– Привет, – с любопытством смотрю на постороннюю девочку лет семи, лежащую на постели в гостевой комнате. Заплаканная девчушка и смотрит на меня затравленно. Губки кривятся вниз. А тонкие маленькие пальчики вжимаются в потрепанного зайца. Словно он один может защитить малышку от злобной тетки. От меня то есть.
Обычно дети на меня так не реагируют. А тут… Малышка явно настроена враждебно. Кто она? Как оказалась у нас дома? Где ее родители?
– Привет, – откликается тихо и неуверенно. Смотрит мне за спину в поисках поддержки.
– Рем? – резко разворачиваюсь к мужу. – Кто это? – шепчу обалдело.
– Давайте знакомиться, – набирает муж побольше воздуха в легкие. Ему нелегко. Нервничает мой любимый да и выглядит неважно. Под глазами мешки от усталости, чуть сгорбленные плечи. И это мой Рем? Всегда уверенный в себе хозяин жизни. – Валя, – одаривает он меня больным взглядом. Но говорит уверенно и жестко, словно под дых бьет. – Это Рената – моя дочь. Теперь она будет жить с нами, – режет по живому.
Резкий, грубый и совершенно чужой.
- Что? – выдыхаю, ничего не понимая. Во все глаза смотрю на мужа.
«Стоп. Погодите. Что происходит?» – в недоумении снова перевожу взгляд на девочку, и до меня постепенно доходит.
Дочь! Это его дочь. От кого? Муж мне предан… Мы же всегда вместе. Неразлучники и однолюбы!
Почва уходит из-под ног, в глазах темнеет, словно меня под дых ударили.
– Что? Прости… – переспрашиваю, все еще надеясь, что мне послышалось.
– Рената – моя дочь, – словно умственно отсталой, втолковывает мне Рем. – Она будет жить с нами. Тебе придется заботиться о ней, как о своей, – повторяет он спокойно и холодно.
– Что? – переспрашиваю снова и будто не слышу мужа. В ушах бьют барабаны, ритм сердца зашкаливает, а во рту все пересыхает от напряжения и ужаса.
Рем подходит ближе, но я отступаю. В его глазах читается боль, но внутри меня уже зреет пустота. Тонкий холодный вакуум, вспарывающий льдом душу.
– У меня не было другого выхода. Прости, — говорит муж, стараясь удержать мой взгляд.
Кто-то резко выключает звук, и весь мир затихает. Ничего не слышу кроме глухих ударов собственного сердца. Отхожу дальше, вываливаюсь в холл и медленно опускаюсь на пол.
Свернувшись в три погибели, прислоняюсь к стене.
«Господи, дай мне сил! Пожалуйста!» – шепчу как молитву.
– Валя, – муж вылетает вслед за мной из комнаты дочери. Осекается, оказавшись рядом. Наклоняется, пытаясь обнять меня. Но нет, я уворачиваюсь. Не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Видеть его не хочу. Слышать.
– Ты меня предал, — шепчу тихо. Слезы беззвучно льются из глаз. – Я не смогу простить, – в ужасе смотрю на мужа и вижу перед собой абсолютно чужого человека.
– Валь, прекрати. Не устраивай сцен. Это давно было, – бросает резко Лактомский. Пожирает меня темным взглядом и молчит. Да он всегда был скуп на слова. Сейчас тем более.
– Не могу. Мне нужно уйти. Я подам на развод, — решаю я, вставая. Ни минуты не хочу оставаться рядом с предателем. Иначе меня сейчас накроет истерика.
В холле еще стоит мой чемодан. Надо только вызвать такси…
– Валя, нет. Ты никуда не пойдешь, – холодный голос Рема догоняет меня. Сильные руки хватают за плечи, разворачивая к себе. – Я виноват, знаю, – выдыхает предатель. – Но так получилось, мась…
– Не называй меня так! – вскрикиваю как раненая.
– Хорошо, – усмехаясь, скупо кивает муж, продолжая удерживать меня. – Мне нужна твоя помощь. Больше мне обратиться не к кому. У Рены проблема с ногой. Она еле ходит после перелома. Ее надо обследовать. Я полагаюсь на тебя.
– Что? А где ее мать? – вскидываюсь резко.
– Вчера похоронили, – сумрачно роняет муж. Всплескивает руками в отчаянии. – Неделю назад она попала в ДТП. Такси въехало под Газель. Водитель отделался легким испугом, а Надю доставили в реанимацию, пытались спасти, но шансов было мало.
– Соболезную, – пытаюсь говорить спокойно. Но голос, как ни старайся, все равно наполняется едкостью и желчью.
– Спасибо, – словно не замечая сарказма, кивает Рем и поясняет обреченно. – Развода не будет. Даже не надейся. Я не дам тебе уйти. Это первое. Второе – Рената остается с нами. Постепенно все наладится, – увещевает он, выдвигая условия.
Не понимаю я этого нового Рема. На что он надеется? К чему призывает?
Надя у него умерла! А у меня душа. Только это не считается, правда?
Дорогие мои! Рада приветствовать вас в новой истории. Будет нервно, жарко, непредсказуемо! Добавляйте книгу в библиотеки, чтобы не потерять выкладку новых глав, подписывайтесь на автора, ставьте истории звездочки. Нам с Музом будет приятно. Всех люблю!
Часом раньше
Впервые за долгую совместную жизнь Рем не приехал за мной в санаторий. Не смог.
– Мась, извини, очень занят. Не смогу вырваться. Доберешься поездом? Я поручу секретарям купить тебе билет, – каялся муж неделю назад.
– Да, спасибо, дорогой, – отмахнулась я легкомысленно. – Без проблем. Доеду, конечно. А что случилось?
– Да тут дела. С головой накрыло. Пока не порешаю, из города уезжать нельзя. Поэтому сама, лапуль. Ладно? Дома встретимся, – бархатистый голос мужа вроде успокаивал, но у меня в душе поселилась тревога.
Мы с Ремом живем вместе двадцать пять лет. И за это время я давно научилась распознавать малейшие оттенки в интонации. Когда болит голова, или он раздражен, мое ухо улавливает каждую нотку. Но сейчас в голосе мужа сквозит банальная фальшь. И если бы я не знала его много лет, решила бы, что он врет.
Но Рем всегда честен со мной. Может солнце закатиться вспять, разрушаться горы, и реки могут свернуть на восток. Но Рем никогда меня не обманет. Я это точно знаю. Уверена в нем, как в самой себе.
– Хорошо, не маленькая, сама доеду, – легко соглашаюсь с мужем.
Можно, конечно, машину поклянчить. Но раз муж сам не предлагает, то и я не настаиваю. В СВ прекрасно доберусь. Подумаешь, сутки в поезде. Но в душе что-то екает. Маленький, почти не заметный, звоночек тревоги, перерастающий в набат.
И только выйдя из вагона в Агдальске, замечаю на перроне Сашу, одного из телохранителей мужа.
– Как добрались, Валентина Сергеевна? – спрашивает он учтиво. Подхватывает как пушинку мой огромный чемодан и быстрым шагом идет к стоянке, где припаркован банковский мерседес.
– А Рем Владимирович? – изумленно озираюсь по сторонам. Как обычно, по перрону спешат люди, вот только мужа среди них нет. В любой толпе муж виден издалека. Высокий широкоплечий мужчина, на голову выше остальных. Обычно встречает сам. Целует при всех, вручает цветы.
А сегодня он даже на вокзал не приехал. Странно.
«Чем же он так занят? Такого точно никогда не было!» – думаю, следуя за водителем. – «Да и времени уже половина десятого вечера», – мажу сумрачным взглядом по циферблату привокзальной башни.
Какие могут быть дела?
Усевшись на заднее сиденье, звоню мужу.
– Рем… – только успеваю выдохнуть. Смаргиваю слезы, заслышав родной голос.
– Мась, я к десяти подъеду. Не волнуйся. Я тут забегался, как пудель по ярмарке, – устало вздыхает он. И снова фальшивые нотки режут слух. Но я отмахиваюсь от собственной интуиции. Будто наяву вижу, как Рем проводит ладонью по лысой башке и улыбается хитро.
«Все хорошо. А ты паникуешь на пустом месте», – успокаиваю себя.
Видимо, у Лактомского опять на работе аврал. Неприятностей в бизнесе хватает. То ОБЭП пришел, то финмониторинг, то конкуренты наехали. А Рем, как президент банка, обязан держать руку на пульсе и вникать в каждую проблему лично.
Приедет домой, расскажет! У нас с ним нет тайн друг от друга. Мы дышим в унисон и думаем одинаково.
А неприятности на работе… Они были, есть и будут. Слишком многие хотят занять место Рема. Отжать у него бизнес. Но муж в работе дотошен до мелочей. И этого же требует от подчиненных. Хотя сколько раз я предлагала ему нанять толкового управляющего и уехать куда-нибудь в теплые края. Но в ответ лишь слышала:
– Не могу, заюнь. У меня обязательства.
«Ну и ладно, – вздыхаю я и пишу сообщение в семейном чате.
«Привет, родненькие! Ваша мама приехала!»
Каждый из трех наших великовозрастных деток ставит лайк, пишет радостные сообщения. А потом, один за другим все трое перезванивают.
Словно сговорившись, по старшинству.
Первой звонит Маша, моя дочка от первого брака.
– Мам, что-то происходит. Папа в полном ауте. Последнюю неделю домой только ночевать приходит. Весь черный стал. Но никому не рассказывает, что случилось. Я у Дэна спрашивала. Он тоже ничего не знает. А Вадька, хлеборезка ходячая, ко мне после школы обедать приходил. Говорит, отец почти ничего не ест. Как хорошо, что ты вернулась! – тараторит дочка.
А у меня сердце замирает от каждого слова. Что же случилось? И почему Рем сам мне ничего не сказал? Не намекнул даже.
– А почему мне никто не позвонил? – напираю на свою взрослую замужнюю девочку.
– Да мы только сегодня все факты сопоставили. И я тут закопалась, мам! – тараторит дочка. – Мишутку в садике старший мальчик побил, представляешь? Пришлось к заведующей пойти. Такой скандал им всем закатила. Просто ужас!
– Как побили? – охаю я. – В элитном частном саду? Надо в отдел образования жалобу написать. И Мишеньку в другой садик перевести.
Проблемы четырехлетнего любимого внука тут же полностью заслоняют Рема. Лактомский – большой закаленный мужик, по молодости прошедший улицу и бандитские разборки. Он умеет выживать в экстремальных условиях и точно справится. А вот как научить малыша стоять за себя, я не знаю.
– Вы к нам завтра приедете? Я соскучилась.
Давайте знакомиться с героями!
Главные герои!
Их дети!
