Давай попробуем любить

Глава 17

Два амулета.

За последние две недели я нашла ещё два накопителя энергии. Аккуратно срезала ниточки белого паука, как делали сапёры в дивизии, в которой служила целительницей мама, изолировала оставшиеся в земле концы раствором из извести и воды, через пару месяцев эти нити просто растворятся. А вот рассказать обо всём Садэру и остальным я почему-то боялась.

Да, именно Садэру. Потому что я… теперь как бы с ним встречаюсь. Он стал буквально моей тенью, без которой мне становится трудно. Я легко привыкла ездить верхом на его Рире, в крепких руках этого таинственного шаада, когда нужно было перемещаться из поселения в поселения, чтобы обследовать почву и дать советы земледельцам.

Мне становится неуютно, когда мой бок не греет его твёрдое и тёплое бедро, когда мы садимся на широкую лавку в общем зале обедать или завтракать всем отрядом. Обычно в такие моменты мой шаад зорко следит, чтобы моя дощечка не пустовала. Мягко отпускает руку на спинку моего стула, молча всем намекая, чья я. Мужчины же травили шутки, смеялись и строили из себя саму беззаботность. Но я знала, что это происходит лишь днём, а ночью они разбиваются на пары и рыскают по всей Долине в поисках тех уродцев, что посреди белого дня ограбили ещё один обоз.

Сидя за одним столом в компании этих мужчин, аккуратно отпустив голову на плечо Садэра, черпая спокойствие от его мощного тела, я на миг растворялась во времени, для полного удовлетворения не хватало разве что сестёр и самой мысли, что с ними всё будет хорошо.

Если в начале я могла поклясться, что крылатый воин хочет лишь моего тела, то только сейчас понимаю, как сильно он возжелает мою плоть. Так сильно, что знай я всю глубину его желания в начале, наверное, сбежала сломя голову. Но моя привязанность к нему крепнет с каждым днём, проведённым с ним вместе, замечая не единожды, каких усилий ему стоит сдерживать свои желания и не обидеть меня.

Видят духи, что иногда наши поцелуи кружили голову покруче любого дурмана. Я и не знала, что на вид невинное прикосновение к губам так коварны. Но Садэр знал, как целоваться, он это умел и очень быстро научил и меня. Не хотелось думать, сколько девушек побывали на моем месте раньше, но со стыдом стоило признаться самой себе, что Бельяр был прав. Если бы шаада интересовало только моё тело, он бы добился его своими умелыми ласками.

Порой это была короткой вспышкой, как молния, которой и не назовёшь поцелуем. А в другие разы это длилось тягуче-медленно, стекая как мёд с ложки, и я терялась в этом чудесном сне, уплывала на волнах удовольствия и огня, что бушевал внутри. Как правило, именно тогда мои пальцы первые отпускались на его грудь в попытках отыскать пуговицы. Я нервно фыркала и кусала его сочные губы, когда тугие петельки не поддавались. И даже не чувствовала, что лёгкие горят от недостачи кислорода. Вся красная и тяжело дыша, я с трудом выплывала из омута страсти, ощущая его сильные пальцы, что перехватили мои пальцы, которые безнадёжно пытались добраться до его голой кожи.

Всякий раз я не знала, что делать, когда глаза, одурманенные новыми эмоциями, встречались с его синими океанами. И я отпускала взгляд, не зная, отчего плакать: от того, что остановил, или от того, что сама поддалась. Тогда он опускался у моего плеча и шептал почти шёпотом, с лёгкой хрипотцой:

— Не искушай меня, куколка.

И столько предвкушения звучало в бархате его слов, что я ещё сильнее смущалась. Но внутри ликовала от этого нежного послевкусия от мягкого «куколка».

А в другие разы эта фраза покидала его уста с тихим рыком, отчего его грудь вибрировала, и он прикрывал глаза, пытаясь утихомирить своё желание. Его пальцы до боли сжимали мои запястья, а я безмолвной куклой стояла перед ним на ватных ногах, внутри понимая, что сейчас достаточно одного прикосновения, чтобы он дошёл до конца. Но тут же приходил страх. А вдруг будет больно? Не понравится? И тогда мой испуганный лепет его точно не остановит.

