Юная София рэи'Бри[1] выросла по-настоящему красивой девушкой, но не имела от того никакой пользы. Её душа, помещенная в хрупкое, словно кукольное тело, ощущалась отдельно от него, и это несоответствие служило причиной многих переживаний. Упругие светлые почти белые кудри, почти прозрачные, но не пустые, а восхитительно глубокие серые глаза, тонкое личико с изящными чертами, мраморная кожа, чуть тронутая румянцем на щеках и скулах, высокая шея, узкие покатые плечики, аккуратная грудь, осиная талия, ещё не оформившиеся до конца, но уже приметные, бедра, стройные ножки с тонкими щиколотками и маленьким детским размером стопы составляли резкое противоречие с живым, пытливым умом, непреодолимой прямотой и взрослой непоколебимостью взглядов. Вот и теперь, в день примерки нового платья, София хмурилась, придирчиво изучая свое отражение в высоком фамильном зеркале.
— Мари! Почему вместо стойки — вырез и рукава позволяют разглядеть локти? — возмутилась юная илле[2], обращаясь к пожилой швее. Та лишь сокрушенно качала головой, не зная, что возразить на упреки господской дочки, — Я не могу явиться на бал в таком… открытом наряде.
— Но, илле, вы так красивы! К чему надевать строгие платья? Тем более на праздник! — не выдержала женщина, закончив с подолом и поднимаясь с колен.
— Моё положение требует проявлять сдержанность и такт, а ваше — покорность, — спокойно заметила София, разглаживая несуществующие складки на мягкой поверхности верхней юбки, — Переделайте.
— Но её светлость настаивала на этом покрое, — робко возразила крайне взволнованная Мария.
— Мари, ну, в самом деле, разве ей его носить? — раздраженно поинтересовалась София, — Моя мама вольна хотеть, чего угодно, я же требую закрыть всё, кроме лица и ладоней.
— Как скажете, ваша светлость.
— Вот и славно! — София тут же оживилась и принялась расписывать Марии, какой высоты должна быть стойка, и чем следует украсить её резной край. В остальном платье смотрелось волшебно, даже сама его владелица не могла не отметить, как прекрасно сочетаются ткань и кружева, как точен силуэт, как послушны легкие юбки, и как насыщенный цвет спелого баклажана выгодно оттеняет волосы и глаза, делая их выразительнее и ярче.
Когда платье было тщательно осмотрено, а необходимые изменения обговорены с точностью до нитки, в комнату юной рэи'Бри вошла её светлость Лайна рэи'Бри, урожденная рэи'Каври — худая слабая женщина сорока девяти лет, сохранившая лишь тень былой красоты. Четыре беременности, две дочери и один уцелевший сын плохо сказались не только на её внешности, но и на здоровье. Мать Софии надорвала сердце и имела повышенную чувствительность к погоде, из-за чего нередко страдала мигренями и отсутствием аппетита.
При виде дочери черты лица её светлости разгладились, и сквозь них будто по волшебству проступила прежняя прелесть. Илле Лайна сделалась почти точной копией собственной дочери, лишь взгляд полный материнской любви выделял её на фоне совсем ещё неопытной Софии.
— Мамочка! — поприветствовала София, не рискуя пошевелиться, чтобы не сбить булавки.
— Софи, ты прелестна, и вырез то, что надо! — одобрила её светлость, с удовольствием разглядывая дочь.
— Вот уж нет, — тут же возразила девушка, спрятав приветливую улыбку.
— Как же нет, если да, — настойчиво повторила Лайна и обошла дочь кругом, желая лучше рассмотреть все детали наряда, — У тебя такая красивая шея. И руки под стать. К чему это безумное стремление скрыться с глаз? На тебе из тебя и так только и остается, что непослушание и упрямство.
— Характер никакое платье не исправит, — справедливо заметила Софи, глядя на мать через отражение в зеркале. Женщина пощупала ткань, погладила кружево и удовлетворенно похлопала по плечу стоящую в стороне Марию.
— И всё же, так лучше, — задумчиво призналась её светлость, встретившись взглядом с отражением серых глаз своей дочери.