И та самая дочка героя
– Дочь? – переспрашиваю в ужасе. – Какая дочь? Я ничего не понимаю…
– Моя дочь, Валя! – вскидывается муж и добавляет сухо. – Мать Ренаты попала в ДТП. Почти неделю мы боролись за ее жизнь. Но вчера Надя умерла в реанимации. Мне пришлось забрать девочку к нам. У нее больше нет родственников, – хмуро втолковывает мне Рем, а у меня голова идет кругом.
Подождите. Какая еще Надя? Какая еще дочь? Откуда? Рем мне изменил? Изменял? Когда?
Сердце разрывается от предательства.
– О господи, как ты мог? – не веря в происходящее, в шоке смотрю на мужа. – Ты предал меня! – только и могу выдохнуть. Прислоняюсь к стене, ища опору. Иначе точно свалюсь.
– Что за хрень ты несешь? – рычит муж, хватая меня за руку. – Хватит устраивать мелодраму, Валя. Включи голову.
– Нет. Не трогай меня, – разворачиваюсь резко. – Я подаю на развод, – выдыхаю яростно. – Ты меня предал! – повторяю и не могу поверить.
У моего мужа есть, то есть была вторая семья. А я не догадывалась ни о чем!
– Нет, – уже в дверях останавливает меня Рем. – Ты обещала мне верить. Обещала помочь. Вот и будь добра, – прижимает к стене. – Ренате требуется медицинская помощь.
– Да ну? – только сейчас замечаю новороченную инвалидную коляску у входа.
– Она не ходит, что-то с ногой после перелома, – мотает головой Рем. – Ты должна разобраться, – берет мои руки в легкий зажим. – Валя, пожалуйста, я никогда тебя не просил о помощи. А вот сейчас прошу.
– Ты с ума сошел! – только и могу выдохнуть. – Ты где-то шлялся… А теперь привел ко мне свою… свою… – шиплю как змея и не могу подобрать слов. – Да как ты можешь? Ты предал меня! – хватаюсь руками за тонкий свитер мужа. Трясу мужа, будто хочу вынуть душу.
– Прости, – Рем обнимает меня, покаянно опускает голову. – Я всегда думал, что ты ничего не узнаешь. Уверен был, – сокрушенно признается он. Пожирает меня темным взглядом. – Но жизнь распорядилась иначе. И нам с тобой надо как-то выкарабкиваться… – сжимает челюсти.
Мой любимый мужчина, в одночасье ставший чужим.
Поверить не могу! Не хочу!
– Нет! Я с тобой развожусь, – выдыхаю порывисто. – Ненавижу тебя! – всхлипываю, ввалившись на кухню. Словно раненая, оседаю на барный стул и задыхаюсь от гнева.
– Да ну? Вот так сразу и ненавидишь? – нависая надо мной, ледяным тоном отрезает Рем и добавляет с обидой. – Пока на руках носил, любила. А как только я влип, ненавидишь? Сколько для тебя ни делай, все мало, – заявляет, ощерившись. – И перестань орать. Рената слышит, и весь дом заодно. Давай. Возьми себя в руки, вытри слезы и сопли. И включи уже, наконец, взрослого человека. А то, походу, я вырастил в тепличке нежный цветок. Вернись с небес на землю. И займись ребенком. Ей нужна наша помощь.
– А ты? – поднимаю на мужа совершенно сухие глаза.
– Мне надо уехать. Рената на тебе, – бросает он резко.
– Нет! Найми няню, врачей! Кого угодно! Только не впутывай меня в это. Я ухожу от тебя! – подскакиваю к мужу. Кидаюсь на него. Но Рем технично перехватывает мои запястья и нависает надо мной.
– Я сказал. Развода не будет, – зло выплевывает каждое слово Рем. – Девочке нужна мать. А ты мне и так задолжала. Подумай, где б ты была, если бы не я?
На суровом лице мужа залегают более глубокие морщины, словно расчерченные серым грифелем. Рот искривлен гримасой боли.
Оно и понятно! У него большая утрата.
А мне в голос кричать хочется.
– Какая же ты сволочь, Лактомский, – без сил возвращаюсь к барной стойке. Кладу голову на белый, чуть прозрачный камень с золотыми прожилками и больше всего хочу оказаться где угодно, только не в собственном доме.
– Это ты – дрянь. Даже в малом помочь не можешь. Как доктор, прояви хоть каплю сострадания к ребенку, – роняет он с горечью и обидой. Смотрит на меня в упор и бросает порывисто. – Мне же кроме тебя попросить некого.
Мрачный. Абсолютно чужой жестокий человек. Нет, это не Рем! Разбудите меня!
– Я не хочу, – встаю резко и тут же хватаюсь за столешницу.
В глазах темнеет, к горлу подступает тошнота. А ноги не слушаются. Только бы не свалиться.
– У тебя нет выбора, – усмехается криво муж. – И ты мне поможешь, – добавляет резко. Не просит. А приказывает, как младшему по званию. – Рената на тебе, Валентина.
– Ладно, помогу, а потом уйду, – понимаю, к чему клонит Рем. Говорю спокойно и хладнокровно. И сама не понимаю, откуда берутся силы.
– Разберемся, – хмуро кивает мне муж. Уже, наверное, бывший. А я пытаюсь сопоставить факты и даты.
Рем мне изменил. Когда это было? Восемь или девять лет назад? Куда я одна или с детьми уезжала?
Никуда. Только в Парголово на мамины похороны ездила.
«Неужели тогда?» – сердце замирает от ужасной догадки и даже биться перестает.
– Возьми себя в руки. Нам с тобой надо вернуться к Ренате. Она и так напугана, – глухо велит мне муж.
И даже не пытается утешить, или оправдаться.
Глава 3
На нетвердых ногах бреду в гардеробную. Лихорадочно открываю все дверцы мужниных шкафов, мутным взглядом окидываю ряды дорогих пиджаков и рубашек. Смотрю на галстуки, гнездами лежащие в тонких прозрачных ящиках, на туфли ручной работы. И, наконец, до меня доходит.
Рем уехал в старой одежде. В потрепанных джинсах и таком же свитере. Надвинул на глаза бейсболку и стал похож на себя молодого.
Как будто и не было этих двадцати пяти лет.
– Мам, мы есть будем? – из своей комнаты зычно кричит Вадим, наш шестнадцатилетний сын. Вот как ему сказать? Хотя он и так все слышал.
«Господи, стыдно-то как!» – всхлипываю горько. Утирая слезы, достаю с полки домашнее платье. Наскоро переодеваюсь. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Час назад из вагона СВ я вышла цветущей жизнерадостной женщиной. А сейчас похожа на старую развалину.
«Перестань!» – останавливаю поток жалости к себе. – «В доме двое детей. Их кормить надо. Ладно, наш! Он и камни с гвоздями сожрет. А вот чем кормить эту Ренату, не представляю. Я же нормальный человек, а не злобная мачеха», – усмехаюсь криво. От боли сводит сердце и внутренности, мозги пухнут от вопросов, на которые нет ответа.
Я не выдержу. Просто не смогу. Каждый день, каждое мгновение видеть живое напоминание об измене мужа. Каждый день проворачивать нож в сердце, истекать кровью и молчать, будто лишенная права постоять за себя.
«Нет. Не хочу. Завтра же найду родню девчонки и передам. Мало ли что Рем там требовал? Я не смогу. И точка», – сворачиваю волосы в дульку. И деловито иду на кухню.
«Ребенок-то в чем виноват? – спрашивает меня совесть голосом Рема. – Пожалей ее».
Безвольно опускаю руки. Сажусь за барную стойку и реву, проклиная судьбу свою гадскую!
«Я любила тебя!» – мысленно кричу Рему. До сих пор люблю. Как ты мог меня предать? Как?
– Мам, – мне на плечо ложится тяжелая рука моего слоненка. – Мам. Это треш и кринж в одном флаконе. Я позвонил Денису и Машке. Они сейчас приедут, – бубнит он и добавляет тихо. – Давай сдадим эту девчонку в детский дом. Найдем хороший… А папе скажем, что она сбежала…
– Дурачок ты мой, – реву, обнимая сына. – Так нельзя. Я собаку или кота никогда на улицу не выгоню. А тут ребенок… Сирота… Ну что ты такое говоришь? – причитаю тихо. – Тем более она сестра твоя родная. Как Маша…
– Да ну на фиг, – морщит нос Вадяшка. В точности как Рем. И у меня снова давит за грудиной. Резкая боль заставляет прикрыть глаза. – Мам, что с тобой? – пугается сын.
– Все нормально, – беру себя в руки. – Галина Павловна что приготовила? Надо согреть, – вспоминаю о нашей домработнице.
– Так она к нам уже неделю не приходит. Мы с папой пельмени хомячили. Ну и я у Машки подъедался, – потупившись, признается мой сын. – А ГэПэ папа рассчитал…
– Как? – роняю в сердцах. – Что на него нашло?
– Не знаю, – бубнит Вадька. – В прошлое воскресенье что-то приключилось. Папа в телефоне ленту скролил, а потом подскочил, выругался крепко и куда-то уехал. Его долго не было…
– Мою маму машина сбила в воскресенье, – раздается сзади тоненький голос. Оборачиваюсь и в ужасе смотрю на девочку, бесшумно въезжающую на кухню в инвалидной коляске. – Папа приехал к нам. Отвез меня к тете Свете, маминой подруге, – останавливается около меня девочка. Причитает отстраненно. Тоненькая, звонкая. Кажется, все жилки просвечиваются. – А потом мама умерла, и папа меня к себе забрал. Лучше бы я у тети Светы осталась, – горестно и бесхитростно восклицает она. А я смотрю на худенькие ручки-веточки. И снова хочу прибить Рема.
«Ты им хоть помогал, папаша хренов? Или опомнился, только когда любовница умерла?»
– Ты оладьи любишь? – прячу куда подальше собственные обиды. Девчонка мать потеряла, а я тут истерю, как дура.
С Рема потом спрошу. Хотя с него как с гуся вода. Всем указания раздал и отчалил. Ненавижу тебя, Лактомский! Ненавижу!
Сглатываю слезы и поворачиваюсь к сыну.
– Так что насчет оладий, народ?
– Я бы пельменей поел, – бухтит Вадим.
– Я тоже, – робко признается Рената. В потрепанных коротких джинсиках и тонком свитерке она похожа на маленького бомжонка. И у меня снова вопросы к Рему. Много вопросов.
Во входной двери уже проворачивается ключ. В квартиру входит Маша. В пальто, с плоской коробкой в руках останавливается на пороге кухни.
– Пиццу заказывали? – улыбается весело и, заметив Ренату, кивает мне. Дескать, кто это?
– Рената. Наша сестра. Папина дочка, – лениво рапортует Вадяшка. Разводит руками, демонстрируя мое и собственное бессилие.
– Папина? Какого папы? – растерянно тянет Машка.
– Нашего, систер, – усмехается криво Вадим. – Знакомься. Рената Ремовна, собственной персоной!
