Декоративка. Книга вторая

Глава 1

Снаружи зло выла вьюга. Метель не застала нас врасплох – Зен и Треден предугадали ее и вовремя решили искать укрытие, но пока мы искали это самое укрытие, прошло достаточно времени, чтобы мы перемерзли, устали и оголодали. Как только мы ввалились в пещеру, природа начала неистовствовать.

Я сразу привалилась к стене, прижимая к груди сумку, в которой в тряпках устроился слабый птенец. Млад, весь покрытый снегом, прошел куда-то мимо меня – пещеру обследовать?

— Б-б-б-г-г-бят, — раздалось неразборчивое. Прочистив горло, Треден повторил: — Боги нас погубят. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Н-н-в-н-вт…

Окончание фразы я не разобрала – голос мэнчи снова охрип-осип и сделался совершенно непригодным для расшифровки слов. Пошарив близоруким взглядом по пещере, утопающей в темени, я закрыла глаза и утомленно вздохнула.

Последняя неделя выдалась, мягко говоря, сложной.

Ни-ов, Шариан, гуи, спешные сборы, ужас Тредена, лыжи, переходы, снег, холод… Мы шли в Мэзаву по самому короткому пути, но даже короткий путь в такое лютое зимнее время растягивается и становится смертельно опасным. Первые день-два мы боялись погони, поэтому спешили. Задерживал нас только Млад, которому было тяжело передвигаться по глубокому снегу. Позже мы снизили темп и стали делать больше остановок, во время которых с трудом разжигали костер, ели и заменяли сон отрывочной отключкой. Прежде чем поесть самой, я кормила мясом птенца гуи – страшненькое коричневато-серое существо с большими цепкими лапками и черным клювом. Поначалу птенчик был криклив и требователен, но после первого же перехода притих и оживлялся, лишь когда я заглядывала в сумку, звала его и клала ему в клюв еду. Гуи всегда был в относительном тепле, я заботилась об этом, и накормлен, но Треден все равно мрачно заявлял, что птенец околеет.

Я хмурилась и шептала в сумку, чтобы малыш не слушал злого дядю и был спокоен. Я забрала гуи, потому что, во-первых, не хотелось оставлять этого малыша на смерть, ведь в опустевшем доме Зена некому было о нем позаботиться, а во-вторых, наслушавшись про то, как ценятся взрослые прирученные гуи в этом мире, решила сделать свое первое вложение. Кто знает, может, гуи принесет мне доход? О доходе я и втолковывала Зену во время переходов, но желтоглазый слушал меня с суровым видом, и мое красноречие шло на убыль.

Зен вообще говорил очень мало, только по делу, и не реагировал ни на мои слова, ни на сетования Тредена, шокированного нашим поступком и ожидающего наказания божеского и законного. В отличие от мэнчи, я больше боялась не наказания или того, что нас поймают, а самой природы. Зима убийственна, и то, что мы решились на столь опасное путешествие в такое «вьюжное» время, характеризует нас как сумасшедших или идиотов, или и тех и других. Но в империи я не хотела задерживаться ни дня, а Зен… Зен почему-то поддержал меня. У Тредена тоже не осталось выбора: он не мог оставить без помощи своего воспитанника, практически сына. Так мы впятером и покинули двенадцатый ов-вен: декоративка, двое мэнчи, волк и птенец гуи. Интересная компания, не правда ли? Причем в этой компании я обуза... Зен и Треден знают лес, умеют выживать, разводить огонь и, в конце концов, они сильные, выносливые и глазастые. От меня же никакого проку, одни проблемы: ничего толком не вижу, кое-как передвигаюсь на лыжах, быстро устаю и замерзаю… Вот и сейчас я даже пальцем пошевелить не могу, лежу, как мешок, тогда как мэнчи обследуют пещеру, готовятся развести огонь, копошатся в сумках.

С точки зрения логики я не понимаю, почему со мной возятся и я еще жива. Зен не должен был заступаться за меня, но заступился. Почему? О чем бы я не думала, мои мысли так или иначе стопорятся на этом вопросе. Посидев еще немного вот так, привалившись к стене, я заснула.

