Дорогами надежды

Юлия Авдеева Дорогами надежды

В Берянской империи все перевернулось с ног на голову в одночасье. Жизнь людей изменилась. После прихода к власти Святомира Первого они осознали, что ими правят. Энергичный, молодой, полный сил Император мотался по трем материкам, в поисках новых впечатлений и знаний. Делился опытом и сам набирался оного. Результатом одной из таких поездок стала новая Вера. Народ заставили сжечь, выкинуть и забыть старых богов. Вычеркнуть все, чему учили веками прадеды, отречься от традиций и начать новую жизнь. Такие меры отозвались ропотом среди населения. Люди негодовали, отказывались. Обсуждали сидя за столом. Силились верить. Но как в один день забыть то, во что верили веками? Теперь вместо того, чтобы молить, ублажать богов природы, быта, нужно поверить в единого Бога и Диавола, учить большие иноземные талмуды с писаниями, молитвами и заповедями?

По всей стране разъезжали иноземные мольцы, на ломанном берянском учили народ истине, объясняли в какой тьме они жили, не ведая истины. Святомир же, в попытках пресечь недовольство, велел казнить не согласных.

И поскакали по земле Берянской Странники. Они хоронились средь обычных жителей. Выискивали не довольных, не согласных с волей императора людей… Зажглись по всей Берянии костры погребальные. Кого вырезали. Кого сожгли. Кто сгинул без вести. И ничего не осталось, как принять веру. И с неистовством, проклиная императора, молиться новому Богу.

Более всех были обижены маги. Их истребляли и гнали, как неугодных Вере. Новая вера учила не к магам бежать, а к лекарям. Ибо лекари от всех болезней опытным путем лекарства вывели. А магия — это зло, от Диавола… жгли без разбору: маг, ведун, знахарь, колдун, или ясноокий… Все они представляли угрозу для новой веры, завезенной из дальних земель, а заодно и для авторитета императора. Должность верховного мага упразднили, ввели новую — верховного лекаря. Но не успели казнить попавшего в немилость. Того и след простыл. Долго его искали по просторам Берянии и соседних государств. Как сквозь землю провалился…

Прошли годы, сменился правитель, век, забылись и поутихли былые страсти. Худо-бедно смирились люди с новой верой. Позабылся ужас первых дней другой жизни. Император Драгомир лояльнее относился к появлявшимся то тут, то там знахарям и деревенским травникам. Он не хотел идти дорогой Святомира, которого за глаза в народе прозвали Кровавым. Он стремился вывести свое государство на новый уровень. Империя должна стать сильнейшим государством. Любыми путями и способами.

В доме охотника, на краю хутора Верховцы, как всегда бушевали страсти. Местные кумушки поговаривали, что Матрена Поликарповна недолюбливает свою дочь Лесю. Сплетни ходили разные. Кто-то говорил, что девушка — исчадье ада, ночью оборачивается чудищем лесным, пожирает младенцев, а бедная женщина и не знает, что делать с отродьем. Кто-то склонялся к мысли, что Матрена сама еще та прохвостка, летает на метле на шабаши на Волчьей горе и третирует бедную девушку. Но кто бы что ни говорил, все пришли к единому мнению — держаться от подобной семейки нужно подальше. Конечно, можно забыть про сплетни, но ядовитого языка Матрены Поликарповны и странных глаз Леси Васильны сторонились. Уж слишком обидно было слышать гадости о себе из уст плюющей ядом женщины. А, уж если младшая девка глянет на тебя, так и вовсе волосы дыбом становятся.

Толи дело глава семьи Василь. Знатный охотник продавал добычу не особо дорого. Хуторчане заказывали ему мясо к празднику. Люди недоумевали, как такой добрый, мягкий, умелый, да и что скрывать, довольно симпатичный мужчина может уживаться в одном доме с настоящей мегерой женой и очень уж странной дочерью. И уж если странные, тоскливые глаза девушки можно объяснить жизнью рядом с отъявленной скандалисткой, то поведение Матрены объяснить невозможно. Без скандалов не проходило ни дня в ладно сделанной бревенчатой и добротной избе у леса.

Солнце стояло высоко в небе, щедро осыпая хутор жаркими лучами третьей декады мая. Зеленела трава, на деревьях щебетали птицы, а в воздухе кружились яркие бабочки. Даже в этот весенний день Матрена Поликарповна встала не с той ноги. Виновную нашли быстро, благо далеко идти не пришлось:

— Блудная девка! Ты никогда не чтила ни отца своего, ни мать! Мы дали тебе все! А ты, сволочь не благодарная! Ты… ты… чем ты нам платишь! Чем? — дородная женщина в возрасте отчитывала молодую девицу, лет девятнадцати от роду. Лицо ее раскраснелось и исказилось от крика.

— Ты только и знаешь, что целыми днями на лавке просиживать! Толку от тебя никакого! Палец о палец не бьешь!

— Что я сделала? — спросила девушка.

Она стояла посреди горницы, вжав голову в плечи и опустив глаза в пол. Девушка сдерживала себя из последних сил, боясь выдать свои истинные чувства. Она прекрасно знала — скажешь одно неверное слово, разразится огромный скандал. Тогда достанется не только ей, но и отцу. Не хотела девушка огорчать его.

— В том то и дело, что ты НИЧЕГО не сделала. Абсолютно ничего, — разорялась мать.

— Покушать приготовила… — договорить ей не дали. Женщина, именуемая ее матерью, грубо перебила ее.

— Громче говори, я должна прислушиваться к тебе? Да кто ты такая? — женщина подалась вперед всем телом. Лицо ее исказилось, губы скривились и стали похожи на оскал бешеной собаки. С пеной у рта Матрена яростно трясла указательным пальцем в воздухе. — Чтоб я еще и прислушивалась к тебе? К тебе! И на меня смотри! Ишь, какая: глазки в пол опустила, и думает, что я над ней сжалюсь! Вы поглядите! Святая невинность! Ты думаешь, я не знаю, где твои мысли витают? Ты думаешь, я не знаю, о чем ты мечтаешь?! Еще раз спрашиваю: чем ты сегодня занималась? И громко отвечай. А то отец дома не скоро будет. Я тебе покажу, как ляду в погреб закрывают! И заступаться за тебя некому будет.

Вздохнув и затолкнув по глубже рыдания, рвущиеся из горла, девушка ответила громким, дрожащим от нервного напряжения и гнева голосом:

— Я приготовила поесть, корову, кур покормила, в доме прибрала, полы отскоблила… –

Женщина недобро усмехнулась. Осмотрела чистую комнату, сияющую отскобленными полами. Горшки стояли на полках по размеру (или высоте), из печи доносился аромат тушеного в глиняном горшке кабаньего мяса с картошечкой. Ни одной недоделки или даже шальной пылинки не попалось на глаза скандалистке. Но было поздно отступать. Гнев тяжелыми волнами накатывал на женщину. Он душил ее, не давая мыслить ясно.

— Это… Это ты называешь прибрала?!!

Возмущение в душе девушки и без того поднявшееся во весь рост, росло каждую минуту. Она пыталась контролировать бурю эмоций царивших в душе, но получалось слабо. Странно, за столько лет легче привыкнуть и не обращать внимания, но с каждым днем чувства все ощутимее отказывались повиноваться хозяйке. Лет до пятнадцати она принимала все как есть. Было обидно. Каждую ночь она плакала в подушку, не понимая, почему мама не любит ее. Она старалась ей угодить, но все же поняла — это бесполезно. Чем больше она старалась, тем более недовольной оставалась мать. Успокоение и отраду Леся находила только в мягких горячих объятиях отца. Только он держал ее в этой жизни. Пронзительный крик вернул ее в реальность.

— Да ты же и шагу ступить не можешь, чтобы не напакостить!

Женщина вскинула руку в попытке ухватить девицу за длинную белоснежную косу, но та проворно увернулась. Теперь их разделял небольшой деревянный стол и лавки подле него.

— Да что ж я сделала, что ты меня так ненавидишь! — сорвалась она.

В душе у нее лопнул огромный шар, в котором столько времени копилась горечь с примесью ненависти и обиды, эта смесь горячей волной прошлась по ее венам, до предела обострила чувства и обнажила и без того расшатанные нервы.

— ты хочешь знать, что ты мне сделала? На свет родилась! Вот, что ты мне сделала! — сорвалось с губ женщины.

— А я просила, чтоб ты меня рожала?! — Лесю била нервная дрожь. Уголки глаз защипало, в носу зачесалось и что-то влажное проложило дорожку от уголка глаза до краешка губ, оставляя на них соленый привкус. — Ну разве я виновата, что родилась на свет? Ну разве я виновата, что всю сознательную жизнь старалась добиться любви от женщины, которая вообще меня не любит? Да что там не любит? Ты меня ненавидишь! Вот только почему? Почему???

Матрена как-то странно успокоилась, глубоко вздохнув и опустив глаза. Она села за стол на лавку по ту сторону от Леси, расправила руками складки на юбке и, уставившись немигающим взглядом на девушку, произнесла:

— А я тебя и не рожала. Можешь что угодно думать обо мне. Мне все равно. Ты и твоя шлюшка-мать забрали моего Василя навсегда. Он живет со мной в одном доме, называет женой, но и пальцем меня не коснулся после встречи с этой, как ее… А, Богиней. Он всегда называет ее богиней, не иначе. А я так — пустое место. Монахиня при живом боге. Только не перебивай меня, бесовское отродье, раз уж я решилась тебе все рассказать.

Леся пребывала в том состоянии, что в народе называется столбняком. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, не могла и слова сказать, если бы и захотела. Единственное, что она смогла сделать, опустится на лавку напротив, как оказалось, ненастоящей матери. Чувства умерли разом, равно как и мысли. Она отказывалась верить, хотя только так можно объяснить подобное поведение и отношение ма… Матрены. Она не хотела слушать излияния террористки, столько времени мучившей ее, видит бог, не хотела. Но не могла найти силы, чтобы встать и уйти. Этих сил больше не было. Пришлось слушать.

Я не всегда была такой, как сейчас, — начала Матрена, — когда-то я была красивой, молодой и веселой. А твой отец был первым парнем на хуторе. Красивым, но каким-то странным, что ли. Он мало с кем общался. По хутору ходили слухи, будто бы он считает ниже своего достоинства общаться с обычными жителями. Сын главы хуторского совета. Видишь ли, выйти за него замуж было все равно, что отхватить полкоролевства впридачу. На весеннем гулянии мне удалось провернуть все так, чтобы он обратил внимание именно на меня. Василь попросил моей руки у родителей, и я летала на крыльях счастья.

Год мы прожили душа в душу. Я забеременела. Василь светился от счастья. В глазах любимого мужчины прыгали нетерпеливые искорки. Они загорались всякий раз, как он смотрел на мой округляющийся животик. Хотели мальчика. Наследника. Весь хутор гудел о том, что мне удалось отхватить такого парня и наладить личное счастье. У других-то мужья обычные были. Бывало, и поколачивали своих жен, и пили, и дебоширили. А я себя чувствовала принцессой из сказки: любимый — принц, наследник на подходе. Да только все в миг поменялось. Умер у Василя отец. Точнее сказать всю семью Василя вырезали. И отца, и мать, и братьев младших с сестрами. Заезжие. Приехали, на ночлег попросились. А утром ни следа от тех гостей не нашли — только трупы. Всех во сне поубивали. Хоронили мы их всей деревней. Он не плакал, такое поведение не престало настоящему мужчине.

Да только на этом беды не закончились… — Матрена горестно вздохнула. Взгляд у нее затуманился, на лице отразилась немыслимая тоска, которая стала настолько осязаемой, что складывалось ощущение, будто ее можно потрогать руками.

— Не доглядела я, потеряла я своего ребеночка. Не доносила, мертвым родила. Я тосковала так, что хотела руки на себя наложить. Василь никогда не обвинял меня, во всяком случае, не говорил об этом открыто.

Да только, через пару месяцев ушел он в лес, тоску свою развеивать, боль заглушить, да наедине с самим собой побыть. Одиночествовал он полгода. Я уже и не знала, что думать. И вернется ли он ко мне. Да и вообще, вернется ли. Иногда ночью криком орала, так мне тяжко без него было. Иногда злилась. Он, видите ли, не смог перенести спокойно утрату, а я смогла? Мне ли не тяжело? Потом одергивала себя. Любила я его.

И вот вернулся ко мне мой любимый и долгожданный. Да только, будто подменили его. Чужой он мне стал. Живем в одном доме, а все одно, как соседи. Ночью, бывало, прижмусь к нему. Обнимаю, а он, что холодный камень лежит и не шелохнется даже. И уйти от него не могу. Не примут меня и не поймут люди. Не престало порядочной женщине мужа бросать. Тут только смерть одного из нас дело разрешить могла. Да только не могла я, даже, и подумать, чтоб погиб мой Василь. Уж и себе смерти желала.

Я и плакала, и кричала, и умоляла его объяснить мне все. Да только молчал он. Уйдет в лес на охоту. Приходит под вечер. А я, что собака сторожевая, жду его. Поймала я его на том, что иногда задумывается. Улыбка легкая у него на лице блуждает и глаза такие мечтательные. Придавила я его — молчит. Всеми богами его молила признаться мне — молчит. Уж не знаю, как получилось, да рассказал он мне, что пока ходил, горе свое отпускал, встретил он в лесу на опушке девушку. Он к тому времени уже месяца два как ходил. И красива она была, и добра, и мягка, и очи у нее чернее ночи, что омуты лесные, и волосы длинные белее снега. Одно слово — Богиня. И веришь, с одной стороны легче стало, а с другой, как умерло во мне что-то. Навсегда.

И вот, не прошло и трех месяцев, как он тебя новорожденную притащил. Сказал, что не дал нам господь ребеночка, значит, ты у нас будешь. Во мне аж взбунтовалось все. Я сразу поняла, чья ты дочь. Больно глазищи темны. И, не поверишь, и старалась забыть все. И воспитывала тебя, да только не смогла полюбить. Поселилась во мне ненависть ко всему. Ко всему свету белому. Значит, мало того, что она у меня мужа увела, да назад только тело вернула, душой он навсегда с ней остался, так еще и тебя подкинула, чтоб я тебя воспитывала… Не виновата ты, в принципе ни в чем, я это умом понимаю, да только сердце у меня почернело и не могу я простить ни его, ни себя, ни ее.

Матрена подняла глаза на Лесю, и столько боли в них было, что пожирала она женщину изнутри. Только непередаваемая грусть плескалась в ее глазах.

— И ты столько лет все это таскала в себе? — тихо проговорила Леся, силясь уложить все услышанное в голове. — Столько лет все это выедало тебя изнутри, столько лет ты мучилась от невозможности излить душу… Я не могу принять всей ненависти, которую ты вылила на меня, но могу понять причину… Как говорят, на чужом несчастье счастья не построишь. И мне неинтересно, почему моя настоящая мать не стала воспитывать меня. Прости, я не могу оставаться в этом доме. Я не могу и дальше оставаться свидетельством его предательства. Я не могу и дальше мучить тебя.

По лицу Матрены, вмиг состарившемуся, ручейками текли слезы, она ни разу не всхлипнула и не подала ни звука. От этого становилось только горше. Человек настолько привык прятать свою боль, слабость, обиду, что даже плакать в голос не было дозволено. Вся ее боль выплескивалась в ненависть. Ненависть настолько сильную, что она отравляла не только Матрену, но и людей, находившихся рядом …

— Куда ты пойдешь, отродье горемычное?! — воскликнула Матрена. — Пусть я тебя и ненавижу, но я никогда не хотела, чтоб с тобой что-нибудь случилось. Я всегда боялась, что не угляжу, и ты вырастешь, такой же, как она!

Леся кинулась по деревянным ступенькам наверх, лишь бы не слышать тех слов, которые, возможно, заставят ее поменять свое решение. В ее светлой голове в хаотичном порядке бродили темные мысли. Вытащив из-под кровати достаточно объемную сумку, она стала собирать свои вещи. Хорошо, что их было не так уж и много. Чистая смена белья, платье, портки, сшитые по мужской моде, и мужская рубаха. Из личных вещей она прихватила пару книг по магии, решив, что все равно отдавать подруге по пути. Потому как, если не отдаст, грозит ей верная смерть от укоров и пиления. Да и не дай Бог, кто увидит или найдет эти книги после ее ухода! Они были под большим запретом! Если кто вдруг узнает, что Леся их читала, занималась по ним и у кого она их взяла — странников не миновать. А закончить свою жизнь, и без того пока короткую и бестолковую, на костре ни за что, ни про что, за чтение запрещенных книжек и подозрение в одержимости бесами Леся не хотела.

В последний раз оглядев комнату, в которой прошло все ее детство, Леся подхватила сумку, повесила ее на плечо и вышла, стараясь не оборачиваться. Слишком много она оставляла позади, хотя жалеть было не о чем. Вся ее жизнь оказалась сплошной неправдой, и жить здесь она не могла, не хотела, да и не собиралась больше. Давным-давно ее стали посещать мысли о побеге из этой тюрьмы. Не могла, боялась оставить отца на съедение Матрене. А теперь она уже и не знала — кого жалеть, кого обвинять. Без нее будет проще. Ей самой будет проще…

Матрена все так же сидела на лавке. Она словно окоченела, упершись взглядом в пустоту. Леся подошла к ней со спины. Поток сожаления захватил девушку с головы до ног и, поддавшись этому необъяснимому чувству, она наклонилась и коснулась губами макушки матери. Она привыкла называть ее матерью. И теперь, когда все стало на свои места, она была благодарна ей. Хотя бы за то, что та не выкинула ее младенцем. Матрена растила ее, не смотря ни на что. И хотя ее нельзя назвать любящей матерью, даже просто матерью назвать сложно, она была благодарна ей за приют и еду, которые ей дали.

— Не стоит рвать себе душу. Не стоит жить с человеком, который не с тобой уже много лет. Ты молода. Твоя жизнь еще не закончилась и ты не должна класть ее на алтарь несуществующей любви.

Матрена не отреагировала, а Леся закрыла глаза и погрузилась в мир душевных мук и терзаний женщины. Ее накрыло с головой болью, любовью, невысказанными словами, нереализованными мечтами и волчьей тоской. Она пыталась пробиться сквозь сумбур чувств Матрены к самому сердцу ее болезни, чтоб вырвать с корнем безответную любовь и ненависть. Она нащупала это. Внутренним взором она увидела пульсирующий разросшийся кокон, который отравлял душу женщины столько лет. Интуитивно она дотянулась до него и мысленно погладила, лаская и успокаивая. Действительно, любовь. Больная, невысказанная, нерастраченная, не нашедшая выхода.

— Уходи, — мысленно шепнула Леся боли и разочарованию, — Он не стоит ее. Все будет хорошо.

Боль рычала, кусалась, клубилась и пыталась расти дальше, но у нее не получалось. Мысленные прикосновения Леси действовали, как анестезия и боль успокаивалась и засыпала, свернувшись калачиком вокруг сердца. Успокоив боль, Леся смогла дотянуться до любви и шепнула ей:

— Посмотри, какой красивый мир вокруг. Он даст тебе то, что нужно. Ты найдешь счастье в этой жизни, ты будешь счастлива.

И любовь забыла. Она превратилась в маленькое зернышко, если такое опустить в благодатную почву, то вырастет здоровое дерево любви, а не колючий терновник, жалящий шипами. Леся хотела дотянуться и до памяти. Но сил уже не хватало, поэтому она поставила легкий блок, для того, чтобы боль не поселялась больше в этом сердце и, шумно вдохнув, вернулась обратно.

Пот градом катился по ее лицу, тело била нервная дрожь. Она так и не смогла понять, что и зачем только что делала. Силилась вспомнить, но память решила преподнести ей подлянку в виде воспоминаний и обрывков чувств женщины. Матрена сладко спала, положив руки и голову на стол. Леся собрала оставшиеся силы, шагнула к двери, и обернулась, уже открыв двери.

— Спасибо. За все. — Произнесла она и захлопнула двери, слабо понимая, куда идет и зачем, но однозначно подальше отсюда.

Растерянная Леся держала путь на самую окраину хутора в домик к девушке, которую по праву могла считать своей единственной подругой. Несколько лет назад они с Миладой столкнулись на тропке, ведущей к местной лавочке, в которой можно было прикупить всего, да по чуть-чуть. Леся же по наказу отца относила лавочнику лисьи шкурки. Он заказал их у отца на шапку своей жене. Девушка, как всегда, шла, не отрывая глаз от тропки, весело извивающейся и бегущей до самой лавочки, а взбалмошная и где-то даже вздорная Милада вылетела взбешенным демоном из лавчонки, поминая хозяина и всех его родственников вплоть до седьмого колена. Так они столкнулись. Ведьмочка едва не сшибла Лесю с ног, да еще и обругала последними словами. На середине своей во истину глубокомысленной тирады Милада примолкла, потому как Леся подняла глаза и уставилась на кипящую от праведного гнева девицу тяжелым взором. Милада нисколько не испугалась, не охнула и даже чернявой бровью не повела. Она только восхищенно выдохнула: «Едрить твою налево!» и потащила Лесю к себе домой. Так они и подружились.

Милада была знахаркой, которая выдавала себя за травницу, так безопаснее. Пусть новый император и смотрит сквозь пальцы на травников, но от знахарей до ведунов дорога не долга, особенно для тех, кто не разбирается в магии. В Верховцы она приехала после того, как ее бабушка умерла. Жить в том доме она больше не захотела. Верховцы же привлекли девушку тем, что находились достаточно далеко от столицы, до крупного города семь дней пути, да и хутор сам по себе тихий, не приметный. Здесь на травницу особого внимания не обратят, да и лекари не воспринимали ее как угрозу. К ней приходили погадать, приворожить, да проклятие снять. За остальным люди бежали в богатую избу аптекаря, которая находится в самом центре хутора, либо в аптечную лавку.

Милада оказалась на редкость дружелюбной и общительной. Дни, когда Матрена уезжала в город со шкурами, а отец как всегда был в лесу, Леся неизменно проводила у подруги. В такие, редко выпадающие минуты, они пытались выяснить, к какой же расе принадлежит Леся, и к какому типу отнести ее магию. В том, что она ведунья, Милада не сомневалась ни минуты. Во всяком случае, магический потенциал у этой неприметной деревенщины был такой, что она без труда могла навести на себя морок, да такой, что у местных жителей, не знакомых с магией, которая к тому же находилась под запретом, волосы дыбом становились.

Позже выяснилось, что она может лечить болезни одним прикосновением. Это было проверенно на сыне кузнеца Макарии, который явился с застаревшим проклятием, переданным ему при рождении от матери. Мать его в молодости еще та штучка была, всех молодцев с ума сводила. Вот чья-то женка и постаралась. А за грехи родителей, как известно дети отвечают. Милада долго билась над больным и добивалась кратковременных результатов, но снять полностью не могла. Такая зараза не развеивается в «никуда», она переходит на горе-знахаря, а тот и помереть от неё может, и на всю жизнь дар потерять. Другое дело, если б колдун, наславший это проклятие, жив был, а так уже и отсыл назад не сделаешь. А делать переклад больной отказался. Шутка ли, свести проклятие на вещь, да продать ее живому человеку, а тот как оденет ее на себя, так все проклятие и заберет… Да только Леся, заглянувшая на огонек, подошла к Макарию, ручку ему на лоб положила, да глаза закрыла. Милада и слова сказать не успела, чтоб та и на сажень не приближалась к нему. Только почувствовала поток неизвестной магии. А через пару минут Леся отскочила от парня, как ошпаренная, да испариной вся покрылась, еле-еле Милада успела ее под руки подхватить. А Макарий с тех пор и забыл про проклятие. Куда оно делось? Неизвестно.

Изначально общение девушек строилось на безумной любви к загадкам и экспериментам одной и желании избавиться от одиночества другой. Но прошло время, и Милада искренне привязалась к девушке. Но и опытов своих не оставляла. Она ездила в город, привозила книги по магии и истории государства Берянского, в надежде найти хоть одно упоминание о подобном даре, но все впустую. Ни малейшей ниточки, ведущей к разгадке дара Леси, найдено не было.

Кто она? С виду человек и примеси чужой крови на глаз не определишь, будь то ушастый эльф, вампир, дракон, батрог или зарусич. Хотя в Берянском государстве, да и на остальных материках, жили только люди, об остальных расах Миладе было известно со слов бабушки, которая рассказывала байки про то, что в далекие времена, когда еще не было единой веры, жили на земле разные расы… Чем черт не шутит, может Леся и есть далекий потомок одной из таких рас. В бабушкиных сказках в главных героях часто просыпалась кровь далеких-далеких предков.

Сама Леся долгое время считала, что одержима бесами, этим она объясняла и нелюбовь матери, и опасения деревенских, и способности свои. Миладе долго пришлось ее уговаривать и доказывать, что подобное предположение — бред, зачитывая целые главы из толстенного фолианта, в котором почтенный Фрол Сияющий молец всей Берянии, описывал муки и корчи одержимых…

И вот теперь вытоптанная тропка вела ее в давно знакомую избу. Там девушка надеялась отдохнуть и собраться с мыслями. Главными на повестке дня были вопросы: Что делать дальше? И куда податься? Милада много где побывала, рассуждала Леся, авось подскажет.

Деревянный сруб, в двери которого постучала Леся, принял ее тепло и радостно. Мощные искры охранного заклинания окутали девушку радостью, и она почувствовала себя, долгожданной. Ей здесь рады. Самостоятельно в дом войти Леся не решилась. Зная тягу хозяйки дома к экспериментам и разнообразным опытам, Леся даже не представляла, что может ее ожидать в горнице, рискни она зайти без предупреждения.

Двери со скрипом открылись, и на пороге появилась она. Милада. Местная ведьмочка, — так хуторчане тайком называли Миладу за вздорный характер, — которая года три назад осчастливила Верховцы своим прибытием. Иссиня-черные волосы, доходящие ей до поясницы, были растрепаны, не иначе девушка опять экспериментировала с вытяжками из трав. Зеленые глаза смотрели на подругу раздраженно и радостно. Это, к слову сказать, отличительная черта Милады, — совмещать не совместимое.

— Ну, — раздраженно протянула она, — и чего сама не заходишь? Али боишься? Я уж и охранное заклинание на тебя настроила, чтоб ты в любой момент могла забежать, когда вздумается и хату прибрала, а она все одно — стучится! Если ты хочешь меня обидеть — продолжай в том же духе и дальше…

«Нет, все-таки опять с домовым поругалась, или вовсе выгнала его…» пронеслось в уставшей голове Леськи.

Девушка могла бы и дальше распаляться и сыпать проклятиями, обвиняя весь людской род, представленный в лице одной, достаточно скромной его представительницы, но не стала. На ее лице отразилось понимание и негодование в одной колбе (сами понимаете насколько горячительная смесь). Она смачно выругалась и, схватив Лесю за плечо, втащила в избу:

— Тоже мне, ведунья недоделанная, ты ж себя так до смерти доведешь! Ты понимаешь, что нельзя тебе магичить? И вообще никому из нас нельзя — запрет! Да и не встречала я ни одного с таким даром, как у тебя! Разве ты не знаешь. Что давным-давно объявили, что магии нет! И тех, кто умел повыжгли?! Шагом марш на лавку и молчи пока, даже слова мне не говори! Пока я тебя отваром не отпою и проповедь не прочитаю! — словно змея шипела Милада.

Оклемалась Леся на удивление быстро, после отвара, щедро преподнесенного Миладой, в глазах посветлело, мир приобрел краски, а душу перестало крутить от немыслимой тоски.

— Рассказывай! — отрубила Милада, и бухнулась на лавку по другую сторону широкого дубового стола.

— А как же проповедь? — ухмыльнулась Леся, снова чувствуя в себе силы.

— Ну, если ты язвить в силах, то и проповеди подождешь, — заключила, горько вздыхая, девушка, отпивая из деревянной кружки тягучий травяной отвар. — А мне, видишь ли, силы поберечь надо и, кто знает, может опосля твоего рассказа еще чего-нибудь тебе рассказать захочу… А так, одним махом за все и получишь.

Рассказ вышел на удивление сухим и не слишком длинным. Леся поведала подруге и про то, что рассказала Матрена, и про то, как решила из дома уйти, и даже про очередной приступ магических сил. Леся чувствовала себя уютно рядом с Миладой, потому как подруга ее никогда не осуждала. Быть может, она не всегда выслушивала Лесю до конца, и главным, что ее заботило, был дар Леськи. Но сегодня подруга слушала ее на редкость внимательно и даже не перебивала.

— Значит, выходит, что ты Матрену вылечила? — Милада задумалась. Локти ее покоились на столе, изящные ручки, сжатые в кулачки, подпирали бледные щечки девушки.

— Не знаю я! — воскликнула Леся, вскочив с лавки, и принялась расхаживать по горнице взад и вперед. В голове ее роем кружились мысли. Теперь, восстановив всю картину событий и даже вспомнив все ощущения, она чувствовала себя на редкость гадко. Сомнения уже свили гнездо в ее душе и разрывали ее на части.

— Ты пойми, что я теперь вообще ничего не понимаю! И если в ситуации с отношением ма… Матрены ко мне все прояснилось, то в вопросе: кто я на самом деле, только еще больше запуталось. И я теперь не могу ненавидеть и обвинять Матрену во всем. Я прочувствовала, каково ей было… Я запуталась, Милад. Запуталась. Кого любить, кого ненавидеть, кого обвинять, а кого прощать. Сложно это все слишком…

— А меня другое волнует. Почему ты раньше не могла подойти к Матрене и понять все ее чувства? Почему? Что тебе мешало подойти к ней, положить ей ручку на лобик, прочитать мысли и повернуть все как тебе надо? — Милада смотрела на Лесю и, казалось, что у нее самой скоро голова закружится от ходьбы подруги. — Ты успокойся и сядь, — проговорила она, — сделанного не воротишь, а время вспять не повернешь. Ты и так помогла этой гадюке. Она тебе теперь по гроб жизни обязана…

Леся от возмущения остановилась и с укором посмотрела на подругу, но та не дала ей сказать и слова, сделав рукой жест призывающий подругу помолчать, и продолжила.

— а про то, что отец твой сам не свой и витает мыслями где-то — это и ежу ясно. И причина этому одна — другая женщина…

Леся не выдержала и остановила подругу.

— во-первых, Матрена меня растила, несмотря ни на что. И как бы она ко мне ни относилась, а я всегда была одета, обута, накормлена, и ночевать мне под открытым небом не пришлось. Страшно подумать, что было бы со мной, не согласись она меня приютить. Вот ты бы стала воспитывать ребенка своего мужа от чужой женщины?

Милада на секунду задумалась и, сделав хищное лицо, сощурив великолепные ярко-зеленые глазки, прошипела

— Да я б ему, кобелю, самолично бы все мужеское поотсушила бы!

— Вот! А она меня вырастила!

Милада состроила противную гримасу, которая означала начало бурного спора с выяснением кто прав, а кто виноват. Леся же решила, что спорить бесполезно, только время терять.

— Давай сюда свой отвар — думать будем, — произнесла она.

— О чем? — встрепенулась ведьмочка.

— куда мне дальше деваться-то.

— а чего тут думать, — удивилась ведьмочка. Разливая отвар по кружкам, — чего думать. Поживешь с недельку, а я пока покумекаю, что да как.

— Неделю еще здесь жить? — неуверенно протянула Леся, — мне вообще находиться здесь противно! — Она вздрогнула, будто увидела мерзкую мокрую жабу прямо у себя под носом.

— Тебе дома у меня противно? — с притворным негодованием произнесла Милада. — Я, конечно, понимаю, что дом у меня не дворец Берянский, да и с домовым мы поспорили слегка и он от меня ушел…

— Все-таки ушел, — рассмеялась Леся, — чувствуя, как напряжение начинает потихоньку спадать.

— Да. Ушел! Бартог зарусицкий! И, я ведь ему ничего плохого не сделала! Честное слово ведьмы. Ну, пожурила чуть-чуть, что пирог не с той начинкой был, тесто не шибко подошло, ну возмутилась, что за печью не вымел, ну покричала чуть-чуть, не помню из-за чего… Дык, я же ж не со зла, у меня работа нервная. Я всю душу в травки вкладываю, снадобья готовлю всякие, от болезней… да кто ж ко мне идет? Они все к аптекарю за его отравой бегают. А ко мне ходят с проблемами — ха! — приворожи, привяжи, присуши — вот и вся проблема. Роды принять и то не обращаются. А может мне интересного чего-то хочется? А не поводить по воде, зелье сварить и все. Один интересный случай с сыном кузнеца был, и то ты вылечила! Так о чем же я? А, а он стервец, сказал, что я склочная, мерзкая, скандальная баба и ушел. Да еще дверью хлопнул, что аж лавка грохнулась. А я, между прочим, на той лавке сидела, и пирог его уминала, ну, пока ругалась, нервы успокаивала.

Отношения с домовыми у Милады не складывались. Слишком уж характер у девушки был вредный. Сама она делать ничего не любила, кроме своих опытов, конечно, зато любила смотреть, как работают другие. Ругалась она не стесняясь выражений. А кому понравится такое отношение? Правильно, вот, и домовому не понравилось. Но, для Миладки это не первый бегун. Только в этом году от нее ушло семь домовых, Силантий — восьмой. Леся до последнего верила, что этот останется, как-никак целый месяц (!) продержался.

Милада еще некоторое время повозмущалась, а потом притихла.

— А если меня отец искать будет? — разволновалась Леся. — К вечеру он придет из леса, а меня нет.

— У меня не будет. — Отрезала Милада. — Ко мне он ни за какие коврижки не пойдет. Ты ж сама знаешь, что он нас, одаренных, недолюбливает. Власть он поддерживает в том, чтоб всех нас подчистую пожгли и даже головы поднять не дали! Да только, вот как над ним судьба посмеялась. Загулял неизвестно с кем. Жизней сколько переломал. А, если и придет, я к нему выйду, да в дом не пущу. Не о чем нам с ним говорить.

Леся задумалась. Если отец придет за ней, она даже и не могла предположить, как отреагирует, увидев его. С одной стороны Матрене жизнь поломал, а с другой — у него самого жизнь не слаще. От собственных мыслей Лесю отвлек тихий голос Милады.

— Я знаю, что ты Атана не любишь, но, если мы решимся уехать отсюда — поедем с ним, — проговорила она.

Леся резко вскинула голову

— А это, чтоб мне жизнь медом не казалась, правда?

— Я знаю, что вы не любите друг друга, но сама посуди, он странник, он сможет нас от беды защитить. Тем более, что дороги, въезд в города — контролируют странники. Мы с тобой тоже не лыком шиты, но как ни крути, а две девицы. Ну что сможет бедная травница да деревенская жительница сделать стае разбойников? Нам защита нужна. Да и вы присмотритесь, глядишь, и общаться сможете, — Милада говорила неуверенно, — ну, сама подумай, куда он меня одну отпустит?

Леся с укоризной посмотрела на подругу. Уж она-то знала, что отношения у них не хотели складываться. Все-таки, странник, постоянно разъезжающий по империи, и своевольная травница — не лучшая пара.

— Не смотри на меня так, — проговорила Милада, — вот когда сама полюбишь, тогда я на тебя посмотрю. Я на все готова пойти, лишь бы он рядом со мною был и даже на ту сторону его утащу.

Подруга была серьезна как никогда. Пухлые губки вытянулись в упрямую линию, а глаза метали молнии. Леся поняла, что нехотя, одним только взглядом, затронула подругу за живое.

— Ты говорила, что у тебя где-то Атанова карта государства Берянского имелась, — решила сменить тему девушка, — ты поищи ее, посмотрим, глядишь, и придумаем, где нам лучше будет. А я пока приберу. Не просто же так я у тебя в гостях рассиживаться буду.

Милада отмахнулась от плохого настроения и полезла на чердак искать книги по истории Берянского государства, оставшиеся от бабушки. Рукописные — настоящий раритет! Где-то среди них Милада захоронила карту, забытую Атаном.

«Карту поищу, да на Атана посмотрю, может, поговорить с ним сумею», — мечталось девушке.

Весна готовилась уступить свои права жаркому и долгожданному лету. Трава зеленела и искрилась под золотистыми лучами солнца по обочинам уложенной камнем дороги. Березки красовались выбеленными стволами, зеленые сердечки листочков переговаривались между собой, играя с ветром.

Уставший путник неспешно ехал на вороном жеребце, пустив скакуна трусить мелкой рысью. Несмотря на жару, всадник был одет в черный матерчатый плащ с глубоким капюшоном, надвинутым до середины лица. Казалось, что его ни капельки не интересует происходящее вокруг. Нагляделся уже и на дороги, и на поля, и на природу вокруг. В седельной сумке что-то настойчиво пищало, напоминая писк недобитой мыши. Он изрядно действовал на нервы и человек все же решил, что легче ответить на вызов Милады, (в том, что это именно она он не сомневался), чем дальше слушать раздражающий писк. Путник остановил скакуна и, спешившись, принялся отвязывать седельную сумку, чтоб вытащить пищащий объект, а точнее зеркальник. С помощью двух небольших кусков зеркала Милада сумела наладить двустороннюю связь с ним и в любой момент могла узнать что с ним и где он находится.

Атан коротко ругнулся, так как среди вещей никак не мог отыскать маленький — с пол-ладони всего — кусок неимоверно издевающейся над нервной системой штуковины, и раздраженно скинул капюшон. Под ним скрывалось суровое мужское лицо с резкими, но красивыми чертами. Под широкими густыми бровями цвета вороного крыла, большие сине-серые глаза с длинными ресницами сияли яркими звездами, прямой нос, высокие скулы и неожиданно мягкий рот, с пухлыми чувственными губами. Стригся он не по Берянской моде коротко, а в сочетании с черным походным плащом, становился похож на порочного монаха, сбежавшего из монашеского скита. Атан обладал яркой внешностью, от которой все, без исключения, особи женского пола падали к его ногам, без особых на то усилий с его стороны.

Писк прекратился за полсекунды до того, как Атан вытащил маленький кусочек зеркала, закатившийся под узелок с провиантом. Атан еще раз выругался. От его цветистой речи и резких выражений, даже ромашки порозовели. Странник сплюнул себе под ноги, вскочил в седло и поскакал дальше.

Он слабо понимал, как его — странника, — угораздило связаться со знахаркой. Пусть она рассказывала всем подряд о том, что она всего лишь травница. Но он точно знал, что магический потенциал у нее слишком велик для возни с травами.

Он давно бы с ней расстался, да не мог, что-то все равно тянуло его к ней. Хотя хранить ей верность он не мог. Столько красивых девушек вокруг, что невольно забываешь, что тебя кто-то ждет. Иногда Милада его раздражала, даже без особой на то причины, почему-то ее забота о нем не вызывала в нем ответных чувств. Временами ему казалось, что она просто привыкла ждать его, привыкла к нему, к его образу жизни, еще чему-то… Не верил он, что ради него она готова бросить свои рискованные эксперименты с травами, хуторскую жизнь и зажить нормальной Берянской семьей. А если нет человека, которому ты безоговорочно веришь, то зачем меняться?

По кодексу странникам запрещено вступать в отношения с людьми, обладающими мало-мальски значительными магическими способностями. Но это кодекс. В Берянии все не как на других материках. Отец рассказывал, что при Святомире гонения магичников приобрели масштабные размеры, все было очень строго. Теперь же у власти Драгомир, решивший ослабить удавку. Стали выходить из тени травники и знахари, про кодекс многие забывали, да и сам Драгомир намерен переписать его в ближайшую декаду.

