Их двое, а я одна…
Ещё минуту назад я думала, что дно моего невезения пробито и хуже просто быть не может. Рано радовалась. Два мужских силуэта, выросших из тумана, уверенно претендуют на апогей моих проблем.
— Охренеть, какая удача. Пьяненькая сучка-а-а, братан. И, надо же, без кавалера!
Короткий ёжик волос, спортивные куртки, свободные штаны, кроссовки… Этот тренд выдаёт в идущих мне навстречу парнях представителей той категории населения, вероятность встречи с которой и чёрта заставит дать дёру.
А я «красивая», иду из ресторана, с разбитым сердцем и бутылкой мадеры вместо кольца на безымянном…
Да ещё стою прямо под фонарём, словно Барби на витрине! Тут даже на удачу уповать не приходится.
— Ну чё застыла? Не ссы. Мы проводим куда надо, — гадко ухмыляется идущий мне навстречу маргинал, гуляя маслянистым взглядом по моим ногам.
— И куда не надо тоже, — грязно подмигивает второй.
Господи, ну за что мне всё это?
Неуклюже одёргиваю своё маленькое чёрное платье — слишком маленькое, чтобы пройти незамеченной и слишком чёрное, чтобы слиться с туманом.
На томный вечер рассчитывать не приходится, да и рассвет, похоже, под большим вопросом.
Даже если мой бывший жених каким-то чудом одумался и кинулся следом, признаться в плохом чувстве юмора, силы окажутся критически неравны.
С возрастающим ужасом озираюсь по сторонам. Справа вдоль набережной тянется парапет. Слева пустой и тёмный парк.
Мои инстинкты кричат об опасности. Мне не просто страшно, меня от ужаса встряхивает так, что частично трезвею. Но на нетвёрдых ногах продолжаю идти незнакомцам навстречу.
— О, ма-а-альчики! — улыбаюсь легкомысленно, стараясь, чтоб голос звучал пьянее, чем есть. — Ребя-я-ят, а не составите компанию? Даме скучно.
То ли последний глоток вина был лишним, то ли сыграть доступность не худшая идея. Это, разумеется, идёт вразрез с моим мироустройством, с моралью и прочим, но я буду полной дурой, если не попытаюсь использовать шанс выбраться целой в людное место, а там уже соображу по обстоятельствам.
Моё приглашение тонет в звуке приближающихся шагов. Поступь тяжёлая, какая-то зловещая…
Прищуриваюсь, всматриваясь в молочное марево, но не могу определиться с направлением. Туман сбивает с толку, путает.
В темноте за спинами напрягшихся маргиналов загорается оранжевая точка. Сигарета?
— Эй! Огонька не найдётся? — Прошмыгиваю между зажавшими меня шкафами.
Из образа не выхожу на всякий случай. Прежде чем просить о помощи, хочу убедиться, что мне её окажут, иначе дела мои будут плохи.
— Куда?
Один из парней хватает меня за руку. Судорожно дёргаюсь, пытаясь вырвать предплечье из цепких пальцев, но силы неравны, а туман в ответ загадочно молчит.
— На, не рыпайся, — Перед моим лицом вспыхивает пламя зажигалки.
Упс… А поджигать-то нечего.
Я не курю, не пью, не знакомлюсь на улице и до недавнего момента считала себя любимой. Всего один вечер перевернул привычный мир вверх тормашками.
Пользуясь отсутствием реакции, второй достаёт из своей пачки сигарету и с нехорошей ухмылкой тычет мне фильтром в губы.
— Ротик открой…
Они ржут как кони, а у меня вся кровь приливает к щекам. Я толкаю его в плечо.
— Руки убрал!
— Вот сейчас не понял. А чё так невежливо? Нормально же общались. — Он склоняется ко мне, снова щёлкает зажигалкой, слишком близко к моему лицу. Густой влажный воздух насыщается запахом палёных волос.
Спину мгновенно прошибает пот. Псих какой-то.
Не хочу нагнетать, но… у меня реально большие проблемы.
— Эй, парни, — звучит в нескольких шагах от нас. — Кажется, вы ей не нравитесь.
Мы трое, как по команде, поворачиваем головы на голос. Распахнутая куртка. Джинсы с искусственными потёртостями. Тяжёлые камелоты. Прямой и наглый взгляд. Парень немногим старше меня, лет двадцать пять на вид, и явно не прочь ввязаться в драку, невзирая на численный перевес со стороны противников.
Пытаюсь трезво оценить его физические силы. В общем-то, если присмотреться, телосложение позволяет… Хотя «трезво» это сейчас не про меня. Отчаянье парализует. Мозг отказывается думать, что будет, если он струсит или не вывезет…
— Тебе какое дело? — огрызается здоровяк, чью сигарету я продолжаю сжимать онемевшими губами. — Мы первые её сняли.
Местные дегенераты обмениваются похабными ухмылками.
Попытка защитить меня кажется им забавной. А во мне сердце стынет от страха, что он мимо пройдёт.
Пошатываясь на каблуках, подхожу к незнакомцу и, подняв к лицу жилистую кисть, неумело прикуриваю от его сигареты.
Крепкий дым колом в горле встаёт. Картинка начинает плыть и кружиться как на карусели. Резкая слабость стремится вырвать из-под ног асфальт.
— Помоги, — шепчу одними губами. Закашлявшись, цепляюсь пальцами за ворот кожаной куртки.
Напрягшись, жду вердикта, но он оценивающе меня рассматривает, втягивая в себя очередную порцию никотина. В непроницаемо-чёрных глазах мелькает раздражение.
— Пусть она сама выберет, кому отдаться, — бросает в сторону, не отрывая от меня взгляда.
В его дыхании чувствуется горьковато-хвойный запах спиртного, что заставляет мою кожу покрываться испариной. На набережной и без того духота, метеорологи третий день обещают дождь. Лучше бы послушала подругу, которая пугала плохим гороскопом и никуда не пошла.
Делаю неуверенный шаг назад. Не удивлюсь, если проблем этот странный тип сулит похлеще, чем вся гоп-компания. От него фонит, просто сносит давящим превосходством, заставляющим двух отморозков дёргаться и держаться на расстоянии.
Может, дело только в действии алкоголя, но у меня волоски на руках дыбом встают рядом с ним.
— Дебильное предложение, — выплёвывает психованный.
Едва сдерживаю себя, чтобы не поддакнуть. Плюс я не исключаю возможности, что эти двое всё-таки вытрут им асфальт, и тогда мне за компанию не поздоровится.
