– Он хочет все, – рыдает начальница. – Наш особняк в центре... Бизнес. Активы в зарубежных банках! Ян Горский разрушил мою жизнь!
Ян? Горский?
Роняю чашку и белый фарфор разлетается об пол.
– Осторожнее! – орет Илона.
– Извините, – бормочу я.
Три дня назад у нее умер муж – наш настоящий хозяин. Бывшая фотомодель Илона не появлялась в центральном офисе до сегодняшнего дня. Сюда она приехала с похорон: в черном платье от «Гуччи» и в кружевной накидке на золотистых волосах. Вместе со своим юристом.
Кроме мужа она потеряла бизнес и имущество.
– Вы сказали, Ян Горский? – волнуюсь я.
– И что? – огрызается она. – Постой ты же тоже Горская. Вы однофамильцы?
– Это мой бывший муж.
Илона презрительно мерит меня взглядом.
– Ты была замужем за Яном Горским? – она издевательски смеется. – Пойди, переделай кофе. Ты что-то путаешь. Он финансовая элита страны, у него жена модель.
– Все верно, это он. Не знала, что он женился.
– Ненормальная, – хлестко бросает вдова.
Убираю осколки и выхожу из кабинета.
В приемной ждут главный бухгалтер, топ-менеджер, начальник охраны. Все перепуганные. В кухне сажусь на диванчик: кофе варить нет желания. Если Ян Горский забирает бизнес, кофе никому сегодня не понадобится.
За его жизнью я перестала следить после развода. У нас был год ужасного брака, и свобода казалась слаще меда. Ян – мерзавец, ублюдок и редкостная сволочь.
Не завидую вдове.
– Придется увольняться, – вздыхаю я.
В кухне появляется Катюша – личная секретарша босса. Заплаканная и в черном, на похороны они ездили вместе.
– Ты видишь, что происходит? – она давится слезами. – Владислава Сергеевича довели до смерти! Илона отдает все. Боюсь, что будет дальше!
Умная мысль, Катюша.
Обычно мы не общаемся.
Я слишком мелкая сошка даже для секретарши. Моя должность – менеджер по гостеприимству. В мои обязанности входит встречать гостей и приносить им кофе.
Ниже меня только курьер.
К несчастью, мне не повезло с образованием. На другую работу я пока рассчитывать не могу.
Вот все и закончилось.
– Пойду собирать вещи, – встаю я.
– В смысле?
Катюша таращится.
– Он все равно меня уволит. Лучше сделаю это сама, чем охрана Горского меня вышвырнет.
– Он уже едет, – добавляет Катюша вслед. – Илона с юристом его ждут... Эй, а кофе ты собираешься делать?
Еще лучше: Ян едет сюда.
– Сама сделай.
Уходить обидно до слез. Это крупная компания с больничными и соцпакетом. Здесь платили неплохо и разрешали ходить на сессии, я успевала учиться и могла платить за вуз. Другую такую я не найду. Прощайте планы и надежды вылезти из дерьма за несколько лет, воссоединиться с семьей и уехать в безопасное место.
Ян калечит мне жизнь снова! В груди пульсирует от ненависти к бывшему.
– Вера, – раздается позади голос Илоны, пока я собираю вещи в кладовке. – Это правда, что ты была замужем за Горским?
– К несчастью.
– Почему вы расстались?
– Долгая история.
Полезет в интернет выяснять детали, уверена. А там наверняка что-то осталось, если Ян не все вычистил. Ну и плевать. Я ухожу.
– Не понимаю, почему я раньше о тебе не слышала?
– Он скрывал меня. Я его первая жена.
Я не особо любезна, но Илона не уходит. Наоборот, закрывает дверь, чтобы в приемной не слышали.
– Если вы были женаты… Может поговоришь с ним?
Запихиваю вещи в сумку и поворачиваюсь.
Илона растерянно стоит на пороге. Глаза заплаканные и просящие – она в отчаянии. Не знаю, чем Ян взял ее за горло, но если вцепился, то ей конец.
– Плохая идея. Ян меня ненавидит.
– Я думаю, он что-то сделал с моим мужем… – признается она. – Официально он умер от инфаркта. Но Горский был последним, с кем Слава встречался. Перед смертью он хотел все переписать на меня.
Не дай бог услышат!
Подхожу ближе, чтобы Илона увидела мои глаза. Печальные, но абсолютно не удивленные.
– Узнаю Яна. Ни в коем случае не пытайтесь обвинить его. Хотите хороший совет?
– Да.
– Отдайте ему все.
Направляюсь к двери, забросив на плечо сумку.
– Я с ним пересплю, – вдруг выпаливает она.
С сочувствием оборачиваюсь: она красавица, конечно. Владислав Сергеевич знал толк в женщинах. Царствие ему небесное. Илона просто богиня. И привыкла этим пользоваться, как Клеопатра, которая спала со всеми, кто ее побеждал.
– Попробуйте, – серьезно советую я. – К женщинам он питает слабость. Особенно к красивым и попавшим в его ловушку. Удачи.
Удача тебе теперь понадобится, Илона.
Надеюсь, успею свалить до того, как Ян заявится. Пусть обо мне останутся одни воспоминания, когда он будет занимать свой трон. Но в холле понимаю, что опоздала: кортеж Яна уже паркуется у крыльца... Увидев, как мужчина в черном открывает дверь вороного «бмв», прячусь за кофейным автоматом.
Ян появляется из машины. Высокий, мощный, серый костюм сидит, как с иголочки. Здоровенный и сексуальный мерзавец. До сих пор мужчины такого типажа меня привлекают. Но я уже знаю, какие они козлы.
Как Илона его назвала: финансовая элита. Придется ей поунижаться, ползая перед этой элитой, чтобы не сразу сожрали. Хотя, может быть, Ян ее сначала трахнет, как меня. А потом уже…
С другой стороны авто выходит длинноногая девушка. Интересно, это не та секретарша, которую он отжарил в нашу брачную ночь?
