Лика
«Громов! Громов! Громов!»
Эта фамилия сегодня с самого утра резонирует от университетских стен, передаваясь от студентов к преподавателям. Правда, реакция у тех и других совершенно разная. Если первые весьма позитивно обсуждают новость о возвращении некоего Громова в нашу альма-матер, то вторые недовольно цокают и даже обреченно вздыхают.
И, наверное, одна только я вообще не в курсе, с чего такое активное шушуканье по углам. Поэтому уже на третьей паре не выдерживаю и толкаю в бок свою одногруппницу и по совместительству соседку по комнате в общаге. Настя учится всего неделю, как и я, но уже успела и старостой стать, и перезнакомиться с половиной активистов университета.
— Насть, — наклоняюсь к ее уху и шепчу максимально тихо в унисон с бормотанием преподавателя по философии, — ху из Громов?
Она отодвигается от меня, изумленно округляя глаза. Потом поправляет за ухо темную прядь, выбившуюся из идеально уложенного каре, и с заговорщическим видом придвигается обратно.
— А ты не в курсе? — шепотом тараторит Настасья. — Громов — это же сыночек нашего…
— Соболевская! — возглас преподавателя заставляет нас вздрогнуть и отшатнуться друг от друга по разным углам стола. Вот гадство! Да как он нас услышал-то, а? — Может, вы вместо меня хотите лекцию провести?
Взгляды всех одногруппников устремляются в мою сторону. А я с пунцовыми щеками поднимаюсь, поправляю съехавшие очки на переносице и виновато бормочу:
— Я просто переспросила у Насти по теме…
— Переспросила она... — недовольно ворчит преподаватель, — слушать надо внимательнее, чтоб не переспрашивать. Отсела от Семёновой на другой ряд за свободный стол. Живо.
Не переставая краснеть, я забираю свои вещи и послушно плетусь за предпоследнюю парту соседнего ряда.
А Настя лишь провожает меня виноватым взглядом.
Украдкой вздыхаю, размещаясь на новом месте. Ладно... Продолжим ликбез по теме «Кто такой Громов» на следующей паре. Все равно это физкультура.
***
«Лика, студсовет затягивается. Не жди меня. Иди на физкультуру сама» — получаю я сообщение от Насти после недолгого ожидания у главного входа в универ.
— Блин! — фыркаю от досады, понимая, что стадион, где будут проходить занятия по физкультуре, придется искать самой.
Пока я ждала Настю, все наши одногруппники уже отправились на пару дружной толпой. А за неделю проживания в Ростове мне, как приезжей студентке из маленького соседнего городка, этот а-ля мегаполис не стал более понятным, чем в день прибытия. Шумно, людно, вечные пробки и маршрутки, которые останавливаются, где ни попадя.
Топчусь на месте и оглядываюсь по сторонам, жалея, что на первом кураторском часе записала адрес стадиона не в телефон, а в какой-то из своих тетрадок. Но точно не в одну из тех, что сейчас аккуратно сложены в моей сумке, болтающейся на плече. Растерянно тру переносицу и снова прижимаю к ней очки.
Так... И куда теперь? Искать дорогу на стадион по наитию? Но мысль, как упростить себе задачу, приходит в мою голову совсем неожиданно, когда краем глаза цепляюсь за проскочившую мимо меня мужскую фигуру в черной толстовке и потертых джинсах.
Высокая, подтянутая, с размашистыми плечами. Парень только что появился из дверей университета, а значит, вполне может иметь хотя бы приблизительное представление о том, где проходят пары по физкультуре.
— Извини, пожалуйста, а ты мне не поможешь? — бросаю ему в широкую спину.
Притормозив, он не спешит оборачиваться на мой голос. Словно раздумывает, надо ему это или нет? Но выбор у меня небольшой, а до начала пары меньше получаса, поэтому я с ходу бросаю интересующий меня вопрос.
— Не подскажешь, как добраться до стадиона?
Парень наконец оборачивается и, склонив голову набок, смотрит прямо на меня. Ну, скорее всего, на меня, потому что его взгляд спрятан под чёрным стеклом солнцезащитных очков. Все, что могу рассмотреть, так это скульптурные контуры его скул и слегка пробивающуюся тёмную щетину на лице.
— Куда? — басом переспрашивает он.
— На стадион. У меня пара там, — аккуратно повторяю я, переминаясь с ноги на ногу.
Он молчит, продолжая пялиться на меня через тёмное стекло «Рэй-Бенов» и держать уголки губ ехидно приподнятыми. И мне становится уже как-то не по себе. Хочется поёжиться. Я не вижу его глаз, но чувствую, что меня досконально сканируют с ног до головы. На всякий случай окидываю быстрым взглядом свои джинсы и заправленную в них простую белую блузку с длинным рукавом. Да нет... Все в порядке… Тогда почему так затягивается молчание?
— Ты первокурсница?
Подтверждаю его догадки одним кратким кивком.
— Тогда тебе на «Динамо», — хмыкает он.
— А это далеко? — осторожно прощупываю почву дальше, чувствуя, как жар потихоньку щиплет мне щеки.
Ощущение, что на меня слишком внимательно глазеют через темные очки становится все навязчивее.
— У-у-у... очень, — парень таинственно понижает голос до хрипотцы, а я уже чувствую, как по моему лицу расползаются горячие пятна.
Лика
Я растерялась настолько, что даже не сразу поняла: меня только что, посреди белого дня, прямо на улице насильно запихнули в чужую машину. Не предприняла ни одной попытки самообороны, пока несколько секунд болталась на плече у этого ненормального. И не выдавила из себя ни звука. Разве что успела придержать падающие очки, чтобы они не полетели на асфальт.
Отмираю, лишь когда Марк плюхается на водительское сиденье, а замки иномарки пугающе громко щёлкают.
— Эй! Выпусти! — Дрожащими пальцами хватаюсь за ручку пассажирской двери и дёргаю её изо всех сил. — Сейчас же открой! Быстро!
Мой голос уже истерично звенит, тогда как неожиданный похититель уж слишком хладнокровен. Он никак не реагирует на отчаянные попытки выломать дверь в его машине. С бьющимся сердцем в груди и в полной панике смотрю на ухмыляющегося Марка, который преспокойно даёт ход автомобилю, вклиниваясь в общий поток на дороге.
— Остановись!
— Ты чего так орёшь? — Марк недовольно сдвигает густые полоски тёмных бровей к переносице, не переставая следить за движением машин.
— Ты что себе позволяешь? Охренел?! — испуганно смотрю на сосредоточенный мужской профиль.
— Я? — отвлекшись от дороги, Марк одаривает меня взглядом, полным искреннего изумления. — Я спас тебя! Ехала бы ты сейчас не в комфортной тачке, а вон… — он указывает подбородком на проезжающую мимо маршрутку, — приплюснутая своими веснушками к какому-нибудь потному мужику.
На секунду меня передергивает от этой картинки, но и спокойнее не становится. Тоже мне рыцарь дня…
— Ты схватил меня и запихнул к себе в машину! И я должна поверить в то, что ты адекватный? Это уже похищение! — снова повышаю голос, а заодно как можно незаметнее пытаюсь нащупать в сумке газовый баллончик.
Ну так. На всякий случай.
— Тогда это было самое короткое похищение за всю историю криминального мира, — Марк расплывается в широченной белоснежной улыбке, а машина, прижавшись к тротуару, резко тормозит. — Выходи.
Непристёгнутая, я дёргаюсь вперёд, не успев даже подстраховать себя руками, а содержимое моей сумки с грохотом валится под сиденье. Теряю дар речи второй раз за прошедшие несколько минут. Мои глаза готовы вылезти из орбит, когда я, отлипнув от панели над бардачком, шокированно смотрю на Марка.
— Ты… ты вообще адекватный? — шиплю в лыбящееся лицо этого придурка.
— Обернись, — усмехается он, указывая глазами за мою спину.
Повернувшись, понимаю, что меня только что весьма тупо разыграли. Потому что мои глаза натыкаются на огромный баннер с надписью «Стадион "Динамо"», растянутый на высокой кирпичной стене. Меня мгновенно накрывает желание не сдержаться и двинуть по наглой смазливой роже позади себя.
Тот самый стадион, до которого так долго ехать, оказался на соседней улице. И мне явно хватило бы и пары минут, чтоб пройтись до него пешком.
— В качестве спасибо за услуги такси принимаю твой номер телефона, — слышу самоуверенное хмыканье на соседнем сиденье.
Шумно втягиваю воздух, заполняя лёгкие запахом натуральной кожи салона иномарки вперемешку с терпкой вуалью мужского парфюма. Стискиваю зубы и мысленно считаю до пяти.
Мне надо просто схватить свои вещи и уйти отсюда. Что я, собственно, и делаю. Быстро собираю ручки и тетрадки, оказавшиеся на полу под сиденьем, и запихиваю их обратно в сумку. Даже не думая поворачиваться к Марку, наконец выскакиваю из машины. И, прежде чем хлопнуть со всего размаха дверью, бросаю через плечо лишь грубое:
— Идиот!
На ватных ногах я как можно быстрее устремляюсь прочь от чёрного внедорожника. Правда, меня не покидаетощущение, что через наглухо тонированные стекла за мной пристально наблюдают. Спину и затылок буквально колет жгучими мурашками.