Марк
Я люблю рассекать по ночным улицам, люблю скорость, люблю звук мотора. Люблю, когда Ирка опускает стекло, а ветер подхватывает наш звонкий смех и швыряет мне в лицо с её волосами. Люблю целовать её на светофорах, пока нам сзади не начнут сигналить. Мы же ни дня не могли друг без друга... Теперь в прошедшем времени.
На что она надеется, позволив мне явиться на их свадьбу?
А эта пьянь. До сих пор сомневаюсь, что не подцепил обычную путану. Они все на словах «приличные», стоит козырнуть машиной. Ну просто ненормально, ненормально, блин, так доверчиво вырубиться рядом с первым встречным. Даже не спросила, куда я её везу. Просто фееричная дурость.
— Подъём, Фиалка нежная. Приехали. — Поворачиваюсь, не дождавшись реакции. Хлопаю ладонью по бледной щеке. Ноль эмоций. — Эй, ты живая вообще?
— Отстань… — Вяло отмахивается от моей руки.
Зашибись. Мне тут до утра на неё любоваться?
Вообще-то, я её в гостиницу с другой целью привёз и отказываться от планов на ночь не намерен. Хотя даже просто посмотреть тут есть на что. Чёрное короткое платьице задралось, а ноги бесстыже разъехались. Я таких длинных и не видел особо.
Наклоняюсь, чтобы заценить трусы, если так можно назвать полоску прозрачного кружева. И было бы идеально, всё было бы чертовски идеально в этой ситуации, не будь девка в кондиции «полутруп». Ладно я свою бывшую замуж отдаю, она-то чего так накидалась?
— Паспорт хоть с собой? — Опять несильно встряхиваю разомлевшую в тепле салона пассажирку.
Она молча и, главное, не открывая глаз, протягивает сумку. Искусственная кожа, стеклянные стразы… Да даже эта пшеничная копна волос — наверняка работа парикмахера. Подделка на подделке. Бляха, я всего пару часов нахожусь в этом городе, а уже ненавижу его всем нутром.
— Войтова Надежда Алексеевна, двадцать лет… — читаю её личные данные. Надо же, на фото сущий ангел: невинные глазки, скромная коса. Типичная недотрога. Вот и ведись потом на внешность… — Что ж ты, Наденька, доверяешь документы кому попало? Нельзя быть настолько блондинкой.
— Ну так верни. — Поднимает на меня мутные глаза. Большие. Серо-зелёные.
Хорошенькая, жаль, что дура.
— Утром на ресепшене заберёшь, — усмехаюсь, убирая паспорт в свой карман. — Пошли. Прочитаю тебе лекцию о том, как хреново быть легкомысленной и пьяной.
— Так ты только языком хорош трепать, профессор? — дразнит меня якобы разочарованным вздохом.
Вот же!
Ныряю ладонью под платье. До упора пальцем оттягиваю резинку трусов у бедра и резко отпускаю…
— Вот и проверим, — хмыкаю под недовольный вскрик.
В принципе, не всё потеряно. Привести её в чувство не займёт много времени.
Губами требовательно затыкаю ей рот. Послушная, сладкая — то, что нужно, чтоб с обоюдной пользой скоротать эту ночь. И мне почти плевать… Пускай Ирка хоть отдастся своему лошку прямо в ресторане.
Мне. Всё. Равно.
У стойки ресепшена долго не задерживаемся. Мой номер на втором этаже. Брал «люкс», но открыв дверь, не могу сдержать мата. Про кондиционер в этой дыре не слышали. Душно как в аду.
Моя нетрезвая нимфа тут же валится на кровать и больше не подаёт признаков жизни. Видимо, последние силы отдала ступенькам. С минуту разглядываю вид со спины. Такими бы ногами по подиуму ходить…
Опустившись на корточки, снимаю с неё лабутены. Кожзам, убитые набойки, следы клея… Как и всё в этом городе — убогое. Меня тошнит даже от местного воздуха.
С ненавистью отшвыриваю туфли в сторону.
Замок на платье заедает. Ткань на ощупь мерзкая, аж зубы сводит. Всё в этой тряпке отвлекает. Раздражает. Бесит! На своей женщине я бы её порвал, не раздумывая, но тут приходится себя сдерживать. Куда она потом нагишом пойдёт?
Не церемонясь, стягиваю чёрный футляр через голову. Приличная девушка Надя с недовольным стоном поворачивается и отталкивает от себя мои руки.
— А ты как думала, красавица? Я тебя не спать сюда привёз.
— Козёл, — констатирует она с усмешкой, медленно спуская с плеч кружевные бретельки и, вызывающе глядя мне в глаза, стягивает бюстгальтер ниже, обнажая грудь.
Сонная. Пьяненькая. Какая-то… неземная, что ли?
Слишком хорошенькая для этой глуши.
Формы весьма, кстати, недурственные — отмечаю, приложившись к конфискованной бутылке мадеры. Если минуту назад ещё были сомнения, то сейчас, глядя сверху вниз на задорно торчащие соски, у меня прямо руки чешутся схватить её и хорошенько отодрать за дерзкий язык.
Как же обманчива всё-таки внешность, а!
— Э, нет. Так не пойдёт, — рявкаю, когда она заваливается уже на спину. Сдёргиваю наглую пьянь с кровати.
— Ты больной? Куда ты меня тащишь? — невнятный лепет переходит на возмущённый визг, едва я заталкиваю эту безвольную куклу в допотопную кабину и врубаю душ.
К ощущению текущей крыши добавляется искусственный дождь. Ледяная вода разрывает лёгкие и не даёт вдохнуть полной грудью. Бодрит.
— Отпусти, маньяк! Мне холодно. Отпусти-и-и!
В тесной, едва вмещающей двоих, кабинке развернуться негде. Толкаю девицу вперёд и придавливаю левой рукой к стенке. Она царапает стекло, выворачивает шею в тщетной попытке заглянуть мне в лицо. Именно этот бешеный визг и беспомощная нагота окончательно выводят меня из себя.
Никогда не был грубым с женщинами. Никогда. Даже мыслей таких ни разу не возникало. А тут как переклинило. Прижимаю её щекой к стеклу, с оттяжкой шлёпаю по ягодице.
Раз… Второй… Третий!
Пускай знает, чем обычно заканчиваются пьяные похождения, когда в следующий раз захочет найти приключений на свой упругий зад.
— Что такое? — хриплю ей на ухо. — Скажешь, те двое были бы с тобой нежнее? Как думаешь, трахали бы сразу или по очереди?
— Больной! — Конвульсивно дёргается, с переменным успехом пытаясь дотянуться до меня ногтями. Вроде короткие, а кожу на предплечье вспарывают как бритва!
— Протрезвела немного?
Марк
«Марк, всё в порядке? Мы тебя ждали».
Доставлено девять часов назад.
