Бывший. Сжигая дотла

Глава 1

Инга

– Повторить, – машу я вяло бармену пустым стаканом, в котором остался только лед, медленно таящий, как моя скорлупа, которую я так старательно наращивала все это время.

Полгода уже прошло.

Полгода.

Я думала, боль притупилась, но нет.

Единственная встреча, и словно кто-то безжалостной рукой провернул нож в ране, заново роняя меня в бездонную черную пропасть.

Напиться бы в дымину, чтобы забыться, пусть бы и в дурных сопливых бестолковых мечтах, чьи осколки острыми краями до сих пор впиваются в сердце в моменты обострений. Они случаются уже не так часто.

Всего лишь каждую ночь.

Да, надраться было бы неплохо, но я не умею. Водка не лезет, а коктейльчиком я либо сейчас доведу себя до соплеразлива в барном туалете, либо рвану куда-нибудь разгонять боль-тоску, после чего наутро мне станет еще поганее, потому что все это дерьмо – жалкое подобие веселья.

Полгода.

Я думала, я научилась справляться. Не обращать внимания на воспоминания о том, о ком не думать не могу.

Даже не знаю, чего во мне больше: обиды, боли, или того чувства, которое я не называю вслух вот уже шесть месяцев. Все покрыто липкой жижей горечи, разъедающей душу, отравляющей меня день за днем.

– Эй ты, – знакомый голос вырывает меня из мерзостных мыслей.

– Чего тебе, придурок? – оглядываюсь я на Рэма.

Еще один ошметок когда-то счастливого прошлого, вдребезги расколоченного и растоптанного в пыль.

Да, мы с Рэмом не из тех, кто станет здороваться друг с другом, у нас свои счеты.

Вот так вот не видеться несколько месяцев и сходу начать гавкаться могут только близкие враги. Близкие, но не главные.

– Собирай манатки и поехали, – мрачно командует он.

– С какой стати мне с тобой куда-то ехать? Отвали.

– Поехали говорю, не усугубляй, – в голосе Рэма неприязнь и досада.

Какого хрена он здесь вообще делает. Сегодня у них вечеринка совсем в другом месте.

– Пошел в жопу, – я не церемонюсь. Вряд ли до Рэма удастся достучаться на другом языке.

Рэм же, психанув, разворачивает меня за плечо так резко, что я чуть не падаю с барного стула.

– Слышь, Принцесска, по-хорошему пока прошу: шевелись. Эти полгода без тебя были супер, откуда ты вылезла, гадюка, из-под какого камня?

«Принцесска» бьет мне по нервам и немного под дых. «Принцессой» я была в другой жизни, которая оборвалась шесть месяцев назад. Игнорируя вопрос Рэма, делаю глоток из бокала, чтобы заглушить воспоминания.

Не было? Что значит не было? Я была. Если можно так назвать мое существование. Это же не жизнь, когда человек остается без сердца и без души.

В какой-то фэнтезятине, которую я читала, пытаясь забыться в сказках, кажется, это называется голем. Пустая оболочка. Глиняный сосуд для ничего, чужой воли.

– Мало того вылезла, нарисовалась, да еще в такой день. Теперь расхлебывай.

– Что? Что я должна расхлебывать еще? – я равнодушно смотрю на Рэма.

– Он выгнал всех и сейчас напивается, – набычившись, информирует меня он.

– И что? Я тоже.

– Не прикидывайся дурой, ему нельзя. Инга, он все разнесет к ебеням и опять пустит под откос.

– Пусть разносит, пусть пускает. Плевать. Я здесь при чем?

То, чем я дорожила, он уже уничтожил, если кому-то прилетит еще, мне все равно.

– При чем здесь ты? Ты уже все забыла, да?

О! Я далека от заблуждения, что стерла его из памяти.

И сегодняшний вечер тому доказательство. Но я надеялась, что исцеление началось. И вот я торчу в ненавистном мною барушнике, полном счастливых и горьких воспоминаний, и пью коктейль, который не пила уже полгода, потому что он напоминает мне о нем, хотя собиралась приятно провести время в кругу новых знакомых, которые у меня наконец-то появились.

Сегодня я еще раз убедилась, что помню каждую черточку его лица, каждый жест, движение брови, походку.

Стыдясь этого и стараясь не подавать вида, я жадно пожирала его глазами, растравляя разом закровоточившие раны.

Лучше б он меня не заметил. Или хотя бы проигнорировал.

Увы, я не заслужила милостей вселенной. Этот паскудный мир снова показал мне свое мерзкое лицо.

Он смотрел на меня как на пустое место. Равнодушно, как на смутно знакомого когда-то в пошлом человека, не оставившего и следа в его жизни.

Я видела, чувствовала, что узнал. И ему было плевать на меня.

– Да ты в конец конченная, что ли? – шипит лучший друг моего проклятья. – Ты какого хера приперлась? Ты пожалеешь!

– Уже, Рэм. Уже пожалела.

Мир в глазах этих парней крутится вокруг них. Раз я куда-то пришла, значит, они – причина. Охренеть позиция. Но я рада, что его все-таки проняло.

Глава 2

Инга

– Ты совсем рехнулся? – спрашиваю я Рэма, глядя на неоновую вывеску, под которой он паркует свой новенький, но уже прокуренный ауди.

– А ты думала, я куда тебя привезу? – гаденько усмехается он.

Я распахиваю дверцу с намереньем свалить отсюда поскорее. Баня не баня, бардак не бардак, мне здесь делать нечего. Стоит мне выставить ногу, как Рэм, уловивший, что я сейчас оставлю его с носом, удерживает меня за руку. Хватка у него стальная.

– Ты чего?

– Слышь, урод, я через это второй раз проходить не собираюсь. Вали к своему дружку-хозяину сам!

– Он один там, – упирается Рэм.

Видимо, и правда ему надо, чтобы я пошла. Даже презрительное «урод» проглатывает. В баре хамил активнее.

– Мне ему посочувствовать? – ядовито интересуюсь я, уже жалея, что ударивший в голову алкоголь подвиг меня на это безумство.

– На, – с психом он выдирает ключ из замка зажигания. – Залог. Я здесь ждать буду.

Какие мы нежные! Можно подумать у меня остался хоть один повод доверять ему или кому-то из их компашки. Не после того, что они устроили.

– И где я там его искать буду? Под каждую шлюху заглядывать?

– Еще раз, – скрипит зубами Рэм, – он один там. Вообще один. Умные свалили, когда поняли, к чему дело идет. Персонал он сам разогнал.

Мне становится нехорошо.

Кто, как ни я, знает, что, если у золотого мальчика отваливает башня, справиться с ним почти невозможно. Слетевший с катушек, он пугает даже привыкшего ко всему Рэма.

Полгода назад в таких случаях шли ко мне, только у меня получалось заставить его взять себя в руки. А сейчас что? Новая подстилка, которую я вижу с ним во всех сторис, не справляется? Бракованная, что ли?

Вынырнувший из миазмов ненависти рассудок настойчиво требует, чтоб я наплевала на все и ушла. Я знаю, если я зайду туда, мне будет больно.

Уже сейчас при мысли, что я увижу его, внутри все скручивается в ледяной узел. Сердце обливается кровью, холодеют руки и подкатывает тошнота.

Но это сильнее меня. Быть так близко и не увидеть его – немыслимо.

Я, как наркоман, получивший дозу, хочу опять.

Кому я вру?

«Хочу» – не то слово. Мне это НУЖНО!

Только на этот раз я не дам ему меня растоптать.

Ладонь с ключами сжимается, и Рэм шумно выдыхает. Боялся, что я не решусь?

Увы, если я не пойду, то останусь тут, под дверью, как собака, ждать, когда он выйдет, чтобы еще раз на него посмотреть. И если повезет, заглянуть в ненавистные глаза.

Это надо закончить раз и навсегда.

Я должна увидеть в нем то чудовище, которым он и является. Уничтожить все счастливые воспоминания, лживые мечты…

Запахнувшись в куртку, сутулясь, я преодолеваю последние два метра до ворот в мой личный ад. Ярко-розовый неоновый свет символично освещает мне путь. Дрогнувшей рукой толкаю дверь, и пульс становится нитевидным, дыхание перехватывает и перед глазами плывут круги.

Из полутемного коридора, благоухающего какой-то сладкой дрянью типа ирисов, я иду на свет, бьющий из единственной приоткрытой двери. Оттуда доносит звук, похожий на удар стекла о стекло.

Замираю, но не от нерешительности, мне просто нужно немного кислорода, потому что я уже забываю, как дышать.

Вдох, выдох, вдох, а дальше все, как в тумане.

Я даже не понимаю, как преодолеваю последний барьер, и, щурясь от яркого электрического света, оказываюсь один на один с Демоном.

Демон, Дима, Димка… Дмитрий Горелов.

Многоликий и бездушный. Ненавижу его.

Уже набравшийся, но еще не до конца пьяный, он сидит, развалившись, на кожаном диване в одних джинсах, босой и без майки и что-то разглядывает в телефоне. Почти приконченная бутылка вискаря заявляет о серьезном намерении Демона потерять человеческий облик. Пьяный и злой он крушит все вокруг.

Я так спешила приехать, стремилась увидеть, чтобы хоть как-то причинить ему боль, сбросить ее на него, потому что для меня одной ее слишком много, что даже не подумала о том, что мне нечего ему сказать. Шесть месяцев назад слова были, сейчас – нет.

Кусая губы, смотрю на мощный разворот плеч, смуглую кожу, мускулистые руки, и на меня накатывают болезненные воспоминания. Волосы его отросли так как мне нравилось тогда. Сейчас лежат уже не так идеально, как несколько часов назад, но этот беспорядок придает Демону мнимую человечность. Я прекрасно знаю, что это лишь видимость. Меня разрывает на части между желанием погладить шелковистые темные волосы и жаждой, запустив в них пальцы, вырвать.

Больно. Как же нестерпимо больно.

Из груди вырывается сухой всхлип, и Демон резко вскидывает голову.

Я вижу только ненависть и презрение в его карих глазах. Это взгляд, полоснув по душе, как по оголенному нерву, словно обливает меня ядовитой жижей.

Меня потряхивает, температура растет, даже находиться рядом с ним губительно для меня. Так почему впервые за полгода я ощущаю, что жива? Почему я живу только, когда смотрю на него?

Глава 3

Демон

Лишь в первую секунду я верю, что это глюк.

Но глаза меня не обманывают. Инга.

Нутро, раздираемое изнутри когтями рвущегося к ней зверя, сразу дает понять, что это реальность. Ебучая химия между нами, никуда не делась. Я не помню, когда я встрял, но, походу, я взял билет в один конец. И это, сука, убивает.

И ничего в ней нет. Обычная смазливая лялька.

Стоит тут змея-принцесса!

Бери, сука, выше: злая королева из моих кошмаров. Тварь, от которой не могу отвести взгляда. В ушах шумит, кровь толчками ударяет в голову, прямо сейчас меня шарашит током изнутри. Зовите доктора, блядь!

И видит, сто пудов, как меня сейчас корежит.

Нестерпимо хочется опрокинуть в себя стакан, но для этого придется отвезти взгляд, моргнуть. Невозможно.

В ресторане я еще сдерживался. Чуть не раздавил в руке сунутый мне Маськой фужер с шампунем. Не знаю, как справился, на троечку – верняк, но это не точно.

Она же здесь, значит, прокололся.

Как бы я хотел думать, что на долбаную вечерину она приперлась ради меня, но по лживым глазам видел, что для нее это неприятный сюрприз. Вздрагивает и отворачивается. Как ни в чем ни бывало. А я ловлю откат по-жесткому.

Мгновенное желание схватить, тряхнуть, придушить, чтоб не смела отворачиваться. Намотать блядские черные волосы на кулак. Я шесть месяцев гнию, загибаюсь, а она улыбается какому-то ублюдку. Сколько их было?

Все силы уходят на внешний контроль, внутренний летит в чертову бездну. Все, ахтунг!

Жопой чуя, грядущий пиздец, нарисовывается Рэм:

– Все в норме? – спрашивает он.

Более дебильного вопроса и придумать нельзя. В норме? В какой, блядь, норме? Меня разрывает на части, черная глухая ярость заволакивает глаза, вены сейчас лопнут.

Перевожу взгляд на Рэма, и он затыкается.

Правильно. На хуй не хочу слушать бред про «забей». Мог бы, уже б забил.

Рэм делает знак Каримову и сливается куда-то. Будут готовить плацдарм для спуска пара. А, я мрачно послонявшись, выбираю точку обзора, где наглая стерва как на ладони. Срань господня, сел, блядь, за фикусом!

Смотрю и понимаю – катастрофа. Запредельный мандец.

Гадина не изменилась.

Поозиравшись немного, явно выкидывает меня из головы и жмется к этому уебку, а я, как конченый, пялюсь на волосы, опускающиеся почти до самой задницы, обтянутой черным, траурным по моему хлипкому спокойствию, платьишком. Пялюсь на ноги. Она в чулках или колготках? Горячая волна ударяет в пах. Там под коленкой у нее шрам. Как маньяк представляю, чем она сейчас пахнет.

Мучительное осознание своей зависимости от нее раскатывает меня от фикуса и вокруг земли. Это не шок, потому что, подыхая без Инги все эти месяцы, я в глубине души догадывался, что крыша съехала, не оставив нового адреса, насовсем.

И сейчас за сраным фикусом я зверею вполне закономерно. Надо валить отсюда, пока не ломал дров прямо здесь. Нереальным усилием отрываю себя от места и тащусь в соседний зал к парням.

– Демон, мы забронировали «Эгоиста», валим? – Рэм все-таки соображает. – Маську предупредили.

Киваю. Меня уже не бомбит, меня подрывает, пора уносить ноги, иначе я за себя не отвечаю.

И каким-то шестым чувством внезапно ощущаю, что она ушла. Меня не отпускает, становится только хуже. Крошится самообладание, осыпается трухой налет цивилизованности. Она ушла с тем ушлепком, чем они сейчас будут заниматься?

В машине Каримов радует меня:

– Я его знаю.

– Заткнись!

В «Эгоист» захожу с ноги. Командую администратору, чтоб тащил вискарь.

Мне надо чем-то потушить этот пожар.

Контуженный Ингой, как после светошумовой, я не реагирую ни что. Я глохну и слепну, и от этого собственные демоны, больше не заслоняемые внешними факторами, внутри меня поднимают голову, начинают нашептывать, что так, блядь, не должно быть. Я имею право спустить пар, раскрошить пару челюстей. И тогда мне станет легче.

Нужно выдавить Ингу из сознания, барьеры уже шатает.

Я не выгребу. Иллюзий на этот счет уже нет. Я не спасся.

Вспоминаю нашу первую встречу и понимаю, что зря тогда вышел из дома. Я тотально попал, и даже шесть месяцев спустя больному не легче. Необратимые поражения.

Как в тумане заливаю в себя стакан за стаканом, выпадая из бесячего нарочито веселого гула, устроенного пацанами. Откуда-то взялись девки, одна из которых полезла к ширинке. Еще одна черноволосая сучка.

Натянуть бы ее ртом на стояк, но противно, пусть катится. Я бы другой показал, где ее место.

И вот сейчас она стоит напротив, все в том же черном лоскутке. Объемная косуха лишь подчеркивает ее хрупкость. Знает, сука, как себя преподнести. Искусство маскировки осилила на пятерочку. Даже на сто баллов.

Смотрит дрянь. А у меня огненным напалмом по венам кровь несется.

Глава 4

Инга

– Раздвигай ноги.

Лицо каменеет. Я не ослышалась?

От ярости ледяной шар в груди идет трещинами и лопается, разнося вдребезги остатки человеческого отношения к этому животному.

– Мало? – цинично усмехается Демон, у меня больше не поворачивается язык называть его Димой даже про себя. – Так там карточки есть. Ну что же ты? Не стесняйся. Но за свои бабки я попользую тебя от души.

Господи, почему мне до сих пор так больно?

Я была уверена, что наивная влюбленная девочка внутри меня уже умерла еще тогда, когда Жанна выбила у меня из рук пузырек с таблетками, но понимаю, что все эти месяцы длилась агония, и только сейчас нанесен последний удар.

Что ж, это даже милосердно.

Ведь до последнего его перед собой выгораживала. Думала, его обманули, он не знает правды. В глубине души надеялась, что, когда узнает, все изменится.

Спасибо Маське, глаза мне открыла. Под напором неопровержимых доказательств пришлось поверить. Он знал. Не мог не знать, но ему было плевать на то, что со мной будет. Демон всегда придерживался тактики выжженной земли. И все травили меня с его молчаливой подачи.

Так что Демон больше моих слез не дождется.

Хрен тебе. Я уже нахлебалась этого дерьма.

И сейчас я делаю то, что прежняя Инга никогда бы не сделала.

