Дом бескрайних песков

ДОМ БЕСКРАЙНИХ ПЕСКОВ

Серия: Королевство воронов — 0,5

Автор: Оливия Вильденштейн

Переводчик: Siberian_forest

Редакторы: Siberian_forest, Marina_lovat, Gosha_77, Luxmila01, TatyanaGuda

Перевод для группы https://vk.com/booksource.translations

При копировании просим Вас указывать ссылку на наш сайт!

Пожалуйста, уважайте чужой труд

ГЛАВА 1

Моё сердце замирает, когда первые снежинки падают на моё лицо, обращенное к небу.

Снег.

Я никогда раньше не видела снега, не чувствовала его морозных поцелуев. Всё, с чем я была знакома, это солнце и жара.

Подумать только, наше королевство находилось в изоляции целых пять веков, но теперь всё закончилось. А женщина, которая предала воронов, приговорив свой собственный народ, и бросила меня к ногам моей бабушки, как только я задула свою первую свечку на торте… она, скорее всего, мертва.

Озноб, не связанный с погодой, обволакивает мою кожу и сжимает меня так же крепко, как наши змеи сжимают нас, когда мы заходим в море, чтобы поплавать.

Я провожу рукой по беспокойной воде и наблюдаю за тремя компаньонами, которые нас сопровождают. Наша компания такая странная — Бронвен, слепая и лысая земляная фейри, с лицом, покрытым шрамами, и способностью предсказывать будущее; Агриппина, молодая голубоглазая девушка с огненно-рыжей гривой — дочь противного генерала фейри; Абракс, мой дорогой друг и парень, которого я любила на протяжении всех этих пяти веков; и я, девушка с розовыми глазами и каштановыми волосами, дочь королевы Шаббе.

Волны ударяют в лодку с обеих сторон, обдавая ледяными солёными каплями наши тёмные плащи. Несмотря на то, что адреналин ускоряет мой пульс, моя верхняя губа покрылась потом от страха перед той задачей, которую я должна выполнить. Ради неё Бронвен и Агриппина рискнули своими жизнями — Бронвен — потому что она это предвидела, а Агриппина — потому что она ненавидит монархию Регио и их тоталитарный режим.

Что-то ударяет мне в руку. Я сжимаю пальцы и уже готова отдернуть её, как вдруг замечаю небольшой рог, разрезающий поверхность воды, и оранжевую голову с большими чёрными глазами. Я улыбаюсь юному змею и глажу его по длинному носу.

Агриппина визжит и залезает на колени к Абраксу, который тихонько успокаивает её, положив большую ладонь между её лопаток. Перегнувшись через борт, он гладит змея, который начинает вибрировать от удовольствия. И дочь генерала, несмотря на то, что она не высовывает ни одну из своих конечностей за пределы судна, чтобы коснуться маленького зверя, смотрит на него уже с любопытством, а не отвращением.

Животное следует за нами некоторое время, выпрыгивает из воды и окатывает лодку брызгами, наслаждаясь нашим вниманием, после чего разворачивается в сторону Шаббе, или куда оно там направлялось. Я всегда завидовала свободе змеев и тому, что они могут путешествовать куда угодно, невзирая на магические барьеры.

Я вытираю пальцы о свою шерстяную юбку. Осознание того, что я свободна, подавляет мою непрекращающуюся нервозность.

Свобода.

Это слово никогда ещё не казалось мне таким сладким.

По мере приближения Люса, зелёные пятна, которые видны с наших берегов, начинают превращаться в деревья, радужные точки трансформируются в дома, а игрушечные лодки, рассекающие каналы, вырастают в суда, которые значительно превосходят наши. Кровь начинает бурлить под моей кожей.

Какой бы была моя жизнь, если бы мой мир был больше? Я бы объехала все четыре стороны света, исследовала горы и океаны, изучила все языки и обычаи, вкусила бы иностранные деликатесы и иностранных мужчин.

Очередная волна мурашек прокатывается по моей коже, когда появляется королевский остров фейри, подсвеченный фонарями, которые мерцают за морозными водоворотами снежинок. Моя бабушка рассказала мне почти всё об Исолакуори, но её истории меркнут по сравнению с тем, что предстаёт передо мной.

Самый восточный остров Люса, на котором Регио воздвигли свой огромный замок, сверкает как позолоченная ёлочная игрушка. В отличие от материка, где дома пестрят разноцветьем, здесь единственным намеком на цвет являются цветы, цветущие зимой.

Сквозь грохот своего сердца я слышу приглушённый голос Агриппины, которая объясняет Абраксу традиции Йоля. Сегодня второй день этого фейского фестиваля, который длится неделю и знаменует начало нового года.

— Прости, — говорю я Бронвен, которая сидит рядом со мной на лавке.

— За что?

— За то, что сделала моя мать.

В этом нет моей вины, но я всё равно чувствую себя виноватой.

— Она разделила тебя с любимым человеком на пять веков… я не могу себе даже представить твою боль.

Как и не могу представить ту боль, что она испытала, когда её жестокий отец коснулся её. Что за чудовище способно сжечь лицо своего ребенка?

— Ты, как и бабушка, считаешь, что моя мать мертва, или что-то другое могло ослабить магический барьер вокруг наших земель?

— Котёл не показал мне того, что стало с Мириам. Он сказал только, что я и Агриппина должны поехать за тобой в Люс, чтобы ты, Зендайя из Шаббе, освободила Короля воронов.

— А ты уверена в том, что обсидиановый кинжал просто возьмёт и выйдет из его тела?

— Да.

Она плотно закутана в плащ, который отбрасывает тени на неровную поверхность её лица.

— Твоя шаббианская кровь разъединит обсидиан и кусок железа, в который он превратился.

Немного помолчав, я спрашиваю:

— Почему я? Почему именно я должна освободить Лоркана? Почему не какой-то другой шаббианец?

Не то, чтобы я возражала, но когда Бронвен причалила к нашим берегам, чтобы забрать меня, между ней и моей бабушкой состоялся какой-то молчаливый разговор, в который меня не посвятили, но я точно знала, что он касался меня.

— Потому что ты родишь ребёнка, который снимет заклятие.

— Снимет заклятие?

Я, должно быть, раскрыла рот, потому что Абракс и Агриппина перестают обсуждать традиционные новогодние песни и смотрят сейчас на меня.

— Да. Снимет заклятие. Эта девочка избавит нас от заклятия воронов навсегда.

Моя рука перемещается на пустой живот.

— Твоя дочь будет зачата этой весной и родится на следующий Йоль.

Я моргаю, глядя не неё, после чего перевожу взгляд на Абракса, и моё сердце обдаёт холодом.

— И кто станет её отцом? — спрашивает Абракс.

Мы всё ещё смотрим друг на друга, хотя мои мысли заняты образами моего будущего ребенка.

— Не ты, — отрезает Бронвен.

Его щёки розовеют.

— Я не имел в виду… Дайя и я просто друзья.

Несмотря на то, что я люблю и доверяю этому мужчине как никому другому, я не люблю его в романтическом смысле. По крайней мере, больше не люблю. Мы встречались целую неделю пару веков назад, и решили, что нам лучше остаться друзьями.

— Отец моей дочери живёт в Люсе?

— Да.

Я почти прошу её назвать его имя или описать внешность, как вдруг в морозной дымке, точно мираж, материализуется корабль, заполненный люсинскими солдатами в белых униформах.

— Кто вы и куда вы плывете? — кричит один из них и щурится, глядя на нас сквозь снег.

Я бледнею, после чего разворачиваюсь и проверяю, на месте ли магический знак, который я нарисовала на лодке, чтобы сделать её невидимой. Знак наполовину смыло снегом! Я лихорадочно ищу медальон из спиральной ракушки, который висит у меня на шее под тяжёлыми складками плаща, и надрезаю палец острым кончиком спирали.

— Я повторяю, кто вы и куда плывете? — кричит один из солдат.

Его фигура приобретает более чёткие очертания, а чёрные волосы, собранные в хвост, начинают развеваться, как флаг на ветру, когда он подходит ближе.