— У нас совершенно разные вкусы, — заключила София, не желая пререкаться. Мать всегда вызывала в ней смешанные чувства: нежность, протест и трогательную жалость к стареющей женщине, находящей скучным всё, кроме забот собственных детей. Иногда внимание её светлости становилось невыносимым, тогда София предпочитала избегать частых встреч и долгих разговоров, чтобы не дай бог не взволновать и не обидеть впечатлительную Лайну.
— Я пришла предупредить, что сегодня к ужину мы с его светлостью ожидаем важных гостей, — легко меняя тему, призналась Лайна, помогая дочери справиться с лентами корсета.
— Мне следует ждать от тебя наставлений? — предположила София сквозь усмешку.
— Мари, помоги илле раздеться и запомни — шить по тем эскизам, что выбрали мы с Глорией, — проигнорировав заданный Софией вопрос, велела её светлость, обращаясь к молчаливой швее. Та лишь согласно кивнула.
Софи раздраженно повела плечами, скидывая с себя мягкую ткань платья. Глория, будучи для неё не только старшей сестрой, но и верной подругой, имела неосторожность полностью принять тот образ, что придумала Лайна, чем значительно усложнила и без того спорную ситуацию.
— Да, Софи, тебе не остается ничего другого, кроме как принять сделанный нами выбор, — с мягкой улыбкой заключила Лайна рэи'Бри, неторопливо покидая комнату дочери.
— Мари, — прошептала София, когда её светлость скрылась за дверью, — Не слушай Лайну, ты же знаешь, она всегда печется об удовольствии своих детей и сильно расстроится, если я не пожелаю явиться на праздник из-за такой мелочи, как покрой платья.
— Конечно, илле, я всё понимаю, — призналась Мария.
— Тогда помоги мне с моей проблемой, — попросила София, — Замени рукава и пришей стойку. Платье не утратит своей красоты, а я обрету спокойствие и смогу порадовать родителей прекрасным настроением.
— Хорошо, — согласилась швея и принялась снимать дополнительные мерки.
13 июля 1507 год со дня изгнания Лауры[3]
София рэи'Бри шлет привет любимой сестре Глории лау'Саур[4], урожденной рэи'Бри
Мне жаль, что ты так и не смогла убедить его святейшество в необходимости посетить нас на следующей неделе. Передай своему супругу, что я злюсь. Это недопустимо, но когда речь заходит о нас с тобой, я не могу сдержаться. Мне будет не хватать тебя и твоего смеха. Отец пригласил молодых господ со всей округи. Кто в твое отсутствие будет спасать меня от скорого замужества?
Надеюсь, сад цветет. Наш дорогой брат переживает за подаренные вам семена. Ты же знаешь, как трепетно Алихан относится к пустынным розам. Если цветут — пришли нам несколько букетов, если погибли — пришли покупные. Не желаю видеть Алихана расстроенным.
Ты пишешь, что церковники взволнованы; что твой супруг всерьез рассуждает о реформации. О каких реформах речь? Неужели Рекс[5] пойдет на уступки? Синедрион[6] и так достаточно силён. Лауриане[7] скупают храмовые земли и монастырское имущество, лау настолько обнаглели, что пугают своей жадностью даже самих себя. Жду от тебя подробностей. Скажи, что думает мой зять (илле Антти всегда знает больше, чем говорит).
Вместе с письмом отправляю тебе замечательное мееранское кружево.[8]
Береги себя, передавай привет мужу и тоскуй по мне так же сильно, как я тоскую по тебе.
14 июля 1507 год со дня изгнания Лауры
София рэи'Бри шлет привет илле Камалии лау'Герден
Дорогая, Кам! Спешу поздравить с последним приобретением! Как говорит отец — «заальвийские кони, как фуарейские женщины — страстные, умные и верные»[9]. Надеюсь, увидеть заальвийца в ближайшие дни. Ведь ты не передумала посетить нас?