Перевести дух у меня получается, лишь когда я заворачиваю за угол административного здания стадиона. Встряхиваю головой, сгоняя с себя какое-то тягучее чувство. И как вообще я умудрилась нарваться на такого неадекватного?
Но мысли об этом странном знакомстве перебиваются громким звуком свистка преподавателя физкультуры, который уже собирает всю нашу группу, столпившуюся у скамеечек стадиона, на построение. Приходится срочно-обморочно нестись к дверям с надписью «Женская раздевалка». Получить нагоняй за опоздание не особо прельщает.
В тесной комнатушке нахожу свободный шкафчик и в ускоренном режиме стягиваю с себя джинсы, блузку, оставаясь в одном белье.
Резкий скрип двери за спиной заставляет меня испуганно подпрыгнуть на месте.
— О, ты уже тут. Чего трубку не берёшь? — запыхавшаяся Настя вихрем влетает в раздевалку и бросает свои вещи в соседний шкафчик.
Я облегчённо выдыхаю, чувствуя в висках грохочущий пульс. Да уж... С такими приключениями, как сегодня, зачатки паранойи мне обеспечены.
— А я и не слышала, как ты звонила, — честно признаюсь я. — Телефон, наверное, затерялся где-то в конспектах.
Чёрт! Мой телефон! С дурными опасениями я в панике наклоняюсь к сумке, начиная хаотично перебирать её содержимое. Форма для физкультуры... Тетрадки... Ручки... Книжки. О нет...
Лика
Стараясь не расплескать свой кофе без сахара, лавирую между столами, за которыми студенты активно уплетают уплетают котлетки и пюрешки.
Отыскиваю свободный столик у окошка и занимаю его нам с Настей, которая вот-вот явится с какого-то очередного студенческого сборища. Но не успеваю удобно расположиться, как напротив меня снова оказываются горящие наглостью раскосые глаза.
— Привет, — вальяжно плюхнувшись на стул, Марк широко улыбается, демонстрируя идеально ровный ряд белоснежных зубов.
Моя реакция на его появление однозначная и непоколебимая.
— Здесь занято, — жёстко отрезаю ему в ответ и скрещиваю руки на груди.
И чего он прицепился? Мало вчерашнего представления? Я потом полвечера доказывала Насте, что ни-ка-ко-го отношения к мистеру Громову не имею. И наше знакомство — это лишь моя оплошность в виде решения обратиться за помощью к первому встречному.
— Кем? — Марк иронично прищуривается и тянется к моему кофе.
Ну это уже наглость! Я успеваю отодвинуть стакан подальше, за пределы зоны досягаемости клешней Громова. И невольно обращаю внимание, что из-под рукавов его белой футболки виднеются очертания каких-то татуировок, набитых у предплечий.
«Интересно. А что там?» — зачем-то проносится в моей голове, но я тут же себя одёргиваю.
— Жадина, — фыркает Громов. — Почему на звонки не ответила?
Я удивлённо выгибаю бровь:
— А ты звонил?
— В пропущенных номер с пятью восьмёрками на конце не заметила? — Марк зеркалит моё движение бровями.
Так вот кто тиранил мой телефон в три часа ночи. Благо у меня есть привычка: полностью переводить звонки после двенадцати на беззвучный.
— А я не беру трубку с неизвестных номеров, — поправив очки, «мило» улыбаюсь Громову.
Марк складывает руки на стол и, опершись на них, наклоняется ко мне.
— Так запиши.
В его голосе играет усмешка, а вот глаза… Они жутковато притягивают тьмой. На несколько секунд я словно подвисаю, и сердцебиение подвисает вместе со мной. Меня отрезвляет лишь звон посуды за моей спиной.
Наплевав на недопитый кофе и обещание пообедать с Настей, я резко подрываюсь с места, намереваясь уйти. Мне не нравится наше общение. Марк странный.
И, видимо, именно по этой причине мне не удаётся сделать и шага в сторону. Громов скалой становится на моём пути, а я окончательно теряю самообладание.
— Чего тебе надо от меня? — проговариваю уже так грубо, что должно быть максимально понятно: общаться я не хочу.
— Сколько у тебя ещё пар? Предлагаю сходить в кино.
— Я никуда с тобой не пойду, — отрицательно качаю головой.
— Не хочешь ходить? Тогда давай после пар просто покатаемся на машине, — он расслабленно пожимает плечами.
— Любишь кататься? — хмыкаю я.
— Люблю, — крупные губы Марка растягиваются в довольной улыбке.
— Любишь кататься — женись на кататься.
Громов недоуменно сводит густые брови у переносицы:
— Чего?
— Японская мудрость, Марк, — язвительно улыбаюсь ему в ответ.
Вздохнув, он неожиданно тянется к моим очкам. Осторожно стягивает их с лица, а его пальцы касаются моих скул. И это секундное ощущение сбивает во мне дыхание. Мимолётное прикосновение как статическое электричество — приподнимает каждый мой волосок на коже. В этот момент я радуюсь, что все эти мурашки надёжно скрыты под длинными рукавами тонкого пуловера.
Нацепив очки себе на кончик носа, Марк внимательно рассматривает моё лицо поверх оправы.
— Зачем ты их носишь? — вдруг серьезно заявляет он. — Без них лучше. И у тебя, оказывается, бездонно-голубые глаза.
А у него бездонно-чёрные с непозволительно длинными ресницами. Правда, сейчас все остальные черты его лица расплываются передо мной. То ли потому, что без очков я не могу похвастаться хорошим зрением, то ли потому, что внутри меня дёргается какое-то странное чувство. Я не понимаю: мне бояться Марка или просто не реагировать на его манерность, и он сам отстанет?
А отстанет ли?
— Марк, отдай очки. На нас уже смотрит вся столовая, — прошу его вполголоса.
И это ещё мягко сказано — смотрит. Такое количество устремлённых к нам взглядов и шушуканий не вызывает во мне ничего, кроме нестерпимого чувства неловкости и горячих щёк.
— Кому видно, тому стыдно. — Сверкнув глазами, Марк делает шаг назад от меня. — Русская народная мудрость. Знаешь о такой?
— Громов, блин… — шиплю я сквозь зубы, сжимая кулаки.
Хочется рвануть к нему и просто подзатыльником сбить свои очки с его смазливой физиономии. Но мы оба и так, как на арене цирка.
Марк ничего не отвечает, лишь пятится к выходу. Подняв большой палец и мизинец, имитирует телефонную трубку и прикладывает ладонь к уху, чересчур обаятельно улыбнувшись.
Марк
Телефон вздрагивает на соседнем пустом стуле, оглашая тишину аудитории глухим звуком вибрации. Отрываю от стола голову, уложенную на руки, и смотрю на светящийся экран.
Поляк: «На фиг тебе эта рыжая?»
Покосившись на препода, который весьма активно вырисовывает какие-то формулы на доске, прячусь за спиной толстой одногруппницы и печатаю ответ:
«Симпатичная, да?»
«Смотри, чё урвал!»
Делаю селфи с очками девочки и отправляю Поляку. А потом и номеру под именем «Рыжик». Получают сообщение оба. Вот только Лика прочитала и тут же вышла в «офф», а Поляк уже минуту строчит мне ответ.
Рыжая, блин. Не делай вид, что ты вообще об этом не паришься. Думаешь, незаметно, как неслабо коротнуло твоё тело, стоило мне случайно прикоснуться к тебе?
И, пока жду опусы от своего лучшего друга, опять возвращаюсь к чату с абонентом «Рыжик». Ничего не пишу, а просто нажимаю на аву с фотографией, которую отправил Полякову, и раскрываю её на весь экран.
И что не так Дэну? Ну ведь реально симпатичная, даже несмотря на то, что на фото она в этих дурацких очках. Миловидное личико с тонкими чертами, аккуратный носик, усыпанный татушками из веснушек, и какие-то слишком невинно-выразительные губы. Не назову Лику прям эффектной. Моя память может подкинуть более ярких и сочных мадам, но…
Она непривычно естественна и изящна. И как-то выделяется своим рыжим водопадом волос из общей массы. Скорее всего, я бы её и так заметил где-нибудь в универе, не одёрни она меня так удачно вчера на выходе. А теперь точно есть чем заняться в ближайшее время.
Хмыкнув, продолжаю рассматривать Лику на фотке. Интересно, через сколько она сдастся?
На экран падает сообщение от Поляка:
«Ну не настолько симпатичная, чтобы начать впрягаться ради потрахушек. Имеются варианты побыстрее, посговорчивее, где есть за что подержаться. Зачем тебе распыляться?»
Ухмыляясь, пишу ответ:
«Думаешь, мне потребуется много времени?»
Поляк печатает в этот раз быстрее: «Откуда ж мне знать? Тебя здесь не было год. Может, ты всю хватку растерял?»
Даже через экран телефона чувствую откровенную издёвку с намеком на вызов. Серьёзно? Поляк пытается взять меня на понт? Как в старые добрые времена? Детский сад, блин! Хотя… Осматриваюсь вокруг, словно хочу точно убедиться, что в аудитории за последним столом в среднем ряду сижу только я и свидетелей замысла моей шалости нет. Может, это и не гуд, но… По фиг! Весело будет точно.
Возвращаюсь к фото Лики и снова всматриваюсь в каждый миллиметр её личика. И в эти чистейшие голубые глаза… Внутри что-то вздрагивает и тёплым потоком медленно опускается к паху. Чёрт!
Ответ Поляку пишу тут же: «Дэн, неделя. Отвечаю. Не больше. И эта малая — моя».
