Черный город. Еще не маньяк

========== Еще не убийца ==========

Созидающий башню сорвется,

Будет страшен стремительный лёт…

© Н.Гумилев «Выбор»

Еще не маньяк, еще не убийца, он просто жил. Пожалуй, лучше многих. Но все начало меняться в тот день, когда извиняющийся холодный голос в телефонной трубке возвестил о начале конца:

— Вы мистер Виктор Зсасз?

— Да, — голос невольно охрип.

— Мы не смогли дозвониться до вашего брата…

— Говорите уже! — раздраженно бросил Виктор. Он ненавидел долгие представления, ощущая, что невидимый человек по ту сторону линии превращается в черную тень, как и всякий гонец с дурными вестями.

— С вашими родителями… случилось несчастье, когда они катались на лодке.

«Несчастье» — обтекаемая формулировка более точного слова «гибель», что обрушилось тяжелым обухом. В тот день из молодого человека раз и навсегда выкачали всю радость. Саму возможность испытывать ее.

Виктор тогда проводил встречу с предполагаемыми партнерами его фирмы, которую умный сын богатых родителей создал фактически сам. Но все обесценилось в тот миг, один лишь телефонным звонком запустилась цепь превращений, одним лишь событием… Самым ужасным.

Участники совещания померкли, отступили на периферию сознания. Из горла вырвался хрип, задушенный кашель… Виктор стоял напротив окна, вцепившись нервно в волосы, и ему почудилось, что пространство исказилось. Все огромные небоскребы падали на него! Кровавыми брызгами разлетались осколки стекла сквозь чернильное солнце, пронзившее глаза… Черный город, навечно черный.

После следовала бесконечная суета, кипы документов, машины разных служб. Виктор сорвался с совещания, не думая о компании, которую ценил как свое детище, как художник творение. Но какой она имела смысл, когда случилось такое? Да еще старший брат пропадал где-то, будто его это не касалось. Наверное, выключил телефон на очередное совещание в своей компании, дочерней от фирмы отца.

Так или иначе, первый удар пришелся на Виктора. Он первый прибыл на место трагедии, первый увидел два тела, покрытых водорослями… Они лежали на берегу. И издали могло показаться, будто просто спали. Если бы не знать. Если бы не понимать ничего. Все сломалось, точно щелкнуло что-то и оборвалось. Мир потерял яркие цвета. Почему? Как так могло произойти?

Только еще вчера Виктор говорил с отцом, только накануне что-то напутствовала мать. Родители собирались отдохнуть на природе, пожелав сыну удачного заключения контракта. И вот природа забрала их…

Беспроглядная холодная вода, похожая на темный дым, что струится и обволакивает. Судьба, рок? Он не успел обдумать.

Суета, документы — пустое. Очень много суеты. Слишком много. Скорбь отрезалась волокитой.

К ночи Виктор вдруг остался один в собственном огромном доме. Тогда-то и навалилось сознание смерти. Или смерть сознанья. Призрак гибели летал среди дорогих предметов мебели, отражался в высоких зеркалах, шевелил пронизывающим осенним ветром портьеры. Много-много вещей — неживых, искусственных. Никакая драгоценность, никакие деньги не могли поддержать или утешить в тот момент. Тогда в чем вообще их смысл?

Значения и символы стекали мелким дождем по ту сторону непроницаемого стекла. Больно. Боль, от которой хотелось бежать. Прочь из собственного человеческого тела.

Виктор лежал без сна до утра, сжимаясь в клубок, точно желая вернуться обратно во чрево матери, никогда не рождаться. Матери, которую он потерял тем роковым утром.

Он обвинял себя, будто был обязан обладать даром предвидения, будто мог перенестись в тот миг и спасти. В голове проигрывались сотни сценариев, что он сказал бы, если бы знал…

«Надо было запретить им, надо было сказать им, что лучше дома», — судорожно думал парень, кусая пересохшие тонкие губы. Но все уже совершилось, как бы ни хотелось отмотать время, перекроить эту реальность. Острым лезвием вырезать из нее обескураживавшие моменты.

Время тикало в плену напольных часов, которые стояли в обширном холле, маятник раскачивался подвешенным топором. Время — это вечный дамоклов меч.

Виктор долго рассматривал циферблат и стрелки, когда поднялся поутру с красными глазами. Нет, он не плакал, он как будто разучился в самом детстве, теперь только нервно кашлял почти до рвоты. Вот и все — иначе его эмоции не выражались, хотя в душе все рвалось, точно жгли каленым прутом.

Он глядел в зеркало и не узнавал себя. Кто этот человек с опухшими веками? Кто он? Кто? Зеркало лгало! Все лгали!

Виктор в порыве немотивированного гнева занес кулак и едва ни разбил искажающее стекло. Но остановился, все еще не находя ответа, кто же он на самом деле. Скорбь, горе, бессонница разом обрушили на него слишком много сомнений и вопросов, которые он никогда себе не задавал.

Впервые он понял в полной мере, насколько мало человек контролирует этот мир. В крошечном мирке собственного бизнеса он ощущал себя богом-творцом. А стоило только столкнуться со смертью, как мнимое всемогущество расходилось по швам. Катание на лодке… Не заговор, не покушение — лодку проверяли лучшие детективы — просто фатальная случайность, неаккуратное управление или резкий порыв ветра с волной. Точных причин установить не удалось, никто не видел произошедшее. Помощь пришла, когда было слишком поздно.

Виктор прислонился к зеркалу, тихо завыв от выжженных клеймом воспоминаний. В то утро он по инерции подчинился воле черного города, не стал брать выходной и направился в офис. Он все еще любил свою компанию, дорожил ею. Или так думал некто, механизм, который день ото дня не задумывался, зачем он живет, во имя чего действует. Но уже тогда что-то подернулось тленом…

Что-то изменилось в восприятии мира, точно в ту ночь смерть, осевшая на предметах роскоши, въелась в глаза бессонного лунатика. С той ночи он видел ее везде.

