Учеба в академии не задалась с первой недели. Уже тогда я поняла, что мне предстоит вытерпеть от студентов многое.
Но чтобы такое… Причем в день своего восемнадцатилетия!
— Мирослава? Девочка-бунтарка, ау-у-у? Детка, негоже первакам, да еще на дотации, бегать от тех, за чей счет ты учишься. Неблагодарная какая девочка, а?
Голос у Вэла противный — высокий и гнусавый, — совершенно не сочетается с внешностью брутального красавчика-мажора.
Я стою совсем близко, и если хотя бы у Геры или Вэла хватит ума заглянуть за угол, то…
— Стэн голосовое прислал, спрашивает, когда мы ему девку привезем. Чего ответить-то?
— Как поймаем, так и привезем. Пусть не волнуется. Эй, Шанина! Детка, ну не ломайся ты как российский автопром! Поехали с нами! Не обидим. Стэн точно спать не ляжет, пока тебя лично не поздравит с днюхой.
Спина покрывается холодным по́том — значит, они не просто так в кафе ко мне привязались. Стэн Шумский не успокоится, пока не сломает меня. Для него это вопрос чести. Свита же не поймет!
Пока я размышляю, не повернуть ли все-таки обратно, за углом дома тормозит машина.
— Ой, какие красавчики! — слышу я пьяный женский голос. — А чего одни? Давайте знакомиться. У нас девичник, подружка замуж выходит…
Вот он, мой шанс! Срываюсь с места и опрометью несусь через дорогу, дальше вроде по газону, к освещенному проспекту. Там все-таки многолюдно, может, даже найду автобус до кампуса.
— Вон она! Черт! Гера, погнали!
Я спотыкаюсь о камень и теряю драгоценное время. А джип Вэла уже совсем близко, и все, что я могу, — это выскочить на узкую дорогу. Меня ослепляют яркие фары. Машина резко тормозит, но все равно задевает меня. Я падаю, не успев даже испугаться, и тут же вскакиваю с асфальта, держась за ногу. То ли подвернула лодыжку, то ли удар получился очень сильный. Теперь не побегаю!
За спиной открывается дверь, и водитель выходит из машины, но мое внимание на джипе, который останавливается рядом.
— Ну что, добегалась? Гер, пиши Стэну, птичка в клетке, сейчас привезем именинницу. Да, Мирослава?
Меня передергивает от того, как Вэл произносит мое имя. Его самого я не вижу из-за сверкающих фар.
— Пошел ты! Никуда я не поеду с вами!
Крохотная надежда, что парни не станут быковать перед водителем машины, который меня чуть не сбил, разбивается в пух и прах.
— Эй, чел, вали давай задом, а то твою игрушку покромсаю!
Парни ржут и, не торопясь, подходят ближе. Высокие, крепкие бугаи. Считают, что я никуда от них не денусь. И хотя даже стоять на ногах больно, но я инстинктивно пячусь назад к машине незнакомца. Мельком бросаю взгляд на водителя — лица не видно, но силуэт явно не женский. Скорее всего, молодой мужчина.
— Покромсаешь, значит? — переспрашивает он Вэла. — Ну попробуй.
У него глубокий тембр, и говорит он спокойно, без угрозы, но почему-то оба парня вдруг замирают. Потом Гера — я его голос поначалу не узнала — говорит:
— Темный?! Ты вернулся? А вроде говорили…
— Вэл, убери тачку с дороги.
— Базара нет, сейчас все исправим! — Теперь уже эти двое козлов пятятся назад. — Извини, мы… да, девчонку отдай. У Стэна с ней терки.
Не жду ответа незнакомого парня — мне достаточно того, что его остерегаются те, кто держит в страхе всю академию. Недолго думая, распахиваю переднюю дверь и забираюсь в салон машины, сама охреневая от собственной наглости.
— Эй! Ты куда? — вопит Вэл. — Шанина!
Вцепляюсь в ручку двери, хотя и понимаю, что меня отсюда могут легко вытащить. Гоню от себя мысли, что между плохим и наихудшим я выбрала наихудшее. Не зря, наверное, этого парня так боятся мажоры. Интересно, кто он такой?
Я не слышу разговор, но чуть не визжу от радости, когда Гера с Вэлом идут к своему джипу. Пронесло! Поверить не могу!
И тут же напрягаюсь, когда парень открывает дверь и садится рядом. Как его назвал Гера? Темный?! Инстинктивно отодвигаюсь, готовая, если что, выскочить из машины. Но внимания на меня не обращают. Тихий щелчок — и автомобиль почти бесшумно начинает двигаться. Джипа на дороге уже нет.
Еду в чужой машине с незнакомым человеком, неизвестно куда. Ночью. В городе, где впервые сегодня оказалась, чтобы отметить свое восемнадцатилетие с парнем, который мне нравится и который не смог прийти. Ну что, просто супер, Мирослава!
Посматриваю на водителя — молодой парень, темноволосый, старше меня. Полностью его лица не видно, только профиль. Прямой нос, губы сжаты, лоб нахмурен… Суровый чел! Зато не пристает и не отпускает похабных шуточек.
— Эм-м… привет? Я учусь в академии, это недалеко от города, огромный кампус такой. Знаешь, наверное, да? — Парень никак не реагирует на мои слова, но при этом не велит мне заткнуться, поэтому я быстро продолжаю: — Спасибо тебе, огромное спасибо, что… в общем… ты же не приятель этих… ну Вэла там, Шумского?
Слова почему-то перестают складываться в предложения, чувствую себя косноязычной дурехой, от этого еще больше тушуюсь. Мы едем несколько минут, а парень ни одного слова так и не произнес. И это дико напрягает. На всякий случай оборачиваюсь, но дорога пустая, знакомый джип за нами не едет.
— Не психуй, — едва заметно усмехается парень. — Они не посмеют ехать за мной. Он поворачивает ко мне голову, и я могу наконец разглядеть его лицо.
Красивый, но совсем не мой типаж. У него тонкие, нервные черты, высокие худые скулы, широкий лоб и упрямый подбородок. Но главное, его глаза — темные, очень недобрые. И взгляд соответствующий — тяжелый, немигающий. Начинаю понимать Вэла с Герой: я бы тоже не решилась с таким связываться. Точно Темный. И все-таки, кто он такой? Но спрашивать я не стану, конечно.
На всякий случай чуть отодвигаюсь от водителя и замечаю его взгляд на своем бедре. Судорожно сглатываю: неужели ошиблась? И тут до меня доходит: у меня же джинсы после падения все в грязи! И куртка на спине наверняка тоже! С ужасом наблюдаю, как от моих джинсов отваливается кусок грязи, за ним еще один и еще. От пристального взгляда водителя хочется низко опустить голову.
За месяц до событий в прологе
— Что ты знаешь про академию точных и естественных наук, Мирослава?
Я равнодушно пожимаю плечами, пока директриса нашей школы Амалия Ильдаровна пронизывает меня своим фирменным «рентгеновским взглядом». Раньше я бы испугалась, а сейчас думаю лишь о том, как бы закруглить беседу.
— Ничего не знаю. И какое мне дело до этой академии? Я не пойду дальше учиться. И вы знаете почему.
Встаю со стула и, отвернувшись от директрисы, начинаю готовить ужин. Скоро мама со смены вернется, братьев надо от бабушки забрать и папе помочь. Времени в обрез. Да и не звала я в гости Ильдаровну, сама пришла, еще и душу мне бередит учебой!
— Сядь, Мира! У плиты настоишься, когда замуж выйдешь, а сейчас будь любезна меня выслушать!
Голос у директрисы как всегда командный, и я подчиняюсь, хотя не уверена, что правильно делаю. Ведь ничего уже не исправишь.
— Так-то лучше. Эта академия частная, но с государственной лицензией, не шарашка какая, где за деньги дипломы раздают. Я тебе больше скажу: это один из лучших вузов в стране с безграничными возможностями для студентов как в учебе, так и при трудоустройстве.
— Почему тогда я про нее ничего не слышала? Мы же вместе выбирали, куда я буду поступать.
Я невольно включаюсь в разговор и корю себя за малодушие — очень хочется послушать про хорошее образование, пусть я и не могу больше на него рассчитывать.
— Не знала, потому что там нет бюджетных мест. За обучение столько нужно выложить, что дешевле за границу уехать учиться. А ты легко проходила на бюджет в любой вуз.
Деньги… снова везде деньги! Будто ножом полоснули по незажившей ране!
— И зачем вы мне это говорите?! Вы же знаете, что я даже на бюджете сейчас не могу учиться. Кто за папой будет смотреть? Он только-только начал привыкать к… к своему новому состоянию.
Амалия молчит, но уходить не собирается. Ждет, пока я успокоюсь, а это совсем непросто.
Когда слышишь фразу «в тот момент моя жизнь разделилась на до и после», не особо-то и проникаешься. Мне всегда казалось, что в этих словах больше пафоса, чем реальной драмы. Но два месяца назад я поняла, как сильно ошибалась.
Я больше не пла́чу, стараюсь радоваться тому, что есть. В страшной аварии, в которую папа попал не по своей вине, он мог вообще не выжить.
— Мира, я понимаю, как вам всем тяжело. Не будь ты такой одаренной, я бы не стала влезать. — Голос директрисы звучит непривычно мягко. — Медалистка, у тебя сто баллов по двум предметам из четырех. Да в нашей школе никогда не было учеников умнее тебя, и не будет! Ты не имеешь права себя хоронить здесь! Ты же Шанина! Напомнить тебе, кто твой прадед?
Я отворачиваюсь, чтобы она не увидела выступивших слез. Это была наша с папой мечта: чтобы после школы я дальше пошла учиться, чтобы стала ученым и чтобы все вспомнили нашу фамилию.
— Как Семен? Держится? — осторожно спрашивает Ильдаровна. — Тяжело мужику всю жизнь на ногах, а потом в один момент... Что врачи говорят?
— Ничего нового. Операция — лучший вариант, а без нее шансов, что он снова встанет, немного.
— Ты можешь оплатить ему эту операцию.
Слова директрисы звучат как гром среди ясного неба. Я замираю с разинутым ртом, не скрывая удивления.
— Академия, про которую я тебе говорю, не такая, как остальные частные вузы. Много лет назад ее создал один миллиардер, сейчас он давно во власти, рулит целым регионом. В академии самые передовые методики обучения, у каждого студента индивидуальная образовательная траектория, да много чего, считай, карьера обеспечена. Каждый год академия принимает десять очень умных ребят, они учатся бесплатно, на полном обеспечении, им выделяется стипендия. Не нищенская, как в обычных вузах. Смысл в том, чтобы студенты на дотации не чувствовали себя бедными родственниками, поэтому выплачивают им приличные суммы.
— Насколько приличные? — Кажется, я догадываюсь, к чему клонит Амалия, хотя ее слова звучат фантастически. А мне сейчас так нужна сказка со счастливым концом! — Их разве может хватить на операцию папе?
Немыслимо!
— Два миллиона рублей за все годы обучения. Можно получить всю сумму вперед, но есть ряд условий…
— Я согласна! — перебиваю директрису. — Конечно же согласна! Мы и папу вылечим, и я буду учиться!
Мозг работает лихорадочно быстро. На эти деньги можно не только сделать операцию, но и нанять соседку, баб Шуру, она и малышню с продленки заберет, и за папой приглядит, пока мама в смене. Хотя и ей можно будет поменьше работать. Невероятно!
— Погодите, но… но как туда попасть? Я не успею! Уже конец августа!
— Успокойся, Мира, — снисходительно кивает Ильдаровна и вынимает из сумки большой почтовый конверт. — Тебя туда уже приняли. Месяц назад я наудачу отправила твои документы. У меня там знакомая работает, она и сказала, что на одно место еще идет конкурс. Сегодня пришел ответ.
Дрожащей рукой я беру увесистое письмо. Мне кажется, будто оно светится золотым сиянием.
Я буду учиться! Боже мой! Я буду учиться и помогу папе встать на ноги!
— Положи на место, Мирослава, — раздается недовольный голос, и мы с Ильдаровной как по команде оборачиваемся. — Ты никуда не поедешь!
Папа! Поверить не могу!
Когда я читала, как Дурсли не пускали Гарри в Хогвартс, я громко возмущалась несправедливостью и радовалась, что у меня самая лучшая в мире семья. Ведь со мной, как с Гарри, никогда не поступят.
И вот пожалуйста! Сижу сейчас под дверью родительской спальни и слушаю, как папа ругается с мамой.
— Хватит мне по ушам ездить, Люся! Нечего Мире делать в этой академии! Годик дома поможет тебе по хозяйству и с близнецами. А через год, клянусь, я встану! Встану, вернусь на автобазу, и все будет как раньше. Поняла меня?! А Мирка поедет учиться, как мы планировали. И в Читу, а не за пять тыщ километров от родного поселка! Будет домой приезжать каждые выходные, ну и мы к ней будем ездить!
— Думаешь, я ей счастья не желаю? Я ее родила, не ты! Или думаешь, я буду счастлива, если Мирка, как я, полы будет мыть в отеле? А она будет, если сейчас не уедет! Такой шанс раз в жизни бывает!
Папа кулаком грохнул по комоду, и что-то полетело на пол.
— Да что ж ты баба такая глупая! Не понимаешь простых вещей! Не дают таких денег просто так, только за учебу! Не бывает такого! Нечисто там что-то!
— Так ты почитай! Вон, Мира же тебе показывала их сайт и отзывы студентов и педагогов. Это не мошенники! И учредитель у них сенатор!
Я улыбаюсь сквозь слезы: молодец, мама! Не сдается.
— Да брехня все! Кто ее там защитит, а? Кто? Тут она под присмотром — или я, или брат мой, но Мирку пальцем никто за восемнадцать лет тронуть не посмел. Боятся потому что. А там? Пять тыщ километров! Нефтяная столица, мать ее за ногу!
Мама молчит, я сильнее прислушиваюсь. Не соглашайся с ним, мам!
— Нам нужны эти деньги, Сема. Очень нужны, тебе нужна операция…
— Да не стану я продавать свою дочь! Говорю тебе, сам встану на ноги!
Снова тишина в спальне, теперь я волнуюсь, что они лягут спать, а утром мама, потупив взгляд, скажет: «Извини, дочка, не смогла его переубедить».
И все тогда.
— Она хочет там учиться, как ты этого не понимаешь! Хочет! Она же весь вечер просидела на этом сайте, от ужина отказалась. Отпусти ее! Отпусти! Думаешь, мне не страшно? Только ты не будешь спать ночами?! Мирка — для тебя всегда на первом месте, я давно смирилась, но у тебя есть еще дети! И ты им тоже нужен! Мира уже взрослая. Через месяц восемнадцать. И не ври себе — не встанешь ты сам без операции! Не встанешь!