Возвращаясь к нашему разговору, хочу напомнить, что твой отец один из самых консервативных лауреан, единственный честный человек «среди семи». Как действующий член Синедриона он может повлиять на ситуацию, на мнение большинства. Неужели ты не веришь в силу его авторитета? Напиши, что думаешь по поводу его последней речи. Выдержки из неё можно найти в прошлом выпуске «Духовного Вестника»[10]. Впрочем, ты, наверное, и сама знаешь, где искать. Если есть полная статья — вышли мне копию.
Ты была права, когда убеждала меня не ездить в Карпилу[11]. Тамошние монахи — страшные люди. Давно не встречала таких скортов[12]! И ведь они не делают из своих привычек никакой тайны! Боюсь спрашивать, откуда ты знаешь об их чересчур вольных нравах. Надеюсь, не из личного опыта.
Как мы и предполагали, его святейшество Антти лау'Саур занят праведным трудом и не намерен быть на вечере, организованном моей матерью. Ты понимаешь, что это значит — моя любимая Глория останется с ним. Теперь вся надежда на тебя, ты ведь знаешь иллу Лайну рэи'Бри, она снова займется сводничеством. Моя мама неисправима.
С нетерпением жду встречи. Твоя Софи.
14 июля 1507 год со дня изгнания Лауры
София рэи'Бри шлет привет его светлости Руфусу рэи'Бри
Любимый папа'! Матушка справляется о твоем здоровье, Алихан просит привезти ему самарийский[13] нож, я же прошу тебя беречь себя и отправить мне бабушкины жемчужные серьги.
С любовью, Софа.
17 июля 1507 год со дня изгнания Лауры
София рэи'Бри шлет привет Глории лау'Саур, урожденной рэи'Бри
Моя дорогая сестра, надеюсь, ты права, и его святейшество Антти закончит свои дела до конца летнего сезона. Мы с Алиханом скучаем по тебе.
Платье для вечера готово. Завтра я представлю его на суд общественности. Камалия предлагала желтый шелк, но ты прекрасно знаешь, что в желтом моя кожа кажется болезненно серой. Она советовала, потому что никогда не видела меня в этом цвете. Я выбрала цвет баклажана. Ты, верно, помнишь мою накидку в таких же точно тонах, ты всегда говорила, что она мне удивительно идет — так что с легкостью представишь, как чудесно смотрится на мне моё новое платье. Вопреки вашим с мамой советам, я настояла на более консервативном дизайне. Объяснить, в чем суть, нетрудно — Кам никогда не одобрит ни ткань, ни фасон, ни кружево. Наша дорогая илла Камалия в одном из своих любимых непозволительно открытых платьев будет полной моей противоположностью. Ты спросишь меня, зачем такая строгость? Отвечаю — я очень не хочу замуж.
Я легкомысленно рассуждаю о платьях, но мы обе знаем, что волнует меня и тревожит куда больше всей этой праздничной суеты. Поведение духовенства возмутительно. Им мало лекарей и учителей. Они хотят подчинить себе ещё и судей! Образование и медицина в руках лау — явление вполне объяснимое, даже больше того — закономерное. Но как они докажут необходимость перехода гражданского правосудия под власть Храма[14]? Я обязательно поговорю с Кам, а ещё лучше — напишу её отцу. Он всегда имел ко мне душевную склонность. Как считаешь, Кам обидится на мою прямоту? Узнаешь что-то новое по этому делу — пиши.
С любовью и тревогой, София.
17 июля 1507 год со дня изгнания Лауры
София рэи'Бри шлет привет его святейшеству Кристиану лау'Герден
Ваше святейшество илле лау'Герден, вы прекрасно знаете, что я с юных лет интересуюсь политикой и в скором времени планирую поступить в Высшую Школу Права — сделаю это сразу, как только получу разрешение отца. В связи с чем стараюсь оставаться в курсе всего, что происходит в Империи. Меня крайне волнует вопрос реформ, запланированных членами Синедриона. Вы, как человек, имеющий к ним самое непосредственное отношение, должны быть в курсе этого сложного и важного дела. Я понимаю, что мои вопросы могут показаться недопустимыми, но прошу не судить меня и понять — мои помыслы чисты.