«Был занят» — пишу и удаляю. В шесть утра Ирке эта информация ни к чему. Да и в целом ситуация бесит.
В спортивном интернате, где я рос, не было такого понятия «мы». Высокий забор, жёсткий контроль, вся жизнь на виду, всё общее. Но при этом каждый сам за себя. Не хочешь проблем — следуй правилу трёх «не»: не пресмыкайся, не стучи, не выёбывайся.
На проблемы мне было плевать. Но они не нужны были бабушке. Потому что это дополнительные расходы на обычную школу и секции. Другими словами, нужны были деньги. Которых у больной пенсионерки не водилось.
Я радовался возможности заниматься единоборствами и не ныл. А потом, попытавшись построить отношения с девушкой, банально не справился. Бурный роман очень быстро разбился о мой ревнивый дурной характер.
Оба взрывные, с радикальной позицией. Это только поначалу прикольно и остро. Потом пошли скандалы. Мы расставались трижды в день: мирились, а через час опять крушили мебель. И всё равно не могли друг без друга. Вот такая изматывающая любовь. Неудивительно, что вечные качели Ирку, в конце концов, утомили. Присмотрела себе спокойную гавань, пока я боролся за очередной чемпионский титул.
По сути, Иру не в чём упрекнуть. Она вольна жить с кем хочет. Даже с подкаблучником. Но я её себе уже присвоил. Она, блядь, моя! А моё никто не смеет трогать! Этим всё сказано.
Как-то старшаки попытались отнять мой первый выигрыш. Сумма, конечно, была номинальная, но для пацана вроде меня — целое состояние. Их было больше, и деньги я просто поджёг. Думаю, аналогия ясна.
Ирка у меня далеко не первая женщина, но она моя первая любовь. А какой-то мутный тип опять пытается отнять моё. Уберу его физически — Ирка не простит. Её, разумеется, пальцем не трону. Её ни за что и никогда. Хотя она нарывается. Постоянно. Какой-то безнадёжный тупик.
Нужно искать выход. Тут уже дело принципа.
Осторожно выбираюсь из-под тонкой женской руки, встаю с кровати. Фиалка сонно моргает, морщится, пытаясь укрыться с головой.
А что так? Не нравлюсь на трезвую голову?
В один рывок сдёргиваю с неё одеяло.
Комнату затопило розовым золотом. Её тело светится девственной белизной на сероватой застиранной простыне. Рассвет рисует тени под рёбрами, подчёркивая излишнюю худобу. Растрёпанная, беззащитная и очень сладкая…
С психом возвращаюсь на кровать, подтягиваю девушку к себе за ноги. Исколотая щетиной грудь вся горит под моими губами. Быстро вскрываю и натягиваю один из рассыпанных на тумбочке презервативов.
Надя отводит глаза, будто бы смутившись. На ощупь тёплая и мягкая как воск. Внутри такая же, как и снаружи. Меня от удовольствия подкашивает. Валюсь на неё всем весом, ладонями шире раздвигая острые коленки. Впервые за эту безумную ночь не только ради разрядки. Мне в кайф просто двигаться в ней, отвечая тяжёлым и хриплым дыханием на тихие стоны.
Поначалу в кайф.
Потом мысль, что Фиалка сейчас натянет свои дешёвые тряпки и свалит в закат, вводит в неистовство. Держать не буду и номер тоже не спрошу. Ни ей, ни тем более мне это на фиг не надо. Но сейчас, пока я в ней, хочется выжать максимум.
Возбуждение бьёт в пах требовательной и горячей болью. Как будто мы и не сношались как кролики почти до самого рассвета.
В июне до обидного короткие ночи. Птицы уже поют вовсю…
Влажные шлепки, почти неслышны из-за гула в ушах, стоны захлёбываются в рваных поцелуях. Простынь сбилась к подушкам, вколачиваю ослабшее тело прямо в матрас. Надя выдохлась полностью, только жмурится крепче на каждый толчок, сжимая подрагивающими ногами мои бёдра.
Несильно пошлёпываю её по щеке, чтобы в глаза смотрела. В постели я всегда голодный до эмоций. Такой вот у меня фетиш.
Не знаю, что она видит в моём лице, но Надю всю выгибает. Отрывистым вскриком звучит моё имя. Хорошая девочка.
Триумф толкает в спину — и я лечу с обрыва в пропасть. Крупная дрожь продирает от пяток до затылка. Мощно в этот раз накрыло, убийственно.
Теперь точно всё. Я пуст.
В голове вакуум, только пульс шумит в ушах. Откатившись вбок, бросаю расфокусированный взгляд на Надю. Она тяжело дышит, прикрыв глаза, и вся блестит от испарины. Очевидно, прощальный заход вышиб не только меня из реальности. Это могло бы польстить моему самолюбию, но я не гонюсь за сексуальными подвигами ради случайных партнёрш.
Отправляю использованный презерватив на пол к предыдущим. Курю в приоткрытое окно. Хорошо…
Свежо. Пока — свежо. Скоро начнётся пекло.
Быстро докуриваю, порывшись в сумке, натягиваю спортивные штаны и толстовку. Зажимаю подмышкой баскетбольный мяч. Надя всё это время делает вид, что спит. Трудно себе представить более оптимальный расклад. Я тоже ненавижу портить ощущения от бурного секса неловкими попытками поболтать за чашкой кофе.
У двери незаметно опускаю в её сумку пару купюр. Захочет — выкинет. Скорее всего, выкинет. Но мне нравится верить, что всё-таки устроит себе праздник. Я не воспринимаю это как оплату «труда». Просто элементарная забота о своей женщине. Дико, но эти пару часов Надя действительно принадлежала только мне. Сама она вправе думать что хочет.
Моё утро всегда начинается с пробежки. Каким бы адским ни было похмелье, в любую погоду я наматываю километры под стук отскакивающего от асфальта мяча. Треск ломающихся под подошвами веток, глухие удары сердца, ритмичные вдохи и выдохи — самый правильный способ упорядочить мысли.
Тот факт, что я впервые изменил Ирке, слегка щекочет сознание. Понимаю, что моя верность ей на хрен не сдалась, сама-то с женихом ночами явно не в нарды играет, но всё равно не по себе как-то. Заталкиваю сантименты поглубже.
Она моя. А за своё меня учили бороться. Решать, насколько оно мне надо буду потом. Тоже я.
Но пока что-то не решается вообще ни черта.
В номере, как и ожидалось, меня встречает лишь лёгкий сквозняк. Постель заправлена. Никаких записок с номером телефона, будто и не было здесь никого. Комната пахнет только пылью и сыростью. Сейчас, когда даже запаха её не осталось, легко всё списать на подскочивший тестостерон. Рядом могла оказаться любая.
