Бывший муж

Пролог.

Земля не остановилась. Всё так же лениво брехал бродячий пёс на улице, шевелилась от сквозняка шторка, а Илюшка сидящий в детском стульчике мерно стучал пластиковой ложкой по игрушке. Всё было так же и одновременно необратимо иначе. Просто в один момент вдруг оказалось, что я не нужна своему мужчине. Это было бы даже смешно… если бы не было так грустно.

- Уходи, - сказал он и пожал плечами, стремясь показать насколько ему все равно. – Я не буду тебя держать. Только…

- Только? – жадно переспросила я.

- Только ты без меня не сможешь. Ты не справишься.

И посмотрел на меня. Глаза в глаза. Его синие. Мои карие – обычные. В его глазах плавало небо. Бескрайний океан. Когда-то мне казалось, что в них можно утонуть. А теперь смотрит на меня, а в его глазах… скука. Ему скучен этот разговор.

И мне хочется кричать. Хочется топать ногами, сбрасывать со стен наши фотографии в золоченых рамках, хочется сделать что-нибудь ужасное. Но я молчу. Я слишком горда. А ещё я боюсь испугать своего ребёнка, он слишком мал для гадостей этого мира. Я – его щит.

- Я сильнее, чем тебе кажется, - ответила я.

А он… рассмеялся. Закурил. Синий дымок расплылся в воздухе полупрозрачным кружевом, переливающимся на свету. Я многое запомню из этого дня – всякую ерунду. И его смех. И горький дым. А Илюшка заплакал… Ребёнок плачет, ему наскучила его игрушка, а я стою и смотрю на его отца. Хочется в последний раз коснуться его щеки рукой. Провести пальцем по губам. Коснуться век, принуждая глаза закрыться. Так хочется, что руки сводит. Я иду на кухню и вынимаю Илюшку из стульчика. Главное – занять руки.

- Ты гордая, - сказал он, вроде бы даже с печалью. – Идеалистка. Глупая.

- Уходи сейчас, - попросила я. – Только…  

- Только?  

- Я никогда не вернусь.  

Он остановился у дверей, обернулся. Какой же он красивый, мой бывший мужчина! И мне бы хотелось сказать, что я жалею обо всем что было, но тогда бы я солгала. Приди он, позови, возьми меня за руку, я пошла бы за ним даже зная, что через несколько лет все закончится бессмысленным разговором в холодной квартире.  

- Я знаю, - мягко улыбнулся он.  

И он ушёл, мужчина, от которого я родила сына. Я метнулась к окну и смотрела, в его спину до тех пор, пока он не скрылся за углом соседнего дома. Отстранённо подумала – вот сейчас можно и  заплакать. Никто не увидит. Просто обниму Илюшку и мы поплачем вместе. Но… слез не было. Ярость была, а слез нет. Глухая такая ярость, беспомощная. Когда нужно что-то делать, а ты не знаешь что.

Илюшка дёрнул меня за ворот рубашки. Сейчас моему сыну восемь месяцев, молоко пропало ещё пару месяцев назад, но привычка лезть под одежду осталась, не отучить никак. Я развела смесь. Илюшка сосредоточенно сопя сосал, а я думала, как быть дальше. Он прав. Я слишком глупа. Мне нельзя оставаться здесь, в этой съёмной квартире, которая так и не сумела стать мне домом, даже пытаться не стала. Сюда он вернётся, а я… не выдержу ещё одной встречи. Нужно уходить.

- Поедем к дедушке, - сказала я спящему уже ребёнку.

Сколько я смогу унести? Немного. Значит буду брать только самое необходимое. Детские вещи, любимую игрушку, бутылочку, подгузники, смесь… На тумбочке возле двери лежит стопка денег. Когда он успел их оставить? Я идеалистка, да. Я их не взяла, а рядом с ними положила свое обручальное кольцо – рвать так с концами. Зато взяла одну из фотографий. Свадебную… Гордая, глупая…

Спящий Илюшка оттягивает руки. Рюкзак тяжёл, несмотря на то, что я взяла лишь самое необходимое. Мне бы коляску, но толкать коляску по подтаявшему мартовскому снегу это подвиг, который мне не по силам. Ноги вязнут, моросит дождик, прижимаю ребёнка к себе и наконец плачу, а дождь и подступившая темнота скрывают мои слезы. Я думаю о папе. Я знаю, что он скажет. «Я же говорил». И прав будет – говорил. Но… идти больше некуда.

Я успеваю на последнюю электричку. Ехать придётся пару часов до соседнего городка, затем куковать на вокзале и ехать оттуда уже первой электричкой. Илюшка не раз просыпался. Подогреть смесь в пригородном поезде было негде, холодную он пить не хотел, давился и плакал, и я плакала тоже – от беспомощности. И трусливо думала о том, как хорошо было бы вернуться. Сделать вид, что ничего не было. Что я снова в него верю, ему верю. Он бы засмеялся и меня к себе прижал, а я бы уткнулась лицом в ямку под ключицей и полной грудью вздохнула его запах. И все было бы правильно. Только… не будет этого. Не в этой жизни.

- У тебя сильная мама, - улыбнулась я своему мальчику. – Всё у нас с тобой получится. Я тебе обещаю.

Он посмотрел на меня так серьёзно, словно понимал. Маленький человечек, который от меня зависит. И я обязана сделать так, чтобы ему хорошо было, и плевать, что на душе волки воют.

- А потом, - продолжила я. – Когда твой папа придёт за нами, а он придёт… мы скажем, что он нам не нужен.

Илюшка засунул большой палец в рот и уснул. Я прижала его к себе, а свободной рукой полезла в рюкзак. Достала фотографию. Посмотрела. Господи, какие мы счастливые… были, когда-то. Появился соблазн приоткрыть окно и выбросить фото в наступающую ночь, в проплывающий мимо тёмный лес, но я сдержалась. А потом, уже на пересадочной станции в кармане куртки завибрировал телефон. Меня бросило в жар и одновременно в холод. Да, я гордая. Но если он хотя бы обещает… если он попросит меня вернуться… Но звонил папа, а руки у меня тряслись, я даже вызов не сразу принять смогла.

- Всё хорошо? – спросил он.

Папа чувствовал, когда мне плохо. Иначе с чего бы ему звонить мне в два часа ночи?

- Хорошо, - нервно хихикнула я. – Я к шести утра приеду. Ты сможешь меня встретить?

- Ребёнок с тобой?

- Со мной.

Папа выдохнул, неужели он думал, что Ярослав лишит меня сына? А вдруг… страх взялся из ниоткуда липкой волной пополз по позвоночнику, я стряхнула его усилием воли. Нет, он не будет… Он же любил меня. Когда-то.

Глава 1. Ярослав

Сначала я поехал к её отцу. Найти его было несложно, на пенсию он ещё не вышел, работал все там же. Гораздо сложнее – выкурить его из конуры. Я подал официальный запрос на посещение города, сделал несколько звонков. Он не хотел меня видеть, не хотел со мной говорить. Только проблема в том, что я бываю несколько упрям.

Чёрный тонированный джип подъехал на парковку, когда я закурил десятую уже по счету сигарету. Я знал, что ему давно доложили о том, что я здесь жду, знал, что это его бесит, но прищучить руки коротки. Он вышел из автомобиля, я с интересом его оглядел – несколько лет не виделись. И только потом вышел ему навстречу. Руки подавать не стал, просто знал, что жеста не оценят.

- Что тебе нужно? – спросил он.

Старость уже начала скручивать в бараний рог некогда могучее здоровое тело, но полковник Елагин был ещё очень силен, сила сквозила в каждом его движении.

- Я хочу увидеть своего ребёнка.

Елагин засмеялся хриплым каркающим смехом, оценивающе на меня посмотрел. Ему наверняка не нравилось то, что он видел, я уже далеко не юнец, не уверенный в своих силах.

- Вперёд, - развёл руками он.

За его спиной длинное полотно серого бетонного забора под колючей проволокой. Один из немногих оставшихся в России военных городков. Попасть туда было можно, да, при желании, но старый хрыч явно внёс меня в чёрный список. Всё мои усилия потерпели крах.  

- Я знаю, - сказал я. – Что она больше не здесь. Я найду её, ты понимаешь? И будет гораздо лучше, если мы встретимся пусть не по желанию, но хотя бы по обоюдному согласию.

Я не знал точно. Скорее – чувствовал. Янка была слишком живой для этих стен, они на неё давили. Да, тогда, семь лет назад она поехала к отцу. Но столько бы она там не выдержала. Я знал её, женщину, что родила мне сына.

- Она поменяла фамилию, - отрывисто бросил Елагин. – Ищи.

Известие неприятно царапнуло. Нет, мои парни бы нашли, но…

- Замуж вышла? – не удержался от вопроса я.

Ни к чему юлить, он видит меня насквозь. И да, я давно её отпустил, но… Какая-то часть меня все равно продолжала считать её своей.

- Сам ищи, - сплюнул Елагин. – Я тебе не помощник.

- Найду, - ответил я, не сомневаясь в своих возможностях. А потом добавил неожиданно для себя. – А я женился… полтора года назад. Через три месяца стану отцом.

- Ты семь лет, как отец, - буркнул он. – Да только фикция это, пшик…

И ушёл, ссутулившись, человек, которого я когда-то искренне ненавидел, а теперь даже – жалел. И до странного было жаль Янку. Я правда хотел, как лучше. Чтобы она была предупреждена, готова, а теперь у меня просто нет выбора. И я не сомневался в том, что мы Янку найдём. И моего сына.

Жена была дома. Теперь она всегда была здесь, и входя я окунался в тёплый, немного суетливый уют, создавать который она любила и умела. Не как Яна. Воспоминание о бывшей царапнуло, но теперь придётся учиться жить с мыслями о ней, если я хочу вернуть в свою жизнь сына.

- Не вставай, - остановил я движение жены.