Виктор осознал это внезапно, когда вышел на улицу, наступив на первый осенний лист: из его пожелтевшей оболочки поднялся черный дымок, ударив в нос запахом разложения и исчезновения.

Виктор оглядывался по сторонам и замечал, что отовсюду веет этим темно-сизым туманом. Все умирало! Медленно… Постепенно. Всё уходило. Все уходили. Или не жили? Суета, суета — пустые суетливые листья, окутанные туманом распада. Почему раньше он не замечал этого? Почему это обрушилось на него теперь?

Новый нервный кашель прервал размышления. Виктор отправился в офис, но там ничего не изменилось. Он видел повсюду только смерть.

Одиночество било в висках, как хмельная усталость. Ознобом по венам до дрожащих пальцев. Черный город глядел из окна, рассыпались осколки, погибали миры. Взгляд тонул в копоти, плывущей над небоскребами. Жизнь в Готэме — это запыленное стекло в металлической раме. Множество хрупких мух носились у подножья скал жестокой воли денег.

— Мистер Зсасз? Мистер Зсасз! Виктор! — из-за завесы понимания новых законов мира доносился голос. Кем был этот человек? Раньше это называлось «коллега» или как-то иначе. Но все заслоны фальши отступили перед темным ликом смерти. Вклинился вопрос о смысле и не нашел ответа.

Только на свое имя Виктор обернулся, озираясь, точно разбуженный. Миг назад он видел больше, как будто спала пелена повседневной суеты. Акции, курсы валют, рост продаж — туманный бред на окраине сознания. Придумано людьми, но не для людей.

Все вокруг сочилось черными тенями, вытекало соком разложения. Виктор никогда раньше не замечал, что каждый предмет на его столе подернут мерзким черным дымом, почти слизью, к которой неприятно прикасаться.

Зсасз поднял опухшие от бессонницы глаза на человека, который к нему обращался и едва не отпрянул: вместо лица на него уставилась посмертная маска. И из-под нее доносился удушливым пряным запахом похоронных румян тот же черный дым. То ли туман, то ли водоросли… Природа отнимает жизнь, а в черном городе ее и не водилось.

«Он мертвец! Все вокруг — мертво! Но маскируется под живое! Это город зомби», — с ужасом осознавал молодой бизнесмен. Он судорожно ощупывал взглядом знакомые предметы, и не находил опровержения своих слов.

Виктор, ничего не объясняя, ушел из офиса, ни с кем не попрощался. Дома не ждало никакого утешения. Никто не ждал. У птиц отпадают крылья, когда им некуда лететь, потому что никто не ждет. Никто. Только разрывался телефон с фальшивыми слезами соболезнований. Их обман Виктор не любил еще с тех времен, когда эти же безликие голоса поздравляли с праздниками. Из трубки буквально несло запахом протухшего. Прогнивших душ. Отец и мать были другими, Виктор верил в это. Но вот их не стало. И получилось, что он остался один в мире мертвецов, которые кружили вокруг него, как жадные тени, гарпии, которые рвали плоть еще живой жертвы.

Звонили знакомые, дальние родственники, банкиры, журналисты… Все интересовались, что будет с компанией отца. Деньги… Деньги. Деньги! Вот вокруг чего крутились все их соболезнования. Кто-то изыскивал возможность урвать у компании, кто-то жаждал сенсации.

А Виктор бы отдал все — даже свою фирму — все свои знания, сжег бы дом, если бы это вернуло самых близких людей. Но мироздание точно смеялось над ним, подкидывая мертвецов. Погибшие родители все еще оставались более живыми, чем эти жадные зомби. В конце концов, Виктор снял трубку, чтобы до него не могли достучаться: «линия занята». Он занят созерцанием всемирного проникновения смерти в неживом городе Готэме.

Так прошла неделя короткого расследования. Все указывало исключительно на несчастный случай. Судьба. Фатум! Виктор слышал его, видел, практически ощущал его тяжелый вкус и запах. Казалось, что действительно мог бы предсказывать события. Хотя будущее представлялось ему туманным, истыканным шипами бесконечной боли.

Неделю он не выходил из дома, перемещался из комнаты в комнату, отшатывался от горничных и дворецкого: у них тоже вместо лиц сквозили похоронные маски мумий. Они все держались преувеличенно сдержанно, но ни в ком не читалось и капли сожаления. Что люди, что вещи — все контуры трепетали холодным темным пламенем исчезновения. Гулко разносились собственные шаги по ступеням массивной широкой лестницы.

То вверх, то вниз — то ли в ад, то ли на небо. А на деле — никуда. Лишь кривые отражения в зеркалах и бессмысленных листиках хрустальной люстры. Много лампочек, но ничтожно мало света.

За все это время никто не приехал, не ворвался в его замкнутый мир скорби. Даже брат не потрудился. Его Виктор еще слабо оправдывал: вроде бы он контактировал с полицией, уточнял детали. Но он не приезжал, когда был так нужен! Когда хотелось услышать всем сердцем: «Ты не один».

Никто этого не говорил. Лишь официальные заявления. Толпы роботов! Толпы зомби. Когда весело, когда выгодно, они ловко притворяются живыми, но стоит только случиться горю — театр абсурда терпит фиаско.

К концу субботнего дня Виктор сам позвонил брату, сообразив все-таки, что на какое-то время намеренно отгородился от мира, попросив не беспокоить. Но разговор не складывался. Брат словно скрывал что-то от младшего. Сначала Виктор решил, что за несчастным случаем все-таки прячется убийство. В таком случае он поклялся бы отомстить, найти виноватого. И не минуты не раздумывая, убил бы его.