Медленно, покачивая бедрами, я шаг за шагом по одной линии приближаюсь к нему, опускаюсь на растрескавшийся, как моя душа, дерматиновый пуф, который от Демона отделяет только стеклянный заляпанный столик, и…

И раздвигаю ноги.

Не широко. Самого главного ему не видно. Если только резинку чулка немного.

Но взгляд его мгновенно впивается в расстояние между моими коленками.

Сердца у него нет, зато есть член. И я даже отсюда вижу, что он по-прежнему меня хочет. Демон только им и думает. Единственное чувствительное место.

Как он там сказал? «Меня не интересуют бэушные вещи».

Интересуют, еще как.

– Какая же ты сука, – хрипит он, а я подтягиваю подол платья чуть выше и удостаиваюсь горящего ненавистью взгляда.

Что такое? Думал, я как обычно, разревусь и убегу? Буду тебе что-то доказывать? Просить прощения, не зная за что?

Ты облил меня помоями, и я не собираюсь больше унижаться. Мне кажется, даже Рэм, не доверявший мне с самого начала и потом возглавивший эту травлю, и то быстрее поймет, но не ты.

До сих пор не понимаю, зачем все было поступать со мной так. Не нужна – брось. Я бы повыла, но собрала себя. Выяснилось, что все просто: игрушка оказалась бракованной, и прежде, чем выкинуть, ее надо сломать. Так? И весь устроенный фарс был поводом от меня избавиться.

– Тебе всех бабок мира не хватит, – разлепляю я непослушные губы. – Я скорее благотворительно под первого встречного лягу.

– Как ты заговорила, а прикидывалась овечкой.

Пожимаю плечами. Как разговаривать с ним по-другому, я не знаю.

Перед глазами как в ускоренной съемке проносят все унижения: шепотки, насмешки, указывания пальцами в универе, подкаты уродов с предложением перепихнуться по-быстрому под лестницей у гардероба за пятикатку, даже препод один не постеснялся.

Это стало последней каплей, и я с трудом перевелась в другой вуз, на платный. И мне приходилось практически выживать, потому что стараниями этой шайки меня лишили подработки, а жить на стипендию нереально. Но такой аморальной особе, как я, никто не доверял своих детей.

Я нигде не чувствовала себя спокойно и в безопасности. Хотелось забиться в самую глубокую нору. А когда меня у дома стали караулить всякие извращенцы… Тогда-то нервы и сдали. Если б не Жанка…

– Ты зачем приперлась? – вопрос Демона отвлекает меня от ковыряния вскрытого нарыва.

Действительно, зачем я здесь? Хотела сделать ему больно? Смешно.

Ему чихать.

Зачем на самом деле я пришла? Какие надежды лелеяла?

Я беру на вид чистый стакан и толкаю к нему. Проехав по столу, он со звоном ударяется в стакан Демона и тормозит.

– Налей.

Демон накатывает как себе, больше половины. Задерживает стакан в руках, у меня ощущение, что он сейчас выплеснет на меня его содержимое, но нет. Ставит на середину.

Отпиваю. Ну и дрянь. По мне, ничем не лучше водки.

– Так зачем?

Наверно, за этим и пришла. Увидеть в его карих, так мною любимых глазах кладбище своих надежд.

Демон – мой первый и единственный, надо это исправлять. Кажется, все. Это последний сеанс.

Порывшись в кармане, достаю тоненькую золотую цепочку с подвеской.

Выкинуть ее я тогда так и не смогла, отправить по почте не решилась, носила в кармане, надеясь ее потерять, обронить, но она, как цепь поводка, меня не покидала.

Иногда я про цепочку забывала, но чаще автоматически перебирала пальцами в моменты задумчивости.

Глава 5

Демон

Сдохнуть можно.

Реальность шатает не по-детски.

Инга.

Ее даже ласково не назовешь. Ингочка? Ингуша?

Бред. Я звал ее малышкой, своей девочкой. И готов был любому за нее горло перегрызть.

Вспоминать тошно, как я кружил вокруг нее, как чуть не сдох на ней от счастья в наш первый раз. Забралась под кожу, не выдерешь.

Нежный олененок обернулся сукой, которая меня чуть не сломала.

И я ее выкинул из жизни. Разом. В один момент.

Чуть не загнулся, но сделал.

И вот, ядовитая змея передо мной, а я, как голодная псина, готов броситься на нее. Не дождется. Или дождется?

Леплю все, что в голову придет, лишь бы задеть побольнее. В первый миг чудится, всхлипнет, как тогда, и убежит. Нет. Больше не притворяется.

Подходит, и мой пульс шкалит в сумасшедшем ритме.

Под шум крови в висках, смотрю, как в подзорную трубу, и вижу эти чертовы острые коленки.

Плющит, словно в первый раз. Отрава.

Это, твою мать, приход.

Она делает глоток, и я торчу на то, как двигается нежное горло, представляя, как пухлые напомаженные губы смыкаются на члене, и я загоняю его по самые яйца.

Смотреть на нее – наркота. Я – сраный грибожуй, долбаный любитель кактусов, галлюциногенных, ядовитых. Инга – сильнейший токсин, вызывающий стопроцентное привыкание.

Впервые увидев ее, я не чухнулся, во что это выльется. Представить не мог, что такое возможно. Но две случайные встречи, и я поплыл, сам организовал третью.

И понеслось.

С ума сходил от ревности. И к себе ревновал сильнее всего. Инга смотрела на меня с таким восторгом, что меня штырило. Я был герой, блядь, мира! Бэтман не меньше. Я мог все! Мир – пыль под ногами.

И мне, сука, было страшно, что это кончится. Понятно же, что она втрескалась в образ, ничего общего со мной не имеющий. Этот восхищенный взгляд принадлежал какому-то Диме Горелову. Не мне, не Демону. Не может быть, чтобы настоящий я – покалеченный мозгами монстр – мог вызывать такое обожание. Охуеть как боялся, что, когда моя девочка узнает, какой я на самом деле, она больше на меня никогда так не посмотрит.

И, чтобы этого не произошло, я делал все.

Давил привычные порывы, усмирял демонов. Блядь, учебник читал по психологии.

Дебил. Влюбленный придурок. Идиот. Маньяк на галоперидоле.

До сих пор крышу сносит. Даже сейчас ревную ко всем ее ебарям.

Нет, это – не ревность, это – патология.

При мысли о другом на ней, люто корежит, выламывает, заволакивает глаза кровью.

Она так же под ним стонет? Сначала стесняясь, а потом теряя контроль? Вздрагивает, когда в ее влажность входят пальцы и давят на чувствительную точку чуть справа? Выгибается, когда с силой впиваешься губами в ключицы, оставляя красный след, таранишь податливую глубину?

Это я, блядь, зря представил. Сделать вид, что мы незнакомы? Хрен тебе, родная!

Стоит схватить Ингу, и меня от нее кроет. Кроет как пацана. Будто мне не двадцать три, а шестнадцать, и я впервые потискал девочку. В паху пожар, член горит и лучший способ потушить – засунуть его туда, где у нее мокро. А она от меня всегда текла. С нежными стонами, вскрывающими мой чердак, таяла на пальцы, даже когда целкой была. Вьетнамским флэшбеком в голове слышится эхо крика ее первого оргазма, который чуть не стал причиной остановки моего сердца.

Вжимаюсь, стискиваю в голодной потребности присвоить, наказать.

Дурею от близости, от ее запаха. Забрало падает. Это двести двадцать. Я падаю, падаю, падаю… Бесконечно. Свободное падение. Гребаный мотор отказывает, коротит. Искры с шипением разлетаются от меня и тухнут на бессердечной стерве.

А что это у нас? Не такая уж ты ледяная?

Под маской наносного спокойствия я вижу, что ее пробирает. Неужто девонька все еще по мне течет? И прямо сейчас?

Я сто пудов прав. Вон, как дрожит, замирает. Влажные губы приоткрываются.

Но я должен убедиться, я обязан проверить, иначе наступит конец света!

Платье – это хорошо, всегда любил тряпки, которые легко задрать.

Меркнет, все меркнет. Свет вспышками. Крышеснос, и я под прессом.

Манящий запах собственной самки, у которой все заточено под меня. И раньше я, идиот, думал, что только под меня.

Член ловит разряды, аж больно. Грудак ходуном ходит. Меня на части рвет: присвоить или прогнать.

Прогонять пробовал, не понравилось. Еле выжил. Значит, возьму себе. Мне нужен техосмотр всех поломок, которые она сотворила. Будет под боком, пообслуживает: я учил ее, как сделать мне хорошо. А потом пусть катится. Это же должно когда-то кончиться, должно же отпустить.

Да, второй вариант подходит. Забрать, заклеймить смачным засосом. Поставить на коленки и драть во все щели, пока она их не сотрет, пока не начнет в голос орать от моего поршня, я знаю, как она кончает.

Глава 6

Инга

– В этом городе я тебе жизни не дам, – его дыхание оседает на губах, заставляя их покалывать.

Этой фразой монстр полосует меня, как хлыстом.

Что? Что еще ему от меня надо? Я пропала со всех радаров, мы никак не пересекаемся. Склеиваю свою жизнь. Еще не хватит? Еще недостаточно? Может, мне и дышать перестать? Так я пыталась!

Слова Демона ни о чем.

Хотя что это я? Уверена, что угрозы не разойдутся у него с делом, но что может быть хуже того, через что я прошла? Он уже потушил мое солнце.

А его компашка с его дозволения превратила мою жизнь в ад.

Демон отпускает хватку, и я, оттолкнув его, выворачиваюсь из-под руки.

Меня колбасит от гремучей смеси ярости, ненависти и противоестественного желания, простреливая до кончиков пальцев. Тахикардия лупит головокружением, кровь топит по венам. Фейерверком в мыслях: «Невозможно так любить и ненавидеть одновременно, что-нибудь должно перевесить!»

И сейчас Демон досыпает на чашу весов недостающее.

Смотрю на него: черные взъерошенные волосы, идеальные брови, упрямые губы и бездушные глаза. Невозможно красивый и бесчувственный… Есть ли еще куда падать, такому как он? Вроде живой, дышит, горячий, а внутри мертвый.

Вседозволенность порождает ненасытную пустоту. Безнаказанность – выжженную пустыню.

И Демон опустошает и разрушает все, к чему прикасается.

Выгоняет из города?

Меня трясет. Да кто он такой? Зажравшийся сынок богатеньких родителей?

Ничего говорить не стану. Я и так собираюсь после защиты уехать, больше меня в этом городе ничего не держит. Не осталось ничего, до чего бы не дотянулась рука беспредельщика.

Но это мое решение! А выполнять послушной собачкой его приказ, как раньше, после того, что я пережила? Нет уж! Перебьется!

У меня внутри уже все омертвело, что бы он мне не приготовил, я справлюсь. Не позволю себя доломать!

Мне осталось два месяца до диплома. И раньше я из города ни ногой.

Впиваюсь глазами в ненавистное порочное лицо, искривленное злой насмешкой. Облик Демона врезается в сознание обжигающим отпечатком. Я прощаюсь с ним сейчас и надеюсь запомнить его таким. Эта пьяная скотина должна заместить образ сумасшедшего бунтаря, которому я подарила сердце. А он подарок раздавил. Хладнокровно. Цинично.

– Будь ты проклят.

Чувствуя на себе издевательский взгляд, выхожу из этой пропитанной парами алкоголя комнаты, из темного коридора пустого заведения в ночной холодный май.

Давлю в груди подступающий вой и прячу ледяные пальцы в карманы. Как так может быть? Я горю и мерзну. Аромат цветущей где-то рядом сирени отравляет. Теперь я ненавижу сирень.

– Эй, ты куда?

Черт. Про Рэма я забыла.

На ходу достаю его ключи из кармана и, обернувшись, швыряю ему.

– Отвали.

Ускоряю шаг.

Не хочу смотреть на Рэма! Хочу, чтобы меня оставили в покое! Навсегда! Навечно!

Хочу вспоминать эту встречу в деталях, ковырять свои раны до отупения, выпестовать из больной зашкаливающей ненависти равнодушие.

Сегодня иллюзии окончательно осыпались пеплом истлевшей веры.

Демону потребовалось три месяца, чтобы меня добиться, и один день, чтобы перечеркнуть все. А мне, чтобы поверить в конец, пришлось шесть месяцев бродить по руинам. Феерическая дура. Сферическая в вакууме.

Поймавший ключи на лету Рэм окрикивает:

– Ты куда, овца? Ты знаешь, что это за район?

Меня накрывает. Снова штормит. Это каким надо быть лживым и двуличным, чтобы сейчас играть в хорошего парня?

– Рэм, ты дебил? – взрывает меня. – Ты именно сейчас решил поволноваться за мою жизнь? Где ж ты раньше был? Заботливый ты наш! Вали к Демону, мне нянька не нужна!

Он преграждает мне дорогу.

– Дерзкая стала? – в узком проходе между стеной и его тачкой, мне его не обойти. Даю задний ход, но он цепляет меня за плечо. – Ангелочком больше не прикидываешься? Да мне до лампочки, я б тебе башку отвернул.

– Так скройся! Ты свою работу уже сделал!

– Грех на душ брать не хочу. Сама конченая, других такими не делай. У меня младшая сестра есть, так что, если тебя поуродуют, то не в мою смену.

Меня разбирает злой смех:

– Тогда ты, походу, жаришься в преисподней: ведь кто-то может поступить с твоей сестрой так, как вы со мной!

– Ты охренела! Навертела херни, а теперь все виноваты? Если у тебя тогда проблемы всплыли, надо сказать было, а не устраивать, хуй знает что!

– Не прикидывайся! – срываюсь на крик, больше не сдерживаясь. – До вас у меня проблем не было!

Рэм хмурится. И мне на целую секунду кажется, что его проняло.

– Не делай мне мозг. Садись в тачилу, – тянет он меня.

Глава 7

Инга

– И в этом профиле было всё: мои фотки, мой номер телефона, адрес для встреч, – бесцветным голосом перечисляю я. – Расценки. Сколько в рот, сколько в анал. Отдельная такса для групповушки.

– Пиздец, – Жанка сидит, вцепившись в свои волосы.

Она смотрит на меня круглыми глазами, не моргая.

Сглатывая едкую слюну, вспоминаю:

– Прикинь, даже отзывы были, – методично крошу уже вторую булку.

Первый всплеск прошел. Чувствую себя отупевшей. Мне нравится. Так лучше.

Еще десять минут назад я размазывала сопли. Взахлеб вываливала на подругу накопившееся, не на шутку ее пугая.

– Это не мог быть чей-то идиотский розыгрыш? – по ее голосу понятно, что она и сама не верит в подобный бред.

– Такой жесткач? Больных дружков с извращенным чувством юмора у него много. Но тут все было не на шару, не подкопаешься, – горько усмехаюсь. – «Добрая» рука разослала ссылки на эту страничку всем моим клиентам. И мамочки спешно отказались от моих услуг. Я сначала не въехала, в чем дело. А одна мне открытым текстом сказал: «Еще блядских репетиторш не было рядом с моим мужем!»

– У меня мозг это просто не вмещает, – признается Жанна. – Ты ничего не рассказывала…

Зато сейчас исповедуюсь, потому что хоть кому-то я должна рассказать.

В темноте крохотной Жанкиной кухни я заново прохожу через этот ад.

– Слухи пошли по универу. Это был трешовый треш. Я такого наслушалась. Лютую дичину. Люди, не стесняясь, мне в глаза говорили.

Каждая мерзость отпечаталась намертво. Не сотрешь. До сих пор жжет каленым железом. Жанна лежала в больнице и не застала все это дерьмо. Хоть кого-то не заразила это дрянь. Странно, что ей никто не рассказал. Наверное, после сессии нашли другую тему для трепа.

– Теперь хоть понятно, чего ты перевелась. Когда ты забрала документы, это был шок. Но, Инг, надо было просто взять академ. За год бы все улеглось… Он бы уже закончил магистратуру и свалил.

– Шевченко не хотел ставить экзамен, потому что я ему не дала. Он же только развелся. Злой на всех. И все бабы – шлюхи. Уперся: или раздвигай ноги, или вали. Я перевелась, сдавала уже в Педухе.

До сих пор с души воротит от его липких пухлых ладошек.

Вспоминаю, и тошнота накатывает.

Даже пожаловаться некому было. С той репутацией, что меня наградили… Кто бы мне поверил?

Снова вспоминаю, через что прошла.

Это ощущение липкой грязи, замаранности. Гадливости.

Бессилие от невозможности доказать правду.

Потому то никто ее знать не хочет. Намного интереснее грязная ложь. Ее можно смачно обсасывать, добавлять придуманные детали, смотреть, как рушится чужая жизнь. Суки с попкорном.

– Не… ну Демон борзый, конечно, но ты уверена, что травля была его идеей?