Она виновато улыбнулась и вновь опустилась на подушку. Я вспоминал беременную Яну – молодые, глупые, мы в поход ходили с палатками… Она смеялась и танцевала, а в ночь перед родами мы занимались неуклюжим, но не менее страстным, чем раньше, сексом. Все было иначе, чем сейчас, когда на свет готовится появиться мой второй ребёнок.

- Ты видел их?

Я покачал головой, поцеловал жену в лоб и коснулся живота. Малышка спит. Я много работал и искренне радовался, когда удавалось поймать ладонью упругое, сильное движение ребёнка внутри живота.

- Медсестра приходила?

Она появлялась дважды в день. Мерила давление, колола уколы, помогала жене принять душ. Я планировал поставить вопрос о плановой госпитализации ребром, но сейчас, казалось, все замерло в зыбком равновесии. Словно в ожидании.

Даша все же встала. Некогда стройные ноги отекли, волосы стали тусклыми, под глазами – тени. Она очень волновалась о том, что перестала быть красивой и мои уверения в том, что все это временно, помогали мало.

- Завтра отвезу тебя к врачу, - решил я. – Лишним не будет. Я поработаю.

В кабинете я сел в кресло и устало закрыл глаза. Слишком много работы, слишком много ответственности, слишком мало сна. Я потянулся, хрустнув шейными позвонками и стряхнул с себя усталость. Фотографий Янки и сына у меня почти не осталось. В старой квартире их было множество, но она, чужая и холодная, без неё вдруг стала совершенно пустой. Я ходил туда лишь изредка, в надежде, что Яна вдруг вернётся. Не вернулась. А у квартиры закончился срок аренды, и вдруг оказалось, что почти все наши вещи просто выбросили.

Но несколько фотографий осталось. Сейчас я достал из ящика стола одну. Илья. Маленький, смешной. Мой. И я понимаю, что Яна будет совершенно не в восторге, но моё присутствие в их жизни ей придётся пережить. И мужу, если он есть, тоже, с неожиданной злостью подумал я.

Яны не было в соцсетях, по крайней мере, под своим именем. Но найти молодую женщину с ребёнком, имея на то желание и деньги не сложно. Я справился за неделю. И оказалось вдруг, что Янка – вернулась. Живёт в двадцати минутах езды от моего дома. Илюшка ходит в школу, в первый класс, мне даже фотографию принесли, смазанную, ребёнок на ней спиной. Единственное, что я понял – он большой. Гораздо, блядь, больше, чем я его помнил. И завтра, хочет того Яна или нет, я приеду.  

Ночью Даша не могла уснуть. Ходить ей было тяжело, но тем не менее она поднималась и бродила по большой тёмной квартире, я прислушивался сквозь сон, так как беспокойство не отпускало.

- Ты уверен, что хочешь этого? – спросила она.

- Да, - коротко ответил я. – Я договорился, медсестра проведёт с тобой весь день.

Потому что сегодня я занят. Сегодня я увижу своего сына. Потянуло снова достать фотографию, посмотреть на маленького ребёнка, на его светлые завитушки волос, но неуместную ностальгию я отбросил. Я предпочитал действие рефлексии.

Глава 2. Яна

Меня накрывали панические атаки. Я держала себя в руках при разговоре, один господь знает, чего мне это стоило. Я спокойно доехала до ближайшего перекрёстка. А потом… на красный даже пролетела, под возмущённый вой клаксонов. Я очень боялась опоздать. Боялась того, что приеду, а моего ребёнка уже… забрали из школы.

- Мам, ты чего? – удивился Илья, когда я крепко стиснула его руку.

- Соскучилась просто, - выдавила я улыбку из себя.

Дома не выдержала, прижала его к себе изо всех сил, так, что дыхание перехватило и сидела так несколько минут. Он ещё позволял мне любить себя открыто, хотя на примере подруг, у которых были сыновья старше я знала, что вскоре наступит момент, когда птенец оперится, и морально готовилась.

- Хочешь завтра прогуляем школу? – спросила я.

Причина была проста – мне страшно оторвать от себя сына.

- Мам, у нас же проверочная по математике будет, ты забыла?

Квартира у меня маленькая. Был вариант либо просторная однокомнатная, либо тесная двушка. Я тяготела к открытым пространствам, но пришлось принять во внимание, что у меня сын растёт. Поэтому две маленькие комнаты, зато кухня большая, она и стала сердцем моего дома. Илюшка даже уроки здесь учит, пока я готовлю ужин. Иногда задаёт мне вопросы, я отвечаю, подхожу, стараясь не испачкать мукой, в которой мои руки, тетради, наклоняюсь и целую сына в макушку.

- Нет, ты сегодня точно странная, - засмеялся Илья.

- Скоро день всех влюблённых, - улыбнулась я. – А я влюблена в тебя, так что, терпи.

И ночью, когда он уже спал, разметавшись в постели я подошла, села на край постели. Я понимаю, что не смогу держать его возле себя вечно. Я стараюсь быть хорошей мамой, я не душу ребёнка заботой, стараюсь быть его другом. Но… нам так хорошо вдвоём. Нам никто больше не нужен.

А ночью, как назло, мне приснился Ярослав. Так давно не снился, а тут нате, получайте, распишитесь. Я была в той самой квартире, которую так горячо ненавидела, стояла у окна, прижимала к себе маленького Илюшку и смотрела, как Ярослав уходит. Весь двор устелило свежим снегом, но там, под ним – вода. И следы Ярика отпечатываются чёрным, шаг за шагом. Я смотрю на него, на упрямо прямую спину, пальто, которое он опять не застегнул развевается в такт ходьбе и молюсь – обернись. Ради того, что было, что могло бы быть, просто обернись, найди меня глазами в десятках чужих окон. Посмотри на меня и только потом уходи.  

Тогда, в моем прошлом он этого не сделал. А сейчас… шаги замедлил, словно раздумывая. И обернулся. А я испугалась неизвестно чего, Илюшка заплакал, я отшатнулась и проснулась в холодном поту. Разбитой жалкой развалиной, столетней старухой, душ и кофе не смогли изменить этого факта, разве только несколько смириться с тем, что очередной день настал.

И в школу я поехала за час. Сидела в машине, постоянно оборачивалась, ожидая того, что Ярослав придёт, или его люди. Остро жалела о том, что бросила курить. И думала, думала. Сбежать к отцу снова? Бросить квартиру, купленную в кредит. Работу, которая приносит ощутимый доход. Выдернуть ребёнка из школы, к которой он уже привык. Лишить тренировок с хорошим тренером. Спрятаться? Но… отец тоже не всемогущий. Он стареет, как бы не было горько это осознавать. Он не сможет защищать меня всю жизнь. Что он противопоставит решению суда? Ни-че-го. Нужно договариваться с Ярославом мирно. Нужно поговорить с сыном. Нужно решиться уже хоть на что-нибудь, но от одной только мысли выворачивало наизнанку. Я просто трусиха.

Сегодня после школы у нас тренировка, сын неожиданно увлёкся хоккеем, причём не на шутку серьёзно. Я все ждала, когда он остынет, но этого не происходило. Тренер пророчил нам великое будущее, и будь его воля, Илья жил бы на катке, но я волевым решением обрубила все его мечты и позволила только две тренировки в неделю. Я считаю, что для первоклассника этой нагрузки вполне достаточно.

- Устал? – улыбнулась я после тренировки.

- Есть хочу, - протянул Илья.

Обычно, пока ожидаю я сижу в ближайшем кафе, пью кофе, работаю – мой ноутбук всегда со мной. Но не сегодня. Сегодня я сидела в машине на парковке. И поняла – надолго меня не хватит, я просто сойду с ума. С сыном нужно поговорить до тех пор, пока время, которое мне дал Ярослав не истекло. И я сделаю это сегодня же. А потом сяду и найду толкового юриста.

- Помнишь, ты спрашивал про отца? – начала я. – И я сказала тебе, что расскажу, когда придёт время.

- И? – навострил уши Илья.

- Это время пришло, - вздохнула я.

Ему было интересно. Это было просто живое детское любопытство, а я уже… ревновала. Я знала, каким очаровательным может быть Ярослав, если ему это нужно. Я боялась, что он влюбит в себя моего ребёнка и я его потеряю. Да, я говорила себе, что это просто иррациональный страх, но легче от этого не становилось. И я рассказывала сыну, избегая лишней информации, скупыми фактами, стараясь оставаться беспристрастной.

- И я должен с ним увидеться? – задумчиво спросил сын.

Я поворошила его волосы. Он отказывался их стричь, и светлые пряди падали уже до плеч, чуть завиваясь на концах и вызывая припадки ненависти у многих преподавателей. Они считали, что мальчик должен быть пострижен коротко, но к счастью, у нас была молодая и прогрессивная классная руководительница.

- Только если ты сам этого хочешь.

С надеждой и страхом подумала о том, что сейчас он скажет нет. И тогда я просто сбегу, начну все сначала, буду бежать так далеко, как это будет нужно, и плевать, что я не готова, что я чувствую смертельную усталость при одной только мысли об этом.

- А он меня любит?

Я печально улыбнулась и ответила вопросом на вопрос.

- А ты его любишь?

- Нет конечно, - возмутился Илья. - я же его не знаю.

- И он тоже тебя не знает.  

Весь вечер мой сын был погружен в свои мысли. Боже, как он был на Ярослава похож, несмотря на то, что мы оба брюнеты, а Илья светловолос. Иногда я видела даже жесты бывшего мужа, которые сын не мог перенять сознательно. Вот сейчас он сидел, вроде бы расслаблен, на коленях книга. А руки… правая. Подушечкой большого пальца он коснулся кончика мизинца. Потом безымянного пальца. Среднего. Указательного. Не торопясь, по очереди, словно нанизывая бусины на нитку, перебирая мысли, взвешивая каждую. Ярослав тоже так делал. И это меня испугало.