Даже успел представить, как алая кровь стекает с мертвого тела. Виктор считал, что это принесло бы ему долгожданное успокоение. Совершить месть с помощью ножа или пистолета, прервать распространение темного дыма, вкушать аромат кровавой расплаты. Ощущать свободу от бессилия…

Но все оказалось прозаичнее и ужаснее. Под конец разговора старший замялся и объявил протяжно:

— Слушай, ты прости…

— Говори короче, — догадываясь смутно о причинах запинки, отрезал Виктор. При всем его состоянии он не терял хладнокровного самообладания.

— Я не смогу приехать на похороны, — скулежом побитой собаки скрипнул ответ.

— Ты так говоришь, словно это не твои родители, — преувеличенно размеренным голосом равнодушно отвечал Виктор. В душе все рвалось и клокотало, напоминая о переговорах с конкурентами. Он выработал в себе умение оставаться всегда спокойным, даже если в мыслях крутились образы того, как он отрывает недругам головы, вырывает их пропитанные ложью сердца. Эти фантазии успокаивали в какой-то мере. Но теперь… Старший брат оказался одним из этой армии равнодушных лицемеров.

— О чем ты? Конечно, мои, — с неискренней патетикой возражал брат. — Мне тоже нелегко сейчас, так что не усугубляй. Теперь я владелец нашей семейной фирмы. У нас проблемы. Нельзя, чтобы после смерти отца мы начали терпеть убытки. Акции компании подешевели за последние два дня больше, чем за…

— Сволочь, — ледяным спокойствием обрубил рассуждения о рынке Виктор, нажав на отбой. Он сжал яростно зубы: — Однажды ты пожалеешь об этом. О том, что ты не человек!

Тогда он впервые пожелал своему брату напороться на нож маньяка в подворотне или случайно сломать шею на лестнице. Он всей душой желал бы вернуть родных, но этот человек в тот день выпал из их круга. Тот, кого всю жизнь считал братом, оказался расчетливым роботом. Его интересовало больше состояние акций, нежели факт того, что они оба осиротели.

Очередное подтверждение, что брат — один из суетливых мертвецов. Отец таким не был, как и мать. Их образы вставали перед глазами, а потом отдалялись, уходили все дальше, словно их уносил невидимый ветер. Виктор протягивал руки, но нащупывал лишь бесконечную пустоту запыленной комнаты.

Молодой человек практически сполз со стула у инкрустированной тумбочки с телефоном, сжался возле нее, подтянув колени к груди. Затем резко подскочил и с маниакальным упорством пробежался по дому, вырывая с корнем все телефонные кабели. Вот и все — больше никто не достанет.

— Мистер Зсасз? — замялась горничная, глядя на действия хозяина.

— Уходите! Неужели вы не замечаете? Ваша жизнь пуста! Вы каждый день повторяете бессмысленные действия… Неужели не хотелось ничего изменить? — подскочил к ней Виктор.

На него обрушилось новое прозрение: весь мир погряз в безумии повторения бессмысленных действий. Так из лиц вырастали маски, так из людей делали роботов. Обрывая провода, он точно отрывался от своей прошлой жизни раба. На какой-то миг им овладела безумная радость освобождения, точно слетел первый слой шелухи.

— Я… уволена? — испуганно пискнула женщина, которую парень тряс за плечи. Она ничего не поняла.

— Да, — бросил Виктор, отпустив небрежно еще одну зомби. Бесполезно. В тот день он понял, что убеждать их бесполезно. Они уже запрограммированы незримым шаманом. И минутная неясная радость исчезла.

Дом окончательно опустел, когда Виктор уволил всех слуг. Он вновь не спал в ночь перед похоронами, вновь смотрел, как смерть вьется вокруг предметов. Фатум. Не убийца и не маньяк отнял у него радость жизни. А сама она — жизнь — так распорядилась. Виктор не умел верить до конца в загробное существование, не знал никогда молитв, поэтому даже этим не утешался. И рядом не оказалось никого. Ни единого человека.

Руки тряслись, в голове сменялись образы… Все чаще он представлялся себя то с ножом, то с пистолетом — он уничтожал всех и каждого, кто врал ему, кто смел лживо сочувствовать. От этих мечтаний становилось спокойнее, но Виктор выныривал из темной воды полуснов. Он боялся себя, точно к нему приближалось что-то огромное и темное. В пустом доме ничто не останавливало разрастающееся нечто. Глаза Виктора ловили только тьму, по спине пробегал холод от каждого звука. Он не боялся, не людей. На него обрушился огромный непознанный мир неясных знаков и тайных знаний без слов. Хотя обыденная рациональность убеждала, что это всего лишь следствие плохого эмоционального состояния. Как же это сухо и цинично звучало!

Опять глотать антидепрессанты, чтобы болела голова и реакция становилась вялой и заторможенной? Можно. Оцепенение — не так уж плохо, состояние, которое напоминает каменного ангела с кладбища.

Только таблетки уже не действовали! Сильный организм выработал к ним антидот. Уже не помогали ни антидепрессанты, ни снотворное, ни алкоголь. Очевидно, в их семье был какой-то ген, который на шумных застольях помогал не пьянеть, но и не разрешал забыться от невыносимого вязкого одиночества и невосполнимого горя.

Опустошенная оранжевая баночка покатилась по полу, когда Виктор яростно швырнул ее в дальний угол. В доме, напоминавшем полую раковину моллюска, каждый звук отдавался гулом, точно его подхватывало пещерное эхо. Не дом — склеп.

