Марьяну разбудил солнечный луч, пробившейся сквозь щель жалюзи. Он упал на стену над кроватью и осветил фотографию мамы и Талгата. Оба смеялись, и он обнимал маму, и с такой нежностью смотрел на нее, что даже на снимке это было видно…

Марьяна вздохнула. Фотографии было больше десяти лет, и уже девять, как они оба погибли.

Марьяна опять вздохнула. Ах, мамочка, как же плохо без тебя.

Она невольно скосила взгляд на снимок, висящей рядом, и опять вздохнула. Макс Руссель тогда поставил ее рядом с собой на ступеньку пьедестала, и удерживал длинными руками, и смеялся, и брызги шампанского летели в хохочущую толпу. Сколько ей тогда было? Ну да, лет двенадцать. Конечно, вон злополучные брекеты еще видны, она их тогда ужас как стеснялась! Макс тянул с собой и маму, но Талгат не отпустил ее. Эта фотография, на которой они сняты с Максом, обошла тогда все газеты. Романтическая история о том, как участники ралли попали в руки повстанцев, и как двоим парням удалось захватить автомобиль похитителей и сбежать, освободив заложников, привлекла тогда всеобщее внимание. Этими парнями были Талгат и Макс Руссель.

Талгат Рустемов, мамин муж, тогда гонял КАМАЗы, а Макс уже был чемпионом Франции и признанным лидером гонки, выступая за заводскую команду, кажется Mitsubishi. По молодости лет, Марьяна не помнила подробностей той давней истории, но помнила множество посторонних людей в черных костюмах, общее волнение и тяжелое молчание мамы, и острую радость, когда поздно ночью Талгат с Максом неожиданно вломились в их гостиничный номер, и помнила, как все не спали, как обнимались и куда-то все время звонили, и пили водку, когда все разошлись, и мужчины остались одни.

Талгату повстанцы прострелили руку во время побега, и в гонке он не участвовал, а Макс тогда все-таки выиграл ралли, и эта фотография осталась ей единственной памятью о нем…

Марьяна хмыкнула. Единственной ли?..

Если бы не Лиза, она могла бы подумать, что та, вторая, встреча с Максом Русселем ей, Марьяне, просто привиделась.

Вздохи Марьяны имели под собой вполне реальную основу: вчера вечером позвонил Макс Руссель-старшей и попросил их с Лизой приехать к нему. Предложение было совершенно неожиданным, и Марьяна встревожилась. Отец Макса успокоил ее: «Все будет хорошо, не волнуйся. Мне нужно сделать кое-какие распоряжения, и я хотел бы, чтобы вы с Лизой присутствовали при этом. Вы погостите у меня пару дней. Если ты не возражаешь, я пришлю за вами водителя.» Марьяна отказалась: «Не надо никого присылать, мы приедем сами.» Год назад она купила подержанную Рено, и решила, что обязательно поедет на своей машине. Неизвестно, как отнесется к ее появлению Макс и как сложатся отношения с родственниками, и она, Марьяна, всегда должна быть готова к неприятностям. А так она сможет уехать в любую минуту.

Марьяна ни за что не поехала бы, но отказать отцу Макса она не могла. Старик ей здорово помог, да и, что ни говори, она не имеет права лишать Лизу деда.

Еще раз вздохнув, она подумала, что ему уже много лет, и, возможно, причиной, по которой он хочет представить Лизу семье может быть то, что он хочет позаботиться о ней. Марьяна трезво рассудила, что тогда тем более стоит поехать, ведь других родственников у них с Лизой нет, и, если с ней, Марьяной, что-нибудь случиться, Лиза останется совершенно одна. Когда-то так осталась одна сама Марьяна. Она даже закрыла глаза, вспомнив то утро девятилетней давности.

Глава 1

Марьяна училась в пансионе мадам Лесаж. Обучение стоило довольно дорого, но, помимо прочего, с девочками занимались математикой, языком, учили правильному ведению домашнего хозяйства, и, самое главное, обучали правилам ведения бухгалтерии. Марьяна училась хорошо, и эти занятия любила, в отличие от других учениц. С девочками она близко так и не сошлась: хотя и прямой вражды между ними не было, но в свой круг ее не приняли, да она и не стремилась. По субботам мама или Талгат забирали ее домой, и здесь она жила настоящей жизнью.

Талгат смеялся:

– Зачем ты ее устроила в этот пансион для благородных девиц? Они все там зануды ужасные!

Но мама стояла на своем: она продолжала работать врачом команды и постоянно была в разъездах.

– Кто о ней позаботится? А там, по крайней мере, за детьми хорошей присмотр, и знания дают вполне приличные. И хозяйка пансиона мне нравится.

Мадам Лесаж Марьяне тоже нравилась. Она вела математику, а у Марьяны с детства была непонятная любовь к цифрам. Марьяна часто после занятий задерживалась, и мадам Лесаж занималась с ней дополнительно.

Мама шутила:

– И в кого ты у нас такая? Мне сроду не удавалось сложить пять цифр, чтобы получился правильный результат.

Мадам Лесаж по утрам редко поднималась в учебные классы, поэтому все удивились, увидев ее на пороге класса. И только Марьяна все поняла: за ее плечом стоял Любомир Фаркаш, хозяин команды.

– У нас несчастье, девочка. Лиза и Талгат. Они разбились.

У Марьяны заложило уши, и все вокруг потемнело.

Открыв глаза, она увидела склонившиеся над ней лица Любомира и мадам Лесаж.

Мадам участливо взяла ее за руку:

– Крепись, девочка. Если хочешь, я поеду с тобой.

Марьяна уселась на диванчике и тихо спросила:

– Как это произошло?

Любомир потер лицо руками:

– Они возвращались домой, и на перевале Талгат заметил автобус с детьми. Отказали тормоза, и автобус сбил ограждение и съезжал в пропасть. Талгат подставил свою машину.

– Они погибли сразу?

Он кивнул.

Помолчав, посмотрел на Марьяну и сказал:

– Нам нужно ехать. Ты как, сможешь?

Она кивнула, поднялась:

– Ты ведь побудешь со мной? Я сделаю все, как надо.

События последовавших двух дней плохо отпечатались в памяти Марьяны. Она помнила только одно: Любомир все время был рядом.

После прощания он отвез Марьяну в квартиру, которую снимали родители.

С деньгами было туговато, и квартиру снимали не в самом городе, а в небольшом курортном городке почти на самой границе с Бельгией. Правда, квартира была хорошей: большее светлые комнаты выходили окнами на море, уютная кухня, увитая зеленью веранда, и, самое главное, небольшой садик за домом, где были несколько цветущих кустов роз, беседка и маленький бассейн с рыбками.

Несмотря на свои неполные шестнадцать лет, Марьяна понимала, что от квартиры придется отказаться, как ни жаль.

Однако Любомир успокоил ее:

– У Талгата была хорошая страховка, думаю, удастся добиться, чтобы тебе ее выплатили. Ее должно хватить, чтобы оплатить твою учебу и квартиру. Ты ведь не сможешь все время находиться в пансионе.

В голове у Марьяны была гулкая пустота. Как поверить, что она больше никогда не увидит ни мамы, ни Талгата. Взрослея, она все больше дружила с ним, доверяя ему свои маленькие секреты.

И, конечно, он был единственным, кто догадывался о ее ужасном секрете – Марьяна была тайно влюблена в Макса Русселя. После той истории с захватом заложников они еще встречались несколько раз, и в присутствии Макса на Марьяну накатывало: она краснела, молчала и дичилась.

Талгат, вечный насмешник Талгат, который знал ее тайну – и ни разу не подшутил над ней! Впрочем, она всегда знала, что ему можно доверять.

Марьяна хорошо помнила, как Талгат впервые появился в их алма-атинской квартире.

Мама к тому времени уже полгода сидела без работы. Чтобы прокормить себя и Марьяну, она продавала все, что можно. Из ценностей в доме оставались только книги маминого деда, а в 93-м году они мало кого интересовали… Мамин дед был немцем, в 42м году был сослан сюда на жительство, а потом так и остался жить здесь: женился во второй раз, руководил клиникой, и от прошлого Марьяниной маме достались большая квартира, старинные книги и анатомические атласы, да любовь к медицине. Она и сама закончила медицинский, и лечила целую автомобильную команду. Впрочем, Марьяне казалось, что лечить их нечего, вон какие все здоровые!

А потом работы у мамы почему-то не стало, и жизнь наступила тяжелая. Все знакомые куда-то уезжали, целыми семьями, продавая квартиры и имущество за бесценок. Марьяне с мамой ехать было некуда: родственников у них не было. А за огромную дедовскую квартиру давали сущую ерунду.

Тот вечер особенно не задался. Мама пришла поздно. Судя по ее молчанию, работу не нашла, и Марьяна заторопилась. Раскутала кастрюлю с горячей картошкой, бахнула на печку чайник:

– Мам, а я без тебя не ужинала!

В этот момент и раздался звонок.