Когда я проснулась, в пещере было уже светло и тепло. Я протерла глаза, приподнялась и разглядела, что мэнчи сидят у костерка, пьют что-то из плошек да прикусывают сухарями. Приподнявшись, я обнаружила, что не ощущаю привычной тяжести сумки с птенцом.

Сон мигом слетел.

— Где гуи? — воскликнула я. — Какого черта вы тронули мою сумку без разрешения?

Услышав мой голос, да еще такой громкий и яростный, птенчик заверещал. Я по звуку определила, где сумка, встала и подошла к ней; птенец удобно сидел на загаженной тряпочке. Тряпки я периодически меняю, но их запас ограничен, и скоро мне придется искать для малыша другие «памперсы».

— Зачем вы его покормили? Я сама бы покормила!

— Во сне? — произнес Зен иронически, но это была отнюдь не добрая ирония.

Я протянула руку к птенчику, давая пощипать себя – так кроха ласкается – и потерла висок. Голова болит не только от недосыпа и стресса, но еще и от холода. Неважно, что сейчас мы в тепле, важно то, сколько часов мы перед этим провели под ветрами.

— Хватит бухтеть. Садись с нами, поешь, — позвал Треден.

Едва я отошла, гуенок заверещал, и я оглянулась на него.

— Не подходи к нему на каждый писк-визг, — сказал Зен. — Испортишь.

Что ж, логично. Я размотала шарф, сняла шапку, бросила их к стене, затем расстегнула тулуп, почесала зудящую голову и подошла к огню. Мэнчи еще в первый день перехода нашли ветки, из которых можно соорудить треногу, чтобы греть пищу в небольшом котелке над огнем. Емкость уже сняли с этой ненадежной конструкции. Треден достал платок, в который завернуты сухарики, и отсыпал мне горсть, а Зен добавил в свою плошку варево из котелка и протянул мне.

Глава 2

Мы пробыли в пещере два дня, и это были непростые дни. Усталость, не слишком оптимистический настрой и внутреннее раздражение сделали нас вспыльчивыми и недовольными. Птенчик, наоборот, радовался остановке и, сидя в своем гнезде-сумке, сводил нас с ума криками, хотя поводов для криков не было – его и кормили, и развлекали. Млад сначала недобро косился на это визгливое существо, а потом его терпение лопнуло, и он попытался сожрать это самое существо.

Я, естественно, встала на защиту своего пернатого подопечного, а Треден встал на защиту меня. Отогнав волка, бородач предупредил:

— Посмотри-посмотри, какое чудище ты решила воспитать! С ним маленьким уже не совладать, а что будешь делать, когда подрастет?

— А я рада, что он такой шумный! — возразила я нахально. — Это значит, что он здоров, активен, и как всякий ребенок… то есть зверенок… то есть птенчик, шумен!

— Млад шум не любит, так и знай – зазеваешься, сожрет твоего ребенка-зверенка-птенчика!

— Пусть только попробует! Я ему брюхо распорю и вытащу птенца!

— Что-о-о-о? — всерьез рассердился простак Треден, который все никак не мог привыкнуть к моей манере насмешничать. — Если тронешь волка, я тебе голову откручу – хоть гавкать перестанешь, собака брехливая!

— Догони сначала, пень трухлявый!

— Хватит! — рявкнул Зен. Как только мэнчи подал голос, мы с Треденом замолчали, птенец прикрыл клювик, а Млад перестал ворчать-рычать. Зен среди нас самый сильный и приспособленный к выживанию, и мы вольно или невольно подчиняемся ему. — Я выйду осмотреться, посмотрю, как лег снег, и решу, как безопаснее идти. Вернусь к вечеру. Не грызитесь.

Застегнувшись и накинув капюшон, желтоглазый хлопнул по бедру, и Млад подошел к нему. Убрав тряпки, которыми мы заткнули щель, через которую и попали в пещеру, желтоглазый пролез наружу, а затем вылез волк.

Сразу стало холоднее и внутрь нанесло снежной пыльцы.