С видом победителя Ян пересекает холл. Самодовольное лицо говорит, что этот мир он на одном месте вертит.
– Закройте офис! Никого не впускать и не выпускать, пока Горский не примет объект!
Черт, не успела…
В холле после них остается легкий запах духов. Это «Шанс». Хорошо его знаю, меня Ян тоже заставлял им пользоваться. Он от этого запаха млеет. А я ненавижу, потому что он возвращает в прошлое, где я жена Яна Горского… Женщины мечтают о таких, как мой бывший, пока не выйдут за них. Потом розовые очки бьются стеклами внутрь и хорошо, если глаза уцелеют.
На третьем курсе театрального я отправилась на кастинг по совету преподавательницы актерского мастерства. Она неофициально пригласила к себе и вполголоса сказала:
– Мой старинный друг разыскивает актрису в тайный проект. Ты можешь подойти.
– Что за проект? – чуть не умираю от любопытства. О протекции по знакомству все мечтают с первого курса.
– Проект личный, но он станет мощным трамплином в будущее, девочка, если правильно распорядишься шансом.
Она загадочно улыбнулась и дала контакты.
– Я от Альбины Борисовны! – через десять минут уже сообщала я в трубку. Эта овца Альбина Борисовна потом делала все, чтобы меня отчислили. Теперь я в этой сфере персона нон-грата.
Когда меня пригласили, я ожидала, что это будет документальное или авторское кино. Не знаю, с чего я так решила. Альбина Борисовна пользовалась великолепной репутацией. Заслуженная, и все такое. Никогда бы не подумала, что старая карга может меня подставить.
Полагаю, она невзлюбила меня с первого взгляда, но как все лицемерные люди скрывала это. Кроме того, у меня не было знаменитых и богатых родственников. Если бы она была в приемной комиссии, думаю, я бы вообще не поступила.
Перед кастингом я получила сценарий.
По телефону меня проконсультировал энергичный мужчина. Было велено взять вечернее платье, каблуки и бикини, и «посетить косметолога при необходимости». Если бы не протекция преподавателя, я бы решила, что это кастинг в бордель и не пошла бы.
Сценарий тоже был странным… Несколько страниц с монологами и фразами, которые я должна эмоционально произносить. От меня ждали, что я сыграю загадочную красотку, попавшую в зависимость от мужчины… Хм. В сценарии фигурировала сцена на коленях. Героиня обнимает ноги героя и просит не оставлять ее. Не слишком похоже на документалку, да? Сценарий больше напомнил «Пятьдесят оттенков серого».
Но я уже договорилась.
Альбина Борисовна была убедительна.
В день кастинга я пришла одна. Вместо агентства встречу назначили в ресторане. Я шла, внутренне ожидая сауну и хрен знает кого вместо кастинг-директора. Меня проводили в приватную комнату.
– Проходите, Верочка, – мужчин было двое, но активничал молодой.
Второй не говорил, а смотрел со стороны, покуривая эбеновую трубку. Для себя я решила, что он продюсер, хотя до сих пор не знаю, кем он был и кто на самом деле режиссировал этот ад.
– Я от Альбины Борисовны, – на всякий случай предупреждаю я.
Все-таки ресторан, приват-комната и двое незнакомцев.
– Переоденьтесь.
– В купальник? Или в платье?
– В бикини.
Переодеваюсь здесь же, за ширмой. На самом деле, бикини я заранее надела вместо белья. Сбрасываю футболку и джинсы, надеваю босоножки и выхожу из-за ширмы, как девушка с подиума.
На меня смотрят секунд тридцать.
– Повернитесь.
Разворачиваюсь лицом к двери. По-моему, это был знак судьбы, чтобы уйти. Мою пятую точку рассматривают, одобрительно хмыкая. Здесь холодно и я покрываюсь мурашками.
– Встаньте в профиль.
Поворачиваюсь.
– Поднимите волосы. Улыбнитесь.
Подхватываю копну волос и обворожительно улыбаюсь, кинув косой взгляд.
– Спасибо. Платье.
Снова скрываюсь за ширмой. Платье я взяла у подруги, она у нас клубная «зажигалочка» и наряды соответствуют. Это черное платье без плеч, да еще и с разрезом. Такое узенькое, что каждую деталь на теле видно. Подруга сообщила, что подцепила в нем классного папика. Мол, счастливое платье, бери.
Мужчина издает восхищенное «О-о-о», когда выхожу из-за ширмы, покачивая бедрами.
– Прочтите текст. Сценарий нужен?
– Я выучила.
В роль войти не трудно, в то время я была романтичной и безбашенной. Встать на колени ради мужчины? Нет проблем! Буду цепляться за брючину и за ним ползти, рыдая и умоляя меня не бросать. Я полностью в своей тарелке и очень хочу произвести впечатление. Это не трудно.
– Спасибо, – меня останавливают. – Нас устраивает.
– Я подхожу? – волнуюсь я.
– Нам нужно обсудить вашу кандидатуру. Но скорее всего, – переглядываются. – Да.
– Могу я задать несколько вопросов о проекте? С кем буду работать? Когда съемки?
– Альбина Борисовна не сказала вам?
Второй с интересом следит, пыхнув трубкой. От крепкого табачного дыма щиплет в носу.
– Нет…
– Вы будете работать с ВИП-клиентом. Лично.
До меня доходит не сразу. И ради этого я скачу здесь в бикини и едва ли не пол целую, по которому «он» ходил?!
– Вы имеете в виду – эскорт?! – задыхаюсь я от возмущения.
Мужчина с трубкой вдруг встает и выходит. Второй указывает на дверь.
Я настолько теряюсь в ощущениях, что безропотно следую за ним. Меня обескураживает его решительность, что может так сделать – попробовать меня пальцем при втором поцелуе. И ему за это ничего не будет. Ни пощечины, ни возмущения. Потому что это было ошеломительно потрясающе.
Со мной так поступили впервые. И я отчетливо понимаю, что Яну Горскому – так можно. Ему можно все. И эти несколько секунд за портьерой дали понять, что вечер закончится сексом. Тогда, когда он решит, и таким, как он решит.