Во времена деда и отца Атана быть странником считалось очень престижным: опасности, подстерегающие на каждом шагу, маги, сопротивляющиеся воле государя, нежить, которую они в течение семидесяти лет истребляли… Сейчас от всего этого осталось только название. Работа приписывала Атану ездить по разным концам страны и отлавливать нежить, которая уже лет двадцать не появлялась в пределах Берянии. Естественно, мольцы по всей стране разглагольствовали о том, что только силой веры можно было истребить нежить, да только вместо нежити стала появляться разнообразная нечисть: демоны, черти, и прочая жуть. Уж странникам с ней бороться точно не под силу.

Атан мечтал скорее закончить свое последнее задание, которое вело его в Верховцы. Нужно было проверить, началось ли строительство церкви, оценить настроение хуторян, справляются ли аптека и лекарь, и с какими бедами обращаются к его знакомой Миладе. После того, как он его выполнит, он может спокойно отправляться в столицу за расчетом и обустраиваться где его душа пожелает.

Атан мысленно приготовился к взбучке и потоку претензий со стороны Милады, которые незамедлительно последуют после несостоявшейся беседы по зеркальнику. Он улыбнулся собственным мыслям.

«Что-то необъяснимое все-таки тянет меня к этой бесовке» — пронеслось у него в голове. Он пришпорил коня и пустился вскачь туда, где его хоть кто-то ждал

Сумерки робко опускались на Верховцы, словно накрывая хутор серым покрывалом и выедая яркие краски с тела земли. Вечер был неожиданно прохладным для конца мая. Люди предпочитали прятаться дома у печки, либо за щедро накрытым столом, выполнив свои дела. В домах зажигали лучины, в тех, что побогаче — глиняные светильники с растопленным жиром. В домике Милады же горела неслыханная роскошь — восковая свеча в медном подсвечнике. Такая на весь хутор была только одна и то у купца Хрыски. Леська поначалу налюбоваться не могла на текущий по белому телу свечи талый воск, но вскоре ее внимание переключилось на карту и книги.

— Ну как тут можно определиться куда ехать? — удивленно спросила Леся и села на лавку.

Спина у нее затекла, от долго стояния согнувшись в неизвестной позе над столом, заваленным книгами и картой. Голова раскалывалась, а душу терзали сомнения, раскаяние и неизвестность.

— На этой же карте ничего не разберешь! Точки, линии, горы. Все! — воскликнула девушка.

— А ты чего хотела? — удивленно воззрилась на нее Милада, — чтоб тебе над каждым городом и деревенькой было расписано где, да кто живет? У, что удумала! Это тебе книга что ли? Тут по названиям городов можно определиться, где, чем занимаются. Вот сапожок — город обувщиков. Там такие сапожки делают, что вся знать их скупает, да и цены на них такие, что за пару до пары золотых доходит. А для государя, говорят, не меньше, чем за четвертной шьют.

— Да неужто такие цены бывают? — удивилась Леся, смешно округлив глаза.

— Еще и не такие, — с досадой протянула Милада.

— горе ты луковое, куда ты вообще собралась? Скажи спасибо, что у тебя я есть! А то ты кроме своего хутора ничегошеньки и не видела!

— Почему не видела? Я в лес с отцом часто ходила, в городе на ярмарке была. В окрестных деревеньках, почитай всех была. — Обиделась Леся.

— Ну и что? Толку-то. Ты вот скажи мне, как собиралась куда-то ехать. Голова твоя где была? А если на тебя в лесах разбойники нападут, ты от них чем обороняться собиралась — художественным криком или мастерским владением бегом на дальние расстояния?! — напустилась травница на девушку.

— Я бы к тебе не пришла! — взвилась Леся. — А так, я смотрю, ты шибко умная, да что-то сама тоже не знаешь, что нам делать и куда ехать, чтоб пристроиться можно было и работать! Только вся надежда на Атана. А если он не приедет, а если мы ему и даром не нужны? За тебя я не сомневаюсь, ты с него с живого не слезешь, пока он не сделает то, что ты хочешь, а я? По-моему, меня-то он видеть ни за какие коврижки не захочет. Я ему вообще, как бельмо на глазу!

— Да ты хоть понимаешь, что одинокие девушки не в чести, и какое к ним отношение? Мы сами по себе сделать-то ничего не сможем! Работать она захотела! Женщина и работать — два понятия не совместимые в Империи. Это в Кандане женщины независимость получили. А у нас? Закон есть, а возможностей ноль. Порядочная дева должна за домом смотреть и детей растить. Все! Вот и вся независимость.

Девушки разошлись не на шутку. Леся вскочила с лавки и стала посреди горницы в позе самовара. Милада сверкала глазами, словно хотела спалить девушку на месте, только разве что огонь не изрыгала, а так симпатичная драконица получилась бы. Прям как в книжке на картинке, в человеческой ипостаси.

Неизвестно, чем бы закончилась эта их ссора, да только на улице что-то смачно бабахнуло, сверкнуло и матюгнулось. Да так цветисто, что у Леси аж щеки заалели. А Милада, словно очнувшись от сна, с криком: «Атан!», кинулась на улицу.

Атан очутился прямо в палисаднике у хлипкого забора, приземлившись чувствительным задом в кусты роз. Милада, пулей слетев с крыльца, помогала любимому выбраться из зарослей. Благо прополоть не успела, так что благодаря ее природной лени зад любимого не сильно пострадал, а лишь слегка искололся.

— Все возмущения в доме, — шикнула она на него.

Атан же от неожиданности и удивления слова произнести не мог, такой наглости даже от Милады он не ожидал. Чтоб у него под носом, на вверенной территории кто-то (а этого кого-то хотелось оттаскать за длинные черные патлы прямо здесь и сейчас, не отвлекаясь на другие дела) колдовал! Глаза его вылезли из орбит, рот раззявился и с губ вот-вот грозился сорваться крик, раскрашенный отборной полновесной бранью. Она еще и рот смеет ему затыкать!

Леся, глядя на эту картину, давилась от смеха. Еще бы, самолюбие этого напыщенного индюка пострадало посильнее исколотого зада. Она прыснула в кулак и поспешила ретироваться с порога в горницу, дабы глаза Атана не лопнули от напряжения, если он, вдобавок ко всему увидит, что она стала свидетелем его позора.

Она еле успела собрать карту, книги, запихнуть их на печку под старый тулуп, служивший Миладе матрасом, и усесться за стол, как в дом ввалилась сладкая парочка. Выражение лица Атана еще больше стало походить на намалеванную кое-как карикатуру.

— Милада, — проникновенно произнес он так тихо, что стало понятно, что сейчас разразится буря и туши свет, беги в нужник прятаться, а то еще чем-нибудь зашибут в порыве страсти. Ну, или злости. Их не разберешь, у них вся любовь на одно лицо.

— А что Милада? — как ни в чем небывало спросила интриганка, слегка поведя плечиком и отмахиваясь от злющего Атана, как от надоедливой мухи.

— Что ты мне прикажешь делать, если мужика в доме нет, забор хлипенький, обворовать меня среди ночи спящую — нечего делать, а ежели кто покусится на мою честь девичью? — наступала она на милого.

Правильно, лучшая защита — это нападение. Ведь знала же, что нельзя колдовать, и не дай бог Атан узнает, вот теперь нужно давить на слабые места, прикидываясь бедной овечкой и жалуясь на отсутствие мужика в доме. На самом деле, она отыскала в бабушкиной книге одно простенькое заклинаньице и захотела испробовать — получится, али нет. По эффекту видно, что получилось.

— На такую покусишься! — выплюнул Атан, — ты ж как рот откроешь, так и покушаться не захочется, еще и приплачивать тебе придется, чтобы замолчала, так что не строй из себя девицу благородную, а отвечай, за дурака меня держала — да? Думала, что не сдам, а ты будешь творить все, что захочешь?

Милада вызверилась не хуже Атана:

— Ты как со мной разговариваешь? Я тебе девка портовая, что ли, которой ты пару раз по пьяни под юбку залез?!

— Я тебе не о том толкую, дура! — взревел вконец распсиховавшийся Атан. — Ты башкой своей смазливой думаешь? — орал он, потрясая ладонью перед самым лицом миленькой обманщицы.

— Я тебе о том, говорю, что не спасла бы свою шкуру, если бы вместо меня Секир приехал. Я еле упросил, чтоб последний раз осмотреть вверенные мне территории. Если бы кто-то наткнулся, то ни тебе головы не носить, ни мне.

— Дак я же чуть-чуть!

— Ничего себе чуть-чуть!

Леся, как зачарованная смотрела на очередной скандал парочки. У них всегда так, вместо, того чтоб обняться после долгой разлуки, они лаются как местные собаки из-за мозговой косточки.

«Вот у меня все будет совсем по-другому, — думала девушка. — Без ссор, криков и скандалов. Тихо, мирно. Если вообще будет. Хотя, для того, чтоб выйти замуж любви особой и не нужно. Так, понравились и все. А то такая любовь, как у этих двух — сплошная нервотрепка и толку от нее?»

Голоса ругающихся постепенно стихали. Леся бесконечно этому радовалась, потому что уже ненароком стала бояться за слюдяные пластины, вставленные в окна — вдруг треснут.

Атан выскочил из дома, как ошпаренный, и вернулся через минуту с седельной сумкой в руках.

— Вот, — протянул он Миладе бесподобно красивый браслет. — Это тебе, дуреха.

— Ой, спасибо, — пролепетала Милада, принимая подарок и бросаясь к любимому на шею. Глазки ее засверкали самоцветами, освещая искорками счастья хорошенькое личико.

Леся выдохнула. Скандал окончен, теперь часа три можно жить спокойно — точно не поругаются. А если учесть подарок, то буря будет только завтра. Ближе к обеду.

— только сразу не напяливай, — пробурчал Атан, — пойди сначала охранку сними. А не то за косы оттягаю.

— Ой, прям так испугалась, аж вся бегу и падаю, — огрызнулась Милада, но все-таки вышла из дома. Сегодня точно бояться нечего Атан дома.

— А ты, не загостилась? — угрюмо спросил Атан, обращаясь к Лесе и поглядывая в окно. — Поздно уже, поди отец скоро хватится, искать придет, а ты тут с мужчиной сидишь. Приличной девушке такое поведение не пристало.

— Для начала здравствуйте, — обижено ответила девушка.

— Я пока задержусь у Милады, пока не решу, что мне дальше делать, — немного мягче протянула она, опустив глаза в пол.

Атан внимательно изучал Лесю. Та подняла глаза и уставилась на него, не отводя взгляда. Борьба шла не шуточная. Кто первый отведет — тот и проиграет. А подарить Атану еще одну победу Леся не хотела — и так слишком задается. Через некоторое время Атан все-таки сдался, горестно вздохнув, и отвел глаза.

— Смотрю, в гляделки ты не хуже играешь, — выдавил он и сел за стол на лавку напротив.

— не хуже, чем что? — поинтересовалась Леся.

— Не хуже, чем души человеческие выворачиваешь. — отрезал Атан, заставляя Лесю покрыться липким противным потом от страха. Странника лучше не злить — это всем известно, но о том, чтоб кто-то у странников во врагах ходил, вообще ничего никто не слыхивал. Не доживали. Враги.

— Лесь, есть что-нибудь перекусить, — протянул странник, вытягивая длинные ноги под стол, — от Миладки не дождешься, но раз уж ты у нее в гостях, что-нибудь вкусненькое должно быть.

Девушка встала, чтоб накрыть на стол и в последний момент обернулась, глядя на странника через плечо, спросила:

— А не боишься?

— А чего мне бояться, — удивленно вскинув брови, произнес парень.

— Да мало ли, вдруг мешочки перепутала, вместо приправ, яду крысиного кинула, или еще чего. Мало ли у Миладки всякой гадости?

Смуглая кожа странника посерела на миг, но через секунду он взял себя в руки и уверенно заявил:

— ты меня слишком любишь, для того, чтоб отравить.

— А то! Безумно! Глаза б мои тебя не видели! — возмутилась Леся.

— Меня все любят. — Самодовольно отрезал Атан, — возражения не принимаются, — он очаровательно улыбнулся, а Лесю передернуло от возмущения.

— Павлин! — рявкнула она.

— Мелкая язва, — спокойно парировал молодой человек, продолжая лыбиться, закинув руки за голову.

Леся настолько была ошарашена, что ни одного язвительного ответа, подслушанного у Милады, на ум не пришло. Она возмущенно фыркнула и продолжила накрывать на стол только из-за того, что у самой живот уже прилипал к хребту.

Когда на небе загорелись первые звезды, а многие хуторчане видели десятый сон, в домике на окраине опять шли споры. Леся давным-давно устроилась на ночлег на чердаке. Она долго ворочалась с боку на бок, но уснуть не могла. Отец так и не пришел, и девушка решила, что лучше не мучить себя мыслями о нем. Что было, то было. Теперь она их больше никогда не увидит и не сильно об этом жалела. Поворочавшись еще немного, девушка погрузилась в мир сна, который принес покой в ее сознание. Зато остальные не спали.

Атан никого не хотел брать с собой или вообще куда-либо везти. Он считал это глупостью, женской блажью и вообще смотрел на Лесю, как на свернувшуюся в клубок гадюку на груди: вроде бы и не кусается, но проверять наверняка не особо хочется. Она ему не нравилась. При ее виде в его груди зрело удивительное по своей силе чувство под названием ненависть. Ненависть без причины и следствия. Ненависть из-за того, что она просто есть. Просто живет. И просто, одним своим существованием пытается доказать, что женщины не такие, как он привык о них думать. При Лесе Атана подмывало сказать что-нибудь гадкое, высмеять ее, высмеять ее восприятие мира и ее трагедию. Да такое происходит на каждом шагу! Мужчины гуляют, когда им все надоедает, надоедает вечно ворчащая жена, одно и то же тело под боком. Хочется новизны ощущений, хочется осознавать, что ты живешь, а не существуешь…

— Единственное, что я могу вам предложить, раз уж ты тоже решила ехать, — это довезти до Криворотки и будете там обустраиваться, — произнес Атан, вырвавшись из собственных мыслей, еще не подозревая, что сам себе подписал смертный приговор.

— до куда? До Криворотки? — возмутилась Милада, — я хочу в столицу.

— Да зачем тебе в Святоград? Что ты там забыла? — удивился Атан, — да, вас туда и на пушечный выстрел нельзя подпускать! Милада, ты что не понимаешь, что здесь, на окраине, на вас не особо обращают внимание, но в столице — вы будете, как на ладони. Ты — не умеешь подчиняться правилам, Леся не знает, что вообще с собой делать, ты на виселицу захотела?

— Почему сразу на виселицу? Ты думаешь, я совсем дура? Я хочу в столицу для того, чтоб поступить в лекарскую школу. Сам посуди, потом по распределению поедем в какой-нибудь городок или хуторок. С моей базой знаний по травам и с Лесиными способностями, нам не составит труда обучиться. Зато будем при работе и у людей в почете, все лучше, чем спины на огородах гнуть.

Атан хотел было что-то возразить, но Милада не дала ему вставить ни слова.

— Пойми, — продолжала она, — я могу не пользоваться своими способностями, и прекрасно разыграю из себя обычного человека, — она уселась к нему на колени и очертила кончиками пальцев срединную линию — лоб, нос, губы, подбородок.

— Ты, допустим, сможешь, — беря себя в руки и убирая пальцы Милады от своего лица, пробормотал Атан, — а она не только не может себя контролировать, она вообще не знает, когда ее накроет. Просто представь, насколько это может быть опасно для всех нас. А для меня? Если кто узнает, что я не сдал ее еще два года назад, когда только узнал про то, что у нее дар, меня повесят рядом с ней. Или сожгут или четвертуют. Или…

— Атан, во-первых, почему кто-то должен узнать, что ты о ней знал? Во-вторых, дар может спать очень долго, до какого-нибудь серьезного происшествия или душевного переживания. Я читала у бабушки в книгах, что был один такой маг, дар его проснулся на четвертом десятке лет и никто не подозревал о том, что у него есть какие-то способности. Ты не переживай. Все будет нормально. Ты же знаешь, я от тебя не отстану.

— Знаю, — вздохнул странник, понимая, что ему никак не отказаться от этой поездки. А если уедет не попрощавшись, Милада от всего сердца его проклянет за поруганные мечты. И мучайся потом с проклятием.

— Сколько скакать до Святограда? — томным шепотом пробормотала Милада.

Атан ссадил красавицу на лавку рядом и зашагал по комнате.

— Нужны лошади, деньги, необходимые вещи. Путь займет около трех недель, но только если не будет никаких препятствий.

— За три недели я не только обучу Лесю контролю, но и травкам кое-каким, чтоб полегче было, — уверено сказала Милада.

— А деньги?

— Ну, эту проблему тоже достаточно легко решить. Странниками мечтают стать многие. Несмотря на то, что прошел слух о том, что вы скоро станете обычными наемниками. Молодые, импульсивные ребята отнюдь не мечтают влачить существование крестьян.

— Ну, я не думаю, что всех нужно чесать под свою гребенку, — возразил Атан.

— Я не спорю, — ответила Милада, — не все. Но есть и такие, что с удовольствием обменяют свои денежки на покровительство одного, молодого, достаточно симпатичного странника. Надо поговорить с сыном Хрыски. Я слышала, что он когда-то мечтал о карьере странника, но невеста его, вроде против этого… и он решил, что не стоит менять любовь на карьеру. Но сейчас она уехала учиться в Крегжден, по-моему, лекарскому мастерству. Один лекарь по просьбе ее отца взял ее в ученицы. Я и сама хотела напроситься, да учеников он не берет, а ее вроде как в виде исключения, из уважения к отцу взяли. Он у нее помещик. Так что мне кажется, можно намекнуть молодому человеку, что мы можем исполнить его детскую мечту… — Милада увлеклась рисующимися перспективами.

— Давай не будем гнать коней, — прервал ход ее мыслей Атан, — я могу с ним поговорить, но ничего не обещаю. Ты знаешь, где его можно найти?

— В корчме «Три гуся». Он часто там бывает. — Ответила Милада.

— хорошо. Завтра вечером я с ним поговорю. Можете собирать сумки.

— Давай, ты сначала поговоришь, а потом уже решим насчет вещей. Кстати, Хрыска — это прозвище, купца зовут Семен Самойлов, а сына его Владимир.

— Ладно, хватит об этом, мне еще обдумать нужно.

Атан абсолютно не понимал, зачем он им помогает. Он хотел только одного — отделаться от Милады насовсем. Она ему надоедала. И дело даже не в ней. Дело в том, что ни одна женщина не могла дать ему покоя. Он нужен был многим. Но для чего? Ни одна из них не воспринимала его, как человека. Он был красивой игрушкой и сам с легкостью играл с ними, он был трофеем, призом, подарком, многие клялись ему в любви… Да что там многие — все с кем его сводила судьба. Но они не видели за внешностью его самого. Красивую оболочку — да, больную тоскующую душу — нет.

В его голове сам собой созрел план. Нужно, во что бы то ни стало, уговорить Владимира ехать с ними. Еще один мужчина не помешает. А там, глядишь, может Миладка и влюбится. А из столицы, после того, как снимет с себя все обязательства, он мог ускакать в любом направлении. И никто никогда не узнает, куда он делся.

В эту ночь Атан впервые лег отдельно. Не смотря на протесты Милады. Он лег на полу, укрылся старым тулупом и мгновенно заснул.

Милада, наблюдая за ним с печи, сдерживала ярость и рыдания, рвущиеся наружу до тех пор, пока странник на грани сна и яви не стал дергаться всем телом. Милада, зная об этой его особенности, хотела прикоснуться к нему, прижаться к нему всем телом и унять крупную редкую дрожь (оставшуюся ему на память от схватки с нечистью, о которой Атан говорил всего один раз, пьяный и вскользь), прошибающую его тело всякий раз, как он засыпает. Но он не хочет, чтоб она была рядом. Причину Милада найти не могла, но она всегда была умной девочкой.

Корчма была полупуста. Звук глухого стука деревянных кружек смешивался с ровным гомоном мужских голосов, смехом подавальщиц, призывно улыбающихся на каждый похотливый шлепок. Кислый запах бражки и дым самокруток витали над головами посетителей.

В темном углу в полном одиночестве сидел Владимир Самойлов. На интересном лице молодого мужчины застыло отсутствующее выражение лица. На красивые, цвета прелой листвы, глаза мужчины сложно было не обратить внимания. Глубоко посаженные, под резко очерченными светло каштановыми бровями, с густыми, не особо длинными ресницами, они привлекали внимание, завораживали и пьянили девушек, девочек, женщин. Кружка за кружкой он вливал в себя бражку в надежде затопить печаль поселившуюся в его сердце. Она бросила его. Да как она могла! Семь лет они знали друг друга. Пять лет были помолвлены. И вот, Анна Михайловна Соколовская разорвала помолвку. Она нашла другого. Побогаче, поудачливей, посговорчивей, получше…

Анна пришла к нему с сумерками. В сад, где он любил проводить вечера. Уже после того, как ее отец приехал и объявил о разрыве помолвки по причине, которую деликатно завуалировали и представили, как вспышку страсти между ней и сыном градоначальника Креждена.

Она говорила отрывисто, все время смущалась и отводила глаза, не смея посмотреть прямо. Она сбивчиво объясняла, что намеревалась хранить верность, но когда появился он, страсть пересилила голос разума. Она пыталась объяснить ему, что все, что было между ними, было не любовью — дружбой. Они слишком хорошо друг друга знали, чтобы испытывать тот водоворот страсти и чувств, который захватил ее и ее новую пассию — Карниля.

— Владимир, — говорила она, и в голосе ее было столько раскаяния и сочувствия, что ее голос резал по живому, рвал натянутые нервы, выжигал былые чувства и оставлял руины, прах и дикую боль. — Я не хотела делать тебе больно, но пойми, я не любила тебя так, как люблю его.

— Для чего ты пришла? — тихо спросил Владимир. В его тихом голосе звенела сталь. Анна ни разу за все время, что знала его, не слышала подобного тона. — Меня не надо жалеть… Или ты за столько лет не поняла, что жалость мне абсолютно не нужна? — вкрадчиво начал он.

Анна отступила на шаг. И нерешительно продолжила:

— Я просто подумала… мне нужно было поговорить с тобой. Я не могла просто так вычеркнуть тебя из своей жизни, я думала, что ты будешь страдать…

— А если ты придешь и поговоришь со мной, то я сразу перестану страдать? Я сразу пойму тебя и с радостью отпущу, буду рад за тебя и благословлю вас на свадьбу? — красивые губы причудливо изогнулись в презрительной усмешке.

Тень падала на его лицо, скрывая его глаза. Анна чувствовала почти физическую потребность заглянуть в них, узнать, что он на самом деле думает, насколько сильно ранил его ее отказ. Не отдавая себе отчета, она хотела знать, что сделала ему больно. Эгоистические терзания и привели девушку в его сад.

— Ну зачем ты так? — тихо произнесла Анна снова опуская голову.

Ветер тронул кроны деревьев, листья весело зашептались в вышине. Как это контрастировало с тем, что происходило в душе Владимира. Как ему было тошно от Анны. Он видеть ее не мог. Не мог слышать ее, чувствовать. Ее запах, который ветер донес до него, запах, который он так любил, по которому тосковал все это время, теперь раздражал, вызывал головную боль и до скрежета зубов бередил раненое сердце, тревожил истерзанную ожиданием душу.

— Уходи, — Владимир устало махнул рукой, едва сдерживая себя от того, чтоб не схватить Анну за хорошенькую шейку и не придушить ее.

— Владимир, мне… жаль, — еле слышно произнесла она. И развернувшись торопливо пошла прочь. Через десять шагов она остановилась, опустив голову. Владимир смотрел ей вслед, запоминая каждое движение, каждый изгиб этого молодого, сильного и чужого теперь тела. Анна резко развернулась и закричала:

— Ты никогда не старался меня понять! Я была нужна тебе только потому, что во мне ты видел тихую девочку, которая будет тебе во всем потакать. Ты нравился мне, действительно нравился, но в наших отношениях тебе был нужен ты. А я — лишь средство для поддержания твоего престижа. Ты не умеешь любить, Владимир, не умеешь! И сейчас ты страдаешь только от того, что тебя бросили. От того, что все твои надежды рухнули не по твоему велению, а по желанию другого. Я пришла объяснить тебе все, в надежде, что, когда ты встретишь ту, которую на самом деле полюбишь, то не повторишь своих ошибок.

Она развернулась и, чеканя шаг, спешно скрылась из виду, понимая, что все сказанное — не правда, а только способ сделать ему больнее. Сделать так, чтоб он никогда не забыл ее, никогда никого больше не полюбил. Анна не любила быть второй. И даже первой, если есть другая, способная затмить ее.

Эта сцена снова и снова прокручивалась в голове Владимира. Мысли его все время возвращались к ней. Несмотря на солидное количество выпитого спиртного, он был трезв, хотя хотелось напиться до беспамятства, чтобы не помнить, не видеть, не слышать…

— Ты не права Анна, — шептал Владимир, вдыхая табачный дым и выпуская его колечками, — Ты никогда не была тихой девочкой. Ты всегда делала мне больно. Ты научила меня тому, что лучше действительно не любить… Найти тебе замену? Вряд ли…

Молоденькая подавальщица с миленьким личиком, ладной фигурой, высокой грудью приветливо улыбнулась ему. Владимир вынырнул из воспоминаний и улыбнулся в ответ.

— Если спиртное не действует, — подумалось ему, — будем вышибать клин клином.

Леся проснулась рано. С первыми петухами. Она подскочила, как ужаленная, и стала собираться. В голове ее хороводом бродили мысли. Скотину покормить, кур выпустить, воды принести, приготовить завтрак… Утренние дела стройным списком появлялись перед мысленным взором девушки, выстраиваясь в очередь. Стоп, — сказала она себе, — я не дома. Воспоминания накатили на нее снежным комом. Девушка вздрогнула. Милада спит до полудня и ложится спать поздно. Можно полежать и не беспокоить хозяев.

Леся разделась и залезла обратно под пуховое одеяло. Оно согревало ее своим теплом, обволакивая и успокаивая…

Как резко изменилась ее жизнь. Еще вчера она и мечтать не могла о том, чтобы спокойно лежать и думать, греясь под одеялом в лучах весеннего утреннего солнца, падающего в маленькое окошко. Леся была «мерзлячкой», даже летом она спала под теплым одеялом, выставляя голые пятки наружу.

Будущая поездка страшила ее. Она абсолютно привыкла к размеренной жизни в хуторе. Когда знаешь, что нужно делать, когда каждый день рассчитан по минутам. Ее жизнь изменилась, девушка принимала это, но страшилась неизвестного. Как они поедут? Денег у нее совсем не много. Вряд ли хватит на поездку втроем… хотя у Атана и Милады тоже что-то будет.

Хватит, — остановила она себя, — хватит уже думать о глупостях. Ты хотела вообще бежать одна. Куда глаза глядят и тебя не страшила перспектива остаться без денег или нарваться на разбойников. Но, тогда я была одна… отвечать только за себя, всегда легче, чем отвечать еще за кого-то. Легким движением руки Милада переложила всю ответственность с Лесиных плеч на плечи Атана.

Милада умела обращаться с мужчинами. Ни один из них, ни стар, ни млад, не мог отказать молоденькой красавице. Где бы она ни появилась, на нее тут же устремлялись сотни заинтересованных взглядов…

Леся так не умела. Она считала себя непривлекательной. Уродом с непонятными магическими замашками, что в это время означало только одно — смертный приговор. А ей так хотелось спокойной жизни… а еще хотелось приключений. Хотелось доказать всем, и в первую очередь самой себе, что она тоже может быть такой, как Милада. Красивой, дерзкой, умной, язвительной, вызывающей всеобщее восхищение… Она хотела, чтоб в ней видели привлекательную молодую девушку, а не хмурую девицу, от взгляда которой волосы становятся дыбом.

Леся резко села. В бане у Милады было зеркало, чтоб можно было рассмотреть себя в полный рост. Она себе там целую комнату оборудовала, чтоб красоту наводить. Все Лесю туда зазывала, да у той времени не было. Если и выкраивала время, чтоб к подруге забежать — то совсем чуть-чуть. Леся подскочила и стала одеваться.

Леся пробралась мимо спящих Атана и Милады на цыпочках и выскочила во двор. Настроение у Леси улучшилось. Решение привести себя в порядок, как любила выражаться Милада, пришло к ней спонтанно. Для кого прихорашиваться? Для самой себя. Леся решила, что с этого дня, раз уж получается, что жизнь ее выходит на новый, неизвестный девушке уровень, то и она должна измениться. Когда-то Милада объясняла ей, что люди реагируют на девушку так, только из-за напущенного ею же морока. И Леся решила, что настало время проверить так ли это.

Войдя в предбанник, девушка разулась и, решив, что баню растапливать пока не нужно, пробралась в комнату красоты. Прикрыв за собою двери, девушка огляделась. На левой от входа стене висело большущее зеркало в Лесин рост, неслыханная роскошь для жителей хутора. Интересно, откуда оно у подруги? Хотя в способностях Милады особо сомневаться не приходилось. Ее травки и гадания пользовались спросом, один раз к ней даже из Крегждена приезжали. А из города до Верховцев ехать неделю. Под зеркалом уютно примостился деревянный столик, заставленный всякими баночками, скляночками с мазями, ароматными травками. Тут же лежал кусочек ароматного розового мыла. Возле столика стояла маленькая дубовая табуреточка, для удобства наведения красоты.

Леся подошла к зеркалу. Из ровной глади на нее смотрело ее отражение. Бледное мраморно-белое лицо без единого намека на румянец. На нем резко выделялись большие чуть раскосые глаза цвета безлунной полночи в обрамлении густых, коротеньких темных ресниц. Они совсем не сочетались с белыми, словно лен бровями. Прямой не большой носик, пухлые бледно-розовые губки. Твердый решительный подбородок.

Серость, — пришла к выводу Леся. Ничего красивого в своем лице она не находила. Толи дело Милада!

Леся распустила неровную косу, которую наспех заплела несколько минут назад. Волосы рассыпались по плечам, укутав девушку снежно-белым одеялом. Лицо преобразилось и Леся, всмотревшись в свое отражение, решила, что уродом ее назвать, конечно, сложно. Что-то такое, притягательное, было в этом бледном, отнюдь не болезненном лице. Во всяком случае, — подумала девушка, критически рассматривая свое лицо, — такая внешность — редкое явление. Матрена говорила, что такую, как я, еще поискать надо.

Зато собственная фигура не вызвала у девушки никакого нарекания. Сегодня она надела портки и рубашку мужского покроя. Портки плотно облегали стройные ноги девушки. Стянув рубашку на талии, Леся пришла к выводу, что фигура — это самое красивое, что в ней есть. Девушка скользила взглядом снизу вверх. Округлые довольно пышные бедра, тонкая талия, высокая небольшая грудь…

Можно жить и надеяться на то, что когда-нибудь один добрый молодец влюбится в красоту сию ненаглядную и заживут они счастливо, нарожают кучу детишек. И все будет как в старой сказке, где «и жили они долго и счастливо и умерли в один день». Девушка натолкнулась на собственный взгляд в зеркале. Угрюмый, настороженный, обиженный, недовольный. Быть может, если эти глаза научатся смотреть по-другому, то и люди будут смотреть на нее по-другому?

Леся, не отдавая себе отчета в собственных действиях, отодвинула стул и села, продолжая глядеть в зеркало, не отпуская собственное отражение ни на минуту. Она облокотилась на стол, положила руки на ровную поверхность теплого на ощупь стола. Мысли вихрем крутились в голове.

— Что же нужно сделать? Что делать, — спрашивала она у себя, — если я сама навела на себя морок, значит и снять его с себя я смогу… как это сделать, как?

Леся положила голову на сложенные перед собой руки, и закрыла глаза.

— Нужно вспомнить что-нибудь приятное. Что-то хорошее, что сделало меня хоть на миг счастливой… — билась настойчиво мысль где-то на грани ее сознания.

Зима. Крупные белые снежинки кружатся в небе, белым покрывалом ложатся на землю, тают на Лесиной ладошке. Безветренно. Морозный воздух, снег скрипит под ногами. Сказка, настоящая зимняя сказка. Снег на крышах домов, на деревьях… Чистота, невинность, волшебство… все это приносит с собой зима.

Шумная толпа, пестрые юбки крутятся вокруг Леси в бешенном, сумасшедшем танце. Зазывалы на ярмарочной площади распаляются все больше и больше, зазывая мужчин принять участие в кулачном бою, на потеху зрителям. Суета, толкотня, и немыслимое ощущение радости, наполняющее тело и душу Леси неописуемой легкостью, счастьем. Она впервые чувствует такую радость. Родители уехали кто куда. Отец, как всегда в лес, мать в соседнюю деревню до сестры. Ей строго-настрого запретили идти на центральную площадь, куда приехали городские скоморохи. Но Милада, ворвавшаяся к Лесе в дом, словно вихрь, отмела, отрубила все отговорки и все причины на корню. Надев, на слабо сопротивляющуюся Лесю полушубок, она буквально волоком потащила ее на центральную площадь.

Теперь Милада, смешавшись с толпой, куда-то отбежала, совсем на чуть-чуть, и Леся осталась одна, оглушенная праздником и всеобщим весельем. Она поддается всеобщему сумасшествию и уже через несколько минут охваченная безудержной радостью, танцует вместе с заезжими цыганами, смеется над представлением скоморохов, веселится и парит, словно птица, готовая отдать все, что у нее есть, лишь бы этот миг не уходил. Ее не смущает ни толкучка, ни то, что среди толпы вовсю гуляют мелкие карманники. Она не спохватилась, она даже не чувствует, что карман ее подозрительно пуст. Она и не пожалела бы об этом никогда, слишком мало денег у нее с собой, слишком велико ее счастье.

Чья-то уверенная рука трогает девушку за плечо. Леся моментально разворачивается, оторвавшись от кулачного боя, в самом разгаре, для того, чтоб утонуть в каре-зеленых, цвета осенней прелой листвы, омутах. В этот момент она единственный раз в жизни теряет дар речи, она так и смотрит в бездонную манящую глубину, не в силах оторваться, будто от того, как долго она будет смотреть в эти глаза, зависит ее жизнь.

— Красавица, — у обладателя красивых глаз, так завороживших девушку, оказывается не менее прекрасный, чувственный голос, — если вы и дальше будете с таким восторгом глазеть, как ошалевшие и пьяные мужики мутузят друг друга, то рискуете остаться без сбережений, — на ладони молодого мужчины весело позвякивает ее узелок с монетами.

— Скажите спасибо, что я проходил мимо и успел заметить и отловить маленького воришку, рискнувшего покуситься на ваши деньги.

Щеки девушки покалывает сначала едва заметно, они начинают гореть. Леся робко опускает глаза и протягивает руку, забирая накопленное. Шальной мужичок, летевший явно за горячительным, продираясь сквозь толпу, толкает Лесю, даже не обратив на нее внимания. Девушка теряет равновесие, нога подворачивается и скользит по утоптанному сотней ног снегу. Уверенные руки незнакомца вовремя удерживают ее от позорного падения.

— Берегите себя, — произносит спаситель, отпуская ее, — здесь вас могут покалечить и даже не обратить внимания.

— Спасибо, — лепечет Леся, боясь поднять на мужчину глаза. Ей и стыдно и приятно и так хорошо на душе, будто и не ее пару минут назад чуть не обворовали и не сшибли с ног.

Незнакомец улыбается ей на прощание и уходит, смешиваясь с толпой. Леся стоит и смотрит ему вслед, не обращая внимания на то, что люди вокруг толкаются, суетятся, а узелок с монетами, давным-давно стоило положить обратно в карман. На ее губах расцветает милая робкая приятная улыбка. Всем ее существом владеет приятное непонятное сладкое чувство. Она нежится в этих новых для нее ощущениях. Милада трясет девушку за плечо и пытается привлечь ее внимание странными танцами, которые, по всей видимости, должны выражать крайнее недовольство тем, что ее игнорируют.

— Эй, Лесь! Ты чего, заснула что ли? — возмущается травница, — или все никак отойти не можешь?

— Ты его видела? — удивленно произносит Леся.

— Конечно, видела! Я как раз к тебе продиралась, когда он подошел, но меня цыгане окружили, я пока выбралась. Он уже и ушел.

— Он сказал, что я красивая, — мечтает Леся.

— Эка невидаль. Правду он тебе сказал, и что? — Милада внимательно смотрит на подругу и до нее, наконец, доходит смысл выражения лица Леси. — Только ты не думай в него влюбляться.

— Почему, — будто очнувшись от сна, спрашивает Леся.

— Потому что Владимир Самойлов, с которым ты только что разговаривала, уже помолвлен, а у тебя и так проблем предостаточно. Помимо безответной любви. — Милада считает, что Владимир просто хорошо воспитанный молодой человек. А Леське не хватает галантного к ней отношения.

— И все-таки, признайся, что он краси-и-вый, — Леся, разворачивается и хватает Миладу под локоток.

— Атан лучше, — обрубает травница. И, улыбнувшись, продолжает, — но Самойлов тоже ничего.

— А ты и правда красавица, просто тебе самой надо в это поверить, — улыбается Милада и щелкает Лесю по носу.

От этого воспоминания в груди у Леси потеплело. На губах заиграла радостная, счастливая улыбка. Она открыла глаза и посмотрела в зеркало совсем другим взглядом. Глаза потеплели, они завораживали, как темные озера. Едва уловимая улыбка, блуждающая на губах девушки, преобразила ее лицо практически до неузнаваемости.

Морок мороком, — решила девушка, — а улыбка смогла преобразить даже мое скучное лицо. Пожалуй, такая я, вполне смогу подружиться с людьми.

Неизвестно, сколько бы еще Леся занималась самокопанием в паре с самолюбованием, но в соседней комнате раздался шорох. Кто-то тоже решил с утра пойти в баню. Девушка спохватилась и выскочила из комнатенки. Аккуратно прикрыла дверь и увидела сонного Атана, пытающегося затопить баньку. Разразившись в очередной раз цветистой руганью, которая являлась своеобразной чертой молодого человека, Атан плюнул и развернулся, натыкаясь на Лесю, пытающуюся неслышно выбраться из бани не замеченной.

— Нет, — произнес он, надевая на лицо маску великого мыслителя, — все-таки ты за мной следишь. Рано пришла, я не успел раздеться, — с укоризной протянул он.

— Вообще-то, я уходила, и самое меньшее чего я хотела, так это наткнуться на твою сонную помятую морду! — возмущение в девушке поднималось, подобно извержению вулкана. Она резко развернулась и поторопилась выйти. В мягкие сапожки она влетела почти мгновенно.

— Все-таки, наверное, стоит рассказать Миладе о том, что ты меня домогаешься, — глубокомысленно изрек он.

— ой, да было бы кого домогаться! Тоже мне, красавец писаный! — воскликнула девушка и хлопнула дверью в сенях так, что Атан дернулся от резкого звука.

Парень улыбнулся своей, как он считал удачной, шутке. И развернувшись, принялся за начатое дело. Попариться в баньке на данный момент — единственное удовольствие, за которое он готов отдать душу.

