Настя отошла от окна, за которым уже несколько дней шумел дождь. Их соседка бабушка Света когда-то говорила, что в их полосе сентябрь всегда был дождливым, да только люди стали забывать об этом, жалуясь на продолжающуюся летнюю жару. Но в этом году бабушкины прогнозы сбывались. Или Настя сама вызывала этот нескончаемый дождь? Когда на душе тяжело, то и за окном мрак. Девушка легла на сырое одеяло и скрутилась калачиком, пряча замёрзшие ладони под тёплой вязанной кофтой. Завтра опять одно и то же — цифры, цифры, сколько сдано, сколько отправлено в область, сколько на завод, сколько утилизировано. Молоко, мясо, молоко, мясо…
Тихо вздохнув, Настя закрыла глаза, стараясь не выпустить слёзы на волю, иначе разрыдается в голос. Прошло уже почти три месяца после нелепой гибели родителей, а легче не становилось. И не оттого, что потеряла единственных родных на этой планете людей, а потому что с их уходом вскрылись огромные долги отца, что непосильной тяжестью легли на её плечи. А главное, большой неподъёмный для Насти кредит в банке. Правда, один их клерков — худой прыщавый парень — очень доступно в присутствии таких же спесивых молодых людей с сальными улыбочками объяснил ей, каким образом она может долг «отработать». После чего получил пощёчину и заткнулся, глядя на Настю покрасневшими от гнева глазами. Только вот сделать ничего не мог, потому что рядом с Настей стоял Женя. Её первая и, как она надеялась, единственная любовь. Её первый мужчина. Который сейчас далеко-далеко…
…Они танцевали в центре зала — красавица выпускница-медалистка Анастасия Захарова и обаятельный хулиган Евгений Комар. Будущие журналистка и архитектор, как они мечтали и надеялись. А после танца они просто сбежали. Они не пошли встречать рассвет со своими уже бывшими одноклассниками, они встретили свой рассвет. Наполненный нежными признаниями и негромкими стонами. И как ни хотелось остаться вместе, но Насте пришлось уйти, потому что мама Жени Зинаида Мироновна вот-вот должна была прийти с ночной смены. Настя выпорхнула из дома любимого, с улыбкой махнула рукой и побежала домой, чтобы завершить приготовления к отъезду в областной центр, где собиралась поступать в институт. Но ничему этому не суждено было осуществиться, потому что в эту счастливую для неё ночь автомастерская отца непонятно почему сгорела дотла, а вместе с ней погибли и Настины родители — задохнулись в дыму из-за того, что странным образом заклинило входную дверь.
Несколько последующих дней она прожила в какой-то прострации, пока на кухонный стол не легли документы из банка. Кредит… который теперь выплачивать вместо погибшего отца придётся ей. Анастасии Степановне Захаровой. Указанная в тексте цифра заставила девушку замереть — несколько сотен тысяч рублей. Как вернуть такую огромную сумму, она не представляла. А это означало, что с мечтой о журналистике придётся попрощаться и ей необходимо срочно искать работу, чтобы хоть как-то выплачивать деньги. Она уговорила Женю пойти с ней в банк, узнать подробности и условия погашения долга, а получила только непристойное предложение. Евгений через неделю уехал поступать в институт, а Настя с трудом устроилась учётчицей на ферму, что находилась за городом, недалеко от её теперь одинокого дома. С долгами знакомым и так называемым друзьям отца всё решилось просто — никаких письменных доказательств у одолживших не оказалось, а некоторые вошли в положение убитой горем девушки и махнули на всё рукой. Но не банк. Насте пришлось продать свою и мамину шубы, золотые украшения, которые мама хранила как память о своей юности, но вырученных денег едва хватило, чтобы сделать первый взнос. Как жить дальше, точнее, как выживать, Настя не знала. Днём она работала на ферме, а ночами мыла детский бассейн на окраине их городка…
В окно стукнула ветка, и Настя испуганно вскочила с кровати. Уже почти девять, пора собираться в бассейн. Она обулась, набросила дождевик и вышла в дождь. Под ногами противно чавкало, затягивая резиновые сапоги в густую грязь, дождь молотил по плотной ткани плаща, стекая крупными каплями с широкого козырька, мешая рассмотреть дорогу и заборы частных домов. Зря она сегодня поддалась воспоминаниям. Тоска, поглотившая Настю после смерти родителей и отъезда любимого Жени, навалилась и будто до боли сжала шею и плечи, мешая вдохнуть поглубже и расслабить затёкшие мышцы. Нельзя, ни в коем случае нельзя расслабляться. Иначе не выжить, не вытянуть; ещё не всё потеряно, ещё будет и на её улице праздник. А будет ли? Поживём — увидим.
