--------------------------------------------------


«Не стучит в окошко вьюга,

Не чадит лампадушка,

Что за жизнь без мила-друга?!

…Не судьба – досадушка!»


- Задолбала! – зло прошипел Серёга. – Варька спит уже давно!

- Тихо, Серёж! Услышит! – Марина притиснула ладошку к его губам. – Ей видней!

Тёща приехала в июне – помочь с ребенком. Они с Маринкой хоть выспались тогда. Хоть наласкались длинными ночами, когда тёща забирала в свою комнату пятимесячную Варюху. У малышки зубы резались. Сутки напролет хныкала. Главное, ни пить, ни есть не хочет, подгузник сухой, а всё: «уа-уа!» В первые месяцы, как из роддома привезли, и то спокойней спали! Так что поначалу Серый был Тамаре Федосеевне рад. Но потом – накопилось по мелочи. Курить дома – нельзя, футбол по телику - «сделай потише», попил пивка с друзьями – свара. …Да еще «досадушка» эта! На ней Серёга и сломался.

- Чего она поминальную скулит над ребенком? Скажи, чтоб умолкла!

- Колыбельная это! – хмыкала Марина. – Там всё в конце хорошо заканчивается, свадьбой.

- «В конце» - через сто куплетов, что ль?

- Через двадцать. У нас в деревне все её поют. Мне баба Надя пела. И мама. И я сама, когда племяшку качала.

- …Скажи ей, чтоб уехала, а? Пожила, помогла и – хватит! Дальше мы - сами!

Марина понимала, что мать загостилась. Но – как прогнать?! Ведь и квартира – её, и помощь – к месту…


Перед августом Сереге друзья начали звонить, договариваться на Второе. В прошлом году на День ВДВ они ходили с Маринкой. Тогда только-только узнали, что «залетели». Недели не прошло, как заявку в ЗАГС отнесли, как фату купили. Маринка так и пошла на праздник: в футболке, джинсах и фате.


Широкий проспект вбирал из переулков плечистых парней в беретах и тельниках. Перед колонной ехал БМП с зелено-голубыми флагами. Малышню подсаживали на борта. «Небо выбрало нас» - из динамиков. И Серега с Маринкой – счастливые, влюбленные... Над колонной многоголосо, стройно грохнуло: «Слава ВДВ!» И – мороз по коже! А потом – неожиданно, также слаженно, для них одних: «Горько!» И они целовались на главной площади под тысячами взглядов. И седой полковник говорил в микрофон хорошие слова про сильных духом, отважных ребят. Про тех, кто не вернулся. Про будущих бойцов, которым нести на плечах бессмертную славу Десанта.


А в этом году думали пойти втроем: Варьку – в коляске, на коляску – флаг. Но у дочки новый зуб полез, температура - тридцать восемь. Какие тут прогулки?!

- Сереж, я останусь дома, ладно? – огорченно говорила жена.

- Что, мать сама не справится?

- Не… Вдруг – чего?... И я буду бояться: как они здесь?

Серый дулся на нее весь вечер: пока форму наглаживал, пока треугольник с орлом на берете начищал. Но ночью в постели Маринка коленкой прижалась к его бедру, рукой обвила крутое плечо, не отодвинулась от требовательной ласки. Он потеплел. Навалился, целуя, высоко упираясь на локоть, чтоб не потревожить «молочные» сиськи, задышал прерывисто, зашептал нежное, сладкое. Маринка стонала. Кончили разом. Маринка смеялась тихонько, убирая с глаз растрепанную челку. Кусала – слабо, в шутку - его ухо.

- Ты – не сокол у меня. Орел!

Он улыбался в ее макушку:

- В следующий раз обязательно вместе пойдем, да? Обещаешь?!


Наутро было солнце.

Пока Серый перед зеркалом расправлял аксельбанты, отзвонился Ильяс: с женой и двойняшками они уже выходили из дома.

- Кэп будет? – спросил Серега.

Ильяс неуверенно хмыкнул.

- Плохо? – понизил голос Серый. – Пьет?

- Может, и ничего,… - сказал Ильяс и отключился.

Серега закусил губу. Не только светлое выносит на свой гребень этот День.