Полторашка не спешит Тиму на помощь. Более того, лениво подпирает кулаком подбородок, словно глумясь над нашей мелочной ревностью. Где-то даже выглядит немного расстроенной тем, что мы не проявляем должного энтузиазма.
Действительно, с чего бы вдруг?
Нет, у меня такая блажь в голове не укладывается! Будь Ира бывшей моего жениха, я бы её на пушечный выстрел к нему не подпустила. А так непонятно, что происходит: то ли она перед Солнцевым выслуживается, то ли… Не знаю! Но добра от соперницы не жди — это прописная истина.
— А что? Желание Иры вполне обоснованно. Вы самые надёжные люди в нашем окружении, достойные уважения, искренности и доверия. Почему я должен быть против? — спокойно отвечает Тим, не сводя с неё влюблённых глаз.
Боже, меня сейчас стошнит!
Сбоку, кажется, слышно, как скрипят зубы Марка.
— Раз тема закрыта, может, уже перейдём к меню? — широко улыбается Полторашка, чем провоцирует мигрень вдобавок к рвотному рефлексу. — Я заказала телятину под соусом из тунца, ассорти из отбивных и салаты. Готовы продегустировать?
— Пожалуй, я воздержусь, — кривится Марк, демонстративно ковыряя ногтем засохшее пятнышко на скатерти. — Что-то мне подсказывает, местные деликатесы таят в себе секреты, о которых узнаёшь уже, сидя на унитазе…
Вот сейчас даже мне становится обидно за нашу столовую. Полгорода, значит, играло здесь свадьбы и довольны, а этот пижон столичный носом крутит, как будто в хлев попал.
— Зря ты так, — отзывается Ира с мягким укором. — Ни одна мать ребёнку несвежий кусок не подсунет. Надя, а ты почему ничего не ешь?
Забывшись, я откидываюсь на спинку стула. Тяжёлая мужская ладонь моментально ложится мне на плечо и отстраниться уже не даёт. Я… решаю не настаивать, заметив, как на мгновение дольше чем нужно, Полторашка задерживает взгляд на руке своего бывшего. А Тим украдкой пасёт её реакции.
Не уверен в ней? В себе?
Как интересно…
— Чего ты к ней пристала, Ир? Видишь, человеку надо здоровье подправить… — Марк щёлкает в воздухе пальцами, привлекая внимание тётки на раздаче. — Налейте, пожалуйста, стакан рассола для дамы.
— Манеры лучше подправь, — шиплю, сбрасывая с плеча его кисть.
Замашками своими буквально вымораживает. Ладно вчера дала слабину, не сообразила спьяну, с кем связываюсь. Сегодня-то я в адеквате.
— Господи, Ремизов! Когда ты уже научишься ухаживать за девушками? — пытается смягчить неловкость Ирина. — Ещё бы за косичку её дёрнул, ей-богу.
Продолжая смотреть на неё исподлобья, Марк демонстративно натягивает прядь моих волос между пальцами.
Я с раздражением мотаю головой.
— Брось, девочкам нравятся плохие парни. Тебе ли не знать. Помнишь, как мы в прошлом августе голышом плескались в море?
Солнцев закашливается, подавшись котлетой.
— Ну ты не забывай, что девочки взрослеют быстро, — бормочет нервно. — А женщины ценят совершенно другое.
Вау. Настоящий супергерой. Не припомню, чтобы Тиму приходилось за меня заступаться. Может потому что я не лезла, куда не просят и никогда сознательно не нарывалась?
— Ага, ценят… Покорных телят, — кусаю, вдруг осознав, что, по мнению Солнцева, я, кажется, ещё не доросла до статуса боевой подруги. Так, манекен для оттачивания навыков совместной жизни. По больному ударил, зараза.
Ира снисходительно усмехается, кружа пальцем вокруг родинки на его шее, будто стирая с кожи следы моих давних поцелуев...
— Перед прекрасной дамой не стыдно преклонить колено. Да, милая?
Они дружно улыбаются этой приторной лести. В очередной раз обмениваются горящими взглядами. Ирина пробегается пальцами по его гладкой щеке. Она словно использует любую возможность, чтобы прикоснуться к Тиму. И он ей позволяет. Кивает болванчиком на каждое слово!
Перехватываю хмурый взгляд Марка. Не думала, что это возможно, но сейчас я с ним солидарна. Они выглядят так, как будто периодически выпадают из реальности. И моё сердце тоже падает, когда Тим прикрывает глаза, блаженно откусывая от дольки огурца с её рук.
Вспоминаю, как мы обычно наспех перекусывали, параллельно обсуждая зачёты и сессии. А вот так просто кормить друг друга как-то даже в голову не приходило.
То, чего у меня нет — последняя вещь, которую я могу потерять. Но… всё во мне отрицает, что Солнцев её любит! Увлечён — может быть. Секс раз в полгода для молодого мужчины не норма. Это всё издержки воздержания. Рано или поздно он прозреет. И, чёрт возьми, будет локти кусать! Только поздно.
Представляю, как Тим будет рвать на себе волосы. Уже этого достаточно, чтобы почувствовать, как тело сковывает холодная решимость. Не потому, что на нём свет клином сошёлся, нет. Просто нельзя клясться человеку в любви и потом безнаказанно изображать амнезию. Мне слишком больно, наблюдать за чужим счастьем, и слишком больно вообще ничего не делать, позволить так просто через себя перешагнуть. Пусть даже не мечтает — я всё припомню.
— Отойду на минутку, — бросаю, поднимаясь из-за стола.
— Дай знать, если тебе что-нибудь понадобиться, — мгновенно реагирует Ира. — Если нужно, Тим сгоняет в аптеку за аспирином. Может, мне лучше пойти с тобой?
Мать Тереза, чтоб её.
Я раскрываю рот, чтобы заверить, что чувствую себя отлично, но потом просто отрицательно мотаю головой и направляюсь в дамскую комнату.
Едва оказавшись в одиночестве, чувствую, как начинает давить в висках. От эмоций мутит.
Открываю кран, плескаю себе в лицо холодной водой. Взгляд в зеркало подтверждает, что и ненакрашенной я ничем не уступаю этой пигалице. А ещё щёки щиплют там, где щетина Марка тёрлась о мою кожу, напоминая о том, что на свете есть и другие мужчины. Конечно, он не воспылал ко мне любовью. Но кому оно вообще надо? Я на эти грабли больше ни ногой.
Я только подставляю под сушилку для рук свои подрагивающие ладони, как дверь с грохотом открывается.
Как же сильно мне хочется, чтобы это был Солнцев! Пусть он бы пришёл лишь узнать о моём самочувствии.
