Настоящее время
Когда мы стоим на паспортном контроле, мои губы саднят. Я искусала их в кровь. Мама, папа и Брюс болтают между собой, а я переживаю и пытаюсь сохранять между нами с Шоном безопасное расстояние, потому что… ну он только что вытерпел перелет кошмара, и, скорее всего, в ближайшее время начнет плеваться огнем.
Когда работник паспортного контроля смотрит на мое фото, а затем начинает искать в компьютере данные о скромной персоне Джоанны Конелл, я едва в состоянии сохранять вертикальное положение тела. За те сутки, которые мы провели в воздухе и зоне «без границ», могло произойти что угодно, и я хватаюсь рукой за металлический поручень. Пальцы мертвенно белые, ногти впиваются в ладонь. Внезапно мужчина снимает телефонную трубку, и я чувствую, как пот стекает по моей спине, хотя вокруг отнюдь не жарко. Он что-то тихо говорит, я не в состоянии расслышать, зрение начинает сужаться, а служащий так преспокойненько постукивает моим паспортом по столу. Мое воображение уже рисует толпу людей в форме, которые скручивают и меня, и отца, и маму, и Брюса, и бросают нас в смежные камеры...
— Добро пожаловать, мэм, проходите. — А затем поднимает глаза и мрачнеет: — Вам плохо?
— Перелетов побаиваюсь, — хрипло произношу я.
— Если что, мисс Конелл, медпункт дальше по коридору…
— Доктор Конелл… — автоматически поправляю я его, и прикусываю изнутри щеку, чуть не хлопаю себя по лбу. Ну что за привычка сначала ляпнуть, а потом расхлебывать последствия?
— Извините, — сухо произносит мужчина, и нажимает на кнопку, разблокирующую дверь, которая ведет на территорию… да-да, Австралии. Я шмыгаю туда, надеясь, что моя феерическая глупость хотя бы на этот раз останется безнаказанной.
В попытке дождаться остальных, я останавливаюсь в коридоре и смотрю на выход из коридора, ведущий в общие залы аэропорта. И вспоминаю, как улетала отсюда, вся изломанная, искалеченная, потерявшая веру в себя и собственную привлекательность. Никогда бы не подумала, что меня снова занесет в Сидней, да еще и волей случая.
— Ты какая-то синяя, — сообщает Картер, выныривая откуда-то из-за моей спины.
— Да неужели? — намеренно громко говорю я, и он болезненно кривится, поднося пальцы к виску. Ничего-ничего, нашел силы заметить мое состояние, не надо теперь прикидываться больным и убогим. — Не переживай, Шон, сейчас даже трупы выглядят лучше, чем ты.
Он фыркает и начинает двигаться по коридору дальше, чуть-чуть покачивается при ходьбе. Кто бы мог подумать, что у такого неординарного человека может быть столь банальная болезнь, как мигрень? Наконец, контроль проходят и мама, и папа, и Брюс, и мы направляемся к ленте выдачи багажа, но я не дохожу до нее, так как вижу в толпе мисс Адамс с чопорной табличкой, на которой написано, цитирую, не шучу: проф. Картер и Ко. Я уже была уверена, что согнуть пополам от хохота прямо на месте, но она со мной заговаривает, и приходится держать лицо.
— Мисс Конелл! — восклицает секретарша Шона и улыбается мне так, словно действительно рада меня видеть. — Когда профессор сказал мне подготовить комплект документов на ваше имя, я ушам своим не поверила!
И вот на этом самом месте смех как рукой снимает.
— Комплект документов? — перевожу я взгляд с нее на Шона.
— Ах да, забыл сказать, что ты теперь будешь преподавать в университете на кафедре параллельного программирования.
— ЧТО?! — ору я снова. Шон аж отступает назад, будто исходящая от меня звуковая волна материальна. Но молчит, то ли поднимает, что заслужил, то ли в роли смирительной рубашки сегодня мои родители. — Я никогда ничего не вела, я не умею учить детишек…
— Клегг тоже, но его же это не смущает.
Подводим итог, я на территории Австралии меньше пятнадцати минут, а Картер уже успел составить мне экскурсионную программу и отпускает шпильки в адрес Клегга. Смотрю на покер-фэйс мисс Адамс, кажется, ее тирания начальника тоже задолбала. Однако она молчит. Эта женщина, должно быть, святая. Всем бы ее выдержку, ведь она терпит Шона не меньше девяти лет. Либо он ей оплачивает психотерапевта, как знать.
Кстати, мне всегда было интересно, почему у Картера в помощницах ходит старая дева с недокрашенным шиньоном, а не блондинка в мини-юбке. Учитывая его страсть решать вопросы не отходя от кассы, было бы очень даже удобно…
— Мисс Адамс отвезет вас в Ньюкасл, — сухо сообщает мне Картер, пока я размышляю о его требованиях к кадровому составу.
— Как это? Вот прямо сейчас? Стоп, погоди, я не подпишу документы.
— Подпишешь. Я твой начальник, и ты будешь делать, что я скажу. Иначе я тебе устрою неприятности, по сравнению с которыми Леклер покажется ангелом. В общем до начала семестра советую тебе разобраться со всеми вопросами, в том числе подлечить нервы, потому что если станешь продолжать на меня орать так, как сейчас, я тебе очень не завидую.