Я высовываю руку и соединяю разорванные линии знака своей волшебной шаббианской кровью.

Взгляд янтарных глаз мужчины останавливается на мне, и моё сердце замирает.

Мы попались.

ГЛАВА 2

— Кто вы и куда плывете?

Ещё один мужчина встаёт на нос судна, которое плывёт прямо на нас, несмотря на попытки Агриппины увести нас в сторону, не поднимая волн.

Оба мужчины щурятся и пытаются разглядеть нас сквозь падающий снег и дымку, которая поднимается от тёмно-синего моря.

— Я же говорил тебе, что тот последний стакан в «Кубышке» был лишним, Сильвиус. Это домашнее вино. Кто знает, из чего Амарисы его делают?

Сильвиус продолжает вглядываться в темноту своими янтарными глазами. Его зрение, вероятно, такое же острое, как его подбородок и кончики ушей.

Когда дымка и снег скрывают нас, точно занавес, Абракс снимает руку со своего стального меча и бормочет:

— Почти попались.

Я прижимаю указательный палец к губам, потому что хотя мы и скрыты от взглядов, наши голоса всё ещё могут быть слышны.

Остаток пути до бухты Исолакуори мы плывём в тишине.

Я поднимаю руку к медальону, как вдруг у Бронвен вырывается хрип, как будто её ранили. Я осматриваюсь в поисках меча или стрелы, которая бы торчала из её тёмного шерстяного плаща, но не замечаю, чтобы где-то сверкала сталь.

— Что такое?

— Агриппина и Абракс, вам надо возвращаться в мой коттедж и оставаться там, пока они не придут за вами.

«Они?» — произносит Агриппина одними губами, а Абракс качает головой.

— Я не оставлю Дайю. Я поклялся…

— К чёрту твою клятву, мальчик. Если ты поедешь с нами, Дайю поймают, и всё, чем мы рискнули с Агриппиной, пойдёт прахом.

Её глаза блестят под капюшоном точно отполированная кость.

— Хорошо, — говорю я спокойно, хотя мои нервы напряжены до предела. — Хорошо.

Тёмно-русые брови Абракса нависают над глазами, а его лицо становится таким же тёмным, как его чёрный плащ.

— Дайя, нет.

— Я не хочу потерпеть неудачу.

— А я не хочу, чтобы ты умерла.

— Я не умру.

Это пустое обещание, так как меня не будут брать в заложницы. Одному только Котлу известно, что могут сделать фейри с шаббианнской ведьмой и как они меня используют.

— Я приказываю вам сделать то, что сказала Бронвен.

Я пытаюсь улыбнуться, но напряжение стирает улыбку с моего лица.

— Дайте мне ваши ладони.

Сначала я беру руку Агриппины и своей кровью рисую на её бледной коже знак невидимости, после чего рисую точно такой же знак на смуглой руке Бронвен. Абракс не торопится протянуть мне свою руку, но, в конце концов, приподнимает её.

Сжав его пальцы над кровавым символом, я произношу:

— Будьте осторожны.

Его лицо, губы и глаза становятся каменными.

Перед тем, как забраться на золотой понтон вместе с Бронвен, я рисую знак на своей коже.

Я задерживаю дыхание, когда по мне проходятся глаза солдата. Неужели, я неправильно нарисовала знак? Я уже готова прыгнуть обратно в лодку, но я её больше не вижу. Я сжимаю руку Бронвен, как вдруг взгляд солдата перемещается с меня на огромный корабль, который мы встретили в море, и на котором плывёт черноволосый солдат с острыми чертами лица — Сильвиус.

— Тебе придётся отвести меня в Храм, Дайя.

Бронвен тяжело вздыхает, чем отвлекает меня от людей короля.

Я киваю и начинаю искать глазами тюрьму Лоркана среди белёсого сумрака.

— Наши следы, — бормочет она. — Их видно?

Я опускаю глаза, и мой пульс учащается.

— Да.

Я молюсь о том, чтобы сходящие на берег солдаты не стали смотреть на землю.

К счастью, появляется ещё один корабль, который отвлекает на себя их внимание. Этот корабль так пышно украшен. Удивительно, как он вообще не затонул?

Я слегка покачиваюсь, когда замечаю яркий блеск люсинской короны с солнечными лучами, восседающей на голове человека с каштановыми волосами.

— Король здесь.

— Он живёт на Исолакуори.

— Я имею в виду, что он прямо здесь, — шиплю я. — В бухте.

Белые глаза Бронвен расширяются и сияют теперь, как две луны, из-под её капюшона.

— Тогда нам надо спешить.

Я прибавляю шаг и стараюсь держаться мест, не освещённых фонарями. Я решаю превратить это в игру, в которую мы с Абраксом частенько играли на Шаббе — прыжок, выпад, короткий шаг и всё по новой.

Подумать только, я больше не на Шаббе.

Я в Люсе!

Несмотря на то, что всё моё внимание сосредоточено на дороге, я иногда бросаю взгляд на растительность и крепкие мосты из золота, раскинувшиеся над прозрачной бирюзовой водой, сверкающей в свете подводных фонарей, а также на гладкие здания, построенные из мрамора и каких-то драгоценных металлов.

Этот остров очень пышный и богатый. Я никогда раньше не видела ничего подобного. Даже воздух кажется здесь другим, у него другой вкус и другой запах. Это так невероятно, что в одном мире с нашим маленьким розовым островом, который всё время залит ласковым солнечным светом, существует эта чудесная морозная страна.

— Мы должны быть уже близко, — бормочет Бронвен, и мой пульс так сильно ускоряется, что капюшон начинает вибрировать.

Я щурюсь и начинаю всматриваться в сверкающую темноту, как вдруг в мягком свете фонарей замечаю какое-то сооружение с колоннами.

— Храм сделан из белого мрамора?

— Да.

— Тогда мы не просто близко; мы на месте.

ГЛАВА 3

Попасть в фейский храм оказывается на удивление просто, так как двери не заперты. Правда, внутри оказывается священнослужитель, который зажигает свечи на канделябре, свисающем как будто с неба, но на самом деле со стеклянного потолка.

Несмотря на то, что я придерживаю золотые двери, не давая им захлопнуться, взгляд его янтарных глаз поднимается на нас.

— Здравствуйте?

Бронвен напрягается.

Я тащу её за собой в сторону мужчины, который теперь стоит в широком проходе между рядами, по которому нам предстоит пройти. Не отпуская её, я надрезаю палец ракушкой. Как только я оказываюсь в шаге от фейри, я отпускаю Бронвен и хватаю мужчину за горло. Я не могу сдержаться и шепчу извинения в его заострённое ухо, после чего рисую магический знак на пульсирующей вене на его шее, чтобы усыпить его.

Его пыхтение и хрипы мгновенно затихают.

— Я его успокоила, — говорю я ей, чтобы она не решила, что я его убила.

Я опускаю мужчину в белых одеждах на одну из многочисленных каменных скамеек и возвращаюсь к Бронвен. Когда моя протянутая рука ударяется о её руки, она снова приходит в движение.

Я беру её за руку и веду туда, где на белом полу сверкает золотое солнце.

— Как нам пройти сквозь эмблему Люса?

— Я не знаю.

— Что значит, ты не знаешь?

— Котёл не показал мне, как ты её откроешь. Он только сообщил мне, что ты это сделаешь.

Просто прекрасно! Я встаю на четвереньки и начинаю ползать по солнцу, прижимая ладони к каждому лучу, оставляя следы крови на золоте. Неожиданно мне в голову приходит одна идея. Я рисую на полу знак, который размягчает твёрдые поверхности и позволяет проходить сквозь стены. В мгновение ока я оказываюсь на влажном каменном полу в таком тёмном помещении, где даже не видно кончика моего носа.

Мое падение было недолгим, значит, потолок здесь низкий. Я начинаю ощупывать пространство вокруг себя, точно слепой жук. Как было бы хорошо, если бы существовал магический знак, способный разжечь огонь, но у нашей крови есть свои ограничения. Одно из них — невозможность развести огонь. А ещё мы неспособны проникать сквозь магическую защиту, которая блокирует шаббианскую кровь.