Надя
Будь моя воля, я бы в зал вообще не возвращалась. Мало того что меня трясёт как от электрошокера, ещё и эти… Стреляют друг в друга глазами будто чёрт знает что обсуждали. Но надо, на спинке стула осталась висеть моя куртка.
— Пойдём, — бросаю Ире, всё ещё чувствуя, как сердцебиение гулом отдаётся в ушах.
Думаю, выдавливать из себя улыбку вообще смысла не имеет. У меня сейчас от злости планку срывает. Показывать, что я на грани не хочется, но поддержать беседу вряд ли смогу.
— Мы побежали, Тим. Не скучай.
Звук поцелуя царапает уши. Не глядя, взмахиваю рукой, прощаясь с Солнцевым. Смотреть на их довольные лица никаких сил не хватит.
— Почему вы вообще решили играть свадьбу здесь? — негромко интересуюсь, срезая дорогу дворами.
— По-моему, отличное место. Есть в областных городах своё очарование, — запыхавшись, отзывается Полторашка.
Ей приходится усиленно перебирать ногами, чтобы не отстать, я же рада возможности свести любой контакт на минимум. Раздражает она меня. Одним своим существованием выводит.
— Тим вчера говорил, что твой отец владеет школой иностранных языков, где он преподаёт. Я так понимаю, возможности есть. Никогда не поверю, что торжество в хорошем ресторане чем-то проигрывает обычной пьянке в общепите и платью от Валерьевны.
— А, ты про это, — пыхтит она где-то за моей спиной. — Ну это для тебя с Тимом такого вопроса не встало бы, а мы с ним немного из разных миров… Иногда приходится искать компромиссы.
Ответ своей прямотой вышибает из меня воздух.
Не место холопам рядом с боярами, да? Так чего размениваться, спрашивается?
— И как, жертвы того стоят? Сколько вы вместе — полгода, чуть больше? Не надоест?
Оборачиваюсь, чтобы видеть её реакцию. Чего не ожидаю, так это снисхождения.
— Надь… — улыбается мне едва ли не жалостью. — Я же всё понимаю. Ты привыкла считать его своим, а тут Тим бац и женится. Глупо было бы рассчитывать, что ты меня встретишь с распростёртыми объятьями. Но это не значит, что я тебе враг. Не нужно принимать всё в штыки и искать, к чему бы придраться.
— Даже не начинала, — возвращаю ей такую же псевдодружелюбную ухмылку. — Просто любопытно стало. Остальное исключительно твои домыслы.
Полторашка скептически хмыкает себе под нос.
— Ладно, давай говорить начистоту. Его родне в шикарном ресторане будет не очень комфортно. А мои друзья не оценят местного колорита. Так зачем заставлять одних ощущать себя бедными родственниками, а других выдёргивать из привычной среды? Свадьбу сыграем в тесном семейном кругу, а моей тусовкой потом рванём на острова.
— А Марк, прости, к каким гостям относится: семья или плебеи?
Улыбка с её лица сползает моментально. Впрочем, ответа не следует.
Не сбавляя шага, сворачиваю к старому зданию театра. Внутри тлеет непередаваемая смесь любопытства и раздражения. Я едва сдерживаюсь от того, чтобы не начать расспрашивать про причину разрыва с Марком. Едва ли есть смысл искать брешь в этом направлении. А вот играть свадьбу здесь плохая затея.
Деньги портят людей. Не верю я, что она настолько неизбалованная.
— Нам сюда. — Ныряю за скрипучие ворота в уютный тесный двор.
Здесь всего пять жилых домов, зажатых между зданием театра, девятиэтажкой и рестораном. Мой, доставшийся в наследство от бабушки, гордо стоит в самом краю — рядом с домом Валерьевны. Оба тесно обвитые плющом, так удачно сейчас маскирующем трещины на стенах.
У соседки, как всегда, окна нараспашку. Лёгкий сквозняк играет занавесками под блюз и помехи радиоволн.
— Проходи, — скрипит в ответ на мой стук по дереву рамы.
В прихожей пахнет сдобой и сигаретным дымом. Значит, Маринка сегодня дома.
— Тебе туда. — Киваю на дальнюю дверь справа и повышаю голос: — Тёть Зой, тут девушке платье свадебное нужно.
Не уточняю, что для невесты Солнцева, почему-то стыдно.
— Сделаем, — бодро отвечает соседка. Хоть лето сезон свадеб и от заказов отбоя нет, эта энергичная пенсионерка копейки лишней не упустит.
Задерживаюсь, дожидаясь, пока Полторашка расстегнёт ремешки босоножек. На загорелой коже алеют свежие мозоли, но Ира улыбается, не подавая вида, что натёрла ноги.
Без каблуков она мне по плечо. Мелкая, кудрявая помеха! И всё же в груди что-то предательски сжимается. Не могу не пожалеть и жалеть не могу тоже. Ненормально сопереживать тому, кого всем сердцем ненавидишь.
— А ты со мной не пойдёшь? — Она растерянно оборачивается, застыв в проёме двери.
— Поболтаю с подругой, пока с тебя снимут мерки, — беззастенчиво увиливаю от неприятной компании.
Тёть Зоя дама проницательная, если поймёт, что к чему — обязательно вгонит в дурёху пару булавок. Случайно, ага.
— Кто такая? — Маринка по обыкновению появляется бесшумно как тень.
— Невеста Солнцева, — роняю морщась.
— О как… — Она достаёт тонкую сигарету из лежащей на подоконнике пачки. На моей памяти подруга в последний раз баловалась никотином в прошлом месяце, когда у неё какие-то уроды подрезали сумку со всеми деньгами. Как-то нехорошо она зачастила… Но обдумать как следует это наблюдение не успеваю, Маринка утягивает меня во двор. — Я что-то не припомню, чтобы вы с ним расстались.
— Сама только вчера об этом узнала.
— Тогда тем более не понимаю, зачем ты с ней таскаешься.
— Мы расстались друзьями. — Плюхаюсь на качели, маскируя за скрипом дрожь в голосе.
Маринка щёлкает зажигалкой и пристраивается рядом. Дымчатый кот с недовольным мяуканьем спрыгивает с подушек и забегает в дом, провожаемый задумчивым взглядом хозяйки.
— Самые чужие — это бывшие свои… — вздыхает, обнимая меня свободной рукой. — Вот на черта оно тебе, скажи?
— Это сложно объяснить, Марин, — едва выдавливаю сквозь жалкий всхлип, пряча лицо у неё на плече. — Тим перечеркнул всё лучшее, что между нами было, а я теперь должна принять это как данность?! Ну уж нет.
Марк
— Не будь занудой, впусти меня.