— Млад твой или Зена? — спросила я раздосадованно. Раньше меня успокаивала мысль, что зверь подчиняется Тредену, а не Зену, и в случае стычки будет выполнять именно приказы Тредена. Что, если я ошибаюсь?

— Он наш, — ответил бородач и тоже раздосадованно. — Когда нашли его волчонком, оба заботились.

— Не может такого быть. Волк видит нас как стаю, а в стае должен быть вожак. Кто вожак – ты или Зен?

— Чего ты хочешь от меня? За птенцом своим гляди, — ушел от ответа Треден и стал затыкать щели.

Я присела рядом с птенчиком, который, почувствовав свежее дуновение холода, заволновался. Я протянула руку, чтобы поправить «гнездо», и ощутила, как меня весьма болезненно прихватывают клювом за руку. Гуи считает меня мамочкой и проявляет любовь, пощипывая за всякие места. Даже боязно наклоняться к нему низко – вдруг за нос схватит или клюнет в глаз?

— Бяка-кусака, — пробормотала я, потирая руку. — Разве так ведут себя приличные гуи?

Птенчик предпринял еще одну попытку меня цапнуть, и когда я его отпихнула, с обиженным видом устроился на тряпках в сумке. Тряпки пованивали, но я пока не меняла их; заменю веточками, когда мы покинем пещеру.

Треден забил тряпками щель, проверил факел, подошел к нам и сел рядом.

Я подготовилась к продолжению нашего словесного сражения и, вздернув подбородок, начала:

— Птенец не такой уж…

— Что ты знаешь о Мэзаве? — перебил меня мэнчи.

— Страна, управляемая Великими матерями, страна без рабства,— ответила я, вспомнив рассказы Кирила. — Имеет выход к морю, говорят в ней на том же языке, что и в Ниэраде. В Мэзаву мечтают попасть многие дикарки, и некоторые женщ… то есть мэзы и декоративки пытаются сбежать туда.

— Таким, как ты, там и впрямь живется вольготнее. Ты прирожденная мэзавка.

— Мерзавка, то есть? — уточнила я со смешком.

Треден промолчал.

— Ну, спасибо! — фыркнула я, впрочем не обидевшись.

— Да брось ты это! — фыркнул и мэнчи. — Я так-то серьезно говорю. Много лет назад на ярмарке в третьем ов-вене отца Чау меня купил ни-ов из двенадцатого ов-вена отца Хауна. Звали его Слего. Молодой, совсем мальчишка, он отличался от ни-ов, которых мне доводилось видеть раньше. Чудак он был, но богатый. Я таскал его вещи, сопровождал в переходах, пока мы не добрались до двенадцатого ов-вена. Слего отвел меня к распорядителю, где меня зарегистрировали и переклеймили, и привел в лес. В выбранном месте мне быренько поставили времянку, принесли кое-какой скарб и вещи. Слего велел, чтобы я жил в этом домике и примечал, когда слышно богов. Иногда он приходил, выпрашивал про богов и про другое, угощения приносил, одежду – по выпивку ни раза не принес и строго запретил напиваться в деревне. Он обещал, что в лесу я проживу недолго, до зимы, а потом он заберет меня в город. Ох, знала бы ты, Ирина, каково южанину оказаться на севере, поселиться в лесу, где побалакать не с кем! Я жутко скучал по дому и всего боялся. Мало того что холодно, так еще и темно, одни ели вокруг, и боги та-а-а-к страшно сердятся…

— А боги, они…

— Тс-с-с! Не перебивай! Слего говорил, что я проживу во времянке до холодов, но когда выпал первый снег, он не пришел, а я сам не осмелился бы сунуться в город, тем более пограничный. Мэзавцы ж всегда жару дают, когда случаются стычки, а в лесу спокойно, можно схорониться. Я приметил речку, стал рыбачить, учиться охоте, скорешился с местными. Первую зиму прожил кое-как, весной стало легче, а к лету так и вовсе раздолье настало. А тут и Слего объявился, да не один, а с мэзой, к тому же беременной. Я как увидал их, так и сомлел. Она была младше тебя, худая, а пузо такое, что на нос лезет, и Слего белый весь, еще придурочнее, чем был. Ввалились ко мне и просят: помоги…

Глава 3

Шум «выключился» как по щелчку. Наступившая тишина испугала не меньше, чем громкая аномалия. Осторожно убрав руки от ушей, я шепнула куда-то в тулуп Зену:

— Все? Кончилось?