Я всерьез хотела избежать интима… Наивная девочка!
Яну Горскому не говорят нет.
– Держи моя сладкая, – он предлагает бокал вина.
Отпиваю.
Потрясающе терпкий, сильный вкус, чем-то отдаленно напоминающий гранат… Или кровь? Щеки заливает румянец, я смотрю вниз, пока откровенный взгляд Яна скользит по моему лицу и губам. Он хочет знать мои ощущения. Хочет увидеть глаза.
Но я упрямо рассматриваю пряжку его ремня, боясь взгляд поднять.
Он и так уже все понял. В тот момент, когда за портьерой показал, что я его девочка и попробуй сказать «нет».
Ян Горский знает, что я покорилась.
– Как ощущения?
Понятия не имею, о чем он. Но кажется, что он об этом… И заливаюсь краской еще сильней. Потрясающие ощущения. Внизу живота пылает пожар. У меня еще не было, чтобы с одного раза меня завело вот так… И мне кажется, он знает, что я теку от возбуждения, один раз ощутив его палец внутри. Мне хватило, да.
– Хорошо, – бормочу я.
Как он может держаться так непринужденно после этого? Я от смущения не знаю, куда глаза деть. От стыда за свое поведение – тоже.
Внизу живота собирается тяжелый ком из возбуждения и страха. И только Ян Горский может меня от него избавить.
Он подходит ближе. Я смотрю ему в грудь, ощущаю дыхание на ухе, словно он хочет что-то сказать.
– Оставлю тебя ненадолго, – шепчет он.
Я плюхаюсь на кожаный диванчик, когда он выходит. Тогда я не знала, что за нами притащилась охрана и он вышел дать распоряжения. Ян собирался трахнуть меня. Ему нужно дать инструкции и отдать телефон.
Оленёнок в западне.
Однажды он признался, что тот момент влюбился в меня: такой беззащитной и соблазнительной я выглядела.
Я дышу, пью вино и ощущаю, что больше всего я хочу, чтобы Ян скорее вернулся и разложил меня на диване. Пусть я бы извивалась под ним, царапала спину и стонала, даже без поцелуев, лишь бы скорее унять огонь, который он разжег во мне тем движением.
– Успокойся, не надо так, ты же не шлюха, Вера, – шепчу я себе. – Не шлюха.
Я решительно себя не узнаю. Он словно подсыпал мне что-то, но я загорелась до того, как выпила.
Ян возвращается.
На мгновение ловлю его взгляд: жесткий и нахальный, горячий. Он хочет меня и идет трахнуть. Я не скажу ему «нет». В моих глазах он видит покорность, отчаяние, страстное желание и неспособность сопротивляться. Видит мою слабость.
– Встань, – положив руку на затылок, он поднимает меня. Запрокидывает голову поцелуем. – Хочешь меня?
Я дышу, рассматривая влажные губы Яна.
Он не требует ответа.
Рука скрывается под подолом, и он делает то же самое, что за портьерой. Я издаю стон, когда его палец проникает внутрь. Он чертов дьявол! Ему очень трудно сопротивляться! Я закусываю пиджак на плече, чтобы подавить этот стыдный стон желания. Чуть приседаю, скрещивая ноги – я хочу его до безумия, но мне нужно, чтобы он убрал руку!
Ян меня не слышит.
Он срывает последние барьеры, за волосы запрокидывая мне голову. Смотрит в глаза, но я закрываю их, дыша открытым ртом. Я максимально открыта. Я полностью его. Делай со мной, что хочешь, Ян, даже если я буду говорить нет, ты все равно сделаешь это, а я все равно буду хотеть тебя…
В тот момент мне напрочь отшибает мозги. Я забываю зачем я в «Небесах» и о том, что может что-то случиться. Меня послали для чего-то. Но когда Ян Горский так смотрит, я могу только стонать…
Поцелуями он покрывает мои скулы и шею. Не отпуская волосы, заставляет выгибаться, я кукла в его руках.
Наконец наши губы встречаются, и я больше не безответный Олененок. Я отвечаю на поцелуй Яна, подстраиваясь под его ритм.
Мы не видим ничего.
Перед моими глазами тьма, заполненная его запахом и шелестом его одежды и дыханием. И где-то среди этих волнующих звуков я слышу металлический звук взводимого курка…
Отрезвляющий.
Разрушающий все, что между нами успело возникнуть.
Ян реагирует первым: за шею отрывает меня от себя. Я до сих пор плохо представляю, что тогда произошло и сколько их было. Все разворачивалось стремительно.
Я запомнила вспышками. Как падаю на колени. В нас не стреляют – замахиваются чем-то вроде дубинки, и Ян успевает закрыть меня левым плечом. На него обрушивается сокрушительный удар. Когда вспоминаю тот вечер, всегда вижу эту сцену. От боли его дыхание становится сдавленным.
Я закрываюсь руками и собираюсь закричать. Один из-них вытаскивает меня из-под Яна и зажимает рот рукой. Его ладонь пахнет металлом, потом и табаком, в нее я и ору, брыкаясь, пока Яну набрасывают сзади удавку.
Их четверо или больше.
Я хорошо запомнила того, кто душил Яна – он стоял прямо напротив. Это был здоровый мужик в кожаной куртке и в маске мотоциклиста.
Я очень хорошо запомнила его глаза. Абсолютно спокойные, темные, красивой формы – я помню его, как будто мы хорошо знакомы, так сильно отпечаталась в памяти эта картина.
И лицо Яна, побагровевшее и полное злости и желания жить, я тоже помню до мельчайших деталей. Как он пытается вдохнуть и не может. Руками пытается ослабить удавку.
Это заняло несколько секунд. Но в кошмарах это всегда длится долго.
Он тоже смотрел на меня. Я орала в ладонь и не могла остановиться, потому что уже понимала…
Вот зачем я должна была привести его в «Небеса».