Снова грохот, потом все стихает. Я сижу под дверью, надеясь, что они продолжат разговор, но затем гаснет свет и повисает тишина. Медленно плетусь к себе, по пути заглядываю к близнецам. Дрыхнут без задних ног! Ну хоть что-то хорошее!
Все равно сейчас не усну, поэтому открываю ноут и жадно читаю про академию.
Мама права, а вот папа ошибается. Это реально очень крутой вуз, не сравнить с нашим читинским. Ильдаровна не соврала. Готовят они больше для нефтегазовой отрасли специалистов, но и с моей любимой физикой здесь есть где разгуляться.
Поманили сказкой и отобрали!
Засыпаю под утро в слезах, а когда просыпаюсь через четыре часа, не нахожу в кровати ноут. А ведь помню, что не перекладывала его на стол. Мама, значит, заходила.
День начинается с похода в огород за свежей картошкой и огурцами. Затем я бужу Ваську с Серегой, с боем отправляю их умываться. К родительской спальне не подхожу, и так знаю, что мама уехала на работу. У нас недалеко от Читы есть отличный отель, похожий на дом отдыха. Мама там клинингом занимается — убирает в номерах, если сказать проще. И я с ней много раз ездила, почти каждое лето помогала, но сейчас я нужнее дома.
— Руки помыли? А глаза? Ну все, марш за стол. Завтракайте и в огород. Поливать помидоры и перец в парниках.
Малышня не спорит, знает, что это бесполезно, да и с самого детства мы все к труду приучены. Близнецы с пяти лет огород поливают.
Папа до сих пор в спальне. Через полчаса аккуратно стучусь к нему.
— Заходи, Мирослава.
Говорит он таким тоном, что ничего хорошего я не жду от нынешнего утра. И все же здороваюсь я с ним нарочито бодро:
— Доброе! Выспался? Я завтрак приготовила…
— Сядь, поговорить надо.
Он полулежит на кровати, опираясь на поручни, которые совсем недавно сделали для него. Рядом стоит инвалидная коляска, которую мы с таким трудом купили. Папа смотрит на меня и нос чешет. Я тоже так делаю, когда волнуюсь или напряжена. У нас с ним одна мимика на двоих, я в его породу пошла — тоже высокая, худощавая и с копной непокорных вьющихся волос.
— Наверное, зря я вчера на Амалию накричал. Как считаешь?
— Наверное, зря. Она точно хотела как лучше, а ты ее прогнал.
Смотрю в такие же, как у меня, серо-зеленые глаза и жду своего приговора.
— Подслушивала вчера, как мы с матерью гавкались?
— Ага.
— И что думаешь?
У папы тяжелый пристальный взгляд, от которого мне неловко, и я стыдливо опускаю голову.
— Пап, я очень хочу поехать! Это эгоизм, да? Типа бросаю семью в трудный момент, только о себе и думаю… Но ведь не просто так… я…
— Езжай! — жестко обрывает меня папа, и я ошеломленно поднимаю на него взгляд. Он это серьезно?! — Езжай! Но у меня условия.
— Любые! — выдыхаю, не веря собственному счастью. — Все что угодно, пап!
— Каждый день будешь звонить и рассказывать, что происходит. Познакомишь меня с соседями по общежитию. И главное — никаких вечеринок, тусовок, бухла, сигарет и наркоты! В девять вечера чтобы была в своей комнате и ко сну готовилась.
— Но пап…
— Я не закончил! Не перебивай отца!
Покорно замолкаю и слушаю дальше.
— Народ там явно будет с гнильцой, детки богачей, с ними у тебя разговор короткий, поняла? Начнут приставать — сразу звони! Дядь Сережа приедет, мозги вправит кому надо.
Я молча вздыхаю и киваю. Сразу вспоминаю Димку Остапенко, который ко мне приставал в седьмом классе. Гроза школы и всего поселка, его даже учителя опасались. А потом папа увидел, как Остапенко меня у дома зажать пытался. Димка три недели в больнице отлеживался, а на меня пацаны с тех пор и смотреть боялись. Наверное, папа думает, что и в академии может такое провернуть. Но я не спорю, конечно.
«Мира, вы уже на месте? Напиши, а то Сергей не отвечает! Где вы?»
Смотрю, как дядь Сережа ругается с высокой стройной женщиной, и не знаю, чего делать — то ли папе ответить, то ли родственника спасать.
— Еще раз повторяю, я — сотрудник академии и отвечаю за то, чтобы все студенты добрались до нее в целости и сохранности! И ваша племянница тоже! Не мешайте мне работать!
Невольно краснею от громкой отповеди — мы тут не одни стоим и ждем автобус из академии. Рядом другие ребята и тоже с родителями, но никто не возмущается, что едут в кампус только студенты.
Дядь Сережа не замечает насмешливых взглядов. Он по-прежнему наседает на женщину, и под негромкие шепотки и смех я решаю вмешаться.
— Все хорошо, дядь Сереж. — Хватаю дядю за рукав куртки и оттаскиваю в сторону. — Ничего со мной не случится. Сейчас автобус…
— А как ты чемодан тащить будешь? Там же колесики сломались!
Стараюсь успокоиться и не думать о том, как выгляжу в глазах толпы студентов.
— Дотащу как-нибудь. Не переживай. Лучше папе позвони, он нас потерял.
Срабатывает!
Уже спокойнее осматриваюсь по сторонам, ловлю на себе презрительный взгляд какой-то мадам.
— Господи, понаберут же всяких из Мухосранска, лишь бы дотации от государства получить и гранты!
Щеки вспыхивают стыдливым румянцем, и я отхожу от мадам подальше. Никакая я не всякая, убеждаю себя. И вообще, не такие мы и бедные. У нас в поселке намного беднее есть. И никакой это не Мухосранск, а всего двести километров от Читы!
К счастью, скоро подъезжает автобус, и я скомканно прощаюсь с дядь Сережей. Беру с него обещание, что он сегодня же вечером сядет в поезд, а не будет слоняться по незнакомому огромному городу. Папин брат у нас мастер наживать разные траблы!
Машу ему из окна автобуса и чувствую, что прощаюсь со всей своей прошлой жизнью.
Пульс бьется где-то у горла, и я не могу сдержать улыбку. Вот она! Новая настоящая жизнь! Я — студентка! Это больше не сон! Это правда!
— Привет!
Резко отворачиваюсь от окна и тут же встречаюсь взглядом с красивым блондином. Настолько красивым, что я залипаю на нем и тону в голубых глазах. В голове мгновенно становится пусто, не понимаю, что со мной.
— Э… Я не вовремя?
Он стоит, чуть склонившись над соседним сиденьем, и ждет моего ответа. Пока еще улыбается, но в его глазах я читаю легкое недоумение. Еще секунда — и парень уйдет!
Нет! Только не это!
— П… привет! — хрипло проговорила я. Совсем не мой голос! Прокашливаюсь, проклиная собственную застенчивость. Таких красавчиков я никогда не видела! Он такой…
— Можно я присяду?
Я быстро киваю и отодвигаюсь к окну, чтобы парню места больше досталось. От него очень приятно пахнет — цитрусом, кажется, и еще древесным запахом. Очень дорого пахнет.
— Спасибо! Я — Тарас. А ты? Первый курс?
Снова молча киваю, не в силах отвести взгляда от его лица. В ушах шумит, все вокруг замерло, я как бы не в себе, что ли. Словно со стороны на себя смотрю.
— А ты неразговорчивая. — Он улыбается. — Редкое качество красивой девушки.
Лицо пылает от его слов. Он назвал меня красивой! Или он вообще, а не про меня?
— Если я мешаю…
— Нет! — Получается неестественно громко. Тарас дергается от меня в сторону. — Я…
Умолкаю — от волнения в горле сухо. И Тарас вдруг понимающе кивает:
— Пить хочешь?
Смущенно киваю, не зная, куда глаза спрятать. Я как будто горю изнутри. И никакие кондиционеры этого комфортабельного автобуса не помогают мне прийти в себя. Ни один парень никогда на меня так не действовал.
— Сейчас принесу.
Он встает с кресла, я инстинктивно тянусь за ним, но вовремя себя осаживаю. Не хватало еще, чтобы он смекнул, как сильно мне понравился. Пока пытаюсь в себе разобраться, Тарас возвращается с бутылкой воды.
— Держи. Как тебя зовут?
Осторожно открываю воду, боясь ее пролить на футболку. Нельзя опозориться перед красавчиком.
— Спасибо. — Чуть прокашливаюсь, но хоть голос похож на мой. — Я — Мирослава. Приятно познакомиться.
Получилось как-то по-старушечьи чинно, но Тарасу вроде нравится. По крайней мере он не уходит.
— На кого будешь учиться?
— Пока не знаю, кто из меня получится. Но меня взяли на факультет физики.
Светлые брови Тараса удивленно ползут вверх. Похоже, я его впечатлила.
— Ого! Не помню, чтобы там девчонки были. Ты, наверное, очень умная.
Пожимаю плечами, потому что робею и не представляю, что ответить. Одно дело, когда родители и все учителя хором говорят о твоем уме, а совсем другое — слышать это от самого красивого парня на свете.
Туплю и смотрю в окно. Мы уже выехали из города, и теперь все, что я вижу, — это красивые деревья, частично одетые в желтую листву.
— Летом здесь классно, а вот зимы у нас холодные. — Тарас, кажется, понял, что я стесняюсь, и не задает больше вопросов. — Академию построили лет двадцать назад в сорока километрах от города. Так что скоро приедем.
— А почему не в самом городе?
Я пялюсь на его голубой джемпер, не поднимая взгляда. Боюсь, стоит ему увидеть мои глаза, и он сразу все поймет.
Господи, я веду себя как подросток! Права была мама: надо было больше общаться с мальчиками! Но таких, как Тарас, у нас не было никогда!
— Сенатор Баев так решил. Он основал академию, построил огромный кампус, вот и получился такой академгородок. — Тарас смеется, но как-то грустно. — Вся инфраструктура завязана на академию. Ну и плюс там загородные дома местной элиты.
— А… спасибо. Очень интересно.
Мира, скажи что-нибудь остроумное или хотя бы веселое! Поддержи разговор! Он же решит, что ты скучный синий чулок. Но ни одной яркой мысли в голове не появляется.
— Ладно, Мира, приятно было познакомиться! — От этих слов мое сердце разбивается, и осколки его улетают в бездну. — Я пойду на свое место. Еще увидимся.
— П… пока.
— Невероятно! Это просто космос, пап! Я не представляла даже, что когда-нибудь окажусь в таком месте! Мам? Ты видела? Не хуже, чем в твоем отеле! И это они называют общагой! Нет, ты представляешь?!
Я кружусь с телефоном по своей комнате, показывая родителям, как шикарно устроилась. Со мной живет еще одна первокурсница — Юля Шелест, милая тихая девочка, она сейчас ужинает, и я здесь одна.
— И душ у нас видели какой? Я вчера полчаса под ним стояла!
— Всю воду, поди, израсходовала. Ругаться не будут?
— Нет, пап! Не будут, конечно!
Папа ворчит, но он выглядит довольным, мама так вообще вся светится. Она тоже хотела учиться после техникума, но родилась я. И столько хлопот со мной в детстве было, что какая там учеба!
Родители не смогли выучиться, но зато все сделали, чтобы я очутилась здесь.
— Я сегодня получила учебники, их так много, еле донесла. И расписание уже нам дали. И я… Мам, пап, а когда вам деньги перечислят?
— Обещают вот-вот.
Мама отвечает бодро, а вот папино лицо резко мрачнеет при упоминании о деньгах. Поэтому я быстро сворачиваю разговор, и вовремя — ко мне в комнату кто-то стучится. Наверное, соседи, я еще толком ни с кем не познакомилась.
На пороге стоит девушка, и она точно не первокурсница. И точно не на дотации учится. Высокая красивая блондинка в очень элегантном пальто. От нее за километр пахнет достатком и благополучием. На это у меня глаз наметан, я видела много похожих девушек, когда маме в отеле помогала.
— Привет! Я — Яна Савицкая, куратор перваков на дотации. Можно я зайду?
Она приветливо улыбается, я немного робею от того, что не сразу сообразила пригласить ее внутрь. Засмотрелась на красотку.
— Конечно, проходи, пожалуйста!
— Спасибо, я собственно за тобой. Мирослава, верно? Нам очень нужна твоя помощь. Все перваки уже в библиотеке. Только ты осталась. Не получала мое сообщение?
Вроде бы ничего такого она не говорит, но мне почему-то стыдно.
— Нет, я… с родителями разговаривала…
— Не страшно. Одевайся и пойдем!
Она говорит таким тоном, что я и не думаю спорить. Быстро натягиваю ветровку и спешу за Яной. Невольно сравниваю ее одежду со своей и поеживаюсь, словно от холода. Знала, конечно, что это различие будет бросаться в глаза, но не ожидала, что так сильно. Но Яна молодец, не смотрит на меня как на нищую.
Скорее даже наоборот. Пока идем к библиотеке, она рассказывает про академию так, будто экскурсию проводит. Интересно!
Библиотека поражает своими размерами. Когда я сегодня впервые здесь оказалась, минут десять простояла с открытым ртом. Тысячи, десятки тысяч книг, учебных материалов на разных языках. В нашей школьной библиотеке я перечитала все увлекательное к классу девятому, а тут… Тут ста жизней не хватит, чтобы хоть чуточку…
— Мирослава? Все в порядке?
Савицкая возвращает меня в реальность, и я перестаю пялиться на огромные стеллажи до потолка.
— Да… извини… засмотрелась.
— Бывает, я понимаю… Ты вроде из какой-то деревушки около Читы, верно?
— Не деревни, а из поселка. Двести километров от города, а до сюда почти четверо суток на поезде.
— На поезде? А почему не на самолете? — удивляется Яна. — Ну это неважно, главное, что ты здесь. Занимай, пожалуйста, вон тот стол у окна. Видишь, там книги и вот твой бук-лист.
— Чего?
Я только сейчас внимательно осматриваюсь, натыкаюсь взглядом на свою соседку Юльку, которая тащит куда-то стопку учебников. А рядом снуют другие перваки, а еще нескольких ребят явно старше.
— Все просто, — начинает объяснять Савицкая. — Понимаешь, не все студенты еще приехали, а завтра уже занятия. Надо помочь собрать для них литературу и отнести в их комнаты. Все понятно? Вот твой бук-лист.