Уже готовлю гневную тираду, но чувствую, как меня кто-то тянет меня за рукав. Мама. Я чуть наклоняюсь, и она доверительно шепчет мне в ухо:
— Ханна, знаешь, мне не очень нравится твой начальник.
— Не переживай, мам, мы ему тоже, — «успокаиваю» ее я. — Кстати, мисс Адамс, это мои родители, Зои и Джон Конелл, и Брюс Монтгомери, мой жених.
— Оооо, — говорит она, вылупляясь на Брюса, а затем беззастенчиво опускает взгляд на мои руки, ищет подтверждение словам. Это что сейчас было?! — О, ну, поздравляю, счастья вам.
А затем секретарша как-то опасливо косится в сторону Шона. Что ж, в очередной раз убеждаюсь, что Роберт Клегг человек великий. Потому что он был прав. Я могла становиться доктором философии, решать судьбу мира, наводя ядерные боеголовки на Иран, отдавать взломщика Пентагона агентам ФБР, но в глазах некоторой прослойки общества я навсегда останусь всего лишь блондинистой подружкой Шона Дамиена Картера.
Шесть с четвертью лет назад
Как я уже упоминала, Киану нам с Шоном пошел на пользу. Мы непостижимым образом нашли точки соприкосновения. Да и вообще он стал как-то проще ко мне относиться, и я ответила ему тем же. Это внезапно оказалось залогом очень даже мирного сосуществования. Теперь если даже он меня и третировал, я относилась к этому максимально спокойно. Как наорет, так и успокоится. Однако, случались у Шона и помешательства. Тот день как раз был из числа подобных, но отличался особой степенью паршивости, а также… внезапности.
Утром дверь в мою спальню распахнулась.
— Ты проспала, — торжественно объявил Картер.
Я лениво разлепила веки и взглянула на часы. Ну а что, на слово что ли ему верить? Да конечно! Проходили уже. Однако он не пошутил, а потому я буквально пулей вылетела из-под одеяла и начала быстро-быстро собираться. Из одежды напялила только платье-рубашку, решив, что на клетке не будет видно, насколько сильно мятая ткань, затем всего пару раз взмахнула тушью, прическа… ой, лучше не смотреть!
— Меня пригласили на конференцию по параллельному программированию, — протянул Шон, наблюдая за моими лихорадочными сборами. — Я так и не понял зачем, но раз Такаши собирается прилететь, то, так и быть, я тоже доеду до чертова Мельбурна.
Прыгая на одной ноге и пытаясь попасть другой в туфлю, я подхватила сумку и побежала за Шоном на кухню.
— И что?
— Ее организовали те два профессора-параллельщика. Помнишь их?
— Ну да, близнецы. Крутые, значит ребята, Такаши выцепили. Ну а мне-то что? Это приглашение? Сообщение? Попытка заставить обзавидоваться?
— Ты тоже можешь туда поехать, если хочешь, конечно.
— Естественно, хочу, — ответила я просто и налила себе чашку кофе, чуть не забрызгав свое расчудесное платье.
— Поговори с Клеггом, может быть он даст тебе доложиться. Выбей с него уже хоть что-нибудь! Этот хрен не произвел на свет еще ничего стоящего! Сделай так, чтобы ты стала первой, иначе я этого переманивателя студентов по миру пущу.
Я чуть не поперхнулась кофе. Шон давал мне дельный совет для моей карьеры параллельщика. Приехали! Видать, совсем отчаялся дружок.
— Ну, окей, — сказала я.
— Поехали. Быстрее.
Мы вылезли из его машины около университета. Он размашисто шагал к корпусу, явно не намереваясь опаздывать, а я смешно семенила следом, так как не успевала за ним на своих высоченных шпильках.
— И сколько дней конференция? — поинтересовалась я, чуточку задыхаясь от упомянутого полубега.
— Четыре, — сухо бросил через плечо Картер.
— И когда ехать?
Ну ведь вы не думали, что все так просто? Думали? Вы просто убиваете меня своей наивностью!
— Завтра.
— И что я буду докладывать?! — завопила я так, что студенты начали оборачиваться.
— Ты это мне? — меланхолично отозвался Шон.
И все-таки я опоздала. Но в аудиторию меня пустили, да даже если бы я заявилась за пару минут до конца пары, меня бы все равно не выставили. Ведь Шон Картер — плотоядное существо, обладающее четко выраженным собственническим инстинктом. В общем проскользнула я в аудиторию и тут же шмыгнула на одну из первых парт, подвинув бедром Джека.
— Привет, — сказала я, пытаясь шпильками соорудить на затылке пучок, пока преподаватель задумчиво стирал с доски страшненькие тройные интегралы. Неа, бес-по-лез-но. Волосы все равно торчали как после ночи жаркого секса. Да, конечно, у меня почти каждая ночь была полна жаркого секса, но обычно я всегда заметала следы, принимая душ. Кроме сегодняшнего дня.
— У вас с Картером что, воду отключили? — протянула Хелен, буквально уничтожая меня взглядом.
— У нас с Картером отключили будильник, — максимально вежливо огрызнулась я.
Наконец, мне удалось справиться со своей сумасшедшей гривой, однако часть волос пришлось оставить «кокетливо свисать на глаза», притворившись, что так и было задумано. На самом деле мне просто не хватило шпилек.
