* * *
— АГАТА —
— Север, скажите, где именно болит и я вам помо… — начала с порога и сделала шаг к валяющемуся на полу Загорскому.
— Пошла ты… — оборвал он меня, послав по известному адресу.
Говорить Север нормально не мог, но стон, который он издал, был полон ярости.
Он распахнул глаза и уставился на меня в диком бешенстве. Его белки были красными. Ярко бирюзовая радужка с красными белками смотрелась зловеще.
Загорского трясло, будто он эпилептик. Он с силой сжимал и массировал плечо той руки, где стоял протез.
Пот градом струился по его лицу.
Рядом валялись шприцы и пустые ампулы. Мне хватило увидеть край этикетки, чтобы понять, в ампулах были сильные обезболивающие. И судя по всему, они ему ни черта не помогали.
Присела на корточки перед начальством и спросила:
— Фантомная боль?
— Громова, иди на хер, — повторился Загорский. А потом его лицо побагровело, он сильно скривился от боли, стиснул зубы и терпеливо переносил агонию, его тело содрогалось от спазмов.
— Твою ж… — прошипела я и собрала пустые ампулы. Четыре штуки. — Как давно ты ввёл себе лекарство?
Но Загорский тихо стонал и корчился в гордых муках.
Проще прибить, но я не палач. Я хирург.
Приступ немного отпустил его, и он выдохнул едва слышно:
— Полчаса… назад…
Хреново. Это лекарство боль снимает мгновенно. Хватило бы и одной дозы, чтобы убрать боль как минимум на семьдесят два часа.
Я помогла ему принять вертикальное положение. Мужчина облокотился спиной о стену и закрыл глаза.
Налила ему стакан воды и помогла выпить.
— Я так понимаю, боль в ампутированной руке у вас появилась давно? Или после того, как поставили протез? — спросила, когда он отодвинул от себя стакан и прикрыл глаза.
Загорский молчал.
Что за тупая гордыня? Буду молчать, страдать и подыхать?
Я поджала губы, а потом длинно вздохнула и произнесла:
— Север, давай ты хоть сейчас не будешь козлом. Позволь тебе помочь.
Не открывая глаз, он безэмоционально ответил:
— Ты мне не поможешь. Поэтому вали отсюда, пока я ещё добрый. И забудь, что видела.
Я сжала руку в кулак. Так и хотелось от всей души двинуть в лоб этого невыносимого мужчины.
Но с другой стороны, как я могу ему помочь?
Взглянула на ампулы в ладони и покачала головой. Это довольно мощный препарат, сильнее него только запрещёнка с чёрного рынка с тучей побочек и пятидесяти процентной вероятностью летального исхода.
Не удивлюсь, если и её Загорский пробовал, но не помогло.
Боль в ампутированной конечности носит приступообразный характер. Она может вызывать много неприятных ощущений.
Например, чувство сдавливания, но это будет очень сильный мышечный спазм. Человеку кажется, будто его несуществующая конечность зажата в тисках, и она сжимается и сжимается, норовя расплющить ногу или руку.
Помимо сдавливания есть ещё ощущения, будто от сильных ударов тока.
И вишенка – сильное жжение и покалывание. Этот вид фантомно-болевого синдрома самый сильный. Называется каузалгический.
Но я так понимаю у Севера всё в одном флаконе. Это просто абзац.
Фантомные боли являются следствием ошибочной работы мозга. Он помнит тело таким, каким оно было до ампутации, и не хочет ничего менять. Даже такой протез, как у Загорского не помогает обмануть мозг, и он продолжает управлять тем, чего уже нет, посылает болевые сигналы к ампутированной конечности, и человеку больно.
Самое поганое в ситуации Севера, мозг блокирует лекарства для обезболивания.
Но ещё помимо фантомных болей причиной его агонии могут быть невромы. Это утолщения нервов, которые после разрыва врастают в соединительную ткань культи.
Разорванные волокна нарушают передачу информации в центральную нервную систему и как результат дарят человеку непередаваемые болевые ощущения.
— Есть что-то, что тебе реально помогает снять болевой синдром? — сделала очередную попытку ему помочь.
— Ничего… — ответил Загорский устало. — Агата… Уйди…
И снова его накрыла боль.
