппендицит, и его забрали на «Скорой». Сейчас операцию будут делать.

Я сразу все поняла.

– Но мы думали, что ты хоть сегодня будешь дома!

– Кать, ну что мне делать? – мама расстроенно глянула на меня. – Руслан просит. Если не пойду, подведу коллектив. Как буду смотреть Косте в глаза? Бедный человек в больницу под Новый год попал… Руслан сказал, что все оплатит, – сказала она и, помолчав, вздохнула: – Димке ботинки нужны…

Я прекрасно понимала, о чем думала мама: перед ней стоит выбор – побыть вечером дома или поработать и купить детям вещи.

– Поезжай, не волнуйся, мы одни посидим, – мягко сказала я.

– Точно?.. – она с надеждой заглянула в мои глаза.

– Точно!

Мама решительно развязала фартук.

– Нужно в себя прийти… Так неожиданно – сидела дома, и вдруг работа! – У нее был очень озабоченный вид. – Меню хорошо бы изучить. Интересно, что надо готовить. Кстати! У Кости сын официант, они должны были сегодня работать вместе, но теперь он тоже не придет. Поможешь?..

– Помогу, не волнуйся.

– Как я рада, что у меня такая понимающая дочь! – Мы обнялись.

Иногда, когда по праздникам в кафе была сильная нагрузка – много вызовов, заказов – и не хватало официантов, я надевала черную юбку, белую блузку, закалывала волосы и становилась официанткой.

Мама перезвонила Руслану и дала согласие.

– Банкет будет не в кафе, а на дому, – напомнила она мне. – Собирайся, сейчас за нами заедут. Пойду, Максиму скажу… – и с этими словами нырнула в комнату.

Через секунду в доме поднялся шум. Брат начал плакать, что мы уходим, а бабушка объясняла, что так надо.

Пока велись разъяснительные беседы, я помчалась в комнату переодеваться, и уже через двадцать минут мы ехали по заснеженным улицам к месту работы. По пути заскочили за Ритой – девчонкой моего возраста, которая периодически подрабатывала официанткой в разных кафе. Жила она недалеко, через три улицы. Как-то раз мы познакомились на одном из банкетов и с тех пор стали лучшими подругами. Сегодня она должна была работать вместе с Костей и его сыном.

Рита была бойкой, активной и очень эмоциональной. Она постоянно фонтанировала какими-то идеями и не могла долгое время сидеть без дела.

– Теть Наташ, здрасте, Катюха, привет! Значит, Новый год встретим вместе? – садясь в машину, обрадовалась она.

Вскоре автомобиль остановился у огромного частного дома, окруженного высоким кирпичным забором.

– Ого! Как в сериалах! – восхитилась Рита.

Водитель нажал на звонок. К нам вышла управляющая – женщина средних лет, со строгим видом, но добрыми глазами.

– Добрый вечер. Я провожу вас на кухню.

И повела не к главному входу в дом, а к заднему. Мы пересекли огромный ухоженный двор (наверное, летом здесь красивый зеленый газон), вошли в дом и сразу же попали на кухню. Она была выполнена в светлых тонах, просторная и прекрасно оборудованная.

– Здесь есть все необходимое, – сказала управляющая. – Если что-то будет нужно, спрашивайте. В одиннадцать начинайте подавать. Вот меню.

Протянула его маме и ушла.

– У нас нет времени! Совершенно! – спешно изучая меню, воскликнула мама. – Сейчас уже полдесятого, а еды готовить на тридцать персон! Катя, вымой болгарский перец! Рита, подай мне ту кастрюлю!

И работа закипела – в прямом смысле слова. Минут через десять на плите бурлила вода, на сковородке жарились грибы, и мы постепенно вошли в колею. А когда сделали чаю, стало еще уютней. Все было так же, как дома, только дом был не наш.

Стол и холодильник постепенно заполнялись красивыми блюдами.

Полтора часа прошли незаметно.

Где-то в глубине дома заиграла музыка и послышались голоса.

– Начали собираться, – прокомментировала Рита и посмотрела на нас с сочувствием: – Крепитесь… Нам тут до самого утра находиться…

Я не могла представить, как дотерплю до утра. За сегодняшний день так устала, что сейчас, в одиннадцать, уже слипались глаза. Еще бы! – и снег чистила, и за детьми следила, и помогала готовить еду – сначала дома, а теперь на работе. Неудивительно, что под вечер притомилась. Но об отдыхе нельзя было даже мечтать, потому что уйти сможем только тогда, когда разойдутся гости. А это случится не скоро.

В кухню вошла управляющая.

– Ну что, как тут у вас дела? – спросила она и, оценивающе посмотрела на блюда. – Какие же вы молодцы! В такой экстремальной ситуации успели все сделать! Стол уже накрыт, через десять минут можно подавать.

– Хорошо, – откликнулась я.

– Отдохну пока, ноги уже отваливаются, – вздохнула женщина и с изможденным видом опустилась на стул.

Я и Рита понимающе переглянулись, поставили на подносы корзинки с хлебом и нарезками и направились в гостиную. Кухню от нее отделял длинный коридор. Судя по расположению комнат, если бы мы вошли через главный вход, то попали бы сразу в гостиную.

Мы прошли по этому коридору, который был увешан картинами и оклеен шикарными обоями – синего цвета с золотистыми тиснеными узорами, – и вышли в комнату. Это был огромный зал, в котором находились тридцать человек гостей – и взрослые, и молодежь. Все хорошо одеты. Стояла большая красивая елка, прекрасная мебель, на окнах висели роскошные гардины, на потолке массивные хрустальные люстры, а посередине размещался большой накрытый стол, за которым сидели несколько человек. Остальные бродили по дому.

Увидев нас, все начали рассаживаться.

– Дорогие гости, просим к столу! – объявил какой-то мужчина.

«Знакомый голос», – мельком подумала я и направилась к столу. Но не садиться, а расставлять блюда. Ко мне спиной сидел какой-то парень. Как полагается, я подошла к нему с левой стороны, левой рукой – это тоже правило официантов, – взяла с подноса корзиночку с хлебом, начала опускать на стол, мельком взглянула на лицо… и остолбенела.

– Фадеева?! – поразился Стас.

Я застыла.

Но быстро пришла в себя и, поспешно поставив перед изумленным парнем хлеб, буквально убежала в коридор.

Я вошла туда с подносом, который все еще был заполнен тарелками для других гостей, и остановилась.

«Мы что, в его доме?! – меня бросило в жар. – Это его семья?! Или он тут просто в гостях?»

Теперь понятно, почему мужской голос показался мне знакомым. Это был Роман Сергеевич, его отец. Так, что он сказал?.. Кажется, «Дорогие гости, просим к столу!» – значит, они не в гостях.

«Этого не может быть. Этого просто не может быть! Я попала в дом Полянского!»

Ко мне подошла Рита.

– Кать, ты чего? Куда убежала? У тебя еще полный поднос!

Я медленно, на негнущихся ногах вышла обратно и, стараясь не встречаться со Стасом взглядом, расставила тарелки перед другими людьми. И только собралась вернуться в кухню, как получила новый удар.

Среди гостей был еще один наш одноклассник, Витя Петренко!

Он был лучшим другом Полянского. Ребята всегда ходят вместе и даже сидят за одной партой. Стас был красивым и мускулистым, а Витя обычным. Но все знали, что он лучший друг звезды класса, и ему автоматически доставалось столько же внимания.

Они дружили с первого класса. У Стаса была фамилия Полянский, а у Вити – Петренко, и поэтому к ним давно прилипло прозвище ПП.

Да, было бы удивительно, если бы Витя не пришел к Стасу на Новый год.

И вот сейчас он смотрит на меня и хлопает глазами.

– С Новым годом, – сказала я и вернулась на кухню.

Управляющая уже отдохнула и куда-то ушла. Мама загружала Ритин поднос порциями салата. Подруга жизнерадостно подхватила его и ушла, а мама переключилась на мой.

– Это салат с помидорами. Управляющая сказала, что у сына хозяев аллергия на них, перед ним салат не ставь. Женщина покажет его. Стас, кажется, зовут. Ну все, неси.

Я стояла, как замороженная, и не брала поднос.

– Ты меня слышишь? – удивилась мама.

– Слышу…

– Тогда иди к гостям!

Я не двинулась с места.

– Да что с тобой?!

– Мама! Здесь живет Стас!

– Какая тебе разница, кто здесь живет?

– Ты меня не поняла. Тут живет Полянский!

– Одноклассник? – не поняла мама.

– Да!

– Ну, надо же, мир тесен, – сказала она и вернулась к старой теме: – Отнеси салат, а потом приходи за закусками.

Это открытие впечатлило маму не так сильно, как меня, потому что она не знала всей предыстории.

– Я не буду его обслуживать и грязные тарелки за ним убирать! – категорично сказала я. – Еще и Петренко, его друг! ПП в сборе!

В кухню вошла Рита.

– Из-за него меня попросили не приходить в больницу, – сказала я, из глаз брызнули слезы.

Пришлось рассказать, что случилось вчера.

– Так вот почему сегодня ты никуда не пошла… – потрясенно произнесла мама.

– Кать, мне кажется, если хочешь ходить в больницу, это можно делать даже без разрешения Ефремовой, – переживая за меня, предположила Рита. – Есть общие часы посещений, и ты имеешь право ходить, к кому хочешь, даже если это ей не нравится. Ты ведь не террористка какая-то, в конце концов!

– Действительно, можно ведь приходить туда на общих основаниях, – обрадовалась я. – Как-то не подумала. Стас мне навредил, но я все равно могу ходить! И обязательно приду!

– А Стас – это кто именно? Тот качок? – уточнила Рита и возмутилась: – Да что он себе позволяет! Я бы ему такое устроила!

– Его задели мои слова, что обойдемся без него! Вот и отомстил! Как это так – его величеству сказали, что обойдутся без него! Он же у нас король школы! Король мира!

– Да я бы этого короля в бараний рог скрутила! – продолжала негодовать Рита.

– В какой еще рог? – скептически махнула я рукой. – Это он меня скрутил. И вдобавок ко всему я тут…

– Но что делать, если сложилась такая ситуация? – озадачилась мама.

– Не знаю! Но я к нему не пойду!

В этот момент зашла управляющая и раздраженно сделала замечание:

– Где вы есть, не пойму?! Люди голодные сидят!

Рита подхватила поднос и помчалась в гостиную, а я продолжила стоять и демонстрировать свое презрение.

– Катя, неси, – в голосе мамы появились железные нотки.

Я не двигалась.

– Хорошо, а что ты предлагаешь? – рассердилась она. – Кто будет его обслуживать? Кто? Рита? Девочка и так чуть не падает! Или мне и готовить, и тарелки разносить? В жизни нужно уметь терпеть!

У меня внутри клокотало и пульсировало. Представлю, что сейчас происходит. Он сидит за столом и ждет, когда я услужливо поднесу ему салат.

– Ну и стой, раз такая гордая! – сказала мама. – А я не гордая! Максиму ботинки нужны! И ради этого я пойду!

Она неодобрительно на меня взглянула, взяла поднос и решительно направилась к коридору. Я посмотрела ей в след. Мне стало стыдно. С одной стороны, не хотелось встречаться со Стасом, а с другой стороны, жалко маму.

Не выдержав, я рванула за ней.

– Стой! Я сама!

И выхватила поднос.

Прежде чем выйти из коридора, глубоко вздохнула, приняла безучастное выражение лица и только после этого шагнула в гостиную. Я смотрела прямо перед собой, чтобы случайно не пересечься со Стасом взглядом.

Я подошла к нему, поставила салат и развернулась, чтобы уйти.

Все прошло отлично.

Стало легче.

И вдруг мне в спину раздался голос:

– Интересно, официантам не сказали, что я не ем помидоры?

Я похолодела.

Точно! Мама же предупреждала!

– Извините, – я развернулась, ответила, не глядя на него, и переставила салат другому человеку.

После этого, наконец, вышла в спасительный коридор, где могла успокоиться и расслабиться.

Он специально ищет случая, чтобы меня поддеть, бросает вслед ехидные замечания! Поскорей бы все закончилось, уйти бы отсюда и оказаться дома – с бабулей и братом!

Вскоре гости наелись, и наступила передышка. Они веселились, фотографировались, приходили соседи и поздравляли с праздником.

Мы с Ритой вернулись на кухню и сели за стол. Наконец-то можно поесть самим.

Стрелки показывали 23.55.

У нас тоже собралась неплохая компания – мы с мамой и Ритой, домработница, управляющая и охранник. На холодильнике стоял телевизор. Выступал президент.

Я вяло ковыряла вилкой в тарелке – была настолько оглушена происходящим, что даже пропал аппетит.

В телевизоре забили куранты.

Со стороны гостиной послышались радостные возгласы и звон бокалов:

– С Но-вым го-дом! С Но-вым го-дом! Ура-а!

Мы тоже стали веселиться и поздравлять друг друга.

Через пару минут голоса в гостиной начали затихать.

Я увидела в окно, что гости высыпали во двор и принялись запускать в небо фейерверки и взрывать хлопушки. Мир наполнился звуками, а в небе стало так светло, словно наступили белые ночи, хотя в нашем регионе их нет.

Потом праздник начал постепенно затухать. Гости насытились: одни просто сидели за столом и смотрели телевизор, другие гуляли на улице, а некоторые уже разъехались по домам.

На часах было два часа ночи.

Мы сидели за столом.

Я зевала. Веки упорно слипались, а я так же упорно старалась их раскрыть, появилась заторможенность, звуки по телевизору воспринимались как-то отдаленно. Хотелось опустить голову, вместо подушки подложить руку и заснуть прямо здесь. Вспоминая усталость, которая была три часа назад, стало понятно, что в сравнении с теперешним состоянием я была бодрой, активной и свежей. Вот только сейчас устала по-настоящему.

– Девочки, посуду надо поменять, – устало сказала мама. – Представляю, как вам «хочется» вставать, но надо…

Мы с Ритой с трудом выползли из-за стола, потерли красные глаза, чтобы хоть как-то взбодриться, и отправились в гостиную. К этому моменту мне уже было все равно, в чьем доме я нахожусь. Хотелось только одного – спать. К тому же я слегка расслабилась, потому что благодаря Рите поняла, что все-таки могу ходить в больницу на общих основаниях.

В гостиной приглушили свет, горели только ночники и гирлянды на елке и стенах, а в музыкальном центре тихо играла музыка. Комната периодически освещалась вспышками фотоаппаратов. Стас стоял возле елки и держал фотоаппарат, внимательно просматривая какие-то снимки.

Я собрала на поднос гору грязных тарелок и направилась в коридор, чтобы отнести эти и принести свежие. Но подходя к коридору, я вдруг услышала, что в музыкальном центре заиграла моя любимая песня.

Я притормозила.

Послушаю, а потом пойду.

И расположилась в сторонке возле стены, где никому не мешала, прислонилась спиной к стене, прикрыла глаза, чтобы насладиться музыкой.

Как хорошо… Музыка… Приятный приглушенный свет… Ощущала, как гудят уставшие ноги. Любимые ноты ласкали слух, я полностью погрузилась в медленную, обволакивающую мелодию. Какая красивая… И как хорошо просто постоять с закрытыми глазами… Как было бы здорово оказаться в своем любимом уютном домике, лечь на диван, вытянуть ноги, расслабиться… Укрыться теплым пледом, закрыть глаза, насладиться тишиной…

В теле стало легко и спокойно… Отдалились все звуки… Мне было так хорошо…

И вдруг раздался звон разбитой посуды. Я подскочила на месте и стала дико озираться по сторонам.

И неожиданно увидела у себя под ногами гору осколков.

«Я заснула!»

На меня смотрели все. В том числе и Стас.

Сердце страшно колотилось. Как это могло случиться! Я на секунду закрыла глаза и отключилась! Выронила поднос из расслабившихся рук!

– Простите… – пробормотала я и, присев, стала подбирать осколки.

– Стас, помоги девушке, – сказал отец.

– Она разбила, пусть она и собирает! – отказался парень.

Я замерла с осколками в руках.

– Стас! – с нажимом повторил Роман Сергеевич.

– Это обслуга должна за нами убирать, а не я за обслугой! – заявил он и возмущенно ушел в другую комнату. За ним потрусил лучший дружок Витя.

– Веник принесу… – растерянно проговорила я и отправилась на кухню.

Мне было так больно!.. Я чувствовала такую беззащитность, такое одиночество, так хотелось, чтобы кто-нибудь защитил меня от Стаса! Если бы папа был жив, то обязательно заступился бы и поставил парня на место!

Но его нет…

Взяв веник, я вернулась.

Стас все еще не вышел.

Не хочет со мной пересекаться. Вот и прекрасно! У меня тоже нет особого желания!

«Это обслуга должна за нами убирать, а не я за обслугой!»

Хотелось плакать. Но я терпела.

Ради мамы. Ради нас. Ради ботинок.

Глава 3Ловушка

К утру мы оказались дома. Едва голова коснулась подушки, я тут же отключилась.

Проснулась в два часа дня. Голова раскалывалась после бессонной ночи. Но еще больше стала раскалываться тогда, когда я вспомнила, где эту ночь провела.

Я приготовила чаю и с чашкой подошла к окну. На улице снова падал снег, и снова нужно было его чистить. Допив чай, отправилась на улицу. Мамы не было – оказывается, немного поспав, она поехала в кафе, потому что с остальными работниками и Русланом нужно было обсудить план предстоящих банкетов, согласовать график работы в связи с тем, что повар, которому сделали операцию, какое-то время будет лежать в больнице. Работа не прекращалась ни на секунду.

Я надела неизменную малиновую куртку с фиолетовыми галошами, взяла лопату и стала убирать снег. Приятный морозец бодрил и щипал щеки. Постепенно я пришла в себя, и в мыслях наступила ясность.

«С Полянским нужно что-то делать, – сбрасывая очередную порцию снега на обочину, где летом растет красивая зеленая травка и цветы, решительно подумала я. – Он испортил мою деятельность в больнице, а теперь при каждом удобном случае старается меня зацепить и показать свое превосходство! То демонстративно сказал про помидоры, то презрительно назвал меня обслугой!»

Вот только что делать – я совершенно не представляла.

В состоянии некоей растерянности и недоумения вернулась домой, устроилась за компьютером и вошла в социальную сеть, проверить, не написал ли мне кто-нибудь.

«Нужно с ним поговорить! – вдруг осенило меня. – Надо обсудить все наши недопонимания! Звонить не хочу, боюсь растеряться, да и вообще он может трубку не взять. Лучше напишу сообщение. Надеюсь, что после этого он прекратит так себя вести. Когда закончатся каникулы, придется встретиться в школе. Но как мы встретимся, если у нас такие трения? Он что, будет каждый день как-то меня колоть? Нет! Надо что-то делать! Надо срочно до конца каникул наладить отношения!»

Может, если напишу, Стас смягчится и успокоится? Вот, например, его родители добрые, они вчера даже не стали брать с нас денег за разбитую посуду, сказали, что такое со всяким могло случиться. Может, Полянский, как сын своих родителей, тоже пойдет мне навстречу?

С этими мыслями я открыла список друзей и начала искать парня. Кстати, хоть он и был в списке друзей, мы никогда не переписывались. В социальных сетях понятие «друг» сильно размытое, у него не такое значение, какое оно несет на самом деле. Друг – это верный и надежный человек, который идет с тобой по жизни рука об руку. А в списке друзей часто находятся люди, с которым даже ни разу и не обменялся сообщениями.

В Интернете все добавляют друг друга в друзья, вот и мы со Стасом однажды так сделали. Кстати, помню, именно я прислала заявку. Просто увидела у кого-то в друзьях и добавила, ведь тогда мы еще не враждовали и были обычными одноклассниками.

Я зашла к нему, чтобы написать сообщение, и увидела главную фотографию. Он поместил тематический новогодний снимок – стоит на фоне елки, а на голове красная с белым помпоном шапка. Я нажала на кнопку «Отправить сообщение» и неожиданно с правой стороны, в разделе, где отображаются новые загруженные фотографии пользователя, увидела… себя!

Стас выложил снимки с Нового года!

Дрожащими руками я нажала кнопку «мыши» и вошла в альбом.

Он назывался «И снова Новый год».

Полянский разместил много сегодняшних фоток, и была заметна в них одна особенность – практически на каждой можно было увидеть меня! Но главное заключалось в том, что я была запечатлена исключительно в те моменты, когда обслуживала гостей – вот с подносом на руках расставляю салаты, вот убираю со стола смятые салфетки, а вот собираю грязные тарелки.

На празднике постоянно блестели вспышки фотоаппаратов. А еще помню Стаса – он стоял возле елки и внимательно просматривал снимки. Но я не придала этому значения, потому что даже и подумать не могла, что он специально весь вечер меня снимал, чтобы потом выставить фотографии в Интернете и посмеяться!

По большому счету в них не было ничего постыдного, ведь я действительно работала в его доме, а в любой, приличной с точки зрения моральных норм, работе нет ничего плохого. Больше всего поражали не сами фотографии, а комментарии Стаса и наших одноклассников.

Они спрашивали:

«А что, Катя была у вас на НГ?»

Он отвечал: «Да! Мы ее наняли нас обслуживать!»

«Она работает официанткой?»

«Да. Удивляюсь, как ее держат на работе – путает заказы, и тарелки у нее из рук валятся!»

Витя Петренко комментировал:

«Ага, я сам видел!»

В висках застучали молоточки.

Это уже ни в какие ворота не лезет!

Если смотреть объективно, Полянский сказал правду – ночью я была официанткой, забыла о помидорах и заснула с подносом. Но он выставил фотографии и написал комментарии не просто так, а с подтекстом! А подтекст тут один – еще раз меня ужалить!

Поражаюсь – за что? Ведь это же он начал в больнице вести себя как звезда и требовать гонорар за участие в добровольном мероприятии!

После увиденного желание ему писать резко пропало. В таком состоянии я обязательно все выскажу, и мы поссоримся еще больше! Поэтому сообщение лучше отложить. Мне снова нужно переключиться и освежиться, иначе обязательно случится новая волна скандала.

Я решительно закрыла страницу и крикнула:

– Максим! Гулять!

На улице провели несколько часов – вместе с братом и соседом Димкой лепили огромные шары для снеговиков, играли в снежки, катались на санках. Морозный воздух снова меня отрезвил. Но я по-прежнему находилась в тупом недоумении от нового поступка Полянского.

– Здесь неинтересно кататься на санках! – недовольно сказал Максим. – Кать, можно на горку?

– Можно, – погруженная в мысли, автоматически ответила я.

– Ура-а! Катя на горку разрешила! – в один голос закричали мальчишки и помчались с санками в ее сторону.

И тут до меня дошло, на какую именно горку они побежали!

Недалеко от нашего дома кто-то купил участок для строительства магазина. Летом экскаватор вырыл трехметровый котлован, высыпал рядом землю, и таким образом возле ямы выросла гора. Потом у хозяина закончились деньги, и стройку пришлось на время отложить. Закончилось лето, прошла осень, наступила зима, а возле котлована до сих пор возвышается огромная гора земли, которая покрылась снегом и стала привлекать всех местных детей, ведь очень здорово съезжать с нее на санках! Здорово-то здорово, но очень опасно, потому что санки могут свернуть в сторону и вместе с ребенком свалиться в яму.

– Стойте! Не ходите туда!

– Ну, Катя! – захныкал брат. – Ты же разрешила! Первое слово дороже второго!

– Старшая сестра лучше знает, какое слово дороже! Вернитесь! Я запрещаю туда ходить! И вы это прекрасно знаете!

Мальчишки понуро вернулись.

– Вот почему старшие всегда командуют? – расстроился Максим.

– Я не командую. Я забочусь. Или вы в яму хотите упасть?

– Мы не упадем! Мы аккуратно будем кататься! – попытал он счастья.

– Так, я же сказала – нельзя! Ну почему ты меня не слушаешь?

– Вечно ты ничего не разрешаешь! Вот у других нормальные сестры, а у меня… – красноречиво замолчал он.

– Я думала, ты серьезный мальчик, мой брат, моя опора, а ты споришь, – расстроенно вздохнула я.

Максим хотел что-то ответить, но почувствовал, что сказал лишнего, и виновато пробубнил:

– Прости, Кать… Ты самая лучшая.

Я примирительно улыбнулась. Он тоже.

– Дети! Ужинать! – послышался бабушкин голос.

«Уже?!» – удивилась я и поняла, что наступил вечер. На небе стали загораться первые звезды.

Ну, надо же, вот и день прошел!

После новогодней ночи всегда так – просыпаешься в непривычное время, и весь день получается каким-то скомканным и рваным.

Мы попрощались с Димкой и вошли во двор. Максим встал возле порога. Он был с ног до головы облеплен снегом, поэтому я взяла веник и принялась его обметать. Брат смеялся. Этот процесс всегда его забавлял, но если не обмести, то весь этот снег окажется в доме, в тепле, начнет таять и превратится в лужи.

Зазвонил телефон. По мелодии я поняла, что это Рита, – на всех друзей и близких и у меня стоит разная музыка.

Одной рукой я держала трубку, а другой орудовала веником.

– Привет! – жизнерадостно прокричала она. – Как дела? Чем занимаешься?

– Брата подметаю, – честно ответила я.

– Оригинально, – оценила подруга. – Слушай, какие у тебя планы на вечер?

– Да никаких. А что?

– В кафе не хочешь посидеть? У меня для тебя одно заманчивое предложение. Мой знакомый работает в «Изумруде», говорит, какие-то люди заказали столик, оплатили еду, но только что позвонили и сказали, что не приедут, дела какие-то срочные возникли. Говорит, что мы можем бесплатно посидеть. Придешь?

– Даже не знаю, вроде никуда не собиралась… – растерялась я.

– Ну а что, у тебя какие-то дела?

– Да нет, просто уже вечер…

– Только пять часов! Приходи! – настойчиво просила Рита. – Это очень важно!

– Что важно? Ты какая-то странная, – заметила я и веником указала Максиму заходить в дом.

– Я? Да нет, просто мы сто лет нормально не общались. То на праздниках с подносами бегаем, то по телефону. А нужно живое общение!

– Но мы сегодня всю ночь с тобой сидели. И очень даже живо!

Честно говоря, я так устала, что хотела просто посидеть дома. Но подруга стояла на своем:

– Ну, Кать! Ты же все равно ничем не занята! Первое января, каникулы! Самое время для встречи с друзьями! И вообще, когда еще мы бесплатно посидим в «Изумруде»?!

Надо сказать, что это было престижное кафе с высокими ценами и красивым интерьером. Там собиралась не все желающие, а только те, кто мог себе позволить потратить много денег. Я никогда бы даже и не подумала посетить «Изумруд», если бы не Рита.

– Ладно, иду одеваться, – сдалась я.

– Приезжай ровно в девятнадцать ноль-ноль! Только я тебя очень прошу – именно в девятнадцать ноль-ноль! Не опаздывай! Раньше – можно, а позже – нельзя!

– Рита, да что ты там придумала? – забеспокоилась я. – И не говори, что все нормально! Ты какая-то не такая!

– Я не такая? Я обычная! Просто столик арендован ровно на девятнадцать ноль-ноль, – сказала она и с волнением уточнила: – Точно придешь?

– Да! – еще больше насторожилась я.

– Тогда жду! Ровно в девятнадцать ноль-ноль! Ой, чуть не забыла, постарайся одеться красиво. Представь, что ты королева, – попросила она и отключилась.

Я стояла в растерянности – в одной руке с телефоном, а в другой с веником.

Что бы Рита ни говорила, она какая-то не такая. Подозрительная. Что она задумала? И зачем мне нужно одеться как королеве?!

«Она сказала про какого-то своего знакомого! Хочет нас познакомить? Точно! Поэтому и просит красиво одеться. Но я не хочу ни с кем знакомиться. Хотя, с другой стороны, это всего лишь мое предположение… Может, она такая странная просто из-за бессонной ночи…» – решила я и вошла в дом.

Неожиданно увидела бабушку, которая надевала пальто, а на тумбочке стоял пакет с блюдом, на котором лежала какая-то еда.

– Ба, а ты куда?

– Вы ужинайте, там после праздника много всего осталось, а я к Татьяне Андреевне, – застегивая пальто, предупредила бабушка. Она прямо расцвела в ожидании встречи.

Татьяна Андреевна была ее подругой и жила от нас через два дома.

– Посидим немного, поболтаем, а ты за Максимом присмотри.

Стало понятно, что встреча с Ритой не состоится. Если бабушка уходит в гости, то это часа на четыре.

Надо же, как интересно получается – нас обеих ждут подруги! Но будет правильно, если я уступлю.

– Желаю вам хорошо посидеть, – сказала я, поцеловала ее в щеку, подала пакет, и она, улыбаясь и жизнерадостно стуча палочкой, ушла.

Сейчас 17.00. До встречи с Ритой два часа. Понятное дело, что к ней я уже не успею. Поэтому набрала номер и сказала:

– Рит, извини, все-таки не смогу прийти. Бабушка к подруге ушла, мама еще на работе, а Максима одного не оставишь.

– Совсем? – оторопела она.

– Нет, извини. Не получается.

– А бабушка долго будет? Может, успеешь?

– Вряд ли. Их посиделки длятся обычно несколько часов…

– Ладно, что ж поделать… – потрясенно отозвалась подруга. – Как жалко… Ну пока тогда…

Мы попрощались, я направилась на кухню и приятно удивилась.

Брат расставил тарелки (правда, пустые), положил ложки и сидел за столом в ожидании меня.

– Какой ты молодец! – похвалила я.

– Я мужчина и твой помощник, – выпятив грудь колесом, сказал он и обезоруживающе улыбнулся: – Но салаты не достал, они в холодильнике высоко, боялся уронить.

– Правильно, не надо, – кивнула я и открыла холодильник.

Мы поужинали.

Затем я постирала Максиму рубашку, повесила ее сушиться, взяла книгу – роман о любви – и села в кресло. Брат изучал букварь.

На часах было 18.00.

Про несостоявшуюся встречу уже и не думала.

Я постепенно вчиталась в книгу, в которой описывались бурные переживания героев. Было тихо. Каждый занимался своим делом. И вдруг послышался звук открывающейся двери.

– Кто там? – откладывая книгу, озадачилась я.

Максим выскочил вперед и воскликнул:

– Бабушка!

«Бабушка? – изумилась я. – Что-то забыла?»

– Кать, я уже дома, – снимая пальто, сказала она. – К Тане родственники приехали, ну я и пошла, чтобы им не мешать.

– Так ты что, уже все? – удивилась я.

– Ну да.

Я бросила взгляд на часы. 18.20. Сердце застучало.

Теоретически еще можно успеть в кафе!

«Но я же уже отказала Рите… И маршрутка будет медленно идти, дороги снегом завалены, к девятнадцати ноль-ноль не успею…»

Я стояла посреди комнаты, не зная, что делать. Может, все-таки позвонить?..

