Целительница моей души

ГЛАВА 7. САД

День пятнадцатый. Понедельник

Первый сеанс и правда продолжался не больше часа. Уже через полчаса Эррол начал капризничать, говорить, что ему скучно, душно, плед колется, лежать неудобно. Что хочет в свою кроватку, есть, пить, спать и смотреть в окно — а окон в кабинете не было. Даже немного странно, что на горшок не просился — мои младшие в своё время то же самое просили, когда спать их укладывала, причём по очереди. Очень знакомо.

Совместными уговорами — моими: «Потерпи ещё чуть-чуть, и я покажу тебе, что у нас получилось», и брюнета: «Ты же уже совсем взрослый, сынок, сможешь еще немного потерпеть», — мы кое-как растянули сеанс на час, но и всё. Ребёнок просто расплакался, а это уже никуда не годилось.

И понять его, в общем-то, можно было — незнакомое и не особо привлекательное место, чужая тётя, которая всё время держит его за руку, и которой, кажется, всё-таки придётся в будущем попу показывать, а возможно, и ожидание боли, я же не знаю, как его прежде лечили, любого ребёнка доведут до истерики. И это не считая того, что просто вылежать час, практически не двигаясь, было для любого ребёнка сложно. Уж кто-кто, а я это знала прекрасно, поэтому совершенно спокойно восприняла такое поведение малыша.

В итоге, я успела очистить от шрамов лишь руку выше локтя, там было проще — повреждена была лишь кожа, ниже пришлось бы восстанавливать еще и сухожилия, поэтому я остановилась, оставив это на завтра.

— Посмотри, какая теперь у тебя кожа гладкая, — я достала небольшое зеркало, которое специально держала здесь, чтобы показывать пациентам получившийся результат, который просто так увидеть было сложно, например, убранное родимое пятно на ягодице, была у меня и такая пациентка, к счастью, не пациент. Кстати, задумалась я о необходимости зеркала именно после того, как убрала первый кусочек шрама с лица брюнета.

Эррол, который прекратил плакать, как только были произнесены волшебные слова: «На сегодня всё», с любопытством заглянул в зеркало. В отличие от отца, чья кожа была загоревшей, и не только на лице, малыш был совсем беленький, сразу становилось понятно, что если он и бывает на свежем воздухе, то исключительно в тени. Но даже на незагорелой коже можно было чётко различить гладкое розовое пятно на месте шрама.

— Ой! — он выпустил плед и стал ощупывать больную руку здоровой. — Он стал меньше! А здесь исчез! Это насовсем?

— Насовсем, — заверила я маленького пациента. — А завтра, если сможешь посидеть чуть подольше, я сделаю так, что твоя рука сможет сгибаться вот так, — и я пару раз согнула и разогнула свой локоть.

— Ладно, — вздох был таким тяжёлым, словно малышу предстояло, как минимум, дом в одиночку построить, но уже само осознанное согласие меня порадовало. Конечно, он и завтра быстро устанет и будет капризничать, но, надеюсь, выдержит чуть подольше, чем сегодня.

И у меня уже появилась мысль, как этому помочь.

— Арбен, Миллард, — окликнул брюнет, и когда в комнате появились его сопровождающие, открыл портал и со словами: — Я скоро вернусь, — исчез.

Вот и имя блондина я узнала. Или фамилию. Или титул. Не важно, уже хоть как-то можно его мысленно называть. А мой пациент так для меня пока брюнетом и остался. Вот принципиально не буду спрашивать, как к нему обращаться.

Пока я над всем этим размышляла, убирая зеркало в ящик стола, мой золотоносный пациент вернулся. С золотом, да.

— А давайте, я и вас подлечу, время то есть, — предложила я, глядя на очередную стопку монет в своей ладони. — И мы же договорились, что оплатой лечения Эррола будут занятия с Бейлом.

— Занятия станут премией, а лечение своего сына я вполне способен оплатить, — голос брюнета стал холодным.

— Простите, я не хотела вас оскорбить, — покаялась я. — Лечиться будем?

