Доминанты

Глава 1. Письмо

От кого: Alla

Тема: Re: Вопрос

Дата: Sunday, 08.07.2012 7:50 AM

Кому: KatiAviotova

Катерина,

Ты вообще не видишь, что ты начала все это первая. Твое желание – лишить меня всего, что у меня было. Бог не позволил…

Раскаяния в тебе нет… Вопрос о гараже я задала только для того, чтобы увидеть, раскаиваешься ли ты… И увидела.

Все, что за это время случилось, не могло не произойти. Сделать попытку меня полностью ограбить – входило в твои планы давно.

Какая дочь после этого может заикнуться о любви!

Оставь меня в покое и будь счастлива.

Я от всего сердца молюсь за тебя, чтобы ты была счастлива!..

У меня болит сердце при упоминании твоего имени. Не знаю, что будет дальше, но пока я не в состоянии с тобой общаться. Я точно знаю, что никогда, ни в какой тяжелый час, не попрошу у тебя помощи. Но вот сама я не откажу, если тебе действительно будет необходима помощь. Конечно, если у меня будет возможность.

Кстати, я не предлагала заниматься с Петей по Скайпу. Ты эту идею развивала. У меня нет для этого сил. Я и так по полдня и более занимаюсь домашними делами и еле жива от усталости. Я всего лишь обещала пригласить Петю в гости, когда у нас будет дом. Приглашение это остается в силе. Петя мне искренне очень симпатичен. Я бы хотела, чтобы мои отношения с Петей не зависели от наших с тобой отношений.

Катерина, ты живешь с тем, что тебе все время чего-то недодали. Даже когда ты говоришь о своей прошлой любви ко мне, то непременно через упреки…

Я тоже тебя любила. Желаю тебе только добра и счастья. Прошу об одном – оставить меня в покое.

Тетенька с поросенком (так, кажется, ты меня как-то раз назвала)

Я читала и вновь перечитывала мамино письмо, то вглядываясь в него, то испуганно зажмуриваясь, но его смысл до меня не доходил, мысли буксовали, как застрявший в грязи автомобиль. Боли не было, только недоумение. Попытка понять. Боль приходила постепенно. Она накатывала, словно штормовая волна, утаскивала за собой, швыряла о камни, отступала, чтобы потом снова подхватить, проникнуть в легкие, да так, что невозможно было дышать, захлебываясь от ужаса и подступающего мрака. Простые буковки складывались в незамысловатые слова, но вместе они превращались в некий чудовищный морок. Это началось снова. Как только я простила ее, приняла в своем сердце, наплевав на еще незажившие раны, она опять нанесла удар. Она знает, куда нужно бить, чтобы стало максимально больно, этого у нее не отнять. Мой разум не хочет осознавать, что примирение невозможно, что все ее улыбки и слова оказались ложью, и она, моя мать, просто не способна любить. «Соберись с силами, – мысленно кричу я себе, – выброси из головы, не думай, ты ничего не изменишь! Надо жить дальше, своей жизнью, насильно убрав из мозга вонзившийся в него шип. Просто не думать, не вспоминать». Но я не могу. Это не так просто. Я растравляю свою рану, раз за разом возвращаясь к событиям прошлого. И не знаю, как это вылечить, чтобы не болело. В моей голове оглушающая пустота, я жива только потому, что ноет сердце.

За последние годы моя мать сильно изменилась. С одной стороны, ее ожесточила жизнь в Америке, с другой – она мало-помалу стала другим человеком, наиболее ярко это проявилось, когда она начала писать симфонии. Мне вообще сложно представить, как в голове у человека может звучать целый симфонический оркестр, ведь у каждого инструмента есть своя партия. Еще в то время, когда мы общались, она рассказывала: «Я словно слышу музыку в голове или в космическом пространстве, где блуждает моя душа, и просто ее записываю. Я живу там. Если в это время меня о чем-либо спросить, я просто не услышу, а если потрясти за плечо, могу очень испугаться и упасть со стула. Мне сложно возвращаться в реальный мир, в нем нет ничего ценного. Я думаю о том времени, когда уйду навсегда, с радостью, ведь я буду рядом со своими великими учителями: Чайковским и Рерихом, Моцартом и Буддой и другими…». Я беспокоилась за нее, но ничего не могла поделать. И толку от моего понимания, что многое в ее жизни, по меньшей мере, странно, не было никакого. Сказать ей, чтобы сходила к психиатру? Обидится до конца жизни. Впрочем, она нашла другой повод для обиды и даже ненависти.

Дрожащими руками закрываю крышку ноутбука и, тяжело поднявшись, иду к бару. Наливаю в стакан коньяк, выпиваю залпом, почти не чувствуя вкуса, и выдыхаю. Я не могу сидеть дома одна. Надо выйти, окунуться в бесшабашное веселье, забыться, чтобы не сойти с ума и не завязнуть снова в тягучем вареве депрессивных мыслей. Набираю Фила. Он, как всегда, в клубе. Переодеваюсь в первые попавшиеся шмотки: джинсовую юбку и черную майку, хватаю ключи, деньги и выбегаю из дома. Ловлю машину, еду в «Пропаганду».