Виктор хотел позвать дворецкого, спросить, почему в комнате так холодно. Но вспомнил, что тот оказался вором и мошенником, сбежал еще два дня назад, прихватив кругленькую сумму и фамильное серебро.

Воспользовался тем, что хозяин не следил за ним и не реагировал почти ни на что последнее время. Виктор не вызывал полицию, поступок дворецкого только доказывал медленно формирующуюся теорию: все мертво своей жадностью. Черный город всех земных грехов — мертв.

День похорон Виктор помнил крайне туманно. Он задыхался среди толпы людей, и больнее всего было то, что в череде черных пальто и зонтов он слишком короткое время провожал в последний путь отца и мать. Но это уже были и не они вовсе — накрашенные тяжелой краской оболочки. Они ушли куда-то дальше в тот день, когда перевернулась лодка. Перевернулась жизнь…

Черное и белое: траурные ленты и бледные цветы. Угнетающие запахи земли. И много-много равнодушных людей. Он всматривался в лица и не видел ни на одном настоящей скорби. Один Виктор метался в этой толпе… Тоже в черном. С того дня он носил только черное. Он больше никогда не испытывал радости. Тогда он понял: смерть — это не так страшно, как равнодушие живых.

Ночью он снова не спал, превращаясь постепенно в бледную тень самого себя. Антидепрессанты не действовали, как и снотворное. Организм точно поставил цель сожрать самого себя изнутри, в нем постепенно вырастал какой-то невыносимый монстр, как огромное ядовитое дерево. Пустота! Мир пуст. Эта мысль повторялась на протяжении бесконечных часов, отражалась от стен и темных позвякивавших украшений люстры, смеялась из зеркал.

Наутро вновь раздался телефонный звонок. (Виктор все-таки подключил один аппарат). Парень даже улыбнулся, когда услышал приятный женский голос. Но едва не бросил трубку, когда вновь ощутил веяние холодного тумана. Фатум и пустота — они подсказывали, что все ложь. И тот, кто находился по другую сторону трубки, не более жив, чем похороненные накануне… Мир мертв.

— Ты становишься невыносимым! — истерично крикнул женский голос после нескольких неуверенных фраз со стороны Виктора. Он и не помнил, что именно говорил.

— Марси, но… — На этот раз договорить не дали ему, швырнув резко трубку.

Очередная подружка. От нее он ничего не ждал, обычно он первым бросал девушек. Но на этот раз ее последние слова будили желчную злость и обиду. Не он так сделал, что перевернулась лодка. Не он вогнал себя в это состояние, из которого не знал, как выкарабкаться, точно очутился на дне колодца. А его обвиняли! Эти безголовые разрисованные манекены девушек!

Гудки, бесконечные одинокие гудки. Виктор вырвал шнур, чтобы прекратить их. Вот и все — полная изоляция. Нет больше никакой Марси.

Минутное негодование сменилось непривычным желанием убить ее, сделать ей больно. Чтобы она не бросала больше резких слов, чтобы в ее глазах бездушной куклы хоть на миг отразилось что-то человеческое на пике страха. Виктор почти с наслаждением представлял, как возьмет пистолет и наставит его на Марси. Или лучше нож…

Он неплохо обращался с оружием: отец с детства учил, даже инструкторов нанимал. Для бизнесмена Готэма — полезный навык на всякий случай. Так считал отец, младший сын соглашался. Но, может, он был более жестоким, чем старший, раз теперь представлял картины расправы. И они успокаивали еще не убийцу, еще не маньяка. Просто предельно одинокого, всеми покинутого человека. Он представлял, как уничтожает всех, кто отвернулся от него.

Виктор прерывисто вздохнул, осознавая, что это только проекция его измученного разума. Он вдыхал пыль опустевшего дома, воображая чужую кровь на своих ладонях и запястьях. Убить зомби — способ избавиться от этого черного дыма, что проникал в легкие, давил на сердце.

Зсасз мотал головой, чтобы не закрадываться дальше в тайные уголки своего подсознания. Но он устал ссориться с друзьями. За последнее время от него практически все отвернулись, с тех самых пор, как погибли его родители.

Да, он впал в депрессию, сделался дерганным и неприятным в общении, наверное. Отвечал рублено, зло, как будто невольно обвинял всех в чем-то. Но обвинял-то он само мироздание, окутанное черным дымом смерти. И собственное бессилие сдержать или хоть как-то направить этот «дым». Никто не понимал этого, просто не желал понять.

Неужели друзья нужны только для смеха и шумных тусовок? Получалось, что его окружали именно такие. Псевдодрузья и дешевые кукольные подружки. И все предали, все отвернулись… Все, включая брата и Марси, оказались полыми оболочками без содержания. В радостное время это не замечается. А стоит случиться беде, так вылезает на поверхность.

И всем этим отрядом марионеток командовал гигантский паук. Нить — деньги. Лапы — черные небоскребы. Виктор отчетливо увидел это чудовище тогда, из окна своего офиса. И больше не вернулся туда, зная, что уже никогда не переступит порог своей компании. Ни за что! Не в пасть этого чудовища! Только не в один из его ненасытных желудков, в которых расщеплялись сотни людей.

Но и надежды на спасение больше не существовало. Из этого мира единственный выход — смерть. Может, так он забирает самых добрых, самых хороших. Просто не позволяет им потерять человеческий облик.

Комментарий к Еще не убийца

К этой части песня Pink Floyd “Hey you” и Ария “Там высоко”, “Кто ты?”

Надеюсь на ваши отзывы!

========== Еще не маньяк ==========

…И на дне мирового колодца

Он безумье свое проклянет.