Марьяна слышала в прихожей голоса, но сначала не обратила внимания, а потом, услышав возню, выскочила в прихожую. Незнакомый мужчина хватал маму за руки, а она вырывалась. Марьяна, не раздумывая долго, вцепилась зубами в его руку. Заорав от боли, он оттолкнул Марьяну и грубо выругался:

– Ничего, еще сама приползешь. Учти, я дважды не предлагаю.

Мама дрожащими руками ухватила Марьяну:

– Ты не ушиблась? – обернувшись к мужчине, гневно сказала: – Убирайтесь, я сейчас милицию вызову.

Он нагло ухмыльнулся:

– А я тебе кто? – и продемонстрировал красную книжечку.

Все еще тяжело дыша, неодобрительно глянул на Марьяну и сказал сквозь зубы:

– Я еще вернусь…

После того, как дверь за ним закрылась, мама торопливо поднялась:

– Марьяна, мы сейчас ужинать не будем, а пойдем к тете Алие, у нее переночуем, хорошо?

Мама покидала кое-как документы и вещи в чемодан и большую дорожную сумку. Раньше она с этой сумкой уезжала в командировки, и Марьяна еще помнила ту легкую и веселую жизнь.

Марьяна заплакала.

В этот момент в проеме распахнутой двери и возник Талгат. Он занимался в команде огромными КАМАЗами, и Марьяне лично всегда нравился. По своему обыкновению, он был без шапки и в куртке нараспашку, с цветами и большим пакетом в руках.

Он шагнул в прихожую, протянул цветы маме:

– Здравствуй, Лиза. Я за тобой.

Мама беспомощно посмотрела на него, отступила:

– Талгат, ты как тут? Ты же должен быть в Бельгии?

Он пожал плечами:

– На звонки ты не отвечаешь, письма возвращаются, и что я должен был делать?

Мама уселась на чемодан и заплакала.

Выслушав ее, Талгат посмотрел на чемодан:

– Вижу, вену вы собрали. Присядем на дорожку. Я на машине, так что сразу вас и заберу. У меня здесь, в городе, пара дел, так что поживете у моих друзей. Они помогут и с документами, и с визой.

Мама молча опустила голову.

Талгат нахмурился:

– Ну, что еще?

Она решительно подняла к нему лицо:

– Я ведь объясняла уже. Не хочу, чтобы потом ты жалел, что связался со мной. Зачем тебе женщина с проблемами?

Он нахмурился:

– Лиза, я все помню. И про разницу в возрасте, и про ребенка. Ты хоть знаешь, как я прожил эти полгода? Я думал, с ума сойду без тебя…Учти, что одну я тебя здесь не оставлю. – Он неожиданно поднялся, присел около ее колен и тихо спросил: – Ты вспоминала меня, ну хоть чуточку?

Мама подняла на него взгляд:

– Талгат, не надо об этом. я очень жалею, что тогда.

– Если я тебе неприятен, навязываться не стану.

– Конечно нет, но это вовсе не значит.

Он с облегчением вздохнул, поднялся и подмигнул Марьяне:

– Ну-ка, поцустри там, проверь газ и все такое.

Марьяна понятливо кивнула и исчезла.

Через некоторое время, она уже успела заскучать, мама позвала ее:

– Марьяна, иди, мы уже выходим!

Щеки у нее пылали, глаза сияли, и у Марьяны отлегло от сердца.

Талгат, которому удалось в рекордно короткие сроки переубедить маму, наклонился к Марьяне, и шепнул, подхватывая сумки:

– Все будет хорошо!

И правда, их с мамой жизнь с того самого вечера изменилась.

Через два месяца они уже спускались с трапа в небольшом чистеньком городке, и Лиза прижимала к себе счастливую Марьяну и тоже улыбалась, так все вокруг было красиво и чистенько: и игрушечные дома с ярко красными крышами, и веселые зеленые палисадники, и газоны около домов, и полное отсутствие высоких каменных заборов, а все только несерьезные прозрачные решеточки небывалой красоты.

И потекла их совместная жизнь, такая же чистенькая и веселая. Несмотря на опасения Марьяны, что Талгат может пожалеть о чем-то, как предупреждала мать, он не только не жалел, а даже как будто был счастлив, и мама тоже. Она похорошела, и снова наряжалась в замечательные платья, и Марьяне нравилось, что все на нее заглядываются.

Марьяне пришлось поехать учиться в пансион мадам Лесаж, но сама мадам оказалась очень даже ничего. Марьяна не знала языка первое время, и ей было трудно сблизиться с девочками, но потом и это наладилось. Марьяна от природы была застенчива, и с трудом сходилась с людьми. Впрочем, одиночество ей не слишком мешало: она много читала, и в книгах находила то, чего не могла найти в общении с людьми.

Весенним утром, когда Любомир Фаркаш появился в дверях класса вместе с мадам Лесаж, эта добрая, чистая и налаженная жизнь закончилась.

Марьяна была благодарна Любомиру. Ей трудно было бы остаться одной в квартире.

Мадам Лесаж разрешила ей задержаться после похорон дома, и все три дня Любомир провел с ней.

Он же отвез Марьяну в пансион, и поднялся переговорить с хозяйкой.

Уехал, не прощаясь. Мадам Лесаж участливо расспросила Марьяну, кем ей приходится Любомир, и Марьяна растерялась, не зная, как определить статус своих отношений с ним.

Раньше, в прошлой жизни, он часто бывал у них в доме, и Талгат даже подшучивал над мамой:

– Лиза, Любомир влюблен в тебя.

Мама только отмахивалась со смехом.

Марьяне нравился Любомир: он был добрым, учил ее водить машину, и вообще всегда с ней возился. Она с недоверием относилась к словам Талгата: Любомир, несмотря на моложавый вид и белоснежную улыбку, был совсем немолод, наверное, за пятьдесят, и разве можно влюбиться в таком возрасте?! Кроме того, у него была жена, она чем-то все время болела, и часто и подолгу проводила время в санаториях.

Увы, сама Марьяна хорошо знала, что такое влюбленность. Ее сердечко навсегда было отдано здоровенному веснушчатому парню с веселыми голубыми глазами. Это его портрет, в обнимку с ней, двенадцатилетней, украшал стену в ее девичьей комнате.

Она тайно собирала в альбом вырезки из газет с упоминанием гонок, в которых он принимал участие. Увы, Макс Руссель вел довольно активную светскую жизнь, и газеты захлебывались, описывая очередную его подружку с модельной внешностью и таким же громким именем, как у самого Макса. Впрочем, подружки у него надолго не задерживались, и Марьяне на некоторое время становилось легче, но потом выплывала очередная Ева, Тильди или Вероника, и Марьяна снова страдала.

Наступили очередные выходные, и девочки разъехались по домам.

Марьяна приготовилась к тому, чтобы провести выходные в одиночестве.

Однако, проходя мимо комнаты преподавателей, она увидела месье Эриа, преподававшего географию. Он рассеяно сказал:

– Мадемуазель Лотнер, кажется, за вами приехали.

Марьяна подумала, что он не знает о несчастье, случившемся в ее семье, и спутал что-то, но послушно спустилась вниз.

К ее изумлению и радости, за решеткой стояла машина Любомира. Сам он, улыбаясь, ждал Марьяну.

В общем, так и повелось: по субботам Любомир забирал Марьяну, они гуляли по окрестностям города, иногда он водил ее в кино, и они хохотали над какой-нибудь комедией, потом обедали где-нибудь в ресторанчике. Поздно ночью возвращались домой, в квартиру Марьяны.

По утрам она готовила завтрак на двоих, варила кофе, как научила ее мама, и Любомир появлялся из душа с мокрой головой, и за завтраком расспрашивал ее о школьных успехах. Иллюзия семейной жизни, подаренная Любомиром, делала Марьяну запущенной и давала возможность дожить до следующей субботы.

В понедельник утром он отвозил ее в пансион, и сигналил ей вслед. Марьяна обязательно махала ему с крыльца.

Наступившая зима сделала их прогулки короче, они больше времени проводили в квартире. Приближавшиеся рождественские каникулы Марьяне предстояло провести одной: Любомир предупредил ее, что уезжает в деловую поездку в Австрию. Марьяна заскучала, и неожиданно он решился взять ее с собой.

С хозяйкой пансиона никаких проблем не возникло, она отпустила Марьяну на вакации.

Поскольку предполагалось, что в Австрии Любомир будет занят делами, он экипировал Марьяну для занятий лыжным спортом и, по приезде, оплатил обучение с инструктором.

Марьяне неожиданно все понравилось: и природа Альп, и захватывающие душу спуски, которые она все увереннее совершала под присмотром инструктора, молодого парня, и, главное, ощущение полета, которое она испытывала впервые, и от которого захватывало дух. По вечерам она докладывала Любомиру о своих успехах, и он одобрительно кивал ей.