В голове зло пульсирует осознание того, что я стою на пороге дома психованной подружки Солнцева, и открывать никто не торопится.
Так и хочется засадить по хлипкой двери с ноги. Но сдерживаюсь. Пока сдерживаюсь. Только злюсь ещё сильнее. Потому что коза. И ведёт себя соответствующе — вспоминаю, касаясь прокушенной губы.
Ещё не выглянула, а уже утомила меня своими вывертами. Могла бы не выделываться. Говорил же — по делу зайду. Хотя пришёл, по правде, больше от безделия. Надоело глушить вискарь в одиночку.
Какое-то время по ту сторону двери тихо. Потом слышу сдавленное ругательство и звук отпираемого замка.
— Тебе чего? — шипит как кобра, стоит двери открыться чуть шире.
Всклокоченная, в очередных микро шортах и мятой майке-алкоголичке. Видок, конечно, атас. Меня даже коробит слегка. Сам с себя поражаюсь, учитывая, что я, вроде бы, и не собирался наше горячее приключение воспринимать всерьез. Ну плевать ей на меня, так и мне другую снять — раз плюнуть. Плюю, плюю… А оно что-то… Не выплёвывается.
— Любви и ласки. — Приподнимаю одну бровь, с удовлетворением отмечая, что под тонкой майкой нет нижнего белья. Может и ждала, мерзавка, но так, чтоб беспалевно… Кто ж признается?
— Ты не по адресу. — Она крепче сжимает дверную ручку с внутренней стороны, напряжённо блестя глазами. Мы оба понимаем, что меня это не остановит.
— Ну тогда Надежду Ивановну хАчу, — тяну на грузинский лад низким сексуальным голосом.
Виски бьёт по мозгам, надвигаюсь немного агрессивно. Сама провоцирует, потому что. Не знаю, как объяснить… Чем больше Надька ломается, тем вкуснее её уламывать. А вся эта тема с ухаживаниями мне непонятна. Я человек прямой, что на уме, то и говорю. И в планах у меня сейчас хорошо провести время.
— Я Валерьевна, — сопит недовольно.
Дуется. Хотя, на мне-то чего срываться? Я, что ли, виноват, что Солнцев свой стручок в штанах не удержал?
— Мне не принципиально, — напираю, давая понять, что не уйду ни с чем. — Иди, накрывай стол, Валерьевна. Познакомимся по-людски.
— Не буду, — в звенящем шёпоте хорошо угадывается растерянность.
Я прям засматриваюсь на то, как Надька демонстративно отпихивает протянутый пакет. Типа, гордая. Вот только зря барахтается. Она уже открыла, а дополнительного приглашения мне не нужно. Дальше я сам.
Уже переступая порог, чувствую, как подскакивает адреналин. В голове шумит, нервы на пределе, сердце заходится.
— Давай, давай… — Приобнимаю её за талию и подталкиваю вглубь коридора, захлопывая за собой дверь. Всклокоченная мегера несмотря на возмущение, опять поддаётся мне, и этой бессознательной покорностью выносит себе приговор. — Порадуй меня, хозяюшка. Надеюсь, хоть с этим справишься?
— Тебе какое дело, я не понимаю? — ворчит уязвлённо. — Иди к Ире своей придирайся, а мне совершенно плевать на твоё идиотское мнение.
— Ну вот зачем ты мне врёшь? — Сжимаю между пальцами острый сосок — твёрдый, аж в паху простреливает. — Расслабься, ну же… Не надо меня стесняться. Тебе же вчера понравилось. И мне понравилось… — пьяно нашёптываю в растрёпанный затылок, продолжая толкать Фиалку к прямоугольнику света, бьющему из комнаты. — Такая глупость притворяться, будто ничего не было. Вот ты мне можешь объяснить, чего ради? Вряд ли…
Наконец, мы попадаем на кухню, где я сразу же оттесняю Надьку к столу, ставлю пакет на стул и продолжаю тихо шептать ей на ушко:
— Вино открывать умеешь?
— Нет… — выдыхает смущённо под стук стеклянного дна о столешницу.
— Нет, — повторяю утвердительно, тесно прижимая женские пальцы к горлышку бутылки. Свободной рукой достаю из кармана кожанки новенький штопор. Его пока откладываю на стол и, продолжая обнимать растерянную девчонку со спины, хрипло подсказываю: — Ай-яй-яй… Ну как же так? Непорядок. Будешь учиться. Сначала нужно снять защитную фольгу…
На самом деле всё интуитивно понятно, но Надька послушно включается в игру. И так непорочно выглядит эта её неловкость… Я начинаю путаться, кто кого совращает!
С трудом фокусирую взгляд на бутылке, не прекращая губами терзать её шею.
— Во-о-от так, девочка… Да… А теперь вкрути штопор в пробку.
Любуюсь тем, как подрагивают тонкие руки. Её мандраж мне передаётся, теперь обоих долбит дрожью как от конкретного прихода. Задница у Надьки — отпад, одно удовольствие упираться в неё гудящим членом. С трудом сдерживаюсь, чтобы не начать хозяйничать под просторной майкой. Рано. Пульсация в нижней губе напоминает, что хорошо бы не гнать лошадей. У нас вся ночь впереди.
Дыхание шумно срывается, сбивая её ещё больше.
— Мне будет проще, если ты отодвинешься! — начинает она беситься.
— Чушь какая. — Вжимаюсь в неё теснее и смыкаю руки на плоском животе, чтобы не вырвалась. — Расслабься, сказал. Что ты как пружина?
— Не получается. Ты мне мешаешь! — психует Надька, но сразу же сбавляет гонор, когда я предупреждающе ныряю кончиками пальцев под пояс шорт. — Лучше помоги выложить остальное. Пожалуйста!
Остальное — это сырная нарезка, купленная в какой-то местной забегаловке, морепродукты и персики. Махом вываливаю всё в одну кучу на стол. Честно говоря, брал что попало, чисто для отвода глаз. Перекусить я где угодно мог.
— Не надо гнуть штопор, вкручивай до самого конца, чтоб пробка не развалилась. Теперь тяни. Вот так, да… Умничка… — на последнем слове голос садится до хрипа. Мы одни в доме. В нос бьёт запах вина, и я дурею от горячих фантазий. Становится жарко. — Во-о-от, теперь отпей. Я угадал с выбором?
Знаю, что в любом случае угадал. Она сейчас едва ли вкус почувствует.
— Не буду! — в задушенном шёпоте улавливается паника.
— Чуть-чуть, — пока ещё уговариваю, цепляя щетиной светлые волосы. Мне всё равно, до какой кондиции её нужно напоить, чтоб усыпить зануду, которой, как я выяснил, Надя не является.