Поэтому я тихонько стояла на месте и молчала, изучая черты лица, что постепенно становились всё безмятежнее. Когда он раскрывал глаза, они мерцали, обнажая усталость мужчины. И я смотрела на него невинными глазами, пытаясь показать ему, как я растеряна.

И он обнимал меня.

Крепко-крепко.

Садился у камина или в огромное кресло в его комнате, прижимал к себе и гладил по спине, по бедрам, ногам и стопам. Отпускал щеку на мою макушку и гладил. А я засыпала как младенец, беззаботным, спокойным сном. Просыпалась наутро в его кровати, укрытая тяжёлым одеялом. Я знала, что он не спал на второй половине кровати. Однажды он сказал, что для него трудно быть ко мне так близко и так далеко одновременно, из-за слоя одежды и недоверия между нами.

Но я знала, что он был рядом всё это время. Или на ветке у раскрытого окна, спал в коконе своих крыльев или в неудобном кресле.

Но он был рядом.

Сейчас, отпускаясь в общий зал, я перед этим заплела аккуратную косу, похожую на рыбий хвост. И надела не новую блузу тёмного оттенка и юбку из плотной ткани, правда, накинула на плечи свою бледно-розовую кофточку. Теперь мне хотелось быть красивой для него.

Правда, иногда я замечала странный злобный взгляд обслуги этой таверны.

Ещё ненавистнее становилось лицо хозяйки постоялого двора при наших мимолетных встречах. Правда, больше нагиня ко мне с разборками не лезла, а лишь ограничивалась ядовитыми взглядами, стоило шааду уместить свою сильную руку на моё плечо.

Я ещё никогда не проживала моменты жизни до дна.

Не испытывала каждое мгновение на своём теле, ощущая, как неумолимо уходит время. Раньше я всегда прогоняла дни, месяцы, годы. Пытаясь достичь неизведанных вершин, дойти до тех времён, когда будет «счастливо» и «хорошо». Тем самым совсем не ценила свою жизнь и каждый проиденный день. Или, может быть, это потому, что Садэра раньше не было рядом?

Спроси я сама себя на чистоту, отчего я молчу об амулетах, быть может, стыдясь своей совести, я бы призналась, что безумно боюсь того, что практика закончится. И тогда…

Он уйдёт.

Я уйду.

И эти трусливые мысли не покидали меня. Будь я вольной птицей, может, и умчалась за ним на край света. Но я не была таковой.

У меня на попечение были сёстры. И я поклялась матери, что позабочусь о них. Мои девочки были совсем бедными и беззащитными.

Я не могла их бросить на произвол судьбы. Такой мысли и в голове не было, не то чтобы я об этом размышляла, оттого на сердце и щемило.

Теперь я осознала, что так сильно боялась, что шаад попользуеться мною и разобьет мне сердце, как не заметила, что сама причинила себе боль.

Ведь если позовёт, я не смогу уйть с ним.

Но он пока не звал, и я так и не разобралась, спокойно мне от этого или обидно?

— Чего печалишься, молодая госпожа?

Фыркнула хозяйка дома, поставив передо мной чашку с чаем приятного зелёного цвета. Вздохнув поглубже, я уловила едва ли заметный в воздухе запах ромашки.

— Наверное, устала. — мягко улыбнулась я ей в ответ.

Садэр давно ушёл на очередное задание, а я собиралась начинать писать доклад административному комитету своей академии (как бы сильно мне этого не хотелось), тем самым объясняя, как проходит практика, но пришёл гонец из одной из деревень.

Мальчик сообщил, что требуется моя помощь. Селение было довольно близко к Сентре, и я не стала мешкать, решила, чем раньше решу проблему, тем быстрее вернусь обратно.

Всё оказалось до смеха элементарным, но смеяться перед старостой, который с «важным видом» решал, каким таким образом странный лук созрел на окраине его селения, не стоило.