– Не его, так его дружков. Он знал, что происходит, и не остановил, – сердце в очередной раз сжимается. – Я две недели наблюдала его тачку на парковке рядом с универом.

– Мне казалось у вас любовь неземная. Завистью исходила, – Жанна растеряна. – Не верится.

– Да он не скрывал. Сегодня вот подтвердил. Сказал, правильно делала, что на глаза не показывалась. Что жизни он мне не даст.

– Но ведь можно доказать…

– Я писала в техподдержку этого сайта. Требовала предоставить информацию. Но пока они там дошли до моего заявления, меня задолбали звонками всякие извращенцы. У дома караулили. Скандалы устраивали, что я – динамо. А потом у меня появились проблемы посерьезнее. Бабки в подъезде устроили фронду, чтоб меня выселить. Проститутка же.

– А полиция?

– Сказали, розыгрыш. Сами разбирайтесь.

– Это как? – охренела Жанка. – Тут же кража. Ну этих… персональных данных, с которыми все теперь так носятся…

Я устало смотрю на нее воспаленными глазами.

Подруга понятливо кивает. Ну да, ищи кому выгодно. А тут какая выгода? Хрен найдешь, а найдешь – не докажешь. И кто будет наказывать золотого мальчика?

– Я не знаю, что сказать… Как ты справилась-то?

– Как-то. Я так думала. Оказалось, нет. Один шанс увидеть его, и я побежала.

– Не понимаю. Он же на тебя надышаться не мог. Девки все со злости кипятком ссали. Как поверил-то?

– И я не понимала. Как последняя тряпка, все звонила ему, бегала за ним, хотела достучаться. А он меня игнорил.

Маська меня пожалела, вправила мозги.

Я и ей не верила до последнего. Но увиденное своими глазами и услышанное собственными ушами…

– Инга, да не унижайся ты так. Смотреть противно! – Маська встречает меня на пороге дома Горелова. – Ты, что? Всерьез думаешь, Демон не в курсе, что это подстава?

Я смотрю на нее больными глазами и не понимаю, что она хочет мне сказать.

Глава 8

Демон

Ушла.

И забрала с собой воздух.

Вот же, только что был. И нету. Я, оказывается, шесть месяцев не дышал. И сейчас готов сорваться вслед. Чтоб еще хоть немного хапнуть, набрать про запас перед неизбежной ломкой.

Давит грудину, кулаки чешутся.

Размахиваюсь и запускаю стакан в стену. Мелким крошевом разлетаются осколки, но облегчения нет. Беру другой, под руку попадается тот, из которого пила Инга.

С цепочкой на дне.

Отпиваю, прижимаясь губами там, где след от помады. И кажется, будто яд снова проникает в каждую клетку, заставляя тело гореть. Даже запах ее духов задерживается в комнате, чтобы продолжать меня изводить.

Тогда, после финального разговора с Ингой, я безвылазно надирался дома неделю, устраивая полный пиздец, как во времена до нее. Нужно было стереть Ингу из памяти, выдрать из себя, пусть с мясом.

Недельный загул не помог. Все равно оставаться там, где она стонала подо мной, врала с нежной улыбкой, клялась, было невыносимо, и я на четыре месяца свалил к отцу в Лондон, где он быстро выбил из меня дурь.

С тех пор мне насрать на все. Плевать. Я умер, сдох. Нет эмоций, зато нет этих сраных фантомных болей.

Так лучше.

Было.

Но Инга появляется под фанфары, и все летит в бездну.

Нихрена не прошло. Не отпустило.

Так же коротит, заливая вены бешенством напополам со жгучим желанием.

И я не могу остановить это. Все катится к ебеням. Процесс запущен.

С тормозами у меня всегда было туго. А Инга нахер вырвала ручник еще давно. Она всегда меня вышибает на раз. С самой первой встречи.

Она меня уже тогда бесила.

Хер знает почему, но бесила.

Тогда еще можно было спастись. Я так думаю. Но это не точно.

Я попал под этот каток.

Сам, блядь, сунул голову в петлю.

В тот день я рано приехал к универу. Притащился и уже сорок минут ждал Рэма. С утра было всрато. Настроение говенное. Семь раз позвонил придурку, семь раз услышал, что он уже выезжает. Бриллиантовая рука отдыхает, как Рэм на выход собирается. Пижон долбаный.

Я отсидел себе в машине всю жопу, вот и выперся из тачки размять булки. Полпачки скурил от безделья. Скоро никотин покапает из носа.

Плюхаюсь на лавку, а напротив на парапете она крутится в попытках сделать удачное сэлфи. Мордаха ее бесит. Такая восторженно счастливая, какая по утрам бывает только у недоумков. Раздражает до невозможности сладенькая улыбочка, широко распахнутые глаза, волосы на ветру, который, мать его, никак не задерет юбку, полощутся, как у Ариэль, если б она была ведьмой. И вайб такой придурошно жизнерадостный.

А я за юбкой слежу как пацан сопливый. Задерется или нет. Короткая, а даже ветром никак не поднимается. Я уже извелся, какого цвета на ней трусы?

Куцая джинсовка распахнута. Сиськи маленькие как я люблю.

Ну нах. В баню!

Не до траха щас. Хотя можно было бы часок скоротать.

И тут она спрыгивает, мелькнув-таки чем-то белым между ног, и подходит ко мне.

– Можешь сфоткать?

И глазки тупит в землю. Я-то взглядом сразу ныряю в вырез. Без лифчика. Стесняшка, твою мать! Сиськи острые натягивают ткань сарафана. Какого цвета у нее соски? Розовые или коричневые?

– Ну давай, – зло говорю я, бесясь на оживающий член. Иначе она так и будет крутить передо мной круглой задницей. Я, блядь, уверен, что это все – для меня спектакль. Но я Маське с утра обещал не грубить никому до обеда.

Она опять забирается на проклятый парапет: за ним спуск на проспект, и все там любят фотаться, типа ка на фоне неба. Срань. Приходится оторвать зад от лавки.

– Готов? – повертевшись, спрашивает коза.

– Угу, – чувствую себя как сраный сталкер с объективом на максимальное увеличение, потому что мне внезапно нравится смотреть на нее в экран. Изврат.

Я прицеливаюсь, а эта коза делает какую-то балетную хрень и застывает в такой позе, что меня прошибает холодный пот. Это какой же талант для койки. Разом представляю, как можно ее стоя, задрав ее ногу на плечо.

Щелкаю и жду, что сейчас заигрывать будет. Вопросики посыплются: «А где я лучше вышла?» … Тут-то я и предложу ей фотосессию на заднем сиденье моего порша.

А эта коза телефончик забрала, поблагодарила и почесала куда-то, разговаривая по мобиле с подругой: «А он че? Угу, а ты че? Да ладно!».

И юбка эта туда-сюда, подол заносит вправо-влево, а не вверх.

А я так и не понял: мне показалась, что трусы белые, или нет?

Задница огонь. Бомба!

Очнулся, когда она завернула за угол. Оказывается, я за ней квартал топал. Дебил.

Тогда и надо было забить, блядь, тревогу.

Врубить сирены, ныкаться в укрытие, бежать от этой гадины.

Глава 9

Демон

На ходу натягивая футболку, спускаюсь по лестнице под шум из гостиной. Пацаны рубятся в приставку, ждут отмашки. План прост: прыгаем по тачкам, я забираю Ингу, катаем по ночному городу, а потом я уволакиваю свою девочку, оставив мужиков в какой-нибудь бильярдной.

– Воу-воу-воу! Что это у тебя тут? – чего там Каримов так радуется? – Охренеть!

– Ага, глянь какие сиськи, – Зверев хмыкает. – Вроде все антиспамы ставил, но, походу, сайт борделя считается норм.

– Да не, Зверь, я не про это… – Дан лупится в телефон в священном ужасе. Чего там? У кого-то три сиськи?

– Че?

– Зырь, – Каримов тыкает ему в мобилу. – Да разуй бяшки!

– Охуеть! Быть не может! Демон, глянь… – Зверев протягивает мне телефон, я отмахиваюсь:

– Хорош пацаны, заведите себе бабу. Хотя бы одну на двоих. Чего я там не видел?

У меня сегодня Инга опять ночует, на хуя мне смотреть на шлюх? У меня еще не все родинки пересчитаны на чернявой шельме. Представляю, как я буду их считать, и сразу бомбить начинает. Аж пальцы зудят.

Инга за каким-то хером взяла еще одну подработку, хотя я предлагал снять ей квартиру. Я и первую-то не понимаю, а тут, блядь, столько времени уходит впустую. Три дня в неделю с восьми до десяти.

Я с обеда маюсь от безделья, и все, что я делаю, жду вечера. Хочется сесть за руль и мчать. К ней. Или хотя бы позвонить. Но зараза выключает телефон, чтоб я не наяривал. Я проверял. А сейчас во мне кипит предвкушение. Без пяти двадцать два. И через пять минут я втоплю по газам.

– Демон, – заглянувший внутрь Рэм отбирает мобилу у Зверя, – тебе это надо увидеть…

Тычет в лицо экраном.

– Ну че? Голые телки. «Агенство внезапных услуг», млять. Маркетинг от бога!

– Справа сверху. Услуга «Паинька», – настаивает Рэм.

Бросаю взгляд с намереньем сразу его отвести, но прилипаю намертво.

В голове шумит. Кровь толчками бьется в ушах. Черная бездна разверзла свою пасть.

Этого не может быть. Никак. Моя сладкая девочка – не шлюха.

«Услуга паинька» – скромная студентка поможет с языковой подготовкой и отрепетирует поступление.

Это какой-то розыгрыш. Это ебаный пиздец! Это неправда!

Окошки на сегодня с восьми до десяти горят красным. Занято.

Меня гасит. Нещадно.

Набираю Ингу. Телефон выключен.

– Позвони, – хриплю я.

Рэм тыкает в интерактивный номер. Гудки, а потом трубку снимают:

– Алло?

Ледяная волна прокатывается по всему телу, заливая холодом нутро. Я сбрасываю звонок, не давая Рэму начать разговор. Этот нежный голосочек я узнаю при любом раскладе. Это точно Инга. Точно она.

Тисками сдавливает грудак, хочется вдохнуть, но не получается. Красная пелена заволакивает глаза по мере того, как я шарюсь по сайту. Зверюга без имени изнутри пожирает меня, откусывая с каждым кликом все больше.

Онлайн-запись. Услуга доступна три дня в неделю. Телефон контакта, адрес. Ясно, чего она не хочет съезжать из этого клоповника.

Отзывы. Прайс. Завуалированный, но, сука, понятный. Фотографии. Тварь не постеснялась добавить и те, что делал я. Даже мою любимую.

– Демон…

– Отвали, Рэм…

– Ты чего творишь? – вскакивает Зверь, когда я размахиваюсь и запускаю его телефон через весь первый этаж.

– А че? Ты против? – двигаю я на него.

Мне сейчас плевать, кто и по какому поводу рот раскрыл.

– Съебывайте, – командует Рэм.

– А чего он? – не въезжает Зверев.

Но Каримов соображает быстро и, отпиннув геймпад, толкает Тоху к выходу.

Последний светлый росток в моей поганой душе вытоптан. Как гребаная роза у чудовища из сказки, сука, теряет последний лепесток, и обратного пути нет. Личина сладенького принца, которая мне и так мала, сползает с меня ошметками.

Я весь пульсирую, я – нарыв, меня выжигает изнутри. Безумие принимает меня в свои теплые объятья.

Перед глазами все раскачивается. Мир общается со мной вспышками, кадрами, обрывками.

Вспышка. Откупориваю пузырь и заливаюсь прямо из горла.

Смена кадра. Рэм орет, я вырубаю его и отбираю ключи от тачки.

Я не настолько пьян. Автоматика меня обычно не подводит. Все реакции в норме.

Мне надо получить ответы. И я поеду к Инге.

Я помню все, что тогда произошло.

В особенности прощанье, когда я бросил ей купюры на голый живот.

Помню…

Хотел забыть, но не вышло.

Как она меня мордой об землю.

А я, дебил, чуть радугой не ссал от того, что она – моя девочка. Лживая алчная тварь. Отравившая меня так, что до сих пор кроет. Несмотря ни на что. Запускает все мои системы одним присутствием.

Глава 10

Инга

– Инга, отнеси, пожалуйста, в деканат, – Георгиева кладет мне на стол документы.

– Срочно? – отрываюсь я от корректировок графика и смотрю на нее с надеждой.

Ненавижу заниматься вечно меняющимся расписанием, но вариантов немного. Лаборантка на одну четвертую ставки получает копейки за вал работы, зато за обучение платить меньше приходится. Цены конские. Специальность больно сладкая. Но один семестр я потяну, лучше поднапрячься, чем потерять несколько лет впустую.

Диплом я получу во чтобы то ни стало.

Еще три дня назад я рассчитывала зацепиться в бюро переводов, где я прохожу практику, не блестящее место, но сытное.

Но я снова пересеклась с Гореловым, и понимаю, что этот город не для меня.

Даже, если он и не станет преследовать меня, как обещал, все равно, постоянный риск его встретить меня нервирует. Не знаю, когда я стану настолько сильной, чтобы не реагировать на него.

– Да не то чтобы срочно… Но надо сегодня отнести.

– Тогда я прямо сейчас, а то вдруг они после обеда раньше уйдут, – тараторю, сгребая стопку под насмешливым взглядом Георгиевой.

– Ну беги, – незло усмехается она.

Татьяна Васильевна, завкафедрой, относится ко мне тепло. У нее внучке столько же сколько и мне, только она абсолютно холодна к иностранным языкам и предпочла осваивать медицинское поприще.

Разогнувшись, поспешно покидаю кафедру. Хоть немного размяться. Бумажки, конечно, помогают отвлечься от тяжелых мыслей, но я бы лучше поспала.

Со сном у меня последние три ночи совсем беда. М-да.

Снотворное, что ли, попробовать? Потому что каждый раз, стоит мне лечь в постель, оставив суету дня за порогом комнаты, я возвращаюсь в тот унизительный момент, когда Демон предлагает с ним переспать, а сердце трепыхается от того, как жгут его руки мою кожу воспоминаниями о наших сумасшедших ночах.

Сильнейшее напряжение, испытанное мною в «Эгоисте», эмоциональный накал должны были выжечь все во мне напрочь. А поди ж ты, до сих пор мучаюсь.

Не сплю, становлюсь рассеянной, допускаю ошибки в переводах, приходится переделывать. Я теперь по два раза проверяю. Из рук все валится.

Даже сейчас по сторонам не смотрю, и зря.

Уже в ста метрах от деканата впечатавшись на полном ходу в чье-то тело, я понимаю, кто это, еще до того, как поднимаю глаза, и слова извинения застревают у меня в горле.

Так пахнет только мое проклятье.

Неожиданно. У него растерянное лицо. И какое-то обиженное.

Но это выражение мгновенно исчезает, уступая место непроницаемой маске. Только в глазах загорается дьявольский порочный огонь.

– Инга, – тянет он, разглядывая меня однозначным образом.

– Так, значит? – сразу спрашиваю.

Ему нечего делать в Педе, выходит, он здесь из-за меня, и ничем хорошим мне это не грозит. Усилием воли заставляю себя не искать прежнего Диму в красивых бездушных чертах Демона. Нет там ничего. Пустота. Безнадега.

Он все еще удерживает меня за плечо, за которое перехватил, когда я в него врезалась. Мы слишком близко. Для всего. Между нами образуется магнитное поле. Я чувствую его физически, оно не дает ни отойти, ни приблизиться. Еще немного, и его можно будет увидеть.

В пустом коридоре во время пар, мы сходимся как Монтекки и Капулетти. Примирение невозможно. Вендетта до конца.

– Ты не рада меня видеть? – издевается Демон. – А недавно притащилась аж в сауну за мной.

Ненавижу. И его, и Рэма.

– Это ответный визит вежливости? Ты, наконец, нашел словарь и узнал, что означает это слово?

– Какие мы дерзкие… Не стоит нарываться, Инга. Наоборот, стоит быть поласковее, может, тогда я передумаю на твой счет, – Демон костяшками пальцев проводит по моей шее, указывая, какая именно ласка его интересует.

– А мне уже все равно, да убери ты свои лапы!

– Как мы заговорили, раньше тебя все устраивало, – криво усмехается он, но руку убирает в карман джинсов.

– И ты еще смеешь сравнивать? После всего? – вырывается у меня. – Я реально жду от тебя все, что угодно. Любую подлость, любую мерзость. Но не смей говорить про то, что было раньше! У тебя нет на это никакого права!

Я закипаю мгновенно, он не только все уничтожил, он еще и обесценивает. Мне больно от того, что для него все это было пустяком, игрой, но мазать в этой грязи и меня я больше не позволю.

Своими словами я, возможно, выдаю, что мне до сих пор не все равно, и не все для меня умерло. Но такое лицемерие запредельно.

