Диагноз

Пролог

Вот у всех же бывают дни, когда все идет не так, как планировалось изначально. У меня такие дни по пять раз на недели, но сегодняшний собирался сорвать звание самого худшего.

Все началось с того, что я опаздывала на работу. Едва не вылила на себя горячий кофе, а потом заметила на джинсах небольшое мокрое пятно и поняла, что всё-таки вылила… Переодевшись и посмотрев на часы, я поняла, что еще немного и получу выговор, а может и штраф. Руководство у меня было не из самых понимающих.

На подлете к месту работы, когда охрана уже проверила мой пропуск, в кармане неожиданно зазвонил телефон и мне пришлось за ним лезть, взбираясь по ступенькам на третий этаж, потому что лифт опять то ли переполнен, то ли сломан, разбираться мне было банально некогда.

— Ало? — запыхавшись, ответила я, прислонив прохладное, светящееся стекло телефона к уху.

— Самойлова Елена? — раздалось приглушенно из динамика с некой официальной, строгой ноткой.

— Да, — ответила я и быстро посмотрела на номер с неким подозрением, были у меня какие-то смутные ощущения и не удивлюсь, если звонят из полиции.

— Вас беспокоит старшая сестра терапевтического отделения, — наконец-то пояснила звонящая, вызывая у меня только больше вопросов, я все так же не понимала, что ей могло от меня понадобиться, — Вы можете в ближайшее время посетить Александра Михайловича — терапевта вашего?

— Ну, — неуверенно протянула я, гадая, отпустит ли меня многоуважаемое любимое начальство, а впрочем, это неплохая возможность отмазаться от штрафа за опоздание, — Через час буду.

— Ой, как замечательно, — неожиданно обрадовалась тетка, — Он будет вас ждать, — любезно пояснила она и на фоне ее голоса послышался какой-то шум, будто кто-то уронил ложки на металлический поднос, что-то с шорохом покатилось, — Таня, лови ампулу…!

Сбросив вызов, я уж как-то совсем странно уставилась на телефон, словно это было не средство связи, а как минимум динамит.

Убрав в карман телефон, я подняла взгляд и не успела даже что-то предпринять, как меня банально сшибли с ног. Маленький пролет между лестницами не был рассчитан на такую толпу, поэтому меня, зазевавшуюся, снесло потоком работников.

— Извините, — послышалось сбоку, — Простите пожалуйста, — рядом мельтешил какой-то дрыщ, которого раньше я не видела, наверное, программист, — Я отвезу вас в больницу!

— Нет, — поднимаясь на ноги, не без помощи этого вот в очках, я покачала головой, чувствуя несильную боль в затылке, надо же, ударилась и не заметила, — Я сама, — поправила воротник рубашки и посмотрела на это перепуганное недоразумение, — Предупредите начальство, что Елена Самойлова опоздает в связи с визитом к травматологу.

После чего развернулась и потопала обратно к выходу, не сомневаясь, что виновник ДТП выполнит все в точности, как было велено. И вроде бы неплохая возможность прикрыть один визит в больницу другим, но к травматологу все-таки идти придется, за справкой. Начальство, оно такое — на слово мы не верим, нам доказательства подавай.

Казалось, день только начался, но я уже устала и хочу домой, а метро — это и вовсе не самое приятное место в городе. Пока ждала электричку, в голове крутилось всякое, от "Какого хрена им от меня надо?" до комментариев к рекламному баннеру неподалеку, который гласил, что какое-то там новое кофе "Бодрость" и утро созданы друг для друга. Конечно. Мерзкое утро и фиговый, даже на вид, кофе подходят друг другу, как ничто иное. И все это наложилось на мое настроение, как многослойный сэндвич, а я где-то на самом низу и меня уже придавило насмерть.

Откуда столько народу в столь неактуальный час, прямо ума не прилажу. Кого только не встретишь и садоводы, которых, видимо, влекла по дачам хорошая погода, офисных работников в своих костюмчиках отутюженных, такой была и я, неясных маргинальных личностей и находящихся здесь на постоянном месте жительства — бомжи. Только в таком "чудном" месте, можно встретить такой контраст.

Наконец-то мой единственный способ передвижения по городу появился в поле зрения, и все ломанулись к дверям. Всем хотелось сидеть, а народу было так много, что я сразу поняла — я снова в лохах. Самое удивительное, что бабки в желании примостить свой тыл, ставят корпус круче, чем Дэвид Бэкхем в лучшие годы своей карьеры и это несмотря на артриты, радикулиты и прочие старческие болячки типа маразма.