Пришлось объяснять, что это совсем не овощ, а цветок такой, ни капли не ядовитый и очень красивый. И называется он тюльпан.

Мне поверили не сразу, но уничтожать молодые, робкие ростки не стали. Благоразумно дожидаясь первых дней лета, чтобы тот расцвёл. Климат был не совсем подходящий для тюльпана, но тем не менее я, посчитав в уме и подумав, решила, что согретые летним солнышком цветы распустятся.

Пользуясь моментом, селяне тут же бросились терзать меня своими проблемами и усердно выпращивать советы насчёт как правильно вырастить? Когда поливать? А черенки надо отрывать? А листья лучше срезать или нет? А как с вредителями справляться?

В общем, здесь я проторчала почти до вечера. И теперь, усердно пряча зевок, попивала чай в доме одной местной знакомой, которая является и хозяйкой тканевой лавки. Также госпожа Гу была страстным ценителем роз. Нагиня обожала их, и весь огород представлял из себя прекрасную оранжерею.

Муж женщины всячески радовал её новыми сортами и видами любимых цветов, но порой не всё приживалось в строгом климате Изумрудной Долины. Вот, наверное, почему больше всех я просидела у неё.

— У тебя, девочка, головушка хорошая. И руки не из приличного места растут.

Цокнула нагиня языком, и я пожала плечами, пряча смущение за кружкой.

— Ну, это вряд ли… Есть ведьмы и ведуны куда способнее меня.

— Возможно, — не стала со мной спорить женщина, изящным жестом взяла заварник, наливая и мне, и себе чай, — но вместо богами забытой долины они выбрали ухаживать за садами великих вельмож и аристократов. А не ехать в такую даль.

Я лишь отвела взгляд, не желая вспоминать, что и сама не была в восторге от предстоящей практике, что перепало мне с лёгкой руки профессора ви Туар.

Вскоре совсем неожиданно раздался стук раскрывающейся двери, а за ним послышалось, будто что-то ползло. К слову, это оказалось не что-то, а кто-то.

В светлую кухню заглянула молодая пара. Высокий, жилистый наг с пепелистыми волосами, убранными в хвост, и такая же стройная нагиня, которая, к слову, была во второй ипостаси и держалась на гибком зеленом хвосте, кончик которого выглядывал из-под темно-синего подола платья. Синие глаза незнакомки, как и мягкие черты лица, тут же выдавали родственные связи девушки с хозяйкой дома.

— Дочка? Вы уже приехали! — радостно защебетала женщина, бросаясь обниматься, но в первую очередь оставляя невесомый поцелуй на макушке младенца в руках своей дочки.

Меня представили гостям, и гостей представили мне.

Как я и предполагала, это была дочь госпожи Гу — Рами, которая вместе с мужем пришла навестить родительский дом. Оказалось, Рами и Чульпар, её муж, были, что называется, истинными, именно поэтому почти после полугода от их «единения» нагиня забеременела и теперь держала на руках шикарную малютку с серебристыми глазами, как у папы, и милыми веснушками на носике, как у мамы.

Разговаривали в основном только наги, я же больше слушала и отвечала, по-прежнему рассматривая малышку в руках родителей с тихим восторгом.

Ребёнок, к слову, был похож на обычного человеческого младенца, но был ужасно милым. Отчего я внезапно поймала себя на мысли, что скоро и у нас появится такое чудо.

— Давина? — откликнула меня молодая бабушка и протянула мне девчушку в розовом платьице. — Ну же, ведьмочка, возьми Мири на ручки, не съест же она тебя!

Пошутила женщина под понимающие смешки родителей красавицы, и я наконец-то взяла её на руки. Да, Ниласэ выросла на моих руках, но это было так давнооооо.

И тем не менее, устоять перед этим милым карапузом с бледными щечками и едва ли заметными бусинами зубками, словно жемчуг, было просто невозможно.