Схватила телефон, набрала номер и крикнула:

– Бабушка уже пришла!

– Да ты что? – ахнула Рита. – Тогда срочно собирайся! Еще есть время!

– Бегу! – сказала я и помчалась одеваться.

Быстро заколола на затылке волосы, чуть подкрасила ресницы, чтобы выделить бирюзовые глаза, надела черное платье, элегантную бижутерию черного цвета и, захватив такую же сумочку-клатч, побежала в кафе.

На удивление, дороги были прочищены, маршрутка ехала быстро, и я вошла в «Изумруд» ровно в семь. За столиками неспешно беседовали посетители.

Я осмотрелась, ища подругу.

– Кать, я здесь! – крикнула она и помахала рукой, привлекая внимание.

Девушка сидела за дальним столиком в углу возле стойки-вешалки.

Я подошла, повесила куртку и собралась сесть – лицом к выходу, – но вдруг Рита меня остановила и потянула на другой стул, который стоял к выходу спинкой:

– Туда не надо. Сюда садись.

– Почему?

– Там сквозняк, – пояснила она и улыбнулась: – Как же я рада, что ты пришла! И выглядишь шикарно, молодец. Надо же, успела! С тобой не соскучишься!

– Да и с тобой тоже, – заметила я.

К нам подошел официант.

– Это и есть мой знакомый, – шепнула подруга.

– Привет, – улыбнулся парень.

– Привет, – поздоровалась я.

Значит, с ним и будет знакомить?

Но ничего странного не происходило.

– Сейчас все принесу, – сказал он и ушел на кухню.

Видимо, Рита заметила мое напряжение:

– Да расслабься, все хорошо. Ты такая дерганая.

– Не могу расслабиться. И все-таки ты что-то задумала. Признавайся, хочешь нас познакомить?

– Кого? – кажется, искренне удивилась она.

– Меня с ним.

– Да нет, я б тебя предупредила. Сама не люблю такие сюрпризы. Как дома? Как бабушка? – переключила она разговор на другую тему.

– Нормально. Только тяжело ей с палочкой. Не может за Максимом угнаться! Он такой шустрый. Сегодня чуть не залез на опасную горку.

Официант принес закуски, салаты, чай и удалился. Рита действительно не думала нас знакомить. Значит, ошиблась. Что-то я в последнее время стала какой-то тревожной. Наверное, подруга права, действительно нужно просто расслабиться. Что я и сделала. Между нами потекла спокойная беседа. Одна тема сменяла другую, чашка чая то наполнялась, то опустошалась, и постепенно я успокоилась.

– Сегодня ночью хорошо подработали, на каникулах ботинки Максиму купим. Хотим взять фирму «Сезон», очень хорошая одежда – и ноская и недорогая.

В какой-то момент над входной дверью звякнул колокольчик – кто-то пришел в кафе.

Рита напряглась.

– Что? Тебе не нравится «Сезон»? – насторожилась я.

– А? Что? Какой ты смотрела фильм? – пытаясь скрыть сильное волнение, фальшиво улыбнулась она.

– Фильм? Какой еще фильм? Я про ботинки говорила!

– Куда мне идти? Туда? – за спиной неожиданно послышался мужской голос.

– Вот к этому столику, – ответила ему какая-то девушка.

– А в каком номере выйдет фотосессия?

– В ближайшем.

Руки Риты задрожали крупной дрожью. Она жутко волновалась, и это уже невозможно было скрыть. Явно что-то происходило. Подруга пристально смотрела мне за спину.

– Да что такое, я не пойму?! – возмутилась я и резко обернулась.

Сзади меня был Стас.

В черных брюках, белой рубашке – ну прямо как официант! – и держал поднос с прозрачным чайником, наполненным цветочным чаем, в котором плавали оранжевые бутоны.

Я замерла, как статуя.

– Вам следует обслужить вот этот столик, – улыбнулась Полянскому сопровождавшая его девушка и указала на нас. – Постарайтесь сделать это как можно лучше, чтобы клиенты остались довольны.

– Что?! – изумился парень и от удивления на долю секунды потерял равновесие руки. – Ой! – воскликнул он. Этой доли хватило, чтобы чайник соскользнул с подноса и полетел на пол, разбившись с глухим стеклянным звуком.

Не успела я толком ничего понять, как подскочил какой-то парень, щелкнул фотоаппаратом и пулей выбежал на улицу.

– Готово! – крикнула девушка, которая подвела к нам Стаса, и помчалась вслед за парнем.

– Что за бред? – растерялся мой одноклассник. Под ногами в коричневой луже чая и осколках лежали мокрые оранжевые бутоны. – Эй, ты куда?! – крикнул он девушке, но та уже испарилась.

Стас был в таком замешательстве, что стоял с открытым ртом.

– Да что ты сидишь? Пошли! – Рита схватила меня за руку и вытянула из-за стола. Сорвала с вешалки вещи и волоком вытащила меня на улицу.

На ходу надевая куртки, мы помчались по тротуару. Вернее, мчалась она, а я бежала за ней и не понимала, что происходит – зачем мы так резко убежали из кафе и что там делал Полянский?!

– Сюда, за угол! – в страхе оглядываясь, приказала Рита.

Мы свернули в какой-то переулок.

– Да стой ты! – я, наконец, очнулась и притормозила. – Что ты сделала? И что там делал ОН?!

– Нас обслуживал, – как ни в чем не бывало ответила подруга, пытаясь отдышаться. Изо рта шел густой пар.

– Так и знала! Я так и знала, что ты что-то придумала! Зачем только пришла! Лучше бы дома осталась! Так нет же, поехала на свою голову!

– Давай куда-нибудь зайдем, все расскажу. Вон книжный! Пошли!

В магазине было тихо и спокойно, стояли стеллажи с разноцветными корешками книг.

Мы отошли от входа и направились в глубь помещения, туда, где нас не будет видно с улицы, и остановились возле полки с романами о любви.

В голове была какая-то каша. Я понимала, что произошло что-то страшное, но не знала, что именно. Представьте мое состояние – сидела себе спокойно в кафе, пила чай, а потом появился Стас, выскочил какой-то фотограф, Рита вытянула меня на улицу, и теперь я почему-то прячусь в книжном магазине!

– Нет, ну а что он себе позволяет? – жарким шепотом сказала подруга. – Почему над тобой издевается? Кто он такой? Я была в таком шоке, когда ты рассказала, как он подставил тебя в больнице! А когда ты разбила тарелки и он тебя обозвал, я вообще чуть не упала! Какое имеет право так с тобой обращаться? Кстати, с чайником получилось случайно! Мы это не планировали! Ну, надо же! Ты разбила у него тарелки, а он разбил чайник!

– Рита, пожалуйста, по порядку.

– Короче, днем мне позвонил Лешка, ну, официант, и сказал, что на вечер есть свободный оплаченный столик, говорит, можешь посидеть. Я сначала не хотела идти, а потом залезла в Интернет, хотела почитать про этого Полянского и зашла на его страницу. И вдруг увидела фотки… А на них ты…

– Я тоже видела, – вздохнула я.

– А комментарии читала?

– Да…

– И мне так захотелось проучить твоего Стаса!

– Он не мой!

– Ну, неважно. В общем, посмотрела я фотки и поняла, что он помешан на самом себе. Так позирует, хуже девчонки! Аж противно! И вдруг у меня появилась идея! На его странице указан номер телефона и написано «Для корреспондентов и поклонников». Вот я и стала корреспондентом, – хитро улыбнулась Рита. – Позвонила и сказала, что работаю в одном журнале и мы проводим фотосессию золотой молодежи города, – усмехнулась подруга. – Сказала, что фотографируем звезд в образе представителей разных профессий. Одного якобы сфоткали в образе полицейского, другую – стюардессой, третьего – охранником… ну а ему достался официант.

– И что, он ничего не понял?! – изумилась я.

– Ничего! Совершенно! Сначала переживала, думала, сразу все поймет и откажется. Но он настолько обожает себя, что когда услышал слово «фотография», у него начисто отключились мозги! Даже не провел никаких параллелей! Радостно согласился одеться как официант и прийти в кафе. Сказал, что это будет очень прикольная фотосессия и что в таких еще не участвовал. Вот уж точно, таких у него еще не было, – саркастически ухмыльнулась Рита.

Я не знала, плакать мне или смеяться. Так вот почему подруга уговаривала меня прийти в кафе… Вот почему села именно возле вешалки! Чтобы быстро схватить вещи и убежать. Надо же, все просчитала. А ведь я, самого начала заподозрила, что она что-то задумала. Правда, ошиблась в расчете – банально решила, что хочет познакомить меня с парнем, а оказалось, задумала целую масштабную операцию!

– Ну и попросила помочь знакомых. Одна встретила его на входе и сказала, что нужно пройти к нашему столику, мол, именно там будет проходить фотосессия, а другой его сфоткал…

– Теперь понятно, почему ты попросила сесть спиной к выходу. Чтобы он раньше времени меня не увидел. Ну, и я его. Что ж теперь будет?.. – озадачилась я.

– А теперь будет самое интересное!

– В смысле? – насторожилась я.

– Наверное, ребята уже все сделали! – сказала Рита и достала из кармана телефон.

– Что сделали?! – не на шутку испугалась я. – Рита! Не надо ничего делать! Тебе прикольно, а мне с ним учиться!

– Поздно, – глядя на дисплей, трагическим голосом сообщила девушка. – Они уже выложили.

И дала мне телефон…

Я увидела страницу Полянского в социальной сети и чуть аппарат из рук не выронила. Ему на стену кто-то выложил фотографию из кафе! Да причем какую! Хоть на конкурс отправляй! Я сижу за столиком и смотрю на Стаса, а рядом стоит он, и с подноса летит чайник. Фотограф запечатлел момент, когда чайник висел в воздухе, а парень с выпученными глазами и перекошенным ртом кричал: «Ой!»

Снимок был просто ужасен.

Для Стаса.

А вот я каким-то непонятным образом получилась настолько красивой, будто была эффектной итальянской киноактрисой – в черном платье, с красивой осанкой, с заколотыми на голове волосами, загадочным взглядом…

Но он вышел так жутко, что просто не верилось, что это Стас. Тот самый, у которого на странице размещены только шикарные фотографии, тот, который знал все свои выгодные ракурсы и старался при каждом удобном случае придавать своему лицу соответствующее выражение. А тут… Стас с летящим чайником, вылезшими из орбит глазами и кривым ртом.

Получился очень естественный кадр в искусственно созданной ситуации.

Между нами был виден огромный контраст – я красавица, а он…

Я очень редко получаюсь на фотографиях хорошо, потому что, в отличие от Стаса, не фотогеничная. Но именно на этом снимке меня угораздило получиться лучше, чем на всех, сделанных за пятнадцать лет жизни!

Но самое плохое было не это. Самое плохое было то, что под этим постом было уже двенадцать отметок «Мне нравится» и пять отметок «Поделиться». Значит, его уже увидели как минимум двенадцать человек, и пять из них поместили на своей странице. Жуткая фотография мгновенно пошла гулять по Интернету!

– Рита!! – на весь магазин закричала я и сразу же понизила тон, чтобы не распугать покупателей. – Зачем?! Кто тебя просил?! Зачем ты это сделала?! Ты понимаешь, что теперь будет?!

– А что? – вскинулась она. – Нет, ну а что теперь будет?!

– Что теперь будет, я не знаю, но что-то будет точно!

– Вот когда будет, тогда и поговорим, а пока что не волнуйся, – успокоила она меня и виновато потупилась: – Я просто хотела, чтобы он знал, что ты не одна и что за тебя есть кому постоять…

Я растаяла, как снег, упавший с наших сапог на пол книжного магазина.

– Рит, я очень рада, что у меня такая подруга, но лучше бы ты со мной советовалась…

– Ладно, в следующий раз буду советоваться, – оптимистично пообещала она.

Тогда мы еще не знали, каким кошмаром обернется эта «фотосессия».

Но к вечеру узнали.

Глава 4 Морозко

После новогодней ночи я пребывала в потрясении, но событие в кафе ошарашило меня еще больше.

Стас очень оперативно убрал фотографию со своей стены, но это не спасло положения. За какие-то минуты она успела распространиться по Сети. Хоть на странице парня снимка уже не было, он остался на страницах тех, кто нажимал «поделиться». И люди продолжали делиться. И фотография все больше и больше заполоняла пространство Интернета.

Ближе к ночи мне позвонила одноклассница Оля и с ходу спросила:

– А что, Стас работает официантом? Он тебя обслуживал? Ну, кто бы мог подумать! Наш Полянский – официант!

«Что ответить?» – растерялась я и поняла, что самое правильное в этой ситуации сказать что-то нейтральное – такое, чтобы Оля ничего не поняла и не стала задавать новые вопросы. Если я скажу: «Это моя подруга решила проучить Стаса», то девчонка тут же всем растрезвонит, перескажет, и фраза дойдет до ушей Стаса. И не получится ничего хорошего. Он, конечно, и так уже понял, что в этом замешаны мои знакомые, но лучше ситуацию не усугублять и ничего с посторонними не обсуждать, потому что все слова будут переданы другим людям, и все кому не лень будут перемывать нам кости.

Поэтому решила ответить расплывчато, чтобы Оля ничего конкретного не поняла:

– Просто такая фотка.

– У Стаса такое лицо! Я два часа смеялась! – весело сказала одноклассница.

Мне не хотелось обсуждать неудачное выражение лица школьной звезды, поэтому сказала:

– Оль, извини, брата пора укладывать, – и отключила мобильник.

Я даже не соврала – действительно, Максиму пора спать. Уже одиннадцать вечера, а слышно, что он до сих пор не спит.

Я вошла в комнату и увидела трогательную картину: по полу с жужжащим звуком ездила машинка брата на радиоуправлении, а бабушка сидела в кресле перед работающим телевизором и мирно спала. Рядом стояла палочка.

Мамы еще не было – она готовила для очередного банкета.

– Пора спать, – сказала я, выключила телевизор, взяла у него из рук пульт от машинки и выключила ее. На его лице появилось возмущение. Это значит, что через секунду будет что-то вроде «У меня каникулы!». Но я, зная весь его репертуар и выучив методы борьбы, предупредительно шикнула: – Тихо! Бабушка спит! Если услышу хоть один писк, не расскажу сказку! Спать! Бегом!

Перспектива остаться на ночь без сказки подействовала (как всегда), Максим убрал машинку к игрушкам, умылся и лег в кровать.

Я выключила свет, легла к нему, рассказала очередную сказку, которую выдумывала на ходу, и, убедившись, что он заснул, на цыпочках отправилась к себе.

Прикрыла дверь, оставив щелку, чтобы слышать, если брат проснется, и села на кровать.

И вдруг зазвонил телефон.

Я вздрогнула.

Витя Петренко.

Вот тут-то и началась паника. Если звонит он, значит, дело приняло серьезный оборот, ведь Витя – лучший друг Стаса!

Я одним скачком прыгнула к двери, прикрыла ее, чтобы не разбудить домашних, после чего взяла трубку.

– Слышь, Фадеева, что это все значит? – даже не поздоровавшись, с претензией спросил одноклассник.

– Что именно? – я сделала вид, что не поняла.

– А ты как будто не понимаешь! Фотка в Интернете! Вся школа на ушах стоит!

Сердце оборвалось.

– Как на ушах?..

– Так! Видела, сколько под ней «лайков»? Над Стасом вся школа ржет! Ты опозорила его! Понимаешь, что ты сделала?!

Я молчала, не зная, что сказать. Но четко ощущала, что с каждой секундой надо мной сгущаются тучи.

– Себя-то красавицей выставила! А он… не знаю, как чудовище какое-то! Он теперь в стрессе из-за тебя! Даже успокоительное купил! И все мне рассказал! Это ты подружку подослала?

– Никого я не подсылала! – честно ответила я.

– Ты опозорила его на всю школу! И даже за ее пределами!

– Какой Полянский интересный! Как мои фотографии выкладывать – так можно, а как его выложили, так сразу успокоительное пьет!

– Какие твои?

– А то ты не видел! С Нового года у него дома! Ты там уже комментарии свои оставил!

– Ну а что такого в этих фотках? Просто фотки.

– На всех этих фотках я!

– Ну и что? Предлагаешь, чтобы он на всех фотках тебя вырезал? Зачем? Ты же правда была официанткой! А его вы подставили специально!

Тут Витя прав, возразить было нечего.

– Я не понимаю, что ты от меня хочешь? – спросила я. – Это что, я выкладывала? Это я его снимала? А ты что, адвокат? Нет? И вообще, в двенадцать звонить неприлично! – сказала я, отсоединилась и, чуть подумав, вообще выключила телефон.

Но так просто все не закончилось. На следующий день под фотографией было уже несколько сотен комментариев. Все писали, что я очень красивая, а над Стасом с летящим чайником смеялись. Вскоре кто-то назвал самого Стаса Чайником, и это прозвище моментально к нему прицепилось.

Если раньше Полянским все восхищались, теперь он стал клоуном!

Если раньше к нему в друзья добавлялись десятки почитателей, то теперь на его страницу заходили десятки незнакомцев и писали на стене: «Это настоящая страница Чайника или подставная?»

Никто не обращал внимания на его красивые фотографии с удачными ракурсами, всех интересовала только эта.

А через несколько дней я с изумлением увидела, что он вообще удалил страницу. Это был настолько мощный поступок, что я смотрела на надпись «Пользователь удалил свою анкету» и не могла в это поверить. Ведь там были сотни фотографий, записей, он вел ее несколько лет, а сейчас удалил… Видимо, настолько завалили вопросами, что Стас не выдержал такого внимания и решил уйти в тень. Хоть и любил заинтересованность собой, этот интерес был неприятным.

Мои каникулы тоже были испорчены. Каждый день приходилось думать и разговаривать только о фотографии. На меня сыпался шквал звонков и сообщений. Незнакомые писали в Интернете, а знакомые звонили лично и говорили, что видели в Интернете эту прикольную фотку.

Про те фотографии, на которых я была дома у Стаса, никто уже и не помнил. Дело в том, что, во-первых, он удалил анкету, а вместе с ней и эти снимки, а во-вторых – и это самое главное, – я была просто Катей. А вот Стас был звездой, и поэтому на его фотографию обратили внимание. Кому нужна какая-то там Фадеева со смятой салфеткой в руках, если появилась фотография знаменитого Полянского с таким лицом, какое никто никогда не видел? Поэтому разговоры были только про фотографию Чайника.

Единственный раз я отвлеклась, когда мы с мамой и братом сходили в магазин «Сезон» и купили ему ботинки.

Впрочем, был и второй раз.

Я, наконец, решилась сходить в больницу. Рита права – имею право посещать трех моих пациентов, даже если Ефремова изъявила желание, чтобы я не приходила. Есть общие часы, и я ими воспользуюсь. Получилось очень некрасиво – я помогала Пашке, Антонине Ивановне и Владимиру Олеговичу, мальчику даже пообещала, что принесу творог, и пропала. Они меня ждали, а я не пришла… Я старалась спасать их от одиночества, но, сама того не желая, нанесла им удар одиночества… Поэтому пусть проверяющая хоть волосы на голове рвет, мне все равно! Хочу ходить в больницу и буду!

Я собрала продукты, не забыв прихватить творожную массу, и в разрешенные для посещений часы отправилась в больницу.

Когда переступила порог, мне стало как-то неуютно. Казалось, что сейчас из-за угла выйдет Ефремова и снова меня прогонит… Если раньше я очень любила это место и чувствовала себя здесь как дома, то теперь мне было тревожно.

Я поднялась на второй этаж, где в коридоре лежал Пашка, и, подходя к его месту, увидела, что на кушетке лежит какая-то девочка лет двенадцати с перевязанной головой, а рядом сидит женщина с надменным видом.

Я растерянно остановилась.

– Простите, а где Паша? Тут, на этой кушетке, лежал мальчик с переломом правой руки…

– Выписали его, – ответила женщина, и ее брезгливо передернуло: – Я так не хотела, чтобы мою дочь положили на его место! Неблагополучный какой-то! Из семьи алкоголиков! Может, у него вши!

– Нет у него вшей, – ответила я и, чуть подумав, добавила: – И таких родителей, как вы, тоже. Если бы о нем так заботились, как вы о своей дочери, то люди не называли бы его неблагополучным.

Она озадаченно на меня посмотрела.

Я развернулась и направилась к лифтам, чтобы подняться к Антонине Ивановне на пятый этаж в отделение хирургии. Нажала на кнопку вызова.

И вдруг из лифта вышла Полина.

Она сделала шаг и неожиданно наткнулась на меня.

– Катя?.. – вздрогнула санитарка от неожиданности.

– Здравствуйте, – смущенно поздоровалась я. – К своим пришла. Имею право в общие часы для посещений.

У Полины изменилось выражение лица. Она была расстроена.

– Кать, ну зачем ты так… Думаешь, мне самой это приятно?

– Пашку выписали?

– Да. А завтра выписываем Антонину Ивановну и Владимира Олеговича.

– Как – завтра? – удивилась я.

– Курс лечения заканчивается, – пожала плечами Полина. – Можно сказать, что все твои пациенты выписаны.

И тут я поняла всю глубину сказанного. Выписали Пашку. Завтра – остальных. А больше у меня никого нет. Что же делать, когда выпишут Антонину Ивановну и Владимира Олеговича? О новых одиноких людях мне сообщала Полина. Но скажет ли она?

– А есть ли в больнице еще одинокие? – спросила я.

– Пока нет. Извини, Кать, мне пора на процедуры, – сказала санитарка и, стараясь не встречаться со мной взглядом, ушла.

Все понятно. Намекнула, что о поступлении новых людей не сообщит. А без нее я не узнаю.

Я понуро побрела к Антонине Ивановне и Владимиру Олеговичу, принесла им гостинцы, объяснила, почему не приходила, и, пожелав здоровья и благополучной выписки, вышла на улицу.

Мною овладело стойкое чувство, что прервалась последняя ниточка, которая связывала меня с этой больницей. Конечно, я обязательно пойду в другие и буду помогать другим людям, но очень грустно, что так все вышло.

Я с тоской посмотрела на здание, на машины «Скорой помощи», стоящие во дворе, и отправилась домой.

Я убирала, готовила, занималась с Максимом, а когда он днем лег спать и выдалась свободная минутка, вошла в Интернет. Открыла страницу и снова увидела несколько сообщений. «Это ты та девушка, которая фоткалась с Чайником?..», «Ты такая красивая! Давай познакомимся?» и так далее.

К концу каникул я так от всего устала, что просто перестала отвечать на сообщения и звонки.

Ответила только Рите, когда в последний день каникул она позвонила.

– Я даже и подумать не могла, что все так получится, – виновато и с удивлением говорила подруга. – Думала, мы просто поместим его фотку, как он твою, все увидят и забудут. Но все пошло не по плану…

– Поэтому нужно хорошо все взвешивать, прежде чем сделать, продумывать, какие могут быть последствия, – ответила я. – Ты хотела как лучше. А я не представляю, что завтра будет…

Когда на следующий день я собиралась в школу, меня трясло. Через час увижу Стаса. Что он скажет? Что сделает? Хотя, если хорошо разобраться, я ничего не совершила – не организовывала сцену в кафе, не отправляла фотографию в Интернет, но, тем не менее, всем казалось, что все провернула именно я: и снимок распространила, и специально подстроила, что я вышла красивой, а он страшным Чайником. Но это ведь не так! И красивой получилась случайно!

Сегодня я чувствовала себя особенно беззащитной, и захотелось надеть мамину коричневую кофточку из тонкой шерсти. Казалось, если пойду в ней, будет ощущение, что я дома, рядом с мамой, и благодаря этому нападки будут восприниматься не так остро. Кофточка как бронежилет, от которого веет уютом. Эту вещь маме подарил папа, и она бережно ее хранит. У нас есть семейная фотография, сделанная во время какого-то застолья – мама сидит на диване в этой кофточке, а папа ласково ее обнимает.

Как хорошо, что сегодня пятница. Поучусь всего один день, а потом будут два выходных. Надеюсь, что получится прийти в себя после встречи со Стасом.

Вместе с братом пойти в школу не получилось – ночью у него заболел живот, и он остался дома.

И не зря. Потому что сегодня случилось то, что помешало бы его забрать и вместе вернуться домой. Но не буду торопить события, обо всем по порядку.

Я пришла в школу и сразу поняла настроение класса. Меня встретили недоброжелательными взглядами, которые молчаливо говорили: «Явилась наконец-то, героиня!»

– Привет, – стараясь держать себя в руках, я направилась к парте.

– Стоять! – приказал Витя.

Это был именно приказ.

Тревожно забилось сердце.

От них буквально исходили волны гнева.

– Ты уже слышала? – жестким голосом спросила Яна Клочкова, наш школьный президент, и грозно дернула головой, убирая с лица кудрявую черную прядь. Сегодня она была одета в леопардовую блузку.

– Что? – насторожилась я и поплотнее укуталась в кофту.

– Решение Стаса.

– Какое? – я искренне не понимала, о чем идет речь.

– Он решил уйти из нашей школы! – прошипела Яна. – И все из-за тебя! Ты подвела весь класс! Всю школу подвела!

У меня задрожали колени. Происходило что-то страшное. Одноклассниками овладело состояние какой-то ненормальной истерики.

– Завтра Стас придет в школу, заберет документы и подаст их в другую школу! – гневно сверкая карими глазами, сообщила Яна. – Но он не должен уйти! Ни в коем случае! Ты должна его вернуть! Делай что хочешь, но верни! Я президент школы, и это мой приказ!

– Что?! Приказ?! Тебе не кажется, что ты выходишь за рамки полномочий?!

– Не кажется, – ответила Яна, чему я в принципе не удивилась – можно подумать, она могла ответить что-то другое. – Он придет за документами завтра, но мы даем тебе времени не сутки, а до конца уроков! Чтобы точно знали, что завтра все будет нормально! Поэтому быстро! Исправляй все, что ты натворила!

– Я натворила?! – возмутилась я. – Это он натворил, а не я!

– Запомни – если не вернешь, уйдешь следом, понятно?! – В этой блузке девушка была похожа на леопарда, который сейчас на меня набросится. – Я сделаю все, чтобы ты больше с нами не училась! ПП, ты тоже скажи, – обратилась она к Вите.

– Верни Стаса, – потребовал Петренко. – Ему так плохо, он даже успокоительное принимает!

– Бедный! Никак не успокоится! Вторую пачку пьет или старую заканчивает?

– Не умничай! Правильно Яна сказала – если не вернешь, можешь тоже переходить в другую школу!

Все так на меня наседали, что казалось, будто я уменьшилась в размерах.

К горлу подступил ком.

Они пристально, уничтожающе посмотрели на меня и расселись по местам.

Яна что-то вспомнила и снова поднялась. Но я тут была ни при чем.

– Забыла сказать! Сегодня пятница, а в понедельник сразу же после уроков в актовом зале состоится предвыборная агитация кандидатов в президенты школы! Будет три! Я в их числе! – подчеркнула она. – Надеюсь, что вы меня поддержите!

– Ну конечно, о чем речь! – ответил класс.

– Спасибо, – и с довольным видом села на место.

Все стали перешептываться про выборы, а мне было не до этого. Я думала о другом.

Главными зачинщиками конфликта стали Яна и Витя. Почему Витя, понятно: они – ПП, и этим все сказано. Стас его лучший друг. А вот почему на меня набросилась Яна – это вопрос.

Но, хорошенько подумав, я поняла, что через месяц, в феврале, состоятся выборы президента, Полянский является одним из лидеров школы, и он, наверное, будет голосовать за нее. Так как он лидер, то многие окружающие тоже станут голосовать за нее по его примеру. Но что будет, если Стас уйдет из школы? А вот что: Яна потеряет одну из припасенных фишек, и ее шансы стать президентом существенно снизятся.

Получается, что я, какая-то ничтожная букашка, могу помешать ее успешным выборам! Клочкова преследует свои цели, и, наверное, поэтому требует вернуть его!

Первый урок, русский язык, проходил тяжело. Весь класс на меня косился и взглядами напоминал, что я должна вернуть их любимчика.

От этих разъяренных взоров мне стало неуютно, жарко, поэтому я сняла мамину кофточку и повесила на спинку стула.

Я писала в тетради упражнение, но не понимала, что пишу, была в растерянности и не знала, что делать. Как возвращать Полянского? Что говорить?

Но я не хочу этого делать! То, что он решил уйти, – его личное дело! Почему я должна его возвращать?!

«Потому что они выгонят тебе вслед за ним», – ответила я самой себе.

Если еще несколько дней назад конфликт был нашим личным делом, то теперь он стал общественным. И ситуация сложилась не в мою пользу. Я обычная ученица, а Стас – звезда школы, достопримечательность. В каждом городе есть какая-то уникальная изюминка. Все знают, что в Астрахани самые вкусные арбузы, в Оренбурге прядут пуховые платки, в Пизе находится падающая башня, ну а в нашей школе ею был Стас. Стоило кому-то сказать: «Я учусь в одной школе с Полянским», этот человек тут же становился таким крутым, будто сам был Стасом.

И вот теперь выясняется, что он собирается учиться в другом месте!

Для школы это стало ударом. Поэтому заставляют его вернуть. Одноклассники сейчас в панике. Как же они будут без Стаса? На фоне кого будут казаться крутыми?

Вот только есть один маленький нюанс – я не собираюсь звонить ему и уговаривать вернуться.

Это поразительно – даже в такой ситуации он снова в центре внимания. Но если раньше привлекал интерес внешностью, то теперь тем, что собирается уйти! Полянский во всем мог найти способ сделать себе рекламу! И даже в такой гнусной ситуации, как эта.

Но еще больше меня привела в недоумение фраза Яны, что я должна исправить «все, что я натворила!».

Полянский оклеветал меня в больнице, выложил в Интернет фотографии, где я убираю за ним грязные тарелки, и я еще должна исправить все, что натворила! Нет уж! Пусть сам все исправляет! Именно Стас все это начал. Разрушил то, что мне было дорого, но почему-то именно он выглядит обиженным и даже пьет успокоительное! Причем так, что у всех только и разговоров, что про таблетки! На каждом шагу умудряется делать так, что про него говорят!

Во мне возникло сильное противоречие. С одной стороны, я понимала, что класс объявил бойкот, а с другой – четко осознавала, что не хочу никого возвращать. Класс мечтал его вернуть, а я мечтала об обратном. Наши желания совершенно не совпадали.

Я почувствовала бессилие. Такое впечатление, что перед Новым годом, в больнице, попала в плен, в трясину какого-то бреда, которая все больше и больше меня затягивает.

Прозвенел звонок. Ко мне тут же подошел Витя и потребовал:

– Звони Стасу! Звони, а мы будем слушать. Вдруг скажешь что-то не то, снова чем-то обидишь.