Кончиками пальцев я касаюсь приподнятой платформы и начинаю двигаться по ней вверх, медленно выпрямляясь. Хотя я невысокого роста, макушка моей головы задевает камень.

Согнувшись, я провожу пальцами по неровной поверхности. Когда я нащупываю что-то гладкое и холодное, а воздух наполняется запахом железа, всё мое тело начинает покалывать.

Огромная металлическая рука.

Я нашла его.

Я нашла Рибава.

ГЛАВА 4

Я провожу по руке в сторону кинжала из обсидиана, который моя мать и её любовник-фейри воткнули Лоркану между лопаток, и хватаюсь за рукоять. Мне даже не приходится слишком сильно напрягать мускулы, так как клинок легко выходит из статуи, в которую превратился Лоркан, когда его коснулся чёрный камень.

В темноте раздается лёгкий свист, за которым следует шелест ткани. И хотя я знаю, что освободила хорошего человека, я всё равно отхожу назад так далеко, насколько мне позволяет эта темница.

Два золотых глаза вспыхивают и пытаются разглядеть меня в темноте. Но я всё ещё невидима.

«Кто ты?» — раздаётся громыхающий голос между моими висками.

Мне сдавливает горло, и я едва могу сглотнуть, не говоря уже о том, чтобы дышать.

— Зендайя, — хрипло произношу я. — Внучка шаббианской королевы Прийи.

Тишина становится такой плотной, что я начинаю переживать, что Лоркан мог опять напороться на кинжал из обсидиана.

Но затем он говорит:

«Дочь Мириам?»

— Мириам, может быть, и родила меня, но она мне не мать.

Я не помню очертаний её лица или прикосновения рук. Насколько я знаю, в первый год моей жизни она ни разу меня не обняла.

Воздух вокруг истончается, словно Лоркан высосал из него все молекулы кислорода.

— Сколько прошло времени?

На этот раз он произносит это вслух. Его глубокий тембр прокатывается по стенам, точно камень.

— Пятьсот лет.

Он впитывает окружающую нас тишину. Мне понятно, что он чувствует, так как мы пребывали в заточении столько же времени. Наша клетка, конечно, была побольше, но всё равно это была клетка.

— Бронвен ждёт нас наверху. Я сделала её невидимой, как и себя. Ты ведь не можешь меня видеть?

Сейчас нас окружает темнота, но бабушка рассказывала, что чувства воронов невероятно острые.

— Нет, но я слышу твоё сердцебиение.

Хвала Котлу, что мои враги — это фейри, а не птицы-оборотни с непревзойдённым слухом.

— Ты должен унести её в безопасное место.

— А что насчёт тебя, Зендайя?

Он произносит моё имя медленно, словно пытается его запомнить.

— Ты решила добраться до Шаббе вплавь?

— Нет.

Я задумываюсь о своей будущей дочери, и о своей матери — я хочу удостовериться в том, что она больше не дышит.

— Я бы хотела сначала посмотреть Люс. Дело в том, что Мириам нарисовала волшебный знак, который запер нас на Шаббе на пятьсот лет. Именно поэтому никто не освободил тебя раньше.

Он медленно осмысливает эту информацию.

— Пятьсот лет… — его голос не дрожит от горя, его сотрясает ярость.

— Ты готов отвоевать Люс, Лоркан Рибав?

Его золотые глаза вспыхивают ещё более ярко.

— Да, Зендайя с острова Шаббе. Я готов.

А затем он тихонько бормочет:

— Tach ahd a’feithahm thu, mo chréach.

Я изучала язык воронов так давно, что мне требуется некоторое время, чтобы вспомнить перевод этой фразы, но когда это происходит, моя кожа покрывается мурашками. Он пробуждает своих людей и говорит им о том, что небо их ждёт.

Когда он замолкает, я говорю:

— Если ты возьмёшь меня за руку, я смогу вывести тебя наружу.

«Я и так уже снаружи».

И прежде, чем я успеваю спросить, как ему это удалось, я вспоминаю, что бабушка рассказывала мне о способности воронов превращаться не только в крылатых существ, но и в дым.

Я быстро надрезаю свою едва затянувшуюся рану и рисую точно такой же символ, что помог мне проникнуть внутрь гроба Лоркана. Мгновение спустя, я оказываюсь посреди храма рядом с облаком чёрного дыма, который не перестает клубиться и сгущаться.

— Морргот, — хрипло произносит Бронвен.

Мне так странно слышать, как фейри называет ворона Ваше Величество, но эти мысли быстро поглощает чувство облегчения, когда я вижу, что она в порядке и всё ещё скрыта моей магией.

Он, должно быть, что-то говорит у неё в голове, потому что она отвечает:

— Я здесь.

И в тот момент, когда огромные двери распахиваются, а взвод солдат во главе с самим королём Андреа проникает в Священный храм фейри, она вновь становится видимой.

Смуглая кожа Андреа делается серой, как только он замечает женщину в плаще и тень мужчины, которого его отец заточил в тюрьму. Но прежде, чем фейри успевают воспользоваться своей магией, Лоркан превращается в гигантскую птицу с железными когтями и клювом, которые грозно сверкают.

— Где она? Где мне искать предательницу шаббианцев? — кричу я, но Бронвен повисает в воздухе, так как Лоркан схватил её своими огромными когтями.

Он вылетает сквозь стеклянный потолок, который разбивается на миллион неровных осколков, а горящие канделябры падают на пол.

Я опускаюсь на колени и сворачиваюсь в клубок, молясь о том, чтобы огонь и стекло не смогли повредить мой плащ, так как дым или лужа крови могут выдать меня.

Несмотря на шум, я слышу, как какой-то мужчина восклицает:

— Я же говорил, что почувствовал, как содрогнулась земля!

Я пытаюсь выглянуть из-за плаща и замечаю рыжеволосого мужчину, который идёт по стеклу прямо в мою сторону.

Мой знак невидимости!

Моё сердце подступает к горлу и затрудняет дыхание.

— В темницу! НЕМЕДЛЕННО!

Приказ короля останавливает мужчину, а вместе с ним и мой пульс. Я, похоже, всё ещё невидима, если он приказывает своим людям отправиться в другое место.

— Юстус, НЕМЕДЛЕННО! Мириам, должно быть, сбежала.

Юстус? Юстус Росси? Отец Агриппины? Прославленный генерал фейри, который собственноручно увеличил население шаббианцев, заставив множество сотен люсинцев отправиться на дно морское?

Это были люди и фейри, оказавшиеся на Шаббе из-за того, что наши змеи посчитали их достойными спасения и помогли им проникнуть сквозь магический барьер.

Мускул на челюсти генерала дёргается, когда он обводит взглядом разрушения и проходится по мне. Как только он разворачивается, я подскакиваю на ноги, чтобы последовать за ним, так как мне нужно попасть туда же, куда и ему. Но я не учитываю, что я вся покрыта осколками стекла, которые падают на пол с моего плаща, как только я выпрямляюсь.

Юстус разворачивается с кинжалом в руках.

— Она здесь, Маэцца! Мириам здесь! Вот как она освободилась!

Голубые глаза Юстуса кровожадно сверкают.

— Покажись или сегодня же мы нападём на Шаббе и превратим твой маленький остров в пепел.

Это блеф. Они не нападут. Они слишком боятся нас и нашей магии. Они боятся оказаться в ловушке вместе с нами на нашем крошечном южном острове.

— Эльфы, донесите до каждого капитана и солдата, чтобы готовили корабли! — рык Андреа отражается от каждой мраморной плиты и осколка стекла. — Шаббе падёт до восхода солнца!

— НЕТ! — мой голос разрезает неспокойный воздух.

— Последнее предупреждение, Мириам. Покажись или мы нападаем.

Мое сердце так часто стучит, что пропускает паузы между ударами. Что же делать?

