Доставка

Глава 1

Джени толкнула мою дверь и прошла прямо к моему столу с угрожающе большой стопкой дел.

─ Даже и не думай о том, чтобы отдать их мне. У меня нет никакой возможности принять так много клиентов.

─ Она даже не потрудилась сложить их вместе, чтобы они выглядели хоть немного аккуратней. Еще одна стопка, которая добавиться к той, что стоит у меня с прошлой недели и рассмотрена мной лишь наполовину. Джени. дунув на челку и вздохнув, сбросила их на мой стол.

─ На этаже регистрации снова нечем дышать. Я чуть не задохнулась. И моя рубашка промокла насквозь. Если мы в ближайшее время не разберемся с бумагами, я сожгу ту комнату.

─ Ох, конечно же. я позабочусь об этом, как только ты выбьешь нам грант на ИТ отдел. Кофе есть?

─ Да, есть, но у тебя уже ожидают в холле. Он здесь с тех пор, как Амир открыл главный вход. Его файл на самом верху.

─ Дай мне пять минут и пришли его. Также, ты не могла бы мне принести кофе? ─ попросила я, протягивая ей мою позорно коричневую, со следами кофе кружку.

На этой работе я пью слишком много кофе и ем слишком много разной дерьмовой еды. Я всегда пытаюсь работать по максимуму, но для нашей крошечной некоммерческой компании в Лос-Анджелесе слишком много преступников. Мы получаем только те дела, которые округ направляет прямо нам, в связи с их собственной перегрузкой. Мне ненавистно отсылать кого-либо. В каком-то смысле, мне бы хотелось, чтобы у нас была возможность проводить больше предупредительных вмешательств (расследований), но потом, я говорю себе, что они предупредительные только потому, что наши клиенты слишком молоды, всем почти восемнадцать и меньше. Для них еще не поздно изменить свою жизнь.

Схватив первую синюю папку с верхушки стопки, я уставилась на имя: Мойзес Роберто Роблес де-ла-Крус, дата рождения 21.11.96.

Открываю папку на странице с его фото в профиль и анфас и датой ареста. Только два месяца назад, первое крупное преступление, попытка вооруженного ограбления, признал себя виновным, переведен в колонию для несовершеннолетних, за хорошее поведение направлен в Pathways. Та же самая история, новое лицо. Наша работа заключается в том, чтобы удостовериться, чтобы это было их первое и последнее преступление, направить их в нужном направлении, и попытаться предотвратить их следующую попытку стать Сан Квентином.

Я закрываю его папку и затем пытаюсь собрать оставшиеся папки вместе, чтобы не закрепленные документы выглядели более презентабельно. Ничего не получается, так что я просто собираю их вместе и трясу папки, пока отдельные файлы не попадают на место. Если это будет выглядеть как мусор, то и дети начнут чувствовать себя мусором. Моя работа показать им, что в них есть потенциал и они заслуживают успеха.

Джени заходит с моим кофе. Она потная и ее блузка липнет к ней, как и влажные, золотые пряди волос вокруг ее лица.

─ Я положила туда тонну этого карамельно-сливочного дерьма. Я подумал, что сегодня тот еще денек.

─ Я бы поблагодарила тебя, но моя диета собирается ударить тебя по почкам.

─ Как тебе угодно, Лана. Ты девяносто фунтов (около 41кг.) на шпильках. Я могу его отправить сюда? К тебе уже образовалась очередь. И холл уже заполнен.

─ Что случилось с хорошими детьми? Теми, которые вовремя приходят домой к ужину и делают свое домашнее задание за кухонным столом? Есть хоть кто-нибудь, кто, повзрослев, поступает в колледж и создает маленькую милую семью?

─ Ну, если бы они так поступали, то у нас не было бы работы. И все же такие до сих пор существуют. Просто здесь мы с такими не встречаемся. Ты готова к первому клиенту или же мне по-прежнему придерживать очередь?

─ Посылай их сюда. Я приму последнего в 11:45, и затем нам будет необходимо заняться другими вопросами.

─ Исправительные учреждения уже приняли меры, так что нам просто нужно внести некоторые поправки.

Я снова открываю папку с его делом и пробегаюсь по его записям. Ему было шесть лет, когда он приехал в Штаты. У него нет статуса иностранного резидента и вообще практически никаких записей до этого ареста. Несколько приемных семей. Дважды рассматривался вопрос о депортации, но оба раза он залегал на дно. Я отпила кофе, который был не слаще хрена, и закрыла папку, когда в дверь постучали.

─ Войдите.

Дверь раскрылась и вошел мой первый клиент на сегодня. Он был на удивление большим, практически шесть футов и у него были широкие плечи как у борца. На нем были темно зеленные брюки с низкой посадкой и черная футболка. Черная шапочка почти полностью скрывала его волосы. Что в нем больше всего поразило меня, это ювелирные украшения. У многих был пирсинг, что в своем роде было обычным делом на бровях и губах, но этот парнишка был украшен. Огромные, мужские серебряные кольца украшали его обе руки, большое количество браслетов на запястьях, как и подвески. Все они были из черной кожи или серебра. У него был очень богемный вкус. Он был похож на цыгана, а не на бандита, к которым я привыкла, особенно к тем клиентам, которых направляли из колонии для несовершеннолетних.

─ Проходи и садись, Мойзес, ─ сказала я, смотря на его дело, чтобы удостовериться в правильном произношении его имени.

Он прошел в комнату и положил сильно потрепанный рюкзак на стул. На нем были тяжелые армейские ботинки. Шлепнувшись на стул, он стал хрустеть костяшками пальцев, все это время безучастно смотря на меня.

Я не могла точно сказать, что в нем было такого, но он был не похож на сотни других детишек, которые ежедневно приходили сюда. И дело не в его стиле. Он казался уверенным, но не дерзким. От него веяло почти благородной энергетикой. Он выглядел образованным. И я поймала себя на том, что рассматриваю его.

─ Это то, к чему ты стремился Мойзес? Я Лана Финч, но большинство ребят зовут меня «Док».

Он кивнул и большим пальцем потер щетину на подбородке, пока задумчиво смотрел на меня. Он изучал меня, пытался принять меня, возможно задумываясь над тем, может ли он доверять мне или продолжать держать оборону. Они все так делали – это защитный механизм. Это дети, которые прошли через ад.

─ Что я должен сделать?

У него глубокий и мелодичный голос. Все в нем было удивительно. Я ожидала услащать, что-то более женственное, возможно тенор, но, безусловно, не баритон.

─ Ох! ─ этот парнишка пытается выкинуть меня из моей же игры. Это просто, потому что я не могу прочесть его, а я хорошо читаю преступников ─ нет, я в этом великолепна. Это то, чем я занимаюсь.

─ Сначала ты должен принять и подписать контракт. В этом случае мы обсудим, каким будет ваше задание. Успех одного задания определяет вероятность того же с другим заданием, и так далее до тех пор пока ты не закончите. Это ориентированный на определенную цель замкнутый круг. Если ты добьетесь хороших результатов, у тебя появиться возможность участвовать в других заданиях и мероприятиях в течении всего процесса до окончания и получения сертификата. Скорее всего, это пойдет в счет погашения тех часов общественных работ, которые назначил тебе судья.

─ Кто примет меня?

─ Я сделаю это, ─ я тяжело сглотнула. Он заставил это звучать, как что-то очень личное. Я не принимаю участников, основываюсь на чем-то личном. Они должны соответствовать определенным критериям и показать свой потенциал в их первой групповой деятельности. Я не выбираю кандидатов случайным образом в зависимости от того, нравятся они мне или нет.

─ Хорошо. И что вы хотите, чтобы я сделал?

─ Просто ответь на несколько вопросов.

─ Вы доктор?

─ Нет, я социальный работник. Я руководитель проекта Pathways. Изначально я пришла сюда в качестве лидера группы.

─ Вам здесь нравится?

─ Да, мне нравится. Большую часть времени, ─ Малыш, я одна из тех, кто должен задавать вопросы. ─ И так, к тебе обращаться по имени Мойзес? Я должна заполнить форму о приеме, и мы здесь уважаем прозвища, конечно если они не бандитские.

─ Почему у вас прозвище «Док»? ─ спросил он и стянул шапочку. Его волосы падали почти до плеч. По краям он коротко выбрит, но посередине волосы достаточно длинные, чтобы их можно было собрать в хвост, и у него самые черные, густые и блестящие волосы, которые я когда-либо видела. Этот малыш упустил свое призвание стать моделью для Pantene. Он пробежался по ним рукой и его браслеты зазвенели друг об друга. Он решительно выглядел бы женственно, если бы не его широкая грудь, мускулистое телосложение и короткая щетина по контору его челюсти.

─ Когда-либо раньше ты подавал на гражданство?

─ Почему вы не повесили здесь какие-нибудь картины? Как-то немного грустно, когда стены такие голые. Вы не любите искусство?

Он не ответил ни на один вопрос или даже не обратил внимания, что я задала их. Я приподняла бровь, удерживая с ним контакт на уровне глаз, пытаясь понять в какую игру он играет. Дети как он всегда хотят поиграть в крутую игру. У них нет опыта осознать, что играясь со мной, они играют со своим будущим. Он знает, как много других в холле и одна моя подпись может оборвать его шансы. Я тоже могу играть в крутую игру.

─ В следующий раз, когда тебя арестуют, тебя будут судить как взрослого. Ты когда-нибудь был в федеральной тюрьме?

─ Сначала им придется меня депортировать. У меня нет статуса резидента. Знаете, у меня есть парочка холстов, которые я мог бы одолжить вам. Реально красочные вещи. Яркие. Основная тема картин темная, но цвета… в общем, я могу принести их, чтобы вы посмотрели.

─ Ха! ─ Он ответил. Я победила. Ни совсем тот ответ, который я хотела услышать, но он признал мое заявление. Я посмотрела на свои часы и увидела, что мы уже потратили пятнадцать минут, которые предоставляем каждому кандидату. И мы ничего не заполнили. Даже графу об имени, которое он предпочитал.

Раздался легкий стук по стеклу моей двери и Джени зашла в комнату с еще одним кофе. В этот раз оно было в одноразовом стаканчике. Я почуяла запах сладких сливок, едва она переступила порог.

─ Время вышло, ─ сказала она мне одними губами и мило улыбнулась. Джени моя правая рука в Pathways, буквально ─ лучший в мире помощник и партнер по выпивке вечерами по пятницам.

Мойзес смотрит на меня и его взгляд слишком глубокий и сексуальный для такого молодого парнишки. Его глаза темные и миндалевидной формы, говорящие об умственных способностях не соответствующих его возрасту.

─ И так, вы хотите меня?

Думаю, я решила принять его и мы даже не начали заполнять проклятую анкету. Надеюсь это не обернуться для меня пинком по заднице. Он художник ─ надеюсь не один из капризных, и под «капризный» я имею в виду отчаянный и склонный к насилию. Но ему однозначно ни место в тюрьме. У Дженнифер, одной из лидеров команды, блондинки, из-за которой сходят с ума все мальчики, сегодня в Silver Lake пройдет мероприятие по росписи стен. Нас попросили сделать большое количество рисунков. Многие подготовлены художниками, и мои ребята просто красят по цветам, но время от времени нам выпадает один рисунок на свободную тему и мы могли бы привлечь к нему этого парня. Pathways может чертовски хорошо расписать стены ─ это один из любимых и успешных командных проектов.

─ Я дам тебе один проект. Посмотрим, на что ты способен.

Мойзес улыбается и его улыбка прекрасна. Это единственное настоящее проявление эмоций, с тех пор как он переступил порог. Выражение его лица меняется с похотливого на жизнерадостное, и он выглядит таким невероятно довольным.

─ Хорошо, мистер Круз, ─ прерывает нас Джени, ставя стакан с кофе на мой стол. ─ Просто подпишите форму согласия и возвращайтесь к стойке регистрации, где Билли проводит вас наверх в группу Дженнифер. Они уже начали раскладывать эскизы рисунков на бумагу.

Я наклоняюсь вперед и придвигаю форму Мойзесу, а он достает ручку из переднего кармана своего рюкзака. Он подписывает и, откинув волосы назад, надевает шапочку.

Он встает, чтобы уйти и закидывает рюкзак на плечо. Рюкзак падает, пока он направляется к двери.

─ Что у тебя там? Если это контрабанда, то лучше оставить его на столе у Джени или ты вылетишь отсюда, не успев начать.

Он разворачивается, когда достигает двери и снова улыбается. Вытянув одну руку вверх, он хватает верхушку двери, словно хочет вытянуть спину. Его футболка задирается, демонстрируя небольшую линию волос от пупка до пояса его штанов. Мои глаза невольно задерживаются на ней и он замечает, что я рассматриваю. Его улыбка становиться шире. Каскад из миллионов различных мыслей проносится в моей голове.

Он, черт возьми, поймал меня! Смотрящую туда. Я что, увлеклась им? Я покраснела? Пупок. Худшее собеседование когда-либо! Золотая дорожка. Член. Опухший член. Черт. Я потеряю свою лицензию. Семь лет. Я бы потянула его за волосы. Боже, я хочу прикоснуться к этим волосам! Он старше своих лет. Он зрелый мужчина. Посмотрите на мышцы на его руках. Господи! Я старше его на семь лет. Я извращена. Я бы однозначно оттрахала его. При любых других обстоятельствах. Я развратница! Я бы провела языком по его пупку и этой дорожке из волос. Финч, ты отвратительно развратная старая дева! У него, скорее всего, небольшой член. Возможно, будет паршивый трах. Мне нужны отношения, а не головная боль. Посмотрите, как его футболка натянута на его грудных мышцах. Он, наверное, занимается борьбой. Он должен побороться со мной! Лучше бы мне взять себя в руки и сказать что-нибудь, до того как он подумает, что я окончательно съехала с катушек и сообщит обо мне.

─ Что это?

─ Что именно? ─ спрашивает он, продолжая улыбаться.

─ В твоей сумке? ─ Боже! Этот мальчишка сведет меня с ума своими наводящими вопросами.

Тогда Мойзес сгибает локоть руки, которая держит верхушку двери и отрывает свои проклятые ноги от пола. Он силен. Нереально силен. Как атлет. Он красуется передо мной, и я впечатлена. Я пленена , посмотрите как его глупые выходки действуют на меня. Я остолбенела.

─ Спрей-краска, ─ и ухмылка на его лицо расплывается шире. Ну, вы только посмотрите на него! Он полностью в восторге от своей бунтарской молодой особы.

─ Проверь все. Даже если это законно и не предназначено для граффити. Тебе не нужен еще один арест. ─ Мне просто необходимо вытащить свою голову из его штанов.

─ Да, мэм.

─ Выметайся отсюда! Но удостоверься, чтобы вернуться сюда, прежде чем тебе зачислят этот день, и тогда мы сможем заполнить эту форму, ─ сказала я, тряся перед ним формой.

Он поднимает другую руку и подтягивается. Обе его ноги отрываются от пола. Дверь слегка качается под весом его тела.

─ Мози. На улице меня зовут Круз, но большинство моих друзей зовут меня Мози.

─ Сделай мне в этом одолжение, ты же позволишь и пришли следующего парнишку, когда будешь выходить.

Чем нервознее я становлюсь, тем глупее действую. Если это мое обычное поведение, то моя организация в минутах от краха.

─ Я бы добавила немного виски в этот кофе! ─ пробормотала я, делая глоток. Что со мной сегодня не так? ─ Я не хотела сказать это вслух, ─ говорю я, опуская чашку. ─ Прошу прощения. В действительности я пью только по пятницам.

Убирайся из моего кабинета и забирай с собой свою дорожку из волос! Перестань быть таким чертовски восхитительным и только восемнадцатилетним!

─ Ваш кафе пахнет как пирог из ягод.

─ Время вышло.

─ Вы хотите его?

─ Мой кофе? Я не хочу ничего, кроме моего следующего клиента, - О Боже, только ни такой как этот. Катастрофа. Я отпила еще немного своего похожего на ягодный пирог кофе. Он горячий и обжигает мне горло. В моем кабинете по-настоящему жарко.

─ Я мог бы принести вам картину. У меня есть кое-какие задумки. Вам не придется вешать ее, если она вам не понравится.

─ Вон, Мози Круз! Выйди! Иди рисуй и не заставляй меня жалеть о моем решении позволить тебе поучаствовать.

─ Вы не пожалеете об этом, ─ говорит он, пробегая языком по своей полной верхней губе. Достаточно уклончивых речей. У меня кружится голова. Ты сводишь меня с ума.

В тот момент как он вышел за дверь, из меня вырвался громкий вздох облегчения. Я залпом допила оставшиеся кофе и уткнулась лбом в свой стол. Мне нужно трахнуться. Теперь моя тонкая рубашка из-за пота прилипла ко мне. Здесь проклятые джунгли.

─ Эй, Финч! ─ О Боже! Он вернулся. Пошел на хер отсюда, пожалуйста.

─ Что? ─ спросила, я не поднимая головы. Мне плевать, если я выгляжу как сумасшедшая. Мой лоб остался на месте, прилипший к этим документам. Мне не нужен с ним зрительный контакт. Я отказываюсь позволить ему сделать меня потной. Или заставить краснеть. Или улыбаться.

─ Мне подходит пятница. Я принесу вашу картину в пятницу.

Ха. Ха. Это будет тот еще день.

Глава 2

Мойзес де ла Круз так и не вернулся в конце дня, чтобы заполнить форму. Если он не может следовать даже простейшим требованиям, мне придется выкинуть его из программы. В порыве, я схватила его дело и поспешила наверх, чтобы поймать Дженнифер, прежде чем она отчитается за этот день.

Дженнифер, возможно, двадцать один год или около того, и она числится в школе по социальным работам Университета Калифорнии в Лос-Анжелесе. В последнее время она говорила, что хочет получить докторскую степень, потому что, как всем известно, исследования последних лет показали, что оплата в социальной сфере находится на самом нижнем уровне.

Социальную работу практически не оплачивают, я-то знаю. Я живу от зарплаты до зарплаты, и обычно в конце месяца, когда я не могу себе позволить покупать продукты, я питаюсь едой на вынос. Я по прежнему идеалист, но по прошествии времени становится сложнее нести факел. Я могла бы что-то урвать, но моя машина почти такая же старая, как и я.

Я поступила в магистратуру почти сразу же, как получила степень бакалавра. Я была одним из тех яростных идеалистов, которые считали, что могли повлиять на изменения в социальной сфере, а мои кредиты на образование покрылись бы в одно мгновение, пока я спасаю мир. В действительности единственное, что я храню, это банки из-под диетической колы, которые я могу обменять на деньги в конце месяца. Время от времени я предлагаю заняться в Pathways переработкой утилизированных продуктов. Знаете, чем это заканчивается? Вот именно.

Я остановилась в ванной комнате на втором этаже, чтобы поправить юбку и слегка смочить мои вьющиеся волосы. Здесь я руководитель проекта, я могла попробовать использовать свои полномочия. Для меня вполне нормально подняться наверх, чтобы спросить лидера группы о новом кандидате. Я использовала свою влажную салфетку пытаясь стереть свежее граффити в золотом цвете с зеркала. «Факт!» говорилось в нем. «Алия ─ пизда».

Я подошла как раз в тот момент, когда Дженнифер закрывала свой класс. Здесь мы называем их «творческое пространство», но на самом деле этот термин мы используем, чтобы дети не ассоциировали Pathways со школой. Опыт показал, если они думают что это что-то вроде школы, они относятся к этому соответствующие и пренебрегают проектом. Творческое пространство помогает им забыть, что они занимаются тем, что было предписано судом.

Дженнифер прекрасна по всем параметрам девичьей моды. Мои русские корни одарили меня толстыми ногами и крепким телом. По крайней мере, я виню в этом свою наследственность, а не мою диету и непостоянные занятия спортом, которые всегда на втором месте после моих дел. У меня телосложение, созданное для уборки картофеля, а Дженнифер ─ обладательница стройных бедер, длинных светлых и волнистых волос, веснушек и голубых глаз. Я ─ Вельма, она ─ Дафна.

─ Ох, эй, Лана! Тебе что-то нужно в творческом пространстве? Я уже закрывала.

Я сняла очки и помахала ей файлами, которые держала.

─ Нет! Я просто хотела спросить у тебя о новом кандидате. Он не показался и не закончил заполнять свою анкету. Я просто хотела узнать, закончил ли он ваш сегодняшний проект?

─ Кто? Мози? Парнишка с длинными волосами и кольцами?

Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Она тоже его заметила. Я такой ребенок, потому что ничего не могу поделать с желанием узнать, заигрывал ли он с ней, как делали это все остальные, подружились они или нет благодаря сегодняшнему проекту. Я разрываюсь между желанием услышать, что сегодня он имел успех и поразил всех на хер, и желанием услышать, что он пренебрёг проектом и тогда мне не придется признавать факт, что я увлечена им. Я могу сказать уже по тому, как Дженнифер произнесла его имя, что Мози обладает определенной физической привлекательностью и решительной личностью, которые заставляют людей обратить внимание. Я, безусловно, не единственная, кто увидел это.

─ Именно он! ─ сказала я, надеясь, что мое лицо не столь легко читаемо, как мои чувства. Я открыла папку с его делом и посмотрела на пустую страницу.

─ Он убежал, как только мы закончили, но он попросил меня передать тебе вот это, ─ сказала она, передавая мне сложенную записку.

Мое сердце совершает сальто от вида сложенной записки. Как в старшей школе, Мози. Но я возьму ее. Мне реально нужен долбанный парень. Или просто друг, который будет парнем для траха. Пятничные вечера с Джени и выпивка джина с тоником, никак не помогают. Я бы никогда не назвала себя нуждающейся в сексе, но перепих на одну ночь мне не помогает. Это едва можно назвать человеческими отношениями. Скорее, полные алкоголя печальные свидания, когда я бросаюсь на незнакомца после злоупотребления пивом. Очень романтично. Скажи еще раз, как твое имя? Надеюсь, ты не возражаешь, что я обильно теку, когда кончаю? Баловство алкоголем не является физической зависимостью. Оно направленно на то, чтобы вызвать храбрость и активировать физическую привлекательность. Мне нужен реальный парень для трезвого секса. И у меня уже несколько лет не было такого.