Бережно обняв малышку, я, опираясь на опыт прошлого, придержала рукой детскую головку, а второй — спинку и попку. Малышка с лёгким прищуром стала рассматривать меня, то ли хмуря аккуратные бровки, то ли довольно улыбаясь.

— Тётушка! Тётушка! — женский крик раздался с порога буквально с того момента, как в дом ворвалась уже знакомая мне нагиня, с которой я пусть ещё и не совсем подружилась, но общий язык нашла. — А Рами ещё не приехала?! О… А ты уже здесь!

Узрев молодую маму, Лабика тут же подхватила юбки и бросилась обниматься, не обращая ни капли внимания на ворчание хозяйки дома.

— Ох, ну и голосистая ты, Лабика. Ещё с Каменки начала бы орать об этом, смотри, вся долина бы узнала.

— Не стоит сердиться, старшая госпожа. — улыбнулся тёще нааг, мило обнимая жену за талию в попытках «отклеить» её от Лабики. — Вы же знаете, они как сёстры-близнецы, друг без друга почть не могут.

Женщина лишь закатила глаза, пряча улыбку, и пошла за дополнительными приборами для гостей.

Вдоволь обнявшись со своей подругой детства и её мужем, моя новоиспечённая знакомая наконец заметила и меня в углу комнаты со свёртком в руках.

— Опа… И ты здесь? — удивилась она, причём весьма натурально округлив зелёные глаза, а потом непонимающе осмотрелась по сторонам, явно кого-то разыскивая взглядом. — Не поняла, а где этот твой… пернатый?

— Кто-кто? — супруги переглянулись в недоумении, потом посмотрели косо на меня, и в конце переместили свои взгляды на эту змею со слишком длинным языком.

— Лллабика… — процедила я сквозь зубы, ощущая, как щёки не просто горят, они пылают, как сталь под молотом кузнеца.

— А что я? — невозмутимо пожала плечами, укрытыми тонким плащом из бархата, нагиня. — Все в долине знают, что он от тебя ни на шаг. У такой мелкой ведьмочки такая грозная тень с крыльями, саблей и…

— Лабика!

Рыкнула я, ощущая, что жар дошел до ушей. Переместив малышку на левое плечо, я угрожающе взглянула на нагиню, обещая ей как минимум новую причёску, если она скажет хоть слово.

— Так ты здесь не одна. — мягко улыбнулась Рами, опираясь спиной на плечо своего мужа. — Что неудивительно, наши бы парни давно бы хвосты себе выдрали в погоне за такой хорошенькой ведьмочкой.

Её муж лишь таинственно улыбнулся на её слова, а я отвела глаза. Очень увлечённо рассматривая воротничок детского платья с мелкой вышивкой.

— Ну так где твой шаад?

Не унималась Лабика, и, украв со стола печеньку, спрятала её за щеку, продолжая свой допрос.

— Шаад? — опять изумлённо воскликнули супруги вместе, и, будто услышав возглас родителей, безобидная малышка ка-а-ак цапнула меня за шею, что я не удержалась от вскрика.

— Аххх!

От моего громкого крика девочка в моих руках испугалась, поэтому сжала плоть ещё сильнее своими маленькими зубками, не желая отпускать. Я не успела заметить, когда к нам подошла её мама, но, ловко схватив у меня малышку, она нажала на её челюсть, и наконец-то она отпустила меня с жутким криком и недовольным плачем. Мигом передав первенца на руки папочки, Рами подтянула ворот моей рубашки, рассматривая стремительно алеющий полумесяц.

— Ах, Давина, прости… — виновато заговорила нагиня. — У Мири только режутся зубки, но мы не думали, что они уже так прорезались. Клянусь богиней, ещё утром я кормила её грудью, но ничего не почувствовала.

— Теперь почувствуешь, — авторитетно заявила шатенка, заглядывая из-за плеча подруги и рассматривая мою рану. — У-у-у, подруга, похоже на…

— Что тут у вас случилось? Чульпар во дворе с плачущей Мири, не может её успокоить.

Обеспокоенная госпожа Гу изящно отпустила поднос с чашками и блюдочками, и посмотрела на нас.