— Хочешь дружеский совет? — улыбнулся Джек, посмотрев на странную конструкцию на моей голове. — Распусти волосы. До того, как ты их убрала, казалось, что наш достопочтенный ректор имел тебя минуту назад, а теперь выглядит так, словно ректор имел тебя минуту назад, но ты сильно стараешься сделать вид, что ничего не было.
— Он не имел меня минуту назад, — буркнула я и покраснела.
— Ну да, естественно.
— Я проспала, ясно?! — Должно быть, я из красной стала малиновой.
Парни ухмыльнулись и переглянулись. Они мне не поверили, прекрасно. Я подавила желание закрыть лицо тетрадью. Оставалось только надеяться, что у Хелен от ревности зубы болят, и я страдаю не одна.
Второй парой в расписании стояли лабораторные у Шона Картера. Мы сидели за компьютерами, Хелен защищалась. Она говорила, и говорила, и говорила. А Шон явно обитал в тот день где-то в параллельной реальности, он смотрел в противоположную стену и поглаживал пальцем ручку.
— Сэр… на теории все, — нервно проговорила Хелен. Отсутствие реакции преподавателя ее явно смущало. Она уже пересказала весь лекционный материал, а он так и не остановил монолог. Но вдруг вместо ответа с его стороны прозвучало:
— Конелл, вы сегодня защищаетесь?
— Н-нет…
— Тогда уйдите с глаз долой.
Я моргнула. Один раз, второй, пожала плечами и под дружный хохот согнувшихся пополам Аарона и Джека начала собирать вещи. Вот же два придурка! Они никак не могли успокоиться по поводу моей прически.
Однако, как выяснилось, ушла я недалеко, так как за моей спиной почти мгновенно хлопнула дверь, и внезапно мою талию обхватили знакомые руки. Шон резко вдохнул запах моих бог знает чем пахнущих волос, а затем резко толкнул меня к стене и стал жадно целовать.
Настоящее время
Я захожу в университет. Здесь почти все по-старому. Де-жа-вю. Те же коридоры, тот же стук моих каблучков. Будто ничто не поменялось. Иногда мне кажется, что Сидней — место, где время заморожено. Здесь не меняются ни люди, ни здания, ни ритм. Я все это так любила и, кажется, все еще люблю. Мое сердце щемит от счастья и предвкушения, когда я так привычно иду к кафедре Клегга и так привычно поворачиваю голову, чтобы бросить взгляд на окна приемной ректора. Кафедра там же, кабинет Шона там же, изменилась только я. Они — нет. Толкаю дверь кафедры, и первое, что замечаю: больше она не скрипит. Пожалуй, смазанные петли — чуть ли не единственное, что изменилось в здешних стенах! Ну, кроме перестановки внутри кабинета, в результате которой пропал мой стол… А, кстати, какого черта? Мне бы он не помешал!
Перевожу взгляд левее и вижу застывшего с открытым ртом Роберта Клегга. Ну, все ясно, Картер бы с большим удовольствием сдох, чем предупредил своего визави о моем прибытии.
— Клегг! — запоздало начинаю визжать я. И только после этого он вздрагивает и, кажется, начинает понимать, что я — не особо реалистичная галлюцинация!
— Конелл?! — хрипло и недоверчиво спрашивает он.
И мы бросаемся друг другу в объятия. Он меня так крепко обнимает, что, кажется, ребра треснут. А новенькая секретарша, которая понятия не имеет, кто я такая, смотрит на нас со смесью недоумения и неодобрения.
— Этот м***к мне даже не сказал! — жалуется Клегг, хватаясь за голову и окидывая меня взглядом. В его глазах я вижу облегчение, ведь в последний раз, когда мы виделись — на моей защите диплома, — я едва ходила!
— Роб… в топку Картера! — Я чуть не плачу от радости. — Как ты сам? Как Мадлен?
— По-старому. У нас все как обычно. Лучше скажи, какими судьбами в Сидней занесло тебя!
— Я теперь здесь работаю. С тобой, на этой самой кафедре.
Он на глазах мрачнеет, но я знаю, что не из-за новостей. Просто он предположил самое худшее.
— Картер? — спрашивает он лаконично.
— Нет, Господь с тобой!
— А я кое-что заметил, — с облегчением улыбается Клегг и берет меня за руку, рассматривает колечко. Все правильно, теперь все будут смотреть. Давай, Джо, срочно хвастаемся, все как положено.
— Брюс. Его зовут Брюс. Он прилетел из Штатов, со мной.
— Он красивый или порядочный? — сходу спрашивает Клегг.
— Ммм… порядочный, — отвечаю я.
Однако Клегг качает головой и вздыхает.
— Неправильный ответ.
— Почему?
— Правильный — единственный.
Спорю, Мадлен для Роберта единственная, он бы ни секунды не сомневался в своих словах.
— Мне двадцать шесть, ему — тридцать. Мы уже год вместе. И он единственный. Единственный кто сделал мне предложение, Роб. Он милый, его любят мои родители. Все не так плохо, как ты думаешь.