Я осознаю, что стою застывшая с запиской в руке. Я закинула ее внутрь его папки, немного переборщив с энтузиазмом, собираясь разорвать, когда уйду. Хорошо. Видишь, мне все равно. Мне даже не хочется прочитать ее. Я говорю самой себе, ради Дженнифер.

─ Был ли кандидат ценен для команды? ─ спрашиваю я.

Раньше мы использовали цифры, чтобы оценить результативность действий кандидатов и оценить количество их обязанностей, но потом это возымело риск стать похожим на подростковый конкурс красоты, словно мы оценивали кандидатов по десятибалльной шкале за их горячность. С тех пор мы изменили терминологию. Теперь мы разговариваем как кучка корпоративных трутней, обсуждающая своих клиентов, словно весь мир должен был приклониться за их преданность нашей программе.

Мози ─ это десятка. Десять за личность и чертова ДЕСЯТКА за соревнование в купальниках. Получи ленту и корону. Он уже победил. Даже моя тушь потекла.

─ Он и вправду был очень ценен! Сначала он вел себя очень тихо и замкнулся в себе, но затем он начал рисовать. Вот Лана, ты действительно должна взглянуть на это, - сказала она, копаясь в сумочке в поиске ключа.

─ Ох, да все в порядке. Я просто хотела узнать, участвовал ли он.

─ Нет, серьезно, тебе нужно увидеть это.

Она, толкая, открывает дверь и включает свет. Я следую за ней.

─ Я с легкостью могу сказать, что он самый талантливый художник, который у нас когда-либо был в Pathways. По крайней мере, с тех пор как я здесь работаю.

Вся южная стена комнаты покрыта бумагой. Гигантский, цветной череп вырисовывается из темного, серо-голубого неба.

─ Это был сложный проект, в основном из-за масштаба и формы. Мы привыкли почти всегда делать рисунки и фрески не большой высоты, но широкие. На территории Мексиканского парка культурного наследия только одна стена, и она достаточно высокая. Нам приходилось строить леса и разные уровни платформ, чтобы рисовать на разных уровнях.

Я едва слышу Дженнифер, пока иду к впечатляющему эскизу картины. Череп не такой как черепа в засахаренных конфетках Día de los Muertos. Это Смерть, плотоядная, смеющаяся и любящая свою власть. Прямо перед моим лицом, словно готовая спрыгнуть с картины. Эта часть одновременно притягивает и до ужаса пугает. В каждой полости глаза детализированное содержание в ярких красках, мерцающих, чтобы контрастировать на фоне штормового неба. В одном глазе календарь Ацтеков, в другом национальный символ ─ орел со змеей, сидящей на кактусе, установленный на заднем фоне руин Майя в цветах мексиканского флага. У основания черепа минута истории в ритуале жертвоприношения туземцев ─ примитивная модель человеческих пыток. Обезглавленные тела, разбросанные вокруг пирамид, ступени которых залиты черной кровью. Священник, облаченный в перья ворона, с застывшим криком на лице, трясущий кулаками в белой мгле солнца. Я узнаю отрезанные головы солдат в испанских шлемах. Это взятие Теночтитлана. Уроки истории, которые я едва помню со времен школы. С другой стороны Майя, изображенные с такой же ожесточенностью. Сверху и в центре изображена эвисцерация (извлечение органов), включающая глотание сизальской веревки окутанной шипами. Майя окружены космическим водоворотом, астероидами на расстоянии пересечения их траекторий. Они не замечают их, но я вижу их гибель.

Эта часть поглотила мои слова. Мои эмоции и мысли повсюду.

─ Вот это да! ─ все что я смогла сказать. Столько всего должно быть происходит в голове этого мальчика.

─ Мы красили или точнее добавляли акриловые краски в его палитру и пускали слюни. Мози в одиночку сделал все ─ весь дизайн.

У меня пропали слова. Они покинули мой рот, пробежались вниз по моей груди, рассыпались на полу и просочились в трещины под дверью.

В свое время я видела несколько довольно внушительных росписей стен. Я бы не назвала себя экспертом, но я также достаточно хорошо разбираюсь в искусстве Чикано, и в гибридах, создаваемых смешиванием галерейного качества и искусства уличного стиля. Я хорошо знаю свои фрески и картины, ладно? Мы выполняем, по крайней мере, одну в неделю, с тех пор как я начала здесь работать. Эта отличается от всего, что я когда-либо видела. Она пугающая, пленяющая и красивая. Как и мое любопытство к этому новому «члену команды», мистеру Мози Крузу.

─ Святое дерьмо, Дженнифер! Я не знаю, что сказать. Я так понимаю он мексиканец?

─ Ну, я спросила его, и он сказал, что вырос здесь. Он родился в Мехико, но он мало что помнит о том времени. Я спросила его, учился ли он где-нибудь этому. А он только рассмеялся и покачал головой. Он, должно быть, полностью самоучка.

─ Ты не сделала фотографии, пока он работал? Возможно, под это мы могли бы получить какой-нибудь грант. Это потенциально может вдохнуть новую жизнь в некоторые проекты развития, которые мы передвинули на задний план.

─ Я могу сделать это завтра. Это все что мы смогли сделать за сегодня. Он добавил все эти краски в последние пятнадцать минут. С ума сойти, как он быстро работает.

─ Это если он вернется. ─ Я смогла услышать разочарование в своем собственном голосе, и теперь я не уверена связанно это с моими личными причинами, или же, потому что я просто поняла, каким по-настоящему ценным он является. Я постаралась успокоить свое волнение и напомнить себе, что я здесь, чтобы помочь ему, а не для чего-нибудь еще. Ему не нужно быть использованным.

─ Он сказал, что вернется. У меня есть чувство, что он человек слова. Послушай, Лана, это только догадка и я не стала спрашивать у него.

─ Да, конечно. Что именно?

─ Думаю, он, возможно… ты слышала о группе называющей себя Dibujeros? (художники с испанского)

─ Звучит смутно знакомо, это банда?

─ Не совсем. Это что-то вроде группы подпольных уличных художников. Их личности совершенно секретны, как и большинство их проектов. Его скорость и талант зародили во мне эту мысль. Чтобы стать членом команды, ты должен быть исключительно квалифицирован, как и быстр в исполнении. Я упомянула об этом мимоходом, но он не показался мне взволнованным.

─ Как ты узнала об этом? Они разыскиваются за преступную деятельность или существуют ордера на их арест?

─ Уверенна, что так и есть. Их действия глубоко политического характера, так что, места их проектов ─ это ключи. Общественный вандализм создает им проблемы. Они не раскрашивают заброшенные станции метро, эти ребята рисуют на федеральных зданиях, университетах, больницах – везде, где можно привлечь внимание средств массовой информации. Они радикалы, но они делают достаточно крутые вещи. Ты должна поискать их, если у тебя появится такой шанс.

─ Хорошо, я проверю это. Спасибо, ─ Дженнифер посмотрела на меня, словно хотела сказать что-то еще, но она пожала плечами и затем уставилась в пол.

─ Мне нужно бежать, но ты не стесняйся, оставайся и любуйся так долго, как тебе этого хочется. Просто удостоверься, что дверь закрыта, когда будешь уходить. Я не хочу связываться с еще одной потерей запасов, с которой мы столкнулись прошлым летом.

В прошлом году мы никогда не запирали отдельные классы, до тех пор, пока мы не столкнулись с кражей внутри нашей организации, которая лишила нас всех летних запасов художественных принадлежностей. Это была сложная ситуация, так как большинство наших младших сотрудников выпускники программы Pathways.

─ Я закрою. Возможно, я сделаю несколько фотографий эскиза. Картина и вправду потрясающая.

После того как ушла Дженнифер и я сделала несколько фотографий гигантского черепа на свой iPhone, я села за стол Дженнифер и достала свою записку. Может быть, это отказ об участии в программе. Возможно, признание в любви и неуместное влечение является взаимным. Я его социальный работник. Я его социальный работник. Я его социальный работник.

Я должна помочь ему исцелиться, научиться преуспевать и стать приспособленным взрослым, полезным членом общества. А не воспользоваться им. Не делать ему тайный минет под моим столом. Я быстро раскрыла записку.

Он написал краткую биографию, по-видимому, отвечая на вопросы, по которым мы должны были пробежаться этим утром.

Уважаемая Лана.

Меня зовут Мойзес Роблес де ла Круз. Мне восемнадцать лет. В апреле мне исполнится девятнадцать, и я не знаю, позволите ли вы мне остаться в программе после этого. Я приехал в США, когда мне было шесть лет, с матерью и маленькой сестрой. В дороге мы потеряли мою сестренку. Мы приехали, чтобы найти моего отца, но мы так и не нашли его. Моя мама попала в большие неприятности с финансами и наркотиками, и в конечном итоге занялась проституцией. Я воспитывался в приемных семьях. Против меня дважды начинали расследования из-за отсутствия гражданства. Оба раза я сбежал, чтобы остаться в штатах. Я не закончил старшую школу, но у меня никогда не было проблем с образованием, так что я знаю, что смогу сдать экзамен по программе средней школы и получить аттестат. Когда меня арестовали за попытку ограбления, я признал вину, потому что был виновен. Я был в отчаянии и не мог найти работу. Я готов исправить свои ошибки. Я хочу закончить школу и получить гражданство. Обещаю не тратить ваше время.

Лана, спасибо вам за эту возможность и увидимся завтра. Я принесу картину для вашего кабинета в пятницу (до того как вы начнете пить).

Мози.

Он назвал меня Ланой. Не Док. Не Финч. Он обратился ко мне по имени. Я хотела услышать, как он его произносит (и тянет мои волосы, пока делает это). Я такая извращенка. Не могу остановиться. Все кончится тем, что я получу ограничительный судебный приказ. (Пожалуйста, пусть он будет тем, кто ограничит меня.)

Глава 3.

Мози Круз прибыл в Pathways, прежде чем мы открыли двери. Я вижу его стоящим возле недавно установленной стеклянной двери пожарной безопасности. Здание Pathways с прошлого года является полностью переделанным зданием начальной школы. Хотя мы не так много переделали за исключением замены миниатюрных унитазов и раковин в ванных комнатах под размеры взрослого человека. Джени и я хихикали несколько месяцев до того, как их заменили, корячась на корточках так, что наши колени были выше бедер. Компрометирующая позиция ─ присесть на мячик, чтобы пописать пять раз в день.

Я машу Мози через дверь и указываю на часы, пытаясь сообщить ему, что мы не откроем двери до восьми часов. Он кивает мне головой, признавая мое присутствие, но он, кажется, сконцентрирован и поглощён тем, что играет в его наушниках.

Я пожимаю плечами, хватаю свою кружку с кофе и иду к себе в кабинет. Меня раньше никогда не влекло к участникам проекта. Большинство из них для меня слишком испорчены. Не то чтобы я не могла справиться со шрамами, оставленными в их жизнях, у всех они есть, и даже у меня есть парочка таких. Но я предпочитаю не иметь их в моей постели. Я хочу здоровые отношения. Не для чего другого у меня нет времени. То, что я делаю, слишком важно для меня, чтобы делать такую глупую ошибку. Я могу оценить все в Мози, его внешний вид, его талант – абсолютно все. Я могу оценить и уйти.

Расписавшись у стойки регистрации, он идет прямо в мой кабинет. Его голова проскальзывает в двери офиса в тот момент, когда я слышу, как Джени говорит: «Пожалуйста, присядь здесь». Она знает, что я не люблю неожиданных посетителей.

Он заходит в кабинет, невзирая на ее предупреждение и закрывает дверь. Кажется, что он полон решимости встретиться со мной, чем соблюдать правила компании. Не хороший знак. Мне придется выкинуть его из программы, если он окажется постоянным нарушителем правил.

─ Ты можешь присесть, ─ говорю я прочистив горло. ─ Обычно, чтобы встретиться со мной, ты должен записаться. Дверь должна оставаться открытой. Это стандартная процедура.

Прогулочным шагом он подходит к моему столу и вытягивает стул. Он кивает головой и взгляд его не покидает меня. У него темно серые глаза. Могу поклясться, глаза у него подведены, но я не хочу присматриваться слишком близко, чтобы подтвердить это.

Он слегка наклоняется вперед, словно настаивая на том, чтобы я села первой. Я возвращаю ему это жест, пытаясь сохранить хоть какой-то контроль. Он расплывается в улыбке и наклоняется вперед, снова настаивая. Я вытираю пот со лба тыльной стороной ладони. В этот момент мы как неуклюжие американцы на их первой бизнес встрече с японцами, отвечая на все неизвестное неуверенным приветственным поклоном.

─ Сядь! ─ говорю я слишком громко, с силой нарушая наше взаимное очарование.

Мы одновременно садимся. Мози уверенно шлепается на стул, с расслабленным выражением на лице. Я подворачиваю юбку как потная, нервозная секретарша, словно мы поменялись ролями и он здесь, чтобы провести со мной собеседование.

─ Я пришел подписать бумаги. Я хочу остаться.

─ Ты можешь это сделать. С этим порядок. Но ты всегда должен придерживаться правил. Это единственная возможность, чтобы эта программа работала. И это единственная возможность для тебя остаться в ней. ─ добавляю я. Я делаю ударение на том, на сколько для него важна эта процедура. Без этого мы разбежимся.

Он снова кивает и немного оттягивает шапочку на затылок, используя обе руки. Кольца. Они мерцают и подмигивают мне на его теплой коричневатой коже. Он опускает одну руку и потирает подбородок, массируя кожу большим и указательным пальцем. Он наклоняется вперед и его ноги раскрываются в виде широкой буквы V, а локти располагаются на коленях.

─ Понял, ─ говорит он и облизывает языком свои белые зубы.

Я чувствую его язык во всех местах, где не должна его чувствовать. Я чувствую этот проклятый язык на всем пути к моим ногам. Я хочу облизнуть эти зубы.

─ Вы видели эскиз картины, которую мы рисовали вчера? ─ его глаза загораются и светятся при упоминании об этом.

─ Боже мой, она великолепна! Бесспорно. Лучшая работа, которую я когда-либо видела. ─ я не хочу быть такой прямолинейной, но мне сложно остановить поток слов. Его талант заслуживает восхищения. ─ Я серьезно. Даже эскиз сам по себе можно повесить в галерею.

Он улыбается моему комментарию и выглядит очаровательно робким. Он ничего не добавляет. Только улыбка и молчание. И он смотрит на меня так, как мужчина смотрит на женщину. Не так как несовершеннолетний преступник смотрит на назначенного судом социального работника. От его взгляда мне хочется краснеть. Но я слишком опытна для этого. Я не буду соблазнена и отодвинута от своей миссии.

─ Ты всегда был художником? Ты хорошо натренирован или у тебя природный талант?

─ Я всегда рисовал. Это помогало мне не сойти с ума, когда остальное дерьмо не помогало. Его упоминание о прошлом резко возвращает меня в настоящее. У меня здесь есть над чем поработать и я действительно хочу, чтобы он добился успеха. Я должна дать ему знания и уверенность, которыми он сможет воспользоваться в обществе, когда покинет это место. Я знаю, что хороша в этом. Он нуждается в моей помощи, и я более чем готова помочь ему через все это пройти. Несмотря на его внешность, есть границы, которые я бы никогда не переступила. Я должна найти себе друга по сексу, чтобы свести на нет все это сексуальное напряжение.

─ Я получила твою записку, так что я сама заполнила анкету. Все что мне нужно, это твоя подпись. ─ я роюсь в столе и затем протягиваю ему папку.

Он крутит ручку в руке, прежде чем ставит подпись. Он показушник, этот парень постоянно пытается произвести впечатление. Его подпись стилизована и он ставит крест после Роблес вместо того, чтобы написать «Круз».

─ Это твоя настоящая подпись?

─ Да, мэм, боюсь, что так.

Ой, значит, сегодня он отвечает на мои вопросы. Когда появляется возможность …

─ У тебя есть какая-нибудь система поддержки? Члены семьи, с которыми ты поддерживаешь связь?

─ У меня есть друзья. Я не знаю где в данный момент моя мама. Знаю, что у меня есть родственники в Мехико, но я не поддерживаю с ними связь.

─ Здесь мы предлагаем групповую терапию два раза в неделю. Это действительно прекрасная возможность. У нас также есть программа по предоставлению покровителя (спонсора), так что, если ты хочешь, мы можем пристроить тебя к кому-нибудь.

Он стягивает шапочку и его блестящие, черные волосы падают на его плечи.

─ Кто они?

─ Кто, кто? ─ спрашиваю я и осознаю, что жую резинку моего карандаша. Я бросаю карандаш вниз, словно это оскорбление моих полномочий.

─ Покровители, ─ говорит он, заводя руку за голову и собирая волосы большим и указательным пальцем. Он собирает их в хвост и затем закручивает в узел, закрепляя черной резинкой, которую он стянул с запястья.

─ Ты делаешь это лучше чем я.

Он поднимает бровь и смотрит на меня с насмешкой.

─ Я никогда не была любителем причесок, ─ говорю я смущенно. ─ У меня одна и та же прическа с тех пор как мне исполнилось двенадцать. Моя мама всегда занималась этим. Возможно, она уже давным-давно вышла из моды. А я даже не знаю. ─ промямлила я бес связанно. Скорее всего, краснея и, безусловно, потея под рубашкой. Возьми себя в руки, школьница Лана, его психическое здоровье и его успех важен для тебя. Его не заботят твои волосы.

─ Все покровители это наши сотрудники, мы не берем волонтеров со стороны. Это будет кто-то, кого вы сможете хорошо узнать, кто-то, с кем вы сможете проводить время.

─ Вы покровитель? ─ спрашивает он, скрещивая руки на груди, все его пальцы кроме больших располагаются подмышками.

─ Нет! ─ говорю я, рассматривая его браслеты, сделанные из ткани, веревки и кожи. Среди них несколько серебреных браслетов, которые лязгают, когда он жестикулирует. Мне интересно, остаются ли они на нем, когда он принимает душ или они из тех, которые он никогда не снимает ─ каждый имеющий для него какой-то смысл. Вода, бегущая по этому прекрасному телу. Не могу перестать фантазировать. Конечно же, я сексуальная личность, но обычно я не так бесстыдна.

Браслеты. Иногда дети в этой системе становятся чрезвычайно привязанными к материальным вещам, наделяя их огромной эмоциональной значимостью. Это дает им возможность на что-то опереться, когда их жизнь становится нестабильной, и люди отворачиваются от них.

─ Джени ─ покровитель, и Дженнифер, и даже Педро со стойки регистрации. Практически все, кто работает здесь. Кроме меня.

Он кивает мне головой, а затем приподнимает в мою сторону подбородок.

─ Выберите кого-нибудь для меня. Любого, кого сочтёте подходящим.

─ Я бы посоветовала Бригитту. Она из Германии и в хороших отношениях со всеми. Все участники любят ее. С ней и в правду очень легко общаться.

─ Она такая же хорошенькая, как и вы? ─ спрашивает он, еще больше наклоняясь вперед так, что его локти передвигаются к краю колен. Он сплетает пальцы и хрустит костяшками. Его потемневшие и затуманенные глаза блуждают по мне. Он бросает мне вызов, чувствуя мою отзывчивость.

Моя многострадальная нервная система переходит в состояние перезагрузки. Я пытаюсь сформулировать слова, но его внезапный флирт оставляет меня без слов.

─ Мы не, мы не… в Pathways мы не оцениваем людей, основываясь на их внешности. Мы не можем, ты не можешь… Мы придерживаемся закона о взаимном уважении, который поддерживает конкретные и очень важные границы.

Мози поднимается, пока я заикаюсь, как нервная птица, в которую он меня превратил. Он заводит руки за спину, затем одной рукой тянет запястье другой до тех пор, пока я не слышу как хрустит его позвоночник. Он расслабляется, в то время как каждую мою мышцу хватает судорога.

─ Не берите в голову, Лана. Беру свои слова обратно. Вы не хорошенькая, ─ говорит он с легким раздражением и выходит из кабинета, даже не оглянувшись.

У меня падает челюсть. Я с трудом могу сформировать мысли, не говоря уже о предложениях. Он что, только что назвал меня хорошенькой, а затем забрал свои слова обратно?

Я склоняю голову к своему столу. Снова. Я беззащитна перед тем влиянием, что он на меня оказывает. Мози заставляет меня хотеть заползти куда-нибудь в песок и исчезнуть. (Вместе с ним, предпочтительно с ним.)

Глава 4

Секундой позже Джени врывается в мой кабинет, расплескивая по ковру кофе из своей чашки.

─ Аккуратнее, Джени! ─ говорю я, восстанавливая свое самообладание.

─ Какого черта, прости, я слышала все через интерком.

─ Великолепно. Могу ли я спросить, ты что, шпионишь за мной?

─ Я набрала тебя, чтобы сообщить, что он идет, а затем ты нажала на кнопку – и я не стала вешать трубку.

─ Ладно, все в порядке. Ничего не произошло. Он просто заставляет меня волноваться. Мальчишка знает, как пробраться мне под кожу.

─ Да уж, и знаешь он сексуальный и СЕКСУАЛЬНОСТЬ – означает неприятности.

Я фыркнула и сделала глоток из кружки с кофе, которое мне только что передала Джени.

─ Должна ли я попробовать убедить их отправить его в другую программу?

─ Джени, ты слишком эмоционально реагируешь! Клянусь. Думаю, я могу с этим справиться. Помнишь прошлый год? Парнишку, который угрожал мне ножом? Тот, который узнал мой домашний адрес?

─ Да, но то был нож. Этот же парень угрожает тебе своей сексуальностью, которая может породить множество различных проблем.

─ Я не боюсь. Он просто дерзкий мальчишка. Но мы должны оставить его – он невероятно талантлив.

─ Он ─ сплошная проблема. Он похож на девчонку. Сексуальную, мускулистую девчонку. У него волосы лучше, чем у меня и ресницы длиннее и грудь больше. Он во всем будет девушка погорячее меня, и при этом он чувак. Может быть он гей?

─ Он не гей. Совсем не гей. ─ Но теперь, когда я задумалась об этом, Мози показался мне достаточно сексуальным, чтобы иметь отношения и с мужчинами и с женщинами. Словно он обладал ненасытным аппетитом. Черт, возможно, он в каком-то смысле гей. Что я о нем знаю? Это вообще возможно, быть в каком-то смысле геем? Иногда мне кажется, что мой брат из таких.