Глава 3. Ярослав

Он был… пожалуй, удивительным. Я настраивал я на встрече, но все же не был готов к ней в полной мере. Наверное, несмотря на то, что я точно знал, что он вырос, что в школу уже ходит, я по прежнему представлял его младенцем. А Яна права, это уже личность. Мелкая ещё, но все же личность.

Я с удовольствием его рассматривал, стараясь не смутить его пристальным вниманием. Он был на меня похож, и одновременно на Янку. И при всем при этом – ни на кого из нас. Я видел бывшую жену в наклоне головы, во внимательно взгляде карих глаз. И да, он тоже меня рассматривал. Без страха, без попыток понравиться. Простое любопытство.

- Куда бы ты хотел сходить? – спросил я. – Дети любят торговые центры.

- Здесь шумно, душно и много людей, - ответил сын. – Но если вам хочется…

Он казался маленьким и взрослым одновременно. Держал мать за руку. Янка смотрела в сторону, словно дистанцируясь от происходящего, но на её губах играла неуловимая улыбка, которая то ли есть, то ли нет её. И я вдруг подумал что… наш совместный с Яной ребёнок это лучшее, что со мной могло случиться, несмотря ни на что.

- Здесь есть тихий ресторанчик, - предложил я. – Мы можем перекусить.

Илья подумал, потом посмотрел на маму снизу вверх. Он чуть кивнула, и только тогда он согласился. И в ресторан они шли за руку. Это одновременно умиляло и раздражало. Раздражало тем, что Яна словно пыталась показать, насколько я лишний. Да, в данный момент все так, но я здесь именно для того, чтобы это исправить…

- Чем ты занимаешься?

Илья уткнулся в меню. Не было похоже, чтобы они бедствовали. Конечно, малолитражка Яны была совсем недорогой, но ребёнок был хорошо одет, в ресторане не растерялся. Спокойно прошёл, сел, открыл меню. Яна хорошо заботилась о моем сыне.

- Учусь, - серьёзно ответил он. – Ещё на хоккей хожу. А вы?

- У меня свой бизнес.

- У мамы тоже.

Янка тоже разглядывала меню усиленно делая вид, что меня здесь нет. Я уже знал, какой у неё бизнес.  Маленькая частная типография со штатом в пять человек. Специализировались на изготовлении крафт-открыток, дорогих визиток индивидуального дизайна и печати по требованию. Я мог бы указать на разницу между моим бизнесом и Яны, но я пришёл не доказывать свое превосходство. Да и мальчик смотрит так, словно готов броситься на защиту мамы в любой момент.

- Я рад за твою мать, - сказал я. – Я… всегда знал, что она многого добьётся.

Принесли заказ. Янка заказала только кофе, теперь задумчиво ковыряла пенку ложкой. За столом повисло неловкое молчание, сломанное когда-то колено ныло, требуя покоя, но я давно научился игнорировать его просьбы.

- А почему вы нас бросили? – вдруг спросил Илья.

Я отложил вилку. К такому жизнь меня не готовила. Нет, я предполагал, что говорить на эту тему придётся, но не с семилеткой же.

- А почему ты не стрижешь волосы? – спросил я, раз уж настало время вопросов в лоб.

Его волосы и правда падали до плеч, светлые, с завитками. За такие убила бы любая девчонка, да ещё и в сочетании с темными карими глазами… но на мальчике они смотрелись несколько неожиданно.

- Мне так нравится, - ответил он. – А вы не ответили на мой вопрос.

Наверное, Янка ожидала таких вопросов и именно поэтому заранее попросила её не компрометировать. Но как рассказать, не пачкая при этом ни меня, ни её, да ещё когда смотрят так… враждебно?

- У нас не было денег, - пожал плечами я. – Совсем. Все, что удавалось заработать я вкладывал в развитие бизнеса. Мы мотались по съёмным квартирам, я все время был на работе, ты все время плакал… Это было сложно. Но я… не хотел от тебя отказываться. Так вышло. Не все зависело от одного меня.

И поймал предупреждающий Янкин взгляд. Илья кивнул, и ушёл в туалет, мы остались вдвоём. Перед ней так и не выпитый кофе, передо мной истерзанная отбивная, есть которую никакого желания. За одним из соседних столиков обедает семья, у них двое детей. Один, постарше, смеётся и что-то эмоционально рассказывает. Малыш в детском стульчике увлечённо грызёт яблоко, уже весь перепачкался. Вот, как они выглядят, настоящие семьи.

- Когда ты будешь отпускать его со мной?

- Не знаю. Не скоро. Быть может никогда, - Янка вздохнула и тоже посмотрела на семью за соседним столиком. – Ты думал, что вернёшься через семь лет и мы встретим тебя с распростёртыми объятиями? Так не бывает, Ярослав.

И замолчала. Побарабанила пальцами по столу, нервно оглянулась, высматривая возвращается ли сын. Она была… красивой. Похудела только, чётко обозначились скулы, глаза кажутся ещё больше и темнее. Когда-то она казалась единственным, ради чего стоит жить. А потом… потом все сломалось.

- Что ты говорила ему обо мне?

Янка засмеялась. Её смех был таким горьким, что даже идеальная мать идеального семейства вдруг вскинулась, словно встревожившись. Я мог бы сказать ей, этой незнакомой женщины, что её это не коснётся, но… нет гарантии. Не для кого.

- Ты думаешь, что я настраивала его против тебя все эти годы? – с усмешкой спросила она. – Мне жаль тебя разочаровывать, но мы о тебе не разговаривали. Не вспоминали. Вообще.

Вернулся Илья. Посмотрел на нас пытливо, словно пытаясь угадать, о чем мы говорили. Он тоже не коснулся еды, но заказанный молочный коктейль выпил. Разговор не клеился. Когда пришло время оплачивать счёт, Янка полезла за кошельком.

- Я сам.

- Нет, спасибо.

И все же бросила на стол несколько купюр. Я был рад, что увидел сына и одновременно разочарован. Что же… никто не говорил, что будет легко. Я уперт. Я построил бизнес с нуля. Я смог ходить, хотя все разводили руками и пророчили, что раздробленные колени это крест на мне, на моей карьере. Если я чего-то хочу, я этого добиваюсь. И пусть он никогда не будет смотреть на меня так, как на Яну, но я могу добиться хотя бы его уважения.

- Купи мне водички, - попросила Яна, и дав сыну купюру отослала его к автомату, затем повернулась ко мне. – Если ты настаиваешь на присутствии в его жизни я не буду отказывать. Я не считаю, что ты имеешь на это моральное право, на закон будет на твоей стороне. Но… время посещений будет строго оговорено, регламентировано в письменном соглашении и заверено.

Глава 4. Яна

Наверное, меня просто тянуло к мужчинам авантюрного склада. После расставания с Ярославом мне просто не хотелось. Никого, ничего. Ни даже для здоровья, как спрашивали мои подруги - тебе разве не хочется секса? Не хотелось. Хотелось только ребёнка в охапку и думать, что делать дальше.

А потом случился Антон. Через несколько лет, когда я уже вернулась с сыном в город. И я рискнула. С ним было легко, отчасти тем, что его было мало в моей жизни, он мотался по всей России, часто его заносило за рубеж, и я не могла не видеть его по пару месяцев. А потом он приключался. Вот сейчас приключился.

- Детка, - позвонил он. - Я соскучился.

Я закатила глаза. Нет, развеяться, сходить куда-нибудь и я не прочь, но столько всего свалилось разом. Да и Света, девушка, что сидела с Илюшей если мне нужно было уйти надолго, была не в городе.

- В следующий раз, - обещала я

Выходные почти благополучно прошли. Коробка с новыми коньками заняла место на тумбе в комнате сына, но когда пришло время ехать на тренировку, он взял с собой старые. Я отметила этот факт, но на ребенка решила не давить. Пусть сам решает, что делать с этим подарком. 

А потом, следующим днем проходила мимо приоткрытой двери его комнаты и замерла. Он стоял с этими коньками в руках, разглядывал их почти любовно. Меня с головой захлестнуло безудержное желание дать своему ребёнку целый мир. И одновременно горькое осознание ограниченности своих возможностей. Я работала, я старалась, я зарабатывала. Но львиная доля моего заработка уходила на ипотеку, я копила деньги, чтобы перекрыть скорее ненавистный долг. Илюшка знал. Он был чудесным мальчиком, мой сын. Он никогда не просил лишнего. Но эта невозможность дать своему ребёнку то, что он хочет… Горечь подкатила к горлу, я с трудом её сглотнула. 

Вечером я подошла к нему во время приготовления домашнего задания. Оно в первом классе было немудреным, вроде даже не обязательным, но мы старательно делали все, что говорил педагог. Илюшка выписывал строчки из слов округлым почерком, пыхтя от сосредоточенности.

- Я люблю тебя, - сказала я.

- Я тоже, - удивился он. - Ты такая… Как будто что-то должно случиться. У нас все хорошо?

У нас все было настолько хорошо, насколько могло быть. И было бы ещё лучше, если бы Ярослав о нас не вспомнил. Но…

- Носи коньки, - улыбнулась я. - Если они тебе нравятся. А то вырастет нога, потом не налезут и будет обидно.

- Можно? - уточнил Илья. - Ты не любишь его, я же вижу…

- Зато тебя люблю. А это главное.

Не рассказывать же ребёнку, которому ещё восьми нет, о том, что когда-то я любила его отца больше всего в мире. А потом родился он, мой маленький сын. И все изменилось. Во мне проснулась… Наверное, просто мама, без высокопарных слов. И сразу стало мало. Мало того, что Ярослав мог дать. Мало стабильности, мало денег, мало самого Ярослава в нашей жизни. Много было только тараканов в той съёмной квартире, да и у меня в голове.