(с)Н.Гумилев “Выбор”

Кто затащил его в казино — неизвестно. Сам пришел — так лучше сказать, чем обвинять безликие тени. Виктор поддался воле зомби. Кто-то обманул его, сказав, что азарт излечивает душевные раны. Они обещали адреналин, сначала парень его и правда получал. Но в игре ему не везло, он только лишался денег. Однако остановиться не мог, терял себя, забывая о своей компании.

Старший брат с тех пор проявился только пару раз. В последний свой визит прогремел менторским тоном, что отправит Виктора на лечение от игровой зависимости. Однако ничего не сделал. И Виктор тонул в мире сомнительных развлечений и удовольствий.

Когда он выбрался после долгого заточения из своей гигантской конуры, то намеренно зашвырнул себя в мир карт и фишек. Удивительно, но они помогали забыться, не созерцать каждый миг этот черный туман, который оседал на игроках табачным дымом. Но они хотя бы не скрывались: богатые материально, совершенно пустые внутри, они просаживали состояния в надежде скупить за счет выигрыша весь мир.

Зсасз присоединился к этой мутной толпе, азартные игры сами нашли его. Лас-Вегас, Монте-Карло… Сотни самых престижных казино повидали его бесстрастное лицо. Он делал огромные ставки, иногда выигрывал, чаще проигрывал. Но по неизвестной причине не мог остановиться.

Может, он отдался в лапы этого раскрашенного — но не менее черного — паука, чтобы не попасться в сети того, что зрело внутри него, этой неведомой черной субстанции. Бессонница лишь усугублялась, зато стало ясно, где проводить бесконечные ночи. Виктор смутно осознавал самого себя, точно его облепила отвратительная сладкая вата с привкусом сигар, наркотиков и разврата. Зачастую он не помнил, с кем проводил ночь. Какая разница? Его окружали роботы, манекены, мертвецы.

Азарт и радость не имели ничего общего. Пусть от жадного течения игры подрагивали пальцы, пусть расширялись глаза от предвкушения выигрыша, но в душе едва-едва колыхался тусклый пепел. Там все сгорело, перегнило осенней листвой. И, что самое страшное, Виктор в каждом зеркале видел, что он тоже окутан туманом разложения и смерти. Он тоже зомби в маске.

Его кидало по миру от казино до казино. С каждым крупным проигрышем они становились все менее престижными. Некогда успешный бизнесмен терял свою фирму, не обращая никакого внимания, что с ней происходит. До него пытались достучаться, но он не слышал. Плохо? Больно? Несомненно! Он ненавидел себя, и из-за этого желал сделать себе еще хуже. От этого он несся, набирая скорость, в самую пасть бездны, откуда нет возврата.

Но бесконечному падению рано или поздно приходит конец. И в случае с казино обычно он эквивалентен потере денег до полного банкротства. Настал такой день и для Виктора.

«Ну вот и все — я разрушил все, что создал. Вот и хорошо… Хорошо!» — думал Виктор, выходя на ватных ногах из казино. Он упивался тем, что сделал себе плохо, больно, еще больнее, чем раньше. В тот день он проиграл все, поставив огромную сумму в игре с каким-то самодовольным шулером.

Ночь окутывала Готэм, неудачливый игрок вновь брел по родному черному городу. Вот и все. Где все началось, там все и завершалось. Виктор ощущал приятную ночную прохладу, касавшуюся его щек, перебиравшую ветром волосы. Вот и все — не оставалось причин кружиться в бессмысленном лихорадочном повторении однотипных действий. Он собрал достаточно оснований, чтобы расстаться с этим миром. И хоть как-то избавиться от смерти, что венчала все вокруг. А недолгая боль — это невысокая цена по сравнению с длящимися страданиями дальнейшего существования.

Виктор шел по направлению к мосту. Накануне по телевизору передавали, что с него прыгнула в бурную реку молодая девушка. Что ее подвигло на этот шаг, выяснялось. Но Виктору было не суждено узнать причины ее прыжка, потому что он готовился к своему. Решительный и последний прыжок в бездну — прочь от этих зомби, прямо в объятия родителей, которые ждали и любили до сих пор по ту сторону ледяной неприветливой воды.

Безлюдная ночная улица не приносила никакого облегчения. Пронеслись несколько машин, под ногами скрипели окурки и жвачки — настоящие жители этого города. Не люди, лишь продукты их деятельности, их безграничного потребления. Мир поедал сам себя, как и Виктор.

Он потерял счет времени, он уничтожал самого себя в казино и объятьях страстных красоток. Но вот у него не осталось абсолютно ничего — банкрот. Он выпал из общества раз и навсегда. И, кажется, впервые видел мир без всей нелепости дорогих вещей. Ничего — просто мир и незначительный шум человеческих артефактов. Только все в черном цвете.

Небо над головой сквозило зевами черных дыр, пронзало беззвездностью, прилипая к бесконечным плоским крышам.

Виктор устал ждать плохих новостей и новых предательств. Хватит! Больше нет сил. Он был слишком измучен. Фатум или выбор — тонкая грань, но от причин не зависели результаты. Он очутился у подножья воздвигнутой им башни. Стоял слишком высоко, оттого падение дольше, оттого больше обломков придавливает сверху. Хватит… Достаточно… Все вокруг — темная вода. Движение — лишь иллюзия существования.

Уже не скорбь по родителям вела его, а нечто темное, лежавшее за гранью сознания. Бесконечная усталость донесла незаметно до моста. Среди зеленоватых опор, прошитых стальными клепками, гулял одинокий ветер, гудел, задевая металл. Все вокруг истекало черным дымом, мир просил разбить его, он слишком истязал себя. Он — выеденная язвами кожа без содержания. Только река очистит ее, подхватит и поглотит объятиями тины.