Тело его задёргалось, по телу прокатывались волнами спазмы, он весь дрожал и стонал.
Смотреть на подобные страдания тяжело. И самое преотвратное, что я понятия не имела, как ему помочь. Только если вырубить его.
— Снотворное? — предложила я.
— Пробовал, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. — Потом… откат… ещё сильнее… Лучше так…
Мне хотелось вслух выругаться.
Я поднялась с корточек и прошла по кабинету Загорского.
— Я перечислю препараты. Останови на том, какой ещё не пробовал.
Начала вслух называть обезболивающие и транквилизаторы и по мере того, сколько уже перечислила, а Загорский молчал, мои глаза становились круглыми, как тарелки.
Умолкнув, я в ужасе прошептала:
— И ты всё это перепробывал?
— Громова… Ты меня достала… — прорычал он и кое-как поднялся с пола.
Шатаясь, направился к своему креслу, толкнул меня плечом, затем со стоном опустился на своё место, сжал плечо и прошипел:
— Уходи. Я тебя прошу. Пока ещё нормально. Не заставляй меня идти на крайности.
Кажется, мы сейчас начнём по второму кругу.
— Север, — прошипела не хуже него. Села на его стол и заговорила: — Слушай, давай ты будешь вскрывать и ковырять мне мозг в другой раз. Я даже мешать тебе не буду. А сейчас позволь помочь тебе. Для начала дай осмотреть тебя.
Загорский скривился, взгляд ожесточился. Север зашипел сквозь зубы:
— Убрала с моего стола свой зад и живо убралась отсюда!
Так я его и послушала. Сложила руки на груди и произнесла, чуть ли не по слогам:
— Ты дурак. Грёбаный псих. Загорский, включи мозги, подобные приступы тебя убивают. А тот факт, что ты накачиваешь себя подобными препаратами, жизни тебе тоже не прибавляют. Насколько лет ты уже сократил себе жизнь?
— Громова, если у тебя нет препарата от моей боли, то засунь свои нотации себе в зад и вали отсюда на хрен, — выдохнул он резко и зло.
Взгляд его ярких бирюзовых глаз полоснул не хуже лезвия.
Я прикрыла глаза рукой и длинно вздохнула.
Чёрт, он прав.
Осмотрю я его и что дальше?
Он перепробывал все средства, а толку?
Посмотрела на стонущего мужчину и спросила:
— Спорт? Или плавание? Вода снимает боль.
— Не в моём случае… — едва слышно ответил мужчина.
Я потёрла шею, потом хрустнула ей и вдруг совершенно неожиданно вспомнила историю сестрёнки. Точнее, её бывшего парня.
Странно, что мой мозг вспомнил об этом. Я тогда слушала её вполуха.
В общем, её бывший парень был спортсмен, занимался греблей. И при этом не воспринимал никакие обезболивающие, предпочитал всё натуральное. И самое главное средство у него против любой боли был… не поверите, но это секс.
В общем-то, молодой мужчина избрал правильную тактику.
Я вдруг замерла и по-новому посмотрела на Загорского.
— Я знаю, как тебе помочь, — заявила я. Мой голос прозвучал удивлённо.
Север уставился на меня со скепсисом. Он продолжал массировать плечо. Хмыкнул и сказал:
— Удиви меня, Громова. Может, посмеюсь, и смех немного снимет боль…
Пожала плечами и проговорила:
— Если мозг не желает переключаться и блокирует все обезболивающие вещества, то его нужно просто обмануть. Переключить. Чтобы он занялся, кхм… другими конечностями.
Загорский скривил губы и проворчал:
— И чем же таким я удивлю свой мозг? Громова, ты казалась умнее, чем…
— Я вколю тебе лошадиную дозу тестостерона, — оборвала его резко.
Загорский от моего предложения даже рот раскрыл. Потом он тряхнул головой и прошипел:
— Ты спятила? Боль только усилится.
— Я говорю на полном серьёзе. И нет, не усилится. У тебя фантомная боль, Север. Если ты забыл.
