- А ну стой! Стой я сказала! Ты… слышишь меня?
Я не должна обращать внимания. Мне нужно просто её игнорировать.
Не обращать… легко сказать, когда тебя с силой дергают за плечи, вынуждая остановиться!
- Ты слышала, что я сказала? Ты… - я вижу перекошенное злобой лицо бывшей подруги. Не понимаю, что она хочет от меня?
- Что тебе надо?
- Ты! Ты… Воровка!
Моя кожа мгновенно покрывается мурашками. Бросает в жар, а потом резко – в холод. Самое гнусное обвинение, против которого моя внутренняя защита бессильна. Я никогда не брала чужого. Но когда меня в этом обвиняют – становлюсь абсолютно беспомощной.
- Ты воровка! Лживая и наглая!
Ком в горле, слова застревают, и я даже защитить себя не в состоянии. Не могу ничего сказать.
- Эй, Аделина, ты чего? – одна из девушек, находящихся в аудитории, Дарина, подходит к нам. – Ты серьёзно?
- Вполне. Эта дрянь взяла мои краски, мой акрил. Они лежали в моём рюкзаке, а теперь – тадам! Пусто!
Я молчу. Чувствую, как подкатывают слезы. Унизительное ощущение. Просто дико унизительное. Когда ты знаешь, что ни в чем не виновата, но ничего не можешь сделать.
- Я уверена, что краски у неё!
- Ада, это дичь уже, у тебя доказательства есть?
- Сейчас будут!
Из моих рук резко выхватывают старенький шоппер и выворачивают содержимое прямо на пол. Я даже ахнуть не успеваю.
Там мои вещи! Да, пусть не новые, но они мои! Кисти, пенал с карандашами, набор акварели, уже почти полностью пустой. Пара тетрадок, в которых я в последнее время делаю наброски…
И акрил. Несколько полупустых тюбиков. Даже, можно сказать, совсем пустых.
И это не мой акрил. Это краски Аделины. К которым я не прикасалась.
- Я же сказала! Воровка! Дрянь! Гадина! Я вообще не понимаю, что она тут делает! Её давно надо вышвырнуть вон!
- Ад, уймись, а? Там… там и красок-то нет уже…
- Слушай, Зверева, - включается в перепалку одна из компании Аделины, Мира, - Ты такая добрая, а завтра она у тебя что-то подрежет, так же будешь оправдывать?
- Вообще, это реал зашквар, просто взять и стырить краски!
- Ага, именно, сначала краски, типа старьё, никто не заметит, потом она телефончик скоммуниздит, потом бабки начнут пропадать, да?
- Что молчишь, убогая? Думала прокатит?
Три подружки Аделины уже стоят вокруг меня, смотрят с презрением. Всё это ужасно.
Да, я уже давно привыкла к тому, что со мной не общаются, я теперь для них не подходящая компания, нищая сирота, но чтобы вот так…
Для того, у кого ничего нет, но он старается хоть как-то сохранять видимость благополучия, для такого нищеброда как я обвинение в воровстве – самое страшное, что может случиться.
Я в шоке. Сердце колотится в бешеном ритме. Как она могла обвинить меня? Зная о моём положении? Как? Я… Я не ворую!
Я не опущусь до воровства даже когда мне будет нечего есть. Даже… даже когда мне нечем будет накормить сестру! Я… я буду делать всё, чтобы заработать. Драить полы, разгружать машины, мыть посуду. Всё что угодно! Только не воровать!
Это… это самое последнее, что я могла бы сделать. Это дно. Реальное дно, после которого ничего нет.
Но Аделине и её компании, по ходу, плевать. Им важно обвинить.
- Я иду к директору!
Ада делает шаг, а я, пытаясь ее остановить нахожу в себе силы, хриплю…
- Я не брала твои краски.
- Они были в твоей убогой сумке! И все это видели! Так что… Попалась с поличным!