Арнольд, инструктор, как-то пригласил ее в кафе, и она согласилась. Он привез ее в маленький домик у подножья горы, здесь были веселые желтые полы, и по ним было здорово ходить в теплых шерстяных носках, и горел огонь в камине. Арнольд принес ей горячий местный напиток, и щеки Марьяны мгновенно запылали, и стало жарко.

Он подвез ее к отелю, и Марьяна уже думала попрощаться, как вдруг он наклонился к ней и поцеловал ее в губы. Она сердито высвободилась, и Арнольд засмеялся:

– Да ты совсем еще девчонка! – но удерживать не стал.

Марьяна, с пылающими от негодования щеками, ввалилась в номер.

Любомир поднял на нее взгляд из-за газеты, которую он читал, когда она вошла. Заметив ее волнение, внимательно присмотрелся:

– Марьяна, что-то случилось?

Она помотала головой, ушла в душ.

За ужином, Марьяна это заметила, Любомир присматривался к ней, но вопросами не досаждал.

Утром он, как обычно, вызвал такси. Спустились они вместе, и Марьяна неожиданно заметила на стоянке у входа автомобиль Арнольда, и сам он подошел к ним, вежливо поздоровался с Любомиром, по-хозяйски взял Марьяну за руку:

– Поедем?

Марьяне вовсе не хотелось поднимать пум, поэтому она вытянула руку и молча уселась в машину. Она заметила странное выражение лица Любомира, но решила, что подумает об этом позже, когда вернется.

Сегодня она не получила обычного удовольствия от тренировки. Все время чувствовала какую-то принужденность, и ей не давали покоя взгляды и прикосновения Арнольда. В общем, она наотрез отказалась от того, чтобы провести с ним вечер, и даже не позволила подвезти себя к отелю. Арнольд, кажется, тоже рассердился, и дулся на нее. Впрочем, Марьяну это мало волновало.

Вечером Любомир только и спросил:

– Ну, как сегодняшние успехи?

Марьяна промямлила что-то невразумительное.

Любомир насмешливо сказал:

– Кажется, ты утеряла прежний энтузиазм. Вот что, завтра я свободен, и могу провести с тобой весь день. Заодно посмотрю на твои горнолыжные достижения.

Марьяна искренне обрадовалась, и ей опять показалось, что Любомир посматривает на нее. Кажется, он решил, что у нее роман с этим противным Арнольдом!

Завидев рядом с Марьяной одетого в лыжный костюм Любомира, Арнольд, конечно, и глазом не моргнул, но и счастья от перспективы провести день втроем не выразил.

Он первым спустился, картинно заверши спуск радугой снежной пыли. Вскоре Марьяна уже оказалась рядом с ним, вполне, вполне достойно продемонстрировав свое ученическое мастерство. Она немного переживала за Любомира. Ей казалось, что Арнольд хочет подчеркнуть свое превосходство перед ним, и будет смеяться. Впрочем, к ее чести надо сказать, что природу этого чувства она просто не понимала…

Переживала она зря: Любомир спустился, уж во всяком случае, не хуже, чем Арнольд.

Парень от изумления даже поправил темные очки и сказал Марьяне уже без всякой насмешки:

– А твой старик очень даже ничего!

– И вовсе он не старик, – холодно отпарировала Марьяна.

Арнольд хохотнул:

– Да я вовсе не это имел в виду! Вполне верю в его мужское здоровье. Только ему сто лет в прошлую пятницу. Охота тебе с ним возиться? – Насмешливо спросил: – Или у вас любовь-морковь? Смотрит он на тебя, прямо как Ромео.

Марьяна дернулась, с испугом посмотрела, и он оскалился:

– Так ты что, вовсе идиотка, и не замечаешь, что твой престарелый Ромео влюблен в тебя по уши?– заметив, что Любомир подходит к ним, примирительно сказал: – Ладно, не злись. Иди к нему, а то он на меня уже и так косится.

Несмотря на некоторую неловкость, Марьяна вскоре начала получать почти прежнее удовольствие от лыжных спусков.

Впрочем, в отель они вернулись сегодня раньше, чем обычно: Любомир предупредил ее, что сегодня он должен быть на банкете, и позвал Марьяну с собой.

Им пришлось взять напрокат вечернее платье для Марьяны, потому что в ее гардеробе отродясь ничего подобного не водилось, и меховую накидку. Немолодая улыбчивая фрау помогла Марьяне подобрать платье и сумочку, а в соседнем магазинчике нашлись вполне подходящие случаю туфельки. Правда, в них она оказалась на полголовы выше Любомира, но смотрелись они вместе хорошо.

Не особо над этим задумываясь, Марьяна свернула волосы в ракушку и подколола повыше, инстинктивно выбрав прическу, которую любила ее мать. С новой прической, которая придавала ей вид взрослой дамы, в платье и с сумочкой, она появилась внизу, в баре, куда Любомир спустился за сигаретами.

Появление Марьяны произвело некоторый переполох. Любомир, завидев Марьяну, растерялся и молча ждал ее приближения.

Она показала ему меховую накидку и нервным шепотом сказала:

– Черт, никак не могу ее надеть! У хозяйки магазина как-то все гораздо ловчее получилось!

Любомир засмеялся, ловко набросил накидку ей на плечи и сказал:

– Привыкай! Вы, женщины, обожаете подобные никуда не годные одежки. То ли дело куртка!

В принципе, насчет куртки, Марьяна была с ним совершенно согласна, но и ее новый взрослый вид ей тоже ужасно нравился!

В зале, куда привез ее Любомир, оказалось неожиданно много знакомых лиц, и неудивительно: в мире мани и гоночных трасс все друг друга знают, а дружба, завязавшаяся на соревнованиях, поддерживается долгие годы. И, даже уходя с гоночных трасс, из этого мира не уходят: и работа, и бизнес, и вся жизнь продолжает вращаться вокруг автомобилей и мира моторов.

Любомира здесь хорошо знали, и он с Марьяной переходил от группы к группе. Она впервые в своей жизни пользовалась таким успехом, на нее оглядывались, и она замирала от мысли, что она, Марьяна, вызывает такие чувства у взрослых, состоявшихся мужчин! И радовалась, что Любомир видит это внимание, и оно льстит ему.

Неожиданная встреча с веселым здоровяком Гансом, которого она раньше встречала в команде Русселя, напомнила ей о Максе; в зале его не было, и Марьяне нестерпимо захотелось, чтобы он увидел ее, новую и взрослую Марьяну.

Ганс громогласно хохотал, а потом, всмотревшись в ее лицо, неожиданно ахнул:

– Лиза!

Любомир кивнул:

– Марьяна похожа на мать.

Ганс, так же искренне, как только что хохотал, запечалился. Он сжал своей лапищей руку Марьяны:

– Детка, мы все любили Лизу и Талгата. Рад был встретить тебя. А уж как Макс обрадуется, что его любимица выросла в такую красотку! – Он тут же опять захохотал: – Впрочем, у тебя теперь, наверное, и без него куча поклонников.

К радости Марьяны, разговор перешел на Макса, и Марьяна узнала, что он теперь гоняется на Субару, и по-прежнему на волне, и жизнь бьет ключом. Сейчас Макс не приехал, потому что разводится с третьей женой и у него временная депрессия, которую он лечит в компании толпы девиц где-то неподалеку.

Любомира отозвали в сторону и он, извинившись, оставил ее.

Марьяна отошла в сторону, к большому аквариуму. Она залюбовалась рыбьим пестроцветьем. Неожиданно услышала обрывок разговора.

.-Слушай, да ведь ему уже пятьдесят, наверное?

– Если бы! Все 57. Точно говорю, сам недавно документы оформлял.

– Говорят, он о ней, как о дочери заботится. Вроде, оплачивает ее обучение в каком-то дорогом пансионе. Все думали, что у ее отчима была большая страховка, но там что-то не в порядке оказалось, и выплаты получились мизерными. Вот так, гоняешься, рискуешь жизнью, а потом о дочке позаботиться некому.

– Ага, я тоже о такой дочке позаботился бы. Ты что, не видишь, что он от нее не отходит? И где он скрывал ее все это время?

– Интересно, как к этому относится его чокнутая жена?

– Ну да, жизнь у мужика – ад. Пусть хоть напоследок порадуется.

Любомир окликнул Марьяну, и она так и не услышала окончание разговора.

Вот значит, как обстоят дела.

Ужинали шумно.

Марьяну с двух сторон окружили ребята из команды Любомира, и наперебой ухаживали за ней. Сам Любомир, усевшейся напротив, только посмеивался. Шуточки за столом становились все более откровенными. Увидев отчаянный взгляд Марьяны, поднялся:

– Нам пора. – И, несмотря на всеобщее разочарование, укутал плечи Марьяны в мех, увел ее из зала.

Домой возвращались в молчании.

В номере Марьяна сразу ушла к себе, а Любомир остался в гостиной. Она слышала, как звякнуло стекло бутылки, и поняла, что он наливает виски.

Марьяна разделась, постояла под душем.

Впечатления двух последних дней всколыхнули в ней что-то, чего она раньше о себе совсем не знала.