Вокруг собралось кольцо одноклассников – слушать, что я буду говорить.

Это уже напоминало какое-то шоу с множеством зрителей.

– Вам он нужен – вы и звоните, – твердо сказала я и демонстративно уткнулась в учебник.

– Ну, смотри, как бы хуже не стало, – многозначительно усмехнулась Яна, и они разошлись.

Мне хотелось плакать.

Голова раскалывалась на части – но не физически, а от мыслей, от навалившихся проблем.

Как жалко, что Рита учится в другой школе! Если бы она училась в этой, я сходила бы в другой кабинет, привела бы подругу, и она бы нашла, что ответить. Вдвоем было бы не так страшно. Но сейчас меня поддерживает только кофта.

Я постаралась переключить внимание на уроки, но получалось плохо – класс был будто наэлектризован, и все на меня смотрели.

Я сняла кофточку со стула, надела ее, но в скором времени снова сняла. Мне было жарко. Жарко от этих испепеляющих взглядов.

До конца учебного дня я старалась проводить перемены в кабинете, потому что здесь находились учителя, а при них одноклассники сдерживались.

Последним уроком была физкультура.

– У тебя осталось сорок минут, – предупредили меня.

Я промолчала.

Они вышли в спортзал.

Мне давали срок до конца учебного дня. День заканчивался, но звонить я по-прежнему не собиралась.

Через десять минут после начала урока в раздевалку вошла Яна со своей свитой. Она была настолько влюблена в леопардовую расцветку, что даже спортивный костюм был таким. Не представляю, где она его взяла.

Поправляя олимпийку, девушка как бы между прочим спросила:

– Фадеева, а где твоя кофта?

Я резко посмотрела на себя – маминой кофточки, в которой я пришла в школу, не было.

– Ой, в кабинете забыла, – вскочила с лавочки и сделала шаг к выходу.

– Нет, не забыла, – усмехнулась она.

– То есть?

– Пойди в зал и увидишь.

Смеясь, девчонки вышли.

У меня дрогнуло сердце – что-то сделали с маминой кофтой.

Лучше бы я не поддавалась на их провокации и осталась в раздевалке, но мне было сложно сидеть здесь и знать, что с ней что-то происходит. Я вышла в зал, хотя прекрасно понимала, что ничего хорошего меня там не ждет.

Одноклассники толпились у баскетбольного щита и громко смеялись.

Я подошла…

И остолбенела.

На баскетбольное кольцо была одета любимая мамина кофта. Ее прикрепили проводом от скакалки, который небрежно пронзал петли, некоторые порвались, и во все стороны торчали нитки. Она была похожа на чучело, одиноко стоящее в поле.

– Моя очередь! – объявил Витя и, взяв у Андрея баскетбольный мяч, метко забросил в кольцо. Мяч залетел в кофту и выпал снизу.

Класс загоготал.

У меня потемнело в глазах.

– Отдайте мне кофту! Отдайте!!

Я подскочила к баскетбольному щиту, чтобы снять ее, но в этот момент кто-то бросил мяч, он залетел в кольцо и упал прямо мне на голову.

Класс снова взорвался смехом.

Я растерянно стояла под кольцом и потирала макушку.

– Кольцо не загораживай, – небрежно сказал Витя и снова прицелился.

– Отдайте! – потребовала я.

– Бери, если надо, – ухмыльнулась Яна.

Я подпрыгнула изо всех сил и ухватилась за край, но как только стала тянуть, послышался громкий треск – кофта порвалась, потому что была привязана к кольцу.

Теперь болтались лохмотья.

Все согнулись пополам от смеха.

Но еще смешнее им стало, когда кофта вместе с проводом соскользнула с кольца и упала на пол.

Я смотрела на подарок отца. На кофту, которую мама бережно хранила в своем шкафу. И вот сейчас она, пыльная и разодранная, валялась у всех под ногами и напоминала половую тряпку.

Я печально ее подобрала и вытянула провод из растерзанных петель.

– У меня идея, – неожиданно осенило Витю, и он резко вырвал кофту у меня из рук. – Давайте поиграем в грязную кофту, – предложил он и бросил ее в Юру. – Грязная кофта! Убегай!

– Фу! Грязная кофта! – отпрянул парень, поймал кофту и кинул в другого: – Грязная кофта!

– А-а-а! Кофта!

Все бросились врассыпную, чтобы она ни к кому не прикоснулась.

– Грязная кофта! – закричал очередной игрок и бросил ее в следующего.

– Осторожно!

Все швыряли друг в друга и очень веселились.

У меня выступили слезы.

Я пошла к выходу. Не хочу видеть, как издеваются над маминой любимой вещью.

Внезапно меня по спине шлепнуло что-то мягкое.

– Забирай свою вонючую тряпку! Носи на здоровье! – расхохоталась Яна.

И я не выдержала. Схватила кофту, смяла ее в комок и изо всех сил швырнула в нее.

– Сама носи! Президент!

Последнее слово прокричала с усмешкой.

– Что ты делаешь?! – возмутилась Клочкова и брезгливо отбросила ее от себя, как будто это действительно была какая-то грязная тряпка.

– Что я делаю?! А ты что делаешь?! Что вы делаете?! – закричала я с таким надрывом, что запершило в горле. – Хватит издеваться! Президент! Какой ты президент?! Они защищать должны, а не издеваться! Тебе в банду надо, а не в президенты!

– Что?! Что ты сказала?! – возмутилась Яна.

И вдруг в ее глазах что-то изменилось. Появилось что-то по-настоящему жуткое.

Я даже испугалась.

– А давайте ее свяжем, – с какой-то кровожадностью сказала она, схватила с пола кофту и грозно на меня двинулась. – А давайте свяжем и заставим позвонить Стасу!

– Давай, – согласился Петренко.

И на меня пошла толпа.

Двадцать восемь человек.

У меня волосы на голове зашевелились.

– Хватайте ее! Хватайте!

Клочкова наматывала на кулаки кофту и шла прямо на меня, а за ее спиной – обозленная толпа.

Куда бежать? Раздевалка в другом конце зала, но туда не попасть, потому что как раз на пути стоит весь класс.

И тут я вспомнила, что прямо за моей спиной, в небольшом тамбуре, находится дверь на улицу. В теплое время года мы выходим через нее на школьный двор заниматься на открытой спортивной площадке.

И я рванула.

– Убегает! Ловите ее! Ловите!

Я схватилась за ручку и стала ее дергать, но дверь не открылась.

Я похолодела.

Меня осенило – нужно просто потянуть на себя щеколду.

Дрожащими руками я сделала это, толкнула плечом тяжелую железную дверь, выскочила на улицу и захлопнула ее.

Я вертела головой, лихорадочно соображая, куда лучше бежать, и наугад рванула через школьный двор в сторону жилых домов.

– Стой! – за мной помчались Яна с Витей. Они уже открыли дверь. Остальные, к счастью, остались в спортзале.

– Стоять, я сказала! Я тебя свяжу, и ты будешь меня слушаться! – кричала Клочкова, размахивая над головой кофтой, как ковбой крутит лассо. – Ты ответишь за все! Ответишь! Ты от меня не спрячешься! Я президент!!

Это был какой-то кошмар.

Я чувствовала себя кроликом, которого преследует стая охотничьих псов.

Да и сердце стучало, как у кролика, – барабанной дробью.

За спиной слышался скрип снега, который хрустел под ногами одноклассников.

Вот-вот меня поймают! Плеча уже касается чья-то рука!

Но я оторвалась!

Сработал инстинкт самосохранения и придал сил. Я со всех ног пронеслась через двор, промчалась мимо какого-то парня, который наблюдал за нами с раскрытым ртом, перебежала дорогу и нырнула во дворы старых двух– и трехэтажных домов.

Скрип за спиной затих, но расслабляться нельзя.

Я стала петлять между домами, стараясь сбить их с толку (хорошо, что снег был истоптанный и невозможно понять, где мои следы, а где чужие), влетела во двор какой-то старой двухэтажки с облупленной крашеной деревянной дверью и остановилась. Прислушалась. Сердце буквально выпрыгивало из груди.

– Она не могла далеко убежать, – послышался за углом голос Яны.

Я огляделась по сторонам и увидела, что дверь в дом слегка приоткрыта.

Проскользнула в подъезд, аккуратно, чтобы не создавать лишнего шума, прикрыла дверь, взлетела по ступенькам, остановилась на лестничном пролете между этажами и притаилась.

Секунда. Две. Три.

Никто не заходит.

Сердце постепенно успокоилось.

«Как холодно!» – поежилась я, и вдруг меня как током ударило – да я же раздетая! При температуре минус десять бежала по улице в одной блузке и юбке. А на ногах – обычные туфли, которые ношу как сменку!

Да и ребята раздетые. Их настолько захватила погоня, что они не обратили внимания, что на улице мороз.

Снег на обуви таял. Колготки промокли. Ноги были холодными.

Хоть я и в подъезде, дверь закрыта неплотно, поэтому внутри не намного теплее, чем на улице.

Выходить нельзя. Вдруг они во дворе? Поэтому я продолжала стоять здесь и мерзнуть.

С каждой минутой становилось холоднее.

Я дрожала. При дыхании шел пар.

Я ощущала себя Настенькой из сказки «Морозко».

«Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?..»

Интересно, ушли?

Здесь, в пролете между этажами, размещалось пыльное окно в старой деревянной раме, с которой свисали лохмотья паутины. Я аккуратно наклонилась и, стараясь быть незаметной, выглянула на улицу. И вздрогнула. Возле дома, прямо под окном, я увидела макушки Вити с Яной.

Отпрянула от окна и прислушалась.

– Куда она делась? – досадливо спрашивала Клочкова.

– Может, спряталась в каком-то доме?

– В каком?

– Откуда я знаю? Знал бы, сразу бы туда пошел.

«Сейчас зайдут!» – Я испуганно вжала голову в плечи.

Было тихо. Слышалось только биение сердца.

– Ладно, пошли в школу! Мне еще не хватало заболеть перед выборами. Все равно она от нас никуда не денется! Придет как миленькая, – уверенно сказала девушка, и ребята ушли.

Я облегченно вздохнула и прислонилась спиной к кирпичной стене.

И именно в этот момент, когда стояла в холодном подъезде незнакомого дома, я в полной мере осознала тяжесть положения, в котором нахожусь. В тот день, когда мы встретились со Стасом в больнице, моя жизнь раскололась надвое. Раньше все было хорошо, жизнь текла спокойно и размеренно – дом, больница, школа. А теперь я пребываю в каком-то жутком непрекращающемся кошмаре. Мне нельзя приходить в больницу, Стас посмеялся надо мной у себя дома, выставил в Интернете фотографии, я пряталась в книжном магазине, словно преступница, класс начал меня затравливать и захотел связать. И в итоге я стою в чужом доме на ледяной лестничной площадке возле грязного окна с мотками паутины, дрожу от холода и страха и даже не представляю, что будет дальше!

Горло перехватил спазм. Из глаз покатились слезы.

Я зарыдала.

И внезапно зазвонил телефон.

Я подскочила на месте.

«Это они! – решила я, слушая, как в кармане звонит телефон. – Они хотят вычислить меня по звонку! Сейчас услышат и зайдут!»

Трясущимися руками я вытащила из кармана трубку.

И оторопела.

Меня вызывал Стас.

Он?! А ему что надо?!

Я недоуменно смотрела на трубку.

На дисплее прыгала надпись «Входящий вызов Стас».

«Ну и пусть вызывает», – подумала я и подавила вызов.

Но он зазвонил снова. И я снова подавила звонок. И снова. И снова.

А потом звонки прекратились.

Я расслабилась.

Но тут пришло сообщение.

«Пожалуйста, возьми трубку!»

«Пожалуйста?! – вытаращилась я на дисплей. – Что он от меня хочет? А-а… я поняла! Его Витя с Яной попросили помочь меня найти!»

И ничего не ответила.

Но он стал просто заваливать звонками и сообщениями.

Если от слова «пожалуйста» у меня глаза на лоб полезли, то от следующего сообщения еще и отвисла челюсть:

«Катюша, пожалуйста, возьми трубку! Нам очень нужно поговорить! У меня срочное дело!»

«Катюша»?!

Да что происходит?! Почему он назвал меня Катюшей?!

«Что-то задумал, – четко осознала я. – Хочет что-то сделать. Но что?»

Этого я не знала и поэтому терялась в догадках.

Он не прекращал звонить и писать.

В конце концов я устала от этой атаки и подумала – ну а что случится, если я возьму трубку? Да ничего! Зато хоть узнаю, что ему надо.

И когда Полянский в очередной раз позвонил, я взяла трубку.

– Катя! – облегченно вздохнул он. – Как я рад, что ты ответила!

– Что тебе надо? – без церемоний спросила я и, не дав ему сказать, стала возмущаться: – Я не понимаю, как тебе не стыдно?! Как тебе не стыдно делать из себя обиженного, когда ты знаешь, с чего все началось?! Выставляешь себя перед окружающими белым и пушистым, но я-то знаю правду! Тебя обидело то, что я сказала, что обойдемся без тебя! И теперь мстишь, а параллельно вызываешь к себе жалость! Бедный Стасик! Успокоительное он пьет! Да это мне уже пора пить из-за тебя успокоительное! – с чувством прокричала я и, вдохнув полной грудью, выдала новую порцию эмоций: – Из школы собрался уходить? Давай, иди! А я за тобой! Не хочу больше здесь учиться! Людоеды какие-то, а не люди!

Я просто пылала от возмущения, но пыл был внутренним, а снаружи было холодно. Из-за него я уже вся продрогла! Из-за него одноклассники поиздевались над маминой кофтой!

Только приготовилась к тому, что Полянский начнет препираться, но вместо этого услышала лишь вздох и спокойный голос:

– Кать, нам надо встретиться.

Я растерялась.

Он был таким спокойным, словно эта пламенная речь была обращена не к нему, а к кому-то другому. Такое чувство, будто весь этот монолог прошел мимо. А если говорить точнее, казалось, он думал о чем-то другом.

«Может, повторить?» – промелькнула мысль.

– Тебе еще не звонили? – поинтересовался он.

– А кто мне должен был звонить? – еще больше запутывалась я.

– Значит, не звонили. Кать, ты можешь прямо сейчас приехать на улицу Каштановую?

Мне показалось, что он издевается. А как еще можно объяснить то, что Стас спокойно, даже как-то по-дружески называет меня Катей и просит куда-то приехать?

– Ты издеваешься? – так и спросила я.

– Я понимаю, что ты шокирована моим звонком, но тут такое произошло!

– Какое? – насторожилась я.

Прозвучит удивительно, но почему-то я поверила его словам. Если Полянский позвонил сейчас, в то время, когда между нами такие, мягко говоря, непростые отношения, значит, действительно произошло что-то экстренное.

– Пожалуйста, помоги мне! – искренне просил он. – От тебя зависит моя будущая карьера! Я не могу рассказать все по телефону, потому что ты мне не поверишь и бросишь трубку, но я говорю правду. Я очень прошу, пожалуйста, приезжай! Это нужно рассказывать лично! Я жду тебя на Каштановой, пятнадцать. Приедешь?

У него был такой искренний, обычный голос, без всяких насмешек и надменности, что я даже растерялась. Словно подменили. Давно не слышала, чтобы Стас так разговаривал. Обычно у него гордый и высокомерный тон, в каждом слове чувствуется сарказм, а сейчас разговаривает так, будто обычный парень, а не Стас Полянский, которого все носят на троне и обмахивают царскими опахалами.

Сама не понимаю, что произошло, но в сердце что-то дрогнуло, и я заволновалась. Заволновалась о нем. Может, что-то случилось и ему сейчас плохо?

– У тебя все нормально? – тревожно спросила я.

– Нормально! Даже более чем! И все благодаря тебе! – его просто распирало. – Я не шучу и не прикалываюсь, я серьезно! Приедешь? Ты где? Дома или еще в школе? Хочешь, я вызову тебе такси?

«Не надо», – хотела ответить я, но вспомнила, что стою в одной блузке. В школу возвращаться нельзя. Урок физкультуры был последним. Он уже закончился, и, должно быть, все разошлись. Но что, если Витя с Яной, которым я насолила больше всего – у одного отняла друга, а второй причиняю вред с выборами, – остались и поджидают меня возле гардероба? Они знают, что я раздета, и понимают, что могу прийти за одеждой. Тем более, стоя под окном, Клочкова говорила, что я никуда не денусь и «как миленькая» приду. Поэтому лучше сегодня туда не возвращаться. Но если я в таком виде в январе пройдусь по улице и сяду в автобус, мало того, что, скажем так, слегка удивлю окружающих, так еще и заболею.

Поэтому согласилась:

– Вызови, – и продиктовала адрес.

– Большое спасибо! – обрадовался Стас и тепло попрощался: – Ну, Катюш, до встречи!

– До встречи… – недоуменно пробормотала я и положила телефон в карман.

Я смотрела в пыльное окно и не знала, что ждет меня впереди, но почему-то верила Полянскому.

Как хорошо, что Максим не пошел сегодня в школу, иначе мне пришлось бы туда возвращаться.

К подъезду подъехала желтая машина.

Я спустилась вниз.

Глава 5Смена ролей

Через двадцать минут автомобиль остановился.

– Приехали, – сказал водитель.

Я сидела сзади. Неожиданно распахнулась дверь, и я увидела Стаса.

– Привет! – радостно поздоровался он.

Из машины не выходила – на улице холодно. А вот ему явно было тепло – вероятно, очень согревали теплые ботинки, красивые черные джинсы модного покроя и такая же модная куртка с капюшоном, отороченным шикарным мехом. Одежда очень ему шла, а серые глаза выглядели особенно яркими и насыщенными на фоне белого снега, который начал срываться с неба.

– Зачем ты меня позвал?

– Может, выйдешь? – растерялся Полянский.

– Куда выйду? На мороз? Ты видишь, в чем я одета?

– Вижу. А почему?

– А ты как будто не знаешь. Можно подумать, тебе еще не донесли! Что ты хочешь? Говори быстрее, мне холодно.

Он растерянно смотрел то на меня, то на водителя.

– Катя, нам надо поговорить спокойно, а не так!

– А как?

– В кафе! – сказал он и кивнул назад. Только сейчас я обратила внимание, что за спиной находится кафе «Каштан». – Пошли, нас ждут!

– Кто? – удивилась я.

– Рада Виноградова! – Стас нервно посмотрел на часы. – Кать, ну идем! Неудобно заставлять ее ждать! Пошли! Она все объяснит! С ней еще какой-то мужчина, но я не знаю, кто он.

К нам повернулся водитель:

– Молодые люди, вы можете, наконец, решить, где будете разговаривать? Если здесь, то включаю счетчик, если нет, я поеду. Зачем мне стоять и слушать вашу перепалку?

Я не знала, что делать. Если уеду домой, то не узнаю, для чего нужна была Стасу. Но если выйду, то неизвестно, куда и зачем он приведет. Зовет не куда-нибудь, а в кафе! Все это очень напоминает нашу прошлую встречу. Возможно, тоже что-то задумал? Может, хочет как-то меня проучить? Но с другой стороны, я могу ошибаться. Что, если ничего не задумал? Может, действительно случилось что-то неожиданное, что требует моего присутствия?

– Ладно, – решилась я и вышла из машины.

Полянский расплатился, и такси уехало. Стас – сама галантность! – открыл передо мной дверь, я переступила порог и сразу же насторожилась, как будто шагнула не в кафе, а на минное поле. Если он все-таки что-то задумал, то всякое могло произойти. Нужно быть начеку, чтобы вовремя среагировать и не попасться в ловушку.

– Нам сюда, – одноклассник провел за столик, где сидела молодая девушка примерно нашего возраста и мужчина лет тридцати. Они внимательно на меня посмотрели, как будто изучали внешность.

Стало неуютно.

На столе перед девушкой лежал диктофон и какой-то журнал.

– Катя пришла, – улыбнулся Стас и, продолжив проявлять галантность, учтиво отодвинул передо мной стул.

Я осторожно села, все больше и больше недоумевая и ожидая, что сейчас что-то случится.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась незнакомка. – Меня зовут Рада Виноградова, я работаю журналистом в журнале «Большая перемена», который распространяется по всему городу и области.

– Я знаю этот журнал… – непонимающе проговорила я. – Его все наши сверстники читают…

Рада просияла.

– Тимур Сагиров, – представился мужчина, но должность не назвал.

Он был одет с исключительным вкусом.

– Насколько я понимаю, другие журналисты вам еще не звонили? – поинтересовалась она.

– Нет… – растерялась я и взглянула на диктофон. Видимо, записывает нашу беседу. Странно! Зачем?

– Отлично, значит, я первая освещу материал! – обрадовалась Рада. Тимур не произносил ни слова. Он просто на нас смотрел.

– Какой?! – опешила я.

– Я ничего не рассказывал, боялся, что не поверит, – сказал Стас.

Возникло ощущение, что я играю в какой-то сцене, все участники которой знают содержание, а я попала случайно и ничего не понимаю.

«Кстати! – озарило меня. – А может, это и есть его ловушка?!»

После этого открытия я стала смотреть на Стаса, Раду и Тимура очень настороженно, ожидая, что сейчас они что-нибудь сделают и подставят меня.

– Я пишу обо всем, что интересует молодежь, а в последние дни она начала интересоваться вашей фотографией! Все только о ней и говорят! Она собрала несколько тысяч «лайков», сотни комментариев и стала просто хитом! Посетительница кафе и изумленный официант!

– И?.. – подозрительно прищурилась я.

– Мне стало интересно, кто изображен на фотографии, я начала собирать информацию, и узнала, что ты, – журналистка посмотрела на Стаса, – бодибилдер со множеством наград, а никакой не официант. Но почему тогда так одет? Для чего был сделан снимок? Вы специально создали такой контраст между своим видом – ты вышла красавицей, а ты… – замялась она, подбирая слова, – не так, как на всех фотографиях, или это вышло случайно? В общем, у меня скопилось множество вопросов, и я решила подготовить специальный репортаж. Расскажите, как была сделана эта фотография? Кем вы друг другу приходитесь? Друзья? И самый главный вопрос – как вы осмелились выложить ее в Интернет, ведь Стас красавец, но тут у него не самое удачное выражение лица? Мне интересно все! – заключила она и пододвинула диктофон к нам поближе.

Теперь понятно, почему Полянский так резко изменился и уговорил меня приехать. Он настолько любил внимание, что не мог упустить возможности лишний раз покрасоваться. Да не где-нибудь, а на страницах самого популярного молодежного журнала области!

Эту фотографию он ненавидел и даже хотел перейти из-за нее в другую школу, но неожиданно оказалось, что снимок, который изначально доставил много неприятностей, может сделать его еще более популярным! Ситуация обернулась самым неожиданным образом. Если раньше все смеялись и называли Чайником, то теперь будут восхищаться как героем популярного снимка: «Какой же Стас все-таки крутой! Как повезло – такая удачная фотка!»

Вот только во всем этом была одна нестыковка – если Полянский горел желанием дать интервью, то я ничего не хотела.

Для журналистки и интернет-пользователей это всего лишь шутка, а для меня, можно сказать, трагедия! За этой фотографией стоят мои слезы, и предыстория далеко не шуточная! И вообще, она тоже не принесла ничего хорошего! Из-за нее испортились новогодние каникулы, Стас собрался уходить из школы, одноклассники объявили мне бойкот, выгнали на мороз, и я продрогла в холодном подъезде!

А теперь просят: расскажи-ка об этом снимке! Он такой прикольный!

«Да не хочу я ничего рассказывать! – возмущенно подумала я и вспомнила о своей догадке: – А может, все это правда придумано Стасом и интервью на самом деле розыгрыш? Не удивлюсь, если Рада и Тимур его друзья и сейчас сидят и шутят! Ну точно! Все сходится! Он делает то же самое, что сделала Рита! Подруга представилась журналисткой и предложила принять участие в фотосессии в кафе, и сейчас Полянский копирует сценарий – позвал меня в кафе, попросил подругу представиться журналисткой, и хотят меня разыграть, как будто берут интервью. А потом используют против меня! Теперь все ясно! Я их раскусила! Если ему кажется, что я не поняла его задумку, он сильно ошибается! Мог бы придумать что-нибудь пооригинальней, а не повторять за Ритой!»

Я вскочила из-за стола и устремилась к выходу.

– Катя! – воскликнул Стас и помчался за мной. – Ты куда?

– Домой! Кафе, журналисты, интервью… Решил за нами повторить? За каникулы мог бы придумать что-нибудь пооригинальней! А эта шутка уже несвежая!

– Да не шучу я! Это правда! – эмоционально сказал он. – Я поэтому и не стал ничего рассказывать по телефону, так и знал, что ты мне не поверишь и просто бросишь трубку! Но это правда!

– Ага, конечно, – усмехнулась я.

К нам подошла Рада.

– Катя, что случилось? Я сказала что-то не то?

– Она не верит, что вы настоящий журналист, – однокассник беспомощно развел руками.

– Почему? – удивилась она и, запустив руку в сумку, выудила паспорт, раскрыла на нужной странице и показала мне.

«Виноградова Рада Антоновна. 12.05.1998 года рождения».

Пол: «Жен.», место рождения и фотография.

«Ровесница, – подумала я. – Мне тоже пятнадцать».

– Вот, еще, – девушка взяла со столика журнал «Большая перемена», пролистала и показала статью с подписью «Интервью вела Рада Виноградова».

Я растерялась. Неужели правда? Неужели не подставные лица?

– Ну что, теперь веришь? – спросил Стас.

Я вернулась за столик.

– Все началось с того, что Катина подруга решила надо мной подшутить, – поудобнее устраиваясь на стуле, сказал Стас. – Она сделала вид, что работает журналисткой, позвонила мне и сказала, что их журнал проводит фотосессию золотой молодежи нашего города в образах людей разных профессий.

«Золотой молодежи нашего города», – мысленно фыркнула я.

– Вообще-то все началось далеко не с этого! Ты рассказываешь то, что тебе выгодно!

Парень напрягся.

– А можно поподробней? – навострила уши Рада. – У меня складывается впечатление, что вы в какой-то ссоре. Это так?

Я открыла рот, чтобы обстоятельно, с подробностями и бурной жестикуляцией рассказать обо всем, начиная с момента, когда мы встретились в больнице, но неожиданно меня что-то остановило.

Я никогда не давала интервью, но в этот момент вдруг поняла, что разговор с журналисткой – это не просто разговор с подружкой, а именно интервью. Все, что я скажу, будет напечатано, и это прочтет вся область. Зачем совершенно незнакомым людям рассказывать о том, как Стас подставил меня перед Ефремовой, как обозвал у себя дома, когда на Новый год я заснула и выронила поднос, и что час назад президент школы хотела связать меня маминой кофтой и вместе с лучшим другом Полянского преследовала дворами?

Зачем? Бабушка часто меня учит: «Думай, прежде чем что-то сказать. Думай, что из этого получится. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь».

А ведь правда – что получится, если я расскажу об этом всем? По-моему, ничего хорошего. Сначала конфликт был личным, потом перешел в масштаб школы, но если дам интервью журналу, ссора разрастется на всю область! А там и до страны недалеко!

Понятное дело, журналистке хочется написать что-нибудь горяченькое, поэтому она так и навострила уши, но страдать из-за этого «горяченького» будет не она, а я. Если даже сейчас меня преследует весь класс, то что станет после того, как интервью выйдет из печати? Меня будет преследовать весь город?

Я так от всего этого устала! Очень хочется, чтобы все наладилось. А вместо этого меня пытаются втянуть в прилюдную ссору!

Но нет! Не дождутся!

Поэтому если Стасу хочется давать интервью, пусть. А я буду сидеть и молчать. Мне не нужны ни скандалы, ни популярность. Я хочу быть врачом, а не звездой. К тому же это статья о плохом событии. Одно дело, когда пишут о чем-то хорошем, а другое, когда о некрасивом – о таком, чем и является наша история.

– Катя, так что между вами случилось? – напомнила о себе Рада. – Вы не дружите?

– Мы лучшие друзья, – улыбнулась я. У него глаза округлились. – Только пусть он сам обо всем рассказывает. Он красноречивый, а я не очень. Лучше чай попью, – сказала я и взяла чайник.

– Хорошо! Я сам расскажу! – обрадовался Стас, ведь ему это было на руку, и рассказал историю так, что я просто диву давалась. – У меня нет ни одной плохой фотографии, – понимая, что ему предоставили полную свободу, с наслаждением сказал он. – Все знакомые давно выучили и мои мышцы, и мое лицо, я долго искал способ, как бы мне больше себя проявить, и вот однажды Катина подруга придумала, как можно показать меня с самой неожиданной стороны, чтобы открыть людям мои новые грани…

Я чуть чаем не поперхнулась.

Это ж надо так все вывернуть!

– Но она оказалась такой фантазеркой! И вместо того чтобы просто меня сфотографировать, придумала целую операцию, – настолько эмоционально и вдохновенно щебетал Стас, что мне даже показалось, что он сам во все это верит. – Она позвонила, представилась журналисткой и попросила приехать в кафе в одежде официанта – якобы они проводят фотосессию знаменитостей города. Ну и я, ничего не подозревая, собрался и поехал…

Я не переставала изумляться его изворотливости и самолюбию. Полянский выставил все так, словно фотография была сделана для того, чтобы «раскрыть его новые грани»! Он совершенно забыл о том, как в ужасе от фотографии удалил из Интернета свою анкету и грозился уйти из школы, и теперь вместо этого, в предвкушении повышения популярности, хвалит эту фотографию!

– А как зовут подругу? – спросила Рада, с упоением слушая парня.

Он запнулся.

– Э-э-э… – и в панике посмотрел на меня.

– Рита, – подсказала я.

Собственно, это слово было единственным, которое я произнесла во время интервью.

– Да! Рита! – облегченно вздохнул он и продолжил яркое повествование.

Когда я допила вторую чашку чая, интервью подошло к концу.

– Постараюсь, чтобы интервью вышло завтра же. Мы как раз сдаем в печать свежий номер, но если прямо сегодня все обработаю и отправлю главному редактору, можно успеть! – с горящими глазами воскликнула девушка и жалобно попросила: – Кать, может, скажешь что-нибудь?..

– Я могу идти?

– Да… – расстроенно вздохнула она и достала из сумки фотоаппарат. – Можно сниму вас вместе?

– Не надо! – испугалась я.

– Но, Катя! Молодежи будет интересно увидеть вашу новую фотографию, – настаивала журналистка.

Это стало мне надоедать. Для окружающих все происходящее просто прикол, а для меня это – жизнь. Они не знают, какие серьезные вещи за всем этим стоят. Из-за Стаса меня выживают из школы, а они предлагают с ним сфотографироваться!

– Рада, простите, но я не хочу, – твердо сказала я.