Ответ приходит ко мне до того, как я успеваю сделать следующий вдох.

Я разрезаю ладонь осколком стекла и снова падаю в подземелье, после чего рисую алый узор на ледяных камнях, создавая магический барьер. Только на этот раз в магическую сферу заключается не Шаббе, а Люс.

Я покачиваюсь из-за большой кровопотери и, падая, ударяюсь головой о стену. Я начинаю моргать, стараясь оставаться в сознании, но воздух вокруг такой чёрный, а моя голова такая тяжёлая…

«Зендайя», — голос Лора резонирует между висками и заставляет мои глаза широко раскрыться. — «Где ты?»

— Внутри твоей темницы, — бормочу я, стараясь оторвать своё ослабевшее тело от сырого камня.

Мне надо найти мать. Мне надо убедиться в том, что она мертва, и если это не так, то я должна её убить. Я…

Прохладный воздух проходится по моим ушам и щекам, точно шёлковый ветер, а затем в темноте вспыхивают глаза, но они не золотистого цвета; они чёрные как ночь. Я пячусь назад.

«Я отправил к тебе Кахола. Он отнесёт тебя домой, но тебе надо самой выбраться из темницы».

Только вот он не сможет отнести меня домой.

До тех пор, пока узоры, написанные моей кровью, украшают эти люсинские камни.

Прохладные пальцы обхватывают одну из моих дрожащих рук и тянут её в сторону низкого потолка.

Я улыбаюсь, потому что мне потребуется больше, чем отпечаток ладони, чтобы пройти сквозь камень. Я медленно высвобождаю пальцы из хватки ворона. Как там назвал его Лоркан? Кахол?

Прижав руку к потолку для поддержки, я рисую символ, позволяющий мне пройти сквозь камень. Кахол, должно быть, вылетает наружу одновременно со мной, потому что едва мои ноги успевают коснуться земли, как я оказываюсь в воздухе и начинаю парить меж снежинок и звёзд.

ГЛАВА 5

Гигант-ворон, в когтях которого я болтаюсь, осторожно меня опускает. Я не знаю, где мы приземлились, но здесь тихо и тепло. Может быть, он перенёс нас на какую-нибудь звезду?

Это было бы чудесно, не так ли?

Я втягиваю ртом воздух и поднимаю веки.

Похоже, мы приземлились в каком-то другом месте, если только звёзды не выложены камнями цвета грозовых облаков. Я перекатываюсь на спину. Сердце отлипает от моего позвоночника и резко поднимается к горлу, когда мои глаза встречаются с глазами мужчины, который сидит на корточках рядом со мной.

Он просто огромен, с плечами шириной с дверной проём, волосами цвета ночи, квадратной челюстью, которая выглядит так, словно была выкована в огне, и носом человека, который не раз участвовал в потасовках. Но больше всего меня приводят в смятение его тёмные глаза, сверкающие на фоне чёрных полос, которые растянулись от его переносицы до висков и напоминают крылья… крылья ворона.

Он откидывает в сторону прядь волос, доходящих ему до подбородка, и я замечаю тату в виде чёрного пера на его острой скуле.

Я сглатываю, чтобы снять напряжение в горле.

— Ты, должно быть, Кахол.

Мужчина не отвечает. Но продолжает меня изучать.

Я провожу холодной рукой по лбу и морщу нос, когда гляжу на свои руки — алые от крови. Моё лицо, должно быть, выглядит сейчас…

— Где мы?

И опять никакого ответа. Может быть, этот ворон не говорит на шаббианском? А я-то думала, что их учили нашему языку. Но ведь Лоркан может на нём разговаривать. Я пытаюсь вспомнить нужные слова на их языке, и медленно перевожу свой вопрос:

— Cà bhul mà?

Взгляд Кахола скользит в сторону моего рта и задерживается на моих губах в форме бантика, после чего снова перемещается на мои глаза, но ответа так и не поступает.

Я поднимаю руку к ушам и провожу по раковинам, которые снова закруглились, а это значит, что мои радужки снова стали розовыми.

— Куда ты меня принёс, Кахол?

Губы мужчины не дёргаются. Он даже не пытается мне ответить. Как грубо.

Я принимаю сидячее положение и сердито смотрю на него.

— Ты в Небесном королевстве, Зендайя.

Я поворачиваю голову так резко, что моя шея издаёт хруст. Ещё один гигант с широченными плечами, похожими на каминную полку, и таким же раскрасом в форме крыльев стоит под аркой.

Он делает шаг в нашу сторону.

— Прости Кахола. Он пока не вернул себе дар речи.

Ох. Я округляю глаза и перевожу взгляд на ворона, который выдернул меня из священного храма фейри и пронёс сквозь снежную бурю в своё гнездо.

— Ты ранена?

Золотые глаза Лоракана проходятся по моим окровавленным рукам и лицу.

— Нет. А ты?

— Благодаря тебе, дитя Шаббе, теперь со мной всё в порядке.

Он бросает взгляд на ворона, который начинает медленно распрямлять своё огромное тело.

Святой Котел, этот мужчина очень высокий.

Лоркан, должно быть, что-то сказал у него в голове, потому что мужчина кивает, после чего приседает и подхватывает меня на руки.

— Я могу идти.

Я начинаю извиваться, но у меня не получается освободиться от рук Кахола.

Лоркан наклоняет голову, и Кахол опускает меня. Именно в этот момент мои ноги превращаются в желе, а сама я заваливаюсь набок. Но, прежде чем я успеваю удариться о землю, Кахол снова прижимает меня к своей огромной груди.

— Сахар в крови упал, — бормочу я.

— Он накормит и вымоет тебя.

— Он меня?..

Не успеваю я закончить предложение, пребывая в полнейшем ужасе из-за того, что этот незнакомец будет обращаться со мной как с птенцом, как Кахол срывается с места, точно стрела, и начинает нестись по коридорам Небесного королевства, освещённым факелами, на такой скорости, что всё вокруг меня сливается воедино.

Я зарываюсь головой в его чёрную кирасу и вцепляюсь в плотную чёрную ткань его рукавов. Мой желудок как будто теряет вес, как и моя голова, и угрожает вывернуться наружу.

Я не сразу отцепляюсь от него, когда он наконец-то замедляет скорость, потому что, во-первых, я боюсь, что он может снова сорваться с места, а во-вторых, я физически не способна отцепить свои конечности от него.

Я дважды вдыхаю и выдыхаю, прежде чем попытаться оторвать щёку от его плотных кожаных одежд. Сделав это, я замечаю, что он смотрит на меня сверху вниз с ничего не выражающим лицом, как он делал это раньше. Он словно никогда в своей жизни не видел женщину.

Страх возвращается ко мне, когда я понимаю, что он не видел женщин целых пять веков. Я пытаюсь утешить себя тем, что раз его голосовые связки атрофировались, значит, то же самое случилось и с другими частями его тела. И когда, наконец, перестаю разглядывать его лицо, я понимаю, что он принёс меня в купальню. Струйки пара поднимаются от горячего источника и каплями оседают на округлых каменных стенах, которые нас окружают.

Он осторожно сажает меня на край тёмного бассейна. На этот раз он не отпускает меня. Одну руку он положил на мою поясницу, а другую — мне на бедро. Я знаю, что он делает это по приказу Лоркана, но не могу сдержать румянец, которым заливает моё тело, начиная с пальцев ног и заканчивая лбом, который покрыт синяками.

Но я сомневаюсь, что из-за всего этого пара и крови он заметил реакцию моей кожи на него. Однако нет никаких сомнений в том, что он может слышать моё учащённое сердцебиение.

Из-за жары я начинаю искать завязки плаща. Мои пальцы блуждают в поисках, и спустя минуту этих бесплодных попыток, Кахол решает сжалиться надо мной и развязывает мой плащ. К сожалению, я не чувствую себя менее разгоряченной, когда плащ падает вниз. Но опять же, на мне всё ещё надеты два платья.