Туманно-черная тень реки манила и подступала. Виктор упоенно глядел вниз с моста, собираясь перелезть через перила. Он проникся неведомыми мотивами анонимной девушки-самоубийцы: прекрасное место, чтобы оборвать бессмысленное существование. Река — последнее, что жило в черном городе. От нее исходил запах подгнивающего мусора и водорослей, ее заковывали в каменные тиски набережных. Но она извивалась, плескалась волнами. Все существо Виктора стремилось слиться с ней, исчезнуть и так очиститься от сотен кровавых обломков разрушенной башни, которые покрывали его, протыкали легкие, мешая дышать, голову, не позволяя думать.

Зсасз подошел вплотную к перилам моста, наполненный невероятной любовью к этой темной реке, к грядущей собственной гибели.

Внезапно на мосту появился некто лишний, нечто… Как фальшивая нота в чудесной симфонии.

В ту ночь незримый мастер дирижировал колоссальным оркестром. Все говорило, пело: «Виктор, умри. Виктор, слейся с рекой». Он слышал эти призрачные голоса. А «фальшивая нота» стремительно приближающегося силуэта, очевидно, нет. Он выбивался из общей картины предсмертной гармонии и покоя. Он вносил хаос.

Отвратительное создание ночи, бесполезный атом мироздания, короста на идеальной поверхности мрака. Виктор заметил его слишком поздно, потому что был чересчур увлечен созерцанием реки. Но среагировал инстинктивно на колебания воздуха возле уха. Далее он смутно помнил, что произошло…

Блеск в свете фонаря. Сталь. Нож! Ему пытались угрожать ножом. Хотели ограбить банкрота-самоубицу — как смешно, как нелепо!

И кто смел угрожать? Какой-то бандит с растрепанным коротким ирокезом. «Фальшивая нота», похожий на бешеную псину: с длинным носом и безумно горящими глазами на перепаханным уродливым шрамом лице. Казалось, само воплощение мерзкой изнанки черного города, его порождение, истинный обитатель.

Виктор, не осознавая себя, резко уклонился и интуитивно перехватил нож, направленный на него. Зсасз не боялся, он переступил все барьеры, парил над ними. В тот миг тело буквально подкинул всплеск небывалого адреналина. Куда уж до такого заряда слабым карточным развлечениям!

Адреналин кипел, точно лава, разгоняя черный туман смерти. Предметы выглядели преувеличенно реальными. Он жив! Он еще жив! И он не желал умирать от ножа случайного грабителя.

Он столкнулся с самой смертью! Со своей гибелью. Пустота — вот, что он прочитал в глазах неудачливого убийцы. Пустота! Мировая пустота, само средоточие этого ледяного тумана!

Виктор резко извернулся. Он не растерял реакцию и тренированность поджарого тела. Через мгновение оружие обратилось против самого нападающего. «Псина» отрывисто выругался, пытаясь лягнуть или вывернуться. Но цепкие руки Зсасза уже сжимали рукоять ножа.

Виктор не думал ни о чем. Впервые его не преследовало нечто темное и страшное. О нет! Оно нашло выход! И отбросило всякие размышления о бренности существования. Оно направило клинок против врага. Виктор не испытывал персональной ненависти — напротив, он поразился, насколько они похожи с этим оголтелым случайным бандитом. Практически братья по тотальной пустоте. Виктор увидел отражение собственной души — черная дыра.

Нож устремился к цели, ударив прямо в грудь грабителя. В лицо Виктора брызнула кровь… Еще один удар, и еще.

Он без колебаний убил «брата по пустоте», сначала даже не называя свое деяние этим словом. Он просто стоял на мостовой, сжимая нож. А бандит давился кровью у его ног, бился, точно насекомое, насаженное на шпильку натуралиста. Точно выпотрошенная рыба.

Виктор вытянул левую руку, рассматривая, как с пальцев капает вязкая алая жидкость. Все его фантазии вдруг сделались реальностью! Но только это был уже не он. А кто-то другой. И он ощущал радость. Уже иную, темную, но невероятно захватывающую, подстегнутую ощущением опасности. Пустота получила первый кровавый кусок, довольно заурчав, проглотила его. И замолчала на какое-то время. Виктор словно проснулся от долгой болезни, вышел из комы. Он убил.

Он оказался по другую сторону. Весь мир делился на убийц и не-убийц, весь город перечертила прозрачная стена. Внезапно мембрана сделалась проницаемой и поглотила Виктора, перетянув на другую сторону, как скелет-Харон.

Он сжимал нож в правой руке и, не понимая до конца своих мотивов, провел им по предплечью левой. Теперь потекла своя кровь. Больно. Но зомби испытал большую боль. В тот вечер Зсасз не думал о возможных вирусах, содержавшихся в крови жертвы. Все это — малозначительно, тем более он продолжил жить. Он жил дальше, а грабитель был убит!

Уничтожен Виктором Зсасзом. Его первая жертва. Необъяснимо, странно. И… упоительно. Самоубийство отменялось, откладывался конец света.

Так вот, чего он всегда желал: убивать зомби, воевать с бесконечной пустотой черного города. Электрические искры, лава — кровь скрипела в венах, плескалась новым чувством невиданной силы. Виктор вновь обретал власть над ходом событий, забытое прекрасное чувство уверенности в своих силах.

С левого предплечья стекала кровь — первая отметина перечертила кожу. Продольный разрез напоминал единицу. Первая цифра бесконечной последовательности. Нескончаемого противостояния с мертвецами.

Виктор озирался по сторонам. Ничего не происходило! Никто его не ловил на месте, небо не разверзалось громами и молниями. И черный город не простирал к нему свои щупальца. Всё — он против них, он на другом берегу. Как будто уже убил себя, словно его поглотили непроницаемые воды реки. Он уже иной. Не осталось того Виктора. Еще не маньяк, но уже убийца, открывший счет смертей.