— Но ради него ты домой не побежишь, никогда не станешь подглядывать за тем, как он спит, не будешь искать в детских лицах его черточки…
— Все, пойду и расплачусь, — поднимаю я бровь, старательно игнорируя разрастающуюся внутри панику. — А еще лучше кофе выпью. Я же к тебе первому прибежала. Ну, так что, ты со мной?
— Ты стала такой гадкой, — морщится Роб.
— У меня было ужасное лето, — фыркаю я. — Капучино со сливками! — уговариваю я Клегга.
— Уговорила, — бурчит он и открывает для меня дверь.
Мы сидим в буфете. Вот что изменилось здесь кардинально. И это к лучшему, стало значительно приятнее. Кстати, кофе мне определенно нравится. Кажется, я стану местным завсегдатаем.
— Новости? — спрашивает Клегг, явно намереваясь мне устроить блиц-опрос.
— Я Бабочка, — без обиняков сообщаю я.
Все, опрос окончен, потому что Клегг давится. Не ожидал. Я знала, что Робу не чужда зависть, и это не очень приятно, но так будут реагировать все. Привыкаем. Роберту я могу, должна рассказать все так, как оно было в действительности. Потому что он друг и обидится, если утаю.
— Около полутора месяцев назад меня приглашал к ним Монацелли. Но я ему отказала. — Клегг, кажется, давится снова. Я участливо стучу его по спине, представляя, что сделает со мной Мадлен, если ее муж умрет здесь из-за известий о моем недавнем прошлом. Наконец, Клегг вытирает платочком уголки глаз и смотрит на меня. Даже хочет что-то сказать, но задыхается, снова кашляет. И пока он не в состоянии высказать мне все, что думает по поводу моего идиотизма, я продолжаю. — Я отказала ему из-за Картера. А потом Картер сам стал сеньором Хакером и сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. И вот тебе я, первая Бабочка Шона Картера. Ты только не умирай, Роб…
— Я стою и молюсь, чтобы эти белые вихры мне померещились, — громко говорит Хелен Амберт из-за моей спины. И весь кафетерий на нас оборачивается. Вот уж без кого бы моя жизнь в Сиднее точно стала лучше. Но разве в университете Шона Картера может не быть подлянки размером с одно непомерно раздутое эго? Да это же меньшее из зол! — В двадцать твое увлечение перекисью водорода казалось по-детски милым, Конелл, но в двадцать шесть — явный пережиток.
— Присаживайся, Хелен, может, полегчает, — так же громко отвечаю я. Теперь заинтересованы даже те, кто раньше не обращал на нас внимания. — Преподаешь, значит?
— Ага, на кафедре Картера, — улыбается она так, будто это достижение равносильно покорению Эвереста. У нее всегда были странные представления о жизни.
Шесть лет назад
Эй, зеркало, уймись уже! Но мольбам оно внимать отказывалось. На меня оттуда каждый день грустно взирала все та же серая и скучная особа с синяками под глазами. Только они в моей внешности яркими и осталось. И не заметить их было нельзя, ведь каждый был с Техас размером. Нет, меня никто не бил. Шон занимался куда более жестокими вещами — он просто-напросто не давал мне спать. И совсем не так, как вы подумали!
О нет, на этот раз мы программировали. Много. Почти непрерывно. Написали три статьи… две по защите информации, одну — по параллельному программированию. И без Клегга, отчего моя занудная и куда как менее амбициозная совесть раз за разом шептала: ты предала его, стерва!
Собственно, этим описанный день и был памятен — в печать вышла наша с Шоном статья. И да держись, стерва, возмездие грядет! Но стоя утром у зеркала я еще ни о чем не подозревала, ни о кипах журнальчиков, вышедших из типографии, ни о Роберте Клегге, который поперхнулся кофе за завтраком.
После своего перенасыщенного событиями утра, профессоры кафедры параллельного программирования явился на пару с растрепанными волосами и в мятом пиджаке. Для любого человека, не женатого на Мадлен, это было бы не странно. Но это как раз не про Роба, то есть либо они поругались, либо он просто не позволил ей отгладить свой наряд и расчесать волосы. И он был зол. Жутко зол. На меня.
— Мисс Конелл, — истекая желчью, выдавил Клегг. — Выходите сюда, не стесняйтесь.
Ну конечно я удивилась, однако от Роба подлянки не ждала, он же (ха-ха) не Шон. Но тут он мне протянул мне только-только отпечатанную статью, и я задохнулась.
— Какое чудесное событие, какая радость! Поведайте, наконец, всем о своем триумфе.
— Триумфе? — едва выговорила я, глядя на Клегга огромными невинными глазами. Никакого восторга по этому поводу я не испытывала, прошу заметить.
— Естественно, триумфе. Ведь Джоанна Конелл и Шон Картер теперь вместе не только спят, но и печатаются!
И в аудитории раздался дружный злой хохот. О, как заливалась Хелен Амберт! Я же просто мучительно покраснела. Да какое Клегг имел право так говорить?!
— Не стесняйтесь, поведайте нам о своей работе.
Не имея возможности и желания начинать при всех оправдываться, я откашлялась, собралась по кусочкам и начала рассказывать о наших с Шоном планах и результатах. А занимались мы тестированием его алгоритма шифрования данных. Короче, взламывали различными методами. Поначалу работать с Картером было сложно, но спустя неделю мы четко распределили обязанности и производительность наладилась. Да что там, выходило на удивление эффективно. И, объективно говоря, стыдиться было нечего, мой вклад в работу определенно имелся, Джоанну Конелл не просто вписали в соавторы для галочки. Однако Роб был, очевидно, не согласен.