Поляк: «Твоя так твоя. Хочешь мороки — камон. Но я бы лучше звякнул Карине. По щелчку приползёт. Пока ты тусил в своей Канаде, она ждала как пёсик Хатико. Кстати, а чё канадские тёлки? Где порноотчёт и…»
Дальше я сообщение не читаю. Блокирую телефон и откладываю его в сторону, потому что не планирую ничего отвечать.
Снова утыкаюсь лбом в поверхность стола, прислушиваясь к тихим переговорам совершенно незнакомых мне одногруппников. Мои родные рожи, в том числе и Поляк, выпустились ещё в прошлом году, пока я был в академическом отпуске. Правда, Поляк поступил в магистратуру, и я мог бы отсиживать себе зад зад в душных стенах факультета международных экономических отношений уже вместе с ним, если бы не одно но...
Именно из-за этого мне приходится париться, казалось бы, о мелочах. Например, таких, как подробные рассказы про год учебы в Канаде.
Только что-то мне совсем не хочется быть пойманным на вранье.
Лика
— А где Громов был весь прошлый год? — этот вопрос настолько резко всплывает в моей голове, что я даже не понимаю, как озвучиваю его.
— Вроде за бугром учился по обмену. То ли в Америке, то ли в Канаде… не помню, — отмахивается от меня Настя, не переставая гипнотизировать конспект по экономике.
— Ясно, — вздыхаю я, потирая глаза у переносицы.
Чёрт! Как же непривычно и неудобно. Пришлось сегодня надевать линзы. Спасибо Громову.
Подперев затылком стекло, бросаю взгляд на время в телефоне. И вздыхаю опять. Сидеть нам в коридоре ещё полчаса точно. В связи с внезапно нагрянувшей в вуз проверкой третью пару отменили. И теперь у нашей группы полуторачасовое окно до следующего занятия. Все разбрелись кто куда, а мы с Настей нашли укромное местечко для наших пятых точек на подоконнике в конце коридора второго этажа.
— А чего ты вдруг интересуешься? — Семёнова отвлекается от конспекта и подозрительно прищуривается.
— Просто, — как можно равнодушнее веду плечами.
Правда, мои щёки моментально багровеют. Я бы хотела отрицать своё любопытство по поводу Марка Громова, если бы оно не разрасталось с каждым присланным им сообщением.
И пока не могу даже понять. Меня раздражает такая настойчивость? Или уже забавляет? Но вот Плюш реально классный. Оказывается, у Марка есть кот. Вчера я проигнорировала все сообщения Громова. Даже его селфи с моими очками. Но каюсь. Не смогла остаться равнодушной при виде фото огромного белоснежного британца с апельсиновыми глазами, греющегося на солнышке.
Я ответила Марку смайликом с сердечками вместо глаз. А следом мне прилетело сообщение с адресом и подпись:
«Приезжай. Потискаешь моего котика».
И я не удержалась. Нет, я не поехала тискать кота, просто ещё раз отправила ответ Марку, но уже буквами:
«Звучит как-то пошло».
Номер с пятью восьмёрками: «Какое пошло? Плюш кастрированный».
А вдогонку ещё одно сообщение от этого же абонента: «Зато я — нет».
Это была самая отвратительная «шутка», которую мне за восемнадцать лет пришлось услышать, но... В общем, я не знаю… Вряд ли информация о некастрированном Марке заставила меня отвечать ему и дальше. Какого-то чёрта мы переписывались с ним часов до трёх ночи. Обо всём и ни о чём. Об универе, фильмах, музыке…
Громов оказался ещё той болтушкой. Иногда мне приходилось глушить подступающие порывы смеха, уткнувшись носом в подушку, чтобы не разбудить девочек в комнате. Зато теперь я знаю, что Марк ненавидит зелёный чай, шоколад и в совершенстве знает французский. И, к моему удивлению, речь шла не о поцелуе. Он клятвенно заверял, что Цветаева на французском языке — «ваще не проблема».
«Спокойной ночи, Лика. Еcoute ton coeur…»
Пришлось лезть в гугл.
«...Слушай своё сердце…»
А моё сердце непривычно тянуло и давило где-то под рёбрами, пока я пыталась найти сон на подушке.
Правда, на первой паре мне вдруг стало стыдно. И за полотно из тысячи ночных сообщений, и за то, что на присланном с утра фото с котом я смотрела уже не на кота… Обнаженный торс Марка оказался рельефным холстом для татуировок. Надпись в виде вензелей на одной стороне ребер, какое-то когтистое животное — на другой, и ещё несколько абстрактных тату на накачанной груди и крепких плечах. Их рассматривать я уже не смогла. По моей коже пополз такой жар, что пришлось расстегнуть дополнительную пуговицу рубашки, пуская воздух под шифоновую ткань.
И сейчас, после вопроса Насти, с чего это я интересуюсь Громовым, мне снова нестерпимо жарко.
— Лика-а-а? — Настя смотрит на меня с ехидной улыбкой.
Я торможу с ответом, быстро обдумывая его в голове. И врать не хочется, и признаваться во вчерашней активной переписке как-то…
Мои внутренние колебания нарушает звук пришедшего сообщения. И сообщение падает не только мне. Телефон Насти пиликает тоже.
Достав мобильник из сумки, вижу оповещение из общего чата нашей группы.
— Офигеть. Это что? У нас? — Настасья спрыгивает с подоконника, пока я изумленно смотрю на экран с фотографиями холла нашего университета.
И он выглядит весьма… необычно. Практически всё пространство занимают охапки цветов в вазах.
Переглянувшись с Настей, не сговариваясь, сгребаем сумки с окна и, распираемые любопытством, мчим на первый этаж.
— Интересно, кто это учудил? — пыхтит подруга позади меня.
Даже с лестницы видно, что холл университета полностью заставлен огромными букетами. От такой пестроты начинает рябить в глазах. Я делаю шаг с последней ступеньки и замираю в полнейшем ступоре, а моя челюсть готова поцеловаться с полом. Потому что ответ на вопрос «Кто это учудил?» уже перед моими глазами.
Темноволосый широкоплечий силуэт в чёрной футболке и джинсах заметно выделяется на фоне изобилия красок. Заметив меня, «чудило» разводит татуированными руками и, как всегда, широко улыбается.
— Привет.
— Марк, это что? — Я делаю несколько шагов вперёд и застываю перед ним.
Я бы могла назвать кабинет ректора весьма уютным, если бы пришла сюда по доброй воле и собственному желанию. А не под конвоем в виде декана и её жесткого взгляда . Не совсем понятно, каким боком к выходке Марка приплели и меня. Надо было стоять и молчать в тряпочку, но поздно. Уже сижу перед ректором и нервно перебираю пальцами ремешок от сумки, уткнувшись глазами в пол.
«Меня же не отчислят? Нет?» — так и хочется запричитать, заглядывая в ректорские глаза.
Но такое волнение охватывает, по всей видимости, только меня. Марк, сидящий рядом, уж совсем не походит на того, кто хоть как-то переживает о происходящем. Вальяжно восседает в кресле, широко расставленные колени и скучающий взгляд ясно намекают — он вообще не парится.
— Громов, — вздыхает ректор, протирая свою блестящую лысину платочком, — я даже удивлён. Ты продержался целую учебную неделю без происшествий. А теперь у тебя и сообщник имеется, — подбородком указывает в мою сторону. — Да ещё какой. Первокурсница!
Я сжимаюсь под ректорским взглядом в комочек. Даже с внешностью добродушного пухляка Павел Петрович всё равно вселяет в меня напряжение. Не хотелось бы каких-либо проблем в дальнейшем. Я бюджетница и рассчитываю на существование в университетских стенах и место в общаге, как никто другой.
— Так ради этой девочки всё и затевалось, — хмыкает Марк, скрещивая руки на груди. — Как мужчина, Павел Петрович, вы должны меня понять. Бьюсь за внимание этой барышни как могу.
Громов загадочно косится на меня, а его чёрные глаза из-под густых бровей просто прожигают взглядом. Мои щёки вмиг становятся как один сплошной ожог.
— А нельзя знаки внимания выражать где-нибудь за пределами университета? — ректор монотонно постукивает ручкой по столу и поочерёдно смотрит то на густо краснеющую меня, то на Марка.
И тот протяжно вздыхает.
— Так не выходит, Павел Петрович. На звонки не отвечает, в кино приглашаю — не идёт. Даже прогуляться не соглашается.
— А может, ты просто ей не нравишься, Громов? — Павел Петрович иронично прищуривает глаза.
— Может, — ещё тяжелее вздыхает Марк, а потом поджимает губы и смотрит на меня, растерянно моргая пушистыми ресницами. — Не нравлюсь, да?
Только вот в его глазах целая пляска бесноватых огоньков. Мне очень хочется стукнуть Марка чем-нибудь по темноволосой макушке. Например, вот этой статуэткой в виде совы, стоящей на столе у ректора. Но, краснея с каждой секундой ещё больше, лишь выдавливаю из себя натужное и какое-то неправдоподобное:
— Нет.
Отворачиваюсь от сканирующих меня до молекул глаз Марка и делаю вид, что рулонная штора напротив ничуть не хуже картины Рембрандта. Ну и кто он после этого? Нахал!
— Понял, Громов? Не нравишься ты девушке. А мне не нравятся твои выходки, — цокает ректор. — Что будем делать?