Кэп – друг Ильяса. Старинный, боевой, даже не с Войны еще - с учебки. Круголицый русак, косая сажень в плечах, ямочка на подбородке. Когда-то, в школе, за добродушную улыбку и белесые ресницы его прозвали в честь мультяшки «Капитошкой». Подрос - кликуха повзрослела: «Капитоха». А уже потом, в десанте: «Кэп». Его широкую улыбку сохранили фотки. Даже – армейские. Под блёклым южным небом в новенькой «горке»* и лихих беретах, с калашами на плечах, стоял их взвод перед укрытым сеткой «шарабаном»*. В центре - Кэп, Ильяс, Чалый, втроем, плечо к плечу. Улыбались. Словно не война была в горах, а так – учения. Словно не хоронили друзей три дня назад. Словно не пришел приказ после захода солнца десантироваться в зелёнку на приграничном перевале.


Растяжка рванула у Кэпа в ногах. Ильяс с Чалым бинтовали его, как могли. Свои ИПП* извели. Спасибо вертолетчикам – подсели на поляне, забрали парня. Если б врач случился на заставе – был шанс спасти ноги. Но вся «медицина» была «в полях». До госпиталя Кэпа держали на анестетиках. А потом не до ног было, дай бог бы - выжил. После дембеля Родина отдала Кэпу свои долги: пенсию и две боевые медали. Медали он гордо носил на парадке. Пенсия уходила на еду, водку и проституток. Два года честно искал работу. Но чем дольше искал, тем больше денег шло на водку, тем меньше шансов было на работу и тем реже хватало на шлюх. Теперь не каждый месяц он мог позволить себе бабу. Молодой. Горячий. Двадцатисемилетний мужик. Пока с ногами был – кровь с молоком, под два метра роста. Эх, знать бы раньше! Взахлёб надо было гулять до призыва, налюбиться на всю большую жизнь!


…На оживленных праздничных улицах десантуры - полно! У ДК Серега встретил знакомых парней. Пожал руки, стукнулся плечом в плечо:

- Слава ВДВ!

- С Праздником, братишка!

Уже на проспекте догнал Ильяса с семьей. Смешливая Файка была беременна третьим ребенком. Близняшки Равиль и Айдар размазывали по щекам мороженое. Подъехал на своей коляске Кэп. Еще трезвый, в своей неизменной парадке, блестя оживленно глазами, он жал руки парням, тянулся целовать девчонок. Подскочил корреспондент с зеркальным «Никоном»*, попросил «скорчить умные лица». Девица с микрофоном ослепительно улыбнулась Кэпу, положила ладонь ему на плечо:

- Дадите интервью в этот радостный день?

Кэп расплылся ответной улыбкой и закивал.

- Давайте малышей - на колени к инвалиду! – тут же деловито закомандовала она. – Цветы… есть у кого-нибудь?! Дайте сюда. Вот будет кадр - на обложку! – и сунула микрофон Кэпу в лицо: - Расскажите, как вы потеряли ноги?

Глаза Кэпа потухли. Серега потеснил бесцеремонную девку:

- Слышь, овца, оставь его в покое!

Она вскинула было негодующий взгляд. Но с Серегой рядом встали Ильяс и еще молодой, пару лет назад дембельнувшийся, незнакомый парнишка. Журналистка независимо дернула плечом и слилась. Фотокорр исчез следом.


Все свои подтянулись: Кирилл, еще один Серега, Борька, Пал Иваныч. Здоровались, делились новостями и уже звенели тарой. Борька, заговорщицки щурясь, протараторил:

- Смотрели в новостях: пидоры придут?! На площадь Партизан - пикет свой проводить.

- Чегооо? – брезгливо протянул Серега. – Какой «пикет»? Совсем охренели!?

Но, выйдя на площадь, они и впрямь увидели, что у киосков собирается толпа. Давешняя журналистка уже размахивала там руками.

- Идем, глянем? – потянул всех Кирилл.

«Пидоров» было трое: щуплый пацан в низко нахлобученной бейсболке, худой рыжий парень и старикан лет шестидесяти, совсем не похожий на гея. Прижавшись друг к другу, они держали лист с радужными буквами: «Это – пропаганда толерантности». Трое ментов с рациями курили неподалеку. Десантура окружила пикетчиков полукольцом. Потянули за плечо мелкого:

- Эй, крепыш! Тебя сюда звали?

