Я беру себя в руки и снова перебираю рвань на полу.
Не могли же мои невидимые доброжелатели уничтожить абсолютно все.
На это потребовалось бы по меньшей мере несколько часов!
Но сколько бы я ни рылась, как тщательно не выискивала бы среди безнадежно испорченных нарядов хоть один целый клочок — все оказалось бесполезно.
Каждое платья, каждая нижняя юбка и даже чулки были безнадежно изрезаны и изодраны.
В сердцах, бросаю рваное платье красивого цвета «королевский синий» и снова усаживаюсь на пол, прямо на кучу рванья, как наседка на свое единственное добро.
Кто-то очень смелый сделал это.
Кто-то достаточно самоуверенный, чтобы не переживать из-за возможной поимки прямо на месте преступления.
Нужно обладать либо нечеловеческой выдержкой, либо индульгенцией на любую гадость, чтобы сидеть в чужой комнате под носом у двух королевских гвардейцев, и методично кромсать чужое имущество.
Злость заставляет меня подобрать сопли и в несколько шагов оказаться у двери.
Распахнуть ее вне себя от ярости, и впериться взглядом в одного из охранников.
Это не Орви.
Смотрю на другого — и это тоже не он.
Более того — уверена, я вижу эту парочку впервые. Раньше за мной ходили Орви и его напарник — высокий рыжий детина с выщерблиной в передних зубах, от которого всегда странно пахло какой-то лекарской мазью. Кажется, от насморка.
— У меня сменилась охрана? — стараюсь задать вопрос максимально беспристрастно.
— Распоряжение милорда Куратора! — вытягиваясь в струну, чеканит правый, долговязый и, несмотря на молодой возраст, уже заметно лысеющий гвардеец. — Караул меняется дважды в день!
Я поджимаю губы.
— И… когда будет следующая смена караула?
— В три часа по полудни, Ваша Светлость.
Бросаю взгляд на огромные механические часы, которые висят в проеме над этажами — еще пятнадцать минут до срока.
Но что с того?
— Кто-то входил в мою комнату, пока меня не было? — продолжаю задавать вопросы, сохраняя максимально беспристрастный вид. — Кто угодно.
У долговязого вытягивается лицо, и это недоумение, граничащее с возмущением, невозможно подделать. Я уверена в этом. Гвардейцы Его Величества — верные солдаты Артании, они храбрые и смелые, но вряд ли в список их талантов можно занести выдающиеся театральные способности. Хотя бы потому, что в отличие от Элитной гвардии, все эти, в черных мундирах, выходцы из бедных семей — сыновья кузнецов, пахарей и плотников. Я — такая же, безродная. И до того, как судьба сунула меня в свой замысел, способность врать отсыхала во мне всякий раз, когда ко мне обращался хоть кто-то, благороднее лавочника.
— Может, хотя бы моя горничная? — предпринимаю еще одну попытку, уже почти ни на что не надеясь.
Хотя, Эсми мне кажется девушкой приличной и такой же пугливой. Не в пример ее предшественнице, которой, хвала Плачущему, после того случая и след простыл.
— Никто не входил, Ваша Светлость! — немного оторопело бормочет долговязый. — Приказ милорда Куратора — посторонним в комнатах девушек находиться строжайше запрещено под страхом тюремного заточения.
— Что-то случилось, Ваша Светлость? — подавляя заикание, спрашивает второй.
Рассеянно качаю головой.
— Просто… спросила. Мне… всего лишь показалось.
Я снова захожу в комнату и крепко закрываю за собой дверь.
На этот раз — на ключ.
Кто бы не сделал все это — его цель абсолютно прозрачна.
Лишить меня уверенности, выбить почву из-под ног и заставить опустить руки.
Не будет ему — или ей! — такой радости!
Методично, запрещая себе реветь и отчаиваться, заталкиваю клочья обратно в шкаф.
Обувь — тоже безнадежно испорченную — пинками зашвыриваю обратно под кровать.
Навожу порядок, расставляя мебель и перевернутые вазы.
Заглядываю в шкатулку с драгоценностями на туалетном столике — все на месте.
Я хорошо знаю, что именно герцогиня дала мне с собой, буквально на перечет, потому что она не единожды просила не потерять эти драгоценности великой стоимости и еще более великой фамильной значимости. Все на месте, даже крохотные серьги с капельками редких голубых топазов.
