Будет так, как я хочу!

Глава 4

Отчий дом показался мне тихой гаванью и надежным пристанищем. Совсем недавно казалось, что я больше никогда не перешагну его порог – ни по своей воле, ни под давлением. А вот на тебе – вернулась, и даже обрадовалась этому. В жизни еще ничего не изменилось, и проблему с Глебом и деньгами еще не решил никто. Но родные стены казались в тот момент самыми безопасными.

– Сегодня дома сидишь и никуда не выходишь. Дальше посмотрим по ситуации. – Отец, как обычно, командовал и распоряжался. Но сейчас я не имела никакого права спорить и огрызаться.

– На работу надо позвонить, предупредить… – опомнилась, начала искать телефон по карманам.

– Про работу свою дурацкую тоже забудь. Она тебе ничем не поможет. Даже на еду нормальную заработать не в состоянии. – Значит, все-таки, заметил и дешевый чай, и практически пустые полки на кухне.

– Мама, Настя вернулась! Выходи, завтракать будем. – Зычным голосом он окликнул бабушку. Та любила смотреть телевизор погромче и почти никогда не слышала ничего происходящего в доме. Приходилось всегда кричать, чтобы внимание обратила.

Дверь в дальней комнате стукнула, из нее вылетел маленький сухощавый ураган. Дальше были объятия, причитания, поцелуи, снова причитания. Еле вырвалась из родных рук, чтобы хоть нормально поздороваться. Закусила губу, чтобы не расплакаться. Но глаза предательски намокли.

– Что же ты, деточка моя, так исхудала? Разве можно так себя доводить? Ну-ка, пойдем быстрее, будем тебя откармливать! – бабуля, хоть и сурового нрава, любила меня до беспамятства. Так, что это порой переходило все грани. Дай волю – она бы к нам с Глебом в постель заглядывала, чтобы проверить, удобно ли мне лежится… Но ссора с отцом нарушила нашу связь. В тот раз бабушка тоже заняла его сторону, чем лишила меня последней веры и надежды на чудо.

– Мам, давай, вы потом наговоритесь? – отец прервал наши излияния чувств. Он очень всего этого не любил. – Мне нужно быстро поесть и убегать. Дел невпроворот. Да еще и Настасья забот подкинула.

Вот так – всегда. Что бы ни приключилось, он всегда находил повод в чем-то меня упрекнуть. Даже когда по делу что-то предъявлял, от этого становилось больно.

– Ну, пойдемте. Там уже все остыло, наверное. Но я разогрею, быстренько. – Бабушка, взяв меня за руку, словно боялась снова потерять, шустро посеменила на кухню. – А ты, Денис, с Настей не говори так! Будто сам не был молодым. И мне седины не добавил.

Она зыркнула грозно из-под седых бровей. Так, что любой другой растерялся бы. Но только не отец. У него взгляд был похлеще бабушкиного.

– Вот потому и говорю, что знаю, до чего глупость и бесшабашность может довести! И Насте таких ошибок в жизни не надо!

Это был запрещенный прием. И все об этом знали прекрасно. Поэтому замолчали, каждый уткнувшись в свою тарелку. Бабуля – в свою чашку с любимым травяным чаем.

Ошибка в жизни, надо так понимать, – это я. Анастасия Денисовна Астафьева. Рожденная Астафьевой Мариной по залету, и почти сразу же ею брошенная на шею папы. Папа эту ошибку признал, а потом всю жизнь старался исправить. Вот только, дети, в отличие от других ошибок, ластиком не стираются и кнопочкой «делит» их не удалишь. Остается только вкладывать все силы в их воспитание и беречь от подобных же проколов.

Мама и вовсе поступила просто: меня отцу сплавила и унеслась в неведомые дали. Появлялась раз в пятилетку, дарила подарки, опоздавшие на несколько лет, вытирала невидимые слезинки… Сообщала, что очень своею дочерью гордится, и снова исчезала надолго.

Не могу понять одного – почему отец с нею так и не развелся. Мог бы свою жизнь попытаться устроить… Хотя… За это я ему благодарна: потерю отца, ушедшего к другой женщине и в другую семью, перенести не смогла бы.

– Папа… если ты не хочешь заниматься моими проблемами, так и скажи… – Не выдержала, все-таки. Не могу переносить, когда тыкают носом в мое нежеланное появление на свет.

– А разве я сказал такое когда-нибудь? – отец вздохнул, поднимая на меня тяжелый взгляд.

– Ну, ты про ошибки молодости всегда неспроста начинаешь…

– Я их наворотил, мне последствия и разгребать. Угомонись, Настя. И лишнего не придумывай. Ты – моя дочь, и об этом я никогда не жалел. – Он встал из-за стола, уже на ходу прощаясь. – Мама, спасибо, все очень вкусно. Проследи, пожалуйста, чтобы эта пигалица никуда из дома не усвистала.

– Пап, а ты мне сообщишь, когда станет понятно, что можно сделать? – я рванула за ним. Спрятаться дома – это, конечно, классно. Но ведь Глеб еще где-то сидит, избитый и связанный, а мы еще ничего для него не сделали.

– Когда разберусь, тогда и скажу. – Он опять был суров и непреклонен донельзя. – А пока выключи телефон. А лучше – отдай-ка его мне.

– Но… Зачем? И как я буду без него? – не понравилась эта идея совсем. Словно первоклашку наказывал.

– Затем. Чтобы не было искушений включить его и кому-то звонить. Или на звонки отвечать.

Вздохнула. Не та ситуация, чтобы капризничать и доказывать свое право на самостоятельность. Я это право профукала окончательно, как только о помощи попросила.

Отец забрал телефон, рассмотрел заставку – а там была полная чернота, вместо нашей с Глебом фотографии, невесело ухмыльнулся.

– Планшет и ноутбук – тоже сюда неси.

– Но, пап..

– Никаких «но». Делай, что велено!

– А чем я заниматься буду целый день? – вообще не могла представить, как можно остаться без гаджетов до самого позднего вечера.

– Бабушке помоги. Научись у нее носки вязать. Может, когда-нибудь пригодится…

Бабушкины носки были притчей во языцех для всех наших родственников. Она вязала их с какой-то невероятной скоростью и одаривала всех родных и знакомых. При каждой встрече – новую пару вручала. Не важно, что никто такие давно уже не носил.

– Хорошо. Научусь. Но только попробуй не надеть то, что у меня получится!

– Вот такая, Настя, ты мне нравишься намного больше. – Теперь улыбка потеплела, и взгляд уже не давил тяжестью. – Все. Я ушел. А ты не майся дурью, не страдай. Все хорошо будет.

И, о чудо! Он даже поцеловал меня в щеку, приобняв. Как всегда делал раньше. Значит, не так и плохо все. И не так уж он радовался, когда я из дома ушла…