Янка вручает мне папку и ослепительно улыбается.
— Это наша многолетняя традиция, одни студенты помогают другим. Если будут вопросы, можешь спросить у старшекурсников ну или у библиотекарей.
— Да… хорошо… просто…
— Ты разве не хочешь помогать?
Я отчаянно замотала головой:
— Нет, хочу, конечно…
Мимо меня проходят незнакомые ребята с книжками, никто ни о чем не спрашивает, и я окончательно тушуюсь. Быстро начинаю собирать книги по списку. В принципе, ничего сложного, да и библиотекари работают быстро. Главное, все отсортировать, ничего не перепутать.
И, честно говоря, глаза разбегаются! Столько книг интересных!
Когда первая стопка учебников готова, приступаю ко второй, потом к третьей. Рядом вижу Катю Ларченко — мы с ней вчера познакомились — и полноватого парня, который мне под ноги роняет «Введение в менеджмент» для первого курса.
— Каждый год одно и то же! Как же это все достало!
Он еще что-то бурчит себе под нос и отходит в сторону. Я следую за ним. Останавливаю его.
— Э… ты о чем?
Парень оборачивается и хмуро смотрит на меня:
— Первый курс, что ли?
— Ага.
— Ну скоро все поймешь.
Отворачивается и уходит, не объяснив больше ничего. Пожимаю плечами и иду дальше собирать учебники.
Итак, восемь огромных стопок книг, которые как-то надо донести до жилых корпусов. На улице темнеет, я после завтрака ничего не ела, в животе урчит, хорошо хоть столовая до десяти работает. Вот только успею ли я все это разнести? И почему сами студенты не забирают? Неужели еще не приехали?
— Уже все собрала? — Неожиданно за моей спиной появляется Яна. Надо же, я думала, она давно ушла. — Можно взять тележку и развезти учебники. Пойдем, покажу где.
На ее предложение откликается лишь несколько человек. Пока мы идем за Савицкой, выясняю, что все мы только приехали в академию, а значит, перваки. Те, кто постарше, все прекрасно знают и без Яны. Понимаю это, когда встречаю того самого хмурого парня, выходящего с тележкой из подсобки.
— Итак, адреса у вас есть, так что не теряем времени, — бодро напутствует нас Яна. — Если дверь не откроют, оставляйте учебники у порога.
Матанализ — две пары, потом механика и четвертой парой философия.
Смотрю на расписание и чувствую легкое волнение в груди. Первый по-настоящему учебный день. Вчера было реально круто — выступление ректора, экскурсия для первокурсников по кампусу и лишь одна вводная лекция.
Зато сегодня уже по полной программе. Сверяюсь с электронной картой в прилоге — значит, основной корпус, второй этаж.
Мимо проходят студенты — кто-то торопится, не глядя несется вперед, кто-то с видом завсегдатаев лениво перебрасывается фразочками с друзьями и даже не смотрит на часы. А до пары остается всего десять минут, а я никого толком не знаю в своей группе. Девчонки, с которыми вчера познакомилась, на других факультетах учатся.
А парни… с ними мне сложно общаться, как оказалось. Почему-то в школе проблем с мальчиками не возникало, но здесь все совсем другое, и я… я как будто заново родилась и ничего пока не умею.
И еще мне сильно хочется позвонить Тарасу. Вчера мельком видела его со старшекурсниками, он мне даже махнул рукой, а я не успела ответить. Толпа унесла его в другой корпус.
И главное, никогда не считала себя нерешительной. Просто мальчики меня не особо интересовали. Ну разве что один раз, да и то…
Мама звонит мне, когда я подхожу к аудитории. Не могу пока привыкнуть, что здесь везде все такое современное и чистое, не как в читинском универе.
— Да, мам! Привет! Случилось чего? У меня пара начинается!
— Мира! Деньги перечислили! — От ликующего маминого голоса у меня теплеет в груди, и я улыбаюсь во весь рот. Я верила, что не обманут, но чтобы сразу два миллиона!
— Мам, я рада, очень!
— Отпросилась с работы, завтра повезем отца анализы сдавать. Не верится…
— Мам, ты плачешь?
В аудиторию мимо меня проходят незнакомые парни, двое с интересом рассматривают меня. Немного смущаюсь и отворачиваюсь. Мне на лекцию надо, но не могу же я маму сейчас оставить!
— Нет, дочка, что ты! — А сама носом хлюпает. — Я и тебе деньги переведу на карту. Что б мы делали без тебя и этой академии!
— Не надо мне ничего! — Прямо на меня идет препод, и я раньше него забегаю в аудиторию. Чувствую себя преступницей, никак не меньше. — Тут и денег не на что тратить. Еда, общага, учебники… все же бесплатное. Мне пора, мам.
— Да-да! — У мамы такой взволнованный голос, не знаю, когда она успокоится теперь. — Ты это… пока папа не слышит. Парня найди себе там хорошего, не богатого, а нормального. Как мы. А то ты ж у меня даже не целованная!
Краснею, еще и воровато озираюсь по сторонам: а вдруг кто слышал? Натыкаюсь на пару любопытных глаз и снова отворачиваюсь.
— Пока, мама!
Быстро убираю мобильный и вовремя. Препод окидывает нас цепким взором и неожиданно заявляет:
— Ну наконец-то девушка в группе! Давно сюда не заглядывали прекрасные дамы.
Тушуюсь от направленных на меня пристальных взглядов. Кажется, на меня таращатся сейчас абсолютно все!
— Уверен, вы попали сюда не только благодаря своим прекрасным глазам, сударыня.
Препод не очень-то и старый, лет сорок, иронично так смотрит на меня, и я вдруг слышу сдавленные смешки за спиной. Заставляю себя не оборачиваться.
— У меня сто баллов по физике, так что мои глаза точно ни при чем! — Голос подрагивает от возмущения и… обиды. Никто и никогда не сомневался в моих знаниях и праве учиться на физфаке!
По аудитории прокатывается дружное «о-о-о». На меня теперь откровенно пялятся, и мне неуютно под этими взглядами. Но я смотрю только на препода. Его я, похоже, не впечатлила.
— Рад за вас, — сухо произносит он. — Мирослава, верно? А теперь позвольте мне обратить внимание и на других студентов. Итак, начинаем.
Я прилежно записываю за ним чуть ли не каждое слово и больше не высовываюсь. Сижу тихо как мышка, и про меня довольно скоро забывают. Пока ничего нового не узнаю, но все равно жутко интересно.
После второй пары выхожу из аудитории и смешиваюсь с толпой. Я пока не очень хорошо ориентируюсь, а ходить, постоянно уткнувшись в карту на телефоне, ну такое себе! Да и времени на обед не так много, а еще надо найти дорогу до столовки.
Когда захожу в нее, почти все столы уже заняты, но местечко найти можно. В животе жалобно урчит, и не потому, что я слишком голодная, просто запахи здесь божественные. Даже в мамином отеле так не пахнет на кухне! И все это можно есть бесплатно и сколько влезет!
Беру поднос и набираю разной вкуснятины — салат с авокадо, пасту с морепродуктами и два кусочка тонкой пиццы. Боже, какой запах!
Не сразу замечаю какой-то кипеж, только когда вздрагиваю от громкого окрика, озираюсь по сторонам.
— Эти туфли стоят сотку, идиот!
В голосе столько холодной ярости, что я на всякий случай крепче вцепляюсь в свой поднос.
— Да тут пара капель всего.
Подхожу ближе. Картина маслом: симпатичная брюнетка с идеальным каре и в красивом коротком платье испепеляет взглядом хмурого старшекурсника, которого я видела в библиотеке. Смотрю вниз — правая туфля облита чем-то красным.
— Оттирай! — цедит брюнетка. — Сейчас же.
В столовке тишина, вокруг этих двух толпится народ. И я рядом.
— У-упс! — ржет какой-то хлыщ. — Инга, хочешь видосик сниму?
И правда, в руке парня тут же появляется телефон.
— Исчезни, Петюня, — негромко роняет Инга. — Все вон!
Она кто такая? Местная королева? Похоже на то, раз все стали расходиться.
— Что здесь происходит? — Меня задевают плечом, да так сильно, что я едва не роняю поднос. И этот голос я уже запомнила. Тело тут же свинцом наливается, даже шага не могу сделать.
Шумский! Урод, который считает всех окружающих своими рабами!
— Стэн, этот идиот облил мне туфли.
— Убери за собой, Макс, — велит Шумский хмурому парню. — И проси прощения у моей девушки.
Вот это парочка! Один другого лучше!
Чуть не роняю чертов поднос, когда старшекурсник медленно наклоняется и садится на корточки перед брюнеткой и начинает оттирать кетчуп с ее туфли.
— Что здесь происходит? Мирослава?
Оборачиваюсь на удивленный голос — Тарас непонимающе переводит взгляд с меня на Шумского. Но это длится буквально пару мгновений. Потом он подходит ко мне и аккуратно забирает из онемевших рук поднос.
— Успокойся, пожалуйста, — одними губами шепчет Тарас. — И молчи. Я сам.
Он поворачивается к Шумскому так, что Стэна я совсем не вижу. Зато его злобу чувствую буквально кожей.
— У вас тут недоразумение?
— Я бы это так не назвал. — Шумский громко ухмыляется, явно хочет моей крови. — Твоя подружка либо очень глупая, либо слишком борзая. Сам знаешь, что с такими здесь бывает.
Господи, во что я опять вляпалась? Боюсь даже голову повернуть — ощущаю на себе десятки чужих глаз.
— Она не глупая и не борзая, Стэн. Она просто новенькая. — Голос у Тараса доброжелательный и снисходительный. Смотрю на его напряженную спину — все мышцы под тонкой футболкой будто окаменели.
Не представляю, чего Тарасу стоит владеть собой. Ради меня сохранять самообладание. Я сразу поняла, что эти двое точно не друзья.
— Ну так просвети ее. Сам. Или я займусь этим лично.
Каждое слово Шумского отдается болезненным ударом в груди. Мне никогда так не угрожали, нет, я ругалась, конечно, и в школе, и во дворе, когда гуляла, но это все давно было. И рядом всегда был папа и дядь Сережа! А тут…
Тарас — первый парень, который за меня заступился.
— Я сам разберусь, Стэн. Пошли, Мира.
И не дожидаясь ответа, тянет меня за руку из столовки. Все происходит стремительно, в себя я прихожу только в коридоре.
Тарас, чуть нахмурившись, сосредоточенно смотрит на меня, заставляя чувствовать себя виноватой. Я и правда косякнула. А ведь он меня предупреждал!
— Я же тебе говорил не связываться с ними. Ладно, времени уже нет, у меня пара, да и у тебя тоже. Вечером напишу, поговорим.
Согласно киваю ему уже в спину — так быстро он уходит, а я с тяжелым сердцем плетусь на пару по механике.
На занятиях сижу без прежнего задора — из головы не выходит стычка с Шумским, но я притворяюсь, что все в порядке. Иногда перехватываю любопытные взгляды одногруппников, но, к счастью, меня никто не достает расспросами. Хотя по глазам пацанов и так ясно: они знают о том, что случилось в столовке.
С утра ничего не ела, так что после пар мчусь в наш корпус, чтобы пообедать. Стараюсь потом хоть как-то сосредоточиться на учебе, но не особо получается. Вообще учебники всегда идеально помогали от плохих эмоций, но, видимо, не сейчас. А еще каждую минуту я посматриваю на телефон. Вдруг Тарас позвонит? И лишь когда я почти доделываю задания по матанализу, мобильный озаряется принятым сообщением:
«Жду тебя у главного корпуса через 15 минут».
Срываюсь со стула и внезапно осознаю, что совершенно не готова. Да я даже толком не накрашена, и волосы в дульку собраны на макушке. И одета я… Ладно, наряжаться глупо — мы в кампусе и у нас не свидание. А повод так вообще отстой, но лицо и волосы точно не заслуживают того, чтобы плохо выглядеть.
На улице уже темновато, но Тараса я замечаю сразу. Он в той же футболке, в какой был днем в академии, только на плечи накинут свитер.
Нервно убираю волосы за ухо — соорудить нормальную прическу времени не было, так что я просто распустила волосы, и, кажется, напрасно. Ветер сильный, но деваться уже некуда.
Когда подхожу ближе, лицо Тараса озаряется доброй улыбкой. Выдыхаю. Он не злится на меня за сегодняшнее.
— Отлично выглядишь. — Протягивает руку и мягко поправляет непослушный локон. Вроде такое естественное движение, а я забываю как дышать. От Тараса приятно пахнет, а еще рядом с ним становится теплее.
Смущенно смотрю ему в глаза:
— Спасибо. Ты тоже… ничего.
Он громко смеется, и я расслабляюсь — ощущение, будто всю жизнь его знаю. Настолько с ним хорошо и спокойно.
— Ну как первый день в академии? Ну кроме Стэна, конечно.
— Все нормально, даже хорошо. — Решаю не рассказывать ему про препода на матанализе, не хочу, чтобы Тарас считал меня ябедой. — Шумский… он типа местный король, да? Не просто элита?
— Они называют себя «семьей», — криво улыбается Тарас. — Это своего рода закрытый клуб, в него попадают только самые-самые.
Мы медленно шагаем по дорожке в сторону огромного спортивного стадиона. Пространство кампуса огромное. Здесь, по сути, целый город, но сейчас он сжался до одного человека, который сейчас со мной.
— Ого! Семья для избранных? И там, наверное, нет ни одного студента на дотации?
— Нет, конечно. — Тарас качает головой, а я ловлю себя на мысли, что не больно-то и хочу об этом узнавать. Лучше гулять с ним и болтать о пустяках, не париться о каких-то мажорах и их глупых играх. Но Тарас продолжает говорить о Шумском: — Здесь свои правила, Мирослава. Идиотские, но очень жестокие. Я сам не в восторге от всего, но… этого не изменить. Главное, не нарушай их так открыто, как сегодня.
На стадионе светло — на другом его конце замечаю группу студентов, которые тренируются. Рядом с нами нет никого, и мне трудно думать о Шумском и его «семье», когда хочется смотреть Тарасу в глаза и видеть в них чистое небо.
— А какие правила я нарушила? Я просто сказала…
— Не лезь к Стэну, он этого не любит, — перебивает меня Тарас. — Он превратит твою жизнь в ад, никто не поможет. Здесь правят те, кто эту академию создал, Шумским принадлежит несколько заводов в городе плюс еще какие-то бизнесы за его пределами. И… Стэн долго шел к тому, чтобы быть здесь вожаком.