— Очень удобное… соседство у вас, мисс Конелл, — злобно прошипел он.
— Я не понимаю, о чем вы, — решила я попытаться дать отпор.
— Я о том, о чем уже говорил, и не раз. Репутация прилипает намертво, мисс Конелл. Наш ректор всегда щедро делится успехом со своими подружками. Это его понимание благодарности. Но никто иной ваших заслуг на этом поприще не оценит! — У меня глаза на лоб полезли. Нет, он что, серьезно полагал, будто я только в постели чего-то заслуживаю?! Я даже слов культурных для Роба не находила.
— При чем тут это вообще?! — возмутилась я.
— При том, что я смотрю на эту работу и не вижу здесь Джоанны Конелл? — легко парировал Клегг. — Да и с чего бы мне ее тут увидеть? Это же алгоритм Картера, область Картера и методы Картера. Он написал проект под себя, а вас, мисс Конелл включил. Или, может быть, я не прав? Какой для вас в этой статье научный интерес. Как ты планируете использовать эти результаты в дальнейшем?
Уел. Результаты нужны были Шону. Для Манфреда и, разумеется, он все мог бы сделать один, но дал мне шанс, и я не отказалась поучаствовать. И сказать Клеггу, что я стараюсь ТОЛЬКО для Осакской конференции, где мои работы будут рассматривать под микроскопом, я не посмела.
— Или, может, вы все-таки решили быть защитником информации и учиться с Картером, жить с Картером, жить в тени Картера?
— Эта работа и моя тоже, даже если она не совсем из моей области!
— Но вас в ней нет. В ней только Шон Картер.
— Это мог бы быть Шон, но не был! — рявкнула я, чуть ли не впервые при посторонних называя своего ректора просто по имени.
— Ты мозг вообще включала, или ты как автомат тарабанила код, который он тебе чуть ли не на ухо при этом шептал? Черт, да ты точь-в-точь его вторая собака. — Да твою мать, Клегг, охренел что ли?! — Где. Твоя. Голова? Или она уже улетела в Осаку в попытке в попытке обскакать меня? Интересно, Картер так и будет толкать к Монацелли каждую, с кем переспит? Он, наверное, полагает, что знания передаются половым путем. И только его точка зрения имеет значения. Я могу понять Пани, ей было плевать, для нее это потолок, но ты, Конелл, вроде как многообещающий параллельщик, но все туда же. Знаешь, я был о тебе лучшего мнения!
— Мне двадцать! Двадцать! И, может, к тридцати я тоже стану человеком, с которым нельзя не считаться, смогу думать сама и иметь своих собачек. Но пока мне двадцать, и кто-то должен нашептывать мне на ухо задания. А учитывая, что в отличие от многих сверстников я могу их выполнить, по-моему, это уже не позорно! Если уж на то пошло, Картер, может, и безупречный параллельщик, но лучше меня, а значит ему есть что мне рассказать. И я буду слушать, что он говорит. Потому что как программистом я Шоном восхищаюсь. Да, восхищаюсь, и не врите, что вы нет. И я хочу быть как он. Я отказываюсь сидеть со своими идеями в темном и одиноком, но высоконравственном углу. Если Картер согласен учить меня искусству добиваться целей, пусть это делает!
Настоящее время
На кафедре весьма тихо. Клегг побежал в ректорат подписывать документы. Зная Картера, он, скорее всего, оттуда выйдет часа через два. И еще четыре будет обтекать. Это знаю не только я, но и секретарша, а потому она одну минуту кликает мышкой, а четыре — спит. Думаю, она из тех, кто по ночам развлекается в клубах. По крайней мере мешки под ее глазами со мной солидарны. А я… придумываю повод задержаться на работе, чтобы не возвращаться к Брюсу. Тут все так хорошо и очевидно, а в квартирке с зелеными стенами мне откровенно тошно. В этом университете царит она — идиллия, а у нас дома взаимопонимание закончилось. Тут даже те, кто друг друга ненавидят, относятся с глубочайшим уважением к этому чувству. Иначе, Роб бы не пошел к Шону за подписями лично, а заслал бы меня. Я бы покружила вокруг Картера, насобирала бы шпилек в собственный адрес, но вернулась через полчаса, а у Клегга уйдет времени на то же самое раза в четыре больше. Но это хорошо. Лучше, чем у меня и Брюса. После того, как нейтральные темы для разговоров закончились, мы, по большей части, молчим. А я не хочу возвращаться в звенящую от тишины квартирку, я хочу слушать храп секретарши.
Но, как выясняется, помощь уже близко, и перспективы на вечер куда как более радужные. И предвещает их с пинка распахнутая дверь и громкий вопль:
— Ах, ты с***а крашеная!
Со стороны секретарши раздается страшный грохот, шум и брань. Она с перепугу чуть не ударилась съехавшим с подставленной ладони подбородком о клавиатуру. И я не более расторопна, так как запуталась каблуками в проводе ноутбука. Вам точно нужно говорить, кто это явился по мои блондинистые космы или сами догадаетесь? Керри Робинс Прескотт, конечно.