─ Почему он так прямолинеен с тобой? Если ты спросишь у меня, он уже чувствует себя достаточно комфортно.

─ Со мной все будет хорошо. У нас просто возникло небольшое напряжение. Он абсолютно безвреден.

─ Повестки, прислали сегодня утром. Прости. ─ говорит Джени, бросая их на мой стол.

Я сглатываю свой кофе и тяну конверт к себе. Время от времени меня вызывают повесткой в суд, по поводу участников программы. Мне бы хотелось, чтобы и эта повестка была по данному вопросу. Но, даже не смотря на нее, я знала, что это по поводу моих родителей.

─ Это из Мичигана. Ты собираешься ехать?

─ Я не знаю. ─ Снова суд по жилищным вопросам. Дом моих родителей находиться под залогом. Мы перевели все на мое имя два года назад, потому что я была единственной в семье, у кого была работа. Это все лишь замедлило процесс. Процесс, который начался, когда сначала мой папа, а затем и моя мама были уволены из-за закрытия фабрики. Я пыталась покрыть их ипотечные выплаты, но потом папе пришлось воспользоваться услугами по предоставлению частичного медицинского ухода. А это, разумеется, было не бесплатно. Лимит кредитных карт был превышен, а моей зарплаты было недостаточно, чтобы содержать всех троих.

─ Я в такой жопе. Мы потеряем дом. Думаю, у нас не больше месяца. Им придется приехать в Лос-Анжелес и переехать в мои апартаменты.

─ А что на счет Алекса? Он закончил школу?

Алексей, мой младший брат. У него были свои стычки с законом, но, слава Богу, теперь он учится в колледже.

─ Мне придется появиться там. Возможно, мне удастся получить еще одну отсрочку.

─ Экстренное примирение в домашнем варианте? Вот черт, как это назвать? Мы могли бы снять видеоролик и приложить его.

─ Это идет в придачу к оплате налога на частную собственность длиною в жизнь, после того как ты приобретаешь дом своей мечты? Потому что у моих родителей ничего нет. Четыре года безработицы лишили их сбережений, которые они откладывали всю свою жизнь. На прошлое рождество моя мама заложила свое обручальное кольцо, чтобы заплатить за запеченную утку. А потом, моя бабушка и папа не стали есть утку, потому что делали вид, что по-прежнему исповедуют православную веру. Вся моя семья ─ кучка сумасшедших. Мама позвонила мне, рыдая, и мне пришлось отругать отца по телефону. Я сказала ему съесть чертову запеченную утку, словно это его последнее блюдо на земле.

─ Им отключили подачу воды?

─ Нет, хотя бы это их миновало. Но скоро у них даже не будет дома, где могут отключить воду.

─ Я назначила твои собеседования только до обеда. Если тебе необходимо заняться своими проблемами ─ иди. У меня все под контролем.

Джени смотрит на меня серьезно, моргая, как невинный лягушонок.

─ Я лучше добавлю мучения к мучениям. Таким образом, я буду знать, что не одинока.

─ Вот это моя девочка! ─ говорит Джени, хватаясь за оборки на своей блузке. Люблю, когда ты такая угрюмая и саркастичная. Тогда я могу быть точно уверена, что тебя не подменили каким-нибудь внеземным клоном. Это то горькое послевкусие, которое делает тебя такой милой.

─ Это же замечательно, когда тебе двадцать пять и твои родители переезжают к тебе, не так ли? Боже, они даже могут привести свою мебель и разные безделушки. Это само по себе обеспечит меня парочкой свиданий.

─ Возможно, с парочкой чудаков. У тебя никогда не было проблем с поиском мужчин ─ возможно, ты просто захочешь пересмотреть вариант того, приводить ли их домой. В двенадцать ты должна появиться в суде. Закрывают дело Джарела Хопкинса. Его судят, как взрослого.

Я смотрю на наручные часы, и из меня вырывается стон.

─ Я даже не помню его. Он заканчивал программу?

─ Ага. Казалось, что он хороший малый. Но кража наркотиков закончилась ужасно. Убийством первой степени. Тебе не придется давать показания ─ ты там, чтобы оказать поддержку.

Джени покидает мой офис и я тру пальцами заднюю часть шеи, пытаясь расслабить узел. Я сплю скрученная как крендель и иногда просыпаюсь на полу. Я нервничаю больше, чем биржевой маклер. Без денег. Без каких-либо денег. Я разбита. Я разбитая ─ бедная задница.

После раннего ланча, я возвращусь к себе в кабинет, чтобы подготовиться к суду. В моем рабочем шкафу у меня есть парочка блейзеров. Я беру один вельветовый и темно синий, который может справиться с кондиционированным кошмаром, которым является суд Лос-Анжелеса по уголовным делам. На лацкан что-то прилипло и я пытаюсь соскрести это своим ногтем. Я смутно помню, что это, суп или заправка к салату. Облизнув палец, я тру.

Замечательно, как новенький. Время идти смотреть, как киты системы поглотят еще одного планктона. Мичиганом я займусь позже. Одна драма за раз, все, что я могу. Я скидываю балетки и обуваю ноги в каблуки. Каблуки придают мне больше силы. На каблуках я не только повыше, но и злобнее. Эта пара черных десяти сантиметровых шпилек со звериной вставкой на задней части пятки.

Я подбегаю к Мози Крузу по дороге к выходу из Pathways. Он стоит, прислонившись на стену с хорошенькой участницей программы, рука которой покрыта татуировками. Рука его поднята, плоская ладонь поддерживает его и достаточно хорошо прячет ее лицо. Мне бы хотелось просто пройти мимо и выйти за дверь. Но здесь существуют правила, которые обязывают нас, и мне посчастливилось быть ответственным за это мудаком.

Я подтягиваю сумку на плечо и крепче обхватываю файлы.

─ Мистер Круз, Мисс, – говорю я, пытаясь разглядеть ее через его руку. Она хихикает. Смех маленькой девочки, который говорит, что она подпала под его очарование. Ни один из них не обращает на меня никакого внимания. Они слишком поглощены друг другом. На ней короткий топик и я с ужасом смотрю, как другая рука Мози ласкает ее голую плоть. Его кисть гладит ее тело, но клянусь я единственная, кто ощущает это. Как бы это ощущалось, если бы он прикоснулся ко мне таким образом? Избавься от этого. Финч. Этого не произойдет.

─ Эй, ребята?

Они оба разворачиваются на месте и смотрят на меня.

─ Что случилось, Док? ─ говорит девочка, отступая из объятий рук Мози. Брови ее высоко изогнуты и на ней яркая красная помада. Я замечаю, что на его лице нет ее следов. ─ Я направлялась в ванную комнату. Он заманивал меня в свой проект, ─ сказала она, подмигивая ему, ее взгляд направляется прямо на его промежность. ─ Я бы сказала он центр команды.

По какой-то причине я одна умираю от смущения.

─ Прекрасно. Иди. ─ говорю я махая ей в сторону.

Мози наблюдает за ее задницей, пока она, качая бедрами, медленно идет вниз по холлу.

Не могу поверить, что меня задевают его действия. Он отвратительный мужчина, как и все остальные. Он клеиться ко всем, у кого есть вагина. И меня это задевает. Глубоко внутри, я по-прежнему маленький ребенок без друзей. Я хочу, чтобы все любили меня.

─ Эй, Лана, ─ говорит он, непристойно пробегая по мне глазами.

─ Мистер Круз, в стенах наших владений нет места панибратству. То, чем ты занимаешься в свое свободное время не мое дело. Тем не менее, заигрывание во время рабочих часов приведет к тому, что ты вылетишь из программы. Учти, что это твое первое и последнее предупреждение. Пожалуйста, не трать мое время и не заставляй меня жалеть о том, что я тебя выбрала.

Мози прислоняется к шкафчикам и скрещивает руки.

─ Ты не хочешь, чтобы я прикасался к другим женщинам.

Это утверждение. Он выражает его со всей серьезностью. Я застываю и моментально погружаюсь в исступление. Он что, только что сказал «другие женщины»?

─ Никаких прикосновений, поцелуев, тисканья, даже никаких держаний за ручку. Объятия допустимы, покуда они уместны и оправданы. ─ Отбарабаниваю правила как робот. Я и есть робот. У меня больше нет чувств.

Его лицо соблазнительно кривиться, расплываясь в сладкой улыбке. Он делает ко мне шаг и окутывает меня огромными, теплыми объятиями. Мое тело напрягается. Я не ожидала объятий, и меня это застало врасплох. Меня давно не обнимали, а его объятия такие дружественные, они согревают меня изнутри. Но я сделана из твердой глины, а возможно и из камня, из чего-то, что потребует молотка и зубила для расщепления. Бум, бах. Несколько отбитых частей падают и бьются об пол.

Я отступаю из его объятий со сжатыми по сторонам руками. От него пахнет кедром и мускусом со слабым намеком на что-то лесное.

─ Забавно, мистер Круз. Если ты позволишь, мне нужно добраться до суда.

Внутри меня трясет, вокруг моего сердца крутится волчок.

─ Ты рисуешь и масляными красками или же…? Неважно. Я опаздываю. Иди обратно в свое творческое пространство или просто потеряйся. Объятия не спасут тебя. Я по-прежнему слежу за тобой.

─ Может быть, я и не пытался спастись.

Его инсинуация мне понятна.

─ Заткнись, Круз! Я опаздываю, ─ говорю я, когда мои каблуки начинают стучать вниз по коридору, и я отказываюсь оглянуться назад.

Глава 5

Объятия Мози преследовали меня целый день, как большая, дружелюбная, бродячая собака, от которой невозможно избавиться. Я снова и снова возвращалась к ощущениям его рук вокруг меня и упрекала себя за то, что в тот момент была слишком злой, чтобы насладиться ими. Джарел Хопкинс проиграл дело и получил двадцать лет. Я обняла его перед выходом из суда, потому что никто не появился, чтобы поддержать его. Он поблагодарил меня за Pathways и за все знания, что там получил. Я подписала его на нашу рассылку, чтобы он по-прежнему чувствовал связь с внешним миром, пока будет отсчитывать срок в тюрьме. Даже в неудачах иногда есть какой-то успех.

Напротив здания суда в закусочной на колесах, я покупаю сэндвич с фасолью и сижу на скамейке под солнцем, пока ем. Я позвонила папе, чтобы сказать, что получила повестку и что буду там в феврале на слушании дела. Он рассказал мне, что моя мама занимается шитьем, а он доставляет документы и возможно в этом месяце это поможет покрыть половину ипотеки.

Я повесила трубку, погрузившись в депрессию, желая, чтобы у меня была возможность волшебным взмахом решить все их финансовые проблемы. Ребята в нашей программе хорошо знакомы с бедностью, по крайней мере, теперь я могу ощутить себя с ними на одном уровне. Я, конечно же, не собираюсь окунаться в преступность, но я могу видеть, как чувство отчаяния приводит к отчаянным мерам. Я слизываю капельку хумуса с пальца и смотрю на солнце.

Я фантазирую о том, чтобы я сделала с Мози Крузом, если бы он не был нашим клиентом. Я бы даже не стала трахать его, я могла бы просто нюхать его, обнимать и бесконечно целоваться с ним. Я не питаю никаких фантазий о том чтобы доминировать и растлить молодого жеребца. Я уверена, Мози не девственник. Я просто умираю от желания прикоснуться к нему. И что больше всего меня нервирует, я умираю от желания узнать его, понять, как он живет.

Я спрыгнула со скамейки, чувствуя небольшую дрожь просто от мыслей о нем. Я врубила радио в машине по дороге в Pathways и пела подряд все поп песни, не смотря на то, что обычно не могла осилить ни одну из них.

Со вторника по пятницу я не сталкивалась с Мози. Это не значит, что я не думала о нем или была безразлична к тому, чем он занимался. Как оказалось, я была не единственной идиоткой, которая считала его привлекательным.

Дженнифер пришлось исключить двух женских кандидаток за неподобающее поведение. Очевидно, они делали все возможное вплоть до непристойностей, чтобы привлечь его внимание. Дженнифер клялась, что Мози вел себя в соответствии с правилами, и меня очень интересовало, прикипела ли она к нему на столько, что готова была спустить ему с рук убийство.

Из-за его внешнего вида или из за его таланта, Мози начал привлекать внимание. Журналист из престижного журнала, делавший репортаж о Мексиканском искусстве (Chicano art) в Лос-Анжелесе, приехал, чтобы взять у него интервью. О нем будет сделана статья, а также его покажут по местному телевидению. Маленькая часть меня ревновала и чувствовала, словно он сбегает, словно больше не нуждается во мне. Маленькая часть, которую, наверное, я должна была назвать «эгоистичной сучкой». Я хотела, чтобы он добился успеха. Я действительно очень сильно хотела этого. Думаю, я также хотела, чтобы он сходил по мне с ума, также как я сходила с ума по нему. Или стереть все годы и профессиональную дистанцию между нами. Я бы с удовольствием прижималась к нему вместо того, чтобы греть себя сексуальными фантазиями о нем, которые отвлекали меня от работы.

После его интервью, Дженнифер пришла встретиться со мной. Она робко постучала по уже открытой двери и проскользнула боком как нервный краб.

─ Эй, Джен, как дела?

─ Ох, я хотела поговорить с тобой об интервью. У тебя была уже возможность узнать что-то об этих уличных художниках?

─ О, да! Я начала, но потом меня отвлекли. Я видела фотографии рюкзаков и толстовок. Большая шумиха вокруг какой-то политической темы.

─ Они достаточно серьезны в своих действиях. Большинство их работ антиправительственные и направлены на борьбу с наркокартелями. На них заведено несколько уголовных дел, в основном за места, где они оставляют свои рисунки. Dibujeros в своем роде большое дело.

─ Ты до сих пор думаешь, что Мойзес член их организации?

─ Я больше чем уверенна. Я имею в виду, у меня есть все доказательства, и осталось подтвердить это, спросив у него.

─ Позволь мне спросить кое-что у тебя. Это влияет на его кандидатуру?

─ Нет, если никто не узнает об этом. Я думала, мы могли бы сократить присутствие средств массовой информации. Таким образом, он сможет работать под нашим контролем.

─ Я понимаю, что ты хочешь сказать. И да, давай так и поступим. Я не рассматриваю искусство как активизм. Это не то, как мы рассуждаем о наркотиках и насилии.

─ Я распечатала несколько хороших статей о том, кто они такие и чем занимаются. Почитай «Portrait Project» (проект портреты), он действительно фантастический, ─ Дженнифер наклоняется и лож на край моего стола какую-то литературу.

─ Я благодарна тебе, что ты присматриваешь за ним, Дженнифер. Он и в правду чрезвычайно талантливый и особенный человек. ─ Я чувствую себя неудачницей, квалифицируя его этими словами, но я действительно не знаю, что еще мне сказать. Дженнифер покидает мой кабинет с извиняющейся улыбкой, и я начинаю просматривать статьи, которые она оставила на моем столе.

«The Portrait Project» в сущности рисунки большого количества портретов, крупных размеров на видных поверхностях. За всей этой деятельностью стоит мощная идея – это лица убийц, которые находятся среди общества в целом, от стрельбы в Коломбине (название школы в Денвере, где двое учеников устроили массовое побоище, а потом застрелились сами) до резни в кинотеатре, это преступники, чьи лица мы зачастую вспоминаем. Проект пытается увековечить жертв, превознося их в виде героев картины, в публичных местах, чтобы все могли их видеть. Величина проекта ошеломляет, когда художники традиционно портретируют тех, кого убили в войне с наркотиками на Мексиканско-Американской границе. Их число почти достигает сотни тысяч , их даже не возможно сосчитать проводя исследования по идентификации жертв, нахождению их фотографий чтобы запечатлеть их в живописи. От масштабов проекта у меня начинает кружиться голова.

Затем, в статье я вижу его. Я не могу быть уверенной в этом, но каким-то образом это так. Снимок сделан под углом и со спины. Черные штаны, черная толстовка, рука держащая банку. Что-то в том, как он держит плечи, я могу видеть профиль его лица. Я настойчиво разглядываю размытую печатную копию фотографии не лучшего качества, что задумываюсь, не впала ли я в транс. Мне он нравиться еще больше из-за того что он этим занимается. Он ─ загадка и я одержима им.

Утром в пятницу, когда я прохожу по коридору, ведущему в мой кабинет, я вижу его стоящего у двери с большим холстом, завернутым в коричневую бумагу и перетянутым веревкой. На нем его обычная одежда, джинсы и футболка. Сегодня он не надел шапочку и его волосы собраны в пучок, в то время как бока аккуратно выбриты. Красивый кулон нефритового камня весит у него на шее на кожаной веревке.

─ Ты создаешь свои собственные ювелирные украшения? ─ спрашиваю я, копаясь в сумочке в поиске ключей от кабинета.

─ Да, мэм, ─ говорит он и протягивает коричневую упаковку.

─ Как ты так рано попал внутрь? ─ спрашиваю я его, страшась ответа. Я постоянно боюсь, что он сделает что-то, за что его выкинут отсюда, что я никогда больше его не увижу, и что он сделает неправильный выбор и в конечном счете снова встанет на плохой путь. Это такой тонкий баланс, пытаться подбадривать этих ребят. Я испытываю к Мози такие сильные чувства, это воспламеняет эмоциональные искры в моей груди. Я хочу для него лучшего.

─ Я вызвался добровольцем, чтобы перенести художественные принадлежности. Я пришел сюда в семь. Педро и Амир пустили меня в здание. Я уже закончил подготовку творческого пространства.

Я киваю ему головой, пока включаю свет и вешаю куртку.

─ Ты могла бы носить кусочек нефрита, Лана, если, конечно, ты захочешь. Он подходит к твоим глазам.

Я смотрю на него и чувствую слабость от его предложения и искренности.

─ Зачем ты хотел меня увидеть? ─ он удивлен, потому что я не придаю внимание его предложению. На моем столе миллион документов, которые нужно рассмотреть, так что мне нет необходимости встречаться с ним взглядом.

─ Я принес тебе картину, как и говорил. Это одна из новых. Я сделал ее специально для тебя.

Я стою за своим столом и тупо смотрю на него. Никто никогда раньше не писал для меня картины. Я так тронута, что не могу пошевелиться. Я не могу нормально двигаться. Я даже не могу дышать рядом с ним. Мне хочется расплакаться от того, что он сделал что-то, думая обо мне.

─ Давай посмотрим, ─ говорю я, мое лицо ничего не выражает. Я пытаюсь вспомнить как мои родители реагировали, когда я или мой брат, будучи детьми, рисовали для них. Правильно было бы встретить его подарок с гордостью и одобрением. А не обхватывать его руками за шею и страстно целовать, так как мне хотелось это сделать.

Он срывает обертку с эмоциями, которые я не могу распознать, что это гнев или волнение. Я передаю ему ножницы, и он перерезает веревку, и обертка падает.

─ Это… я не знаю, как вы называете это на английском. Мы зовем это тунцом, как рыбу, но на самом деле это фрукт.

Мне интересно ─ кто это мы. Является ли Мози сиротой, или же он часть огромной мексиканской семьи?

─ Колючая груша, ─ говорю я ощущая липкость слов на языке. Я борюсь с собой, чтобы сдерживать эмоции в узде. Я чувствую давление на своем лице от веса зародившихся слез, которые стремятся пролиться. ─ Это прекрасно, ─ говорю я и шмыгаю носом, чтобы не всхлипнуть.

─ Да? ─ говорит Мози, его лицо озаряется светом. ─ Кожица толстая и покрыта шипами кактуса. Ты должен быть осторожен и надеть специальные перчатки, когда выбираешь их, но даже так иногда ты можешь уколоться, и эти шипы чертовски больно ранят и заставляют тебя кровоточить.

На картине кактус в пустыне, небо тяжелое от надвигающегося дождя. Растение полностью расцвело и на нем много колючих груш. Груши в расцветке от зеленого, в цвет ствола растения до шокирующе ярко фиолетового, как на переднем фоне картины. Если я внимательно присмотрюсь, то увижу длинные серебряные волокна, блестящие на солнце. Но это шипы, те, что заставляют кровоточить. Она простая и потрясающая, и уже так много значит для меня.

─ Картина выполнена аэрозольной краской?

─ Да. Как и всегда, иногда я выполняю детали масляными красками. Но чаще всего я пользуюсь аэрозолью.

─ Ты уверен, что хочешь, чтобы она была у меня? ─ Никто никогда не рисовал для меня настоящую картину.

─ Ты что, шутишь? Я сделал ее для тебя.

─ Ты изобразил меня таким образом? ─ Это и есть его идея ─ метафора для Дока Финча, его колючей груши и социального работника.

─ Что? Нееет! Это мой любимый фрукт. Смотри, я принес парочку тебе на пробу, ─ говорит он, открывая свой рюкзак. Он вытягивает пластиковый пакет, в котором восемь или около того «тунцов».

Он исчезает в кабинете Джени, и я слышу, как он роется в столовых приборах, которые стоят в кружке рядом с микроволновкой и кофейными фильтрами.

Он возвращается в комнату с пластиковым ножом, бумажными полотенцами и улыбкой на лице. Отрезав оба конца фрукта, он бросает их в мусор. Затем он протыкает его ножом, чтобы сделать длинный продольный надрез. Кожица действительно толстая и сок течет по его руке. Он поднимает руку и слизывает капли с запястья. Дело во мне или же Мози всегда слизывает такого рода вещи?

Он отделяет кожицу от фрукта, который почти прозрачно зеленый. Он протягивает его мне, и фрукт влажный, холодный и его сок капает повсюду.

─ Просто откусить?

─ Вообще-то нет. Ты можешь откусить, но ты не сможешь съесть его. Вот, позволь мне показать тебе.

Он берет фрукт назад и откусывает большой кусок, но он не жует его, он обволакивает и сжимает фрукт своим прекрасным, широким ртом. Его пальцы мокрые от сока. Это слишком, чтобы выдержать.

─ Ты не можешь сомкнуть зубы, потому что фрукт полон льда. Затем тебе просто нужно сглотнуть, чтобы почувствовать сладость.

Брехня, он не говорит метафорами. Толстая кожица, покрытая шипами. Храниться во льду, чтобы иметь сладкий вкус. Знаешь что, придурок, я посещала уроки литературы.