– Охренеть! – тянет изумленно Машка и снова смотрит на меня. – Мам?
– Давайте есть. Пиццу все любят. Вадим, доставай оливки и томатный сок, – поднимаю ладони вверх. Любые разговоры сейчас только навредят.
На кухню входит зять с внуком. И я как к спасательному кругу кидаюсь к ребенку.
– Я не буду кушать. Не хочу, – сжав губки в тонкую нитку, выезжает из кухни Рената.
Мои дети смотрят вслед изумленно. А Вадька усмехается криво. Дескать, не хочешь, и не надо.
Вот только чужих капризов мне сейчас не хватало!
– Накрывайте на стол, – велю я, а сама быстрым шагом иду за девочкой.
Самой тошно. Но ребенку еще больнее. Умом понимаю. А с душой, порванной в клочья, что делать?
«Дай мне выдержки, Господи!» – прошу, открывая дверь в комнату. Рената подъезжает к окну и замирает, вглядываясь в темноту за стеклом.
– Там терраса, – поясняю приближаясь. – После ужина можем выйти погулять. Никуда спускаться не надо.
– Да, папа рассказывал, – совершенно просто и бесхитростно откликается девочка, а мне словно к оголенным нервам электрический заряд приставляют. – Сегодня. Когда вез меня к вам…
– Надо покушать, – становлюсь рядом. – Папа вернется, и ты должна его встретить здоровая и счастливая, – говорю первое, что приходит в голову.
Хотя какое тут счастье? Девчонка мать потеряла. И со здоровьем у нее не очень.
– Твоя мама сейчас огорчилась бы сильно… – наклоняюсь к ребенку. Замечаю полные слез глаза, гримаску боли на лице и больше всего хочу врезать по лицу мужу.
Ты что устроил, любимый? Семью на стороне завел? Думал, я не узнаю?
– Маму убили, – тихо шепчет девочка. Смотрит на меня глазенками, полными ужаса.
Нет. Так не бывает!
– Кто так говорит? Наверное, это трагическая случайность, – не веря, мотаю головой.
«Да кому нужна твоя мама?» – чуть не ляпаю вслух. Но вовремя прикусываю губу.
– Это ужасно, – причитаю как бабка я. Надо бы обнять ребенка, утешить. Но я не могу. Все внутри переворачивается, стоит только подумать.
Дитя любви! Моего мужа и какой-то Нади. Но судя по тому, что девочка не похожа на Рема, мать у нее была очень красивой. Вот и не выдержал наш порядочный семьянин, поддался соблазну. Но петь мне о великой любви не перестал.
– Нет, не случайность, тетя Валя, – мотает головой Рената. – Мама никогда на такси не ездила. Только пешком ходила. А если нужно было куда-то в город, папа всегда давал машину. Никогда не отказывал.
«Выходит, в банке все знали», – прикрываю глаза и пытаюсь унять приступ тошноты.
И ребята из лички, и секретари Лактомского. Наверняка весь банк был в курсе. И подробности смаковали в каждом кабинете. А я как дура витала в облаках и порхала от счастья!
«Спасибо тебе, Рем, – сглатываю вязкий ком, застрявший в горле. – Хоть ты и просил не разводиться, завтра же схожу в суд и подам заявление. Девочку твою на обследование устрою. Выясню, почему не ходит. А когда вернешься, сам будешь разбираться дальше».
– Пойдем, ты должна поесть, – повторяю твердо. – Завтра с утра поедем к врачу. Поэтому сегодня нужно лечь пораньше, – выговариваю тихо, а сама пытаюсь сообразить, к кому из коллег можно обратиться. Надо, чтобы приняли быстро без документов и лишних вопросов не задавали.
– Вы, правда, хотите мне помочь? – поднимает на меня беспомощный взгляд Рената.
«Я хочу тебя никогда не видеть и не знать!» – так и рвется с языка. Но я беру себя в руки.
– Я – доктор. Моя обязанность помогать больным деткам.
– Хорошо, а то мне очень больно, – всхлипывает девочка и неожиданно тянется ко мне.
Неуклюже обнимаю, прижимаю к себе худенькое тельце и бормочу сквозь слезы.
– Все будет хорошо, Реночка. Но надо поесть, – сжимаю худые плечики, глотая слезы.
Мягко и решительно разворачиваю коляску.
– Пицца – это всегда вкусно, – по пути на кухню убеждаю ребенка.
– Я ее никогда не ела, – слышу в ответ. – Мама говорила, что домашние пироги лучше.
– Бесспорно, – смаргиваю слезы и только сейчас задумываюсь, сколько еще «открытий чудных» мне преподнесет вторая семья моего мужа.
А на кухне уже накрыт стол. Машка с Вадимом расставляют тарелки, Андрей – наш зять – открывает баллон с соком. Мишутка норовит стянуть со стола дольку свежего огурца. Денис заваривает чай одним ему известным способом. Колдует.
– Привет, мам, – отвлекается от процесса. Целует меня в щеку. Проводит ладонью по спине, словно успокаивая. А потом садится на корточки перед инвалидным креслом.
– Привет. Я – Денис, – протягивает большую сильную ладонь ребенку. – Добро пожаловать в семью, – говорит спокойно и уверенно.
Убирает со лба длинную прядь и улыбается.
А у меня внутри все передергивает.
Ну какая семья? Мы с Ремом разводимся. Девочка точно останется с ним. Здесь она временно.
Вслед за Денисом и Вадим потихоньку оттаивает.
– Рена, давай ужинать, – придвигает коляску к столу.
А Денис возвращается ко мне.
– Мам, ну ничего не изменишь уже, – утирает безмолвную слезу, скатывающуюся по моей щеке. – Она нам сестра. Отец, конечно, учудил…
Глава 5
– Бабушка, почитай мне сказку, – сзади обнимает меня внук. Прижимается маленьким тельцем, возвращая на грешную землю.
– Пойдем, Мишутка, – беру его за руку.
Вместе мы долго выбираем книжку в библиотеке. Торгуемся, как обычно. Я настаиваю на чтении сказок, а внук хочет рассматривать комиксы.
– Давай «Маугли», – предлагаю, доставая с полки красочную книжку с картинками.
– Ладно, – соглашается малыш, недовольно выпячивая подбородок, как Рем. И меня снова пробирает до костей.
Мы же так любили друг друга! Растили детей. Вместе носились над внуком. Радовались его первому шагу и первому слову. Созванивались с ним по скайпу и каждый вечер перед сном обсуждали, что нового сказал Мишутка?
Господи, как жить дальше? Рем вытер об меня ноги, навязав дочь от другой.
Перетерпеть? Жить дальше, как ни в чем не бывало? Выдать Ренату за нашу племянницу? Раскрутить мужа на компенсацию за невыносимые моральные страдания и ни о чем не переживать. Ложиться в супружескую постель, отвечать на его ласки, зная о его измене?
Нет! Я не могу так. Не умею притворяться.
– Бабушка, пойдем на большую кровать, – предлагает Мишутка и смотрит хитренько. – Я хочу попрыгать.
– Пойдем, мой сладкий, – целую внука в румяную щеку.
У себя в спальне без сил плюхаюсь в кресло. Прикрываю глаза, пытаясь успокоиться. А мелкий нахал забирается на нашу с Ремом постель и прыгает, словно на батуте.
«Это дед приучил», – вздыхаю мысленно. И даже не представляю, как мы будем жить дальше. Делить внука, внимание детей. Встречаться по большим праздникам и делать вид, что все хорошо?
«Знакомить друг друга с новыми партнерами?» – усмехаясь, довожу ситуацию до абсурда и вздрагиваю.
Нет!
– Бабушка, ну давай уже читать! – требует Мишутка, забираясь на мягкую спинку кровати. Бесстрашно прыгает оттуда вниз. Раскидывает ручки и ножки звездой.
– Ты помнишь, где мы остановились? – спрашиваю малыша. – Кто там пришел к волкам?
– Табаки! – снова подскакивает внук и прыгает по кровати взад-вперед.
А у меня кружится голова.
– Да, все правильно, – киваю я. – Садись рядом.
– Лучше ты иди ко мне, – великодушно предлагает малыш.
– Хорошо, – соглашаюсь я. Ложусь на постель, которую долгие годы делила с Ремом, и не представляю, как теперь буду жить одна. Как буду спать в одиночестве, не чувствуя дыхания любимого? Не ощущая рядом его тепла?
– Бабушка, ты заболела? – тревожно заглядывает мне в лицо малыш. Озабоченно смотрит и в порыве детской большой любви хлопает ладошками по моим щекам.
– Нет, милый. Все в порядке, – беру себя в руки. Реветь при ребенке я точно не собираюсь. – Ты меня уже вылечил, – смаргиваю слезы. Склоняюсь над текстом.
– «И я заплатила за Маугли жизнью быка, когда он был принят в стаю. Бык — вещь неважная, но честь Багиры — нечто иное, за что она, может быть, будет биться, — самым мягким голосом произнесла чёрная пантера», – читаю ребенку.
«Честь важнее», – повторяю про себя.
Жить в унижении или уйти и начать все с чистого листа? Ответ очевиден.
Сквозь сон слышу, как меня кто-то накрывает пледом, выключает свет. Проваливаюсь в спасительную темноту. И просыпаюсь среди ночи.
Прислушиваюсь к оглушающей тишине. В спальне кроме меня никого нет. Рем так и не вернулся. Где он? С кем? Оплакивает невосполнимую утрату, скорбит по любимой?
Господи, почему? Пусть бы эта женщина жила! Растила бы дочку, тянула бы из Рема деньги. А я бы и не знала ничего.
«Все равно доложил бы кто-нибудь!» – усмехаюсь горько. Тяжело поднимаюсь на ноги. Споласкиваю лицо холодной водой, избегая смотреть на собственное отражение. Затылок ломит от дикой боли, будто по нему кувалдой треснули. Распускаю волосы, вынимаю шпильки. В сердцах кидаю их на мраморную столешницу. И иду на кухню. Надо чаю попить и таблетки принять…
По пути заглядываю к Вадиму. Мой младший сын напевает в наушниках, что-то набирает в компьютере, отбивает костяшками пальцев ритм.
Пишет музыку.
Тихонечко прикрываю дверь, стараясь не мешать. Говорят, мы с Ремом породили талантливого музыканта и композитора. Все может быть. Но вот как на нашем младшем сыне отразится наш развод? Трудно представить. Да и кого выберет Вадяшка. Меня или отца? Тоже вопрос.
«Будет горько, если решит остаться с Ремом», – тяжело вздыхая, бреду на кухню. И тут же вспоминаю о Ренате.
«Ребенок ни в чем не виноват», – повторяю как мантру. Приоткрыв дверь, смотрю на малышку, спящую посреди большой кровати. Одна нога лежит на подушке. Вторая поджата к груди. Рената спит, тихо постанывая.
