— …Они не должны покинуть город. Проследите за этим, пожалуйста. Да… я сам ими займусь… нет, не сейчас… потом, когда будет время. Возможно, завтра… да… нет, ее имя не должно всплыть. Найдите другую причину. У него есть бизнес? Тогда мошенничество, неуплата налогов отлично подойдут.
Мне то ли снится голос Артема, то ли это явь, которую я не осознаю. Но мне тепло и уютно.
Кто-то касается моего плеча, и приятный морок исчезает; я дергаюсь, да так неудачно, что задеваю ногой кожаную обивку салона. Вскрикиваю от боли и открываю глаза.
На меня испуганно смотрит незнакомый мужчина средних лет в белом халате. Врач?
— Тише, тише. Все хорошо. Где болит?
— Мира? Что?
Через пару секунд вижу нахмуренное лицо Баева. Он бледный и злой. На всякий случай вжимаюсь сильнее в кресло.
— Нормально все, нога болит.
— Выйти из машины сами сможете? — Артема отодвигают в сторону, и я снова вижу перед собой незнакомца. Оглядываюсь — недалеко стоят машины скорой помощи. Значит, не ошиблась — Артем привез меня в больницу.
Он не должен был, не обязан был вообще ничего для меня делать. Но он приехал и спас меня. Снова. Что я натворила!
— Вы меня слышите, Мирослава? Позвольте я вам помогу.
Я не сопротивляюсь, когда мне помогают выйти из машины. Баев рядом стоит. У меня не хватает мужества посмотреть ему в глаза.
Похоже, что это частная больница, потому что нет толп у регистратуры. Здесь очень чисто, пахнет спокойствием и надежностью. Меня отводят в одноместную палату, просят раздеться. Когда снимаю джинсы, вижу, что полноги в запекшейся крови. Вот это я упала! Но сил удивляться или расстраиваться у меня нет. Я жива, и это главное.
Спасибо Баеву. Чувство вины обжигает изнутри, не дает сосредоточиться на словах врача. Я лишь отстраненно наблюдаю, как мне промывают ногу, протирают руки и лицо, спрашивают, когда я ела последний раз. А я не помню даже. Все в голове смешалось.
Потом ведут куда-то, делают рентген, светят в глаза, водят металлическим молоточком перед глазами. Я послушно выполняю все, что меня просят. Все что угодно, только бы не оказаться снова в том доме, не видеть ногу, занесенную надо мной, и не слышать этот страшный прокуренный голос. Не знать, что на земле живет кто-то по имени Тарас Кочетов.
Никогда, господи, никогда больше не хочу слышать о нем. Мерзавец, трус и подонок. Он никогда не был светом, лишь отблеском забытого кем-то ночника. Я искала солнце там, где в лучшем случае работала электрическая лампа.
— Сотрясения нет, повреждений внутренних органов нет, есть ушиб ребер, но без переломов, — перечисляет врач через полтора часа моего пребывания в клинике. — Но вы на грани нервного истощения, вам необходим полный покой и правильное питание. Я бы предложил вам остаться на несколько дней в клинике. Прокапаем вас, проведем кое-какие поддерживающие процедуры…
— Нет, спасибо! — обрываю я врача. — Не нужно, я в порядке, правда.
— Уверена?
Несмело оборачиваюсь на голос — Артем стоит, прислонившись к двери, и недоверчиво смотрит на меня. Он мне не верит и, кажется, считает, что я сморозила очередную глупость.
— Д-да, я хочу домой.
И едва сказав эти слова, понимаю, что дома-то у меня теперь нет. Баев расторг наше с ним соглашение. А у меня не хватит наглости попроситься обратно, да он и не пустит. И так сделал больше, чем я могла от него ожидать. Больше, чем я заслужила.
А еще у меня нет денег на то, чтобы остаться в такой шикарной клинике на несколько дней.
Артем переглядывается с врачом, будто меня тут нет, а потом согласно кивает:
— Ладно, собирайся. Я тебя отвезу.
И выходит из палаты.
Я его даже поблагодарить не успеваю. Хотя после всего, что я ему сегодня наговорила, ему мое «спасибо» точно не нужно.
На стуле лежит пакет с новыми брюками. Теплыми и мягкими. Вместо моих изгвазданных джинсов. Он и об этом позаботился. Мне тошно от самой себя. Что я скажу ему, когда мы с ним останемся вдвоем? Захочет ли он вообще со мной разговаривать?! В больнице я не видела на его лице и подобие улыбки. Иногда мне казалось, что он смотрит на меня с едва скрываемым презрением.
В машине от давящей тишины становится совсем невыносимо. Только сейчас я понимаю, что в «Ягуаре» я разу не слышала музыку. Ни радио, ни популярные треки, даже подкастов, и тех не было. Но спрашивать я боюсь. Сижу, уставившись на ночной город. Артем едет не так быстро, как мог бы, машину ведет плавно, а мне бы хотелось как можно скорее оказаться подальше от него, не ощущать рядом того, кому стольким обязана и кого точно разочаровала.
От волнения сердце бьется сильнее, когда понимаю, что он везет меня не в кампус. Мы едем к пентхаусу, я уже вижу дом вдалеке.
Через десять минут мы молча поднимаемся на лифте. Лучше бы орал, честное слово. Сказал бы, что предупреждал, что нужно было его слушать, что он устал вытаскивать меня из разного дерьма. Он многое имеет право мне сказать. Но молчит, а я с ума сойду от этой тишины.
— Я… спасибо большое за все, — дрожащим голосом выдаю я, когда мы заходим в пентхаус. Такой родной, оказывается. — Я… соберу вещи и завтра уеду. Можно? Сегодня поздно уже…
Затыкаюсь, когда ловлю его колкий взгляд. Смотрит на меня сверху вниз как на букашку, ей-богу. Там, за домом, когда он взял меня на руки, когда всматривался в мое лицо, взгляд был совсем другим. Наверное, почудилось.
— Поговорим завтра.
— Я рано уеду, к первой паре.
Баев смотрит на меня как на идиотку. С откровенным высокомерием.
— Ты болеешь до конца недели. Тебя чуть не прибили сегодня! Какие, к черту, пары, Мира?! — Он не сдерживается, повышает голос, почти кричит.
— Прости…те. Я очень виновата. Я не хотела, чтобы так… как вы узнали? Я…
Слышу, как открывается дверь «моего» черного входа, и в конце коридора появляется сначала сервировочный столик, а затем и горничная.
— Твой ужин, — без эмоций в голосе кивает Баев. — Иди в столовую ешь, а я посмотрю.