Ходят слухи, что представители духовенства хотят убедить его величество Руана рекс'Эквита Ревнителя[15] в необходимости передачи судебных функций Храму. Правда ли это, и как вы сами относитесь к подобной инициативе высокопоставленных храмовников? Какова вероятность, что один из самых выдающихся представителей правящей династии пойдет навстречу церковному жулью?
Мои рассуждения могут показаться слишком смелыми и, возможно, вы сочтете меня наглой, не в меру любопытной особой, но моё мнение таково — суд гражданский и суд божественный вещи неоднородные и неоднозначные. Храм не должен иметь абсолютного права в той области, в которой так легко покарать умеренно верующего, сочтя недостаток веры предательством. Мы оба знаем, ваше святейшество, как много среди аристократов умеренно верующих и не верующих вовсе. Знаем, как велико их имущество, и с какой легкостью оно окажется в запасниках Храма, стоит Синедриону получить право законного суда. Имущество богатых рэи[16], сэу[17] и вэн[18] окажется под угрозой. Волна конфискаций захлестнет весь высокородный мир. Разоренные аристократы — страшнее чумы. Суд в руках Храма грозит обернуться всеобщими волнениями и возможным смещением главы государства. Я преувеличиваю? Отнюдь. Вы не хуже меня понимаете, к чему приведут подобные уступки.
Завершая свое письмо, хочу поздравить вас с получением Ордена Благонамеренной Бриллы[19] и выразить благодарность за вашу последнюю речь.
С уважением и глубокой симпатией София рэи'Бри.
Волосы Софии блестели, отражая солнечный свет, льющийся из высоких окон бального зала. Создавалось впечатление, будто девушка парит в дрожащем облаке цвета золота, мерцая, подобно граням многочисленных бриллиантов. Софи кружилась и прыгала, высоко вскинув подбородок и поднимая тонкие руки так, что длинные рукава-колокола спускались к плечам, обнажая изящные запястья и острые локотки.
Праздник был в самом разгаре. Теплый июльский день наполнял сердца всех присутствующих радостным предчувствием такой же теплой и таинственной июльской ночи. Юная дочь хозяев дома танцевала третий по счету танец, полностью отдаваясь живым звукам оркестра. Молодые и старые, богатые и знатные илле обоих полов, собравшиеся по приглашению его светлости Руфуса рэи'Бри, вели охоту друг на друга и, конечно же, за сердцем дочери хозяина дома.
Завершив третий круг, София одарила своего партнера по танцу лучезарной улыбкой и предложила отдохнуть. Илле Кристофер рэи'Мон не без сожаления выпустил из рук хрупкую фигурку юной рэи'Бри.
— Могу ли я рассчитывать на ваше внимание и за пределами царства музыки? — уточнил мужчина, провожая девушку к пуфам и диванам, обозначившим границу пространства, отведенного под танцы. Тонкие губы его светлости под редкими темными усиками скривились в просительной улыбке.
— С удовольствием, — учтиво отозвалась Софи, не испытывая, впрочем, никакого особого воодушевления от грядущей беседы. Не то, чтобы ей не льстило внимание. Даже будучи умнее и хладнокровнее многих своих сверстниц, София оставалась юной илле, дочерью знатных родителей, той, что по одному только праву рождения привлекает к себе внимание окружающих и испытывает в связи с этим вполне определенные приятные эмоции. Девушку не вдохновлял именно Кристофер — высокий и тощий, словно умершее деревце, с тонкими волосами и парой заметных лысин, он навевал тоску, которую могла разбавить только музыка. Он был достаточно сносен в танце, но в разговоре становился до противного боязлив и покладист, словно вместо Софии перед ним стояло земное воплощение одной из богинь.
Вялый, безжизненный разговор с его светлостью продолжался ровно до тех пор, пока в поле зрения Софии не появилась её близкая подруга Камалия лау'Герден. Камалии хватило одного беглого взгляда на спутника Софии, чтобы тут же придти ей на выручку.
— Ах! Ваша светлость, какая приятная встреча! — с улыбкой принимая церемонный поклон молодого рэи, воскликнула Кам.