Движимая инстинктом, захожу в комнату. Машинально поправляю одеяло. Прислушиваюсь к тихому голосу девочки.
– Мама, мамочка, – всхлипывает она, не просыпаясь.
– Я ей настойку пиона в чай накапала, – слышится сзади тихий Машкин голос.
Глава 6
– Мне тоже так казалось, – прижимаю дочку к себе. – Он много сделал для нас, рисковал сильно.
– Я помню, – кивает дочка, легонько подталкивая меня в сторону кухни.
Захожу туда, не включая света, сажусь за стол. Сплетаю пальцы в замок и бездумно смотрю куда-то вдаль.
– Где бы мы были, если б не он… – бросаю глухо.
– Ой, мам, не вспоминай, – вздыхает Маша. Деловито включает свет, потом чайник, достает из холодильника остатки пиццы. Лезет в ящик кухонного гарнитура за оливками. Открывает банку и смотрит выжидательно. Берет с полки початую бутылку виски. Находит стаканы, выставляет закуску.
– Мне не наливай, – заявляю категорически.
– Тебе поесть надо, – приводит довод Мария и добавляет нерешительно. – Мам, может, есть какое-то объяснение…
– А какие объяснения тебе нужны? Вон, самый главный аргумент! – киваю с чувством в сторону гостевой. – И отец прям взбесился. Орал тут, как сумасшедший, что я ему должна, – устало тру лицо.
– Да кто кому больше должен, еще вопрос. Он тебе, или ты ему? На каких весах можно измерить? И как понять, что было бы…
– Насчет Рема не знаю. Наверное, у него бы так же жизнь сложилась, а вот нам с тобой пришлось бы несладко. Я ему за все благодарна, за каждую минуту, – выдыхаю на автомате. – Но сейчас я хочу одного. Развода. Он же мне все годы в любви клялся, – всхлипываю я. – Если б мы жили плохо. А так… Не понимаю.
– Мама, пожалуйста, – обнимает меня Маша. – Не плачь. Тут хоть все глаза выплачь, ничего не поменяется, – ласково увещевает меня. – Кстати, я попросила мужа навести справки о матери девочки. Кто такая? Где ее мог подцепить наш Рем Владимирович? Андрей обещал завтра пробить. Поэтому никого не привлекай.
– Я пока даже осознать не могу, что у нашего отца есть, то есть была вторая семья. Никто ничего не знал. Не подозревал даже, – признаюсь тихо.
– Да капец, – печально кивает Маша, ставя передо мной маленькую пузатую чашку из костяного фарфора. Грея руки, вглядываюсь в жидкость цвета темной охры и поднимаю взгляд на дочку.
– А как ты запрос сформулировала? – гляжу непонимающе.
– Ну как? – разводит руками Машка и садится напротив. – Андрюха по свидетельству о рождении мамашу пробьет. А дальше посмотрим, куда ниточка потянется.
– У девочки вроде никаких родственников нет, – бросаю удрученно и спохватываюсь. – А где, кстати, ее документы? Свидетельство. История болезни. Рем хочет, чтобы я ее обследовала…
– Вот же гад! – в сердцах бросает Машка. Наливает себе в стакан вискаря. – Точно не будешь? – глядит на меня с сомнением.
– Нет, иначе меня вырвет, – мотаю головой.
– А у меня уже нервы на исходе, – признается дочка. – Я же вас считала показательной семьей. Пример с вас брала. А теперь что?
– Не знаю, Маш, – всхлипываю я и растерянно оглядываюсь по сторонам. – Где мой телефон?
И только сейчас вспоминаю, что так и не достала его из сумки. Звонила Рему из какой-то другой жизни. Радовалась возвращению, а потом словно попала в ватное облако. Сколько ни бейся, ничего не исправишь.
– Сейчас притащу, – кидается с места Машка. Приносит из холла мою сумку. Выуживаю из нее айфон и тут же натыкаюсь на сообщение Рема, отправленное через час после нашего скандала.
«Прости, Мась. Виноват перед тобой. Только не бросай меня, слышишь?»
«Не знаю, Рем. Я так не могу», – отвечаю, утирая слезы.
«Давай, до моего возвращения не делай резких движений», – тут же приходит ответ. Словно муж сидел и ждал около телефона.
«Постараюсь», – печатаю, стираю и ловлю себя на мысли, что не верю ни одному слову. И больше всего хочу уехать куда-нибудь подальше.
Но Ренату куда девать? На Машку я ее вешать не собираюсь.
«Обещаешь?» – снова пишет мне муж.
«Нет. Мне очень больно», – отправляю ответ.
«Документы Ренаты где?» – сменяю тему.
«В портфеле, Мась. Свидетельство о рождении, какие-то направления и история болезни. Но ты там сама разберись, ладно?» – дает наставления муж и тут же присылает следующую эсэмэску.
«Я – засранец. Прости меня, если можешь».
«Спокойной ночи», – не отвечая на эсэмэску, печатаю, растирая по щекам предательские слезы. Хотя о каком спокойствии можно говорить, если сердце колпашит как сумасшедшее. И как вообще можно заснуть?
«Спокойной ночи. Люблю тебя», – присылает сообщение муж, и меня накрывает истерика.
«Любит он меня! Как же! Когда любят, детей на стороне не заводят!» – сжимаю пальцы и отключаю айфон. Хватит на сегодня терзаний.
– Мам, – окликает меня Маша. – Может, у меня паранойя, не знаю… Но мне показалось, что Денис и Рената знакомы, – морщится дочка.
– Думаешь? – вскидываюсь устало.
– Да, почти уверена, – пожимает плечами она. – Рената Дэна увидела, аж в лице поменялась. Видно было, что обрадовалась.
– Денис с отцом очень близки, – неуверенно бросаю я. Тянусь к вазочке с конфетами. Вытягиваю одну. Но не ем. Верчу в руках, будто не знаю, как открыть. Отодвигаю чашку с остывшим чаем. Гляжу на Машку растерянно. – Думаешь, знал и не сказал?
Глава 7
За грудиной ломит после скандала. Спускаюсь в лифте на парковку. Один. Без телохранителей. После гибели Нади следовало бы усилить охрану. Но я хочу разобраться сам. Без лишних глаз и ушей.
А у нас, как известно, в каждой бочке на одного преданного десять барабанщиков приходится. Даже домработницу пришлось рассчитать. Копошилась в моих бумагах сука. А потом сделала вид, что вытирает пыль.
Ну, я ее и погнал. И так весь на нервах!
«Валя, естественно, ее снова пригласит на работу. Теперь я враг. А ГэПэ – невинная овца», – усмехаюсь мысленно и тут же морщусь от чудовищной боли.
Валя. Мася моя родная. Как мне вернуть тебя?
Когда разлюбить успела? Знаю, не оправдал доверия. Даже слов подобрать не смог в свое оправдание. Да и не нужны они, слова эти. Косяк я упорол знатный. Но теперь уже все. Обратной дороги нет.
Тру башку, раскалывающуюся на части. Прислоняюсь лбом к натертой обшивке лифта. Полированный металл холодит кожу, отвлекая от боли. Сейчас бы домой вернуться и лечь в постель.
Но не получится. Во-первых, Валя не даст мне спокойно сдохнуть. Будет на мозги приседать, пока меня до инфаркта не доведет и себя вдрызг не измотает. Небольшая передышка нам обоим только на пользу. А во-вторых, надо дела решать, пока еще есть зацепки.
Телефон в кармане заходится дурной трелью.
«Как жили мы, борясь, и смерти не боясь» разносится по парковке, стоит мне только выйти из лифта. Интересно, еще кто-нибудь помнит эту песню? Или только мы с Чебуком.
– Слушаю, – рычу в трубку.
– Ты мне друг? – слышу наш старый позывной.
– Да, братан, – правильный ответ еще с молодости въелся в подкорку.
– Ты звонил. До хера пропущенных. А я ответить не мог. Был вне зоны доступа, – басит хриплый голос, который я ни с каким другим не спутаю.
– Вне зоны – это всегда хорошо, – усмехаюсь печально.
– Что за кипиш, братан? – Чебук мгновенно считывает интонации.
– У нас тут полный пи*дец, а не кипиш. Все плохо, Славка, – вздыхаю горестно. – Надя умерла. ДТП. Не смогли спасти, – стараюсь быть бесстрастным.
– Бл.дь, – выдыхает мой старый товарищ. – Похороны когда? Я подъеду.
– Сегодня похоронили.
– Виновных нашли?
Бесстрастно пересказываю подробности, а у самого сердце колпашит, вот-вот вылетит. Ну не должна молодая красивая женщина мучительно умирать из-за груды металла. Не должна!
– Что думаешь, Лом?
– Не знаю я. Разбираться надо. Кому было выгодно, – усевшись за руль, включаю зажигание.
– Я в деле, – кивает Чебук. – Ты же знаешь…
– Да, будут подробности, я сообщу.
– А дочка с кем? – вздыхает Чебук.
– Ну, с кем! – сжимаю руль до белых костяшек. Перевожу звонок на громкую связь и выезжаю с парковки. – Ренату я домой забрал, куда деваться! – роняю на нервах.
– Валентина что сказала? – усмехается он.
– Орала, – мотаю башкой, закрывая тему. Обсуждать свою жену я ни с кем не намерен. Даже со Славкой Чебуковым, моим старым другом еще с детского сада.
– Давай, держи в курсе, я подключу кого надо, – деловито роняет Чебук, серьезный мужик и криминальный авторитет. – И данные дай на водилу такси. Может, что проклюнется.
– Сейчас на базу приеду, сброшу файл, – киваю я. – До созвонки, брателла.
– Держись там, Лом. И с Валентиной помирись…
– Ты пока срок мотал, психфак заочно окончил? – усмехаюсь с горечью.
Чебук, психолог хренов, матерый вор в законе. Ни семьи, ни детей. Он вообще не понимает, как это жить с женщиной. Просыпаться с ней в одной постели, заботиться друг о друге. А уж двадцать пять лет с одной – это для него запредел.
– Не кисни, братан. Если любит тебя, простит.
А мне хочется в голос заорать. Да какой там любит!
– Она меня ненавидит, прикинь? – замечаю, не скрывая обиды.
– В сердцах что не скажешь, Лом, – увещевает меня Чебук. Мудрый и справедливый, твою мать. – Любит она тебя. Ты же ее спас…
– Разберемся, – обрываю любовную лирику. – А знаешь… Только сейчас в голову пришло, – размышляю вслух. – Ты бы навел справки…
– Понял. Разузнаю и к расследованию своих спецов подключу, – добавляет он глухо и тут же обрывает сам себя. – Ладно, пока.
Торможу на набережной около озера. Кладу затылок на изголовье и прикрываю глаза. . Размышляю и сам понять не могу, почему я вспомнил о прошлом. Из-за Вали? Или чуйка моя подсказала?