Слышу, как Марк шумно и с наигранной тоскливостью выдыхает:
— Я буду залечивать своё горячее разбитое мужское сердце. А вянущие цветы в холле станут мемориалом моей неразделенной любви…
Боже! Громов! Ну хитрый гад! Я не выдерживаю. С силой закусываю щёку изнутри и утыкаюсь носом в своё плечо, пряча подступающие раскаты смеха.
— Марк, я серьёзно. К нам приехала проверка, мне не до твоих выходок, — лояльный голос Павла Петровича мгновенно меняется на жёсткий. — Мне не очень хочется звонить твоему отцу.
На этих словах моё любопытство берёт верх. Я бросаю осторожный взгляд на Марка, лицо которого на секунду теряет эмоции, а в глазах вспыхивает недовольство. Но он в прямом смысле проглатывает выпад ректора про звонок отцу: кадык на его крепкой шее дёргается вниз. На какое-то мгновение мне кажется, что Марк застывает, однако вскоре все напряжение уходит из его тела.
— Звоните, — расслабленная ухмылка касается губ Марка. — Я же такое жуткое преступление совершил...
— Это не преступление, а нарушение дисциплины и порядка в стенах нашего университета. В общем, так, — Павел Петрович громко бьёт колпачком по столу, — давай убирай свою цветочную лавку. И начни уже вникать в учёбу. Неглупый же парень, за границей стажировка была. У тебя диплом на носу, а ты… — ректор замолкает, снова перекидывая свой взгляд то на Марка, то на меня. — Идите отсюда оба.
Громов, не дожидаясь дополнительного приглашения покинуть кабинет, тут же поднимается с кресла и направляется к выходу. Мне ничего не остаётся, как мысленно поблагодарить всех существующих богов, что моё присутствие здесь особо ректора и не интересовало. Тихо бормочу «До свидания» и семеню за Марком, прижав свою сумку к груди.
— Соболевская.
Я испуганно замираю, а по спине прокатывается холодная волна. Рано радовалась.
— Да. — Оборачиваюсь и морально готовлюсь к выговору теперь и в свой адрес.
— Тебе партийное задание особой важности. Займи ты этого оболтуса на недельку хоть чем-нибудь, пока проверка здесь. Сходи с ним уже в парк. Лишь бы Громов мне больше ничего не учудил, — на полном серьёзе заявляет Павел Петрович.
Это шутка? Но, наверное, нет, потому что он смотрит на меня с лицом мученика.
Мягко говоря, я теряюсь и не нахожусь, что ответить. Зато слышу довольную усмешку Марка, задержавшегося в этот момент в дверях кабинета.
Лика
— Лика, не тормози! Нам еще стометровку сдавать. — Настя подталкивает меня в спину.
— Угу, — бурчу ей в ответ, бросив на экран своего телефона тоскливый взгляд.
Тоскливый, потому что там пусто. Второй день ни одного входящего сообщения. Нет, они-то есть, но не от абонента с пятью восьмёрками. Марк больше не звонил, не писал. Вчера мы даже ни разу не пересеклись в университете. Не хочется признаваться, но я, так или иначе, его выглядывала: то в коридоре, то в столовке. И меня преследует какое-то чувство разочарования, что ли…
Закидываю телефон в сумку, сумку в шкафчик, хлопаю его дверцей, отряхиваю спортивную футболку и легинсы и без особого настроения топаю за Настей из раздевалки на стадион. Но стоит только ступить на дорожку, как боковым зрением среди других парней в спортивной форме замечаю знакомую двухметровую темноволосую фигуру, резво пересекающую футбольное поле. По позвонкам моментально ползёт жар, а сердце громко ударяется о рёбра.
— А что он здесь делает? — озвучиваю вопрос быстрее, чем это успевает проскочить в моих мыслях.
Настя поворачивает голову туда же, куда и я.
— А. Громов… — хмыкает она. — Видимо, у его группы параллельно с нами пары по физкультуре. Сегодня здесь вообще пять групп из нашего универа занимаются.
Класс! Пытаюсь не меняться в лице и уже собираюсь отвернуться, дабы не быть пойманной на излишнем внимании к его персоне, но чёрт! У Марка, наверное, срабатывает внутренняя чуйка. Притормозив, он оборачивается, моментально встречаясь со мной взглядом. Тёмные пряди дерзко взъерошены, кипенно-белые футболка и шорты идеально оттеняют мышцы смуглых ног и рук с чёрными линиями татуировок…
Хочу я этого или нет, но у меня перехватывает где-то в горле. Марк расслабленно приподнимает в приветствии уголки губ, а уже через секунду теряет ко мне всяческий интерес, с азартом переключаясь на летящий к нему мяч.
Теперь я вижу лишь быстро удаляющуюся в глубь футбольного поля широкую спину. Отвожу взгляд с чётким чувством раздражения в груди.
— Он даже не подойдёт к тебе? — с неподдельным любопытством интересуется Настя, толкая меня локтем в бок.
— А должен? — Я ускоряю шаг в сторону наших одногруппников, пытаясь не демонстрировать своё недовольство так явно.
— Я просто думала, что после прикола с цветами у вас что-то наклёвывается. А сейчас как будто и не общаетесь…
— А мы и не общались, — фыркаю я.
Стянув с запястья резинку, завязываю ей волосы в тугой пучок на затылке. И мысленно добавляю сама себе, что, видимо, всё. Наобщались. А по-хорошему надо бы набраться наглости и попросить вернуть мои очки. Мне жутко дискомфортно в линзах.
В общем, разминку на физкультуре я начинаю с боевым настроем написать ему сегодня вечером с требованием отдать то, что он нагло конфисковал. Мне не особо льстит писать ему первой, но, по всей видимости, Марк и думать забыл о… Да вообще обо всём!
Бегает себе радостно по полю, пиная несчастный мяч. И пока он бегает, я всё равно периодически слежу за ним взглядом. Мои глаза-предатели сами то и дело цепляются за мощные плечи в белой футболке. Марка невозможно не заметить в этой хаотичной толпе бегающих парней.
Движения Громова отточены и уверенны, а за мускулистыми загорелыми ногами порой невозможно уследить. Но я всё равно как заворожённая смотрю на игру Марка. Как он очень быстро и ловко перемещается по зелёному газону, то чётко пасуя, то жёстко отбивая чужие подачи. И чувствую на себе бунт тёплых мурашек, когда Громов, остановившись отдышаться, зачёсывает пальцами растрёпанные и влажные от бега пряди назад.
Мне приходится стопорить себя и буквально заставлять переводить взгляд куда-нибудь на своих одногруппниц. И как можно активнее вникать в правильность выполнения упражнений разминки перед бегом.
Тянусь вправо, влево… Медленный наклон туловища вниз до полного ощущения каждой мышцы спины… И чёрта с два! Взгляд опять липнет к белой майке, фурией двигающейся по футбольному полю.
И, видимо, не одна я внимаю каждому движению Марка. Стоит ему только остановиться у края поля, переводя дыхание, как к нему тут же подскакивает фигуристая блондинка. По всей видимости, одна из его одногруппниц.
Даже издалека вижу, как она строит глазки и, о чём-то воркуя, протягивает Марку бутылку с водой. А этот… Громов… благодарит блондинку улыбкой Чеширского Кота, снова откидывая тёмные пряди со лба назад одним движением ладони.
Куда-то в солнечное сплетение мне бьёт что-то очень острое и горячее. И так ощутимо, что мои щёки мигом вспыхивают. Тряхнув головой, отворачиваюсь и продолжаю делать плавные наклоны. Только глаза уже не отвожу от шнуровки на своих кроссовках.
— Мы бежим через три человека, — пыхтит возле меня Настя, активно делая растяжку.
— Угу, — мычу ей в ответ и выпрямляюсь.
«Не смотри на поле! Не смотри!» — стучит в моей голове.
Вняв разумной просьбе внутреннего голоса, я вообще отворачиваюсь от бегающих футболистов. И, чтобы не мешать Насте, собираюсь отойти назад. Но успеваю сделать лишь один шаг...
В меня врезается что-то огромное и в прямом смысле валит с ног. Я лечу к земле так быстро, что даже не подстраховываю себя руками. Тело за секунду пронзает боль, заставляя глаза зажмуриться, а лёгкие сжаться и начать путать вдох с выдохом.
Лика
— Громов, ты издеваешься надо мной? — кулак ректора с размаху приземляется на стол, а стоящие на нём какие-то железные кубки и статуэтки подпрыгивают с жалобным звоном.
И я подпрыгиваю одновременно с ними. Да. Мы опять в кабинете у Павла Петровича. Стоим перед его столом по стойке смирно. И да... опять вдвоём.
Я как непосредственный свидетель драки, а Марк — как активный участник. Третьего экземпляра потасовки привлечь сюда не удалось. Парень оказался вообще не из нашего университета. Но это никак не помешало Марку хорошенько разукрасить его лицо. Правда, Громову тоже досталось. Тот лысый придурок оказался не робкого десятка.
Украдкой бросаю взгляд на своего защитника, который, сунув руки в карманы спортивных шорт, стоит, монументально расправив плечи, и смотрит куда-то поверх головы ректора. Выразительная линия скул на лице Марка подчёркнута не только внутренним напряжением, но и парочкой ссадин. Да и без того чувственно крупные губы теперь немного украшены лёгкой припухлостью.