Она улыбается, а мне так хочется… так хочется вмазать ей хорошенько! Наброситься, ударить, защитить себя! Показать, что я не убогая, не грязная, не нищая, я такая же как они все! Абсолютно такая же! Просто… просто мне немного не повезло.
Смотрю на неё, челюсти сжимая, еще секунда, и…
- Ты, гадина! Она не брала! Ты всё врёшь!
Детский крик раздается неожиданно. В аудиторию врывается моя младшая сестра Арина.
Дальше словно в замедленной съемке – я вижу струю из баллончика с краской. Струю, которую мой маленький защитник направляет прямо на ученицу, обвинившую меня в воровстве.
Модная одежда Аделины мгновенно покрывается отвратительной ярко-зеленой краской.
Боже… это точно конец!
Дикий визг Аделины, такой, от которого уши закладывает.
С ужасом смотрю на неё – брендовые шмотки в краске. Это жесть.
Я же с ней не расплачусь! Никогда! Но это не самое страшное.
Самое страшное, что она наверняка побежит жаловаться, будет скандал.
Её родители могут сделать всё, чтобы нас с сестрой вышвырнули отсюда как котят. А идти нам теперь просто некуда.
- Арина, не надо, прекрати! – я запоздало пытаюсь остановить сестру. Но Аделина и её подружки делают это быстрее.
Просто хватают мою Аришку, выкручивают ей руки, отбирая баллончик.
- Маленькая дрянь! Ну ты доигралась! Сейчас позвоню в опеку, ночевать будешь в детдоме!
- Пусти, подлюка! Пусти, уродина! Ты… ты Круэлла! Злая! – сестра пытается вырваться и я бросаюсь на помощь.
- Отпустите её, вы совсем что-ли! – кидаюсь в их толпу, понимая, что они причиняют боль Аринке.
Аделина пихает мою сестру так, что та на пол падает. Я в шоке! Это же ребёнок! Просто маленькая девочка!
- Вы совсем? С ума сошли? Не смейте её трогать!
Падаю рядом с сестрой, закрывая её собой. Нормальные девчонки, вроде Даши стараются меня поддержать. Но Аделина и её компания не слушают.
Противный звук баллончика, резкий запах. Боже, только не это!
Моя почти новая толстовка! Джинсы… Через пару мгновений я вся грязная, липкая, меня мутит. Глотаю слезы, потому что и сама оказалась в такой дикой ситуации, и сестру защитить не смогла.
- Ты попала Красовицкая! Теперь точно попала! Воровство. Вандализм! Не думаю, что наша директриса и на этот раз станет тебя прикрывать! Готовься. Отправишься бомжевать на вокзал. А сестрёнка твоя – в детдом!
- Соня, я не хочу в детдом. Прости меня, Сонечка… - шепчет на ухо перепуганная Аришка.
Смотрю на него всего мгновение – больше нельзя. Не хочу попасться с поличным.
Никто не должен знать о том, что он мне нравится. Иначе…
Иначе будет еще хуже, чем сейчас. Хотя, кажется хуже уже быть не может.
- Варвара Михайловна, Красовицкая попалась на воровстве!
- Что вы тут натворили! Вы понимаете, что вам придется все это сейчас отмывать?
Варвара Михайловна очень строгая, по крайней мере строит из себя такую. Она молоденькая, всего-то на четыре года старше меня. Мне девятнадцать. Ей – двадцать три. Да Винчи – восемнадцать. И я знаю, что он влюблен в Варвару.
И это разбивает мне сердце.
- Убогая пусть отмывает. Это её работа!
- Кто это устроил, тот и будет отмывать, Аделина.
- Так это она! Её сестрица дебильная.
- Рот закрой! – Аришку я буду защищать даже когда мне совсем край.
- Варвара Михайловна, я собиралась к директору вообще-то. Красовицкая у меня украла краски, когда я её… поймала с поличным, меня её сестрица из баллончика…
- Мне это не интересно, Агапова! Сначала уберете все тут, потом можете идти к директору.
- Я ничего убирать не буду. Не нанималась!
Аделина хватает свой шоппер, кивает подругам.