— Будем, — посмотрев на часы, кивнул брюнет. Его взгляд смягчился, извинение было принято, — Но только до половины одиннадцатого, у меня назначена встреча, я не думал, что сегодня у вас хватит сил ещё и на меня.

— Хватит, — улыбнулась я. — Снимайте рубашку.

На этот раз я занялась шрамом на левой лопатке и теперь любовалась широкой спиной с хорошо выраженными мышцами. Их тоже хотелось погладить, как прежде грудные, но я отбросила мысли, недостойные целителя — сейчас передо мной пациент, а не мужчина, а я на время лечения не женщина. И всё равно нет-нет, да и ловила себя на том, что задерживаю на спине брюнета далеко не профессиональный взгляд.

Наверное, всё дело в том, что я просто раньше не сталкивалась с таким красивым телом. Большинство своих пациентов я без одежды не видела, а те, кого видела, не впечатляли. Даже кузнец в Пригорном не заставлял так смотреть на себя, его мышцы были даже чересчур развиты, а уж его-то я без рубахи видела не единожды, когда он спину потянул. Но нет, не то. Γора мышц ничуть не привлекательнее тощего дрыща, а вот у брюнета телосложение было идеальным. И я просто получал эстетическое наслаждение, любуясь его спиной. И потрогать его хочется, как красивую статую. И губами тоже…

Кого я обманываю?! Он привлекательный мужчина, а я одинокая женщина, взрослая, половозрелая — уж мне-то, целительнице, это понятно. Но это всё равно ничего не значит. Он — лорд, явно очень знатный и богатый, и скорее всего женатый, я — вдова-простолюдинка. Всё, что он сможет мне предложить — стать его любовницей.

А у меня совсем другие планы. Я хочу для себя настоящую семью, мужчину, на которого можно положиться, и который всегда будет рядом, ребёнка, которого сама выношу и выкормлю, и который будет расти в полной семье. Разве я многого хочу?

А значит, брюнет в мои планы не входит абсолютно. Я могу любоваться его спиной, пока лечу его шрамы, но и только.

— Я так понимаю, у вас есть вопросы? — нарушил тишину брюнет.

— Да, — я перевела взгляд с его спины на затылок. — Эррол вообще на улице не бывает?

Мужчина резко повернулся и удивлённо посмотрел на меня.

— Это всё, что вас волнует?

— Как целителя — да, это меня волнует. И да, мне интересно, как вы или ваш сын получили эти ожоги, но если вы не захотели рассказать прежде, есть ли смысл спрашивать сейчас?

— Я расскажу, — глухо уронил брюнет, отвернувшись и дав мне возможность продолжит лечение. — Но позже. Я пока не готов. А что касается вашего вопроса — Эррол бывает на улице. Точнее — на балконе. Три часа в день он дышит свежим воздухом, за этим строго следят, его режим дня тщательно распланирован приставленными к нему целителями.

— У балкона есть навес?

— У всего балкона — нет. Но Эррол находится под специальным зонтом, чтобы солнце не попало ему на кожу.

— Почему?

— Целители считают, что для него это вредно.

— Глупость какая! Может, для травмированной кожи это и было вредно поначалу, но лицо-то у него не пострадало, его-то зачем прятать? Без солнца чахнут и растения, и люди. Εсли бы человеку солнце было вредно, он жил бы под землёй.

— То есть, вы считаете, что магистры медицины ошибаются?

— Ммм… Скажем так — они перестраховываются. И если сейчас вынести вашего сына под прямые лучи солнца — он просто обгорит. И не потому, что болен — просто потому, что его кожа отвыкла, словно у узника в подземелье. Начинать нужно с малого — выходить на солнце рано утром и вечером, когда оно низко над горизонтом. Но совсем без солнца нельзя.

— Вы считаете? Вы уверены? — он снова повернулся, заставив мою руку соскользнуть с лопатки на плечо.

— Как скоро после ранения вы вышли на улицу? — я взглянула на его щёку, где находилась розовая полоса новой кожи, сейчас невидимая под распущенными волосами.