Мэнчи пошевелился, слез с меня и ответил необычно утомленным голосом:

— Кажется, да.

Мы прислушались – лес зазвучал стандартно, как и положено зимой. Я попробовала изменить положение, но тело, будто налившееся свинцом, плохо слушалось, и голову сдавливало обручем, как при мигрени. Не случись у меня кишечного расстройства, я бы сидела так, под елью, недвижимо, пока не приду в более-менее нормальное состояние, но расстройство было, и еще какое. Я снова попробовала встать, и это маневр обошелся мне дорого: ноги подогнулись, и я неловко упала на Зена. Он не рассердился, понимая, что боль я ему причинила нечаянно, только посоветовал хрипло, устало:

— Не вставай, посиди спокойно.

— Не могу… мне надо срочно отойти по нужде…

— Сейчас?

Невозможно описать, как на меня посмотрел Зен… Белки его глаз, кстати, покраснели от множества лопнувших капилляров, да и под носом появилась кровь. Я тронула свой нос и тоже обнаружила немного крови. Привыкшая тому, что на холоде из носа постоянно течет, я даже не заметила этого маленького кровотечения.

Я ничего не ответила, только посмотрела на мэнчи с тихой паникой. Зен вздохнул и пополз наружу. Зная, насколько тяжело двигаться сейчас, я была благодарна ему за этот поступок, и в то же время сгорала со стыда. Не теряя времени, я стала стаскивать штаны…

Под елью я просидела долго и когда, наконец, смогла вылезти и, пряча красное лицо, подошла к спутникам, ни бородатый, ни желтоглазый не позволили себе ни единой шуточки. В этот момент я бы просто не смогла пережить насмешек – я же женщина, в конце концов…

Треден молча протянул мне баклажку с водой. Я попила воды и, поблагодарив мэнчи, вернула ему баклажку.

— Боги смилостивились над нами, а это значит, не такие уж мы и грешники, хотя нам и пришлось поплакать кровавыми слезами, — произнес мэнчи. — Чего поникли?

Раньше слепая вера Тредена в богов и его простодушие меня раздражали, а его покорное смирение судьбе возмущало. Для меня, выросшей в другом мире, в другой среде, это казалось «отсталостью». Но чем больше я узнаю Тредена, тем больше им восхищаюсь.

— Мы и рады – что ты с нами, — сказала я. — Уверена, что только присутствие такого самоотверженного добряка, как ты, спасло нас с Зеном.

Вопреки обыкновению бородач не смутился, а удивился.

— Серьезно, — продолжила я. — Если бы не ты, наш побег не удался, а если бы и удался, мы с Зеном поубивали друг друга по пути. Ты спасаешь нас раз за разом, и у меня нет сомнений, что боги тебе благоволят.

Треден глянул на Зена, чтобы, наверное, удостовериться, что не один он это услышал, затем проговорил:

— Вон оно как… Слыхал, Зен? Ядоплюйка заговорила по-доброму.

— Боги ни при чем, — отозвался желтоглазый. — Змеи не плюются ядом просто так, когда им ничего не угрожает. Так что ничего удивительного здесь нет.

— Думаете, мне неприятно, что вы сравниваете меня со змеей? Змеи – символ мудрости.

Мэнчи рассмеялись, но я не обиделась и легко приняла тот факт, что мудрость – не про меня. А вот ядом я действительно плевать умею, и кусаться тоже. Повеселившись еще немного – такая разрядка после пережитого необходима – мы стерли с лиц кровь, определились с направлением и продолжили путь, но уже без спешки и в удобном ритме.