– А я хочу! Очень люблю сниматься, – сказал Полянский и с удовольствием улыбнулся в камеру, видимо, представляя, что совсем скоро все будут смотреть на снимок и думать: «Какой красавец!»

Я отошла в сторону, чтобы не попасть в кадр.

Рада щелкнула Стаса.

– Если основная часть интервью закончилась, я бы хотел перейти к своему вопросу, – ожил Тимур.

– Да, конечно, – кивнула девушка и пояснила нам: – Кроме этого интервью, есть еще одна новость. Но об этом вам расскажет Тимур Артурович.

– Скажите, вы знаете одежду фирмы «Сезон»? – спросил мужчина.

– Да я только ее и ношу, – сказал Стас и выразительно посмотрел на свои джинсы и свитер.

– Я заметил, – улыбнулся Тимур. – Просто было интересно, знаешь ли ты, что это за фирма, или носишь и не обратил внимания на марку. Катя, а тебе это о чем-нибудь говорит?

– Да, конечно. Хорошая. Мы недавно купили брату ботинки от «Сезона». А что? – удивилась я.

– Компания «Сезон» находится в нашем городе, и я ее рекламный директор.

Мы со Стасом непонимающе переглянулись.

– Скоро в продажу поступит одежда из весенней коллекции, но рекламу еще не запустили. Понимаете, мы долгое время ищем свежие лица, которые смогли бы представлять новую коллекцию, но подходящих кандидатов не нашли… Вроде бы и ребята приходят хорошие, но как-то они не смотрятся друг с другом… Но когда произошел этот бум с фотографией, я понял, что мне нужны именно вы! Естественно, я изучил другие фотографии Стаса, а не только «официантскую». И сейчас тоже за вами наблюдал. Вы отлично смотритесь вместе. Мускулистый парень и хрупкая девушка. У Стаса серые глаза, у тебя бирюзовые. Да и вообще внешне вы чем-то похожи. По-моему, идеальная пара! К тому же вы сейчас популярны в городе, и это будет привлекать покупателей.

– Вы хотите, чтобы мы представляли весеннюю коллекцию вашей фирмы? – недоуменно спросила я.

– Отпад! – восхитился Стас и вскочил со стула, не сумев усидеть на месте. – Конечно! Конечно! Мы согласны! Спасибо! Мы так рады! Это так круто! – он приплясывал от эмоций.

– Отлично, я рад, – улыбнулся мужчина. – А что скажет Катя?

– Да что скажет! Она согласна!

– А почему ты отвечаешь за меня?! – оторопела я.

– Да и так все ясно, что тут говорить! Со мной хотят фотографироваться все!

Внезапное предложение о рекламе настолько вскружило ему голову, что ласковый тон, которым он уговаривал меня сюда приехать, мгновенно испарился.

– Вот все пусть и снимаются! – возмутилась я.

– А думаешь, не снимутся? – ухмыльнулся Полянский. – Вот сейчас выйду на улицу, предложу первой попавшейся, и любая тут же пойдет!

– Ну вот и иди! А я не буду!

Я была в шоке от его слов.

– Тимур, так когда мне приходить на съемки? – деловито поинтересовался Стас.

– Не тебе, а вам, – уточнил тот.

– Она не хочет, я без нее.

Мой одноклассник просто фонтанировал радостью и уверенностью, что все будет именно так, как он сказал. Но я внезапно заметила, что Тимур эту радость не разделяет, его выражение лица стало каменным.

– Послушай, ты, кажется, меня не понял, – спокойно произнес рекламный директор, но это было какое-то странное, словно напряженное спокойствие. – Вы мне нужны не по отдельности, а оба. На фотографиях я хочу видеть вас вместе. Мне нужны именно ваши лица. В коллекции присутствует и мужская и женская линия, поэтому обязательно будут совместные сцены. Короче говоря, если ты придешь один, то, увы, мне это не подходит.

Стас побледнел.

Собеседник встал из-за стола.

– Прошу прощения, к сожалению, мне пора. Всего доброго. Если надумаете, позвоните, – положил на стол визитку и вышел из кафе.

Мы молчали. Рада смотрела на нас, словно сидела перед телевизором и следила за действием захватывающего сериала.

– Мне тоже пора, – сказала я и направилась к выходу.

– Катя! Катя, постой! – воскликнул Полянский. Он был в страшной растерянности. Его мечта стать знаменитым уходила вместе со мной. Таким поворотом парень был потрясен, ведь до этой секунды был четко уверен, что «Сезон» обязательно его возьмет, но оказалось, что один он не нужен. – Я очень тебя прошу, давай снимемся!

– Ни за что! – отрезала я.

Может, и согласилась бы, но после хамских слов у меня пропало всяческое желание.

– Катя! Ну за что ты так со мной?! – с надрывом прокричал Стас.

– Что-о?! За что я так с тобой? Ты вообще себя слышишь?! Ты нахамил, когда сказал, что меня и спрашивать ни о чем не надо! Разве дело только в этом?! У тебя хамство в каждом слове и в каждом действии! Взять хотя бы то, что ты настроил против меня весь класс. И после всего этого ты спрашиваешь, за что я так с тобой?! И после этого ты просишь с тобой фотографироваться? Полянский! Да я знать тебя не хочу, не то что фотографироваться!

– Ну повздорили мы немного, ну и что? Что нам теперь, до пенсии злиться? Так ты из-за школы такая взвинченная? Если переживаешь из-за класса, я сейчас им позвоню и скажу, что мы уже дружим, – и схватил телефон.

– Как мило! Мы уже дружим! Как все просто: хочу – даю команды, хочу – отменяю.

– Да не даю я никаких команд! – Стас был в жутком отчаянии. – Ну Катя! Ты же знаешь – фотографии для меня все! Да я, может, моделью стану! А сейчас мне такой шанс выпал: сняться в рекламе одежды! Ну когда еще такое предложат? Если ты не согласишься, меня не возьмут! Когда я сюда шел, даже не знал, что здесь будет этот рекламный директор. Я думал, мы просто дадим интервью, а жизнь внезапно подарила такой шанс. И не могу его упустить! Не могу!! – он буквально рвал светлые ухоженные волосы у себя на голове.

– Ну и не упускай, – я пожала плечами. – Сам же сказал, что с тобой любая побежит сниматься. Так вот найди себе какую-нибудь почитательницу, которая внешне на меня похожа, и снимайся с ней хоть круглый год! И в весенней, и в осенней коллекции, и даже в зимней! А мне это не нужно, – сказала я и взялась за ручку двери.

– Но где я ее возьму? Второй такой нет! Ты одна такая! – с болью крикнул он.

Все посетители обернулись.

Я открыла дверь и вышла на улицу.

К остановке подъехала маршрутка. Я запрыгнула и, отъезжая, посмотрела в сторону кафе. Полянский по-прежнему стоял у стеклянной двери и провожал меня расстроенным взглядом.

Глава 6Яма

Я сидела у батареи – грелась и следила через окно за братом и Димкой. С ними гулять не пошла, потому что сильно промерзла. Батарея была горячей, но я все равно не могла согреться. Настолько окоченела в подъезде, что сейчас из меня будто выходил холод, скопившийся в теле.

Когда после кафе я пришла домой, то набрала горячую ванну, полежала в ней, пытаясь согреться, приняла для профилактики таблетку аспирина, чтобы не разболеться, а потом расположилась у батареи.

В школе остались куртка и рюкзак. Никто даже не позвонил и не сказал, что отдаст вещи. Но это не самое страшное, их можно забрать, а вот кофта… бедная, что сейчас с ней? Наверное, Яна с Витей выбросили ее где-нибудь на улице, и теперь она там одиноко лежит – вся разорванная и оскорбленная… Кофта, которую папа подарил маме… Я надела ее с мыслями, что буду в школе чувствовать себя под такой же защитой, как дома, но получилось еще хуже… Если бы я ее не надела, то одноклассникам не взбрело бы в голову натянуть ее на баскетбольное кольцо, и не было бы дальнейших событий…

Но произошло то, что произошло, и теперь нужно думать, что делать дальше.

Просто в голове не укладываются все происходящие события, такое чувство, будто в последние дни я живу в каком-то бреду. А теперь еще и предложили сняться в фотосессии новой коллекции одежды. Но этого я делать не хочу, и, кроме того, мне до сих пор кажется, что это розыгрыш.

Стоп! А ведь можно проверить!

Я оставила наблюдательный пункт у окна, села за компьютер, открыла поисковый сайт и ввела: «Фирма одежды «Сезон». Сайт выдал множество ссылок, и первой значился сайт компании. Я открыла его и увидела на главной странице фотографии моделей, одетых в одежду «Сезона». Слева размещалось в столбик меню. «Новости», «История компании», «Награды», «Точки продаж продукции», «Форум», «Контакты», «Вакансии», «Компания в лицах»… Вот этот раздел мне и нужен. Я вошла: на странице были фотографии и краткая биография того или иного руководителя компании. Я сразу же увидела главное. В списке руководителей присутствовал снимок Тимура Артуровича Сагирова и пояснение «Директор по рекламе».

Значит, все правда…

Но это открытие моего решения не меняло. Фотографироваться не буду. Зачем? Я же не фотомодель, да и не люблю привлекать к себе лишнее внимание. К тому же партнером по съемкам должен быть Полянский, который наговорил грубостей.

Из глубины дома послышался дверной звонок.

«Бабушка откроет, наверное, дети с улицы пришли», – подумала я.

Но вдруг услышала характерный стук бабушкиной палочки, приближающийся к моей комнате. Открылась дверь, и появилась ее голова:

– Кать, там к тебе!

– Кто?

– Одноклассник.

– Какой? – удивилась я.

– Не знаю, парень какой-то. Выходи, человек ждет.

Странно, кто это может быть? Витя? Точно, это он! Яна же предупредила, что дает мне время до конца уроков, чтобы я вернула Стаса! Но, как известно, с последнего урока я исчезла. И вот по ее поручению Петренко пришел узнать, звонила ли я любимчику класса!

Надеюсь, где-нибудь за углом меня не поджидает Клочкова с кофтой?

Я вышла в прихожую.

И обомлела.

Передо мной стоял Стас.

У меня дома находился Стас Полянский!

Его появлению я удивилась так же сильно, как удивился он, когда в новогоднюю ночь увидел меня у себя.

И не успела ничего произнести, как из комнаты вышла бабушка и, укоризненно глядя на меня, сказала:

– Чаю приготовь! Мальчик с холода пришел!

Стас растерянно молчал. Я тоже.

Кажется, бабушка поняла, что смутила нас.

– Там сериал начинается… – пробормотала она и ушла в комнату.

Мы остались вдвоем.

– Зачем пришел?

– Кать, давай поговорим… – жалобно начал он.

– Я уже сказала, что не хочу нигде с тобой сниматься. Не нужно было приходить ко мне домой, чтобы еще раз это услышать.

Стас переминался с ноги на ногу. Сейчас он вел себя не так самоуверенно, как у себя, где был хозяином. Сейчас парень оказался на чужой территории, и это его смущало.

– Ну Катя… Ну очень тебя прошу… Ты не хочешь выступать в качестве модели, но я об этом мечтаю! Это очень для меня важно! Точно так же, как тебе ходить в эту больницу!

Я вздрогнула.

– Надо же, вспомнил! Благодаря тебе я там с тридцатого числа не была!

– Почему? – удивился он.

– Думаешь после твоего вранья, что я беру с одиноких людей деньги, мне дадут грамоту и выпишут премию?

– Так тебя что, выгнали?

– Ну не выгнали, а, скажем так, проверяющая изъявила желание, чтобы я туда не приходила.

– Это та, что на командиршу похожа?

– Да.

– Но я же несерьезно, – захлопал ресницами Стас. – Просто ты меня подколола, ну я и ответил.

– Я не подкалывала! А сказала то, что есть на самом деле. Попросила помочь на благотворительном мероприятии, а ты спросил, заплатят ли тебе гонорар и покажут ли тебя по телевизору. Вот и сказала, что у тебя на уме только деньги и слава и что мы обойдемся без тебя! А что не так? Оплату ты попросил? Попросил. Рекламу попросил? Попросил. Разве у тебя не были на уме деньги и желание еще больше прославиться?

– Были… – растерялся парень.

– Получается, я сказала правду, а ты меня оболгал! Ну еще бы, как это так – кто-то посмел сказать Стасу Полянскому, что обойдутся без него, – усмехнулась я и устало вздохнула: – Ты испортил все, что только мог… Больницу, школу… Можешь наконец оставить меня в покое? Интервью в журнале получил? Получил. Теперь все снова будут тобой восхищаться, снова поймут, какая же ты у нас звезда, но больше я не хочу нигде с тобой участвовать.

– Ну Катя… Ну давай пойдем…

– Я все сказала!

– Ты мстишь мне за то, что тебя выгнали из больницы? Я испортил то, что важно тебе, а теперь портишь то, что важно мне?

Я крепко задумалась. А правда – почему я не хочу сниматься? Разве хочу ему отомстить?

Хорошенько изучив свои чувства, поняла, что ни о какой мести даже не думаю. Месть – это очень плохо: это вражда, это зло, а я не хочу ничего такого.

Честно говоря, вопрос загнал меня в тупик. Хоть ситуация сложилась именно так, как заметил Стас – он испортил то, что важно мне, а теперь от меня зависит то, что важно ему, – я отказываюсь от съемок не из мести. Дело в другом.

Меня поражает то, что он совершенно открыто и не стесняясь делает все ради выгоды. Готов на все, лишь бы ему было хорошо. Чтобы заманить меня на интервью, а теперь и в рекламу, он готов даже называть меня Катюшей, открывать передо мной двери кафе и пододвигать стулья.

Но ласковые слова – это одно, а поступки – совершенно другое. Он узнал, что меня «попросили» из больницы, сделал расстроенное лицо… и все. У него даже не возникло мысли как-то исправить поступки. Он узнал о моей ситуации и тут же про это забыл, продолжая уговаривать прийти на фотосессию.

Вот это мне и было противно. Если раньше я не хотела сниматься из-за его хамства: «Да что она скажет! Она согласна! Со мной хотят фотографироваться все!», теперь добавилось еще и то, что он даже не думает что-то исправить. Только желание добиться фотосессии.

Пока я размышляла, Стас продолжал вопросительно на меня смотреть.

– Мстишь?

– Нет, зачем… – наконец отозвалась я. – Просто… как тебе объяснить… Как-то все это не так…

– А что мне сделать, чтобы было так? Что мне сделать, чтобы все было правильно?

– Спроси у своей совести. Она подскажет.

Полянский задумчиво молчал.

– Понятно… Значит, не хочешь сниматься… – его плечи опустились. Он медленно развернулся, открыл дверь и вышел за порог. В дом ворвался ледяной поток воздуха.

Парень побрел к калитке.

«Снова он про съемки… – печально подумала я. – Он полностью сконцентрирован на себе. А нужно смотреть немного шире – и замечать кого-то, кроме себя и своих желаний…»

Я смотрела в его широкую спину с поникшими накачанными плечами, и вдруг мне стало так его жаль! Может, все-таки помочь? Потерпеть и сфотографироваться? Да, он еще не понял, что нужно исправлять свои ошибки, но, может, когда увидит, что я пойду ему навстречу и помогу, в его душе что-то дрогнет?..

Только что я подумала, что нужно смотреть не только на себя, но и на других. Так вот, может именно мне первой реализовать эту мысль? Может, мне посмотреть на одноклассника и пойти ему навстречу? Может, когда он увидит мой шаг, это заставит его задуматься и понять, что я прониклась его желаниями и проблемами, и тогда, осознав, тоже начнет обращать внимание не только на себя?..

– Стас, подожди! – воскликнула я, но внезапно с грохотом хлопнула калитка, во двор забежал Димка и истошно закричал:

– Катя! Максим упал!

У меня в глазах потемнело.

При слове «упал» мгновенно вспыхнуло воспоминание: жаркое лето, мы с мамой режем окрошку, звонит папин сотрудник, мама его слушает и потрясенно говорит: «Папа упал».

И вот снова – Максим упал!

Закружилась голова. Я схватилась за дверную ручку, чтобы устоять.

– Катя! – испуганно воскликнул Стас.

Дима разревелся.

– Где Максим?! Где?!

– В яме! – закричал мальчик.

– В яме?! – я чуть не поседела. – Я же сказала туда не ходить! Я же сказала!!

И рванула в дом, схватила с вешалки малиновую куртку, из которой торчал синтепон, шмыгнула в фиолетовые галоши и сломя голову помчалась туда.

Сразу же стало понятно, в какую именно яму упал Максим. Я уже упоминала, что неподалеку находится заброшенный котлован с наваленной горой земли, и дети любят там кататься.

Стоило мне остаться дома и разрешить брату гулять самому, как он тут же пошел к запретной зоне.

Я прибежала к котловану и увидела его – мой малыш стоял на дне и плакал. Но самое главное, что он жив. Правда, сильно испуган.

Возле него валялись санки.

К яме подоспел Стас.

– Максим! Ты цел? – крикнула я.

– Не зна-аю! – разревелся брат. – Я съезжал с горки, санки свернули не туда, и я упа-а-ал. Мне стра-ашно!

– Я же говорила не кататься здесь!

– Я больше не бу-уду! Ка-атя! Ну зачем я сюда прише-ел!

– Вот теперь сам убедился, что надо меня слушать!

– А э-это кто-о? – прохныкал Максим.

– Дядя, – кратко ответила я.

– Дядя! Вытащи меня! Пожалуйста!

Полянский задумался.

Котлован был высотой больше двух метров, так просто оттуда не вылезешь. Хорошо, что на дне были высокие сугробы, которые смягчили падение.

Зимой всегда темнеет мгновенно, и сейчас тоже резко спустились сумерки.

– Мне страшно! – прокричал он. – Катя! Дядя! Вытащите меня!

Брат сел на сугроб и раскатисто разрыдался.

– У вас лестница есть? – спросил Стас.

– Возле сарая. Только там снега много, не пройти.

– А лопата есть?

– Есть.

– Тогда пошли!

– Максим испугается! Его нельзя оставлять одного!

Проблема решилась сама собой. Я увидела перепуганную бабушку и Димку, которые спешили к яме. Бабушка осторожно опиралась на палочку, стараясь, чтобы трость не скользнула на льду.

– Ба, все нормально, он целый! – крикнула я.

– Господи, спасибо! – облегченно вздохнула она и перекрестилась.

– Мы пойдем за лестницей, а вы побудьте с ним, – я дала указания и, оставив «группу поддержки» у котлована, вместе со Стасом вернулась во двор.

Как уже говорила, у нас было прочищено только за двором и площадка во дворе, а в огороде не чистили. Но сарай располагался именно в огороде, причем в самом-самом конце. Чтобы пройти, нужно было пробраться сквозь огромные сугробы с человеческий рост, которые навалило за зиму.

Именно в этот сарай два года назад я шла за картошкой для окрошки, которую папа так и не попробовал.

– Вон сарай, а к нему прислонена лестница, – указала я. – Она хорошая, но железная, очень тяжелая, мы обычно таскаем ее вдвоем.

– Почему?

– Ну а кому это делать? У нас только мама, бабушка, я да брат. Папы не стало два года назад.

– Да, слышал… – смутился Стас.

Я взяла снеговую лопату, которая стояла у входа в дом, и начала прочищать дорожку сквозь огород. Работы тут до ночи. Но Стас, увидев, что я устала после первого же маха, решительно выхватил ее и принялся резво чистить снег.

– Я же в качалку хожу!

Не успела опомниться, как за две минуты он прочистил гигантские сугробы, которые я чистила бы пару часов, легко подхватил тяжеленную железную лестницу и направился на улицу. Я растерянно семенила за ним.

Полянский опустил лестницу в яму и задумчиво посмотрел вниз:

– Хм, коротковата. От ее верха до края ямы почти метр. Я слезу, подсажу Максима, а потом вылезу сам.

Он спустился вниз. Но одно дело спуститься летом, а другое – зимой. Края скользкие, земля с глиной, которые к тому же перемешаны со снегом, а на Стасе была объемная дутая куртка. Когда спускался, то ее передом цеплялся по краю ямы и вымазался мерзлой грязью. Он словно не обратил на это внимания.

– Ну все, ты спасен из плена! – ступив на дно ямы, улыбнулся он Максиму.

– Ура-а! Спасибо! Спасибо!

– Залезай, я тебя подсажу.

– А не уронишь?

– Не уроню, я сильный!

– Хорошо, – неуверенно сказал брат и полез на лестницу.

Он взобрался наверх, но до края ямы не дотягивался. Полянский тоже залез на лестницу, взял мальчика под мышки, и поднял к краю ямы. Брат протянул мне руки, я взяла и, как репку, вытащила из этой западни.

– Максимушка! – бросилась к нему бабушка, чуть не поскользнувшись и вместе с палочкой не упав в яму.

– Бабушка! Аккуратно! – воскликнула я.

– Я подсажу, если что, – улыбнулся Стас.

– Я никогда больше сюда не пойду! Никогда! – пообещал Максим. – Катя, я теперь всегда буду тебя слушаться! Нельзя больше сюда ходить! – назидательно сказал он Димке.

Мы всей гурьбой стали обнимать Максима, и даже не заметили, как спаситель вылез из ямы. Рядом с ним стояли санки, которые он тоже вытащил.

Куртка была грязной.

– Сыночек, родной! – бросилась к нему бабушка и обняла его. – Вот спасибо, вот спасибо! Как хоть зовут тебя?

– Стас, – смущенно ответил он.

– Катя, какой у тебя друг! Какой друг! – восхищалась она.

Полянский нашел какую-то железку, согнул ее в виде крюка и привязал к веревке, к которой были привязаны санки, затем спустил эту «удочку» в яму и вытащил лестницу.

– На место поставлю, – сказал он и, подхватив лестницу, устремился во двор.

Перепуганный Димка ушел домой, и мы направились к себе. Когда толпой дошли до дома, Стас уже вышел со двора. Возле калитки пересеклись.

– Ну ладно, я пошел, – стараясь не встречаться со мной взглядом, сказал он и, неловко улыбнувшись, начал удаляться от дома.

Бабушка с братом вошли во двор.

Я стояла у калитки и смотрела вслед уходящему однокласснику.

И просто разрывалась на части. Меня терзали самые разнообразные и противоречивые чувства: я на него злилась, не хотела с ним разговаривать, но была очень благодарна. Еще час назад даже и представить не могла, что Максим скатится в яму и вытащит его именно Стас – человек, на которого я подумала бы в последнюю очередь. Не поленился расчистить сугробы, взять лестницу и влезть в яму, не побоялся испачкаться глиной…

– Стас! – закричала я и под каким-то порывом помчалась к нему. Он остановился. – Спасибо тебе! Спасибо. Я так испугалась! Что бы мы делали, если б не ты?

Он стеснительно улыбнулся. Между нами повисла неловкая пауза.

И вдруг, глядя на его смущенную улыбку, в моей душе словно расцвели подснежники. Неожиданно мне показалось, что сейчас, в этот момент, когда Полянский так стеснительно улыбается, я вижу настоящего Стаса. Простого парня, который, не раздумывая, вытащил человека из ямы, парня, который даже покраснел из-за стеснения от обилия благодарности…

Надо же, а я думала, что он какой-то искусственный, как манекен, но оказывается, может вести себя и как обычный человек…

Так мы и стояли – я в драной малиновой куртке с торчащим белым синтепоном, и красавец Стас в модной, но грязной одежде.

Все слова были сказаны, пора прощаться и расходиться, но я понимала, что не могу отпустить его просто так. Если одноклассник сейчас уйдет, то останется какая-то недосказанность, неловкость, получится как-то криво и неправильно… До того, как во двор забежал Димка, я окликнула Стаса, хотела сказать, что приду на съемки, но не успела, мальчик помешал. И вот сейчас самое время закончить начатую фразу.

– Стас, я приду.

– Куда? – не понял он.

– На съемки.

Он помолчал.

– Зачем?

– Так хочу.

– Не надо… Это ты из-за брата… Я просто так помог. Не из-за съемок.

Я верила. Верила, что Стас помог Максиму не из корыстных побуждений, а просто потому, что по-другому не мог. Ситуация была настолько стремительной и неожиданной, что у Полянского даже не хватило бы времени подумать, что нужно помочь для того, чтобы я потом отблагодарила и пришла на фотосессию.

Я думала, что Стас не видит никого, кроме себя, а теперь выяснилось, что была неправа. Думала, что он черствый, а оказывается, сердце у него мягкое.

Мне стало стыдно от своих мыслей.

– Нет, не из-за брата. Помнишь, когда ты стоял у калитки, я крикнула: «Стас, подожди!»?

– Да…

– Так вот, хотела сказать, что все-таки приду, просто не успела, Димка перебил. То есть я все решила еще до происшествия. Я хочу прийти. Правда.

– Ты уверена?

– Да, – твердо сказала я.

– Спасибо… – растерянно откликнулся он.

– Тимур дал визитку.

– Да, вот. – Стас достал визитку из кармана. – Позвоню.

– А потом мне.

Мы посмотрели друг на друга, и я направилась к дому.

– Кать, – окликнул он.

Я обернулась.

– Слушай… А у вас всегда так?

– Как?

– Ну… живо.

– В смысле?..

Полянский явно хотел сказать что-то серьезное, волнующее его, но передумал.

– Ладно, созвонимся, – и направился к остановке.

Я удивленно посмотрела вслед и, пожав плечами, ушла домой.

К вечеру поднялась температура. Небольшая, но чувствовала я себя некомфортно – немного знобило, появилась слабость, резь в глазах. Погоня одноклассников на морозе не прошла бесследно. Аспирина, который я приняла для профилактики, оказалось недостаточно.

Мама сидела рядом на кровати. Сегодня пришла домой пораньше, в кафе не было никаких банкетов, а на выходных она не работала.

– Нужно выпить что-то противовирусное, – со знанием дела сказала я. – Надо подавить вирус, пока я не разболелась сильнее.

– Как скажешь, медик, – улыбнулась мама и пошла на кухню за лекарством.

Я лежала с закрытыми глазами. Наконец можно расслабиться после обилия сегодняшних событий. Чего только не произошло! С утра минуло каких-то двенадцать-тринадцать часов, но в них поместилось и преследование, и холодный подъезд, и неожиданный звонок Стаса, и интервью в кафе, и предложение сняться для весенней коллекции одежды, и приход Полянского к нам домой, и падение Максима в котлован, и в довершение ко всему моя болезнь!

Уже через час после принятия лекарства стало лучше, озноб прекратился, но все еще оставалось легкое недомогание и слабость. Причем это было даже не из-за болезни, а из-за мыслей – как в понедельник идти в школу? Как меня примет класс?

Однако долго размышлять не пришлось, потому что поздно вечером Стас прислал сообщение: «В школе будет все нормально».

Я облегченно вздохнула – значит, он поговорил с Витей и сказал, чтобы меня не трогали.

Но после облегчения сразу появилось раздражение. Как все неприятно! Они полностью подчиняются Стасу! Сказал: «Я ухожу из школы» – и началась травля. Сказал: «Ребята, все нормально» – и все прекратилось. А если завтра снова соберется покинуть школу, они что, снова начнут нападать? Теперь так будет постоянно?

Хоть я и не давала интервью, а просто сидела за столиком, хорошо, что благодаря этому мы пришли к какому-то нейтралитету.

Фотография ситуацию усугубила, но она же нас и помирила. А когда я снимусь для новой коллекции «Сезона», отношения станут еще лучше.

Когда Стас помчался во двор, ловко расчистил снег, подхватил лестницу и вернулся к яме, я увидела его с другой стороны. Это был порыв. Порыв добра. Раньше я не видела такого Полянского. Раньше он был другим. Когда в школе выпадала очередь дежурить, парень с огромной брезгливостью брал губку и протирал доску, а когда приходилось мыть полы, на лице был шок, стыд и отвращение. Мне всегда казалось, что Стас – это просто красивая мускулистая картинка, которую все рассматривают и которая восхищается сама собой. Но сегодня показался совершенно иной Стас, который подсаживал моего брата и не боялся выпачкать одежду, хотя раньше не мог даже взять в руки тряпку. Я увидела одноклассника, который был человеком, а не картинкой.

«Как это может быть? – недоумевала я. – Почему в школе один, а у меня дома стал другим? Почему сегодня вел себя так, как не вел уже давно? Я помню, что класса до седьмого Стас был обычным парнем, а когда стал красивым, резко изменился. Почему?!»

И вдруг меня пронзил ответ: да потому что вокруг не было зрителей!

В школе его окружает публика, и он постоянно играет, создает какой-то образ, а сегодня ему не перед кем было играть. Вокруг него не было никого, кроме меня! А я – никакая не публика. Просто Катька в малиновой куртке и фиолетовых галошах. Вот почему.

Я была потрясена тем, что увидела сердцевину Стаса – человека, которого видела много лет и которого никогда не понимала. А сейчас, лежа из-за слабости в кровати, вдруг осмыслила, что происходит внутри него и почему он такой.

В голове был мощный поток мыслей. Лежать больше не получалось, поэтому я села, свесив ноги с кровати.

Оказывается, он не так-то прост. Точнее, его поведение не такое уж и простое. Значит, в школе осознанно ведет себя как звезда, создает самовлюбленный нагловатый образ, хотя на самом деле он другой.

Но тогда появляется вопрос – а зачем парень делает себе такой образ? Ведь эта роль далеко не лучшая и скрывает хорошие качества – отзывчивость, мужество, готовность помогать.

После этих открытий я почувствовала, что во мне что-то изменилось. После того как удалось понять Стаса, мне перехотелось на него злиться. Раньше, до этой минуты, он был мне противен, а сейчас стал очень интересен. В нем есть загадка, внутреннее содержимое, и хочется еще сильнее углубиться и понять, зачем одноклассник создает себе имидж, который показывает его телесную красоту, но скрывает душевную?

Это было для меня тайной. Пока что.

А еще я подумала вот о чем. Даже если бы Максим не упал в яму, я все равно помогла бы Стасу с фотосессией. Я не могла поступить иначе, потому что это для него важно. Да, мои желания он разрушил, но рушить его мечты я не хочу. Когда парень уходил – перед тем как во двор забежал Димка, я собиралась остановить его и сказать, что согласна сниматься. Но открылась калитка, забежал сосед, и я не успела ничего сказать. И вот теперь думаю – как же хорошо, что он не ушел раньше, чем прибежал Димка!

Ситуация с братом помогла лучше увидеть Стаса. Если бы Полянский не узнал о Максиме, то что бы было? Я просто согласилась бы на съемку, он бы ушел, через минуту забежал бы сосед, и я бы сама вытащила Максима; завтра мы бы встретились, сфотографировались и разошлись.

Но Димка прибежал раньше, чем я успела согласиться. Поэтому завтра пойду на съемку не просто так, а по-другому понимая Стаса.