Он предлагает мне фрукт, его губы блестят от сладкого сока, и он ждет, когда я попробую фрукт, который он уже поел. И Боже, как я хочу это сделать. Я бы с удовольствием попробовала фрукт прямо с его губ.

Но это недопустимое поведение для директора программы. По правде говоря, я даже не должна быть с ним в комнате наедине, не должна принимать подарки личного характера, пока мечтаю о его поцелуе.

─ Ты можешь оставить мне один? Я только почистила зубы. И если честно, я не хочу есть фрукты с моим кофе.

От моего отказа у него осунулось лицо и я чувствую себя монстром. Я знаю, как сильно обделенные ребята нуждаются в одобрении, но для меня небезопасно поощрять его.

Сдавив мою половину фрукта бумажным полотенцем, он бросает его в мусор. Он пожимает плечами и приставляет холст к моей пустой стене.

─ Амир сказал, что после регистрации придет и повесит ее. Я бы сделал это для тебя, но участникам не разрешено пользоваться дрелью.

С этим он покидает мой кабинет.

Я беру фрукт и изучаю его в моей ладони. Я провожу пальцем по его гладкой коже. Почувствовав болезненный укол, я подпрыгиваю от шока. На моем пальце появляется выпуклая капелька крови и я наблюдаю, как она превращается из капельки в большую каплю прежде, чем беру палец в рот и сосу.

Я срезаю концы «тунца» и разрезаю кожицу, как делал это он. Я очищаю его, нажав большими пальцами по толстой сердцевине, и она легко выскальзывает. Поднеся фрукт ко рту, и надкусываю, не сжимая зубы. Фрукт такой сочный, что сок стекает по моему лицу. Я скольжу по нему языком и наслаждаюсь ярким и сладким вкусом со свежестью огурца.

После обеда, Амир вешает картину, пока все собираются у моего стола, комментируя и восхищаясь его талантом. Мне обидно, что каждый раз, когда я буду смотреть на прекрасное полотно, оно будет напоминать мне, что Мози видит меня именно такой. Я знаю, что до меня тяжело достучаться.

Но я пробовала этот проклятый фрукт. Он восхитительный. Боль стоила того, чтобы раскрыть это.

Глава 6

─ Ты собираешься поехать домой и принять душ, или же мы отправимся туда сразу после работы? ─ спросила Джени, просунув голову в мой кабинет.

Я смотрю на кучу документов на моем столе, которые могут задержать меня здесь на все выходные.

─ Давай пойдем прямо после работы. Сегодня, я чувствую, что мне это необходимо, - говорю я, пробегая пальцами по волосам.

─ Моя девочка! Гуннар закончил взвешивать все за и против, но думаю, он ждет момента, чтобы подкатить к тебе, ─ последнюю часть Джени говорит шепотом – хотя это не для кого ни секрет. ─ Я иду в дамскую комнату освежиться.

Гуннар Андерсон является заместителем директора одного из многих частных реабилитационных программ Калифорнии для несовершеннолетних. Он проводит здесь все свое время и довольно сильно подкатывает ко мне. Все в Pathways давят на меня, чтобы я начала с ним встречаться. Он из Миннесоты, и все думают, что у нас родственный средне западный дух и что мы просто предназначены друг для друга. Оба штата начинаются на букву М, ты просто обязана выйти за него замуж. Гуннар приятный и я восхищаюсь его убежденностью, когда это касается детей, но он меня не привлекает. Я могла бы встречаться с ним из-за общих интересов и его в частности, но Гуннар слишком хороший и я бы не хотела с ним так поступать.

В тот момент, когда я выходила из свой электронной почты, он появился как по заказу с большой глупой улыбкой и розовыми щечками, похожий на сексуальную и молодую версию Санта Клауса. Он сменил униформу и одет в джинсы. Мне не нужно стягивать с него штаны, чтобы понять, что он возбужден, я вижу выпуклость сквозь его джинсы.

─ Привет, Гуннар. Только закончила. Ты идешь в «Z’s»?

─ Я пойду, куда угодно, куда пойдешь ты, красавица. Пока там будет пиво! ─ затем он от души смеется над своей шуткой, которая даже не шутка и даже совсем не смешная. Я улыбаюсь ему натянутой улыбкой как в церкви, когда передают блюдце для пожертвований. Я бросаю в нее что-то символически, но почему-то в моем кармане денег не становиться меньше.

─ Я пойду туда, куда захочет Джени. Она мой партнер по питью алкогольных напитков. Амир и Педро идут? Ты видел Дженнифер? ─ как правило, я стараюсь пригласить как можно больше людей, когда знаю, что там будет Гуннар. Я спутаю его карты и подсуну ему Дженнифер.

─ Красивая картина, ─ говорит Гуннар, указывая на стену за моим столом.

─ Новый участник программы. Мози Круз. Очень талантливый художник, ─ говорю я, убирая документы, которые мне не удалось просмотреть на этой неделе. ─ Это колючая груша. Сегодня я в первый раз попробовала ее на вкус.

─ Да. О нет, я понял. Как он смог так хорошо узнать тебя, если он всего лишь кандидат? ─ яркие голубые глаза Гуннара становятся любопытными.

─ Как всем удается все понять? С каких пор мое лучшее описание – это колючая груша? ─ спрашиваю я его, фальшиво возмущаясь. Я хотя бы могу изобразить невинность.

─ Я зарезервировала нам столик в «Z’s» – ох, придет Гуннар. Я не знала, что ты здесь. Ты идешь с нами? Крылышки и Маргарита за полцены до десяти вечера, ─ весело пропела Джени.

─ Как я могла раньше никогда не задумываться о Джени и Гуннаре? Бьюсь об заклад, они идеальная пара. Думаю, Миннесота полюбит ее. Джени создана быть первой девушкой, которую парень приводит домой, чтобы познакомить с семьей на День благодарения. Я уже могу представить их держащимися за руки в жаккардовых свитерах, катающихся вместе на лыжах для каталога J. Crew. Он Тор для ее принцессы Жасмин. Детки у них будут очаровательными. Во мне зародилась эта идея.

─ Вы двое пообщайтесь. А мне надо выполнить одно поручение, ─ говорю я, хватая пальто и проскальзывая мимо них. ─ Займите мне место! Встретимся там.

Я запыхалась к тому моменту, как добралась до туалета. Я копаюсь в сумке в поиске косметички, в которой моя помада и тушь, а также красочная палитра пятидесяти оттенков измельчённых теней и пудра, которую я никогда не использовала и которая даже не касалась моего лица. Думаю, у меня эта косметичка, с тех пор как мне было шестнадцать. Я не особо женственна, но иногда по выходным я наношу красную помаду.

Я слышу женских смех и он доносится из творческого пространства, которое принадлежит Дженнифер. Она выходит за дверь, идя спиной, ее лицо покрыто румянцем. Она смеется и хлопает ресницами, и стою как вкопанная не в состоянии не смотреть. Дженнифер ведёт себя как решительная и восхитительная пантера, которая решила охотиться во всех сферах моей программы. Я удивлена, что Дженнифер оказалась такой восприимчивой – она достаточно красива, чтобы встречаться с парнями, которые липнут к ней на каждом шагу. Я продолжаю наблюдать, но я прижалась к двери, чтобы у них не было возможности заметить меня.

─ Она не так уж плоха, но она мне понравилась. Колючая груша! Я удивлена, что ты попытался заставить ее попробовать этот фрукт. Ты храбрец! Знаешь, она могла бы выкинуть тебя из программы, если бы ты зашел слишком далеко.

Они говорят обо мне! Обо мне! Я сломаю их обоих. Расплющу их головы! Я напрягаюсь, чтобы услышать голос Мози, но его почти не заметно из за ее девчоночьих липких россказней, которые я уверенна можно вытирать с пола. Она снова хихикает, и из того что я могу видеть, похоже на то что она слегка толкнула его в грудь. Ох, сначала я заткну ее, а потом выкину.

─ Когда она выпьет, она очень милая и немного сумасшедшая. Мы идем в «Z’s», она прямо на девятой улице, Я бы пригласила тебя с собой, но это место для тех, кому двадцать один и выше.

Если она еще немного похихикает и повизжит, то превратится в собачонку. Я пообещала себе никогда не вести себя так, как бы меня не привлекал Мози или любой другой мужчина.

─ Нет, она не замужем. Она поддерживает всю свою семью. Я не совсем уверенна, думаю, они где-то в Мичигане.

Спасибо, твою мать, огромное Дженнифер! Продолжай давать личную информацию обо мне преступнику, чтобы он мог появиться у моей двери с ножом в руках. Секундочку. Он что, ищет информацию? На меня? Значит ли это, что я ему нравлюсь?

Я быстро наношу красную помаду на губы, а затем толкаю дверь ванной комнаты, надеясь, что она не заскрипит. Затем я позволяю ей захлопнуться со всей силы, и цокаю каблуками по плитке, чтобы мое появление стало болезненно очевидным.

─ Здравствуй, Дженнифер. Мози. ─ я киваю им обоим и хватаю свою шаль, как спасательный круг, заставляя лицо растянуться в чудовищно зловещей улыбке. Чувствую, что переигрываю. Улыбка должна быть естественной, а не защитным зонтиком, которым я машу перед лицами людей и пугаю их до чертиков. Я должна немного поработать над своим лицом.

─ Эй, Док, ─ Дженнифер улыбается в ответ, выглядя при этом, как виноватый кокер-спаниель. ─ Ты должна проверить сегодняшнюю работу Мози. Он реально сделала что-то невероятное.

Они оба выглядят испуганными. Наверное, у меня помада размазана по всему рту и зубам.

Дженнифер снова улыбается и изворачивается, потому что чувствует вину за то, что говорила обо мне за моей спиной – за наслаждения моментом, чтобы сделать из меня суку. Но на Мози это не действует, или, по крайней мере, я не вижу его вины. Он просто пялится и пялится, его взгляд проникает сквозь меня пытаясь добраться до нефтяных месторождений или до Китая. Он заставляет меня трястись и похоже я способна вызвать в нем лишь небольшое колебание.

─ Я посмотрю в понедельник. Меня ждут люди, ─ я перевожу взгляд на Мози, молча принимая его вызов. ─ Ты идешь с нами сегодня вечером? ─ спрашиваю я Дженнифер, зная что она будет держаться в стороне.

─ Я уже собиралась закрываться. Вообще-то, мои родители сейчас в городе.

─ Ну, ладно, так всем хороших выходных, ─ говорю я им, словно обращаясь к толпе. Я машу им ручкой и, злясь, иду к лестнице.

Я наполовину спустилась вниз, когда Мози схватил меня за плечи. Я разворачиваюсь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. У него жесткий взгляд и он смотрит так, словно хочет драться. Он так чертовски красив, что мне почти больно смотреть.

─ Я говорила тебе никакого панибратства. Постарайся держать свои руки при себе! ─ говорю я, выбрасывая невысказанные между нами обвинения.

─ Кто такой Гуннар? Кто-то, с кем ты встречаешься?

─ Прошу прощения? ─ выплевываю ему в ответ, и я злюсь, что он был так любопытен. Все стало двигаться в плохом направлении. Я должна взять перерыв. ─ Я ценю живопись, Мози. Но это то место, где я говорю тебе, что любые твои планы, которые ты, возможно, хочешь применить к кому-нибудь, кто работает здесь выведут тебя прямиком вон из этого здания.

─ У меня нет никаких планов.

─ Дженнифер твой руководитель.

─ А кому какое дело до Дженнифер?

Не могу сделать что-либо еще, чтобы не поставить себя в неловкое положение. Я тяжело дышу от того что мы оба так близко стоим друг к другу.

─ Так давай просто назовем это первой неделей, и, начиная с этого момента, держи это при себе, пока тебя не изменили наказание или не оправдали в суде. Это самый лучший совет, который я могу дать тебе. Учитывая, что это твое последнее предупреждение, ─ шепотом кричу ему, и я осведомлена, что это все записывается нашей системой безопасности.

─ Почему со мной ты не можешь быть самой собой? ─ спрашивает Мози, выглядя несчастным. ─ Я просто хочу узнать тебя. Ты мне действительно нравишься, но ты как Форт Нокс. Ты даже не позволяешь мне быть с тобой милым.

Он прав, и это заставляет меня вздохнуть и, сдаваясь, опустить плечи. У него прекрасная интуиция, но это по-прежнему ничего не меняет. Я хочу быть честной, но я должна быть очень и очень осторожной. Я не могу поощрять его, неважно насколько правильным кажется быть рядом с ним или насколько мне это нравится.

Я сажусь на ступеньку и хлопаю по месту рядом с собой. Мози приседает широко расставив ноги и облокачивается на перила.

─ Я из Детройда, Мози. Штат Мичиган (Michigan), ─ говорю я, пытаясь покрутить головой, пока говорю это. ─ Я слышала, что ты спрашивал.

─ Me chingan, ─ Мози улыбается.

─ Что?

─ Мексиканская шутка.

─ Моя семья состояла и состоит из иммигрантов. У моих родителей нет работы. Она была у них, но они потеряли ее. Я довольно сильно поддерживаю их обоих и мою бабушку, которая теперь нуждается в почасовом уходе. Мой брат с ними, но на самом деле его нет – он никогда не был ответственным. У меня русская семья, но они очень старомодны. Я могу дать тебе миллион объяснений по этому поводу, ─ говорю я, рассматривая свои кутикулы.

─ У тебя русская семья и поэтому ты не можешь быть со мной самой собой?

─ Нет. И, наверное, я даже не должна сидеть здесь с тобой на лестнице, но мне тоже необходимо об этом поговорить. Вся моя семья зависит от моей зарплаты, так что, у меня нет выбора, как только делать свою работу и делать ее хорошо. Если бы мы были где-нибудь в другом месте, возможно, я смогла бы обнять тебя в ответ, или узнать тебя. Но я здесь по важной причине и думаю, я хочу, чтобы ты это знал.

─ Так если бы мы были где-нибудь в другом месте, ты бы дала мне шанс?

─ Я не говорила этого, Мози. И даже если сказала, это не то, что я имела в виду. Ты очень талантливый, умный и очаровательный, и я думаю, ты далеко пойдешь. У меня нет никаких намерений позволить себе или кому-либо еще испортить это. Я буду последним человеком, кто встанет на пути к твоему успеху.

─ Даже если бы ты хотела этого.

─ Даже если бы ты хотела этого, ─ в ту секунду как я это произнесла, мне захотелось забрать свои слова назад. Я чувствовала, словно он манипулирует словами прямо у меня во рту ─ словно он крадет их без моего разрешения. Взгляд удовлетворения на его лице, это одна из сексуальных побед. У меня желание ударить его сильно по его сексуальности, стереть его ехидность, а затем сцеловать его удовлетворение с его самодовольного лица.

Но я ничего из этого не делаю. Это подобралось слишком близко к признанию моих чувств. Взяв себя в руки и встав, я стряхиваю пыль со своей задницы, сжимаю его плечи и шепчу.

─ Увидимся в понедельник. ─ Мози остается на лестнице, каким-то образов выглядя одновременно разозленным и уставшим, пока наблюдает, как я ухожу.

Когда я вернулась в кабинет, Джени и Гуннар уже ушли, так что я упаковываю то, что мне понадобится на выходных. Я в последний раз смотрю на свою новую картину, но решаю не анализировать ее. Кого заботит, если они считают меня колючей? Вероятно, это должно меня заботить, но у меня другие приоритеты. Как мое более чем срочное свидание с джин-тоником.

Глава 7

«Z’s» ─ это свалка, но одна из дружеских, с дешевой выпивкой и это место было буквально в нескольких минутах ходьбы от офиса. Мы приходили сюда почти каждую неделю. Возможно, если бы моя жизнь была бы более интересной, я бы не была такой падкой на сексуальных, преступных ребятишек. Возможно, я должна попытаться ходить в клубы или тусить с кем-нибудь кроме моего персонала. Конечно же, это останется там же, где и «возможно, мне стоит сесть на диету» или «возможно, в библиотеке я могла бы встретить хорошего мужчину».

Я нашла Джени и Гуннара за столиком в задней части заведения, и было похоже на то, что они потерялись, растворяясь в будущем, которое я предусмотрела для них. Я заказала поднос с шотами текилы, сделала глубокий вдох и направилась к ним. Гуннар подпрыгнул, когда увидел меня, словно он был взволнован тем, что я появилась. Мне почти захотелось, чтобы здесь были только Джени и я, для очередной паршивой девчачьей ночи. Теперь мне точно не удастся быть уложенной в постель, потому что я не собираюсь спать с Гуннаром. Я протягиваю Джени ключи и говорю ей приберечь их в ее сумочке.

Джени опрокидывает в себя текилу, закатывает глаза и затем показывает в сторону танцпола. Я уже вижу ее план, потому что из прошлых тусовок помню, что Гуннар не танцует. Она хочет отшить его. Столько всего ради катания на санях, красных шерстяных шарфов и розовых щечек, которые я уже запланировала для них, когда его родители пригласят ее на Рождество. Гуннар отклоняет наше приглашение и идет к бару. Джени хватает меня за руки и выдергивает меня на танцпол. Чувствую, как текила теплым сиропом разливается по моему телу, и я позволяю недельному напряжению покинуть меня и растворяюсь в звуках музыки.

─ Ненавижу, когда парни ведут себя так, сначала заигрывают с тобой, а потом появляется другая девушка и они переключаются, словно ничего и не было!

─ Что ты имеешь в виду? Ты говоришь о Гуннаре?

─ Очевидно, что ты нравишься ему, но когда ты не доступна, он заигрывает со мной. А потом переключается, когда ты приходишь. Он как собака, которая на сто процентов сфокусирована на любом, у кого есть угощение.

─ Большинство мужчин именно такие. Не бросай ему кость, если ты не заинтересована. Ты не обязана давать ему свое угощение.

─ Ну, если он хочет моего угощения, он не должен отвлекаться. Он должен пускать слюни на мое лакомство и только на мое.

─ Угу, ─ говорю я, хватая шот, который протягивает мне официантка разносящая коктейли, когда проходит мимо танцпола. Я опрокидываю его в себя и вздрагиваю от того как он обжигает. Джени и я часто приходим сюда и мы оставляем хорошие чаевые, так что одним из бонусов является то, что персонал старается напоить нас.

─ Говоря об отвлечениях, что с тобой? Дело в том мальчике?

─ В каком мальчике? ─ говорю я со своим очень хмурым взглядом орла из Маппет-шоу.

─ Пфф! Ты так возмутительна, Лана. Мальчик с волосами. Тот, на которого ты смотришь так, словно собираешься просверлить дырку в его голове своими лазерными лучами вожделения.

─ Очень смешно, Джени. ─ Но теперь я краснею, потею и чувствую себя преступницей.

─ Ой, болезненная тема, ─ говорит Джени, качая бедрами и пробегая пальцами по волосам. ─ Ты можешь сказать мне, Лана. Что? Я никому не скажу. Кто я ─ полиция нравов?

─ Я очень неловко им увлечена и я ненавижу себя за это. Вот я это сказала. Довольна? Ты меня подловила. А теперь прикрой мою задницу и выброси ключи.

─ Потому что он преступник или потому что он так молод?

Я не могу танцевать и говорить об этом, так что я направляюсь в бар.

Ни то ни другое! Потому что он умен, красноречив и по сумасшедшему талантливый художник и потому что так уж получилось, что в свои восемнадцать он слишком сексуальный!

─ Я понимаю, почему ты ненавидишь себя. Понимаю, в чем заключается твое увлечение. Он сексуальный, для маленького испорченного подростка.

─ Ох, ─ говорю я, надувая губы, пока заказываю нам два джин-тоника.

─ Смотри, там Гуннар пускает слюнки по тем молоденьким девчонкам. Апорт, Гуннар! Ненавижу его. Он такой кобель.

─ Может быть, теперь он оставит нас в покое. Постой, я не это имела в виду. Это прозвучало так низко. Я уважаю Гуннара. Он хорош в том, что делает и он помогает многим ребятам.

─ Тебе не обязательно быть дипломатом. Мы напиваемся в баре. Тебе позволено немного пожить. Не ненавидь себя за странное, неуместное увлечение. У нас у всех было такое. Когда мне было семнадцать, я была влюблена в своего гинеколога. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не рассыпаться в гинекологическом кресле.

─ О Боже, Джени это ужасно. Я люблю тебя, но ты действительно сумасшедшая душа. ─ я опрокидываю еще одну текилу, которую бармен поставил на салфетки перед нами ─ по-видимому бесплатно. Мое сердце слегка замедляется, когда алкоголь растекается, успокаивая меня.

─ Не смотри прямо сейчас, Док, но подростковая мечта только что провальсировала в переднюю дверь. Видимо, ты не единственная кто не может сказать, что он несовершеннолетний.

─ Что? ─ говорю я, мотая головой вокруг, чтобы увидеть Мози в его обычной черной футболке и джинсах, руками в карманах, уверенно рассматривающий это место.

─ О Боже. Дженнифер сказала ему, что мы придем сюда. Не думаю, что это безопасно. Я пьяна, Джени. Ты можешь вывести меня отсюда, пока он меня не увидел? Сделай что-нибудь, чтобы отвлечь его! Ты можешь прикрыть меня?

Джени не обращает на меня ни малейшего внимания, и она уже погрузилась в слежку за Гуннаром и его завоеванием.

─ Блондиночка не хочет делиться своим лакомством, ─ произносит Джени чуть-чуть невнятно, смотря в направлении Гуннара. ─ У него крепкие нервы. Он пришел сюда со мной! Пойду составлю ему компанию.

─ Пожалуйста, Джени, не бросай меня. Я не смогу с этим справиться!

Мози выслеживает нас и приподнимает брови в знак приветствия. Он такой рыцарь, словно это было в порядке вещей, словно мы договорились встретиться здесь. Я хватаю напиток передо мной и быстро допиваю. Мой мозг напрягается, подбирая правильные слова, которые я должна сказать, чтобы быстренько извиниться, не ставя себя в неловкое положение.

Мози прогуливается словно пантера, кем и является и, не вынимая рук из карманов, прислоняется к бару и улыбается мне. Это ленивая, соблазняющая улыбка сочится уверенностью. Как быстро он сможет забыть нашу беседу на лестнице? В нем нет никаких проявлений страха или боязни чего-либо. Я бескостная, как капля желе и дрожу от его присутствия. Бьюсь об заклад у него серьезный аргумент, с которым придется бороться.