Мужчина некоторое время буравил меня тяжёлым и задумчивым взглядом. Потом скривил губы в ехидной улыбке и ядовито прошипел:
— От стояка ты меня будешь избавлять? А ты не подумала своим умишком, что я буду сутки ходить возбуждённым, а то и дольше!
Я и бровью не повела. Лишь усмехнулась и сказала:
— Уверена, ты что-нибудь придумаешь. Ты же гений.
Он сузил глаза и открыл уже рот, чтобы в очередной раз послать меня и мою идею далеко и надолго, но его вновь скрутила адская боль.
Жилы на шее натянулись. Капли пота выступили на лице и с губ сорвался стон, полный страданий и агонии.
Чёрт, смотреть больно…
— Ладно… — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. — Давай… попробуем…
Я соскочила со стола и бодро сказала:
— Отлично. Сгоняю за тестостероном. А ты никуда не уходи.
— Очень смешно… — прошептал он устало.
* * *
Вернулась с препаратом и покачала головой.
Загорского основательно колотило, скручивало, простреливало.
Ему было адски больно.
Пока приступ не пройдёт, вводить препарат нельзя.
Набрала полный шприц тестостерона и вздохнула. Доза была убойная. Не могу прогнозировать, как потом поведёт себя Север, но надеялась, что инстинкты не затмят рассудок и мозг у него не отключится.
Самое главное, привести его в чувство. После того как действие пройдёт, он двое-трое суток будет как огурчик и приступы его не коснутся.
Вопрос заключается в следующем, а что дальше? Боли могут вернуться. Каждый раз вводить тестостерон – не выход. Раз-два – ничего страшного, но вот на постоянной основе – это уже трагедия. Загорский в таком случае быстро окажется на столе с биркой на большом пальце ноги.
Я надеялась, что когда действие тестостерона сойдёт на нет, и боль не будет терзать его, смогу поговорить с ним и показать свои работы. Загорскому должно быть интересно, ведь моя работа касается его лично!
Если он увидит, где я ошиблась или что не досмотрела и поможет, подскажет, он может вернуть себе руку! Свою собственную, самую настоящую живую руку, состоящую из кости, сухожилий, нервов, сосудов.
И это не выдумка, не больная фантазия моего мозга. И это не фантастика, а реальность.
Я уже всё испробовала, но результата ноль. Я понимаю, что дело в какой-то мелочи, но в упор не вижу её. Загорский увидит. Нутром чувствую.
— И чего ты ждёшь? — прохрипел Север, придя в себя после приступа. — Давай…
Он растёкся в кресле и ещё дрожал после выматывающей боли.
— Всё готово. Мне нужно, чтобы ты лёг. Колоть буду в ягодичную мышцу, — проговорила невозмутимо.
— …! …! — выругался Север, и я узнала много нового о себе, особенно, откуда я взялась.
Но меня этим не пронять. Хирурги часто слышат крепкий мат. Иной раз и сами им пользуемся. Но всё же я стараюсь пользоваться могучим волшебным словом в крайних случаях.
Видя, что я даже не шевельнулась, а стою и жду, Север раздражённо вздохнул, одарил меня взглядом, полным негодования и «любви» и поднялся с кресла.
Тут же упёрся ладонями в стол и тряхнул головой. Пот закапал на столешницу.
Северу было очень плохо, настолько дурно, что ему нужна была помощь, крепкое плечо, но я понимала, если сейчас подойду и предложу ему помочь добраться до кушетки, что стоит в противоположной стороне от стола, то меня просто пошлют, и снова обласкают.
Потому я просто стояла и ждала, когда он самостоятельно, шатаясь, едва не падая, доберётся и буквально рухнет на кушетку.
Дрожащими пальцами он стянул с себя халат, затем расстегнул ремень штанов, взялся за пояс брюк и, сверкнув на меня злым взглядом, прошипел:
— Отвернись.
Пф! Прямо святая невинность. Но я отвернулась.
— Всё… Давай… — выдохнул он.
Север лежал на животе, штаны спущены до колен, рубашка чуть задрана и я на миг залюбовалась крепким задом Загорского.
Но быстро отбросила ненужные и совершенно неуместные мысли и образы.
Тщательно обработала руки. Затем протёрла спиртовой салфеткой место укола.