Леся вихрем влетела в дом. Возмущению не было предела. Черные глаза метали искристые молнии. Этот человек постоянно выводил ее из себя! Он смеялся над ней, издевался и получал от этого удовлетворение! Гад ползучий. Леся прислонилась к дверному косяку и постаралась привести дыхание в порядок.

— Лесь, это ты? — раздался голос Милады от печи. — Ты Атана не видела?

— Видела я твоего Атана. В баню, он пошел. — Леся отошла от двери и ее взору предстала удивительная картина. Милада. С утра. Готовит. Было чему изумиться.

— Ты не заболела?

— Нет, я прекрасно себя чувствую, — ответила Милада, застилая стол расшитой скатертью. — А что? Что-то не так? я плохо выгляжу?

Милада поправила край скатерти и распрямилась, заправляя выбившуюся из косы прядь за ухо.

— Да нет, все в порядке. Просто я тебя такой еще не видела. Ты готовишь, заплела косу, осталось красный сарафан одеть и щеки свеклой натереть и получится умопомрачительная картина — Милада собирается замуж.

Леся весело рассмеялась и обняла подругу.

— Не обращай внимания. Твой милый уже с утра разбудил во мне язвительность.

Милада отстранилась и поставила самовар. Леся улыбнулась еще раз.

— Что с тобой происходит? Почему ты вдруг решила поменяться?

Милада поставила на стол оладьи и села

— Я хочу его удержать, — грустно проговорила она.

— А ты будешь счастлива, если будешь меняться вопреки себе? — Леся склонила голову на бок и скрестила руки на груди. Она не понимала, что происходит с подругой. — Может проблема вовсе не в тебе?

— Я не знаю, Лесь, — в глазах травницы плескался огонек отчаяния. Она шумно выдохнула и встала, давая понять, что тема закрыта.

— Давай что ли завтракать? — произнесла Милада, стараясь казаться веселой.

— я только за! — ответила Леся.

Наступил вечер. Деревья отбрасывали тонкие длинные тени. Вокруг сгустился полумрак. Любимое время Атана. Вечер объявляет о конце дня, его жизнь постепенно умирает, угасает, пока не наступит кромешная тьма, которая постепенно перерождается в полусвет и рождается новый день… Странник шел к корчме. Милада сказала, что Самойлова в последнее время частенько там видят. Атану во что бы то ни стало нужно уговорить его ехать с ними. Сложно было признаться самому себе, но он не выдержит почти месяц в компании двух девиц: одна его любит, другая — ненавидит. Ему нужна поддержка. Хотя бы моральная. Или невидимая. Нужно переключить их внимание на другого молодого человека. Желательно симпатичного.

Атан открыл дверь в душное помещение, именуемое здесь корчмой. Его взгляд скользил по посетителям. Обычные люди. Пьяные, в большинстве своем грубые, шумные. Втянув носом кислый запах бражки, Атан улыбнулся. Сегодня можно и расслабиться, но сначала дело. Резким чеканным шагом, он устремился к хозяину заведения. Звук шагов разносился гулом по помещению, заставляя отдыхающих морщиться и оборачиваться вслед. Признав в нарушителе спокойствия странника, люди отворачивались, не смея задеть мужчину, боясь вызвать его недовольство.

Атан любил ощущение собственного превосходства над обычными людьми. Когда-то любил. Теперь же принимал это как данность. Мужчины его боялись, женщины хотели. Странник. Мечта всей его жизни стала для него проклятием. Он даже подраться нормально не мог! Мужики отступали перед ним, приносили извинения, даже когда он был не прав. Он мог взять любую женщину… но зачем все это? Если его сущность не нужна никому. Его боялись, им хотели обладать. Странник Атан. Без фамилии. Без дома. Только ужас, страх, опаска.

Хозяин, толстенький мужичок преклонных лет, с лысой макушкой, мигом подобрался и навесил на лицо подобострастную улыбку.

— Что желаете, господин…?

— Атан. Просто Атан. Скажите, любезный, в вашем заведении подают что-либо приличное? Или глоток кислой бражки — все, на что я могу рассчитывать?

— Ох, — выдохнул корчмарь, — для тех, кто не скупится, у нас есть и пиво, и вино, может сивухи? — улыбнулся корчмарь, безошибочно определяя настроение потенциального клиента и его возможности.

— Какой широкий выбор, — лениво протянул Атан, опершись на дубовую стойку, отделяющую его от хозяина. — Пожалуй, начнем с пары кружек пива, и только посмей его разбавить…

Многозначительная пауза повисла в воздухе. Посетители тайком поглядывали на корчмаря со странником, что не ускользнуло от взгляда Атана. Смотреть в открытую боялись все. Почти все. В самом темном углу сидел молодой человек. Чуть младше самого Атана. Он, не стесняясь, буравил взглядом странника и открыто усмехался, глядя ему в лицо.

Видимо, молодому человеку захотелось приключений, — подумал Атан и обратился к хозяину питейного заведения:

— Мне нужен Самойлов и вся информация о нем.

Две золотые монеты призывно звякнули и покатились по столешнице, прервав звук и найдя укрытие под потной ладонью корчмаря.

— А чем он вам не угодил? — рискнул задать вопрос хозяин.

— Пока ничем. А тебе платят не за вопросы, а за ответы на них.

Пока Атан искал Самойлова для того, чтоб уговорить на поездку, девушки предавались любимому женскому занятию — сплетничали о мужчинах. Милада мучилась из-за неопределенности отношений со странником, Леся же выполняла роль жилетки и подсказчика.

— Я целый день из кожи вон лезла, чтоб он обратил внимание, что я стараюсь быть такой, как он хочет. А он… Мужлан он бесчувственный! Вот кто он!

Леся гладила Миладу по вздрагивающему плечику.

— Не расстраивайся, Милад, ты же прекрасно знаешь, что ты хорошая…

— Не знаю, — всхлипнула она.

— Ты красивая…

— А он не смотрит на меня так, как раньше… Вот что мне сделать?

— А я откуда знаю, ты так спрашиваешь, словно у меня большой опыт по этой части. Я вообще-то у тебя всегда училась.

— Может постричься, а? или есть поменьше?

— Да что за глупости тебе в голову приходят! Ты думаешь, если начнешь менять себя, то он внимание обратит? Я сомневаюсь. Атан напыщенный индюк. Он делает только то, что хочет. Ты знаешь, что мне он не нравится. И я не хочу, чтоб из-за него ты менялась.

— А я его люблю-у-у-у

— Делай тогда, как знаешь. Но Матрена меня научила тому, что не стоит из-за мужчины убиваться. Только себя потеряешь.

Леся обняла подругу и продолжила:

— Ты такая, какая есть. А если он не хочет принимать тебя такой, зачем тебе он?

— Но…

— Можно подумать тебе сто лет и ты старая бабушка, — Леся улыбнулась, а Милада выпрямилась и вытерла слезы.

— Может, ты и права, — сказала она.

— Ну вот! — Леся обняла подругу и прижала к себе, — Будь собой. А там посмотрим. Может, Атан одумается, а может, встретишь своего принца.

Получив необходимую информацию, Атан лучезарно улыбнулся и попросил:

— Пару кружек пива за столик, где сидит Самойлов. И обслуживание должно быть хорошим, иначе я приму это за личное оскорбление, и выпивка пойдет за счет заведения. Пить я буду много. Но память моя от этого не страдает.

Атан развернулся и под хмурым взглядом корчмаря уверено пошел в сторону наглого, не отводящего взгляд молодого человека, с удобством устроившегося в тени.

— Не помешаю? — для виду спросил Атан, усаживаясь за широкий дубовый стол рядом с Владимиром. Странник вольготно расположился и облокотился на спинку деревянного стула. Владимир молчал, наблюдая за наглым субъектом, посмевшим нарушить его одиночество. Атан, вызывая в молодом человеке искреннее негодование, вытянул под столом ноги в прочных кожаных сапогах. Щелкнул пальцами, подзывая спешащую подавальщицу с двумя большими кружками пенного пива.

Девушка поставила их на стол, не переставая призывно улыбаться симпатичному и опасному страннику, сочетание качеств, сводящих женщин с ума.

— Не хмурьтесь, Владимир. Выпьем. Я угощаю, — лениво протянул Атан и пододвинул кружку к Владимиру.

— С чего такая честь? — поднял брови Самойлов. — Может, стоит представиться? Я не обладаю божественными способностями узнавать имя человека по его внешнему виду. Хотя, пару вариантов могу вам подкинуть. — Он презрительно скривил губы и откинулся на стул, подобно Атану. От невольного подражания страннику Владимиру стало не по себе. Он резко выпрямился и поставил локти на стол.

— Так что тебе нужно? — без особого интереса спросил Владимир, сощурив глаза. Он изучал тяжелую входную дверь, скользил взглядом по притихшим посетителям.

— Считай, что я — фея-крестная. Прошло много лет, но я вдруг вспомнила, что у тебя было детское заветное желание, и решила исполнить его.

Атан откровенно кривлялся, изображая тонкий писклявый голосок. Он отчаянно искал выход эмоциям и драка — хорошее решение всех проблем. Тем более, Владимир вряд ли откажет Атану в этой маленькой слабости. Его самого раздирает желание вмазать кому-нибудь пару раз. И Самойлова явно не смущало, что Атан — странник.

— Что-то ты, фея, слишком выросла. Знаешь, феи с волосатыми ногами мне не нравятся.

Владимир принимал правила игры. Он понимал, странник пришел не просто так.

— Ладно, — Атан взял со стола кружку с пивом и отсалютовал ею Владимиру, — выпьем что ли. За знакомство. Атан.

— Думаю, мне представляться не нужно, — резко ответил Самойлов.

Владимир отхлебнул из кружки, пробуя пенное наслаждение на вкус. Атан же осушил пол кружки махом и продолжил:

— У меня к тебе предложение.

Атан выждал паузу, наблюдая за реакцией Владимира. Самойлов не выказал ни малейшей заинтересованности, но все же спросил:

— так в чем оно заключается? — он лениво прихлебывал пиво, пробовал каждый глоток, словно истинный ценитель. Жажда внутри него разгоралась с каждым глотком все сильнее, но Владимир сдерживал ее. Не время напиваться.

— Я могу решить все твои проблемы одним махом, подарить новый смысл, новую жизнь.

— Это как же? — Владимир не переставал удивляться наглости странника.

Атан поднялся и наклонился к Владимиру, чтобы никто не услышал, о чем они говорят.

— Ты поедешь со мной в столицу. Я напишу тебе сопроводительное письмо, поговорю с нужными людьми. Придется, конечно, поучиться, но я смогу ускорить процесс обучения. Ты станешь странником, я уйду в отставку. Мне нужен человек, которому я передам знания, по-другому мне не уйти.

— ты уверен, что мне это нужно? — предложение заинтересовало Владимира, но он прекрасно понимал, что Странник выбрал его не просто так.

— Сюда ты вернешься победителем. Да и то, на время. Я передам тебе свои земли, которые контролирую. Представь. Новая жизнь, новые возможности, новое положение, — продолжил Атан.

— Хорошо. Что нужно от меня? Ведь ты не просто так пришел сюда искать приемника. Тебе нужен именно я. Для чего? — спокойно спросил Владимир.

— У тебя есть деньги. У меня предложение, — в тон ему ответил Атан, — здесь ты ничего не добьешься. Слухи о побеге твоей невесты распространились быстро. Даже до меня дошли, — Атан усмехнулся.

— Что дальше ждет тебя? Я тебе предлагаю новую жизнь. Вместо положения купеческого сына — положение странника. И любая женщина твоя, без всяких обещаний и обязательств. Ты забудешь свою невесту, а она будет жалеть, что потеряла тебя. Расчет прост. — Атан поднял кружку и сделал пару глотков, запрокинув голову.

Владимир раздумывал над предложением. Пальцы его выбивали стремительный ритм по столешнице. Что говорить, заманчиво. Со всех сторон.

— Сколько я должен заплатить? — обратился он к Страннику, соизволив развернуться и посмотреть на Атана. Впервые с того времени, как Атан к нему подсел.

— Понимаешь, у меня собственный интерес в этой затее. Мы поедем не одни. Мне нужно отвезти двух девушек в столицу. Они едут в лекарскую школу. Одна из них — травница, другая — тихая серая мышка. Но я один, а их двое. Боюсь не уследить.

— Я должен поработать охранником, еще и денег тебе за это заплатить? — Владимир хмыкнул. — Умно. Сначала выложить заманчивое предложение, потом остальное.

— Покровительство странника дорого стоит. Ты добьешься за считанные месяцы того, чего лично я добивался годы. Хотя мои отец и дед — странники. Старая закалка, что с них возьмешь? Они были против моего решения. Так что решай сам.

Атан махом допил содержимое кружки и подозвал подавальщицу.

— Ну, что, — обратился он к Владимиру, — пьем сивуху за твое согласие? Или ты предпочтешь остаться?

— Пьем медовуху за мой счет. И я согласен.

Атан победно ухмыльнулся. Эта улыбка сделала его похожим на кота, наевшегося досыта. Все идет по плану, — подумал он, — все идет по плану.

— А потом, обязательно набью тебе морду, — ухмыльнулся Владимир.

— мы еще посмотрим, кто кому набьет морду, как-нибудь обязательно тебе подправлю личико.

Настроение Атана поднялось до отметки «Великолепно». Кажется, дорога будет не такой уж скучной, как ему казалось с самого начала.

Когда молодые люди все-таки разошлись, тьма стала настолько непроглядной, что даже в паре шагов ничего не видно. Атан вышел, изрядно шатаясь, и побрел по направлению к домику травницы. У него были поразительные новости. Завтра, вернее сказать уже сегодня, с первыми петухами они должны выехать. Наконец-то, — подумалось ему, — тянуть смысла нет. Милада, конечно же, ждала его, и он в этом не сомневался. Собрать необходимые вещи дело пары часов, а в такой спешке девушки не станут раздумывать над мелочами и не успеют прихватить абсолютно ненужные вещи.

По дороге к месту своей сегодняшней ночевки, странник занимался делом, свойственным для большинства подвыпивших представителей рода человеческого, а именно, рассуждал о смысле жизни. Домом молодой человек мог назвать только одно место на свете — дом, в котором он родился, но, к сожалению, не имел чести расти. Дом своей матери. Атану было свойственно частенько задумываться над тем, куда его ведет извилистая дорожка под названием жизнь. Он не мог представить себя примерным семьянином, не мечтал о детях. Странник запнулся о камень на дороге и принял это за знак свыше, что пора подумать и о чем-нибудь другом. Атан задумался и даже остановился. Реакцию Милады на утренний отъезд представить не сложно. Реакцию Леси и представлять не стоит — что она может сказать? Да и собирать ей особо нечего. А вот над маршрутом стоило бы подумать хорошенько. Чем легче будет их путь, тем лучше будет для всех, а в особенности для него. Но, сколько ни пытался Атана думать о поездке — получалось коряво, косо, пьяно. Странник махнул рукой и решил, что с утра на месте и определятся. Атан улыбнулся и вспомнил про зеркальник.

— Милада не спит — это точно, а если и спит, будет ей маленькая месть за ночные побудки, для разговоров о том, как же прекрасна ночь и как она в такую ночь одинока, — он достал из сумки, переброшенной под плащом через спину, маленький кусок зеркала с половину мужской ладони. Атан провел пальцем по выгравированному в верхней части витиеватому символу. Тот засветился тусклым зеленым светом, а странник с предвкушением стал ждать эффекта. Не заставив себя долго ждать, ровная гладь пошла рябью, являя сонное, злое личико Милады. В данный момент милой ее мог назвать только сумасшедший или безумно влюбленный, одним словом идиот. К идиотам Атан себя не причислял. Но остаться целым и невредимым все-таки хотелось, потому он обворожительно улыбнулся и изо всех сил постарался держать прямо глаза, норовившие съехаться в пучок.

— Ты пил, — сказала Милада.

Атан решил прекратить цирк и его глаза встретились на переносице, любуясь друг другом.

— Нет, ну надо же было так надраться! Че надо-то?

— Собирай вещи, — сказал странник, вернув себе способность смотреть прямо.

— Зачем?

— С утра выезжаем.

— Куда? С кем?

— Ну как планировали, с Самойловым.

— Ой, так ты договорился?!

— А то по мне не видно, — буркнул Атан.

— Ура! — Милада танцевала с зеркальником в руках, и Атану стало совсем не хорошо, от крутящегося отражения.

— Ты рада?

— Да. А почему бы и нет? — Милада удивилась, остановилась, а Атан почувствовал себя намного лучше.

— Ну, так ночь на дворе, времени нет, чтоб собраться, а я свинья, не сообщил раньше… — предложил варианты странник. Он явно не понимал, в чем же просчитался.

— А… — махнула рукой травница, — голому собраться — только подпоясаться.

— Так что, совсем ругаться не будешь?

— Как-нибудь потом успею. Думаю, такая возможность мне представится. Ты уже идешь?

— Нет. Я зайду к одному знакомому, договорюсь насчет лошадей для вас с Лесей.

— Только больше не пей!

— Переживаешь за меня, да?

— нет. Ты спишь со мной в одной комнате! Еще перегаром надышусь и буду пьяная ходить! Все. Я вещи собирать.

Милада отключилась первой. Чем очень удивила Атана. Он поскреб макушку и направился в сторону купеческого терема.

— Думаю, от пропажи двух лошадей Самойловы не обедняют, а конюх от выпивки не откажется. Тем более, что странник может взять и бесплатно, — рассудил молодой человек и в который раз за этот вечер разулыбался, — сегодня день сюрпризов.

Когда он вернулся в домик травницы, все уже спали.

— Вот так. И никто тебя не ждет, и никому ты не нужен, — ворчал Атан, раздеваясь и укладываясь на расстеленную заботливой рукой постель. Спать оставалось всего ничего, но странник предпочитал пару часов сладкого забытья спокойной ночи без сновидений.

Милада надеялась на то, что встанет раньше Атана и всласть попинает его ногами под предлогом побудки. Она, еще не открыв глаза, рисовала картину утренней мести. Завершением этого издевательства должен был послужить кувшин холодной воды, вылитый страннику на голову.

— Не оригинально, но так заманчиво, — думала мстительница. — Как хорошо, что она поговорила вчера с Лесей. Она хоть и наивная девочка, но совет, что она дала вчера, оказался толковым.

Милада еще раз вспомнила, как вытянулось вчера лицо у странника. Не ожидал он такой ее реакции, не ожидал.

От мыслей ее оторвал звук осторожно ступающих ног и скрип половиц. Девушка открыла глаза и оторвала голову от подушки.

— Атан!

— Что я опять сделал не так? — странник застыл на ходу и развел руками с видом святой невинности.

— У тебя в учебном корпусе, наверное, отдельным предметом шло обучение тому, как обламывать девушкам надежды… — простонала она, откинувшись на подушки.

— Не, это у меня природные данные такие, — рассмеялся парень.

— Поднимайся, спящая красавица.

— Иди, Леську разбуди лучше.

— Так она сама встала, убежала воды набрать.

Милада недовольно осмотрелась:

— Нет, ну что за жизнь? — глядя в потолок, спросила она.

— Вставай, вставай. Сейчас Самойлов приедет, а ты не одета. Скажу тебе по секрету: соблазнять его еще рано. Он только расстался с невестой. Так что я займусь лошадьми, а ты — собой.

Атан вышел, оставив девушку в одиночестве. Она сползла с печи и, чертыхаясь, стала одеваться. Натянув приготовленную ночью дорожную одежду, Милада вытащила из-за печи небольшую сумку из сыромятной кожи, вытерла и собрала туда скляночки, баночки, в которых хранились результаты ее экспериментов.

Дверь скрипнула и на пороге появилась Леся:

— Доброе утро, ты уже, гляжу, собралась. А я воды набрала, очистила, чтоб в дороге было что пить.

— Молодец, про воду я и забыла. Самойлов приехал?

— Кто? Разве мы не втроем едем?

— А тебе Атан не сказал?

— Ты мне тоже об этом и словом не обмолвилась, даже ночью, когда я тебе вещи собирать помогала. Так кто с нами едет?

— Владимир Самойлов собственной персоной. Ума не приложу, как Атану удалось его уговорить?

— Самойлов… — Леся задумалась, вспоминая красивого молодого человека с ярмарки, — а как же его невеста?

— Не знаю, Лесь, Атан сказал, что вроде бы больше у него невесты нет.

Леся открыла было рот, чтоб еще что-то сказать, но дверь в очередной раз заскрипела возвещая о том, что кто-то зашел в дом. Девушки обернулись. На пороге стояли двое. Атан и Владимир. Леся рассматривала гостя, отмечая малейшую деталь, сравнивая с воспоминаниями. Они ни в чем не обманули девушку. Владимир высок, красив, хорошо сложен, аккуратно одет, словно принц из сказки, что любили рассказывать на ярмарках и народных гуляниях у них в хуторе.

— Владимир, я должен вас представить друг другу. Это Милада, местная травница, а эта беловолосая девочка дочь охотника Василя.

— Очень приятно, — буркнул себе под нос Владимир, с таким видом, словно ему абсолютно все равно, кто с ним едет.

— Если все готовы, можем выезжать, — сказал он и вышел во двор.

— Да уж, — протянула Милада, — приятная компания нас ожидает, — Бука и Павлин. О-очень веселое будет путешествие.

Атан зыркнул на Миладу и вышел вслед за Владимиром.

— И что я такого сказала?

Дорога простиралась широким полотном утоптанным сотней ног, конских копыт и колесами повозок. Ребята ехали в молчании с момента, как выехали из хутора. Солнце стояло высоко в небе и палило нещадно. Лето обещало быть жарким.

— Ну когда же будет привал? — наконец-то нарушила тишину Милада, — у меня от этой лошади вся з… задняя часть спины болит.

— Подожди. До леса доберемся, там, на поляне и устроим привал.

— А может сейчас, Атан, я есть хочу, мы даже перекусить с утра не успели…

— Я сам буду решать, когда и где нам останавливаться. Как же ты три года назад сюда добиралась? — откликнулся на ее завывания странник.

— Как, как? Так же! Только это три года назад было… Да и вообще, я при первом подвернувшемся случае, к мельнику в повозку напросилась, потом к мужику, который шкуры в город вез, потом… Я уже не помню, но помучилась я только пару дней, а потом добиралась с комфортом.

— И чем, интересно, ты со всеми расплачивалась?

— Как чем? Одного — полечила, у него страшный насморк был, второму денег дала, третьему улыбнулась и обед приготовила…

— Так уж все легко вышло?

— Атан, — строго сказала травница, — тебе своим мужским умом не понять женского обаяния и магии женской улыбки. Все мысли через одно место! — возмутилась Милада и, гордо задрав голову, проехала вперед.

Опять наступила тишина. Леся наслаждалась обретенной свободой. В груди быстро билось сердце. Волосы, как обычно заплетенные в широкую косу, трепал ветер. Он ласково касался лица девушки, словно целовал ее, шептал ей ласковые слова. Все вокруг: трава, деревья, дорога, даже пыль из-под копыт, казалось ей не реальным. Слишком ярким, слишком чистым, слишком насыщенным. Она любовалась каждой веточкой, травинкой, цветком, бабочкой. На ее лице была прописана радость. Детская, неприкрытая. И этим, конечно же, не мог не воспользоваться Атан. Он подъехал к ней поближе и спросил:

— Ну и что ты так пялишься вокруг, словно никогда в жизни ничего подобного не видела?

— Знаешь, Атан. Я все время удивляюсь тому, какой же ты наглый, упертый и вредный.

Лицо странника вытянулось. Он что-то захотел ответить, но Леся не захотела его слушать, выставив руку ладонью к нему в говорящем жесте: «Заткнись, сейчас я говорю», и продолжила:

— Так вот. На чем же я остановилась? А-а! На том, что ты наглый, упертый, противный и вообще, индюк. И я знаю, в чем причина твоего поведения! Все дело в том, что ты не умеешь радоваться жизни. Как только научишься, все в твоей жизни изменится. Вот увидишь. — Леся улыбнулась и присоединилась к Миладе, оставив странника наедине со своими коварными замыслами о мести.

Так они и ехали в молчании до самой полянки, которая приглянулась девушкам. Вот тут-то они и устроили показательный хор плакальщиц мужской половине. Мужскую половину олицетворял Атан, так как Владимир всю дорогу ехал молча, словно глухонемой. Не реагируя ни на что.

Вытребовав у странника привал именно на «этой зелененькой поляночке, с милыми ромашечками, такими большими бабочками, под раскидистым дубиком и т. д. и т. п.», Милада, с рвением достойным поощрения, принялась готовить обед. Или поздний завтрак? Кому как нравится. Сопровождалось все это словами:

— Ух ты какие классненькие цветочки! — это Милада.

— Атанчик, миленький, сделать тебе бутербродик с карбидом, тьфу, с карбонадом? — это Леся.

Атан ходил мрачнее тучи, придумывая, что бы такое гадкое сделать, чтоб девушки не сильно радовались. Еще и смеются над ним! Кошмар! Странник. Гроза неверных, длань правителя! Докатился, блин! Девки не то что не боятся, откровенно пользуются его добротой, ага, да еще и издеваются.

— Атанюся, — обратилась к нему Милада, выбирая самые глупые уменьшительно-ласкательные имена, чтоб позлить зазнавшегося парня, — ты хоть…

— Что??? Как ты меня назвала??! Ну, все, пришел предел моему ангельскому терпению! Сколько можно издеваться? Я в жизни столько глупых прозвищ не слышал в свой адрес, сколько за последние пятнадцать минут! Вы что меня добить решили? Атанюся! Не, ну это ж надо, до чего фантазия разгулялась! Да вы. Да вы, да вы… Бояться меня должны — вот! Я странник!! Я, я, я…

— Аташ, — Леся подошла к нему со спины и положила руку на плечо, — не нервничай, мы же любя.

— ????!!!!! — возмущение странника дошло до критической точки. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Глаза выпучились.

— Мы боимся, — заверила его Милада, — не переживай, о-о-очень боимся. Да. Ты как в той сказке: «Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк…»

— Да-да, очень боимся, — поддакивала Леся, только ты выдохни, а то весь покраснел, того и гляди лопнешь. А кто же без тебя нами командовать будет?

— Да, — вставила Милада, покосившись на мирно пристроившегося на краю расстеленного покрывала Самойлова, — из Владимира же и слова не вытащишь. Нам без тебя будет очень скучно.

Атан, пылая праведным гневом, окинул девушек презрительным взглядом и, развернувшись, чеканным шагом пересек поляну и затерялся среди деревьев.

— Это он куда? — подал голос Владимир.

— Пар спускать, — ответила Милада, кусая мягкий белый хлеб. — Ты ешь-ешь, — обратилась она к Владимиру, — а то я голодная и тебе не достанется. Как говорится, в большой семье… не щелкают.

Атан вернулся к концу трапезы, как ни в чем не бывало. Он сел, спокойно взял оставленную снедь и с наслаждением стал жевать. Милада ждала чего угодно, после подобной их с Лесей совместной выходки, но только не этого. Травница внимательно следила за ним все время, что он ел, но ничего подозрительного в его нахальной физиономии не усмотрела.

Ребята отдохнули немного и стали собираться в путь. Сегодня еще нужно было доехать до деревеньки, и напроситься переночевать. Ребята встали размять ноги, после продолжительного сидения, а девушки стали собирать вещи.

— Девушки, вам помочь, — раздался за их спинами голос Атана.

Милада посмотрела на него через плечо, но ничего подозрительного не увидела.

— Ну, помоги, — сказала она.

Атан широко улыбнулся и захлопал в ладоши:

— Давай! Давай! Давай! — скандировал он.

Костер весело потрескивал. Языки пламени вздымались высоко вверх. От разливающегося тепла грелось не только тело, но и душа. Тепло костра проникало в самые потаенные уголки Лесиного сердца, унося страх, неприязнь, скуку и одиночество. Милада весело хохотала над слабыми попытками Атана приготовить ужин на всех четверых. Атан хмурил брови, кривил губы, морщил нос, но, в конце концов, сдался и рассмеялся вместе с девушкой. Все это было так правильно, так хорошо, что Леся неожиданно для себя поняла, что это все о чем она мечтала. Быть частью такого веселья, легкости и беззаботности. Даже хмурый Владимир, который за всю дорогу не сказал и слова, уютно устроился у костра рядом с Лесей и теперь его губы не произвольно растягивались в улыбке, в глазах играли отсветы костра, а из груди то и дело вырывался искренний смех.

Леся задумалась, глядя на него. Сильный, красивый, уверенный. За ним, как за каменной стеной. Такие мысли вызывал этот мужчина. Леся не отдавала себе отчета в том, что она пристально разглядывает его, и Владимир давно уже это заметил. Он с едва уловимой усмешкой смотрел на эту девочку-девушку. Мысли вихрем летали в его голове. Быстро приходили и ускользали. Приходили и ускользали, не позволяя зацепиться разумом хотя бы за одну из них. Они смотрели друг на друга, и каждый из них нуждался друг в друге, как жаждущий в глотке воды. Это взаимное притяжение, которое Владимир ощутил, как только ее увидел, заставляло его терять над собой контроль и с наслаждением, неподвластным его уму и сердцу, смотреть в эти черные, странные озера глаз. Печальные и безумно красивые.

— Вот так и бросаются в омут с головой, — пронеслось в голове Владимира, — а потом находят опухшие тела утопленников.

Он резко отвернулся, прервав момент очарования. Леся покраснела с головы до пят, во всяком случае, все тело ее горело огнем, а щеки пылали от стыда.

— Что он теперь обо мне подумает? — подумала девушка и подтянула колени к подбородку, положив на них согнутые в локтях руки.

Владимир чувствовал себя так, словно отобрал у малого дитя петушок на палочке. Ему необходимо было что-то сказать, но его помутневший разум не мог найти мало-мальски подходящей фразы. Он сидел, словно истукан и только и думал, что о черных омутах прекрасных глаз, о фарфоровой бледной коже и мягких розовых губах. И злился. На самого себя. Он не хотел боли. Он боялся ее. И этот страх почувствовать себя отверженным, ненужным пересиливал влечение к девушке. Но страх отступал, стоило ему на нее посмотреть…

Леся решила встать и помочь Атану с Миладой. Такими темпами, они не дождутся не то что ужина, эти двое даже к завтраку не успеют. Шаги легким шорохом звучали по зеленой траве, и Владимир невольно повернулся на звук ласкающий слух. Обычное платье. В хуторе все так одевались, за исключением, конечно Милады, ту в юбке или платье увидеть — событие для всего хутора из ряда вон. Было в Лесиных движениях что-то завораживающее, притягивающее взгляд. Не худая и не полная. Четкие линии безупречных изгибов складывались в соблазнительную фигуру. Даже Милада в черных походных портках, и куртке — красивая самоуверенная Милада — смотрелась рядом с Лесей простушкой. В Миладе не было того очарования, того достоинства. Таких женщин называют богинями.

Владимир тряхнул головой, прогоняя наваждение. Надо что-то с этим делать. Так нельзя. Нельзя позволить женщине завладеть его разумом.

Послышался шорох и кряхтение. Рядом с Владимиром, там, где пару минут назад сидела Леся, приземлился Атан.

— А ты не желаешь присоединиться к девушкам и помочь им в приготовлении ужина? — весело проговорил он.

— Помниться мне, что это ты разглагольствовал, что вполне можешь о себе позаботиться, а не я. Меня устраивает подобное положение дел.

Владимир сорвал травинку и стал ее жевать.

— Я могу о себе позаботиться, — парировал наглец, — но зачем мне утруждать себя такими делами, как готовка, если есть две вполне очаровательные девушки, которые с радостью сделают это за меня?

— Уверен, что тебе это не аукнется? — усмехнулся Владимир и выкинул порядком пожеванную травинку, оставившую на языке привкус сочной горечи.

— С Миладой ни в чем нельзя быть уверенным, — Атан сладко потянулся и крикнул девушкам:

— ну, что там у нас с едой? Я дождусь сегодня ужина или придется ложиться голодным?

Милада ослепительно улыбнулась, и от ее прекрасной улыбки повеяло холодом. Владимир сдавленно усмехнулся и поспешно отвернулся от Атана, чтоб не рассмеяться в голос. Леся хмуро посмотрела на Атана, но проследив за реакцией Милады, усмехнулась и занялась готовкой. Атан сидел не шелохнувшись и мило улыбался знахарке, он даже бровью не повел.

— Дорогой, — издалека начала Милада, — что-то мне подсказывает, что ты сегодня либо останешься без ужина и будешь спать голодным, либо поешь, но спать не будешь.

— За какие это заслуги? — губы странника раздвинулись в улыбке, а глаза приняли выражение бедного побитого котенка, огромные, как блюдца и печа-а-альные…

— Ну, знаешь ли, — на Миладу его взгляды не подействовали ни в коей мере, — уговор дороже денег. Если ты отрываешь зад и помогаешь с готовкой, то и поешь и поспишь. А если не поднимаешь, то… Либо ешь, либо спишь. За все надо платить, милый.

По закону жанра и характера отношений этих неугомонных, тут же разгорелась словесная перепалка. Милада металась разъяренной фурией в попытках что-то доказать спокойному до умопомрачения Атану. Тот в ответ мило улыбался, строил печальные и раскаявшиеся глазки и своей вины не признавал. В результате весь разговор свелся к претензиям из ряда «Ты, ты, сволочь!» — это Милада. «Я?! — спокойный, не повышающий тона Атан (святая невинность, ангел Божий, коих на иконах малюют), — в чем моя вина? Мне кажется, что ты просто ко мне придираешься».

Через пару минут их спор откровенно напоминал фарс. Леся прошла мимо Милады бочком и подвесила походный котелок на рогатину над костром. Она уперла руки в бока, а Владимир невольно залюбовался ее фигуркой. Леся попробовала что-то произнести, но эти двое не слушали никого, кроме себя. Вернее, каждый из них слушал только себя любимого. Леся набрала побольше воздуха в легкие четко, ровно и довольно громко произнесла

— Пока вы отношения выясняли, я уже все сделала. Делов-то на пару минут, а вы разговоров развели на целый час. В таком случае готовкой буду заниматься я. Вы все равно это дело не любите, а ходить голодной лично я не буду. Любая помощь — принимается. Споры — пресекаются. Вопрос закрыт.

Ответом девушке стала звенящая тишина.

Леся подошла к своей сумке и стала вытаскивать нехитрый провиант. Хлеб, кусок вяленого мяса и соленое сало. Она быстро расстелила покрывало, служившее им столом, нарезала бутербродов. Вокруг царило молчание. Никто не ожидал от Леси проявления характера. Вроде бы и грубого слова никому не сказала, но почему-то всем стало стыдно. Атан вскочил и стал кормить лошадей, Милада помешивала кашу в котелке, а Владимир молчком присоединился к Лесе, помогая накрыть импровизированный стол.

— Как быстро все себе дело нашли, — буркнула себе под нос Леся.

— А у тебя талант, — произнес Владимир, — быстро ты всех приструнила.

— Я не хотела никого обижать, но это глупо. Стоят, спорят. И ни один ничего не делает.

— Еще чем помочь? — Владимир сел на край одеяла.

— Подай сумку. У меня там еще один котелок поменьше, и травки. Сейчас чай организуем.

Владимир потянулся за холщовой сумкой и передал ее девушке. Леся стала копаться, выискивая нужное. Парень, не отрываясь, следил за каждым ее движением. Сосредоточенная, внимательная, хозяйственная, привлекательная… Сколько еще в этой девушке загадок?

— Со мной что-то не так? — Леся смотрела на Владимира, не понимая, чего он уставился.

— Да, нет. Все в порядке. Я просто задумался.

— Я возле костра бурдюк с водой оставила, принеси, если не трудно.

— Один момент, — Владимир улыбнулся и легко поднялся на ноги.

Леся достала котелок, всыпала туда травки, добавила пару листочков мяты, вишни, залила водой, принесенной Владимиром и передала ему в руки котелок, чтобы тот подвесил над костром. Непроизвольно девушка дотронулась до руки молодого человека. Владимир резко дернулся, едва не расплескав воду из котелка. Не сказав ни слова, он развернулся и отошел к костру. Спина молодого человека — неестественно прямая — выдавала невесть откуда взявшееся напряжение.

Леся не успела над этим задуматься, потому что Милада возвестила о том, что каша готова и, наконец-то можно ужинать. Атан прилетел со скоростью ветра, Милада тоже не заставила себя ждать. Только Владимир замешкался, глядя в костер, словно зачарованный.

— Эй, Самойлов, нам тебя ждать, или ты есть не будешь? Ты там подольше постой, мне больше достанется? — Атан весело завалился между Лесей и Миладой. В компании девушек он себя чувствовал очень комфортно.

Владимир не ответил.

— Уснул он там, что ли? — пробурчал Атан и принялся за горячую пшеничную кашу.

Леся встала со своего места, отряхнула юбку и подошла к Владимиру.

— оттого, что ты будешь смотреть на воду, она быстрей не закипит, — мягко произнесла она, — Иди, поешь. Пока поедим, как раз все готово будет.

Владимир рассеянно посмотрел на девушку

— Да, иду. Спасибо.

Леся решила, что собственный желудок ей дороже, чем витающие непонятно где мысли Владимира. Она села рядом с Миладой и потянулась за своей порцией

— И мне подай, пожалуйста, — раздался голос за спиной. Леся обернулась, для того чтоб убедиться, что ей не почудилось.

Самойлов сидел за ее спиной и мило улыбался.

Да, — пронеслось у Леси в голове, — похоже, перемены в настроении у данного представителя мужского пола, случаются чаще, чем у Милады.

После сытного ужина, всех разморило, и решили ложиться спать. Леся вызвалась караулить первой, потому как спать не хотелось. Хотелось побыть наедине со своими мыслями. Атан с Миладой долго спорили, кто где будет спать. Милада рассчитывала лечь к нему под бок, но Атан отказался наотрез.

Похоже, отношения у них подошли к концу, — решила Леся, — Милада все никак не хочет понять, что он ее не любит. Он хорошо к ней относится, но не любит. Как она этого не замечает. Хотя, кто я такая, чтоб судить — любит он ее или нет?

Когда звуки и шорохи стихли, возвещая о том, что все улеглись, Леся придвинула одеяло поближе к костру и подтянула колени к подбородку, любуясь языками костра.

— Интересно, — думала Леся, — а какая она — любовь? Милада ради Атана готова на все, Матрена ради отца столько лет терпела равнодушие, простила ему измену. Какая она — любовь? Так хочется быть любимой, быть нужной. Хочется выйти замуж, родить детей… Мои дети никогда не будут чувствовать себя обделенными, как бы мне не было тяжело. Хочется встретить ЕГО. Единственного и неповторимого, который стал бы моим смыслом жизни. Ему бы я подарила всю любовь, на какую только способна. Но вот как узнать того единственного, за которым я смогу пойти на край света? Как найти того, кто станет моим смыслом жизни?

Пламя нежно ласкало медленно тлеющие дровишки. Странный союз дерева и искры. От этого союза разгорается пламя, но в этом пламени безнадежно гибнут оба. И искра и ветви. Может и любовь такая? Да, Милада как-то говорила, что любовь — это огонь, который способен спалить до основания твою душу. Но должна ли она быть такой? Ведь огонь — не только пожар и смерть, огонь — это тепло, уют… Странно, но любовь привлекала девушку и так же пугала.

Стоит ли привязываться к незнакомому человеку? — думал она, — А если он сделает больно? Так же как отец Матрене, или Атан Миладе. Ведь Милада очень переживает, хотя пытается спрятать свои чувства, не показать? Разве Любовь может быть жестокой? Разве она должна быть такой? Если она приносит только боль и разочарование, то зачем тогда вообще любить? В чем смысл?