─ Я не на работе. Я не могу дать тебе какой-либо совет или встать на твою защиту. Я слишком много выпила ─ иначе я бы донесла на тебя. Ты либо солгал в своем заявлении, либо ты здесь незаконно, ─ говорю я практически без эмоций. Меня устраивает режим «твою задницу ждет арест». Это та часть, которую мне ежедневно приходится играть на работе.

Улыбка Мози задерживается в его глазах, пока он воспринимает мои слова. Он переносит руки в задние карманы и направляет свое внимание на бармена, который бросает перед ним салфетку для коктейлей.

─ Что вам налить? ─ спрашивает он, даже не задаваясь вопросом о возрасте Мози.

─ Отвертку и еще одну порцию того, что она пьет, ─ говорит Мози, извлекая свой бумажник.

─ О, нет. Нет, спасибо! Я закончила. Я уже собиралась уходить, ─ говорю я, резко встав.

Без единого слова, Мози подходит и кладет твердую руку на мое плечо. Он толкает меня обратно на барный стул, и я медленно сажусь очарованная тем, как он напорист.

─ Лана, ты пьяна. Ты не должна садиться за руль. Я отвезу тебя домой, ─ он говорит это достаточно громко, чтобы его услышал бармен, который приподняв бровь, смотрит на меня.

─ Но ох… уф! ─ я запуталась, так поражена, что не могу даже отчетливо сформулировать слова.

Я подпрыгиваю и ухожу от него прочь, размахивая руками, как раздраженный ребенок. Вылетаю через парадные двери бара «Z’s» и продолжаю идти через автостоянку. Вот, когда я вспоминаю, что отдала свои ключи Джени и сказала ей не возвращать их мне ─ мы вызовем такси и вернемся за нашими машинами утром. Я поворачиваю в другую сторону, хрустя под ногами гравием, и иду в сторону шоссе, нуждаясь свалить отсюда. Моя роль спасающейся бегством, словно некая авторитетная особа. Прямо сейчас, я не могу быть такой. Я слишком увлечена им. Я пьяна текилой, очарованием и безумной страстью.

─ Лана! ─ кричит Мози, пока бежит за мной.

Я сильнее трясу руками, пытаясь прогнать алкогольное опьянение.

Когда он догоняет меня, он хватает меня за плечи и пытается заставить меня остановиться, прямо перед тем, как рядом раздается предупреждающий сигнал проносящегося грузовика. Близкое осознание происходящего рядом, почти сбивает меня с ног, и это крепкие руки Мози тянут меня назад, прижимая меня к его груди. Это руки Мози обнимают меня и крепко поддерживают. Он не отказывается. Он не бросает меня. Он не нарушает наш зрительный контакт.

─ Это безумие, Лана! Ты собираешься идти до дома по шоссе, просто чтобы сбежать от меня? Дай мне свои ключи и я отвезу тебя. Я абсолютно трезв. Я даже глотка не сделал.

Я хочу плакать и топать ногами. Даже более того, я хочу схватить его и поцеловать, и никогда не прекращать целовать его.

─ Никакого панибратства! ─ кричу ему в лицо, а затем спокойно смотрю на него. ─ Мои ключи у Джени.

Я следую за Мози обратно в «Z’s» и настаиваю подождать его на улице. Если Гуннар увидит, что я ухожу с ним, я могу легко потерять работу. Он проходит мимо вышибал, даже не показывая им удостоверение личности. Я прохаживаюсь вокруг моей машины на стоянке, чувствуя себя сексуальным преступником, который обязательно лишиться своей социальной лицензии за свои мысли ─ целовать или обнимать его ─ даже просто наслаждаться его запахом. Я бы с радостью наслаждалась его запахом.

Мози бежит обратно с моими ключами. Должно быть, Джени без вопросов передала их ему. Это доказывает, как мало у нее веры в меня.

─ Я не хочу, чтобы ты знал, где я живу. ─ Ною я, затягивая ремень безопасности.

─ Я забуду об этом, как только довезу тебя. Обещаю. Я просто буду чувствовать себя лучше, зная, что ты в безопасности добралась до дома.

─ Рыцарство не умерло, ─ категорически заявляю я. ─ Но не жди никаких наград. Я отношусь одинаково ко всем кандидатам, независимо от любых внешних факторов.

─ Дружный коллектив. ─ Мози улыбается и качает головой.

─ Что? ─ кричу я, слишком эмоционально реагирую на каждую мелочь.

─ Ты становишься еще больше боссовитой, когда ты пьяна. Не думал, что такое возможно.

Мы едем по шоссе и мое серцебиение быстрее, чем скорость автомобиля. Между нами слишком много напряжения, боюсь, что это удушит меня. Я стараюсь сконцентрироваться на тормозных огнях автомобиля перед нами, но мой разум в состоянии паники. Он продолжает свой путь вниз по шоссе.

─ Остановись! ─ кричу я, перетягиваясь через него, пытаясь схватиться за руль.

Мози резко направляет машину на аварийную линию и включает аварийку. Я резко дергаюсь вперед на своем сидении и мгновенно чувствую страх. Ремень безопасности туго сжимает мою грудь. Я в машине с преступником и скорее всего мы нарушили огромное количество правил дорожного движения, я даже не буду говорить о правилах морали.

─ Черт побери, Лана! Ты просто невозможна!

Когда он это говорит, я инстинктивно чувствую, что вот он этот момент, перед тем как он поцелует меня. Я должна это остановить, знаю, что должна. Но я не могу. Это происходит и это сильнее меня.

Мози притягивает мое лицо одним быстрым движением, он наклоняется и хватает мой подбородок рукой. Он силой тянет меня к себе, одной рукой придерживая меня за спину. Он накрывает мой рот своим и я растворяюсь в его запахе. Я чувствую, на сколько он силен, когда мои руки обхватывают его руки и продвигаются к его бицепсам. Но он раздвигает мои губы языком, даря мне нежный, сладкий и легкий поцелуй. Его руки блуждают по моей шее, погружаясь в мои волосы. Я хнычу и отклоняю голову в его руках, пока его язык нежно исследует мой рот. На самом деле я не отвечаю на его поцелуй, застыв в страхе. Он отстраняется и смотрит на меня затуманенными карими глазами и ласкает мою щеку, словно я хрупкая и драгоценная, а не отчаянная, коей я себя ощущаю.

─ Я забуду и эту часть. Как только довезу тебя. Обещаю. ─ И затем он снова целует меня.

Это поцелуй. Это поцелуй, который я никогда не забуду. Я могу забыть все остальное, включая свое собственное имя, но я знаю, что никогда не забуду то, что чувствую в данный момент. Я не забуду его поцелуй.

Мы едем до моего дома практически в полном молчании, пока я указываю направление так эмоционально, как делает это GPS навигатор. Я чувствую себя грязной ─ как плохой человек и полностью облажавшейся. Но мне также тепло и головокружительно, и я все еще дрожу от ощущения его губ. Я хочу, чтобы они были на мне, повсюду. Я хочу целовать его и быть тем, кто инициирует это. Когда мы подъезжаем, он вынимает ключи и кладет их в мои руки.

─ Это правда, что на следующей неделе ты должна ехать в Мичиган, чтобы перевезти свою семью?

─ Какого черта? Откуда тебе об этом известно? Тебе сказала Джени?

Мози выглядит крутым и просто улыбается своей сексуальной, ленивой улыбкой.

─ Что это, розыгрыш? Святое дерьмо! Я поняла, ты под прикрытием, так? Я знала, что тебе не восемнадцать! Ох, черт! Ты полицейский. Это все подстроено ─ я что только что потеряла работу?

Мози от души смеется, стягивает свою шапочку и пробегается руками по своим прекрасным волосам.

─ Успокойся, Лана. Ты смешная, когда выпьешь. Я просто задал вопрос ─ это все. Ты мне действительно нравишься. Ничего не могу с собой поделать. Поскольку ты чертовски закрытая и не разговариваешь со мной, мне пришлось порасспрашивать.

─ Господи, Исусе! Не пугай меня так. На минуту мне показалось, что это эпизод из «Как поймать хищника». Все так запутанно и неправильно и просто с ума сойти как плохо. Сейчас я собираюсь зайти в дом и давай попытаемся забыть, что это когда-либо произошло.

Я хлопнула дверью своего жилого комплекса, словно я бегу в безопасное место. Прижавшись спиной к двери и глотаю воздух. За поцелуй с Мози я могла бы потерять лицензию, вся моя карьера могла превратиться в дым из-за одного горячего поцелуя. Тогда моя семья однозначно потеряла бы дом. Одним поцелуем я могла погубить и свое прошлое и свое будущее. Но прежде чем я сделаю это, я закрываю глаза и позволяю себе насладиться мгновением ─ его сладким, горячим и сексуальным поцелуем.

Глава 8

Утро понедельника ─ ужасное. Я настоящая психопатка на рабочем месте.

Знаете ли вы, как игнорировать кого то, о ком все ваши сексуальные фантазии? Что если вам придется сталкиваться с ними каждый день? Вы смогли бы сделать это? Я не могу. Пробовала ─ полный провал. Просто позвольте мне объяснить.

Вот как…

Во-первых: не допускать зрительного контакта. Любой зрительный контакт должен быть и будет игнорирован. Смотрите на пол. Изучайте трещины на линолеуме и пятна на ковре. Запоминайте толстый, пожелтевший лак на паркете в холле и попробуйте угадать, сколько раз его шлифовали и перекладывали. Там можно столько всего увидеть (на полу), если вы достаточно внимательно присмотритесь.

Во-вторых: секс ─ проведите парочку ночей на один раз с парнями, которые достаточно привлекательны для вас, чтобы заполучить вас после нескольких порций алкоголя. (Возможно, это звучит для вас несколько оталкивающе, да? Поверьте мне, такое возможно, если у вас нет правильных отношений.) У них нормальный возраст, они взрослые, на все согласные, в курсе дела, бла, бла, бла (но, пожалуйста, учтите, что эти детали важны). Это остановит ваше тело от мольбы об еще одном поцелуе с человеком, которого вы так отчаянно пытаетесь избежать, но по которому умираете внутри. Это работает. Только убедитесь, что вы предохраняетесь, чтобы дело не закончилось каким-нибудь заболеванием или ребенком. Что? Думаете, я отвратительна? Говорю вам, выпускать сексуальное напряжение ─ это первостепенная необходимость.

В-третьих: Направьте свое внимание на кого-нибудь другого. Есть ли у вас такой Гуннар Андерсон, который часто наведывается в ваш офис? Используйте это в ваших интересах. Оторвите свои глазища от исследования потолка и пофлиртуйте с ним, безжалостно, бесцельно до тех пор, пока у вас не закружится голова от вашей глупости, пока ваше лицо чертовски не заболит от наигранности ваших действий. Не спите со своим Гуннаром. Это все усложнит. Все должно происходить достаточно легко. Мы пытаемся решить этот вопрос, не так ли?

В-четвертых: пейте. Не только раскрепощаясь по пятницам, но каждый вечер мучительной недели. Пейте вино из пачек по средам, пока поглощаете китайскую еду на вынос и смотрите ужасное телевидение. Затем, случайно выпустите погулять соседскую кошку ─ которую должны были покормить. Потратьте весь день четверга в офисе на изготовление листовок о пропавшей кошке, между рвотой в общей туалетной для персонала. Готово!

В-пятых: последнее, но не окончательное, перестаньте пытаться. Выглядите, как дерьмо. Даже не стирайте одежду. Как кто-нибудь заинтересуется вами, когда они начнут подозревать что вы бродяга? Вы можете мыться, но без особого энтузиазма. Оставьте тонну кондиционера для волос на голове, и тогда ваши волосы приобретут этот тупой, жирный блеск, как мех Дэйзи, которую вы наконец-то найдете однажды после работы, мяукающую возле общественной бани в шести кварталах от вашего дома.

Это эффективно. Это работает. И это приносит невыносимую боль. Особенно, когда вам приходится каждый раз, зайдя в офис, смотреть на прекрасную картину, созданную им. Вы должны помнить, он считает вас непробиваемой колючей грушей, когда все, что вы хотите, это чтобы он принял и понял вас. Во многом (ох!).

Затем вы решаете пойти домой, потому что вы должны и потому что вы можете сделать это. Пришло время сделать последнюю отчаянную попытку спасти ваш родительский дом и передохнуть от Ланы Финч. Потому что, давайте будем честными, это сука портит вам настроение. Вы можете быть самим собой, неважно кем, с мамой и папой, и со своим чрезвычайно сложным младшим братом. Вы не можете сделать перерыв в попытках спасти мир в целом и сконцентрироваться на спасении своего собственного мира ─ того, откуда вы родом, и откуда вы не можете дождаться, чтобы сбежать. Детройт в феврале ─ это великолепно. Ваша семья подавлена. Суд по жилищным вопросам веселое и полезное место. Эй, ты тратишь на это дни своего отпуска, так что попробуй насладиться этим.

А потом, как назло, однажды в среду вечером, вы задержитесь в офисе, пытаясь проработать наперед следующую неделю, чтобы никто даже не заметил вашего отсутствия. Вы не хотите, чтобы люди сказали, что вы не выполняете свою часть работы. Вы тот, кому придется все закрыть и выключить везде свет. Вы делали это лишь однажды, потому что пересидеть Амира и Педро, работающих за стойкой регистрации практически невозможно. Домой вы возвращаетесь на автобусе, потому что не привезли свою машину и, прислонившись к окну, вы играете в игру «кто ты и откуда» с каждой случайной фигурой мелькающей на улице.

В Лос-Анжелесе так много людей, что вас внезапно начинает напрягать человечество и просто вес бытия. Люди, как песчинки. Их много, даже слишком много. Автобусная остановка лишь в паре кварталов от вашего дома. И вам не страшно пройти их, но вы всегда достаёте ключи и звените ими, как можно громче, словно предупреждая «Я живу так близко, я могу зайти в любой из этих домов. Так что не утруждайтесь грабить меня, потому что следующий подъезд будет моим». Я достаю ключи, уверенно иду ─ ничто не может тронуть меня.

Возможно, кроме фигуры в черных штанах и шапочке, стоящей освещенной уличными фонарями. Теперь нет давящего количества людей, лишь единственный человек. Человек, не песчинка, с рюкзаком, который вы легко узнаете. Если клиент с работы появляется у вашего дома или где-нибудь поблизости, вы должны позвонить в полицию, как вы это сделали с тем парнем с ножом. Это не безопасно в одиночку приближаться к ним или позволять им встречаться с вами там, где нет никакого надзора.

Но что если вы одержимы им и вы вроде как – случайно – как то поцеловали его?

Вы идете быстрее и крепко сжимаете сумочку, выпрямляя позвоночник. Будь взрослой! Говори правильные вещи! Просто попроси его уйти!

─ Эй, Лана, мы можем поговорить?

─ Не за пределами Pathways. Это противоречит правилам.

─ Мне действительно необходимо поговорить с тобой. И мне наплевать на правила.

─ Правила важны. Мне придется попросить тебя уйти, ─ но я говорю почти шепотом. Где, черт возьми, мое убеждение? Оно исчезает, как только появляется этот человек.

─ Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой домой? Я имею в виду Детройд? Педро сказал мне, что тебе придется ехать в эти выходные. Прости, знаю, ты хотела бы побыть наедине с собой.

Я открываю рот, чтобы ответить, но у меня ничего не выходит. Я чувствую себя преданной собственным коллегой и персоналом. Моя беда не то, чем бы мне хотелось делиться со всеми.

─ Я хотел предложить поддержку. Я хочу помочь тебе.

Могу я, пожалуйста, броситься в его объятия и станцевать грязный танец? Можно нам слиться в самом восторженном, эпическом и незабываемом поцелуе, под светом уличных фонарей? (Возможно, в сопровождении ракетного ускорителя, фейерверков и филармонии?) Могу ли я забыть, что уже выросла и наконец-то просто обсосать его лицо?

Я стою там, смотрю на него, тяжело дыша, и мой живот скручивается в узел. Чувствуется важность момента. Большого момента. Но я не могу позволить себе этот момент. Единственное, в чем мне просто необходимо себе отказать.

─ Это невероятно великодушное предложение, мистер Круз, но боюсь, это будет не уместно. Так же, как и ваше появление у моего дома. Я собираюсь притвориться, что этого не было, чтобы у вас не было неприятностей, ─ и с этим я прохожу мимо него.

Я не оборачиваюсь, чтобы увидеть его лицо.

Глава 9

Мой брат Алексей встретил меня в аэропорту. Он бродил у ленты выдачи багажа, выглядя несчастным и заправляя за уши свои длинные локоны черных волос. Я увидела его до того, как он увидел меня, и я помахала ему, но он смотрел на пол. У Алексея была странная походка, он скрещивал ноги, словно шел по невидимому канату или подиуму. С его достаточно длинными волосами цвета воронова крыла, бледной кожей и его женственной походкой ─ он вполне походил на эмо. Мой маленький братик вырос.

Я смотрю на него, но он по-прежнему не поднимает головы. Он трет глаза тыльной стороной ладони с силой, с которой можно тереть локти или колени, но не нежные глазные яблоки, через которые мы видим. Но это Алексей с его полной неспособностью по-настоящему уважать что-либо. Он небрежный и ленивый, и относящейся к последствиям как слепой крот. Он любовник, не борец и знает, что такое сильно любить. Мое сердце смягчается глядя на него и когда он поднимает голову и наконец-то видит меня, он улыбается глазами зеленными как морская пена, такими же, как и мои.

Ускоряясь по своему невидимому канату и раскинув руки, он бежит ко мне и на его лице расплывается широкая улыбка, с ямочками на каждой щеке. Мой младший братик, самый милый, странный и обескураживающей человек из всех, кого я знаю.

─ Привет, Лана, ─ говорит он, обнимая меня. На нем свитер с гладкой вязкой, который ему слишком большой, куртка с открытой молнией и не зашнурованные кроссовки.

─ Привет, Лекси, спасибо, что приехал забрать меня!

─ Да уж, ну, мама заставила меня. В машине у меня есть для тебя куртка. Здесь холодно и начинает идти снег. Папа сделал тушенное мясо, чтобы отпраздновать твой приезд домой. Я попробовал. Оно достаточно жесткое. Вероятно, нам следует остановиться и что-нибудь перехватить.

─ Ты прекрасно выглядишь! ─ говорю я ему.

─ А ты выглядишь, как жительница Лос-Анжелеса. С каких пор ты носишь пиджаки?

─ Как дела в школе?

─ Дерьмово, но я стараюсь.

Автоматические двери открылись у подъездной дороге для транспорта, и воздух был просто ледяной. Таков Средний запад в феврале. Я приехала неподготовленной к этому и мои зубы сразу застучали. Лекси остановился, неся мой багаж, и предложил мне свою куртку.

─ Все в порядке. На мне два свитера.

─ Ты нарушаешь смысл существования братства. Берегись, очень скоро я приглашу тебя в гости.

Лекси улыбается и обхватывает меня руками. Боже, я почти забыла, как сильно я обожаю своего брата. Раньше я думала, что он гей и поэтому стесняется появляться на людях, но к несчастью все гораздо сложнее. Лекси странный и есть в этом что-то тревожное. Он смеется над вещами, над которыми никто не смеется и ему неимоверно сложно заводить друзей. Я считала, что проблема в культурном различии, родители моего отца эмигрировали из России, а семья моей матери приехала сюда, когда ей было шестнадцать лет. Но наша диаспора разрослась здесь достаточно давно, чтобы культурно ассимилироваться. Пока он учился в школе, его совсем не беспокоил его статус чудака. Это больше беспокоило меня. Я всегда истерически защищала его. Его высмеивали, и что еще хуже он всех избегал. Лекс на все это просто пожимал плечами, в то время как я постоянно бежала на школьный двор, готовая к драке.

Он приехал на своем проржавевшем юнкере Ford escort ─ самой скучной машине.

─ Хочешь проехаться через центр города, так как тебя давно не было?

─ Звучит заманчиво, Лекс. Снег так прекрасен. Эй, а ты встречаешься с кем-нибудь из школы?

Он убирает одну руку с руля и проходится ей по волосам, убирая пряди за свои большие уши.

─ Тот же вопрос относительно тебя, доктор Рут. Хорошее начало разговора. Мама и папа захотят услышать об этом.

─ Перемирие. И ответ будет, когда я напьюсь и буду знать, что не побегу за ним.

Я смотрю на темные улицы и рисую круги на затуманенном окне. Нажав кнопку, я до конца спускаю окно. Когда оно снова закрывается, на нем нет лишней влаги и мне лучше видно улицы. Мне бы хотелось кого-нибудь увидеть. Мне бы хотелось увидеть вы-сами-знаете-кого.

─ Остановимся выпить кофе или что-нибудь перекусить? Мама и папа уже лягут спать, когда мы приедем домой.

─ Ты пьешь кофе после полуночи?

─ Я пью его постоянно. Мне нравиться ездить на автобусную остановку Greyhound. Мы едем прямо туда. Кофе ужасное, но они открыты двадцать четыре часа и они раздают дневную выпечку, когда меняется смена.

Мы выросли в Оук-Парке, в северной части города. Позже большинство семей переехало в Вэст Блумфилд, когда смогли позволить себе настоящую недвижимость. Но мы остались в том же доме, в котором всегда проживали. Это не удивительно, учитывая, что моя мама даже не знает, как добраться до центра города в Детройде.

Уличные огни сияют всеми цветами радуги сквозь мокрое окно автомобиля. Я бы подумала, что мы находимся в зимней сказке, если бы уже не знала, что за свалка находится под этим снегом.

─ Ты ходишь туда, потому что ты ограничен в средствах? Разве ты не работаешь над дипломом?

─ Что? Ах, да. Нет, мне просто нравится там, когда что-то бывает бесплатно.

Говоря это, он сворачивает на стоянку автостанции. Я хочу найти повод, типа того, что мама и папа ждут нас, но он прав, они должно быть уже легли спать. Кто я, чтобы оскорблять место его тусовок? Мой пятничный спортивный бар, возможно, сервирует более свежую пищу, но его забегаловка более поэтичное место ─ или хотя бы лучшее, чтобы наблюдать за людьми. Не так много пьяных.