Голос «крепыша» оказался визгливым и резким:

- Не тронь меня, животное! - козырек бейсболки возмущенно вздернулся вверх, и стало видно, что это не пацан, а – девчонка. Стриженная под ноль, без косметики, с пирсингованной бровью, она яростно сжимала небольшие кулачки: - Вы все – уроды!

- Чем уроды-то? Смотри, сколько орлов! На хрен тебе эта «радуга»? Идем с нами, красуля! – незло подначивали ее из толпы. И старика увещевали: - Уйди, отец, а? Не порти нам праздник!

Папарацци, предвкушая наживу, толкались, выбирая лучшие ракурсы. У ментов заработала рация. Их главный минуту что-то слушал, потом пробрался к пикетчикам и потянул к себе девчонку:

- Идите сюда. Для обеспечения вашей безопасности приказано вас проводить… до выяснения...

- Не забирайте их! – щелкая зеркалками, гудели журналисты. – Пикет согласован!

- Расступитесь, пустите, - расталкивал их мент. – Мешаете, ну!?

Пенсионер пошел сам. Девчонка для вида поупиралась, но, напуганная близостью, напором и бойкими подколками плечистых взбудораженных парней, быстро сникла и покорно потопала к полицейскому газику. Рыжий остался один, держа на вытянутых руках оставленный «соратниками» плакат. Менты должны были взять и его, но - не успели. Стена тельняшек сдвинулась. Парня зажали у ларька.

- Какого х### ты сюда приперся? Праздник хочешь засрать? Зачем тебе этот пикет?!

- Я хочу доказать, что я – такой же как вы! Я заслуживаю прав, как все люди! – рыжий беспокойно обводил глазами сужающееся вокруг него кольцо.

- Праааав? – насмешливо пропел Кирилл. – А чем ты их заработал? В армии служил?

Рыжий качнул головой.

- Может, ты наследников оставишь после себя? Нет? Тогда откуда права у тебя?

Среди десантуры были уже «принявшие на грудь». У парня вырвали плакат, несколько рук вцепилось в его пёструю рубаху. Его тянули – кто вправо, кто влево. Он пытался сохранить равновесие и удержать лицо, но побледнел, и в глазах его билась тревога.

- Смотрите, почти не зассал! – засмеялись в толпе. – Чё, петух, страшно?

Кто-то рванул посильней. Рубашка треснула, оголив острое плечо с «медицинской» татушкой – змеей, обвивающей чашу.

- И что на вашем пидорском диалекте эта картинка означает? Ты куда даешь, а?

- Я – врач! – пискнул парень.

Тут передних стали раздвигать сильные руки: на своей коляске пробирался к ларьку Кэп.

- Что ты сказал, сука? – жарко выдохнул он, развернув пидораса к себе. – Враааач?! Ты – гнида, понял?! Ты – ублюдок! Если б ты был врач, ты бы мне операцию сделал. Там, в горах. И я сейчас был бы с ногами! Но когда я кровью истекал, ты здесь ныкался, прикрывшись тем, что у тебя зад дырявый. А мне тебя не хватило. Нет, не тебя! – поправился он, зло сплюнув парню на кроссовок. – Врача настоящего. А не – дырки!

Рыжий пытался отцепить от своего локтя стальные пальцы. Но Кэп сменил хватку, зажав теперь в руке тонкую нервную кисть.

- Не зассал, говорите? Сейчас зассыт! Слышь, ссы в трусы, тогда – отпущу!

- Пальцы! – шептал рыжий, корчась от боли. – Пальцы не ломай! Они мне – для работы!...

Но Кэп озверел:

- «Для рабооооты?» И как ты работаешь? Небось, в мохнатку к бабам лазишь? Ссы в штаны, сказал, или сломаю все десять!

Что силы у него хватит выполнить свою угрозу – было ясно. А вот хватит ли дури? Кто-то из парней пытался унять Кэпа:

- Брось, отпусти! Пусть валит в свою петушатню!

- Не х##! Правильно! Пусть ссыт! – горячились другие.

- Пустите! – уже жалко и униженно просил пикетчик, крупно вздрагивая в неуклюжей позе над подлокотником Кэповой коляски.