Легкие, почти неслышные шаги послышались за спиной девушки. Леся в последний момент обернулась и встретилась взглядом с Владимиром.

— А ты чего не спишь? — произнесла девушка. Голос ее дрожал от неожиданности. А где-то в животе разливалась сладкое тягучее чувство, причину которого девушка не могла найти.

— Не спится, — просто ответил Самойлов, пожав плечами, — ты не против, если я посижу с тобой?

— Нет, не против, — ответила девушка, подвигаясь на сложенном в четверо одеяле, чтоб Владимир мог присесть рядом.

— Я тут с собой прихватил еще одно одеяло. Не хотел тебя стеснять. Но раз уж ты позволила мне присоединиться, да еще и место выделила… — Владимир заботливо накрыл плечи девушки своим одеялом, и она непроизвольно прикрыла глаза и втянула носом запах. Его запах. От него пахло осенью. Чуть прелой листвой, проливным дождем, свежестью осеннего утра. От этого аромата у нее закружилась голова, и она поспешно постаралась взять себя в руки. Девушка открыла глаза и попала в каре-зеленый омут внимательно изучающих ее глаз. Леся осознала, что боится дышать, боится упустить этот момент. Время бежало, как песок сквозь пальцы, она тщетно пыталась остановить мгновенье, но ничего не получалось. Ничего.

Ей было страшно, что этот момент пройдет и она больше никогда не почувствует подобное. Она смотрела и смотрела в эти глаза. До ее разума долетала только одна мысль: «Пусть так будет всегда».

Она потеряла счет времени. Все было так просто. Просто смотреть в эти глаза. Просто сидеть рядом. Просто чувствовать спокойствие…

Она отвернулась первой. Она не захотела опять оказаться в неловком положении. Милада рассказывала ей, что его совсем недавно бросила невеста, и Леся не хотела показаться легкомысленной, влюбленной девочкой. Мало ли, сколько у него таких. Она не хотела быть еще одной. На пару часов, недель, месяцев… Она поймала себя на мысли, что хочет быть единственной и на всю жизнь. И дело не во Владимире. Она не могла быть счастливой, если будет второй или даже первой. Она должна быть только единственной.

Владимир робко приобнял ее за плечи

— Под утро всегда холодает, а я совсем не хочу, чтоб ты заболела. Кто тогда будет готовить? Милада? Она обязательно заставит Атана оказывать посильную помощь, а я не хочу мучиться пищеварением, тем более, в дальней дороге. Атан меня ой как не любит, я даже представить боюсь, что он мне подсыплет в кашу.

Леся улыбнулась и постепенно расслабилась. Владимир привлек ее к себе на плечо. Девушка поначалу пыталась оказать легкое сопротивление, но после нескольких бесплодных попыток решила оставить бесполезные усилия оказать сопротивление, успокоилась и прислонилась к широкому плечу Владимира.

— Ты хочешь спать? — спросил он.

— Не знаю, — честно ответила Леся, — и хочу, и нет.

— А давай, я тебе расскажу что-нибудь интересное, а ты постараешься заснуть?

— Мне скоро Атана будить, его очередь караулить.

— я сам разберусь с Атаном, — произнес Владимир со странным оттенком в голосе.

— А ты?

— Я не хочу спать. Я все смотрел на тебя. Сначала думал, что ты заснула, ты почти не шевелилась. Решил разбудить тебя и сменить на посту — все равно не спится.

— вот и пробовал бы заснуть, — пробормотала Леся, — я все равно не сплю.

— Так вместе веселее! — воскликнул Владимир.

Он прижал Лесю еще сильнее. Ей было слышно, как стучит его сердце. Зачарованная этим звуком, девушка не смела шелохнуться. Звук бьющегося сердца был подобен музыке, звучащей только для нее.

— знаешь, я читал, что где-то существуют другие миры. Их бесчисленное множество, как и звезд на небе. Один сумасшедший ученый предположил, что существует около миллиардов разных миров, и человек проходит каждый из них. Это называется реинкарнацией. В одном мире человек умирает, в другом возрождается и так до бесконечности. Очень интересная теория, но только жаль, что проверить ее не возможно. Только на собственном опыте. Но нам же до этого еще далеко, правда?

Владимир посмотрел на мирно посапывающую у него на груди девушку. Она была похожа на солнышко. Холодное весеннее солнышко. Она согревала его душу. Она манила и пугала его. Отблески пламени бросали на ее лицо причудливые тени. Они делали лицо девушки еще прекрасней. Во сне черты лица разгладились, на губах играла еле заметная улыбка. Хотелось прижать ее к себе и не отпускать. Ни на минуту, ни на миг. Владимиру с ней было спокойно и хорошо. Он взял Лесю на руки и аккуратно отнес туда, где совсем недавно ворочался и пытался уснуть сам. Он бережно положил девушку и заботливо укрыл.

— Спи, — прошептал он, — спи мое наказание.

Владимир всю ночь просидел у костра, подбрасывая в него веточки. Он думал о многом. Больше всего он думал о черноглазой богине, которая мимоходом умудрилась обратить на себя его внимание. Он почти забыл о том, что женщины коварны.

Но, ведь она не такая, — убеждал себя Владимир, — она не может быть такой же, как Анна. Хотя и в Анне я был уверен, а она обвинила во всем меня и ушла к другому… Женщины. Они могут быть такими милыми и нежными, если им это выгодно. Но разве Леся может быть такой? Она слишком открытая, ранимая… Но и загадка в ней тоже есть.

Уже перед рассветом Владимира сменил Атан, убедив Самойлова, что лучше часок подремать, чем ненароком вывалиться из седла. Владимир сопротивлялся, но Атан лишь отмахнулся от него. Владимир встал, размял порядком затекшее тело и уже хотел лечь, как вспомнил, что на его одеяле лежит черноглазая загадка, так мило заснувшая на его плече.

Атан, наблюдавший за Владимиром все это время, негромко окликнул молодого человека

— Ложись на мое место. Не шуми, а то ее разбудишь. Пусть поспит.

Владимиру не понравился покровительственный тон странника. Он не собирался мешать Лесе.

Похоже, Атан забыл, что Милада тоже спит. Неужели эта милая девчонка и этого павлина околдовала? — Владимир отогнал от себя ненужные мысли, лег и постарался поскорее заснуть. Но мимолетно брошенная Атаном фраза не давала ему покоя. Он поворочался еще некоторое время, но скоро сладкая пелена тонкого сна накрыла его с головой.

Атан сидел у костра и подкидывал в него сухие ветки. Видимо Владимир не просто так сидел всю ночь. Он успел еще и веток натаскать.

Теперь пришел черед странника глядеть на пламя и раздумывать о смысле жизни и любви.

Рассвет ознаменовали громкие стоны. Источником этих жалобных всхлипов и стенаний являлась Милада. Талант артистки, нашедший пристанище в этом хрупком и достаточно симпатичном тельце, поистине достоин того, чтоб ему рукоплескали, как минимум в императорском театре. Миладе очень хотелось привлечь к себе внимание. В таких случаях ее фантазия разыгрывалась настолько, что ни одному из модных писателей и не снилось! Она могла разыграть трагедию на пустом месте! А уж скандал затеять — вообще дело пары секунд. В данный момент она изображала столетнюю старушенцию. Кряхтение и стоны были переданы с такой реалистичностью, что даже Самойлов вспомнил о своей прапрабабушке. Воспоминания были не особо приятными, поэтому молодой человек предпочел сделать вид, что ничего не услышал. Леся занималась чаем и съестным, Владимир решил оказать девушке посильную помощь, заключавшуюся в рассказе смешных историй из жизни его родственников. Атан же сидел молча и внимательно смотрел на хихикающую пару.

Милада поняла, что толку не будет.

— Эх, и никому же я горемычная не нужна! — воскликнула притворщица.

Компания развернулась в ее сторону, оценивающе на нее посмотрела и отвернулась, продолжая заниматься делами.

— Та-ак, я не поняла? — Милада уперла руки в боки и воззрилась с укором на спины друзей, — это почему на меня никто внимания не обращает? Я что — пустое место?!

— Нет, Лад, — ласково проговорил Атан, — совсем не пустое.

— почему на меня никто не реагирует? — воскликнула травница.

— Тише, солнышко, — Атан даже не повернул головы, и продолжил, понижая голос, — прислушайся. Тебя ничего не настораживает?

Милада подошла ближе и присела на корточки рядом со странником

— Я не могу объяснить, что я чувствую, — ошарашено пробормотала она в ухо странника, — что-то не так, а вот что? Я не могу понять.

Милада вздрогнула, потерев озябшие плечи.

— Ребят, мне кажется или сгущается туман?

Деревья заволокло тонким туманом, который с каждой секундой становился плотнее. Полянку, на которой они расположились, окружила плотная молочная завеса. Через нее ни черта не было видно.

— Что это? — спросила удивленная знахарка.

— Это я у тебя должен спрашивать! — шикнул на нее Атан, — я, между прочим, странник. Магические всплески чувствую только посредством приборов и глаз, а не нутром в отличие от тебя.

— Так доставай, свою штуковину, — прошипел Владимир, по инерции прижимая к себе Лесю, которая на удивление не сопротивлялась и не произнесла ни слова.

— Да в том то и дело, что нет ее у меня!

— Как нет! — на Атана уставились две пары удивленных глаз.

— Я ехал проверить Верховцы, а именно, одну знахарку. Аномальных и магических явлений на территории империи не наблюдалось уже десять лет. Вот и забрали у нас их — за ненадобностью. На усовершенствование в лаборатории переправили. Остались только у специального отряда, а я в его ряды уже не вхожу! — Атан почти сорвался на крик от безысходности.

— Тихо, — шикнула Леся и высвободилась из крепких объятий Владимира.

Она встала и направилась к туману.

— ты что, больная! — шипел Атан вслед, — Самойлов возьми эту ненормальную самоубийцу, и усади, а лучше свяжи и кляп в рот засунь.

— Если ты не замолчишь, кляп светит тебе, а не мне, — спокойно и ровно проговорила Леся. Владимир, сиди на месте. Милада, что ты знаешь о беспокойниках?

— О ком?! — воскликнул Самойлов.

Леся еще раз раздраженно шикнула на него.

— Духи, привидения, души умерших, которым нет покоя, — пробормотала Милада.

— С чего ты взяла, что это они? — Атан заинтересовался и приподнялся со своего места.

— Атан, сядь на место, — оборвала его Леся. — Если я чувствую, что ты встал, то они тем более.

Троица была поражена. Изумление бледными красками было прописано на их лицах.

— Милада, — тихонько позвала девушка, — потихоньку подойди ко мне.

Милада встала и нетвердой походкой подошла к Лесе. Та протянула ей руку и травница без слов ее поняла. Она взяла ее за руку. Ощущения молнией пронзили ее. На лбу выступил холодный пот. Внезапная догадка поразила девушку.

— Леся стала проводником, проводником, — набатом билось в ее голове, — ее надо спасать.

Беспокойники выбирали особо чувствительного к их восприятию человека, для того, чтоб поведать ему о своей боли. В надежде, что тот сможет им помочь, успокоить их душу.

— Чего они хотят, Леся, чего они хотят, — шептала, как молитву Милада, — чем мы можем им помочь?

— Им не нужно помогать, — устало пробормотала беловолосая, — они не хотят помощи.

Она повернулась к Миладе. Ее лицо исказилось болью и ужасом

— отпусти меня! — крикнула она и, вырвав руку, упала на редкую траву у края поляны. Глаза ее закатились, а тело стало биться в судорогах. Из груди девушки стали вырываться хрипы и неясные крики

Туман отступал.

— Сюда! — крикнула Милада, падая на колени рядом с девушкой, — Леся! Лесенька! Держись, ты только держись!

Владимир подбежал первым, но один он ни как не мог справиться с брыкающейся девушкой. Атан молча помог ему взять ее на руки. Вместе они отнесли ее на покрывало, с аккуратно разложенной Лесей провизией. Еще каких-то двадцать минут назад все было хорошо. А теперь никто не знал, что дальше делать.

Милада кляла себя на чем свет стоит, за то, что не переняла у бабушки дар, как та просила. Бабушка умирала в страшных муках. И все по ее вине. Теперь она не знает, что делать с Лесей и как ей помочь.

Милада уронила голову на сложенные на коленях руки и заплакала.

— Не реви, не время, — услышала она за спиной суровый голос Атана.

— Ее срочно нужно привести в чувство.

— Я это и без тебя понимаю, умник! — воскликнула Милада, — Ты можешь что-нибудь предложить.

Странник задумался. Все-таки, как ни крути, а руководить мыслительным процессом других, побуждая к умным мыслям и, несомненно, сногсшибательным действиям, несравненно легче, чем думать самому.

— Я не уверен. Помнится, дед мне рассказывал одну интересную историю. Правда в том контексте мораль была немного другая, но не в этом суть… Был у них в отряде один молоденький парень, он попал к ним как раз во время большой зачистки. Правда, в том случае беспокойник был один, но он тоже ничего не требовал, просто хотел, чтоб парнишка прочувствовал всю его боль. Пацан находился в этом состоянии около трех часов, но его все-таки спасли.

— Как? Ради Светлейшего, Тан, не тяни! — Милада ходила кругами, нервно заламывала руки и кусала в кровь губы.

Атан и без того едва сохранял подобие спокойствия — должен же быть в этой кучке сумасшедших быть хоть один нормальный человек! (Да-да. Он свято верил в то, что именно он является этим самым нормальным и единственным.) — посерел и, стараясь сохранить уверенность, достаточно будничным тоном произнес

— Они вытесняли душевную боль — физической.

Милада вытаращила глаза, а Самойлов до сих пор не подававший признаков присутствия изумился так, что могли позавидовать все демоны и черти подземного мира.

— Что они сделали? — потребовала Милада. — Что. Они. Сделали.

— Отрубили ему палец. На ноге. — Атан обозрел морды компании и продолжил, пока его не успели перебить — Они перепробовали все. Подействовало только это. Они и сами не знают причины. Они-то не маги, а лекари же против беспокойников — пшик.

— Я тебе этого не позволю, садист, — шипел Владимир, сильнее прижимая к себе тихонько поскуливающую девушку.

— А что ты предлагаешь? — Атан говорил почти спокойно. Почти. Тщательно скрываемый невроз и гнев пытался вырваться из под благообразной оболочки. Но он еще достаточно контролировал себя, чтоб не перейти на крик и истерику. Такое поведение не престало мужчине, — уговаривал себя странник, — держи себя в руках.

— Ты что, охренел в конец! — Владимир разве что ядом не плевался, а так сходство со змеей было потрясающее!

— Конечно, это так благородно с твоей стороны — печься о сохранности так желаемого тобой тела. Не переживай, ничего стратегически важного не отрежем, разницы не почувствуешь, если она вдруг согласится! — все-таки этот интеллигент домашнего разлива смог довести его до белого каления! Козел благородный! Теперь Атан исходил ядом, направляя весь свой страх за жизнь этой странной дурной девчонки в язвительность.

— Да я тебя… — Владимир разразился ругательствами и таким отборным матом, что даже Атан мог позаимствовать пару словечек в свой лексикон.

— Да тебя никто спрашивать и не будет! Ты ей кто? Никто! И спереди хвостик! У нас выхода нет, если мы не хотим ее потерять. — Атан, красный, как рак сжимал руки в кулаки, готовясь попасть прямо в челюсть Самойлову.

— Да хватит вам! — вклинилась в драку двух петухов Милада, — С ее способностями она даже умереть не сможет. Просто останется навсегда в мире снов, чужой боли, страданий, которые она чувствует, как свои собственные. И там был не один дух, а сотни. Поэтому пока вы спорите, она проходит через такие мучения, что вам и не снились. Нужно думать, а не кулаками махать.

— Ты предлагаешь ее резать? — вскинув брови, резанул Самойлов, хотя на языке вертелся другой вопрос: «Какие еще к черту способности?!»

— Нет. Это ей не поможет. Она не почувствует физическую боль. Когда Леся сына кузнеца лечила, я пыталась ее от него оторвать, и по щекам хлестала, она не реагировала, а здесь их много больше чем десяток…

Она никак не могла очнуться от водоворота чужой боли, страха, неприязни, ненависти и обиды, захватившего ее. Страшная смесь. Словами не передать, сколько ужаса ей пришлось пережить за это время. Сначала духи подходили к ней по очереди, если можно так выразиться. Она проживала каждую смерть по отдельности, но через какое-то время все смешалось перед глазами. Узкое помещение, недостаток воздуха, не можешь пошевелиться, нечем дышать, запах разлагающихся тел. Все это сводило с ума, заставляя опуститься на колени, прижав руки к вискам и выть, грызть землю, орать до хрипа в легких. Это продолжалось невыносимо долго, невыносимо больно. Леся цеплялась за жизнь, но теряла себя в чужой боли, изредка выныривая на поверхность забытья.

Хорошо, что по природе снежноволосая, хоть седины не заметно. С малых лет седая.

О чем ты думаешь! — укорила себя девушка.

Постепенно до нее дошла мысль, назойливо стучавшая на краю сознания. Боль отступает, принося маленькое освобождение, стоит ей воспротивиться ей хотя бы на мгновенье.

— А ведь я могу еще более менее связно мыслить, как ни странно.

Молочная густота, окружившая девушку, слегка отступила, дала ей передышку, Леся смогла сделать маленький глоток позабытой свободы. Неожиданно в ней стал робко расцветать природный (или все-таки приобретенный за такое короткое время?) эгоизм. Она никогда не жила для себя. Все эти годы детства в боли, обиде и отчуждении. Непонимание. Неприятие. Единственная радость — дружба такой удивительной и потрясающей Милады… Вся — такая маленькая — жизнь для кого-то. Для того, чтоб отец гордился, Матрена — полюбила, Милада — не отогнала…

Сострадание не собиралось уступать место гордости и невесть откуда взявшемуся эгоизму. Эти — давно не люди — тоже любили, страдали, умерли в муках, в конце концов. И кто-то должен им помочь…

— А почему я? — поднял голову расцветающий буйным цветом эгоизм, — теперь ничто не мешает мне жить так, как хочется, ну, на крайний случай, как сумею… Главное отсюда выбраться.

Девушка оглянулась на грязно серую пустоту, в которую по недоразумению судьбы заключила себя сама.

— Вот это ситуация… — проговорила она вслух и задумалась.

— А, ведь ты, Леся, просто образец самобичевания, неуверенности и нелепого сострадания всему на свете, только кто б тебя пожалел… — эгоизм разошелся и решил набрать обороты.

— А кто сказал, что это плохое качество? — сострадание никто не отменял.

Лесе стало казаться, что она сходит с ума, начала разговаривать сама с собой. Хотя, если серьезно задуматься, то сострадание, хорошее качество, но в меру. А она совсем забыла про себя, свои желания.

Девушка вдохнула полной грудью холодный безжизненный воздух, словно младенец, делающий первый в жизни вдох. Так жить захотелось. Так мало еще было сделано, так много еще предстоит. Столько всего нужно попробовать, что аж голова кружится!

Хитро улыбнувшись пустоте, Леся выдала одно очень витиеватое и очень скабрезное выражение, подслушанное у Атана, и рассмеялась, как идиотка.

Белесый туман приобрел ясные очертания человеческих фигур и отступил от сумасшедшей на пару десятков ма-аленьких шагов. Круг вокруг девушки расступился, увеличиваясь в диаметре, но она не обратила на это особого внимание, пытаясь сообразить, как ей отсюда выбраться и чем в первую очередь заняться, после возвращения. Пункт первый — поцеловать Владимира, потому что неймется, пункт второй — постричь волосы. Слишком тяжелой ношей они для нее стали, да и неудобно.

— Что вам нужно? — обратилась девушка к беспокойникам, не поднимая глаз. В данный момент она была слишком увлечена разглядыванием собственной пятой конечности, именуемой коса. Светлые прядки сверкали алмазным блеском в пальчиках девушки.

— Красиво… — подумала она, — но все равно обстригу. Ради эксперимента.

— Почувствуй… — прошелся легкий шепот по призрачной толпе.

Девушка тяжело вздохнула и выпустила кончик терзаемой косы из рук.

— А дальше что? — тишина напряженным куполом простерлась над ее головой. Леся еще раз вздохнула и посмотрела под ноги. Та же белая пустота. Она расслабленно присела, поджав ноги под себя. Посмотрела на толпу беспокойников, которые (странно, конечно, звучит) явно чем-то (или кем-то?) обеспокоились и повторила свой вопрос:

— А дальше-то что? Я уже прочувствовала столько, что на всю жизнь ощущений хватит. Отпустите меня, — вышло слегка требовательно, но ничего, для них пойдет.

Беспокойники явно не привыкли к тому, что ими командуют. На данный отрезок времени Лесю это нисколько не волновало. Она вообще сейчас на себя не похожа. Что творила — не понимала. Так, действует по неизвестно откуда взятому наитию.

Молчание сменилось редкими смешками.

— Уходи, если знаешь куда, — рой голосов смешался в один. Злой, бесполый.

Леся призадумалась:

— Вот же незадача. Похоже, никто не собирается мне помогать. Хотя кто ждет помощи от беспокойников? Только я. Это тебе не книжки Миладкины читать. Там все легко — принц пришел и порядок. В нашей компании заезжих принцев не наблюдается. Атан — вообще наглый монстр, Владимир… Владимир — милашка… Но спасать меня явно никто не хочет. Или просто не знают куда идти?

Чем больше девушка рассуждала, тем дальше отступал туман.

— Почувствуй, — пытался убедить ее монотонный голос, явно страдающий навязчивой идеей, вырывая девушку из плена собственных мыслей.

— Да идите вы… Лесом! Я уже свое прочувствовала. Вам не помогло. Вы что решили, что я дура сострадательная? Да. Я такая! Так что с того? Думаете мне можно на шею сесть? Не получится! Хватит. Я готова помочь каждому, но если помощь не нужна — до свиданья. Ищите других. У вас по лесу много дурачков бегает. Вот с ними развлекайтесь, а мне домой пора. Я устала, я есть хочу. Спать. Все — благотворительная лавочка закрылась.

У-у-у-у. сколько во мне злости, — подумала Леся. Сама не представляла, — вот что значит стресс.

Разноголосье разлетелось, отражалось эхом со всех сторон, сливаясь в один нестерпимый шум. Леся демонстративно прикрыла уши руками. Спустя какое-то время, а здесь оно тянулось, как кисель и сложно сказать, как долго продолжается этот кошмар, раздалось информативное — помоги.

Леся приподняла снежно-белую бровь

— А что мне за это будет? — красавица мило улыбнулась, уже понимая, что совсем скоро она сможет продолжить путь до столицы вместе с друзьями. Ну и, конечно, поцеловать Владимира. Ну, или хотя бы чмокнуть.

Леся, которую за прошедшее время Атан успел окрестить одержимой, затихла. Теперь же она улыбалась, хихикала, приводя компанию в искреннее недоумение от такого поведения.

— Ее точно призраки мучают, — Атан, разворачивающий основные действия операции под названием «спасти и обезвредить», чувствовал себя немного разочарованным от такого неожиданного поворота событий. Еще бы! Он предложил план по спасению, а самыми ласковыми словами, которыми его отблагодарили, оказались «засранец и садист». Остальные эпитеты вспоминать не хотелось. Не лестные и не печатные. Кто бы мог подумать, что Самойлов мастер нецензурной брани.

— По идее — да. Я их сама почувствовала. А уж когда она меня за руку схватила, то… и говорить не хочется.

— Так чего она смеется тогда? — Атан не просто был удивлен. Поведение беловолосой беды поразило его до глубины души.

— Над тобой и смеется, — тихо процедил Владимир. Атан его раздражал до побелевших костяшек на руках, так сильно Владимир сжимал кулаки. Причину столь яростной антипатии Владимир объяснить не мог. Да и зачем в принципе? Сначала собака не любит кошку, а уж потом придумывает причины.

— Я не понимаю, почему чуть что, так сразу я всему причина? Вы мне льстите Владимир…

— Тихо вы, — шикнула Милада на спорщиков. Они ее оба раздражали до крайней степени.

— В данной ситуации самое дело грызть друг другу глотки! Вместо того, чтоб предложить что-нибудь путное вы лаетесь, как кобели на псарне!

— Я предложил, — возразил странник, пожав широкими плечами.

— Иди ты со своими предложениями!

Голова у травницы пухла от словесных баталий двух мужчин чуть ли не больше, чем от попыток привести в чувство подругу. Она перепробовала все, что могла и до чего додумалась. Вплоть до заклинания вызова заблудшей души. Бред, конечно. Но Милада терялась в догадках, не понимая что можно еще сделать. В который раз она кляла себя за бабушкины знания, доставшиеся невесть кому.

Отчаявшись, устав от ругани и мозгового штурма, она выдрала тело подруги из рук Владимира, аккуратно положила на покрывало под его пристальным взором. Нашелся защитничек! Теперь голова Леси покоилась на ее коленях. Девушка гладила ее по снежно-белым волосам, и напевала старую колыбельную. Эту песенку когда-то давно пела Миладе бабушка. Пару раз травница напевала ее Лесе. Теперь оставалась хрупкая надежда, что Лесенок услышит ее и откликнется. Соленая одинокая слеза скатилась по щеке черноволосой красавицы, упала крупной каплей, расползаясь маленькой лужицей по лицу Леси.

Ночь пришла и пахнет сном.

Спокоен сладкий миг.

Прочь тоска и стихнет гром

Лишь лунный томный лик.

Все пройдет: печаль и грусть,

Но будет сердце в такт.

Знай, что я тебя найду и через боль и мрак…

Леся сидела, упершись взглядом в белесый туман прямо под собой. Здесь куда ни ткнись — везде мутная пустота. Все. Больше ничего. После того, как она согласилась помочь беспокойникам, ее оставили в покое. Мятное марево белесого тумана на диво быстро растворилось и она осталась в полном пугающем одиночестве.

— Как я выберусь отсюда? — спросила она у тумана практически перед самым его растворением.

— Если тебя ждут в мире, ты обязательно найдешь выход, — прошипел туман, ни капельки не облегчив девушке задачу, и исчез, словно его и не было.

— Да, в принципе, никто и не обещал, что будет легко, — тяжело вздохнув, Леся удобно положила голову на колени, подтянутые до подбородка.

Она улыбнулась собственным воспоминаниям. У нее есть друзья. Во всяком случае, одна подруга, которая стоит тысячи обычных знакомых. Милада. Она такая красивая, яркая, живая, интересная… Рядом с ней Леся становилась лучше. Она жила рядом с ней. Дышала. Она могла быть такай, какая есть, не прячась, не стесняясь, не боясь показаться смешной, не боясь осуждения и непонимания.

Леся прикрыла глаза. Ей стало казаться, что она спит. Сложно было разобраться, где она, зачем она здесь, как ей отсюда выбираться… Может, она до сих пор спит? И ей все приснилось? Девушка открыла глаза, осмотрелась. Все тоже бесконечное и безначальное марево вокруг нее, не имеющее ни времени, ни очертаний. Леся еще раз глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Неясные строки, цепляющиеся за край ее измученного сознания, становились яснее. Обрисовывались, принимая четкую форму. Леся улыбнулась и зашептала

Ночь близка и пахнет сном.

Спокоен сладкий миг.

Прочь тоска и стихнет гром

Лишь лунный томный лик.

Все пройдет: печаль и грусть,

Но будет сердце в такт.

Знай, что я тебя найду и через боль и мрак…

Ощущения оглушительной волной накрыли ее. В этой кутерьме чувств Лесе было сложно сделать один маленький хрупкий вдох. Паника охватила все существо и билась вольной птицей в клетке, пытаясь выбраться наружу. Леся сделала еще одно усилие. Утренний весенний воздух с легким свистом наполнил истерзанные легкие. Она с трудом разлепила тяжелые слипшиеся веки и увидела Миладу. Она плакала и пела, из последних сил стараясь не путать слова и произносить их внятно.

Дорога тянулась широкой лентой, уходя за горизонт. Когда Леся уговаривала всю честную компанию на это весьма рискованное мероприятие, то встретила достаточно сильное сопротивление главным образом со стороны мужской части. Они абсолютно не понимали для чего им ехать неизвестно куда и неизвестно зачем. Конечно, зачем и куда было известно со слов Леси. Но им, видите ли, не хотелось терять несколько часов пути только для того, чтоб упокоить кучку беспокойников. Леся сочла своим долгом объяснить самцам рода человеческого всю важность этой поездки, заодно рассказав, где она хочет их видеть в самых ярких красках и выражениях, отчасти услышанных от Атана, отчасти у беспокойников в воспоминаниях о последних часах их жизни.

Картина теряющего челюсть Атана, а заодно и Владимира представляла бесспорную ценность для искусства. О, да! Они же не привыкли, что им перечат, а тем более тихая забитая Леся.

— А… — это единственное, что мог вымолвить Атан.

— Ага, — вторил ему Владимир, обоими руками держась за челюсть в священном страхе потерять ее навсегда.

На этом дискуссия была окончена. Мужчины молча собрали вещи, под руководством неугомонной Милады. Компания села на лошадей и поскакала на встречу еще одному приключению.

Теперь же молодые люди ехали рядом, словно влюбленная парочка, и о чем-то еле слышно шушукались. Милада пристроилась рядом с Лесей и в красках рассказывала том, что происходило, пока она навещала духов.

— Я так перепугалась, что не знала что делать, — рассказывала она, — а Самойлов схватил тебя, будто это ему чем-то поможет и не отпускал. Как ты вообще умудрилась выбраться?

— Я тебе уже рассказывала. Я и сама не знаю, почему они решили, что я должна им помочь. Теперь, как ни крути, а нужно выполнить обещанное, — щеки девушки покрылись милым розовым румянцем.

— Подруга, — Милада заговорщически подмигнула Лесе, — я смотрю, ты влюбилась.

— Тихо ты, — шикнула Леся, — с чего ты взяла?

— Да у тебя на лбу большими буквами написано «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, САМОЙЛОВ»! — Милада рассмеялась, откинув голову назад.

Леся смущенно опустила глаза, не проронив ни слова.

— Да не переживай так, я-то тебя не первый день знаю, потому и заметила. Будь уверена, что Владимир пока не понял. Тем более, после того, как ты их с Атаном отчитала! Ой, такого представления я давно не видела. Как ты их приложила! — Милада смеялась громко и заразительно, так же громко рассказывала о выражениях лиц мужчин, скачущих впереди.

Наградой ей послужили два гневных взора из-за плеча. Если бы взглядом можно было убить, на месте Милады давным-давно валялся обугленный симпатичный трупик. Мужчины не обладали такой способностью, потому Милада еще долго над ними потешалась. И скорее всего, закончилось бы это достаточно прозаично. Судя по лицам Атана и Владимира, они бы с превеликим удовольствием стянули черноволосую насмешницу и попинали ногами, но…

Ребята въехали в полумрак леса и, спешившись, отправились пешком, внимательно глядя себе под ноги. Лошадей они оставили на поляне ближе краю леса, привязав к дереву, в надежде что больших придурков, чем честная компания в составе четырех человек, решивших забрести в запретные места не найдется. Ребята взяли с собой все необходимое, точнее сказать деньги, потому как, если лошади пропадут, без всего остального прожить можно, а вот без денег будет тяжеловато.

«Запретным» этот лес стал называться давным-давно. Причину такого названия никто не помнит, кроме, конечно, разнообразных сказаний и легенд, которые ходили об этом месте. Тут тебе и лешие, и кикиморы, и беспокойники, даже про виверну рассказывали. В одном ребята убедились на собственном печальном опыте — беспокойники тут обитают. Причем не один. Настолько сильные, что смогли перекрыть расстояние в несколько часов пути и добраться до людей.

Продираясь сквозь заросли кустов, отодвигая и придерживая тяжелые ветви деревьев, норовящих больно хлестнуть по лицу, ребята вывалились всей гурьбой на круглую пустошь. Ни травинки. Ни щебета птиц, ни шороха листьев. Только серая больная земля. Свет едва проникал сквозь толстые ветви и густую листву деревьев, но его было достаточно, чтоб видеть друг друга на расстоянии вытянутой руки.

— ну, куда дальше? — спросил Владимир.

— Все. Пришли. — Отозвалась Леся.

— И что нам тут делать? Ритуальные пляски будем устраивать? — Атан умел поддержать в нужный момент, но не хотел.

— Ага. Я буду в бубен бить. А вы с Самойловым плясать вокруг костра в неглиже. — Размечталась Милада.

— Щас кто-то допросится… в бубен, — Атан нервничал, срываясь на окружающих.

— Я тебе сама куда хочешь дам!

— Ой, да никто и не сомневается…

— Да тихо вы уже! — возмутилась Леся.

Она прошла к центру круглой пустоши, ткнула пальцем себе под ноги и сказала:

— Копать будем здесь.

Изумленная тишина стала ей немым ответом на собственное предложение.

— Возражения не принимаются.

Леся уставилась на компанию, достаточно правдоподобно изображающую жертв Медузы Горгоны. Никаких эмоций, никакого возмущения. Типа, нас тут нет, мы пришли сюда слиться с окружающей природой и это у нас весьма неплохо получается.

— Не вижу энтузиазма, — никто не отреагировал.

На лице Атана дернулся мускул, выражая крайнее возмущение. Еще немного и он точно кого-нибудь обложит непечатным и нецензурным.

— Атан, да ты не бойся, высказывайся, — ласково сказала Леся.

Атан открыл рот, пытаясь вымолвить хоть слово, но тут же закрыл. Сглотнул. Снова открыл.

— Ты хоть представляешь, что предлагаешь сделать? — Голос странника звучал на диво ласково и тихо.

— Да.

— И ты. Предлагаешь. Копать здесь?

— Да.

— А чем мы будем копать??? Извини, но в дорогу до столицы я не брал с собой лопату. Я просто не думал, что захочу кого-то закопать! В крайнем случае, мечтал оттащить за ногу и листиками присыпать. Ты что, во мне землекопа увидела!

Леся блаженно улыбнулась, слушая брань странника как прекрасную музыку.

— Ты здесь не один, еще Владимир есть, — уточнила она.

Владимир постарался слиться с общим пейзажем, но ему мешал бледно-бардовый оттенок лица.

— И что с того? Ты заметила, что Самойлов не сверкает энтузиазизмом, в попытках помочь тебе, о, прекрасная!

— Атан, ну не переживай так. У тебя вон какой меч есть, залюбуешься. Тут совсем не долго копать, в ширину ладони земли снять. А там, лично для тебя у меня будет другое задание.

Атан подошел к Лесе, решив задавить ее своим авторитетом. Вернее, компенсировать недостаток аргументов в свою пользу разницей в росте. Леся мило улыбнулась ему, заглянула в сине-серые глаза, прикоснулась к руке.

— Атан, я не могу оставить их здесь, без упокоения. Ты не чувствовал то, что пережила я. Я сама была ими. Я задыхалась под этой рыхлой землей в одном гробу с сотней таких же людей. Безвинных. Оговоренных. Они не могут найти покоя, но я обещала, что дам им его.

Атан опустил глаза, глубоко вздохнул, снял меч и положил на землю.

— Думаю, что можно справиться и руками.

Атан опустился на колени рядом с ногами Леси и попытался сгрести хотя бы немного земли.

— Нет, — уже для вида возмущался он, — я себе напоминаю крота или землеройку какую-то! Зачем я это делаю?

Через пару минут к Атану присоединился Владимир, прихватив с собой два симпатичных кинжала с коротким, но широким лезвием. И работа на диво пошла быстрее.

— Милад, мне нужна будет твоя помощь.

— Что ты хочешь, Лесенок?

— Ты сможешь повторить тот обряд, что проводила твоя бабушка? Ты мне о нем рассказывала.

— Освобождение?

— Да. Здесь только он поможет.

— Могу. Придется тебе меня поддерживать. У меня нет той силы, что требуется. Ты же знаешь…

— Невинные люди, обвиненные в колдовстве, которых согнали в железный гроб и закопали под землю…

— Жестоко…

— Все для новой жизни, новой веры…

— Ты уверена, что Освобождение поможет?

— Уверена.

— Тогда забери у Атана меч, он мне понадобится.

Под слоем земли обнаружилась сталь. Добротная, из Императорских кузниц. С причудливым вензелем в левом верхнем углу и инициалами «БИС» — Берянская империя Святомира. Вопросы — кем были беспокойники при жизни, — отпали сами собой — неугодными.

Молодые люди налегли на стальную крышку — она не поддалась.

— Ё…. — возмущался Владимир. Его лицо перемазанное землей, кривилось от натуги, но сталь не хотела даваться.

— Лесь, — крикнул Атан, — мы не можем ее сдвинуть.

Девушка подошла к молодым людям, присела на корточки, поводила рукой над стальной поверхностью.

— Не трогайте ее, не сдвигайте. — сказала она направляясь к Миладе. — Она сама сдвинется. Как придет время.

Атан поднялся с колен, отряхнулся, вытер кинжал о ткань плаща и протянул кинжал Владимиру.

— Он теперь твой, — сказал Владимир. — Оружие послушное человеку, должно оставаться у него.

— Сегодня настоящий день сюрпризов. Боюсь представить, что будет дальше.

Владимир уставился на странника, требуя объяснения.

— Леся попала в переплет, сама из него выбралась. Теперь мы в полной заднице, копаемся в земле, в надежде упокоить кучу беспокойников. Лично я не верю, что нам это удастся, но чем черт не шутит. Ты — даришь мне кинжал. Не слыханная щедрость с твоей стороны… я польщен.

Странник развернулся и отправился отмывать лицо и руки от пахнущей смертным одром земли.

— Сволочь ты все-таки, Атан, — произнес Владимир, поднимаясь с земли.

— Я? Да. И даже не пытаюсь отрицать очевидное.

Вытащив из мешочка с травами необходимое количество, Милада сунула его Лесе в руки:

— Положи к себе, вдруг пригодится.

Леся сунула его в карман, особо не раздумывая. Все должно получиться.

Травница подошла к месту раскопок. Развела костер, кидая в него листья мяты, жевельвельника, амолты, шептала заклинания. Леся сунула Атану в руки старый талмуд, который давным-давно должна была отдать Миладе, но поначалу забыла про него, а потом в спешке не выложила из сумки. Вот и пригодился.

— Будешь читать вот это, когда поднимется ветер.

— Ты меня в священники записать решила? Так для роли монаха лучше Самойлов подойдет. Я не хочу ввязываться в вашу очередную авантюру. Не имею никакого желания.

— Слушай, хватит. У меня нет времени, чтоб тебя уговаривать. Вспомни, как ты мучился без помощи. Вспомни о том, что терзает тебя каждую ночь, как только ты засыпаешь. И не строй из себя сволочь, которой ты не являешься.

Леся развернулась:

— Читай, как только поднимется ветер, — сказала она через плечо и подошла к Владимиру.

— Смотри внимательно, чтоб Миладу не утащило внутрь. Держи, если надо, ударь, но не позволь оказаться внутри этого гроба. Я очень на тебя надеюсь.