- Вы со мной? Кто-нибудь останьтесь убогую охранять!
- Агапова! Стойте!
Аделина нагло и насмешливо смотрит на Варвару.
- Пажу своему приказывайте, он у вас дрессированный.
Вижу, как на мгновение вспыхивают глаза Данилы, потом он ухмыляется.
- А у девочки отличное чувство цвета. Шартрёз* – это прям твое. Ква-ква, лягушонок!
- Кретин…
Аделина и её команда быстро сваливают, остальные девчонки тоже как-то сразу разбегаются, а я пытаюсь начать дышать.
У Варвары звонит телефон, она смотрит на экран, поджимает губы, выходит.
Мы остаемся в аудитории. Я, Арина и Он.
Мой принц…
Аришка стоит, вцепившись в мои ноги, всхлипывает. Чёрт, она напугана.
Неожиданно Данила наклоняется к ней.
- Чего ты? Испугалась? Не реви. Конфетку хочешь? Или яблоко?
- Конфетку. И яблоко.
Она вечно голодная. Или это просто пунктик? Как у человека, у которого периодически просто нет еды… Когда еда есть, ты её не замечаешь. Не хочется. Ну лежат яблоки в блюде и лежат. А вот когда в доме только корка хлеба, а подчас и её нет… Или когда самого дома тоже уже нет…
- Держи. Руки чистые?
- Грязные.
- Беги помой ручки сначала, пока мы тут… попытаемся убрать.
Он поднимает взгляд на меня.
- Как тебя угораздило-то? Красотка?
Это старое прозвище, так меня уже давно никто не зовёт. Да и какая я красотка? Кожа да кости, лицо обветренное, волосы как солома, и одежда из сэконд-хэнда…
А ведь еще совсем недавно все было иначе!
Когда бабуля была жива… Вспоминаю её и мгновенно глаза наполняются слезами.
- Не плачь, Сонь. Я помогу…
Он действительно помогает. Берет тряпку, достает с полки бутыль растворителя.
- Пол-то мы очистим, а как с вещами быть? Вещи на выброс. У тебя… тебе есть во что переодеться?
Качаю головой и тут меня словно прорывает. Я падаю на скамью, стоящую у окна и реву…
****************************************************************************************************************
Шартрёз - ярко-зеленый цвет
Я не привыкла показывать слабость. Мне давно проще делать вид, что меня не задевает то, что происходит вокруг.
Когда-то всё было очень хорошо. Когда-то я была счастлива. Сейчас мне кажется, что это было в другой жизни, или в другой вселенной.
Когда мама и папа рядом. Когда есть нормальный дом.
Даже когда осталась только бабушка еще все было хорошо! А потом…
- Эй, ну что ты, Красотка, не реви… Перестань. Все нормально будет. Выше нос!
Я стараюсь, правда стараюсь! Но когда он так говорит…
Ком в горле. Еще хуже становится…
- Эй, ну правда, малыш…
Даня кладет руку мне на плечо, для него это просто дружеский жест, а я, кажется, растекаюсь как акварель у начинающего художника. Плыву, чувствуя головокружение. От его близости, от аромата… я даже не чувствую тяжелого запаха растворителя, от которого у меня обычно мигрень.
Забываюсь настолько, что просто падаю в его объятия. А потом перепугано вскрикиваю, отталкивая Даню от себя.
- Прости, я не хотела…
Сердце колотится как сумасшедшее, словно вот-вот выпрыгнет, смотрю на него, обмирая от страха. Я не мог показывать свои чувства. У меня их нет и быть не может! Я в ужасе от того, что он может подумать, будто я…
- Всё норм, Сонь, расслабься. Мы же друзья, да?
Да… я знаю, почему он так говорит. Губу закусываю и краснею, вспоминая вечер, несколько дней назад.
- Что это за инсталляцию вы тут устроили? Красовицкая? Виноградов?
Голос директора вгоняет меня в еще больший ступор. Жду приговора.