Совершенно точно, никто не хотел меня ограбить и даже не попытался скрыть свою выходку этакой нелепостью. Но драгоценности на всякий случай все равно прячу в нижний ящик туалетного стола, который запирается на маленький серебряный ключ. Его вынимаю и быстро сую в крохотную щель между шкафом и стеной.
Должно быть, я трачу на это уйму времени, потому что когда заканчиваю и придирчиво осматриваю комнату, в дверь слышится вкрадчивый стук.
Раз и еще раз.
И быстро прилипаю к ней со своей стороны, вдруг вспомнив о той утренней записке.
Но что если это снова какой-то обман?
— Кто там? — говорю подчеркнуто холодно и удивленно.
— Это… Орви, — слышу его то ли смущенный, то ли напуганный голос.
Плачущий, я не должна его впускать.
Но мне так необходимо просто хотя бы с кем-то поговорить, что стоит рискнуть.
Должен же в этом проклятом замке быть хоть один человек, которому есть дело до того, что творится у меня на душе!
Потихоньку отпираю дверь, и Орви ловко просачивается внутрь моей комнаты, тут зе снова запирая ее за собой.
— А твой напарник? — говорю испуганным шепотом.
— У него простуда, — улыбается Орви. — Я попросил матушка сделать ему ее фирменную настойку с обморовой травой. Он проспит часа два.
Я сажусь на кровать и привычно поджимаю под себя ноги.
Орви присаживается рядом, на колени, но при этом соблюдает между нами дистанцию благопристойности.
Милый славный Орви!
Дарю ему ласковую улыбку и его щеки тут же покрываются румянцем.
Мои, в ответ, тоже.
— Просто, что я… вот так… очень… непредусмотрительно. — Он заикается. — Но нам нужно поговорить. Я подумал, ты должна знать. Кто-то определенно желает тебе зла, Тиль. Все эти совпадения — они не случайны!
Я прижимаю палец к губам, призывая его контролировать гнев и говорить тише.
Мы снова молчим.
— Когда я увидел, как ты чуть не попала под тот рухнувший потолок… — Орви нервно проводит руками по волосам, зачем-то немного дергая их и оттягивая вихрастую челку. — Я подумал, что не переживу этого. Не надо было тебе соглашаться. О герцогине столько гадостей говорят…
Он заметно кривится.
Что именно говорят «нам с герцогиней» в спину — догадаться не трудно.
Точно не желают долгих лет здравия.
Я набираюсь смелости, и рассказываю ему о своих порванных платьях и о том, что кто-то нашел способ незаметно пробираться в мою комнату. Орви тут же предполагает, что существует потайной ход и мы битый час тратим на то, чтобы хотя бы попытаться его найти.
— Бесполезно, — обреченно опираюсь на шкаф, который оказывается привинчен ножками к полу. — Вероятно, ко мне вошли при помощи Аспекта.
Орви согласно кивает.
— И что ты будешь теперь делать? — осторожно спрашивает он.
— Ну, мне все равно пришлют платье из замка, так что постараюсь…
— Пришлют? — Озадаченное лицо Орви и тон его вопроса заставляют напрячься. — Разве тебе еще не прислали платье к завтрашнему балу? Остальные девушки получили их еще до вечера. Я слышал, парни шептались, что их заставили носить коробки, а к Веронике Мор так вообще целых двенадцать.
Я даже толком не понимаю, что происходит раньше: я вскакиваю на ноги и несусь к двери, или в моей памяти отчетливо вплывает гадкая улыбка маркизы и ее: «Не сомневаюсь, что на балу вам не будет равных!»
Значит, вот кому мне следует сказать «спасибо»!
Значит, вот кто стоит за всеми этими гнусностями!
И как я сразу не догадалась!
Она же так носится с Фавориткой, чуть не ест из ее рук, а тут — такая возможность. Одним махом убить двух зайцев — избавиться от назойливой герцогини и дать Веронике шанс заработать волшебные баллы!
Невидимая сила буквально выталкивает меня за дверь.
Едва ли я слышу ее глухой удар о стену и торопливые шаги Орви.
Ну уж нет, на этот раз маркизе придется объясниться, иначе я превращу ее в… гуляш, котором нашпигую ее… вульгарные красные чулки!
По лестнице, вниз, до второго этажа, и порой мне кажется, что я не просто бегу — перелетаю сразу несколько ступеней.
— Матильда, стооооой…! — отдаленный и почему-то очень испуганный крик Орви.