Закатав рукава, я встаю на колени и начинаю смывать кровь с рук, после чего набираю тёплой воды и принимаюсь плескать себе на лицо, пока моя кожа не становится гладкой и чистой. Затем я встаю, расчесываю пальцами волосы и убираю их с лица. Несмотря на то, что перед его лицом струится пар, от меня не укрывается то, как ярко сверкают его глаза.

— Еда?

Он следит за тем, как мои губы произносят это слово, после чего легонько кивает и протягивает ко мне руки. Я качаю головой, чувствуя себя теперь более устойчиво. Его глаза становятся более суровыми из-за моего отказа, после чего он разворачивается, по-видимому, в сторону кухни или столовой, или где там обычно едят вороны?

Он жестом просит меня пойти перед ним, и я подчиняюсь. Как только мы выходим из купальни, я жду, что он снова направит меня. Мне не терпится заговорить с ним, но я этого не делаю, так как все мои вопросы будут встречены тишиной, поэтому я решаю рассмотреть его угловатое лицо и тёмные глаза. Мужчины шаббианцы очень красивы: они загорелые, мускулистые и почтительные. Этот же мужчина — дикий зверь, который ужасно пугает, но именно этим и привлекает меня, особенно когда он ведёт себя так покорно. Но только потому, что его король приказал ему быть таким, а не потому, что я могущественнее его.

По правде говоря, я вообще не уверена в своём могуществе.

Вероятно, поэтому я так заворожена им.

Увлёкшись разглядыванием его лица, я спотыкаюсь о трещину между каменными плитами в полу. Он выбрасывает руку вперёд и не даёт мне упасть — снова — после этого он осторожно берётся за мой локоть и ведёт меня в сторону закрытой двери. Сняв со стены факел, он нажимает на ручку и заводит меня внутрь.

Но не в столовую. А в скромную спальню с большим матрасом, покрытым шкурами. Интересно, меня будут кормить здесь, или он решил, что мне надо отдохнуть перед едой?

Он бросает мой плащ в изножье кровати, а затем подходит к каменному очагу и просовывает в него факел, после чего над сваленными в груду поленьями загорается огонь. Когда дерево начинает трещать, Кахол встаёт, и его тело оказывается в ореоле пламени. Несмотря на то, что все эти пять веков мне было с кем общаться, я смотрю на него, как женщина, которая никогда раньше не видела мужчину.

И прежде, чем он успеет заметить, что я пялюсь на него, я подхожу к небольшому окну и гляжу в него на эту чудесную зимнюю страну.

Я в Люсе. Я разбудила воронов. И хотя мне всё ещё нужно узнать, что стало с моей матерью, или начать создавать свою дочь, которая должна снять проклятие, я выиграла для себя немного времени, установив новый барьер.

Я начинаю улыбаться при мысли о том, чего я достигла, но когда я бросаю взгляд на отражение Кахола и на его пальцы, медленно пляшущие по кирасе, моя улыбка застывает на лице, а пульс ускоряется.

Что со мной не так? Я и раньше находилась в одной комнате с мужчинами, и всё же, когда он снимает нагрудник через голову и кидает его поверх моего плаща, я покрываюсь глубоким румянцем.

Я разворачиваюсь, обвожу рукой комнату и сглатываю.

— Это твоя комната?

Уставившись на моё горло, он кивает. Его пальцы перемещаются к его кожаным наручам, которые он поспешно снимает. Похоже, мы ненадолго зашли сюда для того, чтобы он переоделся перед нашим обедом.

Сняв наручи, он проводит рукой по растрёпанным чёрным волосам и убирает их со своего мужественного лба. Неожиданно в моей голове начинает гудеть голос, который не принадлежит ни мне, ни Лоркану.

«Мне не следовало приводить её сюда. Она потомок Мириам, ведьмы, которая лишила нас свободы. Её, чертова, дочь. Лоркан совершает ошибку, доверившись ей».

Должно быть, это его голос. Похоже, этот мужчина способен проникать в сознание, как и его монарх.

Я упираю руки в бока.

— Я всех вас оживила, и всё равно не заслуживаю доверия?

Кахол вздрагивает, как будто мой резкий тон уколол его, а затем начинает моргать. И хотя его зрачки почти неотличимы от радужек, я не сомневаюсь в том, что сейчас они максимально расширены.

«Ты услышала мои мысли?»

— Я услышала твои мысли, любитель путешествовать по чужим сознаниям.

Его ноздри раздуваются, а губы сжимаются.

Его реакция раздражает меня, и я поднимаю подбородок повыше.

— Если ты не хочешь, чтобы я их слушала, не закладывай их мне в голову. А теперь, если ты снял свои боевые доспехи, я бы хотела чего-нибудь поесть. Я согласна даже на кусочек сахара. А ещё лучше — бокал вина.

Он уставился на меня, словно я попросила его достать мне луну, после чего закрывает глаза, и произносит «focá» у меня в голове так много раз, что моя кровь начинает закипать.

— И для чего все эти непристойные выражения? — огрызаюсь я.

Он сжимает переносицу.

«Я не умею проникать в сознания людей, Зендайя с Шаббе».

— Но я же тебя слышу, Кахол из Небесного королевства, так что, по всей видимости, умеешь. Может быть, пятивековая спячка наделила тебя дополнительными способностями?

Его ресницы взмывают вверх, и он впивается в меня своими чёрными глазами. Внутри этой плоти определенно таится зверь.

Я скрещиваю руки на груди, как вдруг раздаётся стук в дверь. Поскольку Кахол не может говорить, я отзываюсь, радуясь тому, что нас прервали.

— Входите.

Появляется Бронвен под руку с таким же устрашающим вороном с тёмными глазами, боевым раскрасом и татуировкой в виде пера, как у Кахола.

— Зендайя, я хотела представить тебе Киана, старшего брата Кахола. Мою пару.

Она рукой проходится по плечу своего мужа, и я не могу сдержать своё сердцебиение, когда вижу, как их тела касаются друг друга. Несмотря на всё то, что с ней случилось, он всё ещё её любит.

«А почему он не должен её любить?»

Я приподнимаю бровь и смотрю на Кахола. Мне не нравится, что он читает мои мысли.

«Если ты не хочешь, чтобы я слышал твои мысли, не закладывай их мне в голову».

Ухмылка приподнимает уголок его губ, словно он считает себя слишком умным из-за того, что вернул мне мои же слова.

Меня подмывает показать ему неприличный жест, но я ведь принцесса, а принцессы выше этого.

— Я этого не делала, — выдавливаю из себя я.

— Чего ты не делала, Зендайя? — спрашивает Бронвен.

Я откидываю волосы назад. И поскольку я не желаю рассказывать им о причине своего скверного настроения, я говорю:

— Юстус Росси угрожал атаковать Шаббе, поэтому я закрыла Люс. Я могу стереть свой знак, когда…

— Пока не родится твоя дочь, тебе нельзя его трогать.

При упоминании моей загадочной дочери, мою грудь снова покрывает румянец. И что странно, точно такой же румянец расцветает на щеках Кахола.

Бронвен кладёт небольшой мешочек на низенький стол, придвинутый к стене.

— Мы принесли вам немного сыра и вяленого мяса. Этого должно хватить вам обоим до утра.

Я перевожу взгляд с мешочка с едой и спрашиваю:

— Разве вы не останетесь на обед?

— Нет.

Она указывает головой на Киана, который целует её в лоб.

— Спокойной ночи, Зендайя.

Мой пульс заходится, когда дверь захлопывается. Она ведь не думает, что я останусь здесь с этим незнакомцем? Да, его кровать огромная, но то же самое можно сказать и про его тело. Конечно же, в Небесном королевстве должны быть пустые комнаты.

«Боишься меня, принцесса?»

— Я ничего не боюсь, Кахол.

ГЛАВА 6

— Если кто-то и должен трястись от страха, так это ты, Кахол. Я могу заколдовать тебя во сне с помощью одной лишь капли своей крови.

«Хорошо, что я не собирался спать».

Что же он тогда собирался делать? Летать по Люсу и терроризировать фейри? Общаться со своими пробудившимися собратьями?