Она резко разворачивается, задирая подбородок.
«Гороскоп обещает, что сегодня вы имеете все шансы обрести что-то очень важное. Хорошо, если в пути вас будет сопровождать близкий человек: совместное путешествие поможет навести порядок в личной жизни».
«Перевожу на человеческий: если ты куда-то собралась с Солнцевым, смело шли его на хрен и будет тебе счастье» — присылает вдогонку Маринка.
С трудом отрываю чугунную голову от подушки. Семь утра, чтоб её…
По Авериной можно часы сверять.
«Коротким он настрадаться не успеет» — отправляю ответ, пытаясь второй рукой нащупать зарядное устройство. Ремизов своим визитом взбаламутил меня настолько, что уснуть получилось лишь на рассвете. И то после просмотра добротного хоррора.
Так он и во сне покоя не давал!
Бесит, гад. Хуже любой нечисти!
«Надь, а давай махнём куда-нибудь вечером? Пожалуйста» — приходит от Маринки вместо ожидаемых нравоучений.
И вот это «пожалуйста» в конце вызывает невнятное замешательство. Аверина никогда ни о чём не просила, если подумать. Но обмозговать эту мысль как следует не успеваю, очередное сообщение целиком сбивает фокус на себя. Ещё один жаворонок решил поторопить меня со сборами.
«Привет, Надь. Скоро заеду за тобой. Прости, что так рано, в полдень мне нужно отвезти Ирку к флористу».
Смешно. Нервничает…
Нужно честно сообщать, что разлюбил, до того как прыгнуть к другой в койку! Остальное простительно.
Я поступлю ужасно, если сделаю всё, чтобы Тим сегодня не смог вернуться в город?
Однозначно. В аду нас ожидают VIP-места.
Невольно морщусь, когда воспроизвожу в голове вчерашний вечер. Сливаю в раковину вино из бутылки. Там выпито от силы полбокала, а за последствия стыдно на галлон. Тим точно решил, что у меня не все дома, раньше-то я страсти к эксгибиционизму не проявляла, да и метить его кожу не стремилась. Никогда не пила и начинать не стоило.
«Марин, завтра я вся твоя» — отправляю подруге, прежде чем встать под душ.
Солнцев реально боится накосячить перед свадьбой. Сорок минут спустя, я уже разглядываю город с пассажирского места его машины, периодически усмехаясь экспрессии Тима, самозабвенно чертыхающегося на светофорах.
Медленно ему…
— О, хочешь ещё анекдот? — Поворачиваю голову к водителю, окидывая беглым взглядом широкую полоску пластыря на его шее.
Что-то мне подсказывает, Ирина про мой подарок ещё не знает.
— Надь, сколько можно?.. — Он страдальчески закатывает глаза.
— Это последний, честно! Просто в тему вспомнилось: «— Аллочка, ты таки вышла замуж?! Ну и шо ты скажешь за первую брачную ночь? — Та! Всю ночь меняла фамилию в социальных сетях…»
— Нормальная у неё фамилия! Чёрт меня за язык дёрнул... — Попытка сжать губы терпит сокрушительное фиаско и салон оглашается раскатистым мужским смехом. — Гадючкина моя…
— Тим, а почему ты мне про Гадючкину свою не рассказывал? Может, я тебе верность хранила, отшивала достойных парней?
— При том что мы давно скатились к дежурному сексу, а на тебя шею сворачивает каждый второй? Да ну, не верю.
Блин, и почему мне такая мысль не приходила? Отменная тактика! Солнцев мне заливает опять что-то вроде: «Не приеду, Надюш, взял дополнительные группы. Подарок прибудет с курьером», а я вместо того, чтобы наивно умиляться вниманию, задаю вопрос ему в лоб: «Милый, ты мне должен уже семь дежурств! Их тоже передашь курьером?». Идиотизм, но стоило бы провернуть эксперимента ради.
— С сексом, конечно, накладочка вышла, — говорю безмятежно. — Я ведь реально думала, что меня всё устраивает, пока с другим не попробовала.
Тим ухмыляется так весело, словно я ему очередную шутку сказала.
А что, почти не ошибся! Если бы не та ночь с Марком, шуткой бы всё и осталось.
— Я рад, что ты нашла подходящего партнёра.
Нет, ну так неинтересно. Где уязвлённая мужская гордость, досада — хоть что-то?!
Отворачиваюсь к окну. Солнцев следит за дорогой, но явно настроен поддержать разговор. А на меня внезапно такая апатия наваливается, что даже смотреть в его сторону не хочется.
Не скажет он мне ничего нового. То, что даже элементарно не ревнует, я и сама вижу.
Просто тоска какая-то тупая осталось по нам прошлым. Глупо я себя, конечно, повела вчера. Особенно когда для Иры показательно оставила засос. Не сработает это, тут тоньше надо действовать. Тим поступил как мудак, конечно, но держится молодцом. В отличие от меня, Ире не в чём его упрекнуть. Как зомбированный, ей-богу!
Доехав до бабушкиного дома, практически облегчение чувствую. Посёлок в пригороде, никакой суеты — благодать. Тим с букетом цветов: статный, с широкой улыбкой… Мы здесь любили летом бывать, теперь и вместе вроде бы, но порознь. Дальше у каждого своя дорога. И если Солнцев наметил маршрут, то я смотрю вперёд растерянно, как будто заблудилась.
Спасает бабушкин оптимизм и неуёмное желание поделиться новостями: вот кошка привела котят, ягнят с цыплятами обязательно посмотрите… По мне, так это жирный такой намёк на продолжение рода. Но я даже рада, что нас выпроводили бродить по амбарам, пока запекается вишнёвый пирог и добираются из города мои родители с младшей сестрой.
Она так радостно хлопочет, что хочется улыбаться. И правильно я поступила. Нечего попусту стариков беспокоить. Расставание — не конец света, а бабуля бы всё равно жутко переживала, как там её горемычная внучка: не наложила ли на себя руки, не отсырели ли от слёз подушки.
Нормально я.
Козла одного проучу и забуду. А в гости потом приеду с новым женихом, таким, чтоб сразу стало понятно — круче только Эверест.
Что буду врать про наши планы, и то как нам живётся по разным городам я, так и быть, подумаю потом.
Когда пирог подрумянивается, а Тим, перегревшись на солнце, жадно утоляет жажду из графина с водой, улыбаясь и попутно подавая мне нарезанный хлеб, чтобы отнести на стол, входная дверь вздрагивает от требовательного стука.
— Надька! Сходи, родителям открой. Наверное, захлопнулась, — кричит из зала бабушка.
— На черта вы припёрлись?! — Надя нападает первой, прям с цепи срывается: лицо перекошено, взгляд чумной.