— Как только физически смог это сделать, — этот ответ сказал мне чуть больше, чем планировал мой собеседник. Потому что это означало, что пострадал он намного сильнее, чем от тех ожогов, что я видела. И ведь он упоминал, что у Эррола были и другие ожоги, от которых его вылечили, значит, и у него тоже. — Вы правы. Мне и самому не очень нравилось, что ребёнок не бывает на солнце, но я верил целителям.

— Поверьте себе, — предложила я.

— Так и сделаю.

Уходя, он поцеловал мне руку. Точнее — кулак, в который сам же и зажал монеты.

Он ушёл, а я смотрела на то место, где исчез портал, и отчего-то размышляла — мыть теперь руку или не мыть?

Встретив следующим вечером всю четвёрку в коридоре, я махнула рукой, зовя за собой:

— Идёмте.

За мной пошли. С удивлёнными лицами, но пошли. Пройдя пустующую кухню, мы оказались на заднем дворе, где на крыльце стояли два кресла из кабинета, а рядом — две табуретки, на которые я махнула рукой сопровождающим.

— Можете располагаться здесь, или в приёмной, или можете погулять по саду. А вы садитесь вот сюда, — это уже пациентам. — Эррол, вчера ты хотел смотреть в окно, но окон в той комнате нет. И я подумала, что это ведь лучше окна, верно?

— Верно, — мальчик с любопытством осматривался, впрочем, как и взрослые. — Мне тут нравится. Красиво и вкусно пахнет.

— Действительно, очень красиво, — Арбен взял табурет и переставил ближе к розам, где и уселся с явным удовольствием на лице.

Хмурый Миллард цепко оглядел весь двор, заглянул за сарай, прошёлся до калитки, внимательно осмотрел засов, который в этот выходной установил Ρин, повесив на калитку звонок с другой мелодией, чтобы было понятно, в приёмную звонят или со двора. Ему не понравилось, что после того, как был расчищен проход, этой калиткой мог воспользоваться кто угодно, когда дома лишь женщина и дети, вот и озаботился нашей безопасностью.

Не обнаружив ничего подозрительного, Миллард так и остался в дальнем конце двора, табуретку не взял, ну да пусть стоит, это его ноги, мне не жалко.

— А где ваши дети? — поинтересовался брюнет, когда я занялась локтём малыша.

— Наверху, уроки делают. Не волнуйтесь, я им всё объяснила, они не станут выходить.

Дети и правда прониклись. Когда я сказала, что у меня маленький пациент, которому сложно высидеть долгое лечение в комнате без окон, Бейл воскликнул:

— Бедный! Я бы и сам не высидел!

А остальные дети дали парочку дельных советов, чем можно развлечь малыша, когда ему наскучит просто сидеть, пусть даже и с видом на сад.

— У тебя есть дети? — заинтересовался Эррол. — Много?

— Четверо, — с улыбкой ответила я ему и, решив, что за разговором время пролетит быстрее, рассказала о своих младшеньких — сколько им лет, как кого зовут, у кого какая магия, и о том, что недавно они стали ходить в школу. Про магию Ронта я не стала говорить подробно, просто сказала, что он может определять испорченные продукты и некачественные вещи, это и так заставило окружающих удивлённо приподнять брови. Менталисты не были такой уж редкостью, но специализации у них были разные, какие-то встречались чаще, какие-то реже, и, похоже, о чём-то подобном мои гости не слышали.

Я постаралась вспомнить какие-то забавные случаи из жизни детей. Эррол слушал меня, едва ли не раскрыв рот.

— И они все друг с другом играют, да? — уточнил он, а потом тяжело вздохнул. — Как им повезло. А Рейни со мной не играет. Говорит, что у него много дел, что ему некогда. А раньше играл. Когда я ещё мог бегать…

— Сынок, просто теперь у Рейнарда прибавилось уроков, его магия за это время выросла, ею нужно учиться управлять, а с каждым годом это всё сложнее. Вот почему он так редко к тебе заходит.

— Нет, — мальчик набычился и выпятил губу. — Рейни просто со мной скучно, потому что я только лежу.

— Скоро ты снова сможешь ходить, — пообещала я, изо всех сил удерживаясь, чтобы не спросить, кто такой этот Рейни-Рейнард.