- Обоссысь – отпущу! – яростно процедил Кэп. – Чтоб ты не думал, что - такой невъ###нный, один вышел против десанта и всех своей пидорасней «умыл».

Из-за плеч десантуры стал пробираться молчавший до этого мент.

- Пустите! Архаровцы, мать вашу! Неповиновение сотруднику полиции… до пятнадцати суток… Пропустите, ну!? Сейчас подкрепление вызову!

А спины в тельняшках стояли сплошною стеной. Чем кончилось бы дело – неизвестно. Но Ильяс, поняв, что Кэп не отступится, сам шагнул к нему:

- Лёх, пусти! – наклонился он к коляске, называя Кэпа полузабытым настоящим именем. – Не марайся. Им же кровь была проплачена. Он спецОм выёживается, чтобы ты ему увечья нанес. Ему за это премию заплатят.

- Я ему сейчас нанесу! Он со мной вместе будет за грошовой пенсией ходить! Вша поганая!

- Пусти! Пусть уходит! – протиснулся к ним незнакомый майор в таком же, как все, голубом берете и со звякающими на груди орденами. – Товарищ старший лейтенант, отпустите парня. Выполнять!

Кэп оглянулся на майора, невольно вытянулся в струнку и выпустил истерзанные пальцы. Кольцо расступилось, и пидораса вытолкнули в руки полицейскому.

- Довы###&лся, придурок? – матюгнулся тот, хватая парня за локоть. – Давай – в машину. Не спотыкаться, мля! Не вякать!

Уже в дверях газика рыжий оглянулся и вытянул шею: то ли хотел что-то сказать, то ли боялся, что Кэп гонится следом. Включив мигалку, газик сдал назад. Журналисты ломанулись за ним, торопясь сделать последние кадры. Над площадью раздался тонкий визг: это на сцене в последний раз проверяли микрофоны. Начинался торжественный митинг.

Но от участников и зрителей короткой, глупой и почти случайной сцены праздничное настроение ушло. Оживление уступило место досаде. Правда Кэпа - неудобная, неизбывная, больная - напомнила о судьбах других: друзей, командиров, просто сослуживцев. Тех, кому не удалось дождаться помощи в горах. Тех, с кем навсегда прощались перед погрузкой в «таблетку»*. Тех, чьими именами называли заставы и чьи улыбчивые фото в черных рамках висели в Красных уголках.

Час с лишним шел митинг. Выступал пожилой генерал из Москвы. Пухлощекий депутат местной Гордумы вручал ключ от реамобиля Председателю Совета Ветеранов. Студенточки в белых бантах звонко читали стихи. Потом началась «показуха»: рукопашка, десантирование, полоса препятствий. В сквере открыли турнир по арм-рестлингу. К Сереге подошел Ильяс:

- Ты Кэпа не видел? Он будет участвовать?

В прошлом году Кэп выиграл все до одного бои и увез домой красивый серебристый кубок. Они пошли искать его в толпе. Но когда нашли, стало ясно, что этот год останется без наград: Кэп был в стельку пьян.


* * *


Вроде, всё было пучком. Теща уехала. У Варьки вылезло четыре зуба, и наступила передышка. С работой был порядок: Серегина бригада стеклила балконы в элитной новостройке, и на хлеб с маслом - хватало. Но беда пришла, откуда не ждали.


Стоя на стремянке на балконе шестого этажа, Серый штробил стену, когда раздался этот звонок. Напарник Стас принес ему мобилу:

- На! Тебя.

А в трубке рыдала Маринка:

- Сереж, у нас беда! У Вари – ножки!...

- А? Что случилось? Вы – где? – он качнулся и, чтоб не упасть, схватился за арматурину.

- Говорят… она… хромая! – дрожал Маринкин голос.

- Как?! Ты уронила ее?

- Нет. Она так была! – зачастила жена. – Помнишь, в сентябре нам сказали: рентген. А мы еще решили - не нужно. А врач говорит: почти поздно уже!...


В сентябре, и правда, врач на осмотре нашел какие-то проблемы и «прописал» рентген. Но Серега еще с техникума знал, что облучать детей - опасно, и они решили подождать. Потом в поликлинике был карантин. Потом Варя кашляла. На прием Марина с Варькой попали только сегодня. А врачиха, посмотрев ребенка, сразу начала кричать:

- Я вас два месяца назад направляла к ортопеду! У вас дисплазия обоих суставов! Нужно срочно ставить шину, или ребенок будет хромым!