Илья улыбнулся и на пятничную тренировку взял с собой новые коньки. Антон, который знал расписание наших тренировок и то, что я коротаю ожидание в ближайшем кафе приехал без предупреждения. Наклонился, поцеловал меня, обдав ароматом дорогой туалетной воды.

- Я соскучился, - снова пожаловался он. - Завтра суббота. Когда мы увидимся, как не в субботу?

- Не могу, - мой голос был мягок, но твёрд. - У нас… У нас отец объявился. Отец Ильи.

И рассказала. Своему папе не звонила ещё, не хотелось тревожить, да и излишней опеки тоже не хотелось. Но поделиться было нужно. Обсудить. Рассказывала по факту, не приукрашивая, не пытаясь выставить себя в лучшем свете. Антон внимательно выслушал, похлопал себя по карманам, по привычке ища сигареты, потом вспомнил, что мы в кафе и огорченно вздохнул.

- М-да, -  сказал он наконец. - Но если ты решила, что не будешь гнать его, тебе нужно смириться с его присутствием в вашей жизни. Ему точно нужны лишь свидания с сыном, не с его мамой?

- У него обручальное кольцо на пальце, - сухо ответила я.

Время тренировки подходило к концу, мы вышли на улицу, Антон с удовольствием закурил. Он явно напряжённо о чем-то думал, пока мы шли к спортивному комплексу под противным снежным крошевом, что сыпалось с темнеющего неба.

- Ты должна дать ему шанс, - родил он гениальную мысль. - Завтра суббота. Тебе все равно придётся ехать на встречу с ним. И что, вы будете два часа обмениваться ненавидящими взглядами? Это время можно провести куда более приятно.

- Нет, - твердо сказала я. - Они виделись только два раза, я не готова.

Антон и Илья ладили друг с другом, благо виделись редко и не считали друг друга за конкурентов. Они смеялись и дурачились, на прощание Антон поцеловал меня в щеку. У меня было твёрдое правило насчёт свиданий - никогда у меня в квартире. Это казалось мне неправильным. Поэтому свидания приключались нечасто, когда Света могла посидеть с сыном, заканчивались в гостиницах или у Антона дома. Мы не виделись больше месяца. Мне бы хотелось сходить в ресторан, но… На этой ноте мы и расстались. А суббота была уже завтра.

- Я знаю, что ты против, - начал Ярослав. - Но мы подписали все необходимые документы. Ты вполне могла бы отпустить нас одних на пару часов. Меня пригласили на пейнтбол. Состязание. Как раз для детей от семи лет и их отцов. Но билетов только два… Больше просто нет.

Я сразу же заподозрила, что билетов два специально. Чтобы не брать меня с собой, чтобы не обмениваться, как и сказал Антон, ненавидящими взглядами поверх головы Илюшки, чтобы он, не дай бог, не увидел. Я хотела отказать. Но против меня три фактора. Первый - загоревшиеся глаза Ильи. Второй - суббота, Антон. И третий - мои комплексы. Наверное я, как и любая мать, что растит ребёнка одна, слишком сильно переживаю, что многое ему не даю. Просто потому, что я мать. И что многие мальчуковые развлечения проходят мимо нас. Да, я могу пойти, но как бы я смотрелась в турнире сыновья против отцов? Как престарелая лесбиянка?

Глава 5. Ярослав

Антон? Антон, мать вашу? Дядя Антон? Неожиданный приступ ревности резанул по нервам, отдался почти физической болью. Я скрипнул зубами – терпение. Ты не имеешь права. Немного успокоился, но легче не стало. Вернулся в квартиру, схватил ключи от машины, куртку.

- Ты куда? – испуганно спросила Дашка.

- У него рюкзак в моей машине остался. Отдам.

Колено щёлкнуло и заболело так яростно, что я едва не выругался. Я упал сегодня. Все падали – полоса препятствий была сделана от души. Не заметил даже в угаре неожиданного веселья, споткнулся и грохнулся прямо на больное колено. На некоторое время даже дышать перестал – такой силы была боль. Но… взял себя в руки. Пугать ребёнка не хотелось. Пара принятых недавно таблеток чуть утихомирила колено, но сдаваться так просто оно не желало.

Я не жалел, что привёз сюда Илью. Я хотел, чтобы он знал, как я живу. Чтобы успел познакомиться со мной до того, как родится девочка. Жаль только, что все вышло так незапланированно. А все чёртовы душевые. Одно длинное помещение, пахнущее влагой, хлоркой, полное сырого тепла и пара. Несколько человек. Раздевались до белья, складывали одежду в шкафчики и затем шли в кабинки. Я не стеснялся, нет. Это слишком… по детски. Но вспомнил, как выглядит моя нога. Бедро и колено исполосованное десятками кривых розовых рубцов. К чужим взглядам я привык, но сын… Я не хотел, чтобы он видел. Пока я не готов.

- Тут очередь, - подмигнул я. – Ждать будем целую вечность. Поехали ко мне? Тут близко.

- А мама?

- Отдадим ей тебя чистого, даже не заметит.

Смешно было думать, что не заметит. Сила её ярости впечатляла. Но она же показала мне – где-то в глубине этой взрослой, серьёзной женщины живёт моя Янка. Безудержная, чокнутая, яркая. Та, которую я знал. И сейчас я спешил за ними, не щадя больное колено, отдать рюкзак, конечно же, вовсе не для того, чтобы посмотреть на дядю Антона…

- Яна! – крикнул я.

Успел, они стояли у калитки. Она недоуменно обернулась, я в сотый раз подумал, как она красива, даже в ярости. Волосы тёмные, на них падают снежинки, не тают – холодно. Чуть поблескивают, отражая свет фонарей.

- Рюкзак, - напомнил я.

Илья нерешительно шагнул ко мне. Я открыл машину, достал его рюкзак, колено вновь обиженно щёлкнуло. Отдал. Провожать его до калитки было необязательно, но я все же пошёл. Увиденное… не порадовало. Хотя, какой мужчина мог бы порадовать рядом с твоим ребёнком и твоей женщиной, пусть и бывшей? Холеный мужик, породистый. Знающий себе цену. Я, чтобы стать таким работал над собой больше десяти лет, не всем везёт родиться с серебряной ложкой во рту. Здороваться мы не стали, только внимательно друг на друга посмотрели.

- До свидания, - тихо сказал Илья.

Я все стоял. Они уехали, на мне тонкие домашние брюки, под них пробирается холодный воздух. Ветер утих совсем, снежинки падают с неба медленно, даже как будто торжественно. Печально. Ночью Дашка спала плохо. Ворочалась. Просыпалась, просила чай, хотя в связи с отеками и плохой работой почек ей рекомендовали дозировать уровень потребляемой жидкости.

- Одну чашку, - улыбнулась она. – Чёрного. С лимоном. Пожалуйста.  

Я сдался и поставил чайник. Мы сидели на кухне. Она медленно помешивала чай, ложка звонко ударялась об фарфор. Дашка думала. Чай выплеснулся, она даже не заметила.

- Как думаешь, я ему понравилась?

Я решил быть честным, несмотря на то, что в последние месяцы старался не щадить.

- Даш, ему семь лет. Ты чужая, совершенно ему незнакомая беременная тётя. Не все так просто.

Она вздохнула. Подняла на меня взгляд. Он показался мне до странного… знакомым. Именно это выражение обречённой печали. И я вспомнил. Принцесса, старая собака Даши, тучный дог с одышкой и кучей возрастных болезней. Мы усыпили её немногим меньше года назад, когда онкология не оставила ей шансов. Именно так она на меня смотрела, когда я вёз её на усыпление. Идиотские нервные фантазии, успокоил я себя. Даша оставила недопитый чай, тяжело поднялась, опершись о мою руку.

- До тридцати шести недель, сказал врач, - улыбнулась она. – Потом будут кесарить. Осталось совсем недолго.

- В понедельник отвезу тебя утром в больницу, и прослежу, чтобы тебя больше не выпустили, - обещал я.

Так было бы спокойнее и проще. Я не мог работать дома, и в офисе полноценно трудиться теперь не мог тоже, несколько проектов зависло. До рождения ребёнка нужно многое закончить. Многое подготовить. Детскую Даша уже оформила, но по сравнению с остальным это просто мелочь. Что-то мне показывает, что младенцу все равно, где спать, если тепло и мама рядом.

- Имя так и не выбрали, - вздохнула Даша устраиваясь в постели.

- У нас ещё есть время.

Утром Даша проснулась первой. Когда я открыл глаза она сидела на краю постели, спустив ноги на пол, сосредоточено прислушивалась к самой себе закрыв глаза. Я напрягся.

- У тебя что-то болит?

- Нет, - тихо сказала она. – Но…

- Но?

Она повернулась ко мне. Лицо землисто-серого цвета, словно все краски стерлись, глаза запали. На шее бешено бьётся жилка. Я неожиданно понял – не стоило ей потворствовать. Уступать. Просто, блядь, заставить её лежать в клинике, если нужно – привязать к постели. Мне не нравилось… не нравилась эта жилка, которая билась так отчаянно, тяжёлое дыхание. Она дышала так, словно на её груди килограммовая гиря.

- Но мне как-то странно, - продолжила она. – Словно я плыву, Слав. Словно все не по-настоящему. Как во сне.

- Блядь, - выругался я.

Торопливо вскочил с постели, натянул штаны, набрал номер врача. Сейчас отвезу её и плевать на протесты. Дашка же согнулась вдруг, прижала руку к груди, надсадно закашляла. Мне казалось, что я слышу влажные хрипы в её лёгких. В трубке текли гудки, я отбросил телефон в сторону.

- Сейчас, - сказал я.

Поднял её на руки, и только сейчас понял, что халат, в который она одета мокрый. Дашка на меня мутным взглядом смотрит, словно не понимая смысла моих вопросов, неуверенно кивает, когда спрашиваю, отошли ли воды. Звоню водителю, заворачиваю её в одеяло, одеваться тоже некогда, понесу так. Дашка снова кашляет.