А это значит, что завтра состоится не просто встреча, а встреча, которую я очень буду ждать.

Глава 7Свидание понарошку

С утра позвонил Полянский и сказал, что связался с Тимуром. Тот назначил фотосессию на два часа дня. Я не стала говорить, что слегка приболела, потому что не хотела портить его планы.

– Только тебе нужно прийти вместе с мамой.

– Зачем?

– Потому что мы еще несовершеннолетние. Перед съемкой нужно будет подписать договор, но мы имеем право его подписывать только с согласия и в присутствии родителей, – сказал он. – Просто я уже снимался однажды, поэтому знаю. Тимур тоже предупредил.

– Хорошо, придем с мамой. Она как раз сегодня выходная.

– Обязательно возьмите паспорта. Кстати, у мамы есть банковская карта или счет в банке? Не забудьте взять с собой реквизиты.

– А это зачем?

– Для гонорара!

Я тут же вспомнила больницу и как он просил гонорар.

– Съемки – это работа, и поэтому за них платят, – объяснил Стас.

– Хорошо, привезем…

Я была в такой растерянности… Никогда не думала, что кто-то будет платить за то, что я сфотографируюсь!

– Я буду с папой. За вами заехать?

Мне показалось, что лучше не надо. Он вчера вызывал мне такси. А сегодня будет за нами заезжать. Не люблю обременять людей. Поэтому сказала, что мы приедем сами.

Мы взяли паспорта, оделись (я надела запасную мамину куртку, потому что моя все еще висела в школе), и поехали по назначенному адресу. Честно говоря, до этого момента я не вдумывалась, насколько все серьезно, а когда увидела красивое здание с вывеской «Фотостудия фирмы «Сезон», то стало как-то не по себе. Я никогда не участвовала в съемках и даже не знаю точно, что это такое.

– Ничего себе размах, – поразилась мама.

– Да-а… – откликнулась я.

Еще заметила, что напротив фотостудии располагался кинотеатр.

«Как долго не была в кино…» – подумала я, и мы вошли в холл студии. Там увидели Стаса с Романом Сергеевичем. Они стояли с каким-то мужчиной, очевидно, фотографом – у него на шее висел фотоаппарат.

– Здравствуйте, – поздоровалась я.

– Привет, Катя. Добрый день, Наталья Станиславовна, – отозвался Роман Сергеевич.

Стас тоже поздоровался.

– Меня зовут Илья, я буду вас снимать, – сказал мужчина и внимательно посмотрел на мое лицо, видимо, что-то определяя для съемок.

Открылась дверь одного из кабинетов. Вышел Тимур, держа в руках какие-то бумаги. Увидев нас, он улыбнулся и подошел:

– Рад, что вы согласились. Но прежде чем начнется съемка, нужно подписать договор.

У стены стояли кресла, стеклянный столик, здесь мы и расположились. Мужчина протянул бумаги – каждому по экземпляру.

– Почитайте, подпишите.

Мы дружно начали изучать договор. Он был на десяти страницах мелким шрифтом. Начали читать, но из-за непривычной офисной обстановки было трудно во все вникнуть. Я уловила только общий смысл – в контракте прописаны детали съемки, условия передачи прав на фотографии фирме «Сезон», подробности о выходе новой коллекции и еще много-много всего. Чтобы внимательно все прочитать, нужно было много времени, но все выжидающе на нас смотрели, думая, когда же мы закончим, поэтому я сказала:

– Мам, давай подписывать.

– Вроде все нормально, – отозвалась она.

Мы заполнили все данные, мама дала согласие на подпись договора.

Стас с отцом тоже подписали свой экземпляр.

– Если все готово, пройдемте за мной, – сказал Илья и открыл дверь в какое-то помещение.

– А это долго? – спросила мама.

– Часа три, – ответил он.

– Честно говоря, я на съемке не буду, мне нужно ехать по делам, – сказал Роман Сергеевич. Он был владельцем сети магазинов мобильной связи, и поэтому, видимо, было много дел. – Наталья Станиславовна, если хотите, я завезу вас домой. Или желаете присутствовать?

– Даже не знаю, целых три часа… – в замешательстве ответила мама. – А если я буду нужна?..

– Не переживайте, ваша дочь под надежной защитой, – улыбнулся Роман Сергеевич.

«Ну да, Стас надежный!» – скептически подумала я, но вспомнила вчерашний день и погасила свои эмоции.

– Кать, тогда я домой?

– Конечно! Зачем ты будешь три часа тут сидеть?

Родители уехали.

– Проходите, – стоя у входа в павильон, поторопил нас фотограф.

– Ничего себе! – ахнула я, когда переступила порог.

Я как будто оказалась в весне. В цветущем мае! Огромный съемочный павильон разделен на несколько секций, в которых располагались разные декорации. Одна часть была заставлена искусственными зелеными деревьями, кустарниками, и между ними пролегала зеленая тропинка с маленькими белыми цветочками по бокам. Такое чувство, будто это кусочек весеннего леса. В другой на полу стояла лодка с веслами, сзади располагалась возвышенность, напоминающая зеленый берег, возле которого «росли» искусственные камыши, и вся эта композиция напоминала речку, по которой можно совершить прогулку. Третья изображала весенний парк – справа стояла цветущая вишня, а под ней уютная скамейка. Вишня была искусственной, но выглядела до того натурально, что хотелось вдохнуть полной грудью и ощутить сладкий упоительный аромат. Казалось, если приблизиться к ней, можно услышать жужжание пчел, собирающих нектар с нежных белых цветков.

Кроме этих декораций, было еще несколько, о которых расскажу далее.

Вокруг стояли мощные светящиеся лампы на треногах, штативы с серебряными зонтиками, которые служат фотографам источником дополнительного рассеянного освещения, фотокамеры и, наконец, съемочная группа – мужчины, женщины, каждый из которых выполнял какую-то работу. Кто-то держал провода, кто-то настраивал штативы, а кто-то поправлял декорации, добиваясь того, чтобы композиции выглядели идеально.

– Классные декорации! – восхитился Стас.

– Я рад, что вам нравится, – улыбнулся Илья. – Пока я настрою оборудование, переоденьтесь. Первая съемка называется «Прогулка в лесу».

К нам подошла молодая женщина с повязанным на шее шарфиком нежно-кремового цвета, представилась Светой, сказала, что является автором новой коллекции, и повела нас переодеваться.

– Проходи в мужскую раздевалку, – сказала она Полянскому и указала на соседнюю дверь. – Подожди меня там. Я пока Катей займусь.

Я вошла в женскую.

На стене висело огромное зеркало. Но больше всего поразило другое – длинная передвижная вешалка, на которой висели десятки юбок, маек, сарафанов, брюк; рядом стояли специальные подставки для платков, кепок, шляп, панамок, всевозможной бижутерии – из камней, металла, дерева; у стены располагался шкаф с десятками моделей обуви.

– А вот и новая весенняя коллекция фирмы «Сезон». Эта одежда поступит в продажу через два месяца, в марте, чтобы люди как раз успели приодеться к весне. Вы будете представлять мужскую и женскую линии и фотографироваться в разных декорациях. Для прогулки по лесу наденете один комплект одежды, для прогулки на речке другой, для прогулки в парке третий, также есть одежда для школы… Много всего. Эти декорации – как будто разные жизненные ситуации, в которых мы оказываемся. Таким образом, у нас получится максимально раскрыть коллекцию и продемонстрировать все разнообразие моделей. Каждая подходит к определенному месту. Не будешь же одно и то же надевать и в лес и в ресторан, правильно? Для леса нужны брюки, а для ресторана платье. Вот мы и покажем, что у «Сезона» есть одежда на все случаи жизни, – подчеркнула Света и добавила: – Я трудилась над ней последний год и очень рада, что для демонстрации выбрали именно вас. Вы мне нравитесь. Ну что, начнем?.. Для начала приоденемся для леса. Одевай вот это, – она сняла с вешалки плотные брюки терракотового цвета, легкую ветровку в тон, майку и коричневые ботинки. – Если будет маленькое или большое, поищи на вешалке, выбери те же самые модели, но другого размера. А я пока к Стасу.

Девушка вышла. Майка, брюки и ботинки по размеру подошли, а ветровка нужна была поменьше. Я начала перебирать вешалку в поисках нужного размера.

Меня не покидало удивительно ощущение – то, что сейчас происходит, просто невероятно! Я вижу одежду, которой еще нет в продаже! Кто бы мог подумать, что идея Риты сфотографировать Стаса в образе официанта в итоге обернется фотосессией для популярной фирмы одежды. Помню, тридцать первого декабря у Димки порвались ботинки, и я сказала, что нужно купить ему обувь «Сезон». Но даже предположить не могла, что через две недели меня пригласят сниматься в новой коллекции этой фирмы!

Надела ветровку и посмотрела в зеркало. Размер подошел. И терракотовый очень мне идет! Странно, раньше я почему-то редко носила этот цвет, а теперь, наверное, буду.

Вошла Света.

– Одежда сидит просто отлично, – оценила она. – Сейчас добавим последний штрих, и можно отправляться в «лес».

Она припудрила меня, немного подкрасила губы, и мы вышли. Возле декораций леса меня уже ждал Стас – в брюках камуфляжной расцветки темно-серого тона (видимо, под цвет глаз), темно-серых ботинках, рубашке с рукавом в белую и голубую клетку и кепке серого цвета.

– Красавцы! – одобрил Илья и что-то подкрутил в объективе фотоаппарата. – Теперь слушайте внимательно – вам нужно изобразить прогулку по лесу. Представьте, что сейчас весна, сошли сугробы, в лесу пробивается травка, зеленеют деревья, и вы решили прогуляться.

Мы вошли в декорации, и вдруг он совершенно изменился – как только оказался на съемочной площадке, на лице появилась радость, и губы расплылись в счастливой улыбке. Он играл. Словно актер. Глядя на него, действительно создается впечатление, что человек вышел прогуляться по лесу и наслаждается окружающим миром.

– Катя, ты тоже улыбнись, – попросил Илья.

Попыталась, но не получилось, потому что я обращала внимание на то, что происходит вокруг. Представьте – мы находимся в декорациях леса, в глаза бьет свет мощных ламп, перед нами фотограф Илья и смотрит в объектив, сзади него – несколько раскрытых серебристых зонтиков, а еще десять человек, которые пристально за всем наблюдают. Света с пудрой и пушистой кисточкой, рабочий с железным штативом, мужчина с какими-то проводами в руках и еще масса людей, которые помогают.

Я не представляла, как можно расслабиться и изобразить на лице счастье, когда вокруг стоит толпа и ждет, когда я это сделаю.

А вот Стасу оказалось легко – у него был такой вид, будто он действительно гуляет по лесу и вокруг нет никакой толпы.

– Катя! Ну притворись, что тебе радостно! – раздражаясь, попросил Илья. – И вообще, вы неправильно встали! Отойдите в конец дорожки и идите на меня! Я сниму вас в движении!

Мы отошли в конец декорации и направились к Илье. Я напряженно улыбнулась. Он щелкнул несколько кадров.

– Нет, все равно не то, – недовольно сказал мужчина и просветлел: – Ну точно! Теперь понятно, почему вы как восковые фигуры! За руки возьмитесь! Вы же на прогулке!

– За руки?! – я аж отпрянула.

– Ну да, вы же гуляете, – пожал тот плечами.

Во мне возник протест. Я не хочу брать Стаса за руку! Это же… это же не так просто! Мне нужно взять за руку человека, с которым до вчерашнего дня мы даже не разговаривали!

Я стояла и не шевелилась.

Толпа выжидающе смотрела.

– Что такое? Вам трудно взяться за руки? – удивился Илья.

– А зачем?

– Чтобы показать, что прогулка романтичная, – ответил он и недовольно шепнул Свете: – Тимур другую не мог найти?

Обстановка накалялась.

– Катя, ну это же не по-настоящему, – взволнованно шепнул Стас. – Нас сейчас просто выгонят…

Внутри все бушевало. Я не хотела этого делать, но понимала, что если начну спорить с Ильей, то подведу Стаса.

– Ладно, – я протянула руку.

Он нерешительно взял меня за ладонь.

– Хорошо. А теперь снова уйдите в конец тропинки.

Мы ушли. Я была такой напряженной, словно окаменела.

«В моей руке его рука!»

От напряжения ладошка вспотела. Надо сказать, что рука Полянского тоже была деревянной.

– Катя, дорогая, ты можешь расслабиться? – по-доброму, без раздражения попросила Света. – Представь, что здесь нет никого, кроме вас. Просто расслабься и иди. Представь, что ты со своим парнем гуляешь по лесу, вам очень хорошо, цветут цветы, поют птицы, и вы вдвоем…

Я хотела возмутиться: «С каким еще «моим парнем»?! Вы что, думаете, что это мой парень?!» но в следующую секунду возразила самой себе: а почему бы мне не сделать, как просят? Почему я такая взвинченная? Ведь эта прогулка по лесу просто шутка. Я расслаблюсь, полчаса поулыбаюсь, узнаю что-то новое – что такое съемка, фотосессия, и все закончится – переоденусь и пойду домой есть горячий борщ. Все будет как раньше. Поэтому постараюсь, чтобы никому не навредить. Если раньше я могла подвести одного Стаса, то теперь могу подвести компанию. К тому же мы подписали какой-то договор.

Я расслабилась, улыбнулась, и напряжение ушло. Мы весело пошли по тропинке, а Илья прыгал то вправо, то влево и снимал нас с разных ракурсов. Стас улыбался, смотрел на меня, я смотрела на него, и мы легко и непринужденно шагали, держа друг друга за руку.

– Ну вот, теперь отлично! Можете ж, когда хотите! – радовался мужчина, быстро просматривая отснятые кадры на дисплее фотоаппарата. – А теперь надо снять каждого отдельно. Задача та же самая – нужно идти по тропинке, только теперь один уходит, а другой остается.

Стас выпустил мою руку и отошел. Я попозировала на лесной тропинке – в одном кадре взялась рукой за ветку дерева, в другом как будто срывала цветы, в третьем просто шла. Потом мы поменялись.

– Ну все, с лесом закончили, – облегченно вздохнул Илья. – Теперь переодевайтесь и идите в лодку.

Мы снова разошлись по раздевалкам. Я сняла «лесную» одежду и надела вещи для сцены «Прогулка в лодке» – сарафан, босоножки, широкополую шляпу.

Сели в лодку. На Стасе были шорты, футболка и кеды.

– Представьте, что вы плывете по реке. Ты, – кивнул Илья мне, – наслаждаешься солнцем, а ты гребешь веслами.

– А что скажут зрители? Лодка же стоит на полу, – удивилась я.

– Не переживай, при монтаже фотографии я подставлю под нее речку, – улыбнулся Илья.

Полянский взялся за весла, я присела на перекладину, коснулась шляпки, словно придерживая ее от дуновения ветра, и подставила лицо солнцу, роль которого исполняла мощная лампа, бьющая светом мне в лицо.

– Шикарно! – восхитился Илья, щелкая фотоаппаратом. – Смотрю, ты уже вошла во вкус!

Я улыбнулась. Действительно, наконец-то удалось полностью расслабиться, и мне понравилось сниматься в разных образах. Это очень здорово и необычно. Сейчас зима, январь, за окном идет снег, а мы сидим в лодке и делаем вид, что катаемся по реке и загораем на ласковом солнце!

После нас сняли в школе в скромной и опрятной одежде, которая подходит для посещения учебного заведения. Следующая сцена была еще более яркой – прогулка под дождем: мы спрятались под зонт, а сверху брызгали из шланга, изображая весенний ливень. Но еще большее впечатление произвела декорация, изображающая прохладный весенний вечер: было темно, на искусственном небе горели звезды, и мы гуляли в одежде, которая могла согреть прохладным весенним вечером – Стас в черной рубашке модного покроя с рукавом, и я в легкой кофточке кораллового цвета.

И вот настало время для последней части – в парке на лавочке под цветущей вишней.

Честно говоря, хоть меня и подхватила волна интереса к съемке, я уже перенасытилась впечатлениями и даже обрадовалась, что все подходит к концу.

Съемочная группа переместилась к нужной декорации.

Это так необычно! Только что снимались в прохладном весеннем вечере со звездами на небе, а сейчас сидим под вишней на фоне голубого неба.

Илья настроил аппаратуру и дал последнее задание:

– Возьмитесь за руки, посмотрите друг другу в глаза. Сделайте вид, что вы влюбленная пара.

– Влюбленная пара?! – изумилась я. Даже Стасу стало неуютно. – Илья, а можно обойтись без этого образа? Мы просто посидим на лавочке. Я возьму в руки книгу, а он газету.

– Какую еще газету? У нас запланированные образы, и мы должны их придерживаться. Да что вы переживаете? Это же не настоящее свидание, а понарошку!

– Действительно, Илья, может, придумаем какую-то другую сцену? – уловив мое настроение, спросил мой одноклассник.

– Вы контракты читали? – вопросом на вопрос ответил мужчина. – Что там написано?

– Не знаю, я глазами пробежала… – честно ответила я.

– Вот в следующий раз нужно читать каждую строчку, а не глазами пробегать, – поправляя серебристый зонтик, поучительно сказал он. – Там прописаны роли, в которых вы должны сниматься – «Прогулка в лесу», «Прогулка на лодке», «Школа», «Прогулка под дождем», «Прохладный вечер» и, наконец, «Влюбленная пара на скамейке». Если отказываетесь, этот случай в договоре тоже предусмотрен. «За нарушение условий контракта исполнитель должен выплатить неустойку в размере…» – процитировал фотограф и назвал цифру, равную пяти зарплатам моей мамы.

У меня в голове помутнело.

– Ладно… – прошептала я и протянула Стасу руку. Он взял мою ладонь. Я повернулась, изобразила искусственную романтическую улыбку и посмотрела ему в глаза, стараясь посмотреть так, как смотрят друг на друга влюбленные.

«Когда это уже закончится? Уже часов пять вечера. Интересно, бабушка гуляла с детьми или они сидят в доме? – думала я, с безразличием глядя ему в глаза. – Домой приду, погуляем, пусть свежим воздухом подышат».

И вдруг в душе что-то произошло. Я обратила внимание, что у Полянского красивые серые глаза, и еще большую красоту им придавали брови, похожие на изогнутые листики ивы.

Я внимательно рассматривала парня, и он, кажется, делал то же самое.

Только сейчас заметила, что у него на правой брови еле заметный шрам. Интересно, откуда?

А еще красивые ресницы…

Неожиданно я поймала себя на мысли, что его лицо очень мне нравится, а еще приятно держать за руку, которая в начале съемки на лавочке была напряжена, а сейчас стала расслабленной, приятной и теплой. И это тепло очень необычное. Оно какое-то… родное…

Лицо Стаса тоже расслабилось, стало мягким, добрым и… как будто по-настоящему влюбленным.

– Все, спектакль окончен! – объявил Илья.

Я даже вздрогнула от неожиданности. Совсем забыла, что нахожусь в фотостудии. Казалось, действительно сижу на лавочке в весеннем парке вместе с любимым человеком.

Он оторвал от меня взгляд и медленно, словно с нежеланием, отпустил руку.

Мы встали.

Мощные осветительные приборы погасли. Съемочная группа стала расходиться. Илья снял с шеи фотоаппарат и положил на стол. К декорациям подошли несколько мужчин и разобрали весенний парк – двое подхватили лавочку, а третий унес цветущую вишню.

От него не осталось и следа.

Сказка закончилась.

Стало грустно.

– Спасибо, мне было интересно работать, – поблагодарил Илья. – В последней сцене мне даже показалось, что вы не играли, а жили… – заметил он и с любопытством на нас посмотрел.

Подошла Света.

– Ребята, у меня для вас небольшой сюрприз. Вся одежда, в которой вы снимались, – ваша. Надеюсь, вам будет приятно ее носить.

– Ничего себе! Спасибо! – обрадовались мы.

– Рекламу запустим в феврале, – сказал фотограф. – Ну, всего доброго!

Вскоре мы переоделись, дизайнер собрала одежду в пакеты и вручила нам. Мы вышли из павильона и оказались в холле, где встретились перед съемкой. Я взглянула сквозь стеклянную дверь на улицу. Увидела сугробы и людей, одетых в шапки и куртки.

После яркой весны, из которой мы только что вышли, было сложно перестроиться на настоящее время и осознать, что сейчас на самом деле середина зимы.

Еще полчаса назад я сидела в сарафане и босоножках в лодке и «загорала на солнце», а сейчас одета в куртку и теплые сапоги.

– Ну вот все и закончилось, – грустно сказал Стас.

Видимо, переживал то же, что и я.

– Да…

– Спасибо, что пришла.

Я улыбнулась.

Повисло неловкое молчание.

После того как мы смотрели друг другу в глаза, что-то изменилось. Раньше я избегала его, мне было неприятно находиться рядом, а сейчас почему-то не хотелось расставаться.

Кажется, он испытывал нечто подобное, потому что спросил:

– А ты спешишь? Может, погуляем?

– Давай, – даже не раздумывая, согласилась я.

– На улице холодно… – задумчиво проговорил парень. Вдруг его взгляд остановился на чем-то напротив стеклянной двери. – О, да тут же рядом кино! Пойдем? И погуляем, и согреемся!

– В кино? – удивилась я.

Надо же, три часа назад думала, что давно не была там, и неожиданно Стас меня приглашает. Последний раз ходила в кино, когда был жив папа, а в последние годы столько забот, что я забыла про существование кинотеатров.

– Не любишь? – забеспокоился он.

– Люблю, просто давно не ходила.

– Серьезно? А я почти каждую неделю смотрю новый фильм! Вот, как раз сегодня премьера, мелодрама. Мне они нравятся. А почему не ходишь, если любишь?

– Дел много.

Стас задумчиво посмотрел на меня и проговорил:

– Скоро сеанс начнется…

И мы вышли на улицу.

Я всегда ходила в кино только с подругами. Но когда приходишь с девчонкой – это одно, а с парнем – совсем другое. Это не просто поход в кино. Это время, которое парень и девушка проводят вместе. Они пришли в кино не с компанией, а вдвоем. И это значит нечто большее, чем, если бы рядом был третий.

Иногда я смотрела не на экран, а на Стаса, и видела его таким, каким не видела в школе, – простым, обычным, на лице которого отражается то детский восторг, то страх, то искренние переживания за героев, а иногда на глаза даже наворачиваются слезы.

Наблюдая за этим, я лишний раз убедилась в своей догадке. Когда Полянский в школе, он постоянно себя контролирует и создает образ недоступной звезды, а сейчас он отключился от окружающего мира, не следил за поведением, и в такие секунды можно было увидеть настоящего Стаса, а не искусственного. Надо же, любит мелодрамы…

Удивительно признаваться самой себе, но мне приятно находиться с ним в кино. Сидеть рядом, смотреть на него и понимать, что зал хоть и полон, но мы вдвоем.

Экран погас. Пронеслись финальные титры. Включился неяркий свет. В кинотеатре он нужен, чтобы у зрителей не портилось зрение из-за резкого перехода из темноты, когда смотрим фильм, в яркость, когда зажигается свет.

Мы взяли пакеты с одеждой и поднялись с кресел.

– Ну как? Понравился? – спросил он.

– Да, – искренне и с некоторым сожалением ответила я.

С сожалением потому, что сейчас выйдем и разойдемся в разные стороны… Но мне не хотелось расставаться – как и два часа назад, в фотостудии… Каждую минуту одноклассник открывался с новых сторон, постоянно всплывали какие-то качества, которых прежде я не замечала, и хотелось не переставая его познавать и находиться рядом.

Но кино закончилось, и пора домой.

Людей в зале было очень много, потому что сегодня суббота, выходной, все отдыхают – некоторые дома, некоторые гуляют, а кто-то ходит в кино. Мы медленно брели между рядами кресел к главному проходу. Чем ближе мы подходили к проходу, тем меньше у нас оставалось времени побыть вместе.

Но если я думала, что все закончится так просто, то ошибалась, потому что произошло то, чего я никак не ожидала.

Где-то впереди шел низкий худой парень, держа за руку девушку, а сразу же сзади них шел высокий и накачанный.

– Шевелись, давай! – недовольно сказал качок худому.

– Я не могу идти быстрее, впереди люди.

Накачанный немного помолчал. Вскоре зрители ряда вышли в главный проход, в том числе качок и худой.

Здоровяка снова что-то не устроило, и он начал нагло пробираться вперед:

– Я же сказал, шевелись! – рявкнул на худого и оттолкнул его в сторону, чтобы опередить. Но тот не устоял, споткнулся и упал людям под ноги.

– Ваня! – бросилась девушка, чтобы помочь подняться.

Качок неприятно, вызывающе заржал:

– Ну и хлюпик твой Ваня! И как только тебе не стыдно с ним ходить!

– Сам ты хлюпик! – возмутился парень и бросился на него, но качок небрежно, как котенка, его толкнул, и худой снова отлетел в сторону.

– Ну ты и лох!

И вдруг я обратила внимание на Стаса.

Он внимательно наблюдал за сценой и в тот момент, когда качок обозвал Ваню хлюпиком и толкнул второй раз, покраснел, рассвирепел, сунул мне в руки пакет, пробрался вперед и рванул к этому хаму.

– Чего ты к людям лезешь! – прорычал он и пихнул качка с такой же легкостью, с какой тот пихнул Ваню.

Качок был больше «хлюпика», но Стас был больше качка, поэтому тот не удержался и свалился на пол.

Множество человек рассмеялись.

– Эй, ты че! – он вскочил на ноги и испуганно вытаращился на Полянского.

– Это ты че?! – прорычал Стас и снова его толкнул, но в этот раз качок устоял. – Че к нему лезешь?!

– К кому хочу, к тому и лезу, – противник толкнул Стаса, оба повалились на пол и стали драться, клубком катаясь по черному ковролину.

Я в оцепенении смотрела на это зрелище.

Такое только в мультиках видела.

Люди расступились, и зал кинотеатра стал напоминать боксерский ринг, по которому, друг друга лупя, перекатывались соперники.

Зрители не знали, что, покупая билет в кино, приобрели еще и на бокс.

– Охрана! – закричала какая-то девушка. – Охрана! Тут драка!

Прошу прощения за каламбур, но дальнейшее происходило как в кино: пришли два охранника, расцепили ребят и вытащили их из зала.

– Стас! – рванула я следом.

Но толпа была такой плотной, что я затерялась в людях и немного отстала.

– Пропустите! Пожалуйста! – просила я, лавируя между людьми.

Когда, наконец, выбралась из зала, охранники уже успели разобраться в ситуации – Полянский просто стоял возле них, а брыкающегося качка двое крупных ребят куда-то вели по коридору. Видимо, в комнату охраны для разъяснительных бесед.

Из зала вышел Ваня со своей подружкой.

– Он заступился за меня! Отпустите его! – бросился он.

– Да никто его не держит, – ответили они и вернулись к посту у входа в зал.

Я была так потрясена, что просто не находила слов. Растерянно смотрела то на Стаса, то на Ваню.

– Ты в порядке? – переживая за парня, спросила я.

– Да… нормально… – ответил он неровным голосом – еще не мог отдышаться. – Просто на место поставил, руки слишком распускает.

Ребята обменялись взглядами – Ваня благодарным, а Стас ободряющим, и мы вышли из кинотеатра.

Одноклассник был напряженным и накрученным, казалось, что от него идут электрические разряды.

Дул ледяной ветер, а он стоял без шапки с мокрыми волосами.

– Надень шапку, заболеешь, – мягко попросила я.

Услышав это, он на мгновение отвлекся от мыслей, удивленно на меня посмотрел и, достав шапку, послушно ее надел.

– Так? – едва заметно улыбнулся он.

И я улыбнулась в ответ.

Он был такой трогательный… Такой милый…

И в этот момент со мной случилось что-то невероятное. Нахлынула мощная волна нежности, которая заполнила всю душу. Непреодолимо захотелось, чтобы Стас всегда, всегда был рядом! Захотелось о нем заботиться – надевать шапку, смотреть в глаза, называть его по имени, сидеть рядом в кинотеатре и чувствовать, что мы пришли вместе. Когда ты с кем-то вместе – это невероятное, удивительное чувство! Так здорово, когда идешь по проходу кинотеатра не одна, а с кем-то, так здорово, когда он оборачивается и смотрит – не отстала ли ты, здорово, когда смотришь на человека с мокрыми взъерошенными волосами и с беспокойством думаешь: «Он может заболеть…» Как же мне всего этого хочется! Как хочется этих чувств! Как они мне нравятся! И как мне хочется отдавать их Стасу! Он такой сильный, смелый, не побоялся заступиться за человека. От Полянского исходит такая же надежность и сила, какая исходила от моего папы..

Когда он был жив, наша семья находилась под защитой, за сильным плечом, а когда его не стало, мне самой пришлось стать этим сильным плечом – для себя, для мамы, для бабушки и брата. Но так хотелось, чтобы я тоже стояла за чьим-то плечом! Чтобы кто-то мог заступиться, чтобы был кто-то, кому могу довериться, с кем могу идти по жизни.

Как же был прав Роман Сергеевич, когда в холле фотостудии сказал, что я под надежной защитой! Если его сын защитил Ваню, то он может защитить и меня.

Это просто невероятно, как за две недели все поменялось. Когда в новогоднюю ночь он всячески меня задевал и показывал превосходство, я чувствовала себя беззащитной. Так хотелось, чтобы кто-то защитил от него, но прошло две недели, и сейчас я мечтаю, чтобы меня защищал Стас! Тот самый человек, от которого я хотела защититься!

Когда парень за минуту прочистил у нас дома горы снега, схватил тяжеленную лестницу и помчался к яме, я поняла, что это так хорошо, когда есть помощник. Конечно, я имею в виду не именно помощник по дому, хотя это тоже очень важно, потому что из этих деталей и состоит семейная жизнь. А помощник по жизни, человек, который может разделить с тобою трудности.

И вот сейчас, стоя у кинотеатра и глядя на Стаса, который надевает шапку по моей просьбе, которого еще вчера утром я даже видеть не могла, страшно захотелось его обнять, прижаться и сказать: «Давай будем вместе? Мне так хорошо с тобой!»

– О чем думаешь? – поинтересовался он.

Хотелось сказать: «О тебе», но почему-то постеснялась и вместо этого спросила:

– Не понимаю, зачем он прицепился к этому Ване?

– Да чтоб крутизну показать! – взвинченно ответил Стас. – Но ничего крутого в таком поведении нет. Его можно только пожалеть, что он не понимает, как Ване это неприятно. Он опозорил его перед девушкой! Интересно, он подумал, как парню теперь будет неловко?

– Вряд ли он о чем-то думал. Но хорошо, что ты засту…

– Ладно, давай забудем, не хочу про это, – перебил Стас.

– Как скажешь, – пожала я плечами.