От одного вида такого серьёзного и хмурого Марка с боевыми ранениями у меня тянет под рёбрами. Я не ожидала… Он возник там как чёрт из табакерки. Я искренне думала: Громову всё, что связано со мной, уже неинтересно.
Но слишком много энтузиазма было в чётких ударах Марка по лицу противника. И настолько много, что его и того придурка с трудом разняли два накачанных физрука.
— Громов, да когда же ты уже выпустишься отсюда, а? — продолжает ректор, с отчаянием повышая голос. — Ты можешь не быть главным героем всех криминальных новостей нашего университета? Ты — корень всех проблем! То цветочный рынок разводишь, то пожарная сигнализация срабатывает, потому что кое-кто курит в мужском туалете…
— Я не курю. И не пью. ЗОЖ, Павел Петрович. Слышали о таком? — хмыкает Марк, с раздражением закатывая глаза.
Я вовсю сигналю взглядом Громову, чтобы он был как-то повежливее и без намека на дерзость. Неизвестно, чем теперь закончится его выходка на стадионе. Но Марк лишь расслабленно подмигивает мне, типа: «Ваще не парься, детка».
Ага, ну конечно. Не волнуйся. На лбу у ректора уже проступает испарина, а щёки пугающе краснеют.
— А кулаками размахивать где ни попадя — это тоже ЗОЖ?
— Вообще-то, Марк заступился за меня, — осторожно встреваю я в разговор.
Делаю небольшой шаг вправо и слегка прикрываю Громова от гневного взора ректора. И это получается как-то само собой... бессознательно.
— Лика, не лезь, — шепчет за моей спиной Марк. И мы стоим так близко, что его строгий выдох расстилается мурашками в моих волосах. — Молчи.
А меня уже распирает от переполняющих эмоций. И от этого даже стирается ощущение боли в расцарапанной руке. Смело смотрю на ректора, вскинув подбородок:
— Тот придурок был готов и на меня броситься, хотя я извинилась за свою невнимательность. А в ответ посыпались оскорбления и…
Но Павел Петрович заставляет замолчать одним взмахом руки, возмущённо уставившись на Марка позади меня.
— Нет, ты посмотри, Громов, какой у тебя здесь адвокат нарисовался. Ну чудо просто!
— Ещё какое чудо, — легко подтверждает Марк. — Рыжее чудо, — добавляет он так тихо, что мне едва удаётся расслышать это.
И по тёплой интонации его голоса даже затылком ощущаю, что в этот момент он улыбается. А через секунду кровь в моих венах заполняет жар. Пальцы Марка касаются моего запястья и выводят незамысловатый узор на внутренней стороне ладони. Так бережно и мягко… Всего лишь мимолётное прикосновение тёплых мужских пальцев, а меня уже здесь нет. Я падаю куда-то в жерло вулкана.
Хочется обернуться, но делаю лишь осторожный, едва заметный поворот головы к плечу. Но и этого достаточно, чтобы краем глаза заметить, что Марк гипнотизирует меня взглядом, приподняв уголки своих губ.
Мамочки, мне бы дополнительный глоток кислорода сейчас, потому что я где-то на грани обморока.
— Громов! — возглас ректора быстро возвращает в реальность.
Мы с Марком одновременно отшатываемся друг от друга, и я больше не чувствую горячих узоров на своей ладони.
— Совесть имей! — продолжает Павел Петрович, сотрясая воздух. — В гляделки он играет, Рэмбо. В общем, выговора в личное дело тебе не избежать. И отца оповестим. А ты, Соболевская, — он стреляет взглядом в меня, заставляя виновато опустить голову. Хотя я-то тут при чём? — Ещё раз будешь поймана с Громовым на какой-нибудь его выходке, и тебе выговор накатаем.
Я согласно и очень активно киваю, лишь бы поскорее покинуть этот кабинет. Одарив ещё парочкой угроз по поводу вызова на воспитательные комиссии и минусовки баллов из общего рейтинга, нас наконец отпускают.
Выйдя из кабинета ректора, я и Марк почему-то застываем у его дверей. Сейчас самый разгар пары, и длинный коридор погружён в тишину. И мы зависаем в ней, стоя друг напротив друга.
Несколько секунд просто молчим, а между нами вьётся весьма ощутимое напряжение. Облизав губы, я робко поднимаю взгляд на Марка, встречаясь с той самой бездонной темнотой в его глазах. Во мне эмоций через край.
Даже не успев подумать, позволяю себе поддаться какому-то внутреннему, стихийному порыву. Сделав шаг к Марку, я осторожно обхватываю ладонями его лицо. И, поднявшись на носочки, просто мягко касаюсь губами его щеки, украшенной мелкими ссадинами, прошептав:
Марк
— Твою же...
Я шумно втягиваю воздух через зубы, когда прохладная вода касается ран на лице. Приходится терпеть противное жжение на коже, стиснув челюсть. Проведя мокрыми пальцами по волосам и зачесав их назад, выпрямляюсь над раковиной, встречаясь с собственным отражением в зеркале.
Да уж. Некритично, но уже прям красавчик с боевыми шрамами: небольшое рассечение над бровью, парочка ссадин на лице и немного ноет нижняя губа.
И пока под краном шумит вода, криво усмехаюсь самому себе. Интересно, мне найти со своими пацанами того неадекватного и добить где-нибудь в лесу или сказать ему спасибо?
Откуда эта тварь взялась на стадионе в тот момент, понятия не имею. Но тварь он однозначно. Девчонка была жутко напугана, а вот я получился крут. Хоть и не планировал красить себе лицо. На хрен оно мне надо было? Ради секса? У меня и без этого был отличный план. Лика всю пару глаз с меня не сводила, но тот тип… Смешал мне все карты, но в очень удачный расклад.
Я вообще не ввязываюсь в подобные потасовки, но эта рыжая… Чёрт! Что-то толкнуло. Грёбаная жалость? А как её не жалеть? Лика даже пахнет беззащитностью и невинностью.
Потерев щёку, одаренную её милейшим поцелуем, давлю улыбку своему отражению. А в груди теплеет. То-то же! Награда нашла своего героя. Только мало мне… Ма-ло. Хочу ещё. Хочу, чтобы она так жадно и дальше на меня смотрела, распахнув свои глаза-аквамарины, но уже подо мной.
Лику хочу. Торкает меня от неё, а сегодня прям до какого-то нетерпимого животного чувства в животе, когда увидел её беспомощно стоящую перед тем уродом.
И чего Поляк фыркает на рыжую? Не ему же разворачивать фантик у этой конфеты.
— И что ты в ней нашёл, Марк? — знакомый елейный голосок за спиной заставляет вздрогнуть.
Но поворачиваться не приходится. В отражении позади себя и так вижу знакомые черты. Тяжёлая россыпь смоляных волос, обрамляющих кукольное личико: идеальные чёрные брови, подведённые стрелками глаза и изумительно прокачанные алые губы. И, конечно, неизменно тяжёлый аромат дорогих «Гуччи».
Карина. Мы когда-то часто и долго любили друг друга… голыми.
— И тебе привет, — хмыкаю я. Выключив воду, тянусь к автомату с бумажными полотенцами у зеркала. — Какими судьбами? Ты же вроде выпустилась в прошлом году?
— Предки заставили магистратуру покорять. — Сдув невидимые пылинки с вызывающе красной футболки, Карина кривится и подпирает плечом белоснежный кафель. — Поляк сегодня тоже здесь. Пытаемся тебе дозвониться, и не алло. А потом узнаём вот новости… — Она прожигает взглядом моё лицо.
Продолжая смотреть на Кару в зеркале, осторожно вытираю свой фейс салфетками:
— Собираешь информацию по сплетням?
— Да весь универ гудит, что сам Громов полез в драку. И за кого? — в глазах Карины мелькает что-то похожее на отвращение.
— За кого? — ехидно передразниваю её и, скомкав бумажное полотенце, бросаю в урну под раковиной.
Тишину маленькой мужской уборной для преподавателей оглушает цокот шпилек, а через секунду меня резко разворачивают, дёргая за плечо.
— Зачем тебе она? — напряжённое лицо Карины оказывается прямо перед моим.
Я невольно отмечаю, что с ней не надо наклонять голову и смотреть сверху вниз, как с Ликой, макушка которой едва достаёт мне до подбородка. А Кара плюс шпильки — и мы почти одного роста. И как-то это уже неинтересно.
— Кто? — решаю косить под дурачка, «удивлённо» приподняв брови.
— Рыжая. Марик, я видела тебя с ней сейчас в коридоре, — резко выплёвывает Кара.
И по её ядовитому тону понимаю: кого-то ведёт от ревности. Но я просто пожимаю плечами, спокойно выдав:
— Хочу.
Тонкий длинный носик Карины недовольно дёргается, а дыхание открыто демонстрирует её нервозность. Всё, сейчас будет сцена, достойная Оскара! Карина это умеет, особенно когда забывает, что я никогда ей ничего не обещал.
Но неожиданно она затухает. Просто не отрываясь смотрит мне в глаза, а её ладонь с длинными ноготками осторожно ложится мне на грудь.
— Марк, я скучаю по тебе. Очень, — сдавленно шепчет Карина.
Я напрягаюсь. А вот это что-то новенькое. Где крики и вопли-то?
Изумлённо пялюсь на Кару, которая делает ещё один крохотный шажок ко мне. Видимо, заметив моё замешательство, она решает идти ва-банк.
