Всего месяц назад я шнуровал коньки и готовился тренироваться с командой Лос-Анджелеса. А сейчас я беру клюшку и выхожу с командой Сан-Франциско на первую игру сезона.
На льду я не думаю про всякую экзистенциальную ерунду типа «где я был, а где я сейчас». Сосредотачиваюсь только на игре, синхронизируюсь с командой. Прошло уже пять минут первого периода. Сердце колотится, когда я объезжаю игроков Аризоны на смене состава, а затем несусь за шайбой, набирая скорость. Стефан уже в зоне другой команды, плечом к плечу с соперником. Когда защитник подбирается слишком близко, капитан искусно передает шайбу мне.
Победа моя! В одну секунду траектория до ворот совершенно чиста. Но их вратарь – резвый мужик. Мгновение – и путь закрыт. Я обхожу очередного защитника, возможность появляется снова. Да, мать твою, да! Рвусь вперед, одно быстрое движение запястья и сильный удар.
Шайба летит прямо в вытянутую ногу со щитком.
Мои надежды на титул героя в первой же игре гибнут.
Но игра – дело долгое, открываются новые возможности. К концу второго периода в крови бурлит адреналин, я лечу по льду, ищу дыры в обороне, с трибун слышны крики поддержки. Они явно устали смотреть на нули в счете команды родного города.
Трибуны арены «Эвенджерс» продолжают реветь, мне хочется дать им хороший повод для восторгов. Но вратарь Аризоны – настоящая стена, никому не удается проскользнуть.
Стефан объезжает соперников по линии защиты, передает шайбу мне, и в этот момент весь мир сужается до точки. Шум стихает, зрение фокусируется, нет ничего важнее, чем забить гол.
Я уже почти бью по шайбе, когда передо мной вылетает защитник Аризоны, но я умудряюсь сделать передачу Стефану прежде, чем соперники уведут шайбу. Друг молниеносно реагирует и отправляет черный диск в полет до самого «домика»[8].
Лампы загораются, а с ними и мое амбициозное сердечко. Счет выровнялся, и я провел первую голевую передачу.
Один-единственный гол ощущается как огромная победа. Моя победа – и этого достаточно.
Я сижу на скамье во время вбрасывания и замечаю на трибунах фиолетовое мохнатое пятно. Она трясет своим огромным пушистым задом, машет руками над головой, как может заводит толпу.
Вот она подносит мохнатую руку – или это лапа – к уху, призывая толпу кричать громче.
Кажется, они скандируют «Армстронг».
Я не могу не улыбнуться.
Но я не позволяю себе расслабиться. Не позволяю себе улыбнуться. Не позволяю себе думать об Айви или отце. И больше не смотрю на них до конца игры. Нельзя отвлекаться.
Мы побеждаем, два один. Это скорее облегчение, чем радость.
После быстрого разговора с прессой, которым я снова пою свою песенку про «рад быть здесь», я иду по коридору, втыкаю наушники, выкручиваю AC/DC на полную громкость. Надеюсь, гремящая музыка выбьет из меня все эмоции, которые я не хочу испытывать при отце. Когда поворачиваю за угол, то уже готов к общению с ним. Он ждет меня: на лице улыбка, на голове ни единой залысины, на одной руке красуются часы «Вашерон Константин», а на другой – девушка лет на двадцать его младше. Мой отец очень умен, а его банковские счета тому прекрасное доказательство. Деньгами он распоряжаться умеет.
Но сердце у него мягче пуховой подушки.
А у меня, видимо, тверже камня, потому что я не рад за него и его очередную пассию. Ну что ж, время покажет.
Я вытаскиваю наушники.
– Привет, папа, – говорю я и хлопаю его по спине.
– Хороший был пас. Как ощущение после первой игры с новой командой?
– Отличные. – Не хочу открываться в присутствии Коры. Повод для этого один – я ей не доверяю. Но вежливость никто не отменял, поэтому я обращаюсь к женщине, которая в свои тридцать на целых три года старше меня: – Привет, Кора.
Она резким движением убирает с плеча блондинистые волосы. Одета она с иголочки, под стать отцу.
– Ты сегодня замечательно играл. Мы с отцом так тобой гордимся! – Ее голос – словно эхо отцовского.
Потому что они пара. Потому что они теперь как единое целое. Такие отношения были у папы с каждой его очередной подружкой с тех пор, как он бросил нас с мамой много-много лет назад.
А я? Я против любых привязанностей. Я как-то пытался остепениться с Тией, галеристкой из Сиэтла. Мы были вместе почти весь сезон. К концу года она постоянно твердила мне, что я слишком зациклен на работе, что я должен чаще появляться на ее мероприятиях, даже если они проходят прямо перед важными играми. Такие просьбы немножко усложнили наши отношения. Когда меня выкупили в Лос-Анджелес, она даже не хотела попытаться встречаться на расстоянии.
– Ты все равно всегда слишком отстраненный, – сказала она.
Ну, спасибо и на том.
Я оставил Тию в прошлом, а в настоящем у меня Сан-Франциско. У меня нет времени влюбляться, в отличие от моего отца.
– Сходишь с нами поужинать? – спрашивает папа. Я вижу, как Стефан идет в нашу сторону.
– Ты всегда такой голодный после матчей, – говорит Кора, как будто знает меня. Это не так. Просто тычет пальцем в небо.