— Джоанна Конелл, — продолжает она вопить, тем временем. — Я бросила мужа и троих детей в Ньюкасле, чтобы приехать к тебе в Сидней! А ты месяц в Австралии, несколько недель провела со мной в одном городе, но даже не сказала! Да я тебе половину волос выдеру… хотя нет, три четверти! Вот, я выдеру три четверти твоих-с****х-крашеных-косм!
— Керри! — Я, наконец, добираюсь до нее, пытаюсь обнять, а она меня бьет по рукам, не позволяет. На ее месте я бы не такое устроила. Каждый эпитет, которым она меня награждает, полностью правомерен.
— А еще ты выходишь замуж, и узнаю я это от кого бы вы думали?! ОТ МАДЛЕН КЛЕГГ! И узнаю я это походя, между рецептами яблочного-клегг-ее-возьми-пирожка и индейки в винном соусе! Для справки, все это я терплю раз в неделю ТОЛЬКО потому, что когда-то нас с ней познакомила ты, и у нее случится инфаркт, если я ей скажу, что являюсь хорошей женой не потому что знаю, что такое индейка в винном соусе, а потому что у меня уже трое детей и муж, и все они сыты, поддаются контролю и стопроцентно мне верны. О нет, я молчу, терплю, киваю и крашу ногти, делая вид, что пишу ее гребаный рецепт, а она вдруг просекает, и как выдаст: а вот Джо для Брюса будет готовить долбаную индейку! Какого Брюса? Ах да, того, который мистер-я-хочу-от-тебя-колечко-уже-год-а-ты-козел-все-тянешь! И когда он решился, твою мать, Конелл, ты мне даже не сказала?! Или может быть это потому, что ты была так заняла горячим летним сицилийским романом со своей карьерой, что все остальное просто выскользнуло из твоей покрашенной чуть ни не в платину головы?
— Керри! — пытаюсь я ее заткнуть, пока это еще в моих силах.
— Джоанна Конелл, ты официально…
— Керри! Было бы все хорошо — позвонила бы! А то представь, мы два с лишним года не виделись, и вдруг я объявляюсь, и начинаю с порога грузить тебя своими проблемами…
Это ее остужает в момент. И она, наконец, позволяет мне себя обнять. По щекам ее бегут слезы.
— Конелл, какая же ты Love Mississippi, — прочувствованно произносит Керри, и я тоже начинаю рыдать от осознания, насколько сильно мне ее не хватало. Хочется ей рассказать все. Нет, не так. Не все, а все-все. И не о Сицилии, не о выкрутасах Брюса и родителей, а о том, что я понятия не имею, что делать дальше со своей личной жизнью. Я всегда спрашивала ее совета, так как она считалась, ну, опытнее что ли. У нее была толпа парней, и все разные, а у меня только минное поле имени Шона Картера… хотя, такой опыт, конечно, тоже бесценен. Хоть книжку пиши.
— Ты же, паршивка, Джо. Ты хоть понимаешь, какая ты негодяйка? Ты обещала крестить моих детей, но даже не сказала о том, что он сделал тебе предложение!
— Знаешь, я бы с радостью пригласила тебя на эту чудесную помолвку вместо Пани и Картера.
Керри удивленно взмахивает своими длиннющими, мокрыми от слез ресницами и, забыв обо всех обидах, начинает смеяться.
— Подробностей! — требует она.
— О, запросто. Во-первых, все было очень в моем духе. Мама орет, папа орет, Пани орет, Брюс орет. И раз, и я в обмороке… Разобрались только к следующему утру, в шахматы сыграли, и я согласилась выйти замуж с условием, что мы возвращаемся в Сидней.
— Это даже больше в твоем духе, чем ты думаешь… Ты все еще ходячая катастрофа, да, Love Mississippi?
— Я вообще не при чем! Это все они!
— Только почему-то каждый раз…
И тут дверь снова распахивается, и на кафедру с видом подравшегося взъерошенного воробья влетает Каддини, врезается в Керри, извиняется, зачем-то отряхивает ее, а потом сгибается пополам и опирается руками о колени в попытке отдышаться.
Чуть менее шести лет назад
До того дня я никогда не путешествовала с Шоном Картером, но неожиданностью перелет для меня не стал. Мой ректор сел в кресло, забросил в рот две пилюли снотворного и, приклеив табличку «не беспокоить!», завалился спать. А мне оставалось смотреть фильмы. Точнее фильм. До остальных дошли только мечты. Поспать мне тоже не удалось, — было так неудобно, что я просыпалась каждые пять минут и косилась на Шона. Его плечо выглядело настолько заманчиво, что не будь поблизости огнедышащей головы, я бы точно соблазнилась. Иными словами, к концу тринадцатого часа я возненавидела перелеты почти так же, как Шон. И искренне радовалась тому, что Картер предусмотрительно дал нам запасные сутки на то, чтобы всласть поумирать в номере. Ну а те, кто не страдал мигренями и шикарным денежным наследством (имею в виду Клегга, конечно), летели на следующий день.