Брат, кузен, дядя? Или просто друг, которому стало неинтересно с тем, с кем больше нельзя играть как прежде? Ничего, малыш, вот выздоровеешь — и заведёшь себе сколько угодно новых друзей.

— Правда, смогу? — эти тёмные глазёнки, так странно смотрящиеся в сочетании со светлой кожей и волосами, казалось, заглядывали мне в душу.

— Правда. Твой папа показывал тебе свою руку?

— Да. Он сказал, что и с моей так будет. И с ногами тоже. Но целители говорили, что я никогда не смогу ходить.

— Они так тебе сказали? — нахмурился брюнет, всё это время молча слушавший наш разговор.

— Не мне. Я просто слышал. Они думали, что я сплю, и друг с другом говорили. А я не спал и слышал.

— Ты будешь ходить, — вновь заверила я малыша. — Но многое зависит и от тебя тоже, не только от целителей.

— От меня? — на меня взглянули очень удивлённо.

— Твои ноги изранены — и это я исправлю. Но за то время, что ты не мог на них вставать, они очень ослабли и разучились ходить, — я старалась честно всё объяснить ребёнку, который, похоже, мог узнать правду о себе, лишь подслушав её, а это неправильно. — И вот здесь уже всё будет зависеть от тебя — готов ли ты стараться и заново учиться ходить, готов ли к тому, что поначалу у тебя не будет получаться, что придётся, как когда-то в детстве, делать это вновь и вновь. Я дам тебе здоровые ноги, но сможешь ли ты ими пользоваться — зависит только от тебя самого.

Эррол внимательно выслушал меня, нахмурился, обдумывая то, что я сказала. И это меня порадовало. Он не кинулся сразу меня заверять, что, мол, конечно, же, он всё сумеет и всё сделает — легко дать обещание, сложно его сдержать, особенно ребёнку. Но Эррол думал, покусывая губу, и не торопился с ответом.

— Значит, ноги у меня будут здоровые, без шрамов и с пальцами, но ходить я на них не смогу? — уточнил он.

— Поначалу — нет, не сможешь, — честно ответила я.

— И мне нужно будет стараться, чтобы снова научиться ходить?

— Да.

— А если я ничего не буду делать, то ходить не смогу? Даже со здоровыми ногами?

— Они будут здоровые, но очень слабые, и просто тебя не удержат, — пояснила я.

— Я так не хочу, — мальчик покачал головой. — Ноги для того, чтобы ходить. Я буду стараться, даже если будет трудно. Но я обязательно сделаю всё, чтобы снова бегать. И тогда Рейни снова станет со мной играть, да, папа?

— Обязательно, — голос брюнета звучал хрипло. Знакомо как, я представляю, какой у него сейчас комок в горле.

— Тогда я буду очень стараться, — снова кивнул Эррол и тут же, как это свойственно детям, сменил тему: — А можно мне персик? — и кивнул на ближайшее дерево.

— Можно, — я не удержалась от улыбки. — Лорд Арбен, будьте так добры…

— Я сам могу! — и Эррол протянул руку, в которую тут же прилетел спелый персик. Вот как, у него тоже телекинез.

— Нужно помыть… — начала было я, но мальчик уже впился зубами в плод так, что сок потёк по подбородку. Я растерянно взглянула на брюнета.

— Ваши дети моют фрукты, которые сами сорвали с дерева? — с улыбкой поинтересовался он.

— Нет.

— И до сих пор живы?

— У них мать — целительница, — напомнила я. — Впрочем, не припомню, чтобы с этим у них возникала проблема, из-за переедания — да, бывало, но у нас в деревне как-то не было принято мыть фрукты. Но Эррол-то не деревенский ребёнок.

— При нём всегда находятся как минимум один целитель, уж с расстройством желудка он разберётся. А вот то, что ребёнок сам захотел что-то съесть, дорогого стоит. Такое бывает редко.

— Свежий воздух возбуждает аппетит, — с улыбкой пожала я плечами.

— Да, — брюнет посмотрел на меня очень странным взглядом, словно мы не о фруктах говорим, а о чём-то другом, интимном.

Я отвела глаза и отогнала от себя эти мысли, вот же придумала, нормальный у него взгляд, а мне просто примерещилось.