Его оттаскивают назад. Их трое: они силой пытаются вывернуть ему руку и положить на спинку дивана… Зачем я понимаю, когда в руках одного из них появляется нож…
Первое, что они делают – рвут и срезают одежду. Я ощущаю холодное прикосновение лезвия к бедру, когда юбку режут по шву. Затем руками рвут белье.
Я ничего не вижу.
Повязку снимут в самом конце, чтобы я не опознала их.
– Вкусная девочка, – ржет один из них.
Их четверо, как в клубе.
Только здесь нет Яна, чтобы помочь. Я кричу сквозь скотч, когда меня шлепают по ягодицам. Затем понимаю, что крики не помогут и просто плачу, голая, сжавшись в комок.
– Мы еще с тобой поближе познакомимся, – обещает хриплый голос, полный похоти. – Вставай, сучка!
Меня переворачивают, заставляют подняться и спиной прислоняют к холодному бетону. Затем срывают повязку и отступают.
Я жмурюсь от боли.
Глаза режет яркий свет – в лицо бьет прожектор. За световой завесой скорее угадываю, чем вижу, очертания камеры на треноге и мужской силуэт.
Остальное тонет во тьме.
– Тебя предупредили несколько раз. Тебе давали хорошие рекомендации, жаль, что мы ошиблись. Теперь мы должны записать на тебя компромат.
Нет.
Я жмурюсь, давясь беззвучным плачем.
Они сделают запись, чтобы шантажировать меня. И я прекрасно понимаю, что это будет за запись. Куда меня втравила эта сволочь преподавательница – тоже понимаю. В этом месте они снимают девушек, чтобы те их слушались. Заставляют, как проституток. Я боюсь того, что будет дальше.
Боюсь до боли в животе и сведенных судорогой ног. Это же беспроигрышно: я могу взбрыкивать, как угодно, но они запишут, как меня насилуют и у них будет стопроцентный способ шантажа. Это осознание едва не стоило мне рассудка.
Они снимают скотч.
Отлично помню, как я стою на фоне серой стены подвала, и дрожу, закрыв руками грудь и пах. Мне холодно. Я раздета и унижена. Кожа покрыта мурашками. Крошечный клочок малиновой блузки, на котором стою, совсем тонкий и ступни мерзнут.
Я всхлипываю, но уже не плачу.
Просто не могу – глаза сухие. Ядерная смесь, которую я ощущаю, ужасна.
– Ян вас уничтожит за это…
– Ты сама знаешь, что нет. Он уничтожит тебя.
Человек, который еще недавно так мило общался со мной по телефону, превратился в палача.
– О чем ты думала? Ты правда поверила, что мы позволим тебе крутить хвостом? Ты расплачиваешься за свои косяки, девочка!
Носом втягиваю холодный воздух, чтобы не разрыдаться. Пахнет старым бетоном. Интересно, сколько девушек побывало в этой «студии»?
– Ты должна сказать правду.
Глазок видеокамеры черной точкой смотрит на меня. Немо и равнодушно. Они запишут издевательства. Они уже это делают, и все что я могу – стоять на своем и все отрицать.
– Вы покажете видео ему?
– Его никто не увидит, если ты согласишься с нашими условиями!
А если нет – сольют записанный компромат. Начинаю плакать, но только голосом. Хнычу, от разочарования в людях. Я им верила!
– Я не тороплюсь. А ты не простоишь всю ночь, девочка. Не упрямься. Скажи кто ты и что здесь делаешь.
– Нет, – качаю головой, еще теплится шанс, что все разрешится.
Не знаю, откуда этот упрямый оптимизм.
Он не отвечает. Откуда-то плывет ароматный, тяжелый запах табака, словно раскурили сигару или трубку. И я понимаю, что он тоже здесь.
Стоит где-то за границей темноты и смотрит, как голая, я давлюсь слезами в круге света.
Я не вижу ничего. Прожектор слепит глаза. Черт возьми, я оказалась на сцене, как и мечтала, только кто сказал, что наши мечты сбываются, как хотим мы? Мои все сбылись не так. Насчет карьеры, семьи… Яна Горского. То, что они делали со мной, чудовищно.
И они оказались правы.
Стоять невыносимо, а они никуда не торопятся. Продюсер за кадром дымит и по подвалу плывет дымка. Я в ловушке. Никто не знает, где я.
Я стою долго.
Плачу, прошу отпустить, но они просто наблюдают из темноты. Начинает казаться, что у меня едет крыша и вокруг нет ничего, кроме бетона и белого слепящего света…
– Скажи правду. И сможешь пойти домой. Иначе мои парни трахнут тебя, а я это запишу. Тогда Горский увидит эту запись. Сама решай. У тебя три минуты.
Губы дрожат.
– Меня зовут Вера, – наконец произношу я. – Я актриса.
По щекам текут слезы. Они снимают общим планом: прекрасно видно обнаженную фигуру. Говорю и ненавижу себя за это. Но другого выхода нет.
– Меня наняли, чтобы я познакомилась с Яном Горским и отвела его в клуб «Небеса» на два свидания…
Всего две фразы.
Все, что от меня хотели. Камера выключается, а я рыдаю в первый раз в голос. Потому что они доломали меня и заставили признаться. Потому что устала и продрогла. А самое главное, Ян это услышит… Это конец.
Это в любом случае конец.
– Тебя отвезут домой после того, как парни с тобой закончат.
Меня уже не снимают. Падаю на колени и плачу в ладонь.
– Вы сказали, меня отпустят!
– Ты слишком упрямая. Нам нужны гарантии, что ты к нему не пойдешь. Думаю, после такого – точно, правда, Вера?
Издевка в голосе.
Внутри меня что-то вопит от страха. Я хочу все исправить. Я не хочу, чтобы со мной произошло это и кажется, что я еще справляюсь с ситуацией.
– Я обещаю, что больше не подойду к Горскому!
Я слышу скрип: кто-то за пределами видимости уходит, открыв скрипучую дверь. Уверена, что это курильщик. Не захотел смотреть на то, что будет дальше…
– Нет! – ору я.