Мы тащимся по слякоти и грязному снегу через автостоянку. Лекс придерживает для меня дверь, кланяется, пока делает это и усмехается своему маленькому шоу. Вот, что я подразумевала под странностями. Никто не должен ходить сюда добровольно, не говоря уже о том, чтобы получать от этого удовольствие. Автостанция. Второе самое ужасное место в мире, сразу после почтамта.

Мы сидим в баре, который обращен к стене. Два дымящихся черных кофе с жирными полосами на верхушке. Две подсохшие и скрюченные булочки, на моей оранжевый джем, на его ─ красный. Я откусываю кусочек и, повернувшись в кресле, наблюдаю за действием, пока Лекс вздыхает над своей чашкой.

─ Чем ты занимаешься? Придумываешь в своей голове истории про людей, которых видишь? Или приносишь с собой домашнее задание? Скажи мне еще раз, какого хрена ты сюда ходишь? У них Wi-Fi хотя бы есть?

Я макаю булочку в кофе и откусываю еще один кусок этой резины.

─ Это отвратительно, ─ говорю я с полным ртом. ─ Что мы вообще здесь делаем?

─ Подожди, смотри на ворота. Автобус только что прибыл.

Почти каждый в этом большом открытом пространстве либо спит, либо сидит на корточках. В воздухе пахнет хот-догами, сухим спиртом, безвкусным лимонадом и попкорном. Каждому здесь необходимо сменить одежду и принять ванну после недельной поездке на автобусе, либо из-за бездомного образа жизни. Трудно конкретизировать разницу между ними. Могу сказать, что это ужасно напрягает и это заставляет меня радоваться тому, что я уехала из Детройда и из Среднего запада в целом.

─ Они подъезжают. Ты только посмотри на это!

Он взбудоражен. Это жалкое зрелище. Думаю, мне необходимо выпить.

─ Автобус из Лос-Анжелеса. Может быть, ты увидишь кого-нибудь из знакомых.

─ Уфф. Да уж. У меня есть одна подруга, и я точно знаю, где она. Она в офисе, пытается прикрыть меня, как мы и договорились. ─ Но думаю, несовершеннолетние преступники часто путешествуют на автобусе. И я знаю несколько таких, знаю их именно по поездке в автобусе.

Пассажиры начинают выходить, и я моментально понимаю, о чем он говорил. Они взволнованы тем, что наконец-то приехали. Вы можете почувствовать это в воздухе. Одну измотанную молодую мать, тепло встречают ее родители, пока их внуки прыгают от восторга, по пути толкая друг друга, претендуя первыми оказаться в объятиях. Мать выглядит так, словно прошла через многое, и я вижу на ее лице облегчение.

Следующий, это полный мужчина, который пользуется тростью и, шатаясь, спускается по лестнице прямо в объятия другого молодого человека, которым может быть только его сын. Они как две крайности одного и того же человека. Отец ─ толстый и лысый, а сын тощий и волосатый, но их лица похожи как две капли воды. Они обнимаются, затем отступают и смотрят друг на друга, и снова спешат обняться. Лица обоих становятся красными.

─ Я все поняла. Это потрясающе. Но теперь я чувствую, что нам нужно повторить нашу встречу в аэропорту. У нас все прошло слишком скучно.

─ Правда? Это так депрессивно, а затем внезапно становится прекрасным. Подожди, пока не увидишь, как они уезжают.

Я понимаю своего брата. Действительно понимаю. И возможно я единственный человек на планете, кто понимает его. Но мне снова грустно. Грустно, что он делает это в одиночестве, словно ему необходимо подпитываться эмоциями других людей.

Водитель автобуса меняет вывеску и она загорается на внутреннем экране. Следующие в Чикаго и Филадельфию уже заняли свои места и наконец-то началась посадка следующих в Нью-Йорк. У выхода затишье, так что автобус должно быть практически пуст. Но затем я вижу тень кого-то выходящего через основные двери автобуса, и выносящего слишком много вещей. Он спускается по ступенькам с большим разрисованным рюкзаком и гитарой. Он одет во все черное и смотрит вниз, но когда он поднимает голову, я вижу что это Мози Круз.

─ Вот дерьмо, ─ говорю я, поворачиваясь на стуле, мое лицо в нескольких дюймах от стены. Я хватаю свой кофе и делаю большой глоток, его мерзкий вкус разливается во мне. Мое горло горит, и я кашляю, как сумасшедшая женщина и одновременно у меня слезятся глаза.

Я разворачиваюсь обратно и украдкой смотрю на него. В самолете я сняла контактные линзы. А мои очки в чемодане. Но я могу почувствовать этого парня лучше, чем увидеть.

─ Это. Черт возьми. Невозможно!

─ Даже когда они приезжают одни, они все равно рады покинуть автобус. ─ говорит Лекс, неправильно истолковав мой комментарий.

─ Да нет. Я знаю того парня! ─ говорю я хлопая его по руке. Не упоминая о том, что я запала на него.

─ Вау, правда? Это так круто! Иди и веди себя так, словно рада его видеть, похоже, он приехал один.

Я снова разворачиваюсь и пожираю свою выпечку, стесняясь собственного существования. Почему, черт возьми, мы в одном и том же месте? Я здесь из-за жилищного суда. А не так, словно мы оба приехали домой на Рождество! Веди себя нормально. Веди себя нормально! Перестань поглощать подсохшую выпечку. Должна ли я признать, что он здесь? Нет, я притворюсь, что не видела его. Я достаточно ясно объяснила ему, что он не может приехать! Очевидно, он не послушал меня.

Но мне не стоит беспокоиться о том, что будет дальше, потому что мой придурок брат встает и отчаянно машет ему.

─ Сядь! ─ говорю я, дергая его за руку и пытаясь посадить на место.

Обожемойобожемой-о-черт-возьми-боже! Это вполне может стать моим самым худшим моментом в жизни.

Мози идет в сторону Лекси, выглядя запутанным, но затем улыбается, заметив меня. Он машет рукой и я приветствую его, внезапно почувствовав тошноту.

─ Финч! Я думал о тебе. Черт, я так рад, что нашел тебя! Считал, что мне придется дольше искать тебя. Не ждал, что ты приедешь забрать меня со станции. Особенно не зная, что я приеду!

Он уверен в себе и абсолютно легкомыслен. А каким еще я ожидала, он будет? Он хронический нарушитель правил ─ именно это и способствовало нашему знакомству. Правонарушитель для социального работника. Мы не друзья.

Я отпиваю еще кофе и вытираю с губ остатки липкой выпечки, пока киваю ему как сумасшедшая.

─ Откуда вы знаете друг друга? ─ спрашивает Лекси, мотая головой между нами.

─ С работы, ─ говорю я, смотря на Мози. ─ Это мой брат Лекс.

─ Приятно познакомиться с тобой, ─ говорит Мози, перемещая рюкзак на другое плечо, пока жмет руку Лекси.

Лекси ошарашен, а я потеряла дар речи. Не говоря уже о том, что я чувствую, как от волнения могу намочить штаны.

─ Что ты делаешь в Мичигане? ─ спрашиваю я его, становясь подозрительной от его внезапного появления. Словно он следует за мной, потому что он секретный агент или правительственный шпион, посланный оценить меня и мою программу. Мы уже касались тайных тем, и он поклялся, что не был им. Но разве шпион скажет, что он шпион? Разве они не должны всегда отрицать это?

Может он кто-то сверхъестественный, какой-то пришелец, облаченный в тело человека, и когда он поцеловал меня, то имплантировал следящее устройство. Я протягиваю ему свой кофе, кивая головой и тщательно рассматривая его. Он берет его у меня, выглядя сбитым с толку.

─ Выпей это! ─ говорю я.

И он делает небольшой глоток, в то время как я и Лекси наблюдаем за ним. Не знаю, чего я этим хочу добиться. Может он растает от контакта с горячей жидкостью или поменяет цвет или превратится в камень ─ каким-нибудь образом раскроет себя мне. Этот человек ─ загадка ─ не могу поверить, что он стоит напротив меня. Но он просто облизывает свои прекрасные губы и улыбается…

Боже, Лана, на вкус он действительно ужасен.

Я забираю у него чашку и допиваю остатки, все еще ожидая некоего откровения, чтобы у этой сюрреалистической встречи появился хоть какой-то смысл. У него идеальный английский. Он так умен и красноречив. Он феноменальный художник и у него накаченное тело. Раньше, я никогда не встречала такого, как он в реальном мире, не говоря уже об эшелоне испорченных подростков марширующих через мой офис. НИКОГДА такого, как он. Никогда такого, как Мози ─ даже отдаленно.

─ Это ты все устроил? ─ спрашиваю я, поворачиваясь к Лекси и щуря глаза. ─ Это что, шоу розыгрыш? Надо мной что, кто то прикалывается?

─ Ответь мне, Круз. Почему ты в Мичигане?

─ Помнишь наш позавчерашний разговор, когда ты сказала, что я не могу поехать?

─ Да, ─ говорю я.

─ Я не думаю, что ты справишься одна. Так что, я просто не послушал тебя. Тем вечером я сел в автобус. Ехал три дня.

─ У меня есть семья, чтобы помочь мне. Если нам придется освободить дом, мы наймем грузчиков, ─ говорю я, с недоверием поглядывая на него. Но что я действительно думаю, это ─ какого черта? Кто-то сказал тебе сделать это?

─ Ладно, конечно, но теперь у тебя есть и я.

И я хочу его. Я хочу его. Я очень, очень хочу его. Но я не хочу, чтобы он знал это. Не говоря уже о том, что меня за это уволят. Я потеряю свою чертову работу ─ единственную в моей семье.

─ Ты проделал весь этот путь до Мичигана? Как ты собирался меня найти?

─ Как много здесь людей с именем Лана Финч?

Сглатываю. Потому что на самом деле это не мое имя. Это мое юридическое имя, но не то под которым меня знают моя семья и друзья. Он бы никогда не нашел меня.

Лекси смотрит полностью восхищенный нашей перебранкой.

─ У тебя есть место, где остановиться? Знает ли об этом твой инспектор ?

─ И да, и нет, ─ говорит он, вытаскивая сложенный листок бумаги. ─ Он подписал разрешение на неделю. Я сказал, что это нужно для общественных работ. Так что, это делает тебя «обществом», и я приехал в Мичиган обслужить тебя. ─ его улыбка возмутительна, одновременно великолепна и кокетлива. Он снова закрывает свой рюкзак и стонет. Это вещь выглядит действительно тяжелой.

─ Я остановлюсь в приюте или где-нибудь еще. Раньше я находил место для сна, когда находился в бегах. Справедливо если я помогу тебе, Лана. Ты уже во многом помогла мне.

Его слова пьянят, и мое сердце набухает, как что-то в духовке Pillsbury в момент замедленной съемки. И это что-то ощущается, как гордость.

─ Мози, мне платят, чтобы я помогала тебе. Это то, чем я занимаюсь на работе.

Он смотрит в пол и сдвигает ноги. Кивает головой, снимает шапочку, и его волосы каскадом рассыпаются вокруг его лица. Я вовремя поднимаю взгляд, чтобы увидеть реакцию Лекси. Волосы произвели на него впечатление, я знала, что так и будет. Раньше Лекс и я слушали музыку групп, солисты которых носили длинные волосы. Мы повторяли за ними, встряхивая волосами, даже учитывая, что у нас никогда не было таких волос и причин так себя вести.

─ Ты можешь пожить у нас. До тех пор, пока у нас есть дом, что может не продлиться надолго. Мы судимся с банком по этому поводу, а они хотят выселить нас, ─ ни с того ни с сего говорит Лекс. Мой брат, который никогда не подает голос, из которого я всю жизнь вытягиваю слова. Который вместо слов пожимает плечами и в ответ просто смотрит на тебя, сказал целое чертово предложение Мози. Стоить заметить, очень впечатляющее.

Черт! Спасибо братик мудак. Но в тоже время действительно СПАСИБО. Я бы сама никогда не осмелилась пригласить его.

Я одеваю куртку моей бабушки, которая однозначно старомодная, а я ужасно уставшая от перелета и ночных сборов. Но каким-то образом с Мози я не стесняюсь своего внешнего вида, своего странного брата, его ржавой машины или своих сумасшедших родителей и приезда в захудалый дом. Уверена, он видел и хуже, и вероятно видел что-то получше, но в первые в своей грёбаной жизни, я чувствую, что рядом с этим человеком могу расслабиться. Может это из-за его легкости в общении с Лексом, или возможно, потому, что нарушив все правила, он пересек всю страну, чтобы быть рядом со мной. Или возможно, это потому, что он так горяч, и если я попытаюсь не расслабляться, стресс от его жара заставит прыгать мои проклятые гормоны.

Глава 10

Втроем мы сделали бутерброды с арахисовым маслом и джемом и, попивая молоко, сидим на нашей семейной кухне. Мы шепчемся, облизывая пальцы и наблюдаем за восходом солнца на нашем заднем дворе со ржавым высоким столбом и провисающей старой веревкой для белья. Такое ощущение, что за несколько часов проведенных вместе, Лекси и Мози стали лучшими друзьями. И это еще более странно, нежели необычно, потому что у моего брата никогда не было никаких друзей.

Я барабаню пальцами и дергаю кутикулы, беспокоясь, что мои родители проснуться и о том, что, черт возьми, мы им скажем. Эти двое смеются и разговаривают о видео играх, словно знают друг друга много лет.

─ Как ты думаешь, что если мы скажем маме и папе, что Мози твой друг? ─ я стараюсь говорить спокойно, а затем наливаю немного молока, компенсируя это.

Это привлекает внимание обоих и, прекратив разговаривать, они смотрят на меня, пытаясь понять, что я задумала.

─ Мама и папа могут не правильно понять, если подумают, что ты приехал со мной. Возможно, ты мог бы быть школьным другом Лекси? Мне так будет легче.

─ Конечно, ─ говорит Мози с легким намеком на улыбку.

─ На самом деле, я никогда раньше не приводила кого-нибудь домой, ─ наконец говорю я, чтобы прояснить, что именно я имею в виду. Унизительно говорить об этом, ни только потому что это правда, но и потому что заставляет нас признать, что проделанный Мози долгий путь, что-то значит. ─ То есть, не то, чтобы я привела тебя, но мы все же должны что-то сказать.

Лекси формально кивает мне, а Мози просто улыбается.

─ Лекс, мы с тобой любовники в колледже или же просто коллеги по учебе? ─ спрашивает он, играючи похлопывая его по спине.

Мози мгновенно и без вопросов принимает ложь. Действительно принимает, с пугающей скоростью. Очевидно, что он может поучаствовать в этой ерунде, и, судя по его внешнему виду, он даже наслаждается этим. Пойманный врасплох Лекси, чуть не давится бутербродом.

─ А что мы изучаем? Черт, где мы учимся? Или мы просто можем быть друзьями по спортзалу ─ в этом случае мне не нужно знать что-либо о твоей учебе.

Лекси пытается переварить все сказанное и на это больно смотреть. Для него это должно быть сложно, потому что дружба это одна из вещей, в которых он не заинтересован. И мой брат даже на секунду никого не сможет обмануть тем, что он когда-либо переступал порог спортзала. Он тощий сопляк, рохля, он то, что называется человек из души и нет, совсем не из плоти.

А Мози накаченный и при упоминании спортзала, мои глаза исследуют его широкие плечи и бицепсы, которые всегда плотно обтянуты любой из его рубашек. Как обычно, мой разум начинает раздевать его, чтобы представить его обнаженным, возбужденным, протягивающим эти сильные руки ко мне. Пожалуйста, Лана, прекрати это. Ты больна.

─ Друзья по спортзалу – ты его тренер. - Говорю я так быстро, как могу. ─ Вы познакомились и решили вместе заниматься. Ты тренер по борьбе, тебя зовут Круз и ты однозначно увлечен женщинами.

─ И я курю Ньюпортс и пью винные коктейли. Я не мексиканец, просто белый парень с убийственным загаром, ─ улыбаясь, добавляет Мози.

─ И у тебя есть мотоцикл и ты любишь хэви-метал (heavy metal). ─ У меня кружится голова от недостатка сна и наших глупых шуток. Лекси смотрит на нас, как на сумасшедших или возможно так, словно мы под кайфом.

─ Я коллекционирую гаечные ключи и гайки, и от меня всегда пахнет смазкой.

─ Да, и ты любишь темное пиво и стейк с кровью, и ты спишь голым. И ты поглощаешь абрикосы ради железа. ─ Я уставшая и обалдевшая, и вероятнее всего, я могла бы шутить с Мози всю ночь.

Мози не отвечает и оба, он и Лекси смотрят на меня.

─ Абрикосы? Я даже не знаю, кто ты, Док. В Мичигане ты мне нравишься еще больше, ─ говорит Мози, смотря на меня глазами так ярко горящими, что заставляет меня думать, что мы оба подключены к одному и тому же электропроводу.

─ Абрикосы, ─ повторяет Мози и давится своим молоком. Он так сильно смеется, что оно лезет у него из носа. Я тоже смеюсь и хватаюсь за живот, ощущая, что мне одинаково хорошо и страшно от желания вырвать. Рядом с ним у меня кружится голова и мне невообразимо легко. Лекси тоже смеется и это греет мне сердце. Мой брат редко смеется, поэтому это особенный момент.

─ Это фрукт с косточкой, ─ говорит мой отец, заходя на кухню и выглядя, как что-то среднее между Билли, Вилли, Дилли и Ленином, с бородой и в ночной сорочке. Его тапочки сильно изношены и его волосы торчат во все стороны. ─ Кто любит абрикосы? В шкафу у нас есть немного сушеных.

Мой папа родился в Детройде, его родители иммигрировали после войны. С другой стороны, моя мама приехала в Штаты в шестнадцать лет. Годом позже, она вышла замуж за папу и все остальное уже история семьи. Но они немного подождали, прежде чем завести детей. Двоих, в общей сложности. Это Лекс и я.

Папа всегда заботился о маме, так как она так полностью не освоила английский язык. Часто, она ведет себя так, словно пришла из другого времени. Она приехала до распада Советского Союза, но все ее эстетичные взгляды остались там.

Мози заинтересованно рассматривает моего отца и встает протянуть ему руку.

─ Я друг Алексея. Я приехал помочь, если вам придется переезжать. И я только что познакомился с Ланой.

Ладно, Мози, не пытайся быть слишком убедительным. Я познакомился с ней в эту самую секунду. Я даже не знал о ее существовании.

─ Светлана, - говорит мой папа, подходя ближе и обнимая меня. Я крепко обнимаю его в ответ и вдыхаю аромат вишневого табака с его бороды. ─ У твоей мамы и у меня бумажная рутина. Ты не хотела бы с утра помочь нам?

─ Ох, это объясняет, почему ты так чертовски рано встал.

─ Это покрывает небольшие счета, ─ говорит мой отец, наливая себе немного горячего чая.

─ Тебя зовут Свэт Лана? (здесь игра слов, Sweat ─ потная, Lana ─ Лана) ─ быстро спрашивает Мози, с широко раскрыв глаза от удивления. В ответ я закатываю глаза.

─ Светлана, ─ говорит папа, подходя к столу и делая ударение на букву «В» в моем имени. ─ Как дела на работе?

Я краснею при слове «работа» и отвожу глаза от Мози.

─ Пап, ты же знаешь, на работе все хорошо. Просто пытаюсь заставить себя работать как можно больше, чтобы не потерять дом.

Это звучит черство, но я не это имела виду. Не их вина, что они потеряли работу или то, что они стали жертвами ипотечного пузыря. Мои родители трудолюбивые и честные люди.

─ Ты усердно работаешь, моя дорогая. Я не знаю, чтобы мы без тебя делали, ─ говорит он искренне, откусывая большой кусок тоста из ржаного хлеба с маслом.

В след за этим, вниз спускается моя мама, в бигудях и халате. Она визжит, когда видит меня и моментально начинает суетиться между мной и братом.

─ Я напеку блинов, ─ говорит она, убирая волосы с моего лица, пока стоит сзади. Она с подозрением смотрит на Мози и, наверное, так и должно быть. Я тоже с подозрением отношусь к нему. Какого черта он приехал так далеко, чтобы помочь мне и моей семье?

─ Мам, Мози здесь, чтобы помочь нам. Если мы проиграем дело в суде, он поможет нам, ну ты понимаешь, с мебелью и другими тяжелыми вещами, ─ кусая тост, который папа поставил на мою тарелку.

─ Сильный, ─ говорит мам, похлопывая по собственным дряблым трицепсам. Пантомима, является основной формой общения моей мамы, за исключением моментов, когда она кричит на папу на русском языке. Лекси и я никогда не пытались по-настоящему выучить этот язык, кроме быстрого «Спасибо» и торопливого «Прииивеет», чтобы говорить это нашим бабушкам и дедушкам. Типичные, ленивые, американские дети. Всегда полагающиеся только на английский. Это то, в чем обвинял нас мой дедушка, в то время как бабушка, пыталась научить нас фразам на русском, если нам все же придется вернуться в «старый мир». Но Лекс и я всегда предпочитали американские мультики и поп культуру ─ странным «Русским танцам» ежемесячно спонсируемых главой местного русского культурного центра Owl’s Club.

Моя семья часто обвиняет меня в том, что я не поддерживаю свои русские корни. Эти обвинения достигли своего пика в старшей школе, когда я поменяла фамилию с Фильченкова на Финч, и начала называть себя Ланой. Первым изменил фамилию мой дядя, и сразу за ним я сделала то же самое. Теперь и я и Лекси ─ Финч, и нашим родителям абсолютно ненавистно это.

Но я отношусь к этому так ─ мы родились и выросли в этой стране, поэтому они не могут влиять на наши чувства и преданность к ней. Я никогда не была в России и скорее всего, никогда не смогу себе это позволить. Этнически я русская на столько, насколько это возможно, но я девочка из города мотоциклов, у которой этот город в сердце. Мне нравится то, какая я, и не за что на свете я не поменяю это. Но сменив фамилию, мне стало легче жить. И это снижает эффект дерьма с осуждением. Так что я Финч, нравится им это или нет.

Двумя часами позже, мы свалили на машине Алексея, в сопровождении сотни свернутых Детройтских газет. Мы позволили родителям вернуться ко сну, пообещав справиться с рутиной, но теперь у меня закрываются глаза и начинается дождь.