Стефан приходит на помощь.
– Рад вас видеть, мистер Армстронг. Вынужден украсть у вас этого парня. Пора праздновать победу.
– Конечно, – говорит папа. Он знает о важности командного духа.
Я благодарен другу за спасение. Но еще больше я благодарен Айви, когда по пути к машине получаю ее сообщение.
Айви: Как прошел первый вечер на новой работе?
Я не могу сдержать короткой улыбки. Кажется, что с ней я могу быть искренним. Может, потому, что у нас нет никакого прошлого, никаких ожиданий. А может, потому, что в нашу первую встречу она вывалила на меня все свои странные проблемы с работой. Планирую сделать то же самое.
Хейз: Перенервничал. Но было весело. Как ты поталисманила?
Айви: А точно есть такой глагол?
Хейз: Теперь да.
Айви: Тогда я наталисманилась до упаду, но было весело.
Мы еще немного попереписывались, пока я шел к машине, но потом пришлось заставить себя отложить телефон.
– Эй Ты, что вам налить?
Вопрос задал мой друг Гейдж. Я рассматриваю сегодняшние предложения на меловой доске в его новом баре «Стикс энд Стоунс».
Стефан издает смешок, и они отбивают кулаки. Очевидно, Стефан очень рад, что Гейдж подыграл ему с прозвищем.
Я сурово смотрю на своего давнего друга, а теперь врага.
– Мужик, у тебя нет прав использовать это прозвище.
Умник шутливо играет бровями и говорит:
– Это право бармена. Если кто-то делится со мной историей, я имею право ее использовать.
Стефан откидывается на спинку барного стула, закидывает руки за голову и бросает на меня взгляд:
– Слушай, радуйся, что я помог выбрать тебе прозвище, а то был бы каким-нибудь «дружочком-пирожочком».
У меня вырывается стон; я ненавидел это прозвище, которое прилипло ко мне на первом курсе университета.
– Пошел в жопу. Просто. Пошел. В жопу. – С каждым словом он получает еще и средний палец.
– Если только в какую-нибудь упругую женскую, – говорит Стефан с усмешкой.
– Это мы любим.
– О да.
Я бросаю на него взгляд. Мы редко обсуждаем женщин на людях, Стефан особенно держит все при себе. Все-таки это личная жизнь.
Он смотрит на меня в ответ, в глазах понимание.
Мне становится спокойнее. Я и правда очень рад, что он не вкинул «дружочка-пирожочка». На первом курсе группа старшаков дали мне это прозвище, потому что я попал в команду на первом курсе. Мне оно не нравилось, да и «пирожком» я не был. Я всегда был выше и больше Викинга. Когда шутники выпустились, я стал Айсбергом. Вот это подходит стилю моей игры. Никаких эмоций.
Гейдж говорит из-за бара:
– Я могу перейти на «дружочка-пирожочка».
– Можешь почаще к нему так обращаться, – говорит Стефан.
Я потираю уставшую шею и сдаюсь.
– Ладно, можешь назвать как хочешь, убедил, – обращаюсь я к Кейджу. – Можно мне теперь бургер и эль?
– Уже готовим для нашего дружочка-пирожочка, – говорит Гейдж, а потом фальшиво-обреченно вздыхает, наливая из краника эль: – Ну вот! Никак не могу выбрать, какое прозвище использовать.
– От меня это никогда не отлипнет, да? – спрашиваю я.
– Мы не позволим, – отвечает Стефан, а потом заказывает еду для себя.
Минутой позже Гейдж ставит передо мной кружку со сказочным золотым напитком, а Стефану подает стаут[9], потом разворачивается и, видимо, передает на кухню наши заказы. Гейдж старше меня на пару лет, мы выросли на одной улице. Он как старший брат, которого у меня никогда не было. Я счастлив, что он добился такого успеха. Он годами батрачил на бар в Сакраменто, в одиночку воспитывая ребенка после смерти жены. Гейдж всегда мечтал открыть свой бизнес, а теперь его новая точка привлекает кучу людей. Не могу не порадоваться за него.
Он возвращается и гордо осматривается: повсюду спортивный инвентарь, дорогое темное дерево, кожаные диваны, медная посуда. Место получилось молодежное. Если гость не хочет смотреть матчи, может поиграть в пинг-понг или пул. Каждый найдет чем заняться.
– Неплохо, да? – говорит Гейдж.
– Более чем, – отвечает Стефан с гордостью за своего бизнес-партнера.
Взгляд зеленых глаз Гейджа встречается с моим:
– А ты тоже сегодня был неплох на льду.
– Спасибо, – благодарю я, чувствуя, как перехватывает дыхание. – Осталось повторить то же самое еще в восемьдесят одной игре сезона.
Стефан ставит стакан на стол и переводит на меня серьезный взгляд. Шутки кончились.
– У тебя все получится, Армстронг, я знаю, – говорит капитан, и я уже не могу сдержать улыбку.
– Спасибо.
Гейдж начинает вытирать стойку и вопросительно кивает на меня:
– Так, ну, победа победой, а как в остальном прошла твоя неделя?
Дел много. Хорошего много, да не все. Решаю пожаловаться.
– Ну, слушай, я встретил в лифте милашку. Пофлиртовал с ней. Потом выяснилось, что мы работаем вместе.
Стефан резко переводит на меня заинтересованный взгляд.