Марина побледнела. Глаза ее наполнились слезами.

- Как – «хромым»!? Не может быть! – всхлипнула она и начала набирать телефон мужа.


После этого звонка работать Серега не смог: тряслись руки. Он отпросился у Стаса и рванул в поликлинику. В набитом людьми коридоре Маринка бросилась ему навстречу:

- Сережа! Сереженька!

Притихшая, напуганная Варька комочком жалась на ее руках.

- Тихо, кисунька! Может, ошиблись еще?! – Серый забрал у жены дочку и саму ее притянул к себе: - Тише, девчонки мои! Всё будет ок!

Минут через десять вышла медсестра с еще мокрым рентгеновским снимком.

– Идемте! У нас Белова в отпуске, а к Горобченко запись за неделю, но я вас отведу. У вас, кажется, CITO*.


В кабинет ортопеда их провели без очереди. Молодой врач долго вертел перед экраном Варькин снимок. Его лицо показалось Серёге знакомым, и он сдвинул брови, силясь вспомнить: откуда? Подумалось: если врач будет «свой», то Варьку вылечат в два счета!

- Сколько вам месяцев? Девять? Почему дотянули? На осмотры не ходите? Кто ваш участковый педиатр? – в голосе врача звучало осуждение. - Сажайте сюда! – он кивнул на пеленальный столик.

И тут, по голосу, Серега всё вспомнил. И - скрипнул зубами:

- Не трогай ее!

Доктор удивленно обернулся:

- Что?

Серый многозначительно задрал рукав свитера над запястьем, где над крупными буквами «ВДВ» синел парашют.

- Не помнишь меня? А я тебя узнал! Это ты пикет проводил в День Десантника?

Щеки доктора порозовели.

- Я. И – что?

- Не прикасайся к моей дочери! Ты этими руками что сегодня трогал?

- Ты сам-то утром что трогал? – вызывающе хмыкнул врач. – Что ж, не хотите – не надо. Ждите Белову. Она будет через две недели, - и отвернулся к окну.

Марина удивленно переводила взгляд с одного на другого.

- Сережа, что случилось? Доктор?...

- Доктор знает, что случилось, - прошипел Сергей. – Идем отсюда!

- Сказали: ждать нельзя! – жалобно вскрикнула жена.

Серый перевел дыхание и сдержал себя:

- Ладно. Смотрите.

Доктор дернул плечом и пошел к раковине. Демонстративно долго мыл руки. Вынул из ящика пару латексных перчаток, надел неспеша. Потом какое-то время держал ладони над стоящим около пеленального столика калорифером:

- Холодно. Согреть надо, а не то - буянить будет! – улыбнувшись, объяснил Марине.

Варька с любопытством скользила глазами по яркому плакату, висевшему на стене. Наконец, врач подошел к ней:

- Ну, красавица, давай смотреть: что с ножками?

Серега с досадой поморщился. Врач умело выпутал Варьку из ползунков. Осторожно ощупал суставы. Начал качать взад-вперед пухлые, с ямочками, коленки. Варя сдвинула светлые бровки, но плакать не надумала. А вот врач помрачнел.

- Двусторонняя дисплазия тазобедренных суставов. Угол справа – двадцать. Слева – двадцать три. Будем ставить шину Виленского. Это – долго. Это – тяжело. Но другого выхода нет.

Марина вздрогнула:

- Это – операция?

- Нет. Я сейчас объясню, - врач покосился на Серегу. – Живете одни? Кто-нибудь еще сможет помочь вам с ребенком?


Объяснял он терпеливо и долго. Серега с Мариной мрачнели. Дело оказалось серьезным. По словам врача, единственным выходом было надеть на ребенка – может быть, на несколько месяцев – жесткую рамку, которая будет исправлять неправильно развивающиеся ножки.

- А по-другому – нельзя? – Марина утирала бегущие по щекам слезы.

- У вас времени почти нет! – сдвинул брови доктор. – Она ведь, наверно, уже на ножки встает? И размер нужен вам нестандартный, в аптеке такого может не быть. В вашем возрасте редко ставят этот диагноз. Или – раньше, или уж – позже.