─ Кофе, товарищи? - спрашивает Лекси, заводя машину и выезжая с нашей подъездной дорожки. Наш дом выглядит так, словно сейчас рухнет. Краска с фасада почти полностью облупилась. Когда то он был красивого бледно голубого цвета, но теперь он как старая серая птица, у которой линяют перья. Но я здесь выросла и это единственная крыша над головой моих родителей. Я громко вздыхаю и Мози, перегнувшись через сидение, сжимает мое колено в джинсах.

Я удивленно смотрю на него, а он улыбается мне, сквозь свои длинные, темные ресницы.

─ Это весело! Я действительно рад, что приехал, Свэт Лана.

Я подхватываю свернутую газету и бросаю ему в голову. Но его маленькое прикосновение заставляет меня начать думать о всех тех неприличных вещах, которые я хотела бы с ним проделать, если бы мы не были разделены возрастом, моей работой или моей связью с Pathways.

Мы разбросали большинство газет, и у Мози это хорошо получается. Оказывается, он не только сильный, но у него еще хорошо накаченные руки. Я передаю ему газеты с заднего сидения, а Лекси медленно, но верно ведет машину, пытаясь избежать остановок. Мы достаточно эффективная команда по разносу газет. Единственное, что напрягает, это когда его цель оказывается вне поля зрения из-за дождя, и мне приходится выпрыгивать из машины, чтобы положить газеты на крыльцо или в почтовый ящик. И я чувствую себя идиоткой, делая это.

─ Езжай быстрее, Лекс. Я хочу вернуться домой и лечь спать! ─ не могу поверить, что мои бедные родители делают это семь раз в неделю, это задание не из легких.

─ Почему этого нет в Лос-Анжелесе? ─ спрашивает Мози. ─ У меня бы прекрасно получалась эта работа.

─ Потому, что больше никто не читает бумажные газеты, люди просто просматривают их онлайн. ─ Мой брат рассуждает об исчезновении печатной продукции, в то время как усиливается дождь, переходящий в снег. Я уснула в машине, слушая бормочущие голоса Лекса и Мози. У меня странное чувство, словно у нас появился еще один член семьи. И возможно, у Лекса появился новый друг, с Мо он такой расслабленный. Никогда раньше я не видела его таким.

Глава 11

Двумя днями позже состоялся жилищный суд, и нам было отказано в нашем ходатайстве. Нам дали два дня, чтобы освободить дом и перевезти родителей к моему дяде Виктору, к тому, чья фамилия Финч и к тому, с кем не ладит мой отец. Моя мама считает, что его жена тетя Кирстен слишком неестественная и что она не заботится о своих детях. Думаю, она каким-то образом пугает маму, заставляя ее чувствовать себя неадекватной и старомодной.

Мы едим обед в дерьмовой закусочной в центре города, и все находятся в состоянии шока. Я вспоминаю времена, когда была маленькой и думала что у нас все хорошо. Мои родители работали как проклятые, но они души не чаяли в Алексее и мне, и у нас всегда было то, что мы хотели. Я снова перемешиваю ложкой свой куриный суп с лапшой. Продолжаю добавлять крекеры, даже не пробуя его на вкус, и когда моя мама начинает плакать я уже не способна что-либо есть.

Папа успокаивает ее, нежно говоря что-то на русском, пока она рыдает на его плече в сильно изношенный темно коричневый кардиган с кожаными заплатками на локтях. Мози с нами, теснится за столом рядом с Лексом. Я сижу в самом конце стола, с почти свисающей со стула задницей. Смотрю на Мози и думаю о том, как странно, что он здесь. Он как паразит, но хороший, который подбадривает нас. Мне по-прежнему ненавистно то, что он так меня привлекает. Возможно, если бы я не была бы так увлечена им, мы могли бы его усыновить. Но кого я обманываю? Кто захочет стать членом такой семьи? У нас даже нет места, где жить, а будущее нашего финансового положения зависит от паршивого социального работника и ее непутевого младшего брата.

─ Послушайте все, ─ говорит Мози, привлекая всеобщее внимание. ─ Я делал это раньше. Это не так уж и плохо. Это называется, начать все заново. Я потерял дом, у меня ничего не было, но жизнь все равно продолжается.

─ Спасибо, Мози, за твои слова, ─ говорит мой папа, потянувшись через стол и похлопывая Мойзеса по плечу. Мои родители приняли его, словно он был их ребенком. С каких пор стало так легко пробраться в эту семью? Просто прокатиться на автобусе до Детройда, и затем вы становитесь одним из нас? Двадцать пять долгих лет я плачу по свои счетам, и не стану лгать, не мало из этих лет были хреновыми. Особенно те, где мне в одиночку пришлось отбиваться по всем счетам.

─ Начать все с нуля, ─ угрюмо говорю я. Я не в настроении веселиться. Я люблю свой дом. Я люблю свою семью. И я не понимаю, как могло все стать настолько фигово.

─ Свежий старт! ─ говорит Мози, улыбаясь, и я бросаю на него раздраженный взгляд. Мне бы хотелось, чтобы его ободрительная задница заткнулась ко всем чертям.

─ Мама и папа, Лана и я обсуждали, как все надо будет сделать. Пап, для мамы будет очень тяжело эмоционально, видеть, как вывозят ее вещи.

Мой папа кивает в знак согласия и затем массирует свой лоб. Все эти переговоры продолжаются в течении нескольких лет, и теперь внезапно угроза стала такой реальной. Теперь это окончательное решение. Наш дом быстренько выставят на продажу, но скорее всего, его снесут, а земельный участок продадут, потому что наш дом в плохом состоянии.

─ Ты и мама упакуете сегодня самое необходимое. Пометьте все, что вы хотите отправить в хранилище, а завтра мы обо всем позаботимся. Там, где мы остановимся, не будет много места для нашей мебели, так что, большинство мебели придется выкинуть.

Алексей надеется, что мама не поймет сказанного им, но она понимает и снова начинает рыдать.

Мози берет маму за руку и я практически падаю со своего места. Она с такой душой смотрит на него, пока он вытирает ее слезы.

─ Миссис Финч, они не заберут ничего из того, что вы не хотели бы отдать. ─ Его жест окутан нежностью, но его стремление присвоить все, что принадлежит мне, распыляет мой и так готовящейся взорваться разум. Как всего лишь за несколько дней, вы можете внедриться в чью то семью? Успокаивать мою мать ─ его миссия? Легкость его поведения сводит меня с ума. Теперь он очаровал всех и они слушают его, и это мне кажется абсолютно нечестно.

Я отталкиваю от себя свой суп и резко встаю.

─ Я подожду в машине, ─ говорю я, бросая немного наличных на стол.

Я выбегаю из закусочной и направляюсь к машине. Топаю ногой, когда осознаю, что ключи от машины у Лекса, и что на улице холоднее, чем я думала. Я прислоняюсь к машине, пытаясь встать, где светит солнце. Мне нужно немного личного пространства между мной и ним, пока он не свел меня с ума.

Искоса смотрю на слабое солнце и улыбаюсь. Помню, когда была подростком, и, взяв полотенце, пошла на задний двор, пытаясь получить загар на свою блеклую сибирскую кожу, а мой папа вышел во двор, чтобы немного поработать. Мне должно быть было около тринадцати лет.

─ Светлана, почему ты здесь лежишь? ─ спросил он с неподдельным любопытством.

─ Чтобы загореть, папа. Знаешь, чтобы стать бронзовой. Как девочка с пляжа ─ как барби из Малибу.

Именно тогда мой папа объяснил мне, как русские могут загорать стоя. И тогда все встало на место.

─ Тебе не придется поворачиваться вокруг, словно сандвич на гриле, ─ помню, как он сказал мне это.

Я улыбнулась слабому солнцу, согретая воспоминаниями. Папа всегда стоял на пляже или на озере. Сладость этих воспоминаний жалила еще сильнее. Прощай задний двор. Прощайте все воспоминания.

Я открыла глаза, когда почувствовала перед ними тень. Мози Круз закрывал собой солнце и все в моем личном пространстве.

─ Ты очень смелый, если решил последовать за мной сюда, ─ говорю я, указывая на него пальцем. ─ Похищаешь мою семью, пытаешься справиться с кризисной ситуацией! ─ я скрещиваю руки и смотрю на него. ─ Это моя работа. И говоря о работе, то, что ты здесь может лишить меня моей работы. Я поддерживаю свою семью Мози, поедая чертову лапшу на обед, пакуя тосты на завтрак каждое утро и совсем НИКОГДА не ходят в кино!

Слезы текут по моему лицу, а я даже не могу вспомнить, когда плакала в последний раз. Я невосприимчива к драмам, особенно учитывая, что ежедневно сталкиваюсь с ними на работе и пытаюсь решить их.

─ Мне жаль, Лана. Ты бы предпочла, чтобы я уехал?

Он выглядит таким милым, когда говорит это, появившаяся тревога заслоняет его прекрасное лицо.

─ Я хотел помочь тебе, но если я не помогаю, я уеду.

Я кладу руки на бедра и еще сильнее рыдаю и скулю.

─ Одно слово и я уеду. Я больше не член команды?

Я слабо улыбаюсь ему и, используя рукав, вытираю щеки. Ничего не могу с собой поделать и хихикаю, даже со слезами текущими по моему лицу.

─ Ты боль в моей заднице, вот кто ты. Настоящий сталкер. Мы даже не в одной команде.

─ Я мог бы обнять тебя и, возможно, ты почувствуешь себя лучше.

─ Мне не положено обниматься с клиентами, ─ говорю я, скрещивая руки. Мой зеленый свитер такой колючий и все что я хочу, это зарыться в пальто моей бабушки и расплакаться.

─ Мы не в Pathways. Мы в городе мотоциклов и никто нас не увидит. Я последовал сюда за тобой, потому что ты мне нравишься, Лана. Очень. И думаю, что я тоже нравлюсь тебе, даже если ты и не признаешь это.

Я разворачиваюсь на тротуаре и шагаю к другой стороне машины, пытаясь открыть любую из дверей, зная, что они закрыты. Снова текут слезы, заставляя меня чувствовать себя такой несдержанной.

─ У меня даже нет дома, Мози. Не заставляй меня потерять еще и мою работу! – вижу, что от моих слов в воздухе появляется пар, и это дает мне знать, что температура на улице быстро падает.

Посмотрев наверх я вижу, как мои мама и папа медленно спускаются по ступенькам закусочной. У мамы уже давно проблемы с тазобедренным суставом, но теперь моему отцу действительно приходится поддерживать ее. Мози спешит к ним, чтобы помочь, и это еще сильнее злит меня.

Я вытираю слезы и натягиваю фальшивую улыбку, чтобы скрыть свою боль от мамы. Ей не нужны лишние беспокойства. Она только что потеряла все что имела.

Позже тем вечером я помогаю маме упаковывать фотографии. Мы заворачиваем их в шелковые шарфы, которых у моей мамы штук пятьдесят. Она достает ярко фиолетовый и оборачивает его вокруг моей головы.

─ Твои глаза, ─ говорит она. Поглаживая меня по виску тыльной стороной ладони.

─ Фиолетовый выявляет зеленый, ─ говорю я и она, улыбаясь, кивает мне.

Мой отец за кухонным столом с Мози и Лексом, потеют над счетами. На самом деле я должна быть там с ними, потому что обычно я поддерживаю моих родителей, но в моем доме по большей части мы не придерживаемся сексистких или гендерных ролей, независимо от того, насколько это понятие устарело или насколько оно нелепо.

─ Мози, да? Да? ─ говорит моя мать и улыбается мне.

Я краснею так сильно, что мое лицо наверняка становиться темнее оттенка шарфика на моей голове. Моя мать и я НЕ ОБСУЖДАЕМ мужчин. Или секс, или даже менструацию.

─ Симпатичный мальчик, ─ говорит она, кивая головой.

Я кривлю лицо. Я подавлена. Конечно же, она рассмотрела то, что мы скрывали.

─ Он друг Алексея, ─ я пожимаю плечами. ─ Перейдем к твоей бижутерии и гребням для волос?

Она продолжает кивать головой, словно между нами есть секрет и это полностью раздражает. Я иду к ее комоду и вытаскиваю верхний ящик. Он покрыт бархатом и в нем содержаться все сокровища, которые у нее когда-либо были.

У меня есть воспоминания из детства, когда она позволяла мне посмотреть и потрогать эти таинственные вещи. Когда я была маленькой, они обладали надо мной такой большой властью, то, как они мерцали и искрились, и делали мою маму просто красавицей, когда она надевала их. Помню я думала, что она становилась волшебницей благодаря этим прелестям, и это заставляла меня хотеть побыстрее вырасти и стать женщиной.

Иногда она надевала на меня шарф или колье, или же гребень на мои волосы. Я ходила по дому, словно балансировала с книгой на голове, отказываясь пошевелить плечом или шеей.

Но потом я выросла и стала сорванцом, затем хиппи и только потом активисткой, именно в таком порядке ─ Я никогда не была гламурной девчонкой. У меня даже не проколоты уши. Теперь, когда я думаю об этом, понимаю, что, возможно, Лекс и я охренеть как разочаровывали наших родителей.

Я наклоняюсь и целую маму в щечку, инициирование с моей стороны ласки ─ это то, что я делаю очень редко.

─ Ты права, мама. Мози ужасно сексуальный! Но он слишком, слишком молод.

Скорее всего, она не поняла меня, но я чувствую необходимость поделиться этим, поговорить об этом с кем-нибудь. Она хочет, чтобы в моей жизни была большая любовь, так что я могу претвориться. Кроме того, я должна кому-нибудь рассказать насколько он привлекательный, и я даже не могу сказать Джени, что он здесь, не говоря уже о подробном описании его невыносимо красивого лица и его глупого великолепного тела. Парни не должны быть так прекрасны. Лицо и тело Мози это преступление против человечества, за то, что они заставляют нас чувствовать себя хуже.

Ее зеленые глаза, которые являются зеркальным отражением моих, вспыхивают от моего комментария, и на мгновение я задумываюсь о том, как часто она играет роль непонимающей, когда речь заходит о том, чтобы понять нас.

Перед сном мы выпиваем водки с моим папой, потому что он русский и потому что он лунатик яростно верующий в церемонии и традиции, неважно насколько это может быть болезненным или неловким. Теперь Мози близко знаком со всей моей сумасшедшей семейкой и нашим финансовым положением, что видимо, гарантирует ему почетное место в странных ритуалах моего папы.

Мы пьем из хрустального графина, который долгое время принадлежит нашей семье. Папа говорит тост на русском и мы все чокаемся рюмками. Моя мама и я выпиваем по две рюмки, а ребята продолжают пить дальше. Мы переместились на кухню, чтобы упаковать оставшиеся вещи и слышим, как они втроем смеются и чокаются. По крайней мере, это приносит хоть какое-то тепло в наш дом, и, по крайней мере, они не пьют в печали, они болтают и поют. Папа учит Мо тостам на русском языке, а моя мама и я хихикаем, когда мой папа произносит «На здоровье» и Мози повторяет за ним с ужасным акцентом.

Я первой ухожу спать. Дома ужасно холодно. Я надеваю спортивные штаны и кофту, и залезаю под одеяло. Это последний раз, когда я сплю в своей постели. В месте, где сначала ребенком, а потом уже подростком я видела так много снов и ночных кошмаров, где меня посещало так много мыслей. Это странное чувство, последняя ночь в твоей комнате, которая больше не твоя. Место, где ты выросла, уставившись в потолок, место, которое было отправной точкой для многих начинаний. Место, которое, просыпаясь каждый день по утрам, видели твои глаза. Если и есть место, куда ты знаешь, что можешь вернуться всегда ─ это дом твоих родителей и твоя детская кровать. Это твой фундамент, домашний очаг, твой персональный уголок безопасности. Я уснула думая о ребятах, с которыми работала, и у которых никогда не было такого места. Этот комфорт ─ роскошь, которую многие из нас воспринимают как само собой разумеющееся.

У Мози, возможно, никогда не было такого комфортного места. Он рано покинул свой дом, чтобы иммигрировать в Штаты. А затем его мать так и не заменила это уютное место, когда они добрались туда, куда следовали. Он проделал весь этот путь, чтобы утешить меня ─ и утешал всех нас последние несколько дней. И то, что у него не было такого места, куда он мог бы вернуться, разбивало мне сердце. Знание собственного места происхождения, просто оказывает успокаивающее действие. Мне бы хотелось подарить ему такое уютное местечко, было последней мыслью перед сном.

Я просыпаюсь посреди ночи от знакомого с детства скрипа закрывающейся двери моей спальни. Темная тень скользит по полу.

─ Лекс? ─ говорю я, быстро садясь в постели. У меня подскакивает адреналин, когда тень нависает надо мной, и я моргаю в темноте.

─ Лана, это я. Мози, ─ шепчет он, и при звуке его голоса происходит сразу две вещи ─ мое сердце, запертое в бочку, бросается вниз с Ниагарского водопада, ударяясь о скалы, в то время как моя душа парит как ракета рассекающая атмосферу.

─ Что ты хочешь? ─ шепотом кричу я, пытаясь держать себя в руках.

─ Твой папа постелил мне в подвале и думаю там сейчас минус сорок. Я переохладился и я не чувствую пальцев ног.

─ Тогда спи на диване! ─ огрызаюсь я, отворачиваясь и натягивая одеяло до подбородка. Но кровь в моих венах кипит от его близости.

─ Это я тоже попробовал. Но у вас сумасшедший русский диван набитый конским волосом и сеном. Я раньше спал на циновке, и ты могла бы подумать, что он вполне мне подходит, но его содержимое вызывает у меня приступ астмы, а в ингаляторе у меня осталось только несколько доз.

─ А у тебя вообще есть астма? ─ говорю я разворачиваясь. Но когда я произношу это вслух, то вспоминаю, что видела упоминание об этом в его медицинской истории прикрепленной к его личному делу. Мози пользуется моим временным замешательством и располагает свою задницу на моей детской кровати.

Я прижимаюсь спиной к ледяной стене.

─ Если ты попробуешь приблизиться ко мне, то будешь спать на полу!

─ Обещаю, я не прикоснусь к тебе. Просто посплю рядом. Я даже не храплю.

─ Если ты прикоснешься ко мне, я закричу.

─ Очень на это надеюсь. Правда, сам я люблю стонать.

Я игнорирую его шутку.

Я использую ледяную температуру стены, чтобы охладить возбуждение, которое охватывает меня до самых конечностей от мысли, что он прижимается ко мне. Я влажная уже от мысли, что лежу рядом с его телом.

─ Спасибо, Лана, ─ бормочет он, прижимаясь ко мне под одеялом. Меня моментально окутывает отчетливый мужской запах Мози. Пахнет кедром и смолой, мускусом и краской, и это как наркотик для моих обонятельных предпочтений. Я вдыхаю его запах как кислород и восхищаюсь его ароматом. Я хочу обнять его и целовать, пока у меня не заболят губы. Хочу прижаться своим телом к нему и почувствовать накопившееся желание. Но ладонями я упираюсь в холодную стену.

Социальная работа. Сломленный парнишка. Обязательства. Уважение. Дистанция. Как заклинание повторяю эти слова, надеясь, что они как ведро холодной воды смоют с меня извращенное наваждение клиентом, который так уж получилось, спит в моей постели.

─ Лана?

─ Что?

─ Ты спишь?

─ Да.

─ Могу я обнять тебя?

Я не отвечаю ему, и секунды летят мимо как небесные тела в огромной солнечной системе. Секунды, которые повсюду, но они никуда не уходят и душат меня свои бесконечным присутствием. Секунды, где я не могу сформулировать ответ на этот вопрос, потому что обнимать его возможно единственное, что я хочу делать из всего существующего в этом мире. Но обнять его может означать и потеря всего, что я знаю ─ всего, над чем боролась и работала. Выкинуть это все навсегда ради единственного объятия.

Я могу обнять его, но к чему это приведет? К сексу? Рядом с ним я не могу контролировать себя. А что потом? Разрушение моего тщательно спланированного существования.

─ Лана? ─ шепчет он.

Я тяжело выдыхаю и издаю звук похожий на храп.

─ Я последовал за тобой, потому что думаю, я влюблен в тебя.

Я пытаюсь заставить себя дышать и не реагировать телом. Секунды снова маячат вокруг, словно темные тучи и напряжение становится невыносимым. Как я могу не ответить на это? Как я могу притворяться спящей в такой изумительный момент? Никто никогда не говорил мне, что влюблен в меня. Ни один человек. Никогда.

Я протягиваю руку назад и натыкаюсь на его подтянутый живот. Хочу повернуться лицом к нему, выяснить, что представляет собой наша любовь. Но вместо этого, беру его руку и перекидываю ее через свое плечо. Он принимает мой сигнал и перемещает свое тело сквозь небольшое пространство разделяющее нас. Несколько дюймом, которые представляют собой полную перестройку моего мира. Он прижимается телом к моей спине и мы идеально дополняем друг друга, плавно, красиво. Я знала, что так и будет.

Секунды смягчаются и сливаются в симбиоз со временем. Мы два прячущихся влюбленных, в объятиях друг друга против всего мира, в тепле и совершенстве под одеялом. Мы обнимаем друг друга в тишине и вселенной полной обещаний. Мы обнимаем друг друга против неизвестности и молча объявляем об этом. Я защищаю его, а он меня.

Глава 12

Утром, когда я просыпаюсь, Мози нет в моей постели, но там где лежало его тело по-прежнему тепло и я зарываюсь лицом в простыни, чтобы поглотить его каждую молекулу. Я пробегаюсь рукой по теплу, оставшемуся после него, и пытаюсь представить, каково это просыпаться рядом с ним каждое утро.

Я позволяю себе насладиться фантазией о нахождении в его объятиях целых пять минут. Затем я вытаскиваю свое тело из постели и заставляю свои ноги встретиться с холодным полом. Сегодня будет ад. Сегодня дерьмовый день. День, которого мы ждали и боялись.

Алексей пораньше отвез наших родителей к моему дяде. Мама проснулась рано, когда еще было темно, чтобы приготовить для них маковый пирог, потому что не за что на свете она не поехала бы к ним с пустыми руками. Лекс сказал мне, что она все время плакала, пока в последний раз что-то пекла на своей кухне. Она привезет им маковый пирог полный печали и ее слез, а они выбросят его, когда она не будет видеть этого, потому что они предпочитают есть вафли и тосты, а не пирог из старого мира. Они неохотно пригласят ее в ее новый дом, который, несомненно, для нее покажется домом, где не жалуют гостей.