Оба уголка его губ приподнимаются.

«Если Лоркан разрешит немного их потерроризировать, я не буду против нанести визит парочке фейри, но зная его, он захочет, чтобы мы пока затаились».

Он подходит к столу и разворачивает еду. Из мешка вываливается сыр вместе с чем-то похожим на сосиски.

Мой желудок урчит при виде сыра. И пока он не успел его съесть, я подхожу к столу и ищу глазами нож на поцарапанной деревянной столешнице.

«Я, конечно, умею превращаться в зверя, принцесса, но у меня есть кое-какие манеры».

Сказав это, он отращивает когти и начинает нарезать ими сыр. Должна признать, это довольно практично, хотя и дико.

Он поддевает кусочек сыра и протягивает мне. Забрав у него сыр, я напоминаю себе о том, что не стоит злить воронов, потому что ощущение этих когтей на своей коже может быть не очень приятным.

«Зависит от силы нажатия».

— Вон из моей головы, Кахол, — ворчу я, схватив кусочек сыра губами и начав жевать.

«Боюсь уже слишком поздно, принцесса. Видишь ли, я не умею проникать в сознание кого бы то ни было. Только у нашего короля есть такая способность».

— Тогда каким образом ты читаешь мои мысли? Всё дело в моей дырявой шаббианской голове или что-то типа того?

«Что-то типа того».

Он отрезает ещё один кусочек сыра и протягивает мне.

Я забираю у него сыр.

«Что рассказывала тебе твоя бабушка о воронах?»

— Я знаю, что вы можете менять обличье. Знаю, что у вас есть клювы и когти из чистого железа, и что король состоит из пяти воронов, а все остальные могут перевоплощаться только в одного.

«А что насчёт наших… парных связей?»

Моё сердце опускается в район желудка.

— А что насчёт ваших парных связей?

«Партнеры могут проникать в головы друг друга».

У меня отвисает челюсть. Он хочет сказать… хочет сказать… Нет.

«Да».

— Нет.

«Да».

Я захлопываю челюсть и так сильно сжимаю зубы, что мои дёсны начинают болеть. Должно быть какое-то другое объяснение тому, почему между нами образовалась эта мысленная связь.

Он облокачивается о стол и ставит огромную ногу на один из двух стульев. Я не могу быть парой кого-то настолько большого, настолько дикого, настолько… настолько…

«Какого?»

— Я принцесса и когда-нибудь стану королевой. Моим королём должен стать… — я указываю на его устрашающие размеры, — не ты.

Он напугает шаббианцев.

Мой страх заставляет огонёк в его глазах погаснуть.

«А я-то думал, что эта маленькая принцесса ничего не боится».

— Не называй меня маленькой.

Он отталкивается от стола и подходит ближе.

«Или что, Зендайя?»

Я запрокидываю голову насколько это только возможно.

— Или… или я…

Я не падаю на спину, но мой позвоночник изгибается.

«Разорвешь связь с помощью заклинания? Связь устанавливает Котёл, так что никакое количество крови не сможет её уничтожить».

Я плотно сжимаю губы, когда его лицо нависает надо мной, а тело начинает сотрясать воздух между нашими телами.

— Я уеду.

«Ты же заперла нас внутри Люса».

— Это мой знак. Я могу его стереть.

Он делает ещё один шаг вперёд, заставив меня отклониться назад ещё больше.

«А теперь скажи мне, как ты собираешься вернуться в ту гробницу, которую фейри зовут Священным храмом? Насколько я знаю, шаббианцы не умеют летать, хотя многое могло измениться за пятьсот лет».

Когда его запах и голос окутывают меня, мой пульс ускоряется, из-за чего шишка на лбу начинает пульсировать так же сильно, как небезызвестный орган за моими рёбрами.

Кахол переводит взгляд на шишку. И словно мой синяк может каким-то образом доставить ему боль, он хмурится, а от его плеч и чёрных волос начинает подниматься тёмный дым. Не успеваю я сделать вдох, как этот мужчина превращается в дым и исчезает из комнаты.

И хотя я хотела, чтобы он ушёл, его неожиданное исчезновение выводит меня из равновесия. В течение нескольких долгих минут, я стою, приросшая к полу посреди комнаты, и изо всех сил жую свою нижнюю губу, размышляя о том, вернётся ли он.

А что если нет?

Моя пара…

Моё тело содрогается. Котёл не мог пребывать в здравом уме в тот момент, когда решил сделать нас с Кахолом парой.

Этот мужчина не только способен задушить меня одними лишь своими мизинцами. Ведь если он такой огромный во всех местах… При этой мысли моё тело охватывает жар.

Вспомнив, что на мне надеты два платья, я выворачиваю руки и пытаюсь развязать лиф, надетый поверх шерстяного платья. Это похоже на глоток свежего воздуха после долгого заплыва под водой. Я жадно вдыхаю кислород, стягивая с себя жёсткую шерстяную ткань, после чего переступаю через неё.

Поток прохладного воздуха заставляет меня перевести взгляд с ткани, лежащей вокруг моих сапог. Широкая фигура Кахола закрывает дверной проём. Он без стеснения проходится по мне взглядом, впитывая каждую складочку серебристой отделки и каждый виток серебристой шнуровки.

Мне кажется, что он меня раздевает, хотя его пальцы находятся далеко от моего тела.

— Я думала, что ты ушёл.

Мой голос не такой глубокий, как у Агриппины, но сейчас он звучит с придыханием.

«Я вернулся для того, чтобы отдать тебе это».

Он поднимет руку, предлагая мне взять у него завязанный мешочек.

«Это для раны на твоей голове».

Я моргаю, словно это самый странный подарок, который я когда-либо получала. Хотя, наверное, самый добрый. Когда я не двигаюсь с места, чтобы взять у него мешочек, он ставит его на стол рядом с нарезанным сыром и нетронутой колбасой.

«Моя кровать теперь твоя. Как и моя комната. Хороших снов, принцесса. Можешь найти меня, когда перестанешь бояться моих… огромных форм».

Я испуганно вздыхаю, когда он захлопывает дверь, и мои длинные волосы разлетаются в воздухе, а ошарашенное сердце заходится.

— Я не боюсь, Кахол! — кричу я ему вслед, и получаю в ответ лишь хриплый леденящий душу смешок.

ГЛАВА 7

Дни пролетают друг за другом.

Проходит неделя.

Две.

И хотя я частенько выхожу из комнаты Кахола, чтобы побродить по Небесному королевству, я ни разу не встречала оборотня. Зато я часто встречаю Бронвен, и успела узнать, что Лоркан проводит встречи с королём Андреа с целью установить мир между воронами и фейри. Я думала, что он начнёт войну, чтобы завоевать королевство, но королю воронов, кажется, достаточно половины Люса.

— Когда-нибудь он получит его весь.

Бронвен стирает капельки конденсата на своём стакане с водой.

Я смотрю мимо провидицы в образовавшееся крошечное окошечко на стекле, которое напоминает мне иллюминатор. За последние пару недель у нас был только один солнечный день — один! — и хотя снег кажется мне невероятно красивым, я скучаю по ослепляющей жаре Шаббе. Я беру кусочек хлеба с тарелки и начинаю жевать.

— Это произойдёт благодаря дочери, которая родится у вас с Кахолом.

Я давлюсь хлебом и закашливаюсь, так как кусочек попадает мне не в то горло. Я почти не думала об этой таинственной дочери, которую я должна родить, так как была занята мыслями о мужчине, который назвал меня своей парой, а затем улетел.

— С Кахолом? — хрипло говорю я. — Ты уверена?

Лёгкая улыбка растягивает губы Бронвен, словно она находит всю эту тревожную ситуацию забавной.

Мне хочется прижаться щеками к стеклу, чтобы охладиться, и я почти вскакиваю со стула, на котором я уже столько раз сидела в заведении под названием «Adh’Thábhain», одной из трёх таверн в королевстве Лоркана. Из таверны не только открываются самые чудесные виды на заснеженные горы, но она также находится ближе всего к комнате Кахола. И хотя я не могу назвать себя ленивой, большая потеря крови, которая случилась со мной в тот день, когда я освободила воронов, порядком меня изнурила.