Я мысленно убеждала себя, что все хорошо. Завтра выходные начинаются, и я сполна отдохну и высплюсь за всю неделю. Осталось всего-то выжить вот в этом аду, пережить больницу, отсидеть на работе до положенных пяти и здравствуй дом, милый дом.

Никогда не видела так много людей, даже посетив однажды митинг. На каждой остановки все входили и входили люди, крича, чтобы подвинулись и я даже не заметила, как из тамбура меня подвинули почти в самый конец вагона.

Бабки не были бы бабками, если бы не трындели везде, где не попадя. Вот и сейчас две престарелые подружки без конца возмущались на все подряд, рождая просто безудержное желание что-нибудь в них кинуть, как минимум.

Я вышла на своей остановки и вдохнула свежий воздух с райским наслаждением. Последние полчаса я мечтала именно об этом. Не хотелось бы мне в расцвете лет задохнуться, придавленной к заднему стеклу вагона. Глупая и нелепая смерть, как говорится.

Никогда не любила больницы с их стерильными светлыми кабинетами и раздражающим запахом хлорки. Не шибко любезный персонал, тоже своими кислыми физиономиями не радовал, но что поделать? В руках два несчастных листика, которые врачи мне заполняли целую неделю: то лор у них, видите ли, только в четверг с дести до часу, то к психиатру через весь город, как и к наркологу… Почему нельзя собрать всех в одно большое здание. Бегая по этим врачам, я чувствовала себя персонажем какой-то многопользовательской ролевой игры, где, чтоб получить Великие Письмена с результатами комиссии, надо победить пару десятков упырей в белых халатах…

Мне оставалось посетить лишь гинеколога и к нему я собиралась завтра, но неожиданно мне позвонили и попросили прийти на прием к терапевту. Неужели им настолько не понравились мои анализы, что они решили отчитать меня за плохой образ жизни лично?

Нужный кабинет я отыскала довольно быстро, хотя была всего один раз в нем. Как всегда, у белой двери толпились люди и всем срочно, и все только спросить… Посадочных мест катастрофически не хватало, поэтому люди стояли везде, где можно было на что-то облокотиться.

Неожиданно дверь открылась и из-за нее выглянула медсестра, имени которой я, конечно же, не помнила и запоминать не собиралась. В этих очках времен моей бабушки ее глаза казались большими, даже когда она прищурилась, выискивая кого-то в очереди и остановившись на мне, заторможенно велела:

— Самойлова, проходите, — писклявый голос сам по себе раздражал, но когда до толпы дошло, что в кабинет пригласили человека с конца очереди, спину мне обожгли десятки гневных взглядов, что стало бесить еще больше, — Мы вас уже давно ждем, — как-то разом смягчилась женщина, когда я прикрыла за собой дверь.

— Елена? — для верности переспросил мужчина, оторвавшись от бумаг на своем столе, — Присаживайтесь, — он указал на стул с боковой стороны своего стола, — Хотите конфетку?

— Нет, спасибо, — я не могла понять, с чего бы такая любезность и малость из-за этого тормозила, мне казалось, все это до жути подозрительным, а ведь я уже оплатила договор о предоставлении медицинского обследования.

— С чего бы начать, — деловито проговорил врач, когда я опустилась-таки на стул и внимательно уставилась на него, ожидая объяснений, — Вчера мы сделали вам МРТ…

— Так, я уже получила справку, — напомнила я врачу, потому что складывалось ощущение, будто он нарочно тянет время и, если я не потороплю, кто знает на сколько это, все затянется, мне еще на работу.

— В том-то и дело, в ней неверное заключение, — печально проговорил мужчина, поправляя на переносице очки, — Видите ли, врач не сразу заметил патологию.

— Какую еще патологию? — я насторожилась и уже не знала, чего ожидать, доктор был слишком взволнован и не знал, наверное, как помягче сообщить мне, что…

— У вас опухоль, — негромко закончил он, — Вот, смотрите, — передо мной возник полупрозрачный темный снимок головного мозга, — Видите это пятно?

— Вижу, — кивнула, беря этот плотный лист в руки, — И… Сколько у меня осталось?