Мне не нравится то, что я слышу, хотя я не слишком удивлена. У меня много вопросов к Тарасу, но я не уверена, что готова их задать. Поэтому покорно слушаю.
— Ингу Ульссон ты видела сегодня в столовой, она невеста Шумского, ее обходи за километр. Еще у Стэна есть приятели — Селиванов и Гера Истомин. К ним тоже не приближайся. А остальные уже не так опасны.
— Звучит страшновато, если честно. Им что, все здесь позволено? Я видела, как один парень, Макс вроде, вытирал туфли этой Инге. Я в шоке.
Тарас оказался прав: не привлекаешь к себе внимание, и никто к тебе не лезет. Понимаю это спустя неделю учебы в академии. Ходишь себе на пары, в столовке садишься в угол, подальше от мажоров, глаз не отрываешь от тарелки, держишь язык за зубами, когда компашка очередных уродцев с МО* или юридического громко обсуждает девчонок.
Не реагируй, Мира. Не влезай ни во что, а просто стань тенью. И делай что скажут.
В воскресенье полдня собирали листья с газонов по всей территории. Типа общественная работа. Ну окей, раз надо, значит надо. Но хоть не одни перваки на дотации горбатились, а все. Ну или почти все — ни Шумского с его дружками, ни королевы Инги с ее свитой я не приметила. Жаль только, что и Тараса не было — у него какие-то семейные дела возникли, вот он и уехал в город. Может, сегодня я его увижу?
Бегу на пару — с утра матанализ. Чувствую, это будет мой самый нелюбимый предмет. И вовсе не из-за математики.
Сергей Владимирович Демьянов. Наш препод, с которым у нас не сложилось с первого занятия, когда он усомнился в моих знаниях. Если бы я тогда молча уставилась в пол, как это делают пацаны, когда Демьянов начинает их стебать, может, и проще было. А так…
— Мирослава, расскажите нам вкратце про динамические системы.
— Извините, но я… мы же этого не изучали!
— Такие задачки решают во всех мало-мальски сносных олимпиадах. У вас по математике сколько баллов было? Двадцать?
— Вообще-то…
— У женщин, как известно, мозг немного по-другому устроен, но постарайтесь иногда молчать, когда ничего умного сказать не в состоянии.
Вспыхиваю и опускаю взгляд на тетрадь. Рядом негромко хмыкают. Да, я единственная девочка в группе, и да, к парням такие шутки не относятся. Им пофигу, главное, что их не трогают.
В глазах щиплет, до конца лекции не произношу ни слова, а перед тем как отпустить нас на короткую перемену, Демьянов «радует» нас:
— На следующей паре будет тест из трех задач на дифференциальные уравнения в частных производных. Кто решит верно все задачи, станет на полшага ближе к сдаче экзамена автоматом. Это хороший шанс проявить себя.
Мы выходим из аудитории — вещи, разумеется, с собой не берем. Кто-то из парней направляется на улицу покурить, но большинство слоняется неподалеку. За неделю я ни с кем толком не подружилась, хотя и пыталась. Но здесь, похоже, все зациклены только на себе, так что общение студентов чисто формальное. Не такой я представляла себе студенческую жизнь. Да и ладно.
Телефон тренькает сообщением срочно зайти в деканат: каких-то документов не хватает и могут потребовать вернуть деньги, которые перевели родителям. Срываюсь с места и несусь на четвертый этаж. Пока бегу, в ушах стоит счастливый голос мамы, которая рассказывала, что уже половину анализов сдали и что если все сложится удачно, через месяц папу прооперируют.
— Вызывали? — Влетаю к секретарям в кабинет, чуть не сбив с ног какую-то студентку. — Каких доков не хватает? Вроде же все…
— А вы вообще кто?! — спрашивает меня девица с внешностью мисс мира. — Что случилось?
— Я… я Мирослава Шанина, первый курс, мне вот… прислали, — протягиваю свой мобильный.
Идеальные брови секретарши ползут вверх:
— Это какая-то ошибка, никто вам такое прислать не мог. Да если бы чего-то не хватало, деньги бы не перечислили.
— Может, разыграл кто? — зевает другая секретарша.
Гляжу на настенные часы и ужасаюсь: лекция начнется через две минуты. Мчусь обратно вниз, рискуя сломать себе ноги, но главное — не опоздать. Демьянов может закозлиться и не пустить.
На своем этаже вижу, как поочередно закрываются двери. У нас пока открыто. Но когда мне остается преодолеть буквально несколько метров до входа в аудиторию, передо мной вырастает фигура Демьянова.
— Пара началась, Мирослава, — без улыбки сообщает он. — Вы опоздали, я таких, как вы, не пускаю.
— Но ведь тест, — жалобно протестую я. — А как же…
— Это значит, что на экзамен автоматом, как и на участие в моем факультативе, вы можете не рассчитывать. Всего хорошего!
И захлопывает перед моим носом дверь.
Это вообще как?! С минуту, наверное, оторопело таращусь на бежевую дверь. Потом до меня доходит, что мои вещи, мой рюкзак в аудитории, но Демьянов меня туда не пустит. Вот попала-то на ровном месте.
Плакать хочется от бессилия. Плетусь по коридору, попутно гадая, чем занять себя на целых полтора часа. Дифференциальные уравнения в частных производных — одна из моих любимых тем, я бы точно справилась! А так даже шанса не дали!
Смотрю на темный экран мобильного и смело звоню по номеру, с которого отправили сообщение. Отключен.
Что за сволочь, интересно?!
Пишу шутнику все, что я о нем думаю, и убираю телефон. Сама того не осознавая, дохожу до небольшого кафе с самообслуживанием. Они у нас на каждом этаже есть, помимо основных столовых.
Гляжу на открытый прилавок со сладостями и беру поднос. Вряд ли получится заесть такой факап, но хоть побалую себя чуток. Сначала наливаю кофе, затем подхожу к пирожным. Их много, но я выбираю одно-единственное — с миндальным кремом и шоколадной крошкой. Пробовала раз — нереальная вкуснота.
«Рад, что у тебя все нормально. Извини, не получилось сегодня пересечься, занят был».
Грустно улыбаюсь сообщению Тараса и быстро пишу ответ:
«ОК, в другой раз».
«Мне придется уехать на месяц, не меньше. Семейные дела».
Перечитываю послание и со стоном разочарования отбрасываю мобильный на кровать.
Месяц! Целый месяц без Тараса. Он за эти дни стал мне необходим как воздух, да я улыбаюсь только, когда вижу Тараса или чатюсь с ним.
— Мира, случилось что?
Моя соседка, Юлька Шелест, поднимает на меня испуганный взгляд. Девочка-веточка. Маленькая, хрупкая, но очень толковая айтишница. Крутые коды пишет, несколько игр уже создала. Интроверт и тихоня.
— Нормально все. Это я… так.
— Твои пацаны достают? — хмурится она. — Не повезло тебе с группой. У нас все наоборот, мы друг за друга…
— Это не пацаны, — не слишком вежливо перебиваю соседку. — Извини, не хочу об этом говорить.
Настроение на нуле, вот и на Юльке чуть не сорвалась. Со вздохом беру обратно телефон в руки. Надо что-то написать жизнеутверждающее, хотя сама я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не разреветься. Тарас — совершенно особенный, он мое персональное солнце в этой академии. Первый парень, который так сильно понравился. Чувствую, что и он неравнодушен ко мне. Иначе зачем помогал столько раз? Прикрываю глаза, чтобы вызвать приятные воспоминания.
Как же я хочу снова увидеть его добрую улыбку и золотистые искорки в голубых глазах. В душе все переворачивается, когда он смотрит на меня. Смущаюсь и туплю каждый раз при встрече с ним. Наверное, надо быть смелее, флиртовать, показать, что он мне нравится и я желаю с ним общаться не только как с хорошим приятелем. Но я понятия не имею, как себя вести!
Вообще, я считаю, это врожденный талант — уметь нравиться парням. Вот Янка Савицкая — наша кураторша — точно знает, как понравиться противоположному полу. За ней парни косяками ходят, ловят ее взгляд. Или ее подружка Лариса, еще одна местная принцесса, или Инга Уилльсон. Эта вообще космос. Вся такая утонченная, манерная, так смотрит на Шумского, что сразу понятно, кто в их паре главный. А я… Я как Юлька Шелест, в лучшем случае — свой парень. На меня с обожанием и восхищением не смотрят здесь парни. Да и не особо мне нужно их внимание, только бы один смотрел.
Телефон легонько вибрирует. Я возвращаюсь в реальность.
«Что молчишь? Занята?»
Ага, страдаю, что ты уедешь на целый месяц. И какие такие семейные дела?!
Конечно, я не стала спрашивать. Вместо этого написала:
«Нет. Жаль, что уезжаешь. Надеюсь, ничего серьезного?»
«Надо дела кое-какие уладить. Я буду скучать».
Я радостно улыбаюсь, глядя на экран. Может, это слишком самоуверенно, но теперь я еще больше уверена, что нравлюсь ему. Он ни с кем не состоит в отношениях, я тоже. Почему бы…
«Тогда будем скучать вместе».
Ставлю несколько грустных смайликов и один смешной. Закусив губу от нетерпения, жду, что же Тарас напечатает…
«Я всегда буду на связи. Пиши мне, как у тебя дела. И если соскучишься, тоже пиши».
«И ты».
Три сердечка от него под моим сообщением! Господи, благослови того, кто придумал эмодзи! Ставлю парочку от себя, и мы продолжаем чатиться с Тарасом еще полчаса, пока он не желает мне доброй ночи, а я ему — доброго пути домой.
Утром мне уже не так весело — ощущаю внутреннее напряжение, когда захожу в аудиторию на лекцию. Сегодня первой парой линал, то есть линейная алгебра. Ее ведет очень милый и добрый профессор, он не придирается ко мне, как Демьянов. Но все равно я нервничаю. Вайб какой-то особенный у нашей группы. Никак не могу расслабиться и почувствовать себя своей. Парни друг с другом хорошо так скорешились. Вот и сейчас стоят в аудитории и ржут, а Сережа Асафьев им что-то рассказывает. Замечает меня и тут же замолкает, остальные как по команде оборачиваются. И все — никакого смеха и расслабона. Расходятся по своим местам с каменными рожами, будто на похоронах.
Не выдерживаю:
— Эй, что не так-то?! — громко спрашиваю в спины. — Что за вечный игнор?!
В ответ тишина. Они просто отказываются со мной разговаривать. Это бойкот какой-то?
Позади хлопает дверь. Оглядываюсь — на меня недоуменно смотрит препод. Слышал, наверное, что-то.
Сажусь за ближайшую парту, оказываюсь рядом с Асафьевым. Демонстративно тот отсаживается, пока профессор вытаскивает наши папки из портфеля. Слышу тихие смешки — разворачиваюсь, но на меня никто не смотрит и не смеется. Но я же четко все слышала.
— Итак, мои дорогие, по поводу вашей первой работы, которую вы мне сдали в пятницу, — начинает препод, обводя аудиторию добрый взглядом, на секунду останавливается на мне и, поджав губы, продолжает: — Многие из вас меня порадовали, кое-кто разочаровал, но в целом я доволен. Мирослава, почему вы не сдали работу? Вы ведь прекрасно владеете темой, я был впечатлен…
— Что? — непонимающе переспрашиваю. — Да я относила вам на стол свой листок! Вот… Игорь, да он рядом стоял!
Поворачиваюсь к Игнатьеву, но тот лишь плечами пожимает. Да как так?! Я точно помню, он отирался тут неподалеку!
— Увы, Мирослава, но вашей работы не было, я вынужден это зафиксировать…
После пары остаюсь, чтобы выяснить все с профессором, но не получается — приходит эсэмэска от Савицкой:
«Мира, срочно жду тебя на первом этаже рядом с конференц-залом».
Препода окружили парни, и я понимаю, что сейчас к нему не пробиться. Поэтому спешу к Яне — не знаю, что ей нужно, но она как-никак наш куратор.
Савицкая недовольно поглядывает на меня, когда я подбегаю к ней.
— Ты опоздала, нужно шустрее. Мир, нужна твоя помощь. Вот, — протягивает флешку. — Тут задания по математике, олимпиадные вроде, короче, я не в курсе. Это для младшего брата одной моей подруги. Классная девчонка, в общем, помочь надо. Реши, плиз, и вечерком кинь мне решения в ватсап, окей? И да, там нужно не просто решение, а еще и обоснования. Короче, разберешься. Все, я побежала!
«Сегодня как обычно прошел день. Только задали до черта!»
Ставлю несколько злющих смайликов с рожками и улыбаюсь сквозь слезы. Хорошо, что Тарас меня сейчас не видит.
«Наши преподы любят пушить перваков. Ничего, скоро втянешься».
«Обязательно».
Пишу то, во что сама ни капли не верю. Но Тарасу не стану ничего рассказывать, поэтому быстро перевожу разговор на него.
«Как твои дела дома? Это вообще ок, что тебя так долго нет? У нас обязательная 100% посещаемость».
«Не парься, все под контролем. Пока, на связи».
И сердечки в конце. Тарас ничего не обещает, не флиртует, но эти эмодзи заставляют меня улыбаться и надеяться на лучшее.
Взглядом нахожу куртку. Изуродованной грязной тряпкой она свисает со спинки стула, как мертвое напоминание о том, что сегодня произошло.
— Мира, наверное, ее надо выкинуть, — чуть прокашлявшись, говорит Юлька. Она только что вернулась в нашу комнату, но по глазам соседки я догадалась, что та в теме.
— Я попробую ее отстирать, — говорю и сама себе не верю.
Моя осенняя куртка, совершенно новая, очень дорогая, купленная в Чите перед отъездом! Я в ней до морозов должна была проходить!
Юлька осторожно подходит к стулу, касается куртки. Вижу, что ей противно.
— Мир, такую краску не отмыть, к тому же ты видела, что куртка порвана?
— Не порвана! Порезана. Кто-то специально ее разрезал! Какая-то тварь! — гневно выкрикнула я.
Шелест испуганно попятилась.
— Тебе надо поспать, Мира. И не надо так нервничать. Понимаю, но… ты же не знаешь, кто это сделал? Или знаешь?
— Если б знала, то тут не сидела бы! Юль, я оставила ее на скамейке недалеко от стадиона. Меня торопили, в общем, неважно. Я буквально на десять минут отошла, когда вернулась, ее не было на месте. Все облазила, к охране даже ходила… там, оказывается, камер нет! По всему кампусу натыканы, а там — нет!