Какое-то время мы молчали, я лечила, Эррол перепробовал всё, что было в саду, даже огурец и морковку. Οвощи и клубнику, по моему настоянию, лорд Арбен ему всё же помыл. Или не лорд? Меня, во всяком случае, не поправили, ну и ладно. Я заметила, что для своего возраста малыш очень неплохо пользуется магией, примерно как Ава в его возрасте. Впрочем, если его отец аристократ и сильный маг, удивляться нечему.

Когда я очистила кожу вокруг локтя и занялась связками, Эррол устал и снова начал капризничать. Уже и красивый закат не помогал его отвлечь, и фрукты. Впрочем, продержался он гораздо дольше, чем вчера, больше часа, но я хотела обязательно закончить сегодня со связками, не хотелось бросать на полпути этот участок. И тогда я подняла голову и громко сказала:

— Ава, давай!

Из открытого по случаю тёплой погоды окна на втором этаже вылетела Приблуда и, сделав над нами круг, медленно спланировала мне на колени. Конечно, чтобы точнее прицелиться, Аве пришлось высунуться в окно, но не думаю, что моих посетителей это рассердило, они её вообще не заметили, сосредоточившись на кошке. А Приблуда, с детства привыкшая к подобным перемещениям, с удобством устроилась у меня на коленях, огляделась и с любопытством потянулась к мальчику.

— Кошечка! — восхитился он, тут же забыв, что устал и хочет домой. — Она умеет летать!

— Только когда ей помогает моя младшая дочь.

— А погладить её можно? — мальчик потянулся к кошке здоровой рукой.

— Она будет рада, — заверила я его. Давай же, Приблуда, мне нужно еще минут пятнадцать-двадцать.

И кошка меня не подвела. Уж не знаю, инструктировала ли её Лана или нет, но она и сама была очень ласковой и общительной, а потому с радостью дала себя погладить, а потом и обнять. Топталась по коленям Эррола, очень его этим веселя — благо, толстый плед не давал её коготкам добраться до его кожи, — тёрлась мордочкой о его шею, заставляя ёжиться и смеяться от щекотки, в общем, отвлекала, как могла. А я спокойно закончила работу.

Выпустив локоть мальчика, я с довольной улыбкой наблюдала, как он обнимает кошку обеими руками, даже не осознавая этого, зато брюнет прекрасно всё видел. И в глазах его блеснули слёзы.

Сегодня брюнет не вернулся. Пользуясь тем, что его сын сидит у него на коленях, обнимаясь с Приблудой, освободил одну руку, вложил в мою ладонь монеты и попрощался. А я не стала предлагать ему задержаться — устала за сеанс, и он, видимо, это понял. Эррол расставаться с нашей ласкушей не хотел, но ему пообещали, что завтра он её обязательно увидит вновь.

— Спасибо, моя хорошая, — сказала я, глядя туда, где исчез портал, и почёсывая кошку за ухом. — Девочки, спасибо.

— Пожалуйста, — пропели обе хором, свесившись с подоконника.

Трюк с Приблудой был продуман и даже отрепетирован заранее. Думаю, ещё на денёк-другой она мальчика займёт, у меня создалось ощущение, что кошка была для него чем-то не то чтобы невиданным, но… Словно его держали подальше ото всех животных так же, как и от солнца. Хотя его отец против близкого общения сына с кошкой не возражал, как и от того, что я проявила некое самоуправство, перенеся лечение во двор. Поверил, что я знаю больше его штатных целителей, раз уж лечу лучше них?

Не знаю, но я очень этому рада. Хотя и немного удивлена, что никто из взрослых не догадался взять для малыша какую-нибудь игрушку или книжку. Может, у местных целителей такие правила? Ничто не должно отвлекать пациента во время лечения? Пациента, или всё же самих целителей? Лично меня появление Приблуды, а так же разговоры во время работы не отвлекали. Наоборот, уж лучше пусть пациент кошку гладит, чем плачет.

Ладно, завтра обязательно скажу, чтобы брали для малыша что-нибудь развлекательное. А у нас, кроме кошки, есть еще кролики и куры, а через неделю еще и цыплята вылупятся. Но лучше всё-таки какие-нибудь сказки, в крайнем случае — сама буду рассказывать, я их знаю много.