Таким образом, я и Мози остались в доме одни. Мой план, притвориться, что прошлой ночью ничего не произошло. Нет ничего незаконного в том, что бы ради тепла разделить с кем-нибудь постель. Я дошла до края, я слишком эмоциональна и я не хочу его глупой помощи. Он уже переносит на улицу все вещи, перевязанные красной лентой, в контейнер, который мы арендовали. Красная лента означает, что это мусор, а голубая ─ что это нужно оставить. Прошлой ночью мой папа так много вещей пометил красной лентой, в то время как моя мама следовала за ним, пытаясь заменить все на голубую ленту.

После пяти или шести ходок, Мози заходит внутрь и наклоняется ,поставив руки на колени, у него учащенное дыхание и я настороженно смотрю на него.

─ Ты в порядке? У тебя приступ астмы? Здесь очень много пыли.

Он кивает и встает в полный рост, располагая руки на бедра. Он идет к своему рюкзаку, находящемуся на диване который мы собираемся выбросить, открывает его, достает ингалятор и делает глубокий вдох.

Я провела последние десять минут возле нашего нерабочего камина, рисуя каракули на пыльной полке полной прямоугольных следов от наших недавно упакованных семейных фотографий.

─ Ты все еще сердишься на меня? ─ спрашивает он, трудно дыша, и внезапно я начинаю за него беспокоиться.

─ Ты в порядке? Сядь! Могу я чем-нибудь помочь?

─ Во-первых, ты можешь перестать игнорировать меня. Посиди со мной, ─ говорит он, похлопывая по дивану рядом с ним.

─ Это из-за пыли или из-за перенапряжения? ─ спрашиваю я.

─ Из-за того и другого, ─ отвечает он и я осознаю что теперь он всегда прямо отвечает на мои вопросы. ─ У меня есть идея, как заставить тебя чувствовать себя лучше. Ты сказала, что они просто снесут дом, не так ли? Как только получат разрешение банка?

─ Да. Но мне не нравятся твои идеи.

─ Я даже не сказал тебе, в чем она заключается. ─ говорит он еще раз пользуясь ингалятором и задерживая дыхание в легких широко раскрывая грудь.

Он роется в рюкзаке и достает банку с краской. Он энергично встряхивает ее, снимает крышку и передает ее мне.

─ Для чего это? ─ спрашиваю я, мое сердце биться сильнее периодически пропуская удары. Мози всегда полон сюрпризов и они волнуют меня как ребенка.

─ Скажи мне, как ты себя чувствуешь. Выплесни это наружу. Потому что я вижу, что тебе больно.

Я смотрю на него, и у меня болит сердце. Он так мне нравится и я хочу поцеловать его. И меня так заводит то, как он смотрит на мой рот, я действительно хочу поцеловать... Я встаю и неуверенно иду к стене. Снова взболтав банку с краской, я пишу гигантскими буквами «ПОШЛИ НА ХЕР!» прямо над каминной полкой, где раньше весело зеркало.

Мози кивает мне и снимает рубашку. Он по-прежнему улыбается и поднимает большой палец вверх, пока смяв рубашку, вытирает пот и пыль со своего мускулистого тела.

Я онемела, смотря на его грудь. У него рельефная, четка выраженная мускулатура. Он идеальный. Нет, он лучше, чем идеальный. Он такой, каким должен быть мужчина. Я хочу пройтись языком по каждому квадратному дюйму его тела. Хочу, чтобы он снял остальную одежду. Хочу кувыркаться с ним голой. В пыли, в грязи, с прилипающей к нам красной лентой ─ мне все равно. Я буду кувыркаться с ним где угодно.

─ Еще что-нибудь? ─ спрашивает он и я прячу глаза от захватывающего тела передо мной. Поворачиваюсь к соседней стене.

Я так возбуждена. Я горю. Я ужасно рассержена и сексуально не удовлетворена. Есть кое-что, что я хочу написать, но это заставляет меня чувствовать себя эгоистичной и глупой. Но я все равно хочу это написать, а это мой шанс, и он пока есть у меня.

─ Я полностью поддерживаю своих родителей, а мне только двадцать пять! ─ цифры я делаю просто гигантскими. Чувствую огромное эмоциональное освобождение. На самом деле я никогда не говорила об этом вслух, но это то, о чем я думаю и что постоянно чувствую. Я никогда не говорю об этом, потому что не хочу позорить их.

─ Вот. Могу я показать тебе кое-что? ─ спрашивает Мози и подходит ко мне сзади. Он кладет одну руку на мое плечо и прижимается ко мне, оборачивая свою большую руку вокруг моей маленькой. Нажимает на кончик моего пальца и струя черной краски покрывает стену. Он подвигает нас ближе к стене, аккуратно проделывая каждый шаг.

─ Ты являешься частью того портретного проекта? Того, который против нарко-трафика?

Его тело немного напрягается. Он отпускает пульверизатор. Теперь его очередь игнорировать меня.

Он снова начинает двигать нас к стене. Поток краски становится менее прозрачным и влажнее, а размытые линии делают идеальный круг, пока он руководит мной. Затем он тянет наши руки назад и быстрее двигает банкой, делая зигзаги вперед и назад. Краска ложится слабыми брызгами, создавая цветовую градацию, когда он снова возвращается к первоначальным линиям. Это почти похоже на серый закат. Поразительно, но так просто.

─ Так это и есть метод для такого граффити, да?

Я говорю, но абсолютно не важно, что я говорю. Потому что смысл данного момента все прочувствовать. Только чувствовать. Мы соприкасаемся. Мози и я так близки и все вокруг соприкасается с нами.

Его обнаженная грудь прижата к моей спине. Он выдыхает мне в шею, так близко к моему уху. Его длинная рука покоится на моей руке, его ладонь обхватывает мою, придерживая мои пальцы на крохотном распылителе банки с краской. Я чую запах его пота с явным оттенком кедра. И его дыхание, с примесью химикатов от его ингалятора. Его сердце бьется так близко от моего собственного, и я ничего так не хочу как его рук обернутых вокруг меня, и его тепла ограждающего меня от всего и одновременно полностью просачивающегося в меня.

Я стою напряженная и сдерживаю дыхание, молясь, чтобы он ушел и в то же время, чтобы он никогда не покидал меня. Затем я чувствую, как его твердая как камень эрекция прижимается к моей заднице. Я хочу прикоснуться к его члену. Это так не нормально. Мой разум призывает меня к моей работе и моим профессиональным обязанностям.

Я вырываюсь подальше от него и, схватив банку, бросаю ее в пустой камин. Поворачиваюсь к нему, чтобы поругать его за нарушение границ. Но он уже повернулся спиной ко мне и как сумасшедший роется в своем рюкзаке. Он смотрит на меня, открывая банку с красной краской, и так сильно трясет ее, я вижу, как напрягаются его мышцы. Он со всей дури трясет банку, все время, пока смотрит на меня, затем он подходит к стене рукой отодвигая меня.

─ Отойди, ─ говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.

Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает ─ прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.

Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь тяжелая, а его темные глаза горят.

Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись сильно стилизована, но я прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»

Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую он когда-либо встречал. В средней школе я упала на занятиях по легкой атлетике и вывихнула колено. Я сломала два пальца, когда пыталась смягчить падение. Сколько слез я пролила в тот день? Ни одной слезинки! Ни один человек не стал свидетелем моих слез. Я все держала в себе, как настоящий чемпион. Пятнадцать гордых минут я была героем школы, звездой легкой атлетики.

Я киваю головой и шмыгаю, а он улыбается моей реакции. Его улыбка заставляет меня смеяться и сгибаюсь пополам, смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть бок.

─ Что тут смешного? ─ спрашивает Мози, смотря на меня так, словно я что-то упустила и озадаченность смывает его первичную радостную реакцию.

─ Мне так это понравилось, Мози. Мне безумно нравится… ─ но теперь я фыркаю и кашляю.

─ Лана, какого черта?

─ Ты не правильно написал слово «здесь», ─ мне удается пропищать, и я почти не могу ровно стоять. Слишком много эмоций, а я слишком уязвима. Я не привыкла к такому количеству чувств. ─ Ты написал «здись», ─ говорю я и закрываю руками уши, но я давлюсь кашлем, смехом и слезами и едва могу говорить.

─ Черт! ─ ворчит Мози и со злостью подходит к стене. ─ Ну, английский мне не родной язык, ─ говорит он, кладя руку на бок и сильно встряхивая банку с краской.

─ Очень даже родной, ты такой лгун, ─ Я все еще согнута пополам, хохочу, словно полностью лишилась рассудка.

Он заменяет букву, а затем быстро что-то пишет. В конце он дописывает слово «понятно», и конечная надпись гласит «Это дом Ланы, она здесь выросла, понятно!». Он быстро учится, хоть это я могу в нем отметить.

Я снова киваю головой и улыбаюсь, пока слезы стекают по моему лицу, полному эмоций. Это вероятно самый милый и простой жест, который когда-либо был сделан мне. Это затмевает собой колючую грушу и возможно даже его нежданное появление в Мичигане, чтобы помочь мне и моим родителям. Он дает голос моим чувствам, оставляя обнаженной несправедливость по отношению к нему.

Я не знаю, была ли я когда-нибудь настолько понятой или принятой кем-то. Я смотрю на него. Глаза его широко раскрыты и полны страха и преданности. Перед ним я чувствую себя голой. Я никогда и никому не раскрывала себя настолько.

Он делает шаг ко мне и обнимает меня за талию, а затем быстро прижимает свой рот к моему. Движения Мози настолько изящные и плавные, я не успеваю следить за ними. Они как мгновенное совершенство, яркие и полные блаженства. Его рот это рай, а его поцелуй наполнен сладкой тоской и огромным количеством обещаний. Мое тело невыносимо желает этого мужчину. Я желала эти теплые губы с тех пор, как он переступил порог моего кабинета, но все это так неправильно и мне больно признавать это. Я толкаю его в грудь и со злостью отступаю от него.

─ Не целуй меня! ─ кричу я ему. ─ Я должна защищать тебя от людей как я!

Он смотрит на меня, а затем смотрит в пол. Я раздавила его чувства и его эго, и теперь ярость быстро берет над ним верх.

─ Не обманывай себя, Лана. Не притворяйся, что не нуждаешься во мне или что не хочешь меня! Я могу видеть это в твоих поступках. Я чувствую тебя. Я хочу узнать тебя. Просто пожалуйста, позволь мне это.

─ Мне и так было хорошо. Вообще-то, мне было намного лучше, пока ты не появился. Почему бы тебе просто не вернуться в Лос-Анджелес?

Я кладу руки на бока, а он скрещивает свои руки на груди.

─ Как ты смеешь ставить меня в такое положение, из-за которого я могу потерять работу. Ты знаешь больше чем кто-то другой, насколько сейчас я нуждаюсь в ней!

─ Ты хочешь, чтобы я уехал? ─ кричит он, шагая прямо на меня с такой одержимостью, что я молюсь, чтобы он не стал грубым или жестоким. Способен ли он причинить мне боль? Это первая из причин, почему никогда и ни за что не стоит связываться с клиентами.

Он поднимает банку и с близкого расстояния выпускает струю красной краски прямо мне на грудь. Он рисует красный круг, не переставая распылять краску, затем он резко останавливается, и мы оба смотрим, как краска стекает по моей белой рубашке. Мы переполнены эмоциями и оба тяжело дышим. Грудные клетки обоих тяжело вздымаются, словно в ожидании чего то, как камин рядом с нами, в миссию которого входит заставлять пламя гореть все выше и выше.

─ Лана, ─ говорит он со всей серьезностью, указывая на место в моей груди. ─ Прямо здесь, Док, вот, где должно быть твое сердце.

Я в ярости, не смотря на то, что через вспышку моего гнева знаю ─ он прав. Я иду к камину и достаю свою банку с краской. Не останавливаясь, я двигаюсь дальше и подхожу к его груди. На нем нет рубашки, но это не останавливает меня. Я награждаю его черным «Х» через всю его грудь.

─ Да уж, ну а ты вообще запретная зона, ─ говорю я. ─ Хотя дай мне это! ─ я хватаю кусок красной ленты и прилепляю ее на его плечо. ─ Это значок мусора, Мози. Почему бы тебе не вынести себя отсюда!

Мози пронзает меня своим взглядом, так смотрят измученные дети в поисках любви и похотливые взрослые желающие потрахаться. Его лицо только подтверждает мне, что я правильно поступила. Он слишком уязвим. Вы не можете связываться с таким дерьмом. Это больше чем опасно. Это токсично.

Он подходит к дивану и хватает свой рюкзак и гитару. Перекидывает их через плечо и быстро выходит из дома. Мои глаза следят за ним до двери, и я вижу Алексея, стоящего там, в его руках пакеты с едой и двухлитровая кола подмышкой. Он смотрит на меня, широко раскрыв глаза и разинув рот. Он моргает, осматривая комнату и мою окрашенную рубашку.

─ Как давно ты там стоишь, Лекс? ─ спрашиваю я его, все еще тяжело дыша от эмоционального напряжения.

Он поворачивается и смотрит на теперь широко раскрытую входную дверь. Мы едва можем разглядеть Мози, когда он сворачивает вниз по улице. Лекси снова смотрит на меня и в замешательстве трясет головой.

─ Святое дерьмо, Лана. Ты не сказала мне, что влюблена в него.

Глава 13
Лана

И вот так это закончилось. Он ушел из моей жизни так же, как и вошел в нее. Без лишнего шума, но честно, нагло и с мощной дозой сексуальности. Он мужчина, который проделывает свой жизненный путь с решимостью и четкостью. Мози Круз был драгоценным камнем ─ редким, красивым и завораживающим. Но он никогда не был моим.

Возможно, вы удивляетесь, как история могла закончиться таким образом. Или вероятно вы раздражены, что я снова разговариваю с вами напрямую. Но я уверенна, вы заметили, что я честна с вами. Я ценю прозрачность и открытость вещей. Я хочу рассказать вам обо всем, что произошло, чтобы вы сами могли судить, и неважно считаете вы меня плохим человеком или нет.

Пройдет много времени, и я уверенна, это разозлит вас ─ так что, честное предупреждение слегка усмирит вас. Видите, я не могу продолжать болтовню, потому что вы, скорее всего, умрете от скуки.

Я никаким образом не могла изменить профессиональные отношения между мной и Мози. Да, конечно же, я представляла себе, чтобы было между нами, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Между нами все равно существовала бы неловкая разница в возрасте, но кого это волнует? Мы бы были великолепными. Выдающимися. Вероятнее всего, мы были бы идеальными.

Но как социальный работник и тот , кто заботится о подростках, я бы никогда не смогла жить в мире с собой, если оглянувшись назад на ситуацию я бы почувствовала что причинила ему страдания или добавила еще больше боли. Сейчас это возможно не выглядит таким образом, потому что вы знаете историю, но поверьте мне, когда я говорю вам, что проблемные ребята хронически увлекаются своими соц. представителями. Они стремятся к одобрению взрослых, как мотыльки к пламени, и я бы НИКОГДА не воспользовалась бы этим. Особенно в отношении кого то, о ком я так беспокоилась, как беспокоилась о Мози. Я бы никогда е воспользовалась чьей-то уязвимостью ради собственной выгоды. Это эксплуатация ─ зло в борьбе, с которым я посветила всю себя.

Была ли я увлечена им? ДА! Была ли я влюблена в него? Возможно. Но увлечение не что-то постоянное, и Мози был слишком молод, чтобы понять, как человек меняется, когда взрослеет и что такие отношения не могут подпитываться только страстью. Он ясно дал мне понять, что мое заигрывание, если бы такое было предложено, было бы с радостью принято. Но если бы Мози любил меня, ему бы пришлось любить меня за то, кто я есть, а вовсе не из-за собственной необходимости понравиться мне. Потому что такая любовь не была бы настоящей ─ это была бы запутанная ролевая игра.

Даже не смотря на то, что уже прошло три года, и Pathways закрылся, я все еще могу рассказать вам кое-что о Мо. Причина, по которой я могу это сделать, до сих пор удивляет – даже меня. Уверенна, вы заметили, как хорошо он влился в мою неблагополучную семью. Ну, помните, когда я говорила, что Лекси не может заводить друзей? Каким странным и нелепым он был, а также не способным завести или сохранить дружбу? Так случилось, что был один парнишка, у которого хватило терпения и преданности подружиться с ним.

Лекс и Мо поддерживали отношения, не смотря на то, что я заставила себя покинуть сцену. Каким-то образом он проникся к странному поведению моего брата – например, к необъяснимой радости за наблюдением приезжающих и уезжающих на автостанцию в три часа утра. Мози считал, что Лекс причудливый и преданный, и он понимал его доброе сердце. Вполне возможно он был единственным человеком на земле, который потратил время, чтобы выяснить и понять это. Единственный человек кроме меня и моих родителей.

У Алексея был Skype и они часто общались. Мози посылал ему картины, которые до сих пор висят в его квартире. Лекс даже приезжал в гости в Лос Анжелес. Он остановился у меня, и как-то раз обедал с Мози, но я отказалась от приглашения.

Не смотря на то, что мы выросли в Детройде, мы никогда особо не вписывались. Мы не были единственными иммигрантами в школе, даже не были единственными русскими, так что, это не спасало нас. У нас было достаточно денег, чтобы носить модную одежду, кататься на велосипедах и иметь различные игрушки, но, несмотря на нашу полную ассимиляцию, Алексей был твердолобым чудиком, а я застенчивой девочкой.

Думаю, не помогало и то, что моя мать все время выходя из дома покрывала голову шарфом и орала на нас по-русски. То, что она кормила нас едой, которой ее кормили в детстве, на ланч у нас никогда не было Oreos или PB&J (популярные печенья и чипсы). Мы ели еду импортируемую The New York International, местным русским продовольственным магазином ─ еда, которая приводила в ужас других детей. Или то, что мои бабушка и дедушка часто забирали нас из школы выглядя так, словно только что прибыли из пост-сталинской коммунистической России.

Смешнее всего для меня было то, как Мози, мексиканскому парнишке из Калифорнийской колонии для несовершеннолетних, удалось так идеально вписаться в мою теперь уже бездомную и неблагополучную семью. Когда он внезапно появился полный решимости помочь мне, он действительно помог мне понять, что мнимая черная полоса на самом деле могла полностью измениться. Только потому, что такого не происходило раньше, не означало, что мы должны навсегда отстраниться от всех. Близкое окружение естественное объединение людей и может быть создано незнакомцами. Близкое окружение может быть создано исходя из обстоятельств, именно так произошло и с Мози, мы все стали родственными душами. Он был одним из нас. Он был частью семьи.

Думаю, настоящая причина, почему я всегда была так увлечена социальной работой, заключалась в том, что я чувствовала связь с каждой бедной душой, которую когда-либо выставляли аутсайдером. Трудности бывают разных форм и размеров, но неадекватность заставляет считать их одинаковыми. Как горький сироп, который вызывает у вас рвоту при глотании (особенно в раннем возрасте). Зачастую я чувствую себя «достаточно хорошо» в окружении людей, признанных «не достаточно хорошими» другими. Потому что вероятно нет ничего хуже того чувства, когда вы не соответствуете чему-либо ─ когда вы не достаточно хороши чтобы тусить со всеми остальными, с теми кто с удовольствием тусят с такими, как они.

Когда Мози вошел в мою жизнь, он понял меня. Затем он вошел в мою семейную трагедию и стал одним из нас. Не было никаких специальных действий и стараний, все было мгновенно и естественно. С тех пор такого не происходило и навряд ли когда-нибудь произойдет. Это был шанс, который дается раз в жизни и я по-королевски все испортила.

Часто ли я о нем думаю? Ну, «постоянно» может считаться как часто? Хочу, чтобы вы знали, я не сумасшедшая и не одержимая. Но никто и никогда не вел себя так, как он. Ради меня Мози пошел на крайности, это было дерзко, это было нагло, это было почти демонстративно ─ то, как он вошел в мою жизнь. Мне не нравилось, что он действовал без моего согласия, но я обожала то, что он инстинктивно знал то, как я нуждалась в нем.

Уверенна, вам интересно, что же произошло и думаю, я должна рассказать вам. Мози женился на девушке из Эквадора и у них родился мальчик по имени Игорь.

Что?

Это не то чего вы ожидали?

Знаю. Это не мексиканское имя и даже не традиционное испанское. Вообще-то это русское имя!

Ой, подождите. Вас удивило не это?

Ах, то, что он женился на ком-то другом! Правильно. Именно это.

Почему это должно было вас удивить? Потому что история должна была стать историей любви?

Ну, так и есть. Я, в конце концов, влюбилась. Ну, вроде того.

Его звали Дэйл и он был из Аннаполиса. Он вырос в семье военных, но он, так же как и я боролся за социальную справедливость и стал режиссером документальных фильмов. После того как закрыли Pathways, я стала работать у него. Я была главным поставщиком, занималась обеспечением питания, макияжем и редактированием. Я также выполняла несложную операторскую работу, писала диалоги и иногда подрабатывала на стороне, когда у Дейла были проблемы с финансированием. Мы жили вместе в квартире рядом с набережной Венис, у нас был кот по кличке Китти и три разных вида горчицы в холодильнике для любого случая. Достаточно хорошая жизнь, вы так не думаете?

Конечно, так и было. И я могу рассказать вам об этом, потому что пишу это у себя на кухне.

Дейл и я решили никогда не вступать в брак, потому что лучше мы будет тратить деньги на то, что по-настоящему важно для нас. Нам нравиться вместе смотреть зарубежные фильмы, тереться ногами и есть еду на вынос. Не то чтобы мы не трахались, потому что иногда и такое бывает. Но Дейл и я, как брат и сестра, которые дерутся за место для ног и раздельно ведут свои финансы. Я больше не пью по пятницам и перестала злоупотреблять случайными половыми членами. Мы больше команда, чем пара. Мы лучше как партнеры, а не любовники.

Ну, если уж Мози женился, сделал ли он это по любви? И если я с Дейлом, то чем закончится эта история?

Позвольте мне заверить вас, когда Мози ушел из Pathways, это был не последний раз, когда мы с ним виделись.

И чтобы ответить на ваш вопрос ─ история направляется на юг. Она направляется по дороге в Мексику.