Видимо, ему было неудобно, что я начала его хвалить. Хотя странно, он же любил комплименты! А в этой ситуации похвалы почему-то не захотел… Интересно.

Мы побрели по тротуару.

Это так приятно – идти рядом с ним…

– Как ты думаешь, нам покажут фотографии, когда они будут готовы? – сменила я тему.

– Не знаю, но можно попросить, – как-то отстраненно, словно думая о чем-то другом, ответил он и взглянул на наручные часы.

«Сейчас предложит проводить, – уверенно подумала я. – Как же буду счастлива, если предложит! Как же хочется хотя бы еще немножко побыть рядом!»

Я приготовилась к приятному предложению и даже придумала ответ: «Спасибо, проводи, если нетрудно».

Но готовиться нужно было к другому.

– Кать, вот остановка. Ты сама доедешь? Извини, я просто тороплюсь, меня девушка ждет.

Пропал дар речи.

– О, уже пришла! – радостно воскликнул он и кивнул вперед.

Я проследила за его взглядом и увидела через дорогу… президента школы Яну, которая хотела связать меня кофтой!

– Ну ладно, увидимся! – улыбнулся Стас. – Было приятно с тобой пофоткаться! Спасибо, что не отказала, – поблагодарил он и, взяв свой пакет, заспешил к подземному переходу.

Клочкова, одетая в куртку леопардового цвета, нервно стучала леопардовым сапогом по земле, явно ожидая молодого человека.

Он нырнул в подземный переход, через секунду вынырнул, подошел к ней, и, оживленно болтая, они куда-то пошли.

Я как стояла посреди улицы с округлившимися глазами, так и продолжала стоять.

Казалось, после такого зрелища голова должна разрываться от множества вопросов, но почему-то возникла пустота.

Я просто стояла.

И просто смотрела им вслед.

Глава 8Симптомы любви

Я ехала в полупустом автобусе. На улице стемнело. Зажглись фонари. Усталые, сонные пассажиры смотрели в окна. Спокойная зимняя обстановка располагала к тому, чтобы погрузиться в себя и подумать о прошедшем дне.

Теперь ясно, почему вчера именно Яна злилась больше всего. Оказывается, они встречаются! И именно поэтому она пыталась заставить меня позвонить ему. Если бы Стас ушел из нашей школы, они виделись бы гораздо реже, и это существенно помешало бы отношениям.

А я думала, что она пытается вернуть Полянского, потому что он может помочь ей на выборах… Оказывается, я смотрела слишком узко. Дело в том, что они встречаются.

Но почему раньше я ничего не замечала? Почему узнала об этом только сейчас?

Ответ на сложный вопрос был очень простым – я просто ни на кого не смотрела, поэтому и не замечала. До того момента, когда возле кинотеатра во мне проснулись какие-то теплые чувства, я жила, занимаясь домашними делами, школой, проблемами больницы, сконцентрировалась только на этом. И как-то ускользнуло то, чем живут ребята. Оказывается, они давно повзрослели и стали не просто одноклассниками, а парнями и девушками, которые друг с другом встречаются.

Меня душили слезы. Ну почему так произошло? Именно в тот момент, когда я поняла, что мне нравится Стас, именно в этот момент узнала, что он занят!

Он встречается с Яной. С президентом нашей школы. Потрясающе.

Когда мы сидели на лавочке под цветущей вишней и во мне что-то проснулось, я напридумывала, что все по-настоящему, что он тоже начал что-то ко мне испытывать, а на самом деле у него есть девушка – Клочкова.

Автобус остановился на моей остановке.

В подавленном состоянии я вышла и, скрипя сапогами по снегу, направилась домой. А там взяла из шкафа фотоальбом и устроилась в кресле.

Почему-то сейчас, когда поняла, что одноклассники повзрослели, мне захотелось окунуться в историю нашего класса и проследить за этим взрослением.

Вот он – первый класс. Первое сентября. Линейка в школьном дворе. Надо же, какие все смешные! Загорелые после лета, маленькие, испуганные. Еще бы – впервые в школе, где предстоит провести одиннадцать лет!

Я внимательно присмотрелась и увидела в толпе своих родителей. Папа… Папа тогда еще был жив… Мама стоит беременная Максимом. Надо же, тогда он еще не родился! Тогда я даже не знала, что у меня будет брат, который в семь лет станет нашей надеждой и опорой.

Это первая учительница. Нам она казалась такой взрослой, но только сейчас я понимаю, что она была очень молодой – только недавно окончила институт.

Вот и Стас… Среди еще незнакомых одноклассников и держит букет белых хризантем, который по размеру едва ли не больше, чем он.

Надо же, неужели это он?! Раньше был совсем другим. Растерянный, маленький, худенький. В это сложно поверить, но я помню, что в начальных классах Стас действительно был самым маленьким, да и особой внешностью не отличался. Это потом вырос и стал таким, каким является сегодня.

А вот Яна Клочкова. Стоит рядом с учительницей и как-то хитро смотрит на школьный двор. Такое впечатление, будто она уже тогда примеривала на себя роль президента.

В отличие от Стаса, который стал красивым где-то в восьмом классе, Яна была красавицей всегда. Вот и здесь, первого сентября в первом классе, она на голову выше всех, с кудрявыми черными волосами, украшенными огромными белыми бантами, которые делают ее еще внушительнее. Даже по виду заметно, что она лидер и уже сейчас, стоя на линейке, четко решила прибрать к рукам всю школу. Уже тогда была какой-то особенной. Кстати, на фото тот редкий случай, когда Клочкова не в леопардовой одежде.

Трудно представить, что эта рослая девочка и этот самый маленький мальчик повзрослеют, и одна станет президентом школы, а другой – первым красавцем, и они будут вместе.

Но тогда это были обычные дети, а не президент и красавец.

Следующий снимок.

А это наш самый первый урок. Детей рассадили за парты.

Так, а где я?..

Начала искать себя на фотографии, внимательно рассматривая лица, и оторопела: я сижу за одной партой со Стасом!

Ну, ничего себе! Оказывается, после линейки мы сели за одну парту! Я уже и забыла…

Точно! А ведь именно так все и было! Какое-то время мы сидели вместе, а потом Стас пересел к Вите Петренко, и они стали закадычными друзьями. А вскоре получили прозвище ПП, которое используется и по сей день.

Помню, в начальных классах Стас был таким простым, легким в общении… Но спустя годы, когда ему на шею надели первую медаль за победу в конкурсе по бодибилдингу, у него на голове появилась корона, а в поведении – жуткий апломб.

У меня заныло сердце. Я грустила по старому Стасу из первого класса. Как жаль, что сейчас он не такой, каким был раньше. Лучше бы всегда оставался тем простым мальчиком… Впрочем, как выяснилось, Полянский и сейчас хороший, вот только старательно создает имидж звезды. Но теперь я знаю, что на самом деле он добрый.

Перевернула вторую страницу, третью, четвертую… И вот мы в восьмом классе. Уже подросли, но все-таки еще дети… Вот новая классная руководительница, которая взяла нас с пятого класса – Татьяна Анатольевна. А эта фотография с похода в рощу. Я еду на велосипеде, девчонки сидят на полянке и режут помидоры, а неподалеку стоит Стас и показывает парням бицепсы. Он сильно вырос, стал мускулистым, и если еще в пятом классе был самым маленьким, то теперь стал самым высоким. Если раньше задирал голову, чтобы смотреть на людей, то теперь другие задирают головы, чтобы смотреть на него. А еще превратился в огромную гору мышц! Но не до безобразия, а так, что это смотрелось очень гармонично.

Н-да… Примерно в то время начал меняться. И физически, и внутренне. Если раньше был обычным Стасом, то после того, как начал заниматься в тренажерном зале и приобретать шикарную фигуру, вокруг него стали собираться толпы, и он начал желать, чтобы эти толпы становились все больше и больше.

И они становятся. Сейчас мы в десятом классе, и вся школа уже не школа, а его огромный фан-клуб.

Я закрыла альбом. Фотографии помогли проследить эволюцию Стаса. Мне вроде бы все ясно, но до сих пор не понимаю одного, причем самого главного – что толкнуло его измениться внешне, и почему он стал таким зазнавшимся?

Почему создает имидж пренебрежительной звезды?

За прошедшие два дня я узнала больше, чем за десять лет совместной учебы. Если раньше видела его внешнее неприятное поведение, то за это время увидела тонкую душу.

Стас очень странно себя ведет. Его постоянно бросает из стороны в сторону. То он грубит в больнице и заявляет: «Я не просто человек! Я Стас Полянский! Будешь знать, как со мной разговаривать!», то, не раздумывая, бросается в грязную яму и спасает Максима. То приглашает в кино и ласково на меня смотрит, когда я прошу его надеть шапку, то через секунду говорит: «Вот остановка. Сама доедешь? Меня девушка ждет» – и убегает к Яне.

Не понимаю! Такое впечатление, будто никак не может выбрать, как себя вести – как обычный человек или как заносчивая звезда.

«Н-да, Стас проникся сочувствием к Ване, но не подумал, что чувствую я… Сказал, что спешит к девушке! Неужели он не понимает, что мне неприятно это слышать? Ведь мы сидели на лавочке… и смотрели друг другу в глаза… Как после этого можно было такое сказать?..»

И тут я вспомнила слова фотографа: «Да что вы переживаете? Это же не настоящее свидание, а понарошку!»

Вот и весь ответ. Это было свидание понарошку. Мы играли на лавочке пару, и поэтому совершенно неудивительно, что Стас пошел на свидание к Яне. Почему он должен стесняться, если на лавочке была просто сыгранная сцена? Он совершенно ничем мне не обязан, не должен передо мной отчитываться. Просто играл. Потому, что так попросил Илья.

Я понимаю. Я все понимаю!.. Но меня по-прежнему терзает какое-то несогласие. Да, это была фотосессия, это была игра. Но почему тогда я все время думаю о нем? Почему для меня это больше, чем просто съемка? Почему я до сих пор помню тепло его ладони? Почему до сих пор помню шрам на брови? Его серые глаза, доброе лицо, мокрые взъерошенные волосы?

«Да что же со мной такое? – заволновалась я. – Почему не занимаюсь ничем, кроме как анализом Стаса? У меня что, нет других дел?»

Мне нужно было знать четкий ответ – и поэтому с анализа Стаса я переключилась на анализ себя самой. И стала примерять роль врача. Когда человек чем-то заболевает, у него проявляются симптомы – кашель, температура, сыпь на коже, слабость, боль в глазах при ярком свете или что-то еще. Зная, какие проявления при той или иной болезни, изучив их у данного человека, можно определить, какая болезнь, и поставить точный диагноз.

Но какой же диагноз у меня? Что это может быть, если я постоянно думаю о Стасе, перебираю в голове его поступки, сопоставляю их и подвергаю разбору, как будто пишу докторскую диссертацию на тему «Секреты внутреннего мира Стаса Полянского»? Я не понимаю, почему смотрю на его фотографии, вспоминаю глаза, улыбку, лицо?! Почему так себя веду? Что это такое, если я хочу всегда быть с ним, даже несмотря на то что месяц назад он разрушил мою мечту? Это поразительно, но теперь он сам стал моей мечтой! О чем говорят все эти симптомы?!

«Да это же симптомы любви! – ахнула я. – Просто влюбилась в него!»

Это открытие меня ошеломило. Запылали щеки.

Но в следующую секунду расстроилась: «Я-то влюбилась, а он?.. Если что-то щелкнуло у меня, это не значит, что что-то щелкнуло у него. Сцену «Влюбленная пара на скамейке» он сыграл, а я поверила… Поверила в придуманную сцену, а Стас забыл о ней в тот момент, когда выключили лампы и разобрали декорации…»

Нет, я все-таки не понимаю! Если у него не «щелкнуло», то почему он пригласил меня в кино? Зачем? Не лучше ли было просто разойтись и забыть обо всем?

Может, все-таки…

Я хваталась за последнюю соломинку надежды, но и она сломалась, потому что было предельно ясно – он пригласил в кино просто потому, что хотел меня поблагодарить. Посмотрели, и каждый пошел своей дорогой – он к Яне, а я домой.

От мыслей отвлек звонок Риты.

– Да… – взяв трубку, невесело вздохнула я.

– Ты дома?

– Да, а что?

– Читала?

– Что читала?

– Значит, не читала, – сделала вывод подруга. – Слушай, выходи на качели, воздухом подышим!

– Ты снова что-то придумала? – насторожилась я.

– Нет! Просто весь день в кафе, проветриться хочу! Жду тебя!

Я оделась, обулась и взялась за ручку двери, чтобы выйти, но услышала из комнаты голос бабушки:

– Кать! Телевизор сломался!

– Снова, – вздохнула я, сняла сапоги и вошла в комнату.

– Постучи, у тебя получается, – попросила она.

Как обычно, я начала стучать по корпусу, но телевизор не включался. Потом подергала провод антенны, но аппарат никак не реагировал. Потом снова постучала. Тот же результат.

– Ба… Кажется, сломался окончательно… – осторожно сообщила я.

– Новый надо покупать – но сейчас не до телевизора… Постучи еще немного. Может, заработает?

Без особой надежды я снова стукнула, и вдруг он включился.

– Работает! – обрадовалась бабушка. – Но все равно нужен новый, потому что в следующий раз может не включиться.

Я оставила ее смотреть очередной фильм и вышла из дома. Наверное, у всех друзей есть какие-то определенные места на улице, где они больше всего любят собираться и болтать о жизни. Вот и у нас тоже было такое место. Детская площадка неподалеку от дома. Мы часто сидим на лавочке возле детских качелей, а иногда и на самих качелях, делимся последними новостями.

С неба начал сыпаться снег.

Подходя на место встречи, увидела вдалеке стремительно приближающуюся Риту. В руках был какой-то журнал.

– Что ты снова придумала? Сейчас откуда-нибудь из-за сугроба выскочит фотограф?

Она рассмеялась.

– Не бойся, никто не выскочит! Ты это читала? – повторила она и сунула мне под нос «Большую перемену».

– Новый номер? Еще нет, а что?

– Ну даешь! Уже не помнишь, кому даешь интервью! – изумилась Рита и раскрыла журнал на нужной странице. – Читай!

Действительно, как я могла забыть: мы же вчера встречались с журналисткой именно этого издания!

Я увидела фотографию, на которой мы сидим за столиком.

– Она нас все-таки сфотографировала! Сказала же, что не хочу! А она тайком!

И принялась читать. Ничего нового не узнала. Но когда глаза дошли до последней строчки, я просто остолбенела.

«Несмотря на то что Катя со Стасом находятся в ссоре, мне кажется, между ними есть какое-то хорошее светлое чувство…»

На улице стоял крепкий мороз, но меня бросило в жар.

– Какое еще чувство?! – возмутилась я.

– Да вообще, сама в шоке! – поддержала меня подруга. – У нее богатая фантазия! Я тоже удивилась, про какое еще светлое чувство она говорит. Сенсацию захотела придумать, – Рита осмотрелась и кивнула на лавочку: – Давай присядем!

Между нами явно намечался долгий бурный диалог, я должна была ответить что-то эмоциональное типа: «Вот я сейчас позвоню и спрошу, как она вообще посмела такое придумывать!», но вместо этого задумчиво молчала.

– Ау? Ты тут?

– Рит… А она права…

– Кто?

– Журналистка.

– Как это? Ты о чем?

– У меня к нему правда… чувство… – призналась я и рассказала все, что произошло со вчерашнего дня. По мере повествования у девушки все сильнее округлялись глаза.

– Ты влюбилась?! – поразилась она. – Но как?! Почему?!

– Сама не знаю. Взяла вот и влюбилась… Только о нем и думаю целыми днями…

– Ну, даешь! Еще вчера воевала, а сегодня влюбилась!

– Да не воевали мы. Просто сказали друг другу лишнего. Но теперь все изменилось…

Снег усилился.

– Хорошо. И что будешь делать? – спросила подруга, стряхнув с журнала блестящие снежинки.

– Ничего. Он с Яной…

– Только не вздумай отбивать, – погрозила она пальцем. – На чужом несчастье счастья не построишь. Поэтому в их отношения не лезь. Если будет надо, жизнь сама все устроит. Но ты чужие отношения не порть!

– Да не собираюсь я ничего портить и никого отбивать… Я не из таких… Просто… как бы сказать… я только-только начала его понимать, только-только в него влюбилась, и вдруг…

– Слушай! – озарило Риту. – А что, если насчет него журналистка тоже попала в точку? Что, если он тоже что-то к тебе испытывает? Посмотри! Она написала «чувство есть между ними». Она написала не только про тебя, а про вас!

– Этого не может быть! Она просто так выразилась!

– Почему это не может быть? Ты же испытываешь! А почему он не может? – подруга уже забыла про лавочку и вся фонтанировала эмоциями.

– Не знаю…

– Вот и не говори, раз не знаешь. Я вот тоже пять минут назад не знала, что ты по уши влюбилась. Бежала и думала: «Ну, журналистка! Ну, написала!», а оказывается, что есть, то и написала!

– Но когда я была на интервью, ничего такого еще не испытывала!

– А почему тогда вообще пришла на это интервью?

– Как – почему? – растерялась я. – Стас попросил. Когда позвонил, был такой искренний, что я поверила…

– Вот видишь. В том-то и дело, что тебе сердце подсказало. Сама подумай – ты сидишь в ледяном подъезде из-за него, тут он звонит, не берешь трубку, потом пишет эсэмэску, в которой называет тебя Катюшей, и резко все меняется! Ты таешь, как снежок на батарее, берешь-таки трубку, слушаешь его и, фактически раздетая, в мороз, мчишься на встречу. О чем это говорит? – спросила Рита и сама же ответила: – О том, что тебе было приятно, что он так тебя назвал. Сама сказала, что долго не брала трубку, а потом взяла. Проанализируй: значит, ласковое обращение понравилось. Ты мгновенно забыла, что мерзнешь из-за него в подъезде, и сломя голову побежала. Хоть на интервью и сидела надутая, но внутри-то уже что-то шевельнулось… Вот журналистка это и заметила… Доброе слово и кошке приятно. Но ты не кошка. А человек. Сердце и расцвело…

Рита так четко разложила взаимосвязь, что у меня в голове прояснилось и все стало на свои места. А ведь она права.

Когда Стас написал сообщение: «Катюша, пожалуйста, возьми трубку», именно после этого возникла мысль: «Ну а что случится, если возьму?», хотя до этого категорически отказывалась.

В тот момент не понимала, что в сердце произошли изменения. Просто ответила на звонок. Но теперь стало ясно – почему. Журналистка что-то заметила. Может, у меня появилось что-то во взгляде? Может, я как-то особенно смотрела?

– Ты права… – согласилась я. – Вот только какой смысл? У него уже есть подруга…

Вскоре мы попрощались, и я направилась к дому.

Пока болтали, успело намести сантиметров десять снега.

Со всех сторон слышалось шуршание лопат. Соседи чистили улицу.

«Если будет идти всю ночь, утром мама на работу не выберется, тоже нужно почистить», – подумала я и, открыв калитку, направилась за лопатой, которая стояла возле двери.

Я протянула руку и вспомнила, что вчера ее держал Стас.

Кажется, она до сих пор сохранила тепло его рук…

Но это только кажется.

На самом деле лопата ледяная.

Мне очень хочется верить, что она сберегла его тепло.

Я открыла дверь и крикнула:

– Я уже дома! Снег почищу и зайду!

Закрыла, покрепче взяла лопату и стала прочищать дорожку к калитке.

Все было как всегда – где-то вдалеке лаяли собаки, шумели машины, светились фонари, падал снег, соседи чистили тротуары и дворы… И вместе с тем все было по-другому. Я стала другой. Совсем. Настолько, что теперь меня согревает не куртка, а мысли о человеке. О Стасе.

И пусть он не со мной и думает не обо мне, но благодаря ему я стала испытывать новые чувства. Все вокруг словно изменилось. Хоть была зима, мир обесцветился, но мне он таковым не казался. Сегодня я впервые ощутила, что если в сердце живет нежное желание заботиться о каком-то человеке, благодаря этим чувствам весь мир становится ярким, даже если на самом деле засыпан белым снегом.

Я люблю близких и хочу заботиться о них, но забота о парне, о Стасе, – это что-то другое…

Полянский нравился всем девушкам, и вот очередь дошла до меня… Но казалось, что у меня какие-то особенные чувства, не такие, как у всех. Иногда, когда слушаешь какую-то песню, кажется: она как будто написана для меня. Слушают все, но только я нахожу в ней что-то особенное… И в этой ситуации казалось то же самое – он нравится всем, но мне особенно…

Но пока я одна. И держу в руке не руку Стаса, а лопату.

Глава 9Прямой эфир

За выходные я слегка успокоилась и постаралась понять, что мы как были далеки, так и есть, а все чувства я придумала сама и сама же в них поверила. Как лавочка с парком были искусственными декорациями, так и сцена была просто искусственной декорацией.

Я честно пыталась все это внушить, но себя не обманешь… В душе все-таки горела надежда, что слова Риты могут оказаться правдой и Стас тоже может что-то ко мне испытывать.

В понедельник, как обычно, пошла в школу. Мне было интересно, как сложатся отношения после того, как одноклассники чуть не связали меня маминой кофтой.

Я подошла к школе, собралась подняться по ступенькам, но вдруг услышала:

– Фадеева!

Обернулась и увидела Яну. Она недоброжелательно на меня смотрела.

– Иди-ка сюда, – сказала она и кивнула куда-то в сторону, намекая, чтобы мы отошли.

Но я никуда не собиралась после того, как она показала себя в пятницу.

– Тебе надо, ты и подойди, – ответила я.

Чуть подумав, Клочкова все-таки подошла. От нее веяло раздражением.

Только сейчас я увидела в ее руках, одетых в леопардовые перчатки, свернутую в трубочку «Большую перемену».

Она так смотрела, что казалось, вот-вот сорвется и набросится.

– Что это значит? – спросила Яна и грубо ткнула журналом меня в грудь. – Это какое еще между вами «хорошее светлое чувство»?! Что молчишь?!

– Под статьей написано Рада Виноградова, позвони ей и задай все интересующие вопросы, – сказала я и, развернувшись, направилась к школе.

– Если тебя с ним увижу, будет плохо! – крикнула она вслед.

– Попытаешься связать меня еще одной кофтой? – усмехнулась я и продолжила путь.

Ответила смело, но, признаться, коленки дрожали.

Удивительно – Яна начала ревновать меня к Стасу!

Вошла в холл, и тут же глаза наткнулись на растяжку, висящую на самом видном месте: «13 января в 13.00 в актовом зале выступят кандидаты на должность президента школы!»

Точно! Это же сегодня!

Помню, в пятницу Клочкова объявляла, что в понедельник после уроков, то есть сегодня, нужно явиться в актовый зал и послушать предвыборную агитацию. Всего примут участие три кандидата, среди которых Яна. Остальные два – Зоя Васильева из 10 «А» и Олег Проскуряков из 11 «Б». Каждый представит программу, которую, если станет президентом, обещает реализовать, и будет уговаривать проголосовать именно за него.

У меня не было желания слушать Янины сладкие речи, но придется – явка в обязательном порядке.

Но это после – потом.

А сейчас нас ожидает первый урок. Я вошла в класс, с напряжением ожидая реакции на свое появление, но все вели себя как обычно, будто в пятницу между нами ничего не произошло.

Я увидела Стаса. Они с Витей сидели за своей партой. Петренко просто светился от счастья, что друг вернулся. Рядом стояла Яна и сверлила меня взглядом, намекая: «Не подходи!»

Стас увидел меня и доброжелательно кивнул:

– Привет!

– Привет, – стараясь не встречаться с ним взглядом, чтобы не влюбиться еще больше, ответила я и села.

Действительно, они вместе. А раньше я не замечала. Ну что ж, надо продолжать жить своей жизнью, а они пусть живут своей.

Я раскладывала учебники. Зазвонил телефон Полянского.

– Доброе утро, – поздоровался он с кем-то. Помолчал, слушая собеседника. И изменился в лице: – Что-о? Правда?! Конечно, приду! Вместе? Хорошо, я передам! Во сколько? В восемь в телецентре? Прямой эфир? Я не опоздаю! Ни в коем случае! Приду на час раньше! Хорошо, спасибо, до свидания!

– Кто звонил? – спросила Яна.

– С телевидения! – восторженно ответил он и, выскочив из-за парты, оказался рядом. – Катя! Нас позвали в программу «Молодежь»! Им позвонили из рекламного отдела «Сезона» и сообщили, что мы снялись в рекламе! Хотят с нами поговорить! И про это, и про фотографию. Прямой эфир, представляешь?

Глаза парня горели в предвкушении получения новой порции известности, а вот во мне возникло страшное нежелание куда-либо идти. Это совершенно лишнее! Перебор! Я хочу быть медиком, а не звездой экрана! К тому же, если пойду со Стасом, тем самым буду себя дразнить… дразнить тем, что он рядом…

Я взглянула на Яну и напоролась на ее железный взгляд.

Но решила никуда не ходить не из-за ее угроз, а потому, что мне это было абсолютно не нужно.

– Можно я не пойду?.. Честно, Стас, не хочу…

– Как это не хочешь? Да это же телевидение! Тебя весь город узнает!

– А зачем?

Стас растерянно захлопал глазами.

– Ну… Это так круто… – только и нашел он, что сказать. – Как хочешь… Твое право… Они не ставили требований, что нужно быть именно вдвоем. Сказали, что будут тебе звонить.

И действительно – зазвонил телефон. На дисплее высвечивался незнакомый номер.

– Они, – сказала я и взяла трубку.

Со мной поздоровалась девушка, редактор программы «Молодежь», и попросила приехать сегодня в телецентр, но я отказалась, объяснив, что все началось как бы с шутки, но принимает уже совсем нешуточные обороты. Фотография была сделана не для того, чтобы стать популярными, а вообще случайно и совершенно по другой причине. Она была огорчена отказом, но сильно не настаивала. Мы попрощались.

– Может, все-таки пойдешь? – еще раз предложил Полянский.

– Зачем? Что мне там делать? Понимаешь, в каждом поступке должен быть смысл. А для меня нет никакого смысла сниматься в передачах. Зачем? Я врачом хочу быть, а не ходить по передачам и разговаривать про эту фотографию… Слышать уже про нее не могу!

– Ну, как знаешь… А я пойду, – пожал он плечами.

– Иди.

Стас отвернулся и громко, всему классу, объявил:

– Сегодня в восемь вечера смотрите меня в прямом эфире! Я буду выступать в программе «Молодежь»!

– Ух ты-ы! – восхитился класс. – Ты у нас звезда!

Парень засиял – действительно, как звезда.

Я была удивлена. Кто бы мог подумать, что фотография, которая изначально несла с собой неприятные события, поможет Стасу в дальнейшей жизни?

После уроков нас собрали в актовом зале, набитом просто до отказа. Были заняты все кресла, а в проходах и на каждом свободном сантиметре поставили лавочки и стулья. Мне досталось место в самом центре. Вроде бы место хорошее, но здесь было душно и жарко.

Первой выступила Зоя Васильева. По вялой реакции зала на ее появление стало понятно, что большого отклика на голосовании она не найдет. После нее программу представил Олег Проскуряков. Его встретили гораздо живее, и именно он был главным конкурентом Яны. И третьей выступала сама Клочкова.

Она вышла на сцену.

Зал удивленно переглянулся.

И удивляться было чему. Если первые два кандидата выходили на сцену сами, то Яна появилась вместе со Стасом.

«Интересно!..» – подумала я и, удобно устроившись в кресле, стала внимательно ее слушать.

Девушка принялась убедительно вещать о том, что сделает для школы, если ее снова выберут, а в конце выступления пообещала:

– Поверьте, если выберете меня, я сделаю школу еще лучше, чем делала эти два года! Потому что не одна, а с очень сильной поддержкой! И в прямом, и в переносном смысле.

Она сделала паузу.

Стас показал во всей красе свои бицепсы.

Зал хихикнул.

Видимо, эту шутку Клочкова припасла заранее, чтобы тем самым завладеть вниманием.

– В моей команде есть люди, которые вместе со мной выведут школу на новый уровень! И главный помощник – Стас Полянский! А с такими помощниками наша школа никогда не пропадет.

Класс зааплодировал.

Яна довольно улыбнулась.

Первое место в голосовании обеспечено.

Когда в пятницу я думала над ее мотивами, почему она заставляет меня вернуть Стаса, все-таки оказалась права – ей выгодно. Она не зря взяла на сцену именно его. Парень является в школе авторитетом, и если все узнают, что Полянский голосует за Клочкову, тоже будут голосовать именно за нее.

Аплодисменты стихли. Предвыборная кампания окончена. Люди начали подниматься, чтобы разойтись, но случилось непредвиденное.

С места встал Коля Ершов – парень, который учился в одном классе с Олегом Проскуряковым, и громко, на весь зал, сказал:

– Как же красиво ты все представила! Вот только о самом главном умолчала!

Весь актовый зал замер. Те, кто успел встать, опустились на место.

– О чем? – доброжелательно улыбнулась Яна, но стало заметно, что она напряглась.

– Три дня назад, в пятницу, я шел домой и увидел, как ты гналась по школьному двору за своей одноклассницей и со злостью кричала, что сейчас ее свяжешь!

Зал ахнул.

Я похолодела.

– Что ты врешь!

– Я? – прищурился Коля.

– Врешь! Еще как! Это Олег тебя подослал, чтобы рейтинг мне испортить!

А он не врал. Помню, когда я пробегала по двору, заметила парня, который во все глаза на нас смотрел. Значит, это был Ершов.

– Вру? Ну хорошо, – загадочно сказал Коля и, встав с кресла, подошел к столу, который стоял возле сцены. На нем располагался ноутбук, при помощи которого кандидаты демонстрировали свои презентации, и те транслировались на большом экране.

Парень подошел к ноутбуку, подключил телефон, пощелкал мышкой, и вдруг на экране появилась видеозапись, да еще со звуком.

Все увидели школьный двор, по которому бежала я в туфлях и тонкой блузке. На секунду остановилась, думая, куда прятаться, и рванула в сторону жилых домов. За мной мчатся Яна с Витей, и Клочкова, размахивая над головой коричневой кофтой, кричит:

– Стоять, я сказала! Я тебя свяжу, и будешь меня слушаться! Ответишь за все! Ответишь! От меня не спрячешься! Я президент!!

Яна, одетая в любимого цвета спортивный костюм, была похожа на вышедшего на охоту леопарда. Она изо всех сил бежит, настигает меня, тянется рукой, но я ускоряюсь, сильно отрываюсь, выбегаю за территорию школьного двора, перескакиваю дорогу и бегу куда-то в жилой квартал.

– Ничего себе! Ну и Клочкова! – слышится за кадром изумленный голос Коли.

На этом запись закончилась.

В зале не слышно ни шороха.

С лица Яны сошли краски.