Выдыхаю, стараясь успокоиться. Кручу ситуацию с Надей с разных сторон.
И вздрагиваю от стука в окно.
– Мужик, все в порядке? – заглядывает в машину крепкий парень в красной ветровке.
– Да, все хорошо, – киваю я.
Лениво пролистываю историю болезни. Мажу взглядом по штампам частной клиники, специализирующейся на травматологии.
По диагонали смотрю заключения знакомых врачей, результаты анализов и даже эпикриз профессора Репилова, нашего местного светила. На каждом листе натыкаюсь на фамилию девочки и инициалы.
Лактомская Р.Р.
Представляю, какие по городу идут слухи! Все же знали! В банке точно, и мои коллеги. Пусть не близкий круг. Тот же профессор Репилов уже в курсе. Кому-то сказал мимоходом, не придав значения. И сплетни уже поползли. Грязной липкой паутиной опутали меня. А я, как муха, все еще пытаюсь взлететь и ничего не замечаю.
Ни презрительных взглядов, ни разговоров за спиной. В сердце словно нож проворачивается. Но слез уже нет. Кажется, я их все выплакала за сегодняшний вечер.
«Спасибо, Рем», – усмехаюсь горько. Тебе мало было разбить мне сердце и разорвать душу в клочья. Тебе еще потребовалось унизить меня. Сделать посмешищем в глазах всего города.
«Валечка, прости за беспокойство. Вижу, ты в сети. Не спишь?» – в пять утра приходит сообщение от Веры Городницкой.
«Нет, дорогая, не сплю. Что случилось?» – отвечаю не задумываясь.
«Паше в спину вступило. Вечером принцессу укачивал, а она у нас тяжеленькая. Вот позвоночник и посыпался», – приходит ответ, и я прекрасно понимаю, что от меня потребуется.
КТ, прием врача в нашем центре. Естественно, все без очереди. Срочно.
«К семи утра подъезжайте в центр. Я буду», – тут же принимаю решение.
И улыбаюсь с момента приезда. На ловца и зверь бежит.
Вера Городницкая два года назад развелась с Юркой Лужаном, нашим одноклассником и другом Рема. Развод был громким и скандальным. До последнего не верилось, что Вера завод отсудит. Но все у нее получилось.
Теперь у Веры новая семья, маленькая дочка и верный муж.
«Ты-то мне и нужна», – улыбаюсь довольно. Пока твой Паша будет проходить обследование, мы поговорим.
А потом я зайду к Репилову. Пусть выскажет свое авторитетное мнение. Почему Рената не ходит? Любой перелом за полгода срастется. А тут вообще ничего не понятно.
Стоп!
Грубо обрываю собственные размышления. Какой еще Репилов? Какой центр? Да, ты с ума сошла, Валечка! Совсем от горя мозги растеряла.
Нет, я точно не смогу привести к себе на работу нагулянную дочь мужа.
Хлебнуть сполна насмешек и унижения?
Может, этого и добивается Рем. Унизить меня и растоптать. А поверженным человеком, лишившимся опоры, очень легко управлять.
– Мам, ты чего? – возвращается на кухню Машка. – Что еще случилось?
– Куда еще больше? – вздыхаю я. И кажется, еще чуть-чуть – и я просто сдохну. От собственного унижения.
Тот же Юрка Лужан, когда разводился с Верой, озверел. Во все тяжкие бросился.
«Человек в разводе сильно меняется», – неожиданно приходит в голову прописная истина.
Он уже не тот, каким был долгие годы. Изнутри поднимается чернота и норовит выплеснуться на окружающих. Измазать, лишить почвы под ногами. Убить, в крайнем случае.
«Что же мужики мне такие достаются?» – вздыхаю тяжко.
Машкин отец меня предал. Бог ему судья! Помню, как прибежала к нему. Его первого я попросила о помощи. А он…
Игорь просто посмотрел на меня как на полную дуру.
– Да ты что, Валюха? – выдохнул пренебрежительно. – Нет. Я – пас. Дальше сама.
– Ну, хоть Машку забери! – вскрикнула я в отчаянии. – Хоть ее спаси. Слышишь?
– Нет, мне лишняя морока ни к чему, – поморщился Игорь.
И ушел.
А я от отчаяния и собственного бессилия обратилась за помощью к Рему.
– Мам? – отвлекает мне от ужаса прошлого Машка. – Ты чего? Давай чаю попьем.
Не хочу. Меня тошнит от нервотрепки и горя. Но собираю себя в кучу и соглашаюсь.
- Давай.
- О чем думаешь? – улыбается мне дочка.
– О твоем отце, – бросаю я, закрывая историю болезни Ренаты. Откладываю подальше. Я даже смотреть на эти бумажки не могу!
– А что о нем думать? – фыркает Мария Ремовна. – Придет скоро. Примет душ, наденет чистую рубашку и костюм. И поедет в банк.
– Нет, я не о Реме, – вздыхаю тяжело. – Я об Игоре…
– Да ну его, – мотает головой Маша. – Слава богу, Рем меня удочерил.
– Да, – киваю я.
Рем после свадьбы много сил потратил. Сам к Игорю ездил. Денег дал, чтобы тот отступился.
– А кстати, мам, – заваривает чай Маша. – А ты помнишь этого мужика жуткого? Он еще на тебе жениться собирался. Сосед наш… Как его звали, блиин!
От дурного предчувствия холодеет нутро и кружится голова. Вот только этого мне сейчас не хватало! Самых жутких воспоминаний молодости.
– Как его звали, я забыла… - как ни в чем не бывало, продолжает дочка.
Глава 9
– Отцу говорила? – прислоняюсь затылком к стене. Колючие мурашки иголками бьют по нервам. Бегут от шеи по позвоночнику вниз, закручивая внутренности в узел. Внутри все холодеет от ужаса. Холодная пустота сковывает внутренности, выпуская острое безжалостное жало.
– Да я забыла, мам, – легкомысленно всплескивает руками дочка. – Сейчас ты про Игорька спросила, ну и я вспомнила.
– Наверное, похожий человек, – успокаиваю себя и ее. Но сердце, почуявшее беду, пропускает удар за ударом.
«Ты где? Домой вернешься?» – лихорадочно печатаю сообщение мужу.
«Да, мась, уже подъезжаем с Денькой», – отвечает он.
«Накосов объявился», – пишу, с трудом попадая по нужным кнопкам.
«Знаю. Его уже ищут», – тут же приходит ответ, а за ним эсэмэски сыплются как горох.
«Не бойся ничего. Он не посмеет к тебе подступиться».
«Охрану приставлю к тебе и к детям».
«А кстати, а ты откуда знаешь?»
«Маша его видела недалеко от нашего дома», – печатаю трясущимися пальцами.
«Почему мне ничего не сказала?» – после минутной паузы приходит еще одно сообщение. Видимо, Рем выругался, и только потом ответил.
«Не знаю», – пишу первое, что приходит в голову.
И подскочив с места, кружу по кухне, как птица с перебитым крылом.
Рем сейчас приедет!
Холодными руками прикрываю пунцовые щеки.
Рем…
Не могу и не хочу его видеть. Кажется, только от одного звука его голоса меня вырвет. Мне бы передышку. Хоть ненадолго. Собраться с мыслями. Найти хорошего адвоката, подать заявление и уехать из города. Подальше от Рема. Подальше от Кокоса. Спрятаться. Затаиться. А после развода переехать куда-нибудь подальше от Агдальска. Попробовать начать жизнь с чистого листа, где нет ужасов прошлого, измены мужа и больной девочки Ренаты.
Нужен адвокат.
Бездумно открываю ватсап. Вера Городницкая еще в сети. Видимо, как и я, совсем спать не ложилась.
«Вера, мне нужен хороший адвокат. Я развожусь с Ремом», – печатаю быстро. Словно мне надо успеть до приезда Рема. А то наведет туману, застращает. Убедит, что только он один может мне помочь.
Рем умеет.
«Вы чего, ребят? Вы же такая пара чудесная!» – отвечает Вера и присылает кучу рыдающих смайлов. - «Лужан всегда говорил, что у вас с Ремом железобетонный брак. Столько пережили вместе! Я помню, Валь».
Помнит она!
Сглатываю подступивший к горлу ком, прикрываю глаза, стараясь справиться с барабанами в висках. Чувствую, как прошлое лавиной сваливается мне на голову. Погребает под тяжелым грузом.
Действительно, мы же с Ремом столько пережили!
Отмахиваюсь от воспоминаний, не имеющих отношения к происходящему, и отправляю Вере эсэмэску.
«У Рема дочь от другой. Я не смогу жить рядом с ней и каждый день знать о его измене».
«Да ладно! У Рема вторая семья? Ни за что не поверю!»
«Восемь лет, Верочка!»
«Бред какой-то! Хотя, наверное, Лужан знал. Мы лет пять назад писали с ним поздравление Рему, и Юра неправильно указал количество детей. На одного больше. Потом смеялся, что ошибся», – приходит сообщение от Веры.
«Да всему городу было известно. Только я одна в розовых очках», – отвечаю, не скрывая горечи.
«Сама такая. Но я солидарна с тобой, Валя! Если изменил, пусть валит! Если понадобится помощь, говори. Деньги, квартира в Москве», – отвечает Вера. И на душе становится чуточку легче. Я не одна.
«Деньги есть», - мысленно пересчитываю суммы на счетах и на вкладах.
«Хорошо».
Вера присылает визитку «Адвокат Дараганов Илья Александрович» и тут же перезванивает.
– Валюш, только он сейчас в Москве. Полгода назад перебрался, – сбивчиво тараторит подруга. – Но я попрошу Илью. Он возьмется. Главное, твоя уверенность. А имущество…
– У нас брачный контракт. Все расписано, – вздыхаю устало. – Мне просто нужно развестись с Ремом. Он против… Он не отпустит… Ты знаешь, как он может давить на людей.
– Лужан тоже был против, – усмехается Городницкая. – Я даже не ожидала такой реакции на развод. Думала, поделим все по-честному…
– Человек при разводе становится другим, наверное. Ни Юрка, ни Рем не исключение, – тру и без того сухие глаза. И неожиданно принимаю решение. – А знаешь, даже лучше, что адвокат в Москве. Это просто здорово!
– И за квартиру буду благодарна. Ты меня очень выручишь, Верочка, - соглашаюсь торопливо.
- Ты мне тоже очень помогла, Валюша, - серьезно замечает она и добавляет. – Тогда захвачу сейчас ключи и позвоню в клининг, пусть уберут к твоему приезду».
- Спасибо, Верочка! - утирая слезы, отправляю кучу сердечек и поцелуев. А следом со стикерами и смайликами, демонстрирующими любовь и поддержку,
Глава 10
«Легко сказать, не думай ни о чем! – мысленно пререкаюсь с Ремом. – Я и не думала. Жила себе спокойно, пока ты, мой дорогой, заводил на стороне вторую семью».