Леся стала рядом с Миладой, поддерживая ее за руку. Меч Атана, который Милада уже успела заговорить для завершения ритуала, оттягивал правую руку от непривычки. Что они творят? Она не представляла. Она должна это сделать. Главное почувствовать боль чужой души во время. Милада скороговоркой шептала начало заклинания. Голова ее запрокинулась, глаза закрыты, руки разведены в стороны. Леся отошла от нее и стала наблюдать. Атан стал по другую сторону братской могилы, держа потрепанный фолиант на вытянутых руках. Владимир подошел ближе к Миладе, чтоб предотвратить любую возможность не уследить за ее движениями.

— Карлава, — громко сказала Милада в молитвенном экстазе.

Земля под ногами затряслась. Раздался громкий хлопок, и стальная крышка отлетела в сторону, скосив половину кустов и деревьев за спиной Атана, который вовремя успел пригнуться. Полувысушенные трупы в битком набитом стальном гробу взывали о помощи безобразными зияющими дырами ртов. Милада размеренным шепотом, напоминающим жужжание пчел в улье, продолжала плести заклинание. Владимир, обхватил Миладу за талию и прикрыл глаза.

— Она тянет из него энергию, — решила Леся и закрыла глаза для того, чтоб в очередной раз дотянуться до чужой боли и успокоить ее.

Поднялся ветер, сносящий с ног. Атан не твердо стоял на ногах, сохраняя равновесие:

Даур снидже хорта морлите синхоэн

аун схирте бимто моде ту сифан

корда мили ту эрте сому ногиван

вонту сильэн ду рхарт ту ро прирэн.

Души тех, что блуждают во мраке

Звук его голоса подхватил ветер и разнес по всему лесу эхом, отзывающимся в вышине деревьев. Ветер усиливался, пытаясь сорвать со странника плащ, но Атан держался, продолжая читать:

Успокойтесь, найдите приют

Не терзайте живых. Не терзайте себя

Уходите!

Ветер сшиб с ног Атана. Он стал на колени, с трудом вытащил кинжал подаренный Владимиром и воткнул в землю, держась одной рукой за него он продолжил читать.

Даур снидже хорта морлите синхоэн

аун схирте бимто моде туан сифан

корда мили ту эрте сому ногиван

вонту сильэн ду рхарт ту ро прирэн

Атан почти успел дочитать. Оставалась одна строчка, разгулявшийся ветер вырвал книгу из рук странника, и она полетела над головами компании, норовя попасть в лоб. Атан схватился за хрупкую опору кинжала двумя руками и стал молиться. Что же теперь будет? Впервые в жизни искренне, боясь не только за себя. Даже в ту ночь, когда его драли черти, прогоняя через ужас ада, он так не боялся. Он был один. Никому не нужный, да и ни в ком не нуждающийся.

Владимир крепко сжимал Миладу, пытаясь удержать ее от падения вниз. Она брыкалась и рвалась вперед. Глаза ее светились безумием. Владимир перехватил Миладу за талию одной рукой, оттащил от края, прижал ее к огромному стволу дерева, прикрыв собой. Над его ухом лязгнули зубы. Она еще и кусаться вздумала! Ногти Милады, словно когти взбешенного животного рвали на нем одежду, разрывая в клочья добротную кожаную куртку.

Леся не могла нащупать чужую боль. Духи не отзывались на ее призыв. Она билась в отчаянии. Что ж это за дар такой, если он не отзывается в нужный момент! Она открыла глаза. Ветер хлестал ее по щекам, выворачивал кусты и деревья с корнем. Атан на самом краю могилы держался еще, в странном оцепенении шепча собственную молитву. Владимир закрывал собой Миладу рвущуюся к краю. Остатки одежды болтались на нем лохмотьями, капельки крови выступили на багрово-красных ссадинах, расцветивших его спину. Ветер швырялся обломками, пылью, и сорванной листвой. Здоровая ветка летела в сторону Владимира, продолжающего бороться с Миладой.

— Владимир, пригнись, — заорала Леся, пытаясь перекричать разбушевавшуюся стихию.

Он услышал ее и в последний момент пригнул голову. Со всего маха ветка врезалась в лоб Милады и та бессильно повисла на руках Самойлова.

Толстенный фолиант кружился в воздухе, словно хрупкая снежинка в морозном воздухе. Атана постепенно тянуло в окружение мумий, но он сопротивлялся. Ее саму мотало со стороны в сторону. Вбивая меч Атана на половину клинка в землю, с передышками, она смогла добраться до него и ухватила за край плаща. Раздался треск рвущейся ткани, но Атан вовремя ухватился одной рукой за собственный меч.

Она попыталась докричаться до Владимира, но он не слышал ее из-за воя стихии.

— Костер… — орала она, — зажги их… Кинжал…

Владимир не слышал ее, он пытался устоять на ногах, но стихия была сильнее хрупкого человека. Свалившись, он покатился по земле, сбивая пальцы в кровь, срывая ногти, пытаясь удержаться хоть за что-нибудь.

Думай, Леся. Думай, — крутилась настойчивая мысль.

— Держись за кинжал, — прокричала Леся Атану в ухо.

Рывок. Она поднялась с колен. Еще рывок, еще и еще один назло стихии, сносившей с ног. Пламя полузатушенного костра слабо мерцало в полутьме.

Магия это вам не просто так, — подумала Леся. Ухватившись за летящую на нее очередную ветку, она поворошила ею костер, пытаясь раззадорить пламя.

Как же мне не хватает твоих умений, Милада — подумала девушка, — сейчас, хотя бы маленький щит…

Ничего не выходило. Порывшись в кармане, она нашла заботливо положенные туда Миладой листочки мяты, жевельвельника, амолты.

— Она все предусмотрела… — пронеслось в голове Леси.

Крик Владимира вывел ее из оцепенения. Он ухватился за колючие ветки куста, и теперь его безжалостно мотало, а его хрупкая опора грозилась вывернуться из земли вместе с корнями. Атан, в странном сне застыл не двигаясь. Будто вокруг него ничего не происходило.

Леся отвернулась и принялась за дело. Она подожгла мешочек с травами, опустилась на колени, наполовину проваливаясь к мертвецам в железный короб. Они должны загореться, должны загореться. Думала она. Ветер сбивал пламя. Она прикрыла его руками, чувствуя, как горит собственная кожа. Она закусила губу, чтоб не кричать от боли и прижала руки с горящим в них факелом из трав к первому попавшемуся трупу.

Пламя занялось мгновенно. Пожирая все, до чего только могло добраться. Леся рывком поднялась с колен и схватила меч Атана, предусмотрительно заговоренный Миладой, для окончания ритуала.

Срывая голос, она прокричала что было сил последние строки заклинания, которые должен был сказать Атан.

СеЭ фиорэ атаче киоста. Кар се многэ. Карлава!

Она с размаху всадила меч в землю по самую рукоять и упала, продолжая сжимать рукоять меча, как последнее спасение. Громкий стон сотни пронзительных голосов — взрыв в могиле и пламя потухает, словно его и не было. Ветер становится сильнее, поднимает стальную крышку и возвращает ее на место.

Хлопок.

И оглушительная тишина накрывает с головой.

— Покойтесь с миром, — успевает сказать Леся, прежде чем свалиться в спасительную тьму забытья.

Пробуждение было тяжелым. Все тело болело, каждый сустав выкручивало, а еще она замерзла. Леся сделала глубокий вдох, и холодный воздух со свистом наполнил легкие, которые горели огнем. Она открыла глаза. Полутьма накрыла ее. Она испугалась, что не может видеть, но через несколько минут глаза привыкли, и она вспомнила, где находится.

Леся поднялась и села. Слабость разливалась по ее телу, заполняя собой все ее существо. Она осмотрелась. Взгляд натолкнулся на Атана. Он лежал на холодной земле лицом вниз, все еще сжимая в руках вбитый в землю кинжал. Милада пришла в себя и теперь тихонько постанывала, сидя у дерева, к которому ее оттащил Владимир, прижимая руку ко лбу, на котором наливалась синевой здоровенная шишка размером с Лесин кулак. О местоположении Владимира можно было судить только по ногам, торчащим из куста, за который он до недавнего времени держался, как утопающий за соломинку. Милада попыталась встать, но затея эта была обречена на провал с самого начала. В результате сложных манипуляций, направленных на приведение тела травницы в вертикальное положение, она оказалась на четвереньках.

— Блин! — глубокомысленно заключила она, — вот и упокоили беспокойников. Интересно, мне кто-нибудь может объяснить, почему у меня та-ак трещит голова?!

— Ветка постаралась, — отозвалась Леся.

— К-К-Какая?

— Какая летела, та и постаралась, — пожала плечами девушка и поморщилась, даже такое привычное действие отозвалось ломотой во всем теле.

— А с Самойловым что?

— Ты.

— В смысле, я? — глаза у Милады размером походили на блюдца. Здоровые и ничего не понимающие.

— Ну, ты очень хотела к мумиям в гости сходить, а он не пускал. По-моему, вы что-то не поделили, и ты решила его сначала загрызть. Дальше я упустила момент, но в следующий раз ты его уже чуть ли не на составные части разбирала.

— Ё… ханый бабай, — произнесла Милада и поспешила принять горизонтальное положение, уткнувшись носом в землю.

— Да, да, — успокоила ее Леся, — хорошо, что Атан еще не очнулся. Он нам тут такую трепку задаст, что мало не покажется.

— А Владимир, что он скажет. Он вообще мальчик тепличный, с магией не знакомый. Он нас теперь чудовищами считает.

— Ну, это вряд ли. Тебя в хуторе знали все. А про меня Атан что-нибудь сочинит. Ему не выгодно, если кто-то про меня узнает. Это ж, как ни как, его территория. Так средненькие способности травницы и никаких проблем, — Леся грустно усмехнулась и попыталась подняться. Ноги отказывались слушаться. Энергии у них выкачали, будь здоров, если выживешь. Так что заморачиваться она не стала, и осталась в прежнем положении.

— А ты не хочешь ему рассказать? — спросила Милада.

— О чем? — хмыкнула Леся, — о чем я должна ему рассказать? Извини, Владимир, но я неизвестно кто, с большим даром к магии, который периодически мне отказывает? Причем отказывает намного чаще, чем помогает.

— Ну, у вас вроде как чувства…

— Вроде как. Он не примет меня такой, какая я есть.

— А как же все, что произошло? Ты думаешь, что он дурак? Он ничего не понял? Меня вырубило на середине обряда. Причем задолго до того, как стукнула ветка. Ты закончила ритуал…

— Там всего и оставалось, что строчку сказать.

— В ней вся сила, последняя энергия уходит с ней. Судя по тому, что состояние у тебя не лучше чем у меня, энергии ты вложила не мало.

— Им тоже плохо, Милад. Они в себя прийти не могут.

— Они обычные люди, Леся. Очнуться в лучшем случае вечером или завтра утром.

— Почему ты не сказала мне, что это за ритуал?

— Тебе бы это помогло?

— Возможно. Хотя бы о последствиях могла меня предупредить.

— Я не знала, — просто ответила Милада, — мы его с бабушкой проводили всего пару раз, я ей помогала, но никогда не было так тяжело. Их было много, Лесь. Даже считать не буду сколько. Это тебе не одного упокоить… Да и факторов много. Главное мы выжили.

— А могли не выжить?

— Я точно могла не выжить. Я оказалась слишком слабой для проведения подобного ритуала и слишком самонадеянной, чтоб отказаться. Не поверишь, но за эту поездку я несколько раз пожалела, что не приняла бабушкин дар. Струсила. Теперь расплачиваюсь.

— Наверное, нам всем приходится расплачиваться за свой выбор. В той или иной степени, — Леся тяжело вздохнула и завалилась на бок, прикрыв глаза. Силы покидали ее вместе с каждым сказанным словом.

Травница поднялась и села, прислонившись спиной к дереву.

— надо дотянуться до моей сумки.

— Зачем она тебе понадобилась и где ты собираешься ее искать? — Лесе не хотелось ничего. Ни говорить. Ни думать. Просто закрыть глаза и спать. И пусть весь мир подождет.

— Искать я ее не буду. Она рядом, — хмыкнула Милада, — я обвязала ею ствол дерева, но она в трех локтях от меня сзади, а я даже подумать боюсь о том, чтоб еще раз пошевелиться.

— Я даже глаза открыть не могу — лень, — простонала Леся не в силах оторвать голову от земли, — сдалась тебе эта сумка.

— У меня там зелье для восстановления сил в баклажке. Я его вывела перед твоим приходом ко мне и наварила на роту солдат, человек на десять хватит. Блин. Как пятой чакрой чувствовала, — Милада засмеялась сама над собой.

— угу. Теперь самая большая проблема до него дотянуться. Я туда не полезу, не смотри даже на меня. Мне ползти дольше. На полпути засну. И то, если смогу сделать хотя бы один ползок, — Леся хихикнула, — Вот видишь, уже заговариваюсь.

— Да уж, ситуация, — Милада согнулась пополам находя что-то уж очень смешное в этой ситуации.

— И чего ты смеешься?

— Да ситуация глупая, — сказала Милада, — чуть-чуть поднапрячься и все будет и силы, и ночевать здесь не придется, мало ли что в этом лесу еще водится, не зря запретными местам и называют. А мы так и останемся здесь спать. Если не поднимем задницы и не достанем из моей сумки волшебный эликсир.

— Ты только что попыталась до меня достучаться. Дома никого нет и мне все равно, что будет происходить. Я хочу спать, — Леся зевнула и отключилась.

— Да уж. Хочешь, не хочешь, а теперь спасать этих троих придется самой, — пробормотала Милада, — ценой неимоверных усилий. А чтобы они эти самые усилия оценили, придется для начала привести их всех в чувство, а потом устроить концерт.

Травница тяжело вздохнула. Представила себе, что она великомученица, видать, скоро ее должны канонизировать и, стиснув зубы, чтоб не сильно громко лязгали от слабости, поползла. К концу маленького импровизированного путешествия Милада обессилела на столько, что руки тряслись, а ноги не повиновались.

— Блин, всегда так… На самом интересном месте, очередной облом, — всего-то и нужно было, что дотянуться до сумки и вытащить объемную баклажку с зельем… Руки тряслись. Милада не могла даже подняться на них. От усилий на глазах выступили слезы. Они застилали глаза, так, что смотреть вообще стало невозможно. Травница уткнулась носом в землю, размеренно дыша, набираясь сил.

— Всего чуть-чуть, — шептала она себе, — осталось совсем чуть-чуть. Потом все забудется, как страшный сон. И больше не будет бессилья и этой дурацкой слабости.

Жизнь, как всегда была к ней не справедлива. Милада перестала чувствовать ноги. Двинуть ими не было никакой возможности. Обхватив дерево, как спасательный круг, девушка попыталась подтянуть непослушное тело.

— Ну, чуть-чуть, Боги, какие бы вы не были, помогите нам чуть-чуть. Тут пара ладоней до нее, — слезы катились по грязному лицу, хотелось выть в голос от безысходности. Но Милада прекрасно понимала, что на вой уйдут последние силы и они просто напросто заснут все. И никто не даст гарантий, что проснутся.

— Повою потом, — обещала она себе, — обязательно повою. И поскандалю, обязательно. Побью посуду. Вытреплю все нервы, только бы… дотянуться.

Она подтянула корпус буквально на пол-ладони и упала.

— Уже лучше, — продолжала уговаривать себя девушка, — кто-то должен быть сильным, кто-то должен им помочь. Они не дали мне умереть. И я не должна расслабляться.

Рывок. Расстояние не сократилось.

— Нужно передохнуть и снова браться за дело, — подумал она. Самое лучшее в этом случае — это лежать без дела месяца два. Хотя через два месяца могут и пролежни появиться. Нет, лежачий отдых нам не поможет.

Рывок. Слезы. Рывок. Слезы…

Когда ее руки дотянулись до застежки на сумке, она ощутила ни с чем несравнимую радость от того, что все-таки дотянулась. Нащупав приятную тяжесть баклажки, она радовалась так, как, наверное, не доводилось ни разу жизни. Выдирая пробку зубами, она чувствовала себя самой счастливой в жизни. А уж когда сделала первый живительный глоток, счастье засияло озаренное надеждой.

— Теперь все будет хорошо, — говорила она себе, — чувствуя, как острыми иголками покалывает конечности, к которым начала возвращаться чувствительность.

Милада выполнила свое обещание и закатила огромное представление, в лицах и красках рассказывая приходящим в себя страдальцам о том, что ей довелось пережить, чтобы их спасти. Должного действия это не возымело. Конечно, отвар, которым Милада отпаивала друзей, помог и очень быстро. Силы ребята восстановили. Но у Владимира ныла разодранная спина, Атан пытался справиться с военным маршем у себя в голове, а обожженные руки Леси отзывались нестерпимой болью на каждое движение.

— Вот, — возмущалась Милада, сверкая фиолетовым синяком на лбу, — теперь опять мне всех вас лечить! Травмированные вы мои.

Она полезла в сумку, для того чтобы в очередной раз извлечь на свет чудодейственное снадобье, снимающее боль. Владимиру намазали спину, Лесе — руки; тщательно забинтовали. А Атан остался со своей головной болью. Как сказала Милада, на этот случай она ничего не прихватила.

— Времени, чтоб собраться, ты нам не дал. Так что винить некого. Сам виноват, — что успела, то взяла! — оправдывалась травница, хотя Атан ни слова против не сказал.

— Я так думаю, что нужно заканчивать с этой импровизированной лечебницей и отправляться в путь. Я надеюсь, что лошади после такой свистопляски не сбежали, но надежда слабая. А если мы задержимся еще, то гарантий, что их не уведут, нет.

Остальные поохали, поахали, но деваться некуда, оставаться здесь не было ни малейшего желания. Часа через два путники восседали на лошадях, которые вопреки опасениям Атана остались там, где их оставили и направлялись в Крегжден.

В Крегжден они въехали с сумерками. В час, когда дневная суета уступает владения ночной жизни города. Еще незаметно, но вполне ощутимо. Сумеречный час один из самых спокойных. Затихают голоса на улицах. Приличные горожане ужинают, разговаривают, разбредаются кто куда — по домам, увеселительным заведениям. Еще не грохочет гром мужского смеха из открытых дверей заведений, но уже не встретишь на улочках города случайных прохожих.

Владимир взял руководство по экскурсии в свои руки. Этот город он знал очень хорошо. Сам отвозил сюда Анну на учебу, кутил здесь изредка с местными друзьями. Поэтому даже Атан перестал ему перечить. Есть очень хотелось, поэтому во избежание возможности остаться без ужина, странник молчал в тряпочку. Милада тоже ехала молча. Отношения с Атаном за эти дни пути стали еще хуже. Дружеские отношения не устраивали ее, романтические — его. Решить эту дилемму они не могли, да и не старались.

Всю дорогу до Крегждена Владимир был внимателен к Лесе. Он ее очаровывал своей заботой. Она засыпала в его объятиях у жаркого костра. Они могли часами разговаривать ни о чем. Лесю беспокоило то, что Владимир очень мало рассказывает о себе. Стоило мимолетно коснуться его жизни, как парень замыкался в себе и прекращал разговор. Он мог уйти на час, на два. Он ходил, думал, иногда стоял и смотрел на пламя костра в оцепенении. А после возвращался, словно ничего не происходило. Теперь Леся не переставала удивляться тому, как изменился Владимир, стоило им въехать в город. Он приосанился, высоко поднял подбородок. Прям, как император, объезжающий свои владения.

— Думаю, что в трактире «Сказания эльфов» мы можем остановиться. Здесь нас хорошо покормят и комнаты на ночлег выделят. Хорошее обслуживание, уютные комнаты…

— и откуда такие познания? — нарушил монолог Владимира Атан

— Последствия бурной юности, — улыбнулся купеческий сын, — я здесь много времени провел.

Спешившись, оставив лошадей у дверей трактира мальчику, который обещал о них позаботиться, ребята вошли в здание.

Большая передняя комната была разделена на две части. В одной стояли широкие дубовые столы, вторая немного возвышалась над первой.

— что это? — спросила Леся.

— Это сцена, — сказал Владимир и, приобняв ее за плечи, подтолкнул к столу, — скоро начнется представление.

— Какое еще представление?

— Сама увидишь. Чуть-чуть подожди…

Ребята устроились за широким столом, вдыхая ароматы, доносящиеся с кухни. Владимир же подошел к хозяину заведения, чтобы договориться насчет комнат и ужина. Вернулся он довольно быстро, сияя белозубой улыбкой.

— Комнаты нам приготовят, ужин сейчас поднесут. Подумайте, ребята, что мы будем пить. Надо же это дело отметить…

— Что отметить — отозвалась Милада.

— Ну как же, сегодня, впервые за всю эту неделю, богатую на не очень приятные события, мы сможем поспать в мягких кроватях, посидеть в обществе… — сказал Владимир, присаживаясь рядом с Лесей.

— Тоже мне, нашел общество, ты его еще приличным назови, — подал голос Атан.

— Поприличней твоего, между прочим. Это тебе не та забегаловка в Верховцах, куда ты приходил вести переговоры… Сюда иногда сам наместник заходит, не говоря уже о лекарях и других не менее уважаемых людях. Я в очень редких случаях появляюсь в неприличных местах.

— Ой, ну надо же, Владимир Самойлов хвост распушил! Ты сейчас на петуха похож, который перед курами хвостом машет, — язвил Атан.

— Надо же, льер Атан, вы поражаете меня своими глубочайшими познаниями в тонкостях крестьянского быта, а особенно в познаниях живности.

— Куда мне до вас, Владимир! Право слово, я знаю об этом только из рассказов, а вам видимо частенько приходилось помогать папеньке с хозяйством, как ни как — вы должны были продолжить семейные традиции…

— Хватит, — сказала Милада.

Как раз во время, подавальщица принесла ужин. Жаркое из свинины с овощами, кислые щи, и аккуратно нарезанную тонкими ломтями краюху хлеба.

— Что будете пить? — поинтересовалась она у Владимира.

— Медовуху, — сказал Атан, не дав Владимиру открыть рот.

— Все, — уточнила Милада. И, пока никто не успел возразить, добавила: Хотя девочкам можно и вишневой настойки, у вас есть?

— О, Конечно, льери, сейчас принесу.

— Ты не будешь пить, — зашипел на Миладу Атан.

— А с чего это ты мне решил указывать? — девушка убрала упавший на лицо длинный черный локон.

— А с того, что я не хочу, чтоб ты пила.

— А кто ты мне? Брат, сват, муж, жених, отец, чтоб мне указывать? Ты просто проводник. Так что успокойся и следи за собой.

Леся за время всего этого достаточно неприятного разговора не сказала ни слова. Эти бесконечные споры, шпильки в адрес друг друга ее выматывали посильнее беспокойников. Они все были взвинчены, все устали, всем хотелось наконец-то расслабиться… но зачем срывать злость друг на друге?

Она уткнулась в свою тарелку и неторопливо пережевывала пищу, не чувствуя вкуса. Приняв решение, что прока от такого ужина не будет, Леся отставила тарелку подальше и, облокотившись на локоть, принялась осматривать сцену. На возвышении стояло три табуретки. На стене висел круг с большой черной точкой внутри. И все. Ничего интересного. Посетителей этого заведения Леся осматривать не хотела, еще на неприятности нарвешься.

За столом царило молчание. Остальные погрузились в изучение содержимого своих тарелок. Положение спасла подавальщица, которая принесла два больших глиняных кувшина — один с медовухой, другой с настойкой — и четыре деревянные кружки. Девушка заботливо разлила содержимое кувшинов по кружкам и удалилась.

— Ну что? Выпьем? — подала голос Милада.

— За что пить будем? — потянулась за кружкой Леся.

— А за любовь! — воскликнула Милада, — Чтобы она никогда не отравляла нам жизнь, а приносила только радость.

Девушки отсалютовали друг другу кружками. Атан смотрел на все это действие с широко открытыми глазами. Владимир не мог вымолвить ни звука.

Леся сделала первый обжигающий глоток и чуть не подавилась. Жидкость обожгла горло, а на глазах выступили слезы. Первый раз в жизни она пьет спиртное.

— Ничего, — подумала Леся, — все бывает в первый раз. Может хоть это поможет мне забыть о вечных препираниях, беспокойниках и вообще обо всех проблемах… может так я ненадолго, но найду покой.

— Я хочу выпить за то, — сказал Владимир, когда тарелка его опустела, — что мы выжили. Нам было трудно, но мы выжили, благодаря… нашим прекрасным девушкам. Ну же, Атан, признай, что без них мы бы остались в том лесу и уже не попробовали бы этой замечательной пищи.

Атан нехотя поднял кружку и, прищурившись, громко сказал:

— За тебя, Леся!

Милада стала похожей на котенка, которого только что отшвырнули носком сапога.

— И за тебя, Милада! — спас положение Самойлов.

А дальше завертелось, закрутилось. Пьянящая жидкость лилась не переставая, звенели кружки. Леся перестала обращать внимание на споры Милады с Атаном, грусть и тоска куда-то удалились, и она ощутила ничем не прикрытую радость. Все мысли улетучились сами собой, а мир приобрел мягкие очертания размытого рисунка.

На сцену вышли музыканты и девушка. Она пела чисто и красиво. Шум в трактире умолк, оставляя каждого наедине с прекрасной медленной мелодией. Леся улыбнулась и расслабилась, когда почувствовала руки Владимира так привычно обнимающие ее. Медленная мелодия сменилась быстрой и Владимир, не дав Лесе опомниться, вытащил ее в круг танцующих.

— Но я же не умею танцевать, — смущенно опуская глаза, пробормотала девушка.

— Доверься мне, — шепнул ей Владимир, привлекая к себе, уводя в новый, неведомый ей мир безграничного счастья.

Атан в гордом одиночестве сидел за столом и топил в медовухе свою печаль. Причину своего состояния он найти не мог, да и не искал. Он старался ни на кого не обращать внимания, полностью сосредоточившись на кружке с медовухой, которая подозрительно быстро пустела, и приходилось ее наполнять снова и снова. Атан вздохнул и поднял глаза, принявшись рассматривать пары танцующих.

— Что-то льер странник заскучал… Неужели наше заведение настолько скучно для вас, — донесся до затуманенного разума Атана девичий голос.

Атан повернулся к девушке, критически ее осмотрел. Рыжая, аппетитная, глаза красивые, на одну ночь сойдет. Только желания коротать ночь, в чьем бы то ни было обществе, не появлялось.

— Принеси еще медовухи и мне не будет так скучно, — Атан отвернулся и вернулся к прежнему занятию.

Милада танцевала который танец, словно заведенная, каждый раз меняя партнеров. Все они, казалось, были от нее без ума. Так и пускали слюни в ворот рубашки, весьма любезно с ее стороны расстегнутый. Глаза странника медленно стали наливаться кровью. Кружка жалобно скрипела в его руках — так сильно ее сжали.

— Неужели она думает, что я буду ее ревновать? — рассуждал Атан, — Она ведет себя, как… — он глухо зарычал и подлил выпивку.

Милада щебетала, словно птичка, строила глазки, податливо крутилась в руках очередного кавалера, то и дело поправляя руку мужчины, которая так и норовила спуститься намного ниже дозволенного. Этот «кавалер» порядком наскучил травнице, но она продолжа делать вид, что безумно счастлива. Мужчина откровенно хамел и стал нашептывать на ушко Миладе нелепые комплименты, предлагая закончить вечер у него в комнате. Девушка ответила на это хамское предложение, довольно вежливо посылая претендента на жаркую ночь по непечатному адресу. И вырвалась из объятий. Она развернулась по направлению к столику, но ее нагло ухватили за руку и попытались утащить сквозь толпу к лестнице. Милада повернулась к хаму, собираясь ответить тому, как минимум хлесткой пощечиной, но ее опередил Атан. Он схватил горе-соблазнителя за грудки и потащил к выходу.

Леся тонула в глазах Владимира, забывая обо всем на свете. Прекрасный момент был нарушен шумом. Музыканты продолжали играть, девушка-певица даже не сбилась, выводя одну ноту за другой, но в толпе танцующих что-то происходило. Леся отстранилась от Владимира.

— Что случилось? — спросил он, заглядывая ей в глаза.

— Там что-то происходит, — Леся убрала руки Владимира со своей талии и стала пробиваться к выходу. Она оглянулась в поисках Милады или Атана. Но ни одного, ни второй не было. В груди у Леси защемило недоброе предчувствие или просто страх, что с эти неугомонные опять вляпались в приключения.

— хотя, — подумала она, — по способности ввязываться в опасности у меня первое место, так что их упрекнуть, в общем-то, не в чем.

У выхода Леся обернулась, Владимир шел за ней. Леся вышла на улицу. Никого нет. Прохладный весенний воздух наполнил легкие свежестью.

— Может они уже пошли спать? — предположил Владимир.

— Я сомневаюсь. Ты видел состояние Атана.

— Милада не лучше.

— Я тоже от них не далеко ушла.

— Может прогуляемся?

— Подожди, нам нужно их найти.

— Для чего? Вдруг они решили помириться, а тут мы… неудобно как-то получится.

— Тогда почему в трактире так всполошились. Ты же сам видел люди шли на улицу.

— Пойдем тогда посмотрим на задний двор.

Молодые люди обошли трактир. Чем больше они приближались, тем явственнее слышались голос толпы подбадривающей дерущихся. Владимир ускорил шаг и на ходу, не оборачиваясь, к Лесе попросил:

— Стой здесь, ради Бога.

— Ага, — промолвила чуть слышно девушка, — прям тут встала и стою, — и отправилась следом.

Толпа на заднем дворе собралась знатная. Отыскав Миладу, Леся выдернула ее из толпы и спросила:

— Что тут происходит.

— Атан решил подраться.

— Из-за чего?

— Ну я решила его позлить. Танцевала со всеми, кто приглашал.

— А дальше что?

— ну я же не знала, что мужик, который решил меня в постель затащить — наемник! у него же на лице не написано. А Атан полез меня защищать. Хотя, — Милада призадумалась, — я так думаю, что ему просто хотелось подраться. Пар спустить. Вот теперь они дерутся. Там смотреть страшно. У Атана морда к утру в синяках наверное будет, а мужику придется вставлять зубы, если не вставную челюсть.

— А чего они не остановятся?

— Толпа подбадривает.

— А остановить нельзя?

— Владимир твой и останавливает, ты меня как раз на самом интересном выдернула, — Милада развернулась и направилась обратно смотреть представление.

— Милад, — окликнула ее Леся, — тебе Атана не жалко?

— Пусть его кто-нибудь другой жалеет, а я больше не хочу, — травница расправила плечи и, гордо задрав голову, зашагала к толпе. Леся бросилась за ней. Вместо интересного зрелища девушек ждало всемирное побоище. Дрались все без исключения. Не разбираясь — кто прав, кто виноват. Под образовавшийся шумок, Владимир вытащил из толпы сопротивляющегося Атана и смачно врезал ему по лицу.

— Давно хотел это сделать, — сказал Самойлов, потирая костяшки пальцев.

— Я тоже, — сказал странник, засветив тому промеж глаз.

Глаза у девушек округлились до небывалых размеров. Они смотрели друг на друга, на парней, опять друг на друга — ничего не понимая. Молодые люди теперь, не спеша, шли в обнимочку, поддерживая друг друга, разговаривая, как ни в чем не бывало, даже посмеиваясь.

— Милад, — обратилась к ней Леся, — ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Не-а, — протянула травница и обратилась к мужчинам: — И как это прикажете понимать?

— Подумаешь, спустили пар, — весело ответил Атан, алкоголь из его организма за время драки испарился, и теперь он был трезв, как стеклышко.

— Что-то я не заметила, чтоб у него были хоть какие-то повреждения, кроме сбитых костяшек, — обратилась Леся к Миладе, — ты говорила, у него все лицо в синяках будет.

— Значит, я зря надеялась, — пожала плечами травница и, развернувшись на каблуках, направилась в трактир. Леся пошла за ней.

— Что за вечер такой, — рассуждала девушка, — весь вечер за кем-то бегать приходится.

— Я иду спать, так что не беспокойтесь, — заявила Милада и почти бегом устремилась к трактиру.

— ой, я, наверное, тоже пойду спать, — сказал Атан, — на сегодня, думаю, с меня приключений хватит. Завтра опять в дорогу. Не хочу быть вареной рыбой в седле.

— Лучше бы ты об этот думал, пока пил, — не упустил возможности уколоть Владимир.

— Знаешь. Вот после того, как я тебе засветил промеж глаз, ты мне все больше и больше нравишься, — пустился в откровения Атан.

— Я безумно рад. Но, знаешь, дружище, девушки мне больше нравятся, — Владимир рассмеялся собственной шутке.

— Ой, как смешно, сейчас живот надорву, — скривился Атан, — и вообще, хватит меня лапать, — сказал он, убирая руки от Владимира, с которым они до сих пор обнимались.

— Я тебя лапаю? –

— Ну не я же тебя, смотри, а ручки вот они! — рассмеялся странник, крутя перед носом Самойлова ладонями, — а ты меня до сих пор поддерживаешь!

Владимир убрал руки и скептически осмотрел Атана.

— Смотри, а то еще Леся ревновать ко мне начнет, — улыбнулся странник и зашагал к зданию.

— Да кому ты нужен!

— Всем! — нагло ответил он, — ты что еще не знаешь? Я — бог любви. И меня все любят.

Запас слов, как оказалось, у Владимира был ограничен. Чем ответить на подобную наглость, он не сообразил. Леся хихикала, потихоньку наблюдая за ними.

Тоже мне, мушшшины, — подумала она, — мальчишки, да и только.

В трактире представление было в самом разгаре. Высокая стройная девушка стояла возле круга, висящего на стене. Ее макушка как раз доставала до жирной черной точки посередине. Высокий мужчина, усатый, с волнистой шевелюрой до плеч, в длинном сюртуке и кожаных штанах, стоял к ней спиной. В его руках блестела сталь маленьких кинжалов. Леся во все глаза смотрела на сцену, позабыв, как дышать. Владимир, положа руки ей на плечи, подвел ее к столику и усадил, присев рядом.

Тем временем кинжалы в руках мужчины звенели в замысловатом танце, слушаясь суровую руку. Леся ждала момента, что вот-вот один из них выскочит и прервет прекрасный и опасный танец, но ожидания были тщетными. В зале стояла мертвая тишина. Ни звука, ни шороха. На критической ноте танца стали, мужчина молниеносно выхватил один и, не глядя, метнул его себе за спину. Все происходило настолько быстро, что в первый раз Леся даже не успела испугаться, кинжал уже торчал в круге на волосок от головы девушки. По залу пронеслось восторженное: Ах!..

Прошло еще полминуты и все кинжалы точно обрисовывали силуэт девушки, словно вмурованной в стену. Девушка ни разу не дрогнула, не вскрикнула, ни одной тени сомнения не промелькнуло у нее на лице. Леся все представление сидела не шелохнувшись и долго потом еще пыталась прийти в себя и поверить, что все это происходило у нее на глазах.

— Это и есть то представление, о котором ты говорил? — спросила она Владимира.

— Подожди еще чуть-чуть, — заглядывая ей в глаза, сказал Владимир.

— Это еще ничто по сравнению с их коронным номером.

— ?

— Танец на битых стеклах. Суровый, где-то может даже жестокий, но, тем не менее, прекрасный танец, — Владимир улыбнулся и погладил щеку Леси. — Знаешь, всегда мечтал увидеть снова этот танец.

На сцену вышел паренек лет семнадцати. Он расстелил богатый ковер, с небольшим ворсом. Рядом с ним стоял большой мешок.

— Что в мешке? — спросила Леся.

— битые стекла.

— Что, правда?

— Правда. Самые настоящие.

— Для чего? — Леся была поражена до глубины души. Ее разум, воспитание, восприятие жизни отказывались понимать нормальность всего происходящего.

— Сама увидишь. Потерпи немного. — Владимир усадил Лесю к себе на колени, — это очень увлекательное зрелище.

Парень высыпал мелкие осколки стекла на ковер, разровнял и скрылся за занавеской, скрывающей выступающих. Вышла девушка. Та, которая десять минут назад спокойно стояла под прицелом сотни маленьких острых кинжалов. На ней был открытый костюм, не оставляющий ни намека для разгула фантазии. Обтягивающие словно вторая кожа, кофта с длинным рукавом и штаны телесного цвета, сверху была накинута газовая прозрачная накидка бледно-розового цвета, похожая на халат. На запястья и лодыжки надеты широкие кожаные браслеты. На талии широкий плотный пояс. Волосы забраны вверх. Ни одной прядки не выбивалось, чтоб смягчить суровое, красивое и печальное лицо девушки. И еще она была босая.

Она подошла к краю ковра, не решаясь ступить на него. Следом вышел знакомый уже мужчина, только вместо кинжалов в руках он держал длинный тонкий хлыст. Он стал немного позади девушки.

Зазвучала скрипка. Музыканта не было видно, видимо он скрывался за занавесью, дабы не отвлекать честной народ от представления. Мужчина щелкнул хлыстом об сапог, и девушка ступила на стекла. Мужчина пытался достать ее хлыстом, но каждый раз девушка выворачивалась в красивом танцевальном движении, и ему доставался только обрывок верхней накидки. Странный танец-борьба был бесспорно красив. Девушка не издала ни звука, мужчина тоже. Только свистел и щелкал хлыст, и плакала скрипка. Мужчина подходил, девушка удалялась, а он все быстрее и быстрее щелкал хлыстом. Лицо мужчины искажала ярость, лихорадочный блеск в глазах, искривленные губы. Лицо девушки оставалось беспристрастным, за нее говорил танец. В нем было все: и мольба, и безысходность, и слабость, и сила. Щелчок. И хлыст попадает девушке по плечу. Тоненькой алой ниточкой темнеет порез на порванной ткани защитного костюма и сияющей белизной коже. Но девушка не прекратила танцевать. Щелчок. Кончик хлыста почти попал по бедру, но девушка извернулась, и он пролетел на волосок от бедра. Танец — противостояние. Любовь на грани ненависти. Она снова и снова ускользала от него. Пока не споткнулась и не упала. Газовый халат висел клочьями. Девушка тяжело дышала. Ступни ее были покрыты мелкими порезами. Мужчина медленно, нагнетая обстановку обходил ее кругами. Он резко замахнулся и хлыст полетел настигая вою жертву. Девушка выставила руку, прикрывая лицо, и поймала змеевище хлыста на широкий браслет на запястье. Хлыст ласково обвил ее руку. Она перехватила его и дернула на себя. В следующий момент мужчина лежал на ковре из стекол и перед ногами девушки. Она взяла его лицо в свои ладони, ласково посмотрела на него и поцеловала в губы. Музыка стихла так же внезапно, как и началась.

Леся сидела ни жива, ни мертва. Не зная, как относиться к увиденному. Дикость? Да. Любовь? Возможно. Но она не понимала такой любви, не принимала даже самой возможности существования такой любви. Леся смотрела перед собой, не видя ничего. Снова и снова звучал хлыст. Снова и снова девушка ускользала. Она его поцеловала, но почему?

— Лесь, — позвал Владимир.

— Ну ты чего загрустила?

— Они всегда так?

— Как?

— Ну, сначала он над ней издевается, а потом она его целует?

— Каждый раз заканчивается по-разному. В этом-то и есть его прелесть.

— В чем прелесть Владимир, в чем? В том, что он пытается ее избить, а ей, чтоб увернуться, нужно прыгать по осколкам?

— Солнце мое, я иногда забываю, что ты так чиста и наивна, — сказал Владимир.

— Это плохо, — подняв бровь, поинтересовалась Леся.

— Нет, совсем нет. — Ответил Владимир.

— Уже поздно, я пойду спать, — сказала Леся, пытаясь слезть с колен Владимира.