Устраивало? Серьезно, блэт? Очень хочется сделать ему так же больно, как и он мне. Только это невозможно. Красивое тело, пластиковое сердце, бумажные чувства. Он – пустышка, но я слишком поздно это поняла.

– Послушай меня, – миндалевидные глаза сузились от ярости. – Чихать я хотел на то, как ты это видишь. Не тебе говорить о моих правах, – рубит он. – А я вижу так: в этом мире Инга Воловецкая должна страдать, и она будет это делать. Тебе все сошло с рук, и ты почувствовала себя безнаказанной.

Глава 11

Инга

Что я там говорила? Проблемы со сном?

Сейчас я мечтаю только о том, чтобы сдать этот чертов перевод, который у меня не принимают уже второй день. Я переделываю его раз в четвертый, и заказчик, все равно бракует.

Не понимаю, если он такой ас в переводах, почему бы ему самому не перевести этот чертов контракт?

Из-за того, что мне пришлось сменить вуз посреди учебного года, я не попала на стажировку, у меня классический стиль перевода, да. Этот же хрен требует использования более актуальных терминов и построение предложений. Куда, мать вашу, актуальнее?

Сроки сжатые, нам грозят неустойкой, а я уже не понимаю, что не так в моем переводе. Серьезно. И глаз уже замылился, и я пропахала текст вдоль и поперек. Меня от него уже тошнит.

Самое кошмарное, что от этого клиента меня ждет еще перевод брэнд-бука и еще один документ, который я пока не открываю. Только последний нужно переводить уже на родимый русский.

Вроде здесь затыков быть не должно, но у меня появился инстинктивный ужас. Стоит мне представить, что мне вернут перевод на доработку с требованием «актуализировать русский», как меня начинает трясти.

Изматерившись про себя, открываю очередное письмо от начальника, в котором мне пересылают новые правки.

Начальник мой – Алексей Константинович – мужик не вредный, и уже откровенно мне сочувствует. Насколько мне известно, он уже предлагал этому заказчику другого переводчика, но тот уперся, черт его знает, почему.

Я устала, я больше не могу.

Слезы бессилия капают на клавиатуру.

Мне надо еще дипломом заняться, и хоть немного поспать. Я уже не говорю про такие незначительные мелочи, как приготовить себе поесть. Хотя бы яйцо сварить, не говоря уже о чем-то более существенным.

Это истерик, по-другому и не назовешь, требует именно мой перевод, и строчит на меня жалобы за мою некомпетентность. Что не так с этими людьми?

Завтра с самого утра надо быть в универе. Меня ждут на кафедре, принимать договоры на практику. Я просто не выдержу еще одну ночь без сна.

Алексей Константинович в письме успокаивает, что клиенты бывают всякие. Хотя мне кажется, что его и самого уже подмывает отказать козлу в услугах. Что его останавливает, я не знаю. Ясно же, что человек – галимый не адекват. Может, солидный мэн? Контракт-то на серьезную сумму. А я еще не понятно, останусь работать или нет.

И мне все больше хочется свалить домой.

Каждый раз, когда я вижу уведу об электронном письме, я вздрагиваю.

И ведь уволиться не могу, где я сейчас найду место для практики, на котором еще и платят?

А диплом мне нужен. И деньги.

Вот и сейчас: второй час ночи, а я корпею над этим дьявольским контрактом.

Я уже учебники по юриспруденции проштудировала и российские, и английские, и американские. Похожие контракты просмотрела, все нормально с моим языком! Что еще ему нужно?

Трясущимися руками закрываю вкладку с документом.

Я больше ничего не могу тут изменить, если только не написать внутри как ненавижу конкретного клиента.

Там было тридцать листов. Тридцать это звездец.

И я переводила все четыре раза за два дня.

Где-то у меня есть успокоительные. Черт, я с них спать захочу, а глотать кофе… У меня и так сердце не перестает колотиться.

С бренд-буком полегче, там в основном картинки и надписи к ним. Так что я попробую взяться сразу за последний файл. На русский переводить все-таки проще.

Но через несколько минут чтения меня начинает колбасить еще сильнее.

Все встает на свои места.

Придирки клиента становятся понятны.

Просто кто-то решил лишить меня и этой подработки, и шанса на диплом.

Сукин сын! Ненавижу!

Но если я могу еще понять, зачем он меня изводит – слово держит, не дает спокойной жизни, хотя это как-то мелко на фоне того, что творилось в моей жизни прошлой зимой. Прямо даже не существенно для Демона, словно детский сад, дерганье за косички. Не будь я так измотана морально событиями последней недели, я могла бы отнестись к этим перипетиям с переводом намного спокойнее.

То за каким хреном он прислал это, я ума не приложу.

Этот текст целиком и полностью посвящен мне.

Более того, кроме важных и ценных для меня вещей, которые этот ублюдок просто не имеет права после всего упоминать, последний кусок настолько личный, что у меня вышибает дух.

Снова всплывают болезненные воспоминания. Мне больно это читать, но я не могу себя остановить. Твою ж мать! Как это переводить?

Да, все обезличено, но мне кажется, что все сразу поймут, что это про меня.

Я снова и снова пробегаю глазами по строкам.

Пульс сто сорок.

« – Малыш, пожалуйста, не гони меня, – я больше не мог терпеть.

Глава 12

Инга

Утром в универе, я скорее напоминаю зомби.

Длинные фразы не воспринимаю вообще. После первых двух слов речь превращается в белый шум, воспринимаемый мозгом, как колыбельная. Я пытаюсь не моргать совсем, потому что, стоит мне медленно моргнуть, как я выпадаю из реальности.

Отправив вчера «перевод» напрямую заказчику, я рухнула спать уже около четырех утра. Я много раз стирала и начинала заново, но, в конце концов, у меня получилось. Это было больно, словно я сдираю корку с едва затянувшейся раны. Я пережила эту пытку не без потерь, но если и это не заставит его оставить меня в покое, то я не знаю, что мне еще поможет. Пусть изводит, я вынесу, но видеть, как он марает мои чувства и топчет их в грязи, невыносимо.

Безжалостный будильник поднимает меня в шесть тридцать, и сейчас я практически не соображаю. И ничего не чувствую.

С пустым взглядом я сижу за столом и перекладываю договоры.

К обеду у меня сами собой закрываются покрасневшие глаза.

Все, чего я хочу, даже не кровать, а чтобы все просто заткнулись и не хлопали дверями. Меня уже знобит от недосыпа.

Неудивительно, что происходит неизбежное.

В перерыве, когда все сваливают с кафедры в кафетерий или просто на свежий воздух, я, подложив под щеку руки, выключаюсь на рабочем столе в солнечном пятне, распластавшемся на гладкой поверхности.

Муть, принимающая меня в свои объятия тревожная, полная болезненных воспоминаний. Хочу вырваться из этих тисков, но не могу. Нет сил. И мной завладевают кошмары прошлого. Они всплывают, обрастая выдуманными деталями.

Мне хочется убежать, спрятаться. Хочется, чтобы кто-то заслонил меня от всего, и сознание сжаливается надо мной.

Туман беспросветной боли рассеивается постепенно.

Сначала в мрачную картину врывается знакомый запах сигарет и парфюма с горьковатыми нотками. И вместе с ним мрак сменяется теплым светом.

Мне снится, что-то из сладкого прошлого, когда все хорошо, и самая серьезная проблема – пропущенный сеанс маникюра.

«Ты моя, слышишь?» – требовательный низкий голос. – «И никто тебя не получит! Ты поклялась!»

Даже во сне хочется плакать.

Особенно, когда знакомым жестом рука скользит по моим волосы и пропускает пряди через пальцы.

«Дим», – хнычу я.

Виска касаются губы и прокладывают дорожку вниз по щеке.

И я всем существом рвусь к ним. Мне так их не хватает. Я снова хочу летать.

Я первая целую родные губы, упиваясь ими, не обращая внимание, что поцелуй соленый от моих слез. Глажу колючую щетину, зарываюсь пальцами в густые отросшие волосы.

Димка отвечает мне страстно, жадно. Я хватаюсь за него, как за последнюю опору. Позволяю его рукам сжимать меня, тискать. Разрешаю его губам клеймить меня. Все так, как и должно быть.

Я не хочу просыпаться, но мне кажется, что стоит только сейчас открыть глаза, и я увижу того самого, того, которого до сих пор вопреки здравому смыслу люблю.

– Девочка, – бессвязное бормотание, горячее дыхание, опаляющее мои губы.

И я превращаюсь в мягкую глину в его руках, льну к нему, тянусь и таю.

Я должна увидеть в его глазах то, что видела раньше. Одержимость мной. Его жажду. Его лихорадку.

Иначе все не имеет смысла.

Без этого, мир можно выбросить на свалку.

Я распахиваю ресницы… прямо в реальность.

Солнечный свет режет воспаленные глаза, но приятные ощущения не пропадают.

И мозг заторможенно регистрирует, как вспыхивают искорки рядом с тем местом, где горячая ладонь продолжает наглаживать голое бедро под юбкой. Мои пальцы запутались во взъерошенных волосах и прижимают к себе голову того, кто покрывает жалящими поцелуями мое горло.

Я застываю, у меня нет сомнений, кто это. Мои реакции не изменились ни на каплю. Как унизительно, что он это теперь знает.

Как долго он меня лапает, а я послушно выгибаюсь под его ласками?

– Убери руки, – непослушным со сна голосом хриплю я.

Но Демон меня не слышит.

– Отрава, – бормочет он и проводит кончиком языка у меня за ухом.

И я отталкиваю его. Получается не сразу. Демон не торопится разжимать объятья.

С ужасом смотрю в его шалые глаза, полыхающие странным огнем.

– Как ты посмел? – у меня срывается голос. – Убирайся!

Снова на его лице проступает растерянность, а потом взгляд Демона тухнет, покрывается коркой льда. Сузив глаза, он молча отступает, а я лихорадочно поправляю одежду, вытираю следы его поцелуев. Горелов смотрит на это, и челюсть его сжимается, желваки играют на скулах.

– Ты об определилась уже, – зло усмехается он. – Ты верняк готова под меня лечь.

– Ты еще здесь? – я уже звучу истерично, но меня трясет. Бьет током изнутри, ко мне можно подключать лампочку. От меня фонит подбирающейся истерикой. Горло сжимает спазм.

Глава 13

Инга

Это как пощечина.

Лариса? Уже? Так быстро?

Грудь стискивает стальным обручем.

Мгновенно склеил согласную девочку. Не важно, назло мне или просто самому захотелось развлечься. Такие, как Демон, не живут монахами, и я далека от мысли, что эти полгода никто не согревал его постель. Он же машина для траха. И кровать не нужна. Подойдет любая поверхность. А то из без нее обойдется.

И все равно, увидеть своими глазами, как он уйдет с другой, невыносимо.

А сейчас особенно.

После того, как он… Я все еще чувствую жар его рук на своей коже, словно его ладони оставили пылающие следы там, где он прикасался ко мне всего пару минут назад.

– Ты можешь подождать ее за дверью, – нахожу в себе силы говорить ровно.

– Не-а. Не хочу.

В этом весь он. Только его желания имеют значение.

Меня снова начинает потряхивать, но не успеваю я ответить Горелову что-нибудь резкое, как дверь на кафедру распахивается, с шумом ударяясь ручкой о стену.

Вздрогнув, перевожу взгляд на вошедшего, с болезненным спазмом в горле ожидаю увидеть Лару, но в кабинет заходит… э… фикус? Очень большой фикус.

В первое мгновение я даже теряюсь, когда он двигается на меня. Краем глаза вижу, как подбирается Демон. Сейчас его поза не такая расслабленная, она, скорее, угрожающая.

– Инга, – подает голос фикус, и я осознаю, что он принадлежит Арсению Маслову. – Куда поставить?

Я нервно подскакиваю и сгребаю с тумбочки позади себя папки с курсовыми. Некоторые выскальзывают у меня из рук и падают на пол, приходится наклониться чтобы их подобрать.

– Ты кто? – раздается Гореловский голос.

Вопрос явно Арсению, и мне становится перед ним неловко. Хороший парень, очень мне помогает, и фикус этот он припер, потому что я жаловалась, что на кафедре нет ни одного зеленого листочка.

Я и так перед ним виновата, это он позвал меня на вечеринку, на которой я столкнулась с Демоном. А я смылась, оставив его одного, сославшись на дурное самочувствие. Я просто не могла находиться с ним даже в соседних помещениях.

Арсений ставит фикус на тумбу.

– А ты? – приветливая улыбка сползает с лица Арсения.

Какого хрена Демон творит? Пусть валит. К Ларисе, к Анфисе…

– Ты куда пялился? – набычивается Горелов.

Маслов тоже расправляет плечи. Он немного ниже Демона ростом, но бицуха у него тоже будь здоров.

Атмосфера накаляется, а я не представляю, что предпринять. Видно, что оба парня слушать меня не станут. Ситуацию спасает Георгиева, вернувшаяся на кафедру после обеда.

– О! У нас красота появилась! – восторгается она шумно от самой двери, разглядывая мясистые листья нового кафедрального жильца, и переводит взгляд на парней, буравящих друг друга глазами. – Инга, это за тобой? Если закончила, можешь уйти пораньше.

Добрая женщина, видимо, решает, что один из парней – мой кавалер.

– Нет, – быстро отвечаю я. – Еще не доделала.

От мысли, что мне придется выйти с этими двумя в коридор, становится дурно. Нет, с Арсением я бы вышла, но Горелов точно все испортит. Я надеюсь, ему надоест скрипеть зубами, он провалит ко всем чертям, потому что по его бесовским глазам вижу, что он вот-вот ляпнет какую-то гадость.

Георгиева скрывается в своем кабинете, а я остаюсь с Демоном и Арсением. Горелов поднимается. Он лениво тянет, сверля взглядом Маслова:

– Мне повторить свой вопрос?

Пиздец, по-другому и не скажешь. С какого-то хрена в этом подонке проснулся бабуин. Я помню: он так вел себя в начале нашего знакомства. Оккупировал все пространство вокруг меня, и действовал, как примат в брачный период, не подпуская ко мне никого.

Он задался целью отправить меня в монастырь? Хрен ему.

– У тебя нет прав ни на какие вопросы, – рявкаю я. – Ждешь Ларису? Жди молча!

Кулаки сжимаются, но я пока еще себя контролирую, хотя треснуть по столу очень хочется, но на шум обязательно выглянет Георгиева, а безобразной сцены у нее на глазах я не хочу. Мне осталось доучиться всего чуть-чуть. А преподавательницы еще большие сплетницы, чем студентки.

– Мы уже обсуждали мои права, – с намеком произносит Демон, и меня словно кипятком ошпаривает при воспоминании, как он прижимался ко мне, впивался пальцами.

Сквозь зубы втягиваю воздух и поворачиваюсь к Арсению:

– Просто не обращай на него внимания, – прошу я. – Спасибо за дерево!

Маслов переводит взгляд на меня, и выражение его лица немного смягчается:

– Угодил?

Я киваю.

– Тогда я заслужил награду. Как насчет сходить сегодня в парк?

Мне никуда не хочется. Доползти бы домой и доспать. Но, чтобы позлить бабуинствующего Горелова, я соглашаюсь, хотя с чего я беру, что ему не все равно? Он просто старается осложнить мне жизнь. И у него получается. Блестящий талант. Природное скотство.

Глава 14

Инга

У меня дурное предчувствие, и когда парни вразвалочку выходят с кафедры, я даже дергаюсь вслед, чтобы все-таки выйти за ними и убедиться, что не случится никакого безобразного скандала.

Раньше мне казалось, что Арсений не из тех, кто будет задираться, но судя по его реакции на Горелова, снижать градус конфликта он не станет.

Не успеваю я даже оторвать задницу от стула, как путь мне преграждает клюка Савиновой.

– А ты куда? – прищурившись, она смотрит на меня с улыбкой. – Нечего туда ходить.

И грозит мне пальцем.

– У нас, правда что ли, заседание? – я оторопело смотрю на Савинову.

Бабуська подмигивает мне хитрым глазом:

– У мальчиков аура тяжелая. Чувствуется напряжение. Пусть проветрятся.

Аура?!

Ах, да…

Луна в скорпионе, стрелец в деве… Наши тетеньки с кафедры все поголовно увлекаются астрологией и прочей эзотерикой.

Какая к херам тяжелая аура? У Горелова рука тяжелая, вот где напряг! Я видела, как он дерется…

– Какие экземпляры! – врывается в мои воспоминания мечтательный голос Савиновой. – Особенно темненький… Да не дергайся ты. Без тебя разберутся.

Все-то она видит, все-то замечает.

Тон у Савиновой дружелюбно умиротворенный, но это потому, что она не знает, на что способен Демон. А я знаю.

Я непроизвольно прислушиваюсь, не начнется ли за дверью ругань, но оттуда слышится обычный ровный гул и голоса снующих студентов. Не выдержав, я подхожу к окну с видом на крыльцо.