***
Она с силой провела щёткой по бортику, обложенному цветной мозаикой и замерла — где-то грохнула дверь. Настя быстро выключила водный пылесос и спряталась за дверью в кладовую. В зал вошёл незнакомый мужчина и внимательно осмотрел помещение. Высокий, в дорогом осеннем пальто, ботинки чистые несмотря на непогоду. Он с нетерпением посмотрел на запястье, где сверкнули дорогие часы, и опять окинул помещение взглядом.
— Есть тут кто живой? Ау!
Его голос разнёсся эхом по углам и затих. Незнакомец подошёл ближе к краю бассейна и неожиданно широко улыбнулся. Затем ещё раз осмотрелся и пожал плечами. Настя затаила дыхание, но в носу что-то защекотало, и она негромко чихнула. От неожиданного звука мужчина вздрогнул и резко всем телом повернулся в её сторону.
— Выходите! — В его голосе прорезались властные нотки, будто этот человек привык приказывать. — Не заставляйте меня вытаскивать вас силой. Да не бойтесь вы, ничего вам дурного никто не сделает, — спокойно и с улыбкой закончил он.
Настя вышла из своего убежища и остановилась, готовая в любой момент сорваться и броситься вон из огромного помещения.
Мужчина улыбнулся и приветственно качнул головой:
— Добрый вечер. Или уже доброй ночи? Простите меня, но я здесь впервые, вот заплутал немного, увидел свет и на свой страх и риск решил заглянуть. Скажите, милая девушка, как мне попасть на базу отдыха? Боже мой, я же название у брата не спросил, растяпа!
Настя усмехнулась и успокаивающе ответила:
— Не беспокойтесь по пустякам, база отдыха у нас одна. Вы на машине? — Она увидела утвердительный кивок и махнула рукой в сторону: — От нас поверните направо, база за лесом, мимо, поверьте, вы не проедете — там всегда горит фонарь в виде маяка. А называется база просто «Охотничий клуб». Правда, охоты у нас не бывает, исключительно рыбалка.
Мужчина усмехнулся и чуть склонил голову, затем повернулся к выходу и неожиданно остановился, бросив через плечо:
— У вас дверь была открыта. Я сейчас уеду, а вы, пожалуйста, запритесь. Уже поздно, а в лесу, наверное, лешие и духи водятся.
Незнакомец вышел, Настя услышала гул мотора — и наступила тишина, разбавляемая звуком падающих редких капель воды из крана. Девушка сорвалась с места, выбежала на крыльцо и уставилась на открытую дверь. Но этого просто не могло быть! Она точно помнила, что запиралась, как же он вошёл? Или от усталости она забыла закрыть замок? Но как бы там ни было — мужчина оказался порядочным и честным, не испугал одинокую девушку и даже не попытался сделать что-то гадкое. Настя повернула ключ и устало прислонилась к стене. Как бы ни было велико её желание остаться здесь и уснуть где-нибудь в уголочке, надо убрать инвентарь, включить фильтры для воды и возвращаться домой. А с раннего утра опять на работу…
***
Баба Света долила кипятка в Настину чашку и тихо сказала:
— Уезжать тебе надо, девка, нет тут у тебя надежды на что-то светлое. И чего ты на ту ферму-то подалась? Ты сколько языков знаешь?
— Три, — тихо ответила Настя и улыбнулась своим воспоминаниям. Пусть отец и морщился, но мама была непреклонна в этом вопросе и иногда по нескольку часов говорила с дочерью исключительно на каком-нибудь языке — чаще на английском, реже на немецком, а когда хотела повеселиться, хотя это было очень редко, то переходила на испанский.