- Тётя Ира, это не Соня, это я…- Аринка заходит, встает перед нами виновато хлопая глазками, смотрит на директора художественной студии Ирину Вениаминовну, которая, к счастью, очень хорошо к ей относится, - я устроила, потому что противная Круэлла сказала, что Соня краски украла, а она не крала!
- Круэлла, значит…не крала… - Ирина Вениаминовна чуть поджимает губы, - Ясно. София, нужно навести тут порядок. Потом… зайди в мой кабинет.
Холод ползет по спине.
В кабинет. Что меня там ждёт? Я знаю, что директриса относится к нам хорошо, старается помочь чем может, в память о бабушке, которая стояла у истоков создания студии, и, собственно, почти всю жизнь тут работала, но Ирина не всесильна.
Есть учредители. Есть меценаты, которые дают деньги. Если они получат жалобу, то меня… нас с Аришей просто вышвырнут вон.
А жалоба от Агаповой точно будет.
Она давно мечтает избавиться от меня. А ведь раньше мы дружили. Когда я еще не была сиротой и нищебродкой…
- Варвара Михайловна, - директриса оглядывает помещение, пол и стены которого перепачканы краской, вздыхает, - вы можете провести урок в другой аудитории?
- Учитывая-то, что тут творится? Разумеется. – молодая преподавательница тяжело вздыхает, - Пойду искать.
- Варвара Михайловна, там вторая свободна, Левшин заболел, отпустил своих. – Даня говорит с ней предельно вежливо, но я-то знаю…
В студии многие болтают о том, что Данила втрескался в преподшу. Варвара держит себя с ним очень строго. Так и не скажешь, что они… Нет, никто и не говорит, все уверены, что Даня влюблен, а она вся такая неприступная, как Снежная королева.
А это не так. И я это знаю. Я видела, как они целовались в аудитории. Я случайно зашла. Открыла ключом – я ведь уборщица, у меня есть ключи от всех дверей в здании, кроме кабинета директора.
Я их застукала.
И была в шоке. Всю ночь потом плакала, тихо, чтобы Аришку не напугать.
Утром Да Винчи принёс мне шоколадку и попросил никому не рассказывать.
Естественно, я пообещала молчать!
Хотя меня это возмущает. Ей же нельзя в него влюбляться? Это же незаконно, да? Преподаватель и ученик? Её же… могут обвинить? Хотя он совершеннолетний, но… могут же?
Правда, я всё равно никому не скажу.
- Данила, ты идёшь? Я жду? – Варвара смотрит свысока, надменно. Она очень красивая, изящная, большеглазая, с крупным, красиво очерченным ртом. Идеальная модель для художника.
- Я тут останусь, помогу Соне…
Он это сказал? Правда?
Кажется, моё сердце ждут большие перегрузки…
Лучше бы он ушёл!
Даже не думала, что будет так тяжело находиться рядом, вот так…Стараюсь держаться подальше. Но, как назло, краска со стены оттерлась быстро, а на полу она почти вся сконцентрирована на одном пятачке, и приходится сидеть так близко…
Аришка шумно грызёт яблоко, уставившись в окно. Там метель, крупные снежинки кружатся так красиво…а я думаю о том, что сестра вот-вот вырастет из того комбинезона, который мы еще с бабушкой покупали в прошлом году, была скидка, мы купили на вырост. И вот этот «вырост» уже не спасает. Надо покупать новый. Я откладывала деньги все лето, зная, что на Аришку придется потратиться. Теперь с ужасом думаю о том, что Аделина потребует оплатить ей химчистку, или вообще стоимость вещей…
Вздыхаю судорожно. Где взять денег? Я работаю тут, ставка уборщицы и вахтера. Живём мы тоже тут, в помещении рядом с вахтой. Конечно, постоянно жить тут нельзя, это комнатка отдыха для ночного сторожа, но Ирина Вениаминовна пошла мне на встречу, узнав, что твориться у нас дома.
А дома творится полный треш.