Я плохо помню, что произошло потом. Это было предобморочное состояние, в котором я ничего не соображала, как перепуганный… олененок перед расправой. Я думала, нас будут снимать. То, как эти мужчины делают со мной ужасные вещи. Стояла на куске малиновой тряпки, в которую превратилась моя блузка, ожидая, что сейчас со всех сторон на меня бросятся эти звери.
Меня охватывает дрожь.
Кто-то перехватывает руки горячими пальцами. В ухо дышат и меня валят на пол, одновременно закрывая рот, когда вскрикиваю.
– Дай скотч, – раздается хриплый голос.
– Я был их целью. То, что случилось с тобой… месть за неудавшееся покушение и попытку отрезать мне палец. Прости, Олененок.
Ян садится на кровать и целует в шею. Я выдыхаю…
Он ничего не знает.
Думает, я ни при чем. По щеке сползает слеза облегчения. Ян снимает ее подушечками пальцев.
– Не плачь, милая. Я его вычислю. Что ты хочешь сделать с теми, кто тебя похитил?
– Не знаю… – трясу я головой.
Меньше всего я думаю о мести, хотя ненавижу тех подонков.
– Просто намекни.
– Я хочу, чтобы их не было… – заметив темный блеск в глазах, добавляю. – Я не это имела в виду…
– Но я тебя понял.
Больше я о них никогда не слышала. И не спрашивала Яна, что случилось с теми людьми. Я боялась говорить об этих событиях после той ночи.
– Ты меня с ума свела… – шепот в спальне, полной темноты и лунного света, сводит с ума и меня.
Я от него дрожу, как девочка. Словно впервые в постели с мужчиной. Такие чувства будит Ян Горский.
Он трахает меня, я вся в поту и в холодных мурашках. Эйфория смешивается во мне со страхом.
– Ты переезжаешь ко мне, – шепчет он, распластавшись по мне после оргазма.
Он жмурится, когда кончает. Немного со злостью, обнажая зубы. Это очень ему идет. Одно из самых сладких воспоминаний о Яне, которое я пытаюсь выгнать из памяти…
Я не спорю.
Как будто я сумею уйти сама из дома, полного охраны, где за порогом бегают натасканные овчарки… Тогда я еще мечтала об этой клетке. Казалось, с Яном будет хорошо где угодно. Даже в доме, из которого не выйти.
После нашей первой ночи он меня не отпустил.
Даже вещи не дал забрать.
Не знаю, почему его так перемкнуло. Герман рассказал детали, как я рыдала голая перед камерой. Показания уродов так подействовали. Но он берег меня, как сокровище. К сожалению, даже самый красивый бриллиант в сейфе видит всего лишь четыре стальные стенки. И достают его лишь изредка, чтобы полюбоваться.
В старую квартиру я не вернулась.
Даже вещи не забрала: их привез Герман, большинство отправилось в помойку.
Через несколько дней пришло сообщение от Альбины Борисовны. Даже позвонить не потрудилась.
«Ты сильно подвела меня, дорогая. У меня огромные проблемы, я вынуждена уехать. Ты отчислена, я приложила усилия к тому, чтобы образование ты не продолжила ни в одном уважающем себя учебном заведении. О пути на сцену можешь забыть».
«Да пошла ты, старая карга», – дрожащим пальцем пишу ответ, но он улетает в пустоту.
Номер отключен.
Вскоре я узнаю, что отчислена за.. прогулы. Я ни одной пары не пропустила! Но молчу, сжав зубы. Даже к Яну не обратишься за помощью… Иначе слишком много придется объяснять.
– Ненавижу, – бормочу я, еле сдерживая слезы.
Я у окна в гостиной. Оно выходит в розовый сад, мокрый от дождя. Запах волшебный – как из сказки.
Но попала я, черт возьми, не в сказку, а в филиал ада!
Ян должен прийти после шести.
Я жду его как верная собака. И скажу правду: я бы ждала его всю жизнь, глядя на мокрые розы, если бы не это черное пятно в прошлом. Самые страшные недомолвки всегда разрушают отношения. Я не знаю исключений.
– Моя сладкая, – Ян целует меня, как зверь. – Олененок…
Уже прошло два месяца с нашей встречи. Я почти успокоилась. Поверила в безопасность. Ян ничего не узнал. Не говорил со мной о том, что случилось. Он был одержим мной, моим телом и хотел заодно и душу.
– Выходи за меня… – шепчет он, целуя шею.
И снова меня обливает волнами эйфории и страха.
– Так быстро? – шепчу я, ловя в ладони слегка шершавые от щетины щеки. – Ты уверен?
Из внутреннего кармана Ян достает коробку для кольца. Черный бархат. Внутри кольцо с бриллиантом. Не маленьким. От него застывает дыхание в груди.
Я таких больших не видела. Ни в ювелирных. Ни у подруг. Никогда.
– Я каждый день о тебе думаю, – шепчет Ян, глядя в глаза и я вижу, что он не рисуется, не играет, он правда хочет этого. – Каждый проклятый день срываюсь домой, чтобы быстрее увидеть тебя, Олененок. Я забросил всех. Подруг, бизнес. В моей голове только ты…
Стальной взгляд неумолим.
– Так что, я уверен, Вера. Ты должна стать моей женой.
Последние слова он прошептал на ухо. От жаркого шепота бегут мурашки. Я была влюблена. Счастлива. И позволила надеть на себя кольцо.
– Свадьба через месяц.
Не знаю, почему он захотел на мне жениться. Думаю, Ян не лгал, когда говорил, что я захватила его мысли. Все свободное время он тратил на меня. Трахал, стерег и наслаждался тем, что я его… С точки зрения Яна Горского я заслуживала кольца, потому что, как узнала позже, я была первой женщиной, которая настолько его увлекла.
– Я тебе не жена. Сам назвал меня шлюхой…
Глупая попытка уязвить того, кто сильнее.
Тем более, напомнить о сказанном.
Ян хватает за руку, потом останутся синяки, и тащит к себе. Вблизи от него сильно несет алкоголем.