— Я с ума весь год сходила. Ждала тебя, — её губы касаются моего подбородка и плавно опускаются к шее, оставляя на ней горячие следы поцелуев. — Ну что мне ещё сделать? Почему ты не можешь хотеть меня?
Чёрт… Сдержанно перевожу дыхание, потому что тело сдавливают тёплые спазмы, направляя всю кровь в самый низ моего живота.
Руки Карины плавно скользят по моим плечам, груди и медленно, но верно опускаются туда, где моё либидо кричит, что оно уже неделю без женских ласк. А это овердофига.
— Что? Прям в преподавательском туалете? — усмехаюсь я и провожу ладонью по изгибу бедра Кары, обтянутому плотной джинсой.
— А когда это тебя смущало? Ты же знаешь и, надеюсь, помнишь, что я могу? И дверь закрыта на щеколду.
Лика
«Я тебя жду»
Прочитав сообщение, печатаю равнодушное: «Ок». А сама нервно поправляю поясок на своём платье. Быть порядочно опаздывающей на свидание девушкой у меня не вышло. Лёгкие локоны как-то без проблем собрались в небрежный хвост на одну сторону, а тёмно-зелёное платье миди очень быстро отгладилось и наделось. Готова я была ещё минут двадцать назад, поэтому всё это время топчусь в холле общежития под подозрительным взором консьержки бабы Нюры.
Кусая губы, бросаю взгляд на экран телефона.
19:03
Рано. Мне нужно ещё несколько минут для того, чтобы опоздать, хотя уже с трудом удаётся удерживать себя на месте.
Но в 19:06 моё нервное томление всё-таки подталкивает переступить порог общаги. Этот лёгкий трепет перерастает в нечто, что перебивает дыхание, когда на парковке замечаю чёрный внедорожник.
И Марка, вальяжно подпирающего капот, широко расставив ноги и спрятав ладони в карманах чёрных джинсов. И эта серая футболка поло… Боже… Зачем она так идеально обтягивает крепкий торс и подчёркивает смуглую кожу с татуировками на руках?
Мне теперь куда деть этот скручивающийся тёплый узел в животе? Я и так весь прошлый вечер и сегодняшний день слишком часто ловила себя на этом ощущении. А после нашей очередной ночной переписки оно вообще отказывается покидать моё тело.
Заметив меня, Марк отрывается от машины и делает шаг навстречу. Мы останавливаемся друг напротив друга и замираем в какой-то неловкости. Словно оба мешкаем, решая, будет ли достаточно простого «привет»? Или можно позволить себе что-то ещё? Вежливое рукопожатие или даже невинный поцелуй в щёку, например?
Но Марк решает всё одной расслабленной улыбкой и горящим взглядом, пуская ими поток жарких мурашек:
— Привет. Ты шикарна.
— Спасибо, — с маковыми щеками улыбаюсь в ответ и сжимаю пальцами маленькую сумочку, болтающуюся у меня на плече. — Я не сильно опоздала?
— Нет, но времени до полных сумерек у нас не так много.
— Сумерек? — я озадаченно прищуриваюсь.
Марк, загадочно сверкнув глазами, уже галантно открывает мне пассажирскую дверь:
— Садись в машину, скоро всё узнаешь.
Не сводя взгляда с таинственного выражения лица Громова, я послушно усаживаюсь на переднее сиденье. Запах натуральной кожи и аромат парфюма Марка, витающие в салоне авто, — и моё сознание выполняет виражи.
— Всё нормально? — сев в машину, Марк бросает на меня настороженный взгляд.
Уверенно киваю болванчиком, не забыв похлопать ресницами. Конечно не нормально… Последние несколько дней я вообще не чувствую себя нормальной. Рассеянная и со странным пульсирующим чувством в груди.
— Отлично, тогда поехали. — Громов заводит машину и переключается на происходящее перед её капотом.
Но, как только его руки ложатся на руль, я напрягаюсь. Замечаю на его широких ладонях множество свежих ссадин. Костяшки длинных пальцев, сжимающих руль, просто усыпаны ими. Вчера этого не было. Я точно помню. Да и отметины на лице Громова уже практически не видны, но вот руки…
— Марк, а что это?
— Где? — отвлёкшись от дороги, он удивленно осматривается по сторонам, а потом поворачивается и ко мне.
Молча впиваюсь взглядом в его разбитые костяшки правой ладони.
— А. Это? — хмыкает Громов, перебрав пальцами по рулю. — Это торжество справедливости.
— В смысле? — Взволнованно выпрямляюсь на сиденье. — Ты опять с кем-то подрался?
— Да всё с тем же, — легко отмахивается этим ответом Марк.
Пару секунд задумчиво туплю, вникая в смысл сказанной фразы. А потом догадка бьёт меня по голове:
— Зачем, Марк?! — не сдерживаю негодование и испуг. — Тебе мало выговора и проблем?
— Лика, не кипишуй так.
— А если бы с тобой что-то случилось?! А если бы он…
Я причитаю без остановки, потому что в моей голове уже развернулся целый боевик. И это жутко.
— Ничего бы не случилось. Мы с пацанами нашли его и просто поговорили, — расслабленно смеётся Марк, откидываясь спиной на сиденье и продолжая следить за дорогой. — Но мне приятно, что ты переживаешь за меня.
Осуждающе смотрю на выточенный грубоватыми линиями профиль Громова.
— Ну и зачем ты это сделал?
— Затем, что никому не позволю тебя обидеть. Ясно, Рыжик? — заявляет он.
И это звучит так твёрдо и непоколебимо, что я мгновенно тушуюсь и прячу свой взгляд в колени. Рыжик. Вообще, я не люблю это прозвище, но тёплая хрипотца его голоса… Рыжик…
— Он хоть живой? — бурчу Марку, монотонно царапая ноготком ткань платья.
— Конечно, — фыркает Громов. — Просто пару раз придётся сходить к стоматологу.
— Не делай так больше. Всё можно решить словами.
— Лика, какая же ты у меня маленькая и наивная, — слышу в интонации Марка неприкрытую иронию.
Лика
Какого-то получаса мне хватило, чтобы стать одним взрывом эмоций. Ещё никогда... никогда в жизни я не ощущала ничего подобного. Это что-то большее, чем просто адреналин. Я забывала, как дышать, двигаться и говорить. Смотрела в окошко маленького легкомоторного самолета на сотни огней города, заворожённо распахнув глаза, стараясь даже не моргать. Ловила и впитывала в себя каждое мгновение.
Ведь стоило только взлететь, как большая горячая лапа Марка осторожно накрыла мою вмиг заледеневшую ладонь. Без лишних слов он уверенно переплёл наши пальцы и не отпускал их всё время полёта. Иногда он осторожно укладывал свой подбородок мне на плечо, щекоча дыханием.
Я позволила себе погрузиться в тепло от прикосновений рядом сидящего Марка. И порой даже не понимала, отчего тяжелеет моё сердцебиение больше: от ощущения, что Громов буквально окутывал меня спокойствием, пропитывая до молекул чувством полной безопасности в его руках, или от осознания, что под нами пустота минимум метров в двести.
Но я ни на секунду не пожалела, что вложила свою ладонь в ладонь Марка.
И поэтому, едва выйдя из самолета и коснувшись ногами земли, срываюсь просто в неконтролируемый визг:
— Это невероятно! Я… Боже, Марк, спасибо! — верчусь как юла на месте, широко разведя руки и запрокинув голову к темнеющему небу, все ещё не веря, что несколько минут назад была там.
Выдыхаю поток сумасшедших эмоций, пытаясь прийти в себя, но ничего не выходит. Особенно когда встречаюсь взглядом с Марком, который уже подпирает спиной дверь своей машины. Он жжёт меня глазами, а я… Я просто подлетаю к нему и, не раздумывая, обхватываю его торс руками, крепко скрещивая их за широкой спиной. Прижимаюсь к груди Марка и шепчу на одном трепещущем порыве:
— Спасибо… спасибо… спасибо.
Вдыхаю аромат терпкого цитруса, исходящий от футболки. Он одуряющий. Марк пахнет так, что начинает сносить голову. А ещё я слышу глубокие и ровные удары его сердца. И оно, наверное, у Марка невероятно огромное, если он так легко смог подарить мне самые яркие и пронзительные ощущения за все мои восемнадцать лет.
— Не за что… — чувствую, как он улыбается мне в макушку, а его ладонь мягко опускается на мою талию. — Ли-ка… — очень бережно тянет Громов.
Приподнимаю голову в ответ на своё имя и смотрю снизу вверх на Марка, на выразительные скулы, губы с едва приподнятыми уголками и залипаю в темноте его глаз и дыхании, касающемся моего лица.
Я плыву от этого момента близости. Плыву от тёплых тянущих ощущений внизу живота, особенно когда Марк сильнее прижимает меня к себе. Яркое чувство, что я такая маленькая и беззащитная рядом с ним, становится невыносимо острым. И мне очень нравится быть такой с ним.
— Поехали? — расслабленно смеётся Марк.
— Куда?
— А куда бы ты хотела?
Чудом успеваю придержать на языке: «Если с тобой, то куда угодно», — поэтому лишь пожимаю плечами и в шутку ляпаю первое, что приходит в голову:
— Не знаю. На море.
Но Марк на секунду задумчиво сводит брови к переносице, а потом его лицо озаряется улыбкой. И вопросительно хмуриться приходится уже мне. Он же не всерьёз воспринял мои слова?