«Хайделл», — так звали первую жертву Виктора Зсасза, о чем свидетельствовало подобие просроченных водительских прав или еще какой-то истрепанный документ, выпавший у покойника при падении. Виктор поднял обрывок с мостовой, пару секунд посмотрел и швырнул в реку.

Туда же он отправил нож. Тело трогать не стал. Он не желал попадаться. О нет! Раскаяние или паника не затронули его, он не стремился оказаться в руках правосудия за убийство бешеного пса. Законы черного города не имели ничего общего с понятием «справедливость». Зсасз отныне решил устанавливать свои.

Он скрылся с места своего первого преступления, направился в подобие своего бывшего дома, который он тоже проиграл в казино тем роковым вечером. Но это уже не волновало, не касалось его. Хотелось смеяться! На смену усталости пришел небывалый заряд энергии. Темные планеты питали его, черные дыры резонировали его внутренним ликованием.

Часы в холле навечно остановились. Гильотина времени отсекла прошлое. Не смывая кровь, Виктор упал на диван, даже не закрывая дверь. И заснул. Он — новый правитель своего мира. Он устанавливал вращение Вселенной. По его велению разлетались галактики, гибли и создавались миры. Он вновь очутился на вершине, но не стоял на башне, а парил над всеми. Над всем этим безмозглым стадом черного города.

Он убил… Еще не маньяк, уже убийца. Он впервые убил. И впервые с момента гибели родителей сумел прекрасно выспаться. В душе его расстилалась черная пустыня ледяной безмятежности.

Он проснулся с мыслью о первом убийстве. Затем долго рассматривал свежий рубец на левом предплечье. Почему он нанес на свою кожу этот шрам? Может, чтобы не заплутать между сном и реальностью, чтобы запомнить навсегда, что он отправил живого покойника по адресу назначения на тот свет?

В лучах дня вид запекшейся крови затронул сомнением. Виктор поспешил ее смыть, он долго обливал под душем свое исхудавшее мускулистое тело ледяной водой. Но кровь не отмывалась, лишь ее видимость утекала в канализацию. Пролитая кровь всегда остается на руках убийцы.

В голове не витало ни единой четкой мысли, лишь упоительное ощущение от первого уничтожения жизни. А говорили, что это страшно. Но нет — Виктор наслаждался своим существованием в новом качестве.

Пустота — он видел во всех пустоту. И радовался: теперь он знал, что делать с ней. Все просто — разрушать, ломать, выслеживать зомби. Никто не нужен! Они все — мертвецы, покрытые туманом гибели. Они разлагались своей не-жизнью.

Виктор глядел в зеркало и ненавидел свое прежнее лицо: из-под него вытекал противный дым. Смерть и суета — в черном городе едино. И он когда-то был частью этого мутного потока. Но теперь освободился, и ненавидел всех, кто плыл и плыл в бесконечной смене ипостасей без возрождения.

Он раздумывал, что сделать с этим лицом, покрытым мелкой бурой щетиной. Где-то под ним был скрыт настоящий он, мистер Зсасз. Чудовище. Или человек. Кто как судил — не важно. Лишь бы отковырять эту проклятую маску.

Виктор решительно взял электрическую бритву и тщательно избавился от щетины. Но маска все еще не отлипала от него, все еще не обнажала существо, что на мосту сумело перехватить нож мертвеца. Ведь был кто-то настоящий, не этот самодовольный юнец, сколотивший состояние и от безысходности просадивший его в казино. Он всю жизнь учился, зарабатывал деньги, шел к успеху, общался с людьми. А потом картонные декорации вмиг растаяли, разлезлись, как под кислотным дождем. «Зачем? Зачем все это? К чему стремился? Чего хотел добиться?» — обрушился водопад вопросов, превратившийся в водоворот. И ни одного ответа не всплыло из глубины подсознания. Он не жил, не испытывал настоящей радости. Теперь освободился от этого. От всего. Желал избавиться и от самого себя, от старой оболочки.

Он все-таки уничтожил себя на том мосту. Раз и навсегда. Прошлая жизнь, как в лифте, затворилась дверьми и рванулась куда-то вниз, точно оборвался трос. Больше не существовало сына богатых родителей, молодого бизнесмена Виктора Зсасза. Родилось иное существо.

Новый убийца схватил машинку для стрижки волос, принялся водить вдоль головы, в раковину сыпались темно-русые волосы с медовым отливом. Вскоре на голове не осталось ничего, в свете блеклой лампочки блестел гладкий череп. Маска все еще сочилась дымом, но уже меньше. Чего-то еще не хватало, чтобы полностью избавиться от нее в физическом плане. В моральном — он уже освободился.

— Интересно, — разнесся размеренными колебаниями воздуха собственный низкий голос.

Виктор судорожно рассматривал себя со всех сторон, затем вытащил из ящичка возле раковины опасную бритву и провел вдоль бровей.

Оставалось совсем немного до полного преображения в новое создание, в убийцу. Тонкие губы исказила безумная усмешка, молодой человек вцепился в свои глаза, вытаскивая одну за другой густые темные ресницы.

Было больно, но он радовался и практически смеялся, наслаждаясь этой небольшой пыткой. Ведь мертвецам, которые сделали это с ним, станет еще больнее, когда он вскроет их ножом. И нанесет на кожу новые отметки. Так надо! Это будило неповторимые ощущения, это смиряло рев пустоты.

Из глаз катились крупные слезы. Но он не плакал, они уже не символизировали горе, являлись просто протестом этого тела. Но его новое качество, его новая миссия — это намного важнее временных неудобств. Он откапывал настоящего себя. Так ему казалось.