Марина плакала. Серый молчал. Доктор покосился на них, потом сказал:

- Я могу вам дать телефон слесаря. Отличный мастер, он выточит вам по размерам. Он часто делает на заказ такие нестандартные работы.

Марина кивнула. Врач стал писать на листочке: «Горобченко Николай Юрьевич, 8-926…». Серый усек, что фамилия – та же, что и у доктора. Хмыкнул. Врач поднял на него взгляд и пояснил:

- Это мой отец. Но что вы – от меня, лучше не говорить. Мы с ним не общаемся.

Когда Варьку одели и уже пошли к дверям, врач вдруг окликнул:

- Папаша? Останьтесь!

Серый обернулся недовольно:

- Что еще?!

Когда за Маринкой закрылась дверь, врач сказал:

- Иди сюда. Смотри!

Он достал из портфеля планшет, минуты три копался в интернете. Потом повернул экран к Сереге. Это были страшные фотографии: кособокие, больные дети. Хромые, на костылях.

- Вот это случится, если вы не сумеете выдержать лечение. Вы сломаете девочке жизнь.

«Тебе-то что с того?!» - хотел грубо фыркнуть Серега. Но вид жутких картинок стальным кольцом сжал горло.

- Возьми отпуск на работе на первую неделю. Любой ценой, хоть за свой счет. Чтоб вы смогли привыкнуть. Это – самое сложное. Малышка будет плакать. Мама будет плакать. Кто-то должен всё держать, понимаешь? Я насмотрелся такого,… - врач махнул рукой. – Ладно. Я – предупредил. Вам – решать. …Скажи, чтоб входил следующий из очереди.


В аптеке нужного размера шины действительно не оказалось. Предложили привезти на заказ через полмесяца. Серега позвонил «отличному мастеру». Мужик не удивился, не спросил, откуда взяли его телефон, назначил встречу у заводской проходной. Когда Серый вышел из трамвая, дядька уже ждал в назначенном месте. Кивнул вместо «здрасьте», взял из рук прорисованный доктором чертеж.

- Тёмка рисовал? – хмуро спросил он Серегу. – А почему диаметр не указан? – покрутил рисунок, потом кивнул: - А, понял. Ладно. Сделаю. Вам – срочно?

- За срочность – доплата? – догадался спросить Серый.

- Да нет. Те же деньги, - хмыкнул мужик. А потом с презрением спросил: - Ты тоже, что ль, говномес? Как и этот?

Серега сначала не понял, о чем он. Потом энергично замотал головой:

- Нет, что вы! Я – нормальный. У меня – семья, дочка, - и кивнул головой на чертеж. – Это ж шина – для нее.

- Лааадно, - протянул слесарь. – В четверг приезжай. Сделаю.

В четверг в шесть вечера на том же месте мужик отдал ему замотанную полиэтиленом «шину». Забрал деньги. И уже почти вслед недовольно, досадливо буркнул:

- Слышь, ты этого увидишь?

Серый обернулся вопросительно.

- …Скажи, чтоб к матери ходил. Она его простила!

Серега кивнул и, обнимая неудобную железку, поспешил к трамваю.


Просьбу эту он забыл. Кому в этой жизни есть дело до других?! На него на самого-то навалилось столько, что еле удержишь! Про первую неделю доктор сказал правду. Надевать «железку» Маринка ходила с матерью. Вернулись все втроем – в слезах. Варькины ножки распяты были на жесткую раму. Малышка изворачивалась, силясь освободиться от плена, выгибалась, вставала на мостик. И – истошно ревела, снова и снова убеждаясь в бесполезности своих попыток. Успокоить, отвлечь, закачать ее пытались весь день. Маринка плакала. Теща пила валидол. За ночь не поспали и двух часов кряду.

Уже утром, когда осипшая от вопля Варюха заснула трудным, неспокойным сном, Марина обессиленно привалилась к дверному косяку на кухне:

- Сереж, давай выбросим к черту эту «шину», а? Нет сил так ее мучить. Может, и неправда это всё – про ножки?! Может – обойдется!?