— Мама, Мири укусила Давину за шею. — тут же сказала как есть Рами, отойдя в сторону, чтобы мать смогла подойти ближе и разглядеть мою рану.

— Ничего страшного… — попыталась отмахнуться я, но женщина оказалась ловчее меня, и, крепко схватив за локоть, приблизила меня к себе, внимательно рассматривая ранку.

— Я бы не была так беспечно настроена, Давина. — нахмурилась она. — Чульпар происходит из аристократической семьи Серебристых Наагов, а они ядовиты, девочка моя. Пусть он и второй носитель смешанной крови, а его дочь третья, но нельзя исключать, что яд мог попасть в твою кровь.

На миг я растерялась, как такая маленькая кроха может быть носительницей яда. Но тут же собралась и вспомнила про лекции вид Туара.

— Акнаталия — лунный яд, или сонный яд. Вызывает галлюцинации и влияет на нервную систему, вызывая сонливость и приступы помутнения рассудка, вызывая в сознании страхи человека или неприятные моменты жизни. — тут же выдавила я заученные строки, и в конце вспомнила. — Но нужна достаточно большая доза, чтобы навредить взрослой особи. Сомневаюсь, что Мири смогла выцедить больше пары миллиграмм.

— И все же, Давина, тебе стоит быть аккуратнее. Может, обратимся к нашему лекарю? — я видела, как тревожилась госпожа Гу, но не хотелось раздувать из комара жеребца. Поэтому поспешила её успокоить:

— Не стоит беспокоиться так, — мягко убрала женскую руку, что обнажило моё плечо, и скрыла ранку, что до сих пор пульсировала от боли, от их глаз. — Я знаю рецепт прекрасной мази, которая вмиг поможет ранке затянуться. А для вашего спокойствия заварю универсальный антидот и выпью.

— Так и сделай, девочка. — пригрозила мне указательным пальчиком госпожа Гу.

Все ещё опасливо поглядывая на меня, женщины переместили свои заботы вокруг недовольно плачущей Мири, а я поспешила уйти домой, пока жёлтый диск солнца совсем не скрылся за горизонтом.

Попрощавшись с молодыми родителями и госпожой Гу, я напоследок мстительно прищемила дверью хвост болтливой Лабике и направилась вниз по склону к Сентре.

Дорога была недолгой, но я безрассудно в это время не размышляла о своей ране, а о встрече с Садэром. Я безумно скучала и хотела вновь почувствовать крепкие руки на своей талии, тайно заглянуть в синие омуты безграничного космоса и спокойно вздохнуть в нежных объятиях своего шаада, на миг забыться.

Сегодня, видимо, был какой-то праздник, судя по довольному смеху и крикам из постоялого двора. Конюшня была переполнена лошадьми, и гости совершенно не хотели быть потише. Повсюду рекой лилось вино и угощение, а наглые мужчины тянули свои ручонки к любому мимо проходящему телу с наличием груди. Ловко уворачиваясь от наглых рук и изображая глухую, услышав пару похабных комментариев в свой адрес, я успешно добралась до своего этажа и скрылась в своей комнате от греха подальше.

Фух… Ну и денёк.

Стянув с себя плащ и сумку, я отпустилась на кровать, но шея и ключица заныли, напоминая о малышке Мири и её острых зубах, а ещё о родословности её парочки и наличии яда на этих самых зубах.

Надо сварить антидот.

С этой мыслью я подтянула к себе сумку и начала рыскать в поисках всех ингредиентов. Так, пыльца чёрных роз, сушенный клевер, листочки мелиссы, сушеная лаванда, кристаллы горной росы… А веточка сосны?

А её, видимо, нет.

Вздохнув устало, я потеряла лицо руками и опять сморщилась от боли. Проблема была не в отсутствии этой веточки, ведь буквально за крыльцом подпирали старые амбары своим могучим станом и ель, и сосна. Но чтобы дойти до них, надо было спуститься в общий зал. Где уже горланили всем хором похабные баллады о постое и неверной графине с заданной юбкой… хм, что бегала к нему.