— Может, прогуляемся? Вечер прекрасный, тепло, луна такая большая… Пойдем, а? — Владимир состроил такую моську, что ему было сложно отказать, но Леся глубоко вздохнула и состроив не менее печальную мордочку ответила:

— Я думаю, что сегодня лучше поспать, а прогуляться мы всегда успеем. До следующей деревеньки сутки пути. Так что ночевать опять придется на свежем воздухе. Извини, но я выбираю теплую и уютную кровать.

— Ладно, — махнул рукой Владимир, — тогда я провожу тебя до комнаты. Если ты, конечно, не против.

— Не против, — ответила Леся и улыбнулась.

Владимир держал Лесю за руку до самой двери ее комнаты.

— Ты знаешь, что похожа на ангела? — спросил он у девушки.

— Да уж, нашел ангела… — девушка смутилась и опустила глаза.

— Правда. Твои волосы, они такие длинные, такие белые, красивые, — он провел рукой по лицу Леси, убирая невидимые волоски, упавшие на лицо.

Он взял двумя пальцами ее за подбородок и приподнял лицо, чтоб она посмотрела ему в глаза.

— Ладно, — Леся смутилась, лицо ее начало гореть, — я спать…

— Знаешь, у нас принято целовать друзей в щеку, здороваясь и прощаясь.

— Молодцы, я вас поздравляю.

— Можно я тебя поцелую? В щечку…

— Я… — Леся замялась и опустила глаза. Голова шумела, от выпитого спиртного, в теле странная легкость, а мысли текут вяло и неопределенно. Владимир наклонился и прикоснулся губами к краешку рта.

— Ну, не совсем в щечку, — пробормотал он и прижался губами к ее губам.

Весь мир перевернулся и разорвался на сотни разноцветных осколков. Больше ничего не существовало. Только она и он. Только их губы, танцующие в страстном танце. Он был нежен и мягок. Она податливой и невинной. Сладкая радость затопила ее с ног до головы.

— Все. Беги скорее спать. Прячься от меня в комнате и не забудь запереться на все замки, иначе я к тебе приду и больше никуда не уйду, — Владимир нежно прикасался к ее лицу, губам. Вторая рука держала ее крепко за талию, не позволяя девушке вырваться.

— Может, ты меня отпустишь?

— Не хочу… — прошептал он, прижав ее к себе и уткнувшись носом в ее волосы.

— Пора спать, Владимир, пора спать, — Леся выскользнула из его рук, воспользовавшись его слабостью. Она открыла дверь в свою комнату и, обернувшись, прошептала:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Ангел. Надеюсь, что тебе буду сниться я.

Дверь в комнату закрылась, отделяя его от Леси. Владимир стоял и смотрел на закрытую дверь, словно она могла дать ответ, что же делать дальше. Он взъерошил волосы. Вздохнул. И направился в свою комнату.

— Спать, значит спать, — невесело сказал он, — теперь осталось только уснуть.

Леся быстро разделась и рухнула на кровать без сил. Какой насыщенный событиями день. Столько всего произошло, что ее мозг отказывался воспринимать все случившееся. Даже странный танец на стеклах отошел на второй план, после поцелуя. Теплый, нежный. Леся улыбнулась и повернулась на бок, обняв подушку. Мягкая постель послужила лучшим успокоительным на всем белом свете. Леся закрыла глаза и сладко вздохнула. Сон тут же накрыл ее мягкой пеленой.

Ей снился сон. Она танцует на стеклах, убегая от хлыста в руках Владимира. В ушах стучит набатом кровь, дыхание сбивается, ноги болят, словно тысяча иголок впивается разом, но понимает, что ей нельзя останавливаться. Если она остановится, то язык хлыста найдет ее и будет больно целовать ее кожу до крови. Бег по кругу: туда-сюда, обратно. Владимир улыбается ей, но его лицо искажает злоба. Его глаза искрятся. И трудно понять: любовь в них отражается или ненависть. Она не понимает, что ему от нее нужно. Она не может подойти к нему, он не подпускает к себе. Уйти от него тоже не может, он не выпускает ее. Весь мир замкнулся в круг ковра из стеклянных осколков, по которому ей нужно бежать, превозмогая боль. Бежать, пока не найдет выход. Она, словно загнанный зверь, мечется, уворачивается, борется за жизнь, а он лишь подстегивает, ускоряет, играет…

Хлыст настигает ее. Огненная вспышка перед глазами ослепляет. Она не видит, куда бежать. Она лихорадочно соображает, как ей уйти. Больно. Как же больно… душа словно вывернута на изнанку. Словно туда поплевали. Ее растоптали. Все чувства, все надежды, уверенность. Она снова маленькая девочка, которая никому не нужна, которую никто не любит и не ценит… И она продолжает бежать, не глядя на него, мечтая вырваться из плена боли, страха, ненависти человека, которого она любит.

Новая вспышка боли ослепляет девушку и глаза застилает розовая пелена, на губах чувствуется вкус крови, соленый вязкий запах преследует, сводя с ума и… она проснулась.

Леся подскочила на кровати, словно ужаленная. Сердце билось в груди, норовя выскочить, тяжелое дыхание, — словно она только что пробежала кругов десять вокруг трактира, — перед глазами плясали солнечные круги. Она прикоснулась дрожащей рукой ко лбу и вытерла испарину. Девушка оглянулась. В комнате темно, за окошком едва занимается рассвет. Небо уже светлеет. Но солнце только начинает восхождение по небесному пути.

— Вот это сон, — произнесла она, сползая обратно на подушки, натягивая одеяло по уши. Точно нервы лечить нужно, а то так и с ума сойти не долго.

Леся повернулась на другой бок и закрыла глаза, но сон не шел. Утро она встретила, так и не сомкнув глаз. Решив, что дожидаться никого не стоит Леся встала с кровати, оделась и спустилась позавтракать. Настроение на нуле. Глаза красные от недосыпа, голова болит от вчерашнего знакомства с алкоголем. Плюс ко всему дико урчащий желудок, завывающий от того, что его бедного сегодня не кормили.

Леся подошла к девушке-подавальщице, суетливо натирающей столы до блеска, и попросила принести ей чего-нибудь пожевать. Желудок тут же сыграл приветственный марш, очевидно пытаясь показать, как он рад тому, что его, наконец таки, накормят.

Леся заканчивала утреннюю трапезу, когда по лестнице спустился Атан.

— Доброе утро, — вежливо поздоровалась она, окидывая взглядом странника.

Следов вчерашнего побоища на нем не наблюдалось. Настроение приподнятое, улыбается во все зубы.

— Привет, — ответил он, устраиваясь напротив.

— Признавайся, кому уже гадость устроил?

— Я?! Да за кого ты меня принимаешь? Что так заметно, да?

— Ну, вообще-то ты с утра встаешь без настроения, а тут улыбаешься, не язвишь…

— Ну, я встретил кое-кого с утра, настроение испортил. Я случайно, честное слово, просто поинтересовался самочувствием и просветил, сколько стоит вставная челюсть. А, да, еще сказал, что девушки на беззубых внимания не обращают и не дай Боги, он вытащит вставную при них… Ну, это же за гадость не считается?

— Ну, если рассуждать так, как ты, то нет. Абсолютно. Наемника вчерашнего встретил?

— Да. Мы с ним соседями по комнатам оказались. И ведь я понимаю, как ему обидно, я только ногу ушиб, болит зараза, а у него вот как получилось. Ну, ладно, чего мы все обо мне, ты чего так рано встала?

— Спалось плохо.

— Странно, после такого количества выпитого, ты должна была спать, как мертвяк, не шелохнувшись.

— Видимо, алкоголь мне противопоказан.

Атан заказал себе завтрак и спросил:

— Лесь, ты не хочешь кофий попробовать?

— Это что такое? Первый раз о таком слышу.

— Эх ты, темнота верховская! Кофий это такой напиток, типа чая, только помогает взбодриться. У вас на хуторе его нет, потому что дороговат для обычного населения. А здесь в городе — это не такая и роскошь. Здесь даже сигареты найти можно.

— Ты решил мне показать, как тонко ты разбираешься в городских удовольствиях, да?

— Нет, солнышко, сегодня я добрый и доставать тебя не буду. Во всяком случае, пока. После обеда еще возможно, а сейчас я в замечательном расположении духа. Так что насчет кофия?

— Давай свой кофий, но учти, если мне будет плохо после него, я тебе точно пургена в кашу насыплю, понял?

Атан поднял руки вверх, типа «сдаюсь, на все согласен, только не бить» и рассмеялся.

— Знаешь, вот такой, ты мне больше нравишься.

— Какой это такой?

— Свободной.

— А раньше я не была свободной что ли?

— Нет, раньше ты много чего боялась, много о чем задумывалась. Взваливала на себя все и сразу и за всех. Ты и сейчас, конечно благоразумием не отличаешься, но в тебе появился здоровый эгоизм. Раньше бы ты никогда не пошла танцевать, и никогда бы не напилась. А еще не пошла бы смотреть на драку. К беспокойникам бы влезла обязательно, натура у тебя такая. А вот выбралась бы — не знаю. Блеск в глазах появился… Хотя, стоит признать, что ты еще та зануда.

— Я? Зануда?!

— Ага, как геморрой в заднице! То нельзя, это плохо, то не стоит делать…

— Ну, знаешь, Атан!..

— Знаю, я павлин, индюк и чертовски обаятельный парень. Жаль, только что мое обаяние на тебя не действует.

— Ни капельки.

— Или просто ты боишься сама себе признаться, что безумно меня любишь! — Атан подмигнул Лесе и повернулся к девушке, которая принесла маленькие кружечки с густым темно-коричневым напитком.

— Я никогда тебя не полюблю. Может, как друга — это еще возможно, но как мужчину… Увольте меня, ты не в моем вкусе.

— никогда не говори никогда, солнышко. Мало ли что. Я могу и запомнить.

— Ты козел Атан. С большими такими рогами.

— Насчет козла не знаю, спорить не буду. А вот насчет рогов, могу сказать с уверенностью, мне никто не изменял. Кофий пей. И успокойся.

Леся надула губы и насупилась. Ну что за невозможный человек! Наверное, он единственный вызывает у нее столько негативных эмоций. И вроде бы пытаешься с ним по-человечески общаться. Он не хочет.

Придя к выводу, что обижаться на Атана все равно, что мышам дуться на крупу, Леся обратила свое внимание на странную жидкость под названием «кофий». Подали его в маленьких глиняных кружечках. Таких маленьких Леся отродясь не видела. Она осторожно взяла кружечку двумя пальчиками за ручку и сделала первый маленький глоточек.

— Ну как? — поинтересовался Атан, внимательно следивший за ее реакцией.

— Горький. И чего ты в нем вкусного нашел?

— Между прочим, твой травяной чай еще большая гадость, пока в него меду не положишь. Я ж как-то его пил.

— Бедный ты наш мученик! — Леся покачала головой с сожалением.

— Ты пей, пей, может распробуешь? И еще я тебе открою один секрет. Видишь, на столе стоит маленькая баночка с белым песком? Это называется сахар. Он послаще меда будет. Положи ложечку и станет вкуснее.

Леся из принципа не стала класть сахар. Что это такое она прекрасно знала. У них в Верховцах в лавке им торговали наравне с солью.

— Я лучше так попью.

— Скажи мне вот что, — посерьезнел Атан, — зачем ты поперлась в столицу? Здесь тоже есть неплохая лекарская школа, в ней как раз учится бывшая пассия Самойлова.

— Во-первых, я не собиралась в столицу, я просто хотела уехать подальше из Верховцев, во-вторых это была идея Милады, и в-третьих, в столице Академия с хорошей библиотекой. Ты сам говорил, что там можно много чего интересного найти.

— Ты хочешь узнать кто ты?

— Да. Хочу. А Миладе надо язык оторвать, чтоб не трепалась на право и налево.

— Миладка здесь не при чем. Я сам догадался. И покрываю тебя и ее не из особой к вам любви. У меня мать ясноокая.

— Это кто такие?

— Это люди, которые видят магию и много чего еще. Они видят весь мир таким, какой он есть, а не иллюзию. Они безошибочно определят демонов, вселившихся в людей, колдовские заклинания, вид порчи наведенной на человека. Они видят то, что простому человеку не подвластно видеть. Если бы обычный человек увидел то, что видела моя мать, он, скорее всего, сошел бы с ума.

— Что же такого она видит?

— Лучше тебе не знать.

— Но ведь такие люди были бы лучшими помощниками странников в поиске магов… — неуверенно протянула Леся.

— В том то и дело. Но ясноокие прекрасно понимают, чем расплачиваются маги за свой дар, они видят всю магическую судьбу такого человека, как на ладони. И никто не может понять мага лучше, чем человек ведающий. Они все повязаны своим даром намного крепче, чем родственными связями. И редко кто захочет предать родного человека, поэтому ясноокие наравне с магами подвергались гонениям. Их также выжигали на теле земли… Мой отец, странник полюбил ясноокую. Вот он и спрятал ее от всего мира, не выдав ее тайны. Потому и забрал меня, как только я родился. До того, как я стал странником, я видел мать один раз в жизни. Отец меня привез к ней, когда мне было три года. Как ему это удалось, он мне не сказал. Потому и я стал странником. Мать живет на вверенной мне территории, и сейчас я могу видеть ее намного чаще, чем в детстве.

— Грустная история.

— Жизнь вообще одна сплошная грустная история, — сказал странник.

Возникла неловкая пауза, странная тишина, которую никто не хотел нарушать.

И вновь потянулись дни пути. Они ускользали и проходили, как песок сквозь пальцы. Менялись пейзажи, поля сменялись лугами, лесом, деревеньки, селами и городами покрупнее. Владимир дарил Лесе букеты полевых цветов, рассказывал занимательные истории перед сном. Атан травил своей язвительностью. Милада смеялась, открывшись новой жизни без тягостной любви. Все было мирно и просто замечательно.

В Дубки они заехали, когда солнце стало клониться к земле, чтобы напроситься на постой. Покосившиеся домики в два ряда, хаток десять — вот и вся деревня. Владимир спрыгнул с лошади и постучался в первый дом.

— эй. Кто-нибудь есть дома? — на стук никто не ответил, что озадачило ребят.

— А нету там никого, — ответил голос из-за покосившегося забора.

— А где же хозяева?

— Да к соседям Дуська побежала. Она окаянная, дитя своего прокляла, к лешему послала. А с утра глядит и нетути мальца, как корова языком слизала.

— Милейший, а кто вы будете, может покажетесь?

Из-за забора шустро показалась сухонькая фигурка. Старичок, лет двухсот, наверное. Не меньше. Добротная, но порядком изношенная одежда, белая борода по грудь и хитрые ярко-синие глаза на морщинистом лице.

— А чего надоть от Дуськи?

— Да мы переночевать хотели. Путники мы, в столицу добираемся. Может, ты нас к себе, дедушка, пустишь?

— А может и пущу, сколько заплатишь?

— Золотой за ночь, — улыбнулся Владимир.

Дедуля задумался и внимательно посмотрел на Миладу.

— Я кось смотрю с вами ведьма.

— Не ведьма я, дедушка. А травница.

— Все одно. Пушу я вас переночевать и накормлю. Цена дин золотой и ребенка у лешего выманите обратно.

— Так вечер же на дворе, дедушка, — удивился Атан.

— Так ведь леший с сумерками и появляется, время его такое, — старичок улыбнулся и открыл скрипящую калитку, — заводите лошадей, сейчас я вас чаем напою, с оладьями, и с сумерками к лешему в гости пойдете. Договорились? — спросил дедуля.

— Договорились! — Милада протянула старику руку, чтоб скрепить договор.

— Как звать-то вас, дедушка.

— Дед Антип, милочка.

С наступлением сумерек Милада выдвинулась в лес. Одна. Как ни отговаривали ее, как ни просили — упрямство сыграло свою роль.

— Не переживайте. Все со мной будет хорошо. Меня, если что, еще и вернут и денег приплатят, чтоб обратно взяли, — отмахнулась она. Теперь же она потихоньку начинала жалеть о такой своей поспешности. Нужно было хотя бы Атана прихватить. Не было бы так страшно. Все-таки леший это вам не просто так. Это в сказках его рисуют добрым дедушкой. На самом деле, леший — злобный дух, но благодарный. Справиться с ним можно. Одной все равно легче. Во всяком случае, она знает, как вести себя в лесу. Да и опыт общения с лешими имеется.

— Надеюсь, что малец у него в гостях ничего не ел, хотя в таком случае уже вернули бы обратно. Вот ведь какие матери бывают! Сколько раз объясняли, что нельзя проклинать собственное дитя и к лешему посылать. Все равно никто не слушают! — возмущалась Милада.

Протоптанная тропинка вела ее все дальше в лес. Девушка внимательно смотрела себе под ноги, стараясь не попасть на лешачью тропку — тогда и мечтать не чего о том, чтоб обратно выбраться.

Где-то хрустнула ветка. Милада остановилась и прислушалась. Наверное, показалось, — подумала она, и пошла дальше, то и дело прислушиваясь к обманчивой тишине леса. Она внимательно смотрела под ноги, когда очередной звук непонятного происхождения отвлек ее, и она обернулась. В десяти шагах от нее стоял Атан. В привычном плаще, надвинув капюшон на лоб.

— Атан? Я же говорила, что не нужно идти со мной… Вот кого ты ляду поперся, спрашивается!

— Переживал, — буркнул странник, и что-то в его ответе не устроило травницу.

— С чего бы это?

— Мне что уже и попереживать нельзя?

— Ладно, что с тобою будешь делать. Пойдем.

В домике у Антипа ребята готовились к ужину. Вернее сказать, Леся взяла бразды правления на кухне в свои руки, остальные же сидели на лавках вокруг стола и слушали удивительные истории из жизни старика.

— Все-таки не стоило отпускать ее одну. У нее и так голова бедовая, — странник провел рукой по коротко стриженным волосам.

— Да, нужно было с ней пойти, — вздохнул Владимир.

— Лес не любит посторонних, — серьезно сказал Антип.

— Сама она выберется — не дурная. Да и знает, что в лесу делать и с кем разговаривать. А если б вы пошли, то сгинули бы, и девочка не вернулась — вас искала бы. Лес играет по своим правилам. Хозяин его — это вам не в бирюльки играть. Он шуток не любит, и незваных гостей тоже. Она знает, что делает.

— А почему вы так в ней уверены. Она же просто травница! — воскликнул Владимир.

— Просто, да не просто. Все-таки человек со знаниями. Травники — они почитай в лесу выросли. Травки искали. Не раз с хозяином Леса встречались. Знают чем его задобрить, где схитрить, где правду сказать, а где чего и потребовать. К ночи придет, не успеем свет погасить, как явится. С ребеночком.

— Да откуда вы знаете! — вспылил Самойлов и встал с лавки.

— Да я много чего знаю. Например, ты, совсем не тот, каким кажешься. У тебя много секретов, — старик улыбнулся в бороду и подмигнул Владимиру, словно эта тайна была у них одна на двоих.

— Я ж говорил, что ты Владимир не от мира сего, — улыбнулся Атан.

— А ты, странник, идешь не своей судьбой, не той дорогой, и считаешь, что жизнь твоя пустая, без смысла. Только, слушай сюда, — Антип наклонился, показывая Атану жестом, чтоб тот наклонился, — не беги от судьбы и от себя не беги. Не убежишь. Только жизни поломаешь.

— А, что вы скажете про меня? — Леся подошла к столу, оставив картошку с грибами томиться в горшке.

Антип посмотрел на нее внимательно. Лицо его не выказало ни каких эмоций. Он перевел взгляд на Владимира, на Атана, потом посмотрел на нее

— Ой, дочка, лучше не спрашивай.

— Почему?

— У тебя, наверное, тоже есть страшная тайна, — влез с комментариями Атан, — она у вас с Самойловым, случайно не одна на двоих?

— Да заткнись ты уже, — осадил его Владимир.

Антип еще раз обвел компанию взглядом

— Неужели не замечаешь? Неужели не догадываешься?

— О чем? — удивилась Леся, не понимая, к чему клонит Антип.

— Мы с тобой потом поговорим, ближе к ночи, без этих аболтусов, — Антип улыбнулся и обратился к мужской половине

— Ну, кто хочет послушать про гулянку перед моей свадьбой, когда мы всей деревней передрались?

— Дети, — вздохнула Леся и вернулась к готовке, а ребята подсели поближе к Антипу, слушая рассказы о деревенской драке, боях при Вилоле, во время Дратской войны и, конечно же, выдающемся героизме Антипа.

Старик оказался чудесным рассказчиком. У каждого героя было свое выражение лица, голос. Он не просто рассказывал — он показывал историю. От этого рассказ становился только краше. Дедуля вскакивал с лавки, показывая возмущение, скакал на венике, как на боевой лошади, пытался брать штурмом печь… но Леся не позволила, объяснив, что это стратегически важный объект, то бишь военно-полевая кухня.

Дедуля, как всегда, усмехнулся в бороду и вскоре Атан изображал недруга, Владимир был тяжелораненым боевым товарищем, Леся Дратской королевной, а дедуля — воином-героем, завоевавшим не только королевство, но и добившимся руки и сердца прекрасной дамы.

От всеобщего веселья отвлек громкий вой на улице. Атан прекратил изображать из себя мертвого врага и подскочил с пола.

— Это еще что такое? — спросил он у дедули.

— Гитки… — ответил тот, — …Рано же еще, люди же не готовы!

— О чем ты, Антип, что у вас здесь происходит? Почему не сообщили?

— Да сообщали мы странникам, да толку ни какого…

— И что нам теперь делать? — взвился странник, — там же Милада. Она должна вернуться?! Кто такие эти гитки?

— Никто не знает, они появились полгода назад, они сжирают всех на своем пути — людей, скот, животных — кто ни попадется. А кто они такие? Кто их создал? Даже я проследить не могу.

— Но… я первый раз слышу о них! Неужели императору не сообщали?

— А что они могут сделать? Мы всей деревней на них ходили. Выжили лишь те, кто спрятаться успел. Их ничего не берет! Ни вилы, ни мечи, ни луки, ни крест. Так что нам остается только погасить свет и уповать на то, что Милада задержится в лесу или лесовик схоронит, — Антип погасил лампадку.

— Прячьтесь по углам и не подходите к окнам.

Дом погрузился в темноту и был слышен каждый шаг. Скрипнула дверь и кто-то вышел на улицу.

— Да что ж за человек-то такой! Атан, стой! — послышался голос Владимира. Топот сапог по дощатым половицам сообщил о том, что и Владимир вышел за двери вслед за странником.

Атан стоял, прислонившись к стене дома, и пытался рассмотреть воющее на все лады существо. Он приглядывался до тех пор, пока перед глазами не поплыли белые круги. Но все тщетно. Он не мог определить источник порядком действующего на нервы звука.

— Ты что совсем ум потерял? — Владимир подошел к Атану слева, надеясь, что сможет отчитать его за выходку.

— Ты все-таки безнадежный идеалист, Владимир, если считаешь, что у меня где-то есть ум. Поверь, мои создатели не предусматривали наличие ума у собственного ребенка. Их это, знаешь ли, мало заботило в процессе моего творения, — ответил Атан в своей манере, напряженно вглядываясь в темноту.

— Ты когда-нибудь успокоишься?

— Наверное нет. А ты что здесь делаешь? По-моему не самый лучший вечер для прогулок под луной. Тем более в паре со мной, а не Лесей.

— ты можешь хоть немного побыть серьезным?

— Ну, знаешь ли, Владимир, это вопрос из той же области, что и вопрос о моем уме, не находишь?

— Я шел сюда, чтоб помочь, а не вести светские беседы, Атан. Я тоже переживаю за Миладу и не собираюсь отсиживаться в доме, если ей угрожает опасность.

— А про Лесю ты подумал? — Атан вытащил метательные кинжалы из-за пояса, и удобно устроил их в специальных креплениях в кромке рукава, чтоб можно было свободно вытащить их одной рукой, во второй руке он держал меч.

— Она с Антипом, — Владимир перехватил поудобнее прихваченную из дома кочергу и достал из-за пояса кинжал.

— Ты думаешь, она усидит? Или наш старичок сможет ее удержать? — Атан хмыкнул, выражая свое отношение к такому умозаключению, и осмотрел вооружение Владимира.

— Нда, ты прям сельский герой!

— Вот я сейчас ткну тебя рогатиной по ниже спины и посмотрю, как ты будешь насмехаться. Ты когда меня уговаривал на эту поездку, почему-то забыл упомянуть, что мы можем влипнуть в неприятности. Ты просто тащился от собственной значимости и осознания, что ты странник и всех защитишь, — огрызнулся Владимир, прекрасно понимая, что выглядит по крайней мере глупо.

Атан взвесил в руке меч и нехотя отдал Владимиру.

— Пользоваться умеешь?

— Умею, — ответил Владимир. — А с чего ты решил, что Антип не сможет справиться с Лесей. Думаю, она понимает, что здесь опасно и не станет выходить.

— Плохо ты ее знаешь. Лично мое мнение, не обессудь, что самую страшную опасность для нее представляешь ты. А с гитками мы постараемся разобраться в этом я вынужден с тобой согласиться — у нас другого выхода нет.

За соседним углом протяжно завыло, и мужчины насторожились, прекратив не особо приятный разговор. Из темноты показалась обыкновенная рыжая кошка. Может быть, только чуть больших размеров, чем обычно.

— Это что? Кошка? — удивился Владимир.

— Вроде, да. Антип говорил, что гитки съедают все живое… что-то странно, что кошки спокойно ходят…

— Ну мы-то с тобою тоже не мертвые, — попытался придать ясности ситуации Владимир.

К рыжей присоединилась черная, а за ней грязно-серая, кошки прибывали с такой скоростью, что через несколько секунд молодые люди с удивлением заметили, что окружены ими со всех сторон.

— Что-то мне все это очень не нравится, — протянул Атан, придвигаясь к спине Владимира. С

Справа была стена покосившегося пустого дома, а с другой — кошки. Животные ластились и мурчали, но от этих звуков, не похожих на обычное мурчание, волосы на теле становились дыбом.

— Похоже, это и есть гитки, — произнес Владимир.

— Я надеюсь, что ты ошибаешься. Очень надеюсь.

Кошки, протяжно взвывая, ощерились четырьмя рядами острых зубов. Кошачьи морды вытянулись и напоминали теперь странную помесь здоровенной кошки и собаки, клыки увеличились раза в два и вытянулись. По телу кошек прошла рябь, напоминая волнение пушистого разноцветного моря. Тело созданий чьего-то сумасшествия «выросло» раза в три, а то и четыре. Чем больше росли кошечки, тем больше становились глаза Атана и Владимира.

— Мы влипли, — подвел итог Самойлов.

— Без тебя вижу, — огрызнулся Атан.

Животные перестали выть и застыли. Молодые люди не сводили с них глаз, прекрасно понимая, что стоит отвести взгляд и животные кинутся на них.

— Слушай, Самойлов, если я выберусь из этой переделки и не поседею — я готов всю неделю есть готовить на всех, запомни.

— Ты считаешь, что у меня больше шансов выжить?

— Мне придется вытаскивать твою шкуру в любом случае. Потому что Лесиных причитаний и слез, мои нервы не выдержат.

— Ты — сволочь.

— Ну, хоть что-то не меняется.

Атан на мгновение отвел взгляд и в следующую секунду острые зубы впились ему в лодыжку. Эти существа действовали на редкость слаженно. Твари, которые сидели ближе всех не тронулись с места и смотрели с интересом за тем, как люди справляются с крайними, бросившимися в атаку. Атан срезал на лету особей метательными кинжалами, они падали с тяжелым звуком на землю. Но запас кинжалов у странника был не безграничен. Вход шли кулаки, ноги в добротных ботинках. Владимир работал мечом, словно ветряная мельница и успевал помогать Атану. Но… их было слишком много, Атан заметил, что пораженные особи медленно приходят в себя и опять наступают.

— Похоже, мы слегка погорячились, когда решили, что сможем с ними справиться. — Прокричал Атан.

— И что ты предлагаешь делать?

— Отступать.

Леся пыталась выбраться из цепких рук Антипа. Он прикрыл ладонью ее рот, чтобы не было слышно ни звука.

— Да отпустите вы меня! — девушка кое-как убрала его руку со своего лица.

— Леся, тебе туда нельзя, пусть сами разбираются. Они сами выбрали свой путь. Успеют справиться — выживут, не успеют — придется смириться. Тебе же жизнь терять нельзя. От тебя многое зависит.

— В данный момент, меня волнует только то, что должна вернуться Милада, и Владимир с Атаном на улице…

— но ты можешь погибнуть, — попытался образумить ее Антип. Он вцепился в нее, словно клещ не желающий отпускать свою жертву.

— Вы думаете, я смогу спокойно жить, если они погибнут? Да я ничего сделать не смогу без них! Я жить не смогу без них!

— Деточка, послушай старого человека. Иногда, собственная безопасность намного важнее, чем чья-то еще.

— Мне очень интересно: вы на войне теми же принципами руководствовались?

Антип ничего не ответил. Леся кожей чувствовала неодобрительный взгляд старичка, но поделать с этим ничего не могла и попыток вырваться не оставила. Самым главным для нее в данный момент было то, что она должна помочь ребятам. А над тем, что будет дальше, девушка не особо задумывалась.

Антип разжал объятия, и Лесе сразу стало легче дышать.

— Одну я тебя не пушу, — обреченно сказал он, — помирать, так всем вместе. Я тоже, может быть, не прошшу себе, если ты погибнешь. Такая как ты, перевернет весь мир.

— Давайте об этом попозже поговорим? — Леся сгорала от нетерпения. Странное нехорошее предчувствие поселилось в ее груди, вынуждая мчаться вперед.

— Э-эх, молодежь, все бы вам спешить!

Дедуля полез за печь и вытащил оттуда лук и колчан со стрелами, увесистую дубину и ухват.

— конечно, не Бог весть что, но и это сойдет. Авось, не разорвут, пока будем этих охламонов, возомнивших себя героями, вытаскивать.

Леся вышла из избы с ухватом в руках, стараясь ступать как можно тише. Дед Антип шел за ней едва слышно. Они вышли за забор. Странное урчание отдавалось по пустынной улице эхом. Ни каких звуков борьбы.

— а вы уверены, что это были именно гитки, а не собаки, или волки, например?

— Не задавай глупые вопросы, деточка? Я знаю, кто это.

Крадучись, стараясь не шуметь, Леся и Антип добрались до заброшенного дома. Они шли на звук, словно слепые. С каждым шагом Леся слышала его все громче и по коже забегали мелкие противные мурашки.

— Вы думаете они там?

— Скорее всего, — сказал Антип и, ускорив шаг, обогнал Лесю. Девушка не ожидала подобной прыти от старичка, но позволила ему идти впереди. Завернув за угол, Антип замешкался буквально на секунду, но тут же резко обернулся, оттолкнул Лесю назад и, выхватив у нее ухват опять скрылся за углом.

Леся поняла, что дело нечисто и ринулась за Антипом. Она забежала за угол и… остановилась. Сердце пропустило удар.

На земле лежали Владимир и Атан. Крупные животные, отдаленно напоминающие кошек, сидели на телах молодых людей. Все смешалось перед глазами Леси. Кровь, пушистый грязный ковер из отвратительных существ, открытые стеклянные глаза Владимира… Антип пытался согнать тварей ухватом, кое-где виднелись стрелы, но существа щерились и не подпускали его ближе. Отхватив такую добычу на сегодня, гитки не обращали особого внимания на седовласого старичка, скачущего, словно припадочный над ними. Какой с него толк. И так боится. Стоит только чуть-чуть напугать.

Леся упала на колени и подняла руки к небу. Рот открылся в беззвучном крике. В глазах полыхнула ненависть. Она затопила все ее существо, выжигая на сердце клеймо. Огненные круги расползлись перед глазами и с кончиков пальцев сорвались искры. Антип смотрел на Лесю во все глаза, не смея даже двинуться с места. Леся свела ладони вместе, между ними искрился крохотный шар, казалось, он был сплетен из маленьких шаровых молний.

Гитки вздыбили шерсть и зашипели. Шар рос в размерах по мере того, как Леся разводила руки в стороны. Существа, почуяв неладное, перешли на вой, режущий слух, словно переговариваясь. Леся закрыла глаза и в этот момент гитки решили скрыться. Леся тряхнула ладонями, словно ей надоело держать серебристый шар в руках. Он разлетелся на тысячу маленьких молний, каждая из которых прицельно разила нежить. Как только молния настигала жертву, та обращалась в зыбкий туман, не успев даже пикнуть. Антип с грозным воем кинулся гнать нежить, решив, что лучше помереть героем и рассыпаться туманом, чем стоять столбом.

Леся силилась открыть глаза, но веки тяжелели, словно налитые свинцом. Она раз за разом старалась открыть их. Она должна увидеть их! Она должна осознать случившееся. Она должна проверить, можно ли чем помочь… Она должна… Но липкий туман, окутавший ее тяжестью не отпускал, он играл с ней, манил и зазывал к себе, «Поиграй со мной, — шептал он, — прикоснись ко мне». Леся хотела ответить, что ей не нужно ничего, только вернуть время вспять, чтоб эти ироды окаянные остались в доме, чтоб они остались живы. Больше ничего не надо, ничего.

Она открыла глаза. Вернее они сами открылись настолько резко, что от хлынувшего света, глаза стало резать тысячей осколков разбитого стекла. Леся смахнула набежавшие слезы и огляделась. Знакомая картина. Кажется, она здесь уже была, причем не так давно. Грань. Обитель заблудших душ. Место остановки для не захороненных. Только в этот раз кроме молочно белого марева по правой стороне от нее тянулась стена. Она сверкала всеми цветами радуги, переливаясь, искрясь. Леся оглянулась за спину. Она хмыкнула, увидев, зияющую пустоту выхода. «Видимо задумываться, как вернуться обратно, не придется», — решила она. Вдалеке стояла одинокая высокая фигура. Леся кинулась со всех ног, надеясь, что она правильно поняла, зачем сюда попала.

Человек стоял лицом к радужной стене, его руки то погружались по кисти в зыбь радуги, то возвращались обратно. Человек, словно решал, остаться ему здесь, или навеки уйти в мир иной. Между бровей залегли две морщинки. Видимо, ни одна из прорисованных перспектив не устраивала человека.

— Атан! — крикнула Леся, задыхаясь от продолжительного бега, — Стой!

В этом высоком мужчине в белых портках и рубашке, сложно было узнать сурового и язвительного странника. Он сейчас выглядел, точно деревенский мальчишка в новой одежке на гулянье. Разве что гораздо выше ростом.

— Я так и знал, что ты меня достанешь и на том свете, — усмехнулся он, но в его голосе не было привычного веселья.

— Ты никак не успокоишься, — Леся с радостью кинулась к нему на шею. Атан от неожиданности раскрыл объятия. Недоумения — самое слабое определение чувств, охвативших его душу.

— Тебе нельзя сюда! Ты зачем пришла? — сказал он, отодвигая ее от себя.

— За Вами.

— Ты решила, что ты можешь попрать все правила устройства мира и вытащить пару достаточно симпатичных тебе душонок на волю?

Леся энергично закивала головой в знак согласия.

— Только нужно уточнить, что я не сама сюда забралась. Меня почему-то выкинуло к вам, вот я и решила, что могу постараться вытащить вас.

— Леся, — Атан щелкнул девушку по носу, — ты все-таки сумасшедшая. Но я не могу поверить в то, что у тебя получится. Ты просто подвергаешь сомнению всю устоявшуюся веру в Бога, Рай и все тому подобное. Я…

Леся остановила его речь, обещавшую быть длинной, взмахом руки.

— Лесь, тебе самой опасно здесь находиться. Мало ли как это отразится на тебе. И тогда получится, что я зря отдавал свою, между прочим, очень драгоценную, жизнь?

— Ладно, — согласилась Леся, — я уйду, только ты должен меня проводить.

Девушка понурила голову.

— Это, наверное, и правда, была идиотская идея.

Атан взял девушку за руку и повел вдоль стены, до зияющего пролома. Они шли молча. Атан не хотел расставаться с жизнью, но и питать пустые надежды было глупо. Леся молчала, потому что пыталась найти выход из сложившейся ситуации. Возле черной дыры Атан остановился, и Леся подняла на него полные мольбы глаза:

— Я хочу тебя кое о чем попросить перед расставанием, — прошептала она.

Атан насмешливо посмотрел на нее и не упустил шанса в последний раз посмеяться:

— Давай, проси, чтоб я тебя поцеловал напоследок!

— Поцелуй меня. Пожалуйста, напоследок, — повторила Леся шепотом, и странник онемел от изумления.

— Наверное, стоило умереть, чтоб услышать подобную просьбу.

Странник наклонился к ней и коснулся мягкими теплыми губами ее губ. Леся собрала всю свою волю в кулак, и что было сил толкнула странника в плечи. От неожиданности Атан не успел отреагировать, а просто отступил на пару шагов. Этого оказалось достаточно для того, что образ странника стал меркнуть и растворился в черной тьме дыры.

Леся облегченно вздохнула и отвернулась от выхода, отметив, что тот стал намного меньше.

— Значит, времени у меня не так уж и много, как я рассчитывала, а нужно еще найти Владимира.

Милада сразу поняла, что перед ней Лесовик в образе Атана. Не верила травница в то, что странник мог так легко отыскать ее в лесу в сумерках и не заблудиться. Конечно, в способности Атана выживать где угодно и как придется, девушка не сомневалась, но уж слишком не похожа была его интонация на то, как говорил странник. Милада слишком хорошо его знала. Она прекрасно понимала, что бы сказал ей Атан, если бы вдруг решил пойти за ней. Уж явно не рассказывал о том, как он о ней переживает.

Теперь осталось решить вопрос с тем, каким образом она выманит у лесовика ребенка. Лешие очень любили проклятых детей, и просто так отдавать не соглашались. Но Милада и сама была не лыком шита. Тут нужно было либо рассмешить старика, либо действовать заговором. Настроения шутить у Милады не было, а для совершения заговора требовалось время и подходящее место, да еще нужно умудриться, чтоб леший не заметил подготовки — магию они чуют интуитивно. А готовиться к заговору, пытаясь рассмотреть впотьмах тропинку, чтоб не ступить на лешачью тропку, дело трудное, если не сказать — невыполнимое.

Лесовик-Атан уверенно шел за Миладой, пытаясь убедить ее, что он лучше знает лесные тропы.

— Атан, давай не будем спорить. В детстве меня бабушка столько по лесам водила, что я с закрытыми глазами могла по ним ходить!

— А как же лесовик? Не боялась?

— Деда Сивку что ли? Поначалу боялась. Но бабушка меня с ним познакомила. Она как-то оказала ему большую услугу, а потом они подружились. Я столько времени у него с Митрофаной в домике провела! Наверное, чаще у них была, чем дома. Бабушка часто меня за травами посылала. Вот я у них и ночевала, если задерживалась.

Лесовик, казалось, оторопел от подобных излияний. А Милада отметила, что сказать правду, было наилучшим способом подружиться с лесным хозяином. Авось и по доброй воле мальчугана отпустит.

— А как звали твою бабушку? — что ж, вполне логичный вопрос.

— Фекла, — беззаботно ответила Милада.

Лесовик молчал в изумлении, и даже остановился.

— Ты внучка Феклы Зецкой, приемница дара?