Мне по-прежнему было невероятно стыдно за то, что случилось под елкой, хотя, по сути, это просто физиология и тут стесняться нечего, да и аномалия настолько меня перепугала, что в копилку моих фобий добавилась еще одна. Но случилось и еще кое-что важное, перебивающее стыд, страх, усталость – я осознала, что не Лена для меня в этом мире самый близкий человек, а люди, что идут рядом. Они уже понимают меня, знают, когда и как со мной надо говорить, когда можно шутить, а когда нет, да и я уже успела их изучить.

Зен поступил сегодня как джентльмен: выполз из-под ели, несмотря на немощь, чтобы пощадить мою гордость. Да, есть в нем что-то темное, но при этом он следует своим принципам. А Треден вообще золото-человек. Даже когда он перестал видеть во мне нуждающуюся в помощи декоративку и разглядел смутьянку и «ядоплюйку», не перестал заботиться, понимая, что одна я не выживу.

Интересно, как бы могли сложиться наши отношения, если бы мы повстречались при других обстоятельствах?

Млад, тяжело перенесший встречу с «богами», запутался в лапах и упал. Мы, тоже еще слабые, остановились и склонились над натужно дышащим волком.

— Отдохни, дружище, — ласково произнес Треден и провел рукой по боку волка, — мы не торопимся.

— Звери переносят встречи с богами хуже, чем люди? — спросила я.

— Цепенеют, околевают, бесятся – когда как, — ответил Зен.

— Реакция всегда разная, значит…

— Обычно животные предугадывают появление богов и улепетывают подальше.

— Животные безгрешны, так что за им кара богов? — этот вопрос я задала Тредену, надеясь, что он забудет про правила империи, гласящие, что вопросами религии позволено озадачиваться только отцам.

Глава 4

Вандерия не слукавила, когда заявила, что никому не доверяет спасенных женщин. Она сама занялась мной: помогла принять удобное положение и раздеться. В комнате было тепло, но я все равно покрылась мурашками, когда обнажилась.

Из груди женщины вырвался сокрушенный вздох. А я ничему не удивилась: ни посиневшей отекшей голени, ни страшным багровым пятнам на животе и боках. Мое перемещение в Утхад было травматичным и неожиданным, мягко говоря. К худобе я тоже уже привыкла, а также к тому, что всегда выгляжу плохо – Цита крадет красоту и здоровье.

— Здесь нужны пиявки, — решительно сказала Вандерия.

— Не нужны, — возразила я, вспомнив леденящие душу подробности о гирудотерапии, курс которой прошла моя подруга. Мало того что пиявки больно кусают, так еще и после их «работы» долго не останавливается кровь и остаются шрамики.

— Парочку надо поставить.

— Никаких пиявок.

— Почему? Может, попробуем?

— Нет, спасибо, я и так уже настрадалась.

Разрезав чистое полотно на полоски и захватив небольшую емкость, Вандерия присела ко мне на краешек кровати и занялась моей ногой. Открыв крышечку емкости и зачерпнув пальцами немного приятно пахнущей мази, она стала накладывать ее на отекшую кожу.

— Позже сюда принесут теплой воды, чтобы ты смогла обмыться, — сказала женщина. — У нас есть терма, но пока тебе нельзя нагревать тело, так что придется подождать.

— Ничего страшного, подожду, — ответила я.

Собственное благополучие и здоровье волновали меня не так, как благополучие мэнчи. Меня-то здесь в любом случае вылечат и будут беречь, в отличие от них. Но как помочь им? Как вести себя, что сказать? Жаль, просто заверить Вандерию в том, что они всего лишь хотят добраться до других земель подальше от Ниэрада, будет недостаточно.

Теплая рука Вандерии коснулась белесых растяжек на моем бедре.

— Сколько у тебя детей? — спросила она.

— Нисколько.

— Понимаю… их отняли у тебя?

— У меня нет детей, я не рожала. А растяжки на теле у меня с тринадцати лет.

— Не рожала? — поразилась Вандерия и перестала накладывать мазь. — Как это – не рожала? Лет тебе уже немало.

Я хмыкнула. Наверное, по здешним меркам я в свои двадцать три действительно считаюсь пожившей. Хотя, учитывая, как я выгляжу сейчас, Вандерия могла ошибиться с моим возрастом и дать мне на лет десять больше, чем есть на самом деле.