А потом весь актовый зал, не сговариваясь, посмотрел на меня. А я сидела в самом центре.

– Как вы понимаете, я не мог не заснять эту удивительную сцену, – с наслаждением от произведенного эффекта сказал Коля и обратился к Клочковой: – Неужели считаешь, что достойна звания президента школы? Что хорошего ты можешь сделать? Я не знаю, что произошло, но хороший президент никогда не станет кричать своим одноклассникам: «Стоять, я сказала! Я президент! Ты будешь меня слушаться! Я тебя сейчас свяжу!» По-твоему, это нормально?

– Да это монтаж! – из последних сил отбивалась она.

– Ага, монтаж! – скептически усмехнулся Коля и кивнул в мою сторону: – Вон Катя! Она может подтвердить, что все это правда!

Все снова обернулись.

Я встала.

Яна смотрела убийственным взглядом.

– Фадеева, это правда или монтаж? – строго спросил директор Алексей Иванович.

«Что делать? – лихорадочно соображала я. – Если скажу, что правда, подставлю Яну! Испорчу ее выборы! Нет, я не буду ее выдавать! Скажу, что это монтаж!» – решила я и открыла было рот, но неожиданно подумала: а почему я должна покрывать одноклассницу, если она действительно выгнала меня на мороз, действительно за мной гналась и действительно угрожала? Но главное – если скажу, что неправда, получится, что я перед всей школой выставлю Колю лжецом, хотя он говорит правду. Подставлю человека! Как потом он будет доказывать окружающим, что говорит правду?

И вдруг вспомнила ситуацию в больнице. Меня оклеветал Стас, и я не смогла доказать, что говорю правду. Получается, сейчас нахожусь на его месте. Могу прилюдно оклеветать парня и испортить его отношения со всей школой – как Полянский испортил мои – или могу сказать правду и заступиться за Ершова.

И я решила сказать правду. Во-первых, чтобы не клеветать, а во-вторых, потому, что Яна действительно это сделала. Если сейчас ее покрою, то это сделает девушку еще хуже. Она подумает, что может совершать ужасные вещи и оставаться безнаказанной, и будет еще больше издеваться над окружающими. И, между прочим, не далее как сегодня утром Клочкова снова мне угрожала.

– Фадеева! – напомнил о себе директор.

– Да, это правда, – сказала я.

Зал изумленно вздохнул.

Яна вжала голову в плечи.

– Зачем нам такие президенты! – выкрикнул кто-то из зала.

– Ты не президент школы! Ты позор школы!

– Мы не будем за тебя голосовать!

Ребята так зашумели, что задрожали стены.

Клочкова растерянно и беспомощно на всех смотрела и, не выдержав позора, убежала за кулисы. Стас в замешательстве ушел за ней.

Ее выборы были безнадежно сорваны, и в этой ситуации не поможет даже Полянский.

Витя сидел пунцовый. О нем тоже все узнали, но его положение получше, ведь он не был кандидатом в президенты.

– Ершов, а ты тоже хорош, – укоризненно сказал директор. – Вместо того чтобы помочь девушке, стоял и снимал на камеру! Да ты должен был помчаться и заступиться, а не снимать! «Режиссер»!

Тот покраснел.

Вскоре все стали расходиться.

Я тоже направилась к выходу.

Яна пряталась где-то за кулисами – видимо, желая уйти последней.

Но вдруг за спиной послышалась частая дробь каблуков.

– Что ты натворила! – истерически закричала мне одноклассница. – Ты репутацию мне испортила!

– Ты сама это сделала! – откуда-то из толпы выкрикнул Коля. – Что, не ожидала, что кто-то раскроет твои гадкие дела? Теперь будешь знать, что если не делать гадостей, то и тайн никаких не будет. Чтобы не пятнать репутацию, не нужно создавать никаких «пятен», которые рано или поздно обязательно выплывут.

– Тоже мне, защитник! – скривилась она и убежала, едва сдерживая слезы.

Следом шел Стас. Проходя мимо, он остановился. Ничего не говорил. Просто стоял и растерянно смотрел.

– А что мне было делать, если так и было? – ответила я на его немой вопрос. – Или предлагаешь оклеветать Колю, хотя он говорил правду?

Полянский опустил глаза. Кажется, понял подтекст этих слов.

Мимо прошли одноклассники. Они старались на меня не смотреть и смущенно прятали глаза. Тогда, в той травле в спортивном зале, участвовали все и сейчас увидели, какие могут быть последствия, и испугались. Сейчас под раздачу попали Яна с Витей, потому что камера засняла только их, но каждый понял, что за издевательства над человеком нужно серьезно отвечать. Их поведение в спортзале хоть и не заснято, но тоже может выплыть наружу.

– Ладно, я домой, вечером прямой эфир, нужно приготовиться, – сказал Стас и вышел.

Я сидела за уроками и решала уравнения, но цифры, степени и корни ускользали, и я не могла сосредоточиться.

В голове были не уравнения, а… нет, не Стас. Я думала о Яне.

Не представляю, что она будет теперь делать? Сегодня произошел крах. Самый настоящий крах Яниной самоуверенности, вседозволенности и надежды на продление президентского срока. Предельно ясно, что выборы испорчены. Но Коля сказал правильно – в этом виновата она сама. Если бы не гналась за мной по школьному двору с угрозами связать, если бы не совершила такой поступок, то не было бы скелетов в шкафу, которые обернулись против. И, кстати, неизвестно, сколько еще подобных поступков есть в ее биографии. Об этом случае я знаю, потому что сама являлась его участником, но вполне возможно, что Клочкова жестоко относилась и к другим людям.

И вот сегодня ее лидерству и издевательствам пришел конец.

Впрочем, все не так страшно. У нее есть вполне реальная возможность исправить незавидное положение за счет Стаса, у которого слава в школе такая крепкая и яркая, что запросто хватит на двоих. Может быть, он попытается подействовать на людей и вернуть их расположение к подруге. В школе было два лидера – Яна и Стас, и теперь уцелевший может спасти свергнутого. Поэтому теперь у Полянского особая задача всеми силами помочь девушке, раз он ее и… друг… и партнер в президентской команде.

Ну, посмотрим, как все будет, а сейчас нужно учить уроки.

Кое-как собравшись с мыслями, я решила уравнения, написала русский и хотела взяться за литературу, но тут взгляд упал на часы. Семь вечера. Через час будет передача со Стасом. Так интересно, что он будет говорить!

Но нужно ли мне смотреть? Очень любопытно увидеть его по телевизору, но это будет мне вредить. Я буду смотреть и расстраиваться, что мы не вместе.

«Не надо, лучше уроками займусь», – решила я и честно попыталась переключиться на домашнее задание, но чем меньше оставалось времени до эфира, тем чаще поглядывала на часы. Полвосьмого. Без пятнадцати. Без пяти. А теперь осталось две минуты!

Я постаралась интенсивнее вчитаться в учебник физики: «Всякое изменение магнитного поля порождает в окружающем пространстве вихревое электрическое поле, силовые линии которого замкнуты…», но вникнуть в смысл написанного не получалось, потому что мысли были далеко.

Не выдержав, вскочила из-за стола и включила телевизор.

Почти сразу появилась заставка передачи «Молодежь». Я сделала погромче.

– Добрый вечер, дорогие зрители! – поздоровалась улыбчивая ведущая. – С вами программа «Молодежь» – передача об интересных людях и событиях нашего города. Сегодня у нас очень необычный гость. Недавно в Интернете произвела настоящий фурор фотография официанта и посетительницы кафе. И вот сегодня у нас в студии тот самый «официант», но в кавычках. Почему в кавычках? Вот об этом и о многом другом мы сегодня и поговорим. Вы узнаете, как всего лишь одна удачная фотография перевернула жизнь нашего героя.

«Удачная», – фыркнула я.

Кадр сменился. На весь экран появилось изображение Стаса.

Он был немного сконфужен, сидел в кресле, как статуя, но заметно, что ему очень нравилось происходящее.

Выглядел изумительно – одет с иголочки, аккуратно причесан, красивая осанка – ну просто звезда!

Полянский начал рассказывать об истории фотографии – то же самое, что и журналистке, – якобы моя подруга Рита решила еще больше раскрыть его таланты и придумала сцену в образе официанта, – но вдобавок к этой оригинальной версии прибавился рассказ о съемках в рекламе.

Постепенно он расслабился, удобно расположился в кресле, и беседа начала протекать более естественно.

Но я слушала рассказ, а смотрела и чувствовала, что земля подо мной плывет. Этот шрамик на правой брови… Эти серые глаза, черные ресницы, брови, как листики ивы… Как хочется, чтобы сцена на лавочке была наполнена правдой, а не игрой…

Передача прошла незаметно, залпом, казалось, что она только началась и сразу же закончилась, хотя на самом деле длилась полчаса. Ведущая стала задавать последние вопросы.

– Скажи, Стас, а много ли у тебя друзей? Какие отношения с одноклассниками? Как они относятся к тому, что учатся с таким человеком? Сначала ты был известен только в пределах области фитнеса и бодибилдинга, а сейчас мгновенно стал знаменит на весь город.

Парень просто расцвел.

– Много ли у меня друзей? – самодовольно усмехнулся. – Конечно же! Я красивый и знаменитый, а когда человек именно такой, весь мир у его ног, и друзья в том числе.

Я чуть в кресле не провалилась.

И судя по изменившемуся выражению лица ведущей, она тоже.

– Всем очень нравится со мной дружить, и поэтому друзей столько, что их девать некуда!

Хлопая ресницами, ведущая недоуменно смотрела на него.

– Понятно, – сдавленным голосом сказала она, затем взяла себя в руки и отрепетированно улыбнулась в камеру: – К сожалению, время нашего эфира подходит к концу. Гостем сегодняшней передачи был Стас Полянский. Восходящая звезда нашего города.

Мне показалось, что слово «звезда» девушка произнесла со скрытым сарказмом.

Находясь в состоянии какого-то онемения, я взяла пульт и выключила телевизор.

«Я красивый и знаменитый, а когда человек именно такой, весь мир у его ног, и друзья в том числе», – эхом прозвучало в голове.

Какой позор!

Стало так противно!..

В последние дни занимаюсь только тем, что нахожу положительные его качества, а сейчас он выдал такое, от чего просто волосы встали дыбом!

Друзей действительно много, но сейчас он всех унизил! Да еще как! По телевизору! В прямом эфире! На весь город!

Зазвонил телефон.

– Да, Рит, – не шевелящимися от потрясения губами сказала я.

– Ты это видела?! – как всегда, эмоционально закричала она.

– Лучше бы не видела…

– Я поражаюсь, как так можно! – негодовала подруга. – Я не удивлюсь, если он предложит самому себе на себе же пожениться и подарит себе обручальное кольцо! А ты говоришь, что влюбилась! Катя, очнись! В кого? В человека, который любит только сам себя?!

Я молчала. Не знала, что сказать. После яркого финала передачи забыла все слова, которые выучила за пятнадцать лет.

– Я в шоке! – продолжала Рита. – Зачем только придумала эту фишку с фотографией! Вместо того чтобы поставить его на место, еще больше его испортила!

– Не могу не согласиться, – выдавила я.

– Не понимаю, о чем он вообще думает? Как завтра посмотрит в глаза одноклассникам?

И вдруг меня как молнией ударило. Я вскочила с кресла.

– Рита! Да что ж он натворил!

Девушка тревожно молчала. Мы обе понимали, что это катастрофа.

А о размерах стало известно уже на следующее утро.

Глава 10Выбор президента

Я пришла в школу, отвела Максима на второй этаж в отделение начальных классов, затем направилась к себе – в кабинет литературы и сразу заметила, что класс какой-то не такой. Все молчаливые и напряженные, словно в себе, хотя обычно во время перемены стоит шум.

Принялась раскладывать учебники.

В класс влетел радостный Стас.

– Всем привет! Какая же мощная вещь телевидение! Прикиньте, шел в школу, и у меня по пути два человека взяли автограф! Узнали после вчерашнего!

Весело улыбаясь, Полянский направился к парте и по пути протянул руку Вите, чтобы поздороваться. Но произошло неслыханное – Петренко не отреагировал. Он стоял со скрещенными на груди руками и презрительно смотрел на зависшую в воздухе руку Стаса.

Тот удивленно пожал плечами и весь в восторге от самого себя пошел дальше.

Увидел другого одноклассника и снова протянул руку, но все повторилось.

Вот тут-то он и очнулся.

Ставя сумку на стол, озадаченно осмотрелся по сторонам, и сияющая звездная улыбка медленно погасла.

Весь класс смотрел недоброжелательно. Примерно так же, как на меня, когда я пришла в школу после каникул.

– У нас что, внеплановая контроша? – испугался Стас.

Но никто не ответил.

Полянский понял, что происходит что-то серьезное.

– Вы чего?..

– Это мы «чего»?! – ожил наконец Витя. – Это ты «чего»?!

– А что – я? – искренне удивился он.

– «Я красивый и знаменитый, а когда человек именно такой, весь мир у его ног, и друзья в том числе!» – процитировал Петренко.

«Звезда» настороженно притихла.

– А как тебе такая цитатка? – подходя, как черная грозовая туча подходит к городу, замершему в ожидании страшного ливня, продолжал друг. – «Всем очень нравится со мной дружить, и поэтому друзей столько, что их девать некуда!»

Стас сглотнул.

– Значит, мы все у твоих ног? – с нажимом спросил Витя. – Значит, друзей тебе девать некуда, да?

– Витек… Да ты… да ты не так меня понял!

– Мы все так поняли! – хором сказал класс.

«И я в том числе», – подумала я.

– Нет, ну а что? У меня же правда много друзей, – робко заметил Стас.

– Нет! Теперь ни одного! Больше ты никому не нужен! Никому!

– Что?! – Полянский свирепо вскочил со стула и бросился к Вите, явно собираясь применить кулаки, но неожиданно перед ним, как по команде, встали стеной все парни нашего класса.

Он растерянно остановился.

– Пацаны, вы че?

– С этого момента мы тебя не знаем! У тебя нет друзей! Твои друзья – это зеркало и телевизор с твоим смазливым личиком на экране! А к нам не приближайся! И к остальным классам тоже! Ко всем! У тебя друзей была вся школа! А теперь их нет! – от имени всех сделал заявление Витя и, чуть подумав, неожиданно посмотрел на меня: – Какими же мы были дураками, что заставляли Катьку возвращать тебя в класс! Свалил бы ты куда подальше вместе со своей звездностью, и всем было бы хорошо. У нас школа для обычных людей, а не для звезд. Катюх, прости нас, ладно? Прости! Нам стыдно, что мы на тебя налетели! Да еще ты из-за нас на улицу выбежала!

Я смущенно опустила глаза.

– Моя тетка в ателье работает, она сошьет точно такую же кофту, – пообещал Петренко. – Это я повесил ее на баскетбольное кольцо, и я подарю новую! Уже отнес ее тете.

Витя подошел к своей парте, взял сумку Стаса и швырнул ее на последнюю парту.

– С тобой я больше не сижу! И никто сидеть с тобой не будет! Твое место там! Больше у твоих ног нет никого!

– Да вы прикалываетесь, – неуверенно попытал счастье Полянский.

– Проверим? – усмехнулся бывший друг, и весь класс одновременно отвернулся и расселся по местам.

На Стасе просто лица не было.

Яна сидела за партой и молчала. Он жалобно посмотрел на нее, взглядом прося о помощи, но Клочкова чуть заметно развела руками – дескать, а что я сделаю? – и стала читать учебник.

Звездный гость прямого эфира растерянно постоял посреди класса, а затем понуро побрел на последнюю парту.

Весь урок просидел в каком-то замороженном состоянии.

Я тоже не могла нормально учиться и постоянно на него смотрела.

Если вчера была уверена, что он спасет положение Яны, вытащит ее из болота, в которое она попала, ведь его носит на руках вся школа, то теперь стало ясно, что у девушки рухнула последняя надежда, и Стас сам угодил в это же болото.

Это был крах номер два. Все. Оба лидера свергнуты. Причем в этом свержении виноваты их собственные поступки. Сколько веревочки ни виться, а конец придет. Вчера пришел конец Яниной наглости, а сегодня пришел конец Стасовой самовлюбленности. Они разрастались изо дня в день, из года в год, а сейчас достигли своего предела и взорвались, оставив хозяев растерянными и одинокими.

Успех Полянского настолько вскружил голову, что его окончательно занесло. Купаясь во всеобщей любви, он был уверен, что вокруг всегда будут виться толпы людей, и тем самым перестал ценить окружающих. И вот сейчас эта уверенность, а вернее, самоуверенность, с треском провалилась.

Прошло два урока. Во время перемены Стас пытался заговорить с одноклассниками, но все отворачивались, в особенности Витя. Не верилось, что дуэта ПП больше не существует.

Парень старался подойти к Яне, но ей было не до него – Клочкова была погружена в себя, в собственные проблемы, и ни на кого не реагировала.

Я наблюдала за всем этим и не могла поверить, что еще вчера все наперебой пытались дружить с ним, буквально отталкивали друг друга локтями, чтобы приблизиться, а сегодня он никому не нужен и все его оттолкнули.

К середине учебного дня я проголодалась и во время большой перемены направилась в столовую.

Чтобы сократить путь со второго этажа до столовой, решила пройти по отделению начальных классов, куда старшеклассники предпочитали не заходить. Но я, наоборот, любила ходить именно этим путем, потому что, во-первых, было ближе, а во-вторых, здесь учился Максим и при каждом удобном случае я его проведывала. Вот и сейчас поболтала с братом, поправила ему перекосившуюся рубашку, причесала и направилась к лестнице, ведущей к столовой. И вдруг, проходя по рекреации, где носилась и визжала малышня, увидела вдалеке среди низких первоклашек возвышающихся исполинов – Стаса и Яну, – которые тоже направлялись к лестнице. Они спустились вниз и исчезли из поля зрения.

«Хорошо, что Клочкова, наконец, оторвалась от своих проблем и поддерживает его», – подумала я и, уворачиваясь от летающей малышни, приблизилась к лестнице. В ее окрестностях всегда было тихо. Прежде чем достичь столовой, следовало спуститься вниз, пройти отделение дошколят. Не все любили проходить через отделение первоклашек, откуда я только что вышла, а потом еще и через отделение дошколят, и поэтому в районе этой лестницы всегда было немноголюдно. Взрослые предпочитали ходить через «взрослые» части школы. Я сделала шаг, от меня отдалились визги первоклашек, и вдруг под лестницей раздались приглушенные голоса Стаса и Яны.

– Зачем ты меня сюда затащила? В классе, что ли, нельзя поговорить? – удивлялся он.

– В том-то и дело! Нельзя! Я это и хотела обсудить!

– Что?

– Очень прошу, не подходи ко мне при людях! Не хочу, чтобы нас кто-нибудь видел вместе. После того как Ершов показал «кино», мой рейтинг упал ниже нуля. Я думала, что хоть ты поможешь, но ты такое ляпнул на весь город, что теперь тебя вся школа не переносит! Если кто-то увидит, что мы общаемся, мой рейтинг станет еще ниже, и за меня вообще никто не проголосует! И желательно не звони. Вдруг кто-нибудь увидит на дисплее твое имя.

Послышался стук каблуков. Яна уходила. Я шмыгнула за угол.

– Ты не можешь так поступить! – в полном отчаянии пытался достучаться Полянский. – У меня, кроме тебя, никого не осталось!

– Это очень романтично, но у меня самой проблем выше крыше. Думай в следующий раз, что говоришь по телеку. Надо мозги качать, а не мышцы! Совсем помешался на своей внешности!

– Яна! Но я же для тебя таким стал!! – с надрывом прокричал он.

– Ну вот если я тебе нравлюсь, слушай меня и дальше! Уйди! На время. А когда пройдут выборы, я снова начну общаться с тобой прилюдно. Может быть.

Стас молчал.

– Вот же Фадеева! Вот же вредительница! Испортила мне все, – с чувством сказала девушка. – Ладно, я пошла, а то люди заподозрят. Не ходи за мной, – попросила она и, выскочив из-под лестницы и сверкнув металлической застежкой на леопардовой сумке, устремилась к столовой.

Я была поражена. Клочкова буквально предала Стаса, потому что он мог повредить выборам.

Она променяла человека на какие-то жалкие баллы!

«А что значит эта фраза «Я же для тебя таким стал»?» – озадачилась я.

В памяти проблескивало какое-то воспоминание, дразнило своей близостью и неуловимостью, напоминая легкий шлейф духов, оставшийся после человека, который вышел из комнаты, но ничего конкретного не вспоминалось.

Что-то мне эта фраза напоминает… Что же это значит – «Я же для тебя таким стал»? Каким – «таким»? Мускулистым? Или что он имеет в виду?

И вдруг меня осенило.

Я вспомнила! Теперь понятно, о чем говорил Стас!

В шестом классе, осенью, мы с девчонками сидели на лавочке в школьном дворе. В тот день у Яны был день рождения. Она подошла с роскошным букетом розовых роз и изумленно сказала:

– Прикиньте, сейчас такое было! Иду себе спокойно по коридору, и вдруг мне навстречу выскакивает Стасик. Протягивает розы и говорит: «Яна, с днем рождения! Давай дружить? Ты мне очень нравишься!»

Все захихикали.

– Ага, мне тоже стало смешно! Я так сказала: «Я и ты? Прикалываешься? Да ты же хлюпик!» Ну, он постоял, посмотрел и ушел. Представляете? Вот наглость у людей! Да он же мне в пупок дышит!

Девчонки посмеялись над низким и невзрачным Полянским, который дерзнул подарить букет королеве Яне, и вскоре все об этом забыли. Только он, как теперь я понимаю, не забыл. Обидные слова были таким сильным потрясением, что именно из-за них парень стал ходить в тренажерный зал, заниматься на турниках, благодаря которым вытянулся, и на тренажерах, которые помогли накачать мускулатуру. Захотел ее добиться. И в итоге добился. Но их отношения, как выяснилось, не стоят ни гроша, раз Клочкова, когда появился выбор «Стас или рейтинг», с легкостью его бросила и выбрала второе. Президент сделал свой выбор…

Помню, когда рассматривала фотоальбом, то обратила внимание, что примерно в седьмом-восьмом классе Полянский начал внешне меняться в лучшую сторону. Я мучилась вопросом, не понимала, что произошло, какой был мотив так резко измениться, и вот сейчас получила ответ на все терзавшие меня загадки – хотел нравиться Яне.

Но получилось все не так просто. Изначально были хорошие благородные мотивы – стать сильным, подрасти, и это получилось. Но он не смог правильно распорядиться своей силой. Мышцы нужны не для того, чтобы красоваться перед зеркалом и выставлять фотографии в Интернете, ожидая восторженных комментариев, а для того, чтобы приносить пользу. Например, помогать родителям на стройке, старушке-соседке таскать ведра с водой, перекапывать огород, переносить мебель, словом, для того, чтобы выполнять тяжелую физическую работу, которую раньше было выполнить трудно. Но Стас стал использовать мышцы для того, чтобы собой любоваться. И чем красивее становился, чем сильнее нравился самому себе, тем сильнее красота кружила ему голову. И в итоге до того возгордился, что заявил на весь город, что все у его ног.

А теперь один. У «его ног» нет никого: ни друзей, ни Яны, которая его бросила.

Но я верила в Полянского. Верила до последнего. И сейчас верю. Знаю, что внутри, под слоем красоты и мускулов, еще сохранился истинный Стас – тот, каким он был в детстве. Тот, который помог моему брату выбраться из ямы, тот, который заступился за парня в кинотеатре.

Между прочим, теперь ясно, почему он так разозлился, когда качок посмеялся над Ваней и при девушке назвал его хлюпиком. Наверное, вспомнил, как сама Клочкова назвала хлюпиком его, и поэтому заступился. Ведь Стас как никто другой знает, что испытывают хлюпики.

Как же мне его жалко! Как жалко этого человека, которого все бросили!

«Странно, что-то слишком долго он не выходит из-под лестницы, – насторожилась я. – С ним все нормально?»

Прозвенел звонок на урок. Но Стас по-прежнему сидел в убежище.

Мне стало тревожно.

А что, если ему плохо? Если у него из-за переживаний случился сердечный приступ? Почему не выходит, если слышал звонок?!

Мне тоже пора, но я не могу уходить, зная, что с любимым человеком происходит что-то странное.

«Надо выяснить», – решила я и стала придумывать, под каким предлогом зайти под лестницу. Может, взять веник с совком и сказать, что мне внезапно захотелось убраться под лестницей и я не ожидала его здесь увидеть? Да нет, не поверит…

Нужно, чтобы что-то упало. Тогда спущусь за этим предметом и неожиданно увижу Стаса. Но что туда может упасть? Телефон? Разобьется.

И вдруг вспомнила, что в сумке лежит маленький каучуковый попрыгунчик, которым в теплое время года мы с Максимом играем по пути домой.

Я запустила туда руку, нашла его и бросила по лестнице. Он поскакал по ступенькам и закатился прямо к Стасу.

Начала спускаться.

– Куда же он упал? – как будто сама с собой разговаривала и завернула под лестницу.

Полянский сидел на корточках, прислонившись к стене и понуро опустив голову. Возле него лежал мячик.

– Стас?! – удивилась я, будто не знала, что он здесь.

Парень поднял на меня лицо. Глаза блестели от слез.

– У меня мячик закатился… Мы с братом играли, я к нему приходила на перемене… – пробормотала я.

Он молча, с убитым видом, смотрел в одну точку.

Я подобрала попрыгунчик и в нерешительности остановилась. Вроде нужно уходить, но мне не хотелось его оставлять.

Судя по всему, с его здоровьем все в порядке, я зря волновалась, но, тем не менее, его вид меня поразил. Никогда не видела звезду школы таким – сидящим под лестницей с заплаканными глазами.

Сердце защемило.

– У тебя все нормально? – осторожно, будто шагая по тонкому льду, спросила я.

– Меня ненавидит вся школа. Меня только что предала Яна. Да, все нормально, – бесцветным голосом ответил он.

– Могу чем-то помочь?

Он внимательно на меня посмотрел, словно пытаясь понять по лицу мысли, и отозвался:

– Лучше уйди. Если кто-то увидит, что мы разговариваем, это может тебе навредить.

– Мне все равно, – честно сказала я и решительно присела рядом. – Пусть видят.

– А Яна постеснялась… Говорит, что из-за общения со мной у нее упадет рейтинг…

– Ну, я же не президент. Просто Катя.

– Просто Катя… – задумчиво повторил Полянский и едва заметно улыбнулся. – Знаешь… Это так хорошо, что ты просто Катя… Это так хорошо, быть простым человеком… Который просто живет, просто помогает людям в больнице… Как хорошо быть человеком, который сто лет не был в кино, потому что помогает матери и на работе, и дома… Как хорошо быть человеком, который не стесняется ходить по улице в драной малиновой куртке…

Я аж подскочила.

– Стой! – он тоже вскочил. – Прости! Само вырвалось! Я не то имел в виду!

И замерла. Он сказал «прости». Впервые за все время нашего общения в нем проявился проблеск осознания того, что он сделал что-то неправильно и мог обидеть человека.

Не зря я в него верила! Мне стало так радостно! Как в детстве, когда мы гуляли по парку и родители покупали сладкую вату!

И, надо же, оказывается, Стас все замечал – что помогаю маме в Новый год, что занята семьей. Теперь понимаю, почему, уходя от нашего дома в тот день, он остановился и спросил: «У вас всегда так?» Видимо, увидел, что в семье все очень непросто.

– У меня и правда драная куртка… Знаешь, какая удобная? Я в ней снег чищу, – улыбнулась я.

Он тоже улыбнулся.

– А еще фиолетовые галоши, – дополнил и стал серьезным: – Ты знаешь, я как будто проснулся после Яниных слов… Ой, ты же ничего не знаешь, – спохватился он. – Дело в том, что…

– Я все знаю.

– Что?

– Все. Честно говоря, я сама бросила сюда мяч… А до этого стояла и подслушивала. Когда она ушла, я заволновалась, все ли с тобой нормально, ну и придумала способ, как сюда попасть… Извини…

Стас, не мигая, смотрел на меня.

«Сейчас рассердится», – подумала я.

Но парень лишь вздохнул и сказал:

– Так вот… После ее слов я будто проснулся. И теперь не понимаю, где нахожусь, кто такой и почему такой… Как будто заблудился, понимаешь?.. Сам в себе…

– Если заблудился, то бери в руки спутниковый навигатор и выбирайся наружу, – едва сдерживая радость от того, что он все осознал, воскликнула я.

– Какой еще навигатор?!

– Обычный. Навигатор фирмы «Стас». И иди по правильному маршруту. Помнишь, как ты помог моему брату? Помнишь, как ты помог Ване? Помнишь? Вот это и есть твой маршрут!

– Думаешь?..

– Уверена, – подтвердила я. – Ну а сейчас наш маршрут – отсюда до кабинета химии.

Стас улыбнулся.

Мы вышли из-под лестницы и вместе направились на второй этаж.

К нашему удивлению, весь класс стоял в коридоре.

– Может, урока не будет? – слышались полные надежды голоса.

– Будет! Я звонил, она едет, – ответил Витя. – Просто дороги снегом замело…

Тут он заметил нас и затих.

Все проследили за его взглядом и глянули в нашу сторону.

Мы подошли к кабинету. Одноклассники недоуменно переглядывались – не могли понять, почему я иду вместе со Стасом. Парень тревожно на меня посмотрел. Его глаза отражали вопрос: «Ты точно не стесняешься?» Я ободряюще улыбнулась. Он расслабился.

– Пока мы тут стоим, хочу обсудить один вопрос, – демонстративно сказал Петренко. – На следующей неделе придет Анна Петровна, чтобы пофоткать нас для альбома. Вы как хотите, а лично я не хочу, чтобы в моем альбоме появлялись его новые фотки! – он презрительно кивнул в сторону Стаса. – И вообще, давайте попросим, чтобы она удалила из альбома все его фотографии! А то наша звезда скажет, что благодаря его фотке все остальные выглядят красивыми!

Одна родительница из нашего класса, Анна Петровна, была фотографом и вела альбом класса. Периодически приходила в школу и делала снимки, чтобы в конце одиннадцатого класса вручить каждому альбом с фотоисторией класса. И вот Витя начал всех агитировать, чтобы из альбома были удалены все фотографии Полянского.

– Я тоже не хочу видеть его в своем альбоме! – поддержал Рома.

– И я! – сказала Жанна.

Класс зашумел, обсуждая идею.

– Короче, ты фоткаться больше не будешь! Мы не хотим тебя видеть в своих альбомах! – сообщил Витя бывшему другу и еще больше подлил масла в огонь: – Колесникова, ты хочешь видеть его фотографии в своем альбоме?

– Еще чего!

– Алиева?

– Не хочу!

– Конькова, а ты?