Доктор пустился в длинные и непонятные объяснения, но все сводилось к тому, что мне почти прямым текстом сказали, что я умру. Лечить вот это пятно на темном снимке бесполезно, уже слишком поздно. Нет, они могут, конечно, попытаться, но вряд ли мне это поможет, даже за большие деньги. Но мне посоветовали не расстраиваться (пфф, были бы причины) и надеяться на лучшее. Я-то вот, скорее всего, сдохну, а через пару десятков лет человек с подобным диагнозом благодаря прогрессу в медицине сможет прожить долгую и счастливую жизнь.

Мне почему-то не стало страшно, и я даже не пустила слезу. Словно до меня просто не дошло, что я умираю. Может так сказалось шоковое состояние. Эмоциональная тормознутость? Удивления, впрочем, тоже не было…

Коротко попрощавшись с врачом и утащив снимок своего внутреннего мира, я наугад направилась в травматологическое отделение, где не сразу, но отыскала кабинет травматолога. Не сказать, что он был рад меня видеть, но что-то на моем лице или в руках, заставило его покорно написать мне справочку о небольшом ушибе и с этой бумажкой я направилась снова в обитель разношерстных масс.

На работе я ходила, как в воду головой опущенная и все ждала окончания рабочего дня. Завтра и послезавтра выходные. У меня будет время что-то понять и осознать, да и долгожданная тишина была так близка, а радости теперь, как и не бывало. Я как среднестатистический взрослый человек, терпеть не могла свою работу и с благоговейным трепетом дожидалась выходных, чтобы лениво пробездельничать все свободное время и собрав себя в кучку, пуститься с головой в новую трудовую неделю.

Только сейчас, понимая, что все это бесполезно, я осознала в полной мере как осточертела мне вся эта рутина офисного планктона. Сколько уже лет я здесь? Пять? Типа того.

Весь этот строгий дресс-код, когда даже высота носков регламентирована правилом "Клиент всегда прав", даже если очень хочется его придушить. Ну хотя бы шкаф на него случайно уронить, на этого очередного недомерка, который, как и все, почему-то уверен, что я обязана скакать вокруг него, как кенгуру и уговаривать оставить свои денежки в нашей компании. А потом зацементировать его под фундаментом нашего здания и чтоб минимум лет через сто нашли. Но клиентов калечить нельзя. А жаль…

Единственное, что я поняла — надо делать отсюда ноги. Я не хочу оставшееся у меня время просидеть в строгой рубашечке за столом. До чертиков достало все! И почему я раньше ничего с этим не делала? Привыкла идти по течению, может хоть сейчас я хоть раз поплыву против него. Достал этот кабинет, в котором ремонт еще до моего рождения делали, достал костюм, в котором мне душно и тесно, достали клиенты, выжимающие все соки, достала эта чертова герань на моем столе, которая… Нет, герань просто достала.

Однозначно надо уходить, но как-то незамысловато послать начальство в пешее эротическое — это не то…

На горизонте замаячил белорусский шкаф. Или это поляк? А черт его знает. Я могу отличить кавказца от русского, но не более того. Вот это вот просочилось в мой кабинет и грозно опустилось на стул. А это неплохой вариант уволиться…

Не смотри на меня свысока так, будто на столбе сидишь и ради всего святого не ерзай на этом несчастном стуле, оно же еле держится под твоим весом!

— Добрый день, — высокомерно, будто не поздоровался, а плюнул, произнес он и закинул ногу на ногу, — Мне крепкий кофе, без сахара, со сливками.

Я прекратила пилить ноготок и взяв с полки банку с кофе, толкнула к нему через весь стол с невозмутимым видом и вернувшись к своему увлекательному занятию:

— Ага, и мне сделай, — спокойно ответила я, закинув ноги на край стола, удобно развалиться мне, увы, мешал компьютер.

— Да что вы себе позволяете?! — ошеломленно взревел мужик, уже мысленно пожаловавшись моему начальству.

— Иногда после шести не ем, — вспомнилась мне шутка обожаемой мною артистки, — А так все себе позволяю.

Клиент нервно хихикнул и на удивление заткнулся, рассматривая этакую диковину, как хамящий менеджер. А я даже не заметила, что в офисе как-то значительно тише стало. Вид у него был такой, будто процессор в его голове совершал экстренную перезагрузку системы. Лишь бы не перегрелся. Такого обращения со своей глубокоуважаемой персоной он не ожидал.