Как знать, что ответил бы Серый, если б не видел тех фотографий? Но зная, чем рискует, он отрезал твердо и решительно:

- Врач сказал терпеть - будем терпеть. Зато потом вырастет нормальная, здоровая девчонка. Я отпуск возьму на неделю. Сам буду ее таскать, поняла!?


«Без конца дорога вьется,

Семенит лошадушка.

Тот, кто верит, тот – дождется!

Отступи, досадушка!» - пела и пела тёща, качая бедную Варюху, распятую на беспощадной раме.

Спустя месяц стало проще. Варька привыкла. Они приладились. К врачу ходили каждую неделю. Сначала – к этому Артему Николаевичу, потом – к вышедшей из отпуска Беловой. Пожилая докторша раздвигала шарниры на подрастающих ножках. Проверяла свободу движения сустава. Говорила – «терпеть». Мучались они почти всю зиму. Только в самом конце февраля, когда даже ждать перестали «освобождения», врач назначила УЗИ. И по результатам подвела итог: «норма!»

- Всё, мои дорогие. Считайте, что – справились! – улыбалась им ставшая почти родной врачиха. – Вы – молодцы!

Маринка снова плакала – от счастья. Ненавистную распорку сняли прямо в кабинете. Варюха недоверчиво дергала освобожденными ножками и морщила носик, раздумывая: не заплакать ли на всякий случай в этой непонятной ситуации?

- Придёте через месяц. Не будем пока снимать с контроля ситуацию! – проводила их врачиха до двери.

Серый, радостно подкидывая дочку на руках, потащил ее из ненавистной поликлиники. Усадил в коляску, помог Марине упаковать одеяльце и «фартук»…


Февральский воздух был мягким и влажным. Дышалось легко. И казалось: вот-вот – уже сегодня ночью! – наступит весна. И тут Серый вдруг вспомнил о невыполненном обещании.

- Мариш, а ведь нужно и тому, первому врачу сказать «спасибо», а? Идите в сквер, я догоню! – он снес коляску с крыльца и вернулся в поликлинику.

Рабочий день врачей закончился, и у регистратуры было пусто. Серый наклонился в окошко:

- Скажите, когда принимает Горобченко?

- Доктор Горобченко у нас сейчас не работает! – дежурная разбирала какие-то бумаги и на Серого даже не посмотрела. – Он в Баткене.

- Где?...

- В Киргизии. Там, где стреляют. Вы новости по телику смотрите?

- Что он там делает? – опешил Серега.

- Завербовался, – пожала плечами девица. – На четыре месяца, в командировку. К нам по три раза в год приходят: приглашают, уговаривают. Там всегда нужны «гражданские специалисты». А он же – хирург!

- Таких ведь не берут!? – пробормотал Серый. – И… зачем ему это?

- Откуда я знаю?! – равнодушно хмыкнула девица. - Может, ради денег. Может, еще почему.


У Сереги неприятно запершило в горле. Неудобно, глупо вышло: из-за его раздолбайства хороший, в общем, человек перед командировкой на войну так и не узнал, что его Простила Мама. Серый остановился на больничном крыльце, выуживая из пачки «Парламента» последнюю сигарету. Пальцы вздрогнули, сигарета сломалась, осыпав его табаком. Он чертыхнулся и принялся отряхивать рукав.


В небольшом больничном скверике уже горели фонари. Марина, качая коляску, стояла у клумбы и трепалась – с матерью, небось – по телефону. В воздухе пахло весной.

«На мосту над чистой речкой

Высока оградушка.

Не дождусь с родимым встречки!

…Не судьба – досадушка!» - зачем-то вспомнилось Серому.

Плечи передернуло холодом. Он застегнул доверху молнию, бросил в урну смятую пустую пачку и пошел к своим девчонкам.


------------------------------

Примечания автора.


* «Горка» (военный сленг) - вид камуфляжной расцветки военного обмундирования.

* «Шарабан» - сленговое название военно-транспортного самолёта Ан-12.

* ИПП, Индивидуальный перевязочный пакет — заключённая в защитную оболочку стерильная повязка, предназначенная для оказания первой медицинской помощи.

* Никон – профессиональный фотоаппарат.

* «Таблетка» (военный сленг) – санитарный автомобиль.

* CITO – «быстро», «срочно» в медицинской терминологии.

Загрузка...