— А что если я решу зачать её с кем-то другим?

Улыбка сходит с лица Бронвен.

— Не надо.

Её белые глаза как будто становятся ещё бледнее.

— Ты приговоришь Лора. Ты приговоришь всех воронов.

Очевидный ужас, который сквозит в её заявлении, заставляет похолодеть мои щёки и кровь.

— Даже если это будет какой-то другой ворон?

Не то, чтобы я встречала других воронов, которые заставляют мою кровь закипать, как это делает Кахол, но всё же…

«Ты можешь попробовать переспать с кем-то другим, принцесса, но это для него плохо закончится, а я довольно привязан к своим братьям».

Голос Кахола заставляет мою спину выпрямиться, а голову повернуться.

Я замечаю его на другом конце помещения. Он стоит у входа в таверну, а рядом с ним…

— Абракс!

Я срываюсь с места и несусь к своему другу, который едва успевает развести руки в стороны прежде, чем я добегаю до него.

— Святой Котел, как же я скучала. Почему ты так долго?

Я вдыхаю его знакомый запах песка, солнца и дома.

Он стискивает меня руками.

— Прости, что покинул тебя, Дайя.

— Я не оставила тебе выбора.

Я отрываюсь от него и осматриваю его лицо и торс в поисках синяков или сломанных конечностей. К счастью, я ничего из этого не обнаруживаю. Испустив вздох облегчения, я поворачиваюсь к Агриппине, голубые глаза которой округлились и оглядывают всё вокруг.

— Не могу поверить, что Небесное королевство существует, — шепчет она. — Не могу поверить, что я стою здесь.

— Знаю.

Пока Абракс, как и она, разглядывает Небесное королевство, я перевожу взгляд на Кахола и на его руки, сжатые в кулаки, и на побелевшие костяшки пальцев, а затем поднимаю взгляд на его кожаные доспехи, которые сотрясаются от едва сдерживаемой ярости, и на гранитную челюсть.

— Что? — резко говорю я.

«Не рад меня видеть, любимый?»

Его зрачки пульсируют на фоне радужек эбонитового цвета, заполняя их глубины темнотой.

«Я рад, что ты приняла нашу парную связь».

Моя голова откидывается назад.

— Нет.

— Что нет? — брови Абракса изгибаются под прядью золотистых волос.

— Ваша принцесса никак не может принять то, что Котел сделал её моей.

Я в ужасе смотрю на двигающиеся губы Кахола. Я не могу поверить в то, что он сделал это заявление. Да ещё и вслух.

— Смотрю, ты обрёл дар речи, — ворчу я.

Он одаривает меня одной из своих хищных улыбок, от которой я начинаю чувствовать себя мелкой рыбешкой, за которой гонится змей.

— Это так.

«Ты уже избавилась от своего страха передо мной или тебе все еще нужно побыть в одиночестве?»

Я скрещиваю руки.

«Я никогда тебя не боялась».

Его улыбка становится шире.

«Только некоторых частей моего тела…»

Святой Котёл, я готова задушить этого мужчину.

«Я не боюсь. К тому же, я не сомневаюсь в том, что мои предположения далеки от реальности».

Но мои слова не заставляют его улыбку исчезнуть, а только подогревают её.

— Есть только один способ проверить, Зендайя из Шаббе.

«Мне это не интересно, Кахол из Небесного королевства».

— Бэннок. Кахол Бэннок.

Он отходит назад на один шаг.

«Запомни это имя, так как очень скоро оно станет и твоим тоже».

— Никогда!

Он подмигивает мне, после чего разворачивается на своих сапогах и сливается с тенями.

— С ним?

Щёки Абракса так сильно побелели, что теперь тон его кожи почти совпадает с цветом кожи Агриппины.

— Котёл соединил тебя с ним?

— Ни к кому он меня не привязывал.

Я беру его под руку и тащу в комнату.

— Расскажите мне всё о ваших приключениях. То есть вообще всё.

Несмотря на то, что я пытаюсь сосредоточиться на их с Агриппиной рассказе, мои мысли всё время возвращаются к Кахолу.

Как будет «мотылёк» наоборот? Ведь именно в такое существо превратил меня этот оборотень.

В существо, которое ищет тьмы, а не света.

ГЛАВА 8

Солнце садится, и на небе появляются звёзды, а Кахол так и не возвращается ни в таверну, ни в свою комнату. Вместо того чтобы почувствовать облегчение, я чувствую, как мой желудок скручивает от нервов, что продолжается с тех самых пор, как он ушёл.

Я отказываюсь идти его искать.

Если он хочет меня видеть, он придёт.

Я ложусь между его простыней, которые слегка пахнут им, но в основном мной, и лежу без сна в течение нескольких часов, ворочаясь из стороны в сторону. Моё тело изнывает от желания в таких неожиданных местах. От расстройства я рычу в подушку, после чего переворачиваюсь на спину и снова смотрю на то, как снежинки порхают по тёмному небу.

Неожиданно снегопад пропадает из виду, и у меня перед глазами встаёт мрачная ухмылка Кахола. Я моргаю, чтобы отогнать видение, но каким-то образом его лицо отпечаталось на внутренней стороне моих век.

Я провожу руками по лицу, а затем опускаю их ниже на свои чувствительные груди. Я уже несколько месяцев не трогала себя. Но моё желание не имеет ничего общего с этим несносным вороном. Просто я давно не расслаблялась. Начав разминать одну грудь, я закрываю глаза и опускаю свою другую руку всё ниже и ниже, пока мои пальцы не касаются мокрого и горячего места.

Лицо Кахола заполняет мои мысли. Я пытаюсь заменить его кем-то ещё, но мой мозг очень упрямый и не даёт моим мыслям отвлечься. Наконец, я сдаюсь и позволяю его тёмным глазам и орлиному носу сорвать стон с моих губ, а затем ещё один и ещё один, пока я основательно не увлажняю его простыни.

Мне почти не нужно касаться своего набухшего клитора, чтобы кончить, поэтому мои пальцы замедляются, как и мой пульс. Я ещё раз медленно ласкаю себя, и хотя я не произношу имя Кахола вслух, я не могу перестать видеть его лицо.

Скрип кожаной ткани заставляет мои ресницы взмыть вверх, и прямо перед собой я вижу лицо мужчины, о котором фантазировала в течение последнего часа. Я зажмуриваюсь, чтобы убедиться, что он реален. И когда я открываю глаза, Кахол всё ещё находится здесь, и всё ещё расстегивает свои доспехи, в то время как я лежу в его кровати с рукой между ног.

— Не обращай на меня внимания, принцесса. Мне очень нравится это представление.

Я резко накрываю своё тело простынями и смотрю на него.

— Тебя не учили стучать?

— Я не знал, что мне надо стучать в свою собственную дверь.

Мой пульс перестает замедляться и ускоряется по мере того, как он продолжает раздеваться. Когда он оголяет свой торс, я еще плотнее оборачиваю грудь простынями, словно этот тонкий кусок хлопковой ткани может помешать моему сердцу поддаться ему.

— Что ты делаешь?

— Снимаю одежду.

Мне хочется закатить глаза, но я решаю не сводить с него своего взгляда.

— Ты ведь понимаешь, что я не об этом спросила?

Когда его пальцы опускаются на пуговицы кожаных штанов, которые едва скрывают выпуклость под ними, моя промежность сжимается, угрожая мне молниеносным оргазмом.

— Разве ты забыла, что это моя кровать, Зендайя?

Он стягивает кожаную ткань со своих ног, мощных, как стволы деревьев. И хотя его комнату освещает лишь тусклый лунный свет, когда он распрямляется, я не могу не заметить огромное нечто между его ног, которое оживает и начинает покачиваться, когда он идёт к незанятой мной половине кровати. Он тянет за простыни, в которые я вцепилась изо всех сил, но я, должно быть, отрастила когти, потому что ему не удается высвободить простыни из моих пальцев.