Неожиданно вспомнилось, что последний год Любомир практически все свободное время проводил с ней, а теперь еще и эта страховка. Значит, это он оплатил учебу, и, наверное, за квартиру тоже все это время платил сам. Марьяна знала, что финансовые дела команды в последнее время шли неважно.

Она вспомнила, как Любомир весь этот год пытался отвлечь ее, как водил ее в кино и покупал любимые в детстве лакомства, и даже вспомнила, как он когда-то учил ее кататься на велосипеде, и мазал йодом сбитую коленку, когда она рассадила ее о камень, и дул, чтобы меньше щипало.

Арнольд прав, идиотка и есть!..

Марьяна лежала без сна, потом решилась, поднялась.

Тихо проскользнула в дверь второй спальни.

Проснулась неожиданно. Подушка рядом была пуста, и она приподняла голову, прислушалась. В номере было тихо, только на потолке мелькали отсветы рекламного нута.

Она поднялась, нашарила халатик.

Любомир сидел в гостиной, со стаканом виски. Поднял к ней мрачное лицо.

Не говоря ни слова, Марьяна подошла к нему, устроилась рядом, свернувшись калачиком, взяла его руку и подсунула себе под щеку.

Любомир погладил ее волосы, и она приподнялась, раскрыла его ладонь и поцеловала.

Он дернулся, хрипло сказал:

– Марьяна, я не должен был.

А она продолжала прижиматься лицом к его ладони:

– Помолчи, пожалуйста, помолчи.

Эти отношения, раз начавшись в зимнем отеле заснеженного альпийского городка, с переменным успехом развивались между ними и потом.

Марьяна понимала, что это не та любовь, о которой она читала в книжках, и, должно быть, не та, которая нужна Любомиру. Впрочем, о том, какой должна быть настоящая любовь, она не знала, поэтому тепло и нежность, почти отеческие, которые получала от Любомира, принимала с благодарностью. А он, немолодой взрослый мужчина, трезво понимающей, что отношения эти не имеют перспективы, не раз давал себе слово прекратить их. Но Марьяна обнимала его за шею, и прижималась к нему, и все его благие намерения вылетали из головы.

Марьяна тщательно скрывала от всех тайну своих новых отношений с Любомиром. Она и после занятий перестала оставаться с мадам Лесаж, потому что не могла быть с ней такой же простой и естественной, как раньше.

Мадам Лесаж первое время пыталась вызвать ее на откровенность, а потом тоже прекратила попытки.

Впрочем, через полгода Марьяна закончила обучение, получив диплом бухгалтера. Ей предстояло начинать новую жизнь.

Любомир обрадовался. Он считал, что Марьяне нужно больше бывать на людях.

В поисках работы неожиданно повезло.

Нижний этаж дома, где она жила, занимал магазин сувениров. Именно хозяйка магазина, мадам Эмма Дарси, и сдавала комнаты, в которых жила Марьяна. Сама хозяйка, овдовев, поселилась вместе с сестрой в особнячке неподалеку. Мадам Луиза была на пять лет моложе сестры, но страдала сахарным диабетом. Часто случавшиеся приступы болезни требовали непременного присутствия близких, и сестры практически не расставались.

Мадам Эмма и мадам Луиза хорошо относились к Марьяне, часто угощали ее лимонным пирогом собственного изготовления и свежей выпечкой, обучали премудростям разумного ведения домашнего хозяйства. Обе были превосходными кулинарками, и с удовольствием учили Марьяну тайнам кулинарии. Марьяна любила навещать сестер, и, в отсутствие Любомира, часто проводила у них вечера. Отношения, которые связывали ее с Любомиром, не были для них тайной, но, за свою долгую жизнь, они разучились удивляться чему-либо, и приняли эти отношения без излишнего любопытства и осуждения. Обе были дамами разумными и практичными, и понимали, что разница в возрасте в сорок один год – это многовато, и, конечно, она даст себя знать. Но Марьяна так одинока и так молода, и очень хорошо, что рядом с ней сейчас такой заботливый и приличный мужчина.

Именно мадам Луизе пришла в голову мысль о работе для Марьяны: продавец магазина сувениров недавно попросила расчет, найдя место в большом супермаркете, где ей пообещали почти вдвое большую зарплату.

– Ирма как раз и занималась всей отчетностью. Сейчас трудно найти толковую девушку, соображающую в бухгалтерии и согласную стоять за прилавком.

Мадам Эмма склонила хорошо уложенную головку:

– Только учти, что я не смогу тебе много платить: дела в магазине в последнее время идут неважно, но я могу немного уменьшить квартирную плату.

У Марьяны от радости перехватило дух: ей ужасно нравился магазин мадам Эммы. Второй муж мадам был моряком, и со всего света навез в дом всяких редкостей: засушенного крокодила, настоящее индейские барабаны, огромные, хорошо высушенные стручки тропических растений. Все это в беспорядке было сложено в задних комнатах, пылилось и доставляло продавцам магазина массу ненужных хлопот. А Марьяна очень любила забираться туда, и вдыхала характерный для долго хранившихся вещей запах: старого дерева, лака, и Марьяне казалось, что именно так пахнут приключения.

Проработав в магазине три месяца, Марьяна не выдержала, и уговорила мадам Эмму сделать в магазине небольшой ремонт и затеяла перестановки.

Она сама была и прорабом, и дизайнером, и новый магазин ей ужасно нравился!

Марьяна заказала светлые французские шторы для окон вместо старых бархатных портьер, и в больше окна хлынул свет, лег квадратами на плиточный пол, засиял на боках начищенной мелом полированной медной посуды. Старинные прилавки, освобожденные от вечно наваленного на них хлама, Марьяна раздвинула по периметру, освободив весь центр.

Рабочие помогли ей развесить на кронштейнах экзотические редкости из запасов мадам Эммы.

Марьяна выпросила у мадам разрешения, и сама оформила оба окна: нашлось место и подновленной и отлакированной модели чайного клипера, и обломкам кораллов, и старому корабельному штурвалу, и рыбацкой сети, купленной Марьяной за гроши у местных рыбаков.

Наконец, наступил день, когда рабочие ушли, и Марьяна сняла с окон плотную черную ткань, заслонявшую витрины от постороннего взгляда.

Они еще стояли с мадам Эммой у окна, а старинный дверной колокольчик (Марьяна ужасно радовалась, когда нашла его!) уже звякнул, возвещая о приходе первого покупателя.

Это был день Марьяниного триумфа. Покупатели все шли, и шли, и вечером, подбивая кассу и осматривая запасы товаров, она встревожилась: если так пойдет и дальше, придется срочно возобновлять запасы!

Глава 2

В жизни Марьяны было мало событий. Она жила тихо. Поселившись после окончания учебы в городке, не стала заводить обширных знакомств. Помимо визитов к мадам Эмме и мадам Луизе, все вечера проводила дома, с книгами, компьютером или телевизором. Всю неделю в первой половине дня добросовестно отсиживала в торговом зале магазина, а после прихода второй продавщицы занималась бухгалтерией. Мадам Эмма со временем передоверила ей все дела, и Марьяна сама закупала и оплачивала товары, сама занималась оформлением кредитов в маленьком местном банке, вела всю отчетность.

По субботам она убирала квартиру, покупала продукты в крупном супермаркете и на рынке.

Повзрослев, Марьяна стала настоящей красавицей, и недостатка в возможных кавалерах у нее не было. Приезжающее в курортное местечко одинокие молодые люди совсем не прочь были провести с Марьяной свободное вечернее время, и она частенько получала приглашения поужинать где-то или покататься на катере, или даже на собственной яхте. Все подобные приглашения она неизменно отклоняла, и не потому, что не хотела огорчать Любомира, а просто потому, что молодые люди были ей совершенно неинтересны.

Как-то в магазин заглянула компания подвыпившех парней. Один из них, несмотря на сопротивление Марьяны, пытался поцеловать ее. Помощь пришла со стороны: мимо проезжал на патрульной машине Мартин, сын ее соседки, работавшей в полицейском участке. Он быстро водворил порядок, и Марьяна в благодарность пригласила его выпить кофе.

Мартин с тех пор довольно часто заглядывал к ней, и даже нравился ей, но дальше кофе дело у них не зашло: на приглашения она отвечала неизменным отказом, а когда он как-то попытался взять ее за руку, так посмотрела на него, что он со смехом поднял обе руки, сдаваясь.

По выходным, когда приезжал Любомир, они гуляли в окрестностях городка, летом загорали на пляже. Она готовила ему обеды по рецептам мадам Эммы и мадам Луизы, или по рекомендациям, найденным в Интернете на кулинарных сайтах, и он хохотал:

– Никогда не думал, что ты окажешься такой кулинаркой!

Ему очень нравились успехи торговли в магазинчике сувениров. Иногда он возил Марьяну поужинать в город.

Со стороны они, наверное, казались странной парой, но жизнь берет свое: о них посудачили и забыли.