Когда самолет приземлился, я, естественно, чувствовала себя ужасно, но никак не могла понять, почему после обычного сна, пусть на высоте в несколько тысяч футов, Картер выглядел так, будто по нему кто-то проехался. До отеля мы добрались на машине, которую за нами прислал Такаши. Сначала, узнав порядок нашего размещения в отеле, я удивилась, что Шон заказал нам люкс с раздельными спальнями, даже о причинах погадать успела, но теперь порадовалась. Мне совершенно не улыбалось лежать рядом с больным и злым на весь подлунный мир Картером.
Когда мы добрались, наконец, до отеля, Шон привычно рухнул на кровать и притворился трупом. Пару минут я смотрела на его пиджак, затем мученически вздохнула и начала его стягивать с плеч мужчины. После — задернула шторы, принесла таблетку аспирина и стакан воды и, наконец, удалилась к себе.
Мы прилетели утром, и к вечеру я достаточно оклемалась, чтобы отправиться гулять. Шон, разумеется, со мной не пошел. Увидеть удалось не так много, но одно я узнала наверняка — японцы очень любят рассматривать приезжих. А у меня на лбу написано, что во мне азиатской крови нет, и никогда не было. Хотя я последовала совету Шону и так и не покрасила волосы в светлый, это вообще не помогло мне слиться с контингентом. Во-первых, потому что я оказалась выше большинства местных мужчин. Я и в Австралии, и в Штатах считалась высокой, а здесь совсем великаншей себя почувствовала. Во-вторых, я была очень нетипично одета, в-третьих, конечно, цвет кожи. Короче, внимания я привлекала столько, что не решиться задержаться на улице после заката.
Вернувшись в отель, я приступила к вызубриванию доклада. Ходила и бубнила себе под нос текст, пока из спальни не высунулась огнедышащая голова Картера, и не начала вопить, что ей спать мешают.
В общей сложности на мероприятие собралось не более восьмидесяти человек, но каких… Проштудированная программка подсказала, что мне придется встретиться с супер Бабочками вроде Марко Монацелли и… Пани. По этой причине я встала в пять утра и занялась собственной внешностью. Да-да, рыжая мегера, вышибить меня из постели бывшего любовничка тебе не удалось! Кусай локти, грымза. Примерно такие слова я прокручивала в голове все полтора часа, зная, что никогда ничего подобного этой гадине не скажу. Я так волновалась из-за предстоящего, что за завтраком не проглотила ни кусочка. В это же время Шон сидел напротив и уплетал за обе щеки.
Конференц-залы располагались неподалеку от нашего отеля, даже ехать никуда не пришлось. И мы шли вместе в полнейшем молчании. Точнее это Шон шел, а я семенила следом на своих каблучищах. Когда мы добрались до пункта назначения, мой желудок буквально извивался, требуя пищи и успокоительного. Однако, времени попереживать об этом не оказалось, так как только дверь за нашими спинами закрылась, помещение погрузилось в молчание. Все застыли, позабыв о собственных делах, и повернулись к нам. Они просто стояли и пялились на Шона. Все. Вместе. Разом. А еще они пялились на меня, ведь я пришла с ним. Казалось, мои ноги гвоздями прибило к полу. Я при всем своем желании ни шагу бы не смогла ступить, если бы внезапно моя ладонь не оказалась зажата в руке Картера. Да-да, он чуть ли не силком потащил вперед. До этого дня он ни разу не демонстрировал на публике наших отношений подобным образом. Поиметь меня прямо в коридоре — да запросто, но коснуться ладони, предложить руку — никогда. Ни разу. И я бы не возражала, если бы так и продолжалось. От неожиданности я чуть не споткнулась, но все-таки опомнилась и посеменила за ним к столу регистрации. Очередь перед нами расступилась будто сама собой. Черт возьми, хорошо ему, однако, живется!
Заведовавшая процессом регистрации посетителей девушка-японка судорожно сглотнула и, не отрывая от Шона испуганных глаз, протянула ему явно приготовленный заранее бейдж. А вот мой пришлось поискать. И уж не знаю, что за изверг описывал ей Картера, и в каких выражениях это было, но бедняжку буквально трясло оттого, что тот никак не желал находиться. Я попыталась ей улыбнуться, но японка только спрятала глаза и удвоила рвение. В общем, когда мой бейдж нашелся, кажется, девушка чуть не умерла от облегчения. Мне это очень не понравилось.
Тем временем, разговоры возобновились, и к Шону поспешили Такаши, Карина и, как я безошибочно угадала, Марко. Мне жутко захотелось сбежать подальше от мисс Каблучки, все слова бравады, разумеется, вылетели из головы. Я уже сделала шаг назад, но Шон так и не выпустил моей ладони. И пока я не сдалась, до боли ее сжимал.