Там и вправду вертится Лариска. В таком ультрамини, что не остается никаких сомнений, что это наживка на Демона. Она меня бесит до трясучки, и я злорадствую, когда налетевший ветер превращает ее идеальную укладку в стог мятого сена. Правда веселье длится недолго.

На крыльце появляется Горелов. Кивнув Ларисе, он направляется к машине, а она почти бежит за ним на своих каблучарах. Выглядит нелепо, но, видимо, ее это не беспокоит.

Ну да. Горелов же типа знает себе цену. По мнению Ларки, за таким бегать незазорно.

Она даже спотыкается, и, кажется, сейчас растянется перед капотом тачки. А нечего облизываться на Горелова, лучше б задницу прикрыла! Там так задувает, что гланды снизу продует!

Фу. Я омерзительна. Противна самой себе.

Мне не должно быть никакого дела до того, кого трахает Горелов. И Ларку я предупредила, совесть моя чиста.

Нечего пялиться на них, как жалкая забытая в песочнице игрушка.

И все равно не могу отлипнуть от окна.

Демон прыгает на водительское сиденье, Лариса, подергав тугую ручку, усаживается на пассажирское рядом.

Мне отсвечивает, и я не вижу, что происходит в салоне.

Сердце сжимается. Он сейчас ее целует? Гладит колено прежде, чем положить руку на переключатель скоростей?

Пытаюсь раззадорить себя, разозлиться как следует, чтобы гнев заслонил собой другие чувства. И не выходит.

Демон всегда открывал мне дверь машины и всегда проверял пристегнута ли я, хотя сам ездил без ремня безопасности. И если мне было лень пристегнуться, он делал это сам, никогда не упуская возможности распустить руки.

Мне кажется, Горелов вообще не может держать их при себе.

Вспоминаю, как однажды из-за этого мы не смогли даже отъехать от кинотеатра, настолько сорвало ему башню… И потом на запотевшем стекле я рисовала сердечки.

И сейчас, наверное, лапает довольную этим Лариску.

Я уговариваю себя смотреть на чертов Порш.

Я ничего не увижу, это бессмысленно, но отворачиваюсь от окна, только когда машина с визгом выезжает с университетской парковки.

Смаргиваю выступившие слезы.

Как? Как это возможно?

Вот так лезть ко мне, а потом спокойно уехать с другой девчонкой?

Ему вообще нет разницы с кем?

Демон нас за людей не считает, что ли? Или только меня?

Не удивительно, такие, как Горелов, не понимают слабостей и не имеют привязанностей. Его, наверное, позабавило, как я во сне к нему жалась. Только потешила его самолюбие, почесала его ЧСВ.

Я готова провалиться сквозь землю от стыда. Теперь он уверен, что я все еще болею им, и будет давить на это.

Надо собраться. Демон просто застал меня врасплох, когда я не могла защититься после бессонных ночей, после вчерашнего «перевода»… Больше это не повторится.

Совесть у Горелова – рудимент, вроде аппендикса, но если он приперся сюда после моего письма…

Кстати.

Проверяю: мое ночное послание доставлено, но не прочитано.

Капец! Охреневший в конец гад! Гребаный придурок! Сроки он выставляет невообразимые, а сам даже не проверяет готовность, только и может что терроризировать!

Глава 15

Демон

Инга садится в такси.

Я завожу мотор и выезжаю следом.

Какого хрена я делаю?

И так проторчал под ее окнами два часа, представляя, что она делает.

Надо ехать к парням, а я преследую синий опель, но при мысли о том, что она пойдет на свидание с этим гандоном, меня ломает не по-детски.

Я хотел побесить Ингу и в очередной раз попался сам. Этому аду не видно конца.

Притащился на кафедру как последний придурок. В жопе играло желание выбесить, растормошить, задеть, сделать больно, увидеть, что ей не плевать.

Да просто посмотреть на нее.

Сука.

Это был удар под дых.

Засунув голову в кабинет, я увидел, что она спит, подложив руку под щеку.

И переклинило.

Я, как шпион, агент ноль-ноль-семь на минималках, тихо без единого скрипа закрываю дверь, подхожу, стараясь даже не дышать, и минут десять просто пялюсь, как сраный сталкер, борясь с желанием ее сфоткать.

Меня даже не парит, что меня застукают. Но я не хочу, чтобы она просыпалась. Блядь, как настоящая. Нереальная. Ядовитая. Душу вынула. И спит.

А я спать не могу.

Нашел, где она подрабатывает, и тоже спать ей не даю.

Дело дрянь, я не могу контролировать руки, они сами тянутся прикоснуться.

Волосы гладкие, скользкие. Нежная щека. Приоткрытые губы. Это поджар, и от ее еле слышного выдоха у меня темнеет перед глазами.

– Дима…

Мне послышалось? Какого нах Диму она зовет?

Насрать, будем считать, что меня.

– Дима, – снова бормочет Инга, разрывая меня на куски.

Втягиваю воздух, она не может звать никого кроме меня. Не должна. Не имеет права.

У меня в груди черная дыра, центр торнадо.

Я больше не борюсь с этим. Зачем?

Рука живет отдельно от моей воли, пальцы перебирают волосы, трогают ресницы. Мгновение, и губами касаюсь ее виска. Она вздыхает, как вздыхала поутру, прижимаясь ко мне, и подставляет лицо, и у меня падает забрало.

Что я творю?

А насрать! Мне нужна доза. Доза Инги Воловецкой. В губы ударяет ее пульс.

– Девочка, – я не уверен, что не говорю это вслух.

Но Инга не просыпается, и я позволяю себе то, чего мне так не хватало.

Чувствовать ее в своих руках, слышать дыхание…

Твою мать, эта заноза стонет, когда я ее ласкаю. Башню рвет, сердце вот-вот проломит грудную клетку. Член встает от ее вздохов, как по щелчку пальцев.

Сладкая, как грех. С запахом миндаля и привкусом ванили с горечью.

Все летит к дьяволу, вместе с моим самоконтролем.

Я сейчас готов променять возможность оказаться в Инге на то, чтобы просто чувствовать, как она тянется, прижимается ко мне. Как раньше.

Я же был нормальный. Я мог связно соображать. Но стоило Инге нарисоваться, я поплыл. Это пиздец. Окситоциновый приход.

Я – животное. Мудак с биполяркой. От того, какая у нее кожа, как знакомо она пахнет, я хочу ее сожрать. Нахуя она носит такие короткие юбки? А если не я, а какой-то другой мудак сделает так же?

Сука. Аж в глазах темнеет.

Ей нужно скафандр носить, гидрокостюм.

Помутнение рассудка рассеивается, когда Инга, запустив мне пальцы в волосы, просыпается. Блядь, отрезвление слишком жесткое.

Отталкивает, как прокаженного.

И меня несет.

Если б не бабка с клюкой, не знаю, что бы выкинул.

И урод этот смотрит с превосходством, аж кулаки чешутся.

Рэм вчера затащил меня на треню спустить пар. Не помогает. Штырит так, что либо я рублюсь, как проклятый, либо зависаю, пропуская удары. А Инге по херу. Она улыбается этому ушлепку и строит планы на свиданку. Хрен тебе, милая.

У тебя не выйдет не обращать на меня внимания.

Мне достаточно одного раза увидеть их вдвоем, чтобы понять, что мне это не нравится. Там на вечеринке он слишком по-хозяйски обнимал ее за плечи, но глаза у хлыща были голодные. Ничего ему не обломится. Блэт.

И мне в этом кое-кто поможет.

Я чуть не забыл про Лариску, которая меня ждет.

Она снялась легко, как я и думал, всего лишь увидев брелок от тачки. Пара поощряющих улыбочек, и она готовенькая. Смазливая и, скорее всего, беспроблемная. Мне такие раньше нравились.

А сейчас я их просто трахаю. Даже телефон не всегда записываю.

Ларкин записал. Новая Ингина подружка. Из нее можно выудить что-то, чтобы змею черноволосую помучить. Я задолбался загибаться один.

И сейчас загибаюсь, видя, что она ждет этого мудака.

Глава 16

Инга

Это уже за гранью!

В первую секунду я так пугаюсь, у меня чуть сердце не останавливается, но почти сразу улавливаю парфюм Демона, и глаза заволакивает красная пелена гнева.

Ненавижу!

Ненавижу!

Луплю, куда придется!

Псих! Идиот!

Только Демон сильнее меня раз в сто. Прижимая меня телом к стенке закрытого тира, он перехватывает обе мои руки одной своей и, зафиксировав их у меня над головой, впивается злым поцелуем.

Да разбежалась! Я пинаюсь изо всех сил, но ему хоть бы хны.

Кусаю за губу, металлический привкус его крови и вишневый вкус моей помады смешиваются, а он только шипит, но не останавливается. Наглый язык вторгается мне в рот и атакует, пытаясь подавить сопротивление.

Чего он хочет этим добиться? Неужели рассчитывает, что я куплюсь на наигранную страсть?

Лишь на миг в голове всплывает воспоминание о нашем первом поцелуе, когда, забывшись, он отпускает мои руки и зарывается пальцами мне в волосы.

И я теряюсь, а Демон, почувствовав слабину, углубляет поцелуй, чем тут же выбешивает меня.

Вырваться не смогу, и я притворяюсь, что сдаюсь.

Поцелуй становится мягче.

О, не настолько, чтобы счесть его романтическим, и, ни в коем случае, невинным, слишком агрессивен и взбудоражен сам Горелов. Он стремится меня подчинить, но руки его становятся нежнее, волосы выскальзывают из хватки, когда он пробирает под косуху.

– Стерва, – слышу я бормотание. – Паршивка.

Я выворчиваюсь из-под руки, но Демон не дает мне отскочить.

– Ты больной? Убери руки! – но он спеленывает меня своими лапищами, вжимает спиной в себя, тяжело дыша в волосы.

– Отпусти! – пытаюсь расцепить стальную хватку. А саму пробирает от узнавания, от тоски по этим рукам.

– Зачем? – хрипит он мне на ухо, отправляя армию мурашек по всему телу. – Пойдешь к нему? Для него губы намазала?

Я вытираю следы размазанной помады и его поцелуев.

– Тебя не касается. Проваливай.

– Я сам разберусь, что меня касается, а что нет, – и голос такой, что у меня в груди все обмирает. Его откровенная жажда, его голод, не могут во мне не отзываться.

Слишком сильны воспоминания.

Когда-то этого неприкрытого зова было достаточно, чтобы я вспыхнула.

Только он уже не тот. Точнее, я уже не та, и меня больше не обвести вокруг пальца. Никаких заблуждений, что Демон испытывает что-то кроме возбуждения, крепко замешанного на вседозволенности. Эта история Кая и Герды, только Герда проиграла, и ее слезы оказались бессильны.

– А хрен тебе, – злюсь я, давя в себе ростки непрошенных чувств. – Я больше не ручная девочка. Работай рукой, или вали к Ларисе. Или кто там у тебя на сегодня запланирован. Кобелина – это же для тебя почетный титул!

Стараюсь на обращать внимание на поцелуй за ухом. Какого хрена, мне нравится то, что он делает? Меня колотит.

– И свое решение я тебе озвучил, – рубит это животное.

– Решение? – я задыхаюсь от злости. – Да кто ты такой? Решил он. Пуп земли! Хрен тебе на воротник! Потрахаться тебе не завернуть?

Демон резко разворачивает меня к себе лицом, и я встречаю горящий взгляд. Зрительный контакт высекает искры между нами. И не важно, что там: ненависть или страсть, потому что теперь отвернуться, закрыть глаза – невозможно.

– Не зли меня, Инга… – в его глазах горит предупреждающий сигнал. Серьезно?

– А то что? – смотрю в лицо этого прожженого циника. – Что? Что ты мне еще сделаешь? Ну? Давай! Тебе меня не удивить! Я вижу, у тебя фантазия уже заканчивается! После всего того, что ты мне устроил, все остальное – детский лепет!

– Я устроил? – желваки на скулах играют. Надо же, какая отличная актерская игра! – Я дал понять, что все знаю, что не хуй из меня делать лопушка!

Не верю своим ушам! Какого хрена он мне заливает? А ведь если б не Маська, я могла бы купиться. Мне все еще больно, но это как раз от того, что глупое сердце не смирилось до сих пор.

– Давай не будем, – шиплю я ему в лицо, – раньше ты хотя бы не притворялся, что ты лучше, чем есть. И то, что ты сделал, в общем-то вполне ожидаемо для тех, кто тебя знает. И даже для меня! Просто я носила долбаные розовые очки. Не надо прикидываться пострадавшим!

– Беру с тебя пример! – выплевывает он с ненавистью, а его руки продолжают давит на поясницу.

– Ты – моральный урод, питающийся чужой болью! – выкрикиваю я. – Я думала, что моего письма хватит, чтобы ты ей захлебнулся, нажрался! Но даже это тебя не берет. Я тебя презираю…

– Письма? – переспрашивает Демон, хмуря брови, чем еще больше меня заводит.

– Ах ну да! Мы же просто творим, что хотим и плевать, что у кого-то есть, что на это сказать. Да, Димочка? Убирайся! Ненавижу! – меня знобит от адреналиновой атаки, мне грозит кортизоловый шок.

Глава 17

Демон

Инга смотрит с таким искренним презрением, что меня пробирает до печенок. Раздает свою ненависть на мой вай-фай с горочкой.

Телефон в кармане ее куртки звонит, и она уходит, пригвоздив меня к месту яростным взглядом. Отворачивается, словно стирая меня из реальности.

Возвращается туда. К этому гандону, который только и ждет, как забраться к ней под юбку.

– Арс, я иду, – достается ему милый голосочек.

В отличие от шипения гадюки, предназначенного мне.

Только что была в руках и утекла. Пальцы до сих пор жжет, словно угли в них держал, а не эти ведьминские плети ее волос.

Я навечно привязан ими к ней.

Болезненная нездоровая страсть.

Никаких, сука, берегов не видно. Я, блядь, сто железных башмаков стопчу и все равно вернусь в это проклятое королевство, к своей злой Принцессе.

Кровь, вскипевшая от горького поцелуя, не хочет остывать.

В голове бьется: «Останови, забери, не хер ей никуда ходить!», гонит за ней… но что-то останавливает, свербит.

Сейчас завернет, и я не увижу, поцелует ли Инга мудака, обнимет ли его.

Одно желание – ломиться за ней, сломать руку ушлепку и забрать ее. Пока целовал ее – жил, это больно, но так лучше, чем не жить совсем. Я готов был ей платить, готов запереть… Горячка.

«Я больше не ручная девочка». Жалит.

«Я тебя презираю…». Раздирает в клочья.

«Ты сделал более, чем достаточно».

В ее обвинениях нет фальши. Что за нахер?

Полгода назад я хотел ее растерзать, лютый зверь во мне бесновался, но я и пальцем не тронул, просто выкинул из своей жизни, бросил все силы, чтобы забыть змею. Разбивал кулаки в кровь, отдал ключи от тачки Рэму, накачивался в доме, устраивая беспредел.

Делал все, чтобы не поползти за ней.

О какой, блядь, работе она сожалеет? Проститутка в борделе?

Даже при мысли об этом меня люто корежит, кажется, вены сейчас лопнут. Моя нежная девочка, у которой я был первым, и какие-то ублюдки…

Да я не церемонился с ней в ту ночь, но с тех пор я ее больше не видел. И в компании тема Инги – табу. Что она несет?

Или это – очередной спектакль?

Смотрю в след, а в ушах стоит ее «ты – чудовище, моральный урод».

Ты даже не представляешь насколько права… Сильнее, чем ты можешь вообразить.

Звонок Рэма приводит меня если не в себя, то куда-то на орбиту рядом.

– Ты где? Мы уже два часа ждем…

На заднем фоне раздражающий гогот Зверя и бесячее музло.

– Скоро буду, – задрали уже торчать у меня. Отдать им что ли плойку на хер? Такое ощущение, что нет ничего кроме видеоигр и стримов.

Шагаю к тачке. Приеду и всех разгоню к ебеням.

Или не ехать? Погонять по трассе?

Двести двадцать по встречной меня отвлечет.

О каком письме говорила Инга? Перерываю почту – зироу. С почты ее бюро переводов тоже ничего.

Бля.

Меня озаряет, и я лезу в черный список, а у самого пальцы дрожат, будто разблокирую я Воловецкую, и все. Все вернется. Сердце жжет, когда я смотрю на аватарку. Я сам ее снимал.

Сука. Яд воспоминаний проникает в черную душу и разъедает едва зарубцевавшиеся раны. Тонким Ингиным пальчиком вспарывает шрамы.

И я вспоминаю, почему уничтожил все фотографии, все рилсы, сторис и видео. Все, до чего смог добраться, а потом, напившись, клянчил у малой ее телефон, чтобы посмотреть еще разок.