Бабушка, наверное, и представить себе подобного не могла. Мы жили с ней в большой квартире, недалеко от студии. В свое время бабушка приватизировала квартиру на себя, сына и дочь. Сын – мой папа – умер, доля осталась мне и маме. Дочь – тетя Света – до смерти бабушки ни на что не претендовала, но она и не появлялась у нас фактически, так, звонила, поздравляла с праздниками. Обещала бабушке, что оставит долю мне – у неё не было своих детей. А когда бабушка умерла выяснилось, что тетя Света вышла замуж, и её супруг решил, что мне и Аришке квартира – слишком жирно.
- Сонь, устала? – Я вздрагиваю от его голоса.
- Нет, все нормально. Просто…
- Воняет, жесть. Хочешь, иди, подыши, и сестренку уводи отсюда, я закончу.
- Ты что? Это… это же моя работа.
- Слушай, извини за дурацкий вопрос… а ты… ну, в общем, ты же отлично пишешь, картины твои всегда были улётные, ты… тебе же надо учиться дальше? Почему ты тут застряла? Еще и… уборщица?
- Не уборщица. Клининг менеджер.
- Что? – я не смотрю на него, я просто чувствую, что он улыбается.
- Клининг менеджер и ночной сторож.
- Для сторожа иностранного названия не нашлось?
- Видимо…
Поднимаю глаза и… мы смеемся! Заразительно, радостно, так, что Аринка смотрит удивленно и тоже начинает хохотать.
- Менеджер, это звучит, да…
Успокаиваемся через пару минут, я мочу тряпку в растворителе, понимая, что мигрень уже стучит в окошко… Сглатываю, приступ тошноты накатывает. Ух… мерзость. Хотя художники должны быть привычны к резким запахам, но у меня, видимо, что-то сломалось…
- Что, плохо? Говорю же, выйди, я закончу.
- Ты не нанимался. Это… моя сестрица натворила, так что…
- Я натворила? Это всё Круэлла! Мерзкая! Со-онь? Я пойду, погуляю во дворике? Тут воняет, у меня головка уже болит!
- Иди, только со двора никуда!
Отпускаю, зная, что Аришка не уйдет. Дворик у нас не большой, за забором.
Сестрёнка подбегает, целует меня быстро, а потом… потом так же порывисто обнимает Да Винчи.
- Ты хороший! Когда я вырасту, я на тебе женюсь!
Выпаливает с жаром и выбегает, хлопнув дверью. А мы с Даней смотрим друг на друга и… снова хохочем.
***********************************************************************************************************************
Дорогие читатели!
Я знаю, что среди нас есть те, кто на Литнете недавно или впервые)
Поэтому небольшая заметка, чтобы вам было проще:
1. Для того, чтобы не потерять книгу и видеть все обновления – нажмите кнопочку "Добавить в библиотеку". Если вы читаете с приложения или телефона, то ищите зелёный плюсик или значок "книжечка".
2. Когда вы нажимаете "Мне нравится", это помогает автору понять, что книга вас зацепила) И, конечно, так вы помогаете книге стать популярнее и найти новых читателей.
Для этого есть, так называемые, "звёздочки". Они белые, а если вы ставите отметку - становятся фиолетовыми. С компьютера всё проще - с голубой она становится зелёной.
3. Ваши комментарии помогают понять, нравится вам история или нет. И если вдруг что-то непонятно по сюжету – я с радостью отвечу. Если это не тайна сюжета, конечно)
4. Есть прекрасная кнопка "подписаться на автора", чтобы не пропускать новости, скидки и выход других книг.
5. Колокольчик с оповещениями – полезная вещь. Там вы увидите новинки авторов, на которых подписаны. А так же их блоги, где бываю интересные рекомендации и приятные подарки)
Всех люблю! Ваша Элен Блио!
Верно говорят, что смех – лучшее лекарство. Мне помогает. Я уже почти могу дышать. Краски на полу осталось не так много, а вот вещи мои по ходу безнадежны. Это обидно, потому что переодеться мне особенно не во что.