— А нашла в итоге где?
— На мусорном контейнере лежала. По дороге к нашему корпусу.
Меня снова потряхивает, как два часа назад, когда я отыскала куртку.
— Что делать будешь? — опасливо спрашивает Юлька. — Слушай, у меня успокоительные есть, хочешь?
Мотаю головой: не хватало еще таблетки грызть!
— Не знаю, понятия не имею, что делать!
Такой беспомощной, как сейчас, я никогда себя не чувствовала. Каждый день какая-то хрень происходит, все хуже и хуже.
— Надо успокоиться, Мира. — Юлька громко вздыхает и подает мне большой мусорный пакет. — Успокоиться и приспосабливаться как-то, что ли. Жизнь — вообще сложная штука.
— Тебя же не травят в парах! — с негодованием воскликнула я. — Не подкалывают преподы! И у тебя есть в чем завтра идти на пары!
Юлька долго молчит. Уже жалею, что сорвалась на ней, хочу извиниться, когда она вдруг выдает:
— Говорят, тут каждый год такое. То есть всех перваков на дотации прессуют, но одного больше остальных. Типа находят козла отпущения, что ли. Ну чтобы никто не пытался дергаться.
Ничего не отвечаю, просто выключаю свет и пялюсь в потолок. Завтра не пойду на пары. Во-первых, не в чем, а во-вторых, я не выполнила домашку.
Засыпаю только под утро, когда уже рассветает, и почти сразу чувствую, как меня толкают в плечо.
— Просыпайся, на пары опоздаешь.
Натягиваю на голову одеяло, игноря Юльку, но та не отступает:
— Тебе куртку принесли, новую!
Тут же выныриваю из кровати, голова раскалывается от резкого движения, от боли сжимаю зубы, чтобы не застонать.
— Откуда?! — Смотрю на добротную темно-зеленую куртку и теряюсь в догадках.
— Комендант передал, как я поняла. Все же в курсе, что случилось с твоей. Примерь.
Куртка очень теплая и качественная, чуть великовата, но это даже хорошо.
— Она с логотипом академии, у нас в таких техперсонал ходит, — кивает Юлька, — но это же не проблема?
— Нет, конечно! — Я собираюсь на пары, стараясь не думать о том, что кто-то сегодня хоть раз, но захейтит меня из-за куртки.
Первая пара у Демьянова. Влетаю в аудиторию за минуту до начала занятия, быстро вытаскиваю учебник и тетрадь. Сижу одна, в крайнем ряду, недалеко от двери. Сегодня на меня внимания не обращают, чему я несказанно рада.
Препод начинает лекцию, когда дверь открывается, и в нее протискивается Асафьев.
— Можно? Извините…
— Марш на место, — кивает Демьянов.
Чуть не задыхаюсь от возмущения: меня выгнал с лекции, не дал тест написать, а тут. Какого хрена вообще?!
Буравлю спину препода, и он как по команде оборачивается:
— Мирослава, вы на меня так смотрите, словно я вам что-то должен. Извините, но я давно уже счастливо женат.
Отступаю на шаг, ужасаясь тому, что натворила. Но… но ничего уже не исправишь. Шумский медленно проводит ладонью по лицу, стирая воду.
Голова кружится, тело пробивает озноб. Умом понимаю, что надо бежать отсюда, но, во-первых, сил нет, ноги ватные. Во-вторых, меня догонят в три счета, поэтому и стою, сжимая в руке пластиковую бутылку.
— Ну ты попала, мошка, — довольно хохотнул Селиванов. — Кобзда тебе, сука!
Не обращаю внимания на слова Вэла, отступаю еще на шаг, но Стэн вцепляется в плечо, отчего перед глазами плывет. Мне больно, но не страшно.
— На коленях будешь отрабатывать, тварь!
Шумский шипит мне в лицо, сам красный, будто его сейчас удар хватит.
Оглушительный свист заставляет меня поморщиться, я мало что соображаю. Губы Шумского выплевывают какие-то слова, но я их не слышу почему-то.
Когда прихожу в себя, вижу вокруг белые стены. Кажется, я сплю. Лишь бы на пары не опоздать. А пока будильник не звонит, снова засыпаю.
— Главное, чтобы пневмонию не заработала, — доносится до ушей незнакомый голос. — Проблемная девочка, непутевая…
Я словно вся горю, но голова на удивление ясная. Открываю глаза и вижу двух женщин: одна в медицинском халате, другая — та самая кураторша, что сопровождала нас от вокзала до кампуса.
— Где я? — провожу сухим языком по губам. Больно-то как!
— Выпей и спи!
Мне подносят ко рту пластиковый стакан, я жадно выпиваю… нет, не воду, наверное, какое-то лекарство. И через несколько минут проваливаюсь в сон.
Я уже третий день валяюсь в больничном отсеке кампуса. Не знала, что у нас есть такой — со своими врачами, оборудованием и даже стационаром.
— Ну а что ты хотела? В кампусе постоянно живет более тысячи студентов, а еще есть администрация, преподаватели, хозяйственное управление. Как ты себя чувствуешь, Мирослава?
Пожимаю плечами, уставившись в одну точку. Все эти дня меня не доставали расспросами. Но сейчас, видимо, время пришло.
На стуле сидит помощница ректора по работе со студентами, Ирина Алексеевна. Та самая, с кем на вокзале ругался дядь Сережа. Она смотрит внимательно и даже настороженно, как будто от моего ответа что-то зависит.
— Я лучше, спасибо. Как я здесь оказалась? Потеряла сознание на стадионе?
— Да. Зачем ты вообще пришла на занятия, раз плохо себя чувствовала? Это опасно не только для тебя, но и для других студентов, твоих друзей.
— У меня здесь нет друзей, — вырывается у меня. — Какие тут могут быть друзья? Шумский, что ли?!
Лицо у помощницы розовеет, но она быстро справляется с эмоциями.
— Расскажи, что у тебя произошло со Станиславом.
Усмехаюсь про себя. Ну надо же, настоящее имя Шумского узнала. Интересно, она реально ждет, что я ей все расскажу? Чтобы потом Стэн меня живьем закопал? Хотя он и так меня уроет, когда я отсюда выйду.
Молча отворачиваюсь к стене — не только потому, что боюсь Шумского, просто не верю, что ему хоть что-то будет за все издевательства надо мной.
— Мирослава, тебе нечего стесняться, наш разговор останется в этой комнате, но я должна знать, что происходит. Мы посмотрели камеры, Станислав попал в тебя мячом, поэтому ты его облила водой?
— Серьезно? Вы слепая или просто троллите меня?! Да ваш Шумский, он… он психопат натуральный, он кайф ловит, когда людей мучает!
Замолкаю, потому что и так много сказала.
— Нам важен благоприятный психологический климат в кампусе. — Помощница словно не услышала мои слова про Шумского. — Конфликты неизбежны, это нормально, но если ты не можешь их сама разрешить, то моя задача тебе помочь. Станислав сказал, что случайно попал в тебя мячом, поэтому ты сильно расстроилась. И что все это недоразумение, говорит, ты была не слишком адекватной.
— Я?.. Это я была?!.
От такой наглости теряю дар речи. Думала, хоть как-то успокоилась за эти дни, но нет — я снова на пределе эмоций.
— Мирослава, пока ты здесь, к тебе никто не приходил из твоих одногруппников или соседей по общежитию. Их бы и так не пустили, но это ненормально, понимаешь?
К чему она клонит? Все, что мне нужно, — это надрать задницу Шумскому, поставить его на место, чтобы он больше никого не хейтил.
— Нет!
— У тебя проблемы с коммуникациями. И серьезные. Ты пока не можешь адаптироваться в академии, и меня это настораживает.
— И что? Выгоните меня отсюда?
Брякнула наобум, хотя от этой академии можно любой подлости ожидать. А папу уже завтра на операцию положат. С мамой вчера переписывалась.
— Отчисления у нас возможны, хотя это крайняя мера. Шумский — не пай-мальчик, но постарайся больше не встревать с ним в конфликт. Он считает все это недоразумением, говорит, у него нет к тебе никаких претензий…
— А вы ему верите?!
Ирина Алексеевна приподнимает аккуратные брови:
— Он — сын члена попечительского совета академии и очень уважаемого бизнесмена. Так что да, я ему верю. И рекомендую тебе тоже ему поверить. Но если будут проблемы, обращайся, пожалуйста. И выздоравливай!
До самого вечера разбираю завалы с домашкой. Можно ненавидеть вайб этой академии, но что-что, а учат здесь мощно. В смысле — дают информацию, а берешь ты ее или нет, это твое дело. Но пока ни одного раздолбая я здесь не встречала, по крайней мере в нашей группе их точно нет.
Когда в животе начинает урчать, вспоминаю, что забыла поужинать. На часах уже пол-одиннадцатого, столовка в корпусе закрыта, в нашей комнате еды нет. Значит, придется терпеть.
Похоже, этот «скилл» я здесь точно прокачаю. Если с ума не сойду.
Юлька возвращается в одиннадцать и удивленно таращится на меня:
— Привет! Не знала, что тебя сегодня выпустят. Как ты?
Взгляд у нее такой участливый, что мне становится не по себе.
— У меня вообще-то сильная простуда была. И так неделю почти провалялась.
Соседка моя неторопливо раздевается, аккуратно кладет свой ноут на стол и только потом объясняет:
— Да просто говорили, что все намного серьезнее у тебя. Типа нервный срыв.
— Кто такое говорил, интересно? — Невольно вспоминаю разговор с помощницей ректора. — Сплетни типа?
Шелест мнется, взгляд стыдливо отводит и пытается скрыться за ноутбуком. Мы с ней не подруги, конечно, но чисто по-соседски совершенно нормально ладили. Да, у нее своя тусовка с айтишными очкариками, но общие темы мы с ней всегда находили.
— Юль? Что говорят-то про меня? — спрашиваю чуть громче, чем надо. — Ко мне вообще никто не приходил, когда я болела, даже не написал на телефон, не полюбопытствовал, что со мной.
— Я хотела, честно, — волнуясь, торопится сказать Шелест. И я ей верю. — Правда хотела, в первый же день, когда узнала. Но Янка сказала: тебя не нужно беспокоить, ты очень перенервничала. Новая обстановка, стресс, проблемы с адаптацией…
— Нет у меня никаких проблем с адаптацией, — огрызаюсь я. — У меня проблемы с буллингом. А точнее — с Шумским! Этот урод меня почему-то ненавидит!
Юлька молчит, уткнувшись в ноут, чем сильно бесит. Хотя чего я? Тут каждый сам за себя. Да и не попрет никто в этой академии против Стэна. Уж точно не студентка на дотации. Понимаю Юльку, что она не желает вмешиваться, но от этого только острее чувствую одиночество. Как же хочется хотя бы на день вернуться домой! К родителям!
— Я мечтаю летом поехать на практику в «Яндекс», — после большой паузы сообщает Юлька. — Три года назад с классом там на экскурсии была. Янка сказала: главное, ни во что не вляпываться, и тогда скорее всего возьмут. Каждому студенту нужна характеристика, и она должна быть идеальной.
Смотрю на Шелест: серые глаза размером с блюдце и жалостливые такие. Конечно, характеристика может быть идеальной, если никуда не вляпываться. Точнее — ни в кого не вляпываться.
Отворачиваюсь и гашу лампу. Мне нечего ей сказать.
— Мира, послушай! — Юлька подбегает к моей кровати и присаживается. — Думаешь, меня не хейтят? Я чего так поздно пришла?! Курсач пишу для одного второкурсника! Я сама на первом, там тонну литры надо перелопатить. И отказать не могу! Мне жаль, правда жаль, что у тебя так со Стэном. Но надо как-то уладить. Может, сам отстанет, а?
— Ха! После того как я его облила?! Это вряд ли. Ладно, спокойной ночи!
Мне спится на удивление хорошо, никаких кошмаров. Утром просыпаюсь чуть раньше будильника, успеваю плотно позавтракать перед занятиями. Но в главный корпус иду в своей «академической» куртке. Носить ту, что прислала Инга, не буду, пока не выясню, откуда такая щедрость и что местной королеве от меня надо. В добрые намерения я не верю.
Первая пара общая почти со всем потоком — история. Надеюсь затеряться среди толпы, особо не смотрю по сторонам, сажусь в предпоследний ряд и утыкаюсь в учебник. До меня никто не докапывается, слушаю левые разговоры рядом, но в них не участвую. Поглядываю на телефон: сегодня у папы операция, и я волнуюсь за него сейчас намного больше, чем за себя. Мама обещала написать, как все пройдет.
Наверное, моя тревога за папу помогает мне не обращать внимания на то, что происходит вокруг. Может, еще и поэтому день проходит без траблов. И да, я не встречаю ни Стэна, ни его дружков. Инги тоже не видно, как и Яны. А вот к этим мажоркам у меня немало вопросов.
Обедать не иду — просто беру в автомате большой бутерброд и стакан чая. В читалку с едой нельзя, но ничто не мешает выйти во внутренний двор и на лавочке съесть свою еду.
Мама ничего пока не пишет, успокаиваю себя тем, что операция долгая, еще нужно время прийти в себя после наркоза. Ну и повторяю как мантру, что все будет хорошо. Ради него, ради нашей семьи я должна постараться.
— Привет! — Слышу за спиной и испуганно оборачиваюсь. Но, увидев Макса, облегченно выдыхаю. Единственный парень, который ко мне по-человечески относится. Ну, кроме Тараса, разумеется.
— Привет! Как дела? — Чуть отодвигаюсь, чтобы он сел рядом.
— Это я хотел тебя спросить. — Макс присаживается и пытливо смотрит на меня поверх очков. — Слышал, Шумский тебя побуллил, а ты ему морду облила? Зачет!
— Да уж! Рада, что тебе весело. Он меня теперь линчует.
— Разве что не в академии, — серьезным голосом говорит Макс. — И точно не сейчас. Его до конца недели отправили куда-то, вроде как с научником какой-то ресеч делать. Ну и Вэла с Герой тоже. Пока их нет, никто тебя не тронет.
Этот день я жду каждый год. Особенный день. Только мой. В далеком детстве папа катал меня на спине вокруг большого стола на кухне, а я хохотала и смотрела на торт, который мама осторожно перекладывала с противня на поднос. Потом мы вместе вставляли разноцветные свечки. Я отчетливо помню, как неловко их задувала — лет до семи не получалось с первого раза.