— Я так же очень рад! — отозвался Кристофер, с трудом поборов свою привычную робость.
— И как жаль, что нам с её светлостью крайне необходимо переговорить наедине. Вы же простите нас, милый Кристоф? — беззастенчиво стреляя большими глазами, спросила Камалия и даже слегка подалась вперед, желая смутить и без того растерянного мужчину.
— О, конечно, не буду мешать, рад встрече, — выдохнул рэи'Мон и тут же откланялся, скрываясь среди других гостей.
— Ты моя спасительница, — шепнула Софи, беря подругу под руку.
— Иначе никак! — заверила Кам, но тут же нахмурилась и скинула руку Софии, не давая девушке в полной мере насладиться приятным освобождением от неприятного собеседника.
— Что-то не так?
— Ты имела наглость написать моему отцу крайне вызывающее политическое письмо, — хихикнула Камалия лау'Герден, церемонно прикрывая пухлые губки пестрым веером. Её черные, как смоль, волосы и яркие синие глаза составляли поразительный контраст со светлой, сияющей внешностью подруги.
— Я держалась в рамках дозволенного, — возразила Софи, приняв упрек за чистую монету.
— Ты всегда в каких-то рамках, — щелкнув веером, заметила Камалия и неодобрительно осмотрела наглухо закрытый наряд юной рэи'Бри. Сама лау'Герден явилась на бал в откровенном алом платье и вовсе без рукавов, с одним лишь корсетом и юбкой.
— Оба наших наряда предназначены для мужчин, — возвращая на лицо улыбку, заметила София, — Твой завлекает, мой отталкивает.
— Слышал бы тебя мой дорогой папа, — с ядовитой усмешкой начала Камалия, — Ни одного упрека! Ты сильно потеряешь в его глазах, если признаешься в безразличии к моему образу жизни. Он-то, должно быть, уверен, что ты считаешь меня самой порядочной из монахинь.
— Ты служительница одного из храмов, а не какая-нибудь истовая послушница, — пожала плечами Софи, тщательно скрывая свое истинное суждение о поведении подруги. Девушка считала, что для публичного суда над верой существуют боги, никак не люди.
— И то верно, — не скрывая интереса к проходящим мимо мужчинам, обронила Кам.
София последовала её примеру и осмотрелась. Её взгляд тут же вычислил среди гостей её светлость Лайну рэи'Бри в обществе незнакомого молодого мужчины.
— Кам! — позвала София.
Подруга нехотя перевела цепкий взгляд на светлое лицо взволнованной блондинки.
— К нам идет моя мать, — шепнула София. Кам проследила за её взглядом и убедилась в правдивости данного наблюдения.
— Ох, ладно. Ещё один поклонник, — отмахнулась Камалия, поняв причину внезапного беспокойства, — Куда интереснее Кристофа.
— Я не готова к очередной партии игры в любезности, — с чувством призналась София.
— Хорошо, спасайся бегством, — не скрывая хищной улыбки, бросила Камалия, — Я обо всем позабочусь.
Уже через пару мгновений юная рэи'Бри оказалась в безопасности, с тех пор и до самого вечера Софи старательно избегала бдительного взгляда матери, то скрываясь на одном из балконов, то сбегая в сад или к игорным столам, за которыми восседали почтенные женатые илле, не заинтересованные ни в чем, кроме карт. С ними Софи вела успешные беседы о политике, стараясь больше слушать, нежели говорить. В итоге, порядком устав от сигарного дыма и громкого пьяного смеха грузных седовласых мужчин, девушка спряталась в каменной клетке северного балкона, не популярного среди гостей и оттого ещё более ценного в качестве укрытия.
К десяти часам нижний сад затопили серые сумерки и влажная июльская духота. София любовалась открывшимся видом, едва различая темные фигуры гостей, намеренно заплутавших среди высоких деревьев.
— Не пристало высокородной илле разгуливать в одиночку, да ещё так поздно, — заметил Даниэль сэу'Верли, нарушая вечернюю тишину. Его благородие и её светлость уже были представлены друг другу чуть ранее, когда мужчина вел степенную беседу с одним из многочисленных игроков в карты.