Нет, вещи были, в квартире бабушки, но я подозреваю, что они, скорее всего уже проданы, как и мебель, посуда, техника…
После смерти бабушки почти сразу умерла тётя Света, её супруг стал наследником. Мы полгода жили спокойно – до того, как он вступил в наследство, а потом началось…
Он пришёл как хозяин, заявил, что все принадлежит ему, а то, что не принадлежит – скоро будет. При этом так посмотрел на меня…
Сначала я пыталась договориться, объясняла, что у него в квартире только одна доля, а у нас с Ариной две, по закону мы… Но он очень быстро дал понять – по закону не будет. И доли свои мне придется ему продать за копейки, или даже подарить, иначе будет плохо.
Я звонила в полицию, вызывала участкового. Писала заявления. Но как говорят – против лома нет приёма? Да, да… окромя другого лома. Вот только другого лома у меня не было. Вступиться за меня оказалось не кому.
Вспоминать об этом мне страшно и больно. Я чудом избежала таких вещей, о которых мерзко говорить. Мы с сестрой сбежали почти в чем были, хорошо, что Ирина Вениаминовна позволила нас остаться. Она пыталась помочь, но очень быстро поняла, что ничего не выйдет.
Сейчас нашу квартиру благополучно сдают большой компании рабочих, и находиться там без страха за свою жизнь мы с сестрёнкой там не можем. Я пыталась воевать за право жить на своей жилплощади, но, увы. Мне не повезло.
Что с этим делать я пока не знаю. Просто… плыву по течению. Правда, течение это становится раз за разом всё более бурным.
- Сестрица у тебя что надо. Защитница.
- Повезло мне с ней.
- Это точно. Мои тоже часто творят, кстати, так же вот упёрли мои баллончики, решили в своей комнате картину на стене изобразить.
- Ого, и что?
- Пришлось мне стены перекрашивать.
- Хорошо, когда можно просто перекрасить стены…
- Это точно. Ты, кстати, про одежду не сказала. Агапова же тоже вся…
Я сразу мрачнею. Совсем вылетело из головы. Не зря меня Ирина позвала. Агапова точно это просто так не оставит.
- Я ей оплачу химчистку. Или деньги отдам.
- Ты знаешь, сколько ее наряд стоит, Сонь?
В том-то и дело, что не знаю, но подозреваю… и это заставляет меня мучительно холодеть.
- У меня есть немного…я откладывала Аришке на куртку.
На куртку, на новые зимние сапожки, на коньки, о которых она мечтала…
- Сонь, давай так… если ты не сможешь с ней расплатиться, скажи мне, я помогу.
- Зачем? – спрашиваю резко, сама от себя не ожидая. Я не готова к благотворительности. И я не верю в неё.
- Что зачем, Сонь?
- Зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что я и так никому не скажу?
Мы сидим друг напротив друга. Его взгляд сразу из теплого превращается в осколки льда, и подбородок каменеет.
- Я же пообещала молчать? Я не стукачка и не сплетница!
- Я не…
Перебиваю, чувствуя ком подкатывающий, и закипающие в глазах слезы.
- Мне не нужна твоя жалость! И помощь тоже. Уходи!
Бросаю тряпку, подхожу к окну, слышу за спиной стук двери…
Слезы опять подкатывают. А мне нельзя реветь. Я должна быть сильной.
Ушёл! Естественно! А на что я рассчитывала? Останется из жалости? Этого я меньше всего хочу. Чтобы из жалости!
Я ведь хорошо помню…
Два года назад, когда бабушка еще была жива, мне исполнилось семнадцать, и я отмечала день рождения тут, в студии.
Бабушка испекла фирменные пироги, мы с ней сделали салатики, купили детское шампанское и соки.
Отмечали в большой аудитории, там накрыли столы. Меня пришли поздравить ученики из всех классов – делегации отправили. Мы угощали всех.
Даня тоже пришёл. Он мне нравился, хоть и был на год младше. Давно нравился. Он был какой-то… настоящий. Серьёзный, ответственный… Милый. Очень красивый.
