Лора пишет любовникам, хрипло, ломая почерк:
«Не опять, а снова на грудь мне уселся ворог,
убеждает бежать: к вам, родные, бежать. А впрочем,
средь живых ещё ходит горстка, кто так же дорог.
Только я их не знаю. Знанье у нас не в моде.
Что до мудрости… термин стал, как и жизнь, размытый.
"Информацией" всё называем и даже, вроде,
доказали, что Я – просто сетка из мелких битов.
Как погодка у вас? Вечность вряд ли бывает вьюжной,
сырость горло не схватит случайно подхваченным кашлем.
Есть догадка: вне времени, с той стороны окружности,
вы в особом сезоне. Охват его – здешний день. Каждый».
Лора пишет любовникам, разным, но всё ж в единство.
«Друг Гомер, не забудь, передай там привет Ахиллу,
богоравным царям. Здесь, у нас, выродились и принцы;
плоть, и та ласк не ждёт; с наркоты одной прёт нехило.
Аполлон уступил-таки Марсию честь быть первым,
в каждом доме теперь, за экранами – пир сатиров.
Я не знаю, как долго ещё продержусь средь смертных,
но, надеюсь, рождаться не буду и дальше в мир. Он
неуклонно… к упадку. Тут, други, вы больше в курсе.
Стоит чуть приоткрыться, дыханье становится горьким.
"Бабочку обглодали", умяли свою ж душу. С хрустом.
Наши кости – в программах, заводах, вокзалах, стройках.
Я не прошлому речи бросаю, хотя оно ближе
к Истине. Давит быт: какофония в стерео.
Ладно б масса профанов. И они для чего-то нужны всё ж.
В двадцать первом – пародий навалом. Но нет мистерий».
Лора пишет любимому. Скроенному из многих,
как живой организм, будь хоть чей, состоит из клеток.
«Мне бы целости», – просит, в бетонном закрытая блоке,
в двух шагах от дорог и размытых вайфаевских сеток.
Лора пишет любовникам: скачет по странам, эрам.
Щёлкнув чайник, ставит кружку себе и мужчине из вечных.
«Если выстою, Фридрих гордиться мной будет, верно?»
Если Лора больна, пусть её, бога ради, не лечат.