Сестра, обиженная за разрыв с Ингой, которая стала ее иконой, телефон мне дала всего один раз. А когда поняла, что я не стану Воловецкую возвращать, больше не соглашалась.

И к лучшему, а потом я свалил к отцу…

Плюхаюсь за руль, оставляя дверь открытой. Воздух. Мне нужен воздух. Кислород.

Но кислород пошел на карусельки с ушлепком.

Письмо.

Одно.

Виски сдавливает так, что голова вот-вот взорвется. Хлопаю бардачком и, нашарив обезбол, закидываюсь.

Открываю мэйл и пытаюсь читать. Смысл слов до меня доходит не сразу.

Некоторые предложения я перечитываю по нескольку раз, чтобы понять.

Это сюр.

Это блядь, что?

Меня прошибает током, я бросаю телефон на заднее сиденье, но через минуту лезу за ним опять.

«И этого мало? Так на! Жри! Вонючий жирный препод с потными ладошками зажимал меня, зная, что без его зачета степухи не будет. «Раздвигай ноги, паскуда! Все знают, что ты даешь за деньги! Зачет у меня стоит чирик, так что ты идешь на повышение», и убежав, я скрючилась под лестницей у гардероба, размазывая слезы».

Глава 18

Демон

Прочесав весь парк, я нахожу Ингу реально на каруселях.

Стою, как придурок, в тени дерева там, куда не достает свет огней, и пожираю ее глазами.

Я словно маньячила. Кулаки сжимаются от жажды раздробить зубы этому Арсу, постоянно тянущего к Инге свои грязные лапы.

Меня раздирает от желания подойти и стащить ее с этого сраного коняги, но у нее сейчас такое счастливое лицо. Она светится, от нее идет этот проклятый светлый вайб, в котором я раньше грелся. Выворачивался на изнанку, чтобы получить хоть лучик.

Без него, теплого света, за эти месяцы я потерял остатки человечности.

Полгода назад в последнюю встречу до моего отъезда ее глаза были зареванными, а взгляд – погасшим и затравленным. Когда Инга смотрит на меня теперь, в нем не осталось ничего от того, что мешало мне окончательно превратиться в чудовище.

Раньше она смотрела на меня, и мне казалось, я для нее единственный в мире, особенный, блядь. Я горы готов был свернуть, чтобы так было всегда. А потом оказалось, что ей это не нужно.

И чуть не сдох без этого взгляда.

Выгреб. Не без потерь, но выгреб.

Точнее, я так думал.

Сейчас все это направлено на сукана рядом с ней.

Я – дебил, но не могу не понимать, что стоит мне нарисоваться, и она опять потухнет.

А так хоть издали посмотреть. И я смотрю.

И внутри меня корчится сраный наркоман, видя, как источник светит другому.

Истекая кровью, мое черное сердце болит так, что не могу выдохнуть. Чувство, что я остался один в клоаке, хуй с ним – без всех. Без нее.

Дерьмовое чувство.

Меня затапливает глухой ревностью, заволакивает злым бешенством.

Какого хрена, Инга? Ты стерла меня из жизни?

Вспышка ярости затмевает пьяные воспоминания, как она звонила после той ночи, и я добавил ее в ЧС. Она пыталась со мной поговорить лично, дребезжащим ломким голосом, полным слез, просила выслушать.

Да, я не дал ей тогда шанса. Меня душили собственные бесы. Я не был уверен, что смогу сдержаться, и не вытворю очередной финт.

Но какого хрена Воловецкая решила, что теперь все закончилось?

Я решил, что она будет гореть в том же аду, что и я.

Так почему я по-прежнему там один?

И этот эмэйл, поселивший во мне внезапные сомнения.

Он меня убивает.

Какого она винит во всем этом меня?

«Все еще считаешь недостаточно? Ты сказал тогда, лучше б меня не было. И меня почти не стало. Мне повезло, что Жанка не дала нажраться снотворного. Хотя мне казалось, что другого выхода для меня нет. Я просто не смогу без тебя дышать, и это будет милосердно. А сейчас смотрю на тебя и понимаю, что не из-за чего было травиться. Права Жанна. Только горе причинила бы родителям. Таким, как ты, место в преисподней, а не в моей жизни».

О, девочка моя, я уже там. Жарюсь.

Я без тебя, малыш, тоже не дышу. Я полутруп. Мне нет места нигде.

Меня бомбит от того, что Инга обвиняет меня.

Эти строки не дают мне сейчас ворваться, закинуть Ингу плечо и утащить в свою берлогу. Выставить всех и запереть ее в доме. Сначала просто затискать до смерти, наплевав на ее вопли, проспать с ней в обнимку часов двадцать, а уже потом выяснять, что за наезды, что за херь с таблетками?

Я ее ненавижу. Я бы с превеликим удовольствием забыл, что Инга Воловецкая существует.

Но пока это не так, никто к ней не будет прикасаться! Никто не имеет права делать ей больно, кроме меня! Не в этой реальности. Не в мою, сука, смену!

Я ей этого не покажу, но она все еще держит в своих цепких лапках мою душу.

Маська говорила, что отпустит. С глаз долой – из сердца вон.

Лажа. Ебаный пиздеж. Это была только передышка.

Увидел и понеслась. Хуй я кому признаюсь, но мне пиздец как страшно, что ее больше не увижу. Пусть бесит, ненавистная стерва, но на глазах чтоб была.

И сейчас я псиной тащусь позади парочки, чтоб не выпустить из вида. И меня колотит от того, что мое место не рядом с ней. Плетусь, как канатом привязанный, а она меня не видит, не замечает.

Инга с ушлепком падают в кафэхе, и я сажусь в углу. По роже его вижу, что он на что-то рассчитывает. Хрен ему.

Какая-то деваха строит глазки, заслоняя мне ненавистную картину, еле избавляюсь от этой шмары. И вижу, что ублюдок заказал вино. Инга пить вообще не умеет. Ей двух глотков хватает, чтоб опьянеть. Этот козлина решил ее споить?

При мысли о том, что ему может обломиться хоть что-то, хоть поцелуй в щечку, сердце заводится на бешеных оборотах, бешено долбя в ребра.

Заказанный вискарь не лезет в меня.

Инга слишком громко смеется, слишком сладко ему улыбается.

Запредельный напряг. Лютая ревность и невозможность обладать – гремучее комбо. Адские муки для того, кто хотел бы вычеркнуть Ингу из жизни.

Глава 19

Инга

Арс сразу чувствует, что у меня не все в порядке, но наводящих вопросов не задает, за что я ему очень благодарна. Пускаться в объяснения я не хочу, а стандартное «неприятная встреча» вряд ли может пролить свет на то, почему я лохматая и со следами стертой помады.

У меня до сих пор горит кожа там, где с силой прижимались губы Горелова.

Его фамилия оправдывает себя. Демон не только горяч во всех отношениях, но зажигает меня своим огнем.

Только и сжигает тоже. Он словно огненный напалм. После каждой встречи я остаюсь кучкой тлеющих углей.

И сейчас тоже. Сумасшедшая вспышка, нервы оголены, адреналин, ненависть, боль, желание…

А теперь все вокруг бледное и серое, словно покрыто старой золой.

Это ненормально.

Так нельзя.

Пульс еще частит, голос плохо меня слушается, но я стараюсь улыбаться и не подавать виду, на каких высоких я оборотах. Взвинчена и не могу расслабиться, не могу сосредоточиться на Арсе. Я половину его слов пропускаю мимо ушей, в которых до сих пор стоит звук дыхания Демона. Все еще слышу его: «Таким меня сделала ты».

И его взгляд…

Я схожу с ума! Я его ненавижу! И все равно не могу не упиваться его желанием. А он меня до сих пор хочет.

Только это ему совсем не мешает снимать других. Даже думать не хочу, как далеко Демон успел зайти с Лариской. Не хочу, потому что уверена, что он уже трахал ее во всех позах на заднем сиденье своего порше.

– Что? – переспрашиваю, понимая, что Арс задает мне какой-то вопрос уже второй раз.

– Мне кажется, тебе не помешает развеяться.

– Так и есть, – виновато смотрю на него, стараясь выдавить искреннюю улыбку, когда сердце разрывается от тоски. – Не выспалась, поэтому торможу.

– Сделаем вид, что я поверил, – улыбается он, и мне становится совсем стыдно.

Увы, я на таких эмоциональных качелях, что игра в хорошее настроение дается мне с трудом.

Однако, Арс находит ключик.

Вручив мне огроменный моток сладкой ваты, он тащит меня на аттракционы.

Я упираюсь до последнего перед американскими горками, потому что дико боюсь. Горки совсем карликовые, но ничего поделать с собой не могу, Арс ржет и предлагает детский вариант – карусельки с пони. Неожиданно для себя, вспомнив все мелодрамы, я соглашаюсь.

И нисколько не жалею. Незамысловатое развлечение под музыку, напоминающую мелодию из моей шкатулки, такое светлое и трогательное, что я расслабляюсь.

Боль затаивается на дне души. Не уходит, но затихает.

До равновесия еще далеко, но измученное сердце требует передышки.

Я даже позволяю себе немного вина в кафе.

Арс старается меня развлечь, и у него почти получается.

Я пытаюсь задавить воспоминания о других свиданиях. Я запрятала их очень глубоко, но они яркие, как факел. А сегодняшний вечер – уютное пламя свечи.

Так ведь и должно быть. Так правильно. Огонь должен разгораться постепенно.

Так почему у меня ощущение, что я мерзну без… Него.

Пока Арс травит анекдоты еще ничего, но стоит ему отлучиться, как мрачные мысли затягивают меня снова.

Погружаясь в ядовитую трясину, не сразу соображаю, от чего меня будто ошпаривает.

– Пора домой, – как сквозь вату слышу ненавистный и любимый голос.

Целое мгновение смотрю на смуглые длинные пальцы, обвившие мое запястье.

В месте соприкосновения покалывает, знакомая горячая волна, как цунами поднимается и накрывает меня, сметая с трудом восстановленный контроль, и я задыхаюсь.

Вскидываю взгляд на Демона.

Конечно, Демона.

На кого я еще могу реагировать как на ударную волну, будто воздух вышибло из груди, будто сердце замерло, будто кровь закипает.

Мой паргелий, ложное солнце.

Горелов сейчас не в себе, это видно сразу. Он почти слетел с катушек. Дикий взгляд шальных глаз, сжатые губы с капризным изгибом, ноздри побелели, желваки играют, венка на шее бьется… Дикий, воистину дикий. Чудовищно красивый. Невыносимый. Невозможный. Ненавистный.

Я что-то хриплю от растерянности, утопая в этих эмоциях, и понимаю, что захлебываюсь.

В секунду проносится перед глазами видение: блестящие сумасшедшие глаза, горячее дыхание, напряженные плечи и его мольбы простить за то, что будет больно.

Это слишком. Это как в кипящий котел.

И за то, что он это растоптал, мне хочется его ударить. Может, вино дает в голову, но я размахиваюсь, мечтая оставить красный отпечаток лице Горелова. Сделать что-то, чтобы это воспоминание ушло. Стереть его.

Но единственное чего я добиваюсь, это – повиснуть вниз головой на широком и твердом плече.

Мне никогда не удавалось задеть Демона, даже когда он мне поддавался, пока учил, как за себя постоять. Он злился, что у меня ничего не получается, я просто млела от его рук и ничего не могла поделать с тем, что не хочу ему сопротивляться.

Глава 20

Инга

Горечь в его голосе пробирает меня до донышка, смешиваясь с моей мукой. Она парализует открытием, что Демон не такой уж бесчувственный.

Облизываю горящие губы, вбираю в себя этот образ.

Он так похож на того, кого я себе придумала.

– Перестань меня мучить, – прошу я, стараясь не звучать жалобно.

Потому что внутри что-то дрогнуло, и я не могу унять всполошившееся сердце.

– То, что ты просишь… – говорит Горелов тихо, почти касаясь моих губ своими. – Это невозможно. Сильнее меня.

Руки его сжимают меня крепче.

Так крепко, что становится больно, только я не хочу, чтоб он меня отпускал.

Не хочу.

И с этим нужно что-то делать.

Этот парень, несмотря на всю боль, притягивает меня как магнитом. Горелов – мой бермудский треугольник. Стоит мне попасть в опасную зону, и я пропадаю.

Демон – моя магнитная аномалия. Моя стрелка всегда смотрит на него. Я борюсь с этим, как могу, с самой первой встречи. И раз за разом проигрываю.

Только теперь цена проигрыша будет слишком высока.

Не хочу проверять, смогу ли я в следующий раз удержаться на грани? А если Жанки не будет рядом?

Позволить ему доломать себя? Я не должна снова связываться с Демоном. Не после всего, что было.

Сейчас он может даже сожалеет о том, как поступил со мной, только надолго ли хватит Горелова? Когда он решит в следующий раз выкинуть меня на обочину? Через неделю? Или увезти на потрахушки очередную телочку? Или сломать мне жизнь?

Упираюсь свободной рукой ему в грудь, чувствуя сумасшедшее биение его сердца.

– Если не можешь ты, значит, это сделаю я. Просто не приближайся ко мне. Я возьму больничный и не буду появляться ни в универе, ни на практике. Пропаду с радаров. Считай, что я уехала из города, как ты и хотел.

Пока я говорю, лицо Горелова мрачнеет. Как только я замолкаю, он размахивается и со всей дури впечатывает кулак в машину позади меня. Я вздрагиваю.

– Нет, Инга. Я не могу считать, что тебя нет, когда ты есть, – он трет лицо рукой с разбитыми костяшками. У меня все сжимается внутри, когда я вижу, что кровь сочится из ссадин.

Это невозможно, еще и жалеть его после того, что Демон натворил.

Больная. Больная на всю голову.

– Я все равно не та… Той девочки больше нет.

– Мне плевать. Плевать какая ты, плевать что ты делаешь, плевать, чего ты хочешь, мне на все плевать, если ты не моя.

Отворачиваюсь, как же это больно.

Это ведь если и не ложь, то блажь.

– Поцелуй меня Инга…

Резко оборачиваюсь к нему, так что пряди моих волос хлещут ему по лицу, а этот придурок лишь с наслаждением закрывает глаза.

– Ты в своем уме? – спрашиваю, а у самой губы начинают гореть. – Тебе мало того, что ты сейчас вытворил?

Наверное, это я не в своем уме: несмотря на то, что Горелов сейчас выкинул, я с ним просто разговариваю, даже не пытаюсь выцарапать ему глаза…

– Мало. Мало урвать, как вор, мне нужно, чтобы ты сама…

– Не многовато ли ты хочешь? – шиплю я, потому что это на самом деле слишком.

– Инга… – этот шепот… так он шептал прежде, чем войти в меня…

Легкое прикосновение к моим губам, совсем не такое, как прошлый поцелуй.

– Инга…

И еще одно. Кончик языка дразнит мои губы.

Отпустив мою руку, он обеими ладонями зарывается мне в волосы. Его зрачок почти полностью заволок радужку. Его глаза – глаза демона, бездонные, грешные, зовущие, вытягивающие из меня душу.

– Девочка моя…

Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть, чтобы спастись, но делаю только хуже.

Память тела сильнее обиды.

Электрический разряд прошивает насквозь, заворачивая огненную спираль по позвоночнику, свободное падение и невесомость, лихорадка…

Задыхаюсь, голова кругом, все вокруг плавится, как на картинах Дали, размываясь и рассыпаясь прахом. Потому что мы все вокруг сжигаем дотла.

Я его не целую, нет… Я его пью, присваиваю, я ему жалуюсь, проклинаю…

Руки сами пробираются под футболку, царапают ребра и живот…

Раствориться, стать частью…

Клеточная интеграция, ментальный симбиоз. Сейчас мы неразделимы. Путами-цепями принайтованы друг к другу. Я упиваюсь властью, данной мне им над собой.

У меня интоксикация Демоном. Он должен гореть, сходить с ума. Мой.

Мой порочный. Мой дикий. Мой жестокий. Мой безбашенный.

Только с ним откровенно, горячо, страстно, без границ и контроля, по правде и на всю катушку.

Мой стон срывает стоп-кран у Горелова, и лавина обрушивается на меня. Жадные губы, наглый язык, алчные руки. Секс уже прямо сейчас, в этом отчаянном поцелуе. Я взлетаю и стою на цыпочках на краю.

Глава 21

Демон

Стрелка спидометра показывает сто сорок километров в час.

Пригородная трасса пуста, призраками мелькают силуэты деревьев за бортом. Темно, как у негра в жопе, как в моей черной душе.

Свет дальняка пожирает туман, сыто чавкая лужами на побитом асфальте. Иду по приборам.

Выжимаю педаль, окно открыто.

Я пытаюсь набрать в грудь воздуха. Воздуха, блядь! Я дышать не могу!