Честно, я не удержалась и по старинке шлёпула Севера, одновременно ввела иглу.
Он даже не шевельнулся, но пыхтение было многозначительным.
Вводила препарат медленно. Под конец он зашипел. Да, это больно, но терпимо, а по сравнению с его приступами вообще лёгкая щекотка.
— Вот и всё, — произнесла я. Выбросила шприц и ампулу в утилизатор.
Опустилась в его кресло, закинула ногу на ногу и широко зевнула, едва не вывихнув себе челюсть. Спать хотелось зверски. Но бросить на самотёк Севера не могла. Нужно проконтролировать, что с ним всё будет хорошо.
Он медленно натянул на себя штаны.
Поднялся. Шатаясь, начал застёгивать ширинку…
И надо было в этот момент явиться адмиралу.
Он ворвался в кабинет Загорского с явным намерением отругать его или что-то крайне важное сообщить, причём лично и застыл памятником самому себе.
М-да… Ситуёвина хуже не придумать.
Я сижу вся такая расслабленная и деловая в кресле Севера. Задумчиво гляжу, как мужчина справляется с брюками. А сам Север, едва держась на ногах, застёгивает ширинку.
Звёздный крестец.
— Ты не вовремя, — произнёс Север, когда, наконец, справился и с ширинкой, и с ремнём. Одарил адмирала взглядом, полным превосходства, поднял одну бровь и спросил: — Что тебя принесло посреди ночи? Не видишь, мы заняты?
Похоже, моя репутация рухнула ниже плинтуса. По крайней мере, во взгляде адмирала читалось неприкрытое разочарование.
— Всё не так как кажется, — изрекла я философски. Но сдавать Севера в мои планы не входило.
Не уверена, что на МКС кто-то в курсе, что Загорский страдает дикими приступами фантомной боли и ни одно обезболивающее ему не помогает.
Скорее всего, его отстранили бы от работы, и не важно, что он супер-пупер гений. Есть ситуации, при которых находиться на станции небезопасно для жизни и здоровья.
Отправили бы его на Землю заниматься наукой. Не думаю, что Север был бы рад.
— Прекрасно вижу, — процедил адмирал. Прекратил буравить меня взглядом и ждать более полных объяснений и, взглянув на Севера, сказал: — Звёздный флот перехватил два пиратских корабля. Они поднимались с Ганимеда, нашли новую точку. Направляются на МКС, завтра к вечеру будут здесь. Готовься, будет много работы.
Развернулся и вышел, чеканя шаг. Я видела по напряжённой спине адмирала, что он жутко злится и жутко недоволен то ли мной, то ли Севером. То ли нами двумя.
Я вздохнула и провела ладонью по лицу, проворчала:
— Похоже, адмирал подумал что-то пошлое.
Север расположился на кушетке, запрокинул здоровую руку за голову, другую устроил на груди и сказал:
— Ему всё время что-то пошлое мерещится. Не обращай внимания.
Я ничего не сказала, но подумала, что с адмиралом утром поговорю. Мне ещё тут работать, не хочется косых взглядов. Скажу, что вколола Северу витамины…
Озвучила мужчине свои мысли, он засмеялся и ответил:
— Не нужно с ним говорить и уж точно не стоит что-то объяснять. Ты моя ассистентка и полностью подчиняешься мне. Никому другому. Или ты забыла?
— Забудешь тут, — фыркнула я.
Мы помолчали некоторое время, а потом Загорский спросил:
— Ну? И чего ты хочешь?
Нахмурилась и осторожно проговорила:
— В каком смысле, «чего я хочу»?
Он длинно вздохнул и повернул голову в мою сторону, посмотрел на меня как на неразумное дитя и сказал:
— Боль ушла, Агата. Твой метод сработал. Ты помогла мне, это значит, я твой должник. А я ненавижу долги. Потому спрашиваю: чего ты хочешь за свою помощь?
Угу, то есть элементарного «спасибо» я не дождусь. Но и чёрт с ним. «Спасибо» мир не спасёт и на хлеб не упадёт.
Я крутанулась в его восхитительно удобном кресле, потом почесала переносицу и с улыбкой произнесла:
— Вообще-то есть одна хотелка…
— Так и знал, — простонал Загорский.