В клубе как обычно шумно и весело. Фил сочувственно смотрит на мое расстроенное лицо.

– Тебе надо выпить, – констатирует он и подзывает официанта.

– Три стакана виски с колой, – прошу я, чтобы не гонять официанта туда-сюда.

Фил – моя подружка. Он эксперт по духам и просто хороший парень, с которым можно поговорить обо всем. В его компании я никогда не напрягаюсь, а сейчас это самое главное. Я понимаю, что он не будет расспрашивать, донимать мнимой жалостью и заботой, а просто сделает все, чтобы мне было комфортно. Таким умением обладают единицы, и я это ценю. Когда мне плохо, я прихожу к нему на работу в «Артиколи» и начинаю вдыхать разные запахи. Попутно он рассказывает истории о каждом бренде, излагая многочисленные увлекательные легенды, такие же пряные и экзотичные, как содержимое флаконов. Вот и сейчас он лезет в карман и достает оттуда пару пробников, воркуя над ними, словно мать над любимым чадом, хотя это сравнение в моей ситуации неуместно. Он брызгает пахучие жидкости мне на оба запястья поочередно, и я, закрыв глаза, вдыхаю их аромат. Фил отвлекает меня от переживаний своими историями, плавно переходя на анекдоты, и между ними еще рассказывает о своих последних бойфрендах. С ним мне хорошо и комфортно, возможно именно потому, что ему интересно со мной как с человеком, а не как с женщиной. Отсутствие эротической составляющей в наших отношениях – самое лучшее, и объяснять почему – излишне.

– Слу-у-шай, – Фил любит тянуть гласные, – отчего я не могу, наконец, найти именно ту волосатую задницу, с которой буду просыпаться каждое утро в течение многих лет? Мне уже осточертели недолговечные романы, претензии, ревность… Не собираюсь сам сидеть ни у кого на шее и не хочу, чтобы кто-то сидел на моей, а вокруг лишь дураки стоеросовые, ужас…

Я расслабляюсь. Болтовня моего друга от встречи к встрече не меняется, и мне даже не надо ему отвечать. Он этого и не ждет, ему нужно лишь выговориться. Он всегда хорошо одет и тщательно следит за своим гардеробом, предпочитая брендовую одежду от ведущих дизайнеров моды. Он любит хорошее вино и всегда тщательно его дегустирует, долго и придирчиво выбирая из предложенного меню… Это ритуал, чтобы сделать обыденность более привлекательной, расцветить ее хорошим вкусом. Мне это нравится. Хочется бездумного упоения жизнью, романтики, прогулок по неизвестным городам, с оттенком страсти об руку с неким возлюбленным… Хочется таять от счастья, смеяться взахлеб и забыть все то, что угнетает меня уже более двух лет.

Фил вытаскивает меня на танцпол. Несколько скованная поначалу, постепенно я начинаю входить в ритм, он захватывает меня, словно шаманский танец, и я поддаюсь его энергетике. Мне неважно, кто танцует напротив меня, чьи лица и тела меняются вокруг со сказочной быстротой, потому что я выплескиваю в танце ярость и отчаянье, боль и обиду. Мои движения не эротичны и не нацелены на привлечение партнера. Тем не менее, кто-то ведется на мое состояние, пытаясь поймать мой взгляд. Это бесполезно. Я наслаждаюсь тем, что отказываю им молча: жестом, взглядом, игнорированием… Я балансирую на лезвии меча, но иначе не могу и не хочу. Мне тоже надо причинить боль, унизить, самоутвердиться, пусть мои движения механические, будто у робота, пусть случайные партнеры растворяются, истаивают в прокуренном вязком воздухе ночного клуба, но я все еще жива… Мимолетные касания, обещания нежности, густые запахи желания, лопающаяся от вожделения ширинка штанов, мнимая унция счастья в кабинке ближайшего туалета… Они хотят облегчить свой член, и уже неважно, чем пахнет твоя кожа: кориандром, цедрой апельсина, мускусом, амброй или чем-то еще… Не важны длина твоей юбки, размер груди, цвет глаз, возраст… Децибелы звука зашкаливают, очередной коктейль – дополнительная доза яда или анальгетика, ведь можно все… Полуоткрытый от безумного танца рот манит только вероятностью орального секса… Раззявленные губы шепчут «пойдем», но я вдруг останавливаюсь, прихожу в себя, выскочив из всеобщего ритма, и понимаю: «Надо бежать, пока не поздно». Чумовая пляска потеряла надо мной свою власть, но еще немного, и я снова вольюсь в ритм, и тогда струи освобожденного вожделения потекут в мою плоть, оскверняя ее всеми возможными способами, ставя несмываемое тавро на мою кожу. Нахожу Фила и жестами показываю: мое время истекло, я ухожу. Тот кивает – «понял», и продолжает двигаться, подчиняясь ритму. Вырываюсь на улицу, вдыхаю относительно свежий воздух и почти на автопилоте ловлю машину. Говорят, пьяным везет, я без происшествий доезжаю до дома и ухитряюсь проделать необходимые гигиенические процедуры перед сном, прежде чем рухнуть без сил в свою одинокую постель.