— Мне нравится спокойствие этих мест, — пожала плечами Софи, не отводя взгляда от мягких очертаний деревьев и кустов, занимающих всё пространство под высоким балконом.
— Вы что же, совсем ничего не боитесь?
— Я волнуюсь, когда есть основания для разумных опасений, но не теперь. Мы в доме моего отца, а за стеной пьют и танцуют аристократы.
— Полагаете, высокое происхождение гостей гарантирует безопасность? Всякий может воспользоваться вашим уединением.
— Считается, будто все они люди чести. К тому же, я не одна, со мной вы.
— Как я и сказал, пользуюсь тем, что илле разгуливает без сопровождения.
— Так ли это важно? — отмахнулась София, выводя невидимые узоры на сером камне балюстрады, — Такая ночь. Жаль лето не может длиться вечно.
— Однообразие быстро наскучит.
— Вы часто бываете в других странах, верно, бывали и там, где всегда тепло, — задумчиво обронила Софи, — Вам, конечно, виднее.
— Сам я больше люблю осень, — признался мужчина, опершись ладонями о холодный камень, — Так и происходят светские беседы?
София улыбнулась, дав собеседнику разглядеть свое лицо.
— Признаться честно, я небольшой знаток.
— Что же, вы редко выходите в свет?
— Отнюдь. Мои родители любят приемы. Но к вечеру, когда и принято заводить беседы, я, как правило, ускользаю.
— Как теперь.
— Как теперь, — кивнула Софи,
— А как же общество, наряды, поклонники, в конце концов? Ведь вы, как мне известно, девушка на выданье.
София нервно дернула плечиком и, не удостоив собеседника ответом, неторопливо прошлась вдоль балкона, окруженная едва различимым шорохом множества юбок.
— Сожалею, если обидел вас, — извинился его благородие, не сводя глаз с тонкой фигурки, замершей в дюжине шагов от него.
— Вы говорите, как моя мать и считаете, как считают лау, в этом нет ничего удивительного или обидного.
— Не думаю. Вы привыкли, но не смирились. Неужели вам совсем не нужен муж?
— А вам нужна жена?
Даниэль коротко рассмеялся. В полуночной мути его радость казалась преждевременной и неуместной.
— Вот видите, даже вам смешно, — с досадой заключила София.
— Меня развеселило не таинство брака, а ваше суждение о нем, — признался мужчина. Его высокая фигура отделилась от камня, Даниэль предпринял попытку приблизиться, но остановился в паре шагов от цели. На его загорелое лицо падали острые тени квадратных колонн, каштановые волосы казались черными и, лишенные движения из-за отсутствия даже легкого ветерка, виделись застывшими, будто смола. Близость Даниэля заставила Софию поднять подбородок, чтобы с достоинством встретить его прямой насмешливый взгляд.
— Что не так с моим суждением? Я уважаю традицию создавать семьи, но не стремлюсь сменить одну тюрьму на другую.
— Да, я слышал, что младшая дочь Руфуса при всей своей внешней нежности невероятно любопытна и отличается резкостью суждений.
— Значит, обо мне говорят, — спокойно заключила Софи.
— Говорят.
— Много?
Его благородие улыбнулся.
— Как о любой богатой наследнице.
Молодые люди помолчали. София смерила собеседника холодным взглядом и отвернулась к ночному саду.
— Выходит, вы знакомый моего отца? — уточнила она, желая прервать напряженное молчание.
— Сблизились по долгу службы.
— И теперь вы прибыли к нам ради сомнительного удовольствия торчать на балконе?
— А вы и, правда, крайне любопытны. И резки.
— Вы, похоже, совсем ничего не смыслите в крайностях.
— Ровно, как и вы ничего не смыслите в людях, — ровным тоном парировал Даниэль.
— Вполне может быть, — безразлично пожимая плечами, согласилась София, — Ваше замечание напомнило мне о приличиях. Мы недостаточно долго знакомы для свободного общения наедине, так что прошу меня извинить.