Оно и понятно, планы по эксплуатации причиндалов Солнцева срочно отправились в утиль.
— Предлагал же скооперироваться. Допрыгалась, коза? — скалюсь я, неожиданно входя в роль Отелло. Ну и вообще, какого хрена? Семейному почти мужику уже не жениться спокойно, чтоб кто-то на себя не вытянул.
Надька, что примечательно, мгновенно вспыхивает нездоровым румянцем, и это подталкивает к определённым выводам. Нет, если б я реально ревновал, то при такой ситуации уже взорвался бы. Наверняка.
Но и сейчас мне отчего-то не по себе.
— Проваливай! — шипит она в отчаянии, со всей силы ударяя ладонями по моим плечам. Тощий кот, который до этого грелся на солнце, развалившись в траве у крыльца, вздрогнув, выстреливает куда-то за дом. — Пошёл вон! — переходит она на шёпот.
— Ничего себе! Голосок прорезался, — выговариваю с нескрываемой желчью. Эмоции, каким трудно найти объяснение, сквозят в словах и интонации, выдавая моё состояние. — Так, может, скажешь своему ходоку, что на двух стульях сидеть — жопа треснет?!
— Вот сам ему и говори! — щурится Надька. Никак не пойму, насмехается она надо мной или злится. — Или слабо? — выдыхает мне в губы.
Смотрю на её рот, а смысл слов запаздывает. И вот не собирался же пускаться во все тяжкие, но тело, чтоб его, другого мнения! Нет, с этим надо срочно что-то делать. Превентивно. Пока опять не сорвал с неё одежду. На этот раз одним «сперва презервативы» Фиалка явно не отмажется.
— Я тебе школьник, что ли, решать кулаками? — С усилием перевожу взгляд в её глаза. — Тут надо действовать умнее. Пусть Солнцев сам косячит, а мы с болельщицких трибун его поддержим.
Не то чтобы я был таким уж пацифистом. Когда только узнал про Солнцева, я так и поступил — сорвался набить мрази морду. Но на его съёмной квартире меня встретила Ира, и очень доходчиво, надо сказать, разъяснила, куда мне идти, если пущу в ход кулаки.
Пришлось проглотить всё, о чём хотелось наорать ей в лицо. Смотрел на неё и понимал, что иначе мокрого места не осталось бы ни от Солнцева, ни от шансов вернуть её. У каждого собственника есть люди, за которых он готов порвать. Для Ирки таким человеком оказался не я…
Но пока перспектива есть, сжигать мосты глупо.
— Тогда как же ты, умный такой, допустил, чтобы другой на ней женился?!
— Слушай, хватит кудахтать, а? Как да почему! — хамлю, выходя из себя. — Заявление подано. Всё уже случилось. Не успеем опомниться, как их распишут, так может, перестанем терять время?
— У меня всё по плану, — бомбит дальше, зараза. — Шло, пока ты не объявился!
— Напоить и в койку? Гениальный план! — взрываюсь, поражаясь её беспечности.
И что только у этой крали в голове творится? Нет, ход-то, может, и рабочий. Но он мне не нравится. Категорически!
— Какой же ты придурок! — отмахивается она, но замечая мой скептический взгляд, тяжело вздыхает. — Ремизов, давай ты не будешь додумывать. Меня это бесит. Окей, скажу прямо, у меня шансов рассорить их больше. Доволен? Короче, ты не справишься.
— Больше? — Пытаюсь найти хоть одну причину, способную привести к таким выводам. Не выходит. — По-моему, ты себя переоцениваешь.
Но договорить нам не даёт старческий вопль:
— Надя?!
Фиалка сразу меня отталкивает.
— Иду, ба! — и шипит, делая страшные глаза: — Помалкивай. И без самодеятельности!
Я лишь ухмыляюсь, следуя за ней в дом. Пусть надеется. У неё управы на меня нет, на самом деле. Я не собираюсь быть паинькой не только потому, что привык держать руку на пульсе, а потому, что… Не бывать этому, короче говоря.
— Ты почему не сказала, что приведёшь друзей? — всплескивает руками вполне себе резвая бабуля. — Я бы стол сразу на всех сервировала.
Быстрый взгляд в сторону взъерошенного Солнцева подсказывает, что разбор полётов был прерван на пике. Плохо. Ирке нельзя дать остыть.
— Они решили сделать сюрприз… — выпаливает Надька, тоже поглядывая на Иру, с опаской. Похоже, в том, что Тим подыграет сомнений даже нет. — Ты не переживай, бабуль. Сейчас мы вместе быстренько всё сервируем. Держи. — Толкает меня в грудь полным графином, и утягивает за собой вглубь дома.
Хозяйка шаркает следом, умиляясь тем, какие мы все дружные и молодцы. Аж не по себе как-то становится, но я быстро гашу в себе это чувство. Главное, что Ира с Солнцевым опять остались тет-а-тет. Вообще, странно, конечно, почему Ирка до сих пор не кинулась прочь… Или не кинула в него чем-то тяжёлым. Стараюсь дать ей время, всячески отвлекая хозяйку вопросами.
И икону в углу успеваю отметить, и персидский ковёр на стене похвалил раза два, и фото в серванте не обделил вниманием… А входная дверь всё не хлопает.
Пытаюсь Надьке жестами показать, чтобы метнулась в разведку, но она то ли не понимает, то ли из вредности не хочет понимать. Скорее всего, второе. Ну до чего же вредная зараза!
Препарирую её взглядом, мрачно отмечая, что Солнцев недаром к Ирке свалил. В общем, не повезло её избраннику. Не конкретно Тиму, а в целом.
Как следствие, увлёкшись пантомимой, оба пропускаем момент, когда шустрая бабка оставляет нас в комнате одних. Вернее, именинница обнаруживает себя сама. Очередным воплем на весь дом…
— Та-а-ак… Надя!
Клянусь, подскакиваем оба! А потом подрываемся галопом на голос.
На кухне те же лица в сборе. Только Тим почему-то бледный как мел.
— Надя, она целовала твоего жениха! — бабулька обличительно тычет узловатым пальцем в Ирку.
Да быть такого не может. Как он вообще провернул это? Это же… Магия! Между нами при меньших залётах щепки летали только так. Но летит почему-то один веник. В Ирку.
— Ба, только не надо переживать, — пищит тонко Надька, заламывая руки. — Ничего страшного не произошло…
— Надя, они целовались, — воинственно перебивает бабка, попутно нашаривая чем бы ещё поувесистее запулить в прелюбодеев, и повторяет как для умственно отсталой: — Эта потаскушка целовалась с твоим женихом! Ты что творишь, свинья?!