Мне нравилось его рисовать. Конечно, я делала это тайно, по памяти. Его легко было рисовать по памяти. Длинная челка, высокие скулы, подбородок с ямочкой. Еще у него была ямочка на щеке, когда он улыбался. И нос с небольшой горбинкой – в детстве ударился.
После поздравлений и небольшого капустника, который ребята из моего класса для меня придумали, мы устроили танцы.
Мне так хотелось пригласить Даню, и я очень смутилась, когда он сам подошёл.
- Потанцуешь со мной, Красотка?
- Да, конечно.
Мы танцевали молча, и это было немного странно, потому что мне казалось, что все остальные пары о чем-то болтают, смеются, а мы были серьёзными. Только он, кажется, с каждым мгновением прижимался ко мне сильнее. И мне это нравилось.
Я думала о том, что мне семнадцать уже, а я всё еще ни с кем не встречалась, не целовалась ни разу, даже танцевала по-моему третий раз в жизни, но два первых были в школе на выступлении.
А когда танец закончился он вдруг потянул меня к выходу…
- Соня, прости, я не хотел тебя обидеть.
Тихий голос заставляет вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний.
Он не ушёл! Мгновенная радость ослепляет, а потом проваливается в горечь.
Это просто страх, страх, что я разоблачу его, их… и жалость.
- Данила, спасибо, но я правда ничего никому не собиралась говорить.
- Я знаю, я не поэтому…
- А почему? – резко поворачиваюсь, смотрю в его глаза.
Раньше мне казалось, что он меня старше. Он высокий, плечистый, сильный не то, что другие парни в студии, которые тяжелее кисти ничего в руках не держали. Художники от слова худой или худо. Да Винчи не такой. Он…
Он действительно очень красивый.
Только сейчас я словно старуха рядом с ним. Слишком многое пришлось пережить. Ему не понять.
Да и вообще… никому.
Никто в студии не знает, что произошло со мной после смерти бабули. Никто не знает, почему я и моя сестра стали такими. Многие даже не подозревают, что мы живём тут в каморке ночного сторожа, по сути, из милости.
- Сонь, ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь и…
- И тебе меня жалко. Я понимаю.
- Нет. Не понимаешь…
Он подходит ближе, совсем близко, поднимает руку и проводит пальцами по моему лицу…
- Соня…
Мне кажется, я просто умру от боли…
Красивая, хрупкая, нежная.
Девочка, в которую я был когда-то влюблен. Еще по-детски, наивно.
Помню, как заметил её впервые. Она была на год старше. Их класс проводил выставку. Сонину работу называли одной из лучших. Я считал её самой лучшей.
С холста на мир смотрел ребёнок, Соне так удивительно удалось передать этот детский взгляд. Чистый. Светлый. Схватить момент бытия – так говорил один из моих педагогов по фотографии. Я в то время разрывался между увлечением фото и живописью. Думал бросить студию и плотно заняться именно съемкой.
А потом увидел Сонину картину. И Соню. И остался.
Просто чтобы быть рядом.
Мне тогда исполнилось пятнадцать, ей - уже шестнадцать. Серьёзная, всегда какая-то чуть отстранённая, словно… не от мира сего. Да, было это, было.
К Соне все относились с уважением – её бабушка считалась одним из создателей, основателей этой нашей экспериментальной художественной студии.
Не обычной школы, где учат основам мастерства и часто отбивают у детей всякое желание держать карандаш или кисть в руке.
В студии вроде бы всё было тоже самое. Обучение с азов, техника, композиция. И в то же время… Всё иначе. Больше свободы. Больше развития индивидуальности. Даже упор на эту самую индивидуальность. Именно это мне помогло в свое время остаться.
И Соня.
Мне не хватало смелости к ней подойти.