Через две минуты мне стало скучно сидеть в тишине, да и цепляющийся край ногтя я уже выровняла. Я достала журнал с косметикой, который взяла еще месяц назад, но все еще даже не заглянула в него и раскрыла сразу на середине, лениво глянув на часы — до конца рабочего дня было еще чуть больше двух часов.

— Я требую немедленно уволить! — наконец-то отмер этот польский шкаф и поднялся с заскрипевшего стула, — Где тут кабинет начальника? — взревел он, просачиваясь на выход и уже в коридоре продолжил орать.

Его слышали все этажи, кажется… Шеф выбежал на оры сам, не дожидаясь, пока его высочество до него доковыляет.

— Это какое-то недоразумение, — залебезил перед ним этот голубь мира, — Пройдёмте в мой кабинет, мы сейчас все уладим…

Они скрылись за дверью, а по офису раздались хлопки, перерастая в аплодисменты, бухгалтер даже засвистел. Народ повыныривал из своих скромных закутков и теперь большими глазами смотрел на меня:

— Нам будет тебя не хватать, — засмеялась Светочка и я торжественно пожала ее протянутую ладошку.

— Можно я с тобой сфотографируюсь? — заржал Костик — наш охранник.

Я торжественно направилась собирать свои вещи, коих может и немного, но я же должна эпично уйти, вот и коробочку у бабы Нади — нашей уборщицы выпросила. Когда она была заполнена уже на треть, к лифту раздались грузные шаги — польско-белорусский шкаф ушел и голосом шефа:

— Самойлова, в мой кабинет! — раздалось на весь этаж и я, откинув журнал в ту же коробку, гордо направилась в кабинет шефа.

— Земля тебе пухом…, — наигранно скорбно прошептали мне в спину, надо же, как попали-то…

— Проходи, — неожиданно мягко заговорил начальник, когда я закрыла за спиной дверь, — Присаживайся…

— Можно две недели не отрабатывать? — перешла я сразу к делу, не желая тянуть резину, устала, домой хочу.

— Самойлова, может тебе отдохнуть, а? — участливо поинтересовался шеф.

— Я клиенту нахамила, — напомнила спокойно я.

— Ну с кем не бывает, — пожал плечами мужчина, — У тебя наивысший процент прибыли, мне тебя увольнять совсем не хочется, так что давай, иди домой, а в понедельник с новыми силами…

— Не уволите? — мрачно спросила я, надеясь на последний…

— Нет, — отрезал он и выставил меня за дверь.

Стоя у порога шефовского кабинета, я не понимала, как так получилось, что я осталась в этом чертовом офисе.

— В смысле "Нет"? — я недовольно обернулась и посмотрела на табличку с черными буквами "Лукьянов А.А.", которая хранила молчание и отвечать мне не собиралась.

— Тебя что, не уволили? — удивились коллеги.

— Это ненадолго, — многообещающе проговорила я и улыбнулась так, что даже охранник Костя — в прошлом военный и в принципе человек морально закаленный, вздрогнул.

Подхватив верхнюю одежду, я захлопнула дверь своего скромного кабинета и направилась на выход. Отдохнуть, так отдохнуть.

В голове крутились различные варианты эпичного ухода, которые я могла бы попробовать осуществить в понедельник. В конце концов, терять мне нечего, могу я хоть что-то запоминающееся напоследок сделать?

Я вдруг задумалась, надо бы и рыбок куда-нибудь пристроить. Будет обидно, если они помрут по моей вине. И вещи… Что будет с моей коллекцией плюшевых зверушек? А с книгами? Родителям точно все это не сдалось, выбросят… Значит, я кому-нибудь это все отдам.

Дома я долго рассматривала снимок, который отобрала у доктора, точнее просто не отдала. Брат всегда говорил, что мозга у меня нет, а тут вроде как доказательство — вот он. И небольшое пятнышко, которое в перспективе убьет меня через пару-тройку месяцев, как повезет. А страха так и не появилось. Может, потому что мне кучу раз угрожали смертью — за царапину на машине или за разбитую любимую мамину вазу. Никто меня не убивал, естественно. Вот и к опухоли у меня сложилось такое же отношение. Вроде как она кричит мне: «Лен, тебе хана!», а я только хихикаю в ответ.