Я добегаю до пролета между вторым и третьим, но сделать следующий шаг не успеваю, потому что что-то обжигающе холодное ловит меня, словно муху в паутину.
Размахиваю руками, пытаюсь вырваться, но руки и ноги так стремительно коченеют, что мои старания почти сразу сходят на нет. Я как марионетка в руках немощного старика — едва ли способна пошевелить хоть пальцем.
Плачущий, что за новая напасть?!
Какая-то черная тень возникает передо мной. Она похожа на фигуру человека, если бы ее выдуло из черного сажного дыма. Его лицо без глаз рта и носа, больше напоминает болванку шляпника, но почему-то мне чудится там злой голодный рот без зубов и длинный алый язык, раздвоенный как у змеи.
Это — призрак.
Ужас не добавляет мне подвижности, увы. Я еще больше цепенею и лишь мысленно продолжаю сопротивляться, пытаясь хотя бы боком двигаться к лестнице вниз — она видна в рваной груди призрака.
Хочу закричать, но дух мертвеца молниеносно сжимает мое горло неестественно длинными и тонкими пальцами. Теперь мне не то что не закричать — даже не вдохнуть.
Еще немного — и силы меня окончательно покинут, потому что через это касание призрак стремительно и заодно высасывает мою жизнь, чтобы сделать такой же, как он — бесплотной, вечно голодной тенью.
Перед глазами все плывет.
Но, когда я уже почти ни на что не надеюсь, кончики пальцев вдруг стремительно теплеют. Знакомое тепло поднимается откуда-то снизу, поджигая меня, как высушенный хворост.
Эта странная сила…
Она снова вдыхает в меня жизнь.
И когда я распахиваю глаза, призрак одергивает руку, потому что моя кожа светится ярко-алым, как будто под ней у меня — чистое пламя.
Умертвие шипит, заслоняется рыками, пытается зажаться в какую-то тень, но то, что подожгло его уродливые пальцы, стремительно расползается по всему тщедушному телу. Как огонь по пергаменту — выжигает новые дыры, пока от Призрака не остается лишь рваная несуразная дымка.
И противный крик, в котором тварь бьется в предсмертной агонии.
Я выдыхаю, обрушиваюсь на колени, потому что моя кожа снова привычного цвета. Огонь внутри так же стремительно гаснет, а вместе с ним — остатки моих сил.
Но ведь опасность миновала, да?
Ведь я смогла — не знаю, как — разрушить… целого призрака?
Но моя радость оказывается преждевременной, потому что на смену одной голодной душе, на меня, как на приманку, стекаются другие. Одна, две, пять…
Я сбиваюсь со счета на десяти, малодушно жмурюсь.
Попытки выдавить из себя хоть искру того странного огня, ни к чему не приводят.
Может, мне просто показалось, что я на что-то способна, а на самом деле, это была всего лишь предсмертная агония?
Десять призраков на одну лакомую живую дурочку.
Такую добычу из их лап не выдерет, должно быть, даже самый одаренный Аспектик.
Даже…
Я слышу странные щелчки — один за другим, как размеренные удары хлыста о мраморные плиты. И почему-то уверенный тяжелый шаг.
Мне бы радоваться — кто-то отчаянно храбрый, может быть, даже Орви, стремится мне на помощь.
Но эти шаги…
Они совсем как из моего ночного кошмара.
Когда они приблизятся — случится что-то ужасное.
На этом моменте я всегда просыпаюсь, но сейчас я совершенно точно не сплю и мне предстоит вживую увидеть, чем заканчивается мой ночной кошмар.
Хотя «вживую» — это слишком громко сказано.
Я набираюсь храбрости и с трудом разлепляю веки.
Призраки толпятся передо мной, громко крича и закручиваясь в смертельные вихри.
Их тела покрываются шипами, черный дым струится по пальцам и тяжелыми черными каплями падает на белый истрескавшийся мрамор.
Но там, впереди — мужская фигура.
Темная челка прикрывает лицо, бросает на впалые щеки острые бритвы теней.
Виден лишь край самодовольной ухмылки, как будто эти враги ему нипочем.
И это действительно так, потому что он… просто смахивает их.
Властными движениями рук разбрасывает в стороны, как лишние шахматные фигуры с доски. Твари шипят, пытаются его задеть, вонзаются в тело беззубыми ртами, но…
Герцог Нокс расправляется с ними со всеми быстрее, чем я успеваю выдохнуть его имя:
— Рэйвен…
И проваливаюсь в благословенную тишину.