Это же не одноразовая акция была? Правда?
По молодости у Рема были проблемы с репродукционной системой. Сперматозоиды не с той скоростью двигались. Чуть медленнее нормы. Поэтому у нас Денис только через два года после свадьбы родился. И Вадькой я чудом забеременела. А сейчас и подавно половые клетки не доходят до финиша.
«Видать, Рем Владимирович не один год крутил с Наденькой и защитой не пользовался. Вот же урод!» – усмехаюсь горько.
Прихватив из гардеробной махровый халат, иду в ванную. Через прозрачную полукруглую стену, около которой стоит большая ванна, видна терраса, а за ней серое небо утренних сумерек, по которому уже бегут розовые сполохи рассвета.
Как же я любила здесь сидеть и смотреть на белые облака или огни ночного города. Частенько мы устраивались с Ремом вдвоем. Включали тихую музыку, пили шампанское. Я лежала на плече у мужа…
«Все. Хватит! МЫ уже в прошлом», – останавливаю поток воспоминаний. Запираю дверь и, распустив волосы, смотрю на свое отражение.
Бледная взвинченная бабка.
Еще вчера я ощущала себя девочкой. Купалась во внимании мужа, грелась в его любви и чувствовала себя молодой и красивой. За двадцать пять лет совместной жизни привыкла просыпаться на руке любимого. Млела, когда он полусонный лез обниматься. Шептал свое дурацкое «мася моя», прижимал к себе, целовал куда-то в шею, заставляя сердце биться быстрее. А потом, окончательно проснувшись, разворачивал меня к себе, нависал на локте и улыбался как мальчишка.
– Давай, а?
И я давала.
А потом мой муж ехал в банк или к Наде и дочери. Или наоборот. Сначала ко второй семье. А потом в банк. И ни разу не прокололся. Всегда внимательный и заботливый. А сам…
Умываю лицо холодной водой. Слез уже нет, я их выплакала. Только на сердце непосильная ноша и ощущение полной обездоленности.
Даже когда мама умерла, я не чувствовала себя такой сломленной. Во-первых, она сильно болела, и все к тому шло, а во-вторых, рядом была моя семья. И я верила Рему как самой себе. Ощущала себя действительно ЗА МУЖЕМ.
А мой муж в это время…
«Прекрати!» – прерываю собственные стоны.
Включаю душ, становлюсь под теплые мягкие струи. Подставляю лицо под горячую воду и не выдерживаю.
Опускаюсь вдоль стены на корточки. Обнимаю колени, утыкаюсь в них носом и реву, выплескивая на волю беспросветное отчаяние и обиду.
– Рем, миленький, как же ты мог? Что же ты наделал? Я же любила тебя, – причитаю, всхлипывая.
До сих пор люблю. Как ни прискорбно это признавать.
«Вставай. Ты сильная, – приказываю себе. – Рем предал, но жизнь не остановилась. Из-за него я точно в петлю не полезу».
Понятия не имею, как буду жить дальше. Но точно с мужем я не останусь. Разведусь. Перееду в квартиру, купленную как инвестиции и записанную на меня. Заберу из ячейки банка драгоценности. Продам и открою какой-нибудь бизнес.
Фантазирую на ходу, заставляя себя отвлечься от тяжких дум. Иначе точно сойду с ума.
Нет. Я не пропаду.
А Рем пусть остается в этой квартире вместе с дочерью. Я ни на что претендовать не стану. Он зарабатывал. Пусть радуется. Только без меня. Мне много не надо. Я сама справлюсь.
Поднявшись на ноги, набираю в ладошку шампунь. Прикрыв глаза, тщательно мою голову, словно пытаюсь смыть все прежние мысли и чувства. Но ничего не получается. Все равно думаю о Реме. О Ренате и ее маме.
Какая она была? Чем взяла моего мужа, что он кинулся к ней? А мне врал.
Смыв шампунь, умащиваю кондиционером и маской волосы. Они у меня шелковистые и тяжелые. Длиной почти по пояс. Красивые, словно жидкое золото.
Так всегда говорит Рем.
Говорил, то есть.
Сердце екает от страшного горя. Слезы беззвучно катятся по щекам, в голове зреет вакуум, а руки опускаются.
«Давай, соберись», – приказываю себе.
Всеми силами сосредотачиваюсь на приятной рутине. Тщательно втираю в волосы душистую вязкую жидкость. Распределяю ее по тонким прядям, вдыхаю аромат и смываю, направляя все свое внимание на малые радости.
Кондиционер пахнет жимолостью и медом, а у маски розовый аромат. Заматываю мокрые волосы в банное полотенце. Надеваю халат.
«Кофе выпить, укладку сделать, и на работу!» – напоминаю себе.
А еще…Взять ключи у Веры, позвонить адвокату.
Снова бездумно пялюсь на себя в зеркало. Тянусь за баночкой с кремом и отчетливо слышу командирский бас мужа.
– Мась, ты где?
Вздрогнув, поворачиваюсь. Сквозь прозрачное стекло ванной смотрю на Рема. Зацепившись за косяк двери, муж с грохотом вваливается в нашу спальню. Медленно и неуклюже, словно медведь после спячки, двигается по комнате. Пошатнувшись, хватается руками за спинку стула.
Ты на поминках наклюкался? – подойдя ближе, шиплю с ненавистью и злостью. За наши совместные двадцать пять лет я ни разу не видела мужа в таком состоянии.
– Да, – вздыхает мрачно. – Юрку Лужана поминали. Зарезали его на зоне, мась. Все одно к одному, – роняет хрипло и тянет ко мне руки. – Плохо мне.
– Как зарезали? – выдыхаю я. – Кто?
– Говорят, сам нарвался, – поправляет подушки Рем. Таращится в потолок невидящим взором. – Не уходи, мась. Пожалуйста. Ну прости меня, дурака, – переводит взгляд на меня.
– Бог простит, – припечатываю гневно. Круто развернувшись, вылетаю из комнаты и уже в дверях натыкаюсь на Дениса.
– Ты был с ним на поминках? Сколько он выпил? Ты почему не уследил? – схватив сына за грудки, трясу исступленно.
– Да какие там поминки, мам! – осторожно убирает мои руки Денис. Обнимает меня за плечи, целует в висок. – Мы по делам ездили. С людьми разговаривали, – аккуратно подводит меня к дивану. Усаживает, а сам садится на корточки напротив. Берет мои руки в свои. – Мам, ситуация сложная. С отцом поговори, пожалуйста, – целует мои пальцы.
– На самом деле жизнь – простая штука, – освобождаю ладони от легкого захвата. – В ней есть только две вещи. Правда и ложь. И мне очень жаль, что твой отец оказался на другой стороне, – придерживая полы халата, встаю с дивана. – Тут уже ничего не изменишь. Никакими словами не исправишь…
– Подожди, – просит меня Денис. И сам садится в кресло, стоящее рядом. – Ты должна знать. Мы с отцом ездили к Святому. Ты хоть знаешь, кто это?
– Святослав Филиппович Чебуков, – пожимаю плечами. – Наш одноклассник и криминальный авторитет. Они с Ремом даже какие-то дальние родственники. Четвероюродные братья, кажется. Я точно не помню, но их прабабки были родными сестрами и жили в одном дворе.
– Наверное, – мрачно кивает сын. – Я такими подробностями не располагаю, – печально разводит руками.
– Все понятно, горечь прощания сменилась радостью встречи, – усмехаюсь криво. – Мне это неинтересно.
Можно было бы задать сыну пару вопросов. В глаза посмотреть. Но у меня сейчас нет сил на выяснения. Еще разревусь. А мне на работу ехать.
– Да как я понял, они все время общаются, – пожимает плечами Денис. – Мы из-за Нади Свешниковой ездили… Ее убили… Спецы ищут исполнителя и заказчика.
– Свешниковой? – переспрашиваю я и, сгорбившись в три погибели, выдыхаю. – Я ее знаю.
Вернее, знала. Маленькая соседка из квартиры напротив. С ее старшей сестрой Людой Рем крутил по молодости.
Что же это получается? Людка померла от перитонита, а моего Рембо потянуло на молодуху, как две капли воды похожую на его первую любовь?
Теперь понятно.
– Мам, тебе сейчас лучше с охраной ходить. Какой-то старый враг объявился. Вроде как смерть Свешниковой на его совести. Папа велел…
– Твой папа опоздал со своими указаниями, – отрезаю чуть резче, чем следовало. Мотаю головой, мутным взглядом таращусь на плазму, висящую над камином, на сам камин, на ковер у меня под ногами.
Сколько же вечеров мы провели с Ремом на вот этом самом ковре, занимались любовью, что-то ели лениво, а потом лежали в обнимку и глазели на пылающие дрова. Кайфовали от близости и молчания.
– Зато я с тобой. И я тебя прошу, – давит меня взглядом сын. Смотрит точно так же, как и Рем. Мягко и строго одновременно. – Если куда-то поедешь, дай знать. Я лично выделю тебе охрану.
– Вызывай, – поднимаясь, передергиваю плечами. – Мне к семи в центр.
– Но ты же еще в отпуске до конца недели?
– Меня попросили, сыночек. Хорошие люди, – еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.
– Да, сейчас распоряжусь, – хмуро кивает сын и добавляет глухо. – Папе капельницу надо поставить. У него встреча с акционерами в обед. Они не поймут… Назначат перевыборы. И проголосуют за Торжецкого. Оно нам надо? – одаряет меня сын возмущенным взглядом.
«Да плевать, Денька, – так и хочется заорать в голос. – У меня жизнь закончилась. Какие перевыборы? Какие акционеры с капельницами?»
– Отправь кого-нибудь за реамберином и системами, – прошу холодно. – Это со Славкой он так надрался? – киваю на дверь спальни.
– Да мы сидели все, разговаривали. А потом кто-то позвонил. Нас всех попросили выйти. Батя со Святым остались одни. А когда я вернулся, отец уже был готовый. Еще с полдороги держался. Почти у самого дома развезло. Может, водка паленая была?
«Или подсыпали что-то?!» – со всех ног бегу в спальню.
Подскочив к мужу, прикладываю пальцы к сонной артерии. Чувствую, как бьется пульс. Приподнимаю веко. Все нормально. Живой. Каким бы не был Рем, но он хороший отец и дети его очень любят. Вот и пусть живет им на радость.
А я по новой начну. Мне не привыкать. Справлюсь.
Юрий Лужан - антигерой романа "Код измены. Я требую развод"
https://litnet.com/shrt/u9hu

Глава 12
Осторожно ввожу иглу в расслабленную руку мужа. И кажется, каждую клеточку, каждую родинку на теле знаю. Сколько же раз я лечила Рема? Даже пулю из плеча вытаскивала. Между ключицей и плечевым суставом прошла. В самом безопасном месте.