В попытках вырваться я ухитрилась пропустить первую часть разговора, но когда Такаши обратился ко мне лично, удивив всех присутствующих, пришлось срочно вникать в происходящее:
Настоящее время
Домой я возвращаюсь с самым что ни на есть честным видом. А как иначе? Я ненадолго, сказала я Брюсу и пропала на три часа. Самых потрясающих за последние несколько недель. Да. Шону я солгала. Его отношение ко мне изменилось, и это заметно. Теперь он не так черств, как раньше. Но я даже думать об этом не хочу. И не хочу понимать, почему он так поступает. Привез меня в недостроенный офис бабочек, показал чертеж будущих помещений… Но не ловушка ли это? Он ведь из тех, кто скажет что угодно, лишь бы добиться своего. Честные методы? Я вас умоляю. А может, дело и не в нем, ведь тем, кто однажды уже потерял мое доверие, заполучить его назад ой как непросто. И Шон Картер последний в очереди на возврат моего доброго к нему отношения. От разочарования цокаю языком и открываю, наконец, дверь. Первое, что я чувствую, — как в нос ударяет запах алкоголя. Уронив голову на стол, заваленный салфетками с ромашками, спит Брюс. Рядом с ним пустая бутылка. Кажется, я только что возненавидела ромашки. Сначала Италия. Затем зеленый цвет. Теперь ромашки. По мере возникновения все новых и новых жизненных осложнений, розовый уютный мирок, в котором Джоанна Конелл с комфортом обитала все свои двадцать шесть лет, наполняется призраками печальных событий…
Господи, ну что я за идиотка. Даже теперь переживаю только о себе, в то время как мой мужчина, окончательно разочаровавшись во мне, взялся за бутылку. Я дура. Хуже, я влюбленная дура.
— Брюс, — трогаю я его за плечо. — Пожалуйста, пойдем спать.
В ответ нечто нечленораздельное.
— Пожалуйста, Брюс. — Вздохнув, я перекидываю его руку через плечо и тащу в спальню. Не знаю, что мы творим. Он так счастлив, что пьет, а мне комфортно с кольцом другого мужчины на пальце. Хуже, мне комфортно прикидываться, что это кольцо от Брюса. Мир сошел с ума. Мы сошли с ума.
И хотя я открываю окно, впуская в спальню звуки ночного Сиднея, запах спирта побеждает все. Не могу. Хватаю подушку и ухожу. В квартирке с зелеными стенами всего одна комната, но на кухне угловой диван, где я и располагаюсь. Узко, но что поделать. Вторую ночь почти полного отсутствия сна я не выдержу. Однако асбтрагироваться от проблем не так-то просто. Я никак не могу забыть, что всего в нескольких сантиметрах от меня находится ноутбук, который мы еще вчера выбирали с Шоном. Эта мысль не дает мне уснуть. И когда я успела так влипнуть? Вздыхаю, и, потворствуя зарождающейся паранойе, вынимаю из подарочка аккумулятор. Ну, вот и славно. Теперь Картеру никоим образом не отследить мое бедственное положение. Чудненько. Теперь можно и поспать.
Посыпаюсь я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Рывком вскакиваю и чуть не падаю с диванчика. Выглядит Брюс великолепно. Будто похмелье — байки для неразумных детишек.
— Джоанна, мы больше не спим в одной постели?
Сначала я думаю о том, чтобы пуститься в очередные выяснения отношений, но вдруг чувствую такую усталость, что вместо этого вру:
— Я так устала разбираться с новым ноутбуком, что уснула прямо тут. Прости.
О, кто-нибудь, убейте меня. Ведь я уснула настолько внезапно, что у меня обнаружились и плед, и подушка, а у ноутбука так вообще аккумулятор изъят. Премию года за лучшее вранье мне никогда не получить. Может, конечно, дело в том, что меня мучает адская головная боль из-за запаха спирта. Да что же это такое? Брюс пьет, а что-то типа похмелья только у меня. Одно радостно: он тоже предпочел ограничиться зыбкой ложью. Вот каково наше взаимопонимание — мы оба согласны прозрачно лгать, лишь бы не говорить о проблемах.
Когда я доезжаю до университета, сразу направляюсь в уборную в надежде, что если ополосну лицо холодной водой, мне полегчает. Перед выходом я сорок минут простояла под душем, чтобы гарантированно избавиться от запаха, но он мне все еще мерещится. Хорошо, что сегодня у меня ни одной пары, я приехала только ради проекта для Бабочек, и вместо кофе можно глотать таблетки. Которые стремительно заканчиваются, но не помогают…
Когда открывается дверь, и на кафедре появляется мой ночной кошмар в виде одного припадочного студента-итальянца, я в него готова кидаться и чесноком, и святой водой, и ладаном, и всем, что найду, лишь бы только не донимал мою несчастную голову своими академическими изысканиями.
— Я пришел защищаться, — жизнерадостно объявляет он, не обращая внимания на мой убийственный взгляд.
— Слушай, у меня выходной, а еще болит голова, давай сюда свои бумажки, я тебе даже контракт о передаче души подпишу, только сгинь.
— Не, тогда не надо. Если у тебя выходной, то что ты тут делаешь?
А вы думали, что я его припадочным для красного словца называю?
— Пишу проект для Бабочек. А раз и университет, и отряд чешуекрылых ныне принадлежат одному и тому же типу, все записанные за ним помещения я с чистой совестью могу занимать в любое время.
— Для Бабочек?!
Кажется, все, что следовало за этим словом, итальянец услышать даже не попытался.
— А можно посмотреть? Ну, пожалуйста! — начинает клянчить он.
И я бы его правда послала куда подальше, но у него есть то, что мне нужно: две ноги, посредством которых он добудет аспирин. И уже спустя пятнадцать минут у меня этого чудодейственного средства столько, что можно вылечить все больные головы мира, а за спиной сидит и пялится в код один восторженный мальчишка-энтузиаст.