— Твое желание для меня закон, — Марк ласково взъерошивает мои волосы ладонью. — Поехали, Рыжик.
***
Сегодня Марк решил, что выбить почву у меня из-под ног в прямом смысле этого слова недостаточно. Теперь у моих ног плескались и волны. И это тоже в прямом смысле. Всего сорок минут езды от города, и машина Громова с выключенными фарами притормозила на незнакомой мне холмистой местности. Когда я вышла из авто, мне было достаточно сделать пару шагов, чтобы сообразить, что передо мной обрыв.
И сейчас я стою у его края в полном изумлении, слушая шелест воды где-то внизу. Уже опустилась ночь, и нас окружает темнота, лишь на горизонте видны слабые огоньки. Я даже не понимаю, где мы и куда приехали, но отчётливо чувствую на своих волосах влажный ветер и слышу глухой шум волн.
— Это, конечно, не море… — произносит Марк за моей спиной, — а так... залив, но можно включить фантазию.
— А если бы я сказала, что хочу на Луну? — с трепетом и изумленно смотрю вперёд, обхватывая себя руками.
Мои глаза, привыкшие к темноте, вылавливают очертания линии горизонта и тянущуюся к ней слабо бликующую водную гладь. С ума сойти. Это ведь и правда выглядит словно море.
— Тогда звонил бы в НАСА, — вполне серьёзно заявляет Марк.
Чувствую затылком, что он сократил между нами расстояние до неприличного. Ещё не касается меня, но исходящее от него тепло пробивает все жалкие сантиметры между нами, сковывая и подчиняя. И я предательски дрожу…
— Твоё клацанье зубов слышно по всей округе. Иди ко мне, — тихо усмехается Марк, а его ладони ложатся на мой живот.
Я легко оказываюсь притянута к груди Громова. Каменной и горячей. Прильнув к моей макушке подбородком, Марк сильнее сжимает меня в своих объятиях, а я закрываю глаза и податливо растворяюсь в них. В его руках по-другому не получается.
— Tu sens la fraise. Je veux t'embrasser*, — шепчет Марк, ведя носом по моим волосам.
Лика
Протискиваюсь через студентов, снующих туда-сюда по коридору, с надеждой, что за перемену успею добраться и до столовой, и до библиотеки. Очень хочется и глотка живительного кофе, и найти статью для доклада по макроэкономике. Но прямо на повороте перед лестницей меня тормозят чьи-то руки, крепко окольцевав со спины. Ну как чьи-то… Цитрусовый парфюм, терпким облаком окутавший меня за секунду, сразу даёт понять, кто так нагло решил меня обнять здесь и сейчас. Я широко улыбаюсь и послушно застываю на месте:
— Марк!
— Привет, Рыжик, — от его низкого шёпота над ухом по позвонкам скользят мурашки.
Одним уверенным движением он разворачивает к себе. Я не успеваю и ахнуть, как Марк, обхватив ладонями моё лицо, касается губ горячим поцелуем. Совершенно не стесняясь, что мы стоим прямо посреди коридора, обтекаемые толпой. К моим щекам, укрытым его широкими ладонями, приливает жар, а сердце взвивается под рёбрами.
Я никак не могу привыкнуть к подобным фортелям Громова. За прошедшие несколько дней он ловит меня с такими поцелуями в университете не первый раз. Столовая, коридор, двор, собрание студентов в актовом зале — это происходит везде, где мы пересекаемся.
И каждый раз я густо краснею и одновременно теряюсь в его руках и губах. К нам приковано достаточно внимания, чтобы я ловила на себе косые взгляды одногруппниц, да и не только… Но все те эмоции и впечатления, что дарит мне время, проведённое с Марком, перекрывают напрочь это ощущение неловкости.
Никаких банальных свиданий в кино или кафе. У Громова оказалась изощрённая фантазия, он всегда знает, как заставить меня потерять дар речи.
Вчера, например, наше свидание прошло в специальной студии открытой кухни под чутким руководством шеф-повара одного местного французского ресторана. Мы готовили луковый суп и ещё парочку каких-то умопомрачительных блюд с не менее умопомрачительными названиями.
Честно? Я их даже не запомнила. Несмотря на ауру вкуснейших ароматов, царивших там, думать о еде было затруднительно. Ловко орудующие поварским ножом жилистые, испещрённые татуировками руки Марка — отдельный вид искусства. А когда он, играя хрипотцой в голосе, переговаривался с поваром на французском, я готова была стать сахарной патокой и растечься прямо по столу.
Собственно, как и сейчас, когда, не отрываясь от моих губ, он шепчет:
— Девочка моя…
Цепляюсь за широкие плечи Марка, чтобы устоять на ватных ногах. Веду ладонями по мускулистой шее вверх и складываю пальцы за ней в замок.
— На нас опять все таращатся, — стараюсь придать своему голосу хоть немного строгости и осуждения.
Не выходит. Марк лишь довольно фыркает мне в губы и ластится своим кончиком носа к моему.
— Какие планы после пар?
— Ещё не знаю. Наверное, никаких… — произношу озадаченно, пожав плечами.
— Отлично! — Марк наконец отстраняется, перемещая свои ладони мне на талию и одаривая по-сумасшедшему обаятельной улыбкой. — Тогда чего-нибудь перекусим и сразу поедем.
— Куда? — вопрошающе приподнимаю брови, но в груди уже тянет от предвкушения.
— Друзья пригласили на свой концерт, но он в соседнем городе, так что нам нужно будет выехать заранее.
— Концерт? Блин, Марк, я не готовилась к такому мероприятию, — разъединяю руки на его шее и показательно провожу ими вдоль себя в воздухе.
Обычная белая футболка, джинсы и кроссовки — вот и весь мой сегодняшний гардероб. Продолжая придерживать меня за талию одной рукой, другой, мягко вздохнув, Марк откидывает мне за спину распущенные волосы:
— Рыжик, мы же не в консерваторию. Это драйвовые ребята, лабающие на бас-гитарах. Я тоже в джинсах и футболке. Всё отлично.
— А мы успеем до закрытия общежития? — решаю уточнить, серьёзно смотря в улыбающиеся глаза Марка.
Перспектива вернуться с концерта и поцеловать дверь общежития меня мало прельщает. После одиннадцати вечера мимо бабы Нюры и таракан не проползёт.
— Конечно успеем, — ласково чмокнув меня в нос, Громов кивает ну о-о-чень утвердительно. — Не переживай. На улице ночевать не будешь. В общем, после пар жду тебя в машине. Да?
Делаю вид, что беру секундную паузу для размышления, задумчиво хлопая ресницами, хотя всё уже и так понятно. Разве у меня есть желание ответить Марку чем-то, кроме согласия?
— Да, — объявляю радостно, снова окольцовывая его шею руками.
И в награду получаю нескромный поцелуй его горячих напористых губ, посылающих сильную волну трепета по телу. К чёрту спешку в столовую, в библиотеку и то, что мы с Марком всё ещё посреди коридора, заполненного любопытными взглядами мимо проходящих студентов.
Кому видно, тому стыдно!
***
Но в библиотеку я всё-таки успеваю. От сорокапятиминутного перерыва у меня остаётся ещё двадцать и надежда, что за это время я успею найти хоть что-то подходящее по теме предстоящего семинара. Вчера было не до подготовки.
Взяв нужные выпуски журналов, я усаживаюсь с ними за свободный стол, собираясь быстро погрузиться в мир макроэкономики. И почти получается, пока оттуда меня не выдёргивает ледяной голос за спиной.
Лика
Моё настроение портится. И еду я на концерт, едва сдерживая в себе ядовитый осадок после встречи с той непонятной девушкой. Кто она Марку? Чего хочет добиться?
Но я не решаюсь испортить своими мыслями настроение Громову. Поэтому даже не заикаюсь о произошедшем в библиотеке. Включаю всё актёрское мастерство, которым обладаю, и стараюсь не уступать в эмоциях, зажигающему на концерте Марку. Ор песен, танцы, жаркие поцелуи прямо посреди скачущей под ритм басов толпы. Я и вида не подаю, что, пока Марк обнимает, прижимает меня к себе, не выпускает из рук ни на секунду, одновременно кайфуя и получая драйв от всей атмосферы в клубе, мысль о той брюнетке холодит мою спину.
А я не хочу говорить об этом. По крайней мере, именно сейчас. Сегодня Марк невероятно расслаблен и просто горит эмоциями после концерта.
И его даже совсем не парит, что возле общежития университета мы оказываемся уже около двенадцати ночи. И мой настрой скатывается куда-то на уровень плинтуса. Ну что за день-то?
— Опоздали… — Растерянно дёргаю закрытую калитку, ведущую на территорию общаги, а потом так же оторопело перевожу взгляд на Марка.
А вот стоящий рядом Громов непроницаем. Он лишь спокойно перепроверяет мои действия: тормошит ворота за кованые прутья. И результат тот же — заперто.
— Ну чуть-чуть действительно опоздали…
— Чуть-чуть? Уже полночь. Ты говорил, что мы успеем и проблем не будет, — не могу сдержать досаду в голосе, а порыв пронизывающего ночного ветра заставляет поёжиться и сложить впереди себя руки.
Виновато похлопав ресницами, Марк стаскивает с себя джинсовую куртку и, приблизившись ко мне, заботливо накидывает её на плечи.
— Ну раз обещал, значит не будет. Поехали, — вздыхает он.