— Как вам будет угодно, — Даниэль отвесил церемонный поклон и проводил девушку до дверей в ярко освещенный зал, полный музыки и голосов, — И всё же ваша компания пришлась мне очень кстати.
Софи поощрительно улыбнулась, стараясь скрыть неестественность данного жеста.
Окружавшие их аристократы наслаждались обществом друг друга, крепким вином и вольными ночными танцами, на этот раз София не без удовольствия влилась в общее веселье. Его благородие последовал её примеру, мгновенно утонув в толпе смеющейся молодежи.
19 июля 1507 год со дня изгнания Лауры
София рэи'Бри шлет привет Глории лау'Саур, урожденной рэи'Бри
Слуги давно спят. Родители уехали в столицу. Алихан напевает странную мелодию — весь его вид говорит о том, что вчерашний вечер прошел для него на удивление хорошо (и это несмотря на твое отсутствие). Я устала, меня клонит в сон, но я не могу молчать, ты, верно, даже на расстоянии чувствуешь упадок моих сил.
Мероприятие, которое ты не смогла посетить ввиду занятости мужа, можно с уверенностью назвать потрясением года. Я готова начать с начала, хоть это и непросто. Мои мысли то и дело возвращаются к одному и тому же моменту. Попытаюсь взять себя в руки и объяснить, что к чему.
Гости начали съезжаться задолго до назначенного часа. Наша высокородная родительница всё предусмотрела, поэтому преждевременный наплыв илле с их дамами не стал для нас неприятным сюрпризом. Не вижу особого смысла перечислять всех приглашенных, к письму приложен подробный перечень гостей, составленный нашим домовым[20].
Мы с Алиханом спустились лишь к обеду. Признаюсь, количество людей в зале удивило меня — одни только приветствия заняли больше часа. Следом были танцы и необязательные разговоры. Во время одного из них рядом со мной возникла Кам в таком откровенном наряде, что я не выдержала и отвела взгляд. Куда смотрят её родители? Впрочем, не удивлюсь, если это платье выбирала мачеха Кам, её святейшество Патриция лау'Герден удивительно распущенная женщина. Я никогда не осуждала Камалию за некоторую вольность в одежде, но во всем следует знать меру, тем более, если ты монахиня.
Камалия отругала меня за то, что я осмелилась написать её отцу письмо политического содержания, но ссоры не вышло, мы быстро сменили тему. Разве опасная страсть к политике недостаточное объяснение редких самонадеянных выходок? После разговора с Кам я попыталась скрыться от её светлости — я видела, что матушка направляется в мою сторону под руку с высоким юношей в темно-синей «тройке». В итоге всё вышло так, будто её светлость вела юношу к Камалии. Как изменилось его лицо! Он явно никогда не видел так много женской груди. Придется признать, иногда бесстыдство Кам приносит пользу.
Спрятавшись на одном из балконов, я принялась разглядывать подъезжающие кареты — надо ли говорить, что поток гостей не иссякал до самой ночи. Моё внимание привлекли два молодых илле, беседующих с домовым. Чем именно привлекли — ума не приложу. Наверное, манерой держаться — ни в ком не встречала так много напускного безразличия. Я проследила за ними до главного зала. Одного из илле я узнала — им оказался его благородие Борис сэу'Урвиш. Второго илле я не узнала.
Какое-то время я спокойно рассматривала заинтересовавших меня мужчин. Это продолжалось до тех пор, пока я не увидела знакомую фигурку в открытом алом платье — Кам устремилась к Борису и его спутнику. Царственная Лаура![21] Глори, ты бы знала, с каким чувством я наблюдала эту сцену. Даже теперь не берусь объяснить, откуда взялись во мне эти странные переживания. Я восприняла поступок Камалии, как личное оскорбление. Обида сковала мне сердце, мешая свободно дышать. Что такого я увидела в обычном желании подруги поздороваться со знакомыми? (По тому, как она приветствовала Бориса и его спутника, я поняла, что она знает обоих).