– Ну так займись своей работой, шлюха, – рычит он. – Ты в моем доме. Если я захочу, ты никогда отсюда не выйдешь!
Как те, что должны были меня изнасиловать. Они ведь исчезли. Помню свой страх в тот момент: в горле пересыхает, наверное, стоило уступить ему, чтобы отвалил. Но я слишком боюсь и ненавижу его.
Ян тащит меня к себе, другой рукой развязывая халат, и я понимаю, что он предлагает отсосать ему. Без всяких прелюдий, уговоров, где-то у себя в душе он уже решил, что я теперь никто. Что можно предлагать такое, хотя еще недавно носил меня на руках…
– Я не хочу! Отпусти!
– Да? Раньше хотела. Шлюх не спрашивают, Вера! А раз меня угораздило жениться на тебе, отрабатывай!
– Какая же ты сволочь!
Я его ударила.
Не сильно, думаю, если бы он хотел, ответным ударом мог бы уложить меня. Он оттолкнул меня, и я упала на кровать. Распахнулся халат, открывая нижнее белье…
Ян нависает надо мной.
Рот открыт, от него пахнет алкоголем, а взгляд жадно скользит по изгибам тела. Он всегда меня хотел сильнее, чем сам себе признавался. Ненавидел меня, ходил к другой, но отказаться не мог. Его страсть была сильнее разума. И его бесило, что он не смог с собой справиться: вырезать чувства ко мне из сердца, как это всегда срабатывало с другими.
Я замахиваюсь, но Ян успевает перехватить руку. Пришпиливает к кровати, словно я бабочка.
– Отпусти!
Он тяжело дышит.
– Не мешай смотреть.
Он не может оторвать взгляд от быстро вздымающейся груди, талии, изгиба бедра, пока я извиваюсь под ним. Смотрит на соски, просвечивающие сквозь бежевое кружево.
– Я тебе не собственность!
Только теперь он смотрит в глаза. Абсолютно холодно, никакой любовной поволоки.
– Ошибаешься, Вера. Пока ты моя жена, ты принадлежишь мне, ты знаешь это.
Слова лишают меня сил. Напоминают о первой брачной ночи. Я действительно принадлежу ему и слушаюсь, пока он меня не отпустит. Это уговор за ложь. За то, что подставила и его чуть не убили. Я обмякаю, но, когда Ян хватает меня за лицо и жадно целует, снова дергаюсь.
– Ты хочешь меня? – опаляет ухо шепот.
Как тогда – в клубе, а затем в нашей постели. Он уверен, что да. Целует шею, не обращая внимания на то, что я ною сквозь зубы и напрягаю запястья, придавленные к кровати. Он сильнее, намного сильнее.
– Не надо, Ян! Пожалуйста! Я не хочу!
– Не ври, – шепчет он в ямку над ключицей. – Ты хочешь. Меня все бабы хотят.
Я плачу, пока он целует грудь, ах, если бы его это трогало… Яна Горского это только распаляет, он без ума от слабых женщин, попавших в ловушку…
В бедро упирается что-то твердое. Как камень, черт возьми. Ян дико возбужден. Чтобы залезть мне в трусы, отпускает руку. Я пытаюсь ударить – бесполезно, и когда он спускается ниже, стягивая трусы, бью ногой. Пятка попадает по лицу, Ян отшатывается, привстав на колени. Взгляд режет, как осколок стекла. Прижимает ладонь к губам и когда на коже остается красный отпечаток, зло выдыхает.
Я разбила ему губу.
– Убирайся, Горский!
– Ну и сука ты, Вера, – чеканит он.
Я насмерть перепугана. Отползаю от него, как от монстра, поджимаю ноги.
– Сука и шлюха. Пошла ты, – Ян вытирает кровь и выходит из спальни.
Хрен его знает, почему он остановился тогда. Может, был слишком пьян? Или кровь – это неэстетично?
Наверное, нужно было отсосать.
Только я не хочу быть хорошей и послушной девочкой. После того, как выйду отсюда, мне еще нужно будет как-то на себя в зеркало смотреть. А сосать тому, кого ядовито ненавидишь – это даже для шлюхи слишком низко. Им за это хотя бы платят.
Я плачу.
Самое страшное в этом доме – быть одной. Быть в его власти. Я боялась, что это не последняя попытка получить с меня «долг». Но после того, как я отказала ему в близости, он прописался у своей секретарши. Думаю, мстил за отказ. Не смог пережить, что не оценила его драгоценный член.
Получить оглушительный удар от человека, которого собиралась любить вечно, больно. Не все потом встанут на ноги. Мне повезло. Умирающая любовь не утащила за собой в могилу.
Ян жестоко поступил, но именно это меня спасло. Я решила, что не прощу его. Не дам шанса меня размазать. Хочет идти к секретарше – пусть. Пусть оставит меня в покое. Я признаю свои ошибки. Понимаю, что ничего не исправить. Единственное, чего я жду – нашего развода.
Через три месяца, когда меня допрашивал Герман, я была подавленной и чувствовала себя падшей женщиной. Меня съедало чувство вины. Ничего хорошего от разговора с доверенным телохранителем не ждала. Но надеялась узнать новости. Со мной ничем не делились. Я жила в изоляции.
– Я сама их ненавижу, я рассказала все…
– А меня ты ненавидишь?
Тогда я думала, что да. Не знала еще, что настоящая ненависть придет позже. Еще было больно, как я ни пыталась это скрывать. Я еще любила его.
– Нет, Ян…
Я часто называла его по имени в такие моменты. Словно надеялась, что он услышит и вспомнит, что не животное. Не тронет меня.
– Ты мне всю репутацию извозила в грязи… Моя жена в таком виде... Я добровольно на тебе женился…
На шлюхе, вот что он хотел добавить. Поэтому так переживает. Прячет от всех, не выпускает, чтобы люди не убедились, что та грязная шлюха из интернета и жена Горского – одно лицо. Но меня видели на нашей свадьбе. Вот Ян и сходит с ума.