Смотрю на него снизу вверх, нахмурив брови:
— Куда?
— Домой.
— К кому?
— Ко мне, — беззаботно выдаёт Марк, со всей серьёзностью заглядывая мне в глаза.
Несколько мгновений я молчу, переваривая его предложение. Домой? К нему? И меня охватывает неловкость.
— Нет, Марк, — верчу я головой в отрицании. — Время видел? А что скажут твои родители? Во-первых, это некультурно. Во-вторых…
А Громов лишь смеётся и притягивает меня к своей груди, сгребая в охапку:
— Рыжик, откуда ты такая святая простота взялась? Какие родители? Я давно живу один.
Придерживая полы куртки, льну носом к вороту его футболки и опять молчу в смятении. Один? Что вполне логично. Он мальчик взрослый… Самостоятельный. И ехать к нему домой…
От одной подобной мысли мне становится одновременно жарко и нервозно. Вот только где мне ночевать?
— Не знаю, — бормочу себе под нос, чувствуя покалывание на щеках. — Может, я лучше сниму номер в гостинице?
Разместив подбородок мне на макушку, Марк вздыхает:
— Не ты, а я должен снимать. Это же из-за меня мы опоздали. Решай сама, но если так, то в любом случае я сниму соседний номер. Ночевать одну в непонятном месте я тебя не оставлю, — и твёрдо заканчивает свою тираду.
Стоя в объятиях Марка перед закрытым на ночь общежитием, я всё ещё мнусь с ответом. Мысль о гостиничном номере не радует, но и заявиться домой к Громову я не планировала. Мне стеснительно, волнительно и боязно решиться на это предложение. Это всё же чужой дом. Мужской дом.
— Рыжик, если ты стесняешься или боишься, то выбрось это из головы, пожалуйста. — Он сильнее обнимает, скрещивая свои руки за моей спиной. А потом, шутливо фыркнув мне в волосы, пускает щекочущие мурашки от макушки вниз к шее. — Лягу на полу и приставать не буду. Обещаю.
***
— Так… Направо шкаф, налево ванная, ну а прямо и есть вся моя квартира.
Пропустив меня вперёд, Марк закрывает за нами дверь и щёлкает выключателем. Мягкий тёплый свет, загорающийся по периметру всего потолка, вытаскивает из темноты пространство перед глазами. И я некультурно ахаю. Ничего подобного ни разу в жизни ещё не видела. Разве что на картинках в дорогих журналах.
Это даже нельзя назвать квартирой в привычном для меня понимании. У квартиры должны же быть коридор, стены… Но это точно не про дом Марка.
Передо мной огромная комната, одновременно являющаяся и гостиной с диваном, и столовой с кухней, и спальней, кровать которой отделена от общего пространства стеклянной решетчатой перегородкой. Никаких обоев и штор. Бетонные стены и панорамные окна в пол на двадцать пятом этаже. И всего одна дверь. Видимо, та самая ванная.
— Ты голодная? Могу заказать пиццу, — не замечая моего ступора, Марк скидывает кроссовки и, аккуратно поставив их у порога, топает вперёд.
— Не нужно. Мне бы просто душ и отдохнуть. — Прочистив горло, всеми силами перебарываю адское чувство смятения.
Разувшись, стягиваю с плеч джинсовку, бережно укладываю её на пуфик у двери и следую за Марком. Мне неловко до мгновенно заледеневших рук и голых стоп, касающихся на удивление тёплой плитки на полу.
И, пока я настороженно рассматриваю логово Марка, погружённое в весьма интимный полумрак, меня ловят в тесные объятия его руки.
Лика
Переворачиваюсь на бок и попадаю носом во что-то нежное и сладко пахнущее. Распахиваю глаза и изумлённо замираю под покрывалом.
Розы. Огромный букет жёлтых роз на соседней подушке, где ещё ночью спал Марк. С ума сойти. Громов когда-нибудь угомонится? Сияя улыбкой, осторожно ныряю лицом в нежные бутоны.
А потом прислушиваюсь к звукам вокруг. Идеальная тишина. Я точно одна в квартире. А где сам Марк? Подрываюсь с кровати и мчусь за своим телефоном, брошенным где-то на столике в гостиной. А в нём уже с десяток пропущенных от Насти и одно-единственное сообщение от номера с пятью восьмёрками. Смущённо морщусь, глядя на цифры. Блин, надо бы переименовать уже.
«Доброе утро, Рыжик. Я посмотрел твоё расписание. Пар у тебя сегодня нет, так что будить не стал. Ты так крепко и сладко спала. Зато у меня целых шесть, поэтому жди к вечеру. Завтрак на столе, весь холодильник в твоём распоряжении. Ты только не уходи. Останься. Пожалуйста-пожалуйста».
Стою посреди квартиры Марка с трепещущим сердцем внутри и глупо улыбаюсь экрану телефона. Ну и куда я пойду? Тем более в субботу. Тем более в его футболке, едва прикрывающей мне пятую точку.
А завтрак из мягких круассанов, намытой клубники и манго вообще отбивает всяческие мысли о том, чтобы сбежать куда-либо. Оказывается, на двадцать пятом этаже гораздо лучше, чем в общаге. И ещё я нахожу свои очки, нагло «украденные» Марком. Они преспокойно расположились на его прикроватной тумбочке. И я по-тихому конфискую их обратно.
Поставив цветы в заранее приготовленную хозяином квартиры вазу, пишу Насте сообщение, чтобы, по крайней мере, сегодня днём, не ждала меня. Про вечер корректно умалчиваю. Потому что даже для самой себя не могу честно сформулировать ответ на вопрос: а хочу ли я провести будущую ночь отдельно от рук и тепла Марка?
Остальную же часть дня я просто валяюсь на диванчике. Одним глазом поглядываю на экран огромного телевизора, висящего на стене, а другим — в переписку с абонентом «Пять восьмёрок». И честно рапортую уютным селфи на его диване.
Марк: «Мой Рыжик у меня дома. Хочу к тебе».
А мне большего и не надо, чтобы укрыться пледом с головой и радоваться, что никто не слышит мой довольный писк. Знал бы он, как хочу я… Мне даже не хочется снимать его футболку. Так и провожу в ней весь день.
За всеми этими нежностями и порой очень откровенными сообщениями я теряю счёт времени. И даже забываю о договорённости быть готовой к приходу Марка. Он в очередной раз придумал, как нам провести вечер не дома и нескучно. Поэтому, когда я с разбега влетаю в руки Громова, стоит только ему появиться на пороге, он удивлённо округляет глаза:
— В смысле ты ещё в моей футболке?
— Ой, — я отстраняюсь от Марка и строю виноватую моську. — Я… Я сейчас! — Быстро чмокаю его в уже немного колючую щёку и пячусь к ванной, одёргивая края своего «мини-платья». — Дай мне пятнадцать минут на сборы.
Не глядя нащупываю дверную ручку, дергаю её и под пристальным горящим взором Марка так же спиной проскальзываю в ванную.
И уже за закрытой дверью слышу его шутливо-строгий оклик:
— Десять минут, Рыжик! Не больше. Я пока сам переоденусь.
Собираю в пучок волосы, сбрасываю с себя футболку, бельё и становлюсь под тёплый тропический душ. Но случайно задеваю рукой одну из десятка кнопок на панели, встроенной прямо в стену.
И что-то слишком быстро идёт не так. Тёплые капли резко меняют свой напор и температуру. В мою кожу грубо вонзаются сотни ледяных иголок, заставляя сначала забыть, как дышать, а потом просто завизжать от шока и холода. В панике пытаюсь отключить воду, нажимая на все кнопки подряд. Но ничего не происходит. На меня продолжает литься ледяной водопад, сковывая все мои движения.
— Лика! — слышу испуганный возглас Марка за стеклянной дверью душевой, а через секунду он врывается в неё уже сам.
— Вода! Выключи! Холодно! — громко пищу я.
Громов без лишних вопросов оттесняет меня к стене, оказавшись под потоком капель, льющих с потолка. Одного движения его руки достаточно, чтобы шум воды стих. И в наступившей тишине мы застываем друг напротив друга. Точнее, в каких-то миллиметрах. Марк — полуголый, босой, в одних джинсах, совершенно не скрывающих чёткие косые мышцы внизу живота.
И абсолютно голая я. Из одежды на мне только россыпь ледяных капель.
Мы замираем, сцепившись взглядами. По влажным тёмным волосам Марка стекает вода, падает на лицо, огибая напряжённые скулы. Ему с трудом удаётся смотреть мне в глаза. А его почти чёрные радужки застилает бесноватый туман.
И я даже не в силах сдвинуться. Прикрыться. Разум яростно бунтует с моим телом. Я почему-то хочу, чтобы Марк посмотрел ниже моих глаз, а потом и моих губ… Хочу так, что низ живота сводит горячей судорогой.
Не переставая смотреть в глаза, Марк прикасается к моему лицу. Тяжело дыша, ведёт пальцами по щеке, скуле, гладит мои губы, слегка сминая их. И мои руки в ответ сами тянутся к мощному телу Громова. Дрожащей ладонью накрываю линии одной из татуировок на его груди. Ощущение горячих твёрдых мышц под подушечками пальцев жжёт кожу… кружит голову… и отключает все мои тормоза.
Я и Марк тянемся за поцелуем друг к другу одновременно. Его мягкие и настойчивые губы впиваются в мои. Жадно. Пламенно.