Железными тисками сдавило нутро.

Вспышками перед глазами: горький взгляд, серые глаза, расцелованные губы и «ты был единственным».

Твою мать!

Не врет. Кишками чувствую, не врет.

Скриплю зубами, так у меня внутри все сводит. Стоит вспомнить фигуру Инги, исчезающую за пределами света фонаря, растворяющуюся в темноте, стихший стук каблуков, и руки на руле начинают дрожать. Сжимаю баранку крепче, и из лопающихся корочек на костяшках снова сочится кровь.

Она уходит, и для меня света больше нет.

Меня ломает.

Я никогда ничего не просил. Все, чего я хотел, – Ингу себе. Первый раз в жизни, для меня кто-то был важнее, чем я сам.

Никогда не питал иллюзий на свой счет. Дьявол! Я просто не верил, что заслужил такое счастье!

Воловецкая ни хрена не сладкая ванилька и никогда ей не была, но мы с ней на разных полюсах, по сравнению со мной она – ангел.

Каждый раз вторгаясь в нее, я смотрел на свои лапы на ее теле и поражался: как это возможно? Как это возможно, что я ее получил! Я зверел от мысли, что Инга позволила мне осквернить ее своей похотью, своим голодом, позволила мне заявить на нее права…

У меня была Инга, а теперь ее нет! «Но я это исправлю».

Нет. Сука, нет!

Ни за что!

Да, я повел себя в ту ночь, как больной ублюдок. Потому что все время ждал подвоха.

Пиздец, малая была права, когда перестала со мной разговаривать. Обычно она меня жалеет, а в этот раз заявила, что я сам виноват.

Я почти не вижу ничего. Перед глазами только залитое слезами лицо моей девочки той проклятой ночью, когда я оскотинился. Только за одно это не знаю, как вымолить хотя бы шанс…

На хуй! Никаких шансов! Заберу Ингу себе, а там разберемся! Не верю, что она прогонит. Так не целуют тех, с кем все кончено! Я сделаю все, чтобы Инга снова смотрела только на меня!

Боль вытесняется гневом. Слепой яростью.

Я найду суку, которая это сделала!

Кровавыми слезами умоется.

И с этой мутной херью, про которую писала Инга, я тоже разберусь!

Если она до сих пор молчала, то и сейчас хрен расскажет. Но я найду, раскопаю и отсыплю всем причитающегося.

Клочья тумана, разрываемые капотом тачки, похожи на пелену лжи на моих глазах, слезающую ошметками. Выхваченная из мглы, вспышка пролетающих мимо фар ложится на адреналиновый всплеск, рожденный злобным азартом. Покараю, блядь!

Всех виновных в том, что у меня нет Инги. В том, что эти полгода были потеряны, прожиты зря.

Размажу. Надо будет, на горло себе наступлю, к отцу обращусь.

Степень собственной вины определю потом.

У меня есть цель – разобраться и вернуть свой, сука, рай.

Да, теперь он немного опоганен, но он мой.

Сердце качает кровь как после спарринга, организм словно вырвался из дофаминовой ямы, натянут, как струна. Зуд на кончиках пальцев от желания расквасить кому-нибудь морду, сводит с ума.

Все у меня накроются бордовой пилоткой.

Сука, этот город заслужил такого героя, как я. Бэтман в отпуске, я за него. Пора возвращаться.

Чуть сбрасываю скорость и с дрифтом, на сумасшедшем заносе разворачиваю тачку в сторону города.

Я помню, каково это, когда крылья за спиной. И я за ними возвращаюсь.

Принятое решение обостряет восприятие: я весь оголенный нерв, пущенная стрела, взведенный курок, занесенный меч, жаждущий крови, и только это позволяет мне в последний момент среагировать на происходящее.

Большое черное пятно вырастает из ниоткуда прямо в двадцати метрах от капота, я не успеваю сбросит скорость, выкручиваю руль, тачила прыгает по ухабам, экстренное торможение, меня подбрасывает и удар.

Остановился.

Тишина.

Ебать, что это было? Грудак ходит ходуном. Во рту в который раз за день металлический вкус крови, лопнула от удара о руль прокушенная Ингой губа. Проверяю языком зубы. Целы.

Фары слепо смотрят в кусты мутным светом, с щелканьем включаются дворники, пищит на автомате включенный поворотник, и только, сука, подушки безопасности проигнорировали происходящее.

У меня вырывается нервный смешок.

Курить.

Вылезаю из тачки, почти по щиколотку проваливаясь своими белоснежными джорданами в чавкающий рыхлый после дождя отвал земли. Оглядываю канаву, в которую съехал, выбираюсь на обочину, чтобы набрать Рэма, и вижу – в дымке тумана на той стороне дороги стоит и невозмутимо смотрит на меня огромный лось. Бля. Лось. И я начинаю ржать.

Глава 22

Демон

Скоро рассветет.

Я снова торчу под окнами Воловецкой.

Там темно. Спит. И только я, сука, спать не могу.

Потому что неправильно, когда она спит отдельно.

Раньше я довольствовался несколькими ночами в неделю, мне и тогда было мало, но теперь я не готов идти на такие жертвы.

Когда я во всем разберусь, подобной демократии придет конец.

Спать будет рядом. И есть. И, блядь, на йогу свою ходить со мной.

Поспи, Инга. Недолго осталось.

Лютое бешенство от безысходности уступает место холодной ярости, мозг работает на всех уровнях. Определить, уничтожить, забрать Ингу себе и как можно быстрее.

Я все еще на взводе, но уже на рельсах разума.

В голове складываются и разрушаются пазлы картины того, что это, блядь, за хрень случилась полгода назад. Событие за событием, эпизод за эпизодом, кадр за кадром будто под счетчик метронома пролистываю воспоминания, поражаясь, как удачно кто-то выбрал время и место, чтобы реализовать свою сучью задумку.

И сколько нестыковок торчит из всех щелей, если хоть немного задуматься.

Свой посильный вклад в разрушение всего я отодвигаю пока на задний план. То, что я – двинутый мудак, не повод отказываться от Воловецкой. Эта гребаная теория про то, что ей будет лучше без меня, лишь на секунды всплывает в голове и тут же в корчах издыхает.

Нахер. Не будет. Как и мне без нее – каюк.

Потом искуплю.

Сначала разобраться.

Какая-то мразь влезла своими грязными лапами и все разрушила.

Зачем? Кто? Как?

– Демон, – Рэм смотрит на меня, как будто я – шизофреник на галоперидоле. – Ты чего? Да я, блядь, последний узнал, что Инга перевелась. Даже не помню от кого, от Маськи, кажется.

Но под моим взглядом не тушуется.

– Инга – отличница на стипендии, звезда факультета, – напоминаю я, вглядываясь в лицо друга. – И вдруг переводится. Тебя это не насторожило?

– Брат, после всего я вообще насрал на нее, – честно признает Рэм. – Пусть хоть на свой Сахалин возвращается. Я пару раз видел ее возле твоей тачки, которую ты мне оставил погонять, и все. Может, имя на слуху было какое-то время, но я не вдавался. Она больше не наша. Пацаны ее обсуждали. Каримов вообще в шоке был. Он же ее фанат, блядь. Инга ему какую-то хуету нужную в два счета перевела, когда он мудохался неделю.

Я знаю Рэма с детства. Не врет. Он не понимает, зачем я вообще в это лезу опять, но не врет. Ему не нравилась Инга, на то есть причины, но пока она нравилась мне, Рэм не влезал.

– И тем не менее она перевелась, – высекаю.

– Ну, может, с тобой не хотела встречаться…

– Ага, и караулила у моей машины, – тыкаю носом в его же слова.

– Ебать, да не знаю я! – психует он. – Воловецкая мне больше не интересна. Я о ней до того, как привез к тебе, и не думал больше.

– А я, блядь, думал, – кулаки сжимаются и разжимаются в поисках шеи, которую можно сдавить. – Каждый божий лень. Каждую ночь.

Рэм смотрит на меня почти в ужасе.

Ага, представил?

Он через это проходил. И хрен знает, прошел ли. Может, тоже до сих пор таскается на Красноармейскую.

Мне его путь нихуя не нравится.

Моя девочка останется со мной.

Рэм прикуривает сигарету и, плюхнув задницу на капот, о чем-то задумывается.

– Маська сказала, у нее были проблемы с преподом, – выуживает он из памяти уже известную мне информацию.

– Да, – киваю. – Он предлагал ей трахнуться за допуск к сессии.

– Ну и дала бы, – пожимает Рэм плечами. – Все равно этим зарабатывает.

Бью его в живот раньше, чем понимаю, что делаю.

Рэма складывает пополам. Оказался не готов. Уроки проходят зря. Ждать удара нужно не только на тренировке.

Задохнувшись сигаретным дымом, кашляет, но предъяв не кидает.

– Я просил на эту тему рот не открывать? – выцеживаю.

Еще полгода назад предупредил, что тем, кому дороги зубы, лучше не вспоминать при мне об этом.

– Ты совсем, что ли? – сипит Рэм.

– Просил? – вдох-выдох, чтобы успокоиться, согнать красную пелену перед глазами. – А сейчас вообще есть сомнения насчет этой херни…

Потирая место удара, Рэм смотрит на меня стеклянными глазами.

– С хера ли? Мы сами все видели своими глазами. Демон, я при тебе ее набирал…

– Потом расскажу, с хера ли, – аргументов, кроме больного взгляда Инги у меня нет. Но я нутром чую.

Посверлив меня взглядом, Рэм сдает назад:

– Я пробью сайт, – вспомнил он, что айтишник.

– В одиночку. Ясно? Я хочу эту падлу взять за яйца. И прищемить ему их дверь.

Глава 23

Инга

Ворочаясь на смятых простынях, прокручиваю раз за разом сегодняшний вечер.

Демон был таким… родным?

Или я снова обманываю себя? Хватаюсь за лживые надежды, бегу за миражами?

«Это сильнее меня», – сказал он, и я его поняла.

Правда.

Я его понимаю, потому что это побеждает и меня.

Все знаю, все помню, и все равно я перед Гореловым слаба.

«Поцелуй меня, Инга…»

Как в костер падаю. Вспыхиваю и сгораю.

Только его губы, только его руки я могу представить на своем теле. Всякий раз, стоит ему меня поцеловать, как запускается цепная реакция, в финале отключая мозги и оставляя одни инстинкты.

Желание вплавиться в него, стать его вселенной, единственным смыслом, источником его огня забивает даже порочные желания тела, которого он приучил к своим ласкам.

Картины наших жарких сумасшедших ночей, ярких счастливых дней намертво отложились в памяти.

Наши клятвы высечены на сердце.

Каждый раз горю, когда смотрю на него.

Взгляд, и все пропадает, проваливается к дьяволу.

Демон забрал мою душу.

Даже воспоминания об этих плечах, руках, мощной спине вгоняют меня в смущение, краску, вызывая приступ тахикардии, словно за секунду до того, как принять его в себя.

А сегодня я прикасалась к нему, даже зная, что мне нельзя, что это опасно.

Под кожей он словно из титана, мускулы двигаются, отзываясь на каждое мое прикосновение, напрягается живот, твердеет член, температура растет… И шалые глаза с расширенными зрачками, затягивающим меня в свой бездонный омут. Там в глубине приготовлен для меня котел.

Сегодняшний вечер не воскрешает воспоминания, он просто стряхивает золу, покрывающую их.

Наш первый раз.

Наш последний раз.

Больно. Вспоминать больно. И больно отказываться от светлых моментов.

Я испытываю нездоровое злорадство, узнав, что ему тоже хреново. Только от этого не легче. Он же мучает меня.

Сначала я хотела, чтоб ему было так же плохо, как мне. Потом я просто желала все забыть.

А сегодня…

Сегодня все смешалось. Демон не из тех, кто прикидывается паинькой, и никогда не отпирался от того, что сделал.

Если он творит беспредел, значит, считает, что у него есть на это право.

«Я в аду жарился, представляя тебя с другим. Как оно? Тебе было хорошо? Это того стоило?»

С другим? Меня? Смешно.

Я дышала им с того момента, как он появился в моей жизни.

Когда Демон подкараулил меня после пар и объявил, что я теперь его, я посмеялась. Зря. Он за несколько дней влез мне под кожу, за несколько недель взял в плен сердце. Я видела только его.

Какие другие? Откуда бы им взяться?

На фоне Димки все казались картонными, ненастоящими, бледными и пустыми.

Но Горелов искренен в своих обвинениях, как бы они ни были смехотворны.

Что ж, если мысль об измене его жгла, тем лучше. Я еще помню, что пережила в его доме, увидев, как он толкается между разведенных женских ног.

Ничего уже не исправить.

Не склеить.

Не забыть.

Так почему мне так нужно знать, что не он устроил этот кошмар?

Для чего?

Не верю, что мы сможем быть вместе после всего.

Не верю, но…

Неужели хотела бы рискнуть?

Нет, ни за что.

Это просто неубиваемая вера в то, что Демон всегда добивается желаемого, что он все может, что он все победит, и в конце нас ждет счастливый конец.

Не сработает, слишком поздно, слишком грязно, слишком невыносимо проходить через это еще раз.

И его «девочка моя…», выворачивающее меня наизнанку.

Довериться Горелову еще раз? Я не смогу. Да даже просто поверить ему сложно. А он не торопится мне что-то доказать.

А я вместо того, чтобы бежать со всех ног, каждый раз с мазохистским удовольствием наслаждаюсь его временной близостью, хоть и пропитанной ядом предательства, ненависти и горечи.

Идиотизм. Опухоль мозга. Думала, я это переборола. Нет. Все равно ищу в мыслях оправдания ему. Не знал. Поверил. Да, он привык ожидать от людей худшего, но всегда говорил, что я для него особенная. Как он мог?

Горькие соленые слезы разъедают глаза, комок в горле. Дима, как же ты мог?

Я так скучаю. Тоскую. Болею.

Но нас больше нет.

И не будет.

Я уеду. И рано или поздно все забуду. Отрежу.

Глава 24

Демон

Сколько я не спал?

Не важно. Шарашит адреналин, энергия прет.

Внутренний счетчик запускает каунтдаун, как перед соревнованиями. Обратный отсчет пошел.

Приняв душ дома и закинувшись жратвой, оставленной домработницей, я еле дожидаюсь начала пар. Никогда я еще так не рвался в альма-матер, чтоб ее.

Впервые в жизни я приезжаю до начала занятий.

В универе в ожидании Маськи скроллю соцсети.

Она начинает постить всякую хрень раньше, чем зубы чистит. Глаза откроет и уже пост выкладывает.

Нет, пусто. Спит еще после перелета. Значит, на пары не придет.

Зудящее желание набрать Ингу задавливаю с трудом. Услышу ее голос и снова брошу все и потащусь за ней. Проверять, какой длины у нее юбка, и не трется ли рядом тот кобелина. При мысли о том, что Инга может ему улыбнуться, меня корежит.

Я-то знаю, как она сияет, когда улыбается, а козлина будет из штанов выпрыгивать, думая, что ему что-то светит.

Хрена с два. Фингал под глазом ему будет светить.

Представлять, что Инга и в самом деле даст ушлепку зеленый свет… Лучше не стоит.

Я и так держусь на волевых.

Только моя сила воли вчера сохранила уроду несломанными руки, которыми он на ней, блядь, курточку поправлял.

Поднимаю звонком Каримова.

– Ты помнишь, как зовут подругу Инги? – докуривая вторую сигарету подряд, бомблю его. – Ту, с которой они на йогу ходили?

Заспанный Дан тяжело ворочает мозгами:

– Э… Темненькая такая? Тебе зачем?

– Дан, я спрашиваю, помнишь, как ее зовут? – я начинаю терять терпение уже на второй реплике. Блядь, надо себя контролировать. – Ты ее тогда подвозил после дождя.

– … Жанна… Тебе лучше спросить у Зверева, он хотел ее… Э…

– Блядь, Жанна? А фамилия? – на кой хрен мне знать, чего хотел Зверь?

–Шевякова или что-то вроде того. Может, Шевчукова… Слушай, не самое популярное имя. Не думаю, что у них там в группе вагон всяких Жанн. Отвали, а? – смачный зевок в трубку меня выбешивает. – Ты там чего? В универе, что ли? У тебя вроде нет занятий…

Не дослушав, я уже сбрасываю.

Есть у меня тут занятие. Еще как есть.

В груди аж бурлит. Они из одной группы.

Расписание есть на сайте, я вычесываю его в три минуты. Номер Ингиной группы у меня, как группа крови, отлетает от зубов.

Гадские романтики сегодня не с утра. У них тоже почти нет занятий. Фак! Уже прикидываю в голове, как искать эту вертлявую Жанну, если она сегодня универ прогуляет. Одногруппнички мне ее номерок точно не дадут. Парни меня с некоторых пор недолюбливают, а девки заманали свои контакты предлагать.