Да, это как раз случилось на мои семь лет — мы сидели за столом, ели мамин торт, взрослые болтали о своих взрослых делах, еще был жив дедушка. Я все набиралась храбрости попросить разрешения уйти во двор погулять — мне очень хотелось покрасоваться перед девчонками в новом платье.
— Мира, дочка, пойдем, что покажу!
После папиных слов стало ясно: гулять я не скоро пойду.
Усадив меня к себе на колени, папа взял потрепанный альбом, полный старых черно-белых фотографий.
— Знаешь, кто это? — спросил папа.
— Наши родственники? Те, которые раньше жили?
— Умная девочка, — похвалил папа, и я покраснела от удовольствия. — Видишь вот этого дядю? Как думаешь, кто он?
Я пожала плечами, всматриваясь в потертое и нечеткое изображение.
— Худой он очень, тощенький. Я когда вырасту, тоже такой буду?
В семь лет весила я мало, девчонки во дворе дразнили меня сушеной воблой, мол, подует ветер и унесет Мирку.
— Если ты будешь такой же умной, как он, я буду счастлив. Но такой худой — точно нет. Мы с мамой этого не допустим.
— Тогда можно еще кусочек торта?
Папа рассмеялся:
— Погоди, давай я тебе расскажу про этого дядю. Его звали Мирослав.
— Почти как меня?
— Да. Я назвал тебя в честь него, Мирослава. Это твой прадед. Мирослав Шанин.
Так я познакомилась с историей своей семьи.
Каждый год в этот день я вспоминаю тот разговор, улыбаюсь и радуюсь тому, что я — Шанина. Никогда не поменяю свою фамилию, даже когда замуж выйду. Интересно, а у Тараса какая фамилия? Так глупо — я ни разу не спрашивала у него, стеснялась. Надо будет сегодня спросить.
Настроение вот-вот пробьет потолок — сегодня я увижу Тараса! Живу ожиданием встречи с той минуты, как прочитала его сообщение. И сразу легче стало: не париться же из-за всяких уродов! Я не сразу поняла, что Демьянов меня троллил вчера. Сама подняла руку и отправилась к доске решать уравнения. Без труда решила и даже не оглянулась, когда препод что-то в спину бросил. Пошел он!
Жизнь потихоньку налаживается, меня никто не трогает эти дни. Шумский с его компанией на глаза не попадаются, его королева тоже исчезла. Да просто рай, а не академия!
В комнате я одна, Юлька на выходные уехала к родственникам, так что беззаботно валяюсь до десяти утра в кровати, получая поздравления в месседж от бывших одноклассников и соседей.
Мама с папой звонят, когда я собираюсь завтракать. Сердце щемит, когда я смотрю на папу — в больнице еще после операции. И там несколько недель проведет. И мама с ним, братья пока на дядь Сереже и на соседке — баб Шуре. Все это узнаю вперемешку с поздравлениями.
— Первый раз ребенок отмечает день рождения без нас. Мирка, ты там друзей-то так и не завела? — беспокоится мама. Ее на всех нас хватает. Удивительно! — Мы тебе с папой подарок приготовили. Денежный. Вот сейчас поговорим и переведем.
— Да не надо!
— С матерью не спорь! — Папа слаб, но характер все равно показывает. — В десять вечера позвоню!
Они препираются минуты три, мама требует дать мне волю сегодня и перестать контролировать. Тут ко мне подходит Янка, и я спешно прощаюсь с родителями — не хочу при ней разговаривать, не хочу, чтобы она узнала про мой ДР.
Мне не очень нравится Савицкая, то есть она, конечно, топ, но из этих. Из «семьи», как говорил Тарас.
— Как твои дела, Мирослава? — и, не дождавшись ответа, быстро добавляет: — Сегодня выходной, не могла бы ты мне помочь…
— Не могла бы! — качаю головой и усердно накладываю себе еду на поднос. — Я скоро уезжаю. В город, погулять хочу.
Янка недоуменно хмурится:
— С кем это? С тобой же никто не общается.
Мне дико обидно слышать такие слова, но я думаю о Тарасе, и это придает мне сил:
— Ты просто не знаешь, с кем я общаюсь, Яна. Извини, я хочу поесть.
Отворачиваюсь, поражаясь собственной смелости. Черт, я совершеннолетняя! Имею право!
И Янка меня больше не достает.
Так странно ощущать, что мне уже восемнадцать. Как будто я перешла невидимый рубеж, и вроде ничего не изменилось, но вернуться назад уже нельзя.
А еще мне бесконечно не хватает маминого торта и свечей на нем. И братьев, которые уже прислали свои поздравления с уймой ошибок.
Не могу пока разобраться в себе.
На карту падает ровно десять тысяч. Большая сумма на день рождения. Сначала думала оставить ее, не трогать, а потом… Один раз в жизни бывает восемнадцать!
На маршрутке, которая ходит от академии, я добираюсь до центра города всего за сорок минут.
Селиванов! Собственной персоной! Чтоб его!
Отскакиваю, потирая лоб. Кажется, он вот-вот расколется. Перед глазами белые точки мелькают, не дают толком сосредоточиться.
А они меня уже обступили с трех сторон, пока я в себя прийти стараюсь. Кроме Вэла здесь еще Гера Истомин и Петюня Краснов. Нервно верчу головой направо и налево, что вызывает глумливый смех.
— Стэна ищешь? Соскучилась, мошка?
Страх перед мажорами мгновенно возвращается. Горло пересохло от волнения, затравленно гляжу на Геру перед собой. Сбоку стоит Вэл, а сзади — Петюня.
Не к месту вспоминаю предостережение Макса, чтобы не высовывалась из кампуса. Но еще середина дня, мы в огромном оживленном торговом центре. Что со мной здесь может случиться?! Да ничего. Главное — не поддаваться на провокации. Пусть лесом идут!
— Отдай! — взвизгиваю я, когда Вэл грубо сдергивает с плеча мой рюкзак. — Отдай, я сказала!
На нас оборачиваются — все-таки на проходе стоим, — но мажоров это не смущает. Петюня держит меня за плечо, навалился своей тушей, не дает пошевелиться, и я беспомощно смотрю, как два ублюдка роются в моих вещах.
— Совсем крыша уехала! — шиплю я. — Вот сейчас как заору.
— Да подавись! — Истомин бросает рюкзак прямо мне в живот. Сгибаюсь от удара, из раскрытого отделения вылетает мой студенческий, паспорт и ключ от комнаты. Петюня уже не держит меня, я отталкиваю его тушу и чуть ли не на коленях собираю вещи. На глазах — слезы бессилия. Да когда ж это кончится? Когда они наиграются?!
— Так, так, так! — раздается над головой веселый голос Геры. — А у мошки-то сегодня днюха!
Поднимаю взгляд — в руке Истомина мой мобильный.
— Отдай!
Выхватить не удается, еще и Краснов отфутболил в угол мой рюкзак.
— Да совсем уже обнаглели! — возмущается какая-то старушка, но, поймав взгляд Вэла, быстро семенит мимо. Нас обходят, никто не встревает. По мажорам видно, кто они такие. И дело не только в их шмоте, кроссовках за тысячу баксов, а в их глазах. Пустых и безжалостных. Такие уроды не останавливаются сами.
— Тетя Нина тебя поздравляет с восемнадцатилетием, — издевается Гера. — Детка, так тебе теперь все можно?
Выхватываю у него мобильный, потом подбираю с пола рюкзак.
— Эй! Мирослава, ау-у-у!
Бегу от них не разбирая дороги, наталкиваюсь на каких-то людей, извиняюсь не глядя и снова бегу против потока. И здесь я против потока. Горько усмехаюсь возникшим в голове ассоциациям и бегу дальше. Никакого желания продолжать шоппинг у меня нет.
На улице начинает темнеть. Я постоянно оборачиваюсь, но противной троицы больше не вижу. Отвечаю на пришедшие поздравления и потихоньку двигаюсь к кафешке, где меня будет ждать Тарас.
Идти далековато, но время еще есть. Через два часа захожу в кофейню. С любопытством осматриваюсь: а здесь романтично! И свет приглушенный, и музыка такая приятная, ненавязчивая. И главное… парочки кругом. Нет шумных компаний, криков, хохота. Зато есть камин в самом центре зала у стены и потрясный запах кофе.
Осторожно пробираюсь вперед, мимо проходит официантка, но внимания на меня не обращает. Глаза привыкают к неяркому освещению, оглядываю зал еще раз. Тараса нет. Смотрю на время: нет, я не пришла вовремя, уже пять минут как мы должны были встретиться.
Может, я ошиблась и пришла в другую кофейню? Не удивлюсь, если их тут целая сеть.
— Ждете кого-то? Присаживайтесь, я принесу меню. Кофе у бариста.
Я послушно киваю и гипнотизирую телефон.
Десять минут длятся как десять лет, трижды порываюсь позвонить Тарасу. Ну или просто написать. Я не навязываюсь, просто… ну мало ли что случилось! Не мог же он забыть!
От расстройства заказываю шоколадный чизкейк, потом, когда смотрю на цену, конечно же, жалею. Такие деньги! Поэтому и от капучино с карамелью отказалась, попросила обычный чай, без изысков.
Может, он и правда забыл? Но говорил же что скучал!
Прошло полчаса. Снимаю с ресниц капли слез. У меня отобрали праздник, чувствую себя обманутой и никому не нужной.
Торт в горло не лезет, даже не ощущаю его вкуса. Не буду же я тут сидеть вечно. Нет, успокойся, Шанина! Он и не обязан был, мало ли что, не будь эгоисткой и обиженной, Мира. Никто не обязан тебя развлекать в твой день рождения. А Тарас… наверняка есть объяснение. Уверена, что есть!
Почти успокаиваюсь, когда телефон наконец вспыхивает сообщением. Хватаю в руки мобильный, словно от этого моя жизнь зависит.
«Прости, не смогу вырваться! У тебя все хорошо? Ты в кофейне? Не мог раньше предупредить».
И снова сердечки.
Я бы добавила еще одно — разорванное напополам. Мое.
Но вместо этого написала:
«Да, все хорошо. Тут вкусно кормят».
«Я тебя обязательно свожу туда сам. Но сейчас я в больнице, вопрос жизни и смерти».
Ого!
Он ведь ничего не рассказывал, где он, почему срочно вернулся домой.
— Мирослава? Девочка-бунтарка, ау-у-у? Детка, негоже первакам, да еще на дотации, бегать от тех, за чей счет ты учишься. Неблагодарная какая девочка, а?
Голос у Вэла противный — высокий и гнусавый, — совершенно не сочетается с внешностью брутального красавчика-мажора.
Я стою совсем близко, и если хотя бы у Геры или Вэла хватит ума заглянуть за угол, то…
— Стэн голосовое прислал, спрашивает, когда мы ему девку привезем. Чего ответить-то?
— Как поймаем, так и привезем. Пусть не волнуется. Эй, Шанина! Детка, ну не ломайся ты как российский автопром! Поехали с нами! Не обидим. Стэн точно спать не ляжет, пока тебя лично не поздравит с днюхой.
Спина покрывается холодным по́том — значит, они не просто так в кафе ко мне привязались. Стэн Шумский не успокоится, пока не сломает меня. Для него это вопрос чести. Свита же не поймет!
Пока я размышляю, не повернуть ли все-таки обратно, за углом дома тормозит машина.
— Ой, какие красавчики! — слышу я пьяный женский голос. — А чего одни? Давайте знакомиться. У нас девичник, подружка замуж выходит…
Вот он, мой шанс! Срываюсь с места и опрометью несусь через дорогу, дальше вроде по газону, к освещенному проспекту. Там все-таки многолюдно, может, даже найду автобус до кампуса.
— Вон она! Черт! Гера, погнали!
Я спотыкаюсь о камень и теряю драгоценное время. А джип Вэла уже совсем близко, и все, что я могу, — это выскочить на узкую дорогу. Меня ослепляют яркие фары. Машина резко тормозит, но все равно задевает меня. Я падаю, не успев даже испугаться, и тут же вскакиваю с асфальта, держась за ногу. То ли подвернула лодыжку, то ли удар получился очень сильный. Теперь не побегаю!
За спиной открывается дверь, и водитель выходит из машины, но мое внимание на джипе, который останавливается рядом.
— Ну что, добегалась? Гер, пиши Стэну, птичка в клетке, сейчас привезем именинницу. Да, Мирослава?
Меня передергивает от того, как Вэл произносит мое имя. Его самого я не вижу из-за сверкающих фар.
— Пошел ты! Никуда я не поеду с вами!
Крохотная надежда, что парни не станут быковать перед водителем машины, который меня чуть не сбил, разбивается в пух и прах.
— Эй, чел, вали давай задом, а то твою игрушку покромсаю!
Парни ржут и, не торопясь, подходят ближе. Высокие, крепкие бугаи. Считают, что я никуда от них не денусь. И хотя даже стоять на ногах больно, но я инстинктивно пячусь назад к машине незнакомца. Мельком бросаю взгляд на водителя — лица не видно, но силуэт явно не женский. Скорее всего, молодой мужчина.
— Покромсаешь, значит? — переспрашивает он Вэла. — Ну попробуй.
У него глубокий тембр, и говорит он спокойно, без угрозы, но почему-то оба парня вдруг замирают. Потом Гера — я его голос поначалу не узнала — говорит:
— Темный?! Ты вернулся? А вроде говорили…
— Вэл, убери тачку с дороги.
— Базара нет, сейчас все исправим! — Теперь уже эти двое козлов пятятся назад. — Извини, мы… да, девчонку отдай. У Стэна с ней терки.
Не жду ответа незнакомого парня — мне достаточно того, что его остерегаются те, кто держит в страхе всю академию. Недолго думая, распахиваю переднюю дверь и забираюсь в салон машины, сама охреневая от собственной наглости.
— Эй! Ты куда? — вопит Вэл. — Шанина!
Вцепляюсь в ручку двери, хотя и понимаю, что меня отсюда могут легко вытащить. Гоню от себя мысли, что между плохим и наихудшим я выбрала наихудшее. Не зря, наверное, этого парня так боятся мажоры. Интересно, кто он такой?
Я не слышу разговор, но чуть не визжу от радости, когда Гера с Вэлом идут к своему джипу. Пронесло! Поверить не могу!
И тут же напрягаюсь, когда парень открывает дверь и садится рядом. Как его назвал Гера? Темный?! Инстинктивно отодвигаюсь, готовая, если что, выскочить из машины. Но внимания на меня не обращают. Тихий щелчок — и автомобиль почти бесшумно начинает двигаться. Джипа на дороге уже нет.