Вычищает, как ненормальный, эту мерзость, а она всплывает снова и снова. Постепенно я привыкла. Мне больше причиняло боль поведение Яна, чем те видео… Если делать вид, что это не я – жить вполне можно. А его выворачивало наизнанку от этой мысли.
Отступаю на полшага.
Ян всего лишь пошатнулся – он слишком пьян, а я подумала, он ко мне идет.
– Мы скоро разведемся, – хрипло бросает он.
– Я знаю…
– И тебе не жаль? Тебя использовали, опозорили, ты потеряла все. Осталось потерять этот дом, – он обводит пространство вокруг себя взглядом. – И меня.
Невелика потеря, хочется сказать.
Но я плачу. Стою, пока он подходит.
Потому что он прав, эта глупость сломала мне жизнь. Я все теряю. Даже безопасность. Даже жизнь, если не повезет.
– И ты это заслужила, Вера, – говорит Ян, жестко хватая меня за лицо. – Потому что я любил тебя.
Он дразнит меня жизнью, которой не было.
Своей любовью.
– Я любил бы тебя и дальше… – продолжает он, глаза, похожие на серые льдинки всего в нескольких сантиметрах от моих.
Ян не злится, наоборот, успокоился, выплеснув гнев.
Осознание приходит внезапно: он смирился. Проиграл, зашел в тупик, и понял, что ничего уже не изменить. Он не нашел врага, принял, что придется жить опозоренным, вычищая мерзкие видео отовсюду.
Десять месяцев ушло на смирение.
В серых глазах вызов. Он рассматривает мои губы. Я только сейчас замечаю, что его лицо исхудало, а на подбородке короткая щетина. Пальцы жестко держат за шею. Он защищал меня, а теперь готов убить.
– Я тебя тоже, – признаюсь я.
Впервые за десять месяцев делаю попытку оправдаться. Раньше Ян не хотел меня слышать, может быть, докричусь сейчас…
Но Ян не дает опомниться.
Он целует взасос, не выпуская моего лица. И я уже не думаю, что он так пьян, как казалось раньше. Движения умелые, он отлично владеет собой…
Я его уже забыла.
Вкус. Запах. Силу в пальцах, с которыми он сжимал мое тело… И воспоминание о нашей первой – очень долгой и мучительно-сладкой – ночи, пробуждает во мне чувство, которое я не знала десять месяцев.
Он не за тем пришел.
Не за тем, чтобы снова допросить. Я ощущаю это в страстном поцелуе. Который сам собой перетекает во взаимный поцелуй. Его влечет ко мне, влечет так сильно, что он не может сопротивляться. До сих пор для меня загадка, почему я ему ответила. Я скучала по прошлому, каждую секунду перемалывая в голове счастливые минуты жизни. Первая ночь с Яном была одной из них.
А может, он просто не оставил мне выбора. Я ведь знала, что он будет приходить, пока не получит свое. Это было очень болезненно и вместе с тем… опьяняюще.
Эти чувства нельзя повторить.
Я могла ударить его. Послать к черту. Но вместо этого поцеловала – это был порыв, в котором, к сожалению, не было логики. И не было ответа на вопрос: почему.
Просто в какой-то момент я перестала соображать.
Я жила чувствами.
А ему было достаточно даже этой толики взаимности, чтобы мной овладеть. Помню, в какой момент я вскрикнула, когда он жадно развязал мой халат и сдернул с кровати покрывало вместе с осколками… Через секунду я оказываюсь на ней. Ян сладко целует меня, лишая сил. Сильные пальцы, сжимающие бедро. Широко разведенные ноги. Голова плывет, словно я выпила шампанского, а низ живота ноет от желания…
У меня почти год никого не было.
И Ян нашел кнопку, открывающую путь ко мне.
Это было не нежно. Ничего общего с нашим первым разом. Ян умело управляет мной, как изощренный кукловод. Пока голова плывет от поцелуя, он снимает с меня одежду. Понимаю, чем все кончится, когда оказываюсь на кровати… Ян торопится.
– Вера, – шепчет он, когда я оказываюсь под ним.
Сначала в меня проникает палец.
Хочется кричать… И не только от возмущения. У меня так давно никого не было… И я помню ощущения с той ночи, что не могу сопротивляться.
Я знаю, что он не заслуживает моей нежности. Но все равно обнимаю. Кажется, дело в этой суке надежде, разъедающей душу: все еще может вернуться, у нас могут быть хорошие отношения. Я поддаюсь этому лживому шепоту.
Мне кажется, это примирение.
– Вера, – шепчет Ян так же, как в ту, первую ночь.
Я хочу его.
Того прежнего. Не того Яна, с которым познакомилась после свадьбы, я вспоминаю первые наши свидания. И мне кажется, что он вернулся… Это мой Ян сжимает мне грудь. Мой Ян раздвигает мне бедра...
Он рвет рубашку, не справившись с пуговицами. Он стремится быстрее соприкоснуться телами и убирает барьеры. Ничего общего с долгой прелюдией. Ян не прерывает поцелует даже ради того, чтобы расстегнуть ремень. Делает это наощупь. И услышав звяканье пряжки, меня разбивает дрожь.
Я хочу не так сильно, как он.
К возбуждению примешивается предвкушение и страх, похожий на холодные касания внизу живота. Он уже между моих раздвинутых коленей, прижимает меня к кровати.
С первого поцелуя прошло не больше минуты, а он уже собирается овладеть мной.
Он входит в меня одним сильным движением и выдыхает в щеку. Я чувствую, что и он дрожит. Ян сдерживается, пережидает несколько секунд, а затем начинается гонка за наслаждением. Короткая, бурная, я дохожу до оргазма за несколько минут, извиваясь под сильным телом.
Последний месяц был невыносимым.
Лучше бы Ян снова мотал мне нервы. Но он просто вычеркнул меня из жизни. Я изводила себя вопросами: на каком сроке начинает расти живот, удастся ли свалить до того, как Ян это заметит… При мысли, что он узнает о беременности меня обливало холодным потом. Но я напрасно изводила себя вопросами.