— Ну, — расстроенно проговорила баба Света, — надо было куда-то в солидные конторы устраиваться. Кому там в том усть-пердюйском навозе языки твои нужны?
— Баба Света, везде дипломы и опыт работы требуется, а у меня ни того, ни другого. Вот рассчитаюсь с отцовскими долгами, даст бог, учиться начну, тогда и посмотрим.
— Тебе, Настёна, родственников бы поискать. Гладишь, полегче бы стало.
Настя через силу улыбнулась и подула на руки, пытаясь согреть ледяные пальцы:
— Да все наши родственники по отцу тут живут — чего их искать, только помогать не торопятся, а со стороны мамы нет у нас никого, баб Света. Мама никогда о своих родных ничего не говорила. Только думаю, что не здешняя она, да по её внешности это и так видно было. У нас все русявые, а она вон какая была! И глаза немного раскосые.
Соседка улыбнулась и отхлебнула из чашки. Затем чуть наклонила голову набок и заметила:
— Так и ты вся в мать. Потому и заглядываются на тебя все мужики от мала до велика. Тронуть только боятся, потому что знают, что за такими чернявыми семьи стоят, а эти и зарезать могут.
Настя испуганно посмотрела на женщину и прошептала:
— Вы что говорите такое? Это как это — зарезать?
Баба Света молча покачала головой, затем тяжело поднялась и вышла из комнаты. Вскоре вернулась с небольшим зеркалом и поставила его на стол.
— Смотри в него. Кого видишь?
— Себя. Кого же ещё, — недовольно буркнула Настя.
— Эх, девка, а ты внимательнее смотри. Ну? Ты таких у нас много видала? Правильно, ни одной! Волосы тёмные, почти чёрные, глаза, сама говорила, раскосые. Яркая вся, будто тебя в горах нашли. А от папаши твоего непутёвого ничего нет. И не спорь со мной, мала ещё. Не наша ты, Настёна, имя только дали тебе местное, да и то по ошибке. Вот мать твоя правильно звалась — Бэлла. Это имя и тебе больше подходит. Так что надо искать семью, девка, твою семью. Из которой мать твоя была. А Степановы родственники тебе не помощники. Только пьянки да гулянки на уме, вон даже с долгами не помогают. Никак не пойму, и что в Стёпке мать твоя нашла? Гуляка, раздолбай да в долгах как в шелках. И она будто княгиня какая южная. Вот правильно народ говорит — любовь зла, полюбишь и Степана. А что в той любви было? Ни тебе счастья, ни тебе денёг, одно только было на уме — разбогатеть да соседям всем носы утереть. А чем закончилось? Ох, беда-беда, и сам не жил, и дочь живьём схоронил в этой глуши.
Настя слушала соседку, чувствуя, как непомерная усталость ложилась тяжким грузом на плечи, глаза закрывались, сон сковывал девушку своими крепкими объятиями.
— Давай вставай, я тебе на кухне постелю. Там и теплее будет, и поспишь подольше. А я завтра утром тебя разбужу.
— Неудобно как-то, баб Свет, я лучше домой пойду.
— Пойдёшь, пойдёшь. А теперь спи давай.
Настя свернулась под тёплым одеялом, вдыхая аромат сушёных трав, и провалилась в сон, услышав будто наяву «ашхы кечели бол, къыз»*. Мама часто говорила фразы на незнакомом языке, но только тогда, когда Настя уже спала, или пела песни, если рядом никого не было. Однако никогда не вспоминала и никогда не говорила о своих родных. У Насти были дедушка и бабушка, но только со стороны отца, с которыми мама держала себя очень строго. Она вообще была строгой, неразговорчивой, гордой Бэллой Башировной. И только с отцом становилась мягкой и преданной Белкой. Может, и права баба Света — нездешняя была её мама, только раньше никогда никто не задавал таких вопросов, а теперь и спросить не у кого. Ушла мама, так и не узнав, в какую западню загнал отец свою единственную дочь. Одно утешение у неё осталось — это Женя, который часто звонил и писал ей электронные письма. Любимый Женька…
*«ашхы кечели бол, къыз» — дословно «чтобы твоя ночь была хорошей, дочь» (иными словами — «спокойной ночи») — перевод с карачаевского языка.