Глава 6. Яна

- Никогда, - воскликнула я. – Никогда так больше не делай!

Я поступила неправильно, да, напугала сына да и беременную клушу, наверное, тоже. Но… повернуть вспять время и все сделала бы так же. Потому что единственное, что может довести меня до состояния истерического ужаса – это страх за сына. А теперь рядом он, глажу его ладонь и никак не могу им надышаться.

- Просто звони мне, - попросила, уже успокоившись немного. – Всегда звони, ладно? И я не буду так сильно волноваться.

Илюшка кивнул. Антон смотрел на меня чуть вздернув брови, удивленно. Его забавляла моя материнская одержимость. Но я… я работала над собой, несмотря на подспудное желание спрятать ребёнка под своей юбкой навсегда. Он вырастет. Станет самостоятельным. Только… пусть звонит.

- Пока.

Антон целомудренно поцеловал меня в щеку и уехал. А меня отпустило только ночью, когда Илья уснул. Я долго слонялась по маленькой квартире, а когда все же уснула… Снился мне Ярослав. Он обнимал меня, его руки были нежны, легко касались, поглаживая. Спустились к животу… Живот был округлым, разбухшим…

Свою беременность я отходила легко. Рожала в июле, а ещё в мае мы ходили на природу с палатками. Меня почти не тошнило, у меня не падал гемоглобин, не ломило поясницу… А теперь вместе с этим пузом на меня свалилось все сразу. Я чувствовала, как устало ноют мои отекшие ноги. Как мягко и неотвратимо подкрадывается тошнота. Как тонко звенит в ушах. А руки Ярослава… они словно даровали спокойствие. Обещание того, что все будет хорошо.

Но даже во сне их у меня отняли. Знакомые, пусть и забытые уже потуги скрутили тело. Схватка за схваткой, оглушающая боль, что сметает все вокруг. И цель – вытолкнуть из себя маленького узурпатора. Дать своему телу отдохнуть. И наконец – ребёнок выходит. Я чувствую его тельце поверхностью голых бёдер. Приподнимаюсь на локтях, тяну к нему руки… и ничего.

- Где мой ребёнок? – в страхе спрашиваю я. – Я только что родила!  

- Какой ребёнок? – чужой равнодушный голос. – Вы не были беременны.

Проснулась в ужасе. Воскресенье. Двадцать третье февраля. Позднее, пасмурное серое утро. Должна была выспаться, но чувствую только разбитость. Черт бы побрал Ярослава, снова принесшего в мою жизнь хаос! Со стоном поворачиваюсь на бок, поневоле тяну руки к животу – он такой же плоский, какой был раньше. Всё это только кошмар.

- Мам!

Мой совеныш тоже уже проснулся. Нужно подарить ему подарок. А пока… он забрался ко мне в постель, я крепко-крепко его к себе прижала, такого маленького, и одновременно такого уже большого.

- Мам, - сказал наконец Илья. – Если ты хочешь… если хочешь, я больше не буду с ним общаться.

У меня спазмом перехватило дыхание, запершило в горле. Уткнулась лицом в светлую макушку – волосы пахнут яблочным шампунем. Некстати вспомнила, что вчера Илья приехал в новой футболке – наверное, Ярослав купил…

- Ты бы удивился, сколько я всего хочу, - улыбнулась я. – А может ужаснулся бы. Но от меня зависит не так много… Общаться или нет, решать только вам двоим. В большей степени тебе. Ты хочешь?

Мы снова молчим. Тихо тикают часы. В сотый раз думаю о том, что нужно завести кота. Или хотя бы рыбок… Наконец Илья говорит.

- Я знаю, что люди разводятся, я уже сто миллионов раз это видел. У половины в классе родители развелись. Но… они знают своих пап. А я нет. Мне интересно.

- Значит, ты будешь с ним общаться. Но наедине я вас оставлю ещё не скоро. И главное, только звони мне.

Для Ильи у меня открытка. Я каждый год на каждый важный праздник дарю по самодельный открытке, Илья мне тоже. Раньше делала только своими руками, а теперь частью отпечатываю в своей типографии, но дизайн мой. В свое время я так этим делом и увлеклась, когда мастерила сыну открытку на его первый день рождения. Теперь – это мой бизнес. Помимо открытки у меня весь день расписан и буквально завален подарками – мы сходим в океанариум, пообедаем самым вредным фаст-фудом, который найдём, а потом наведаемся в кино. Когда думаю о том, что весь день на ногах, поневоле устаю заранее. А ещё иногда касаюсь ладонью живота – так ярок был сон, что мне все ещё не верится, что я не беременна.

Отец приехал неожиданно, когда мы уже позавтракали. Хотя мне бы стоило привыкнуть – он всегда сваливался, как снег на голову, а теперь, когда я наконец решилась рассказать ему, что Ярослав появился в нашей жизни… Папа был привычно огромным, хотя к старости уже начал немного сутулиться, похудел. Принёс с собой свежесть морозного дня и запах сигаретного дыма.

- Привет, - улыбнулся он. – Да у вас блинчики! Я в деле!

К старости он стал гораздо мягче. Причём в этом нет моей заслуги – только Ильи. Именно он сумел растопить дедовское сердце ещё в нежном младенческом возрасте. Отец пил кофе из самой огромной кружки, что у меня нашлась, Илья громко ему что-то рассказывал, я начала робко думать о том, что уж океанариум то точно можно на отца повесить.

- Ты надолго? – спросила я, когда Илья убежал одеваться.

- Нет, утром уеду.

Замолчал, словно подбирая слова, мне это очень не нравилось – не ждала я ничего хорошего. Последнее время жизнь любила меня удивлять, и все больше её сюрпризы были не очень приятными.

- Я долго думал, все эти дни… говорить тебе или нет. Потом решился. Тот конверт с фотографиями Ильи, что ты отправила Ярославу в первый день рождения сына до сих пор у меня. Я предупредил девушек в отделении почты и мне его отдали.

Я… не нашла слов. Я жила мыслью о том, что пережила все свои обиды. Что я выше мелочной ненависти. Что я больше не думаю о том, что было. Я живу настоящим. Тогда я ещё наивной была. Вдруг подумала, что лишать Ярослава сына полностью нечестно просто с моей стороны. Тогда у него ещё не было столько сил и возможностей, как сейчас. С отцом и бетонным забором военного городка он бодаться бы не смог. Шпана – говорил про него отец. Качал головой на очередное его авантюрное мероприятие. Говорил, что он плохо кончит… Ярослав никогда не нравился отцу. Не для него он растил единственную дочку.

Глава 7. Ярослав

Меня преследовал трусливая надежда, что кроху не выпишут до того, как Дашка встанет на ноги. Я очень волновался за мелкую, а ещё – боялся её. Она была слишком, слишком хрупкой. Но на третьи сутки после родов у жены развил я сепсис, за ним вторая остановка сердца. Я начал надеяться, что её просто выпишут. Когда-нибудь.

- Если бы роды проходили в другой клинике, - терпеливо говорил врач. – Вашу жену бы не спасли. И это не хвальба. Это факт. Сейчас у вас есть надежда.

И Дашку ввели в кому. Искусственную, словно мне от этого легче. И отказывались давать прогнозы, только уповать на надежду. Старшая медсестра, которая часто ко мне выходила посоветовала молиться. Я не ударил её только из уважения к её полу и возрасту.

Девочка, имя к которой ещё не прилипло, уже получила свидетельство о рождении. Катюша. Катя. Екатерина. Я перекатывал имя на языке и старался к нему привыкнуть. Этот маленький человек в моей жизни навсегда. У Кати началась желтушка, частая у недоношенных детей, она потеряла триста граммов веса. Но насчёт ребёнка прогнозы делали с удовольствием – она здорова. И её скоро выпишут.

Колено, словно чувствуя, как мне хреново добавило и свою лепту – отчаянно ныло. В воскресенье, когда мелкой была ровно неделя я встретился с Ильёй. Под бдительным взором Яны, разумеется. Чувствую, наедине с сыном после последней выходки она ещё нескоро меня оставит.

- Весна настала, - констатировал я.

Она посмотрела на меня пытливо, затем отвела взгляд. О чем думает? Явно не о весне, которая несмотря на календарь ещё не спешила. Парк утопал в снегу, дорожки чистили, но их снова припорошило. Мы шагали и позади оставались отпечатки. Мои большие, Илюшкины мелкие, и Яны – словно дико винный зверёк проскакал, остренький сапожок и тонкая шпилька каблука.

- Ты не слишком похож на счастливого отца, - заметила Яна.

Илья убежал кататься на ватрушке с горы. Даже у меня перехватывало дыхание, когда он на бешеной скорости слетал вниз, хохоча зарываясь в снег, а Янке наверное и вовсе волнительно. Мы присели рядом на припорошенную снегом лавку. Словно… словно семья. Я прогнал это ощущение, закурил. Янка поморщилась.

- Парк. Дети.

- Ни на одного ребёнка я не дымлю.

Да, нечего было воображать. Счастливый, блядь, папаша двух детей. Один из них меня не знает. Вторая только ждёт часа познакомиться. И это знакомство меня пугает. Няня, которую мы с Дашей старательно подобрали заранее, по своему контракту освободится только через три недели. Мелкую скоро выпишут. Даша в коме. Счастлив ли я? Если только очень глубоко. Страшно ли мне? Да пиздец как.

Появилось жгучее желание рассказать обо всем Яне. Просто – посоветоваться. А ещё я понял, что в этой многолетней гонке за успехом я потерял и себя, и всех друзей. Но часть меня навсегда останется в Яне. Просто потому, что она помнит меня прошлым. Без забот. Без сломанной ноги. Полного надежд, а главное – желаний. Мы помнили, каково быть просто счастливым, но помнить и уметь тоже разные вещи. Ничего я ей не скажу, просто потому, что груз моих проблем ей не нужен. Пусть лучше привычно ненавидит, чем жалеет.

