Будь ты проклят, сводный!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

АНТОН

Верю.

Верю, что она изменилась.

Как и моя реакция на ее присутствие, на ее прикосновения. Между нами чертовски мало пространства. Каждый сокращающийся по моей инициативе миллиметр лишает способности адекватно мыслить. А в данный момент, когда ее нежная ладонь касается моего лица, у меня белый шум в голове. Опять теряю связь с реальным миром. Самоконтроль достиг критически низкой отметки.

Я сорвусь… по любому сорвусь!

Я наклоняюсь к Таше непроизвольно, накрываю ее бархатистую руку своей грубой мозолистой ладонью, чтобы убрать, но в итоге крепче стискиваю изящные, хрупкие пальчики.

Просто… жажду эту девушку.

Она, проклятие с антрацитовыми глазами, подвисает, точно как я пару мгновений назад. Ей бы по-хорошему опомниться первой, влепить мне пощечину, отрезвить от одурманивающей близости. Остудить мое пламя льдом.

Коснусь ее губ, и пути назад не будет.

Рывок разделяет меня от того, чтобы впиться в эти припухшие уста, завлекательно поблескивающие после того, как она проводит по ним кончиком розового язычка.

От одной мысли о поцелуе с Ташей в тесном спортивном авто у меня твердеет член. Кожу пощипывает током, глотку сушит от нехватки влаги. В данный момент эта девчонка ― мой источник энергии.

Сводная сестричка освобождается от оков оцепенения, трется бедрами о сидение. Обтяжка из кожи скрипит. Я сосредотачиваюсь на этом раздражающем слух звуке, надеясь, что это поможет понизить уровень напряжения. Ни хрена. Витающий в воздухе накал возбуждения и противостояния нарастает. Даже дотрагиваться до чертовой руки Таши все равно что подходить ближе к краю жерла пробуждающегося вулкана без экипировки.

Да.

Она больше не та девчонка, с которой я обошелся как последний гандон. Она будет кусаться и брыкаться, если я нападу снова.

Я убираю от себя ее руку, чересчур резко, но предпочитаю эту крайность другой ― той, которая подразумевает сплетение наших обнаженных тел в жарком сексе. Чем больше я провожу времени с Ташей, тем чаще возвращаюсь к совету Мирона. Может, зря отпираюсь от этой идеи. Может, если затащу Ибрагимову в постель, мои муки прекратятся.

С другими кисками не церемонюсь. Так чем она отличается?

«Вы дружили» ― подсказывает память.

Точняк. Друзей не трахают, в том числе бывших.

К тому же, мы были детьми.

И Таша не была такой знойной красоткой.

Год назад я мог назвать сотню причин, по которым ни за что не залез бы ей под юбку.

Она с дотошной избирательностью тащит на кассу материалы для своих занятий чем-то там. Скульптурой, да. Одними только книгами забивает багажник моей итальянской малышки и выражает недовольство, говоря, что я сделал неразумный транспортный выбор для поездки с ней. Так бы и сказала, что ей потребуется хренов автобус.

Мы прошерстили несколько торговых центров, чтобы вычеркнуть часть пунктов из ее бесконечного списка. Выехав из дома в первом часу, вернулись обратно с закатом. Мой телефон разрывается от сообщений друзей. Они забивают личку расспросами, где меня черти носят. В «Арте» собрались все наши и ждут, когда я, если цитировать слова Мирона, приволоку свой царский зад к ним.

Мы с Ибрагимовой расходится на втором этаже. Эта овечка, разыгрывая передо мной героическую выносливость, отказалась от помощи затащить книги в ее спальню, и теперь пыжится от веса внушительной стопки, которой подпирает свой подбородок.

Я переодеваюсь в чистые шмотки, спускаюсь на кухню, совершив спринт-набег на содержимое холодильника, и выдвигаюсь в путь.

Модный московский ночной клуб встречает меня разрывающими басами и забитым экстатической толпой танцевальным залом. Моя компания обитает на втором уровне заведения, занимая треть этажа.

― Приветик, Антоша, ― кокетливо перебирая пальцами по воздуху, воркует Светка, однокурсница. Мы перепихнулись разок несколько месяцев назад. Она до сих пор рассчитывает на повторение.

― Здаров, Тоха, ― мою руку жмет Толян, чувак с универа, ухлестывающий за этой фифой.

Перекинувшись приветствиями с остальными, я плюхаюсь на полукруглый кожаный диван между Мироном и каким-то незнакомым челом, изрядно выпившим, судя по исходящему от него амбре. Друг, зажав в зубах электронку, плескает мне в стакан односолодовый виски. Дрю как обычно залипает в телефоне, не обращая внимания на вертящую перед ним классную задницу.

― Мы думали, ты пропустишь сегодня, ― говорит Мирон. Мы чокаемся и залпом опрокидываем в себя по порции алкоголя.

― Замотался.

― Чем маялся?

― Кем, ― мрачно усмехаюсь я.

― А? ― переспрашивает Мирон, не расслышав.

Я мотаю головой.

― Проехали, ― кричу ему.

Пожав плечами и вальяжно откинувшись на спинку дивана, Мирон выпускает струю белесого дыма в потолок.

― Как дела с сестричкой? ― все же не унимается он. ― Уже засадил ей? ― я не успеваю ответить и слышу его гогот. ― По мордахе твоей угрюмой вижу, что нет. А чё так?

Я стискиваю челюсти.

― Меняем тему, ― рублю безапелляционно.

Мирон выставляет руки вперед.

― Понял-понял, братишка, ― он перекидывает клешню через мои плечи и указывает вперед, обводя беглым жестом толпу на нижнем уровне. ― Тебе необходимо снять напряжение. Здесь полно куколок. Ты только всмотрись в этот цветник! Дерьмо-о-о, ― делает быструю затяжку и выдыхает. ― Благослови господь короткие юбки.

После второй порции виски я разрешаю какой-то девице разместиться на моих коленях и измазать помадой шею. По-хозяйски трогаю ее за талию и попку. Мы оба понимаем, что через часок-другой выйдем из этого клуба, и я трахну ее либо на стоянке в своей машине, либо где-нибудь еще вдали от посторонних глаз.

После третьей порции виски я уверенно хватаю незнакомку с карэ за руку и веду к винтовой лестнице. Мы спускаемся на первый этаж и идем в толпу, чтобы добраться до уборных, а если там все будет занято, то выйдем из «Арта» через запасной выход.

Нырнув в самый эпицентр хаотично перемещающихся по танцполу людей, я застываю как вкопанный на месте.

У барной стойки смеется с каким-то недомерком в розовой рубашке Таша Ибрагимова.

Моя «Джинкс».