— Единственная моя беременность закончилась выкидышем.

— Ты беременела всего однажды? — еще больше удивилась Вандерия.

«Да, спасибо контрацепции. Хотя и она дала осечку», — мысленно ответила я и вслух произнесла:

— После выкидыша меня осматривал ведун. Он сказал, что я стала бесплодной.

— Поэтому тебя определили в декоративки?

— Еще из-за зрения, — добавила я. Не то что мне хочется всех подряд посвящать в свои проблемы, просто скрыть то, что я слепа как крот, не получится. — Я плохо вижу вдали. Чертова близорукость!

— «Чертова близорукость», — повторила Вандерия. — Какие странные слова…

— У нас в Сургуте они в ходу.

— Вытяжка из дождевых червей улучшает зрение. Я сделаю ее, и закапаем тебе в глаза.

— Не надо!

— Почему? Это проверенный способ.

Что, если именно эту вытяжку мне капал в глаза Шариан, когда узнал о проблеме с глазами? В каком вообще состоянии здесь медицина, раз они лечат червями да пиявками? Что, если у меня воспалится аппендицит или я серьезно отравлюсь? Меня будут лечить вываренными жабами или порошком из толченых крысиных хвостов? А зубы? Долго ли мои зубы протянут здесь без щеток и зубной пасты? Что будет, когда у меня начнут прорезаться оставшиеся три зуба мудрости?

Столь страшные перспективы впервые представились мне, и я похолодела.

— Не хочешь капать в глаза, не будем, — испуганно проговорила Вандерия, растолковав по-своему мое внезапное побледнение. — Не переживай, Ирина, никто здесь не будет делать ничего против твоей воли.

— Все нормально, — хрипло ответила я и натужно улыбнулась. — Просто я не люблю червей, пиявок, змей…

— Больше ни слова о них! — пообещала Вандерия и продолжила накладывать мазь. Затем она превратила меня в некое подобие мумии, обмотав полосками полотна, и укрыла легким покрывалом. — Отдыхай. Я принесу теплого молока.

— Вы так и не ответили на вопрос, что станет с моими спутниками.

Заботливая женщина вмиг преобразилась в жесткую комендантшу, но перемена эта произошла только во взгляде – он из покровительственного женского стал непримиримо-мужским.

— Ты пребываешь во власти опасных иллюзий, девочка, — сказала она сухо. — Те, кого ты называешь «спутниками», совсем не так просты, как ты думаешь.

Я могла возразить ей и попытаться доказать, что Треден – добрейшее создание, а Зен просто ищет свободы, но она бы не поверила. Женщина, которую назначили комендантом пограничной крепости, не поверит тому, что не укладывается в картину ее мира.

Глава 5

Меня разбудил стук в дверь.

— Ирина! — донеслось из-за двери; голос Вандерии был непривычно нервным. — Ты слышишь меня?

— Да-а-а, — ответила я сипло и, откинув тяжелое одеяло, встала на каменный пол. Ступни тут же обожгло холодом. А-а, черт! Я же вчера носки на ночь сняла! Где же они? Прищурившись, я стала искать носки.

— Ирина, открой! — голос комендантши повысился до отчетливой паники.

Я плюнула на поиск носков и прямо так пошла к двери. Отперев ее, я узрела Вандерию и незнакомого парня.

— Почему ты так долго не открывала? — спросила Вандерия.

— Спала, — честно ответила я.

Изучив меня, женщина расслабилась и указала на своего спутника.

— Флана хотела тебя увидеть.

Так это она?

Ох, и высока! Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в ее лицо. Сплошные контрасты: квадратное, с мужественным подбородком и резкими чертами лицо, но полные пунцовые губы красивой формы; ровная смуглая кожа, но осветленные волосы, обрезанные коротко и кое-как; разрез глаз азиатский, но сами глаза цветом как арктические льды – светло-голубые, прозрачные.

«Мать моя женщина, какая фактура!»