Безотчетно дотрагиваюсь до шрама. И отдергиваю руку.
Все. Хватит. Этот мужчина теперь чужой. И плевать, что приходится резать по живому. Словно сиамских близнецов разлучать.
– Все готово, – привычно вешаю систему на торшер. – Вадим, посиди с отцом. Денис, тебя не задерживаем. Маш, закажи курицу у фермеров. Надо бульон сварить, – оборачиваюсь к детям, столпившимся около постели Рема. И только сейчас замечаю в стороне Ренату.
– Папа тоже умер?! – шепчет она, всхлипывая.
– Живой он. Сейчас мама его полечит, и бегать будет, – Денис улыбается дочке Рема, а у меня в глазах темнеет от боли.
Они знакомы. Давно.
– Все по своим делам, – собрав волю в кулак, отдаю указания. – Рената, ты пока полежи. Книгу почитай или фильм про природу посмотри, – замечаю мимоходом. Не люблю, когда дети болтаются в доме без дела.
– Мам, а ты? – изумленно тянет Вадька.
– А я на работу. Клиентов надо провести по врачам. Там неотложный случай.
– Если неотложка, пусть в скорую обращаются. А у нас отец лежит, – фыркает недовольно Вадим.
– Отец перебрал с алкоголем, – припечатываю каждым словом. – Сейчас лекарство прокапает, он придет в себя. Потом выпьет энтеросгель, бульон поест и поедет на работу. Немного внештатная ситуация. Я прошу тебя сорок минут посидеть рядом. Проследи, чтобы отец, пока спит, не двигал рукой. Потом Маша вынет иголку. Да, Маш? – оборачиваюсь к дочери.
– Обязательно, – кивает она. Смотрит с жалостью на отца, раскинувшегося на кровати мертвым богатырем. Смаргивает слезы.
– Ну дурдом! – фыркает и выбегает из комнаты.
Согласна. Дурдом. Не я его организовала. Вот только мне разгребать. Еще Рената эта…
– Тетя Валя, – слышу ее тоненький писк.
– Что? – поворачиваюсь к девочке.
«Ребенок не виноват», – напоминаю самой себе.
– Мне вещи нужны. Они дома остались. Папа отвез меня к тете Свете в куртке и в пижаме, – тонкие пальчики хватаются за футболку с мишками. – Вся моя одежда дома осталась. Тетя Света мне Маринкины вещи дала.
– А в сумке что? – спрашиваю оторопело.
– Валик для ноги. Лекарства, ортопедические брюки, – вздыхает девочка.
– Хорошо, – инстинктивно не хочу вникать в подробности. – Денис с тобой съездит. Возьмешь из дома необходимое, – в упор смотрю на сына. Не спрашиваю его, где ключи, не интересуюсь его планами.
Ты сам влип в это дело, сынок.
– Мам, – возмущается он.
Но я лишь поднимаю ладонь, призывая закончить споры.
Мне в квартире Наденьки точно делать нечего. Поэтому сами. Без меня.
Варю одну чашку кофе. Дико, конечно. Но сейчас главное – позаботиться о себе. Остальные сами справятся. Позавтракают, Ренату накормят.
Выхожу на террасу. Подхожу к бортику и невидящим взглядом смотрю на город. Мне этого вида будет не хватать. Равно, как и этой квартиры. Я сама ее выбирала. Сама дизайнерский проект разрабатывала. Сама следила за ремонтом. Муж только нормальные бригады подгонял и оплачивал. Сама обставляла.
А теперь брошу все и уеду. Психологи говорят, что нельзя уходить из своего дома. Но и здесь оставаться нельзя.
«Сначала в Москву, а потом, может быть, в Питер», – отхлебываю горячий напиток. Сердце щемит от невообразимой боли. Бросить детей, внука. Видеть их только по большим праздникам. Сгорать одной от тоски…
Будет ужасно. Знаю. Но и оставаться здесь тоже не могу. Сил нет. Будто что-то гонит меня прочь из этого дома. Толкает в спину.
– Мам, папа пришел в себя. Тебя зовет, – выходит на террасу Денис. – Поговори с ним, пожалуйста.
– Вернусь, поговорим, – мотаю головой. – Мне еще собраться надо. Боюсь опоздать.
– Да с кем ты там встречаешься? – в сердцах бросает старший сын.
– Какая разница? – пожимаю плечами. - Это мой бизнес. Подведу людей, найдут другого.
– Ты незаменима, – порывисто обнимает меня Денис. Целует в макушку.
– Ты знаком с Ренатой, – смотрю на него с укором.
– Да, – кивает он скупо. Не оправдывается. Не объясняет. Точно как Рем.
– Почему не сказал?
– Даже в голову не пришло, – буравит меня строгим взглядом сын. – Ну кто такая Надя Свешникова? Какое нам до нее дело? Она ничего не просила. Числилась в банке операционисткой. На карту зарплату получала и больше ничего не требовала. Отец почти не общался. Когда Ренку с лестницы столкнули, я к врачам с ними ездил. Надя – нормальная баба была. Всегда о тебе хорошо отзывалась. Я думал, это ваша какая-то общая знакомая с района, – вздыхает он покаянно.
– Ладно, мне пора, – уворачиваюсь от объятий.
Глава 13
– Привет, самая красивая, – слышу в трубке знакомый насмешливый голос.
И готова отвесить себе подзатыльник. Вот зачем я ответила на звонок с незнакомого номера?
– Привет, – тяну скупо.
– Что там мой братан?
– Не знаю. Ему позвони, – бросаю недовольно. – Я капельницу поставила и уехала.
– Валь, – вздыхает Чебуков. – Ну прости его, дурака. Богом тебя прошу. Времена сейчас тяжелые… Ему трудно. А ты – часть него. Якорь в бушующем море…
– Слав, отвали, – отмахиваюсь, как от надоедливого комара. – Я в твои дела не лезу, и в мои прошу нос не совать…
– Ты, наверное, единственный человек на планете, кто так со мной разговаривает. И почему я тебя терплю? – усмехается Чебуков.
– Это ты мне позвонил, – напоминаю недовольно.
– Валька, ну ты же умная женщина. Ты же должна понимать.
– Чебуков, отвали, – прошу глухо. – Ты у меня в школе все годы списывал и просил понять…
– Да может, благодаря тебе, Валь, я школу окончил. Не сдох на малолетке.
– Да ладно, что уж там, – улыбаюсь печально. – Ты у меня даже сочинение спер. И мне пришлось заново писать. А потом ныл «Валюха, прости».
– Ты еще тогда пять получила, а мне Елена тройбан влепила… Я еще к ней разбираться ходил.
– И она пригрозила поставить тебе двойку. А Юрка Лужан орал «Протестую!».
– Хорошее время было, Валь, – печально вздыхает Славка. – Думали, что вся жизнь впереди, и мир будет у наших ног.
– Рем сказал, Юрку убили, – перевожу разговор в другую плоскость. – Тетю Зину жалко.
– Заедь к ней, Валюха. Хоть кто-то из наших должен быть рядом. И Вере скажи. Ты же с ней общаешься…
– Откуда ты знаешь? – охаю в голос. – Ты меня прослушиваешь?
– Нет, ты чего? – крякает в трубку Чебуков. – Просто знаю, что ты Рема упросила открыть кредитные линии…
– Вера за завод билась. А Лужан…
– Да, он рамсы попутал, – тяжко вздыхает Славка и заявляет требовательно. – Ему уже все равно, Валь. Тетю Зину навести, пожалуйста. Нельзя ее сейчас одну оставлять. И про развод забудь. Слышишь? Сейчас важно держаться вместе. Не надо никуда из родного дома уезжать. Нехорошо это.
– Знаешь что? – не выдерживаю. – Рем меня и так унизил. Так я еще должна протащить его дочку через весь медицинский центр. Всем на потеху объявить о прибавлении в семействе? Радостно представить приблуду? Опустить себя ниже плинтуса, да? Ты себя на мое место поставь. Ты же руки не подашь падшему человеку, не уронишь репутацию.
– Да, западло, – соглашается со мной Чебук.
– А почему я должна? Под забором родилась, что ли?
– Рем один не справится, Валюх, – заявляет горестно Чебуков.
– Я повезу девочку в Москву. Там врачи лучше, чем у нас, – тараторю как заведенная. Поглядываю на водителя и охранника. Но они что-то обсуждают лениво и не обращают на меня никакого внимания.
Знают, наверное!
– Валь. Да ты все правильно обосновала. Уболтала меня. Наверное, в Москве тебе будет спокойнее. А я охрану подгоню. Не отказывайся, – заявляет Чебуков на прощание.
– Хорошо, – соглашаюсь нехотя. – Я уже приехала, Слава. Не могу говорить. Береги себя.
– И ты, Валюха. Номер себе запиши. Если что надо, звони. Поняла?
– Да, – бурчу недовольно. На автомате сохраняю контакт и точно знаю простой и непреложный факт.
Я никогда не позвоню Чебукову. Никогда!
На крыльце медцентра меня уже ждут Вера и Павел.
– А малышку с кем оставили? – целую в щеку подругу. Киваю ее мужу.
Думаю, как предупредить Веру. Если Чубук чем-то интересуется, значит, неспроста. А интерес криминального авторитета к законопослушным гражданам ничем хорошим не заканчивается.
«Завод. Его интересует завод!» – догадываюсь запоздало.
– Павел, вы тут посидите, – киваю на красные кожаные кресла. – А мы с Верочкой пока все оформим. И подойдя к окошку регистратуры, закрытому шторкой, стучу негромко.
– Окно не работает, – слышится противный женский окрик.
– Аня, открой, пожалуйста, – прошу тихо.
– Валентиночка Сергеевна, – открывает шторку толстая румяная девица. – Вы уже из отпуска вернулись? Как отдохнули?
– Отлично, – натягиваю на лицо чахлую улыбку. Диктую заведующей регистратурой назначения и, взяв листок бумаги и ручку, прямо на стойке пишу Вере.
– Мне звонил Че. Одноклассник наш. Про Юру сказал. Ты уже знаешь? – давлю взглядом.
– Да, Герцогиня вчера сообщила. Допрыгался Лужан, – кивает Вера. – На, держи, – достает связку ключей от квартиры. – Я уже дала указания домработнице. Она вас встретит. Заодно покажет, каким ключом что отпирается. Юра там наворотил, конечно, – усмехается криво.
– Жалко его. Хотя сам виноват…
Глава 14
– Валь, ты чего? На тебе лица нет, – кладет мне руку на предплечье Вера. – Что случилось?
– Да нет, все нормально. Просто показалось, – стараюсь улыбнуться, а не получается. Из глубины души поднимаются воспоминания. И я чувствую себя овцой, которую ведут на заклание.
