Два часа весны

Глава 3

Диана

Во сне не могу спрятаться от взгляда наглых серых глаз с кристально голубым оттенком. От них не скрыться, как бы я не пыталась. Не вижу никакого четкого образа, не знаю, что ОН делает в моих снах, только постоянно натыкаюсь на его взгляд.

Бегу то ли по коридорам университета, то ли по Невскому проспекту – кто бы знал? Бегу от него или к нему? Кажется, даже в этой параллельной реальности меня бросает в жар от сумасшедших (и сумасшедше красивых, приходится признать) глаз.

Просыпаюсь под утро, ещё до будильника, и приподнимаюсь на кровати. Темное небо за тонкими шторами ещё не пробивает первый проблеск весеннего дня. Ночные шторы мы с Миркой почему-то не завесили, хотя обычно делаем это. Мы и купили их сами, кстати. Полдня шатались по магазину, выбирали.

Дома, в Мурманске, полярная ночь закончилась ещё полтора месяца назад, и во время новогодних выходных, когда к маме летала, я ещё успела застать это. Я не очень люблю ночь, для меня это сложное время, когда все страхи, сомнения и глупости лезут наружу, их негде спрятать и нечем заглушить. К счастью, в Питере полярных ночей нет, но небо серое. И сейчас, и утром будет.

Пробую ладонью лоб: нет, не заболела. А то уже подумала, что крыша поехала на фоне прошлого дня. Честно, такие сны – слишком странное для меня явление. Мне вообще очень редко что-то снится, и чаще всего это просто воспоминания, собранные в яркие картинки. А тут глаза… боже, какие же они!

– Ди, у тебя все хорошо? – спрашивает Мира. Видимо, я разбудила ее своим перекатыванием по кровати.

– Ну вроде.

– Почему проснулась? Утром тебя не добудиться всегда, а тут подскочила. Страшный сон?

Мирка знает, что ужастиков я боюсь. На страшном квесте, куда мы ходили компанией ещё год назад, визжала громко, разве что не громче всех.

Только это не ужастик, а нечто ещё хуже.

– Мне Степашка приснился.

– Кто? – не сразу соображает подруга.

– Стефан. Который Янович.

– Да ты что? Приснился? – Мира подскакивает, хватает свою подушку в наволочке с цветочками и обнимает ее крепко. – И что делал во сне?

– Ничего. Я просто везде видела его взгляд. Мало того, что в универе выбесил, так ещё и в сон влез.

– Ди, зачем ты так себя вела с ним? Он тебе понравился?

Смотрит на меня вылупленными глазами, словно увидела какой-то нереальный смысл во всем происходящем. Они с Денисом стоят друг друга, конечно. Сначала один по хреновине загонялся, теперь другая страдает и во всем смыслы ищет. Твою налево, Денчик, когда ты уже придёшь из армии своей и займёшь мою неуемную подругу делом?

– Рехнулась, Мир? Он меня бесит. Ходит как павлин. Выпендривается, как будто самый умный. Я бы реально на пары не ходила к нему, но это слишком просто, если хочется довести.

– О боже, у тебя уже и план коварный есть?

– Нет, но будет. Эту войну начал он!

– Какую войну, Ди? Он просто потроллил тебя за то, что ты в телефоне залипала.

– Нееет, ты ошибаешься.

– Ложись спать! – шикает на меня Мира и сама заваливается на подушку.

Делаю то же самое, но какой теперь сон? Видеть Степашку снова я не хочу. Надо пораскинуть мозгами. Нужна ли мне это дурацкая игра?

О да. Он же не понимает, с кем связался. Я отступать не буду.

Стефан

Не идёт из мыслей. Как бы я не отмахивался, вижу ее все так же четко, словно мы разошлись пять минут назад.

Блондинка с зелёными глазами. Брови темные, но не вульгарные, знаете, как это бывает? Губы не слишком пухлые, но и не тонкие, а такие, какими можно заманить. Карамельные…

И вот какого, ну какого хрена я пялился на неё всю пару? Почему запомнил все эти детали? В топку! Все мысли в топку! Просто блондинка… В России над ними подшучивают, десятки анекдотов сочиняют про них. Но эта не глупышка. О да, далеко не глупа, но во время моей пары здравый смысл в ее голове проиграл. Не стоило злить меня, ох как не стоило.