Я впала в оторопь, разглядывая всадницу. Какой же у нее рост? Метр девяносто точно есть... Не зря я сначала приняла ее за мужчину: она не просто одета по-мужски, мужская одежда сидит на ней, как влитая. Сапоги, брюки, куртка – все грубое, темное, плотное, ветром да снегом потрепанное.

Будь я такой сильной и высокой, ни один мэнчи в империи ко мне и близко бы не подошел. Зен и тот бы оробел, увидев эту амазонку. А какие у нее глаза, губы… Это не классическая скучная красота, а по-настоящему эффектная внешность, андрогинная. Живи Флана в нашем мире, ее бы без вопросов взяли в модели.

— Вау, — выдохнула я.

— И ты будь здрава, — отозвалась она, переведя на свой манер мое «вау».

Голос ее выдал: совсем юный, звонкий, девичий.

— Мы войдем или ты желаешь и дальше почивать? — спросила Вандерия.

— Да, конечно, входите…

Я уступила женщинам дорогу. Старшая по обыкновению обошла покои, проверяя, все ли у меня хорошо, не случилось ли чего за ночь, а младшую интересовала лишь я сама. Встала она довольно далеко от меня, так что я не могла видеть ее отчетливо, но почувствовала, что она всем своим существом источает дружелюбие и интерес, и это меня подкупило.

— Меня Фланой зовут, — представилась всадница.

— А меня Ириной.

— Знаю, — усмехнулась девушка. — Ты странно говоришь.

— Ирина родилась на побережье, и наш язык для нее не родной, — ответила за меня Вандерия. — Флана, ты помнишь, о чем я тебе говорила?

— Помню. — Флана подошла ближе и сказала: — Извини, что так вышло с гуи. Я приняла тебя за парня, вот и позволила гуи тебя закогтить. Если бы я знала, кто ты, никогда бы не цапнула так из-под ели.

— Все нормально.

Вандерия подошла к нам и укоризненно посмотрела на мои голые ступни.

— Не стоит ходить босой, Ирина. Ты должна держать ноги в тепле, да и все тело, впрочем. Я не для того выхаживала тебя, чтобы ты расхворалась вновь.

Иногда приятно почувствовать себя ребенком, о котором заботятся, но это не тот случай. Забота и внимание Вандерии продиктованы желанием подчинить меня, сделать послушной. Хоть на словах она и желает, чтобы я скорее окрепла, моя слабость ей на руку.

Подозреваю, почему она струхнула сегодня утром: я очень уж сладко сплю по ночам, да и днем постоянно ощущаю сонливость. Эта хитрая дамочка подливает мне что-то в напитки или в еду, чтобы я была поспокойнее. Наверное, испугалась, что напутала с дозировкой, поэтом так рвалась ко мне сегодня.

— Что-то тошнит меня, — солгала я и потерла впалый живот под рубашкой. — Полночи ворочалась, заснула только под утро.

— Беременность? — обрадовалась Вандерия.

— Нет, я бесплодна. Так сказал ведун.

— То, что говорят ведуны, можно смело делить надвое. Уверена, ты можешь иметь детей. У меня есть травки, которые могут поправить твое здоровье и сделать тебя настоящей мэзой. Дай мне немного времени, и я превращу тебя в женщину, коей она задумана богами.

Меня чуть не перекосило от перспективы стать маткой-роженицей, хоть и называющейся красивым словом «мэза». Я пожалела о том, что вообще брякнула ей о том, что у меня был выкидыш, ведь это значит, что у меня была беременность, а раз была беременность, значит, шанс забеременеть снова есть.

— Я принесу отвар, который снимет тошноту. А ты, Флана, расскажи Ирине о городе.

Вандерия развернулась и вышла из покоев, оставив нас с всадницей наедине.

Я прищурилась и стала искать носки. Один нашелся быстро, второй пришлось искать дольше, и помогла мне с ним Флана. Вручив мне носок, она спросила:

— Почему ты щуришься?

— Потому что очень плохо вижу.

— Какой ужас! — выдохнула девушка и осторожно помахала перед моим лицом рукой. — А руку мою видишь?