Леон. Чтоб ему провалиться! Откуда он взялся через столько лет?
– Он тебя больше никогда не побеспокоит, – убеждал меня Рем. Ошибался?
Да не мог он ошибиться!
А вот я обознаться – запросто. Нервы и так на пределе.
– Так, сначала к неврологу, – выйдя из лифта, киваю на кабинет слева. – Присаживайтесь. Я халат надену и вернусь.
Открываю свой кабинет. Бездумно пялюсь на табличку «Эндокринолог Лактомская В.С.». И войдя к себе, безвольно кидаю сумку на кушетку.
Неужели это был Накосов? Даже в страшном сне не могу представить нашу встречу. И почему именно сейчас, когда я развожусь с Ремом? Откуда он взялся спустя годы?
– Я начну с дальнего круга, чтобы ты понимала. На каждый твой отказ буду наказывать кого-то из твоего окружения, пока ты не поймешь… Тебе некуда бежать. Ты моя, Алента. И всегда будешь моей, – словно наяву слышу вкрадчивый голос.
Снова чувствую его ладонь, скользящую по моей шее. Другая медленно движется по бедру. Я дергаюсь. Даже во сне мне снится этот урод.
Но раньше всегда на помощь приходил Рем. Когда я кричала от кошмаров по ночам, обнимал, шептал ласковые слова и убаюкивал как маленькую.
А сейчас… Даже не знаю, что мне делать.
«За границу уеду. В тот же Дубай. Вылечу Ренату и свалю», – убеждаю саму себя. Повесив пиджак в шкаф, надеваю халат, цепляю бейджик и звоню подружке-неврологу.
– Кать, у тебя под дверью сидит Зимин. Это от меня клиент. Ты вызови. Я сейчас подойду.
– Хорошо, Валечка, – весело отзывается коллега. Дает указание медсестре вызвать пациента. Выхожу из кабинета, иду к Вере и Паше.
– Сейчас наша очередь, – замечаю тихо. – Доктор направит на КТ и на анализы. Все сделаем ЦИТО. А потом нужно будет вернуться. Катерина Дмитриевна выдаст заключение.
– Валя, что бы мы без тебя делали? – вздыхает Вера. – Вот уедешь ты…
– Любой другой врач подхватит мой маленький бизнес, – улыбаюсь я.
– Да подхватить не проблема, – морщится от боли Павел. – Ты как дирижер, Валя. Везде за ручку отведешь, а потом еще сама посидишь-покумекаешь над полученными результатами. Я сколько раз сюда приходил. Сдаешь кучу анализов, до фига диагностики пройдешь. А потом в одно целое соединить результат некому. Каждый про свое говорит…
– Китайцы лечат организм целиком. А мы отдельно правую руку и левую ногу, – улыбаюсь печально.
Смотрю вдаль по коридору и снова вижу знакомую фигуру.
Не может быть! Господи, не допусти! Почему Накосов мне мерещится? Совсем нервы ни к черту.
«Может быть, защитная реакция организма», – размышляю, вместе с Верой и Павлом, входя в кабинет невролога.
Вполуха слушаю доктора и отвлекаюсь на эсэмэску.
«Мам, я подъехал. Жду тебя на парковке центра. Как закончишь, позвони. Я машину подгоню к крыльцу», – пишет мне Денис.
«Ты же должен быть с Ренатой», – отправляю печальный смайлик.
«С ней поехала Маша. Я попросил. Вадьку отвез в школу. Отец пьет энтеросгель и ждет свой бульон. А мне что-то стало неспокойно. Поэтому я погнал за тобой».
«Спасибо, родной», – плотно прикрываю веки. Еще секунда, и меня накроет.
Мой уютный и добрый мир рушится. Любимые предают, а из прошлого появляются черти, которым бы гореть в аду до скончания веков. И что теперь делать? Куда бежать?
– Ладно, дальше вы сами, – выйдя от невролога, прощаюсь с друзьями. – Вера, мне ждать – смысла нет. Примут вас без очереди. Я договорилась. Потом мне только пришли снимки и результаты исследования. Я бы тут поспорила с Катей. Это не остеохондроз…
– Да, Валечка, спасибо большое! Будем держать связь. Ты сейчас куда? Может, тебя подбросить?
– К тете Зине хочу зайти, – киваю в направлении Лужановского дома. В последний раз я там была с Ремом два года назад. Вера отсудила завод, Юру посадили за убийство, а тетя Зина слегла от ужасного горя.
– Аглая у нее, – печально выдыхает Вера. – Сразу, как узнала, поехала к бабушке.
– Кровь не водица, – обнимаю подругу. И спешу вниз. На улицу. На солнце.
«Стоп! Мне же Репилов нужен!» – разворачиваюсь на лестнице. Открыв сумку, проверяю. Все в порядке. История болезни Ренаты на месте.
Бегу на четвертый этаж к профессору. Тенью просачиваюсь в кабинет.
– Можно?
– Ну, конечно, Валечка. А я все жду, когда твои родственники тебя подключат, – улыбается мне высокий красивый мужчина лишь на пару лет старше меня. – Чай будешь?
– Нет, спасибо.
– Рената Ремовна, – усмехается он. – Ваша родственница.
Глава 15
– Мам, прости, я не знал, – первым делом сообщает мне Денис, как только я сажусь в машину.
– Что не знал? – надеваю маску безразличия. А самой так больно. Не передать.
– Про Свешникову и ее дочку, – бурчит сын, отъезжая от медцентра. – Мало ли кто это? Я их возил по врачам. Даже в голову не пришло. Фамилию девчонки не знал. Веришь? Отец же за всех с района впрягается. Сказал, что Надя - бывшая сотрудница. Банк помогает. Просил не распространяться.
– Ладно, проехали. Отвези меня к тете Зине, – прошу глухо.
- Я пирожных купил. Она вроде «Картошку» любит, - кивает на заднее сиденье сын.
- Спасибо, - выдыхаю я. Рассеянно смотрю в окно.
Впервые за всю весну погода установилась хорошая. Вышли старички погреться на лавочке, мамаши с детьми не спеша прогуливаются по бульвару.
Машина трогается. Медленно отъезжает. И я снова замечаю Кокоса. Он стоит чуть в стороне, спрятавшись за деревом, слившись с тенью, и наблюдает за выходом. Упирается взглядом в Ауди Дениса. И словно почуяв опасность, уходит в тень. Резко оборачиваюсь. Мерс, на котором я приехала на работу, технично устраивается за нами.
«Вот и хорошо», – снова смотрю в окно. Повернувшись, нахожу взглядом то самое дерево. Но около него никого нет. И на аллее пусто.
«Странно. Может, показалось», – судорожно хватаюсь за сумку.
– …А то Машка мне с утра плешь проела. Назвала предателем и Иудой, – сквозь вату доходит обрывок разговора. – И мелкий за ней уже повторяет. Прикинь?
– Он как пылесос – все на лету схватывает, – вынырнув из потока мыслей, улыбаюсь я печально. – Мишка – такое счастьице…
– А его мама просто ведьма какая-то, – бурчит недовольно Денис. – Да я же не отрицаю. С девочкой знаком был, а что она нам сестра – понятия не имел… Какого на меня всех собак вешать?
– Ты долго к ним ездил? – интересуюсь на автомате. Ругаю себя за дурное бабье любопытство. Вот спрашивается, зачем мне это знать?
– Весь последний год. Как отец Иваныча уволил. А то он мотался, – хмуро сообщает Денис, сжимает руль крепче обычного, не отрываясь, смотрит на дорогу. – Что теперь делать, мам? – остановившись на светофоре, сопит как маленький.
– Ничего, – пожимаю плечами. – Живи как жил. Вас, детей, наши с отцом разборки не касаются.
– А если вы разведетесь? – роняет порывисто. – Мам, я против…
– Тебя точно никто не спрашивает, Денька, – умышленно называю детским именем. – Вы выросли, отец нашел себе другую…
– Да не находил он никого! – бьет по рулю Денис.
– Ага, она сама пришла, – усмехаюсь горько и добавляю мягко, но решительно. – Давай закончим этот дурацкий разговор…
– Мам, он с этой Надей год точно не виделся. Я же знаю его расписание. Машину его наши спецы ведут круглосуточно. Уверяю тебя…
– Твой отец любых спецов может обмануть. Я за восемь лет даже не догадалась. Виделся – не виделся. Уже роли не играет. Рената его дочь. И это весомый аргумент для развода.
– Мам, – убитым взглядом одаривает меня сын. Паркуется рядом с коваными воротами элитного жилого комплекса, где еще недавно жили Юра и Вера. А теперь по пустой квартире шарахается тенью старая одинокая тетя Зина.
– Нет, я уже все решила, – по привычке поднимаю глаза к Лужанским окнам. Там обычно стояли цветы. А сейчас пусто. То ли завяли, пока хозяева разводились, то ли Вера забрала их с собой. Но сейчас окна выглядят сиротливо, а квартира из семейного гнезда превратилась в ночлежку.
– Ладно, пока, – выхожу из машины.
– Погоди, провожу тебя, – бурчит недовольно сын.
– Я сама, – порываюсь выйти, но дверь не открывается. – Дэн?
– Мам, я же сказал, – окидывает меня хмурым взглядом и добавляет мягко. – Мне что-то неспокойно. Шастаешь одна по городу. Нехорошо.
– Как скажешь, – вздыхаю я. Раньше бы поспорила. Но сейчас, когда везде Кокос мерещится, я, пожалуй, соглашусь на дополнительную охрану.
Денька весь в Рема пошел. Высокий, крепкий, борьбой занимается. Мой главный защитник.
Сын выскакивает из машины. Церемонно открывает мне дверь. Подает руку. Кладу ладонь в широкую лапищу ребеночка.
Ступаю высокими каблуками на тротуарную плитку. Поднимаю голову и вздрагиваю, заметив Кокоса на другой стороне улицы. Сунув руки в карманы брюк, он стоит около бизнес-центра и улыбается, как ни в чем не бывало.
Урод! Откуда он взялся на мою голову! Теперь будет нервы мотать, испытывать на мне свои психологические приемы, больше похожие на пытки. И почему не забыл за двадцать пять лет? Не смог?
«Ты моя болезнь, Алента», – словно наяву слышу голос Кокоса. От ужаса и неожиданности подворачиваю ногу.
– Мам, аккуратнее, – подхватывает меня под локоть Денис.
– Как хорошо, что ты приехал, – выдыхаю, пытаясь восстановить дыхание. И только в лифте перевожу дух. Не хочу к тете Зине вламываться со своими бедами и проблемами. Ей сейчас тяжело. Для меня она не чужой человек. Много лет назад она меня выручила. Так и сдружились мы с ней тогда. Даже когда я Вере с кредитами помогла, не осудила. Поняла.