Вот и все: бледное лицо с пугающими красными кругами вокруг глаз, ухмылкой и блестящий выбритый череп. Все было готово. Его тело превратилось в полотно, холст его будущих свершений, его убийств.

Виктор бросил взгляд на алеющую отметину, перечертившую запястье. Он решил начать с этой руки, а затем покрыть такими же «зарубочками» все тело, включая голову. За каждой из них — отправленный по адресу зомби, спасенный от не-жизни мертвец. Вот и все!

Мистер Зсасз смеялся, глядя на свое отражение, задыхался от восхищения новой безграничной свободой и вседозволенностью. Больше его не связывали никакие рамки! Никакие обязательства. Он стал центром и правителем своего мира. Он устанавливал законы мироздания!

Комментарий к Еще не маньяк

К этой главе песни:

Ария “Вампир”, “Ворон”

Упомянутого имени Хайделл не было в каноне. Это небольшой бонус для тех, кто его, возможно, узнает. И, может, задел на будущее в цикле “Черный Город”.

Про Хайделла и то, что с ним произошло до этой встречи, читайте здесь: https://ficbook.net/readfic/4426998

========== Мистер Зсасз (эпилог) ==========

Не спасешься от доли кровавой,

Что земным предназначила твердь.

©Н.Гумилев «Выбор»

Через несколько дней в пустой дом Виктора прибыл пожилой господин в дорогом костюме. Он маскировался под уважаемого бизнесмена, но внимательный взгляд старого хищника и плотное телосложение выдавали в нем мафиози. Однако он уже прошел все вехи восхождения на вершину власти в далекой молодости. В черном городе его боялись и уважали. Он олицетворял настоящую власть в Готэме.

Появление этого человека определило дальнейшие стремления нового убийцы.

Зсасз к тому времени размышлял, что ему делать дальше. Пустота молчала, не требовала новых жертв, но, как чувствовал Виктор, скоро она пробудилась бы вновь. Этот монстр, это черное древо, оплетавшее его корнями — чудовища требовали еще добычи, новой крови.

— Добрый вечер, Виктор. Мои соболезнования, — раздался глухой низкий голос, привыкший отдавать приказы.

— Дон Фальконе, — то ли приветствовал, то ли констатировал факт Зсасз.

Он прекрасно знал этого человека: каждый крупный бизнесмен в городе был наслышан о давнем противостоянии двух сильнейших мафиозных кланов — Дона Фальконе и Дона Мароне. Приходилось так или иначе сотрудничать с одним и занимать оппозиционное положение по отношению к другому. На этом держался хрупкий баланс сил.

— Виктор, что ты сделал с собой, мальчик? — пригляделся Дон Фальконе и, очевидно, удивился.

— Всего лишь вернул себе истинное лицо, — почти нараспев ответил Виктор, радуясь, что люди замечают перемены, произошедшие с ним.

— Не слышал большей чуши, — поморщился Дон, нахмурив густые седые брови. Он пришел слишком поздно с его словами соболезнования. Скорбь по родителям осталась тоже в упавшем лифте, в перевернувшейся лодке прошлой жизни. Но со стороны мафиози и не предполагалось искреннего сочувствия. Еще один зомби — так теперь всех видел Виктор. Очень сильный зомби, который мог быть полезен в начавшемся противостоянии с пустотой. Зсасз протяжно вздохнул, не надеясь, что старик его поймет.

— Ты разорил свою компанию. Но я пришел к тебе с деловым предложением из искреннего уважения к твоему покойному отцу, — перешел к делу Дон Фальконе. — Я помогу тебе начать с самого начала с условием, что семьдесят процентов прибыли будут принадлежать мне. Подумай, ведь сейчас ты лишился всего. В тебе есть потенциал.

— Да, вы правы. Во мне огромный потенциал, — кивнул Виктор, поднимая горящие страшные глаза на собеседника. — Я согласен служить Вам, Дон Фальконе, но… не в качестве бизнесмена. А в качестве киллера, — Виктор еще раз пристально посмотрел на «истинную власть черного города» и ненормально широко улыбнулся. Тогда Мистер Зсасз был еще не маньяком, но уже убийцей.

***

Мафиози прислушался к словам Виктора. И не прогадал: за несколько лет работы на синдикат Зсасз прославился в криминальной среде как один из самых жестоких киллеров. Психопат, наслаждающийся убийствами, специалист по пыткам.

После пары недель «общения» с Виктором самые матерые бандиты могли в корне поменять свои взгляды и сторону в противостоянии Фальконе и Мароне. Но Виктора больше не интересовала политика кланов, он выполнял приказы, потому что они позволяли ему управлять смертью.

Отныне он был повелителем вездесущего черного дыма, он направлял его, он сгущал эту тьму разложения. От одного его имени дрожали. Те, кому Дон Фальконе позволял уцелеть после встречи с чрезмерно расторопным подручным, навсегда запоминали холодный пронизывающий взгляд Виктора. Тогда его еще называли по имени. Тогда еще он не был до конца маньяком, но с каждым годом чудовищное древо тьмы все глубже пускало корни.

Вскоре кожа, как и планировалась, практически вся покрылась «зарубками». Полотно убийств собирало все новые кровавые борозды. А он упивался уничтожением, неизменно считая, что освобождает зомби. Но вскоре цель — война с зомби — и процесс принесения страданий и смерти стали подменять друг друга.

Теория сложилась, сумасшествие все плотнее окутывало его. В зловещую историю черного города он вошел под прозвищем Мистер Зсасз. Один из самых жестоких кровожадных безумцев.

Но когда-то он не был ни убийцей, ни маньяком… Когда-то. В прошлой жизни. В другом мире.