Осознание нагрянуло, как немцы, неожиданно и почему-то среди ночи. Когда на фоне стресса появилась бессонница, еще бы ему не нагрянуть. По потолку мелькал свет от фар мимо проезжающих машин, а у меня сна ни в одном глазу. Чем еще заняться, как не самокопанием? Это я зря, конечно, но при мысли, что прожитые мной годы претендовали на звание самых никчемных, становилось в разы хуже. На третьем десятке я умудрилась заработать лишь опухоль мозга — жилплощади у меня своей не было и работы, которая не вызывала бы у меня желания вскрыться перед началом новой трудовой недели тоже. С родителями я не общалась с тех пор, как умер брат, единственный человек в этой ненормальной семейке, который меня ценил, любил и действительно заботился. Если умница спортсмен братик всегда был самостоятельный и взрослый, сам решал, чем ему заняться и куда податься, то я была отцовской неудачей. Никогда у него в роду девки, видите ли, не рождались, всегда только пацаны и даже у братьев его все поголовно мальчики. Одна я выпилилась и с какого-то черта девочкой родилась, виновата в этом, конечно, была я. А раз в штанах нет необходимого, то и на свое мнение я права не имею. Потом на горизонте появился папин партнер по бизнесу, у которого как раз сын моего возраста и любимые родители решили, что это неплохая возможность выйти в плюс. Я думала иначе. Какой был скандал, когда я прямым текстом заявила их Ванечке, что он мне противен. На защиту встал брат, который собирался после вуза забрать меня к себе. Не успел. Его жизнь оборвалась в один из летних вечеров, когда он возвращался домой и его сбил какой-то нетрезвый водитель. Я думала с ума сойду, лишившись единственного дорогого мне человека, но время все притупляет и боль тоже. А родители довольно быстро отошли от потрясения и возобновили свои планы на меня… На пороге вновь появился Ванечка номер два, я даже не спросила, как его там на самом деле зовут. Это был второй самый большой скандал в доме, тогда-то мне и высказали все, что не могли, пока я была за братской спиной: и тварь я не благодарная, и в роддоме меня оставить надо было, семью не позорить, и не на что негодная я. Мне поставили условие: или я выхожу за этого напыщенного индюка в костюме, или вали на все четыре стороны. Они ожидали, что я испугаюсь. Они удивились. И уже четыре года я их не видела из шести, что с ними не живу.

В общем, жизнь у меня на яркие краски и радостные события не богата. Даже любовник мой был любовником ещё десятку баб, некоторым даже за деньги. «Парень», конечно, не то название, но для меня понятие «любовник» всегда значило немного больше, чем просто человек, с которым ты спишь. Я подумала, что ему, Сергею, надо бы сказать о моей болезни. Сочувствовать он не станет, ему должна понравиться мысль, что он скрашивает последние дни той, кого в обозримом будущем не станет. Сергей тот еще козел, сволочь и очень много циник, наверное, это меня в нем и привлекло. Хотя вру, привлекло меня его тело. Сергей выглядит, как парень с обложки, как сын богатого папы, как тот, кто влюблен в собственное отражение в зеркале. Порочная красота. Я всегда знала, что девочкам свойственно влюбляться в мудаков, мне просто нравился этот эгоистичный придурок и ни о каких отношениях между нами и речи идти не могло. Мы просто иногда проводили вместе время, и все.

Сергей, словно почувствовав что-то, заявился следующим же вечером, когда я, вернувшись домой с магазина, едва успела смыть с себя весь негатив поглощённой бытовухой толпы. Обмотавшись белым полотенцем, я вышла из ванной комнату и направилась к входной двери, где надрывался дверной звонок. У нас нет какой-то договоренности или четкого расписания, он может появиться неожиданно и в любой момент, даже элементарно не набрав мой номер и в этом было что-то такое… В этом была какая-то своя прелесть, поэтому я несмотря на то, что люблю, когда все идет по плану, никогда не возмущалась по этому поводу.

У меня нет глазка на двери, но я знаю, что это он, хотя бы потому что ко мне больше никто не захаживает. Ни родственники (слава тебе, Господи), ни несуществующие друзья. Отпираю дверь, и она тут же сама открывается, являя моему взору вышеупомянутого мужчину. Как всегда, великолепен и обаятелен. Он шумно вваливается в мою маленькую прихожую, и я улавливаю запах его одеколона, терпкий, но вкусный. У него никогда слово с делом не расходится, поэтому закрыв за собой дверь и оценив мой не совсем одетый вид, он широко улыбается и тут же распустив руки, уже забирается под мягкое махровое полотенце. Он вообще предпочитает много не говорить, а сразу переходить к цели своего визита, хотя если выпьет, то его просто не заткнешь. Забавное наблюдение.