Приезжая, Любомир по-прежнему укладывался спать один, и Марьяна всегда сама приходила к нему.

Так прошло пять лет, Марьяне исполнился двадцать один год.

Сказать, что ее все устраивало в жизни, которую она вела, нельзя, но и менять она ничего не хотела.

Иногда, особенно, когда в комнату заглядывала полная луна, и выходные были далеко, она испытывала непонятное волнение, и тогда босиком, в одной сорочке, бродила без сна по комнатам, пила кофе. Альбом, в который она втайне от всех на свете собирала вырезки из газет о жизни и успехах Макса Русселя, не только не был забыт, но и регулярно пополнялся новыми материалами.

Наступила очередная весна. Апрель был теплым, и в начале мая в городке появились первые курортники, на радость держателям отелей и кафе. Витрины запестрели подновленными вывесками, весенний ветерок трепал полосатые тенты кофеен.

Любомир повез ее ужинать в приморский ресторанчик, и Марьяна спустилась с ним на пляж, к самой кромке воды.

Он любил привозить ей подарки, и в этот раз привез коробку с красивым шелковым платьем. Днем было тепло, и Марьяна даже не подумала захватить с собой что-нибудь теплее. Ветер с моря сразу прохватил ее, и Любомир накинул ей на плечи свой пиджак. Машинально сунув руку в карман, Марьяна обнаружила флакон с таблетками. В желтом свете фонаря на пирсе она прочитала этикетку. Точно такой же она видела у мадам Эммы – это было сердечное лекарство. Марьяна встревожилась, но Любомир успокоил ее:

– Пустяки, просто сердце шалит. – Он искоса посмотрел на нее, улыбнулся невесело: – Тебе следовало бы завести приятеля помоложе.

Она взяла его руку:

– Зачем? Мне нравишься ты.

Ночью она была с ним особенно нежна.

Уже отпустив ее, он откинулся на подушки и неожиданно продолжил их разговор:

– Никогда ничего в жизни не боялся. Дважды горел в машине, а сколько раз в аварии попадал во время гонок – даже не упомню. Не поверишь – сейчас боюсь. Боюсь, что когда-нибудь сердце остановится, и умру прямо рядом с тобой.

Она провела тонким пальчиком по его губам, и он прижал ее ладонь, вздохнул:

– Хотя подумать, что лучшей была бы только смерть во время гонки.

Марьяна заворочалась, приподняла голову, и он засмеялся, прижал ее к себе:

– Извини, это я так. Не пугайся, вовсе я не собираюсь умирать.

Это была их последняя встреча.

Следующее выходные он пропустил, и аппарат его не отвечал. Всерьез встревоженная Марьяна нашла его визитку, и позвонила в офис.

– А кто его спрашивает? Мари Лотнер? – женский голос сделал ударение в ее фамилии на французский манер, на последний слог.

И неожиданно трубку перехватил мужчина.

– Марьяна, это вы? – он говорил с явным немецким акцентом, и Марьяна поняла, что это компаньон Любомира, Курт Рогге.

После паузы он сказал:

– Подождите, я перейду на другой аппарат.

Сердце Марьяны болезненно заныло.

– Марьяна, Любомир умер. Примите мои соболезнования. Так вышло, что в сейф я полез только сегодня. У меня для вас есть письмо.

Марьяна успела только на утренний автобус.

Со вчерашнего дня, когда она узнала страшную новость, она не сказала и десяти слов. Ей казалось, что внутри нее поселилась черная гулкая пустота, и все слова, произнесенные ею, отражаются от черепа и громким эхом разносятся в голове.

Курт Рогге встретил ее на автостанции. Он сразу узнал ее. Марьяна не удивилась этому, но он пояснил:

– Вы очень похожи на Лизу. У нас ее все любили.

Он привез ее в маленький ресторан в центре города со странно знакомым названием. «Даккар» – Марьяна вспомнила, что там был конечный пункт маршрута очередной гонки.

В зале было тихо и малолюдно, по случаю раннего времени.

Курт попросил принести кофе, осведомился у Марьяны, не хочет ли она перекусить. Марьяна, которой со вчерашнего дня даже кофе не удалось проглотить, только отрицательно помотала головой. Он не стал настаивать.

Неожиданно из глубины ресторана вышел немолодой мужчина со смуглым лицом. Он подошел к столику, и Курт представил ей Али Оссейна, и Марьяна вспомнила, что Любомир рассказывал о своем приятеле, который держит ресторан.

Она кивнула, тихо сказала:

– Любомир часто рассказывал о вас.

Мужчины переглянулись, и Курт вынул из кармана пиджака письмо. Марьяна мельком глянула на него: простой белый конверт, надпись четким почерком Любомира «Марьяне Лотнер». Она погладила конверт пальцем, убрала в сумочку.

Подняв глаза на мужчин, сглотнула и твердо сказала:

– С вашего позволения, я прочитаю его потом, когда останусь одна. – Она повернула голову к Курту: – Как это произошло?

Он наклонил голову:

– Мы не знали, что все так серьезно. Любомир никогда не жаловался. В понедельник он вернулся, как обычно, перед обедом. Против обыкновения, ко мне не зашел, заперся у себя. Это теперь я думаю, что он писал письма. Потом неожиданно вышел, прошел по мастерским, он часто это делал. Заглянул в бокс, где готовили к гонке последнюю машену, поговорил с ребятами. Потом неожиданно поднялся в кабину, уселся на водительское сидение. Даже улыбался ребятам. А уж потом они обратили внимание, что он молчит. В общем, наш врач сразу прибежал, но сделать уже ничего было нельзя.

Марьяна помолчала.

Оссейн внимательно посмотрел на нее, подозвал официанта, и что-то тихо велел ему.

Через несколько секунд он появился у столика, принес Марьяне горячий кофе со сливками и рогалик. Оссейн скомандовал:

– Ешь! – причем сказано это было таким тоном, что Марьяна не посмела ослушаться.

После сладкого кофе в голове неожиданно стало меньше шуметь, и она некоторым образом вернула себе возможность соображать.

– Вы говорили «письма» – значит, то письмо, что он написал мне, было не единственным?

Курт кивнул.

– Второе письмо было написано мне. В нем был ваш адрес и телефон, и некоторые распоряжения, которые Любомир сделал для меня. Сейчас я думаю, что он знал.

Она горько улыбнулась.

– Конечно, знал. Потому и пошел прощаться с машинами. Больше всего на свете он любил машины. Часами рассказывал мне о моторах, о гонках, о трассах. Жаль, что вы не смогли сразу найти меня.

Курт кивнул.

– Он всегда тщательно скрывал все, что касалось его личной жизни. Ребята мне рассказали о том, что встретили вас на организационном собрании. Сам я там не был, но понял, о ком идет речь. Даже пытался разыскать вас, но … Кроме того, на похоронах была Августа, неизвестно, что она могла выкинуть.

Марьяна попросила:

– Я хотела бы проехать на кладбище. Это возможно?

Мужчины переглянулись, и Курт кивнул:

– Конечно.

Они шли по узкой дорожке между надгробий, и вдруг Марьяна замерла: большая фотография Любомира, еще совсем молодого, в шлеме и расстегнутом комбинезоне, сверкающего всегдашней белозубой улыбкой, была окружена свежими цветами.

Марьяна оглянулась на Курта, попросила:

– Можно, я сама?.. Спасибо вам за все. У меня билет обратный на шесть часов, и я посижу здесь. Нет, нет, не надо меня ждать! Я вполне самостоятельна и доберусь на такси.

Он кивнул, и Марьяна осталась одна.

Она присела рядом с плитой, погладила холодный мрамор.

Курт вспомнил, что не сказал ей самого главного, и вернулся. Подойти не решился: красивая, стильно одетая девушка, которую он оставил здесь несколько минут назад, стояла на коленях и не то молилась, не то о чем-то разговаривала с фотографией.

У него была внучка возраста Марьяны, и он не знал, умеют ли современные девицы молиться.

Марьяна вышла за кованую решетку и сразу заметила машину Курта.

– Зря вы ждали меня, я вполне справлюсь сама.

Он пожал плечами:

– Я должен был рассказать вам о том, что Любомир написал мне в письме, а мешать не захотел.

Она кивнула, и Курт продолжил:

– Мы много лет с Любомиром вместе. Сначала были напарниками, потом компаньонами. Дела в команде давно шли неважно, и я давно предлагал Любомиру отказаться от участия в гонках и перепрофилировать фирму. Например, заняться просто подготовкой машин к гонке. Даже пару потенциальных клиентов находил! Он всегда был против, а пару месяцев назад вдруг согласился. Так вот, один из клиентов захотел выкупить мою долю машин в команде. Я посоветовался с Любомиром, и мы решили, что это будет правильно: высвободившееся средства мы смогли бы направить на реконструкцию мастерских и закупку оборудования. – Глянув на лицо Марьяны, он понял, что она почти не слышит его, и заторопился. – Официально владельцем команды был я, так что до этих денег Августа не добралась.