- Вы назвали её Катей?

Я кивнул. Екатерина Ярославовна – звучит впечатляюще. Надеюсь, не станет преподавателем начальной школы, первоклассники сломают язык. Илья прибежал совершенно мокрый, весь в снегу. Янка ворчала, а я… понял, что отогреваюсь. Что стоит терпеть Янкино презрение просто для того, чтобы погреться возле них.

- Снег ел? – сурово спросила Яна.

- Я что, маленький? – рассердился Илья.

И так это потешно вышло, что я поневоле рассмеялся, первый раз за много дней. Янка тоже улыбнулась, отвернулась, пряча свою улыбку. В небольшом кафе недалеко от парка мы заказали огромную пиццу и горячий шоколад. Он был сладкий, в нем плавали мармеладки и ещё невесть что – в моем детстве такого не было. Нищее у меня было детство. Пицца была горячей и вкусной, наверное, я перестал не только смеяться, но и есть.

- Наверное, на этой неделе твою сестру выпишут из больницы, - сказал я Илье.

Пожалел, что сказал. Мы и правда были словно семья, пусть и недолго, а сейчас действительность вмешалась и все испортила. Илюшка перестал дурачиться, отложил недоеденный кусок пиццы, посерьёзнел.

- Это хорошо. Наверное ей не нравится в больнице. Я один раз лежал, мне не понравилось.

А я даже не знал, почему он лежал. У нас с Елагиным существовала договорённость. Раз в год он присылал мне отчёт. Совершенно сухой. Вырос на столько то сантиметров. Весит вот столько то. Словно мне ребёнок на мясо нужен. Иногда к нему прилагалась фотография, чаще – издалека. Скупые слова. Тот самолёт, что я прислал ему нравится. Играет. В садик ходит. Начал говорить. Но… никаких подробностей. Вот Илья лежал в больнице, а я этого даже не знал. Я много не знал, это незнание просто убивало.

- Теперь, - сказал Илья и вдруг запнулся. – Теперь, когда у вас есть другой ребёнок, вы больше не будете приезжать?

Меня скрутило в узел. В бараний, блядь. Никакие сломанные ноги не сравнятся по уровню боли с этим. И смотрит так серьёзно, а у меня дыхание перехватило. А Янка отвернулась, но я вижу её отражение, глаза в нем темные-тёмные. Она этого же боится, Яна. Того, что я предам ребёнка, а теперь он достаточно взрослый чтобы это понять и запомнить. А я слов, блядь, верных подобрать не могу, ребёнок ждёт…

- Теперь уменя будет два ребёнка, - сказал я и улыбнулся, стараясь не выпустить ищнутр бушующую бурю. – Конечно, сейчас она маленькая и скучная, но быть может потом вы подружитесь.

- У меня скоро матч, - переключился сразу же Илья. – Вы придёте?

А до того, как я заговорил о Кате, пару раз у него проскочило ты. Теперь все начинать заново. Телефон завибрировал, я достал его из кармана висящего на спинке стула пальто. Мы с Яной обменялись телефонными номерами, но не писали друг другу. До этих пор.

«Если ты его обидишь, я тебя убью»

Глава 8. Яна

В субботу Ярослав пришёл с ребёнком. Я знала, что он приедет, мы с Илюшкой даже погадали, куда он нас в этот раз потащит. Я энтузиазма не проявляла, но пусть хотя бы все на моих глазах происходит. Однако… такого я не ожидала. Ярослав вошёл в прихожую, которая сразу показалась слишком тесной и внёс люльку с младенцем, я даже отшатнулась от неожиданности.

- Побоялся оставлять её одну в машине, - сказал он. – Илья, ты готов? Поехали.

Я медленно отступила назад – разглядывать ребёнка не хотелось. Не знаю почему, но само существование ни в чем не повинного малыша задевало меня за живое. Хотя бы тем, что когда Илья был маленький, Ярослав работал. Только работал. А теперь – таскает с собой младенца, словно у неё матери нет.

- Ты с ума сошёл? – спокойно спросила я.

- А в чем дело?

Конечно, я могу сказать, что это не моё дело. Мне вообще все равно, что с этим ребёнком будет. Но я мать, пусть и не этого малыша. Просто так я на это смотреть не могу.

- Во-первых ты принёс ребёнка, а так мы не договаривались. Во-вторых этому ребёнку только две недели и она недоношенная. Куда ты собрался тащить её в марте, когда все в соплях? На хоккей? Жрать пиццу в ресторане? Или кататься на ватрушках? Ладно у мужиков мозгов нет, но куда смотрит её мать?
Ярослав опустил люльку на комод. Внутри зашевелилось, я отвела взгляд. Не хочу смотреть!

- И что ты предлагаешь?

- Я предлагаю тебе забрать своего ребёнка и ехать домой. А с Ильёй встретишься потом, без младенца.

- Нет, - твёрдо сказал Ярослав. – Мы будем видеться каждую неделю.

Разулся, гад, и потащил люльку в комнату. Я закатила глаза и призвала себя к терпению. Один раз я уже не удержала свои эмоции в узде. Сейчас он поговорит с ребёнком и уедет. И у нас снова будет неделя спокойствия и тишины.

- Что делают люди, если никуда не идут? – спросил Ярослав у сына.

Илья покосился на люльку, подошёл, заглянул внутрь. Ничего интересного, похоже, не увидел, пожал плечами, повернулся к отцу.  

- Можно поиграть в настольную игру. Можно пазл собрать. А ещё у меня приставка есть… мам, можно?

Я кивнула. Младенец молча лежал в люльке, наверное, спал. Ярослав и Илья устроились на ковре перед телевизором. Я позволила бывшему мужу вмешаться в нашу жизнь, но изображать счастливое семейство вовсе не желаю. Я взяла книгу и ушла в детскую – читать. И даже увлеклась книгой, сумев выбросить из головы и бывшего мужа, и его нового ребёнка. Словно забыла про них, вот чем книги хороши. Отвлеклась только, когда ровный гул игры-стрелялки и восклицания сына прервались. Доминировал другой звук. Тихий. Плакал ребёнок.

Поневоле заинтересовавшись я отложила книгу, поднялась. Я ожидала того, что Ярослав попросит помощи, и я отказала бы ему, просто из принципа. Я априори считала всех мужчин плохими отцами. Вот мой отец пытался быть хорошим, но мать не заменит никто.  

Но… Ярослав отложил джойстик и сам подошёл к ребёнку. Достал маленькое тельце из люльки. Я догадалась, почему ребёнок проснулся – ей просто жарко стало, а вытащить её из мехового конверта папаша не додумался, только сейчас раздел. Ярослав же достал смесь из сумки термоса, вполне привычно ею потряс и устроил ребёнка кушать. Ничего себе.

- Наверное, твоя жена в восторге, - заметила я.

- О, да, - сухо отозвался Ярослав.

Я все ещё не смотрела на ребёнка, видела только крепко сжатый маленький кулачок. Куда больше меня интересовала реакция своего сына, но его внимание новорождённый ребёнок привлечь не сумел. Да и какому семилетнему мальчику интересны младенцы?

- Какая голодная, - с улыбкой сказал Ярослав.

Моё сердце сжалось. Хотелось взять Илюшку за руку и увести прочь. Чтобы не смотрел. И любить его сильно-сильно, чтобы компенсировать не только равнодушие родного отца, а весь остальной мир вместе взятый. Илюшка же поймал мой взгляд и улыбнулся, словно говоря – все будет хорошо. Легко верить в это, когда тебе семь.

- Сейчас доиграем и поеду домой, она скоро какать захочет.

И поднял её, словно показывая мне. Голову придерживает указательным пальцами, маленькие ноги в ползунках поджаты. Лица я не вижу, она спиной ко мне. Значит и про столбик после еды в курсе. При кормлении бутылочкой дети часто заглатывают воздух, и их лучше некоторое время подержать вертикально.

Народная премудрости сработала – маленькая девочка весьма громко срыгнула. Не только воздухом – белое пятно растеклось по рубашке Ярослава. Он чуть слышно выругался, уложил ребёнка на диван и принялся искать салфетки.

- Наверное, в машине остались.

- Идём в ванную, - со вздохом решилась я.

Показала ему где упаковка с одноразовыми бумажными полотенцами, влажные салфетки и закрыла за ним дверь. Вернулась в комнату. Илюшка стоял возле дивана и разглядывал ребёнка.

- Она тебе нравится? – спросила я.

- Слишком маленькая и непонятная.

И тогда я посмотрела, сейчас, когда Ярослав не может видеть моего любопытства. Илья был прав -  она была маленькой. Очень. Сам Илья даже при рождении был гораздо крупнее её двух недельной. Она не плакала и не спала. Разглядывала комнату мутным, ничего не видящим взглядом, сжимала кулачки. Мне бы хотелось её ненавидеть, эту чужую, по сути мне, девочку. Да, она ни в чем не виновата. Но она рушит мою жизнь вместе со своим отцом.

Только очень тяжело ненавидеть трёхкилограммовое дитё по имени Катюша.  

Маленькая явно жила в каком то своём мире и мы её интересовали мало. Новорождённый Илья разражался гневным криком, стоило его положить, и кумушки на лавках ругали меня, что сделал ребёнка ручным. А как не взять на руки, если плачет? Жалко же… Малышка лежала молча и плакала видимо только если что-то нужно было.

В ванной тишина, я оставила Илью возле ребёнка, которого он разглядывал с немного брезгливым интересом и пошла смотреть, что случилось с Ярославом. Надеюсь он не думает, что если позволил моему ребёнку принять у себя душ, то может мыться у меня. Я вообще была очень зла, на языке крутились колкие фразы и сдерживать их было все труднее и труднее. Я дёрнула дверь ванной именно с парой обидных слов наготове. И замерла.