Зажмуриваю глаза и прикрываю их ладонями, создавая настоящую преграду для Абрамовой, которая продолжает свои выкрутасы у меня в голове. Не советовал бы ей лезть туда. Никому бы не советовал.

Там же шторм, совладать с которым даже я не в силах. Вечные замки из песка, что просыпается сквозь раскрытые ладони. Я – слишком сложный персонаж даже для себя самого. Ночь – мое спасение. Темнота, когда я один на один с мыслями. Тишина, которая приносит спокойствие. Знаю, кто-то боится этой тишины, чуть ли не зловещей ее считает, но у меня не так. С этим миром днём мы конфликтуем, а ночью все сглаживается.

А в чем конфликт, собственно? Человеку двадцать семь лет, а никакого понимания, что именно хочется получить от жизни. Любовь, семья? Допустим. Отношения, последние из случавшихся со мной в серьёзном смысле этого слова, оставлены в прошлом. Пара лет на расстоянии, я – в Питере, она – в Кракове, а дальше встреча и понимание, что мы успели стать чужими. Мозг, залитый выпивкой в баре, не печаль, а скорее пустота в душе, выкуренная ночью на балконе.

Развлечения? Ну тоже допустим. Мимолетные романы. Бессмысленно и беспощадно, прямо как русский бунт. Погружение с головой в науку? Пожалуй, единственная ясность в моей жизни. Только какая карьера ждёт меня в мире научном, а?

Человеческие взаимоотношения. Не самый провальный пункт, к счастью. Друзья в Питере – хорошие люди, скрасившие годы учебы, но эта дружба все равно скоро закончится. В двадцать семь лет я привезу с собой в Польшу чемодан знаний и… все. Помятую пачку сигарет в кармане и учёную степень кандидата наук.

Веселая картина за несколько месяцев до камбека на родину! Это надо «перекурить».

Иду за курткой, выхожу на балкон, затягиваюсь. Холодно и промозгло, а я ещё и дымом себя окутываю. Привычка вредная, знаю, а бросить не могу, слишком втянулся. Бабушка знала, что я курю с шестнадцати, но перед мамой покрывала, сама ведь тоже курильщица.

Бабушка, если что, у меня русская, как и мама. Антонина Ивановна, бабуля, – коренная петербурженка. А маман вот выскочила замуж за папу-поляка, который был в продолжительной командировке в России. Я родился уже в Польше, в Кракове, но Питер – второй дом.

Знаете, как детей на лето отправляют к бабушкам в деревню? Мне повезло намного больше. Меня отправляли в Питер к «пани Антонине» – так папа тещу называет. Русский язык я хорошо знаю с детства, так как дома говорили на смеси польского с ним и английским, а регулярные приезды в Санкт-Петербург были тем самым погружением в «языковую среду». Поэтому русский у меня разговорный, живой. Разве что акцент самый легкий остаётся.

Мама предлагала мне учиться в России сразу после школы, но я не захотел, решил, что в Польше будет лучше. А спустя четыре года созрел попробовать и российское образование. Магдалена, моя девушка в тот момент, отговаривала изо всех сил, как будто чувствовала: для нас с ней это конец. Но я не жалею. Уезжая на два года, задержался в Питере на пять, но из них осталось лишь несколько месяцев.

Бабушку, кстати, родители забрали в Краков, там у нас свой дом, всем места хватит, а она под присмотром. Квартиру питерскую мне доверили, когда учиться приехал. Бабушка даже условий никаких не ставила: хочешь травиться дымом – кури на балконе, хочешь – девок води (главное, чтобы не табор сразу), хочешь – с друзьями тут гуляй, но имущество береги. Исправно следовал всем советам эти годы, хотя девушек тут давно не было. Вот так вот! Надоели недоотношения. А нормальные заводить не хочу. Какой смысл? Уеду же скоро. В физическом плане тяжелее, но ради секса тоже не хочу.

Докуриваю, оставляю сигарету в пепельнице и возвращаюсь в комнату. Забрасываю куртку на кресло, а сам валюсь обратно на диван. Наваждение изгнано: милый фэйс Абрамовой меня больше не преследует. Хотя усердно думая об этом, я снова и снова возвращаюсь к ней.

Ладно, посмотрим, как она будет вести себя в понедельник, на следующей паре. Шанс на перемирие у нее ещё есть.