Желая прекратить необъяснимые мучения своего сердца, я покинула зал в надежде на благотворное воздействие спокойствия нижнего сада. Его нежные красоты, ставшие в ночном свете мягкими и таинственными, поправили состояние моего духа.
В дом я вернулась спустя полчаса. Какое-то время непринужденно болтала с гостями, проявляя обязательное участие, ведь я, как-никак, хозяйская дочь.
Милая моя Глория, уж лучше бы я повела себя бестактно и отправилась спать. Кам нашла меня и принялась рассказывать какие-то глупости — ты знаешь, на неё порой находит. Я бы многое отдала, чтобы не чувствовать к ней того, что чувствовала. Это так больно, не понимать, что случилось. Ведь как бы там ни было, она моя подруга!
Знаю, ты скажешь, что я преувеличиваю, но поверь мне, я никогда прежде не испытывала к ней неприязни. Ни ум её, ни манеры, ни тем более отношения с мужчинами никогда не вызывали во мне такого отвращения, как в этот вечер.
Я пыталась разобраться в себе, пытаюсь до сих пор, но всё тщетно. Почему этот случай так меня взволновал? За что я обиделась на неё, Глори?
Ты знаешь мою привычку драматизировать, но, поверь, всё очень серьезно. После тебя она самая близкая моя подруга. Что подсказывает тебе опыт и знание моей натуры? Очень прошу, не медли с ответом, я очень хочу понять, что на меня нашло! Я так виновата перед Кам за свою обиду!
Уже далеко за полночь, а я хотела написать пару слов об отце.
Мы с его светлостью не разговаривали весь вечер — ты понимаешь, я была занята вопросами дружбы. Лишь сегодня, то есть на следующий день, у нас состоялся более-менее продолжительный разговор, целых десять минут. Ты знаешь, в нашем случае это долго. Однако я так и не сумела добиться от него позволения учиться. Он снова твердил о том, что я ни на что не способна и напрасно думаю, будто знаю, чего хочу. Мне всё тяжелее сохранять хотя бы видимость дочерней любви. Понимаю, что могу показаться неблагодарной, но ты ведь знаешь, как много я сделала, чтобы он мной гордился. Теперь, когда моя цель близка, он сопротивляется, полагая, что моё место «в доме мужа», если я найду такового, с моим-то «характером». Ещё год назад его упреки доводили меня до слез, но теперь, дорогая моя сестра, я намерена действовать более решительно. Ничто меня не остановит, вот увидишь!
Добавлю ещё, что позже я всё-таки познакомилась с тем илле, что был с Борисом. Интересный господин, он, сам того не ведая, очень умело отвлек меня от горестных дум.
Алихан перестал петь. Полагаю, самое время лечь в кровать и забыться сном.
Жду ответа! Твоя сестра София.
23 июля 1507 год со дня изгнания Лауры
София рэи'Бри шлет привет Глории лау'Саур, урожденной рэи'Бри
Я бесконечно благодарна тебе за расторопность. Спешу заверить — моё сердце бьется ровно, лишь иногда подпрыгивая от радости. Ты сумела развеять все мои страхи!
Рада, что ты одобряешь мою решимость с отцом. Ты правильно поняла, что именно я намереваюсь сделать.
И, конечно, о Кам! Твои объяснения очень точны. Я обнаружила чудесное сходство признаков. Понимая суть проблемы, я с легкостью её решу. Между подругами не должно быть ни зависти, ни злости. И, конечно, тот факт, что Кам знает всех знатных мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока, мог меня задеть, даже при кажущемся безразличии к такого рода вещам. Мне кажется, безобидная дружеская зависть к популярности Кам более не должна производить на меня столь гнетущее впечатление. Я должна быть выше этого, и я буду.
В конце месяца мы с Кам заглянем в столицу — всего на неделю. Я оставлю для тебя несколько вещей. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Его святейшество Кристиан лау'Герден ответил на моё письмо. Увы, ничего, кроме пустых слов. Даже самые честные политики боятся спасти Рекса от его жадного окружения. Будем надеяться на его собственную разумность.
Обнимаю и жду ответа!
Твоя Софи.