В общем, в своем последнем письме он просит считать, что выкуплена его доля, и из этих средств просит меня помочь вам приобрести квартиру, и позаботиться об Августе. Я знаю, что она хотела бы уехать в Венгрию, там у нее остались родственники. Оставшиеся деньги я вложу в реконструкцию, и смогу выплачивать Августе содержание. Мне нужны пара месяцев для того, чтобы все это сделать. Я позвоню вам, как только все будет готово.

Марьяна кивнула:

– Хорошо.

Курт не был уверен, что она слышала хоть что-то из того, что он ей сказал. И с горечью вспомнил, как тщательно Августа проверила всю документацию фирмы на другой же день после похорон.

Жизнь Марьяны, и раньше не блиставшая разнообразием, вовсе замерла. Переполненные сочувствием ее горю, обе мадам проявляли чудеса добросердечия и душевности: мадам Эмма предложила ей уехать отдохнуть и развеяться, а мадам Луиза посоветовала сойтись ближе с Мартином, внимание которого к оставшейся в одиночестве Марьяне не осталось ими незамеченным. Однако Марьяна с ужасом отнеслась к перспективе провести время в полном ничегонеделании, потому что только работа сейчас спасала ее от тоски. Но работы было немного: торговля в магазине шла хорошо, отчетность не накапливалась и было ее немного, квартирка блистала чистотой, а готовить было просто некому, потому что сама Марьяна почти ничего не ела.

Мартин. ну, и что Мартин?.. Он заглянул к ней на кофе, молча посидел, с сочувствием глядя на пробор в ее волосах, поднялся и сказал:

– Марьяна, я тебе сейчас ничего говорить не буду. Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

Она только куталась в тонкую шаль, давний подарок друга, и отворачивалась к закатному морю.

Так Мартин и ушел, не дождавшись даже обещания того, что может быть иначе. Марьяна была честной девушкой, и не считала возможным для себя давать невыполнимые обещания и внушать несбыточные надежды.

После двух месяцев такой жизни, раздался звонок Курта Роге, выведший ее из анабиоза.

Она долго не могла взять в толк, чего он от нее хочет, и зачем ей нужно приехать.

Поняла только, что Любомир и после смерти заботится о ней. В какую-то минуту ей даже показалось, что ее жизнь может измениться, так громко и энергично звучал голос Курта в трубке.

Курт предупредил ее, что оргкомитет гонок дает ежегодный бал, и он приглашает ее, Марьяну, в качестве почетного гостя, а заодно они смогут переговорить о делах. Он ей заказал номер в отеле, и все уже оплачено.

И Марьяна неожиданно засобиралась. Ей казалось, что там, в мире машин, моторов и гонкок – настоящая жизнь, и, может быть, она, эта жизнь, как-то втянет в свой водоворот и ее, Марьяну!..

Не заглядывая в гардероб, она решила, что непременно наденет платье, подаренное Любомиром. Он уверял, что она в нем необыкновенно хороша.

Марьяна примерила платье и с удовольствием убедилась, что, несмотря на то, что лето только началось, она хорошо загорела, и платье ей по-прежнему идет, разве что чуть свободно в талии. Она торопливо покидала в сумку вещи, которые собиралась взять в поездку, невнятно отпросилась у мадам Эммы и вскоре уже выходила на знакомую площадь у автовокзала.

Курт ее не встретил, но она и сама прекрасно добралась до названного им отеля, и номер оказался замечательный, и окна выходили на красивый парк, и ей вдруг нестерпимо захотелось прогуляться по улицам города, в котором ее никто не знает.

Она посмотрела на время, указанное в пригласительном билете, предусмотрительно оставленном для нее Куртом, и увидела, что у нее в запасе почти три часа.

Она спустилась вниз, прошлась пешком по парку, полюбовалась на витрины магазинов, и даже выпила кофе в маленьком кафе. Столики стояли прямо на тротуаре, и жирные голуби важно бродили под ногами посетителей, и играла негромкая музыка.

Потом Марьяна вдруг забеспокоилась. Почти бегом нашла цветочный магазин, уселась в такси. Ни разу не сбившись с дороги, с охапкой цветов пришла к знакомому надгробью.

Служители уже убрали цветы и фотографию, и на камне была только строгая надпись. Марьяна посидела рядом, погладила нагревшийся мрамор.

Она почти физически ощутила, как горечь и тоска, наполнявшие ее и не дававшие дышать и жить, уходят и растворяются.

Она посмотрела на часики, поднялась и, уже не спеша, пошла к машине, ожидавшей ее за оградой.

В отеле она поднялась к себе, приняла душ и бездумно полежала на атласном покрывале.

Марьяна всегда отличалась пунктуальностью, и к назначенному времени была готова.

В зале уже было полно народу.

Марьяна взяла в руки бокал шампанского, и осмотрелась: Курта видно не было, зато на глаза ей попался один из знакомцев, кажется, Любомир назвал его Андреа, – именно он в прошлый раз активно ухаживал за ней.

– Это невозможно, но с нашей прошлой встречи ты еще похорошела! – он совершенно нахально разглядывал ее. Марьяна из вежливости улыбнулась, но, не желая поддерживать знакомство, продолжала рассеянно оглядывать зал.

Впрочем, избавиться от него оказалось непросто. Он подхватил ее под руку и увлек к диванам, стоящим вдоль стены. Парень, видно, решил, что раз она теперь одна.

Марьяна нетерпеливо высвободила руку:

– Извините, у меня здесь назначена важная встреча.

Ее навязчивого спутника отвлекли вопросом, и он потерял бдительность. Марьяна мгновенно воспользовалась этим, и прошла дальше в зал.

Ее внимание привлек громкий хохот – встречали новоприбывшего. К смятению Марьяны, это оказался Макс Руссель.

Она отошла в сторону, и, устроившись между кустами пышноцветущего олеандра, украдкой посмотрела в его сторону. Кажется, он совсем не изменился: такой же высокий и по-хорошему худой, рыжие волосы, веснушчатое улыбающееся лицо, все те же нестерпимо голубые глаза! Вся компания громко хохотала его шуткам, они перебивали и подшучивали друг над другом. Как-то чувствовалось, что они хорошо знают друг друга и просто давно не виделись, но встрече очень рады. Марьяна позавидовала им.

– Вот ты где!

Андреа появился откуда-то со стороны, подсел к Марьяне.

Неожиданно Она увидела Курта Рогге, он входил в зал. Рассеянно кивнув встречавшим, он огляделся; увидев Марьяну, направился к ней, с неудовольствием глядя на Андреа.

Марьяна так явно обрадовалась ему, что он улыбнулся ей вполне по-человечески. Подхватив под руку, сердито сказал Андреа:

– Извини, нам с Марьяной надо поговорить.

Он увел ее на открытую веранду.

Здесь им никто не мешал, и он внимательно всмотрелся в Марьянино лицо, отметил и тени под глазами, и прозрачную тонкость кожи:

– Извини, не смог встретить.

Она наклонила голову:

– Все в порядке. Я даже успела прогуляться по городу, и к Любомиру съездила.

Он тихо спросил:

– Как ты? Скучаешь?

Она промолчала, но Курт и так все понял. Вздохнул:

– Мне тоже его не хватает.

Он вынул из кармана плотный конверт, протянул ей:

– Вот, здесь все документы. Счет я открыл на предъявителя, так что проблем у тебя не будет. Извини, что немного, но на небольшую квартирку тебе должно хватить.

Марьяна благодарно кивнула ему, спрятала конверт в сумочку.

Курт предложил: –Пойдем, познакомлю тебя с ребятами?

Марьяна, чуть поколебавшись, кивнула.

Им обрадовались. Марьяна поняла, что они знают о ней, потому что на нее с любопытством поглядывали. Она засмущалась, было, но Курт одобрительно посмотрел на нее, кивнул, и она заулыбалась. Единственное, что огорчало ее, это внимание Андреа. Он так подчеркнуто ухаживал за ней, что это заметили, наверное, все.

Марьяна твердо решила, что на банкет не пойдет, и, когда двери банкетного зала распахнулись, попыталась незаметно уйти. Однако у двери заметила Андреа.

Он, кажется, уже прилично нагрузился, потому что схватил ее за руку и грубо спросил:

– Почему мне кажется, что ты хочешь улизнуть?

Воспользовавшись тем, что его кто-то окликнул, Марьяна высвободила руку и вернулась в зал. Ее внимание привлекла боковая дверь, судя по табличке, она вела в подземный паркинг.

Тяжелая дверь отрезала шум зала, здесь было тихо.

Марьяна облегченно вздохнула: она решила, что через паркинг пройдет в вестибюль отеля, а оттуда поднимется к себе.

Она едва успела спуститься, как кто-то сзади обхватил сзади ее шею и с силой поволок за угол. Здесь было полутемно.

Марьяна думала, что придурок Андреа выследил ее и гневно повернулась к нему.

Это был не Андреа!