Словно что-то ощутив, он отрывается, странно вглядываясь в полумраке коридора в мои глаза, когда я не собираюсь в благоговейном трепете отдаваться ему вотпрямщас:

— Все нормально? — аккуратно интересуется, не зная, чего ожидать от моего молчаливого поведения, а я кусаю щеку и гадаю, стоит ли говорить ему сейчас, или пусть лучше соседи сообщат, когда после моей смерти он в очередной раз нагрянет в гости без предупреждения, — Случилось чего?

Наверное, все-таки стоило сказать, так будет, по крайней мере, честно. Как люди вообще кому-то сообщают о таком? О своей приближающейся кончине. Заплакать что ли? Да как-то не хочется. Сухо проинформировать и заранее пригласить на похороны?

Вздыхаю и поправив сползающий край полотенца, шлепаю босыми ногами в сторону единственной жилой комнаты в квартире, где достаю из стола с компьютером малость измятый снимок, который столько раз уже в руки брала, что удивительно как это он еще не облез.

— Вот, — протягиваю мужчине снимок, круто развернувшись на пятках и конечно же он тут, потопал следом, торопливо скинув обувь у двери.

— И что это за хрень? — Сергей с любопытством вгляделся в снимок, выхватив его из моих некрепких пальцев и развернул как положено.

— Мой мозг, — равнодушно пожимаю плечами и складываю руки за спиной, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, что вот он сейчас все поймет и я пойму, что не ошиблась на его счет.

— Хм, а вот эта штука очень похожа на… — подозрительно всматривается в снимок и касается указательным пальцем светлого пятна.

— А это опухоль, — любезно подсказываю и добавляю следом, — А ещё я умру месяца через два — три, как повезет.

— Вот как, — после минутного молчания выдает Сергей, никак не поменявшись в лице, — Так у нас что-нибудь сегодня будет, или мне завтра зайти?

Я невольно улыбнулась — он вел себя именно так, как я ожидала. Разве не прелесть? К чему эти сочувствующие взгляды, сожаления и скорбное молчание, когда последние дни своей жизни можно провести… Забыв о том, что малость умираешь?

— А ты все ещё хочешь? — довольно хмыкаю, отобрав у него уже ненужный снимок и кидаю его поверх документов на столе, едва не уронив накрененную стопку, а впрочем, все равно, упадет она или нет.

— Теперь даже больше, — улыбается в ответ и на талии вновь оказываются руки, — Исключительно из благородных намерений — тебе надо бы напоследок как следует на…, — зажимаю рукой его рот, не позволив в моем присутствии так грязно выражаться.

— Пошляк, — беззлобно фыркаю и отнимаю руку и его губы тут же растягиваются в довольной усмешке.

— Я, наверное, даже на ночь останусь, — доверительно сообщает и немного подумав, выдает, — У тебя есть какие-нибудь дикие фантазии? — деловито интересуется и мне становится смешно.

— Ты выпил? — прозорливо интересуюсь, обвивая крепкую шею руками и борясь с желанием повиснуть на нем и пусть делает, что хочет.

— С чего ты взяла? — так же прозорливо глядит в ответ и послушно подхватывает над полом, направляется к кровати.

— Много болтаешь, — охотно поясняю и устраиваюсь на спине, когда скидывает на мягкую поверхность и отталкиваю подушки, они не понадобятся еще долго.

— Просто моя лучшая любовница сказала мне, что скоро умрет, — заявляет на полном серьезе и я вновь борюсь с желанием засмеяться, — Эта новость меня слегка удивила.

— Так уж и лучшая? — фыркаю в ответ, приподымаясь и позволяя вытянуть из-под спины уже это надоевшее полотенце, — Лесть.

— Не скажи, — не соглашается, уже привычно гремя металлической застежкой ремня, — Я с тобой добровольно и регулярно, это показатель. — со знанием дела рассуждает и вдруг посмотрев на меня, недовольно выдает, — Ты будешь меня раздевать или как?