Еду в чужой машине с незнакомым человеком, неизвестно куда. Ночью. В городе, где впервые сегодня оказалась, чтобы отметить свое восемнадцатилетие с парнем, который мне нравится и который не смог прийти. Ну что, просто супер, Мирослава!
Посматриваю на водителя — молодой парень, темноволосый, старше меня. Полностью его лица не видно, только профиль. Прямой нос, губы сжаты, лоб нахмурен… Суровый чел! Зато не пристает и не отпускает похабных шуточек.
— Эм-м… привет? Я учусь в академии, это недалеко от города, огромный кампус такой. Знаешь, наверное, да? — Парень никак не реагирует на мои слова, но при этом не велит мне заткнуться, поэтому я быстро продолжаю: — Спасибо тебе, огромное спасибо, что… в общем… ты же не приятель этих… ну Вэла там, Шумского?
Слова почему-то перестают складываться в предложения, чувствую себя косноязычной дурехой, от этого еще больше тушуюсь. Мы едем несколько минут, а парень ни одного слова так и не произнес. И это дико напрягает. На всякий случай оборачиваюсь, но дорога пустая, знакомый джип за нами не едет.
— Не психуй, — едва заметно усмехается парень. — Они не посмеют ехать за мной. Он поворачивает ко мне голову, и я могу наконец разглядеть его лицо.
Красивый, но совсем не мой типаж. У него тонкие, нервные черты, высокие худые скулы, широкий лоб и упрямый подбородок. Но главное, его глаза — темные, очень недобрые. И взгляд соответствующий — тяжелый, немигающий. Начинаю понимать Вэла с Герой: я бы тоже не решилась с таким связываться. Точно Темный. И все-таки, кто он такой? Но спрашивать я не стану, конечно.
На всякий случай чуть отодвигаюсь от водителя и замечаю его взгляд на своем бедре. Судорожно сглатываю: неужели ошиблась? И тут до меня доходит: у меня же джинсы после падения все в грязи! И куртка на спине наверняка тоже! С ужасом наблюдаю, как от моих джинсов отваливается кусок грязи, за ним еще один и еще. От пристального взгляда водителя хочется низко опустить голову.
— Я все за собой уберу, — тихо шепчу я. — Извини.
Нежный аромат цветов заполняет комнату. Букет настолько изысканный, он поражает своей сложностью и удивительной гармонией. У нас перед домом мама тоже выращивает цветы. Сейчас уже больше для души, но помню, когда у нас были тяжелые времена, мы с мамой делали летом незамысловатые букеты и выходили на трассу в сторону Читы. И никогда не знали, сколько удастся продать — к вечеру могли отдать рублей за двести, иногда и дешевле.
Букет, который подарил Тарас, был словно из другой жизни. Мой первый настоящий букет! Мои первые цветы, которые подарил мне парень. Как девушке, а не дочке или племяннице.
Поглядываю на телефон, но Тарас не пишет. Да уже и за полночь. Он, наверное, спит и не представляет, как много для меня значат его цветы. И передряга, в которую я сегодня попала, теперь не кажется чем-то серьезным. Потому что я не одна, и здесь, в этой душной академии, есть человек, которому я точно небезразлична.
Нехотя возвращаюсь в прачечную, но на душе тепло и спокойно. Ощущаю запах цветов на своей коже, он, словно защитная невидимая вуаль, придает мне уверенности и сил.
Утром собираюсь на пары в превосходном настроении, игнорируя любопытные взгляды Шелест. Ни ей, ни кому другому я ничего не собираюсь рассказывать и объяснять.
У главного корпуса замечаю несколько человек перед входом. Перед началом занятий там всегда кто-то толпится, но сейчас дело не в этом. Подхожу ближе и понимаю: в метре от ступенек стоит припаркованная серебристая машина, по виду спортивная. Наверняка очень дорогая, как и все в этой академии. Тут шикарными тачками никого не удивишь. Но никто не паркует машину прямо у главного входа. Это запрещено. Даже Шумский и тот свой красный кабриолет оставляет на парковке. У него там свое место, его никто не занимает. Да и у преподов есть своя стоянка. В общем, непонятно.
Не только меня озадачивает происходящее.
— Интересно, чья она?
— «Ягуар». Последняя модель. Стоит просто тонну бабла.
Парень, который это произносит, вытягивает шею, но подойти вплотную к машине, заглянуть внутрь не решается.
И правильно, нечего нарываться. Стараясь не пялиться на машину, торопливо обхожу толпу.
Не знаю, чего ждать от Шумского и его компашки. Крепче держу на плече рюкзак и убеждаю себя, что в академии я в большей безопасности. Слышу громкий хохот, вздрагиваю, но, не оборачиваясь, спешу на пары. Меня не волнует, кто там смеется, даже если и надо мной.
И я не одна, у меня есть Тарас, который хоть и не рядом, но все равно я чувствую его поддержку. Повторяю это как мантру, когда невольно останавливаюсь перед самой настоящей процессией.
Все пропускают вперед Ингу Ульссон, подружку Шумского и местную королеву. Она отличается аристократической холодной красотой, в которой нет изъянов. Ингой можно любоваться как произведением искусства. Только вот когда королева рот открывает, хочется уйти и не попадаться ей на глаза. Но у меня к этой королеве есть одно дело, поэтому окликаю ее, хотя и без особого энтузиазма.
— Инга! Можно тебя на пару секунд?
Процессия останавливается, я чувствую себя неуютно от всеобщего внимания, да и пара вот-вот начнется. Не лучшее время, да и место.
Ульссон недоуменно поворачивается ко мне, медленно окидывает взглядом и молча продолжает идти. Как будто меня нет! Стою растерянная и униженная. Мне ничего не сделали, ничего не сказали, но ощущение, будто с грязью смешали.
От свиты королевы отделяется девушка и решительно направляется ко мне. Высокая и красивая, как Барби. Запах ее дорогих духов забивает ноздри. Барби останавливается в полуметре от меня и чуть морщит изящный носик.
— Инга не общается с перваками, да еще на дотации. — На меня смотрит так, словно в сотый раз объясняет таблицу умножения. А я настолько тупая, что не могу помножить два на два. — Запомни, тебе нельзя самой подходить к Инге или к кому-либо из нас. Поняла?
— Почему? — недоумеваю я.
Блондинка закатывает глаза к потолку, как будто я ляпнула какую-то глупость:
— По всем вопросам к Савицкой. Янка вами занимается. Если надо, она сама все передаст Инге. Но я сомневаюсь в этом.
Стою остолбеневшая. Меня обходят за полметра, будто я заразная. Меня переполняет возмущение: совсем свихнулись, поделили всех на касты, я типа неприкасаемая?!
На себя тоже злюсь: и черт меня дернул окликнуть Ульссон! Хотя мне очень хочется у нее не только про куртку спросить, но и про вчерашнее рассказать. Или ей плевать, как ее парень развлекается?
Перед большой переменой получаю в ватсапе сообщение в группу перваков на дотации. Савицкая завела чат пару недель назад.
«Всем привет! Ребята, через две недели состоится официальное посвящение вас в студенты. Это частная вечеринка, не в кампусе. Пожалуйста, особо не распространяйтесь. Все вопросы сюда или в личку».
Какая еще частная вечеринка? Она мне уже не нравится, хотя подробностей никаких не знаю. Да и то, что она будет не в кампусе, меня совсем не радует. Я теперь отсюда не ногой, пока Тарас не вернется.
Катя: «Что за посвящение? Что делать надо?»
Андрей: «Ян, это обязательно?»
Хозяин академии, вдобавок намного ужаснее Стэна. И с этим человеком я вчера оказалась ночью в одной машине?! Да еще в свой день рождения!
Переварить такое непросто, а Макс продолжает:
— Шумский уже крылья расправил, думал, избавился наконец от Темного и теперь он номер один в академии. И такой облом!
Макс злорадно рассмеялся. Непонятно даже, кого он больше ненавидит: Шумского или этого Артема.
Хм… Артем. Тема. Темный. Но явно же не только из-за имени его так прозвали.
— Баев тоже учился в академии? А почему уехал?
— Так закончил баку*, вот и свалил. Надоело ему тут гнить, дед его сюда упек, вот и развлекался подонок… Вроде как за границей собирался жить, у него там и невеста, по слухам, была. Чисто династический брак.
— Невеста? Династический брак? — Меня передернуло. — Это вообще как?
— А тебе не насрать? Поверь, лучше вообще не спрашивать, не смотреть, не попадаться на глаза Баеву. Такие, как мы, для него что-то типа червей под ногами — раздавит и не заметит.
Макс неожиданно замолкает, подрывается со скамейки и начинает суетливо собирать на картонку остатки своего обеда. На всякий случай забираю свои бутерброды, а когда поднимаю голову, вижу буквально в паре метрах от себя Темного.
Узнаю его мгновенно — по колючему взгляду и презрительно сжатым губам. Да уж не только Шумскому, даже Инге далеко до такого выражения лица. Те тренировали свое высокомерие и пренебрежение, а вот Баев с ними родился.
Он неотрывно смотрит на нас с Максом. Мне кажется, что я вот-вот задымлюсь от его взгляда.
Ничего не говорит и конечно же не подает вида, что мы с ним знакомы. Мне неуютно рядом с ним. Макс, опустив голову, просачивается в узкое пространство между Темным и декоративными кустами. Чуть не сталкивается с ректором, который вышел во внешний двор.
Торопливо следую за Максом, по дороге тихо пробубнив «здрасти» ректору. Перед носом хлопает дверь — Макс меня не дождался, слинял первым. Хочется почесать у себя между лопатками — чувствую на спине пристальный взгляд, и это явно не ректор вознамерился дырку прожечь в моем свитере.
Так голодной и влетаю на лекцию по механике. Едва не опоздала — бутерброды в рюкзак запихнуть успела, да и только. Лекцию читает милый, не в пример тому же Демьянову, молодой препод, которого совсем не парит, что я единственная девочка в группе, и никаких шуток я от него не слышу. Занятие пролетает на одном дыхании, удается отвлечься и даже погрузиться в совместную работу. Мне в напарники попался Асафьев. Из всех наших пацанов этот меня откровенно терпеть не может, но сейчас прям няш — когда от меня зависит его оценка за задание.
Зато задали на дом тонну всего — полгруппы вопило от возмущения. Я лишь пожимаю плечами и ухожу в читалку заниматься.
Прав Макс, стопятьсот раз прав: не надо никуда лезть. Отныне я перемещаюсь по кампусу по четкому маршруту: общага — главный корпус — общага. В главном лучше до самого вечера сидеть в читалке и заниматься. Благо тут есть все: любые книги с дидактическими материалами, скоростной интернет, можно на принтере быстро все распечатать. Даже наушники выдают, если своих нет.
В итоге выхожу из пустынного корпуса в седьмом часу — на улице, понятное дело, никого. Только… только серебристый «Ягуар» на месте. Подхожу к машине — утром я ее особо не разглядывала, а вот сейчас у меня есть повод ее рассмотреть. Скорее всего, именно в ней я вчера и ехала. Кто еще кроме хозяина академии, как назвал Баева Макс, может позволить себе здесь парковаться?
Хоть и порядком стемнело, но около «Ягуара» горит фонарь, так что… я аккуратно заглядываю в салон и понимаю: не ошиблась!
И так довольна собой, что не слышу за спиной шаги.
— Мало вчера было? — Голос у Баева красивый и глубокий, но мне почему-то хочется заткнуть уши и провалиться сквозь землю. И чего не прошла мимо?! Уже бы к общаге подходила. От этого парня веет враждебностью, он явно не рад видеть меня рядом со своей машиной.
— Уже ухожу. Просто хотела… — Запинаюсь — признаваться в глупом любопытстве стыдно.
— Убрать за собой грязь из салона? — спрашивает Баев, отчего мне становится совсем не по себе. — Так его уже почистили.
— Здорово.
Меня напрягает, что мы здесь вдвоем и стоим достаточно близко друг к другу. Не знаю, куда деть свою неловкость, как правильно уйти — не хочется выглядеть любопытной дурочкой на дотации, которая позарилась на дорогую тачку.
— Я… в общем… пока, — нарушаю наконец тишину. — И еще раз спасибо за вчера, я…
— Вали и не попадайся мне больше на глаза! — Неожиданно резкий ответ застает меня врасплох. Я ведь всего лишь поблагодарила. — Тебе дали сегодня хороший совет.
Значит, слышал наш разговор с Максом. И почему я вечно влипаю в неприятности?! Будто мало мне того, что я безумно скучаю по братьям и родителям и учусь в самом странном вузе среди мажоров!
Пока бреду к корпусу, мимо на огромной скорости проносится «Ягуар». Мчится прямо к выезду с территории кампуса. Что ж, если этот Баев здесь не живет, то это очень неплохая новость.
Перед сном пролистываю чат с Янкой, до которого у меня днем не доходили руки. Позицию Шелест я и так знала — Юлька сразу сказала, что будет на этом посвящении. «Мира, ну а какие еще есть варианты? Ну ты подумай!»
— Отличная работа, Мирослава! Лучшая в вашей группе. Поздравляю! — Молодой препод по механике добродушно улыбается мне и не замечает, с каким презрением на него смотрят пацаны. Ну и на меня тоже. Все, кроме Асафьева. Мы с ним вместе работу делали, хотя он скорее просто не мешал мне. И все это видели.
— Спасибо! Мы оба старались, — киваю на Асафьева. — Это наша общая победа.
— Ну да, — снисходительно улыбается препод. — Конечно. Именно так. А сейчас поговорим о неинерциальных системах отчета, в которых, как известно, закон инерции не сохраняется.
Сегодня я в ударе. Первая работа на отлично спустя почти месяц учебы. Учиться в академии тяжело не только из-за Шумского и местных неписаных правил. Задают много, лекции дают тезисами, а твоя задача самому допереть, понять, разобраться, впитать в себя. И это капец как сложно. Не знаю, что дальше будет, посмотрим, но пока так. Но сейчас я довольна собой. По-настоящему довольна.
Пара заканчивается, и препод просит меня задержаться.
— Да, Тимофей леонидович. — Подхожу к его столу, краем глаза улавливаю, как Асафьев ухмыляется Генке и Валере. Те в ответ косятся на нас с преподом и торопливо выходят из аудитории.
Смущенно отхожу от преподавательского стола. Как бы ненароком оборачиваюсь — дверь заперта.
— Хотел сказать вам, что вы — большая молодец, Шанина. Непросто, наверное, одной среди мальчишек учиться?
Пожимаю плечами: и жаловаться как-то стремно, и врать не хочется.