Незнакомый парень в черной бейсболке, надвинутой на глаза, навалился на нее, тяжело дыша прямо в лицо. Марьяна попыталась кричать, но он прижал к ее горлу острие ножа, и она почувствовала острую боль, а потом что-то горячее щекотно потекло по шее.

Впрочем, кричать было бесполезно: дверей здесь не было, видимо, рабочие паркинга хранили здесь инвентарь.

С расширенными от ужаса глазами Марьяна пыталась оторвать от себя его руки, но парень, конечно, был гораздо сильнее.

– Не дергайся, хуже будет, – сквозь зубы пробормотал он, шаря по ее телу руками.

Она отчаянно рванулась, и парень грубо выругался, тряхнул ее так, что она ударилась затылком о стену. Удар был такой силы, что в глазах Марьяны потемнело.

Неожиданно парень выругался еще раз, и она почувствовала, что ее никто не держит. Раскрыв глаза, увидела, что обидчик лежит распростертый на полу.

– Мадам, вы в порядке? – участливо спросил ее мужской голос.

Марьяна была вовсе не в порядке, но она кивнула.

С ужасом глядя на пятно крови, расползавшееся от головы насильника, она хрипло спросила:

– Что с ним? Он умер?

Ее спаситель наклонился, прикоснулся к сонной артерии, хмуро пробурчал:

– Жив. Правда, голова сильно разбита. Видимо, при падении ударился о выступ.

Он повернулся к Марьяне:

– Если вы не хотите разборок с полицией, самое время уйти.

Со стороны зала послышались шаги, смех.

Марьяна и ее спаситель замерли. Хлопнула и закрылась дверь, и снова стало тихо.

Парень схватил ее за руку, и энергично потащил за собой. Они бегом спустились по лестнице, он почти втащил ее в лифт, нажал кнопку.

Здесь было светло, и Марьяна разглядела своего спасителя. Это был Макс Руссель.

Он не узнал ее. Заметив пятна крови на лифе ее платья, он приподнял ее подбородок и сказал:

– Кажется, он вас все-таки ранил.

Стенки лифта были зеркальными, и Марьяна увидела, что ее нарядное шелковое платье покрыто безобразными коричневыми пятнами. «Значит, горячее – это была кровь», – равнодушно подумала она.

Он стянул пиджак, и накинул ей на плечи.

Макс с тревогой смотрел на нее.

– В номере я посмотрю, что можно сделать. Возможно, придется обратиться к врачу, хотя не хотелось бы этого делать. – Он пояснил Марьяне, криво ухмыльнувшись: – У меня плохая репутация в здешней полиции.

Тут же выяснилась еще одна проблема.

Марьяна вспомнила о конверте, и обрадовалась: сумка была с ней. Спускаясь, она повесила ее на плечо, и сумка, а главное, конверт, уцелели. Зато отсутствовала одна туфля. Видимо, когда насильник волок ее, она и слетела с ноги.

Марьяна сняла с ноги вторую туфлю и с тревогой показала ее Максу.

– Черт! – выругался он. – Ну, да ладно, сейчас что-нибудь придумаем.

Они поднялись на верхний этаж, здесь у лифта была только одна дверь, и никто не видел, как они вошли. Марьяна от волнения плохо соображала, но поняла, что Макс привез ее в свой номер.

Марьяна вернула пиджак, и Макс провел ее в ванную комнату.

Это была невиданно огромная комната, большую часть которой занимала роскошная ванна. Стены помещения были отделаны коричневым камнем, зеркалами и золотом, и в них бессчетное число раз отразились Марьяна и ее спутник.

Макс внимательно осмотрел ее рану, хмыкнул:

– Кажется, нам повезло. Это – просто тонкий порез, он уже почти затянулся. Впрочем, все равно его надо обработать. Подожди меня здесь, я спущусь за аптечкой, и, заодно, попробую разыскать твою обувь. Марьяна подняла на него темные глаза:

– Что же, он так и будет там лежать? Это – не по человечески. Надо бы как-то сообщить.

«Тоже мне, мать Тереза!», – подумал про себя Макс.

Вслух же недовольно буркнул:

– Считай, что тебе сегодня дважды очень повезло. Первый раз – когда я решил не оставаться на банкет. Второй – я оставил в машине бумажник, и просто спустился за ним. Услышал шум и подозрительную возню. Вы там здорово развлекались. Может, зря я помешал?

Она мотнула головой:

– И все равно. Нельзя его оставить там. Рабочие придут только через несколько часов, а он до утра кровью истечет.

Макс кивнул примирительно:

– Ладно, определюсь по месту.

Макс спустился на лифте вниз, насвистывая легкомысленный мотив, подошел к машине и забрал бумажник и аптечку.

Уже проходя мимо входа в паркинг, понял, что сообщать никому ничего не придется.

Парня обнаружил консьерж, заступающий на смену. Сам он стоял здесь же, а за углом суетились два парня – охранники паркинга.

Макс часто останавливался в этом отеле, и хорошо его знал. Восьмилетний сын консьержа обожал гонки, и Макс пару раз подписывал ему фото, и передавал для сына сувениры с логотипами гонки.

– Что тут произошло? – поинтересовался Макс.

Консьерж охотно заговорил с ним:

– Кто-то разбил голову одному подонку. Его уже не первый раз видят здесь. Похоже, что в этот раз он напал на женшуну, но кто-то их застукал. Парень здорово расправился с этим гадом, и при падении тот разбил голову. Во всяком случае, он не скоро теперь пойдет приставать к девчонкам. Полицию мы, конечно, вызвали, только я думаю, они не будут рыть землю, разыскивая виновника.

– С чего ты взял, что он напал на женщину? Может, это неудачное ограбление и напал он на мужчину?

– Может, но у него расстегнуты штаны, и вот – это я нашел на ступенях перехода, – консьерж показал Максу светлую женскую туфельку. – Она лежала сразу за дверью. Скорее всего, там он и встретил свою жертву.

Макс вынул из бумажника несколько купюр и показал их парню.

Тот вопросительно посмотрел на него.

Макс пояснил:

– Хочу купить туфельку. Кажется, у меня есть подходящая, ей в пару.

Макс сунул туфель в карман пиджака, и вовремя: послышались шаги, и появился управляющий отеля и начальник службы охраны.

Макс предпочел ретироваться.

В лифте Макс подумал, что зря не остался на банкет. Сейчас ему никак нельзя влипнуть в какую-нибудь историю, особенно с полицией! А если этот парень умрет, ему, Максу, вообще мало не покажется. Остается надеяться на то, что консьерж промолчит насчет своей находки.

За последние полгода он уже дважды имел неприятности с полицией. Зимой, неожиданно вернувшись домой, он застал Корин с мужиком. И был бы хоть мужик нормальный, а то так, павлин разукрашенный. Ее тренер, как потом выяснилось в участке. Макс спустил его с третьего этажа, и соседи позвонили в полицию.

Пытаясь забыть Корин, он тогда здорово загулял, и очередной пьяный дебош закончил в участке. Пришлось звонить Адаму, и отец узнал обо всем.

Разразился очередной семейный скандал. Отец тогда твердо сказал, что он, Макс, может и дальше страдать из-за паскудной бабы, но в этом случае ему придется покинуть команду.

В запале, он так и сделал. Как раз тогда ему сделали выгодное предложение, и Макс пересел на Субару, и ничуть не жалеет.

А отец. В общем, с отцом он после этого и не виделся.

Макс Руссель-старший – железобетонный мужик. Не все могут быть такими. До сорока лет гонялся сам, потом в одночасье пересел в кресло директора, и с тем же упорством и волей занялся бизнесом. Макс знал, что отец не хотел его ухода, но характер у него тоже был. С отцом ему было тесно, в противоположность старшему брату. Адам, хотя и не добился таких результатов, как отец и младший брат, был хорошим гонщиком, и после завершения карьеры остался в команде отца.

Максу в этом году исполнилось тридцать пять. В спорте он по-прежнему оставался на гребне, но решил, что должен подготовить место, куда можно будет с достоинством уйти.

Он организовал фирму по подготовке внедорожников Субару к гонке, дал ей свое имя, и вложил в нее все заработанные деньги. Неожиданно это начинание оказалось успешным, и Макс понимал, что нужно расширяться. Дело было за небольшим: собственных средств не хватало, и он думал помириться с отцом и просить его войти к нему компаньоном.

Учитывая все эти соображения, новый скандал в прессе Максу Русселю-младшему был совершенно не нужен.

В собственной ванной он застал изумительную картину: спасенная им девушка замывала пятна на платье, склонившись над раковиной. Из одежды на ней были только крошечные трусики и бюстгальтер, кружева которого красиво выделялись на загорелой коже.

Макс кашлянул, и она испуганно оглянулась.

Он невозмутимо протянул ей туфельку:

– Обувь для Золушки.

Девушка спросила с тревогой:

– А этот парень, он хоть жив?

– Жив. Им уже занимаются вовсю. И полиция, и врачи. Давай-ка, кстати, займемся твоей раной.