— Ну, можно сказать и так, — ответила травница, не вдаваясь в подробности и не уточняя, что дар принимать она отказалась.

Они вышли на прекрасно подходящую для ритуала полянку. Шаги за спиной смолкли. Милада медлила. Она не хотела принуждать лесовика с помощью заговора. Сейчас она надеялась на то, что все-таки сумеет расположить к себе лешего.

— И ты с самого начала догадалась кто я?

Милада обернулась и посмотрела на низенького старичка с длинной седой бородой. Наряд его был соткан из лесных травинок, листочков, шишек и веток. В бороде запуталась лоза жевельвельника. Лесной хозяин хитро сощурился. Стальные глаза искрились и сияли, отражая различные оттенки зелени.

— Да, — ответила Милада, слегка опустив подбородок.

— И не стала использовать магию?

— Зачем? Я хотела решить все миром, — ответила Милада. — А принуждать кого-то… Это грубый способ, на мой взгляд. Мне нужны друзья, а не подчиненные враги. Тем более преклоняться перед силой леса и его хозяина, бабушка научила меня с детства, — девушка тщательно подбирала слова, чтоб достоверно объяснить собственные чувства. Что-что, а врать лесовику — гиблое дело.

— И зачем же ты пришла ко мне, голубушка, — усмехнулся леший, заранее зная ее ответ.

— Вы и так прекрасно знаете. Я пришла узнать, можно ли вернуть ребенка матери. Она прокляла его в сердцах и теперь клянет себя, за свою ошибку.

— Что ж тогда она сама не пришла?

— Если бы люди помнили, как правильно общаться с подобной силой… — вздохнула Милада, — Его мать просто боялась что-то испортить. Возможно, если бы мы не приехали сегодня и я не согласилась помочь, то она сама бы побежала к вам на поклон…

Леший почесал макушку и призадумался. Милада с начала разговора не сделала ни единого шага, понимая, что лес территория лешего и раз уж он раскрылся, то играть стоит по его правилам, а не писать собственные.

— Ты знаешь, Сивка изредка выбирался ко мне в гости. В карты поиграть. Да вот лесные пожары прошлым летом в Тропинной полосе прибавили ему работы. А мне, понимаешь ли, скучно. С лешачихой моей в карты не сыграешь, не умеет она. Сыграем?

— Запросто! — ответила Милада. — Уж дед Сивка мне последние лапти проигрывал! — рассмеялась Девушка, припомнив, как бабушка забирала ее из лесной избушки и заставала за подобным непотребным занятием.

— Ну, вот и договорились! Конечно, не в моих правилах быть таким добрым и помогать людям, но в память о Светлой Фекле — помогу. — Сказал леший, хлопнув в ладоши, от чего по верхушкам деревьев прошелся ветерок, — заодно и мальчонку заберешь. А то он сорванец, есть ничего не хочет, ревет и мать зовет постоянно. От этого у меня трава вянет… и уши между прочим тоже. Кстати, меня Никифор зовут, — улыбнулся леший, сделал пас рукой и перед глазами у травницы пошли круги.

Леся шла по туману и пыталась отыскать Владимира. Куда же его занесло? Перед ней то и дело проносились неясные тени. Они, словно гаснущие звезды на темной ткани небосвода, яркой вспышкой разбивались о радужную стену, проходя сквозь грань. Были и другие. Они застывали перед стеной, приобретая свой земной вид. Долго касались ее руками, видимо вспоминая земную жизнь. Они стояли, словно сомневаясь, но все-таки, проходили сквозь нее. Робко, осторожно, мысленно прощаясь с теми, кого оставили.

Леся старалась сохранить присутствие духа. Шаг за шагом, вдох за выдохом, время ускользало (если понятие времени применимо к грани), вернуться к пролому, который она умудрилась сделать, будет затруднительно. Но девушка старалась не отчаиваться, потому что вернуться без Владимира она не могла. Леся даже не могла представить, как она будет жить без него. Лучше уж навсегда остаться тенью при грани, чем жить, понимая, что не использовала шанс, данный ей судьбой.

Она уже всерьез раздумывала о том, чтоб закричать в голос и позвать Владимира. Но здравый смысл, остановил ее. Мало ли кого можно вызвать? После памятной стычки с беспокойниками, таких встреч не хотелось. Ноги гудели, голова раскалывалась. Казалось, прошла целая вечность. Больше всего Леся боялась. Что Владимир, проскочил сквозь грань и не остановился перед ней, как Атан. Ей, конечно, хватит безрассудства, чтобы проскочить сквозь нее вслед за ним и попытаться отыскать его там… Но сможет ли она вернуться?

Леся становилась и осмотрелась. Складывалось впечатление, что она ходит по кругу, обстановка не меняется…

— Что же делать, что делать! — воскликнула она и опустилась на колени.

Идти дальше не было сил. Словно с нее выкачали всю энергию и оставили пустое тело. Девушка опустила голову и в который раз задумалась. Давным-давно стоило себе признаться в том, что Владимир ей не просто нравится. Это чувство намного больше. Оно поглощает изнутри и заставляет печься о чужом здоровье намного больше, чем о собственном.

Она закрыла глаза и мысленно потянулась к нему, как жаждущий к источнику… И опять казалась в пустоте.

— Что за гадость, а не дар! Когда нужно, никогда не работает! — Леся стукнула кулаком по туману под коленями, и не почувствовав боли расстроилась еще больше. Она открыла глаза и с удивлением отметила. Что пейзаж незначительно изменился. Стена грани пропала. Осталось пустое безжизненное пространство.

— Час от часу не легче! — возмутилась она в голос, — И что вы мне теперь предлагаете делать? Танцевать что ли от радости?

Она кипела от злости. Она не знала, что делать, куда идти, где искать, как вернуться… Если бы не злость, она уже плакала бы навзрыд от безысходности.

Пустота. Тишина. Даже эха не слышно. Можно кричать во все горло, никто не ответит. Леся вскочила на ноги и побежала. Тело требовало действия. Кровь стучала в висках, а раздражение раздирало ее на части.

— Где ты? Где ты есть, черт подери! — закричала она, — я все равно тебя найду! Слышишь, найду! Даже, если мне придется остаться с тобой! — она бежала, глядя себе под ноги.

Дыхание сбилось, Леся стала задыхаться, поэтому ей пришлось остановиться.

Она в очередной раз осмотрелась и заметила впереди неясную тень на земле. Подобрав юбку, Леся побежала дальше. Из легких со свистом вырывался воздух, грудь неимоверно жгло. А ноги и вовсе грозились отказать.

Человек. Мужчина. Владимир. Он лежал на земле, размеренно дыша.

— Ну что за мужик мне попался, — сетовала Леся, сквозь слезы, набежавшие га глаза, — он даже на том свете помирать задумал!

Она рухнула на колени рядом с ним. Осторожно, боясь поверить в то, что она его нашла, прикоснулась к его лицу. Такие длинные ресницы, такие родные руки. Она прижала его голову к груди и позволила себе разреветься. Все равно он не слышит.

— Вернуться назад нам не дано, — подумала она. Но хотя бы здесь, мы будем вместе.

Никифор проводил Миладу до выхода из леса, расчищая тропку. Мальчуган лет трех от роду, которого Милада несла на руках, спал, как младенец, посасывая большой палец. Глядя на мальца, травница испытывала не ведомые ей доселе чувства: нежность, умиление, теплоту. Она бережно кутала мальчика в одеяльце, заботливо выданное лешачихой, чтоб ему не было холодно. До деревни осталось всего ничего. Пятнадцать минут ходьбы.

Играть с Никифором в карты оказалось интересным занятием. Давно девушка так не веселилась. И хоть леший и предупредил, что мухлевать нельзя, сам он мухлевал по черному. Но это ему не помогло. Годы практики с Сивкой, дали о себе знать. Как говорится — талант не пропьешь! Милада выиграла у Никифора выходной осенний костюм из прелых листьев, красный кафтан, для выхода в деревню, кучу разных побрякушек лешачихи… но забирать выигранное отказалась.

— Поигрались и хватит! — отрезала она.

— Ну ты же на моей репутации крест ставишь! Кто же со мной после такого играть будет?! — гневился леший, — пойдут слухи, что я и проигрыши свои оплатить не смогу.

— Да кто же об этом узнает? Я же никому не собираюсь рассказывать!

— Ты — нет, а вот Лялька моя, всем сорокам растрындит, что муж у нее проигрался, да ведьма человечья выигрыш не взяла. А это — позор!!!! Это же во всех лесах по Берянии узнают!

— Ну, я даже не знаю… — Растерялась Милада.

Никифор подумал чуть-чуть а потом выдал номер, которого Милада совсем не ожидала. Она, конечно, знала, что лешие могут предложить такое в обмен на карточный долг, но…

— Я тебе скажу твое будущее и отвечу на один твой вопрос. Любой. И долг будет уплачен, — развеселился леший и, как маленький ребенок, захлопал в ладоши.

Милада не разделяла веселья лешего. Она боялась своего будущего и знать его наперед не хотела. Она не относилась к тем девкам, что по любому поводу бегают гадать. Она и сама могла погадать, да только не себе — другим. Себе гадать никто из по настоящему знающих не умеет.

— Ну тогда я отвечу на любой твой вопрос, — предложил Никифор, когда Милада высказала свое мнения по поводу знания будущего, — или даже два.

— Да нет у меня особых вопросов, — вздохнула Милада, а Никифор поднял кустистую бровь, всем видом показывая, что подобный вопрос у нее есть.

— Я не могу его задавать. Если вы мне расскажете, то я не смогу рассказать Леське, кто она. А зачем мне знать ее тайну, если я даже поделиться с ней этим не могу?

— Ты права, — ответил Никифор, почесывая бороду, — не многие люди отказываются от знания чужих тайн.

— Она мне не чужая, она мне, как сестра, — отрезала девушка.

Наступило минутное молчание. Никифор задумался. Что он еще такого может предложить этой странной красивой девчушке. Ему хотелось ей помочь и отблагодарить за отношение и уважение к старику.

— Тогда договоримся так, я обеспечиваю Вам безопасность в лесах до самой столицы.

— Хорошо. — Улыбнулась Милада, — И никаких предсказаний!

Тепло попрощавшись с лесным хозяином, пообещав, что обязательно заедет в гости еще раз, Милада поспешила к деревне. Тело зудело и ломило от нагрузки. Травница мечтала о том, чтоб завалиться на теплую печку и проспать до утра. Желательно без снов.

Чем ближе Милада подходила к деревеньке, тем сильнее в ней крепла уверенность, что что-то не так. И поспать ей явно не удастся. Деревня была озарена огнями. Прижав покрепче к себе мальчонку, Милада ускорила шаг, насколько это было возможно.

«И на минуту нельзя оставить!» — возмущалась она, — «Уже что-то натворили». В том, кто был причиной ночного бдения целой, пусть и немногочисленной, деревни Милада не сомневалась. Слишком часто в этом путешествии все выходило не так, как надо.

Запыхавшаяся травница вбежала за хлипкую ограду поселения. Она отказывалась верить своим глазам, не находя объяснения происходящему. Небольшая поляна, служившая здесь местом для собраний, по окружности была уставлена факелами на длинных древках. На большом пне, как на постаменте, стоял дед Антип и что-то громко вещал. Деревенский народ стоял перед ним на коленях, как перед иконой, сложив руки в молитвенном жесте. Милада пыталась уложить эту картинку у себя в голове и понять, что послужило причиной подобному. Мозги скрипели, пытаясь подобрать правильный ответ. Но такового не находилось.

«Может, какой праздник религиозный?» — подумала она, но входить в освещенный факелами круг не спешила.

Она осторожно присела на землю, стараясь не потревожить малыша, устраивая его на коленях.

— Дети Всевидящего! — вещал Антип, — Сегодня вы получили доказательство того, что Он любит Вас, помнит о Вас и карает детей Диавола. Сегодня я чувствовал его волю, я видел то же, что и вы. Как всевидящий покарал тех, кто покусился на невинных. Небесными молниями он сжег нечистоты с земли Берянской. И вернул миру тех, кто безвинно отдал свои жизни за спокойствие наше…

Антип говорил громко и уверенно, народ слушал его речь и внимал ей, словно самому Богу, спустившемуся с небес. Милада же никак не могла понять, в чем причина такой религиозной «сходки», и где остальные ребята. Не могли же они пропустить такое представление?

— Благодать опустилась на нашу деревню, — продолжал Антип, — Сегодня великий день! Сегодня мы с вами получили напутствие — идти по тропе Божьей и молиться ему за спасение наше. Пустил он Светлых в нашу деревню сегодня, для того, чтоб увидели мы грехи свои и покаялись.

Милада начала было присыпать, когда уловила свое имя в речи Антипа.

— И еще одна радостная весть, — он вытянул руку, указывая на травницу, решившую, что ее никто не заметит, — Сестра моя, Евдокия, вернули ребенка твоего. Внучка Феклы Зецкой, Милада, выполнила обещание и принесла ребенка вырвав того из цепких лап нечистой силы!

«Какой пафос! Мама, дорогая! А у человека дар! Одними словами довести толпу до религиозного экстаза» — отметила Милада. Как во сне она наблюдала за женщиной вскочившей с колен, нервно осматривающей круг, пытаясь отыскать возвращенного ребенка.

— Подойди сюда, Милада, — сказал Антип.

Травница скрепя зубами, сердцем, проклиная на чем свет стоит всеми известными ей ругательствами этого доморощенного пастыря, встала. Глубоко вздохнув, она вышла в круг света. По толпе пронеслось восторженное «Ах!» и Милада в который раз отметила талант человека из мухи делать слона. Она отдала ребенка матери и уже собиралась ретироваться за грань светящегося круга, но не тут-то было.

— Подойди ко мне. Сестра наша и спасительница, — вещал Антип. А у Милады появилось стойкое заветное желание прибить его на месте. Кинув на старичка взгляд из разряда «Все, ты труп!» Милада залезла на пень и встала рядом с Антипом.

— Помолимся. Друзья мои! — и толпа в блаженном шепоте закрыла глаза и опустила головы.

— Что за цирк? — прошипела Милада в ухо Антипу, пихая его локтем в бок.

— Все потом, — процедил сквозь зубы Антип, — могу сказать одно — это был единственный способ уберечь твоих попутчиков от медленной и мучительной смерти на костре.

— Так, а теперь вы просто обязаны объяснить мне: что все это значит? — разорялась травница.

После молитвы деревенские разошлись по домам, а Милада с Антипом, пожелав им всем спокойной ночи, остались на поляне.

— Потерпи немного. Сейчас сама все увидишь, — шептал ей Антип, — а пока, улыбайся. Ты, деточка, поцелованная Видящим, постарайся, чтобы люди поверили в то, что ты очень рада этому, — дед Антип ухватил девушку под локоток и в буквальном смысле слова потащил к своей избе.

Милада изобразила милую счастливую улыбку больной дегенератки и прошипела

— Так пойдет?

— Конечно, деточка, конечно. Спасибо, уважила старика.

— Ой, я смотрю, а сил у Вас, не смотря на годы, не убавляется!

— Это ж хорошо, Милочка, — ответил Антип, изображая из себя истинного слугу Бога.

Как только дверь за ними захлопнулась, дедуля поменялся в лице.

— Почему ты меня не предупредила, что все настолько серьезно?

— Вы о чем, дедушка, — опешила Милада, не понимая, о чем она должна была предупредить старика.

— А-то ты не поняла, что я ясноокий? Ты, деточка, ветрена, но не дурищща.

— Я-то поняла, но почему я должна была вам что-то рассказывать? Я не могу верить каждому ясноокому, — догадка появилась в ее сознании мгновенно.

— Что с ними случилось? — спросила она.

Антип толкнул двери в сени и пропустил Миладу вперед. На полу лежали трое: Атан, Владимир и Леся. Видимых повреждений не было. Атан метался, словно в бреду, выкрикивая непонятные слова — что-то среднее между простыми стонами и связной речью. Владимир размеренно дышал, казалось, он просто спит. Леся же — смертельно-бледная, растрепанная, с залегшими тенями под глазами — едва дышала.

Милада вопросительно посмотрела на старика. Не задавать же ей, в конце концов, в сотый раз один и тот же вопрос! Антип подошел к ребятам, поправил на каждом одеяло и тихо произнес:

— Она на грани. Пытается вытащить темного.

— К-к-кого?

— Владимира. Энтого вон, странника, вытащила. А того, все никак. Ты должна ей помочь.

— Как? — воскликнула Милада.

— А в первый раз как ты ее вытащила оттуда?

— не знаю… Пела… А вы откуда знаете?

— Я много чего знаю, — вздохнул Антип, — подождем еще чуть-чуть. Если сама не вернется, воспользуемся сиянием.

— Вы что с ума сошли! Вы собрались проводить запрещенный ритуал! Да фиг бы с ним с запрещенным! Это может ее убить!

— Ну, во-первых, выхода у нас все равно нет. Если заплутает, то останется скитаться на грани, а этого и врагу не пожелаешь. А во-вторых, проводить его будешь ты.

— У меня не хватит сил, — прошептала Милада.

— Я тебе помогу. Девонька. Старики — они много чего могуть, только не рассказывают. Да и связь у вас с ней покрепче родственной. Она лучший помощник в таких случаях.

Подготовка ритуала заняла не так много времени, как боялась Милада. Она решила не ждать и не терять время попусту. Если Леська до сих пор не вернулась, то дела плохи. И как эту сумасшедшую угораздило опять туда прорваться? Час от часу не легче. Теперь все мысли травницы были только об одном — главное, чтоб у нее хватило сил и элементарного везения.

Ритуал Сияния не зря называли запрещенным. Им пользовались в большей степени чернокнижники. Светлые сторонились подобных способов, предпочитая более безобидные: призыв, или обычные молитвы. Сияние — мощный ритуал возврата с грани. Один из его видов — заговор вечного огня — широко использовался в военное время, для того, чтобы возвращать умерших солдат, пока тело не успело еще остыть. Для этого в военном штабе всегда присутствовала пара тройка десятков некромантов. Они накидывали купол силы, который рассыпался на сотни мелких куполов, окружая каждого солдата. Если военный получал смертельную рану, то купол автоматически активизировался, не давая душе устремиться к грани.

Такие солдаты, не возвращались домой. Когда тебя сотни раз убивают, а душа мечется в невозможности попасть на грань… После такого не выживал ни один. Как только купол терял свою силу, тело рассыпалось пеплом. Берянская Империя с успехом пользовалась этим заговором, храня его секрет, даже больше, чем символы власти. Сам заговор проводило два некроманта высшего ранга, остальные отдавали свои силы, для подпитки куполов и нередко погибали от магического истощения. Они были теми же солдатами. Только боролись магией, а не мечом.

Возможно, Берянская империя и захватила бы весь мир. Но война с Литосией закончилась. А пойти войной на остальные материки Гирот Третий не успел. Его отравили. Несколько веков Беряния жила. Словно в сказке. Правители сменяли один другого и не отличались большим рвением к реформам. Единственное, что было сделано за эти годы — запрещено использование подобных ритуалов в военных действиях, потому как некроманты, равно как и солдаты гибли, словно мухи от заклинания Хлопок. А потом к власти пришел Святомир Первый Кровавый и привез веру. И использование магии в жизни населения кануло в лету. Ну, или почти какнуло. Вместе с сожженными погибли и многочисленные заговоры, ритуалы. Но, как ни странно, ритуал Сияния и всего его подвиды, как бы ни хранили его в секрете, стал известен тем, кто остался жив. Тем, кто успел спрятаться. Одним из таких людей была Фекла Зецкая. Одаренная силой. После смены веры люди называли ее святой, блаженной, человеком от Бога. Но, не смотря на это, предпочитали говорить о ней шепотом, дома за закрытыми дверями и окнами. Чтобы не аукнулось ни ей, ни им.

Милада знала теорию Сияния. Как основного, так и вечного огня. Но был еще один вид — сияние души. Использовался он в среде магов и знахарей. Если знающий человек отправится на грань и что-то пойдет не так — а отправиться туда можно, если знать, как туда попасть и как оттуда вернуться — то его помощник с помощью крови человека, дорогого или близкого горе-ходоку по грани, мог его вернуть обратно.

Только все ритуалы и заговоры сияния очень энергоемки. Для того, чтоб провести его, мало знаний, мало силы. Нужен опыт и обучение, как минимум второй, или первый, а в идеале высший ранг. Этого у Милады не было. Она не только не была, как следует, обучена, да и дар имела только свой, не особо изученный. Бывали с ней ситуации, когда она не могла с ним справиться. Но это было в детстве. Когда рядом была любимая бабушка, которая всегда вытащит из беды и поможет.

Один раз Милада напутала с заговором вызова и подчинения. Задача была простой. На скрытой с помощью магии полянке она должна была ночью вызвать сорок собак и подчинить их собственной воле взглядом. После этого она должна была их отпустить. Легкая тренировочка — так называла это бабушка. Цель — побороть свой страх перед животными, убедиться в силе своего дара.

— Стоит только один раз вызвать и посмотреть, как под твоим взглядом они опускают головы и все. Страх твой, внучечка, как рукой снимет.

Но Милада не могла совладать с собой. Когда она, девятилетняя, в одной ночной рубашке, босая, с распущенными волосами, одна, вышла в предрассветную тьму, ей сразу же стало не по себе. Она хотела кинуться обратно в дом, спрятаться на теплой печке и смотреть в выбеленный потолок. Но она не хотела расстраивать бабушку, поэтому стиснув зубы, пошла дальше, постепенно входя в магический транс. Выйдя на полянку, она встала на пенек и произнесла заученный текст. Все шло как надо, но в лесу пронзительно завыли волки, и девочка потеряла контроль над ситуацией. Собаки кинулись на нее, а сила, которую она не могла больше контролировать на них… От саморазрушения ее спасла бабушка, которая не смогла оставить девочку одну и поставила на купол сигнальный маяк, который бы сработал в случае опасности.

На память о том опыте Миладе остались шрамы от собачьих зубов на лодыжках и страшная картинка перед глазами — поляна, которая отчего-то стала красной…

После этого Милада боялась себя, еще пуще, чем нежити и всех вместе взятых демонов подземного мира. Потому-то и отказалась принимать бабушкин дар. Дар старшего по поколению, должен был служить для ее дара своего рода катализатором. Открыть новые его грани и возможности. Где-то сдерживать, а где-то открывать его в полную мощь.

Но Милада, которая никогда не была трусливой, боялась даже думать о том, что может произойти, если она откроет свою силу в полную мощь. Бабушка была не слабой, но даже она говорила, что Милада, если примет ее дар станет намного сильнее, чем чтимая народом Фекла Зецкая.

Обуреваемая невеселыми думами, Милада резанула ножом по запястью, для того, чтоб собрать кровь для ритуала. Движения быстрые, отрывистые. «Словно всю жизнь только тем и занималась, что вены себе резала», — отстраненно отметила девушка. Прошептав над кровоточащей рукой слова для скорого заживления, она, кряхтя, как старая, добитая бытом и десятью детьми по лавкам, женщина опустилась на колени, чтоб нарисовать охранный круг призыва.

И зачем она так хотела попутешествовать? Задавала она себе глупый вопрос. Чтоб каждый раз вытаскивать Лесю и всех остальных, включая себя, из глобальной задницы? В их случае, она, видимо, должна именоваться, как ехидный смешок фортуны.

Милада осмотрела охранный круг, нарисованный собственной кровью. Потом подумала и еще раз удостоверилась, что все выписано верно. С ее странным везением на различного рода гадости вполне могло получиться так, что и этот ритуал сыграет с ними злую шутку. Затащит, например, и ее за грань, а там уж выбирайтесь как хотите. Можете, даже, там и остаться. В хорошей компании везде приключения найти можно.

Милада не к месту фыркнула в кулак, представив, как они с Лесей и Самойловым будут гонять души по грани. Вот это будет развлечение! Антип грозно посмотрел на нее, и вернулся к своему делу. Ничегонеделанию. Милада сама бы с удовольствием предалась бы подобному занятию, вместо того, чтоб ползать на пузе среди каракулей, намалеванных своей же кровью. Но, не смотря на свое настроение, которое Антип обозвал не иначе, как «Истерика обыкновенная», она понимала, что ясноокий копит силу для ритуала.

Если честно для нее это было загадочно и подозрительно. Насколько она знала, а слышала она от бабушки про яснооких немного, то они просто видят магию и магический путь. То есть могут рассказать, кто такой и с чем его едят тот маг, который умудрился попасть к нему на глаза. Еще мог сказать, чьих рук дело, какая-нибудь гадость, наведенная на человека, скот или деревню. В редких случаях, если дар был очень сильным, мог рассказать будущее одаренного силой человека или даже его конец. Но, чтоб ясноокие поддерживали, или делились силой с магом во время проведения ритуала?! Такого она не слышала никогда. А если бабушка ей о подобном не рассказывала, то и она о таком и слыхом не слыхивала.

Антип прошептал странные слова на непонятном Миладе языке и подошел к Лесе, сделал тоненький небольшой разрез на ладони и набрал немного крови.

— Центр выписывай ее кровью, — сказал он.

— Да знаю я, знаю, — вздохнула травница, и сделала пару штрихов, обводя указательным пальцем, смоченным в крови Леси, центральную руну.

— А Владимира кровь разве не нужна? — спохватилась она.

— Нет. Она без него и не уйдет, — ответил Антип.

— А может, все-таки, резанем ему ладошку, за компанию, а?

— Слушай, и откуда в тебе столько кровожадности, Светлая? — повысил голос Антип.

— Нервы, дедушка. Нервы, — постаралась успокоить она старика, а то мало ли что?

Она обтерла ладони светлой тряпицей, расплела волосы и встала в центр круга, приготовившись ко всему на свете. На всякий случай.

Ее тут же охватило странное ощущение. Кожу закололо тысячей маленьких острых льдинок. Они впивались, словно иголки. Боль терпимая, но ощущения не из приятных. Антип занял позиции за кругом, что-то беспрестанно шепча себе под нос. Постаравшись отвлечься от ненужных размышлений, ведь теперь каждая секунда на счету, Милада глубоко вздохнула и стала произносить текст древнего призыва заблудшей души, обязанной вернуться к телу. Она говорила нараспев, гласные тянулись, одно слово перерастало в другое. Очертания круга вспыхнули яркой искрой, и контур подернулся дымкой. Последние слова-песни заговора прозвучали на высокой ноте, тело девушки обмякло и осело на пол, отсеченное от Антипа дымовой завесой.

— Вот же незадача! — выругалась магичка, обозрев сплошную туманную пустоту. — Хотела попутешествовать? Получи путевку на грань! Черт бы побрал мое колоссальное везение!

Милада осмотрелась. Ей очень хотелось верить, что ее выкинуло неподалеку от Леси с Самойловым. «Так, за спиной черная дыра. Через нее и вернемся обратно», — рассуждала она. Впереди девушка заметила две неясные фигурки.

— Ну кто бы сомневался, что они и тут вместе будут?

Милада побежала, рассудив, что, чем скорее они отсюда выберутся, тем быстрее она надерет им задницы. Голова Самойлова покоилась на коленях Леси. «Тоже мне, умирающий лебедь» — подумала Милада. сама Леся находилась в состоянии полусна. Травница решила особо не церемониться и потрясла подругу за плечо.

— Ну что, голубки, выбираться будем? — Леся удивленно моргала, пытаясь понять что перед ней: мираж или реальность.

— Милада, ты? — Спросила она.

— Нет, не я. Дух твоей давно почившей бабушки! Поднимайтесь поживее, а то мне что-то не особо хочется торчать здесь целую вечность. Тут и развлечений особых нет. Только души пугать. Да и тех, смотрю, дефицит.

— Но, Владимир без сознания, — неуверенно произнесла Леся.

— И что? — Милада подняла чернявую бровь, — хочешь сказать, что его душа будет намного тяжелее, чем пьяный Атан? Его же мы до кровати дотащили. А тут и нести недолго.

Видимо Милада погорячилась, говоря, что Атан тяжелее. Во всяком случае, Владимир был ничуть не легче. Взвалив его, если можно так выразиться, тело к себе на плечи девушки неожиданно для себя поняли, что до пролома им идти и идти. Вернее, тащить и тащить. Милада ругалась так, что изредка появляющиеся души краснели, как маков цвет и ретировались с завидной скоростью.

— Вот это у тебя душонка грешная, Самойлов. А так сразу и не скажешь. Тихий такой, спокойный, мечта девушек. Эх, блин, дожилась! Мужика на себе тащу. Словно тягловая лошадь, ей богу!

Самойлов, естественно, молчал по причине бессознательного состояния. Милада помолчала немного, а потом обратилась к Лесе.

— Вот и что ты в нем нашла, а?

— По-моему, не время обсуждать мои личные пристрастия! Тем более, что мы уже пришли.

— Во истину говорят, — возмущалась черноволосая нарушительница вечного покоя, запихивая на пару с Лесей Владимира в пролом, — в компании с дохляком время летит незаметно.

— Милада! — возмутилась Леся, но ее голос исчез, оборвав глубокомысленную тираду в самом начале, потому что Милада легонечко толкнула ее в плечо и девушка исчезла, вернувшись в бренный мир.

— Вот теперь я лягу спать и горе тому, кто попытается меня разбудить. Самолично отправлю на грань и хрен вытащу!

С чувством исполненного долга Милада шагнула в пролом.

Милада страстно хотела сразу же завалиться спать — настолько она устала, но перед этим все-таки пришлось закрыть круг ритуала и поговорить с Антипом. Он рассказал ей все, что произошло и как трое сумасшедших попали на грань. Вернее, как одна сумасшедшая не без помощи бесшабашной подруги умудрилась вытащить двоих из цепких лап смерти.

— Когда она упала на колени и стала выпускать шаровые молнии, спалившие к демонам нечисть, я испугался так, как не боялся на войне, — рассказывал Антип Миладе. Они сидели за столом при тусклом свете свечи и распивали горячий отвар из деревянных кружек.

— Я испугался даже не за себя, а за последствия. Ты только представь! Вспышки озаряли всю деревню. Народ высыпал на улицу, не боясь уже ничего с криками о приближающемся конце света. Я гонял этих тварей, словно сумасшедший, пытаясь прикрыть ее от любопытных взоров. Если бы кто догадался, что на самом деле произошло — всем нам была бы обеспечена дорога на костер. В считанные минуты от этих тварей не осталось и следа. А на этих, — Антип мотнул головой в сторону Атана и Владимира. — стали затягиваться раны. и они начали дышать! Я глазам своим не поверил! Я решил, что с ума схожу. Девочка к тому времени и сама лежала на земле, как мертвяк. А народ гудит, что это мол, воля Всезнающего! Что он спас нас всех и этих невинных воскресил. А на мен, как на святого смотрели, ей богу! Вот те крест, сам до подобного не додумался бы. Но решил, что время не стоит упускать, а то мало ли — допетрют, что дело не в Божественном провидении, — Антип устало вздохнул и посмотрел на Лесю.

Ей стало намного лучше. Она ровно дышала, на щеках появился румянец, в любой момент ее можно было разбудить, но Милада и Антип не хотели ее тревожить сейчас. Слишком много вопросов, слишком много проблем.

— Ты знаешь, кто она? — спросил Антип.

— Нет. Думала, что маг, а теперь и не знаю, что думать…

Вытащить с грани, пусть и находящуюся между жизнью и смертью, душу не удавалось ни кому. Грань не отпускает. Но, выходило так, что грань и не сопротивлялась — она отпустила пленников, словно само собой разумеющееся. Словно у Леси на это было какое-то право. Грань почти всегда спокойно отпускает души людей, попавших туда в период эмоционального напряжения или сильной болезни, но это пребывание кратковременное. Доли секунды. Она позволяет увидеть белое марево краем глаза и отпускает. Маги могут туда попасть для того, чтоб помочь заблудшей душе перейти грань. Этим пользовались для избавления от призраков и мятущихся душ… Но никогда еще грань не отпускала души людей, перешедших ее черту. А Самойлов с Лесей находились именно за чертой. Такое было попросту невозможно. Если бы кто-нибудь рассказал Миладе подобное, она бы с превеликим удовольствием рассмеялась вралю в лицо.

Некроманты поднимали мертвые тела усилием воли и искрой магии. Они могли привязать душу к телу с помощью вечного огня, но это неизбежно ведет к саморазрушению, потому что это насилие. В редких случаях и только сильный маг высшего ранга, да и то не каждый, мог вытащить душу не перешедшую грань. Но как объяснить то, что Леся оказалась за чертой? Как она нашла там Самойлова? Как и почему туда позволили попасть Миладе? Ведь ритуал пошел совсем не так, как должен был. Милада и близко не должна была подойти к другому миру. На том и строится призыв, что она должна была вытянуть души не касаясь того мира, а их эмоциональная связь, общая кровь в ритуальном круге, должны были служить путеводной ниточкой, вернувшей их из мира неживых…

Ответов не находилось. А вопросов становилось все больше.

— А разве, вы не можете проследить ее магический путь?

— Ой, девонька, если бы все было так просто. Не могу я ничего увидеть. Она для моего внутреннего взора, как солнце. Слепит и обжигает. Теперь, даже еще больше, нежели прежде. Вы маги, для меня как солнечные лучики. Я легко могу отследить ваш путь и вижу вашу жизнь вспышками значимых событий. Но вот же незадача, если раньше я мог сказать, что случится с тобой, странником и даже, темным. То теперь она коснулась своим светом каждого из вас и как повернется ваша судьба мне неведомо. Вы теперь белые пятна для яснооких… Одно могу сказать — она не маг. И в этом я уверен. Магам не дано воскрешать людей и дружить с гранью, заходя в гости, когда хочется. Наверное, стоило столько жить, чтоб увидеть подобное.

— И что делать?

— Я не знаю, но спокойной жизни не ждите. Она обучается, с каждым таким событием ее сияние разгорается все больше. Главное, в нем не сгореть.

Антип замолчал и каждый из собеседников задумался о чем-то своем.

— Я хотела спросить… — подала голос Милада.

— Что, девонька?

— Почему вы называете Владимира темным?

— Потому что для моего взора он темное пятно. Я не могу его прощупать. Он закрыт. Это странно. Он не маг, но и не обычный человек. Люди они другие, как Атан, например, он для меня огонь. Чего-то хочет, но сам не знает чего. Бежит от себя… Я могу увидеть его сущность, то к чему это его приведет, но приблизительно. Не так как с тобой. А Владимир… Он просто не тот, кем кажется. Может и человек, да только скрытный очень.

Милада решила не продолжать разговор, потому что голова трещала, словно должна вот-вот расколоться. Тело болело, от недосыпа. Да и после возвращения с грани самочувствие, мягко сказать, не улучшилось. Антип позволил ей завалиться на печь, потому как сам ложиться не собирался. С рассветом деревенские поднимались. Чувство религиозного экстаза нужно поддерживать у людей, для того, чтоб люди не задумывались и верили в то объяснение, которое сами же и придумали. Поэтому утренняя молитва — закон для всех. Да и церквушку нужно восстанавливать. Прошлый священник умер от схватки с нежитью. Теперь, видимо на должность проповедника выберут Антипа. Деревенька начинает новую жизнь. И ясноокий дедуля решил взять на себя бразды правления. Так что дел у него не впроворот.

Девушка встала из-за стола и решила отправиться на боковую. Перед печкой она повернулась и хитро прищурившись обратилась к Антипу.

— вы, как моя бабушка.

— Чаго-чаго детонька? — притворился глухим хитрый старикан.

— Вы, как моя бабушка: много знаете, много чего умеете, и не говорите напрямки. На мысль наводите.

Старик улыбнулся и притворно вздохнул.

— А еще, вы как моя бабушка перенимаете манеру разговора, или делаете вид, что перенимаете.

— А эт чаго такое?

— Когда мы приехали — вы с нами разговаривали, как обычный старичок, не забывая вворачивать стариковские «словечки», на площади вы говорили, как маститый проповедник, со мной сейчас разговаривали на равных, словно вам столько же лет, сколько и мне… Кто вы?

Дедуля Антип потрепал бороду, поднял глаза

— Иди спать, детонька, ты многого еще не знаешь, но многое замечаешь. Я обычный ясноокий. А мы много чего знаем и умеем. Ложись спать, дитя.

Милада забралась на печь, улеглась поудобнее и блаженно закрыла глаза. За окном брезжил рассвет. Судьба сжалилась над Миладой. Ей удалось выспаться.

Леся открыла глаза. Перед ними плясали вспышки света, и невозможно было хоть что-нибудь рассмотреть. Голова гудела и была похожа на растревоженный улей. Во рту пересохло. Язык распух, стал шершавым и неповоротливым. Прямо наглядная иллюстрация в лекарские учебники под названием «Синдром утреннего похмелья!». Было обидно. Ведь даже и капли спиртного во рту не было — а плохо так, словно пила беспробудно неделю или даже больше. Первый раз в жизни ей было настолько плохо. Руки и ноги отказывались повиноваться. По ощущениям все тело ее было переломано, словно ее пропустили через гигантскую мясорубку. И мысли текли вяло и неповоротливо. Что же она делала вчера, что сегодня ей так плохо? Память отказала ей, не соглашаясь раскрыть сию тайну. Последнее, что она помнила, то как они с Антипом пробирались по темной деревеньке на странный звук. А дальше темный провал в памяти. Конечно, память-засранка, все знала, но только поведать об этом хозяйке не собиралась. Неужели она умудрилась вчера напиться до бессознательного состояния? Вряд ли…

Милада громко отчитывала кого-то и за что-то. Лесе было лень напрягать слух и разбирать слова. Они доносились до нее, словно через пуховую подушку, приглушенными звуками. «Может быть, я услышу, что-нибудь важное?» — подумала Леся и переборов лень постаралась прислушаться к разговору.

— Как можно было это допустить? — возмущалась Милада. Тот, на кого был направлен ее гнев, молчал. Но у Леси возникло всего два варианта: либо Атан, либо Владимир.

— Вы оба повели себя, как последние… — дальше шло нецензурное, непечатное и трудновыговариваемое определение, которое Милада, кстати сказать, выговорила не запнувшись. А Леся поняла, что оба попутчика попали под раздачу. Значит, все вчера закончилось хорошо. И они с Антипом нашли их.

— Я еще с этой … — опять набор из интересных и явно не лестных комплиментов, направленных в адрес Леси.

«И что такого я вчера успела натворить? Хоть убей, не помню!»

В носу нещадно зачесалось. Леся из последних сил пыталась сдержать рвущийся наружу чих, потому как не хотела привлекать внимание дражайшей подруги, пока она не выпустит пар на мужчин. Но, как того и следовало ожидать, сдержаться она не сумела и … громогласно чихнула.

— А вот и наша Лесенька очухалась, — ласковый голос подруги не предвещал ничего хорошего. Если бы Леся могла, она бы зарылась в подушки с головой, или вообще стала невидимой, чтоб Милада ее не отыскала раньше времени. Но сил не было даже на то. Чтоб пошевелить рукой, или просто открыть глаза. Смирившись со своей участью, отдаленно представляя, какая выволочка ее ждет, Леся лежала не шелохнувшись. «Помирать, так с музыкой», — решила она и стала ждать концерта.

Милада подошла к ней и подложила Лесе под голову еще одну подушку, чтоб она легла повыше. Тишина стояла полнейшая. Леська радовалась этому, как ребенок, словно отсрочка наказания имеет значение. Леся почувствовала, как ей разжимают зубы, и горячая горькая волна прокатилась по ее нутру, наполняя тело энергией. Видимо, Милада решила для начала привести ее в чувство, а потом уже расскажет почем в Динаре кукуруза.