Спускаться туда было откровенной глупостью и очень небезопасно. Тем более, что, как назло, никого из наших сегодня в таверне не было. Ещё не вернулись.

Мелькнула мысль дождаться Садэра. И я даже попыталась осуществить её, но прошёл час, и мой шаад не вернулся. Рана не особо припухла, а вот голова начала кружиться, и меня начало тянуть в сон.

Видимо, малышка Мири спустилась мне в кровь отнюдь не пару миллиграмм.

Что ж, остаётся лишь один выход.

Тяжко вздохнув, я подошла к сумке с куклой.

Ли остался дома, а вот Фэй был моей второй куклой, который ещё больше с анатомической точки зрения напоминал человека.

Достав куклу, я собрала её и почти что легко привязала к конечностям ниточки своей энергии, ибо уже несколько раз тайно от лишних глаз практиковалась в местных лесах с ним.

Согнув средний и указательный палец, я помогла кукле встать самостоятельно, потом плавно подергав мизинцем и безымянным одновременно с правой рукой, и Фэй самостоятельно набросил на себя плащ, теперь больше похожий на высокого мужчину.

Что ж, теперь осталось дело за малым: опираясь на память, вывести его через зал, координируя движениями куклы из своей комнаты, а потом у окна дирижировать дальше.

Я не первый год этим занималась и даже не третий. Поэтому десять минут концентраций и ловкость рук, и я открываю дверь перед моим деревянным напарником, что держит в пальцах ветку сосны. Завожу его в угол комнаты и отпускаю аккуратно на стул, так что плащ скрывает почти его присутствие, но не отвязываю нити энергии, просто перестаю ими управлять, потому что время не терпит. А мучиться всю ночь от кошмаров не хочется, даже в объятьях Садэра.

Срываю иголки с веточки и бросаю их в небольшую турку, в которой обычно варю себе чай, под свечой. Добавляю ложку воды и остальные травы в нужных пропорциях и начинаю неспешно помешивать маленькой деревянной трубочкой, почти засыпая у стола.

Я стараюсь не засыпать, бью себя по щекам пару раз. Опять тру глаза кулачками, но спираль сна втягивает меня за собой. Меркнут возгласы внизу, пьяные речи путников, я засыпаю…

Громкий треск ломающейся двери буквально вытягивает моё тело, чисто на инстинктах, из сонной неги, но не разум. Я рассматриваю мутным взглядом обломки дерева на полу, что когда-то служило ограждением от остальных постояльцев. Сначала страх одолевает меня, и я готова вскрикнуть от испуга при мысли, что это кто-то из пьяни внизу. Но в следующий миг оказываюсь прижатой к стене, и запах гор будоражит сознание образом Садэра, я тут же расслабляюсь.

Но почему его рука на моей шее?

Она так крепко держит, что почти тяжело дышать.

Я поднимаю лицо и, с трудом фокусируясь, ловлю ненавистный туман, что отпустился на этих двух осколках ночного неба. Его лицо бесстрастно и в то же время такое беспощадно острое.

Что с ним?

Почему так?

Яд давит на мой мозг, и мне просто тяжело что-либо понять. Тем временем его большой палец давит на ранку от зубов малышки, и я без никаких подтекстов тянусь на цыпочки, чтобы избежать боль.

— Садэр… больно.

Послушно убирая палец, я чувствую его взгляд на крохотном полумесяце, что приобрёл уже фиолетовый отлив. И его ладонь на моём затылке сжимается ещё сильнее.

— Ай!

Вскрикиваю я, хватаясь за его руку в попытках убрать крепкие пальцы, но всё тщетно, он не замечает. Страшно медленно приближается к моему лицу и выдыхает одними губами:

— Ты умоешься его кровью.

Кровью?

Чьей?

За что?

Мой мозг граничит между явью и сном, я не могу… не могу… не могу… понять…

Что он от меня хочет?