Пока раскидываю мозгой, натыкаюсь на пост Маськи.

А вот и наша звезда интернета.

Все же хорошо, что малая берет пример не с нее, а с Инги, которой лень заниматься этой херней.

– Привет, – отвечает сонно Маська.

Точно. Еще не встала, а уже написала, как, блядь, прекрасен этот мир и солнце за окном. Против воли тянет улыбнуться. Она со сна выглядит очень смешно, когда таращит близорукие глаза. Так и не скажешь, что кобра. Чисто хомячок.

Но это только фасад.

– Ты не в курсе, как выцепить человека в универе, если не знаешь его фамилию? – забрасываю я первый вопрос, пока не понимая, как допросить Маську, чтобы она не соскочила. Она у нас королева манипуляций.

Лучше на очной ставке, походу. Маська вся в своего папашу, второго мужа матери, к стенке припрешь, а она все равно выскальзывает.

Меня это качество в ней восхищает, но сейчас оно мне очень не кстати.

– В универе? – сопение в трубке. – Препода или студента?

– Студента, – затягиваюсь третьей сигаретой, никотин скоро из задницы закапает, но мне надо чем-то занять руки, чтобы не звонить Воловецкой.

Почему-то надирает поправиться, что не студента, а студентку. Но сдерживаюсь, раньше времени драконить Маську не стоит.

– В деканате… – подсказывает она. – У тебя там были знакомства вроде…

Ой, бля… Были…Перед глазами возникает зареванная мордашка то ли Нади, то ли Наты… Это был хрен знает когда, я уже про нее и забыл. Не думаю, что она прям жаждет мне помочь.

– Ты сегодня приедешь? – уточняю я, разглядывая безоблачное после вчерашнего дождя майское небо, почему-то испытывая предчувствие, что день кончится совсем не так радужно.

Сегодня буду вскрывать все нарывы, в том числе и Маськины. Те, о которых мы в свое время договорились молчать. Даже если она ни при чем, хуево будет обоим.

– К вечеру… Мать из меня все соки выпила. Все, отключаюсь, мне надо очухаться. Покатаем сегодня?

– Если будет настроение, – обтекаемо говорю. Что-то мне подсказывает, что его не будет.

Глава 25

Демон

– Репетиторство? – ошеломленно переспрашиваю я.

Сердце бухает в груди так, что я практически перестаю слышать все кроме слов Жанны. Да и она как будто на другом конце тоннеля.

– Ага, дошкольники и ученики начальных классов, – добивает пигалица.

Она с самого начала готова вцепиться мне ногтями в рожу.

По глазам вижу, плюнуть хочет, но не решается.

Зато она со смаком вываливает на меня все подробности того кошмара, через который прошла Инга.

Не деликатничает.

Посыпает солью свежие раны. Раздает на соточку.

Я даже не пытаюсь ничего объяснить.

Жанна тоже валит все на меня, хотя я только сейчас начинаю вкуривать, что за пиздец творился, пока я проходил курс молодого бойца у папаши в Лондоне.

Блядь, я пока не могу все осмыслить. Винегрет из мыслей. Во рту Сахара, хватаю стакан, который нам принесли сразу, в отличие от кофе. Может, и к лучшему, потому что Жанна явно жаждет выплеснуть на меня эспрессо.

В два глотка опустошаю стакан.

Нет. Я уже понял, что полгода назад произошла охуительно разыгранная подстава. Я, блядь, не осознавал масштабов последствий.

Мерзко сосет под ложечкой. Стоит опустить стакан, и станет видно, что руки у меня дрожат.

Поэтому злоебучий стакан я все еще держу.

Курить хочется так, что я почти готов наплевать на правила в этом сраном кафетерии. У них есть вискарь?

– Какого… – песком дерет горло. – Зачем ей нужны были деньги?

Наверно, я испытывал такое в последний раз в первом классе. С тех пор я вроде бы не плакал. А сейчас хочется завыть в голос, люто, раздирая грудную клетку, которая становится слишком тесной. Сердце намахивает.

Я продолжаю допрос, хотя в мыслях бьется только одно – бежать, гнать, лететь к Инге. Но я должен разобраться.

– У меня денег она не брала, но я предложил ей помочь с расходами…

– Ну да, денежки твоей семьи… Для тебя это нормально, – снисходительно усмехается Жанна.

– Ты, блядь, думай, что говоришь! – вызверившись, рявкаю я. – Это мои деньги, я сам их заработал. И не поверишь, но это нормально облегчить жизнь своей девушке! Я, блядь, просто смотреть должен был, как она не высыпается?

– Уж ты-то облегчил, вот это я понимаю. Только так, только хардкор! Гребаный мажор.

– Хочется дать мне по яйцам? – спрашиваю я напрямую.

– Ты даже не представляешь, как! – откровенно говорит она. – В особенности потому, что Инга эту вторую подработку взяла, чтобы купить тебе подарок.

Наотмашь.

Вроде и словами, а в ушах звенит.

– Мне? Подарок? Что это за подарок, ради которого столько нужно пахать?

– Модель военного парусника тысяча семьсот восемьдесят четвертого года…

Дальше я уже не слышу ничего.

Парусник. Модель. Для меня.

У меня реально запекло в глазах. Как у десятилетки.

Я с детства гнал по всему, что связано с парусниками. Маньячно собирал модели, возясь над каждой неделями, изучал… Лет до десяти отцовские знакомые, чтобы задобрить его, дарили мне коллекционные экземпляры.

Пока в один день отец не решил, что нехуй мне больше голову забивать ненужным хламом и не выкинул все, перед этим хорошенько размолотив.

Я помню, как вернулся с соревнований.

Я получил синий пояс и жаждал похвастаться отцу, надеясь, что он меня наконец похвалит. А нашел домработницу, сметающую обломки моих кораблей.

Инга хотела подарить мне немного детства.

Мне опять не хватает воздуха. Нехватка кислорода.

Я даже не сразу понимаю, что происходит. Сначала вижу испуганное лицо Жанны и только потом обращаю внимание, что раздавил стакан в руке.

Тупо разглядываю неглубокие, кровоточащие порезы. Перед глазами все плывет.

– Ты совсем псих? – верещит Жанна, хватая меня за руку.

Игнорирую ее дебильный вопрос.

Конечно.

Конечно, я псих.

Можно подумать, она не знает.

Жанка вертит мою ладонь, пытаясь разглядеть что-то. Наверно, осколки. Вряд ли линию ума.

Моя девочка хотела подарить мне модель любимого парусника…

– Откуда она узнала? – я хриплю.

– Маська ваша ей рассказывала. Она и помогла найти интернет-магазин… Ты, идиот, иди промой руку! Официантка сейчас в обморок упадет, – наседает Жанна и вдруг замолкает. Подслеповато щурясь, она вглядывается куда-то за моей спиной.

– Что? – спрашиваю на автомате, хотя мне плевать на самом деле. Просто привычка контролировать пространство за спиной.

– Показалось, что я увидела Ингу…

Глава 26

Инга

Господи.

Заметив Демона рядом с Жанной, я на инстинктах вылетаю за дверь кафетерия.

Этого не может быть!

Только не Жанна.

Перед глазами всплывает картина, как она держит Горелова за руку.

Вроде бы, что такого? Не целуются же.

Но я-то точно знаю, что Демон не любит, когда к нему прикасаются посторонние.

Значит, Жанна для него не посторонняя. Они сидят в кафетерии и держатся за руки.

Похоже, они меня не заметили.

Не знаю, почему это должно меня волновать.

Какая разница, увидят или нет?

Я только что лишилась последней подруги. Какое мне дело, до чувств других?

Наверное, я просто знаю, что не вынесу его победный взгляд.

Горелов ни перед чем не останавливается. Превращает мою жизнь в ад, как и обещал.

Перед глазами все плывет, лицо горит, сердце колотится.

Осматриваюсь, куда меня занесли ноги – женский туалет на первом этаже. Прислоняюсь пылающим лбом к зеркалу и бессмысленно разглядываю здоровенную трещину через всю его поверхность.

Я – как это зеркало. Есть трещины, которые, как ни склеивай, все равно уродуют внешний вид. Можно сколько угодно говорить, что дефектная вещь – вещь с историей, только сути это не меняет. Как правило, она уже не пригодна к использованию.

Мысли ворочаются с трудом.

Благословенное отупение не позволяет мне прочувствовать, как проворачивается нож в моем сердце. Эмоции гасятся тотальным опустошением.

Жанна. Я даже не могу обвинить ее в предательстве.

Она хорошая, но я знаю, каким Горелов может быть. Как он умеет кружить голову. Рядом с ним земля превращается в облака. Или в лаву. Демон – наркотик. Чувственный, порочный, эмоциональный, бьющий по всем инстинктам и затаенным желаниям. Безбашенный, делающий только то, что считает нужным, неконтролируемая стихия.

Разрушающая все, если ты не в центре этого смерча.

А пока ты внутри, ты не можешь даже дышать без него.

Раньше я думала, что только он живой. А теперь я понимаю, что он мертвый. Внутри. И все его поступки – попытки симулировать жизнь.

На автомате включаю воду и плещу в лицо, поражаясь собственному хладнокровию. Да, внешне меня еще потряхивает, но внутри – выжженная пустыня.

Или это просто неверие? Невозможность осознать?

Как в галлюциногенном сне, накладываются воспоминания вчерашних поцелуев с Демоном на картины из кафетерия. Словно кадры диафильма сменяются зарисовки меня, держащейся за щеку, когда Жанна, увидев таблетки, влепила мне пощечину, образы нашего с Гореловым первого раза и, как сквозь зум объектива, пальцы подруги, цепляющиеся за ладонь Демона.

Наверное, так все и должно быть.

Наверное, хорошо, что я узнала: не куплюсь больше на взгляды, руки, голос…

Наверное.

Хочется просто исчезнуть, чтобы никто не нашел, не трогал…

Звонок мобильного напоминает, что в этом мире не так легко остаться позабытой.

Жанка.

Очень не хочется брать трубку. Все существо восстает против. Но какой-то внутренний мазохист заставляет ответить.

– Инга, а ты где? – взволнованный голос подруги, пытающийся перекричать гомон толпы студентов, ввинчивается в мозг.

– Еду в бюро, – вяло ворочая языком, вру я. – А что?

– Нет, значит, показалось. Слушай, мне надо с тобой поговорить серьезно.

У меня все холодеет внутри. Кровь накачивает сердце толчками. В животе ворочается колючий ком.

Я не хочу слышать то, что она мне расскажет. Я уже все знаю.

– Я пока не могу… Напиши мне сообщением… – голова начинает кружиться.

– Это не так просто, – мнется Жанна. – Мне самой не нравится то, что я хочу сказать, прям выворачивает, но, думаю, ты должна знать…

– Алло, алло? – прерываю я ее монолог. – Плохо слышно, я в метро спустилась… Перезвоню тебе вечером...

И сбрасываю.

Хочется завыть. Словно внутри меня маленький зверек бьется в капкане.

Остается только перегрызть себе лапу, чтобы освободиться.

Непреодолимое желание постучатся головой о стену, чтобы боль физическая притупила душевную, чтобы звон в черепной коробке заглушил голос Жанки: «Думаю, ты должна знать…»

Бросаю на себя взгляд в зеркало – мокрые передние пряди липнут к белому, как мел, лицу, расцвеченному лихорадочными пятнами на скулах, глубокие тени под потухшими глазами и сухие губы.

От бестолкового разглядывания себя в зеркало меня отрывает появление в туалете нескольких щебечущих девчонок.

– Видела, да? Горяч! Блин, и какой-то невзрачной мышеле достался!

Глава 27

Демон

Вытащенная из душа, Маська смотрит на меня открыто.

Горько, напряженно, но открыто.

– Это не я.

– А кто? – зверею я. – Мась, мне очень не хочется думать, что в этом дерьме замешана ты, но, блядь, я все меньше в это верю.

Я знаю ее, как облупленную.

– Я не устраивала Инге ничего. Мое вина, хотя я за собой ее не чувствую, только в том, что я не дала вам помириться.

– Что?

Я смотрю на нее, пытаясь оценить ущерб, который она наносит мне своими словами. То есть все-таки приложила руку. Пытаюсь гасить вспышку ярости, потому что мне надо дослушать, а в гневе я не слышу ничего.

– Что? – вспыхивает возмущенно Маська. – Какого хрена, Дим? А ты думал, что? Что я не воспользуюсь возможностью избавиться от Воловецкой?

– Ты знала, что это была подстава, – медленно, с расстановкой произношу я. – Знала и не сказала.

– Почти сразу поняла, – пожимает она обнаженным плечом, на котором до сих пор блестят капли воды.

Скулы сводит, сжимаются кулаки. От плеча идет зуд, там мне хочется с размаха куда-нибудь впечатать со всей дури, сбросить адреналин, потому что расшатанный контроль слетит к ебеням через три, два, один…

– Почему? – высекаю, с трудом взяв себя в руки.

– Не делай вид, что не понимаешь, – закатывает глаза Маська. – Или ты наконец созрел поговорить по-взрослому?

– По-взрослому мы с тобой поговорили еще тогда. И эта тема закрыта, – рублю я.

– Это ты так, блядь, решил, Дим! Меня ты не спросил! Все было хорошо, пока не появилась Воловецкая. Инга мне мешала. И когда подвернулась возможность, я ее использовала. Что тебя удивляет? Ты сам так делаешь.

Да, Маська права. Я так делаю. Использую все возможности. Но не тогда, когда это может навредить близким, например, ей.

– Ты поэтому устраивала вечеринки, не давая мне протрезветь? Отправляла меня к отцу? Твердила, с глаз долой из сердца вон…

– Да, – Маська аплодирует моей догадливости театральными хлопками. – Если бы вы встретились, вы бы разобрались. Помирились, как обычно. А я опять слушала ваш трах из-за стены! Ты бы протрезвел и потащился к ней!

В нарочито спокойном голосе сестры начинают проскальзывать истеричные нотки. Кажется, не я один на грани нервного срыва.

– Ты думаешь я не знаю, как ты пьяный мотался к ней под окна, пока не улетел в Лондон? Вы бы, блядь, опять прилипли друг к другу! Риск был слишком высок. И да, я сделала все, чтобы вы не захотели встречаться.

– Вы? – улавливаю я, а внутри все холодеет в дурном предчувствии. – Что ты ей сказала!

Маська противно смеется, плюхается на кожаное кресло, закидывая ногу на ногу так, что полотенце, которым она обмоталась, задирается совершенно неприлично, но мне плевать.

Я никогда не смотрел на нее, как на женщину.

– О, да! Ты бы видел лицо Инги, которая смотрела на то, как ты дерешь ту девку.

– Что? – кровь разом отливает от сердце, оно замирает пустой тряпочкой, пропуская удары. В груди образовывается черная дыра.

Блядь, все еще хуже, чем я думал.

Чудо, что Инга до сих пор со мной разговаривает. Это будет сложно, вернуть мою девочку, но я справлюсь. Остается передавить сначала всю гниду вокруг.

– Да, я показала Воловецкой, что тебе норм без нее, что ты вернулся к прежнему образу жизни, что ты о ней не тоскуешь... Знаешь, мне правда понравилось выражение ее лица.

– Ты – дрянь! – меня выжигает изнутри желание стереть самодовольную улыбочку Маськи, но я не могу поднять на нее руку, и это раздирает меня на части.

– А что не так? – делано удивляется она. – Я же твой член руками в ту дырку не вставляла. Ты все сам. Все пыжишься доказать, что ты не такой, как отец, а на самом деле от осинки не родятся апельсинки. Ну хоть не одна я, скрепя зубами, смотрела, как ты ебешь другую.

– Ну конечно. А ты хотела, быть на ее месте? – яд в моем голосе достигает цели, красивое кукольное лицо Маськи искажает злая гримаса, достал. – А я-то думал, мы – семья.

– Мы не семья. Я не твоя сестра. Только ты предпочитаешь от этого отмахиваться, – выплевывает она.

– После того как я уехал, ты не остановила это, – припечатываю я. – Не знал, что ты настолько гнилая.

Маська вздрагивает.

– А зачем? Да и не я начинала все это. Зачем портить чужую игру если она мне на руку?

– Инга ничего плохого тебе не сделала. За что ты с ней так?

– Мне надо было, чтобы она свалила, провалилась сквозь землю, чтобы ее не было рядом, когда ты вернешься. И ты ошибаешься! Она забрала тебя у меня. Поначалу я думала это у тебя пройдет, но потом поняла, как ты серьезно вляпался.

– Маська, ты кукушкой поехала? Меня у тебя никогда не было!

– Блядь, Дим! Потому что ты прячешь голову в песок, как гребаный страус! Ты даже сейчас называешь меня детским именем! Какая я тебе нахуй Маська? Я – Маша. Маша Кравцова! Не Маська Горелова!