— Ну, хорошо.

Он роняет простыню на кровать и растягивается поверх неё так, что его ноги даже не помещаются на матрасе. Его веки опускаются, чего нельзя сказать о его члене.

— Ты представляла мою руку?

— Что? — говорю я сдавленным голосом.

— У себя между ног.

Он поворачивает голову и смотрит на меня.

Меня нельзя назвать неопытной, и всё же я тону и не могу выбраться из глубин его радужек.

— Нет.

Он улыбается.

— Значит, мой язык.

Моё сердце резко врезается в мою грудную клетку, после чего расплавляется и начинает стекать по позвоночнику.

— Нет.

Он продолжает улыбаться так, словно может видеть мою ложь, так же, как он может проникать в мои мысли. Когда он меняет положение на матрасе, я ещё сильнее затягиваю простыни вокруг себя, почти ожидая, что он сдвинется, но двигаться начинает только его рука.

Он обхватывает своё достоинство и медленно проводит рукой вверх, что заставляет толстый кончик заблестеть.

— Gach air a bhain mi fhàin, ha schemlach do làhd ag do beul.

Мне требуется некоторое время, чтобы понять его слова, и когда их смысл доходит до меня, мои пальцы разжимаются, и сдавленный вздох слетает с моих приоткрытых губ.

«Каждый раз, когда я касался себя, я представлял твою руку и твои губы».

О, боги… О, боги… О, боги.

Я срываю простыню со своего тела, которое сделалось слишком разгоряченным и слишком чувствительным.

Взгляд Кахола устремляется на мою обнажённую плоть, вздымающуюся грудь, живот, покрытый мурашками, и мокрые волнистые волосы, покрывающие мои ещё более мокрые складки.

Он набросил на меня свою сеть, и как бы я ни пыталась, я не смогу освободиться от этой парной связи. Он поймал меня.

— И что тебе понравилось больше, Кахол, мои губы или мои пальцы?

ГЛАВА 9

Кахол становится абсолютно неподвижным. Даже его грудь как будто превратилась в камень.

Святой Котёл, эта грудь. Теперь, когда я разрешаю своим глазам задержаться на нём, я поглощаю каждый его мускул, каждую глубокую впадинку, каждый тёмный волосок. Он может быть и зверь, но он мой зверь. Сильное чувство собственничества и желание по отношению к этому мужчине накрывают меня.

Он отвечает на моё чувство рычащим: «Leámsa», — после чего перекатывается на меня, шлёпнув меня своим толстым членом по бедру.

«Моя».

Он упирает свои мощные руки по бокам от моего лица и просто смотрит, словно запоминает изгиб моих ресниц, розовый цвет моих радужек и губы в форме бантика.

Может быть, он делает вовсе не это, но именно этим занимаюсь сейчас я. Я пытаюсь запомнить каждую черту его лица, хотя мне кажется, что я уже знаю их наизусть.

Я облизываю губы, когда последствия его возбуждения начинают стекать по моим ногам, а затем начинаю облизывать его губы, язык и зубы. И он тоже поглощает мои губы, язык и зубы. Мои соски врезаются в его грудь, сделавшись твёрдыми из-за его жёстких волосков и каменного пресса, из-за того, как двигается его язык, из-за его горячих губ и пульсации члена.

Одержимые. Мы сделались одержимыми.

Он оставляет дорожку поцелуев на моей шее, а затем начинает обводить языком мою грудь. Несмотря на то, что он не сдерживает себя, он не груб. Но и не нежен, он настойчив. Моя кровь несётся всё быстрее и быстрее по венам, пока мне не начинает казаться, что мои конечности набухли, как тот узелок нервов, к которому медленно подбирается Кахол.

Когда его поцелуй приземляется на мой пупок, мои бёдра подаются вверх. Воспользовавшись моментом, он просовывает руки под мои ноги и притягивает меня к себе. Я резко вдыхаю, когда его раскрытые губы приземляются на меня.

Я хватаюсь за простыни, когда он проводит по мне своим широким языком. Я так быстро и мощно кончаю, что отрываю простыню от матраса и выкрикиваю его имя. Его губы изгибаются рядом с моей нежной плотью, после чего его язык опускается ниже, врезается в меня и начинает лакомиться моей влагой.

Ещё один оргазм сжимает мою промежность и взрывается на его языке. Его пальцы, которыми он обхватил мои дрожащие бёдра, раздвигают мои ноги.

Я тяну его за волосы, чтобы опустить его лицо на своё тело, но этот мужчина непреклонен.

Он дразнит мою промежность до тех пор, пока не добывает всё до последней капли, но мои соки продолжают изливаться на его язык.

Я никогда еще не кончала так часто и так сильно. Я сомневаюсь, что Котёл соединил меня с Кахолом из-за его умений в оральном сексе, но, боги, я рада этому обстоятельству. Он смеётся, и один только звук его смеха вызывает волну удовольствия, которая прокатывается по моему телу.

Он поднимается по мне и нависает над моим лицом. Его губы — опухшие и скользкие, а лицо покрылось пóтом, который смыл его боевой раскрас. Я поднимаю руку, провожу ей по его острым скулам и размазываю угольную пыль по татуировке в форме пера, после чего приподнимаю голову и целую символ того, кем он является.

Вороном-оборотнем.

С которым у меня однажды будет ребёнок. Маленькая девочка. Эмоции так сильно переполняют меня, что изливаются наружу и скатываются из уголков моих глаз, намочив волосы на моих висках.

— Пусть она будет так же красива, как её мать, — бормочет он.

Я сглатываю комок, который подступил к моему горлу из-за его слов, после чего прижимаю ладони к его груди и укладываю его на спину. Он осторожно опускается и тянет меня за собой.

Я сажусь на него сверху и смотрю на его красивое угловатое лицо, которое бередит моё сердце и разгоняет кровь, как никакое другое лицо, никакая другая душа и никакое другое тело.

— И пусть у неё будет такой же умелый язык.

Он хмурится.

— Надеюсь, ты имеешь в виду моё умение обращаться со словами.

Я ухмыляюсь.

— Ты говоришь о нашей дочери, Дайя.

Он содрогается, так как пришедшая ему в голову мысль, очевидно, ему отвратительна.

— Нашей дочери, может быть, и суждено снять проклятие Лоркана, но она не будет делать это своим языком.

Его ворчания заставляют меня рассмеяться, а затем я смеюсь потому что… ну, потому что я счастлива. Но когда мои глаза встречаются с его, я становлюсь серьёзной, а моё тело начинает опускаться все ниже и ниже. Я хочу обхватить его языком и насладиться им, как он наслаждался мной, но ещё сильнее мне хочется ощутить его внутри себя.

Я приподнимаю бёдра, чтобы его набухший член оказался между нами. Он проводит кончиком от моей попы до пульсирующего центра, а затем ударяет им по моему клитору. Я опускаюсь чуть ниже и начинаю двигаться вдоль ребристой поверхности его члена, пока выражение гнева на его лице не сменяется блаженством.

— Разве так делаются дети, принцесса?

Он сжимает мою талию, почти полностью обхватив её руками.

— А разве нет? — невинно спрашиваю я.

Он что-то бормочет низким голосом, после чего приподнимает меня и без лишних промедлений насаживает на свой член. Мне кажется, что он мог проткнуть мой живот, если не сердце, или растянуть меня так, как не удавалось сделать ни одному мужчине, но я всё равно начинаю стонать от блаженства.

Мой стон поглощает его животный рык.

— Никто другой не будет больше тебя трахать, принцесса. Разве это не ясно?

В то время как он продолжает растягивать мои стенки, я улыбаюсь и запрокидываю голову назад. И хотя я оседлала этого мужчину не для того, чтобы сделать ребёнка, когда его семя изливается в моё чрево, я начинаю думать о ней. О дочери, которую должны зачать мы с Кахолом через пару лун.

О маленькой капельке, которая превратится в грозу и наполнит наш мир до краёв.

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations