Отступление первое, глобальное:
— Ну вот и этого пристроили, — с довольным вздохом констатировал факт Мортимер, он же Смерть, он же Прародитель, он же кобель гулящий (по версии его жены).
— С чего это ты столь резко озаботился будущим далеких потомков, причем так… узконаправленно? — спросил… нет, теперь уже спросила его Швея, сидя в огромном мягком кресле из какой-то невезучей туманности и смакуя так приглянувшийся ей коньяк.
Смерть окинул собеседницу укоризненным взглядом. Пришлось даже слегка поиграть с временными рамками и реальностями, чтобы снова восполнить свои запасы и прикрыть от наглой сущности ходы к заначкам. А это было ой как непросто — после обретения прядильщика и полной стабилизации силушкой она сильно подросла.
— Сами виноваты. Все им не так. Не вмешиваюсь — плохо, вмешиваюсь — тоже плохо, — зевнул Мортимер. — Ты не представляешь, как обиженно они сопели на то, что их «прекрасные» клановые дети не могут найти себе Мастера, а я попросил бродяжек распределить на реабилитацию. В глаза претензии, конечно, не высказали, но это не значит, что я их не слышу, — закончил Прародитель.
— И теперь ты отыгрываешься на клановых, — понимающе кивнула сущность.
— Ну почему «отыгрываюсь», я помогаю! Причем — заметь! — лишь самым проблемным, — поправил Морт.
— Это Ксандр-то был проблемный? Или Ричард? Ладно уж, про моего промолчу, — усмехнулась Швея.
— Один слишком независим и нетороплив, чтобы искать, а второй слишком забит, — хмыкнул Прародитель.
— И кто твои следующие жертвы?
— Да вот думаю… — Морт взглянул на нечто вроде огромного бильярдного стола в виде космического пространства с шарами-планетами и пристроил кий к прозрачному бело-голубому шарику. Что-то похожее на облака колыхнулось внутри шара, и взволнованная «планета» будто бы попыталась откатиться. — Одно белое полено уже пристроено… Продолжаем лесозаготовку! — И кий резко ударил по белому шарику. Тот с хрустальным звоном ударился сначала о соседний, серо-фиолетовый, а потом оба закатились в лунки. Что примечательно — разные.
***
Галахад смотрел на себя в зеркальную поверхность выключенного монитора. Темный экран отлично отражал спокойные и равнодушные темно-синие глаза на слегка угловатом мужественном лице молодого человека двадцати пяти — двадцати восьми земных лет.
На самом же деле сегодня ему исполнялось сто восемьдесят четыре года. После первого пятидесятилетия жнецы переставали отмечать каждый год, после столетия — каждый юбилей. Потому «днем рождения» этот день остался лишь номинально, никто уже не обращал на эту дату внимания.
Кроме самого Галахада. Сто восемьдесят четыре года — лишь начало жизни для жнеца, дурная молодость… если ты — Мастер. Или привязанное к Мастеру Оружие.
Галахад же уже сто восемьдесят лет был ничей. И до недавнего времени он не понимал причины, вернее, предпочитал ее игнорировать, искренне считая, что его просто не могут поделить. Тем не менее многие мысли незаметно для других посещали его голову.
Может, он недостаточно силен? Нет, его ставят в пример всем подрастающим Оружиям: третья эволюция, огромная ударная мощь, идеальная калибровка и даже не металл — практически легендарный прочнейший адамантий лезвия.
Недостаточно покорен, несговорчив и с трудным характером? Это в клане Умбрайя-то? Такое до сегодняшнего момента было позволено только больному (и на голову тоже) Мордреду. Галахад же идеально подстраивался под любого Мастера, будь он мужчина или женщина, молодой или древний. Характер же Мастера и вовсе не играл какой-либо роли.
Безмолвному Оружию в принципе не особо важно, находится ли оно в руках сварливого старика, восторженного юнца или экзальтированной девицы. Главное ведь — уничтожить тварь скверны, поглотить и переработать как можно больший объем энергии, точно просчитать направление удара, требуемый вес и, если надо, молча подправить вектор своего движения в руках Мастера.
И то случалось это редко — неумехам его в руки никогда бы не дали. Потому в своей идеальности он не сомневался… до недавних событий.
После появления в призме нового клана привычная картина жизни стала медленно рушиться.
Галахада готовили стать консортом — главой и примером Оружий всего клана, тем, на кого должны равняться, кому подражать. Кто же знал, что идеал Оружия, который до этого воспевался в легендах тысячелетиями, внезапно, за какие-то жалкие два года, станет глупым, невостребованным пережитком прошлого?
И что даже древние кланы станут засматриваться на непокорных, невоспитанных, но зато таких «прогрессивных» и с «новым взглядом на мир» железок.
Что тот самый драгоценный процент совместимости станет не более чем второстепенной характеристикой, которую обнаглевшие до крайности потомки инородной для этой реальности сущности-швеи будут подкручивать, будто звук на коммуникаторе.
Да, это очень облегчало взаимодействие, позволяло срабатываться даже безнадежным и… и полностью вычеркивало из вселенной все усилия таких, как он.
В какой-то степени Галахад этих чужаков ненавидел. Ненависть была неподобающая и необоснованная: прогресс нужен был его народу и цивилизации, пусть и такой скачковый. Разумом он это понимал, но эмоции все равно прорывались сквозь многочисленные блоки.
А еще он понимал, что не сможет. Не сможет измениться, как это сделал младший брат. Не сможет словесно унижать (или как говорили чужаки — подкалывать) Мастеров, вызывая в их глазах огонек задорного интереса. Не сможет строить из себя шута, как Оружия клана Ивановых-Лакоста. Не сможет смотреть на своего партнера по вечности умилительно-снисходительно, как делают это древний Кетцалькоатль или Филициус с Михаэлем.
Галахад:
— Мне оржавела твоя унылая рожа, — рычал Мордред, со злостью замахиваясь косой и мощным росчерком срезая траву. — Меня бесит эта бесполезная ржавая хер… аур-р-р, — взвыл Боевой Посох, когда браслет на его руке с функцией «антимат», купленный лично главой клана Умбрайя после того, как он не сдержался и обматерил бабушку в присутствии посторонних, щелкнул его безопасным для боевого Оружия зарядом электричества.
— Я урою их! — Мордред зашвырнул косу в середину огромного поля так, что та по пути, вращаясь, срезала всю встречную траву. — Как только избавлюсь от этих кандалов, я засуну им всю эту траву в кишечник, предварительно вскрыв им его со спины! Вот этой гребаной ржавой косой, помяни мое слово!
Я лишь равнодушно взглянул на родственника, чем вызвал еще одну судорогу гнева на его лице. С одной стороны, я понимал его возмущение: использовать сильное тренированное Оружие для добычи корма низшим формам жизни, выращенным аборигенами, — глупо и нелепо.
С другой стороны, Мордред давно заслуживал сурового наказания. Если б Мор не был единственным сыном Мастера Артурии, от которого зависело ее ментальное здоровье, его б уже давно развоплотили. Просто… из жалости. И никакие прогрессивные мысли о «единстве и равенстве», что притащили в наш мир чужаки, не были б помехой. Потому выбранная главой местного клана «трудотерапия» была даже слишком щадящей для психически неуравновешенного и больного родственника. Пусть и унизительной.
— Ты ведь сейчас тоже мысленно вскрываешь мне глотку, ржавая оглобля, да? — Мор пнул небольшой стог, который я собирал граблями. Свежескошенная трава взвилась вверх и осела на плечи и волосы, а в нос ударил слишком сильный травяной запах. Двоюродный брат очень быстро приспосабливался к ситуации: контролирующие браслеты не позволяли ему использовать силу и вредить себе, но вот такие вот «безопасные» действия не ограничивали.
— Я не желаю твоей смерти, — ответил я абсолютную правду и снова принялся собирать скошенную траву. Присоединиться к работам я решил сам, хоть так поддержав опального родственника.
— Знаешь, а я теперь тоже, — мерзко ухмыльнулся Мор, и я заранее насторожился. — Ведь теперь мы на одном уровне, на самом дне этой су… дрянной выгребной ямы. Ты не представляешь, как у меня стоит на то, что теперь ты, золотой Меч, гордость клана, копаешься в том же дерьме, что и я. — Посох слегка поморщился и сглотнул слюну. Видимо, браслет, снова зафиксировав сильную вспышку эмоций, ограничил его ауру.
Я прикрыл глаза, тоже скрывая бурю чувств, что вызвала во мне его фраза. Пусть грубо и грязно, но Мор прекрасно озвучил мои собственные мысли. Непонятно как, но мы внезапно встали с ним на одну спираль. И я не понимал, за что мироздание меня наказывает.
— Ути-пути, иди и осыпься ржой в ближайшей канаве! — неприлично заржал Посох. — Развлеки меня, выброшенное «сокровище» нации! Я ж только ради этого тут и прозябаю — увидеть наконец, как ты от безысходности коньки отбросишь, — продолжил издеваться Мор.
— Верни косу. Мы должны закончить до исчезновения с неба ближайшей желтой звезды. — Искры гнева чуть привели меня в себя и снова позволили вернуться к хладнокровному состоянию.
— Они называют эту хрень солнцем. Привыкай, болезный, ты тут надолго, — снова запустил в меня травой Мор и все-таки пошел за выброшенной косой.
Отступление второе, разговорное;)
— Не, ба, не в этом дело. Мало ли кто ругается, мы и сами умеем — и материться, и подкалывать. Дело в том, что этот Мор — он… какой-то пустой. Не просто заносчивый или балованный, а вот прям пустой, как оболочка от фантика, он не скрывает в себе другие эмоции, у него что на уме, то и на языке… эм, не понимаю, как ещё пояснить. В общем, с ним не интересно. Его не хочется развернуть, не хочется его перевоспитывать и приручать — не горит в нем... не знаю, искры. Мы всяких по призме видели, и поломанных, и дурных, и слишком умных — все были с изюмом. А эта булочка — пустая, — распиналась темноволосая девушка лет восемнадцати, жестикулируя сушкой, как дирижер палочкой. На плите весело кипел старый жестяной чайник, чуть посвистывая, а в фигурной вазочке на столе красовалось сразу три вида варенья.
— Я бы на твоем месте не была так категорична. Он обычный парень, не хуже и не лучше других. Просто он не подошел ни одному из вас. Это не повод обзывать его пустышкой, — возразила глава клана, слегка хмурясь. Конечно, в такой вот непосредственности ее внуков было некоторое очарование, но, кажется, придется все же чуть поднасесть на воспитание потомков. Ее уже начинало напрягать их поведение, дети и правда становились слишком… высокомерными? Чересчур уверенными в защите клана. Но здесь, вдали от политики и этикета, в уюте собственного дома, это вполне можно было позволить.
— Ну… наверное. — Девушка зачерпнула ложку ярко-красного вишневого варенья. — Я вообще не поняла, зачем ты согласилась взять их… ну ладно, его. Второй, конечно, мороженый, но хоть не противный. Мы что теперь, колония для несовершеннолетних инопланетных снеговиков?
— Анна, мне казалось, что ты умнее. Все же старшая правнучка. В пятнадцатом поколении, — еще больше нахмурилась Гиттиннэвыт, смотря на облизывающую ложку внучку. Жаль, хмуриться на своих потомков слишком долго она не могла, хоть и честно старалась.
— Ну, значит, не настолько умна. Ты объясни тогда! — фыркнула темноволосая девчушка, запуская ложку в следующее лакомство.
— Я объясняю. — Задумчиво постукивая пальцами по столу, за которым родственники пили чай, женщина продолжила: — У старшего мальчика классическая клиническая депрессия. У младшего проблемы посерьезнее. Он с детства нестабилен. Тот браслет, который все время бьет его током за нецензурщину, на самом деле нужен не для воспитания, а для того, чтобы ребенок не убился.
— Хм-м-м… то есть все же поломанный? Тогда да, понятно… но я не знаю, как ему помочь, — теперь уже задумалась девушка.
Галахад:
— Мне кажется, они просто ржут над нами, — на удивление спокойно выдал Мордред, рассматривая наше новое место дислокации. — Это че за помойка на задворках Фиолетовой спирали?
— Я не наблюдаю здесь… неорганического мусора, — слегка неуверенно возразил я, оглядываясь по сторонам. Вроде все было отлично, прекрасный вид на небольшие горы, верхушки которых покрыты снегом…
— Зато вполне органического говна здесь до ржи и больше! — взрыкнул Мор, в отчаянии бросая сумку с «гостинцами» под добротную деревянную калитку. — Ты, ржа, чувствуешь?! Тут воняет хуже, чем в бабкином зоопарке, когда там неделю не могли восстановить связь с уборочными дроидами!
— Не… преувеличивай. Просто мы близко… к отсеку с… мелким рогатым скотом. — Я через забор посмотрел на небольшое пушистое животное, чей мех при рождении однозначно был белым. Но, видимо, недавно прошел дождь, отчего грязь была даже на небольших роговых образованиях на голове. Или этих животных и вовсе не мыли...
— А, гости? Захады, дарагой, захады! — раздался у нас за спиной голос, и, обернувшись, мы увидели возле калитки еще на вид крепкого, но явно очень старого человека. Жнецы такими старыми не бывают… чтобы совсем седой и с морщинами. — Тебя Гыта прислала, да? Ай, харошие гости, захады, захады! Сейчас кушать будем, потом на источнык вас провожу! Потом придем, работу дам, как дагаварылись, а потом и на ноч устрою со всэми удобствами!
— Да что… — начал было Мор, закипая, как то самое железное приспособление, в котором местная глава клана дезинфицировала воду, но я вовремя успел заслонить его собой, оттянув за спину, за что получил злой пинок и шипение.
— Благодарим за гостеприимство, господин… — Слегка поклонившись, я вопросительно посмотрел на старика.
— Дэдушка Гурам меня зови, какой я тэбе гаспадин, — засмеялся старик, открывая калитку. — Эй! — зычно крикнул он куда-то в глубину двора. — Эй, Тамрико! Стол накрывай, гости пришли!
— Госпо… старейшина Гурам, приветствую вас. Мое имя Галахад Умб… хм, — не успел я закончить речь, как почувствовал что-то неладное.
— Отстань от меня, грязное животное! Сгинь в бездну, пока я не переломал тебе культяпки! — раздалось позади голосом Мора.
— Э, дарагой, зачэм так ругаешься, барашек молодой еще, играэт с тобой. А ну, кыш, Чугук, нэ трогай гостя! — на удивление дружелюбно отреагировал на невежливость брата местный хозяин.
— Я ему за такие игры из черепа кружку сделаю, — прошипел Мордред, потирая бедро. Вряд ли местное животное было способно оставить тренированному Оружию хотя бы синяк, но сам факт того, что его пыталось сбить с ног это травоядное...
— Э, дарагой, лучше шашлык! — засмеялся старик. — Или шурпу. Идем, идем к столу, дарагой, поешь — сразу подобреешь… А на воды вас свожу, так и вовсе настроение исправится, — чем дальше этот дед говорил, проводя нас через двор в просторный каменный дом в два этажа с резной деревянной галереей по периметру, тем меньше в его речи слышался акцент.
Сам дом оказался достаточно уютным и чистым, пусть и маленьким, как прогулочная космическая яхта. Вся мебель из темного дерева была очень старой, но крепкой и какой-то на удивление удобной. Неброские темные цвета узорчатых ковров и циновок создавали неожиданно комфортную атмосферу, а прохлада каменных полов и стен приятно контрастировала с царившей на улице жарой.
Пахло травами, какими-то специями и хорошо прожаренным мясом. От этих запахов мгновенно проснулся аппетит, и богато, хотя совершенно незнакомо накрытый стол доставил искреннюю радость, чего я от себя в принципе не ожидал.
Старый Мастер (а он был именно Мастером, пусть и очень слабым, чья родословная слишком сильно смешалась с аборигенами) на удивление ловко гасил потоком слов и очередными вкусностями на тарелке все вспышки агрессии Мордреда. На все его кровавые замечания Гурам отвечал с улыбкой. Такое отношение приводило двоюродного брата в ступор, и на некоторое время он, кажется, даже забывал о причинах своего недовольства. Нет, он все еще дыбил шерсть, как дикий кот, но на старика поглядывал уже не с презрением, а с удивлением и даже некоторой опаской. Нетипичное поведение этого Иванова заставляло его насторожиться. А его старая спутница-Оружие по имени Тамрико, которую он называл женой, медлительная, плавная и очень красивая, несмотря на седину и морщины, избороздившие темное от загара лицо, несомненно, тоже отличалась… от всего, к чему мы привыкли. С одной стороны, она вела себя так, словно родилась и всю жизнь провела в лучшем клане призмы. То есть по отношению к своему Мастеру и мужу была подчеркнуто почтительна и предупредительна, к гостям приветлива и при этом очень молчалива. Слово в слово и пункт в пункт кодекс правильного кланового Оружия. И в то же время она точно была Иванова — я уже научился распознавать некоторые признаки клановой ауры. Потому женщина создавала ощущение натянутой пружины… ну не может Иванова и не «рвануть».
А еще — она была ОРУЖИЕ Иванова. До сего момента я видел только одного жнеца этого рода, не являвшегося Мастером, — спутника главы клана, деда Алелекэ. Этот персонаж, признаться, тоже вводил в ступор с первого взгляда: он не был железным. Вообще. Ни в какой части. Он был целиком костяным, и как такое возможно, я не понимал. И теперь вот старуха… очень странная старуха.
— Э, дарагой, смотрю, все жену мою разглядываешь, что, хороша? — спросил вдруг Гурам, усмехаясь в седые усы. — Еще бы! Самая горячая девка была в Ткварчели, городская, гордая. Чабану с гор не ровня, да, Тамрико? Царица!
— Да уж не баранов пасла, старый ты болтун, — неожиданно отозвалась женщина, но было в ее словах столько доброй какой-то насмешки и любви, что это ничуть не портило образ правильного Оружия. — Заболтал молодых. Вставай, веди воду пить, а потом гостям и отдохнуть надо.
— Правильно, жена, сначала пусть пьют воду, а потом можно будет пить вино! Идемте, гости дарагие, покажу вам источник. О нем чужие не знают, только свои. Надо вам сил набираться, завтра работы много будет.
— После этого Мастер Гурам предоставил нам комнату для проживания, — закончил я отчет перед голограммой Мастера Артурии, опуская голову в ожидании дальнейших приказов.
— Сегодня количество остановленных срывов Мордреда пусть и незначительно, но уменьшилось. Значит, в этом есть какой-то смысл, — резюмировала Мастер. — Хорошо, продолжайте в том же духе. Спокойных сно...
— Мастер Артурия! — перебил я дочь главы нашего клана. — За последние сутки я истратил скверны менее чем десять процентов от общего показателя! Позвольте мне принять участие в охоте!
— Зачем? — не поняла женщина, недоуменно осмотрев меня с ног до головы. — Отдыхай, Гал, считай, что ты на каникулах. Да и… все рейды уже на месяц вперед расписаны, а у тебя все еще нет Мастера. Чтобы включить тебя в охоту, придется расформировывать уже сработанные боевые команды. Ты ведь не маленькое оружие, довеском идти не сможешь. Так что сиди спокойно и пей ту воду, про которую глава Ивановых сказала, что она очень полезна Оружиям. Короче, набирайся сил и присматривай за Мором.
— Да, конечно… Доброй охоты, Мастер, — спокойно закончил я разговор и выключил видеосвязь.
Набирайся сил, да? А зачем? Для кого? Если даже в родном клане раз за разом дают понять, что я никому не нужен. Даже на охоте, где постоянно требуются все свободные тренированные Оружия.
Я не лелеял глупых иллюзий. Меня отдали Ивановым для поиска подходящего партнера. Ни в одном другом клане призмы не найдется столько свободных молодых Мастеров. Но и тут я с треском провалился. Мало того, что мне просто неуютно среди этих буйных молодых пси… жнецов. Так и они сами, подойдя поближе и присмотревшись, сразу отходят на безопасное расстояние. С таким видом, словно рассчитывали найти полный куб скверны, а им подсунули пустышку в радужной обертке.
Нет, я понимаю, что несколько несправедлив и пристрастен из-за эмоций. Молодые Мастера меня не обижали ни словом, ни делом. Но я чувствовал, что они теряют ко мне интерес очень быстро. Слишком быстро... и это неприятно. И с каждым разом, с каждым отвернувшимся ледяного стекла в сердце становится все больше.
Единственное, что еще держало на плаву: понимание, что я не один такой. И от этого же становилось еще мерзостней на душе, нашел чему радоваться!
От Мордреда тоже все отказывались, но потому, что он слишком несдержан и груб. Избалованный юнец, который ловко оправдывает свой отвратительный характер болезнью. Его мать и прочие женщины могут сколько угодно причитать про бедного мальчика и психологическую нестабильность, но я-то прекрасно вижу, что когда Мор хочет — он великолепно умеет держать себя в руках. Но обычно он как раз не хочет. Позволяет себе срываться, а когда эмоции начинают зашкаливать — и вовсе бросает вожжи и идет вразнос, наплевав на сохранность своей ауры, лишь бы истерикой добиться своего. Ему более сотни раз объясняли, почему этого делать нельзя. И что? У него нет желания ничего исправлять, ему и так все приносят на радужном мостике.
И вот с этим… вот с этим вот Оружием я теперь сравниваю себя. И даже радуюсь, что Мастера игнорируют нас обоих. Кажется, я проржавел до самой души, теперь уже окончательно.
Наверное, мало мне было тяжелых мыслей о собственной никчемности. Однозначно мало. Я настолько позволил себе распуститься, что перестал смотреть даже под ноги, что уж говорить о постоянном сканировании окружения. А ведь Мастер Гурам предупреждал нас, что в этих горах надо быть внимательнее. А лучше и вовсе не уходить одному.
Наверное, это впервые в моей сознательной жизни, когда я настолько наплевательски отнесся к словам Мастера. Но в моем нынешнем состоянии оставаться в компании Мордреда было буквально невыносимо.
Да, я помогал ему в «трудотерапии», прописанной главами кланов, хотя мог бы этого не делать. Мне как раз прописали «отдых». Но я и так едва не рехнулся от непривычной праздности: я всю жизнь тренировался сам, тренировал других и всегда был занят. А тут… Покидать навоз из коровника вилами — это еще можно хоть как-то отнести к упражнениям, пусть и не на физическую форму, но на выдержку. А процесс выгуливания местного мелкого рогатого скота при наличии рядом специальных пастушьих животных… Еще немного — и я бы порос мхом на том лугу.
Физической работы на самом деле было мало. Хозяева прекрасно сами справлялись. Мордреда «припахали», как он выразился, только для того, чтобы он сливал свою злость не на головы людей вокруг, а на тот же навоз. В основном его тоже «минеральной» водой отпаивали, и на него она хорошо действовала. Я даже со стороны видел, как меняется его структура.
И тем не менее на язык он остался все так же резок. Потому, несмотря на все мои попытки хотя бы установить нейтралитет, ненавидел всеми фибрами души. Так что, получив уже привычную порцию словесных помоев на голову, я опять ушел гулять в одиночестве. Позволил тяжелым мыслям заслонить действительность и в результате свалился в овраг, как последний глупый и неуклюжий теленок. Позорище! Галахад, Меч клана Умбрайя, побежден земляной насыпью.
Кажется, еще и умудрился сломать ребро. Ударился головой, расшиб лоб. Мелочь, за серьезную рану даже считать смешно. Пара кубов скверны — и даже царапины на лезвии не останется. Я уже молчу о ссадинах и порванной одежде. Но неприятно.
— Дяденька, вы там живой?
Пока я лежал на дне оврага и мрачно размышлял, вылезать из него или, ржа все побери, тут и остаться до полного разложения, сверху зашуршало, посыпались мелкие камушки и еще какой-то мусор. А потом тоненький детский голосок испуганно проблеял:
— Дяденька, отзовитесь! Может, вам людей позвать? Я сейчас!
— Рбяф! — не успел я крикнуть, что никого звать не надо (еще этого не хватало), как сверху зашуршало еще громче, на голову мне начали падать камни покрупнее вместе с пучками травы, а потом раздался испуганный визг и в овраг кубарем скатился мохнатый скулящий шар.
— Ой! Кабато! Дяденька, я сейчас! Кабато!
— Ты старше, чем казалась, — только и смог сказать я, осматривая нежданную… как обнаружилось, «спасительницу» одним глазом. Второй уже окончательно залило кровью из рассеченной брови.
— Ох, дяденька, вы головой стукнулись, — выхватывая у меня из рук свой меховой шар, пискнула девушка. И тут же смутилась, покраснела и глянула снизу вверх виноватыми глазами. — Пойдемте, дяденька… вы идти-то можете?
— Куда пойдем? — не понял я, но сопротивляться не стал. Никакой угрозы от аборигенки я не чувствовал, лишь излишнее беспокойство и пока непонятный мне страх. Мастер Гурам уже рассказывал мне про ближайшее поселение горного народа, но я практически не слушал — зачем мне информация об обычаях местных жителей этого маленького мирка на Желтой спирали? Одно дело, если б здесь, среди Ивановых, я нашел своего Мастера, а так…
— Да тут рядышком, — зачастила девчонка. Точнее, юная женщина. Я уже немного привык пересчитывать видимый возраст на местный счет — лет восемнадцать-девятнадцать ей, не больше. Совсем молодая, худенькая, глазастая, с темной косой на плече. Еще угловатая, и движения такие — резкие, порывистые. Хотя, возможно, вся ее угловатость просто из-за недоедания. — Идемте, рану промыть надо. Ой, вы и ногу зашибли, и бок… Может, тут полежите, я людей… позову? — последнее предложение отчего-то прозвучало тихо и неуверенно.
— Не надо людей. Я в состоянии передвигаться сам. — От одной нее шума уже было достаточно. Да и после Ивановых на толпы я реагирую… отрицательно, и это мягко говоря.
— Ладно, я все равно вам лоб заклею, и чачей промыть надо, чтоб зараза не попала, — решилась девушка. Своего пушистого друга она опустила на траву, и тот моментально ускакал куда-то в кусты. — Идемте… Только лучше бы вас никто в деревне не видел. Вы турист, да? У вас есть телефон, вы сможете позвонить своим друзьям или родственникам?
— Не тараторь. — Я поморщился, потому что ее звонкий голос отдавался в висках стуком маленьких молоточков по наковальням. — Мне вообще не нужна…
Но досказать я не успел, потому что из-за густой зелени вынырнула глинобитная стена какого-то сарая и мне пришлось, пригнувшись, шагнуть в пахнущую сеном и немного навозом темноту.
Через пару секунд глаза привыкли к отсутствию яркого света, и я огляделся. Хм. Насколько я помню материалы по этой планете и этому региону, тут не темные века. Относительно цивилизованная местность, второй демографический переход в общественных отношениях. Так почему эта девушка живет в хлеву?
А она тут именно живет: в одной стороне глинобитного сарая за загородкой жуют траву мелкие рогатые копытные — называются «козы». А в другой стороне — чисто выметенный земляной пол, какой-то топчан, аккуратно застеленный ярким дешевым пледом, непокрытый деревянный стол и одна трехногая табуретка. Какие-то картинки, явно из местных журналов, пришпиленные к стене у изголовья, букетик луговых цветов в консервной банке на столе… Странное впечатление убогости и одновременно с этим — уюта.
На тот самый топчан меня и усадили. Предлагали лечь, но я отказался. А девчонка засуетилась, сбегала куда-то во двор, притащила местные примитивные средства дезинфекции и фиксации ран. И не скажешь же ей, что все «раны» пропадут в течение часа, а если запить скверной, то и вовсе мгновенно. Аборигены просто не поймут и посчитают ложью. Ну или чудом. Вряд ли Мастер Гурам обрадуется, если меня причислят к местным богам… или демонам, что вероятнее.
Зачем я вообще пошел с ней? Ну… сложно сказать. Она так искренне беспокоилась, а мне было все равно. К тому же не хотелось, чтобы девица подняла крик и привлекла еще больше внимания аборигенов.
Тоже ничего страшного, но утомительно, досадно и действует на нервы. В конце концов, пусть почувствует себя спасительницей, мне же по-любому нечем заняться. А так хоть какое-то отвлечение от «отдыха».
— Дяденька, давайте ближе к окошку. — Девчонка похлопала ладонью по трехногой табуретке. — Я сейчас кровь смою… Вот так. Ой, бровь совсем рассекли… а шов я не умею. Вы, когда в город приедете, к врачу ведь сходите, да?
— Обязательно, — не стал я спорить с девушкой.
И поморщился, потому что, неудачно повернувшись, опять ощутил боль в сломанном ребре.
— Рубашку надо бы снять, тугую повязку сделать. — Почему-то моя спасительница так отчаянно покраснела, что стала напоминать местный овощ «помидор». Она вообще, когда смыла кровь с моего лица, стала вести себя странно — застыла на пару секунд, а потом стала прикасаться ко мне втрое осторожнее, словно боялась разбить фарфоровую статуэтку.
— Надо так надо. — Я чуть было не пожал плечами, но вовремя вспомнил, что лучше этого не делать.
— Ах ты, шлюха! — заорал кто-то, и вход в сарай со двора перегородила здоровенная тень.
— А… я… — внезапно задрожала девушка, со страхом уставившись на огромного пузатого увальня с полуседой щетиной на лице.
— Я так и знал, что ты в сарай мужиков водишь, потаскуха! — ревел абориген раненым громомондом, по всей округе наверняка слышно было. — Приютили на свою голову! Нет бы в благодарность по дому помогла нормально, она непотребством всяким занимается! Ты кто такой?! — это уже мне. — Ты кто такой, наших девушек портить?! А ну, иди сюда, шлюха, я тебе покажу, как приличный дом позорить! — без всякого перехода, снова девушке.
Наверное, если бы этот бурдюк с жиром просто орал, я бы пожал плечами, отвел девушку подальше, пока ее родственник немного успокоится. Затем сказал бы пару слов объяснений, благо причина, как говорится, «на лицо», поблагодарил спасительницу, даже оставил бы им денег, а потом спокойно ушел по своим делам.
Но этот абориген сделал непростительную вещь: с неожиданным для такой горы сала проворством подскочил к девушке и отвесил ей такую затрещину, что она с криком отлетела к стене, на свой топчан.
Дальше я действовал рефлекторно, и мерзавец отправился в полет к другой стене раньше, чем понял, как и куда я его ударил. Но его это не угомонило, потому что бурдюк взвыл еще громче и ринулся из сарая, явно призывая кого-то на помощь. Ржа! Вот только скандала с местным низкоуровневым народцем мне и не хватало для полного счастья.
В сарае раздался душераздирающий визг и отчаянный крик девушки-аборигенки:
— Кабато!!!
Она буквально бросилась под ноги мужчине и, если бы я не успел вовремя перехватить ее поперек талии, сама бы напоролась на вилы.
— Пусти! Кабато! — Рыдающая девчонка всеми силами пыталась вырваться, но для меня ее трепыхания не значили ровным счетом ничего. А еще… держа ее так близко к себе, я почувствовал… что-то неуловимо родственное, непонятное, но в то же время такое знакомое. Странно.
— Вот и катись к своему кобелю, шлюха! Чтоб в деревне я тебя больше не видел! И собачью шкуру с собой забери как приданое, а то скоро завоняет! — с этими словами жирный хряк еще раз пнул уже истекающее кровью тельце зверька, бросил вилы в сторону, плюнул мне под ноги и ушел.
Девчонка с плачем вырвалась-таки из моих рук и подхватила раненое животное, пачкаясь в его крови и что-то невнятно причитая. А я буквально замер, неверящими глазами глядя на то, как она неумело и, кажется, неосознанно пытается перенаправить тоненький поток скверны в тело зверя. Не то чтобы это было хоть сколько-то эффективно… зверь был обычным зверем, а не Оружием, восприимчивым к энергии.
Но сам факт! Эта девушка… Мастер?!
— Не плачь, это не поможет. — Ее пришлось поднимать с пола, вместе с уже умирающим меховым шаром, она никак не хотела его отпускать. Стоило прикоснуться, и меня опять накрыло странным чувством, а еще по нервам резанула такая боль, что я аж покачнулся. Не моя боль… но я ее почувствовал. Это ведь должно что-то значить?
На самом деле только то, что дикий, слабый и необученный Мастер в этот момент буквально разрывал сам себе душу, теряя единственное живое существо, которое его любило. И неосознанно кричал от боли на всю призму…
— Ржа. Подожди, не… не плачь так! — Я постарался отгородиться от буквально сносящей с ног волны отчаяния и даже встряхнул девушку за плечи, отбирая полутруп зверька. — Еще есть шанс! Надо только отнести Кабато к одним моим... знакомым. — Я прекрасно видел, что зверьку уже не выжить. Но сказать об этом убитой горем абори… нет, Мастеру было выше моих сил.
— К врачу, да? — Даже удивительно, как быстро эта девчонка взяла себя в руки. Вот буквально только что фонила ужасом и болью на всю галактику и вдруг резко сама себя скрутила узлом, заставив успокоиться. Только в глазах безумная надежда и руки еще трясутся. — Пойдем быстрее, пожалуйста!
Я тут же пожалел, что дал ей надежду. Вилы проткнули какой-то жизненно важный орган, и даже лучшие лекари тут вряд ли помогут. Проявил слабость, только бы она замолчала и успокоилась… а теперь отступать поздно.
— Да, идем. — Одной рукой я перехватил поудобнее тельце животного, другой обнял девушку за плечи и решительно зашагал через большой двор, как оказалось, довольно опрятного крестьянского хозяйства. Не обращая внимания на родственников борова, уже столпившихся на крыльце и осыпавших нас непотребной бранью.
Много чести обращать внимание на тараканов. Что удивительно, девчонка тоже никак на них не реагировала, словно не слышала, а ведь самую грязную ржу лили именно на ее голову. И кажется, окончательно выгнали из дома. Надеюсь, она не слишком расстроится… ведь, если она действительно Мастер, пусть и слабый, ей всегда найдется место на призме. Даже если она не присоединится к какому-то клану, в той же Академии есть льготные места… Да в конце концов! Ивановы же есть. Если что, я денег дам, у меня на счету достаточно...
Я даже удивился, что меховой шар не умер, пока мы шли до дома Мастера Гурама — а он находился довольно далеко от селения, в которое притащила меня судьба в лице этого недоразумения. Могу ошибаться, но, кажется, неумелые манипуляции со скверной все же как-то замедлили процесс. Но по-настоящему помочь, конечно, не могли. И кажется, юная Мастер это тоже понимала, но упорно цеплялась за призрачный шанс.
— Э, дарагой, — печально сказал Мастер Гурам, только увидев нас на пороге. — Жалко щенка… но тут уже только чудо поможет.
Они с женой ни о чем не спросили даже. Не поинтересовались, как зовут странную девушку или где я ее взял, даже о том, откуда мы притащили почти мертвого этого… щенка. Только сочувственно качали головами и цокали языками, пытаясь утешить мою нечаянную находку.
А я сжал зубы и резко выдохнул:
— Мастер, прошу, откройте портал к главе клана. Там много специалистов. Может быть, они… — вслух я не договорил, а вот в ментале целенаправленно и четко транслировал: «Животное уже не спасти, но девушка — Мастер. Возможно ли оказать помощь юному Мастеру? Там ее успокоят и не дадут разорвать душу».
Мастер Гурам понимающе опустил веки, соглашаясь с моей просьбой. И протянул руку жене, явно зачерпнув скверны из ее резерва, а потом выверенным, отточенным жестом активировал портал. Поскольку зареванная и снова начавшая впадать в отчаяние девчонка уже почти ничего не видела от слез, да и большой крытый двор тонул в вечерней полутьме, она даже не сопротивлялась, когда я потянул ее за собой, и шагнула в другую точку пространства, не заметив этого.
— Э, куда?! — еще успел я услышать возмущенный голос Мордреда. — А я?! Вы совсем оржавели, бросать меня тут одного?!
— Не спеши, дарагой, нам некуда больше спешить. — Прежде чем портал закрылся, я еще успел услышать журчащие нотки в голосе Мастера Гурама. — Пойдем, дарагой, пхали кушать будем…
— Какое, на ржу, пха…
На этом возмущенном выкрике Мора пространство схлопнулось, а нас с моей находкой встретила почти морозная свежесть и удивленный возглас:
— Ну ничего себе! Ба-а-а! Смотри, кто пришел! И не один! А что это тут у вас… Ой! БАБУШКА-А-А!
— Не шумите… — попытался немного усмирить детей я, чувствуя, как затряслась в моих руках девушка. — Вы пугаете. И надо скве… Дайте ей Мурку погладить. Успокоиться.
Один из детей, одетый в меховую безрукавку с капюшоном, натянутым чуть ли не на самый нос, отчего было не определить, мальчик оно или девочка, сверкая подошвами меховых же сапожек, кинулся в соседний чум. Двое других прыснули в разные стороны с такой скоростью, что я не успел даже заметить, куда они пропали.
Галахад:
— Ай, нехорошо, однако, — сказала глава клана, глядя на мертвую зверушку в моих руках. А я впервые в жизни настолько растерялся, что стоял столбом, не в силах пошевелиться. И все потому, что за мой локоть цеплялась эта маленькая аборигенка… Точнее, дикий Мастер. Существо того разряда, с каким мне никогда не приходилось сталкиваться. Слабая, неприспособленная, уязвимая и настолько хрупкая, что я отчетливо понял: если она сейчас поймет, что ее Кабато все же умер… Пока только отчаянная надежда мешает ей ощутить это.
— Леди Гиттиннэвыт… — Я поднял глаза на главу местного клана и постарался вложить в мысленный образ все, что в этот момент чувствовал. Совершенно против правил клана Умбрайя, против моих собственных принципов — никогда не открываться настолько полно. И по возможности не вступать в ментальный диалог с чужими Мастерами, пока ты сам непривязанное Оружие. Ибо чревато. Но я сегодня уже один раз нарушил этот зарок.
«Леди… если… вы даже дерево превращаете в любого зверя... то возможно ли сделать носитель похожим на этого детеныша? Ей все равно нужна подпитка».
Проговорил в ментале и сам понял, какую глупость сказал. Аборигенка, несмотря на свою слабость и необученность, все же Мастер. Рано или поздно она увидит разницу и поймет, что ей подсунули фальшивку. И сомневаюсь, что ее утешит замена, даже если дать ей другого живого компаньона...
«Или, может, прямо из зверька?» — мысль выскочила сама. Я же в этот момент смотрел на тельце в своих руках и ляпнул не подумав.
Печально прищуренные веки вдруг широко открылись — женщина поняла, о чем я говорю, и очень удивилась.
«Так никогда не делали. Думаю, это невозможно».
У меня внутри все оборвалось.
— Но… Эй, дед! Иди сюда! Иди быстро, дело есть! А ты, «идеальное Оружие дружественного клана», позаботься о своем Мастере. Уведи ее в тот чум, Карина принесет жир и чай на травах.
— О моем Мастере?! — Я аж икнул.
— Ну а о чьем же еще? Сам нашел, сам привел. Давай, иди.
— Кабато! — словно очнувшись от слез, дернулась маленькая аборигенка. — Кабато!
— Оставь, пусть о нем позаботятся лека… знающие люди. От того, что ты за него хватаешься, лучше ему не станет, — получилось немного грубо, но почему-то эта взъерошенная девчонка просто не воспринималась мной как полноценный Мастер. Скорее как ребенок. А с детьми я всегда… не знал, что делать. Да еще и эти слова про моего Мастера. Вот это вот? Шутите? Она ж меня даже в руках не удержит, даже если я облегчу свой вес до космической пыли! Ее уже только от длины лезвия будет укачивать! Нет, это точно не мой Мастер.
Вот только, когда леди Гиттиннэвыт забрала щенка, чтобы унести в чум к своему подоспевшему мужу, моя нечаянная находка вдруг всхлипнула и осела на землю без сознания. Я едва успел подхватить. И остался стоять посреди тундры в окружении островерхих шатров, как дурак, со «спящей красавицей» на руках.
— Сюда неси, — позвала вдруг меня одна из мелких девчонок, я их даже в лицо не научился различать, все одинаковые, и ауры похожие. — На шкуру положи. Ты чего, специально ее голодом морил, что ли?
— Мы встретились около полутора часов назад, — нахмурился я на такое безрассудное предположение от невоспитанного ребенка. — Поэтому я…
— Ай, да ладно, бабушке будешь рассказывать, — отмахнулась от меня нахалка. — У нее, кажись, голодный обморок, прикинь? Я такого у живого человека еще никогда в жизни не видела… Не знаю, откуда ты ее вытащил, но обратно туда отдавать не надо. Щас я жир пришлю, а еще ей нужен бульон. Сможешь накормить?
— А куда ее тогда отдавать? — под нос пробормотал я, но на вопрос ребенка кивнул.
— Ну, если тебе совсем... — противная девчо… в смысле, юная Мастер выделила интонацией последнее слово, причем так многозначительно, что мне вдруг стало не по себе, — совсем не нужна — мы заберем. Чай, на стойбище никто еще с голоду не помер.
— А у нее спросить не хотите? — внезапно разозлился я, вспомнив, как одна из Ивановых буквально украла моего двоюродного брата. — Прежде чем делить.
На меня посмотрели как на дурака.
— Естественно. — Моя собеседница пожала плечами, поймала поперек пуза сунувшегося в шатер зверька-накопитель и положила его прямо на грудь все еще бессознательной аборигенки. — Мы ж не дикие с призмы. Держи ложку, сейчас будет бульон.
— Я б поспорил, — в сторону вздохнул я, сам не ожидая от себя такой эмоциональности. Кажется, события дня совсем вывели меня из равновесия. Но ложку взял.
— Хи, — неизвестно чему обрадовалась девчонка. — А ты ничего. Не такой мороженый, как со стороны выглядишь. Даже язвить умеешь. Слушай, если все ж не нравится эта девочка, давай я тебя привяжу, а?
— Наглости тебе не занимать, ребенок, — отмахнулся я от девчушки, понимая, что та явно язвит. — Спасибо за предложение, но нет.
— Так и знала, — опять обрадовалось это чу… чудовищ… чудо. — Потому что рыцарю в сверкающих доспехах нужна настоящая нежная принцесса. — Она показала мне язык и резко сменила интонацию: — Во, бульо-о-ончик, красота.
Так она отреагировала на сунувшегося в шатер мальчишку с миской в руках. Забрала посудину у гонца, передала мне и встала.
— Корми, я пойду чаек заварю. От нервов. Она у тебя и правда нежная. Надо поберечь.
— Да почему у меня-то?! — это я уже пустоту спросил. — И как кормить ребенка практически без сознания? — задал я уже более рациональный вопрос, уставившись в дымящуюся миску с варевом. Мне кажется или в нем плавает чей-то глаз?
Тем не менее раз согласился — делать нечего. Пришлось сесть на шкуры, устроив расслабленное тело аборигенки так, чтобы она опиралась на мои колени как на спинку кресла. Дальше пошло легче, потому что запах наваристого мясного (или рыбного? Не понять) бульона подействовал словно магическое зелье. Девушка сначала попыталась открыть рот и только потом глаза.
Оказалось, кормление кого-то с ложки — занятие достаточно медитативное. Сам не понял, как бульон в миске кончился. Зато аборигенка порозовела и стала выглядеть живым жнецом, а не привидением цвирчачьего заморыша. Разве что после еды она опять попыталась уплыть в страну грез, на этот раз сонных. Пристроилась ко мне на плечо и тихонько засопела.
Я озадаченно вздохнул и попробовал устроить девушку поудобнее на расстеленных шкурах и подушках. Думал, не проснется. Но ошибся.
Стоило попытаться выпустить ее из рук и отползти, как она тревожно вздохнула, вся как-то сжалась и подняла ресницы.
Я в этот момент с любопытством склонился над ней, и так вышло, что замер, глядя ей в глаза, на расстоянии не более двадцати сантиметров.
Чего я меньше всего ожидал, так это робкой улыбки и такого… Раньше мне вообще казалось, что эта маленькая аборигенка даже более чем невзрачная. Ну ребенок и ребенок, тощий, хилый, с острыми скулами и подбородком. Аборигены вообще в большинстве своем достаточно посредственны и имеют множество дефектов из-за сильного влияния внешней среды и образа жизни. Потому я и не приглядывался особо — с какой стати? Какое значение имеет ее внешность, если она просто смертная, мотылек-однодневка?
А сейчас я замер, чувствуя… а ржа знает, что я чувствовал. Просто от этой улыбки большие детские глаза буквально засветились изнутри, а обычное личико на мгновение стало таким пронзительно-беззащитно красивым, что у меня перехватило дыхание.
Мое замешательство длилось всего несколько секунд, а потом я мотнул головой, сбрасывая очарование. Ох, ни ржи себе… что это было? Может, это напитка скверной так подействовала? Или после того как я узнал о ее принадлежности к нашей расе, изменилось мое восприятие?
— Ты мне не приснился? — Девушка тоже заметно пришла в себя, попыталась сесть и начала оглядываться по сторонам. — Что… где мы? — И снова посмотрела на меня… Ржа, да что она творит?!
С какой стати такое… такое… с какой стати она смотрит на меня как незрелая Скрепка на главу клана?! В смысле — с таким открытым доверием и даже восторгом...
— Это резиденция одного… одной очень большой семьи. Раньше, перед тем как упасть в овраг, я жил у их родственника рядом с вашим поселением. То есть деревней, — поправил себя я. Не похоже, что раньше она получала должное образование, потому нужно говорить проще.
— Ты забрал меня и привел к своим родственникам?.. — Тут, кажется, память к ней полностью вернулась, и она взвилась с расстеленной шкуры. Попыталась взвиться.
— Кабато?!
Я едва успел поймать это недоразумение, чтобы она не упала и не ушиблась. Хотя, если подумать, мог бы и не ловить — тут все вокруг мягкое. Но… руки сами подхватили хрупкое тельце раньше, чем мозги осознали эту реальность.
— Тише, тише, — стиснул я девчонку в объятиях. — Детеныша собаки мы отдали цели… врачам всего несколько минут назад, — приукрасил я действительность. — Думаю, сегодня ты его не увидишь. Не стоит мешать лечению, лучше прийти в себя,
за это время привести себя в порядок. Своим физическим и моральным истощением ты не сделаешь лучше ни себе, ни ему.
— Точно? Увижу? — неуверенно спросила она. В ее глазах можно было отчетливо прочитать колебания: вроде как не верить мне она не могла, да и надеялась на лучшее… С другой стороны, раны у зверька были слишком тяжелые. А еще она, кажется, просто не привыкла верить в хорошее.
— Точно. Увидишь, — уверенно кивнул я.
Возможно, не самого щенка, а просто похожий на него сэвен. Но поймешь ты это уже тогда, когда меня здесь не будет, а тревоги на сердце растворятся от новых впечатлений и ощущений.
И стоило мне об этом подумать, самоуспокоиться, как эта, ржа ее… юная Мастер нанесла по моей уверенности удар такой силы, что я окончательно потерял ориентацию как в пространстве, так и в реальности.
— Спасибо, — сказала она и снова улыбнулась, глядя мне прямо в лицо. Слишком… доверчиво. А еще тот самый свет в серо-лиловых глубинах под длинными ресницами. Я наконец понял — это было что-то такое из детства. Когда издалека глядишь на окно в родном доме и знаешь, что тебя там ждут и любят. Зачем она смотрит на меня так? Чтобы совесть замучила?
Я встряхнул головой, мысленно выговаривая себе: ты — превосходное Оружие, выросшее в великом клане. Не смей поддаваться на древнюю уловку, созданную самой природой. Детеныши большинства видов по всей спирали всегда стараются казаться максимально милыми и безобидными, чтобы возможные противники оставили их в живых или и вовсе взяли под свое крыло. А я ведусь, как последний ребенок! Точнее, это она ведет себя как ребенок. Хотя на самом деле вроде как им не является.
— Ржа… в смысле, давай ты отдохнешь? — Таким идиотом я давно себя не чувствовал и не думал, что способен нести явную чушь, лишь бы не молчать.
— Давай, — покладисто кивнула абориген… юная Мастер. Да, надо просто повторять себе, что она именно Мастер. Тогда мое растекание покорной лужей не кажется таким уж противоестественным.
Мастер еще раз улыбнулась, а потом взяла и… устроилась на шкурах, положив голову мне на колени. Свернулась клубочком, как домашний котенок, и почти сразу тихо засопела.
А меня снова прошило противоречивыми чувствами: с одной стороны, я оржавел, поняв, что меня только что напрочь лишили свободы передвижения и возможности просто сбежать от непонятной проблемы. А с другой — я едва не взвыл от прилива щемящей нежности и желания защитить это существо от всего на свете.
Это что, вашу ржу, такое?! Она не домашний питомец, чтоб ей умиляться. Она — пусть и будущий, но Мастер, который обязан сражаться с тварями скверны, владеть Оружием и…
— Ну так и ты не просто Оружие, ты еще и мужчина, — сказал вдруг женский голос у меня за спиной, и я дернулся: хотел резко обернуться, но в последнее мгновение замер, боясь разбудить уснувшую девушку. Да и голос опознал: леди Гиттиннэвыт пожаловала. — А она очень… женщина. Поэтому твоя реакция совершенно нормальна. А учитывая высокую совместимость...
— Разделения обязанностей по полу — это атавизм аборигенов из отсталых миров, — процитировал я учебник. А потом замер, осознав, что сейчас сказала глава клана. Совместимость?! Прародители, нет! Только этого мне не хватало!
— Совершенно с тобой согласна, — хмыкнула леди, проходя в шатер и усаживаясь на шкуры. — Ну тогда скажем так. Ты у нас взрослое обученное двухсотлетнее Оружие, а она пока просто очень маленький Мастер, который ничего не знает, и ей нет даже двадцати. Научится. Точнее, ты и научишь.
Галахад:
— Как тебя зовут? — первым делом спросил я юную абориге… Мастера, когда она проснулась. — Мое имя Галахад Умбрайя.
— Алико… Джвария, — тихо ответила девушка, начиная снова испуганно и недоуменно оглядываться по сторонам. Кажется, она опять решила, что все произошедшее ей приснилось. Потом вскинулась, но прежде, чем успела задать вопрос, я просто развернул ее лицом в сторону одной из шкур, на которой мирно дрых толстый меховой холмик. Это было намного лучше, чем сотни слов.
Алико тихо вскрикнула и с места рванула обнимать щенка. Животное, тоже проснувшись, радостно взвизгнуло и принялось лизать лицо хозяйки… одновременно с этим щедро делясь с ней скверной.
Девушка, надо отдать ей должное, оказалась догадлива. Или просто достаточно внимательна к деталям. Во всяком случае сразу заметила странность: ощупала щенка и слегка нахмурилась, не обнаружив повязок. Вообще никаких ран не обнаружив под густой шерстью. Тц, может, надо было навесить бутафорию? Да нет, чем быстрее ей все объяснят, тем лучше. Жаль только, что, скорее всего, объяснять придется мне. А я… не лучший рассказчик. Процитировать учебник или лекции наставников разве что смогу, но вот от моих попыток рассказывать более-менее интересные сказки уши вяли даже у маленьких клановых Оружий.
Тем временем девушка быстро успокоила визгливого детеныша, что-то тихо скомандовав тому едва ли не на ухо, уложила обратно на пол рядом с собой и обернулась ко мне.
— Кто вы? Я очень благодарна за спасение Кабато. Чем я могу расплатиться за вашу помощь? — спросила она и, кажется, даже сама удивилась своему произношению. Глупый акцент аборигенов пропал, и сейчас у девушки не было проблем с общением и выражением своих эмоций.
Слова Мастера, несмотря на ее нежный для призмы возраст, прозвучали совершенно взросло. Да и взгляд быстро сменился с восторженного и недоуменного на серьезный, пусть и слегка виноватый. Когда она смотрела на меня с таким сосредоточенным выражением лица, она уже не казалась нелепой. Но желание защитить ее от всего на свете почему-то меньше не стало… Что за ржа?
— Я уже расплатился, — слегка раздраженно выдал я, злясь на выверты собственного организма и наглость клана Ивановых. Обнаглевшие потомки иномирной сущности навесили этот долг на меня, еще и заверив, что, видите ли, я сам так захотел. — Точнее, этот момент улажен. Теперь ответь...те мне на несколько вопросов, пожалуйста.
Девушка сосредоточенно кивнула. Я буквально кожей чувствовал, как она подобралась, словно… нет, не в ожидании атаки. Воинственности в этом хрупком существе ни на куб.
— Тот мужчина, что напал на твою собаку, кто он?
— Двоюродный дядя невестки мужа тети Тамуны, — тут же с готовностью ответила Алико и посмотрела на меня так, словно я должен был все понять из этой короткой фразы. Я честно попытался представить его положение в их семейном древе, но даже с моим клановым воспитанием и интуитивным пониманием таких терминов, как «невестка», я не смог осознать его статус.
— Кхм. Понятно. Для краткости — родственник, — решил упростить я.
Она опять кивнула.
— Почему он так… агрессивно себя вел по отношению к тебе и твоей собаке? — Ржа, дурацкая формулировка, но другой я сейчас не нашел. Тут, конечно, больше бы подошло «неадекватно», но кто знает этих аборигенов? У всех свои критерии этой самой адекватности.
Она подняла глаза и посмотрела так, что у меня внутри что-то перевернулось и заныло.
— Потому что я приживалка и бездельница, — будто бы цитируя заученные из учебника фразы, ответила она. — Все мои другие родственники уехали или умерли, а дядя Левон взял меня к себе в дом из милости. А я неблагодарная, больше ем, чем работаю, занимаю чужое место. Да еще и ценного щенка испортила, слишком добрый теперь, тоже зря кормили.
Я едва не подавился воздухом. Ржа… все так просто и в какой-то мере даже знакомо по тысячам вычитанных в сети или рассказанных историй. И так… отвратительно в своей обыденности.
Хлеб она зря ест. Чужое место занимает — в хлеву, когда остальная семья доброго дяди живет во вполне приличном доме. Бездельница…
Я не выдержал и взял ее руку, развернув ладонью вверх. Так и думал. Сейчас чистая и с коротко остриженными ногтями, но... тонкие пальцы в старых ссадинах и затвердевших мозолях от тяжелой монотонной работы.
Я эту крестьянскую страду только за компанию с Мордредом и ради развлечения чуть-чуть попробовал. Я, тренированное Оружие, чье тело в десятки, если не сотни раз превосходит местных аборигенов, и то моментально стер руки. Да, залечил скверной тоже почти сразу… но теперь узнаю эти отметины с первого взгляда.
— Ты хочешь туда вернуться? — сухо, чтобы не дать эмоциям отразиться в голосе.
Девушка взглянула на меня испуганным диким зверьком, а потом молча замотала головой.
— Меня… меня не примут обратно, — тихо ответила она, перебирая в руках подол нового платья, в которое переодели ее женщины Ивановых. — Но если даже примут... долго не проживу.
— Кхм?! — удивился я.
— Я себя опозорила, была с раздетым чужим мужчиной наедине, — пояснила она мне, все так же… даже не знаю, ржа, как это назвать. — Если я вернусь в дом дяди, многие мужчины в деревне решат, что раз я… раз уже потеряла честь с вами... то и им не должна отказать. Они не будут меня слушать, только разозлятся, что строю из себя. И станет еще хуже.
— Что ты со мной потеряла?! — Нет, ну не может все быть так… глупо! Как в пародии на дурацкую сказку про злодеев-родственников и бедную сироту-Скрепочку. Или может?! Да и честь тут при чем?! Хотя я слышал что-то о том, что местные аборигены называют честью сексуальную неопытность у женщин и отсутствие близких однополых взаимодействий у мужчин. Бред лысого цвирка, конечно, приравнивать честь к этим вещам…
Кажется, она заметила мое недоумение и чуть улыбнулась уголками губ.
— Дядя Левон думает, что, если девушку оставить наедине с мужчиной, они сразу начнут делать всякие… вещи. Потому что по-другому не бывает, — грустно поведала юная Мастер, чем вызвала во мне непонятное желание пойти и оторвать этому аборигену что-нибудь выступающее.
— Я… более чем уверен, что твоя жизнь сейчас кардинально изменится. И думаю, ты должна остаться здесь… хотя бы на первое время. Чтобы научиться… жить в нынешних реалиях, — решил я плавно обойти слишком неоднозначный для себя вопрос.
Все вроде правильно сказал? Тогда почему у меня впечатление, что в ее глазах выключили свет? Что я не так сделал?!
— Да, конечно. — Алико уткнулась лицом в залезшего на ее колени щенка, но почти сразу взяла себя в руки, «незаметно» вытерла глаза рукавом и даже попыталась изобразить нечто похожее на улыбку.
— Большое спасибо. Я… я отплачу. Честное слово! Я заработаю, я…
— Так. — Голова у меня уже вот-вот готова была взорваться, как сверхновая в бездне. — Знаешь что? Уже… Да! Уже поздно, — нашел я разумный выход из положения. — Ты не смотри, что светло, на самом деле в этом часовом поясе почти ночь. А ты мало спала и слишком переволновалась. Поэтому… хм… ложись прямо здесь, на шкурах.
— Хорошо. — Девушка покладисто вздохнула, почти сразу забившись куда-то в уголок вместе со своей собакой. И там затихла.
Как она смогла найти угол в круглом шатре — это не ко мне вопрос, я уже вообще ничего не понимал. Как только ритм ее сердца стал спокойным, а дыхание ровным, я с облегчением выскочил на улицу.
Устало прислонившись спиной к шатру, задумчиво смотрел, как красное воспаленное светило путается в рогах четвероногих копытных, заполонивших холодную равнину до самого горизонта. И старался ни о чем не думать.
— Совсем дундук, — удрученно сказали вдруг у меня за спиной.
Я резко обернулся и обнаружил ту самую юную Иванову, с которой разговаривал раньше.
— Почему? — даже не обиделся на фамильярность и нелестную характеристику. Привык уже. Ожидать от Ивановых тактичности — то же самое, что от цвирка — воздержания на складе кубов. Самое обидное, что временами их дурацкая привычка ляпать правду в лоб работает… Только вот людей с неокрепшей психикой к ним все равно лучше не подпускать. Кстати! Я совсем забыл про Мордреда. Вроде бы не обязан его все время пасти, но ведь глава моего клана совершенно точно отправила меня сюда еще и присмотреть за внуком… ржа.
— Потому что головой не думаешь. Ты ее когда из того плохого места забрал? Сколько потом по миру таскал? День прошел.
— И что? — все еще не понимал я.
— Ты ее хоть чем-нибудь, кроме того бульона, кормил? Она, может, и Мастер, но миска наваристой водички за целый день — это как-то маловато. А ты ее спать отправил, даже не предложив поужинать. Да и в остальном... — Она безнадежно махнула рукой, глядя на меня с непонятным выражением то ли жалости, то ли осуждения.
— Если она хотела есть, достаточно было попросить, — ответил я. — Почему ты обвиняешь в этом меня?
— Оспидя и духи предков! — Вот сейчас в ее глазах точно была жалость, только почему-то ко мне. — Ты сам себя слышишь? Она? Попросить еду? Але, рыцарь!
— Если так переживаешь, могла бы и сама покормить, — огрызнулся я на невоспитанного ребенка, — а не насмехаться, как животное-падальщик, стоя в сторонке, а потом приставать к чужому Оружию с нравоучениями.
— Это твой Мастер, — пожала плечами нахалка. — Никто поперек лезть не будет.
— Да с чего… — взвился было я.
— Майя, иди займись своим делом, — из толпы рогатых выступила старейшина клана, словно проявляясь на их фоне. — Не морочь ему голову. Галахад сам разберется.
И ушла обратно. В оленей. А языкатая девчонка хмыкнула и тоже испарилась. И вот что это было? Не разберешь. То ли глава подтвердила слова своего потомка, то ли наоборот.
Чем больше с ними живу, тем меньше их понимаю. И все больше раздражаюсь, будь они хоть десять раз Мастера.
Плюнул в закат и тоже пошел спать. Я, может, и железный, но не в этом воплощении. Телу необходим отдых, а мне завтра с утра понадобится ясная голова.
Зайдя обратно в выделенный нам шатер, прислушался к чужому дыханию — спит. Что ж, будить для ужина сейчас уже неразумно, а потому можно спокойно устроиться на шкурах с другой стороны от очага.
Утро началось… неожиданно.
Сперва я обнаружил, что кто-то утащил мои штаны и рубашку. И сапоги с носками тоже, кстати. Я снял их вечером, перед сном, и, как всегда, аккуратно сложил в ногах. Что за?.. Опять местные цвирчата развлекаются? Они, правда, раньше так не «шутили», но кто их знает? Пропавшая одежда ничем не лучше привязанных к голове оленьих рогов...
Кстати… Мастера и ее странного сэвена-щенка в шатре тоже не было. Интересно, связаны ли эти два события? Неужели юные Ивановы еще и девчонку утащили, подговорив ее перед этим подшутить надо мной? Но зачем? И что смешного в краже одежды?
Я пару минут озадаченно смотрел в светло-голубой лоскут неба в переплетении шестов под крышей этого походного дома, а потом все же встал и пошел на улицу. Выяснять, кто куда делся и что вообще происходит.
Первое, что меня сильно озадачило, это чуть ли не сбивающий с ног невероятно вкусный запах чего-то наваристого и мясного. И совершенно незнакомого — в становище клана я ни разу ничего подобного не пробовал. Потом я озадаченно уставился на распяленную по хитро сплетенным палкам собственную рубашку. Рубашка была влажная и, если не ошибаюсь, чисто выстиранная местными аналогами очищающих шкафов, в которых еще не было функций сушки и разглаживания. Хотя о чем я?! Здесь же у местного клана что-то вроде школы выживания, а значит — полная имитация дикого образа жизни и отсутствие даже элементарных благ цивилизации.
Рубашка, вывешенная на этих самодельных распорках, раздуваемая свежим ветром, медленно сохла, расправлялась и… Я не знаток этих тонкостей. Наверное, робот в клане отгладил бы намного лучше. Но и сейчас вышло довольно неплохо.
А вон штаны. Тоже… э… полощутся по ветру. Рядом с носками. А сапоги… ага. У порога. И вычищены так, что солнце отражается в черной лакированной поверхности.
Галахад:
— Что ты делаешь? — обескураженно спросил я у робко подошедшей ко мне Алико. — Тебе чем-то не угодило местное промысловое животное?
— Цоб! — прикрикнула она на сунувшееся следом рогатое копытное, направив его обратно в стадо. Уверенно так крикнула и тут же снова посмотрела на меня так, словно испугалась моей реакции.
— Все очень скоро высохнет, дяденька… Вы чаю хотите?
— Мое имя Галахад, ле… хм, Алико. Можно просто Гал, если тебе трудно выговорить, — поправил ее я, понимая, что девушке неловко, и потому больше не спрашивая ее о ситуации. Если б что-то было не так, местный клан быстро бы поднял бучу. А раз целой толпы Ивановых поблизости не наблюдается — все в порядке.
— Мне не трудно, — торопливо заверила она, ногой отпихнув попытавшегося игриво обхватить ее лодыжку лапами толстого серого щенка. Я сначала решил, что это ее Кабато, но потом присмотрелся — нет, это чей-то местный. Окрас другой, и мордочка более острая. А Кабато вон лежит на солнышке, вывалив розовый язык, и сыто щурится. — Я лепешки уже напекла, с творогом, пойдемте завтракать?
— А творог-то ты где взяла?! — спросили вдруг у меня за спиной, и, обернувшись, я увидел ту самую недавно упомянутую «целую толпу Ивановых». Неужели что-то все-таки натворила?
— Простите! — моментально насмерть перепугалась девчонка и быстро шмыгнула мне за спину. — Я не знала, что скисшее молоко нельзя трогать, я думала… я там свежего взамен...
— Да предки с тобой, ребенок! — замахала на нее руками какая-то женщина в возрасте, но не глава клана. Они все такие похожие, даже аурами, что мне каждый раз нужно время, чтобы привыкнуть и начать их различать. И имена запомнить. — Бери все, что захочешь, никто слова не скажет! Просто творога у нас не было, только простокваша стояла старая, собакам думали плеснуть. А ты вон чего. Все под впечатлением и целое утро принюхиваются к запахам от вашей яранги, что собаки к праздничной солонине. Слюной изошли уже. Ты лучше скажи: как ты умудрилась олених подоить?! Они же наших-то не всех подпускают! И это ж не коровы! Совсем другое… хм. Другая технология.
— Я им травы немного… — смущенно забормотала девушка, выглядывая из-за моего плеча и доверчиво держась за мою руку, — и очистков, а потом шептала, сказки рассказывала. И Кабато помог, он их приводил.
— И ни одна не лягнула?! — поразился кто-то из детей помладше.
— Зачем лягать, они хорошие, — удивилась Алико. — Если к скотине с добром, она никогда не шалит. Хотите чаю? Я сейчас еще вскипячу и лепешек сделаю... Там еще мука есть! Всем хватит.
Я слегка нахмурился, не понимая, как именно мне поступить в этой ситуации. На девчонку никто не нападал и не ругал, наоборот, вроде хвалили. Но как-то странно… и на меня все косились с выражением. Опять же абсолютно мне непонятным. А еще в груди таилось некое чувство. Почему-то мне не хотелось, чтобы найденный мной Мастер вот так вот обслуживал чужой клан, подавая им чаи и делая лепешки… чем бы они ни были. Хотя, если судить чисто по статусу, для дикой и не обученной охоте приживалки это было бы нормально, но…
— А котел ты чем отскребла? — вздохнула женщина, подходя к кострищу, над которым была подвешена круглая кастрюля из блестящего белого металла. — Это же чудо. Он никогда таким чистым не был за все двадцать лет службы. Волшебница, не иначе.
— Песком…
— И руками, — вздохнула снова эта Ивано… А, я вспомнил. Эту женщину звали Алина, и она приходилась главе одной из внучатых племянниц, занималась в стойбище хозяйственными вопросами и не слишком часто мелькала во время общих собраний. Вроде как говорила, что дел полно. А теперь она шагнула, ловко поймала пискнувшую Алико за руку и развернула ее ладонью вверх. Я было дернулся снова закрыть девчонку собой, но тут же мысленно дал себе по шее — Оружия не вмешиваются в разборки Мастеров. Надо гасить в себе эти странные порывы.
А потом я увидел ее стертые в кровь пальцы и разом забыл о своем же кодексе.
— С ума сошла?! — Я схватил эту маленькую ладошку, поймал вторую… ну точно. Чуть ли не до мяса! — Тебе только-только руки вылечили, зачем опять… Э-э-э, — недоуменно уставился я на огромные глаза, наполняющиеся слезами.
Ржа-а-а-а…
Идиот.
— Гх… Эм-м… ну не надо. Не плачь, пожалуйста. — Давно я не чувствовал себя таким беспомощным и тупым, как сейчас, стоя посреди территории чужого клана и обнимая рыдающего Мастера, уткнувшегося мне в грудь и буквально сотрясающегося от плача. — Я не на тебя кричал, просто… Просто не надо так… — В голове путались все слова, да и что я мог сейчас сказать? Не пытайся помочь своим спасителям? Бред. Не пытайся выслужиться столь рьяно? Да кто я такой, чтоб решать за нее? Алико, наверное, просто собралась задобрить Ивановых, вот и попыталась… а я накричал, забыв о своем месте. И похоже, этим сильно ее напугал. Наверное, у нее моральная травма после того жирного усатого цвирка, чтоб его под наковальней зажало!
— Вкусно как пахнет! — сбил весь накал ситуации детский голос. — А можно мне тоже лепешку с творогом?
Алико в последний раз всхлипнула мне в грудь, потом оторвалась от меня, быстро-быстро вытерла глаза и лицо подолом старого линялого платья, в которое она опять переоделась, сняв подарок Ивановых, и со всех ног кинулась к костру.
— Сейчас! Сейчас еще напеку! Всем хватит!
Я, наверное, почувствовал бы разочарование и даже обиду оттого, что она так легко забыла обо мне, если бы эта ненорма… если бы Алико не метнулась обратно ко мне с расписной пиалой, в которой парил горячий кремовый напиток с приятным запахом какой-то травы и молока, и не шепнула чуть ли не в самое ухо: — Вам…
тебе… чай. Сейчас стол накрою, я бегом!
По позвоночнику внезапно прострелило дрожью, и в какой-то момент захотелось обернуться в оружейную форму и послушно лечь в чужие руки. Я, подобно местным оленям, фыркнул и замотал головой, буквально вытрясая из себя лишние мысли и эмоции.