Глава 9. Ярослав

В последние дни я часто вспоминал о маме. Воспоминание робко маячило на самом краешке сознания, растворялось, чтобы затем вернуться обратно. Маленькая не спала. Подслеповато щурилась, находила глазами светящийся ночник и молча на него смотрела. Я ужасно хотел спать, но спать боялся. Мне казалось, что если я усну с маленькой непременно что-то случится. Засыпал, когда уже валился с ног от усталости.

И в часы таких вынужденных бодрствований часто думалось о всяком . О маме вот. О детстве. Нищем. Нищета это первое моё осознание. То есть, все было нормально пока мама, как щит, прятала меня от всего мира. А потом выяснялось, что велосипеда не будет, потому что дорого. Ну, или будет, если достанется от старшего кузена. Что на яркие витрины лучше не смотреть. Мне, маленькому, становилось обидно – почему так? Все одинаковые, у всех руки ноги торчат, голова, но у Сашки велик есть, а у меня нет.

Вот тогда то я и понял. И нет, зависти к остальным и более успешным у меня не было, не знаю, если только в самом глубоком детстве. Родилось упорство. Я знал, что мне нужно работать. Много работать. И просто любая работа не годится – мама работает всю жизнь, а денег у неё как не было, так и нет. Нужно было рисковать.

Все мечты мамы упирались в то, что я поступлю в вуз. Стану инженером. Тогда бы она мной гордилась. В университет я поступил, да. Даже не вникая, на какую специальность, корочка для меня ничего не значила, я уступил матери. Когда мне было девятнадцать умерла бабушка по отцу. Её я толком никогда не видел, как и отца, который почти всегда сидел, в одну из таких сидок мама с ним и развелась. Насколько я понял, отец несмотря на непреодолимую тягу к неприятностям человеком был незлобивым и к разводу отнёсся легко. И деньги даже присылал. Иногда, когда не сидел.

Бабушка удивила хотя бы тем, что помнила о моем существовании. Оставила квартиру… целую, мать вашу, квартиру. Две просторные комнаты. Мы с мамой жили в однушке, факт бесивший, но уже привычный.

- Сдадим, - мечтательно сказала мама. – Это же каждый месяц деньги. Конечно, коммунальные услуги платить, но все равно… слышишь, сынок?

У меня были другие планы. Я был готов рискнуть всем. Я просто понимал, что если в ближайшие пять лет я ничего не сделаю, то ничего и не изменится. И тогда я на всю жизнь застряну в этом спальном районе. Я к тому моменту уже активно работал, на учёбе толком не появляясь. Как сказать о своём решении матери я не знал. Для неё эта двухкомнатная квартира с поблекшими обоями и щелястыми рамами была святым Граалем. На разговор решился, когда узнал, что она уже составила объявление об аренде.

- Я её продам, - сообщил я. – Есть один человек… мы можем открыть бизнес на паях. Потом будет поздно.

Боже, что началось. Мне шёл двадцатый год, признаю, не возраст для взвешенных решений, но мама…

- Ты маленький, - отрезала она. – Господи, о чем ты думаешь? Тебя обманут чёрные риэлторы, я видела программу. А если не они, так этот твой человек! Ты просто все потратишь, Слава! А это недвижимость…

Мне было искренне её жаль. Она боялась. Чёрных риэлторов, белых – любых. Боялась политических агитаторов, свидетелей Иеговы, тёток из ЖЕУ. Она боялась жить. А если бы узнала, что я квартиру даже не продаю, а отдаю по дарственной, чтобы избежать налогов, она бы просто сошла с ума. Впрочем, она и так была близка к этому.

- Если продашь… если её продашь, уходи, - сказала мама. – Я не могу так. Мне твоего отца хватило. Я хочу просто спокойно умереть! Господи, целая квартира… можно было бы сдавать, пока учишься, а потом женился бы, внуки…

К слову тогда матери немногим за сорок было – молода и здорова. И умирать ей явно было рано. Она и сейчас молода… своих решений не изменили мы оба. Я остался при своём, она при своём. Маму было жаль, но она была слишком категорична. Я… я просто не хотел жить, как она. И я готов был рискнуть даже если меня ждало одно лишь фиаско.

- Прости, мам, - сказал я. – Но так нужно.

Она так и не сменила гнев на милость. До сих пор. Иногда я даже думаю, что с отцом они разошлись так же – мама просто не смогла простить его за инаковость мышления, а ему оказалось проще сидеть в тюрьме, чем с ней спорить. Та квартира была лишь ступенькой. Маленькой такой. Я потом ещё несколько лет впроголодь жил на съёмных квартирах с тараканами. Но своего добился.

Илюшке когда полгода стукнуло я возил его к матери. Встретила она нас сухо, напоила чаем, отдавая дань гостеприимству и закрыв за нами двери вздохнула с облегчением. Я переводил ей деньги, не знаю, пользовалась ли она ими. Один раз купил путёвку на круиз – ею она точно не воспользовалась.

Я уже давно примирился с таким раскладом дел – мама взрослый человек и вполне ответственна за свои поступки. Но вот сейчас… когда все так закрутилось, с Яной, Дашей, когда я вернул в свою жизнь сына, мне вдруг хотелось снова к ней поехать. Приехать, показать это маленькое молчаливое чудо. Может, она простила бы меня? И нужно ли мне её прощение?  

В моих мыслях прочно царили женщины. Дашка, и вечное за неё беспокойство. Вдруг втесавшийся в строй  образ мамы. Яны. И доминировала над всеми маленькая Катя. И я… заблудился. Запутался.
С Яной я познакомился, когда мне было двадцать два года. Она была такой отличной от всех. Она не была слишком робкой и напротив не была слишком развязной. Яна покоряла удивительной гармоничностью. Красивая яркой и одновременно мягкой красотой, матовой смуглостью кожи, темно карими глазами… Высокая, уверенная в себе. Она была особенной.

Наверное, эта встреча была судьбоносной. Увидев её я вдруг подумал, что как бы не повернулась жизнь, Яна останется в ней навсегда. По сути – так и получилось. Пусть мы не вместе, Янку не в силах выбросить из моей головы ни одна другая женщина. Даже трёхкилограммовая Катюша.

Катя не спала. Я вошёл в комнату и внимательно пригляделся к ребёнку. Она лежала на специальном матрасике анатомически имитирующем нахождение ребёнка в матке – о таких я прочитал на форуме и приобрёл. Казалось, ей нравилось. Может, и правда напоминало маму, которой рядом нет? Я сел рядом. Катя молчала. Привычно смотрела на лампу. Иногда медленно, устало моргала, словно раздумывая уснуть ей или нет. Меня беспокоила эта её невозмутимость.

Глава 10. Яна.

Я не теряла надежды нарисовать младенца. Они, милые и пухлые, трогательно смотрящиеся на открытках, всегда привлекали внимание и вызывали ажиотаж. Вот и сегодня. Черточка за черточкой на бумагу ложился рисунок. Картинки в печать мы пускали цветные, но боже, как я любила скупую строгость простого карандаша. В его сером мне виделось множество оттенков, которые зачастую казались ярче, чем краски.

Рисунок был окончен я посмотрела на него и пригорюнилась. Получилась Катя. Такой же растерянный взгляд дымчатых глаз, сжатые кулачки, выражение смирения на лице. Катя не годилась на открытку. Она была слишком… печальной. Её хотелось пожалеть, но ею не тянуло умиляться. Но выбросить было жалко, я убрала лист в папку к таким же, которые никуда не годились, но запали в душу.

- Илья, - позвала я. – А давай завтра погуляем школу?

Причина была проста. Я привыкла выходные проводить с сыном, а теперь была занята тем, что тревожно ожидала Ярика. Он словно украл у меня эти чёртовы выходные, которые раньше так спокойно и умиротворенно проходили.

- А что будем делать? – оживился сын.

Если честно, я бы просто провела целый день дома, просто наслаждаясь ничего не деланием, посмотрели бы мультики, я бы пирог испекла – я научилась печь их почти мастерски. Но мне не хотелось поблекнуть перед сыном в сравнении с Ярославом. Нужно что-то такое, подвижное, как бы мне не хотелось шевелиться.

- Поехали в лес? – осенило меня. -  Снег нападал. Там красиво сейчас. Оставим машину у дороги и на лыжах. Термос с чаем возьмём, вкусняхи.  

Какой первоклассник между прогулкой в лес и школой выберет последнее? Мой не был исключением. Утром я оставила его пораньше одного, спящего и сбежала на работу. Провозилась ровно час – все время на часы смотрела. К слову Илья на непродолжительное одиночество реагировал совершенно нормально, утверждая, что взрослый уже, но мне в такие моменты не работалось. Ерзала, как на иголках, домой тянуло и представлялись всякие ужасы. Поэтому и работала только по полдня, половину работы унося домой.

Когда вернулась сын ещё спал. Заварила чая, налила в термос. Он был хороший и температуру держал долго. Набрала в рюкзак обещанных вкусняшек и только потом ребёнка подняла. До леса мы добрались ближе к полудню.

Так получилось, что я человек сугубо городской. Всё деревенские прелести прошли мимо меня, у меня и бабушки городские были. И с дикой природой я была на вы. Раньше, с Ярославом мы выбирались в походы. С друзьями вместе, весело было. И сейчас вот приехала к одному из таких мест из прошлого, на автомате. Здесь красиво было летом. Смешанный лес, в котором росли и сосны, и берёзы. Дальше река, которая в этом месте разливалась, и становилась непривычно широкой. На её берегу мы шашлыки жарили.

Если бы мы не разошлись с Ярославом, приезжали бы сюда втроём. Наверное, смеялись бы и дурачились, хотя нынешнего Ярика дурашливым я представить не могу. Я бы сказала, что под той здоровой сосной папа меня поцеловал, я Илья выдал бы коронное «фу». И правда, чего это ему слушать такие гадости про родителей, если можно бегать и лазать по деревьям?