Через месяц Герман отдал свидетельство о разводе и мои документы. Как рабыне, которую выгоняют. Немного денег и телефон.
– Вам лучше начать новую жизнь, – сообщает он, рассматривая мое зеленое лицо. Утром меня полоскало, и я уверена, что сейчас он все поймет и доложит бывшему. – Вам серьезно досталось, Вера. Но нет беды, после которой нельзя встать на ноги. Я отвезу вас куда скажете.
Я сажусь в машину.
На улице, кажется, август. На мне футболка и джинсы, которые едва сходятся. По мне еще не скажешь, что беременна, хотя видно, что изменилась фигура. Я за этот срок даже в зеркало себя не рассматривала, боясь, что заметят.
Я свободна, но больше не радуюсь этому.
Ян оставил мне подарок, с которым я не знаю, что делать. Из плена я вернулась измученная, униженная и беременная.
Ян отомстил по полной.
Я прошу отвезти меня на вокзал – там легче запутать следы. Первое время не верю, что Ян оставит меня в покое. Снимаю комнату. И первым делом встаю боком перед зеркалом: живот еще маленький, но уже видно, что внутри что-то растет… Раньше он был плоским, а теперь выпирал чуть ниже пупка. К счастью, кроме меня этого еще никто не замечает.
На следующий день я иду на прием к гинекологу, где мне насчитали четырнадцатую неделю. Я думаю, было ближе к пятнадцатой. Точные даты вспомнить сложно.
– Вам поздно делать аборт. Теперь можно только по медицинским показаниям, а у вас здоровый плод, – она смотрит в мое убитое лицо, а затем роется в сумке и достает визитку центра помощи женщинам. – Вам помогут, обратитесь, там помогают всем.
Я туда не пошла.
Жизнь была закончена.
Больше всего я корила себя за этот визит к врачу. Смысла туда ходить все равно не было, зато меня мог отследить Ян. Паспорт я взяла левый – позаимствовала у дочки квартирной хозяйки примерно того же возраста. Но за мной могли следить.
Неделю я лежу в кровати, убитая и раздавленная обстоятельствами. От свободы меня отделил один сраный месяц, после которого я не смогла сделать аборт. Но это лучше, чем вариант, в котором Ян узнает о беременности… Намного лучше.
Я зашевелилась вместе с шевелениями в животе. Они четко говорят, что пока я лежу, несчастная, жизнь идет дальше и меня не ждет. Ребенок растет. Роды неминуемы. И что мне делать теперь, черт возьми?
К страху оказаться запертой на всю жизнь вместе с Яном, прибавился еще один: если он узнает, что я скрыла правду… Не знаю, чем все кончится.
Скрыла ребенка.
Посмела забеременеть.
Не уверена, что он будет счастлив, узнав, что шлюха, от которой он с таким трудом избавился, от него понесла.
– Как я тебя ненавижу, Ян, – вздыхаю я, садясь на кровати, что на шестом месяце непросто.
Я устала, у меня заканчиваются деньги, и я не вижу выхода.
Но боюсь я не только Яна. Но и того человека, который его заказал…
Я была участницей заговора. И скоро рожу от клиента.
Я понятия не имею, как это используют, если узнают.
Даже обратиться за помощью не к кому. К Яну добровольно я даже на километр не подойду. Не буду писать, звонить, напоминать о себе. Подруг за этот год я растеряла. И я написала сестре, она поворчала немного, но выслала денег…
Вот так бывает. Оступишься и остаешься совершенно одна.
Я изучала, что пишут о нас. Пыталась найти концы. Об Альбине Борисовне была скромная заметка: преподаватель попала под грузовик и скончалась на месте. У Яна было все чудесно. Никакой новой информации. И даже обо мне – о, чудо! – ничего не было.
Ян смог убрать видео и на время нас оставили в покое.
Они вернутся позже.
За последние месяцы я даже полюбила этого ребенка. Как соратника по несчастью. Знал был он – или она, я так и не сделала контрольное УЗИ на пол, – что мы с его отцом натворили…
Словно извиняясь за свое появление, ребенок почти не приносил хлопот до конца беременности. Почему-то я начала верить, что все сложится.
Это была не смиренная, а злая вера в то, что преодолею трудности.
И эти уроды – в особенности Ян – за все ответят.
А мне нужно было думать о родах.
– Свалилась на мою голову, – бурчит сестра.
Она моя двоюродная. У мамы был старший брат, по молодости женившийся по залету на сельской докторше. Через год он развелся и уехал на север. Связи с этой семьей почти разорвались, но мы знали друг о друге, иногда переписывались.
Не слишком часто.
Говорить было не о чем. Разные люди, разная жизнь.
Но приехала рожать я к ней.
Она пошла по стопам матери, выучилась и работала врачом в фельдшерском пункте.
Сестра была старше лет на пятнадцать. Одинокая: мать умерла, была замужем, но муж постоянно пропадал по вахтам – однажды так и уехал с концами. Детей не было. Знаю, про два или три выкидыша в анамнезе, но на этом все. Татьяна была скрытной и не особо разговорчивой, делиться личным не любила. Настоящая королева викингов: высокая, суровая, с толстой светлой косой. Цвет волос у нас одинаковый. Хотя в остальном мы не были похожи.
– У меня проблемы, Тань. Мне нужно спрятаться, – я баюкаю большой живот.
– Тридцать четыре-тридцать пять? – замечает она опытным взглядом. – А муж?
– Развелась. Нет его больше. И не будет.
Я отрезаю резко, чтобы не начались разговоры про алименты и прочее. Будет давить, настаивать идти к отцу ребенка, как многие женщины. Но Таня об этом даже не помышляет.
Она не глупая, но циничная.
Хмыкает.
– Прятаться зачем? С бандитами связалась, что ли?
– Мой бывший связался, – вздыхаю я. – Не знаю, что делать, Тань. К нему не могу пойти – он тварь и монстр. А за ребенка боюсь, если они узнают, кто отец… Мне жизни не дадут.