Меня швыряют в сторону, и я падаю к чьим-то ногам. Грязные сапоги большие и из хорошей кожи. На фоне раздается хруст мебели, что ломается под убийственно сильной рукой Садэра, а я, как дура, рассматриваю сапоги и тянусь лицом вверх, чтобы рассмотреть их хозяина.

Так больно запрокидывать шею назад, но мне так страшно, что трясутся поджилки, а кровь стынет от гневного рева шаада за спиной. В глазах рябит, и я не могу отчётливо увидеть лицо мужчины, но замечаю рыжие пятна волос.

Бельяр!!

Хватаюсь за сапог друга и выдыхаю обсохшими губами:

— Помоги…

Но обувь вырывают из моего захвата, и я падаю животом на пол, слышу бас медведя с неслыханной ранее желчью в нем:

— Ты добилась, чего хотела…

Я не вижу больше его лица, лишь слышу его удаляющихся сапог, пытаюсь подняться и дойти до двери чисто на инстинктах, потому что мозг будто спит, но опять падаю.

И вижу в дверном проёме мужские фигуры. Лица размыты, но где-то внутри я знаю, кто это, тупая боль сковывает сердце от осознания, что они просто смотрят на мои мучения, но это лишь на миг, потом сознание опять ныряет под воду сна, и я вскрикиваю почти за грань возможности своих голосовых связок, когда мои пальцы неестественно ломаются вдоль фаланг, когда моя кукла ломается надвое в руках шаада, тем самым нити энергии просто разрываются и ломают мои фаланги от отката.

Но мой крик лишь привлекает внимание шаада. Меня поднимают как котёнка за шкирку и бросают на постель.

Но от боли и чёртового яда я лишь плыву над явью. Слышу треск ткани, кажется, это моя одежда. Вяло отбиваюсь, но пальцы болят, и я просто машу руками в воздухе.

Раздаётся писк, и я с трудом замечаю, как дверной проём вместо двери закрывает что-то серое, будто из кожи, и лишь извилистые выпуклости выдают в этом «что-то» крыло дракона.

Нас закрывают? От чего? Что это? Реальность или галлюцинации? Кошмар?

Возвращая мутный взгляд к Садэру, я по-прежнему теряюсь в догадках. Нет, мой шаад никогда этого не сделает.

И боль. Боль в пальцах, она так реальна!

В этот момент я всеми силами упираюсь сну, пытаясь отпираться и от полуобнажённого воина, что придавил меня своим телом к постели и срывал с меня одежду.

Вывернутые фаланги больно упирались в каменную грудь мужчины, но он этого и не замечал.

— Пожалуйста, не надо… Садэр… пожалуйста…

Молила я, ощущая, как яд полностью тянет меня в сонный дурман.

Я даже плакать не могла.

Но он, как и всегда, не кричал, лишь синие глаза излучали похоть и ненависть, схватившись за мою сорочку, он медленно разрывал её на две части, обнажая и унижая таким образом. А потом отпустился у самого уха и прошептал издевательски спокойно:

— Шлюхи так долго не торгуются, дорогуша, они сразу называют цену.

Эти слова стали волной, что окончательно прогнали меня от берега яви. Оставляя там лишь моё тело на истязаний озлобленного мужчины. А разум… мой разум уносили далеко в те кошмары детства. Тогда, когда была война.

Когда убивали, насиловали просто так среди белого дня.

Я вновь очутилась в теле восьмилетней девчонки, что, спрятавшись за телегой, пыталась заглушить ручками уши и не услышать стоны боли женщин-ведьм, отряда мамы, которых бунтующие солдаты насиловали. В тот день лейтнар Фиалковски ушла в город со старшей дочерью и больной малышкой за новой партией трав, а среднюю оставила на попечение подруг. К вечеру, когда соседний округ направит взвод солдат и бунт подавят, девочку найдут под сеном у конюшни, заснувшую с плотно прижатыми ладошками к ушкам, а целитель-менталист сотрёт эти мгновения из её воспоминаниях. Но инстинктивно она всю жизнь будет бояться мужчин, и, может быть, не зря…