- Далеко не уходи, - велела я. – Тут снегу до пояс. Провалишься и не достану, или достану уже без сапог.

- Ну, мам, - проканючил Илья. – Я буду так, чтобы ты меня видела.

Я кивнула. Машину мы приткнули к обочине недавно чищеной от снега дороги. Движение здесь не активное, никому она мешать не должна. Илья унесся к деревьям, выдергивая из снега тонкие ноги, смешно их подкидывая, я полезла за лыжами. Здесь было и зимой красиво. Снег последние дни активно шёл, несмотря на то, что март на дворе стоит. Облепил деревья и кусты снежными шапками, ветки гнутся.

У дороги росла рябина. Тонкая, высокая. На ней ещё сохранились ягоды, правда, уже скорее не красные, а оранжевые. Птицы, что клевали их, нарушили красоту снежного убора, но и так рябина – словно на картинку. У меня карандаш в руки запросился. Такое дерево упускать нельзя! Посмотрела на сына – близко. Подумала, я же быстро. Несколько набросков. Можно было сфотографировать на телефон, но если была возможность, я старалась рисовать сразу, с натуры.

Я решилась и полезла в бардачок, карандаш и листы бумаги у меня всегда были. Села, оставив дверь открытой, принялась рисовать. Увлеклась, наверное, хотя если судить по рисунку, вряд-ли надолго. Когда крик раздался, я даже не сразу сообразила, долгие доли секунд не понимала, что к чему. Потом дошло – мы у леса. Кроме меня и Ильи здесь нет никого. Сердце зачастило, забилось, я выскочила из машины, спугнув с рябины стайку берёз.

- Илья! – крикнула я. – Илья, где ты?  

Белый снег, чернеющий лес, Ильи не видно. Паника к тому моменту накрыла с головой. И ни слова в ответ… к счастью, от страха мозги не вырубило полностью, и до меня дошло, что можно просто бежать по следам в снегу, они приведут меня к сыну.

Илью я нашла под деревом. Он осоловело хлопал ресницами, и уже одно это успокаивало – живой. На дерево полез! И с него же и свалился. Вот не разрешала же далеко уходить… но страх за ребёнка быстро подавил вспыхнувшее негодование.

- Ты как? – торопливо спросила. – Испугался? Ничего страшного, снег мягкий. Сейчас я тебе помогу.

Снег и правда был мягким, глубоким. Я присела на корточки перед сыном и тогда только поняла, что дело не ладно. Илья был белым, почти как снег, который все вокруг заполонил. Я принялась отряхивать его с сына , не решаясь сразу поставить его на ноги, и моя рука задела что-то острое. Блядь, кость, тут же решила испугавшись я. Вообразила себе кость, торчащую из открытого перелома ноги. Это была не кость, но спокойнее не стало.

- Мама? – тихим испуганным шёпотом спросил Илья.

Из его ноги, чуть повыше колена торчала палка. Будто, блядь, специально заточенная. Их было несколько, но именно эта, острая, с ногой Ильи и встретилась, прорвала штанину и насквозь пронзила тонкую детскую ногу. У меня затряслись руки, пальцы просто задрожали. Я испуганно обернулась – помочь некому. А снег уже пропитываться кровью начал, густой, будто чёрной.

Глава 11. Яна

Ребёнок предсказуемо обкакался. На удивление - руки все помнили. Правда удивилась, доставая девочку из люльки. Вместе с ней она казалась увесистой, а без неё - пушинка. 

Ничего руки не забыли. И голову придерживали на автомате, и несли уверенно, удобно. Свернула подгузник, выбросила, слава богу запасные есть. Искупала. 

Непонятно - нравится ли мелкой вода. Вытянулась стрункой, напряглась, кулаки сжала, глаза свела на переносице. Смешная. Странно, но возня с ребёнком успокаивала. Отвлекала. Сейчас бы металась по квартире, то и дело смотрела на часы, порывалась звонить, а скорее всего просто сидела бы в машине возле больницы, словно кому-то от этого легче станет. А теперь вот - подгузник меняю. И поражаюсь тому, какие дети бывают маленькие. И отвыкла, и не был мой таким, сразу родился крикливым увесистым богатырем.

Есть ребёнок пока не просил - лежал себе, смотрел сосредоточенно в пространство. Я вышла в коридор - куртка моя лежит прямо на полу. На ней - засохшие, бурые уже пятна крови. Меня снова тряхануло, бросила её скорее в машинку, с глаз долой и включила самый длительный режим стирки. К тому времени младенец начал кряхтеть. Не плакать, а именно покряхтывать и брови хмурить.

— Есть хочешь? - спросила я. 

И сама себя одернула - начала с ней разговаривать. А потом со стороны посмотрела на ситуацию и отпустила нервный смешок. Такое ощущение, что я с младенцем воюю, а это уже не в какие рамки. Да и нет у меня с ней ничего общего. Сейчас прослежу, чтобы ничего с мелкой не случилось и просто верну обратно. 

Малышка сосала бутылочку. Я не удержалась и тихонько потрогала мягкий пушок на голове младенца. Лёгкий. Молоком пахнет. Девочка-одуванчик. Нет, она не вызывала у меня приступов любви или умиления, но… Младенцы умели трогать, а сейчас наедине с самой собой можно было не притворяться больше. 

Трубку в больнице не брали. Звонить на сотовый сыну или Ярославу я опасалась - они там важными делами занятыми. Девочка сосала, а я набирала номер раз за разом и наконец добилась успеха. 

— Я по поводу Ильи Ларина, - торопливо сказала я. 

Себе я фамилию поменяла, взяла мамину девичью. А вот с Ильёй вышла засада - сделать это без разрешения его отца я не могла. Что-то подсказывало мне, что Ярослав не будет в восторге от этой идеи, и искать его, спрашивать позволения я не стала. Так мы и жили с Ильёй, с разными фамилиями. 

— Всё с ним хорошо, - сообщила женщина. - Под капельницей лежит. Поспал даже. Не переживайте. 

Легко сказать - не переживайте. Но ситуацию я отпустила, немного расслабилась. Ребёнок, словно почувствовав это тоже успокоился. Уснула, даже кулаки наконец разжались. Одну ладошку я тихонько потрогала - тёплая. Пальчики тоненькие. Ногти не мешало бы подстричь, да то уже не моя забота. 

Мне хотелось не любить этого ребёнка. Может даже, ненавидеть. Но… Не выходило. Даже брезгливости не было. Она слишком мала для столь сильных чувств. Все, что я чувствовала - лёгкое любопытство и досаду. 

— Удивительный ты ребёнок, - сказала я шёпотом. - Моего приходилось по часу держать на груди, чтобы уснул, или наматывать многокилометровые круги по парку с коляской. 

Наверное - на отца похожа. Он тоже молчит и все в себе прячет. До последнего, пока поздно не станет. 

Потом прошёл ещё час - и я решилась было ехать. Ребёнок беспроблемный, поспит в машине, но совесть мучила. Я тянула-тянула и не знала как быть. Решил все телефонный звонок сына. 

— Мама! - сказал вполне бодро уже он. - Мне телефон мой дали! 

— Здорово, - обрадовалась я. - А как ты себя чувствуешь? 

— Мне на ногу наложили швы! Я тебе потом покажу. Шрам будет! — и столько восторга в голосе, что я чуть не разревелась от облегчения. Что ребёнку мои страхи? А он продолжил. — Мне кровь наливают. Папину! 

— Переливают, - поправила я на автомате. 

И только потом поняла. Папину кровь. Вот оно и началось… Уже папа. Мне стало неожиданно горько и обидно, я снова покосилась на спящего младенца. Сморгнула слезы. 

— Тебя завтра ко мне пустят, - успокоил сын. - А деду позвонить можно? 

Я представила, что сейчас он приедет. Обязательно приедет. Возможно не скажет ничего, но смотреть будет многозначительно. Я знаю, что он только добра мне желает, мой отец, только наше мировосприятие несколько различается. 

— Не нужно! —с жаром сказала я. — Расскажем когда заживёт. 

— Хорошо, - со смехом согласился отлично знающий деда Илья. 

Мы поговорили ещё немного. Илья объяснил, что капельницу с кровью ему ещё раз поставят. И что спать очень хочется и вставать не разрешают, пока - даже в туалет. Я до безумия была рада, что с ним хорошо все, но представляла, что он один там, в этих казенных серых стенах и сердце сжималось. 

— А папа? - немного споткнулась на этом слове, но продолжила. - Папа твой где? 

— Он приходил, а потом ушёл, - сообщил сын. - У меня тут только чужая девочка на соседней кровати. 

Я покосилась на младенца - чужая девочка у меня тоже имелась. Илья рассказал о том, что папа показал ему шрам на спине. И сказал, что шрамы украшают мужчину. А потом кто-то из персонала велел закругляться. У меня сердце сжалось, но разговор пришлось прервать. 

Я растерянно на часы посмотрела - уже темнеет. Набрала номер Ярослава, думаю, уже можно, но он не брал трубку. Катя снова проснулась и уставилась на лампу, этому ребёнку очень нравилось смотреть на свет. Мне эгоистично не хотелось возиться с нею, поэтому я свет выключила, в надежде, что она уснет снова. Тогда девочка нашла глазами светящийся дверной проем. 

Я закрыла дверь в коридор. Проверила домофон, включён ли, я часто его выключала, ребята звонили Илье без остановки. Все нормально. Проверила телефон, чтобы был на полной громкости. Оставлять ребёнка одного было боязно - он чужой, ненужная мне ответственность, за чужого всегда страшнее. Я пристроилась рядом, так, чтобы спинка кресла загораживала меня, и рассеянный свет телефона и принялась с него читать.