Я знал, что она сирота, что её родители умерли, осталась бабушка и сестра, с которой Соня вынуждена проводить всё свободное время. Она даже занятия пропускала – Ариша болеет, у Ариши карантин в саду, у Ариши аллергия. Мне всё это было знакомо – всё-таки две младших сестры. Правда, с ними маленькими мама занималась, и няня. А Соне всё приходилось самой.
Я любил наблюдать за ней издалека – иногда у нас были какие-то совместные занятия на пленэре. Видел, что ей не очень нравятся пейзажи – витала в облаках. А мне нравилось иногда тайно делать фото. Просто на телефон. Ловить моменты бытия и вечности.
Осмелился пригласить Соню на танец в день её семнадцатилетия. Она была необыкновенно красивой. Смущенной. Хотел во время танца поговорить – по итогу молчал как последний задрот. Только дышал её ароматом, и прижимал к себе, ближе, кожа к коже. Она не сопротивлялась.
Потом потащил её к двери. Мы вышли в коридор, прошли дальше, буквально взлетели на второй этаж, на небольшой балкончик. Всё молча.
И целовались мы тоже молча. Только её огромные глаза говорили. Что она совсем не против. И губы… и я понимал, что целоваться она совсем не умеет. И это просто добивало. Сносило крышу.
Хотелось с ней всё. Просто… всё.
- Соня… Сонечка… Соня…
Красивая, невероятная, сладкая Соня. Конфетка моя. Красотка. Мечта…
Это был самый конец августа. Мы договорились на следующий день встретиться, но она не пришла, а я, долбон, не знал как с ней связаться. Когда достал номер телефона – она не ответила. Потом узнал, что у неё сначала сестра заболела, потом бабушка.
Я уехал на две недели на съемки – у нас с отцом был давний уговор, я просил дать мне возможность поработать фотографом на площадке. Съемки были на Севере, на Териберке. Конечно, я такое пропустить не мог. Школу – мог, но не Териберку!
Баренцево море, Северный ледовитый океан, фантастические виды, которые я спешил запечатлеть и на фото, и на холсте. Вместо двух недель пробыл там два месяца. Пару раз пытался писать Соне – она отвечала как-то сухо, односложно. Я забил. Ну, значит вот так я ей нужен с моими поцелуями и фото океана.
Я же не знал, что у неё полный треш! Я вообще совсем недавно узнал, что творилось тогда в её жизни. Бабушка заболела, всё было не просто. У Сони выпускной класс, надо было к экзаменам готовится, а на ней сестра, бабуля больная.
В общем, тогда я решил – типа не судьба. Ну, получил свой первый поцелуй от любимой девочки и на том спасибо.
Когда вернулся мне, в общем, тоже было не очень до Сони – самому надо было учебу наверстывать, тренировки, фотография. На студию почти забил, появлялся редко, благо у отца была договоренность с руководством, на мои прогулы глаза закрывали.
Соня осталась мечтой. Полудетской влюбленностью. Появились интересы более, скажем так, реальные.
А через год я её тупо не узнал. Увидел, что какой-то пацан в аудитории пол драит – только грязь разводит. Ну, сказанул что-то резкое, глупое. Пацан повернулся, и я увидел её глаза…
Она промолчала. Отвернулась.
Финита ля комедия, твою ж дивизию. Я извинился, но…
Началась череда этих непонятных «но», которая не закончилась до сих пор.
И то, что именно Соня застукала меня с Варварой – лютый треш.
И что с этим делать – хрен поймешь.
Но с Варенькой у меня всё серьёзно. А Соня… девочка мечта застряла в далеком прошлом.
Но я понимаю, что должен сейчас её помочь.
Не могу бросить в беде.
И дело не в жалости. И не в страхе.
Просто, не могу…
- Даня, не нужно. Я справлюсь. Я сильная.
А я, чёрт возьми, ни хрена не хочу, чтобы она была сильной!
**************************************************************************************************************
Дорогие мои, спасибо всем кто со мной! Очень я рада верным, постоянным читателям!
Эта книга будет как весгда особенной, не похожей на предыдущие. Надеюсь, вам нравится! Жду комментариев о Да Винчи!