Вопреки всем плохим ожиданиям Леси, Милада не стала устраивать ей разбор полетов. Как только девушке полегчало, она поднялась с расстеленного на полу тулупа и огляделась. Атан с Владимиром смотрели на нее, как маленькие пристыженные дети. Воспоминания молнией средь ясного неба прошили сознание. Девушка скорчилась, светлые длинные пряди упали ей на лицо, скрывая гримасу от наблюдателей. Отдышавшись, она осмотрелась. Друзья сочувственно смотрели на нее. Помнят ли они грань, так же, как и она? Атан беспокоил ее в меньшей степени. Он прекрасно знал о ее способностях, но Владимир… мысли стайкой вспугнутых птичек носись в ее голове, не давая сосредоточиться.

Заскрипела дверь и на пороге появился дед Антип. В прекрасном расположении духа.

— так, мальцы, работа есть для вас. Сначала пойдем в холодник, продуктов возьмем, чтоб девоньки нам обед сгоношили. А потом надо в сарае крышу да дверь подправить. Денег за постой я с вас не возьму, выедете ближе к утру. Поедете лесом. Ну, там вам все Милада объяснит.

Мужчины посмотрели на дедулю, горестно вздохнули и вышли вслед за ним во двор. Милада поставила на стол сковороду с жаренными яйцами.

— Иди, поешь, дурында ты моя сердобольная.

— А…? — не успела задать вопрос Леся.

— Все остальное только после завтрака. Мы сутки проспали. Есть нужно. А мужикам ничего не будет. Пообедают потом. Если бы не они со своим дурным геройством, ничего этого не было бы.

Завтрак проходил в молчании. За окошком щебетали птички, о чем-то спорили местные кумушки, играли дети. Когда стук ложек по сковороде смолк, Милада убрала со стола и разлила по кружкам крепкий отвар.

— Это для восстановления сил, — сказала Милада.

— А разве твоего снадобья не достаточно? — поинтересовалась Леся.

— А как ты думаешь. Это тебе не схватка с призраками. Ты по грани шлялась, как у себя дома и двоих смертников в этот мир вернула. Да еще и меня туда затащить умудрилась. Как ты думаешь, насколько безграничен запас твоих сил? Как тебе вообще такое в голову пришло?

— Я не знаю, Милад. Я помню, как увидела их мертвыми, а потом… Потом уже грань. Оно само собой получилось! Они все помнят, да?

— Нет. Они ничего не помнят, Лесь.

— И как вы это все им объяснили?

— ну, мы долго над этим думали. Сказали, что вы вовремя подоспели. Они были в плохом состоянии. Ты от шока потеряла сознание, увидев столько крови. А дальше, случилось чудо. Небеса разверзлись, и всю нежить спалило на корню. Меня не было — я вне подозрений. Ты без сознания — в отключке. Это подтвердит каждый житель деревеньки. Ты уже попала на грань, а молнии еще палили этих оборотней. Антип подтверждает эту версию тем, что пока все это безобразие творилось, он ругался благим матом, но на танарийском. И все местные приняли его ругань за молитву, которая и вызвала гнев Божий против нечисти.

— Бред, — произнесла Леся, пытаясь собрать мысли в кучу.

— Бред, конечно, но люди верят. А скорое заживление ран этих охламонов объяснили так же Божьим промыслом и чудодейственной мазью.

— Да они никогда в жизни не поверят! — воскликнула Леся. — Сейчас, пока они еще не очухались, то возможно и поведутся. Но все равно возникнут вопросы. Блиин, что же делать?

— Не вспомнят. И Даже задумываться не будут.

— Почему ты так в этом уверена?

— Потому что я воспользовалась оморочкой. Вместе с эликсиром возвращения сил, нашептала, чтоб они поверили и вопросов у них не возникло. Так сказать. Усовершенствовала формулу.

— Но, это же… Тебе же нельзя! Чем больше ты пользуешься даром, тем больше он выходит из под контроля!

— Ой, ну кто бы мне лекции читал, а? Я, в отличие от некоторых, эту кашу не заваривала, и другого выхода не нашла. Я уверена, что Атан на нашей стороне. Он знал о тебе с самого начала, а как отнесется Самойлов, я не знаю. И боюсь, как бы тебе это боком не вышло! Он же в странники собирается. Сдаст тебя, чтобы выслужиться и прощай любовь! Я ведь и Атана опоила! Потому что за тебя боюсь.

— Ну, это же неправильно… — попыталась возразить Леся.

— Знаю. А ты можешь предложить другой выход из ситуации?

Леся не нашлась с ответом.

Ребята выехали из Дубков за темно. Дед Антип собрал провизии в дорогу, проводил их и пожелал доброго пути. Рассвет догнал их уже в лесу. После того, как Милада рассказала ребятам о долге лесного хозяина, они решили, что до столицы лучше действительно добираться лесом. И странников по пути не встретишь и потерянные дни пути наверстаешь.

Ехали молча. Каждый размышлял о своем. Атан принял решение остаться в рядах странников, только нужно вытребовать направление в спецотдел. Доказательств о появлении странных существ-оборотней у него не было. Даже шрамов не осталось. Поломав голову, над сложившейся ситуацией он решил, что для начала нужно будет посоветоваться со знакомым алхимиков и рассказать ему об этих существах. Естественно, всю правду рассказывать он не собирался. Он ее попросту не знал. Объяснение, данное ему Антипом, обескураживало и настораживало. Но думать о неправдоподобности такого объяснения он не хотел. Если уж он и выжил, тогда стоит напрячь все силы, все тайные связи, приобретенные за годы службы и проверить страну и все ее окраины. Осталось только придумать благовидный предлог для императора и средство для уничтожения. Кое-какие мысли у него появились… и шестое чувство ему подсказывало, что его друг ему в этом деле поможет. Уж очень он любил эксперименты.

Милада задумалась над составом отвара, которым потчевали ее у Лесного хозяина в Дубках. Вкусный, бодрящий. Чем-то напоминающий чай с добавлением мяты вишни и алеолы, но… было в нем еще что-то. Как заядлый любитель экспериментов и всяких составов Милада озадачилась не на шутку что же там еще такого добавлено. Этот компонент придавал легкую кислинку и свежесть напитку. А ей он настолько понравился, что она просто обязана была сделать такой сбор для себя любимой. Ну, можно еще и Леську угостить. Так и быть. Нужно же делиться с друзьями радостью. Милада не мучилась с выбором факультета в Академии Лекарей. Она пойдет на алхимический. И даже знает, чем сразить экзаменаторов наповал. Проверенный несколько раз эликсир для восстановления сил — настоящее чудо. Тем более он проверен. И не один раз. Милада улыбнулась, представив, как она может разбогатеть, если напишет диссертацию на получение авторства по этому составу, обоснует, да еще и наглядно продемонстрирует. Эффект молнии среди ясного неба обеспечен. А если его поставят на поток и будут использовать в лекарнях, для военных, для рабочих в конце концов, если работу нужно выполнить быстро… Надо его только чуть-чуть усовершенствовать и все. Наполненная самыми великими целями, не отметая корыстных целей, девушка была счастлива от открывающихся перед ней перспектив.

Владимир хмурился. Странное чувство, будто его обкрутили вокруг пальца и надурили, словно пятилетнего ребенка не оставляло его. Но, странное дело, он не хотел об этом думать. Не хотел искать причины. Он прекрасно знал. Что рано или поздно он поймет, в чем дело и все встанет на свои места. Он старался отмахнуться от этого навязчивого чувства, не зная, куда направить свое внимание и как от него отвлечься.

Леся же мучилась угрызениями совести. Больше всего на свете она хотела рассказать Владимиру всю правду. Она любила его и хотела быть перед ним предельно откровенной. Но она не могла не признать, что Милада была права, и неизвестно, как относится Владимир к магам, людям со способностями. Тем более он собирался стать странником. Находясь в непосредственной близости от людей, приближенных к императору он мог много чего натворить. Да он выказывает к ней симпатию. Они гуляют по вечерам, он заботиться о ней, помогает, улыбается и смотрит в глаза, словно пытается отыскать в них смысл своей жизни… Но, как говорит Милада, мужчины народ изменчивый — сегодня он тебя любит, а завтра неизвестно чем обернется для тебя собственная откровенность…

— Не нравится мне все это, — возмущался Владимир, когда ребята расположились под осиной на ночлег.

— Что именно тебе не нравится? — поинтересовалась Милада, с хрустом кусая зеленый молоденький огурчик.

— Помощь от лешего принимать, — компания удивленно воззрилась на Самойлова и Леся, до этих пор прижимающаяся к его боку, слегка отодвинулась, предвкушая довольно интересный для нее разговор. Вмешиваться она не стала — Милада сама не упустит возможности повернуть разговор в нужное русло.

— И чем тебе лешие не угодили? — спокойно продолжила темноволосая.

— Не в обиду тебе, Милада будет сказано, но вера учит нас тому, что вся магия от диавола. И лешие, и маги, которых истребили с приходом прозрения. Это все не Божий дар, а происки адовых слуг. Искушение для человека. Ты вот, например, хорошая девушка, и если бы не твои умения, как травницы и знания от бабушки — нам бы не выжить. Но вот вопрос, почему мы попали в переделки? Потому что все это происки диавола. Он чует, что среди нас есть человек, который наделен его знаниями, пусть и в малой мере и пытается тебя, да и всех нас, перетянуть на свою сторону.

Милада недобро посмотрела на Самойлова, как на маленькую букашку, которая решила вести разговоры о высшем.

— Поэтому и характер у тебя такой склочный, — продолжил он, а Леся отодвинулась от него на приличное расстояние, чтоб не дай Бог Милада ее не зашибла по ошибке в порыве праведного гнева.

— В древнейших свитках, по которым нас учили вере — написано: «знания земли и даров Всезнающего, есть высшая степень благодати Всевышнего», — процитировала Милада, — Моя бабушка чтила веру и Всезнающего. Соблюдала посты и молебны и была в высшей степени верующим человеком, за что и была награждена знаниями Свыше. И не тебе Самойлов, говорить о человеке, ногтя которого ты не достоин.

— А не к тебе ли местные Верховские кумушки бегали гадать? — привел довод Владимир, — Или скажешь, что и это дар Всевышнего?

Милада выбрала клубень вареного в мундире картофеля побольше и стала подкидывать в ладони, словно прицеливаясь для удара. Самойлов и глазом не повел.

— «Великий дар Всеобъемлещего чад его избранных лечит души мятущиеся и знания требующие» — ввернула цитату девушка и продолжила, — Али сам видел, что я карты богомерзкие кидала? Я им травки успокоительные давала и за жизнь разговаривала, советами и помогала, а не гаданием. Рассказывала, в каком случае и как ситуация сложиться может…

И понеслось. Владимир выдвигал почти бесспорные аргументы, чтоб обличить Миладу в обладании маленькой толикой «диавольских сил», Милада же ловко жонглируя выдержками и цитатами из священного свитка, разбивала его аргументы на корню.

Атан, вернувшийся с вязанкой веток для костра, удивленно воззрился на спорщиков.

— И на минуту нельзя отлучиться, — пробормотал он.

— Уж лучше бы ты согласился сначала поужинать, — поддержала его Леся.

— О чем спор? — поинтересовался странник, сгрузив вязанку на землю. Он подошел к импровизированному столу. Обстановка была накалена до предела. Владимир метал гром и молнии, а Милада спокойно, закинув ногу на ногу, жевала желтобокое яблоко.

— Да вот, Самойлов в твоей компетенции сомневается, — мило улыбнулась она.

— Я… — не успел высказаться Самойлов.

— Он считает, что я дитя диавола, обладаю темными знаниями и вожу тебя за нос. И не только тебя, а нас всех. И именно я являюсь причиной всех наших бед. Теперь можете вооружаться кольями самодельными, транспарантами малеванными и с криками: «Бей ведьму!» кидать меня в костер. Ты как раз вязаночку симпатичную, я смотрю, принес… А Самойлов выступит в роли мольца-грехоискупителя, который в огне очистит мою черную душу.

Атан перевел взгляд на Владимира, который сидел, словно рыба с открытым ртом.

— Ну что за женщина! — Вымолвил Самойлов, — Я просто высказал свое мнение, по поводу всех людей обладающих, так сказать, знаниями. Меня воспитывали так! Я не могу в один момент все переосознать! Да и разобраться в этом — ногу сломишь! И вообще, мне не нравится только одно, что мы принимаем помощь от лешего.

Атан посмотрел на Владимира, который попал под раздачу к Миладе, и усмехнулся.

— Ты, Самойлов, лучше с ней не спорь. Она действительно, много чего знает. И Бабушку ее в пору причислить к лику святых. Да только не в это время. И поверь мне, я бы сумел распознать кто Милада такая. А слежу я за ее деятельностью давно. Поэтому и везу их в Академию. У нее редкостный талант к алхимии и душеведению. Пусть выбирает сама из двух вариантов. Леся хорошо лечит. Она знает все признаки болезней и многим помогала советом наравне с Миладой. На той почве и подружились. А ты запоминай и учись. Работа наша такая, талантливых людей из глубинки в столицу вывозить для обучения.

Владимир смутился и опустил глаза. Девушки решили отойти в лесок по своим делам, а Владимиру надлежало развести костер, пока Атан в гордом одиночестве наслаждался едой. Милада почему-то остановилась, посмотрела в упор на Владимира

— Не Всезнающего ты чтишь и потому возмущаешься, а знающих ненавидишь и стараешься найти причину этой ненависти. Вот только почему?

Владимир выдержал ее взгляд не дрогнув.

— Не буду спорить с тобой, Милада. И приношу свои извинения за обиду, ненароком нанесенную тебе, — он виновато улыбнулся, а спорщица гордо задрала голову, подхватила Лесю под руку и зашагала в лесок.

— А ты хотела все ему рассказать! — рявкнула Милада, уходя по тропинке дальше от места ночевки.

— Ну не рассказала же! — возмутилась Леся, — Он, по-моему, принес тебе свои извинения.

— Толку мне от них.

— Между прочим, лично тебя он не хотел обидеть, хотя я его не оправдываю, он был не прав. Но, подумай сама, как бы ты относилась к людям, имеющим способности, если была обычным человеком? Если бы не было твоей бабушки, которая тебе все объясняла? Поставь себя на его место.

— Атан же понимает!

— У Атана мать ясноокая! И из-за гонений он не мог с ней видеться! А Владимир любимый сын хуторского купца. Его воспитывали по-другому!

— Ты опять его защищаешь, — вздохнула Милада.

— Я стараюсь его понять и найти способ достучаться до него.

— Зря, Леся. Это вряд ли получится, — Милада развернулась и пошла обратно, не желая дальше спорить. Леся смотрела ей в след, чувствуя себя полной дурой.

— Чего стоишь, словно примерзла? — Милада обернулась, — Пойдем уже. Я обещаю, что не буду ему мстить за подобные умозаключения.

Милада сдержала свое обещание и ни намеком не напомнила Владимиру о споре. Словно его и не было. Путешествие подходило к концу. Скоро, совсем скоро ребята разойдутся кто куда в ожидании того, что надежды каждого из них оправдаются. Леся с Миладой поступят в Академию лекарства, Владимир начнет обучение ремеслу странника… Надежды Атана не сбудутся как ни крути. Пока он не может оставить службу. Для начала нужно во всем разобраться.

Леся жаждала этого момента и боялась расставания. Боялась, что Владимир уедет и оставит ее насовсем. Самойлов старался избегать этой темы и о том, как будут дальше развиваться их отношения и будут ли вообще, молчал. Он радовался, как дитя тому факту, что осталось совсем чуть-чуть до столицы и эта радость была прописана в каждом его движении, жесте, слове, улыбке.

После обеда они въехали в Святоград. К городу они подъехали, когда солнце стояло в зените, но пришлось постоять в очереди, пройти досмотр и проверку документов. Плата за въезд была весьма ощутимой: один золотой с человека, итого четыре золотых. Атан, как великий поборщик расточительности переговорил со стражниками на воротах, которые оказались его давними знакомыми по охранной Академии, и компания въехала в Святоград за один золотой без досмотра.

Святоград поражал воображение. Чудесная картинка из сказки. Светлый чистый город с многоэтажными строениями, белеными стенами и устремленными вверх золотистыми шпилями, разрывающими облака, казался воздушным и прекрасным. Улицы, сплошь мощенные булыжником. Только у домов виднелись зеленые островки с вишневыми деревьями, усыпанные бело-розовыми цветочками. Вишня — священное дерево, поэтому неудивительно, что в Святограде улицы были украшены именно этими деревьями. Вишневое дерево также являлось символом Императорской семьи, красовалось на гербе города и флаге Империи. Берянская империя — святое государство и напомнить об этом старались любыми доступными способами.

Академия Лекарства находилась на другом краю города, тогда как община странников располагалась в самом центре города, неподалеку от императорского дворца. Владимир рассчитывал сразу же попасть в расположение общины странников, но Атан остудил его пыл.

— Для начала нужно отдохнуть с дороги. Время уже позднее куда-то ехать.

— так только обед же прошел! — удивился Самойлов.

— Не гони коней, — странник направил коня вправо, — Мы должны обмыться, поесть, я свяжусь с нужными людьми, возможно, вечером ты с ними поговоришь. Еще о девушках нужно позаботиться, так что в расположение ты попадешь только завтра с утра в лучшем случае. А сейчас наслаждайся.

Таверна «Румяный окорок» встретила путников приветливо открытыми дверями и вкусными запахами доносившимися оттуда. Спешившись, путники отдали лошадей заботам мальчонки, потребовавшего за свои услуги слегка завышенную плату. Атан вздохнул и, словно отрывая от сердца, ссыпал в требовательно выставленную ладошку горсть монеток.

— Этого хватит? — поинтересовался странник.

Мальчишка скорчил физиономию и внимательно пересчитал монетки на ладошке.

— Хватит! — ответил он.

— А теперь за дело. Пока я тебя за ухо не схватил и одно место не надрал, — сказал Атан и мальчугана и след простыл вместе с лошадьми. — Шустрый, однако.

Ребята вошли в таверну. Полированные массивные столы и стулья с резными спинками стояли у сплошных окон занимающих обе боковые стены. Полы натерты до блеска, словно по ним никто не ходил. За стойкой, усатый приятной наружности администратор сиял улыбкой, словно четыре королевские особы почтили его занюханную корчму своим прибытием. Леся почувствовала себя не в своей тарелке в своем пыльном платье и растрепанной косой.

— Что желаете, гости дорогие? — обратился улыбчивый мужичок к Атану, выявив в нем главного.

— Четыре комнаты, ванную и плотный обед на четыре персоны.

— льер странник, для вас и ваших друзей все, что угодно. Сколько времени вы собираетесь у нас провести?

— Планирую до завтрашнего утра. Сколько с нас?

— Ну, вам, льер, как представителю императорского закона, мы сделаем большую скидку, — не переставая улыбаться, сказал администратор. Он достал четыре ключа. — Первые четыре комнаты на втором этаже в левом крыле, по правой стороне, ваши. В каждой из них имеется ванная. А уж девочки. Постараются, чтоб вы смогли обмыться как можно скорее.

Атан передал ключи ребятам и отправил тех смотреть комнаты, а сам решил отправить письмо с посыльным, для одного старого знакомого, который имеет вес при Охранной Академии. Сразу же он решил написать сопроводительное письмо для девочек, чтоб завтра с утра они отправились в Академию. Занятия начнутся в середине июля. Они как раз успеют сдать необходимые экзамены по элементарным знаниям.

Леся вошла в светлую комнату и задохнулась от восторга. Достаточно большая для одного человека кровать, туалетный столик рядом с ней, большое окно со светлыми занавесями… Красота! Она не могла поверить в то, что они наконец-то добрались до столицы! Ее переполняло радостное возбуждение от того, какие занятные перспективы рисует ей жизнь. Открыв дверь в смежную комнату, она увидела большую ванну и разулыбалась, как малое дитя.

Покружившись по комнате, Леся решила открыть окно и впустить свежий воздух. Створки под ее руками легко поддались, и она сделала глубокий вдох. В дверь тихонько постучались. Леся быстро распахнула ее и наткнулась на Владимира, занесшего руку для следующего стука.

— Да вот, пришел проверить, как ты тут устроилась? — смущенно пробормотал он.

Леся улыбнулась и втащила его в комнату, закрывая за ним дверь. Не теряя времени на лишние объяснения, Владимир прижал к себе Лесю и поцеловал. У девушки закружилась голова. Толи от свежего воздуха с запахом цветущей вишни, толи от жаркого поцелуя.

— Только не вздумай меня съесть! — заявила она, устраивая руки на его груди, — Я еще с дороги обмыться не успела.

— Мой светлый ангел с грустными глазами, — прошептал он, — знала бы ты, что ты со мною творишь…

Леся глупо захихикала, чувствуя себя полной дурой из любовных романчиков, которые ей изредка привозила Милада для чтения. Так сказать для общего развития. Тогда она смеялась над всеми этими ахами, охами и вздохами, сейчас же сама готова была повторять их на разный манер.

— А что такого я с тобою творю? — поинтересовалась Леся, — Вроде бы ничего особенного.

— Ах, ничего особенного! — притворно возмутился Самойлов, — И ты хочешь сказать, что ничего особенного не чувствуешь. Когда я тебя целую?

— А что, я должна чувствовать что-то особенное? — девушка изумленно подняла брови и округлила глаза, — Ой, ну ты бы тогда предупредил что ли… Я б изобразила бы что-нибудь…

Владимир удивился подобной наглости, уставился на нее, как баран на новые ворота, и слегка приоткрыл рот. Леся уже было испугалась, что слегка переборщила, но Самойлов быстро справился с чувствами. Быстро наклонился, прикоснулся к губам легким поцелуем и отпустил ее. В дверь постучали. Владимир открыл дверь, на пороге стояли мальчишки с ведрами воды. Они быстро проскользнули в ванную комнату.

— Тебе спинку потереть не надо? — с видом святой невинности спросил он.

— Да нет, как-нибудь сама справлюсь, — улыбнулась она.

— Точно справишься? — Владимир остановился на пороге, словно раздумывая над чем-то.

— Справлюсь, справлюсь… — уверила его Леся.

— Тогда до вечера, Ангел.

Дверь за Владимиром закрылась, а Леся осталась стоять, не в силах сдвинуться с места. Глупая улыбка, словно приклеенная застыла на ее лице.

— Ванна готова, льери. — обратился к ней один из мальчиков, выходя за двери комнаты. Девушка оторвалась от созерцания закрывшейся двери и поспешила обмыться. Только сейчас она обратила внимание на то, что тело зудит, требуя немедленной помывки. Сдавшись на милость естественным потребностям, девушка побрела в ванную.

Вымывшись в душистой ванной, Леся почувствовала себя совсем другим человеком. И неожиданно пришел аппетит. Припомнив, что пообедать им сегодня еще не удалось, а Атан заказывал обед, Леся стала раздумывать над тем, как бы побыстрее высушить волосы и во что одеться. Оба платья, которые она брала с собой в дорогу были постираны. Оставалась только рубашка и порты.

«да» — раздумывала Леся, стоя перед зеркалом в ванной, — «кажется, за дорогу я немного похудела».

Рубашка была свободного кроя, поэтому следствие быстрого похудения были не так заметны. А вот штаны, ни как не хотели держаться на талии, так и норовили слезть на бедра. В них она выглядела, как маленький нахаленок. Ни груди, ни талии, вообще ничего не было видно под этой одеждой.

«И почему считается, что одежда, сшитая по мужской моде соблазнительная?» — раздумывала она. В данный момент она даже намека на соблазнительность не находила.

В дверь в очередной раз постучали. Девушка прекратила разглядывать себя и пошла открывать двери. На пороге стояла Милада.

— О. Я смотрю, ты уже искупалась. С легким паром! Ты куда вырядилась?

— да вот пытаюсь придумать, что надеть.

— А я за тобой зашла, Атан с Владимиром уже пообедали, а мне одной скучно. Ты же знаешь. Что в одиночестве я могу только экспериментировать.

— Да, жалко будет таверну, если ты ее со своими экспериментами разнесешь на щепочки, — улыбнулась Леся, — заходи. Чего стоишь на пороге?

Милада прошла в комнату и уселась на кровать.

— Так ты в этом собираешься вниз спуститься? — травница критически оглядела Лесин «наряд».

— А больше ничего не остается. Остальную одежду я постирала, — вздохнула Леся.

— Ну-ка, повернись, — попросила Милада.

— Зачем?

— Поворачивайся и не возмущайся, — отрезала подруга и Леся послушно повернулась вокруг своей оси.

— Подожди-ка, — пробормотала Милада и вылетела из комнаты, словно ужаленная. Минут чрез пять, влетев в комнату с той же спринтерской скоростью, Милада вернулась. Сжимая в руках какую-то одежду.

— Вот, — сказала она, протягивая Лесе вещи, — Сейчас должно подойти.

— Милад, ты издеваешься? — протянула Леся. — Твои вещи мне никогда не подходили…

— Одевай, одевай, — во-первых, это мне слегка велико. Во-вторых, ты немного похудела, вывод — как раз будут. — Милада подтолкнула Лесю в спину по направлению к ванной. Как только двери за Лесей закрылись, травница уселась на кровать, закинув ногу на ногу. Секунды шли, а Леся из ванной не появлялась.

— Эй, там! Ты скоро! — крикнула Милада, — Ты там не заснула?

Леся послушно вышла.

И чего ты там торчишь? Я же говорила, что как раз будет.

Кожаные порты и приталенная белая рубашка Милады сидели на Лесе, как вторая кожа.

— Милад, — тихо проговорила она, — тебе не кажется, что это слишком?

— А что здесь может быть слишком? Это на мне этот наряд мешком болтыхается, а с твоими формами — супер! Лучше не придумаешь!

— Я чувствую себя в этом раздетой.

— Ну, могу тебе еще жилетку от этого костюма приволочь.

— А она тоже…

— Не, она посвободней будет! — воскликнула черноволосая подозрительно сверкнув глазами, — Садись, я тебе сейчас волосы высушу и причешу. Красоту наведу.

— Ты, я смотрю, не оставляешь экспериментов, да? — Леся сдалась на милость подруги, развившей бурную деятельность.

— Эксперименты с внешностью должны интересовать каждую девушку, — наставительно произнесла она, вооружившись частым гребнем, — Так что скажи спасибо, что у тебя есть я.

Обедали девушки в комнате Леси, болтая о своем, о женском. Давно они так спокойно не разговаривали без двух пар любопытных ушей. А проверить результат эксперимента Милады решили вечером, потому что ванная, сытный обед и разговоры по душам не располагали к резким передвижениям. Мечтая о том, как сложится их дальнейшая судьба, девушки уснули на кровати. Обнявшись, как маленькие дети.

Леся с Миладой, словно две королевские особы спустились поужинать. Леся нервничала и спотыкалась. Милада подбадривала ее и ругала на чем свет стоит за стеснительность. Травница недолго колдовала над прической Леси. Она забрала волосы в высокий «конский» хвост, отделив пряди у висков. Их она заплела в сложные косички и обвила вокруг кожаного ремешка, стягивающего волосы в хвост. Больше времени ушло на уговоры. Милада гонялась за подругой по комнате в надежде уговорить ее подкрасить лицо. Леся отпихивалась всеми имеющимися у нее конечностями, мотивируя отказ тем, что «и так еле себя в зеркале узнала. Хорошего понемножку». Миладе ничего не осталось, как смириться. На этот раз. Уж она-то найдет способ, как уговорить, или заставить Лесю заняться собой. Последнее на что согласилась упертая «беловолосая ослица» — добротные сапоги Милады. Лесина обувь никак не хотела вязаться с новым образом. Милада тоже принарядилась. Любимый походный костюм на атласную зеленую рубашку, выгодно подчеркивающую цвет глаз и черные порты. Заплела волосы в свободную косу, и подкрасилась.

Стоило им появиться на лестнице, как в битком набитом зале наступила многозначительная тишина. Их провожали взглядами: женщины с неприкрытой неприязнью, мужчины с восхищением. Атан, Владимир и еще один незнакомый девушкам мужчина лет сорока сидели за крайним столиком. Незнакомец то и дело ерошил коротко стриженные светлые волосы. Они что-то обсуждали и повернулись в последний момент. Да так и застыли. Атан смотрел спокойно и слегка насмешливо. А вот у Владимира и незнакомца, кажется, отвисли челюсти. Стоило девушкам подойти к их столику, как незнакомец вскочил с места и застыл в ожидании, когда же Атан их представит друг другу.

— Михаил, позвольте представить Милада Зецкая и Лесандрин Кат. Это те девушки о которых я тебе рассказывал. Я везу их в Академию Лекарства. Надеюсь, льер Ириан сумеет рассмотреть в этих кандидатурах не ограненные алмазы, — произнес Атан, не соизволив встать с места.

— Я уверен, что он оценит их по достоинству. Я уже оценил, — пробормотал Михаил и поцеловал девушкам руки.

Леся стушевалась, щеки тронул легкий румянец. Милада приняла этот жест, как данность, словно всю жизнь тем и занималась, что подавала руку для поцелуя. Михаил оказался не только высоким, но и вполне привлекательным мужчиной и у Милады загорелись глаза азартным огоньком.

— А этот престарелый ловелас, — продолжил Атан, — Михаил Закран. Начальник Охранной Академии, в которой когда-то учился я, а теперь Владимир будет проходить ускоренный курс обучения.

— Так вы его приняли, льер Михаил? — поинтересовалась Милада, усаживаясь за столик. Владимир тем временем пододвинул Лесе стул рядом с собой.

— Милая Милада, я не мог отказать лучшему выпускнику, отличному воину, а заодно и хорошему другу в услуге. Да и Владимир не подкачал. Ему, конечно, придется сдать нормативы по физической подготовке, но, я уверен, что он справится. Еще ни один человек, рекомендованный Атаном, не ударил в грязь лицом. У Атана глаз наметан в этом деле, — Михаил послал Миладе самую обворожительную улыбку, на какую только был способен.

— По-моему, Михаил ты немного загнул с отличным воином, — Атан заказал кружку хорошего пива и в данный момент находился в самом лучшем расположении духа, — работа у меня не сложная, правда, пыльная. Разъезжай себе по деревням, городам, да селам и обстановку контролируй. Мечта, а не работа!

Леся сидела между Атаном и Владимиром. Михаил и Милада сидели напротив. Закран разрывался между Миладой и Лесей, расточая улыбки обеим, пытаясь произвести на них впечатление. Атан показывал ему под столом кулак, Леся смущалась, Милада хихикала, Владимир с каждой минутой становился все серьезнее. Милада уплетала за обе щеки, умудряясь при этом болтать без умолку и шутить направо и налево. Лесе же наоборот кусок в горло не лез. Она чувствовала напряженность Владимира, которая передавалась и ей.

Атан с Михаилом поднялись в комнату странника, за какими-то бумагами. Милада отошла в дамскую комнату. Владимир с Лесей остались за столиком одни.

— Пойдем, — сказал Владимир, вставая из-за стола, и потянул ее за руку к выходу.

— Постой, а как же… — попыталась вразумить его она.

— По-моему, им и без нас будет хорошо.

— Но, нужно же…

— Атан расплатится. Пойдем, пойдем, — Владимир улыбнулся, и Леся послушно встала из-за стола. — Я хочу, чтоб этот вечер принадлежал только нам. — Владимир нежно обнял ее за плечи и вывел на улицу.

— А куда мы пойдем? — поинтересовалась девушка.

— А куда глаза глядят. Думаю, что не заблудимся. Заодно город посмотрим. — Леся вложила свою ладошку в его руку.

Они шли по вишневым улицам, вдыхая сладковатый запах, держась за руки. Владимир болтал без умолку, и Леся внимательно слушала, боясь нарушить такой момент неверно сказанным словом. Он рассказывал о друзьях, учебе, о шалостях, которые творил в детстве… Она смеялась над похождениями озорного мальчишки Ладьки Самойлова, который, оказывается, был еще той шкодой.

Потом они наткнулись на мастерскую известного художника, который обещал, что может быстро сделать фотографическую карточку: пять минут посидеть перед странным аппаратом в его мастерской, и через неделю можно забрать. Невероятно! Владимир буквально волоком втащил Лесю в мастерскую, заявив, что хочет такую штуку непременно. Мол, ее фотография будет согревать его сердце в дни разлуки.

Мужчина усадил их на лавке посреди комнаты, а сам спрятался за черным покрывалом, накрывающим большую странную штуку именуемую фотоаппарат. Яркая вспышка. И человек вылез из-под черной материи, взял аванс за фотопортрет и выписал Владимиру квитанцию.

Ночь окрасила улицы в черный цвет и зажгла ярко-желтые фонари. Ребята набрели на городской парк и Владимир, не слушая Лесины протесты, что время позднее и вообще уже спать пора, потащил ее на ближайшую лавку. Парк надо сказать тоже был вишневый. За исключением кустиков артаны и хивоцвета, цветущими голубыми и бледно-желтыми цветами.

Леся массировала голову, корни волос болели от непривычной прически.

— Голова болит? — участливо поинтересовался Владимир.

— Да, немного.

— Давай помогу, — предложил молодой человек и аккуратно распустил тщательно уложенные Миладой волосы. Они тяжелой копной упали на плечи и заструились до бедер. Владимир не закончил на этом, он стал осторожно массировать голову девушки, зарываясь пальцами в волосы, перебирая прядь за прядью. Они, словно лунный свет проходили сквозь пальцы, окутывали его руки нежностью.

— Ты действительно Ангел, — пошептал он.

— Да где же ты у меня крылья-то увидел, а? А ну-ка признавайся, Ладька, — Леся весело рассмеялась.

— Да с такими волосами никакие крылья не нужны. А чего это ты меня решила детским прозвищем называть?

— Мне кажется, что тебе даже идет, — Леся прыснула со смеху, глядя, как лицо Владимира вытягивается, — очень даже мило. Ладька, Ладик, Ладушка.

Девушка на всякий случай вскочила с лавочки и отошла на пару шагов. Кто его знает, вон лицо как покраснело. Явно не понравилось.

— Вот сейчас, как поймаю и по жопе за «Ладушка» надаю, — пригрозил Владимир.

— Ладь, ну, это же уменьшительно-ласкательное, — продолжила Леся, и тут же поняла, что перегнула палку.

— Я тебе сейчас…

Леся сорвалась с места, как заправский спринтер. Волосы развивались на бегу, хлестая по щекам и застилая глаза, так что куда она бежит — девушка не видела. Владимир нагонял, но Леся была юркой, поэтому в самый последний момент ускользала сквозь пальцы, мазнув лунным светом волос по лицу. Вдоволь набегавшись, запыхавшись, вытоптав большую часть ухоженных клумб с разноцветными цветочками, ребята свалились под кустом хивоцвета: Леся споткнулась обо что-то и полетела лицом в землю, а Владимир в попытке ухватить ее за воротник жилетки запутался в собственных ногах и свалился на девушку.

Не теряя возможности, Владимир исполнил обещание наподдавать по мягкому, округлому месту. Леся не в силах скинуть с себя тяжеленного Самойлова смиренно ждала и лелеяла план мести. Как только Самойлов отвел душу и решил встать, девушка подставила ему подножку. Владимир полетел на землю спиной назад, а она в считанные минуты оказалась у него на животе.

— Проси пощады, — затребовала она, тяжело дыша.

— Угу, обязательно, — ответил Самойлов севшим голосом, — А что мне за это будет?

— Лучше узнай, чего не будет, — ответила она, пытаясь сообразить, что ж еще такого пакостного можно ему устроить.

— Еще минута в таком положении, — вкрадчиво произнес Владимир, — и просить пощады придется тебе.

— Да, ну! — сказала Леся и оказалась под Самойловым. Вот же… Гад!

— Ты меня раздавишь, — прохрипела она.

Владимир очертил кончиками пальцев овал ее лица, легонько коснулся губ, носа, шеи. Дыхание, едва восстановившееся после бега, опять сбилось. Сердце ушло в галоп, но разум еще присутствовал. Вернее отголоски разума.

Леся беспокойно заерзала под Самойловым, чувствуя, что просто так это все не закончится, если вовремя не остановиться. Владимир не обращал внимания, и прикоснулся губами к губам. Леся, отыскав где-то в своем тщедушном и подверженном непонятным чувствам теле силу воли, ощутимо прикусила его нижнюю губу.

— Что случилось? — тихо-тихо спросил он.

— Во-первых, холодно. Во-вторых, пора в таверну. В-третьих, хочется спать, — громко отчеканила она, боясь сорваться и потерять последний ум.

Владимир спокойно встал, отряхнулся, помог подняться Лесе и без единого слова повел к выходу из парка, крепко держа за руку. Они шли в тишине до самой двери ее комнаты. Тишина была такая, когда просто хорошо помолчать вдвоем, без напряжения.

— Спокойной ночи, Ангел, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее волосы, — мой милый ангел, с лунными волосами.

— Спокойной ночи, — ответила она.

Владимир притянул ее к себе и поцеловал. Не так нежно, как до сих пор. Настойчиво, требовательно, словно он горел и хотел спалить ее в этом огне дотла. И Леся не чувствовала себя. Она забыла: где она, где он, где и чьи руки, где они, зачем и что вокруг происходит. Казалось, провались они сейчас сквозь землю — и этого бы не заметили. Огонь палил и заставлял задыхаться, искать друг друга вновь и вновь, чтобы найти покой друг в друге, или забвении пепла.

— Ладь, — прошептала она, хватая ртом воздух, на секунду оторвавшись от него.

— Да хоть чертом назови, — пробормотал он, только не гони.

И оборона пала, и огонь гулял по венам, заставляя кипеть кровь. И счастье вышло из берегов и затопило Лесю с головой. Дверь ее комнаты закрылась, отрезая их от внешнего мира. И пусть весь мир подождет.

Леся проснулась от того, что теплый солнечный луч ласкал лицо. Она улыбнулась и потянулась, не открывая глаз. Пошарив рукой рядом с собой, она ощутила пустоту и открыла глаза. «Наверное, Владимир спустился вниз» подумала она и плавно села. Сладко зевнула и улыбнулась. Осмотревшись, она нашла на подушке записку.

— Да не переживаю я, поняла я, что ты завтракать спустился, — бурчала она разворачивая записку.

«Ты слишком хороша, мой Ангел, но я ничего не обещал. Надеюсь, теперь ты поняла, что заставляла меня чувствовать».

Записка выскользнула из рук, по лицу пробежала тень, стирая остатки улыбки. Девушка поднялась с постели, оделась, заплела волосы, собрала вещи. Ни злости, ни отчаяния она не испытывала, только замораживающая внутренности пустота. Заправляя постель, она еще раз перечитала письмо. И кинула его на деревянный столик у кровати. Под ее взглядом бумага занялась веселым пламенем.

В дверь постучали. Леся распахнула ее, на пороге стояла Милада.

— Лесь, Самойлов с Михаилом уехали. Атан ждет внизу… — Милада заглянула Лесе через плечо и изумленно подняла брови, — А это что такое?

— Это? — Леся посмотрела на горящий дубовый стол, и языки пламени покрылись толстым слоем льда. Легкий пас рукой и ледяная «скульптура» рассыпалась на мелкие осколки.

— Это так. Ничего. Я готова ехать, — Леся взяла сумку и под удивленным взглядом Милады вышла из комнаты.