– Я тоже не хочу! Фотоальбом – это память, а я не хочу, чтобы в моей памяти о школе было что-то плохое!

– Вот видишь, – усмехнулся Петренко. И вдруг повернулся к Яне: – А что скажет наш президент?

Все с интересом взглянули на девушку. Стас тоже.

Она растерялась: глаза забегали из стороны в сторону, – видимо, соображала, какой ответ будет наиболее выгоден. Ведь если согласится иметь в своем альбоме фотографии Стаса, рейтинг упадет еще ниже, а если прилюдно откажется, одноклассникам очень понравится ее ответ, они расскажут об этом остальным, и, может быть, это как-то поможет на голосовании.

И вот, хорошенько все взвесив, Клочкова ухмыльнулась и заявила:

– А что я? Я как все! Поддерживаю класс! Мне тоже не нужны его фотографии!

Все зааплодировали. Она просияла.

Стас побледнел, как побелка на потолке.

Совсем недавно класс заставлял меня звонить ему, чтобы вернуть, а сегодня все его презирают!

Совсем недавно лучший друг переживал, что Полянский пьет успокоительное, а теперь так над ним издевается, что бедняге впору снова идти в аптеку уже из-за самого Вити!

Яне аплодировали.

Но неожиданно, не выдержав всеобщего глумления, Стас рванул в сторону лестницы, явно собираясь убежать из школы.

– Иди, иди! А то на прямой эфир опоздаешь! – крикнул Витя вслед.

Грянул взрыв хохота. Яна тоже заливисто смеялась, а класс одобрительно на нее смотрел, и она, купаясь в этом успехе, смеялась еще громче.

Парень добежал до лестницы, сделал шаг на ступеньку, и вдруг случилось страшное.

Его нога скользнула на каменной ступеньке, и он, ахнув от неожиданности, рухнул вниз.

Смех резко оборвался.

– Стас! – крикнула я и кинулась к нему.

За мной потоком хлынули остальные.

Он лежал посреди лестницы. Взялся за перила, пытаясь подтянуться и подняться, но ничего не получалось – не мог наступить на правую ногу и как-то странно ее поджимал.

Весь класс столпился в рекреации, в замешательстве глядя вниз и не решаясь подойти.

– Пропустите! – закричала я и, проскользнув между людьми, рванула к парню. – Стас! Что с тобой?

– С лодыжкой что-то, не пойму, – растерянно отозвался он.

– Отпусти перила, сядь, – попросила я и, поднырнув под руку, словно была костылем, как лошадь, взвалила его на себя и, едва не падая от тяжести, помогла сесть на ступеньку.

– Катя! Я восемьдесят килограммов вешу, – заметил Стас.

– Ничего страшного, – ответила я. Затем подкатала штанину на правой ноге, спустила вниз носок и увидела, что лодыжка сильно распухла и неестественно вывернута в сторону.

– Что это?! – у пострадавшего глаза полезли на лоб.

Бурным потоком я начала припоминать все, что видела в больнице, подбирая болезнь под симптомы, и вспомнила последнего пациента, девятилетнего Пашку, который сломал руку. Мальчик рассказывал, что когда у него сломалась рука, она мгновенно, буквально на глазах, распухла и странно вывернулась в сторону.

– Стас… Не хочу тебя пугать, но, кажется, это перелом…

– Перелом?! – побледнел он. – Как это?! Я же просто поскользнулся!

– Не просто поскользнулся, а неудачно поскользнулся. Кости легко ломаются…

На его лице отразилась боль.

– Болит? – Мне было так его жалко, что, казалось, я сама испытываю эту боль.

– Да так… – старался делать вид, что все в порядке, но по глазам было понятно.

– Я в медкабинет! Медсестру позову!

И помчалась на первый этаж, но никого не нашла.

«Что же делать?! – озадачилась я. – Куда она ушла? Может, в школе еще кому-то стало плохо?»

Я постояла несколько минут в ожидании и бросилась обратно.

– Медсестра куда-то ушла! Звони отцу! Пусть приедет, тебя нужно отвезти в неотложку и сделать рентгеновский снимок. Звони, а я пока лед поищу!

– Да, да, сейчас, – послушно, как маленький растерянный ребенок, кивнул Стас и взял телефон.

Надо же… Он снова меня послушал… Как тогда, возле кинотеатра, когда я попросила надеть шапку.

«Где взять лед? – размышляла я. – У него нога болит. А со льдом станет легче». И тут взгляд упал за окно. Там были высокие сугробы.

К главному выходу нужно идти через всю школу, но рядом есть кабинет труда, возле которого располагается запасной выход во внутренний двор. Так будет быстрее.

Снова спустилась вниз, открыла дверь и выскочила на улицу. Достала из сумки пакет, наложила снега и плотно завязала. Потом увидела в окно Стаса, который сидел на ступеньках, разговаривал по телефону и наблюдал за моими действиями.

Я вернулась в школу и устремилась к нему, оставляя на паркете снежные следы.

– Почти лед, – улыбнулась я и приложила к месту предполагаемого перелома.

– Спасибо… Вроде легче… Папа сказал, что через пять минут будет. Он как раз где-то в нашем районе в одном из салонов связи.

– Пошли к выходу. Только на ногу не наступай!

– А как мне тогда идти?

– Сейчас подумаю.

Думала недолго – взяла и вновь нырнула под его руку, взвалила на свою хрупкую шею, поднатужилась и помогла ему подняться. Но сразу же стало ясно, что моих сил хватает только на это. Стасу нужно спуститься с лестницы, дойти до выхода, а потом и до дороги. Восемьдесят килограммов мышц я одна не утащу.

– Пожалуйста, помогите, мне тяжело одной, – обратилась я к классу.

Все растерянно смотрели друг на друга, и никто не решался к нам подойти.

Яна сделала шаг назад и затерялась в толпе.

– Ладно, папа сейчас приедет, поможет, – сказал Стас.

Но вдруг мы услышали Витю:

– Я помогу.

Он спустился и в нерешительности остановился возле Полянского, не зная, с чего начать.

Чтобы спуститься, парню нужно было обхватить Витю правой рукой за шею. Но как это сделать, если они в ссоре? Поэтому стояли (а я из последних сил держала Стаса, уже ноги подкашивались) и неловко друг на друга смотрели. После случившейся ссоры им было стыдно не то что притронуться, но даже смотреть друг другу в глаза.

На лице Петренко проступила робкая улыбка, как зеленая травка, которая весной пробивается из черной земли.

– Теперь уж точно все у твоих ног! – пряча глаза и несмело улыбаясь, выразительно вздохнул он и подставил шею.

Стасу тоже стало смешно. Разбираемый смехом, он ухватился за приятеля. Они с трудом спустились, а затем, понемногу привыкая к ходьбе, направились к выходу. Я шла рядом.

– Витек, пожалуйста, прости… – сцепив зубы от боли, проговорил Стас.

– Ты тоже прости, – пыхтя, ответил парень. – Это из-за меня ты упал.

– Из-за себя. Только из-за себя…

Так и шли – один тащил другого.

Стасу было больно и было плохо. Но глядя на ребят, я ощутила радость. Появилась надежда, что ПП воссоединятся. У Полянского сломалась нога, зато срослась дружба. Травма снова сплотила их. Только теперь они сплочены не потому, что один красивый и второму выгодно с ним общаться, а потому, что одному стало плохо и другой разделяет его беду. Вот это и есть настоящее проявление дружбы.

Когда мы шли по первому этажу, то увидели медсестру.

– Что с вами? – испугалась она.

– Он ногу сломал, кажется! – воскликнула я.

– Ногу?! – побледнела та. – Да что ж такое! То у девочки во втором классе приступ астмы, я сейчас оттуда, то Стас!

В этот момент мы увидели, как в школу забежал Роман Сергеевич.

– Стасик! – крикнул он.

Надо же, в последние годы я не слышала, чтобы кто-то называл звезду школы Стасиком. Для всех он Стас Полянский, и никак иначе. А тут… Это так тепло, так по-домашнему…

Мужчина перехватил ношу – взвалил на себя немаленького сына, и мы вчетвером направились к машине.

А по пути я забежала в гардероб и схватила наши куртки. В том числе и свою, которая сиротливо ждала меня с самой пятницы.

Роман Сергеевич вез нас в неотложку.

Витя сидел спереди, а мы со Стасом сзади.

Я смотрела вперед, на дорогу, но, бросив взгляд в зеркало заднего вида, заметила, что Полянский задумчиво на меня смотрит.

Я повернулась.

Он отвел взгляд.

Подумал немного и с чувством сказал:

– Если б ты знала, как мне стыдно…

Эту фразу можно было истолковать по-разному, ведь ему могло быть стыдно за многое, но почему-то я поняла, что парень имеет в виду нашу встречу в больнице тридцатого декабря.

– Не переживай, все нормально, – ответила я. И действительно считала, что уже все нормально, не держала на него обиды. – Знаешь… если бы не та встреча, не было бы того, что есть сегодня.

– А что есть сегодня?..

– Сегодня я тебя узнала.

Стас помолчал, обдумывая услышанное и, внимательно глядя мне в глаза, сказал:

– А я тебя.

Глава 11Все срослось

Закончился январь. К концу подходил февраль. Зима выдалась необычайно холодной и снежной, всю зиму я провела с лопатой в руках, но все-таки последние дни зимы истекали, и душа ликовала в ожидании весны.

Но она наступит через неделю, а сейчас все еще зима, и снова выпал снег.

Я чистила тротуар возле нашего двора. Стас сидел у калитки на стуле. Рядом стояли костыли, которые последний месяц помогали ему передвигаться.

Тогда, в школе, я поставила диагноз правильно, и у парня действительно оказался перелом лодыжки, сломался сустав. Ему до самого колена наложили гипс, который напоминал громоздкий тяжелый сапог, и сказали, что снимут месяца через три, ближе к концу апреля. Я, кстати, никогда не думала, что гипс такой тяжелый. Он весил килограммов пять. Полянский еле ногу таскал.

– Кать, ну так неправильно! Я сижу, а ты работаешь! Дай лопату! Я буду чистить сидя!

– Не надо, просто сиди и отдыхай, – весело ответила я, энергично сбрасывая снег на обочину.

– Не могу! Мне не сидится. Я уже месяц сижу. Тело просит физической работы! Я в качалке с середины января не был!

На эту фразу я отреагировала спокойно, потому что за последнее время у Стаса кардинально изменилось отношение к занятиям.

– Каким же дураком я был, – поделился он, наблюдая, как я орудую лопатой. – Раньше казалось, что мышцы нужны для того, чтобы просто быть красивым, а теперь понял, что нужны для того, чтобы делать полезные дела. Поэтому давай лопату, и я буду делать полезные дела!

– Нам в саду надо спилить два сухих дерева. Вот ими и займемся, когда снимешь гипс и восстановится нога, а пока что отдыхай.

– Скорей бы весна! Скорей бы конец апреля! Скорей бы сняли гипс, – мечтательно вздохнул Стас. Затем достал мобильный и открыл календарь. – Я гипс ношу уже пять недель и три дня.

Я с жалостью на него посмотрела. Теперь у Полянского разговоры только о ноге. Он говорит о ней целыми днями, потому что сейчас это то, что его волнует. Раньше, до того переломного – и в прямом, и в переносном смысле слова – дня, он говорил только о своей красоте, а сейчас про это совершенно забыл. Благодаря перелому тема вытеснилась из его сознания, он все переосмыслил. Сейчас, вместо того чтобы посещать тренажерный зал, становиться на весы и считать, сколько удалось еще набрать мышечной массы, он высчитывает дни, когда должны снять гипс. И кажется, что когда его снимут, он уже не будет возвращаться к прежним взглядам на жизнь.

Раньше парень был активным, а в последний месяц оказался практически полностью обездвиженным. Не посещал тренажерный зал, много времени проводил дома, и благодаря этому появилась возможность все переоценить, что он с успехом и сделал. Когда у человека сломана нога, он оказывается в узких рамках. Если раньше что-то не ценил или даже не задумывался над ценностью чего-либо, то во время болезни начинает ценить. Взять хотя бы простую, с первого взгляда, вещь – сходить в магазин. Здоровому человеку это кажется элементарным, а при переломе ноги это очень трудно. Нужно на костылях спуститься с лестницы, что само по себе очень сложная задача, выйти из дома, а уж потом доковылять до магазина. Здоровому человеку просто – прыг-скок, и ты в магазине. Но как это сделать на костылях, если кругом сугробы и лед? Практически никак. Поэтому Стас особо никуда и не ходил, чтобы еще раз где-нибудь не упасть. А про тренажерный зал я вообще молчу. Не будешь же заниматься с неподъемным гипсом. Вот он после школы и сидит целыми днями дома. То у себя, то у меня.

Да, у меня. Он стал часто приходить. Вернее, приезжать. Его привозит то отец, то мать, которая тоже водит машину. Полянский говорит, что ему очень нравится, что у нас так людно, шумно и весело. Говорит, что дом живой. А у себя ему скучно, потому что он у родителей один, да и к тому же папа целыми днями на работе, контролирует салоны.

Вот, собственно, и все места, где парень бывает – в школе, у себя дома и у нас. Да, кстати, завтра к этому прибавится больница. Впервые за месяц Стасу нужно приехать к районному травматологу, чтобы сделать плановый снимок, по которому врач определит, начала ли срастаться кость.

– Кать! Дай лопату! – жалобно повторил он. – Мышцы работы просят!

– Ладно, но вставать не разрешаю, а то вдруг упадешь, еще одну ногу сломаешь, – предупредила.

Стас начал сидя чистить снег. Выглядело это очень трогательно.

– Никогда не думал, что просто стоять – это такое счастье. А сейчас даже стоять трудно.

– Когда снимут гипс, в первое время стоять нужно будет аккуратно, чтобы не травмировать лодыжку. Так что о приседаниях со штангой можешь пока забыть.

– Да ну их, эти приседания! Мне лишь бы встать! И я такие горы сверну! – мечтательно вздохнул он. – Хотя… горы не обещаю, но вот сухие деревья – точно. Кстати, видела, у вас забор покосился?

– Видела… Но тут сила нужна, чтобы его починить…

– Починим, – пообещал Полянский и, на мгновение прекратив чистить снег, с улыбкой посмотрел на меня: – Сила теперь у вас есть.

Как вы видите, наши отношения наладились. И не просто наладились. Мы стали лучшими друзьями. Каждый день видимся, рассказываем друг другу новости, произошедшие за те часы и минуты, что провели порознь, и говорим, говорим, говорим и не можем насытиться общением. Никогда не думала, что Стас такой интересный собеседник. Я имею в виду, настоящий Стас. Тот, каким он является сегодня.

Я следила, чтобы он ел много творога, потому что в нем содержится кальций, так нужный костям.

Кстати, Рита с ним тоже подружилась. Теперь происшествие в кафе вспоминают со смехом.

Между прочим, подруга была права, когда говорила на каруселях: «Только не вздумай его отбивать! На чужом несчастье счастья не построишь. Поэтому в их отношения не лезь. Если будет надо, жизнь сама все устроит. Но ты чужие отношения не порть!»

Так все и вышло – отношения лидеров разрушились сами собой, потому что при малейшей трудности Яна сдалась. Жизнь расставила все на свои места.

С появлением Стаса в нашей семье многое изменилось.

Он постоянно замечал в доме и во дворе какие-то недоработки.

Сейчас вот обратил внимание, что нужно чинить забор. А вчера увидел, что на стене оторваны обои. Недавно заметил, что в ванной заржавел кран, и установил нам новый. Неделю назад у Максима сломалась любимая машинка на радиоуправлении, реву было на весь дом, но Полянский принес из дома паяльник, все сделал, и машинка снова заработала. Он делал все, что мог делать сидя. А когда встанет, я уверена, перевернет весь дом. В хорошем смысле слова.

Никогда не думала, что Стас такой хозяйственный!

Я ощутила, что рядом с нами снова есть мужчина, и была счастлива.

Еще стала замечать, что Максим очень тянется к нему. Видит в нем старшего брата, человека, на которого хочет равняться. А может быть, в какой-то степени видит отца, потому что когда не стало папы, брату было всего пять лет. Стас намного старше, и поэтому малыш берет с него пример.

Я была рада, что они нашли общий язык и что Максим хочет быть на него похожим. Ведь Стас теперь – действительно достойный пример для подражания.

Отношения в школе тоже постепенно наладились. Полянскому было стыдно, что он так возвысился и столько всего наговорил по телевизору, а Вите стыдно, что с таким остервенением настраивал против него ребят. Кроме того, насчет меня все признали, что поступили жестоко.

Кульминацией всеобщего перемирия стала кофта, которую Петренко подарил мне через неделю после того, как Стасу наложили гипс. Она была точной копией кофты, которую они испортили, и я очень рада, что наконец вернула ее домой.

Но хоть это и была копия старой, все-таки была не та… К ней не прикасались папины руки. Раньше кофта была наполнена воспоминаниями, но теперь наполнилась новым смыслом, несла с собой не частичку нашей семьи, а желание одноклассников загладить вину. И это тоже было очень хорошо.

Впрочем, загладилось не все.

Класс стал мягче, но был среди них человек, который пока что не изменился.

Клочкова Яна.

В ее голове присутствует только одно – желание снова стать президентом.

Впрочем, в этом году ей не повезло, потому что вчера состоялось голосование, и по количеству голосов Яна оказалась на последнем месте. Победил в выборах Олег Проскуряков. Наконец-то спустя два года в школе появился новый президент. Надеюсь, он учтет все ошибки предыдущего руководителя и будет не просто президентом, а другом школьников.

Но Клочкова не теряет надежды, что в следующем году все опомнятся и выберут ее.

А вообще… наверное, немного она все-таки изменилась. После проигрыша стала чуточку тише и более задумчивой, ведь размышлять было над чем – кажется, впервые в жизни поняла, что, взлетев до самого верха, можно запросто скатиться до самого низа, если будешь зазнаваться и обижать людей.

Надо сказать, что многое поняла и я сама. За те два месяца, которые длилась эта история, четко осознала, что всегда нужно думать, что ты делаешь и как это может обернуться в дальнейшем. Ведь всего лишь одно необдуманное слово или необдуманный поступок могут подпортить жизнь и другим людям, и тебе самому.

Всего лишь одной фразой Стас навредил мне в больнице. Но если бы, прежде чем это сделать, он подумал, как это отразится, можно было избежать печальных последствий.

Всего лишь одной фразой в шестом классе Яна ранила Полянского, и в итоге он превратился в «звезду», какой был вплоть до перелома ноги. Но если бы тогда, когда он дарил букет на день рождения, Клочкова подумала и поняла, что слово «хлюпик» его огорчит и унизит, он не задался бы целью стать самым красивым, и это желание не переросло бы в ненормальную навязчивую идею.

Всего лишь одним поступком – когда одноклассница бежала за мной по школьному двору и угрожала, крича, что она президент – и я никуда не денусь, девушка сильно себе навредила. Но если бы вовремя поняла, что делает человеку больно, то не угрожала бы мне, не гналась бы и не была бы сегодня в одиночестве.

Да и я хороша. Мне следовало вести себя умнее и выдержаннее. Тогда, в больнице, я не имела права судить человека и говорить гадости. Я сильно обидела Стаса. А могла просто промолчать, и он бы не разозлился и не оклеветал бы перед Ефремовой. Поэтому в том, что произошло, виновата сама.

Но надеюсь, что теперь каждый из нас будет думать, прежде чем что-то сделать или сказать.

После уроков мы вышли из школы и медленно побрели к дороге. Стасу было тяжело идти на костылях по снегу. Кстати, после снятия гипса ему нужно будет ходить, опираясь на палочку. Как моей бабушке. Потому что сразу давать нагрузку на ногу нельзя.

Через час у него назначен прием у травматолога, и я хотела поехать с ним.

– Кать, не переживай, я сам съезжу!

– Я с тобой. Мне нужно все проконтролировать.

– Ну, раз нужно, то поехали, – без особого боя сдался Полянский, потому что с поддержкой ему было спокойнее.

Сегодня был важный день – ему следовало сделать первый снимок с момента наложения гипса, и врач должен был сказать, начала ли срастаться нога.

Подъехал Роман Сергеевич. Погрузившись в машину, парень поставил возле себя костыли, и мы поехали.

Расположились на заднем сиденье. Так же, как и в тот день, когда он сломал ногу.

– Смотри! – вдруг воскликнул Стас и указал в окно.

Сначала я не поняла, на что он указывает, но неожиданно увидела и обомлела. У дороги стоял огромный щит с рекламой весенней коллекции одежды фирмы «Сезон», и на щите была… наша фотография в весеннем парке! Цветущая вишня, лавочка и мы!

– Ну надо же! – восхитилась я. – Даже не верится, что это правда!

Стас помолчал мгновение. А потом наклонился ко мне и прошептал:

– А ты знаешь… в какую-то секунду мне показалось, что это действительно правда…

– Тебе не показалось! Это правда! Щиты расставили по всему городу, – сказала я, заметив уже другой – с фотографией в лодке.

– Я не об этом.

– А о чем?

– О сюжете, который нам нужно было изображать.

Я замерла. Но не успела ничего ответить, потому что зазвонил телефон.

– Да, мам.

– Катя, я в шоке! – воскликнула она.

– Что случилось? – испугалась я.

Стас вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами.

– Стою возле банка, пришла проверить, перевели ли мне аванс. И увидела на карточке… – и мама озвучила сумму.

– Сколько?!

– Я сначала ничего не поняла, думала, перевели по ошибке, зашла в банк и попросила работницу проверить, откуда пришли деньги. Она все проверила и сказала, что перевод сделан из ООО «Сезон». И тогда вспомнила, что тебе должны были заплатить гонорар за фотосессию. И вот пришел. Только я не знала, что тебе заплатят столько! Когда мы подписывали договор, все это было в такой спешке! Сама помнишь. Я читала невнимательно и даже пропустила сумму.

– Как же я рада!

– И я рада! Теперь и забор починим, Стас сказал, что на него материалы нужны, и телевизор купим, а еще я давно хочу себе сумку купить, – она чуть не плакала от счастья. – Ладно, доча, мне на работу пора.

И отключилась.

– Что, гонорар перевели? – понимающе улыбнулся одноклассник.

Теперь зазвонил телефон Романа Сергеевича. Но новость ему сообщили неприятную.

– Что? Когда? Хорошо, сейчас приеду! – и положил трубку.

– Стас, мне надо на работу, в одном из магазинов ЧП, в квартире сверху трубу прорвало, и магазин затопило. Не получится в больницу с тобой сходить, – виновато вздохнул отец.

– Не переживайте, он в надежных руках, – успокоила я.

И вспомнила, что эту же самую фразу Роман Сергеевич сказал маме, когда мы со Стасом пришли на фотосессию.

Машина остановилась у больницы. Мы вышли. Я вытащила костыли, и его отец уехал.

Вскоре сделали снимок и в синих бахилах сидели перед кабинетом районного травматолога, ожидая очереди. По коридору ходили люди – одни с переломом ноги, другие с переломом руки. Все понимающе переглядывались.

Я держала в руках снимки – старый и новый. Стас сильно переживал и нервно стучал костылем по кафелю.

– А вдруг она еще не срастается? А вдруг там все так же, как месяц назад, и мне в гипсе еще полгода ходить? Вдруг не срастется никогда?!

– Не волнуйся, все срастется, и тебе скоро снимут гипс! Все будет хорошо!

– Ты просто меня успокаиваешь!

– Ну, давай тогда посмотрим снимок, – я взяла рентген и направила в сторону ярких ламп на потолке, чтобы посмотреть на просвет. Мы увидели черно-белую фотографию сломанного сустава. – Я не специалист, но, по-моему, лодыжка срастается, – заключила я и для сравнения приставила самый первый снимок, сделанный в неотложке сразу после перелома. – Видишь? На первом вокруг перелома пусто, а сейчас образовывается какой-то мутный сгусток. Это мозоль, которая со временем окостенеет. Так что нога срастается!

– И правда, вокруг кости что-то есть… – изумленно согласился Стас, вместе со мной глядя на снимок.

И вдруг вдалеке, в коридоре, позади снимка, я увидела знакомое лицо. Ефремову! Ту проверяющую, которой Полянский солгал!

Она стояла в конце коридора и разговаривала с каким-то врачом. Наверное, пришла в поликлинику по делам.

Стас заметил мое замешательство.

– Что случилось? Почему ты заволновалась? Это не мозоль? Ты перепутала? Кость не срастается? Катя, пожалуйста, не молчи! Это мозоль?

– Да мозоль, мозоль!

– А что с тобой?

– Там Ефремова, – наконец сказала я.

– Какая Ефремова? – удивился он.

Я объяснила.

– Точно! – парень внимательно пригляделся к Ефремовой, которая по-прежнему беседовала с врачом.

Мы молчали. Без слов было понятно, что каждый из нас вспомнил ту неприятную ситуацию, которая случилась два месяца назад.

Проверяющая попрощалась с врачом и направилась к выходу.

И тут Стас резко вскочил, схватил костыли и, бодро стуча по кафелю, помчался к ней.

– Женщина! Подождите! Подождите!

Он не знал имени и поэтому обращался словом «женщина». Не крикнет же он «Ефремова»!

Она остановилась и недоуменно посмотрела по сторонам.

Так же недоуменно огляделись и все женщины на этаже.

Я приросла к стулу. Зачем он пошел?!

Стас что-то эмоционально говорил и кивал на меня. Она слушала и смотрела в мою сторону.

Я не выдержала взгляда, и, встав со скамейки, ушла за угол коридора.

«Зачем? Что он говорит?» – лихорадочно думала я, хотя понимала – говорит о той встрече. Что же еще?

Вскоре я услышала стук костылей. Ко мне свернул Стас.

– Зачем ты это сделал?

– А что, мне нужно было промолчать?

Стас прав. Он поступил правильно. Было бы гораздо хуже, если бы остался сидеть.

– Что она сказала? – затаив дыхание, спросила я.

– Сказала, что ей жаль, что так вышло…

Я немного расстроилась. В глубине души надеялась, что Ефремова захочет что-то исправить, поговорить, а она: «Жаль, что так вышло…»

– Ладно… наша очередь… – вздохнула я.

Мы вышли из-за угла и подошли к кабинету. Кроме нас, к травматологу никого уже не было.

Полянский почему-то стоял у двери и не входил.

– Мне страшно, – признался он.

Было удивительно слышать от этой высокой горы мышц, что ему страшно заходить в кабинет к врачу.

– Я тебя не брошу, вместе пойдем.

– Не бросишь? – внимательно посмотрев на меня, переспросил он.

Почему-то стало ясно, что он имеет в виду не просто поход к врачу, а спрашивает о чем-то более глубоком…

– Не брошу, – пообещала я.

Я ощутила, что сейчас, возле двери в кабинет травматолога, происходит что-то очень важное. И Стас это чувствовал.

Он присел на скамейку, сложил костыли и, серьезно глянув своими серыми глазами, сказал:

– У меня такое чувство, что мимо меня прошли несколько лет жизни. Несколько лет я стремился к Яне.

Я насторожилась.

– Она была моей целью. Понимаешь, стала именно целью! Не человеком, с которым я хочу быть, которого люблю, а просто целью! Я не думал о ее душе, какая Яна внутри. Размышлял только о том, что она отказала мне в дружбе, и поэтому отдал все силы и время на то, что ее добиться. В итоге стал таким, – он кивнул на свои мышцы, – и добился! Но… Только теперь понимаю, что добивался той, для которой совершенно ничего не значу. Раньше казалось, что все хорошо, что мы – две звезды, самая яркая пара… А оказалось… – он многозначительно вздохнул и помолчал. – Что я стремился к той, кому не нужен… Ей нужен только рейтинг, только голоса избирателей. А ты… другая…

У меня вспыхнули щеки.

– Тебе не нужны никакие рейтинги, никакие баллы… – продолжил он. – Ты… Ты можешь взвалить на себя восьмидесятикилограммового парня и потащить его в больницу…

Стас задумчиво затих. Кажется, сейчас смотрел куда-то в глубь себя. В глубь своей жизни.

Я села рядом.

Он посмотрел на меня так, как в весеннем парке. Только сейчас взгляд был настоящим.

И скамейка была настоящей.

Правда, сидели мы не под цветущей вишней, а под расписанием приема травматолога и не на парковой скамейке, а на больничной, но мне это нравилось даже больше.

Открылась дверь в кабинет. Высунулась голова медсестры.

– Вы на прием? – спросила она.

– Да, – кивнул Стас, оторвавшись от моих глаз.

– Почему тогда не заходите?

Он взял костыли, поднялся и вошел в кабинет.

А я за ним.

Ведь обещала его не бросать.

Я оказалась права – у Стаса действительно на кости образовывается мозоль, которую очень ждут все люди, когда ломают кости. Врач сказал, что все идет по плану.

Он был счастлив. И я тоже. Потому что теперь становилась счастливой, когда был счастлив Стас.

Но все-таки после посещения поликлиники, вернее, после встречи с Ефремовой, осталась какая-то горечь.

Все наладилось, все хорошо, но что-то все равно не так…

На следующий день была суббота. Я хотела выспаться и не стала заводить будильник.

Но выспаться не дали.

В семь утра зазвонил телефон.

С полузакрытыми глазами я взяла трубку, даже не посмотрев, кто звонит.

– Алло… – сонно пробормотала я.

– Доброе утро, Кать. Это Полина.

Я испуганно распахнула глаза.

– Прости, что так рано… – неуверенно, стесняясь, сказала она. – Мне только что Ефремова позвонила… Как жаль, говорит, что с той девочкой вышло такое недоразумение…

– Да уж…

– И сказала, что видела вчера тебя с тем парнем… Ну, ты поняла… Он все ей объяснил… В общем… К нам поступила одна девочка, сделали операцию на почках. Ей двенадцать лет… Родители неблагополучные, не приходят, ей так грустно… Если у тебя есть время, желание… Адрес знаешь…

Повисла пауза.

– То есть мне можно… – настороженно уточнила я.

– Конечно, – по голосу чувствовалось, что санитарка улыбнулась.

– Я приду! Полина, обязательно приду! – от радости сердце просто выскакивало из груди.

– Спасибо. Давай, мы ждем.

И в этот момент я ощутила, что горечь, которая травила меня последние два месяца, прошла. Стало так хорошо, так радостно, что хотелось просто прыгать от счастья!

И я прыгнула… С кровати к шкафу.

Нужно столько всего успеть! Я думала, что высплюсь, потом спокойно схожу в магазин, приготовлю обед, уберу в доме, помогу Максиму сделать уроки на понедельник, а потом весь день буду отдыхать. Но теперь планы меняются! Срочно надо в магазин! Потом убирать в доме и готовить еду, срочно учить уроки – и свои, и помочь Максиму! А потом убегу в больницу!

В свою любимую!

Туда, где меня снова ждут!