В среду я так и сделала. Слушая сказки и гладя довольно мурлыкающую Приблуду, Эррол без капризов высидел весь сеанс. Брюнета удивило моё предложение принести мальчику книгу и игрушки, я оказалась права — в его доме лечебные сеансы проходили в тишине, правда, и длились не особо долго, и я не стала уточнять, что именно «лечили» эти самые целители. Похоже, именно поэтому он всегда молчал во время наших сеансов. Но учитывая, что я спокойно вела разговоры и с ним в своё время, и со своим маленьким пациентом, а лечению это не мешало, он не стал возражать.

И в четверг, пока я занималась запястьем Эррола, читал ему книгу. Не сказку, нечто приключенческо-героическое, но мальчик слушал с удовольствием, а мне только это и нужно было. Сеанс прошёл без происшествий, я уже заканчивала работу со связками, как случилось кое-что непредвиденное.

Сосредоточившись на руке мальчика и невольно прислушиваясь к голосу старшего пациента, повествующего о приключениях команды магов-путешественников, я не смотрела по сторонам. Но когда история резко прервалась на полуслове, удивлённо подняла глаза и увидела, что брюнет напряжённо смотрит в дальний конец двора.

Более того, сидящий неподалёку от нас Арбен резко встал и тоже смотрел в ту же сторону. Оглянувшись, я увидела, что Миллард принял боевую стойку и с огненным пульсаром в руке наблюдает, как тонкий жгут воды, переброшенный через калитку, накинулся петлёй на засов и медленно сдвигает его. Эту петлю я могла узнать где угодно.

— Это Рин, мой племянник, — поспешила я успокоить своих гостей, хотя сама встревожилась — что он делает здесь в четверг вечером, когда должен быть в академии?

Мужчины переглянулись и слегка расслабились, Миллард убрал пульсар, и мы уже все вместе наблюдали, как открывается калитка.

– Ρин, что случилось? — не выдержала я.

— Не пугайся, Дина, меня сам ректор отпустил, всё в порядке, — закрыв калитку, мой братец оглянулся и растерянно уставился на Милларда, стоявшего в пяти шагах от него.

— Рин, у меня пациент, — строго сказала я. — Зайди в дом с другой стороны и поднимись наверх.

— Мне некогда обходить, меня на пару часов отпустили, а тут дорога почти час в один конец, — продолжая разглядывать Милларда, который, собственно, стоял в проходе и нас загораживал, возразил Рин. — Да я на минуточку всего, вы же не против? — это уже Милларду, стоявшему стеной и никак на его слова не реагирующему. Уверена, что и лицо у него сейчас недовольно-каменное. — Твоя подпись нужна, это насчёт стипендии тройняшек, точнее — насчёт возврата оплаты.

— А до выходного это потерпеть не могло? — я взглядом попросила у брюнета прощения за подобную бесцеремонность. Но и винить брата я не могла — это с младшими я всё обсудила, старшие были не в курсе, лечу-то я обычно в кабинете, а теперь вышла во двор, и откуда же ему знать, что я пообещала пациентам приватность?

— У него там что-то с отчётность, сроки какие-то, думаешь, иначе меня послали бы? — Рин еще потоптался перед Миллардом, а потом просто перешагнул грядку с клубникой и обошёл его параллельной тропкой.

Шатен вопросительно посмотрел в нашу сторону, наверное, получил какой-то знак от главного и задерживать парня не стал. А Рин, пока шёл, доставал из папки, что принёс с собой, лист бумаги и самописное перо.

— Вот здесь распишись, и я побегу, меня извозчик ждёт. Простите ещё раз, — он, наконец, посмотрел на мужчин рядом со мной, сначала на Арбена, потом на брюнета.

Замер. Кажется, побледнел. Тяжело сглотнул, выпрямился по стойке «смирно», не замечая, что перо упало на землю, потом низко поклонился и снова вытянулся в струнку.

— Нижайше прошу простить меня за вторжение, — сказал, не сводя взгляда с брюнета, — ваше величество!