— Им тоже непросто с вами, Мира. Вы ведь очень одарены, это видно, — продолжает Тимофей Леонидович. — И как только пройдет скованность и страх, вы сможете раскрыться в полной мере. Вашим одногруппникам будет очень сложно это принять.
— Почему это? — удивленно спрашиваю я, позабыв о смущении. Хотя первый раз вот так «по душам» с преподом болтаю.
— Потому что нас так воспитывали. Если не всех нас, то очень многих. Мужчина — сильный пол, обязан быть главным. И какой же ты мужик, если девчонка умнее тебя? — Тимофей Леонидович усмехается, глядя на мое обескураженное лицо: — Что? Не думали о таком? Ладно, идите, а то на пару опоздаете.
Я действительно еле успеваю на следующее занятие. Записываю лекцию механически, благо она общая почти на полкурса — легко затеряться и не привлекать внимания. Но слова Тимофея Леонидовича не выходят из головы.
В столовке ко мне подходят Катя Ларченко со своей подружкой Светкой. Они вместе учатся, вроде на логистике, и тоже, как и я, на дотации.
— Это правда, что ты отказываешься быть на посвящении? — Ларченко смотрит на меня так, будто я как минимум из академии ее пытаюсь выжить. — Ты вообще соображаешь?
— Чего соображаю-то? Не хочу и не пойду, — скрещиваю руки на груди. — Янка писала, это все по желанию.
— Ну вот и пожелай быть как все, Шанина, — встревает Света. — На хрена тебе злить всех? Это местная традиция.
— Стоп! — Прихожу в себя после неожиданного наезда. — Стоп! Откуда вообще пошла эта тема? Я никому толком не говорила. И с Янкой сначала хотела обсудить подробно.
— Яна и просила тебя убедить. У нее дела. Короче, Мир, мой тебе совет: будь как все, а?!
Катю толкают — в столовке становится тесно. На нас с любопытством оглядываются, а я столько раз обещала себе ни во что не встревать!
— Кать, я и так как все. Но я не люблю тусы, да и вообще… знаешь, мне Шумского лучше обходить за километр.
— Думаешь, мы хотим?! — Ларченко берет меня за локоть и тащит подальше от прохода. — Никто не хочет! Но это надо, понимаешь это слово?! Здесь такие правила!
— Не правила, — упрямлюсь я. Тут еще и Шумского вижу с Ингой. Час от часу не легче! — Янка же писала в чате: только по желанию.
— Идиотка! — закатывает глаза Ларченко и отворачивается. Типа ну что с такой говорить? А я реально не понимаю, зачем туда идти, если можно не идти?
Разговор оставляет в душе неприятный осадок, и я решаю откровенно поговорить с Янкой. Однако это удается сделать лишь через несколько дней.
С трудом отлавливаю Яну на стадионе, где она тренируется вместе с командой чирлидерш. Честно жду, когда она освободится, и только тогда подхожу.
Савицкая машет другим девчонкам, мол, не ждите меня, и подзывает меня жестом.
— Сорри, видела, ты мне писала, но я занята очень, готовлюсь к посвящению. Оно в следующую субботу, помнишь, да?
Янка беззаботно улыбается, кажется, она забыла, что я не хочу идти на эту вписку.
— Слушай, помнишь, я тебе писала в личку, что надо поговорить, что я бы не хотела идти на это посвящение, оно же неофициальное.
Савицкая непонимающе смотрит на меня, потом до нее наконец доходит:
— А… да, помню. Катя писала… да, точно! Мира, это не очень хорошая идея! — качает головой Яна. — Поверь, лучше тебе там быть, к тому же у Стэна день рождения как раз.
— Что?! Ну тогда точно без меня! Ян, я все понимаю, не надо выделяться, но… слушай, я приехала сюда учиться. И только. Мне не нужно вот это все. То есть я готова помогать, если надо, и диплом напишу, но вот не вписки только. Да еще и не в кампусе. Шумский меня ненавидит, он уже пытался… в общем, нет.
— Пустите! Пусти! Я не хочу!
Задыхаюсь от собственного крика, в груди нестерпимо больно от сильного удара. Вижу жуткую ухмылку Селиванова. Он и Краснов крепко меня держат. Рядом Истомин.
Одна против троих. Сама я с ними не справлюсь:
— Яна! Яна…
На меня обрушивается тьма. Хриплю, дергаюсь, чтобы не потерять сознание. На голове какой-то мешок, чувствую, как шершавый ворс лезет в ноздри и рот. Воздуха катастрофически не хватает.
— Ну что, Шанина, наигралась в недотрогу? — веселится Истомин. — Ничего, тебя ждет бурная ночь, Стэн сказал, тебя проучить надо хорошенько. Утром как шелковая будешь.
От его слов меня охватывает липкий страх, по позвоночнику ползет холодок, и в горле пересыхает. Яна, Яночка, ну где же ты?!
Куда-то тащат, грубо вывернув руки за спину. В ушах звенит, пытаюсь ртом сделать вдох — не получается. Плечо мучительно ноет.
— Гер, какая ночь? После посвящения всех перваков выгоняют обратно в общагу! — Слышу напряженный голос Яны, и в душе вспыхивает огонек надежды. Янка должна помочь! — Я на это не подписывалась. Стэн просто велел ее привезти на вписку!
Потрясенно замираю. Она с ними? Как могла?!
— Да шучу я, Ян, шучу! — во весь голос ржет Истомин. — Все только по согласию. Поверь, к ночи она сама уже будет проситься, чтоб ее поимели.
Взрыв хохота. Меня толкают, ударяюсь плечом и вскрикиваю от боли. Падаю на что-то мягкое.
— Заткните ей кто-нибудь пасть. Петюнь?
Кто-то дергает меня, срывает с головы пыльный мешок, я громко чихаю. Глаза режет от яркого дневного света, но успеваю увидеть глумливую рожу Краснова и затылок Вэла. Селиванов за рулем, значит, меня засунули в его джип.
Эти мысли пролетают за мгновение, перед взором возникает какая-то цветная тряпка…
— М-м-м… м-м-м…
— Завязывай сильнее, Петюнь, да не дрожи ты, чудила! Ничего не будет! Обещаю. Не мычи, сука!
От обидных слов Геры продирает изнутри. Меня никто и никогда так не называл! И кляп в рот не засовывал! Какое счастье, что мама с папой меня сейчас не видят!
А этим уродам никогда ничего не будет. Отец Истомина какая-то шишка то ли в полиции, то ли в прокуратуре. Я верю ему и даже не слишком сопротивляюсь — все равно силы не равны. Яна садится на переднее сиденье джипа, а мне на голову снова накидывают мешок.
Огромный колючий ком царапает внутренности, давит. Не могу поверить, что Яна меня предала. Продала Шумскому как… как биомассу!
Так они нас называют. Нищими, отбросами, биомассой.
За что?!
Чем больше думаю о Яне, тем сильнее меня раздирает ком. Но Савицкой плевать на мои чувства, что мне безумно больно от ее предательства и страшно от того, что со мной сделает Шумский, едва я попаду в его лапы.
— Погнали. А то начало пропустим, — велит Яна Селиванову, и машина послушно трогается с места.
Сижу, зажатая с двух сторон Истоминым и Красновым. В горле першит, не могу выплюнуть эту ужасную тряпку изо рта, голова кружится. Я задыхаюсь от того, что ничего не могу сделать! Не могу себя защитить!
Истомин с Селивановым перебрасываются сальными шуточками. Делят между собой девчонок, которые уже там, у Шумского на вписке!
Эти двое — Вэл и Гера — явно главные здесь. Краснов на подхвате, ну а Янка… с ней все и так ясно!
Машина останавливается, отчего меня сковывает леденящий страх. Он рождается в груди и медленно расползается по всему телу, отравляя собой каждую его клеточку.
— Вытаскивай ее, Петюнь! — приказывает Вэл. — А то заждались уже.
С меня наконец стаскивают мешок. Жмурюсь от резкого солнечного света, который больно бьет в глаза.
— М-м-м… м-м-м…
— Да вытаскивай из нее кляп, — смеется Селиванов. — Здесь она может орать сколько угодно.
Чуть привыкнув к свету, начинаю различать предметы перед собой. Несколько машин рядом — похоже, мы на парковке. Дальше огромный дом с колоннами, за ним — еще один. А вокруг деревья, дорожки, идеально зеленый газон, как на футбольном поле. Здесь все так… красиво и равнодушно, что ли.
— Ну что, Шанина, шикарно, да? — Селиванов подходит и насильно притягивает к себе. Пытаюсь сбросить его ладонь с плеча, но руки до сих пор связаны, в голове по-прежнему шумит, невыносимо хочется пить!
— Отвали! — хриплю и закашливаюсь так, что внутренности сводит.
— Может, ей экскурсию провести, показать, как живут нормальные люди? — Гера затягивается сигаретой и выпускает дым мне в лицо. — Она же кроме своей помойки в деревне и не видела ничего. А, Мирослава?
— Подонок!
С ненавистью смотрю в наглую слащавую морду Истомина. И он мне казался симпатичным?! Гера ухмыляется, потом сплевывает прямо под ноги и резко толкает меня в грудь. Теряю равновесие и падаю на землю. От собственной беспомощности на глазах выступают злые слезы.
— Ты ответишь за это! Клянусь, вы все ответите!
Кровь приливает к моим щекам — на нас пялятся все те, кто в белом. Явно идея Шумского или его подружки — наглядно показать разницу между ними и нами.
На самом деле мажоров больше, чем я сначала подумала — человек сорок, может, даже пятьдесят.
— Завтра весь курс будет знать, как нас тут юзали!
— Так их и позвали для этого. Неужели непонятно?!
— Вон сколько с телефонами стоят, снимают нас!
Парни возмущаются громче девчонок. Это дает мне надежду, что хоть они меня послушают.
Шумский болтает с двумя фитоняшками с третьего курса. И пока он занят, оборачиваюсь к ребятам:
— Надо отказаться участвовать в этой вписке! — говорю Андрюхе Шмелеву. Из парней он выглядит самым смелым. — Мы им кто вообще?! Это не посвящение в студенты — это издевательство! Они пытаются нас затравить, чтобы мы чувствовали себя в академии вторым сортом.
Андрей отводит глаза и нехотя выдает:
— Думаешь, мне тут нравится клоуном скакать? Мир, но они же потом жизни не дадут. Я даже рыпнуться не смогу, если б и хотел.
— Забей, — качает головой Чернышев. — Все равно ничего не добьешься, и к тому же…
— И к тому же лично я не собираюсь рисковать своим будущим, — перебивает Катька. Она на взводе. — Час позора — и все закончится. Мы станем такими же, как все.
— Не станем, — неожиданно изрекает тихая Юлька Шелест. — Не станем мы такими же, как все, Кать. Мирослава права, мы тут люди второго сорта, но этого не изменить ведь? Это их академия, они имеют права делать здесь что хотят.
Ее слова тонут в противном звуке сирены. Раздается довольный голос Шумского:
— Те, у кого есть яйца, прошу на выход из стойла. Шанина, к тебе это не относится, если что.
Краснею под громкий хохот. Петюня больше всех старается, так ему весело. А ведь он сам на дотации учится.
Чернышев открывает калитку, следом за ним остальные парни медленно идут к Шумскому. Но ведь идут! Как бараны на заклание!
— Начнем с разминки. — Стэн сидит за круглым белым столом и снисходительно взирает на подошедших парней. — Раздевайтесь, пацаны. До трусов. Но если кто хочет потрясти своими причиндалами, пусть трясет.
Меня обдает холодной волной ярости. Да он издевается?!
— Капец, — тихонько произносит Катька Ларченко. Она в таком же шоке, как и я. — Может, все-таки пранк? На прошлых вписках вроде никого не раздевали…
— Это все из-за Шаниной, — негодует Света. Девчонки помалкивают, никто не спорит. — Говорю же, это она довела Стэна. Молчала б как все, может, и пронесло бы. А теперь пацанов раздевают, а потом и за нас возьмутся. Середина октября вообще-то! Холодно же!
— Может, и не возьмутся, — дрожащим от волнения голосом возражаю я, но понимаю: эту вписку повесят на меня. Одна я буду виновата — не Шумский с кучкой таких же, как и он, уродов-психопатов.
Отказываюсь принимать происходящее за реальность.
Я готова расплакаться от бессилия, когда Эдик, потом Чернышев, а за ними и Андрей со Славкой начинают стягивать с себя куртки. А я ничего не могу для них сделать!
Или могу?
Адреналин зашкаливает, я легко перепрыгиваю через заграждение, оставив за спиной возмущенные охи девчонок. На меня удивленно таращатся, кто-то свистит. Я же вижу только наших пацанов, стоящих в паре метров от Шумского.
— Вы охренели совсем?! — Я кричу, хотя от холодного воздуха перехватывает горло. — Ребят, вы чего? — обращаюсь к нашим. — Вы так и будете им подчиняться?! Вы что, их рабы, что ли?!
Оглядываю всю эту элитную свору. На меня смотрят: кто-то любопытством, словно на зверушку, кто-то с полнейшим равнодушием, как Инга и Янка Савицкая; кто-то презрительно поджимает губы. Но главный тут, конечно, — Шумский. И он выжидающе пялится на меня.
Отворачиваюсь от него и говорю Андрею:
— Шмелев! Ну давай! Скажи им! Вы что, реально решили тут все раздеться?
Он не отвечает, отводит взгляд. Остальные тоже взгляды потупили. Поверить не могу!
— Так никто же никого не держит, Шанина! — издевательски бодро выкрикивает Стэн. — Здесь все пришли по своей воле. Так, пацаны?
Те едва заметно кивают и… начинают расстегивать штаны. Мне безумно стыдно, хочу провалиться сквозь землю и развидеть этот кошмар. Ветер бьет по лицу, отчего глаза слезятся.
— Мира, иди уже, — тихо и неприязненно произносит Чернышев. — Спасибо, удружила.
— Да пошли вы все! — взрываюсь я. — Моральные уроды и трусы!
— О-о-о… — Дружный возглас быстро скатывается на громкий смех. Но я его всеми силами игнорирую. Не знаю как, но я выберусь отсюда!
— Сколько драмы, — насмешливо вздыхает Вэл. Он сидит за столом с Шумским и демонстративно аплодирует мне. — Стэн, может, пусть валит отсюда, раз мы ей так не нравимся?
— Да легко! — лыбится Стэн. — Пошла вон! Если хочешь, конечно, чтобы пацаны без трусов прыгали.
— Чего?! Что ты несешь?!