Он повернул ее к свету. Как и предполагал, порез оказался пустяковым.

Макс вынул из аптечки пузырек с перекисью, и неожиданно девушка схватила его за запястье. В темных глазах плескался испуг.

– Ты боишься, что ли? Это – просто перекись, пощиплет немного, и все…– Он терпеливо ждал, когда она выпустит его руку. – Ну, хочешь, я подую, чтоб меньше попало? Мама в детстве мне так делала…– и засмеялся: – Тебя сегодня едва не изнасиловали и вполне могли убить. Вела ты себя очень достойно: не рыдала, не ныла, и, самое главное, смогла вовремя смыться с места преступления. И туг вдруг выясняется, что ты боишься простой перекиси?

Пристыженная, она выпустила его руку.

– Понимаешь, у меня мама врач, и я с детства видела, как она делает всякие уколы и перевязки, но никогда не могла к этому привыкнуть. Б-р-р! – она передернулась.

– Расслабься…

Макс аккуратно отмыл кожу вокруг пореза. Рана выглядела чистенько, и он быстро закончил.

Пристроил пузырек с перекисью на полку, насмешливо спросил:

– Ну что, не умерла?

И только тут заметил, что девушка так и стоит перед ним, полуобнаженная. В глазах ее, вместо страха, плескалась темнота… Макс был достаточно опытен, и сразу понял, что эта темнота означает.

Он протянул руку и прикоснулся к ее щеке, погладил и запустил пальцы в волосы. Девушка закрыла глаза и замерла.

В конце концов, она только что пережила сильный испуг, и, возможно, в близости с ним ищет возможность забыть о том, что час назад ее пытались изнасиловать. И вполне возможно, что она не хочет именно его, Макса, но и остаться одна этой ночью тоже не может…

Макс был обыкновенным молодым мужиком, и его недолго занимали все эти размышления. Он шагнул к девушке, наклонился над лицом и прижался к губам. Ощутив под ладонями атласную гладкость кожи, вдруг завелся…

Спустив бретельки, он освободил ее грудь. После этого оставаться в ванной оказалось уже невозможно.

Подхватив под колени, понес девушку в спальню. По дороге она неожиданно как будто пришла в себя, и даже попыталась высвободиться.

Он остановился, глухо спросил:

– Что-то не так?

Она уткнулась лицом ему в грудь:

– Голова кружится…

И он с облегчением засмеялся:

– Ну и хорошо. Я знаю замечательное средство от головокружения…

Интересно, какой химический состав имеет кровь молодой двадцатилетней женщины, когда в ней намешаны давняя, еще детская любовь, недавнее сильное переживание и все это разбавлено превышающей все возможные ПДК дозой гормонов?

Ну-да, наличие такого состава в крови несовместимо с жизнью, и мир вокруг Марьяны разорвался на тысячи мелких осколков, и все это было похоже на праздничный фейерверк, когда-то в детстве виденный ею в темном московском небе…

Она открыла глаза. В номере было тихо, и она почувствовала непривычную тяжесть, и поняла, что Макс во сне положил на нее тяжелую руку…

Вчера (или это было сегодня, она просто не могла сообразить толком!) он обнимал и целовал ее, и потом все было так замечательно, и он не выпустил ее из рук, и сгреб в охапку, когда она попыталась отодвинуться, и уткнулся носом в ее затылок, и они так и уснули…

Марьяна хотела повернуться, но ей было жалко: вдруг он проснется, и отодвинется от нее, и уже не будет возможности лежать рядом, прижимаясь к нему всем теплым со сна телом…

Видимо, она его все-таки разбудила, потому что Макс сильнее прижал ее, и рука его скользнула под простыню, и легла на бедро Марьяны, а потом и вовсе он повернул ее к себе. Стянув простыню, начал снова свои колдовские поцелуи, и Марьяна опять потеряла восстановившуюся, было, способность соображать…

Сердце ее стучало, как сумасшедшее, и мешало слушать нежности, которые он шептал ей, и от которых у нее кружилась голова…

И все-таки до нее донеслось имя, которое он произнес в ту секунду, когда контролировать себя уже не мог…

Это было имя другой женщины.

Макс уснул, уткнувшись носом в ее волосы. Марьяна осторожно высвободилась, проскользнула в ванную.

Она не плакала. Молча стоя под душем, ожесточенно тела и терла кожу пенной губкой, как будто надеялась смыть с себя поцелуи, украденные у другой женщины…

Завернувшись в полотенце, посмотрелась в зеркало: порез окончательно затянулся и был почти незаметен.

Рана в душе причиняла ей гораздо более сильную боль…

Платье, в котором она была вчера, высохло, и Марьяна натянула его. Конечно, оно было безнадежно испорчено, но по случаю раннего времени никто к ней приглядываться не будет.

Она подобрала волосы и огляделась: туфли, сумка… Кажется, все.

Поколебавшись ровно одно мгновение, она вынула из сумочки крошечный блокноте золоченым обрезом. Раньше она почему-то романтично представляла, что блокнот в сумочку вложили для записи кавалеров на танец (очень нужная в наши дни вещь!!), однако вот пригодился же…

Марьяна взяла золоченый карандашик и твердо вывела:

«Спасибо за все. Надеюсь, что по моей вине у вас не будет неприятностей.»

Подумав, мрачно улыбнулась и добавила:

«Привет Корин. М.»

С горечью подумала, что Макс даже не поинтересовался, как ее зовут…

Макс спал, и она оставила записку под его бумажником.

Тихо прикрыв за собой дверь, покинула номер. Так никого и не встретив, без проблем добралась до своей комнаты, переоделась в светлый дорожный костюм.

Сборы были недолгими, и уже через несколько минут Марьяна спустилась в вестибюль.

Консьерж вежливо попрощался с ней и проводил к дверям, профессионально доброжелательно улыбаясь. А может быть, и не профессионально, а от души: девушка была очень красивая, и консьерж залюбовался ее тонкой фигурой. Неожиданно взгляд его утратил утреннюю безмятежность…

Марьяна не заметила, что он внимательно посмотрел на ее туфли. После возвращения к конторке он придвинул к себе клавиатуру, нашел по номеру и запомнил имя: Мари Лотнер.

Его внимание было вознаграждено сторицей: за полчаса до окончания его смены, в вестибюле появился встрепанный Макс Руссель. Оглядевшись, он подошел к консьержу.

– Из отеля не выходила девушка в золотом вечернем платье?

– Нет. Но… – консьерж помялся, и огляделся по сторонам, – понимаете, у нас строжайше запрещено сообщать кому бы то ни было сведения о посетителях и клиентах…

Макс вынул из бумажника еще несколько купюр, придвинул их по полированной поверхности стойки.

Консьерж аккуратно отделил две купюры, остальные вежливо вернул обратно.

– Многого я вам сообщать не смогу, но вот… –Он повернул экран монитора: – Вашу Золушку зовут Мари Лотнер. Выехала сегодня, около девяти утра.

– А какие-нибудь координаты она оставила?

– Увы, нет. Хотя, можно посмотреть, кто ей заказывал номер. У нас, знаете ли, в связи с мероприятием, все номера заняты… Вот, номер заказывал Курт Рогге. Его координаты…

– Не надо, я знаком с ним.

Консьерж был доволен, и вечером порадовал свою жену рассказом о том, как он за одну туфельку получил вдвое больше денег, чем стоила полная пара…

Макс поднялся в номер.

Он и сам не знал, почему так огорчился исчезновению незнакомки…

Мари Лотнер… Это имя ничего ему не говорило, и, вместе с тем, ему казалось, что он раньше знал эту девушку.

Он ещэ раз перечитал записку, которую она оставила. Вот, она пишет о Корин. Наверное, он познакомился с ней во время своих диких загулов… Он и сам себя не помнил, не то, что девушек… Впрочем, нет, такую он бы не забыл…

Все еще под впечатлением встречи, он позвонил в офис Рогге, но там никто не слышал о Мари Лотнер. Назвав свое имя, он добился от секретарши личного номера Курта, но и тут ничего не узнал.

Заспанный Курт сначала ничего не мог понять, а потом узнал Макса. С неудовольствием спросил, зачем ему понадобилась девушка, и на невразумительное его пояснение ответил твердо:

– Макс, гонщик ты хороший, я вот и отца твоего знал, тоже спортсмен знатный был… А только номер тебе я ее не дам: она – хорошая девчонка, и пусть живет спокойно. Ты ведь способен испортить жизнь еще не одной девчонке, пока не перебесишься… Все, извини, я вчера не выспался и разговаривать с тобой не могу.

Так бесславно закончились розыски Макса. Впрочем, обедал он в компании друзей, новые встречи и впечатления заслонили от него память о девушке с темными тревожными глазами, и из его памяти быстро стерлись события той ночи.

Марьяна, и не подозревавшая о розысках, предпринятых Максом, в автобусе задремала, что было неудивительно, учитывая то, как она провела предыдущую ночь…